"Второй выстрел" - читать интересную книгу автора (Беркли Энтони)

Глава 5

Во время последующего обеда я едва осознавал, что происходило вокруг.

Я был расстроен. Мало сказать, что расстроен. Чисто машинально я пытался отвечать на назойливую болтовню моей соседки, миссис Фицвильям, но голова моя была занята другим. Меня мучила ужасающая несправедливость, которая готова была обрушиться на несчастную девочку и которую, по всей вероятности, мы не в силах были предотвратить. При одной мысли о том, что она окажется в лапах этого мерзавца, у меня кусок застревал в горле, но я не мог думать ни о чем другом. Все мысли об Аморель поблекли в моем сознании. Даже сейчас у меня го и дело мелькали отчаянные идеи спасения мисс Верити, одна сумасброднее другой, но я вынужден был сразу отметать их. Что касается Этель, она вела себя как и положено гостеприимной хозяйке, и можно было только догадываться, какое душевное смятение скрывалось за ее радушной улыбкой.

На миссис де Равель я вообще старался не смотреть. Бросив ей прямо в лицо объявление о своей помолвке, Эрик сполна отомстил ей за тот страх, который ему довелось пережить но ее милости час назад. Ее глупец муж, конечно же, громче всех приветствовал это худшее из всех преступлений Эрика Скотт-Дейвиса.

Миссис Фицвильям, должно быть, заметила мою отрешенность и с удивившей меня интуицией (которую, впрочем, можно было от нее ожидать) сразу подошла к самой сути проблемы. Взглянув на меня с любопытством, она тихо спросила, воспользовавшись шумом разговора вокруг нас:

— Что вы думаете о помолвке нашего общего друга?

Я был слишком удручен, чтобы скрывать свои чувства, и прямо сказал ей, что считаю все это вопиющей несправедливостью.

— Кажется, она милая девочка?

— Совершенно очаровательная девушка с чистейшей душой, — горячо подхватил я. — Так подло воспользоваться ее неопытностью — настоящее преступление, никак иначе это нельзя назвать.

— Полагаю, Эрик охотится за ее деньгами?

— Конечно, за чем же еще. Сама мисс Верити, — заметил я с горечью, всего лишь случайная жертва в его игре.

Взгляд моей соседки стал более задумчивым.

— Но стоит так переживать, мистер Пинкертон. Многое может еще измениться. Лично я очень удивлюсь, если свадьба в самом деле состоится.

Хотелось бы надеяться, что она была права.

После обеда я извинился перед хозяйкой и пошел прогуляться к лесу. Мне было физически невыносимо находиться в одной комнате со Скотт-Дейвисом и нужно было побыть в одиночестве хотя бы полчаса.

Дальнейшие события этого вечера принесли некоторое облегчение. Наши гости, разумеется, не подозревали о подводных течениях, осложнявших наши отношения, поэтому, сосредоточившись на подготовленной для них программе, мы, по крайней мере, могли немного отвлечься от более серьезных проблем. Джон Хилльярд явно разделял это мнение, поскольку, когда я вернулся домой, он уже с нетерпением ждал меня. Ни словом не упомянув о помолвке, он принялся подробно экзаменовать меня, чтобы убедиться, что я ничего не забыл из своей роли.

А надо сказать, что когда Джон что-то делает, он делает это очень тщательно. Основные наброски для нашей сцены со Скотт-Дейвисом были сделаны прошлым вечером, и сразу же после завтрака Джон протянул мне аккуратно отпечатанные листы сценария, в котором были предусмотрены даже самые незначительные подробности, а время просчитано до минуты.

Он настаивал, что я должен немедленно все это заучить Каждое мое действие было точно расписано — сколько именно минут я должен бороться с Эриком, чтобы завладеть ружьем, насколько далеко Эрик должен находиться от меня в момент выстрела, как мне избавиться от трупа, чтобы представить все произошедшее как несчастный случай, как я должен стереть свои отпечатки пальцев с ружья и заменить их на отпечатки самого Эрика, прижав к прикладу кончики его пальцев — то есть все мыслимые детали. Все это казалось мне абсолютно излишним, по Джон настаивал на своем.

