"Тайны "снежного человека"" - читать интересную книгу автора (Сандерсон Айвен)

Глава 3. Дополнительные сведения о "саскуотчах"

Из того, что я, рассмотрев шестидесятилетний период, насчитал всего восемь сообщений о встрече со "снежным человеком", вовсе не следует, что это все подобные инциденты за тот период. Наоборот, почти каждый год какой-нибудь человек, а то и целая группа из Британской Колумбии, сообщает, что либо видел "саскуотча", либо "саскуотч" погнался за кем-то, или кто-то застрелил подобное существо, или видел следы "снежного человека". Многие из таких сообщений поступают от наших друзей индейцев, причем в большей их части не упоминается дата события. Как правило, они начинаются одинаково: "Несколько лет назад…" или "В начале прошлого года…", но почему-то автор забывает указать, сколько именно лет назад или в начале какого конкретно года. Множество этих сообщений не попало в поле нашего зрения либо из-за того, что утерян сам текст, либо потому, что оно попадало специалистам, но было написано на каком-нибудь местном языке, каждый из которых имеет собственное название для "снежного человека", обитающего в тех краях. Само название "саскуотч", в настоящее время столь широко распространенное и известное в Канаде, в действительности является отчасти искусственно созданным и впервые было использовано, насколько я знаю, господином Бернсом, который пытался таким образом избежать разночтений и привлечь внимание к тому факту, что на всем огромном пространстве — от Юкона до Калифорнии — все названия относятся к одному и тому же существу. Это название является производным от сэлишского слова, означающего "дикари из леса", которое можно транскрибировать как "те смей'этл сокуэйа'м" или в форме "сэйми сок уайэ'м", которая использовалась индейцами племени чехалис. В районе залива Пьджет местным названием "снежного человека" было "хокуайэм", теперь это стало названием маленького процветающего городка на реке Чехалис, протекающей к югу от горного хребта Олимпик в штате Вашингтон. Однако у многих местных коренных жителей есть привычка почти к каждому слову присоединять приставку — шипящий звук, в результате чего это название стало параллельно читаться и как "с'ок'уайэм". В Каскадных горах то же имя произносилось как "си-эх-тик", а южнее, в районе горы Шаста местные индейцы называли это существо "сиох-мэх". В районе горного хребта Кламат живущие там индейцы хупа называют его "ох-мэх", а индейцы юрок, их соседи, используют название "токи-мусси". На острове Ванкувер, в районе северного входа в пролив, отделяющий остров от материка, название трансформируется в нечто похожее на "сокуитл" или "сос-к'этл". Вот откуда Берне взял англоязычную версию "соскуэтч" или "соскуотч", как предпочитают называть это существо американцы.

Я так подробно остановился на этом моменте только потому, что все эти названия относятся к одному и тому же существу. Это так, если говорить об индейцах. Но вы вправе спросить, почему существа, о которых идет речь, так сильно различаются наружностью. Однако если провести анализ ситуации, можно заметить, что различаются они только по двум признакам — (а) длине и типу волосяного покрова, а также его расположению на теле и (б) цвету кожи и шерсти. Более детальный анализ также показывает, что эти различия, по-видимому, вызваны половыми и возрастными различиями. У молодых особей типа "Джеко" и еще одного существа, застреленного местным охотником — эта история будет описана чуть позднее, — как говорят очевидцы, были светлые лица и темные, лоснящиеся прямые волосы, сплошным покровом покрывающие все тело (примерно как у шимпанзе). А у взрослых особей, как говорят, всегда наблюдаются темные лица и кожа, цвет волосяного покрова красновато-коричневый, волосы чаще всего спутанные, а концы волос иногда беловатые или серебристые. На вопрос о растительности на голове однозначного ответа нет, но большинство из тех, кто видел подобные существа вблизи, говорят, что волосы на голове были очень короткими, борода отсутствовала, но в области бровей у них были клочки длинных волос, торчащих вперед, вверх, а иногда даже назад, как у некоторых видов паукообразных обезьян.

Изменение с возрастом длины и формы волосяного покрова полностью согласуется с тем, что мы наблюдаем у других млекопитающих, в большей степени у приматов и в особенности у человекообразных обезьян. Возрастное изменение цвета волос в точности совпадает с нашими предположениями и очень похоже на то, как это происходит у горилл и некоторых видов гиббонов. У детенышей шимпанзе в начале их жизни очень часто цвет лица и ладоней такой же, как у людей белой расы, а к концу жизни цвет лица становится таким, как у дравидов. У некоторых видов горилл волосяной покров бывает рыжего оттенка — "черный" цвет волос у млекопитающих определяется только наличием темного пигмента меланина, и на самом деле он не черный, а темно-коричневый, — и у всех он с возрастом становится серебристо-серым. Существуют виды горилл, у которых цвет волос на голове светло-каштановый, как у некоторых людей. Самым причудливым может быть цвет шерсти у части видов гиббонов. Он бывает черным, серым, шоколадным, белым или бежевым с самого рождения и до конца жизни, а с возрастом может постепенно изменяться. Таким образом, различные виды живых существ могут выглядеть по-разному. Поэтому нет ничего удивительного в том, что упомянутые выше представители "снежных людей" могут в начале жизни иметь черные лоснящиеся волосы и светлые лица, а к старости темные лица с седыми волосами на голове и красноватую шерсть с проседью. У женских особей седина может отсутствовать, а шерсть выглядеть менее спутанной. Кроме того, возможно семейное сходство.

