Глава 12

Казалось, я совсем недавно закрыла глаза и вот меня уже трясли за плечо. Я недовольно поморщилась, что-то буркнула, и немедленно, перевернувшись на другой бок, тут же попыталась снова уснуть. Воздушные объятия Морфея все никак не хотели меня отпускать, но голос Милы окончательно вернул меня к реальности:

— Барышня, тут какая-то холщовая сумка с которой вас нашли. Ее брать с собой?

Робкий голосок Милы доносился до меня как из-за слоя ваты. Этот вопрос заставил меня быстро подскочить на кровати. От резкого толчка моя голова закружилась и перед глазами все поплыло.

— Да, — отозвалась я охрипшим ото сна голосом. — Засунь ее куда-нибудь.

И тут до меня дошло — Мила непременно ее откроет и посмотрит, что там.

Предвосхищая лишнее любопытство, тут же выпалила повышенным, чем обычно, тоном:

— Не смей открывать ее! Там некоторые мои вещи!

Я слишком поспешно вскочила с кровати, путаясь в длинной сорочке и ступая по ковру заплетающимися ото сна ногами, метнулась к Миле. Пара поспешных шагов, и я молниеносно выхватила заветную сумку из рук оторопевшей горничной и засунула ее на самое дно свободного массивного сундука, стоящего рядом с Милой. Сверху я положила стопочку приготовленной заранее одежды.

— Этот сундук тоже брать, — повелительным тоном отозвалась я, вставая с колен и одергивая подол сорочки.

— Как пожелаете, — пролепетала Мила.

Дрожащими руками она продолжала складывать вещи в сундук. В этот момент я сильно пожалела о том, что так напугала горничную.

"Твою мать, я как всегда в своем репертуаре — становлюсь истеричной и ору на прислугу!" — с досадой выругалась я про себя, кусая губы.

Как сгладить свой резкий тон я не знала и посему решила просто промолчать. Отойдя к окну, я рывком отдернула штору. К моему огромному удивлению было еще рано, на востоке едва теплилась утренняя заря. На западе толпились сизые тучи, медленно поглощая бледнеющие звезды на нежном жемчужном предрассветном небе. Под моим окном уже кипела оживленная и активная жизнь. Не смотря на то, что было раннее утро, в доме и во дворе хозяйничала прислуга, стараясь не шуметь, и готовилась к отъезду господ. Собирали поклажу, сундуки, коробки, шляпницы, баулы и прочее на телеги, запряженные неказистыми рабочими лошадками. Видимо, обозы с одеждой и прислугой готовились выехать из поместья раньше, чем изволят проснуться господа.

— Я вам приготовила темно-синий дорожный костюм, барышня, — оторвала меня от созерцания Мила.

— А почему они уезжают раньше? — спросила я горничную, указывая кивком подбородка на задний двор и телеги, груженные багажом, и обернулась к служанке, ожидая ответа.

— Торопятся прибыть раньше, чтобы приготовить крымское поместье к вашему приезду, — отозвалась Мила, силясь впихнуть последнее платье в, битком набитый вещами, сундук.

Я слабо улыбнулась, вспоминая, как Машка набрала много вещей и пыталась закрыть чемодан. В тот вечер мы уезжали в Крым, и моей подруге вздумалось набрать столько вещей, что их хватило бы на нас двоих. В итоге, мы вдвоем закрывали ее чемодан, психуя и ругаясь. Я грустно вздохнула и отошла от окна.

— Будете почивать или вас одеть, — спросила горничная, наконец-то справившись с крышкой сундука.

— Я, пожалуй, еще поваляюсь, — лениво пробурчала я, и вновь нырнула под теплое одеяло. — Еще так рано…

Мила кивнула:

— Как пожелаете, барышня. Я сейчас позову Ивана, и он вынесет ваш сундук. Остальная поклажа уже в телеге.

— Угу…

Я зябко свернулась в калачик и, зевнув пару раз в подушку, попыталась уснуть. По крайней мере, глаза добросовестно были закрыты. Слышала, как ушла Мила, потом ее быстрые шаги замерли в коридоре, затем она снова вернулась с дворецким. Иван ловко подхватил окованный железом, сундук и вытащил его из комнаты, Мила ушла за ним. Когда все стихло, я с облегчением вздохнула и попыталась крепко заснуть, но Морфей все не прилетал ко мне, и я уже отчаявшись уснуть снова, встала с постели.

