"Частная жизнь кардинала Ришелье" - читать интересную книгу автора (Липовска Алиция)

Глава IV. Милорд Сомерсет

4.1. Дуэль
Потоки дней… Но кто зовет меня, вздыхая? На праздник? или казнь? иль исповедь грехов? ЖАН ТАРДЬЕ

Лианкур, наконец, обрел тот покой, о котором мечтал пребывая в длительных отлучках от вожделенного Парижа. Он не испытывал большой потребности находится подле своего светлейшего родственника-министра, так как был человеком лишенным способности плести хитроумные интриги и подсиживать ближних своих. Но он любил городские развлечения. И спокойно наслаждался беседами в популярных салонах, кроме "Голубой гостиной".

Не то чтобы вход в сей прекрасный чертог любезному герцогу был заказан. Вовсе нет! Просто сам Лианкур не желал, что бы после посещения салона Артеники, как называла себя маркиза Рамбуйе, он был хоть и весьма любезно, но все же допрошен либо Рошфором, либо самим Красным герцогом. Посему Лианкур ходил лишь в салон к племяннице да к ее близкой подруге - мадам дю Вижан.

Ядвига же с упорством шляхтенки отдалялась от парижского света. Всю зиму 1639 и весну уже нового 1640 года герцогиня Лианкур посвятила посещениям горького госпиталя возле кладбище невинноубиенных. Поскольку никакого осуждения от круга Ришелье, да и от самого великого министра, на сей драмат не исходило, то упорная полячка лечила простолюдинов и тех, кто уже с той поры начал превращаться в буржуазию. Будь она более приветлива с высшим светом, то возможно она стала бы модным лекарем и достопримечательностью Парижа. Но резкая герцогиня предпочла чернь и была наказана всеобщим презрением и забвением.

Мэтр Шико, который изредка наведывался в домик на ул. Бюси, вместе с красивой испаночкой удивлялся терпению полячки и подозревал, что это искупительная жертва за какой-то необычный грех.

1640 год был также полон нестабильности, как и прошедший. Господин Главный никоем образом не покорялся наставлениям со стороны премьер-министра. Их ссоры уже стали предметом всеобщего обсуждения.

Король, который уже несколько успокоился после удаления Коссена от двора вновь испытывал нежные дружеские чувства к своему наставнику. Он с убийственным откровением сообщал о своих любовных ссорах с Сен-Маром. Ришелье же мог только надеяться, что столь бурные, разрушительные и неровные отношения изживут сами себя прежде, чем причинят слишком много вреда.

В 1640 году французы осаждали Аррас. На инспекцию этой осады кардинал выехал чуть ранее короля. Вернулся же он оттуда чрезвычайно больным. Именно тогда у него появился паланкин, в котором его носили, когда приступы геморроя не давали ему сидеть. А ехать было необходимо.

Благодаря злословию Сен-Мара, а также памфетам Матье де Морга политический имидж кардинала в этом году был сильно подпорчен. Поэтому на смену его несравненному обаянию стали приходить осторожность и притворство. Невольно он сам сделал себя мишенью для упреков одновременно как в театральной пышности, так и в мелочной скаредности.

Помимо военных тревог и интриг фаворита Сен-Мара Ришелье пришлось также попереживать из-за теологических разногласий с папским нунцием. В Риме вообще возникло противостояние между итальянской и французской церковью. На что кардинал философски заметил, что "авторитет церкви часто используется для прикрытия сугубо земных устремлений".

Французская церковь предоставила убежище для турецких невольников из испанского посольства. Позже выяснилось, что одним из этих пленников оказался Селим, который вел приватные беседы с герцогиней Лианкур уже дважды и намеревался с посольством попасть в Париж пред светлы очи герцога Ришелье. Селима со всяческими предосторожностями доставили до столицы, но французский посол в Риме пострадал - застрелили его конюшего…

Супруга Лианкура, вынужденная прервать свое подвижничествов больнице, худая и от этого совсем некрасивая, прибыла в отель, где обитал Рошфор для общения с таким же измученным турком.

Беседа была плодотворной и турецкого эмиссара с почетным эскортом и верительными грамотами бережно проводили морем.

Волею судьбы пути кардинала и Ядвиги не пересекались. Любовники любят свои несчастья сильнее, чем свои радости. Министр был погружен в судьбы государства, полячка занята любимым делом. Так текли недели и месяцы. Но вот в Париж прибыл милорд Сомерсет.

