Глава 14

Уже полностью одетая, я целых десять минут крутилась напротив огромного, во весь рост, зеркала в резной деревянной оправе. Из темной рамы на меня смотрела светло-русая девушка в синем, как глубины океана, шелковом платье. Глубокое декольте, отороченное черным кружевом, соблазнительно открывало высокие округлости груди и покатые плечи. Темный оттенок наряда стройнил мою и без того хрупкую фигуру, делая ее еще более изящной и невесомой. Полупрозрачные мини-рукавчики из черного кружева не скрывали линию плеч, а шелковые, в тон кружеву на платье, длинные перчатки — дополняли весь ансамбль. Черные туфли на высокой шпильке делали меня еще выше и добавляли некоторого шарма. Волосы Мила уложила наверх, открывая шею. Один локон, выпущенный из узла, струился по шее, делая ее длиннее и изящнее. Образ благородной аристократки дополняли золотые украшения из лазурита — подвеска на шею, длинные серьги и браслет на запястье. Роскошные украшения и платье донельзя поднимали мне настроение, делая увереннее в себе и своих силах.

Когда я спустилась в холл, меня уже ожидали мадам Элен в элегантном черном платье строго силуэта и с умопомрачительным декольте. Черный цвет выгодно оттенял ее светлый оттенок кожи и золотистые волосы. Сесиль же была наряжена в золотисто-палевое пышное платье с рукавами фонариками. Обе дамы нервно обмахивались веерами, ожидая меня.

— Отлично выглядишь, милая, — проворковала мадам Элен, подходя ко мне. — Где твой веер?

Я равнодушно пожала плечами:

— Не имею никакого понятия, маман.

Мадам Элен нахмурилась, а Сесиль посмотрела на меня испуганным взглядом. Который я впрочем, проигнорировала.

— Мила! — не поднимая тона, позвала мадам Элен мою служанку.

Через пару секунд перед нами материализовалась сама Мила.

— Чего изволите, мадам Элен? — прошелестела служанка.

Ее кроткие глаза смотрели на хозяйку дома с некоторым страхом и настороженностью, а уголки губок подрагивали, будто в обиде. На ее личике блуждало расстроенное выражение и мое сердце дрогнуло. По всей видимости, что-то с ней случилось. Я очень хотела подробно расспросить о том, что произошло, но не смела. Пришлось заложить руки за спину и незаметно для всех сжать их в кулаки. В моей памяти были еще свежи воспоминания пяти дней рабского труда на Матрену и ее мужа-разбойника.

— Принеси Габриэль ее веер из черных перьев. Да, поживее, милочка, мы и так опаздываем, — командирским тоном велела маман.

Мила присела в реверансе и понеслась наверх со спринтерской скоростью. Я кусала губы, злясь на мадам Элен за то, что она так грубо распоряжается этой милой девушкой. Пришлось немедленно успокаиваться. Как только я получила веер, мы втроем неторопливо вышли из холла. Кучер Михей уже подогнал белоснежную коляску с откидным верхом к самому парадному входу.

Солнце уже зашло, и яркий летний день постепенно угасал, и лишь на западе медленно догорал закат, освещая вершины горных хребтов багряным светом. Там, наверху, был еще яркий вечер, а здесь в долине — все в свои руки брала бархатная ночь. Багровые и пурпурные тучи толпились на небосводе, делая его просто сказочным. На небе загорались первые вечерние звезды и сиротливо, отдельно ото всех, висел бледный тоненький серп молодого месяца. Я любовалась короткими южными вечерними сумерками, оглядывая все вокруг. Дорога шла чуть под уклон. Она была несколько ухабистая и тряская, а по бокам ее, в кювете, росли вечнозеленые кипарисы. Вечерний воздух был прохладным. Дневная июльская жара уже ушла. Аромат деревьев и кустарников усилился, от камней и дороги исходил ощутимый жар нагретой за день почвы. Захотелось улечься в густой траве, горячей от дневного зноя и, раскинув в стороны руки и ноги, лежа на спине созерцать звезды, слушать пение сверчков и вдыхать аромат ночных цветов, распустившихся с наступлением бархатной ночи.