"Твою мать! Я вчера спала как убитая с обеда до утра и не мудрено, что не могу больше уснуть" — спохватилась я, раздраженно натягивая на себя пеньюар.

Нервно запахнув шелковое одеяние я, прихватив колокольчик, уселась на софу. Уже медленно просыпалось солнышко. Его нежные розовые лучи робко пробивались сквозь щель между шторами и заливали всю софу фантастическим светом. Позвонив в колокольчик, я терпеливо ждала горничную. Мила не заставила себя долго ждать. Тихо приоткрылась дверь и в апартаменты скользнула девушка в темном форменном платьице и в белом фартуке. Только сейчас я заметила, что под огромными миндалевидными глазами Милы пролегли фиолетовые тени — следы бессонной ночи.

— Сколько ты спала в эту ночь, Мила? — поинтересовалась я у девушки, когда я она стремительно приблизилась ко мне.

В глазах Милы мелькнуло удивление, и оно отразилось в ее голоске:

— Не извольте, беспокоиться, барышня. Всего часик, но я привыкшая.

— Ну как же, — с возмущением воскликнула я, совершенно забывая о том, что прислуга в этом веке считалась людьми второго сорта и приравнивала к мебели. — Человек должен спать! Ведь нам еще ехать.

— А когда я бы ваши вещи собрала? — спросила Мила. — Прислуге не пристало долго почивать…

Последнее предложение она сказала с такой горестью и в голосе послышались нотки покорности судьбе. Ее ясные глаза смотрели на меня устало и безо всякой злобы, а я сидела на мягкой софе, откинувшись на спинку, и жалела ее… Жалела эту жалкую девушку… Жалела, что она так покорна своей судьбе, что она не борется, а принимает свое положение как должное. Мне даже на мгновение захотелось, чтобы Мила больше не была моей служанкой. Вот если бы ей стать свободной молодой девушкой…Жила, училась в институте, встречалась с парнями, имела друзей — в общем, жила той жизнью, которой я жила до этого досадного случая с Часами Времени. Мои чувства видимо отразились на моем лице.

Мила с удивлением взирала на меня и тихо выдавила:

— Барышня, что с вами? Вы меня жалеете? Вам действительно не все равно, сколько я спала?

— Это так заметно, Мила? — потрясенно произнесла я. — Да, мне не все равно…

— Вас будто подменили, Габриэль Николавна, — прошептала Мила.

Я прикусила губу, чтобы истерически не заржать во весь голос и проигнорировала замечание горничной.

" Твою мать, конечно подменили! Разве не видно? Какая современная девчонка, будучи в здравом уме, будет жалеть прислугу, которая не возражает против угнетенного положения и считает это нормой? Еще революцию тут устрою с плакатами "Земля — крестьянам! Фабрики — рабочим! Долой буржуев!" Рановато, правда, но как только найти в Германии Карла Маркса и Энгельса, изложить им свои идеи и они точно меня на руках будут носить…Все пойдет как по маслу… Еще в историю войду… Улицы моим именем называть будут… Например, проспект — имени Габриэль Миллер… Красота… " — ехидно комментировал мой внутренний здравый голос, я едва сдержала мечтательную улыбку, представляя себе это зрелище.

— Барышня, приказать ванную наполнить? — вернула меня в действительность горничная.

— Да, конечно…

Блаженно греясь в розовом мареве солнечных лучей, я ожидала Милу и лениво играла кружевом на широких рукавах пеньюара. Вскоре мне стало скучно, и я зашла в гардеробную, уже изрядно опустевшую. На свободной вешалке висел всего лишь один синий костюм — пиджак и длинная прямая юбка, а также корсет, панталоны, чулки и белоснежная блузка. Рядом на полу стояли ботинки на ровной подошве. Вокруг был полный порядок, но было сразу заметно, что все вещи поспешно складывали, чтобы вывезти. Посреди комнаты сиротливо валялся носовой платочек. Когда я подняла с пола батистовый кусочек материи, в соседней комнате послышался голос Милы, которая звала меня. Я отозвалась, положила платок на пустую полку и быстро вышла из гардеробной.