Давайте хронологически вернемся в 1920-1921 годы, но оставаясь в Британской Колумбии. Как я уже говорил в своем кратком историческом обзоре, это были самые важные даты в том смысле, что именно тогда появился термин "снежный человек", а исследование всей проблемы в целом вступило в новую фазу. Я часто задумываюсь над тем, что бы случилось, если бы индейское слово для подобных существ в той стране перевели бы неправильно и по ошибке оно звучало бы более привлекательно. Полагаю, мы бы в то время стали свидетелями снаряжения экспедиции журнала "Нью-Йорк джорнэл америкен" в район озера Харрисон, а адмирал Берд возил бы шкуры-трофеи в Чикаго из деревушек с полуострова Аляска. Ведь это не что иное, как причуда истории и цепь ужасных ошибок, вследствие чего Непал занял место острова Ванкувер на карте исследования проблемы "снежного человека". Хотя надо сказать, гора Эверест тоже сыграла свою роль.

Более того, примерно в то время именно в Британской Колумбии случилось происшествие, которое во многих отношениях можно назвать самым фантастическим инцидентом, связанным со "снежным человеком", из всех, которые когда-либо происходили на земле. Широко известно о нем стало лишь в 1957 году, хотя сам инцидент имел место в 1924 году, и произошел он в гористой местности в районе залива Тоба, расположенном на побережье Британской Колумбии. Оно стало достоянием гласности, благодаря письму ушедшего на покой старателя и лесоруба шведского происхождения Альберта Остмена (письмо было послано Джону Грину, владельцу газеты "Эдванс", которая выходила в свет в Агассице, небольшом городке в районе озера Харрисон, расположенного в 70 милях (примерно в 112 километрах) от Ванкувера). Это письмо, в свою очередь, было написано в ответ на публикацию господином Грином письменного свидетельства, данного под присягой Уильямом Роу (в то время проживавшим в городе Эдмонтон, провинция Альберта), о некоторых событиях, очевидцем которых он был и которые имели место в местечке Мика-Маунтин на границе провинции Альберта в 1955 году. Это свидетельство будет в полном объеме воспроизведено в следующей главе, а суть его заключалась в описании встречи с "саскуотчем" женского пола. Прочитав это свидетельство, господин Остмен решил нарушить свое молчание, которое он хранил почти четверть века, и сообщить, что произошло лично с ним. Остмен в настоящее время проживает в городке Форт-Лэнгли, который находится довольно далеко от местечка Чиллиуэк, и Джону Грину, в течение многих лет собирающему всевозможные сведения о "саскуотчах", пришлось сначала долго искать, а затем уговаривать Остмена написать подробно о том инциденте. Остмен оказался большим педантом и изложил свою историю в двух толстых тетрадях. Грин опубликовал ее в своей газете вместе с письменным свидетельством, данным под присягой Остменом, которое подтверждало истинность приводимой истории.

Я имел счастье встречаться с двумя этими джентльменами в компании с моим партнером Робертом Кристи, с которым мы в то время вместе путешествовали, и Рене Денденом с супругой. Денден был швейцарцем, а его жена шведкой, как и Остмен. Поскольку я к тому времени уже располагал текстом истории Остмена как на бумаге, так и на магнитной ленте (записью интервью Остмена, которое он дал репортеру местной радиостанции), я построил свои вопросы так, чтобы оживить в его памяти зоологические или антропологические детали. Признаю, что, задавая свои вопросы, я строил всяческие ловушки и злоупотреблял сугубо специальными терминами, что было, конечно, грубостью с моей стороны. Понимаю также, что своим поведением вызвал большое неудовольствие Джона Грина и супругов Денден, которые не только находились под большим впечатлением от рассказанной истории и испытывали огромное уважение к Остмену, но и чувствовали, что посторонние вроде меня хотят сбить его с толку, воспользовавшись небольшими языковыми трудностями последнего. Однако я не согласен с тем, что Остмен не обладал мудростью пожилого человека и большим жизненным опытом, что у него отсутствовало чувства юмора, помогающее в любой трудной ситуации. И я не думаю, что он обиделся на меня тогда или обидится сейчас, когда прочтет эти строки. На самом деле я чувствовал, что он все время подсмеивался надо мной. И думаю, что если он хоть раз вспомнил обо мне после того, как я ушел, то наверняка как об "очень забавном парне" — именно так он любил выражаться. Но гораздо важнее было то, что я ушел очень и очень озадаченным.

