"Карлики-великаны" - читать интересную книгу автора (Лукьянов Алексей)

Часть четвертая . Кульминация и развязка

Экипаж и пассажиров парохода “Ботаник” разрывали внутренние противоречия. Одним хотелось обратно в Перепаловск, другим – выполнить задание, Люлику хотелось Лысюку, а Лысюка требовала объяснений. Опасаясь бунта на корабле, капитан Касимсот отважился вскрыть карты и начистоту выложил историю исчезновения дилетантов… то есть диссидентов.

– Тургений! – зарыдала Нямня, услыхав про судьбу кумира.

– Брюлики… – вздохнул Биркель.

– Идиоты! – проскрежетал зубами Донт. – Где мы будем искать этих уродов? Кругом вода!

Напрасно Евопри Васхадиттильстваа пытался закрыть рот своей спутнице.

– Чебаданчик говорил, что они такие шумные, что сами себя обнаружат,

– ляпнула Берта Сигизмундовна…

– Кто говорил? – обалдели Касимсоты в один голос.

– Че Бадан Пай. Вы что, министра обороны не знаете?

– Ну не то чтобы знакомы… – смутился Биркель.

– Какого-такого вы на пароходе делаете? – не понял капитан. – Вы что, в Ацетонии в отпуске были?

– Мы жили там, – оскорбилась Хрюндя. – В десятиэтажном дворце.

– Какой дворец? Вы что несете? Чтобы министр обороны жил во враждебном государстве? – Возмущению Люлика не было предела: как любой контрабандист, он считал себя патриотом. – Вы еще скажите, что весь Верховный Совет…

Тут старшего Касимсота поразила ужасная догадка:

– Вы это с ним по мобильному общались?

– Нет, – простонал Евопри.

– Да, – сказали сестры.

В следующее мгновение Люлик уже свистал всех наверх, а еще через минуту команда, не стесняясь в выражениях и средствах воздействия, изымала у пассажиров средства связи, и таковых, включая резервные, набралось более сорока штук.

– За борт! – приказал капитан.

– Зело отмщен будешь, пес смердячий, – пообещал Димон Скоряк, эмиссар самого Распута.

– От смерда слышу, – ответил Люлик.

По всему выходило, что бунт на корабле все же произошел, да не просто бунт, а открытое антиправительственное выступление.

– Капитан, Хоркайдо на носу! – доложил штурман.

– Им же хуже, – глубокомысленно промолвил Касимсот.

Трудно сказать, кого он имел в виду.

– Обалдеть, я – герой революции! – Мумукин самодовольно ухмыльнулся.

– Не ты, а мы.

– Я знаменитость.

– Не ты, а мы.

– Что ты пристал! – возмутился Тургений. – Твое дело маленькое – кидай себе уголь в топку и кидай. А я глаголом жгу сердца людей.

– Жжет он, поглядите на него, – лениво огрызнулся Трефаил.

Его не особенно волновала мирская слава. Больше всего Сууркисата занимал знакомый пароход, отчего-то прекрасно просматривающийся на таком расстоянии…

– Бать, – не прекращая таращиться в морскую даль, спросил Трефаил, – ты ничего необычного не замечаешь?

Ванзайц ответил не сразу. Он пытался что-то втемяшить пленному карлику, и бог знает, каких усилий ему стоило не надрать бестолочи задницу.

– Тупица, где ты видел компас с одной стрелкой?! Ну ладно, покажет он тебе, где Север, а Южный полюс где?! А? Может, с другой стороны?

А Западный, а Восточный полюса?!

– Да ты чего на меня орешь, пень старый?! Пользуйся, пожалуйста.

Идиотская у вас страна: глобуса нет, зато у компаса четыре стрелки,

– фыркнул Прохердей.

– Батя, – еще раз позвал Сууркисат. – Оторвись от дебатов, посмотри на мир свежим оком.

