"Частная жизнь кардинала Ришелье" - читать интересную книгу автора (Липовска Алиция)

4.4. "Семейное" Рождество

C 1637 года королевский дом и родственники кардинала справляли праздник Рождества Христова. Не смотря на войну и прочие неприятности. Этот год не являлся исключением.

Ришелье соблюдал строго положенный предпраздничный пост. Король же, измученный очередной размолвкой с Сен-Маром, позволил себе отойти от традиционной предписанной кухни, но только в узком кругу. Ибо для своего строго министра он старался создать атмосферу благочестия.

В этот вечер Ришелье вынужден был поужинать и не только салатом. А еще он принял, как лекарство, несколько ложек неподслащенного какао, которое прописал ему Ситуа для поддержания бодрости. Раньше министр пробывал для этих целей и кофе, но потом Ла Менардье отследил, что после принятия кофе у кардинала начинается головная боль, поэтому от кофе отказались.

Итак, после церемонии подготовки к празднику, вся челядь отправилась спать за исключением ночного секретаря, аптекаря и мэтра Шико, который сегодня, по графику, обязан был провести ночь в покоях Его Высокопреосвященства. По окончанию процедур лекарь сел в кресло возле кровати премьер-министра и поскольку тот ничего не диктовал секретарю и не читал никакие документы, Шико развлекал кардинала рассказами об аптекарских обычаях.

В первом часу ночи кардинал встал с постели.

- Мэтр. - очень тихо, чтобы не разбудить спящих секретаря и аптекаря, сказал Ришелье медику, - я желаю вместе с вами совершить одну поездку. Ваша задача сейчас сделать все достаточно тихо и привлечь по возможности как можно меньше людей. Сейчас вам необходимо спустится в каретный двор и попросить Ла Мота найти кучера черного экипажа. Он поймет в чем дело. Экипаж пусть ждет возле северной калитки! Вы же быстро вернетесь сюда. Ибо я не хочу будить камердинера, а мне надобно укутаться потеплее, что бы не застудиться.

- Но… Ваше Высокопреосвященство! - начал было Шико и сразу смолк под красноречивым взглядом Ришелье…

Дети уснули поздно. Давид очень долго капризничал и не хотел засыпать. Ядвига начала опасаться, что у ребенка что-нибудь болит. Она осмотрела его горло. Пощупала пульс. Понадавливала на козелки ушек. Ей показалось, что никаких реакций и болей у малыша не было. Наконец малыш раззевался и позволил отнести Хасинте себя в детскую.

Вдовствующая герцогиня Лианкур присела на стул в прихожей. Тут никого не было и она хотела собраться с мыслями.

Дом был практически не охраняем. Всех слуг Ядвига отпустила встречать праздник дома. С ней оставались лишь Хасинта, Жильберта да Али. Хасинте и Али просто некуда было идти, а Жильберта считала, что хоть кто-то должен помочь хозяйке в приготовлении пищи, да и в прочих домашних мелочах. Месяц назад Ядвига отпустила и повара и кухарку и теперь стряпней по мере незагруженности занимались все женщины дома. Сама герцогиня не являлась исключением.

Сидя на стуле и размышляя о том, что же завтра устроить веселое для детей, полячка также подумала, что неплохо запереть дверь на ключ и для вящей безопасности наложить засов. Вспомнив, что ключ висит аж в гостинной она со стоном поднялась и держась за сорванную Давидом поясницу, сегодня целый день пришлось таскать малыша на руках, Ядвига пошла за ключом. Взяв ключ она услышала стук в дверь.

"Cholera jasna! Кто бы это мог быть?" - удивилась женщина. И в порыве самозащиты подхватила оставленный на небольшом столике Али (он пошел укладывать князя Потоцкого) ятаган.

Когда она уже совсем близко подошла к двери, та скрипнула и начала открываться. Ядвига крепко сжав ручку турецкой сабли подняла ту над головой. В такой позе ее и увидел Ришелье, который вместе с мэтром Шико вошел в дверь.

- Я ожидал встретить стражу, - насмешливо произнес кардинал, - а вижу лишь отважную хозяйку дома намеревающуюся отрубить головы незваным гостям.