Эта история, если читать ее равнодушно, кажется в высшей степени бессмысленной. Если читатель будет хорошо осведомлен о проблеме "снежного человека" в общем и проблеме "саскуотчей" в частности, то поначалу история ему тоже покажется очень подозрительной, так как создает впечатление, что все, когда-либо написанное по упомянутым проблемам, вдруг связывается в единое целое. На самом деле, после собственных наблюдений, я мог бы приписать ту историю себе. В мире полным-полно отличных сочинителей небылиц, и те из них, которые не являются профессиональными писателями-фантастами, могут оказаться настолько талантливыми, что одурачат не только прессу, но даже правительство и свой народ, если не весь мир. Мистификации, если они сделаны достаточно добротно, если их автор никогда не отступает от ранее сказанного и если в них достаточно лжи, могут оказаться, как это уже не раз случалось, очень убедительными (в этой связи можно вспомнить, например, Гитлера). Однако в технических дисциплинах, и это касается прежде всего биологических наук, имеются такие понятия, которые не просто представить себе или создать их мысленный образ любому до тех пор, пока человек не изучит самым серьезным образом эту науку, и что еще более важно, не оценит точного значения этих понятий во множестве других технических вопросов. Любой может прочитать все, что было опубликовано по проблеме "саскуотчей", и добавить несколько тривиальных биологических особенностей, которые на самом деле невозможны. В случае со "снежным человеком" имеется очень большое число технических вопросов, связанных с природой этого феномена, которые могут быть случайно опущены в процессе повествования. И только один ответ на эти вопросы будет верным, в то время как бесконечная череда всех других ответов окажется ложной. Только так и не иначе. Я задал Остмену около двух дюжин подобных сугубо технических вопросов — напрямую и в самые неожиданные моменты, — и каждый раз, давая ответ, он не допустил ни одной ошибки: ни одного ответа, невозможного в принципе; ни одной ненужной подробности; ни одного ненужного факта, который был бы невозможен и не имел логического места в общей картине. Что еще важнее — когда мы восторгались эскизами головы того существа, выяснилось несколько нюансов, которые не освещались ни в литературе по "саскуотчам", ни в литературе по "снежному человеку", ни даже в учебниках по физической антропологии. Кстати, уже после того памятного интервью некоторые из тех вопросов (например, необычная форма головы) обсуждались в последующих публикациях.

Это интервью вселило в меня большое беспокойство и обеспечило немало бессонных ночей. Иногда я просто не мог заставить себя поверить в какие-то факты, и, честно говоря, история Остмена была как раз такой. Помимо прочего он включил в свой рассказ несколько старинных заблуждений вроде того, что он как-то отравился, съев мясо тетерки-наседки — одна из самых старых небылиц, если не самая старая. Теперь-то мне ясно, что это было заблуждение, широко распространенное на его родине — а именно: человек может отравиться, если съест мясо птицы, которая высиживает яйца, — и нет ничего удивительного в том, что Остмен, вероятно, верил в это. И потом, в то время, когда случилось это происшествие, он находился в тяжелых условиях и мог заболеть от чего угодно. Потом я спросил себя, зачем он рассказывает эту историю? Ведь Остмен не какая-то там неотесанная деревенщина. Он много читает, говорит на двух языках, много путешествовал, он находится в почтенном возрасте и достаточно хорошо знает, что такое насмешка и какова ее убойная сила. Сейчас он на пенсии, у него есть средства к существованию, много друзей, и ему не нужна дешевая популярность. Не то чтобы это ему нравилось, но он очень долго терпел и теперь рад обсудить свои ощущения с новыми людьми и с теми, кто обратился к нему с подобной просьбой. Он никогда не рассказывал свою историю в молодости, так как знал, что такое насмешки и как они могут сказаться на его жизни. Теперь это его не волнует, а вот тот необъяснимый случай до сих пор будоражит его мысли. И он готов сделать все, что от него зависит, чтобы помочь найти разгадку той тайны. На самом деле Остмен не успокоился, и он устал от скептиков.

После года тяжелой работы он решил взять отпуск и провести его вместе с несколькими старателями на природе. Он выбрал дикое место в районе крайней точки залива Тоба, который был первым большим фьордом к северу от реки Пауэлл. Место это находится на материке напротив середины острова Ванкувер. По слухам, в тех краях было множество заброшенных золотоносных шахт, и Остмен решил попытать счастья и попробовать найти одну из них. Он нанял старого индейца, который должен был помочь ему добраться до фьорда, и, по его словам, именно от этого старика во время поездки впервые услышал о существовании заросшего шерстью великана — "лесного дикаря". У Остмена с собой было пропитание на три недели, ружье, спальный мешок и кое-какое дополнительное снаряжение, которое могло понадобиться для его целей. После того как индеец оставил его в одиночестве на берегу фьорда, Остмен продолжил путешествие в глубь материка и вскоре нашел место, хорошо подходящее для разбивки лагеря.

