"Паутина Большого террора" - читать интересную книгу автора (Эпплбаум Энн)

Дом свиданий

Однако главным источником радостных или мучительных переживаний заключенных были не письма и не посылки, а свидания с родными — с женой, с мужем, с матерью. Право на свидания имели лишь те, кто выполнял трудовую норму и все требования лагерного режима. Официальные документы прямо называли свидание высшей формой поощрения за

Возможность встречи с близким человеком была чрезвычайно мощным стимулом для хорошего поведения.

Разумеется, родственники решались приехать не ко всем. Для того чтобы поддерживать связь с арестованным «врагом народа», от них требовалось немалое душевное мужество. А поездка на Колыму, в Воркуту, в Норильск или в Казахстан, пусть даже на правах свободного гражданина, требовала и физической стойкости. Надо было долго ехать на поезде в дальние, дикие места, а затем идти пешком или трястись в кузове грузовика до лагпункта. После этого часто приходилось ждать несколько дней или даже недель, упрашивая глумливых лагерных начальников разрешить свидание с заключенным — свидание, в котором вполне могли отказать без объяснения причин. Затем — долгий путь обратно тем же маршрутом.

Помимо физических тягот — страшное душевное напряжение. Родственники заключенных, пишет Герлинг-Грудзинский,

Смятение испытывали не только взрослые, но и дети. Двухлетний сын одного заключенного, когда ему сказали: «Пойди, поцелуй папу», бросился к охраннику и обнял его за шею[862]. Дочь конструктора ракет Сергея Королева вспоминала, как ее привезли к отцу, работавшему в «шарашке». Перед свиданием ей говорили, что он прилетел из командировки на самолете. «Как же ты сумел сесть, тут такой маленький дворик?» — спросила она[863].

В тюрьмах и в некоторых лагерях свидания непременно были короткими. Обычно на них присутствовал надзиратель, что тоже создавало колоссальное напряжение.

Еще более трагична история, рассказанная Быстролетовым. В 1941 году ему предоставили несколько свиданий с женой в присутствии надзирателя. Жена была больна туберкулезом и приехала из Москвы проститься перед смертью. Прощаясь, жена обняла его за шею, надзиратель стал отрывать ее руки, говоря, что свидание окончено. Она упала, из горла у нее хлынула кровь. Не помня себя, Быстролетов бросился на надзирателя и избил его в кровь. От суда и сурового наказания его спасла война, начавшаяся именно в этот день. В переполохе на его проступок махнули рукой. Жену он больше не видел[865].

Надзиратели, однако, присутствовали не на всех свиданиях. В крупных лагерях заключенным иногда разрешали «личные свидания», длившиеся несколько дней. С 40-х годов такие встречи обычно происходили в специальных «домах свиданий» на краю лагеря. Один такой дом описывает Герлинг-Грудзинский:

Увы, эти «мечты о воле» часто сменялись горечью. Свидания далеко не всегда были радостными. Случалось, заключенный, предчувствуя, что живым ему из лагеря не выйти, встречал родственников просьбой больше не приезжать. «Ты этот адрес забудь. Мне важнее, чтобы у тебя все было в порядке», — сказала одна заключенная брату, с которым разговаривала двадцать минут на двадцатиградусном морозе[867]. Мужчины, к которым после долгой разлуки приезжали жены, испытывали, пишет Герлинг-Грудзинский, беспокойство особого рода:

Жены, приезжавшие с воли, рассказывали мужьям о своих тяготах, которых тоже хватало. Многим из-за ареста мужа трудно было найти работу, их не принимали в учебные заведения; иной раз женщинам приходилось скрывать замужество от подозрительных соседей. Некоторые приезжали сообщить о своем решении развестись. В романе «В круге первом» Солженицын с поразительным сочувствием приводит один такой разговор, основанный на его подлинном разговоре с женой Натальей. В книге Надя, жена заключенного Нержина, может из-за своего замужества потерять и работу, и место в общежитии, и возможность защитить диссертацию. Развод — единственный шанс, дающий «путь в жизни».

Свидание и по другим причинам могло быть хуже, чем его отсутствие. Израиль Мазус, который был в лагерях в 50-е годы, рассказывает историю заключенного, к которому приехала на свидание жена. Он сообщил о предстоящей встрече другим, о чем потом пожалел. Пока он проходил все обычные в таких случаях процедуры — мылся в бане, брился у парикмахера, получал в каптерке приличную одежду, — ему беспрестанно подмигивали, тыкали его в бок, намекали на скрипучую кровать в комнате свиданий[870]. Но надзиратель не захотел оставить его с женой вдвоем. Какое уж тут «окошко на волю».

Соприкосновения с внешним миром всегда были чем-то осложнены — ожиданием, желанием, тревогой. Снова процитирую Герлинга-Грудзинского:

Герлинг-Грудзинский, которому как иностранцу некого было ждать, тем не менее понимал значение дома свиданий яснее, чем многие советские авторы:

Окей.