ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Клава, Клавдия Шаркова, не ездила на машине. Ни на черной "Волге", ни на черном "ЗиЛ" е по одной единственной причине. По той же самой единственной причине она не раскатывала ни на "Жигулях", ни на "Запорожце". Она не имела этого добра. На такси салатового цвета, с "шашечками", каталась она частенько и в принципе задаром, но это отдельный разговор и в другой раз.

Клава ехала домой, а жила она по старому у черта на куличках, а по новому в жопе, то есть в новом микрорайоне, построенном советской доброй властью для трудящихся. Естественно руками трудящихся и за деньги, не доплаченные в зарплату и полученные за водку. Кто ж в народе советском не знает, что себестоимость родимой то ли шесть, то ли восемь копеек литр, а продают по три шестьдесят две "сучок" и по четыре двенадцать "Экстру". Может быть где-нибудь в Москве "Экстра" и экстра, но в Омске это просто говно из картошки, да отфильтровано через газеты. Поэтому и отдает цвет в зелену.

Приехала Клава на насквозь промороженном троллейбусе к себе в жопу, восьмой микрорайон, проспект имени Стрельникова Ивана, ему еще на острове Даманский китайцы все поотрезали, вот изверги! А все Мао и эти, хуебины фуевы, недаром их так прозвали… Троллейбус промороженный насквозь, все, кто не пьяный, ногами сучит, что б не замерзнуть и во весь голос поливают и водителя, и начальство его, и райисполком херов…

— Бляди эти, сами на "Волжанках" раскатывают, а тут жопу морозь, гребать их мать…

— Да не выражайтесь, дети здесь…

— Так я ж не против детей, а наоборот за детей, поморозят письки — своих не будет!

— Ха-ха-ха-ха…

— Ну и вфуячил замудило фоки-наки члено-коромысло борминдох мать етит твою налево!.. —

кто-то на задней площадке завернул особенно замысловато и весь салон добродушно грохнул смехом.

— Вот греется, ну дает, истинно русский только такое может завернуть…

— На кой фуй русский, татарин я, закимарил, а рука к поручню примерзла, мудила дернул и оторвал с мясом!.. —

и продолжил речь свою таким хитромудро вывернутым выражением, что захохотали не только все, но и даже дети.

Еще семь остановок и конечная, а там пробежка среди хрущеб и родимый подъезд. Водку и закусь она еще днем купила, да… А интересный он… вот утрутся Ленка с Катькой, не одна из них еще с космонавтом не спала, да… И в глазах что-то такое блестит, не тошто у наших здешних хануриков, залезет на тебя, а сам на стол косит глазам, как мол там, водка, не выдохнется ли… Ни удовольствия, ни чего… Одна сырость, ну а потом еще и аборты делай… Ну а тут сразу видно — орел, как взгребет, так взгребет, мало не покажется…

— Конечная, двери не рвите, с открытыми возить буду! -

простужено захрипело в динамике и пассажиры выпали под черное небо, усыпанное редкими огнями фонарей. Стоял хруст, кашель, плевки. Мужчины прикуривали, женщины разбегались так.

Клава быстрым шагом, прижимая к груди сумку, ринулась в родной проход среди хрущеб, впереди виднелись какие-то тени, сзади слышались крики и уже какая-то ругань, вот и родной-родимый, пятиэтажный, крупноблочный, серого цвета, от других лишь номером отличается, батюшки, стекло в подъездной двери уже разбили, ну сволочи, так, кто-то опять нассал в подъезде, уже заледенело, хорошо хоть свет пока есть, лампочки не побили, первый этаж, из-за двери без номера песни слышны. Пугачева вроде бы, между этажами ктой-то гребется стоймя, ишь притихли, незаметно скользнуть мимо, второй этаж, сверху ехидно:

— Че в подъезде, постудите хозяйство, детей не будет!..

В ответ незнакомый девчачий писк:

— На кой ляд выблядки эти, за своей следи дырой!

Четвертый уже, ну еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он трудный самый, козел этот, Кобзон, жидяра, на лифте раскатывает, явно не в хрущебе живет, козла бы этого да наш в микрорайон, поглядела бы, как тогда запел бы… Уф!.. Ключ в замок не попадает, замок что-то заел, не заел, не, дверь захлопнуть и дыхание перевести… Уф!.. И не убили, не ограбили, не изнасиловали, даже совсем ни чего не приключилось… Уф…

Дверь захлопнулась, водку и продукты в холодильник, с табуретку холодильник, да ни чего, морозит "Морозко", куда денется… Ну а теперь в ванную, ни чего, что сидячая, зато отдельная от сортира и без соседей, одна комната да не общага, господи и кому она только не давала, что б квартиру эту получить, и слюнявым, и старым, и… Хорошо-то как, не уснуть бы только в ванной, потопнуть не потопнешь, но прийдет-то ухажер, а на столе ни чего не готово. Ох и нагребетея она, ох…