Здесь он расположился со всеми удобствами, сделал себе хорошую постель из веток, на которые постелил спальный мешок. Рюкзак с продовольствием он повесил достаточно высоко над землей на шесте. Тем не менее на утро он заметил, что в его вещах кто-то копался, хотя ничего не было похищено. Зная о "лесном дикаре", он тем не менее предположил, что виноват в происшествии древесный дикобраз, поэтому, готовясь к следующему ночлегу, он зарядил свое ружье и положил его под спальный мешок. На следующее утро он обнаружил, что, к величайшему разочарованию, рюкзак продолжает висеть на шесте высоко над землей, но все его съестные припасы высыпаны на землю, а часть еды кто-то похитил. Он очень удивился тому факту, что соль не тронули. Это очень обеспокоило его, потому что у древесных дикобразов существует непреодолимая страсть к соли, и они всегда начинают искать в чужих вещах в первую очередь именно соль. В то же время Остмен решил, что это никак не мог быть медведь. Дело в том, что хотя он и отличался очень крепким сном, но невероятный шум, который создают медведи, все равно разбудил бы его. И потом, медведи обычно все крошат и ломают. Альберту Остмену последние события совершенно не понравились, и он решил больше не отходить от своего лагеря слишком далеко в надежде, что рано или поздно сможет поймать мародера на месте преступления. На третью ночь он предпринял особые меры предосторожности. Собираясь провести всю ночь без сна, он не раздевался, а лишь снял обувь и поставил ее у ног рядом со спальным мешком, положил неподалеку геологический молоток, а заряженное ружье взял с собой в спальный мешок. Но он все-таки заснул.

Первым, насколько он помнил, было ощущение, что его словно куклу в бумажном пакете поднимают вверх и бросают на круп лошади. В полном замешательстве и слегка напуганный Остмен попытался достать нож и разрезать спальный мешок, но он находился в мешке в очень неудобном сидячем положении, поэтому вытащить нож ему не удалось. Затем он почувствовал, что по нему колотит его рюкзак тем местом, где из него выпирали камни. Насколько я мог понять из рассказа, Остмен все время был как бы запеленутым в спальный мешок, причем клапан мешка был полностью закрыт у него над головой. Каким образом ему в такой ситуации удавалось дышать, причем более часа, я никак не мог понять до тех пор, пока он не объяснил мне, что был закинут на спину какого-то существа, которое передвигалось на двух конечностях, но руки у него были недостаточно длинными для того, чтобы полностью обхватить спальный мешок и при этом плотно прижимать клапан. Остмен не говорил, что был напуган в тот момент, но вспоминает, что чувствовал ужасную духоту, и еще у него тогда очень сильно болели ноги. Он не мог даже предположить, что с ним происходит и кто мог его захватить.

Остмен говорит, что существо тащило его сначала вверх по склону холма, после чего оно спустилось в долину, затем его тащили в спальном мешке по земле, а иногда на ровных участках это существо со своей ношей на спине даже переходило на рысь. А ведь кроме Остмена оно также тащило его рюкзак, до отказа заполненный съестными припасами и инструментами. Но это еще не самая удивительная часть его приключений. Пока все, что рассказывал Остмен, по крайней мере, хоть как-то укладывается в привычные понятия. А вот другой аспект кажется совершенно невероятным. По предположению Остмена, и он настаивает на том, что его оценка близка к реальности, его путешествие в спальном мешке продолжалось около трех часов. В своем интервью, которое он дал комментатору местной радиостанции (именно об этой магнитной записи я упоминал выше, а интервью это состоялось только четверть века спустя после тех памятных событий), Остмен говорит, что существо тащило его на себе не менее 30 миль (около 48 км). Меня лично очень удивляет, каким образом ему удалось пережить столь тяжелое испытание, когда он долгое время не мог даже пальцем пошевелить, будучи стиснутым в мешке. Но даже это не столь важно. В его рассказе поражает, что он точно смог определить расстояние, время и скорость, с которой его тащило неизвестное существо. С течением времени рассказчик, как правило, имеет обыкновение преувеличивать их при повторении своего рассказа. Очень жаль, что Остмен не сообщил этого сразу после происшествия, а сейчас у каждого, кто слушает или читает его историю, буквально брови поднимаются от удивления. Как бы там ни было, но и это тяжелое испытание закончилось для Остмена, правда, конец был нелегким, потому что его без особых церемоний словно куль бросили на землю. Он услышал какие-то невнятные голоса, но насколько он понял, это не была человеческая речь. Очевидно, он высунул голову из спального мешка, чтобы глотнуть свежего воздуха, а затем попытался выбраться из мешка наружу, но его ноги по естественной причине онемели, и прошло какое-то время, прежде чем ему это удалось. Было еще темно, и начинался дождь. Затем он в красочных выражениях рассказал о том, что случилось, когда начался рассвет и он смог разглядеть силуэты четырех огромных двуногих существ, которые обступили его со всех сторон. В ту минуту, поднявшись на ноги, Остмен произнес самое банальное, что пришло ему на ум: "Мужики, какого черта вы притащили меня сюда?" Лично мне его вопрос показался довольно забавным.

Как он определил, его захватчики представляли собой две большие особи (по-видимому, супружеская пара) и две молодые, также разных полов. Остмен подчеркивает тот момент, что двое последних существ казались очень напуганными его видом, а "старуха", как он окрестил взрослую самку, была очень недовольна тем, что ее "супруг" притащил какое-то существо домой. Затем Остмен заявил — и это показалось мне весьма интересным, если не странным, — что "старик" начал жестикулировать и рассказал остальным, как все произошло. Другими словами, их бормотание все-таки оказалось речью. Все существа были покрыты шерстью и не имели никакой одежды. По оценке Остмена, рост "старика" составлял от 7 до 8 футов (от 213 до 244 см). Как только солнце полностью взошло, существа куда-то ушли, оставив своего пленника в одиночестве.