— Ты поразишь всех молодых людей, — оторвал меня от созерцания природы нежный переливчатый голосок Сесиль. — До того ты восхитительно выглядишь, Гэйби.

Я перевела взгляд на сестрицу. Ее глаза светились в полумраке, а фигурка казалась еще меньше и изящнее. Палевое платье выделялось светлым пятном в полумраке летних сумерек, и было даже видно, что она улыбалась мне.

— Благодарю тебя, милая. Ты тоже восхитительно выглядишь, — промурлыкала я мягким голоском, возвращая ей улыбку в ответ.

— Спасибо, — пролепетала она, в смущении опуская глаза.

— Дочери мои, помните, что хорошие женихи могут быть и сегодня вечером, — вставила назидательным тоном мадам Элен. — Не упустите свой шанс — найти себе мужа еще до сезона. Осенью вы будете иметь большое преимущество перед другими барышнями.

— Ага, если это будет не господин Зуев, — хохотнула я, вспоминая рассказ Сесиль.

— Ты ей рассказала про Зуева? — грозным тоном спросила маман у своей настоящей дочери, пока я глубоко в душе искренне развлекалась этой ситуацией.

— Да, — пробормотала сестрица, сжимаясь в комочек.

По ее личику было видно, что она горько жалеет, что созналась в этом мне.

"Твою мать, да нас как мясо на базар везут, чтобы продать подороже. Вот так маман! Дочерей своих в страхе держит и богатых женихов ловить им велит!" — мрачно раздумывала я, наблюдая, как маман Элен сверлит злым взглядом Сесиль.

Мне даже стало жаль эту робкую бедняжку, которая и слова поперек своей матери сказать не может. Дуэль взглядов окончилась полной капитуляцией сестрицы настоящей Габриэль.

— И еще, милочки, ни слова о том, что Гэйби потеряла память, — строго изрекла мадам Элен. — Еще слухи поползут поселком. Выкручивайтесь, дабы женихи не обходили вас десятой дорогой.

Сесиль просто пару раз вздохнула и проблеяла:

— Как скажете, маменька.

Мадам Элен удовлетворенно кивнула и перевела пытливый взгляд на меня.

"Меня не запугаешь, милочка! Мы и не таких уламывали. Щас-з-з, буду я каких-то женихов ловить. Еще чего! Не те у меня цели на сегодняшний вечер" — истошно надрываясь, вопил мой внутренний голос, а я меж тем спокойно выдержала взгляд мадам Элен.

Маман тяжко вздохнула. Я с невинным видом вертела в руках веер.

— Что-то не так, маман? — сладко поинтересовалась я своим коронным издевательским тоном.

Сперва маман задохнулась от негодования и пару секунд ее глаза сверкали в густых сумерках. Видимо этот взгляд был призван испепелить меня.

— Ты совершенно не меняешься, Гэйби. Хоть и память потеряла, но ты — моя дочь, какой была, такой и осталась. Все еще думаешь выйти замуж по любви? — устало проговорила она, томно обмахиваясь веером.

Я стиснула ручку своего веера и, злорадно ухмыльнувшись, благо эту улыбку никто не увидел, ответила приторным тоном:

— Да, маман…

— Вздор! — вскипела маман. — Любовь — это полная чушь! Крепкий брак можно создать лишь только благодаря уму и здравому расчету. Я же твоя мать и хочу тебе добра!

"Ой, да ладно… Знаем, знаем, сама за бабки выскочила и завела любовника для сердца и тела, а об этом дочерям не расскажешь… Ага… моя мать… Как бы не так! Продать хочешь богатенькому. А значит — сбыть с рук! Вот как теперь добро выглядит!" — мелькнула ехидная мысль, и я в полумраке не сдержала нехорошую улыбочку.

— Я так не думаю. Любовь — это прекрасно! — протянула я, открывая веер и, подражая мадам Элен, принялась им обмахиваться.

Меня забавлял этот спектакль, и я до глубины души радовалась этой стычке. Адреналин закипел в моей крови при мысли о возможной борьбе. Я резко захлопнула веер с видом человека, который никогда не сдастся. Сесиль робко забилась в уголок, и взирала на нас с огромным ужасом. Большие оленьи глаза стали еще больше, а ее испуг подстегивал меня еще больше. Нервная дрожь внутри живота усилилась, а боевое настроение возросло в несколько раз.