— В таком случае, вы совсем забыли о крови, — не преминул уколоть я ею после завтрака, когда он передал мне сценарий. — Такого рода преступления не обходятся без крови, Джон.

— Когда пуля входит в спину и попадает в сердце, как задумано у нас, крови бывает совсем немного, — вполне серьезно отреагировал Джон, который явно не отличался большим чувством юмора.

— Но хоть сколько-то крови все равно должно быть, не унимался я. — у Эрика обязательно должно остаться входное пулевое отверстие на пальто. Нужно нарисовать его красной краской. Иначе как наши "детективы" смогут узнать, куда вошла пуля?

— Право. Сирил, это блестящая идея, — просиял Джон — Кстати сказать, у меня где-то должно быть немного свинцового сурика. Он вполне подойдет вместо красной краски Да-да, вы совершенно правы, пятно крови непременно должно быть. — И он действительно пошел уговаривать Эрика, чтобы тот позволил нам измазать его пальто в сурике!

Кажется, я до сих пор так и не рассказал, что за спектакль мы собирались разыграть. Пожалуй, пора сделать это, чтобы читателю проще было разобраться в последующих событиях.

После того как утром ревнивый муж обвиняет Эрика в любовной связи с его женой, Эрик уходит из дома, захватив с собой ружье, очевидно для того, чтобы снять напряжение, побродить по лесу и подстрелить пару кроликов. Я, как деревенский полисмен, должен в это же время направляться к дому с официальным письмом для Джона Хилльярда. Заметив в лесу Эрика, я следую за ним вниз по реке, чтобы поговорить с глазу на глаз. Я узнаю в нем того самого парня, который гостил у Хилльярдов год назад, завязал роман с моей хорошенькой дочкой и опозорил ее. Поэтому я не упускаю возможность высказать ему все. что о нем думаю.

Тем временем гости должны по одному разбрестись по окрестностям так, чтобы после рокового выстрела каждый из них мог оказаться под подозрением, и пи один не мог бы предоставить алиби для другого.

Догнав Эрика на поляне, выбранной для этой цели, я должен бросить ему в лицо свои обвинения, затем следует сцепа взаимных оскорблений, после чего Эрик приходит в ярость и пытается ударить меня прикладом ружья. Однако я отбираю у него ружье, он собирается уйти прочь, я преследую его и разряжаю ружье в ею спину с расстояния четырех с половиной шагов (понятия не имею, почему именно четырех с половиной, по Джон буквально уперся в эту цифру) После этого я оттаскиваю тело на противоположный край поляны, туда, где берег реки был высоким и крутым, сбрасываю ею с обрыва лицом вниз, чтобы было похоже, будто он сам упал туда еще при жизни, потом тщательно стираю платком свои отпечатки пальцев с ружья, прижимаю к прикладу кончики пальцев трупа и оставляю ружье рядом с ним, как будто оно вывалилось из ею рук. После этого я должен продолжить путь к дому и вызвать Джона Хилльярда.

Тем временем Этель отравляется в лес за колокольчиками, обнаруживает труп, бросается обратно в дом, чтобы известить о трагедии всех присутствующих, в том числе и меня. Затем я возвращаюсь обратно в лес, чтобы начать официальное расследование, и мы, так сказать, пускаем по следу наших "детективов".

Я упомянул выше, что, по сценарию, все должны были разбрестись по лесу поодиночке, по это только так предполагалось. На самом деле все, кроме Этель, сначала намеревались посмотреть, как мы с Эриком будем разыгрывать нашу ссору. Для этого Джон специально отвел край поляны, куда можно было пройти, не оставляя лишних следов. Отпечатки ног, оставшиеся на этом месте, не должны были приниматься во внимание. Нет нужды говорить о том, что никто не допускался в тот день на саму поляну.

Поскольку Джон скрупулезно следил за каждой мелочью, я отправился в путь в половине третьего, минута в минуту, и начал спускаться с холма за домом по узкой крутой тропинке. На мне был синий двубортный пиджак. изображавший полицейский мундир (он был мне велик на несколько размеров), и настоящий шлем — бережно хранимая Джоном реликвия, оставшаяся на память о его шальных похождениях в студенческие годы. Сказать по правде, чувствовал я себя в этом облачении довольно глупо. Точно спустя одну минуту из дома вышел Эрик, держа ружье под мышкой, и прогулочным шагом двинулся вниз вдоль реки. Будущие детективы сидели в гостиной, оставленные там под честное слово, что не покинут комнату, пока не придет известие о случившемся несчастье. По плану Джона, это должно было произойти через пятнадцать минут. Остальные к этому времени уже собрались в низине.