Остмен говорит, что оказался в ложбине площадью около 10 акров (примерно 4 га), расположенной высоко в горах. Стены ложбины были такими отвесными, что казались неприступными. Из ложбины был единственный выход — V-образный проход шириной около 8 футов (примерно 244 см), вокруг которого возвышались стены высотой около 20 футов (примерно 6 м). Не совсем ясно, почему он в этот момент не попытался бежать через этот проход, но, возможно, причиной послужило то, что он еще неуверенно стоял на ногах после тяжелого испытания. Впоследствии он несколько раз пытался бежать, но "старик" постоянно бдительно следил за ним и неизменно пресекал все попытки Остмена, при этом делая руками недвусмысленные энергичные жесты и издавая все время одни и те же характерные звуки, которые Остмен воспроизводил как "сока-сока". Надо сказать, что как только он оказался в этой ложбине, он выбрал себе сторону, противоположную выходу, и именно там устроил себе лагерь под двумя небольшими деревьями. Мне показался очень интересным список вещей и продуктов, которые в тот момент имел при себе Остмен. Исчезли чернослив, макароны, полная коробка ружейных патронов и спички, а это была лучшая часть его запасов. Правда, остальное было не тронуто. У Остмена в кармане куртки были спички в водонепроницаемом коробке, но он говорит, что в этой долине совершенно не было сухой древесины, потому что она была почти голой с редкими островками травы и кустами можжевельника. Остмен также лишился всей своей кухонной утвари, но он открыл банку с кофе и пошел искать воду. Теперь я, насколько могу, попытаюсь закончить эту историю, выбрав наилучший вариант из рассказанных Остменом. Хотя должен заметить, что он рассказывал ее много раз, и всякий раз в очень значительной степени все факты совпадали. Однако каждый, кто брал у него интервью, старался задавать какие-то новые вопросы и узнать у рассказчика те оставшиеся факты, о которых он раньше не вспоминал или просто не придавал им значения. Поскольку мне неизвестна последовательность, в которой записывались все опубликованные версии, я не имею возможности точно указать, когда мы имеем дело с простыми добавлениями, а когда с несовпадениями нескольких версий. Судя по рассказу Остмена, он сделал первую попытку удрать из ложбины на второй день после своего похищения, но был пойман "стариком". Как-то молодой самец подобрался достаточно близко к нему, и Остмен бросил ему свою пустую табакерку. Саскуотч подобрал ее, показал своей сестре, а затем отдал ее отцу. Каким-то образом Остмену удалось вернуть эту вещь себе, потому что впоследствии он пользовался этой табакеркой. В течение следующих пяти дней, кажется, ничего существенного не происходило, если не считать того, что молодой самец дал Остмену немного травы со сладкими корнями, оказавшимися вполне съедобными, и взамен получил немного табака, который жевал Остмен. "Старик" впоследствии тоже пристрастился к жевательному табаку, и на этом, в конце концов, Остмен построил свой хитрый план.

На седьмой день, насколько я понял из рассказа, "старик" и его сын подошли прямо к Остмену, присели перед ним на корточки и следили, как тот берет себе щепотку табака. Остмен протянул табакерку и "старику", который, вместо того чтобы в подражание человеку взять щепотку, схватил табакерку, высыпал все содержимое себе в рот и проглотил это. Через несколько минут его глаза начали дико вращаться, дикарь испустил хриплый крик, потом схватил чан, заполненный наполовину холодным кофе вместе с зернами, и выпил все содержимое котелка. Это только ухудшило его состояние. Повертевшись на месте, он стремглав бросился к ручью. Остмен быстро собрал свои пожитки и бросился наутек к проходу в скалах. "Старуха" попыталась было помешать Остмену и почти догнала его, но он выстрелил из ружья в камень у нее над головой, и самка убежала обратно. Оглядевшись на ходу, Остмен понял, что находится в каньоне и бежит на юг, причем, как он утверждал позднее, наверняка установил рекорд в беге. Потом он взобрался наверх по какой-то скале и увидел в стороне местечко Маунт-Бейкер, после чего понял, каким маршрутом ему следует идти, чтобы в конце концов выбраться на побережье. Погони за ним не было.

Он позволил себе отдохнуть пару часов на скале, а затем начал спуск вниз. В ту ночь он устроил себе ночлег неподалеку от мощного дерева и подстрелил тетерку, которая высиживала яйца. Остмен зажарил мясо и съел его.

На следующее утро он проснулся в ужасном состоянии: перед глазами все плыло, его мучило сильное расстройство желудка. Остмен решил, что это из-за мяса тетерки, так как верил в поверье, что мясо птицы, высиживающей птенцов, ядовито. В конце концов, он услышал звук работающего двигателя и направился в ту сторону, а вскоре оказался на лесозаготовке. Рабочий, увидев, что Остмен почти без сил, накормил его и предложил отдохнуть пару дней в лагере лесозаготовителей. Затем Остмен спустился в основной лагерь, расположенный в местечке Сэмен-Армбранч в районе залива Сечелт, откуда на лодке вернулся в Ванкувер.