Подозреваю, что мадам Элен хотела еще что-то сказать, но в этот момент мы подъехали к ярко освещенному дому. Из открытых окон лился свет тысячи свечей, журчала приятная музыка, доносился говор людей и женский веселый смех. Судя по всему, летний вечер был в самом разгаре. К нашей коляске подскочил лакей, одетый в ливрею. Он помог нам выбраться из экипажа. Ступеньки уже казались мне непреодолимыми и непомерно высокими. Коленки подгибались от волнения, и тут я осознала, что стычка с маман в коляске была вызвана нервами и чрезмерным волнением, а не из огромного желания бороться против существующей системы. На негнущихся ногах я пересекла крыльцо, услужливый лакей распахнул перед нами двустворчатые двери.

— Графиня Миллер с дочерьми Габриэль и Сесиль! — громко объявил мажордом в ярко-синей ливрее расшитой золотыми нитками.

Ярко освещенный зал, наряды дам, изящные кавалеры в светлых костюмах, столы накрытые закусками, розовый пунш и лакеи, разносящие шампанское — все это поразило меня настолько, что весь мой боевой запал тут же угас, и я осознала, что все намного страшнее, чем до этого думала. Я по инерции двигалась в кильватере мадам Элен и фальшиво улыбалась незнакомым мне людям. Рядом шла Сесиль.

— Сестрица, — краем губ прошептала я.

— Да, Гэйби? — отозвалась она.

— Ты ведь поможешь мне? Я никого не помню. Сисси, пожалуйста, будь со мной целый вечер, — умоляюще прошептала я, и обернулась к ней.

Сесиль кивнула в знак согласия и ободряюще улыбнулась:

— Конечно, милая.

Страх перед незнакомой публикой постепенно ослабевал, когда я заручилась поддержкой Сесиль. Мне стало немного спокойнее. Я постаралась собрать все свое самообладание. В этот момент из толпы народа навстречу нам выплыли две разодетые в пух и прах дамочки. Видимо это были мать и дочь. Дама постарше была облачена в изумрудное платье с треугольным декольте, а на голове красовалась маленькая, как блинчик шляпка, украшенная лентами в тон платью. Эта ухоженная рыжеватая шатенка производила впечатление светской львицы. Рядом с ней семенила ее дочь. Ярко-зеленые, как у кошки глаза девушки сверлили меня злым и ненавидящим взглядом. Ее бледно-розовое лицо, с едва видными и тщательно припудренными конопушками на носу, выражало наигранную радость. От этой фальши меня уже тошнило и хотелось хорошенько пнуть эту зазнайку и стерву, затянутую в бледно-зеленый шелк.

Когда дамочки поравнялись с нами, старшая защебетала:

— Bonsoir, Элен! Наконец-то приехали, мы вас так заждались! Вы мне как отписались, мадам Элен, что приезжаете, то мое сердце возликовало от радости.

Тут она обратила внимание на нас:

— Габриэль, Сесиль, очень рада видеть вас, милые барышни! Вы все хорошее и хорошеете. Вы просто очаровательны…

— Bonsoir, Катрин, — тем же тоном проворковала мадам Элен. — Вчера ночью только приехали. Лидия, вы все прелестнее и прелестнее с каждым годом.

Обе обнялись и поцеловали воздух возле своих щек. Со стороны было похоже больше на ужимки двух змей, готовящихся ужались друг друга. Я и Сесиль стоически смотрели на встречу двух заклятых подруг. Вот мадам Катрин подхватила под руку мадам Элен и уже потащила в сторону таких же, как и они, дам бальзаковского возраста.

— Лидия, проводи наших гостий на диваны к барышням, — бросила мадам Катрин, уходя под ручку с маман.