Герцогиня отбросила ятаган.

- Jezu! Как вы меня испугали, Ваше Высокопреосвященство! Чем обязана чести такого позднего визита?

Поскольку Ришелье медлил с ответом, то мэтр Шико, который прекрасно понял, что его присутствие будет мешать министру и герцогине объясниться, попросил у Ядвиги разрешение пройти в детскую и посмотреть на общее состояние детей по возможности не разбудив их.

Вдова была вынуждена попросить кардинала пройти в гостиную и расположиться там на удобном восточном диване. Мэтра же Шико она проводила в детскую и попросила Али занять того ученой беседой. Вернувшись к Ришелье она увидела с каким интересом тот рассматривает турецкий ятаган.

Вашей Светлости приглянулась турецкая сабля? - спросила она.

Да, Изабель, - ответил кардинал, - Клинок сильно изогнутый, но при этом баланс все же безупречен. Украшений мало, но резьба выполнина со вкусом.

Это ятаган Али, моего воспитателя и учителя. А Али знает толк в оружие, Ваше Высокопреосвященство! Как, впрочем, и в книгах.

Ришелье отложил ятаган в сторону. Из-за приподнятых бровей его взгляд всегда казался немного удивленным. Хотя в данный момент он действительно взвешивая фразу полячки удивился новому персонажу в семье Лианкуров.

- Мне помниться, что ваш незабвенный супруг говаривал, что арабы, которые вас пестовали сгинули при взрыве, который учинил ваш польский, тоже покойный супруг! - на последней фразе кардинал ехидно улыбнулся.

- О, Ваша Светлость! Я не знала, что герцог Лианкур так подробно излагал Вашему Преосвященству мою историю… Но, смею изменить сложившую у вас версию. Ибо погиб только дядя Али. Сам же он остался невредимым, как и мы с Владкем.

- С кем? - кардинал слегка скривился от непонятного слова.

- С моим сыном, Владиславом, князем Потоцким, которого в связи с малолетством я зову уменьшительно-ласкательным именем - Владек.

- Что ж, Изабель… Оставим оружие и прошлые истории… Я желал бы увидеть оригинал портрета, который ты видела в Анжене.

- Он спит, Ваша Светлость. Но… пройдемте в детскую.

Ядвига в глубине души боялась, что Давид проснется и начнет капризничать и этим вызовет отвращение министра. Но она привыкла подчиняться воле Ришелье. Так же она вполне понимала, что возможно это единственная встреча отца и сына.

Детская комната представляла собой небольшой зал, в дальней части которого стояли две кровати в европейском стиле и одно низкое восточное ложе, на котором почивал Али. На данный момент арабский лекарьрешил перекусить, и поэтому находился на кухне вместе с Хасинтой и Жильбертой. Мэтр Шико присев на низенькой скамеечке недалеко от постели Давида погрузился в легкую дрему.

Владислав спал очень чутко и услышав скрип открывающей двери присел в своей кроватке. Увидев. Что мама его вошла не одна, а с незнакомым человеком закутанным в длинный бордовый плащ, маленький князь ничком упал на кроватку и натянул на голову одеяло, но оставил небольшую щелочку, чтобы наблюдать за происходящим.

Давид, мучавший близких целый день, крепко спал на спине раскинув ручки и ножки. Одеяло было сброшено на пол.

- Ну не ребенок, а морская звезда! Я видела этих красивых морских див в Испании, - Ядвига с какой-то ожидающе-виноватой улыбкой смотрела на кардинала.

Министр неслышно подошел к кроватке. Чуть наклонился над малышом. И замер в такой позе.

Полячке было сильно не по себе. Сердце стучала с такой силой, что казалось сломает грудную клетку и вырвется наружу. На висках появились капли пота.

- Похож на портрет, - чуть слышно прошептал Ришелье, - А глаза у него какого цвета?

- Чисто серые. Не карие.

- Ну, в нашей семье мало кареглазых, - спокойно отозвался кардинал, - я да Альфонс. Причем он темноглазый, а я вот с переменным цветом, как непостоянство судьбы…

Неожиданно грозный министр обнял трепещущую Ядвигу.