Такова история господина Остмена, и вам решать, насколько она правдива. Как я уже говорил, между отдельными версиями его рассказа есть кое-какие расхождения, но ни в одной из них нет даже намека на какие-то невероятные факты, если не считать названные им расстояние и время передвижения того существа с человеком на спине. Мясо тетерки, сидела она на яйцах или нет, конечно, могло вызвать расстройство желудка. Надо сказать, что Остмен показался мне правдивым и честным человеком. Как бы то ни было, сведения, которые он сообщил мне о самих "снежных людях", более всех других убедили меня в возможности их существования — но, разумеется, только в том случае, если он не вычитал все эти факты где-то в другом месте.

Его описание неизвестных существ содержит много подробностей. Но что еще важнее, половые и возрастные различия отдельных особей, которые приводятся в его рассказе, вполне обоснованны, и его наблюдения ни в коей мере не противоречат тому, что мы наблюдаем у людей или других приматов. Что касается взрослого самца, Остмен говорит, что тот имел рост около 8 футов (примерно 244 см), бочкообразную грудь, мощные плечи, а также очень заметный и объемный "горб" на спине, из-за чего его голова выпячивалась немного вперед. Это описание точно соответствует описанию осанки некоторых субгоминидов. Бицепсы, как утверждает Остмен, были очень велики, но сильно сужались к локтю. Предплечья у самца были непропорционально длинны при сравнении с человеческими, но пропорциональны для данного существа. Кисти рук были широкими, ладони удлинены и постоянно согнуты "в виде ковша", пальцы короткие, ногти на руках широкие и плоские, "формой напоминающие зубило". В разговоре со мной Остмен мимоходом упомянул, что ногти были медного оттенка. Это замечание оказалось впоследствии важным (см. главу 14). По его оценке, окружность шеи взрослого самца составляла около 30 дюймов (примерно 76 см). Все тело было покрыто шерстью — на голове длина волосяного покрова была побольше, на остальных частях тела поменьше, но сами волосы были толще. Шерсть покрывала даже его уши. Только ладони рук и подошвы стоп, с четко выраженными подушечками, не были покрыты шерстью и имели темно-серую окраску. Переносица и веки также не имели волосяного покрова. Клыки у взрослого самца были длиннее остальных зубов, но все-таки не настолько, как у хищных животных.

У взрослой самки, по оценке Остмена, рост был более 7 футов (более 213 см), а вес примерно 500-600 фунтов (примерно 227-272 кг), возраст в пределах от 40 до 70 лет, если в данном случае в качестве критерия использовать возрастные различия людей. Она была очень некрасива и имела чересчур широкие бедра, при ходьбе переваливалась с ноги на ногу, как гусыня. Груди у нее были отвислые, длинные и объемные.

Молодой самец очень много времени проводил поблизости от Остмена, и поэтому последний смог хорошо его рассмотреть. Остмен говорит, что возраст этого существа мог быть в пределах от 11 до 18 лет, рост около 7 футов (примерно 213 см) и вес примерно 300 фунтов (примерно 136 кг). Окружность груди молодого самца, по оценке Остмена, была примерно 50-55 дюймов (примерно 127-140 см), окружность талии — 26-38 дюймов (примерно 66-96 см). Не забывайте, что господин Остмен был когда-то лесорубом и поэтому гораздо лучше, чем другие, мог оценить длину окружности (ведь ему постоянно приходилось на глаз определять величину обхвата деревьев). У молодого самца были широкие скулы и узкий покатый лоб. Затылочная часть головы у этого существа, как и у всех остальных, была примерно на 4-5 дюймов выше линии бровей и четко выражена. Остмен затруднялся определить эти размеры и форму черепа существ. Волосы на голове у молодого самца были около 6 дюймов (примерно 15 см) длиной, на теле — короче, но на отдельных участках тела толще.

Молодая самка была очень робкой. Она не приближалась к Остмену достаточно близко, а разглядывала его, стоя за кустами. Он не смог достаточно точно определить ее возраст, но обратил внимание на то, что грудь у нее еще не выделялась и фигура была совершенно плоской. Так же как у ее матери, у молодой самки над надбровными дугами от одного виска до другого четко выделялась челка прямых волос. Любопытно, что Остмену не задали ни одного вопроса, чтобы поточнее выяснить особенности именно этой особи, а эти вопросы отчасти могли быть и психологического характера, так как у меня создалось впечатление, что он был убежден в том, что похитители предназначали его в самцы для нее. Я думаю, что он скорее из скромности сказал, что она была робкой. Остмен сохраняет трогательную щепетильность в правилах хорошего тона и искусно избегал чисто биологических вопросов с помощью таких уклончивых фраз, как "откуда мне знать про то". Но он рассказал нам несколько более интересных подробностей относительно поведения все семьи.