Прибыв в Рюэль, а затем отправившись в Лувр английский герцог искал хотя бы признаки своенравной герцогини Лианкур, оставившей его без всякой благодарности в Гранаде. Но герцогини не было нигде. Впрочем даже ее супруга, к которому он испытывал лишь брезгливость, также не было нигде. Не имея в Париже ни осведомителей, ни друзей, герцог уже начал свыкаться с мыслю, что мадам Лианкур для него потеряна на веки, как вдруг он не услышал от одной знатной особы женского пола, что герцогиня так низко пала, что врачует чернь. Герцог вместе с пажом решил прогуляться возле кладбища невинноубиенных и его прогулка оправдалась. Он увидел как дама, действительно похожая на знакомый ему образ брела из госпиталя под охраной двух лакеев. Затем она скрылась в небольшом домике, возле которого Сомерсет также организовал дозор. И тут он был вознагражден за ожидание, ибо полчка через час вышла из дома. Герцог преградил даме путь.

- Сударыня, - начал он взволновано, - как уповать на милость того, кто меня гонит? И все же кому, как не вам, поведать мне свою печаль, взыскуя утешенья, коли не в слушании вашем?

- Милорд Сомерсет? - подняла брови удивленная Ядвига, - Мой слух не привык к таким изыскам речи!

- Что случилось с вами, мадам? - ответил герцог вопросом на вопрос, - Почему вы решили умучивать себя неблагодарным трудом в больнице?

- Я расплачиваюсь за грехи свои, - просто ответила полячка, - Разрешите, сударь. Мне сесть в свой экипаж и вернуться в дом, где я могу отдохнуть от ужасов дня.

Памятуя о том, что герцогиня является женщиной чрезвычайно решительной, Сомерсет пропустил даму к стоявшей неподалеку карете. Не оборачиваясь и не прощаясь Ядвига забралась в свой экипаж и укатила на нем оставив милорда со своими размышлениями одного.


***

Герцог Лианкур столкнулся с милордом Сомерсетом в Пале-Кардинале на следующий день после встречи лорда и Ядвиги. Английский пэр был хмур, взгляд его блуждал поверх голов. Лианкур намеревался тихонько проскочить мимо своего недруга, но был остановлен брошенной фразой.

Герцог де Лианкур, очевидно, окончательно ослабел на голову, с коей, впрочем, он не дружил и раньше, если позволяет своей супруге врачевать чернь в презренной больнице! - бросил Сомерсет как бы ни к кому не обращаясь.

Лианкур не был вспыльчивым по натуре и возможно оставил бы данное замечание без ответа, если бы публика, которая толклась во дворце кардинала постоянно, не залилась радостным смехов, почуяв возможность развеять скуку наблюдением ссоры. Обстоятельства требовали того, чтобы он ответил. Герцог вздохнул. Больше всего ему хотелось повернуться и уйти, но тогда молва окрестит его трусом, а это существо может повлиять на его репутацию.

Наилюбезнейший милорд Сомерсет! - Лианкур кисло улыбнулся англичанину, - Моя супруга вольна делать то, что ей заблагорассудится. И в госпиталь она ходит только потому, что дала обет святой королеве Ядвиги, которая хоть и была королевой Жечи Посполитой, но также, как моя супруга, не брезговала врачеванием.

В своем ли вы уме, сударь! Может быть королева Ядвига и врачевала, но уж не в смрадной больнице для особ низшего происхождения!

Эх, милорд! - Лианкур снова скроил недовольную гримасу, - Ваше заблуждение весьма глубоко! Ибо наидобрейшая королева Ядвига лечила всех без разбору на реестры и звания! Эта наипрекраснейшая королева и наиученейшая женщина заходила даже в лачуги к нищим, если на то была нужда. И поэтому смею вам, герцог, сказать, что это вы недостаточно дружите со своей головой, ибо что совершала королева, то могут и повторять ее подданные. А герцогиня Лианкур выросла в стране, где прекрасная королева избрана святой!

Сомерсет побледнел.

Я не осуждаю вашу супругу, герцог! - произнес он громко, - я осуждаю ваше бездействие, ибо настоящий мужчина, а не то, что представляете из себя вы, сударь, не позволит высокородной даме без должной свиты идти одной по дороге вблизи кладюища, где сброд Парижа делиться справляет свой шабаш.

Вы хотите ссоры, милорд? - спросил Лианкур.

Я жажду сатисфакции! - ответил Сомерсет, - Вы, месье, наиничтожнейший из мужей, ибо постоянно подвергаете даму, которой дано высокое положение, опасностям и превратностям, для которых созданы более низкие людишки.

Что ж! - Лианкур сузил глаза и закусил губу, - Пора расплатиться с вами, герцог, за все ваши оскорбления и унижения. В особняк мадам де Лиль будут отправлены мои секунданты.

После этих слов Лианкур подчеркнуто вежливо раскланился с Сомерсетом и ушел…

Ядвига сидела в ванне, когда Мадлен-Сесиль, ставшая ее камеристкой после возвращения супругов в Париж, с испуганным выражением на лице сообщила, что герцог отправился куда-то на ночь глядя и попросил передать мадам записку.

Герцогиня развернула небольшой свиток и быстро пробежала его глазами.