Продолжая фыркать и брызгать слюной, астроном осмотрелся. Кругом, как и положено, море. Пара дней ушла на то, чтобы обойти все населенные пункты Хоркайдо с радостной вестью, что Мумукин и Трефаил живы и продолжают бороться с ненавистным паровым режимом. Потом лидеры восстания попросили компас и отправились “нести мир и свободу на Куриллы”. Унд Зыпцыхь не менее часа искал направление, совмещая стрелки строптивого прибора по всем четырем полюсам, а потом велел идти “вон туда”…

– По-моему, дымит пароход, – сообщил старик после непродолжительной рекогносцировки.

– А, по-твоему, сколько до него миль?

– Ну никак не меньше десяти…

– Чего? – не поверил Мумукин. – Когда это на Архипелаге дальше одной мили видимость была?

– Вот именно, – в кои то веки согласился Трефаил с товарищем. – И самое главное – небо странного цвета.

Все посмотрели вверх. Сквозь мутный, но уже негустой смог просачивалась голубизна.

– Какой-то неприличный оттенок, – заметил Тургений.

– Почему? – удивились Громыхайло и Влас.

– Потому что… – Мумукин задумался. – Потому что вы дураки и ни хрена не понимаете. Э, Трефаил, а пароход-то знакомый!

– Нас потеряли, собаки сутулые, – Трефаил потер руки. – Алмазы, поди, ищут.

– А вы, идиоты, всем растрендели, что на Куриллы торопитесь! – заржал Прохердей.

Мумукин посмотрел на Трефаила:

– Нас не догонят?

– Не знаю, – пожал тот плечами. – Малыш, может, потопить эту посудину?

– Там же люди!

– Там Лысюка! – обрадовался Мумукин. – Топить будем медленно.

– Лысюка? – задумался Трефаил. На Нямню у него были другие планы. -

Отставить топить пароход. Давай-ка быстренько на Куриллы.

Мумукин недовольно фыркнул:

– С каких это пор ты заделался гуманистом?

– Гуманизм? – задумался Сууркисат. – Нет, никакого гуманизма. Ты даже не представляешь, зачем она мне нужна.

Напрасно Тургений клянчил и умолял товарища рассказать о планах на

Нямню – тот был непреклонен.

– Сюрприз будет! – вот и все, что удалось выяснить.

Вальдемар Некрасович подозревал.

При общем наплевательском отношении ко всему, что творится на островах, маленький, но очень ценный секрет Большого Папы мог храниться сколь угодно долго, но чей-то длинный язык будто слизнул здание, любовно выстроенное Хэдэншолдэрсом. Кто бы мог догадаться, что на Сахарине живут такие имбецилы, как Мумукин и его дружок

Трефаил?..

…Разумеется, избавляться от Кафки было чрезмерным расточительством: ну кто еще так знает эту ублюдочную страну? Но именно это и являлось главной угрозой Папе: не будь Эм-Си такой дурак, он бы сам нашел и твердое небо, и, главное, вышел на брюлики.

Когда оказалось, что, кроме угля, никаких полезных ископаемых на территории Гулак не осталось, Вальдемар совсем уж было собрался распустить Верховный Совет, как вдруг Бербер Лавриков, предшественник Кафки, доложил, что на Куриллах, в угольном бассейне острова Хули, обнаружились несметные залежи алмазов. То есть настолько большие, что чем больше берешь, тем больше становится.

Лаврикова и прочих проинформированных пришлось спешно ликвидировать, а на добычу и вывоз брюликов (в том-то и прелесть, что алмазы даже огранять не пришлось, уже обработанные в породе лежали, да такой чудной огранки – пирамидкой!) Папа кинул нанятых через третье лицо контрабандистов Касимсотов. Всего-то делов – раз в месяц заглянуть в заброшенную штольню, нагрести мешочек камушков – и в Ацетонию переправить.

Те и переправляли. Что-то, конечно, в их карманах оседало, но и услуга не из дешевых.

И вот теперь Большой Папа подозревал, что кидают его все. И не просто все, а ВСЕ! Даже исключительно толерантный Донт Факми, которому Вальдемар платил не в пример больше, чем всему Верховному

Совету.