Во-первых, нечленораздельные звуки, которые они издавали. Остмен пришел к выводу, что существа действительно общались друг с другом, причем вполне осознанно, так как они издавали различные звуки сообразно с конкретной ситуацией. Ему даже показалось, что они обсуждали друг с другом различные предметы, которые кто-нибудь из них приносил домой. У них был возглас восхищения "оок", который испустил молодой самец. Во-вторых — старая самка и молодой самец регулярно отправлялись на поиски растительной пищи. Самка выходила на поиски через проход в скалах и возвращалась с полными руками различных растений, среди которых были и молодые веточки ели, и верхушки тсуги, различные травы и папоротники. Все эти растения, как рассказывал мне Остмен, старая самка мыла и оставляла про запас. Она также приносила в большом количестве "земляные орехи" (вспомните Майка Кинга!). Остмен часто видел эти орехи на острове Ванкувер, где они росли в изобилии. Исследование показало, что это травянистое растение с корневыми клубнями относится к роду тсуги европейской (но только не к дереву, известному под тем же названием), один из видов которой как раз и дает съедобные орехоподобные плоды, к тому же очень вкусные. Молодой самец тоже обычно ежедневно отправлялся на поиски съедобных растений и возвращался с пучками трав, у которых были "сладкие корни".

Остмен особо отметил невероятную способность карабкаться по скалам, которой обладал молодой самец, а также необычную форму стопы у обоих самцов, большие пальцы ног у них были чрезвычайно большими. Для того, чтобы получить точку опоры при восхождении, молодому самцу было вполне достаточно крохотного участка, на который он мог бы опереться своим большим пальцем ноги.

Одно из наблюдений Остмена показалось очень странным, его можно рассматривать либо как доказательство того, что весь его рассказ не что иное, как грубая фальшивка, либо как яркое свидетельство правдивости рассказчика. Оно затрагивает несколько самых фундаментальных вопросов, имеющих отношение к истории культуры ранних гоминидов, но, разумеется, только в том случае, если все рассказанное Остменом правда. Это наблюдение состоит в том, что эти четыре существа спали и проводили большую часть жизни под скальными выступами или каменными навесами, и именно такие пристанища особенно нравились многим людям каменного века. В подобной ложбине, которая имела около 10 футов (примерно 3 м) в глубину и около 30 футов (примерно 9 м) в ширину, как он говорит, существа устраивали себе постоянные лежбища из веток, мха и сена. Они, кроме того, имели некое подобие одеял из плетеных полосок коры в виде плоских больших мешков и набивали их сеном и мхом. Однако я так и не смог добиться от Остмена четкого ответа на вопрос, каким образом ему стали известны все эти факты: то ли он приближался к их лежбищу и изучал эти одеяла вблизи, а если нет, то как он смог так хорошо узнать их конструкцию и определить, чем они набиты. Этот вопрос не дает мне покоя до сих пор.

Если подобное поведение действительно характерно для тех существ, то объединив его вместе с примитивной речью, сбором съедобных растений и отмыванием корней, мы получаем странную картину. Приходится предположить, что еще до использования инструментов из костей и рога (вроде тех, которыми по современным представлениям должны были пользоваться гораздо менее примитивные австралопитеки из Южной Африки), до открытия и умения пользоваться огнем гоминиды (люди или какие-то другие виды) прошли через фазу собирания пищи, уже освоив к тому времени плетение? Это могло бы показаться не столь уж необоснованным или нелогичным, но дело в том, что даже самое примитивное плетение требует достаточной сообразительности. Но в то же время не лишним будет заметить, что те же орангутанги, шимпанзе и гориллы иногда вяжут настоящие узлы, когда устраивают для себя спальные настилы, а гориллы этим занимаются постоянно. Плетение в своем самом примитивном виде, кроме того, значительно менее прогрессивное занятие, чем завязывание сложных узлов. А кроме того, некоторые виды птиц демонстрируют невероятно сложное плетение на кусках мелкой сетки, иногда они используют даже шерсть разных цветов. Далее, некоторые животные и в особенности приматы совершенно определенно общаются друг с другом посредством речи (должен сказать, что даже я могу достаточно хорошо объясняться на языке макаков резус!). Таким образом, в рассказе Остмена об этих существах нет ничего из ряд вон выходящего, так же, как не противоречит общей концепции некоторых видов "саскуотчей" (неогигантов, как со временем мы начали их называть) то, что будучи собирателями пищи и обладая примитивной речью, они не знают еще огня, одежды и орудий труда. И надо отметить один еще более интересный факт. По утверждению Остмена, он ни разу не видел, чтобы существа приносили в свой лагерь или ели пищу животного происхождения. Самые примитивные гоминиды, вероятно, были подобно своим ближайшим сородичам (человекообразным обезьянам) вегетарианцами, употребляя в пищу только фрукты и листья. И только когда часть этих видов в силу обстоятельств оказалась в саваннах, лесостепях и пустынях, представители этих видов должны были заняться охотой и превратиться частично или полностью в плотоядных существ, что и произошло, очевидно, с австралопитеками в Южной Африке. Если большие человекообразные обезьяны, живущие на земле и по сей день, продолжали оставаться чистыми вегетарианцами, то какие причины могли помешать части наиболее примитивных гоминидов поступить точно так же? Это обстоятельство в какой-то степени дает нам право выдвинуть новую концепцию нашего собственного происхождения и возможности существования "снежного человека" в наши дни.