Я машинально последовал за Эриком вниз по склону. Нет нужды пересказывать, о чем я тогда думал, достаточно сказать, что мысли мои были малоприятны. Мне совершенно не по душе была предстоящая затея, но делать было нечего.

Выйдя на поляну, Эрик начал изображать, преувеличенно жестикулируя, как он подстреливает какое-то дикое животное, и тут подошел я. В тридцати ярдах от нас среди листвы виднелись лица остальных участников представления, многие из которых снисходительно улыбались, наблюдая клоунаду Эрика. Джон, как я заметил, держал в руке часы.

— Ага, — закричал Эрик со смешной гримасой, как только я показался из густого кустарника. — К нам явился служитель закона! Констебль Пинки, клянусь богом, да еще в таком замечательном шлеме. Да ладно, офицер, не надо метать в меня такие злобные взгляды. Вы меня ужасно пугаете Учтите я с самого детства очень нервный.

Я не собираюсь пересказывать, что я ему ответил. По правде говоря, я и не смогу точно вспомнить свои слова. По мере возможности я повторил то, что было записано в сценарии Джона, но мои мысли были слишком заняты другими, более важными проблемами, чтобы обращать внимание на подобную чепуху, равно как и на попытки Эрика выставить меня на потеху перед зрителями. Как только представилась возможность, я шагнул к нему и ухватился за его ружье.

— Эй, поосторожнее, офицер, оно заряжено, — крикнул Эрик. — Так недолго и покалечиться. Я сожалею о вашей дочке и все такое, но и вы будьте осторожнее!

Я открыл затвор и заглянул внутрь. В стволе был холостой патрон, заранее приготовленный Джоном.

Эрик уже пошел от меня пританцовывающей походкой, и я заметил, что зрители буквально корчились от смеха, глядя на его клоунаду. Я быстро последовал за ним (мысленно отсчитывая четыре с половиной шага), прицелился в его удаляющуюся спину и выстрелил. Весьма убедительно вздрогнув, Эрик будто споткнулся обо что-то, потом опустился на колени, обмяк и ничком упал на землю.

Это была самая простая часть моей задачи. Гораздо труднее было перетащить его упитанное тело к прогалине между кустами на край поляны, где начинался обрыв, как раз напротив наших зрителей. Джон потратил целое утро, обучая меня "профессиональному захвату пожарного", но либо я слишком непонятлив, либо пропустил его указания мимо ушей, поэтому не оставалось никакой надежды, что мне удастся овладеть этим приемом.

Эрик старательно изображал мертвого, ею тело было совершенно безжизненно. Я пытался тянуть его сперва за руки, потом, разозлившись, и за ноги, по все безуспешно. Отведенное мне время уже заканчивалось, к тому же это занятие успело мне изрядно надоесть.

Я призвал на помощь Джона.

— Послушайте, если он собирается и дальше валять дурака, я ничего не смогу сделать. Он мне нарочно не дает себя сдвинуть.

— Эрик, не будь таким козлом, помоги ему хоть немного, — прокричал Джон.

Эрик издал звук, больше напоминающий крик осла. чем блеяние козла, и зрители едва подавили новый взрыв смеха. Просто поразительно, какая ерунда может рассмешить людей.

Тем не менее он послушался Джона, потому что на этот раз я смог сдвинуть его с места. Не без труда, конечно, а с помощью колоссальных усилий, от чего на земле непременно должны были остаться глубокие следы ног, но я перетащил его в нужное место — что при этом происходило с его одеждой, меня нисколько не заботило. Там я избавился от тела, как сказал Джон, потом отошел в сторону, чтобы другие могли полюбоваться делом моих рук и оценить результаты.

— Ну что, я все правильно сделал? — спросил я.

— Просто отлично! — одобрил Джон.