И все-таки… Хэдэншолдэрс чувствовал себя гением. Иметь целую страну, пусть и такую ублюдочную, как Соседский Союз, – это вам не каждый сможет. Ничего, и не таких обламывали. Хочешь, чтобы все было сделано как следует – сделай это сам. Пора в дорогу.

Твердое небо может принадлежать лишь одному человеку. И вы его знаете.

– Вам ничего не кажется? – Люлик посмотрел на спутников.

– Мы скоро прибудем? – нетерпеливо приплясывали на мостике сестры.

Что ни говори, а они соскучились по родине. – Соседский Союз скоро?

– А это вам что на носу, Еппония, что ли? – психанул Биркель. -

Хоркайдо уже!

Сестры не поверили.

– А где смог? Смога не видно!

– О! – капитан задрал к небу указательный палец.

Большинство пассажиров не вникло в суть проблемы. Зато Биркель разорялся почем зря:

– Вот уроды! Ни хрена не хотят работать.

– Что случилось? – не понял Факми.

Лысюка объяснила, что Архипелаг Гулак с давних пор славился знатным каменноугольным туманом, настолько густым, что порой люди терялись в смоге без вести. А теперь – посмотрите направо, посмотрите налево – тумана нет не то что каменноугольного, но и вообще никакого.

– И что сие значит? – Донт, похоже, не на шутку затупил.

– Это значит, что все фабрики, заводы и вообще всё на Архипелаге перестало работать. Ни одна сволочь на работу не вышла.

Правда, в голосе Нямни угадывался скорее восторг, чем возмущение.

Такого массированного гражданского неповиновения она не видела ни разу в жизни, было чем восхититься.

Но самое главное – она, несмотря на патологическую глупость, как-то сумела понять, что причиной всеобщей забастовки был Мумукин.

– Любимый… – прошептала Лысюка в сладкой истоме.

– Кто? – в один голос спросили Люлик и Факми.

– Не вы.

В порту творилось что-то несусветное. Там волновалась толпа с красными тряпками, на которых что-то было написано.

Биркель посмотрел в бинокль – и не поверил глазам.

– Одно из двух: или тут все с катушек съехали, или мы на верном пути.

– Дай сюда. – Капитан отобрал у брата оптику и воззрился на встречающих.

Сначала он ничего не понял. Народ на берегу радовался, махал руками, в воздух взлетали шапки и чепчики, кумач весело полоскался на ветру…

А потом Люлик обратил внимание на текст транспарантов.

“МИР! ТРУД! МАЙ!” “ИЮНЬ, ИЮЛЬ, АВГУСТ!” “ЯНКИ, УБИРАЙТЕСЬ ДОМОЙ!”

“ПАРТИЯ – НАШ РУЛЕВОЙ!” “КОСИ И ЗАБИВАЙ!” “СПАСИБОЧКИ!” “СОСИ БЕНЗИН!” “ВЕРНОЙ ДОРОГОЙ ИДЕТЕ, ТОВАРИЩИ!”

Подобного бреда старший Касимсот еще не встречал. То есть, конечно, жизнь в Соседском Союзе нельзя назвать образцом здравого смысла, но не настолько же!..

– Им тут что: голову напекло? – спросил капитан.

– Ты еще левее возьми, – посоветовал Биркель.

Люлик взял. На огромном куске фанеры кривыми буквами было написано:

“МУМУКИН, ВОЗВРАЩАЙСЯ СКОРЕЙ!”

В это время на корме возопил Димон Скоряк:

– Верую! Верую!

На вопль обернулся младший Касимсот.

– Люлик, – деревянным голосом окликнул он брата, – они не встречают, они провожают.

– Кого?

– Его.

Капитан оторвался от окуляров и глянул в противоположную сторону.

Там на горизонте виднелся огромный человек, и море было ему лишь по пояс.

– Это Бог! Я нашел Его, – прошептал Донт. – Давайте за ним.

– Ты совсем рехнулся? – Биркель в испуге поглядел на Факми. – Он нас потопит. В лучшем случае.