— Ну, здравствуйте, Габриэль и Сесиль, — впервые заговорила Лидия. — Мы опять встретились. Гэйби, вы все еще такая же выскочка… как всегда… Так ярко вырядится… Жуть просто…

Ее зоркие глаза осмотрели меня с ног до головы в поисках каких-либо недостатков или изъянов. Ей нечего было прибавить, и она оборвала свою речь. Каждое ее слово, сказанное мне, было насквозь пропитано ядом пустынных гадюк. Но, благодаря Миле выглядела я просто сногсшибательно, и зеркало напротив меня говорило сейчас о том же. Я послала девушке одну из своих чарующих улыбок, приправленную изрядной долей ехидства. Лидия на вид была моей ровесницей, и судя по неласковому приему — врагиней номер один и конкуренткой в погоне за богатыми женихами. Внутренне я ехидно улыбнулась, предвкушая интересный вечер в компании этой девушки с копной блестящих ярко-рыжих вьющихся волос и с царственной осанкой. С такой внешностью Лидия весьма успешно выделялась в толпе.

— Здравствуй, подруга, — парировала я, широко улыбаясь и совершенно искренне забавляясь ее вытянувшимся от удивления лицом. — Ты плохо напудрилась и поэтому можно пересчитать все твои веснушки на носу. Сочувствую тебе, видимо пудра у тебя плохого качества. Может тебе предложить свою?

Думаю, что такого она давно не слышала, а возможно — никогда в жизни. Лидия лишь мрачно улыбнулась, и процедила сквозь зубы:

— Нет, спасибо, но мукой я не пользуюсь. Идемте к девушкам…Все уж заждались.

"Тоже мне! Подруга! Твою мать! Да я бы таких подруг по одной в сортире мочила…И какая там мука! У меня пудра от Ланком, так шо звыняйте — фуфла не держим!" — мрачно размышляла я, когда мы направлялись к группе небольших диванчиков.

Впереди гордо и неспешно плыла Лидия Зимина, а мы с Сесиль шли позади нее. Тем временем, я успела разглядеть огромный холл, временно превращенный в приемный зал. В дальнем углу играли музыканты в черных фраках, по всем залу были расставлены группами пленные диванчики, столы с закусками и пуншем, а между ними сновали наряженные дамы и кавалеры. Отовсюду слышалась русская речь перемежающаяся элегантными французскими фразами. В противоположной музыкантам стороне стояли столы, застеленные зелеными скатертями и кожаные диваны. Там сидели мужчины и оживленно играли в карты, дымя сигарами и трубками. Иной раз, с той стороны время от времени слышалось не одно крепкое словцо.

— Там мужчины играют в покер, — тихо прошептала Сесиль, проследив за моим взглядом. — Видимо, кто-то проигрывает.

В этот момент мы поравнялись с диванчиками, где сидели молодые девушки. Они оживленно болтали и тихонько хихикали. Напротив этой стайки девиц, в десятке метров, стояла группа молодых парней, они переглядывались с кокетничающими барышнями, улыбались и подмигивали им. Девицы заливались смехом, томно обмахиваясь веерами.

"Блин, прям как у нас в универе — все по кучкам, и с парнями перемигиваются! Ничего не изменилось. Разве что одежда другая и вееров у нас нет…" — рассеянно размышляла я, пока Сесиль здоровалась с товарками.

Я вежливо поздоровалась со всеми, и нам с сестрицей поспешно освободили место на диване. Барышни возобновили прерванный нашим появлением разговор.

— Я слыхивала, что Софья Ларичева помолвлена с Александром Синицыным. Представляете, бедняжка не знает, что он уже двух девушек скомпрометировал и ему хоть бы что, — бойко защебетала тоном заправской сплетницы маленькая блондиночка с кукольным румяным лицом и детскими глазками.

— Ах, полно тебе, Полина, — отмахнулась от нее Лидия. — Вздор это все и враки.

— А вряд ли он на ней жениться, — отозвалась изящная брюнетка с умными темно-серыми глазами.

— Это еще почему? — взвилась Полина. — По-вашему, я лгу?!

— Нет, — встряла в разговор девушка в блекло-розовом платье. — Он жениться на ней. Папенька Софьи дает за ней пятьдесят тысяч рублей приданого и маленький свечной заводик.

— Ах, разве он беден!? — охнули несколько девиц в притворном ужасе.

— Кто бы мог подумать!

— Видимо в карты проигрался…

Все начали усиленно обмахиваться веерами и охать на разные лады, выдвигая всевозможные версии. Я едва сдержала презрительную улыбку по отношению к этим дурочкам.

