"Царица Хатасу" - читать интересную книгу автора (Крыжановская Вера Ивановна)

Глава XVI. Хоремсеб и его злой гений

Павильон на острове среди пруда состоял из двух комнат и одной спальни, которая сообщалась коридором с узкой башней. Другая, значительно большая башня была вся прорезана высокими окнами, закрытыми драпировками. В первой комнате стоял стол, заваленный папирусом, шкатулками, флаконами и связками сухих растений. Масляная лампа слабо освещала все это, и великолепная, совершенно черная кошка потягивалась, устремив фосфоресцирующие зрачки на обнаженный череп человека, сидевшего у лампы и погруженного в чтение.

Это был худой человек маленького роста, на нем было полотняное платье, отделанное внизу бахромой. Худощавое и сморщенное лицо, несмотря на бронзовый цвет, было бледно. На нем лежала печать железной воли. Высокий и широкий лоб указывал на большой ум, а из — под густых бровей сверкали серые, мрачные и глубокие глаза, полные беспощадной жестокости. Он читал, чертил железным острием какие — то знаки и считал, что — то бормоча.

Ученый был так увлечен работой, что даже не заметил, как вошел Хоремсеб. На лице князя не было видно и следа того ледяного высокомерия, которое обычно его не покидало. Он с болью и восхищением смотрел на ученого. Подойдя к нему, он почтительно сказал:

— Приветствую тебя, учитель!

Старик быстро выпрямился. При виде посетителя благосклонная улыбка озарила его лицо.

— Добро пожаловать, сын мой. Да хранят бессмертные каждый твой шаг, — сказал он, протягивая руку. Хоремсеб пожал ее, сел рядом со стариком и спросил со сверкающим взором:

— Ну что, учитель, как идут твои опыты? Есть ли какие — нибудь результаты?

Отпив несколько глотков молока, ученый сказал с самодовольной улыбкой:

— Великий дух да благословит мои усилия! Я надеюсь, что скоро мне удастся довести волны ароматов до нужной плотности. Тогда, сын мой, твое горячее желание может быть исполнено. Я буду в состоянии раскрыть перед тобой и твое будущее, и прошедшее. Последнее, конечно, гораздо менее интересно, так как оно заключает в себе уже перенесенные страдания и испытания.

— Ах, Таадар, как я жажду узнать будущее и как стремлюсь познать странные силы, управляющие нами, — пробормотал Хоремсеб. Яркий румянец выступил на его лице.

— Любопытство законное и понятное, сын мой. Будущее — это судьба нашей души. Если мне удастся уловить аромат, который издает в пространстве наше астральное тело, то можно будет узнать, так сказать, меру силы, управляющую нашими действиями, так как нашими поступками руководит аромат, оказавшийся сильней и победивший другие ароматы. Каждый отдельный аромат развивает различные чувства. Всякий человек и всякий народ обладает своим собственным астральным запахом. Все, начиная с камней, растений, животных, имеет свой специальный запах. Один аромат создает расовую ненависть и личную антипатию. Только он делает порочное существо ненавистным добродетели, а добродетель — неприятной пороку. В какой степени аромат может влиять на поступки и чувства, ты уже испытал, используя благоухание любовного цветка. Живительный и возбуждающий аромат дает жизнь, излишек его приносит смерть, обрывая нити жизни. Отлично известно, что ложе из цветов смертельно. Так же точно каждое чувство развивает в пространстве известный свет. Каждый аромат есть корень чувства. Аромат производит свет и звук. Звук образует музыку. Каждый звук имеет свой собственный запах, неуловимый, конечно, для грубого тела и для грубых неразвитых чувств человека, еще находящегося под тяжестью своей материальной жизни, но могущество этого аромата громадно. Как доказательство моих слов припомни, что больные и лишенные пищи люди часто слышат запахи, неуловимые для окружающих их. Точно так же многие животные обладают настолько развитым обонянием, что на большие расстояния могут идти по следу человека и зверя только по запаху, который они оставили после себя. Если бы удалось найти средство увеличить силу влияния ароматических вибраций на чувства для их возбуждения, то можно было бы рассеять тени, омрачающие зрение и ум, и создать достаточно света, чтобы видеть будущее. Все пять чувств: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание доступны правильно сложенному человеку.