– Верую!

Донт поморщился – голос у паладина сладкозвучием не отличался. Он смотрел, как за линией горизонта скрывается бог Дью, которого он неоднократно “делал”, и чем дальше удалялся великан, тем меньше хотелось убийце кого-то преследовать и вообще кому-то служить.

– Убью этих двоих – и всё, ухожу в отставку.

Присутствующие напряглись: многие держались попарно, и далеко не все знали, кого собирался лишить жизни красивый ацетонец.

Касимсоты, например, знали, что убивать Факми собирался Мумукина с

Трефаилом, но даже они поежились.

Спустя час карательная экспедиция высадилась на Хоркайдо.

Собственно, где именно находится дверь, через которую в Соседский

Союз попали великан и карлик, стало ясно сразу же, как только диссиденты достигли Курилльских островов. На расчистившемся небе явственно проступал контур дверного проема, размером как раз под Власа.

Сложность заключалась в том, что остров Укко оказался обнесен по периметру внушительной стеной, а по периметру стены дымили крупнокалиберные орудия.

– Как мы туда попадем? – бился в истерике Мумукин. – Военным про гиганта мысли и отцов демократии не скажешь, им документы нужны.

– Можно тайком подобраться, – предложил Влас.

– Как? – взрослые открыли рты.

– Тайком, – смутился великан. – На цыпочках.

– Незаметно? – уточнил Трефаил. – Сзади?

Мальчик кивнул:

– Я даже сам могу, если вам трудно.

– Нельзя, – покачал головой Сууркисат. – Мал еще.

– Это он-то мал? – продолжал причитать Тургений. – Если малыша заметят со стены, начнется третья мировая война.

Астроном пошевелил губами, подсчитывая что-то в уме, а потом робко спросил:

– Простите, а первые две когда имели место быть?

– Никогда, – признался Мумукин. – Но когда военные увидят мальчишку, они об этом забудут.

– Как же они его увидят? Мальчик ведь сказал – незаметно, – растерялся ученый.

– Батя, ты на него внимательно посмотри – тебя ничего не смущает? – возмутился Тургений.

Хольмарк оглядел подростка.

– Уши грязные? – догадался он.

Мумукин вознес руки к небу:

– И этому человеку я обещал премию…

Спор прервал Трефаил:

– Ша, слово предоставляется гиганту мысли.

Тургений пытался оспорить звание, да и Прохердей со своей манией величия не прочь был присвоить титул, но Сууркисат красноречиво кивнул на водное пространство, и оппоненты обратились в слух.

– У нас есть два варианта дальнейших действий: либо мы идем открыто и провоцируем вооруженные силы на боевые действия, либо совершаем партизанский рейд по тылам условного противника. Оба варианта одинаково неприемлемы, поэтому предлагаю третий: идти открыто, но ночью, когда нас не будет видно.

– Гениально, – съязвил Громыхайло. – Вы умны, как моя пятка.

Но умное слово “геноцид” быстро успокоило Прохердея.

Ночи дожидались на соседнем островке, который и названия-то не имел.

Влас допытывался, почему острова назвали Курилльскими, и в конце концов Ванзайц объяснил пытливому отроку, что вулканическая активность в этом районе некогда была крайне высока, и острова, которые, по сути, являются вулканами, до сих пор выпускают время от времени клубы дыма, будто курят. Как бы в подтверждение лекции, остров вычихнул высоченный фонтан сажи, земля под ногами дрогнула, и путешественники спешно убрались прочь.

– Теперь Еппонии не поздоровится, – потер руки Мумукин.

– Почему? – удивился Влас.

Последовала короткая лекция о цунами, которые случаются в Еппонии, едва чихнет какой-нибудь курилльский остров. Мальчик только головой покачал – злорадства Тургения он не понимал и не разделял. Он сказал, что плохо радоваться чужой беде. На это Прохердей ехидно прокряхтел:

– Ой-ой, какие мы нежные! – И тут же огреб щелбан от Мумукина, которому стало стыдно за его недостойное поведение.