- Сколько раз я могу гневить Господа нашего? И сколько раз налагая на себя покаяние буду осознавать, что я не могу быть идеальным пастырем ибо плоть оказалась слаба, несмотря на все заповеди и силу сознания? Но коль это испытание, то пусть оно свершиться до конца! Пойдем в твою комнату, не будем мешать сну малышей и смущать досточтимого медика…

Когда кардинал с герцогиней вышли из детской Шико открыл глаза и прошептал: "Господи, так маленький Давид, сын кардинала! А я думал, что же за тайна унесла из этого бренного мира бедного Антуана?"

В комнате же герцогине Лианкур кардинал расположился на широкой постели Ядвиги. Герцогиня заканчивала перевязку правой руки Его Высокопреосвященства. Ришелье же нежно перебирал пальцами полураспущенные волосы полячки и читал стих:

Ядвига совсем по-девичьи краснела, но явно получала удовольствие и от ласк и от фривольных стихов, знание которых строгим министром и смущала, и смешила ее.

- Ваша Светлость, - начала было женщина.

- Изабель! Сегодня мне хотелось чтобы ты звала меня по имени!

- Но я не смогу! - возразила герцогиня. - Для этого надо иметь привычку или смелость!

- А ты попробуй! Попробуй, глядя мне в глаза сказать - Арман!

- О, Арман!

Назвав кардинала по имени Ядвига смутилась и опустила глаза долу.

- Смешная ты, Изабель… Странное непредсказуемое существо!…

Она проснулась моментально. Ей показалось, что она спала очень долго и что все происшедшее ей приснилось! Но увидев в полумраке профиль кардинала, она поняла, что все не пригрезилось…

- Я долго спала, Ваше… Арман?

- Не думаю! - отозвался министр.

Ядвига приподнялась на локте и посмотрела на небольшие немецкие часы, стоявшие на каминной полке. Они показывали три часа ночи.

- Прежде, чем покинуть этот дом, - начал Ришелье, - мне надо кое-что рассказать тебе, моя драгоценность, о том, что я хочу предпринять в отношении твоей дальнейшей судьбы.

- Я вся во внимание… Арман…

- Смешно ты делаешь усилие над собой, чтобы произнести мое имя… Ладно… пустое… Послушай, дорогая… Тебе надо будет уехать из Парижа. Да и из Франции.

- Na stale? - от волнения Ядвига перешла на польский, - Ох… На всегда?

- Да, на всегда, на вечно! Провидение руководило нашей неосмотрительностью. Этот ребенок… Почему ты дала ему библейское имя?

- Он победил смерть в младенчестве, как Давид Голиафа!

- Что ж… Не будем удручаться тем, что даровано волей Всевышнего. Будем лишь уповать и на дальнейшую милость господню! Уехать из Франции ты сможешь в одном направлении - на туманный остров, с любящим тебя человеком, который имеет пэрство и очень богат. Я надеюсь, что он сделает все, чтобы не ты, не Дави, никогда ногой не коснулись французской земли. Ибо тебе нужен покой, а малышу защита и долгая жизнь.

- Разве есть в Англии человек способный полюбить меня? - удивилась вдова Лианкура, - А не легче будет осуществить предприятие по отправке меня с детьми в Жечь Посполиту? Где мне легче будет жить вместе со своим народом?

- Нет. Не легче. Дорога туда опасна и трудна. Ты желаешь, чтобы я думал не о государстве и церкви, а о грешнице, которая снова ввергает себя опасностям… Причем не только себя? Нет, любезная моя! Ты снова выйдешь замуж. На этот раз твой брак будет настоящим.

- За кого?

- Диво-дивное! Ты была всегда разумна и сообразительна! Но сейчас вдруг мгновенно лишилась разума! Герцог Сомерсет давно вожделеет тебя! Он, слава Господу нашему, католик! Посему я не вижу препятствий! Не далее, как третьего дня тому я беседовал с ним. Он в Бастилии и уже оправился от ран нанесенных ему Лиакуром. Я с тщанием допросил его на предмет ваших отношений и он с редкой искренностью поведал мне, что бесплотная любовь к тебе с его стороны заставила его напасть на Лианкура, ибо он вообразил себе, что тот является причиной всех твоих несчастий.