Эрик не мог не кривляться, даже будучи трупом, и вместо ответа помахал в воздухе ногой.

Моя роль практически закончилась, и я был этому только рад. Остальное было уже (как сказала бы Аморель) "не моей головной-болью". Взяв ружье, которое осталось лежать в центре поляны, я аккуратно стер с него носовым платком свои отпечатки пальцев, демонстративно прижал пальцы Эрика к прикладу, чтобы оставить его отпечатки, положил ружье за его спиной в соответствии с инструкциями и начал подниматься на холм. Остальные быстро отправились но своим местам, куда кому было указано. Пока все шло по плану.

Холм имеет довольно крутой склон с этой стороны дома. Так как я был совершенно изнурен никому не нужным перетаскиванием Эрика, я впервые ослушался инструкций Джона и сел отдохнуть там, где я мог понаблюдать за поляной и посмотреть, как Этель обнаружит тело. Помимо прочего, мне было приятно самому для разнообразия оказаться в роли зрителя.

У Этель были не менее четкие предписания, чем у меня и Эрика. Она должна была приблизиться к телу по определенной траектории, а удалиться по другой, чтобы ее следы были в стороне от наших. Кроме того, она должна была подойти к телу достаточно близко, чтобы понять, что это труп, по при этом ничего не трогать, а сразу возвращаться в дом, возле которого она встретит меня и поднимет тревогу.

Бедная Этель! Ей нужно было играть свою роль для развлечения гостей, хотя, очевидно, это доставляло ей ничуть не больше удовольствия, чем мне. Когда она приблизилась к Эрику, тот помахал в воздухе ногой в ироническом приветствии. Ничем больше он махать не мог, поскольку лежал лицом вниз, положив голову на руки, по Этель, скорее всего, предпочла бы, чтобы он вообще лежал смирно. Однако это было бы не в духе Эрика Скотт-Дейвиса.

Она взглянула на него с молчаливым неодобрением, потом повернулась и медленно пошла вверх по тропинке, по которой я только что пришел. Я поднялся на ноги и поспешил обогнать ее.

Почти дойдя до вершины холма, я нарочно замедлил шаг и дал ей поравняться со мной у дома.

— Констебль, — сказала она с грустной улыбкой, — я только что видел мистера Скотт-Дейвиса там, в лесу. Кажется, с, ним произошел несчастный случай. Боюсь, он мертв. — Она подняла на меня глаза, и улыбка пропала с ее лица. — Хотела бы я, чтобы это было правдой, — медленно добавила она и ушла в дом. По сценарию, я должен был попросить ее вызвать по телефону врача, но мы оба находились не в том состоянии духа, чтобы помнить о таких мелочах.

Я снова пошел вниз по тропинке. Эрик все еще лежал там, где я его оставил, остальных не было видно поблизости. Я занялся тем, что поправил кое-какие детали мизансцены. Эрик со мной не разговаривал, и я был весьма рад его молчанию. Сделав то, что я посчитал нужным, я отошел на некоторое расстояние от него, закурил сигарету и спокойно присел, чтобы дождаться наших детективов. Имелось в виду, что за это время должен был приехать врач и осмотреть тело. Копию его воображаемого отчета Джону вместе с докладной запиской констебля нужно было передать нашим трем сыщикам, когда они выйдут из дома. При мысли о том, какие серьезные проблемы стояли перед нами в реальной жизни, весь этот маскарад казался мне невыразимо скучной и инфантильной затеей.

Могу вкратце рассказать, что было в следующие полчаса.

Ни один из так называемых детективов, по моему мнению, не представлял бы особой опасности для настоящего преступника. Безусловно, они старались как могли, по атмосфера фарса была слишком сильна. Миссис Фицвильям нервничала и все время глупо хихикала (чем больше я находился в обществе этой женщины, тем труднее мне было представить, чтобы она могла поделиться со своими читателями хотя бы одной умной мыслью). Мортон Харрогейт Брэдли (ну и имечко!) напускал на себя вид чрезвычайного превосходства, но при этом ничего не делал, и, как казалось, только профессор Джонсон пытался добраться до сути нашей небольшой загадки. Остальные двое задавали мне вопросы с отсутствующим видом, вместе смеялись, и лишь профессор Джонсон на самом деле предпринимал попытки изучать следы на земле или разработать научно обоснованную версию случившегося.

