"Щит дьявола" - читать интересную книгу автора (Кесслер Лео)

Глава третья

— Хайль Гитлер!

Высокий худой мужчина в черном мундире бригадефюрера СС, стоявший у растрескавшегося после американских налетов окна штаба обороны Аахена, никак не отреагировал на новое обязательное приветствие, которое было введено в Германии после июльского заговора[15].

Куно фон Доденбург вопросительно посмотрел сначала на штурмбаннфюрера Шварца, который находился справа от него, а затем на гауптшарфюрера Шульце, находившегося слева. Последний постучал кончиком указательного пальца по своему виску, давая понять, что неестественное молчание генерал-майора полиции[16] Доннера являлось еще одним признаком того, о чем все и так давно знали, — что генерал был не совсем нормальным.

— Вы хотите сказать, что у меня не все дома, гауптшарфюрер? — без всякого выражения осведомился бригадефюрер Доннер, по-прежнему стоя спиной к трем представителям боевой группы СС «Вотан». Затем он рассмеялся беззвучным смехом. — Не смущайтесь, господа. Если вы и впрямь считаете меня сумасшедшим, — что ж, тогда вы в хорошей компании. В компании, включающей в себя и нашего гефрайтера[17]… самого удачливого гефрайтера всех времен и народов. Вы знаете, кого я имею в виду… Потому что только сумасшедший может отдать приказ до последнего оборонять такой город, как Аахен. И только сумасшедший может согласиться выполнить подобный приказ. Ведь это задание — не что иное, как билет в один конец на небеса… или, скорее, в преисподнюю?

Куно фон Доденбург наконец понял, каким образом Доннер заметил неуважительный жест Шульце — в небольшое зеркальце, которое было прикреплено к окну неподалеку от глаз генерала.

— А, мой дорогой штандартенфюрер, вы, вижу, заметили мою маленькую хитрость? — рассмеялся Доннер. — Это очень полезное приспособление для всех, кто живет в Третьем рейхе в нынешнем 1944 году, уж поверьте мне. Тот, кто знает, что происходит за его спиной, и предпринимает необходимые меры, — тот поистине мудрый человек. Сейчас я продемонстрирую вам кое-что.

Генерал быстро выдвинул правую ногу вперед и, нащупав потайную кнопку, скрытую в полу, нажал на нее. В следующую секунду с потолка вниз опустился огромный стеклянный экран, наглухо отгородивший генерала от трех представителей «Вотана».

— Это экран из пуленепробиваемого стекла, господа, — объяснил Доннер. Он откровенно радовался ошеломленному выражению на лицах своих посетителей. — Одна из моих маленьких хитростей, которая обычно производит неизгладимое впечатление на всех, кто посещает меня. Это стекло также позволяет несколько сгладить ужасное впечатление от лицезрения моего не слишком-то приятного на вид лица.

С этими словами генерал Доннер повернулся к эсэсовцам. Куно фон Доденбург вздрогнул от ужаса. Бригадефюрер выглядел настоящим монстром. Взрыв снаряда уничтожил Добрую половину его лица. Там, где когда-то находился живой глаз генерала, теперь был вставлен неподвижный стеклянный. Он, не мигая, смотрел на фон Доденбурга. У генерала отсутствовали губы — его рот представлял собой нечто вроде узкой прорези на лице, в которой были ясно различимы искусственные резиновые челюсти, в которые, в свою очередь, были вставлены фарфоровые зубы. Доннер указал изуродованной рукой на свое безобразное лицо:

— Это случилось на Украине в 1942 году, господа. Результат партизанской атаки. В тот год мы сожгли в печках наших концентрационных лагерей на Украине сорок тысяч неполноценных существ. Цена этого? Весьма небольшая — меня просто превратили в монстра, жена которого заходится плачем всякий раз, когда ее муж периодически испытывает эти гнусные мужские желания, вынуждающие его напомнить ей о ее супружеских обязанностях.