Но существуют такие ароматы, которые разрушают астральные эманации, заглушая их. Доказательством этого служит жидкость, убивающая твою чувствительность, мой сын, и позволяющая тебе без волнения видеть красивую женщину, безумно влюбленную в тебя. Следует прибавить, впрочем, что подобная заслуга вовсе не будет тебе зачтена, так как она не есть результат очищения.

Воплощенный дух — раб тела. Пока он не победит искушения, рассыпаемые перед ним материальными ароматами, он будет возвращаться на землю жить, поддаваясь увлечениям и искупая затем свои излишества, подобно человеку после оргии, делающей сердце пустым, а тело — разбитым.

Мне остается сделать последнее замечание, — сказал с улыбкой Таадар. — Чем теснее соединено астральное тело с материальными ароматами, тем тяжелее смерть и разлука бессмертной тени с ее телесной оболочкой, так как астральное тело, которое не есть душа, но обиталище божественного огня, будет приковано к материи. Поэтому — то ваши жрецы так тщательно и предохраняют тела от тления и бальзамируют их самыми редкими благовониями. Они надеются сделать душе приятнее пребывание близ ее прежней оболочки. Впрочем, это глубокое заблуждение. Тела необходимо сжигать. Огонь очищает все, он один разрушает нити, соединяющие астральное тело с грубой материей.

Хоремсеб слушал, трепеща от интереса и волнения.

— О учитель, если бы мы только могли видеть, куда в будущем приведет нас воля бессмертных! Если бы мы могли свободно беседовать с теми, кто предшествовал нам в пространстве!

Мудрец покачал головой:

— Иногда я беседую с некоторыми из тех, кто покинул землю и приходит навестить нас. Увы! Они тоже еще очень слепы. И что могут они предсказать? Тем не менее, их советы мудры, и они дали мне не одну идею и не одно указание в моей работе.

— Таадар, умоляю тебя, допусти меня скорей увидеть все это! — воскликнул Хоремсеб со сверкающим взором.

— Терпение, мой сын! Время твоего посвящения еще не наступило, но скоро настанет, — сказал мудрец, ободряюще пожав руку ученика.

Потом, подойдя к одному из окон, он приподнял занавеску:

— Возьми факел, и пока не наступил день, у нас хватит времени приготовить все необходимое.

Пока Хоремсеб зажигал факел, Таадар подошел к столу из черного дерева, на котором стояли чеканные флаконы, стеклянные и фаянсовые горшки и банки, широкие алебастровые вазы. Взяв одну вазу, флакон и какие — то мелкие предметы, он вышел в сопровождении князя.

Они прошли к башне, и при слабом свете факела, прикрепленного к стене, можно было рассмотреть, что в центре павильона находится бассейн, наполненный водой. Вокруг бассейна шла деревянная галерея, образуя платформу, где стояли два треножника, деревянный ящик и две высокие амфоры.

Князь отдернул занавески, закрывавшие бойницы. Затем подошел к мудрецу, который вытащил из ящика вязки сухих трав, роз и других цветов. Положил их на оба треножника, полил сверху ароматным маслом из флакона и все это поджег. Распространился до такой степени удушливый аромат, что непривычный человек упал бы, задохнувшись. Но мудрец и ученик были не чувствительны к этой атмосфере. Хоремсеб помогал поддерживать пламя, подбрасывая новые травы и подливая масло из амфор.

Когда огонь погас, на дне треножника осталась смесь пепла и масла, образовав черную массу. Тогда мудрец вытащил из — за пояса лопаточку слоновой кости, все собрал и положил в алебастровую вазу.

Они погасили факелы и приблизились к бассейну. День уже наступил, и можно было рассмотреть странное растение, распускавшееся в бассейне. Посредине бассейна, на дне, в чистой, как кристалл, воде виднелась корзина, над которой поднимались несколько кроваво — красных корней. От них шли два толстых стебля. Один — молочно — белый и как бы осыпанный серебристым порошком, твердо и прямо тянулся вверх, поднимаясь на полметра над поверхностью воды. Второй — бледно — розового цвета, покрытый красноватым пухом, как змея, спирально обвился вокруг первого. Из того места, где растение соприкасалось с поверхностью воды, выходили темно — зеленые листья и напоминали по форме листья ненюфоры, только гораздо больших размеров. Под двумя огромными распустившимися цветками виднелись несколько бутонов.