Водные процедуры прошли как всегда неторопливо и с огромным наслаждением. После ванной я снова отправилась в спальню, а Мила побежала на кухню распорядиться насчет завтрака. Затем, горничная ловко затянула корсет и надела на меня приготовленную одежду. Блузка была свободной из непрозрачного шелка. Впереди было пышное жабо из кружев. Костюм был пошит из легкого темно-синего немаркого материала. Прямая юбка соблазнительно облегала мои бедра, а широкий пояс подчеркивал узкую талию. Длиной она была всего лишь до щиколоток и открывала маленькие изящные дорожные ботиночки. Пиджак по крою был отдаленно похож на современную строгую деловую одежду, но вырез на груди был слишком широк, в который попадало жабо. В целом этот наряд был удобен — как для путешествий, так и для повседневной жизни, если не считать туго затянутый корсет.

Мне удалось впихнуть в себя лишь только половину завтрака, который принесла мне Мила. Когда горничная унесла остатки еды на кухню, я решила прогуляться по дому, так как мадам Элен и Сесиль еще спали. Легли они довольно поздно. Мила рассказала вкратце за чаем, что вчера вечером в гости заезжали Борщевы с младшим сыном. "Маман", Матильда и госпожа Борщева играли в вист до самой полуночи. Барышня Сесиль Николаевна — на рояле, а младший барчук со скуки волочился за моей "сестрицей".

"Вот она — сытая жизнь богатых помещиков. До двенадцати ночи гуляют, а потом спят до обеда" — мрачно подумала я, неторопливо шагая по коридору второго этажа.

В том крыле, где находились апартаменты настоящей Габриэль, были еще комнаты ее сестры Сесиль. В другом крыле были покои мадам Элен, и комнатки горничных. За самой последней дверью в коридоре, оказалась небольшая, но очень уютная библиотека. Два огромных окна были зашторены плотными темными шторами, не пропускающими ни единого солнечного лучика. Главным украшением библиотеки был огромный потухший камин. Перед ним уютным полукругом стояли диван с кожаной обивкой и два кресла по бокам. Перед мягкой мебелью стоял низкий журнальный столик. Я даже представила себе, как уютно читать книги перед зажженным камином. Тепло огня веет от пламени, пляшущие языки отражаются в полированной поверхности столика, бросая багровые блики на кожаный диван, кресла и самого читающего. Я прошла вдоль стен, заставленных стеллажами с широкими полками, и с интересом рассматривала корешки книг.

Мне было отчаянно скучно, а из опыта прошлой жизни я помнила, что чтение хорошей книги является отличным методом избавления от скуки и не беда, что книга не с ноутбука. Мои глаза тут же наткнулись на название на корешке книги в изумрудной бархатистой обложке. "Жестокий ангелъ" — золотистые тисненые буквы загадочно мерцали в полумраке. Это название меня сильно заинтриговало. Одернув шторы на ближайшем ко мне окне и более не раздумывая ни секунды, я взяла книгу с полки и, усевшись в хрустящее кожаное кресло, погрузилась в чтение. В целом читать было сложно — кое-где попадались не понятные мне выражения и слова, но вскоре я привыкла и уже не замечала твердого знака на конце слов и не свойственных для современного мне русского языка оборотов речи. Книга была какой-то особой смесью любовного и психологического романа. В романе описывались страдания молодой особы Анютки от неразделенной любви к графу Островскому. Все было из разряда — поматросил и бросил. Я так увлеклась чтением, что не заметила, как уже встали мадам Элен и Сесиль. Их голоса — свежие и счастливые, послышались в коридоре. Они звали меня. Я настолько погрузилась в чтение, что не сразу сообразила, кого они ищут. Маман и сестрица бродили по коридору и по первому этажу, окликая "Габриэль". На поиски моей персоны была даже послана Мила в сад, а вот заглянуть в библиотеку, на это ума у них не хватило. Видимо настоящая Габриэль не слишком жаловала чтение и была редким гостем этой восхитительно уютной для меня комнаты. Я прихватила книгу, намереваясь дочитать ее по пути в Крым, и выбежала из комнаты.

— Дочь моя, — строгим тоном сказала маман. — Где это вы были?

— В библиотеке, — проблеяла я, уже жалея о том, что сказала.

Мои предчувствия оказались верны. Мадам посмотрела на меня как на умалишенную. И как я умудрилась сделать три шага из библиотеки и тут же напороться на мадам Элен? Видимо, мне как всегда крупно "повезло". Я стоически выслушала тираду о моих манерах и послушании, в конце которой маман сообщила, что кареты уже поданы к парадному входу и ожидают лишь только меня. Затем мне велели надеть шляпку и перчатки и спускаться вниз. Выше сказанные предметы женского туалета я нашла в своей комнате на идеально застеленной кровати. Возле последней стояла Мила, ожидая меня. Она усадила меня перед туалетным столиком и собрала уже высохшие волосы в узел. Затем она надела соломенную шляпку и завязала синие ленты под подбородком. Черные лайковые перчатки мне пришлось натянуть с огромным внутренним недовольством.