Моя роль деревенского констебля, разумеется, заключалась в том, чтобы охранять тело до приезда полицейского инспектора из Бьюдфорда. Я старался развлечь гостей, играя свою роль со всей достоверностью, на которую только был способен, как бы упиваясь собственной важностью, не позволял гостям затоптать следы, пока их не осмотрит инспектор, не подпускал их к телу под тем предлогом, что они могут случайно уничтожить какую-нибудь важную улику, и вообще изображал самонадеянного, невежественного служаку, который вдруг по иронии судьбы оказался в положении, дающем ему власть и значимость. Втайне я считал, что, учитывая обстоятельства, мое представление было не лишено актерского таланта, но вынужден признать (без комментариев), что, несмотря на все мои скромные усилия, наших гостей гораздо больше позабавили нелепые телодвижения, которые время от времени совершал Эрик, а не моя игра. Тем временем Эрику, очевидно, пришла в голову новая идея — вместо прежнего беспорядочного дерганья он принялся уморительно выгибать спину, из-за чего стал похож на ползущую гусеницу. Не знаю, сочли ли присутствующие его затею пародией на предсмертную агонию или просто бессмысленным шутовством, но все равно нашли его поведение очень потешным.

Вся эта сцена длилась около пятнадцати минут. Затем, в соответствии с указаниями Джона и к моему большому облегчению, все начали двигаться по направлению к дому. Это значило, что Эрику не нужно было больше играть роль трупа, хотя я должен был оставаться поблизости на тот случай, если детективы захотят задать мне еще какой-нибудь вопрос.

Теперь я должен быть очень внимателен, чтобы точно отразить все события с тех пор, как мы покинули поляну, поскольку мы уже подходим к тому моменту, с которого отдельные показания участников событий становятся запутанными и противоречивыми и могут иметь (по крайней мере, для меня) самые плачевные последствия. Мне дали попять — причем весьма недвусмысленно — что мой отчет о последующих пяти минутах не вызывает особого доверия. Поэтому я постараюсь, насколько позволят обстоятельства, ограничиться изложением только тех фактов, которые можно проверить.

Я сказал Эрику, что мы все уходим, но вместо ответа он лишь зачем-то в последний раз судорожно выгнулся и не отреагировал на мои слова. Единственное объяснение этому я вижу в том, что он не желал возвращаться в дом вместе со мной, а решил подождать, пока мы все скроемся из виду — по крайней мере, такова моя версия. Как бы то ни было, мы четверо в самом деле двинулись в путь: Брэдли и профессор Джонсон впереди, а я позади, чтобы в случае чего предложить руку помощи миссис Фицвильям, когда мы будем подниматься по тропе. Как я уже говорил, склон здесь довольно крут, и, естественно, подъем оказался тяжеловат для миссис Фицвильям. Я посоветовал ей не торопиться и взять на вооружение известную методику альпинистов, которые значительно замедляют шаг даже на небольшом подъеме. В результате мы с ней успели пройти не так уж много, когда двое мужчин перед нами уже скрылись из виду за одним из поворотов тропинки. Вот от каких мелочей, как скоро убедится читатель, зависит порой человеческая жизнь.

Мы прошли, возможно, ярдов пятьдесят по тропинке, хотя из-за того, что она петляла по лесу, прямое расстояние до поляны (которую скрывала теперь от нас густая растительность) составило бы едва ли четверть от этой цифры, когда я сказал миссис Фицвильям, что у меня развязался шкурок на ботинке. По правде говоря, мои шнурки были в полном порядке, мне просто нужен был предлог, чтобы остановиться. Миссис Фицвильям уже слишком выдохлась. Во всяком случае, она получила возможность присесть на берегу ручья сбоку от тропинки, а я наклонился в нескольких шагах от нее, делая вид, что завязываю шнурок. Пока я занимался этим, мы оба услышали несомненный звук выстрела где-то внизу под нами, и довольно близко.

Я не слишком заинтересовался этим звуком, выстрелы были обычным делом в тех местах.

Миссис Фицвильям, однако, казалась испуганной.