Куно с трудом восстановил свое самообладание.

— Докладывает штандартенфюрер фон Доденбург, командир боевой группы СС «Вотан», — обратился он к Доннеру по стандартной формуле, принятой для подобных обращений к вышестоящим офицерам. — В составе группы — тысяча пятьсот бойцов и тридцать танков «королевский тигр». Рота панцергренадеров[18] совершает в настоящее время переход из Дюрена в район расположения боевой группы.

Генерал Доннер махнул рукой, показывая, что фон Доденбург может стать «вольно», и несколько секунд внимательно рассматривал молодого подтянутого офицера, прежде чем заговорить самому.

— Я наслышан о боевой группе «Вотан», штандартенфюрер. Даже мы, тыловые крысы, порой интересуемся делами таких молодцов, как вы. которые постоянно находятся на передовой линии фронта. Я знаю, что в числе ваших заслуг — захват бельгийской крепости Эбен-Эмаэль в 1940 году[19]… сейчас, если моя разведка не врет, она находится в руках американцев… В самом начале воплощения в жизнь плана «Барбаросса» ваша группа совершила дерзкую переправу через реку Буг… В этом году вы отличились в ходе боевых действий в России и в итальянском Монте-Кассино… Весьма впечатляющий послужной список. Неудивительно, что вашу боевую группу называют «пожарной командой фюрера», которую всегда направляют туда, где становится жарко.

— Мы не отличаемся ничем особенным от остальных войск СС, господин бригадефюрер, — ответил фон Доденбург. Шульце кивнул в знак согласия с его словами. — Мы разделяем все тот же боевой дух, что и другие. Просто мои люди — несколько более опытные, чем бойцы других подразделений СС.

Доннер резко обернулся и уставился на него. Куно заметил, что искалеченное тело генерала поддерживает какое-то подобие жесткого корсета, находящееся под его безупречно отглаженным кителем.

— Мой дорогой штандартенфюрер, я слышал массу глупостей насчет боевого духа СС. Я срать хотел на боевой дух СС!

Штурмбаннфюрер Шварц, фанатичный нацист, который едва не сошел с ума, случайно обнаружив, что сам он — наполовину еврей[20], выглядел шокированным. Однако генерал Доннер, ни капли не смущаясь, продолжал:

— Войска СС — такие же хорошие и такие же плохие, такие же преданные и такие же испорченные, как и весь наш народ в этот пятый подряд год войны.

— Испорченные, господин бригадефюрер? — уточнил фон Доденбург, стараясь избегать стеклянного взгляда Доннера.

— Не старайтесь выставить меня идиотом, штандартенфюрер. Я, может быть, и являюсь чуточку сумасшедшим, однако не настолько. И вы, и я, — мы оба знаем, что наша система прогнила. После июльского путча уже невозможно не видеть этого. И даже среди элиты офицерского корпуса СС находятся те, кто предают свои подразделения, своих товарищей, свой собственный народ ради того, чтобы спасти свое положение или привилегии. — Из его голоса, который казался таким же искусственным произведением военных хирургов, как и все его тело, исчез металл. — Вот почему я запросил в РСХА[21] всю информацию на вас, фон Доденбург. Мой дорогой штандартенфюрер, как вы понимаете, я провел большую часть своей жизни в рядах полиции не просто так. — Генерал Доннер выразительно похлопал рукой по пачке бумажных листов, лежавших на его письменном столе, и одновременно нажал на кнопку, которая заставила экран из пуленепробиваемого стекла подняться вверх. — В этих документах, — произнес он, — содержится все, что я хотел знать и о вас, и о вашем боевом подразделении.

— И что же там содержится, господин бригадефюрер?— спросил Куно фон Доденбург.

— Здесь написано, что ваши люди — это отлично натренированные убийцы, которые ни к кому не испытывают чувства верности — кроме своих собственных товарищей и своего подразделения. — Доннер пристально посмотрел на фон Доденбурга. — В собранном досье имеется лишь один пробел. К кому лично вы испытываете чувство верности?