Совершенно раскрывшийся цветок рос из белого стебля. У него были удлиненные толстые, как бы наполненные влагой, лепестки снежно — белого цвета, будто усыпанные серебристым порошком. Прозрачный, цвета алой крови венчик был сложен в виде плода и по форме напоминал сердце. Второй цветок, полузакрытый, как тюльпан, был в десять раз больше и склонился к воде. Его бледно — голубые лепестки, тонкие и прозрачные, испещренные синими жилками, были усеяны капельками росы. Длинные тычинки, розовые, как и стебель, гроздью свешивались из цветка.

Сняв сандалии и тунику, Таадар спустился на две ступеньки в бассейн. Встав на колени, он взял черную массу, подаваемую Хоремсебом, тщательно покрыл ею корни растения до самого стебля, затем поднялся, оделся, и оба вышли в галерею.

— Бутоны скоро распустятся. Через две ночи нужно будет срезать цветы, — сказал мудрец, садясь. — Подумал ли ты об этом?

— Да, учитель. Девушка, которая нам необходима, уже приготовлена, Только в другой раз я выберу среди рабынь, так как боюсь, чтобы не обратили внимание на исчезновение девушек, имеющих родню. Тем более, что их происхождение ведь безразлично, лишь бы кровь была девичья.

— Без сомнения, — ответил мудрец. Взяв две маленькие чеканные амфоры, он наполнил одну из них прозрачной и бесцветной жидкостью, другую — красноватой. Тщательно закупорив обе амфоры, он передал их князю.

— Вот питье, сын мой, на третью ночь, считая от сегодняшнего дня. Она должна заснуть на ложе цветов. Остальное ты знаешь.

— Да, учитель мой, за эти дни она должна выпить содержимое этой амфоры. Твое приказание будет в точности исполнено.

— Женщина, предназначенная тобой для жертвоприношения, белокожая, с зеленоватыми глазами и рыжими волосами? Я видел ее, когда она гуляла по саду в часы твоего отдыха.

— Да, учитель, это она.

— Очень красивое создание! А твое сердце и рука не дрогнут в решительную минуту? — спросил со зловещей улыбкой мудрец, устремляя острый взгляд в спокойные и ясные глаза Хоремсеба. Тот пожал плечами.

— Не бойся. Моя кровь холоднее воды в бассейне, и я только глазами наслаждаюсь любовью. В назначенный час все будет готово. А теперь, учитель, до свидания, я пойду отдыхать.

Взяв амфоры, он тихо вышел и направился ко дворцу. Князь не заметил, что какой — то человек, спрятавшись в кустах, наблюдает за ним. Как тень, человек последовал следом и остановился, только когда Хоремсеб вошел на террасу и исчез внутри дома. Этим шпионом, ловким, как змея, был мальчик лет пятнадцати, худой и отмеченный той печатью ранней старости, которая была характерна для всего окружения Хоремсеба. В эту минуту истомленное лицо мальчика дышало мрачным волнением, а взгляд, которым он преследовал высокую стройную фигуру, сверкал дикой и смертельной ненавистью.

Убедившись, что господин вошел в дом, он пробрался в другую часть сада и спрятался в кустах, наблюдая за крылом дворца, выходившим на эту сторону. Он дежурил уже больше двух часов, когда отворилась дверь и из нее вышла Нефтиса в сопровождении Хамуса, начальника евнухов. Нефтиса же спустилась с лестницы и пошла по тенистой аллее в глубину сада.

С опущенной головой, с мрачным отчаянием на лице, она бесцельно бродила по саду. Тягостные мысли волновали ее, а разум возмущался под бременем физических и нравственных страданий. Она проклинала день, когда роковая роза упала ей на колени в лодке Туа. С этого рокового часа она не знала больше покоя, и будущее казалось ей зловещим и пустым. Девушка не верила больше в возможность счастья.

Хриплый и непонятный звук вдруг раздался рядом и вывел ее из задумчивости. Она почувствовала, что кто — то потянул ее за платье, и в испуге остановилась. Увидев стоявшего на коленях мальчика, который, приложив палец к губам, с умоляющим видом смотрел на нее, Нефтиса благосклонно улыбнулась и с участием спросила:

— Что тебе надо, бедное дитя? Говори смело.