Наконец стемнело, и диссиденты… вернее, уже диверсанты, при поддержке тяжелой пехоты в лице великана, полезли на стену. В куполе неба ярко светился прямоугольник двери: очевидно, с той стороны был день. Влас двигался на удивление тихо и мягко, и, возможно, никто бы его не заметил, но в тот момент Громыхайло опять сподличал:

– Ни хрена себе ворота! – восхитился он.

– Стой, кто идет? – испуганно пискнул часовой.

Мумукин закрыл глаза, Хольмарк попытался влезть в ухо Власу, мальчик растерянно сел: одна нога снаружи крепости, другая – внутри, и только Трефаил сохранил присутствие духа:

– Здорово живешь, служивый. Где тут у вас продовольственный склад?

– Что ты несешь, еппонский бог?! – зашипел на товарища Тургений, но

Трефаил лишь отмахнулся.

– Руки вверх! – щелкнул клапан затвора.

У Мумукина на лбу выступила испарина. Он-то помнил, что примерно в этом месте находилась паровая зенитка. Сейчас как жахнут вслепую.

– Брат помирает, ухи просит… – не унимался Сууркисат.

– Чего? – Голос насторожился.

– А что я сказал? – удивился Трефаил.

– Про брата, про уху, – напомнил служивый.

– А, ну да… Просит, понимаешь… помирает потому что.

– А при чем тут склад? – В темноте щелкнул клапан парового ружья.

– Умираю, есть хочу! – заревел Влас. Он понял, что надо валять дурака вместе с Трефаилом, или дело кончится плохо.

Чиркнула спичка, запыхтел карманный паровой фонарь, и диверсанты предстали перед часовым во всей красе.

– Ёптель, – изумился часовой, вытаращившись на кинконга. – Кто это?

– Мальчик, – объяснил Хольмарк.

– Вижу, что не девочка. Чего так разнесло?

– Так ведь есть хочет, с голоду пухнет, – оправдался Трефаил.

И тут счастливая мысль посетила голову Тургения:

– Потому что еппонский бог!

– А чего ему здесь надобно?

– С официальным дружественным визитом в Соседский Союз прибыл известный еппонский бог и городовой Мама. Цель пребывания – договор о совместном использовании эпической силы в мирных целях.

– Ёптель! – Часовой пригляделся к диссидентам. – Вы, что ли, Мумукин с Трефаилом?

Едва Люлик услышал от аборигенов, что Тургений и Сууркисат отправились на Куриллы, сердце контрабандиста болезненно сжалось.

Чертовы герои-освободители явно узнали про месторождение брюликов и теперь собираются прибрать копи к своим рукам. Так что Донту и

Лысюке не пришлось принуждать Касимсотов к дальнейшему преследованию: братья закусили удила и не без оснований полагали, что скоро все закончится. По крайней мере – для Мумукина с Трефаилом.

Небо над Архипелагом расчистилось окончательно, что лишний раз подтверждало правоту Нямни – ни одна сволочь не работала. Впрочем, не работали и хорошие люди. Единственные, кто не перестал коптить небо, – это парторги, ибо самоотверженные паровые типа организмы не могли оставить общественный порядок без присмотра. Но, как ни странно, беспорядков пока не случалось: народ бесцельно шатался, таращился на голубое небо и разбирал паровые агрегаты, как позорное наследие кровавой Хэдэншолдэрсовой диктатуры.

Биркель, правда, пытался отговорить островитян от этого шага:

– Работать на чем будете?

– Не будем работать, – отвечали жители Хоркайдо. – Зае…ло.

– А кушать что будете?

Островитянам понадобилось прожить при паровом режиме ровно пятьдесят лет, минута в минуту, чтобы дожить до этого мгновения. И они почувствовали себя непобедимыми, когда четко и ясно ответили:

– Дерьмо.

Пойди, поспорь с такой аргументацией! Кроме того, впереди маячила картина всеобщего экономического упадка, поэтому…

– Мы должны поторопиться! – зашептал Люлик брату. – Не знаю как, но эти придурки пронюхали про бриллианты. Если они захватят месторождение, нам кердык – этот их бог выгребет все подчистую.