— Этого не может быть! — воскликнула Лидия, кусая от досады губы.

От ее щек отхлынула краска, а в глазах явно читалась досада, что богатый жених уплыл из-под носа, и оказался не таким богатым, как все до этого думали. Но она тут же справилась со своими эмоциями и чтобы перевести разговор на другую тему, вновь заговорила:

— Кстати все хотела вам сказать, что маман пригласила к нам на вечер польского князя Дэниэля Баринского с матушкой Эрженой, а также его младшую сестрицу — крошку Эмили.

У всех присутствующих девиц заблестели глаза, они придвинулись ближе, чтобы услышать все и не пропустить ни единого слова.

— Ах, я слышала, что у него завод в Мюнхене и не только, — заговорщицким тоном отозвалась всезнайка Полина. — Ему уже тридцать, а он все еще не женат. Женщины и постарше его волочатся за ним, а ему хоть бы что. Он сказочно богат и той, на ком он жениться, очень повезет.

"Вот тупые самовлюбленные дуры! Ясно, почему он не женится… Ведь все бабы видят в нем мешок с деньгами…Любая из вас за его тысячи будет ему ноги целовать и не только…" — выругалась я про себя, обмахиваясь веером и осматривая зал в поисках залетевшего на огонек "красавчика".

— Говорят, он красив как бог, — подала голос Сесиль, ужасно стесняясь и краснея. — И хороший умный человек…

"Ну, хоть одна неиспорченная душа и то радует" — обрадовалась я за новоявленную сестру.

— Да такой хороший, что любовниц меняет, как перчатки, — цинично отозвалась Лидия, хищно улыбаясь. — Но к тебе даже мужчины не подходят так, что тебе не понять, глупышка.

Сесиль залилась краской по самую шею и от смущения не знала, что ей делать. Я пришла на помощь сестрице. В конце концов, она была единственным человеком, который по-настоящему хорошо ко мне относился в этом ужасном мире. В глубине души я понимала, что эта фраза была предназначена для того, чтобы побольнее задеть меня.

— Вот уж интересно, а откуда ты в курсе? Может к тебе очень часто подходят мужчины, и ты сама побывала в рядах дам, брошенных князем Баринским, милочка? — невинно бросила я, с треском складывая веер и принимая вызов Лидии.

В душе все кипело от злости. Она же сидела пунцовая от ненависти, ее глаза потемнели и метали изумрудные молнии из-под длинных рыжеватых ресниц. Всем теперь отлично был виден толстый слой пудры на лице и, как у всех рыжих при приливе крови, тут же заблестели конопушки на носу. Девицы, узрев это, прыснули со смеху.

— Да, как ты смеешь, Миллер! — взревела доведенная до белого каления Лидия. — За такие оскорбления можно и на дуэль угодить!

— Возьми себя в руки, Лидия, — спокойно отозвалась сероглазая барышня.

— Постараюсь, Анна, — выдавила рыжая, стараясь унять злобу.

— Она видимо любит, чтобы ее другие брали в руки, — продолжила я издевательства над Зиминой, с благодарностью вспоминая свою школу и универ. — В особенности особы мужского пола.

Не знаю, чтобы сейчас произошло, если бы в этот момент не раздался громкий голос мажордома, объявляющего чей-то приезд:

— Их светлость княгиня Эржена Баринская, князь Дэниэль Баринский и княгиня Эмилия Баринская. А также — граф Максим Нирский.

— А вот и он! — победоносным тоном воскликнула Лидия.

Она уже взяла себя в руки после моей последней шутки и теперь устремилась быстрым шагом к маменьке, дабы встретить столь долгожданных гостей. Я с особым любопытством бросила взгляд на вход. На проходе стоял высокий смуглый шатен с узенькими усиками над чувственной верхней губой, его карие глаза скучающе оглядывали публику. Под руку его держала пожилая матрона, по-видимому, его маменька. Немного позади них, стояла еще одна пара — миниатюрная брюнетка с большими черными очами под руку с высоким блондином. Казалось, я примерзла к дивану — на пороге зала стоял "красавчик" собственной персоной.

"И все-таки ты залетел на огонек, милый" — мелькнула эта бессвязная мысль в моей, внезапно ставшей, пустой звенящей от напряжения голове.