Непередаваемое выражение гнева, горечи и отчаяния скользнуло по бледному лицу юноши. Он покачал головой и выразительным жестом указал на знаки, быстро набросанные им палочкой на песке.

К своему невыразимому удивлению, Нефтиса прочла: «Я немой. Мне отрезали язык, как и всем тем, кто ему служит. Беги отсюда, если ты не хочешь умереть, как умерла моя сестра, как умерли все, погибшие раньше тебя!»

— Ты бредишь, — пробормотала побледневшая Нефтиса, отступая назад.

Ребенок быстро стер знаки и написал снова: «Я ненавижу его и слежу за ним. Рассказывать тебе всю нашу историю было бы долго, но три года назад мы с сестрой попали сюда, Она была прекрасна и невинна, как и ты, нас разлучили, меня изувечили. После долгих месяцев мне удалось прокрасться к ней. Она призналась мне, что любит это чудовище до такой степени, что ей кажется счастьем умереть за него и что после питья, которое он ей дал, эта страсть еще больше увеличилась. Беги, если не хочешь исчезнуть, как моя сестра! Разве ты не знаешь, что чародей не оставляет в живых ни одной своей жертвы?»

У Нефтисы вырвался глухой крик. Выхватив из — за пояса пурпурную розу Хоремсеба, она с ужасом бросила ее. Мальчик поднял цветок и с ненавистью швырнул его в сторону дворца. Разровняв песок руками, он скользнул в кусты и исчез, как тень.

Шатаясь, с пылающей головой, дотащилась Нефтиса до скамейки и рухнула на нее. Она поняла ужасную истину.

— Да, — пробормотала она, — каждый раз, когда я пью это адское питье, я чувствую, что поддаюсь влиянию своей безумной страсти. Я готова отдать жизнь за один знак любви, за то, чтобы хоть раз почувствовать прикосновение его губ. Но ничего подобного нет. Он смеется над моими страданиями, а когда я надоем ему, он убьет меня. Нужно бежать. Но как? И к тому же, разлука с ним хуже самой смерти!

Она закрыла лицо руками и горько заплакала. Трудно сказать, сколько времени Нефтиса просидела здесь, поглощенная своими безнадежными размышлениями, когда пронзительный протяжный звон заставил ее вздрогнуть. Это был сигнал возвращаться домой.

По привычке, Нефтиса встала, направилась ко дворцу и, вернувшись в свою темницу, в изнеможении упала на ложе. Ужасная борьба происходила в ней. Рассудок твердил несчастной, что ей грозит смертельная опасность, что ее слабостью позорно злоупотребляют и что она должна во что бы то ни стало бежать. Но на все эти разумные доводы сердце ей отвечало: «Нет, лучше умереть, чем покинуть его». Ужасный яд, горевший в крови, привязывал ее к чародею.

Минутами Нефтисе казалось, что она умирает под тяжестью этих противоречий. Грудь ее высоко вздымалась, пот выступил на лбу, а сердце сдавила боль.

— Нет, сегодня я откажусь от кубка, когда он предложит его мне, — пробормотала она, наконец, и в совершенном изнеможении забылась тяжелым лихорадочным сном.

Шум шагов и свет факелов вывели ее из забытья. Она встала, шатаясь, и последовала за князем. Но когда Нефтиса села напротив него, когда ее взгляд устремился на прекрасное улыбающееся лицо, в эти глаза, светившиеся нежной ясностью неба, вся ее злоба испарилась и глухое возмущение превратилось в немое обожание.

После ужина старый раб, единственный, кто смел прикасаться к таинственному питью, принес два кубка и два чеканных флакона. При виде этого к Нефтисе вернулся разум. Умоляющим жестом она оттолкнула кубок, подаваемый повелителем. Удивление и угроза сверкнули в мрачных глазах Хоремсеба, но, тотчас же овладев собой, он жестом удалил слуг и сказал старому рабу:

— Хапу, прикажи приготовить мою лодку, пока я буду слушать пение. Ты после уберешь кубки.

Оставшись один с Нефтисой, он пододвинулся к ней, обнял ее за талию и, наклонившись так близко, что его щека касалась щеки пленницы, прошептал:

— Разгладь свой очаровательный лоб, вытри слезы, дорогая моя. Скоро твое пылкое сердце успокоится, наши губы сольются в поцелуе, которого ты жаждешь, и ты заснешь счастливой.