— Что это было? — воскликнула она.

— Здешние леса полны кроликов, — объяснил я и добавил, чтобы ее успокоить: — Здесь то и дело можно услышать выстрелы.

— Но этот прозвучал совсем близко. Это же могло быть опасно?

— Не думаю, — сказал я, слегка улыбнувшись. — В лесу очень обманчивая акустика. Кроме того, перед тем как стрелять, обычно проверяют, чтобы поблизости не было людей.

— Терпеть не могу, когда убивают кроликов. Без шкурок они ужасно похожи на младенцев, — вздохнув, с женской логикой заметила миссис Фицвильям. — А вы охотитесь, мистер Пинкертон?

— Нет, при моем слабом зрении это вряд ли возможно. — Это был мой излюбленный ответ на подобный вопрос, и он обычно хорошо меня выручал; на самом же деле мне неприятна сама мысль о том, чтобы отнимать жизнь в любой ее форме — разумеется, "спортсмены" типа Эрика Скотт-Дейвиса подняли бы меня на смех за подобную сентиментальность.

Видя, что волнение миссис Фицвильям не утихает, я предложил сходить назад, чтобы выяснить, кто это там стреляет, и предупредить его, что вокруг люди.

— Это может быть опасно, — возразила она.

— Полагаю, я в состоянии справиться с такой опасностью, миссис Фицвильям, — улыбнулся я.

— А если он по ошибке примет вас за кролика?

Я пристально взглянул на нее, но было совершенно очевидно, что она сказала это безо всякой задней мысли, имея в виду лишь шорох травы под ногами.

— В любом случае, я там кое-что забыл, и мне все равно пришлось бы возвращаться, — сказал я, чтобы наконец ее убедить. — Подождите меня здесь, это займет всего одну-две минуты.

И я поспешил вниз по тропинке.

А теперь мы подходим к самой кульминации событий.

То, что произошло в следующие несколько минут, оставляет меня в некотором недоумении. Полиция откровенно скептически относится к моему рассказу. Если повторять то же самое читателю, могут подумать, что я занимаюсь намеренной подтасовкой фактов. Поэтому я предпочитаю так сказать, в порядке самозащиты — придерживаться узких рамок, обозначенных мною в самом начале, и излагать только то, что не подлежит сомнению.

Я оставался в лесу минуты две или три, чтобы успокоить миссис Фицвильям, делая вид, будто ищу таинственного стрелка, и даже громко окликнул его раза два, когда вдруг услышал второй выстрел. Кажется, он раздался с противоположного конца поляны, где мы разыгрывали наше представление, и прозвучал гораздо отчетливее, чем первый. Впрочем, я могу и ошибаться, акустика в густом лесу действительно очень обманчива.

Честно признаюсь, я был испуган вторым выстрелом. Не скажу, конечно, чтобы я паниковал, но на этот раз я твердо решил, что стрелявший, кем бы он ни был, должен быть немедленно найден и остановлен. Мое собственное предложение, сделанное невсерьез, неожиданно обрело смысл. Поэтому я сошел с тропинки, пересек нашу поляну (где к тому времени уже не было Эрика) и пошел в том направлении, откуда, как мне казалось, послышался выстрел, снова окликая стрелка. Я позвал его по крайней мере еще раза три, но никакого ответа не последовало; поэтому, подождав еще с полминуты, я вернулся назад, забрал свои веши и отправился к тому месту, где я оставил миссис Фицвильям. Всего я отлучался от нее минут на шесть или семь. (Пусть читатель простит мне скрупулезную точность, с которой я описываю даже самые, казалось бы, пустяковые события того памятного вечера, гак как скоро он поймет, почему это так важно.)

Миссис Фицвильям уже не было.