Гауптшарфюрер Шульце задержал дыхание и крепко стиснул висевший у него на шее «шмайссер»[22]. С самого момента неудавшейся попытки антигитлеровского путча он сделал себя чем-то вроде неофициального телохранителя Куно фон Доденбурга. Это была совершенно необходимая мера предосторожности в Германии, наводненной агентами гестапо и различного рода провокаторами. Эти провокаторы могли представить любое, даже вполне невинное, замечание как проявление нелояльности фюреру, а это означало, что человека, который будто бы произнес подобное, должна была ждать удавка в гестаповской тюрьме. Неужели и их бравый командир попадется на удочку этого монстра в мундире — бригадефюрера СС — и окажется его жертвой?

— К кому лично я испытываю чувство верности? — повторил вопрос Доннера Куно фон Доденбург. — Прежде всего, я испытываю это чувство по отношению к бойцам «Вотана», а затем уж ко всей Германии.

Тонкий рот Доннера искривило странное подобие улыбки.

— Отлично, фон Доденбург. Это именно то, что я и хотел бы услышать от вас. Прекрасный ответ! Вот почему я и вызвался выполнить это задание. — Он подался вперед: — Этот чертов католический Аахен, город Карла Великого — сердце Германии. Не только национал-социалистической Германии, но Германии вообще. Если этот город окажется в руках американцев, то вскоре за ним последуют и другие части страны. Это случится по двум причинам. Во-первых, с падением Аахена двери в сердце рейха широко распахнутся. Во-вторых, психологический эффект от сдачи Аахена парализует волю большинства к сопротивлению. Поэтому Аахен должен остаться немецким городом, остаться им во что бы то ни стало.

Генерал Доннер указал на фон Доденбурга перстом своей искалеченной руки, и штурмбаннфюрер СС почувствовал, как светлые волосы у него на затылке невольно встали дыбом.

— И вы вместе с боевой группой «Вотан» поможете мне выполнить эту миссию. А теперь давайте перейдем к конкретным деталям.

Они подошли к большой карте, висевшей на стене, и постарались забыть о грохоте вражеской бомбежки, непрерывно царившем над городом, чтобы вникнуть в сообщение бригадефюрера Доннера об обстановке:

— Аахен стоит прямо на пути продвижения Первой армии США. В настоящее время командующий этой армией генерал-майор Кортни Ходжес сосредоточил три корпуса на границах Бельгии и Голландии с Германией — здесь и здесь. — Он показал своей изуродованной рукой точные места сосредоточения американских сил на карте. — Однако более вероятно то, что он попытается пробиться в Аахен в этом месте, используя для этого свой Седьмой корпус, которым командует генерал Коллинз. Его еще зовут «Джо-Молния». Ну что ж, если принять во внимание то, кто противостоит сейчас генералу Коллинзу в районе Аахена, боюсь, ему будет нетрудно оправдать свое прозвище.

Доннер сделал глубокий вдох, и эсэсовцы явственно услышали, как свистит воздух в его пробитых осколками легких.

— По существу, в моем распоряжении всего лишь одна хорошая, по-настоящему боеспособная дивизия, с помощью которой я могу организовать оборону города. Это — 116-я бронетанковая дивизия генерала фон Шверина, находящаяся в лесном массиве к востоку от Аахена. Вы можете спросить меня, какого черта бронетанковая дивизия прячется в лесу, вместо того чтобы воевать на открытой местности. Ответ на этот вопрос очень прост. После отступления из Франции у фон Шверина осталось в строю всего лишь десять танков. Однако его личный состав хорошо подготовлен и исполнен высокого боевого духа. Поэтому в целом я могу рассчитывать на его дивизию. Чего, к сожалению, не могу сказать о тех силах, которыми собираюсь прикрывать город с западного направления. Здесь у меня сосредоточены три батальона, укомплектованные призывниками с желудочными расстройствами; один батальон, в котором служат те, кто имеет болезни уха, горла и носа; и четыре батальона, укомплектованные резервистами пожилого возраста. Одним словом, все это — только пушечное мясо. Однако они, я думаю, сумеют продержаться какое-то время под натиском американцев, имея перед собой толстые защитные стены из железобетона и, — Доннер внезапно улыбнулся, — заградительный отряд фельджандармов у себя в тылу. Да, они будут отбиваться, зная, что в противном случае «цепные псы»[23] без лишних рассуждений вздернут их на ближайшем суку.