Жильберта! Быстро высуши мне волосы! - закричала она сильно побледнев, - и платье мне скорее неси!

Служанка прибежала в комнату и начала быстро закручивать волосы своей госпожи в льняную тканину.

Через 20 минут герцогиня Лианкур одетая в изумрудное платье и серый шелковый плащ сбегала со ступенек своего отеля к стоящему рядом экипажу. Волосы ее были аккуратно зачесаны, так как еще окончательно не просохли и были покорны гребню.

Карета быстро мчалась по широкой улице окраины, пока не доехала до центральной части Парижа.

Этьен! - закричала кучеру высунувшаяся из кареты Ядвига, - быстрее! Это дело жизни и смерти.

Рошфор, выходящий из своего отеля увидел, как карета с гербами герцогов Лианкуров свернула в знакомый ему проулок, пользующий дурной репутацией, ибо там дворяне, не желающие исполнять указ короля о запрещении дуэлей, сводили счеты с друг другом.

Это еще, что за диво такое? - удивился бледный маркиз, - Надо заглянуть, что там происходит.

И он свернул по пути кареты в закоулок.

Зрелище представшие перед его глазами было весьма драматичным. Оба герцога, окровавленные и шатающиеся, продолжали стоять в позиции друг перед другом. Возможно они бы попытались сойтись, но герцогиня Лианкур стояла между ними.

Шпаги в ножны! - закричал Рошфор подбегая.

Герцог Лианкур отбросил шпагу и сделал шаг к другу. Но тут жизненные силы его истощились и он плашмя упал на вымощенную булыжником улицу. Супруга наклонилась над ним.

Ядзя, - еле слышно прошептал герцог, - по моему разумению - это конец. Прости. И проси его, чтобы он вернул тебе свою милость. Ибо ты тут будешь совсем одна… И мальчик… Ты должна…

Кровавая пена выступила на губах несчастного герцога. Он попытался еще что-то произнести, но звук вырывался лишь через пробитое легкое. Ядвига руками пыталась зажать рану, но воздух из легкого продолжал выходить. По бледным губам герцога скользнула улыбка, он слабым движением сделал попытку оттолкнуть руки жены от раны. Вздохнул и… отошел в мир иной. Ядвига опустила руки и беззвучно плакала над телом супруга.

Тем временем кто-то из прислуги Рошфора уже прибыл с отрядом гвардейцев. Герцог Сомерсет картинно сломал шпагу на глазах у прибывших и, повинуясь приказу лейтенанта, пошел в центре отряда прочь от поверженного врага. Однако пройдя несколько шагов он неожиданно сложился и упал без чувств. Герцогиня Лианкур продолжала оплакивать мужа и к его упавшему сопернику не поднялась. Гвардейцы быстро организовали носилки и унесли бесчувственного лорда в Бастилию.

Несколько людей Рошфора перенесли тело Лианкура в карету. Герцогиня отказалась от сопровождения и отбыла с бренными останками в свой отель.


***

Ришелье внимательно выслушал бледного маркиза.

Неисповедимы пути Господни, любезный мой Рошфор, - сказал он по окончанию повествования о дуэли между Сомерсетом и Лианкуром, - насколько мое сознание позволяет мне хранить в своих глубинах память о житейских делах своих родственников, я помню, что герцог все отписал племяннику Плесси-Лианкуру. Теперь тот станет герцогом. Вдове же останется только охотничий замок.

Это печально, Ваша Светлость! - ответил Рошфор, - Герцогине будет трудно жить на маленькую ренту.

Я попытаюсь расположить Его Величество к сиротскому положению бедной вдовы и испросить ей какой-нибудь пенсион, - задумчиво произнес кардинал, - но это произойдет не в близкий срок! Поэтому необходимо вам, маркиз, отправиться к мадам, и передать ей некую сумму на расходы по погребению супруга и для найма нового жилища. Постарайтесь и в этом помочь герцогине.

Рошфор откланялся и направился в дом Лианкуров.

Отель уже был приведен в надлежащий траурный вид. Вдова Лианкура в черно-лиловом платье сидела у гроба мужа. Ее лицо напоминала гипсовую посмертную маску, которую в этот момент снимали с лица покойного.

Благодарю вас, любезный сударь, что пришли в мой печальный дом, - сказала Ядвига поднимаясь, - Сик транзит глориа мунди!

Я скорблю вместе с вами, Ваша Светлость! - Рошфор почтительно наклонил голову, - Позвольте мне вручить вам, мадам, дар высокопреосвященства.

Позвольте мне еще раз вас поблагодарить, маркиз, - прошептала Ядвига, - К сожалению, я вынуждена покинуть и вас и останки моего мужа, ибо чувствую, что сознание покидает меня.

И оперевшись на руку Мадлен-Сесиль вдовствующая герцогиня Лианкур отправилась в свою комнату, где сразу повалилась на кровать в почти бессознательном состоянии…