Несколько вопросов следует обсудить особо. Детали любого сообщения, связанного с подобными существами, не могут быть оценены на должном уровне без начальных знаний или объяснения отдельных аспектов, с одной стороны, и палеоантропологии, с другой стороны — как физической, так и культурной. Наши достижения в этой области совершили подлинную революцию в течение последних двух десятилетий. Суть старой идеи заключалась в том, что субгоминиды ходили на полусогнутых ногах, наклонив туловища вперед, имели обезьяноподобные лица и зубы, а также крошечный головной мозг. Естественно, ни о какой "культуре" этих существ нечего и говорить, поскольку у них отсутствовала членораздельная речь, они не знали огня и не имели орудий труда. Затем субчеловек стал иметь более вертикальную осанку и больший по объему головной мозг, лица этих людей уже в гораздо меньшей степени напоминали обезьяньи. Эти существа, как предполагалось, изобрели орудия труда, для чего они выбирали подходящие куски твердых материалов, а потом камнями били по ним таким образом, чтобы в итоге получить удобный инструмент с острыми гранями. Считалось, что на этом этапе люди добывали себе пропитание охотой и жили в пещерах. Они устойчиво эволюционировали до уровня человека, правда, этот процесс отнял невообразимо большой период времени. В конце концов, некоторые существа развились настолько, что объемом мозга и лицами стали походить на человека, то есть стали настоящими людьми.

Между тем их орудия труда становились все совершеннее и многообразнее. Кроме того, увеличение отдельных частей головного мозга создало предпосылки для развития членораздельной речи. Потом, согласно этой теории, они познакомились с огнем и превратили его из врага в помощника. Постепенно развивались общественные отношения. К этому моменту они создали гончарное ремесло и, наконец, осознав, что высокие травы вырастают из крошечных семян, — сельское хозяйство и отказались от охоты, как единственного источника пищи. Потом со временем у них появилось колесо, письменность, деньги и все другие блага, которые неотвратимо вели их к гибели. Как бы там ни было, развитие интеллекта у гоминидов в противоположность чистому изменению объема и структуры мозга привлекало к себе не так много внимания, поскольку считалось, что оно идет параллельно с изменениями в сером веществе гоминидов. И потом, как тогда полагали, невозможно получить представление о психологии какого-то либо вымершего вида, тем более если объем мозга у его представителей был не больше, чем у человекообразных обезьян.

Первый значительный прорыв сквозь это мощное нагромождение теоретических умозаключений был сделан антикваром с сомнительной репутацией по имени Досон, который пытался всучить различным научным учреждениям не только череп, зубы и челюсть печально известного "пилтдаунского человека", но и поддельные орудия труда, которые сам, кажется, и изготовил из полуокаменелой кости какого-то слоноподобного существа. Относительно "пилтдаунского человека" всегда были сомнения, и тем не менее антропологи признали его одним из самых ранних и примитивных человекоподобных существ, но с очень большим объемом головного мозга. Таким же образом был признан подлинником и его поддельный инструмент. Потом появились подозрения, что инструменты были обнаружены в тех же геологических слоях, в которых доктор Дюбуа нашел настоящего неандертальца на острове Ява, но они вскоре как-то быстро угасли. Признание инструментов вместе с субчеловеком в конце концов привело к раскопкам на севере Китая, в результате которых был обнаружен "пекинский человек". Это был довольно сокрушительный удар, но он не очень сильно поколебал ту историческую цепь, которая была выстроена теорией. Тогда решили просто немного отодвинуть в прошлое дату начала изготовления орудий труда. Настоящий шок наступил тогда, когда доктор Реймонд Дарт открыл в огромных количествах орудия труда, изготовленные очень продуманно и умело из костей и рогов, причем сделать их могли только маленькие австралопитеки, которые поначалу были отнесены к классу обезьян, и лишь потом, с большой неохотой были признаны самыми примитивными сублюдьми, когда было доказано, что они являлись прямоходящими. Что еще более существенно, было получено достаточно веское доказательство того, что австралопитеки к тому же пользовались огнем. Затем большинство, но не все антропологи решило, что гоминиды прошли через одонтокератическую фазу, то есть они начали использовать для изготовления орудий труда рога и кости до того, как для этих же целей стали применять камни.

Эта картина была сильно запутана открытием доктора Лики, обнаружившего ископаемого "шелльского человека" в Восточной Африке и один череп с четко выраженным теменным гребнем, хозяин которого, однако же, мог изготавливать отличные каменные топоры. Тем не менее только сейчас антропологи начинают медленно прозревать, понимая, что скорее всего первыми орудиями труда человека были дубины, и изготовлялись они, конечно, из дерева. Самые ранние гоминиды совершенно точно были вегетарианцами и обитали в лесах. Те же, кто изготовлял орудия труда из костей и рогов, были, разумеется, охотниками и плотоядными. Эти также научились использовать ветки и кору. А отсюда до примитивного плетения остается всего один шаг. Таким образом, вполне вероятно, что самые ранние гоминиды обеспечивали себя продовольствием, собирая съедобные растения, использовали дубинки и, возможно, обладали начальными навыками примитивного плетения, причем все это имело место задолго до того, как они начали раскалывать камни, научились пользоваться огнем и овладели настоящей членораздельной речью. Поэтому самым интересным фактом, заслуживающим внимания, является то, что если в сообщениях о "снежном человеке" и упоминаются какие-нибудь орудия труда, то они всегда оказываются изготовленными из дерева.