Когда все было порезано и разложено по тарелкам и тарелочкам, горячее подготовлено к варке, расставлено на столе, рюмки протерты, варенье разведено, морс, запивать, все, все как у людей и сама при полном параде — платье белое в крупный синий горошек с кружевами у горла и загадочным разрезом в сторону живота, босоножки тоже белые польские лаковые, на шею косынку индийскую, у цыганки купленную, капроновую, по красному полю зеленые цветы… Пятнадцать рублей стерва содрала!.. В волосы заколку, пластмасса под черепаху, где же на всех черепах наберешься, на всех черепах и не хватит, ну и под низ, что б глаза у космонавта радовались, не хуже, чем у людей, трусы с кружевами, комбинация розовая и бюстгальтер, по-деревенски лифчик, тоже с кружевами, сиреневый… Сама мазнулась, начупудрилась, пых-тых и готова!..

И уселась Клава к телевизору. Как соседка шутила — жопа больше, но идет хорошо и звук приличный. А какое красивое название — "Ермак". Как он этих-то, татарву, французской клятве присягать заставил, Толик-то подробно изложил и популярно, даже наглядно, вот стервец, приохотил… Скорей бы космонавт пожаловал, ох и налетаемся, накувыркаемся, а что — хуже дуры-Терешковой, что ли…

По омской программе, по второй, шла передача "Взрослым о детях". Усмехнулась Клавка, вспомнив мокрощелку с подъезда, детей у Клавдии не было. Всех в абортарии, оставила… По первой, московской, уже фильм начался, про что — непонятно. Интересно, зачем у телевизора двенадцать положений переключателя, когда программ всего две? Ха, оба придурка на заводе работают, он инженеришка, она вроде как на станке… А че тогда маникюр-то в экран сует, наверно токарш не видела ни разу… А Толик-то умный, так он просто заявил, может в будущем будет больше, так это как бы авансом… Ха, авансом, обещанного три года ждут, телевизор она еще в общаге когда жила, купила, с Жоркой она тогда гуляла или уже с Павлом?.. Ха-ха, а эти придурки решили стенгазету выпускать и объяснится, почему план не идет на любимом заводе, интересно, сами эти бляди с экрану, такое же говно смотрят или другое что?.. Толик умный, говорил мол есть штука такая, как магнитофон, так туда фильмы кладешь и смотришь, дорогая наверно, вон в "Спартаке" кинопроэктор триста рублей с лишним стоит, а без звука ленты-то, ну а кино…

От экрана Клаву оторвал звонок. В дверь, так как телефона не имела. Как и все соседи вокруг. За дверью стоял космонавт. И слегка покачивался.

— Ой, а я уже заждалася вас, а вас все нет и нет…

— Предлагаю Клавочка, сразу на "ты". Без всяких формальностей. О, да у вас тут уютно, у тебя то есть, Клавочка!

И окинул взглядом маленькую комнату, увешанную вырезанными репродукциями известных картин из журнала "Огонек", открытками известных актеров и артистов (Кобзон не давно был выброшен), двумя вьетнамскими коврами (помощь борющегося народа старшему брату) и вышитыми салфетками, память об деревни и общаге.

Шинель и шапка были пристроены в крохотной прихожей-коридоре, гость усажен на диван, купленный в рассрочку и уже раскачанный Толиком, Клава стояла напротив и сияла. Космонавт властной рукой, ой мамочки! привлек ее к себе и усадил рядом.

— Ой, ну что ты Юра, мы же еще не выпили даже за знакомство…

— А вот за знакомство я и предлагаю выпить!

А другой властной рукой, открыл-раскупорил запотевшую "Экстру" и разлил по рюмкам.

— А что это она как будто зеленым отдает? -

удивлено уставился космонавт Юрий Заикин в рюмку, пораженный цветом напитка.

— Да через газеты фильтруют, ты как будто не знаешь? -

в свою очередь удивилась наивности московского гостя и погладив его по погону, потянулась рюмкой к рюмке космонавта.

— Давай выпьем за знакомство, Юра…Ты такой… ты такой…

— С удовольствием!

И чокнувшись, опрокинули водку странного цвета каждый себе в рот. Клава чмокнула губами и ткнула вилкой в грибок. Пожевав и проглотив, хорош груздь! повернулась к гостю с радостно раскрытыми губами. Тот сидел с широко раскрытыми глазами и не менее широко раскрытым ртом. И не дышал… Клава легонько пихнула космонавта:

— Ты че?..

А тот стал падать на диван, лицом вверх. Зажав себе рот, Клавка прислушалась — кто-то где-то орал истошным голосом. Оказалась это она сама.