И “Ботаник” на всех парах поспешил за дисси… нет, уже за национальными героями.

Конец был близок.

Часовой представился Тяпницем Боринсоновичем Курзо (можно Тяпа).

Раньше он охранял целого гейнерала, а потом пришел Кафка и сказал:

“Твоя нужен Большому Папа”, и Тяпу поставили сюда, типа стратегический объект охранять. А какой тут стратегический объект, когда всюду написано: “Угольный бассейн острова Укко. Резерв”?

Пароход, правда, регулярно приходит, мужики в штольню спускаются, потом поднимаются, новости рассказывают, анекдоты свежие. Хавчик тоже привозят. А тут еще в небе иллюминация такая появилась!

Все восторженно уставились на яркий свет, сочащийся из щелей и замочной скважины Двери.

– Интересный тут, поди, уголек добывают, – задумался Мумукин. – Я гляну? Одним глазком!

– Тебе его предварительно высосать? – пригрозил Сууркисат.

– Нельзя смотреть, – объяснил Тяпа. – Сказали, стрелять всякого, кто сунется.

– И нас?

– Служба, – пожал плечами Курзо. – Только мужикам этим можно.

Фамилия у них забавная – Тэстописяты.

– Может, Касимсоты?

– А я как сказал?

– Дяденьки, может, я уже пойду? – Влас виновато шмыгнул носом. -

Холодно.

Дяденьки встрепенулись:

– Тяпа, будь другом, нам стратегический объект не нужен, мы пацана домой возвращаем…

– А я думал, он и вправду еппонский бог…

– Не, еппонские боги маленькие, с круглым пузом. Фэншуют постоянно.

Подойдешь к нему и говоришь: “Фэншуй!” И они все делают, если по пузу погладишь. А некоторым скажешь: “Хентай!” – и такое начинается!..

– Нет, хентать мы никого не будем, – прервал товарища Трефаил. -

Ребенку надо домой.

Всей толпой пошли к Двери.

И оказалось, что заперто.

– Ну?

– Что?

– Будем открывать?

– А я чем могу помочь?

– Глаз высосу!

– Еппона мама, я тебе кто – взломщик? Малыш, а может, ты плечом?..

– Вы с ума сошли! Это же небо! А если треснет?

– Круто! Малыш, навались!

– Нельзя, вам же дядя Ванзайц объяснил!

– Ой-ой, какие мы нежные!

– Ёптель!

– Цыц! – прервал общий галдеж Трефаил. – Я скажу. Дверь закрыта.

Ключа нет. Ломать нельзя. Требуется работа взломщика. Добровольцы есть?

Молчание.

– Прекрасно. Значит, отдувается самый маленький.

– Это я маленький? – взъярился Громыхайло. – Ну-ка, ты, повтори!

– Геноцид.

– Уговорил…

Мумукин отреагировал первым, едва успев ухватить маленького проныру за пятку, а то бы Прохердей улизнул через замочную скважину.

– Что пристал, зараза?!

– Ой-ой, какие мы нежные! – передразнил Тургений. – Нет, Трефаил, мы этого субъекта не отпустим. Мы его в цирке показывать будем, за деньги.

– Отпустите, я вам штучку подарю.

– Какую?

Громыхайло показал маленький бриллиантик.

– Из мешочка украл! – заорал Мумукин.

– Не воровал я! Пока вы болтали, я в штольню сбегал, там их до хренища!

Дверь временно отошла на второй план.

– Значит, Биркель камушки отсюда возит? По заданию партии и правительства?

– Это вопрос риторический, – успокоил друга Тургений.

– Не мешай. Он их, между прочим, за границу возит.

– А у нас они ничего не стоят. Кому нужны камушки, когда жрать нечего?

– Правительству. Ему есть чего жрать.

– Дяденьки, я домой хочу!

– Еппона мама! Трефаил, посвети, я какую-нибудь железяку найду, замок расковырять.