Бригадефюрер отвернулся от карты и посмотрел на трех представителей «Вотана».

— А вашу боевую группу, фон Доденбург, я хочу иметь в качестве своего мобильного резерва. По крайней мере, до тех пор, пока к вам не прибудет для усиления отряд панцергренадеров. Пока же вы будете служить резервом для того, чтобы укреплять те участки фронта вокруг Аахена, в которых образуются дыры или которые начнут трещать под натиском американцев. Ведь как только неприятельские силы перейдут в полномасштабное наступление, фронт обязательно прогнется и затрещит, вы уж поверьте мне. Однако я всегда буду иметь вас наготове в случае такого неблагоприятного развития событий. — Он несколько мгновений помолчал. — Пока же я хочу, чтобы вы разместились в самом городе и выполнили ряд особых заданий, которые я наметил для вас.

— И в чем же они заключаются, господин бригадефюрер?

Генерал-майор полиции не ответил фон Доденбургу. Вместо этого он извлек из глазницы свой стеклянный глаз. Куно с отвращением покосился на пустую, кроваво-красную глазницу генерала и с трудом сдержал рвущийся из груди возглас возмущения, когда Доннер принялся методично протирать стеклянный шарик безукоризненно чистым шелковым носовым платком.

— Здесь скапливается сукровица и гной, — просто объяснил Доннер, — поэтому мне приходится регулярно чистить свой искусственный глаз. Существуют и другие, еще менее приятные обязанности по очистке различных частей моего организма, которые мне приходится выполнять в уединении своей квартиры. По всему получается, что наполовину искусственное произведение, вышедшее из-под ножа хирурга, не способно столь же эффективно очищать самое себя, как по-настоящему здоровый человек.

Привычным движением он вставил глаз обратно в глазницу. Теперь фон Доденбургу стало наконец ясно, отчего вокруг искалеченного генерала постоянно витает неприятный специфический запах.

— Итак, на чем же я остановился, фон Доденбург?

— Вы говорили об особых заданиях, которые наметили для нас, господин бригадефюрер, — произнес фон Доденбург. Он вдруг представил, как должно выглядеть тело Доннера под его мундиром, и почувствовал инстинктивную тошноту.

— О да. — Генерал посмотрел на него. — Я хочу, чтобы вы привели город в порядок. Чтобы вы почистили его.

— Почистили город, господин бригадефюрер?

— Да, а то он в совершенно ужасном состоянии в настоящее время. Как вы, видимо, знаете, Аахен — почти на сто процентов католический город. И теперь многочисленные католические священники занимаются не чем иным, как попытками уговорить свою паству остаться в городе.

— Но я думал, что сам фюрер распорядился об эвакуации всего гражданского населения из городов, подвергающихся опасности нападения. Разве не так, господин генерал?

— Да, фюрер издал такое распоряжение. Но кому, как вы думаете, поручили осуществить эвакуацию гражданского населения из города? Ублюдкам из партии, из охранных отрядов. Именно они, включая их замечательного гауляйтера Шмеера, должны были проводить эвакуацию и нести ответственность за нее. Но Шмеер сейчас находится в полной безопасности в пятидесяти километрах от линии фронта, в Кельне! — фыркнул Доннер. — Впрочем, надеюсь, что он не засидится там долго!

Гауптштурмфюрер Шульце презрительно пожал плечами.