Трепеща, покоренная этим первым проявлением нежности, Нефтиса не заметила странную и зловещую улыбку Хоремсеба, когда он снова взял кубок и поднес к ее губам. Очарованная его змеиным взглядом, девушка больше не сопротивлялась и послушно выпила отравленное питье. Глаза князя самодовольно сверкнули.

Отдернув руку и осушив с наслаждением кубок, он направился в сопровождении Нефтисы в маленькую беседку, которую мы описывали раньше. На этот раз лужайка была освещена факелами и танцовщицы составляли грациозные группы и круги, но Нефтиса не видела этого фантастического зрелища. Присев в ногах князя, она погрузилась в бурные мысли. Никогда еще она так не страдала физически. Девушку будто охватило пламенем, огонь разливался по ее жилам, и временами у нее перехватывало дыхание. Тем не менее, занимавшая ее весь день мысль время от времени проносилась в омраченном уме. Тогда она понимала, что ее страдания были действием проклятого питья. Ей вспомнилось предупреждение молодого раба, и она изнемогала под тяжестью предчувствия какой — то непоправимой утраты. На этот раз представление было непродолжительным.

Наконец Хоремсеб встал и, протянув Нефтисе руку с розой, сказал ей с дружеской улыбкой:

— До скорого свидания, помни мое обещание!

Девушка ничего не ответила. Когда князь выходил, она, пользуясь минутным беспорядком, инстинктивно бросилась в чащу и молча притаилась. Она слышала голос звавшего ее Хамуса, потом все замолкло. Очевидно, евнухи отказались от мысли искать ее сейчас, так как были уверены, что невозможно ускользнуть отсюда.

Ночная сырость освежала, и Нефтисе стало легче. Мысли прояснились и снова сосредоточились на дневных происшествиях. Несмотря на свое решение, она выпила отравленное питье, завтра тоже уступит ему и опять подвергнется адским пыткам, которые, как ей казалось, могли утихнуть только в объятиях Хоремсеба. Но произойдет ли это когда — нибудь? Вдруг новая мысль осенила ее. Если бы она смогла выпить жидкости из голубой амфоры, которую пил князь, всегда такой спокойный, бесстрастный и свободный от увлечений, о, тогда она тоже, может быть, достигла бы покоя. Но как достать эту спасительную жидкость?

— Я должна попытаться, — прошептала она, покидая свой тайник. — Все дело в том, как найти комнату князя и подкупить старого Хапу. А может быть, проклятая роза, которую он мне дал, сослужит мне службу. Если же нет, я задушу старика.

Сломя голову она побежала ко дворцу. Осторожно пробираясь мимо него, она поравнялась с освещенной террасой, на ступеньках которой сидел маленький раб, разговаривавший с ней утром.

— Благословенна будь, Гатора, за твою очевидную помощь, — прошептала Нефтиса, приближаясь к террасе.

— Это его комнаты? Ты его ждешь? — спросила она.

Ребенок сделал утвердительный знак.

— А Хапу там?

Мальчик утвердительно кивнул головой и показал рукой, что ей следует повернуть направо. Не теряя ни минуты, Нефтиса бросилась внутрь дворца. Повернув направо, она очутилась в маленьком кабинете, соединявшемся со спальней, которая виднелась сквозь дверь с приподнятой портьерой. При свете нескольких ламп она увидела старого раба, дремавшего у порога. Недалеко от него, на маленьком столике, стояли два чеканных флакона и кубки.

Вздох облегчения вырвался из груди молодой девушки.

Вытащив из — за пояса розу, она, скользя по полосатому ковру, как кошка, подошла к рабу и поднесла к его носу цветок. Старик несколько раз вдохнул одуряющий аромат, потом сразу проснулся. Его тусклый, какой — то странный взор блуждал, ноздри сильно раздувались. Вырвав розу из рук девушки, он прижал ее к носу. Затем, выпрямившись, он сделал несколько колеблющихся шагов и, как пьяный, прислонился к стене. Нефтиса бросилась к столику. Схватив голубой флакон, она выпила из него до последней капли всю жидкость.