Сууркисат посветил. Естественно, первое, что нашел Тургений под ногами, оказалось значком “Передовик производства”.

Мумукин разогнул булавку и попытался колупнуть ею в замочной скважине, но подлый значок выскользнул и с грохотом, несвойственным мелкому предмету, провалился внутрь.

– Быдла такая! – Тургений с досады пнул дверь, и та легонько открылась наружу.

Все ахнули.

По ту сторону догорал летний день. Путешественники увидели цветущий луг, на них пахнуло ароматом разнотравья, донеслось щебетание птиц.

Какое-то время компания молча созерцала пейзаж.

– И что, ты тут живешь?

– Да, – в один голос ответили Влас и Громыхайло.

– Ну что ж, будем прощаться, – решил Курзо. – Приятно было познакомиться.

– Верую! Эпическая сила!

Все оглянулись.

К провожающим приближалась изрядная толпа, в которой сквозь сумерки

Трефаил начал различать знакомые лица: Касимсоты, Лысюка… остальные, правда, незнакомые, но их Сууркисат тоже не боялся. Эпическую силу славил субтильный шаман с рыжей бороденкой и бубном под мышкой.

Толпа остановилась на почтительном расстоянии.

– Мумукин, прощайся с жизнью! – заорал Биркель.

– А я? – обиделся Трефаил.

– Ты тоже! Наверное… – Касимсот-младший замешкался.

– Верую!..

Началась словесная перепалка. Мумукин тарахтел со скоростью парового пулемета, Трефаил поминутно обещал высосать глаз то одному, то другому, а то и всем сразу, Касимсоты наперебой сыпали угрозами,

Лысюка обзывала неизвестно кого придурками бешенства… Слово за слово, и скоро вся делегация оказалась вовлечена в прения, не исключая хладнокровного Факми. Скоряк, не прекращая бить земные поклоны и “веровать”, умудрялся то одному, то другому зазевавшемуся агенту давать здоровенного пенделя, и вскоре все смешалось настолько, что люди начали забывать, зачем сюда вообще собрались.

Пока Влас не сказал:

– Сюда что-то летит.

– Где? – Тяпа всполошился и опрометью бросился на стену.

– Это что за мужик? – спросил Люлик у Трефаила.

– Часовой местный.

– Куда это он?

– Стратегический объект охраняет. Э, погоди! Ты же его знать должен, если постоянно сюда за камушками ходишь!

Теперь удивился капитан:

– Это необитаемый остров, законсервированное месторождение.

Враги смерили друг друга взглядами. Потом посмотрели на стену, где часовой Тяпа неумело наводил зенитку на неопознанный летающий объект. Стрекот невидимого летуна становился все отчетливее, и столь же отчетливее становился шум пара в котле зенитного орудия – давление возросло до максимальной отметки.

И тут загрохотало. Часового с зениткой окутало паром, все замерли, и только Влас растерянно крутил головой.

– Дядя Мумукин, что он делает?

– Стреляет по паролету, это же очевидно!

– А там люди?

– Ну… как тебе сказать… наверное, да, – смутился Тургений.

В несколько прыжков кинконг достиг стены, разогнал пар и, обжигаясь и шипя от боли, выломал орудие и сбросил в море.

Вскоре стало понятно, что если “часовой” и попал в летательный аппарат, то несерьезно. Вот паролет сделал круг над крепостью, вот завис, вот сел… Едва стих шум двигателя, а показавшееся над краем стены солнце окрасило его корпус оранжевым, дверь машины распахнулась, и оттуда тоже посыпался народ… точнее, это был не народ, а самый что ни на есть цвет нации – Верховный Совет полным составом, кроме разве что Большого Папы. Агенты радостно завопили, увидав начальство, и только Димон не обращал на Распута никакого внимания:

– Верую!

Мумукин шепнул Трефаилу:

– А где Хэдэншолдэрс?

Люлик и Сууркисат обернулись на Тургения. Взгляды обоих не предвещали ничего хорошего.