— Типичные «золотые фазаны», вот кто они такие, эти представители партии, — заявил он, используя распространенное солдатское выражение, которым в войсках обычно называли руководителей НСДАП. — Сейчас для них наступил миграционный период — они всегда снимаются с насиженных мест и улетают при первых же признаках настоящей опасности, бригадефюрер!

Генерал Доннер с трудом кивнул — так, точно в его шее вместо мускулов были плохо разгибающиеся стальные пружины.

— Вы правильно все описали, гауптшарфюрер, однако я все же посоветовал бы вам не болтать о подобных вещах так открыто, как вы это делаете, — иначе кто-нибудь может навсегда заткнуть вам рот.

Широкая ухмылка, освещавшая дотоле лицо Шульце, бесследно исчезла. Да, генерал Доннер был не из тех людей, с кем можно было шутить.

— В результате всего этого остатки гражданского населения Аахена, не вышедшие из города, укрылись в развалинах зданий, в убежищах и просто среди городских руин и мусора. Они заняты тем, что ждут американских солдат, которые, по их расчетам, должны вот-вот появиться в городе. Проклятые же попы собираются использовать этих людей, всю эту оставшуюся в Аахене паству для того, чтобы надавить на меня и убедить объявить Аахен открытым городом. Но, скажу я вам, фон Доденбург, подобный номер со мной, генерал-майором полиции Дегенхардтом Доннером, ни за что не пройдет! Поэтому вашей первостепенной задачей будет очистка города от гражданского населения, которое до сих пор находится здесь. Все эти люди — всего лишь бесполезные лишние рты, которых приходится так или иначе кормить.

— Но что делать, если они откажутся уходить из города, господин бригадефюрер?

Изуродованный рот Доннера скривился в каком-то дьявольском подобии улыбки.

— В моем словаре не существует такого слова, штандартенфюрер, — «отказываться». Как поступать в подобных случаях? Ответ очень простой. — Доннер сделал движение, как будто нажимал на спусковой крючок своего автомата. — Вот так, и не иначе. В конце концов, это же тотальная война—если мы действительно верим в то, о чем неустанно рассказывает наш «ядовитый карлик»[24]. Мы уже отстреливали ненужные лишние рты. которые только обременяли нас на Украине. Что же должно помешать нам сделать то же самое и в Аахене?

— Ничего, господин генерал, — ответил Куно. Его голос был слабым.

— Отлично. Это все, что я хотел сообщить вам на сегодня. Приступайте к выполнению задания, фон Доденбург!

Усыпанные мусором и обломками полуразрушенных зданий улицы города были совершенно пусты. Над развалинами по-прежнему курился свежий дымок от только что закончившихся пожаров. Единственными живыми существами, которых можно было заметить здесь, были две пожилые женщины в черном, которые пытались поживиться содержимым разрушенного угольного склада.

Гауптшарфюрер Шульце сдвинул фуражку себе на затылок и выдохнул:

— Клянусь великой блудницей Вавилонской, этот человек выглядит как сам Сатана, господа?

Штандартенфюрер фон Доденбург задумчиво кивнул. Его глаза рассматривали плакат, который появился на стенах всех немецких городов в течение последних нескольких недель. Плакат гласил: «Тише, враг подслушивает!». Надпись сопровождало графическое изображение внимательно подслушивающего американского шпиона. Однако в действительности перед глазами Куно стояло изуродованное лицо генерала Доннера.

— Возможно, ты и прав, Шульце, — произнес он наконец. — Вероятно, Доннер и в самом деле Сатана. Но он — тот Сатана, за которым я готов следовать, за которым готов идти. — В голосе офицера послышалась крепнущая уверенность. — И если генерал Доннер — сам дьявол, то я хотел бы, чтобы вся Германия сейчас была полна таких вот пропитанных истинным боевым духом дьяволов.

И Куно фон Доденбург поправил висевший у него на плече «шмайссер».

— Вперед, ребята! Пошли, посмотрим, что мы можем сделать с этим вшивым гражданским населением.