Когда я спустилась с крыльца дома, то узрела два черных наглухо закрытых экипажа. Мила помогла мне сесть в один экипаж с маман Элен, Сесиль и Матильдой Леопольдовной. Во втором оказались Мила и Марфа, дворецкий Иван и дородная кухарка, готовящая божественные гречневые блинчики, которые были сегодня на завтрак. Как только все расселись, оба кучера одновременно звонко щелкнули своми кнутами, и лошади понеслись размашистой рысью прочь от поместья. Я бросила прощальный взгляд на огромный дом, в котором провела почти двое суток, мечтая его никогда больше не видеть.

В целом дорога проходила спокойно. Вскоре все небо заволокло низкими сизыми тучами, за окном мелькала степь, ровная как кухонный стол, и такая неприветливая без солнышка. Она хмурилась вместе с небом. Природа томилась во влажной духоте, ожидая разрядки. Внезапно поднялся ветер, который нес пыль, кусты сухого перекати-поля и волновал ковыль. Наш кучер Михей, почуяв надвигающуюся грозу, тут же повернул в сторону ближайшего хутора, на постоялый двор. Едва мы успели поставить кареты под навес, а сами, как только зашли на крыльцо. Низкая некрашеная дверь вела в общую залу хаты-мазанки, именуемой постоялым двором.

Низкое свинцовое небо внезапно надломилось, сверкнула ослепительная молния, громко хрустнул гром, сотрясая все небо и бескрайнюю степь. В воздухе запахло озоном. Первые тяжелые капли влаги грузно упали на истосковавшуюся по дождям почву. Следующий раскат грома заставил нежную Сесиль испуганно взвизгнуть, и убежать в хату-мазанку. Я же осталась одиноко стоять на крыльце под навесом и зачарованно взирать на разбушевавшуюся природу. Вслед за первыми каплями, с неба сорвался оглушительный водяной шквал. Ливень немилосердно хлестал по земле, превращая пыль в грязь. Дождь барабанил по навесу с такой силой, что невольно заслушалась этой дивной музыкой Я с огромным удовольствием вдыхала свежий мокрый воздух, очищая легкие от дурманящей голову духоты и пыли. Почти мгновенно образовались глубокие лужи, земля уже напиталась и сыто собирала на своей поверхности резервуары дождевой воды.

— Барышня, идемте в хату, — позвала меня Мила.

Я вздрогнула от неожиданности, хотела было отказаться, но она настойчиво взяла меня за руку и увела прочь с крыльца. Разгул природы длился недолго и, как обещал хозяин корчмы, через полтора часа мы могли ехать далее. Уже вовсю светило солнышко, высохла дорога, а синее небо окончательно расчистилось. Наскоро перекусив самыми лучшими блюдами постоялого двора, мы убрались восвояси к огромному облегчению мадам Элен, которая считала, что таким аристократам, как Миллеры, не пристало посещать такие забегаловки, как приютивший нас от непогоды постоялый двор. Эти мысли я четко прочла в нахмуренных бровях и надменно поджатых губках на ее хорошеньком личике.

Отдохнувшие лошади неслись с удвоенной скоростью, чтобы поспеть до темноты доехать до охотничьего домика в предгорье Крыма. Созерцание однообразного пейзажа окончательно надоело мне, и я с головой погрузилась в чтение увлекательного романа, не обращая внимание на то, что с каким удивлением взирала на меня сидящая рядом троица. За чтением время пролетело быстро, и не заметила, как уже начало темнеть и вскоре была вынуждена оставить свое занятие. Но не успела я соскучиться как, мы подъехали к охотничьему домику. Даже в угасающем свете дня были видны уже близкие к нам знакомые мне горы.

Прислуга ловко устроила нас на ночлег. Сесиль, уже лежа рядом со мной на кровати шепотом пояснила, что этот домик построили специально для тех, кто путешествует в Крым на лошадях, а не на железной дороге. Обычно этот домик пустует, а пользуются им лишь только путники, проезжающие мимо по главному тракту. Затем, мы пожелали друг другу спокойной ночи. Убаюканная тихим стрекотанием кузнечиков и сверчков, я уже тихо плыла невесомой дымкой над степью.