– Чего я сказал-то?

– Это он! – заорали Трефаил и Касимсот.

– Нет! – Мумукин в ужасе зажмурился.

Сууркисат бросился к Власу:

– Малыш, хватай часового! Лови его! Лови!

Диктатор заметался по стене. Нельзя сказать, что Влас так уж старался поймать Большого Папу, но нервы у Вальдемара Некрасовича сдали. Он начал ругаться, угрожать, незаслуженно обозвал Власа засранцем и даже умудрился разок выстрелить из пистолета, который все это время держал в кармане. Пуля угодила кинконгу в нос, и из глаз малыша брызнули слезы.

Тут Хольмарк, до сей поры старавшийся не отсвечивать, с воплем:

“Маленьких обижают!” раскидал Верховный Совет с его прихвостнями, легко вспорхнул на стену, в мгновение ока настиг Хэдэншолдэрса, вырвал у него пистолет и надавал пощечин.

Далее свершился самый бескровный и полюбовный государственный переворот за всю историю Архипелага. Трефаил предложил всему

Президиуму сдаться, или он немедленно всем глаз высосет. Угроза подкреплялась сопением обиженного великана и воплями “верую!”, с которыми Скоряк принуждал Распута поклониться кинконгу.

Скоро рассвело окончательно, а за Дверью, наоборот, показалось багрово-красное светило. Предстояло самое главное – отправить малыша домой.

– Слушай, там уже поздно, – уговаривал Власа Тургений. – Может, завтра?

Но мальчик твердо решил, что приключений пережил выше крыши. Он решительно шагнул из-под купола наружу и закрыл за собой Дверь.

– Ну вот и все, – с облегчением вздохнул Тургений.

Но ни Трефаил, ни Ванзайц не разделяли мумукинского оптимизма.

Потому что Вальдемар, едва Дверь закрылась, таинственным образом преобразился из слабого и безжизненного кролика в голодного и злого удава. Большой Папа злорадно цыкнул зубом:

– Факми, убей их.

Донт сделал шаг вперед. Оружия у него не было, но как профессионал

Факми мог делать работу даже голыми руками. Вопрос состоял в следующем: можно ли убивать людей, на которых снизошла благодать Божия?

В это время Дверь снова открылась, и невидимый Громыхайло, сидящий, очевидно, на плече у Власа, сказал:

– Горстью, горстью бери!

Влас наклонился и сгреб Верховный Совет, никто даже пикнуть не успел.

– Куда вы их? – спросил Сууркисат.

– Это мне компенсация! – отсалютовал Прохердей. – Ох, я ими и покомандую!

Потом Дверь закрылась, на этот раз – окончательно. Трефаил и Мумукин долго смотрели на голубой хрусталь неба, а потом Тургений на свою беду вспомнил:

– Адидасыч, еппона мама, ты мне сюрприз обещал!

Сууркисат наморщил лоб.

– А, помню, да. Я решил тебя на Лысюке женить.

Тут Мумукину и поплохело.

Необходимое заключение

Лысюка очень быстро одумалась связывать жизнь с придурком бешенства и вышла замуж за Донта Факми. Очень скоро они отправились в свадебное путешествие по ту сторону купола.

Никто из жителей Архипелага Гулак больше не работал. Алмазы, в которые под давлением купола превращался уголь, были национализированы, министрами брюликодобывающей промышленности стали братья Касимсоты. На вырученные деньги Соседский Союз закупает еду, специалистов и экологически чистую машинерию.

Хольмарк подумал-подумал и не стал обнародовать открытие. Ему заново отстроили обсерваторию, и теперь астроном пытается доказать, что полюсов всего два, а земля крутится. По настоятельной просьбе

Трефаила и Мумукина стены в обсерватории обиты войлоком.

Главных виновников падения парового режима восстановили в должностях на “Радио Сахарин”. Но выговор с занесением в личное дело за прогулы и срыв эфира Лиффчинг им таки впаял. За сумятицу и нестыковки в сюжете повести ответственность несут эти же отморозки.