Само по себе это тоже может показаться незначительным, но могу заранее уверить читателя, что это не так, потому что, помедлив немного в своей обычной нерешительности, я не последовал за ней по тропинке к дому, а вернулся обратно к ручью. Во-первых, насколько я помнил, ружье так и осталось лежать на поляне, где мы его оставили в качестве улики, и мне пришло в голову, что Джону это может совсем не понравиться. Улика или не улика, но ружье не должно валяться в траве. Итак, я стал спускаться вниз. И по несчастливой случайности я не пошел напрямик к большой поляне, а, повинуясь импульсу, о котором мне впоследствии пришлось горько пожалеть, на полпути повернул не налево, а направо и вышел на небольшую просеку. Должен объяснить, что эта маленькая полянка находилась сбоку от большой и соединялась с ней узкой тропинкой длиной ярдов в пятнадцать. Как и все другие тропинки в лесу, она несколько раз изгибалась, поэтому с одного открытого места нельзя было увидеть другое. Если не считать этой тропинки, поляны были полностью разделены густой растительностью. Такая же тропинка, но только еще более узкая и местами заросшая ежевикой, ответвлялась от первой, вела выше по холму и возвращалась к противоположному концу той же небольшой поляны; и именно по ней я и отправился. Должен заметить, я сам обнаружил эту полянку только на днях, и мне она очень понравилась судя по состоянию тропинок, по ним практически никто не ходил, кроме, может быть, отбившегося от стада скота, и я отметил ее про себя как идеальное место на тот случай, если мне захочется побыть в одиночестве.

Однако в тот момент одиночество мне явно не грозило. Оказалось, я был здесь не единственным посетителем. Распростершись на земле лицом вниз, прямо передо мной лежал Эрик Скотт-Дейвис.

Я застыл на месте, уставившись на него. Он лежал в неестественном положении, одна рука была неудобно подвернута и прижата туловищем. Пятно красной краски по-прежнему виднелось на его пальто, но теперь оно явно стало больше. Сзади него на тропинке что-то поблескивало на солнце сквозь листву. Это было дуло ружья. Эрик был мертв: я сразу понял это.

Что делает нормальный человек — ведь несмотря на то, какое мнение обо мне могло сложиться у читателя, я отношу себя к этой категории, — итак, что делает нормальный человек, внезапно обнаруживший труп? Вероятно, совсем не то, что он должен был бы делать. Скорее наоборот, он поступит как раз так, как определенно поступать не должен. Я только знаю, что сам сделал в тот момент. Я развернулся на сто восемьдесят градусов и, натыкаясь на деревья, побрел (да, именно побрел) в том направлении, откуда только что пришел. Зачем? Я и сам не знаю. В конце тропы я чуть не столкнулся с Джоном Хилльярдом.

Он как раз собирался подниматься на холм и довольно обыденно поприветствовал меня.

— Добрый день, Сирил, откуда это вы выскочили? Пожалуй, нам пора двигаться к дому… постойте-ка, что случилось? У вас такое лицо, будто вы встретили привидение!

Я знаю, что в тот момент был бледен как полотно, и у меня буквально тряслись колени, но, сделав над собой усилие, я ответил как можно спокойнее:

— Эрик… Там, немного подальше в лесу… Кажется, он мертв.

Джон в изумлении уставился на меня.

— Что?! Где? — Но, прежде чем я мог ответить, он уже бросился вниз по тропинке.

Я последовал за ним.

Он склонился над Эриком, осторожно потрогал его и попробовал нащупать пульс.

— Боюсь, вы правы, — сказал он, выпрямляясь. — Боже мой, какое несчастье! Но мы не должны его трогать. Однако… вы только посмотрите на ружье. Ведь это — та же самая сцена, повторенная еще раз!

— Вижу, — согласился я. Должен признаться, говорил я с большим трудом, потому что во рту совсем пересохло.

— Боже мой! — снова растерянно пробормотал Джон. — Вот бедняга. Смотрите-ка, Пинкертон, тут ветка ежевики зацепилась за курок. Просто невероятно, после того, как мы закрутили всю идею нашего спектакля как раз вокруг такой возможности. Как Эрик мог так невероятно сглупить!

Я ничего не ответил. Некоторое время мы молча смотрели на тело.

— Что ж, надо идти звонить в полицию, — наконец мрачно произнес Джон. — И вызвать врача. Но все-таки… черт возьми, Сирил, я никак не могу в это поверить!

Я тоже с трудом верил в случившееся, просто не видел необходимости об этом говорить.

— Надо запомнить время, — пробормотал Джон, посмотрев на часы. — Ровно три сорок пять.

И мы стали молча взбираться по холму.