По мере того как она пила странный напиток, приятная свежесть распространялась по ее телу. Потом, охваченная внезапной слабостью, она без чувств опустилась на пол.

Обморок был непродолжительным. Не прошло и четверти часа, как она открыла глаза и встала. Она была спокойна. Чувство блаженства сменило нравственные и физические муки. Огонь, паливший ее мозг, угас. Теперь она хладнокровно обдумывала свое положение. Нефтиса с точностью припомнила каждую подробность прошлого и поняла, что она вдвойне погибла, если Хоремсеб узнает, что она сделала. Чтобы избежать какой — нибудь ужасной смерти, ей следовало бежать этой же ночью. Мысль покинуть князя не останавливала ее больше. Ее безумная страсть к нему потеряла свою силу, а угрожавшая опасность удвоила ее энергию и способности.

Все эти размышления длились не больше минуты. Холодная и решительная, Нефтиса выпрямилась и сверкающим взглядом окинула комнату. Она была пуста. Старый раб исчез. Тогда, схватив красный флакон и заткнув за пояс кинжал, лежавший у постели князя, она выбежала в сад. План был готов. Хоремсеб катался по Нилу. Когда он вернется, откроют дверь, выходящую на лестницу сфинксов. Следовательно, через нее и нужно бежать.

Случай благоприятствовал ей. Быстро сориентировавшись в парке, она подошла к двери и нашла ее полуоткрытой. Хамус, начальник евнухов, сам караулил возвращение господина. Стоя на нижней ступеньке, он глазами пронизывал мрак, покрывавший реку. Пользуясь этим неожиданным случаем, Нефтиса выскользнула за дверь. С ловкостью кошки она перелезла через сфинкса и забилась в кусты, окружавшие стену. Через минуту девушка услышала, как евнух поднялся по лестнице. Только тогда она решилась ползти дальше с величайшей осторожностью. Вдруг она вздрогнула и, дрожа всем телом, забилась в тень стены.

На Ниле появился красноватый отсвет, который был хорошо знаком ей. Она устремила взгляд на приближавшуюся лодку. Князь сидел под балдахином. При виде его бесстрастного красивого лица горькое и острое чувство сжало ее сердце. Мятежная кровь не омрачала больше ее разум, ужасные чары были разрушены, а между тем, она чувствовала, что ей очень трудно будет покинуть этого человека. «О, Хоремсеб, — прошептала она дрожащими губами. — Неужели тебе нужны яд и чары, чтобы заставить полюбить себя?».

Когда лодка проплыла мимо, девушка встала и побежала в город. Ей хотелось попасть к дяде, найти там Анубиса и узнать от него все новости. И если будет возможно, она этой же ночью должна уехать в Фивы. Не было никаких сомнений, что доверенные люди князя станут ее искать, чтобы отнять флакон и убить ее. Не зная, что Ноферура умерла, она хотела найти у нее убежище.

Солнце уже всходило, когда она добралась к дому Гора. Она направилась к двери, выходящей на второй двор. В переулке, благодаря счастью, не перестававшему покровительствовать ей, встретила Анубиса. Узнав голос своей госпожи, которую он считал мертвой, молодой раб чуть не сошел с ума.

С большим трудом Нефтисе удалось заставить его молчать и добиться от него, что Сатата умерла, а дядя уехал на несколько дней. Зато Анубис понял, что она хотела без шума сейчас же уехать. Он сообщил о своем непоколебимом решении сопровождать ее, хотя бы на край света. Молодой раб уверял ее, что в порту они могут найти себе места на судне, нагруженном хлебом. Хозяин судна был другом Анубиса и отправлялся в Фивы.

Через час Нефтиса и ее слепой спутник устроились на одном из суден, спускающихся по Нилу с грузом съестных припасов. Предательский флакон и драгоценности девушки лежали в мешке из грубого полотна, висевшем на спине у Анубиса. Мемфис давно уже скрылся из виду, когда раб вспомнил и сообщил своей госпоже о смерти Ноферуры.

Несмотря на то, что Нефтиса была глубоко поражена новостью о второй смерти, она не изменила план своего бегства. Рома оставался ее зятем. Его дом был приличным и надежным убежищем, а остальное потом устроится. Разбитая двойной потерей девушка прислонилась к мешку с хлебом и горько заплакала.