- Но я же не люблю милорда Сомерсетского! - с негодованием ответила Ядвига.

- Достаточно, что он любит тебя, дорогая! - парировал кардинал, - Он согласен жениться на тебе. И я заставил его подписать контракт, в котором совместное владение его имуществом, ибо за тобой останутся лишь драгоценности, которые я тебе дам, закрепятся за тобой лишь после полного завершения брака, а именно - рождение совместного ребенка!

- Matka Boska! - только и смогла произнести пораженная Ядвига.

- Да… Если ты родишь ему ребенка, то будешь самой богатой пэрэсой Англии и Испании. А у твоих детей будет все, что только можно пожелать! Ты же любящая мать, сокровище… А? Подумай, что надо уметь и рисковать ради счастия детей.

- Но я…

- Не возражай мне! Я стар! И более чем стар, болен! Я - кардинал! Я давал обеты! Моя репутация не должна пострадать даже от тени подозрения! Достаточно измышлений сброда жалких памфетистов! Достаточно, что несчастливице Мари-Мадлен пририсовывают инцест! У тебя своя судьба! И как не дорожил бы я твоей нежной заботой и всем, что меня притягивает к твоему чарующему естеству, - я должен отказаться от тебя окончательно и безвозвратно! Ибо, что за радость обнимать такую развалину каким становлюсь я до времени от болезней и треволнений? Обо всем остальном я не буду и повторяться.

- Но почему я тогда просто не могу остаться во Франции? Пусть не рядом… Но может как лекарка?

- Тебе сегодня, маленькая герцогиня, изменяет твой здравый смысл? Проснись! Дави может вырасти похожим… Да и Франция нынче юдоль печали. Война… Интригует Господин Главный. Он близок Людовику, в которого уже и Коссен посеял семена сомнений.

- И в этот тяжелый миг ты, о, Арман, хочешь остаться без моей опоры? Без лечения? Без заботы? Герцогиня д'Эгийон слишком трепетное существо, чтобы собрав волю помочь тебя врачевать.

- У меня есть свои врачи! Я буду уповать на то, что они дадут мне такой медикамент, который даст мне возможность продержаться до поры, когда приблизиться благоденствие прекрасной Галии и она поднимется среди прочих держав во всем своем блеске. Ты же будешь в Англии растить нашего мальчика и… других своих детей. Мой наследник уже назначен - это внучатый племянник. Свои владения я отдам королю, парижской Академии, малую толику родственникам… Пора мне во дворец. Иначе может случиться огласка!

- Позвольте Али проводить вас, Ваша Светлость, раз уж вы прибыли сюда инкогнито и практически без охраны! - ровным тоном сказала Ядвига.

Она быстро поднялась с постели и ушла одеваться в гардеробную комнату. Очевидно, что там был выход. Ибо минут через десять перед Ришелье предстал Али, который с низким поклоном предложил свои услуги в качестве камердинера и сопровождающего.

Где-то спустя минут 40 Ришелье вместе со своим медиком и арабом-лекарем отбыл в Пале-Кардиналь. Герцогиня Лианкур с чуть покрасневшими глазами, как почтительная хозяйка проводила министра до выхода из дома. Они не перемолвились ни словечком…

К полудню в дом вдовы Лианкура прибыл курьер с объемистым свертком.

После отъезда гонца Ядвига распеленала сверток предварительно срезав с него около шести восковых печатей с гербом Ришелье. В свертке оказалась шкатулка с секретом и записка. Секрет умная герцогиня разгадала довольно быстро. Отомкнув же наконец шкатулку она была просто заворожена блеском невероятной красоты рубинов и алмазов, с педантичной аккуратностью разложенных в специальные ячейки шкатулки.

Помимо великолепной коллекции камней в шкатулке также оказались два редкого вида ожерелья и несколько колец с сапфирами и изумрудами.

Записка состояла только из одной фразы, написанной размашистым почерком: "Это все для Дави".