"Караси и щуки" - читать интересную книгу автора (Аверченко Аркадий Тимофеевич)

БЛАГОРОДНАЯ КРОВЬ

Вы хотите знать, что это было за существо? Лошадь. Самая обыкновенная лошадь.

Ея полъ?

Меринъ.

Цв#1123;тъ?

Сиваго цв#1123;та она была.

Однимъ словомъ, это была любимая лошадь Вильгельма Гогенцоллерна.

Когда я впервые наткнулся на нее, она уже умирала. Вся кожа на спинъ и на бокахъ то ходила большими, странными волнами, то сотрясалась мелкой дрожью, a глазъ — выпуклый и добрый — былъ уже покрытъ холоднымъ голубоватымъ туманомъ смерти…

И галиційское поле, изрытое тысячами ногъ, пыльное, неприв#1123;тливое, было ея предсмертнымъ ложемъ.

- Умираешь? тихо спросилъ я.

Ея бока раздулись и снова тяжело опали.

- Умираю, такъ точно, — отв#1123;тила она, какъ отв#1123;тила бы на ея м#1123;ст#1123; всякая дисциплинированная н#1123;мецкая лошадь.

- Ранена?

Она съ трудомъ пожала плечами.

- Съ ума ты сошелъ, что ли? Какъ я могу быть ранена, если я носила на себ#1123; самого Вильгельма Гогенцоллерна. Да мы за сорокъ верстъ къ линіи огня не приближались… Шутка ли!

- Опоили?

Какъ ни плохо было ей, она отвернулась, прыснула въ копыто и потомъ, запрокинувъ голову, стала ржать надо мной — не скажу: какъ лошадь, потому что сравненіе это въ данномъ случа#1123; совс#1123;мъ неум#1123;стно.

- Опоили?!! Меня-то? Кхе-кхе!.. Ничего бол#1123;е ядовитаго, бол#1123;е насм#1123;шливаго ты не могъ бы сказать… Опоили! Да я и умираю-то отъ жажды! Умираю, потому что уже н#1123;сколько м#1123;сяцевъ принципіально ничего не пила. Умираю, потому что дов#1123;рчива ужъ я очень.

- Что ты тамъ бормочешь о принципахъ! — недовольно проворчалъ я. Еще того недоставало, чтобы y какой-то несчастной лошади были свои принципы!

Она чувствовала себя такъ плохо, что даже не обид#1123;лась.

— Слушай… — шепнула она мн#1123; на ухо, съ трудомъ приподнимая голову. Ну?

- Я что-то хочу y тебя спросить…

- Ладно. Спрашивай.

- Ты не обидишься?

- Ну, да Богъ съ тобой. Говори.

- Послушай… Правда, что y васъ, y людей, есть выраженіе: «вретъ, какъ сивый меринъ»?

Изб#1123;гая ея пытливаго взгляда, я отвернулся и, найдя на земл#1123; какую-то чахлую соломинку, сталъ обкусывать ее.

- Правда?

- Ну… правда.

— Такъ смотри же, голубчикъ: я сивая?

— Пожалуй, что и такъ.

— Меринъ я, чортъ возьми, или что я такое?

- Не безъ этого, — неопред#1123;ленно отв#1123;чалъ я, д#1123;лая видъ, что съ аппетитомъ до#1123;даю соломинку.

— Прекрасно. Значитъ, мы можемъ непреложно установить, что я именно и есть сивый меринъ?

— Ошибка тутъ едва ли возможна.

И опрокинувшись на спину и скрестивъ ноги на груди въ порыв#1123; возмущенія, спросила лошадь съ нечелов#1123;ческой ироніей въ голос#1123;:

— Значить, по-вашему, я идеалъ вранья? Значитъ, смыслъ и ц#1123;ль моей жизни только въ томъ, чтобы врать?!

- Теб#1123; не хорошо, — попытался я деликатно замять разговоръ. Вредно волноваться.

Она усм#1123;хнулась.

- Какая разница? В#1123;дь я, все равно, черезъ н#1123;сколько минутъ протяну ноги. Над#1123;юсь, что хоть я сивый меринъ, но этому-то ты пов#1123;ришъ?..

Она была слишкомъ умна для лошади. Мн#1123; сталъ представляться совершенно съ иной стороны поступокъ того римскаго императора, который посадилъ лошадь въ сенатъ, въ качеств#1123; предс#1123;дателя.

Что касается моей лошади, то сейчасъ нельзя было разобрать — см#1123;ется она или кашляетъ.

- Что съ тобой?

— «Вретъ, какъ сивый меринъ»… Уморить вы меня хотите отъ см#1123;ху. Скажи ты мн#1123; теперь вотъ что: когда императоръ даетъ какое-нибудь слово, можно ему в#1123;рить?

- Безусловно! горячо вскричалъ я.

— Вотъ такъ же думалъ и я — глупый сивый меринъ!.. Увы!.. Это будетъ стоить мн#1123; жизни.

- Да что съ тобой?!

— Я умираю отъ жажды!

- Почему?! В#1123;дь вонъ же недалеко р#1123;чка.

Она насм#1123;шливо оскалила зубы и взглянула на меня съ непередаваемымъ выраженіемъ.

— Какая?

- Что какая? Р#1123;чка? A чортъ ее знаетъ. Ее даже на двухверстной карт#1123; н#1123;тъ.

— То-то и оно. A мн#1123;, братецъ ты мой, Нева нужна!

— Еще чего выдумай.

Она съ трудомъ приподнялась на сгиб#1123; передней ноги и посмотр#1123;ла честными глазами въ мои глаза.

— Послушай! Если десять м#1123;сяцевъ тому назадъ императоръ Германіи выходить вдругъ передъ фронтомъ, держа меня подъ уздцы, и говоритъ громогласно, такъ что вс#1123; слышатъ и я слышу: «Солдаты! Я васъ приведу въ Парижъ! Даю вамъ слово. Не пройдетъ и двухъ нед#1123;ль, какъ я буду поить свою лошадь водою Сены!» — должна я этому в#1123;рить или н#1123;тъ?

- Гм… Конечно, если онъ при вс#1123;хъ даетъ слово…

- То-то и оно. Жду я честно и аккуратно дв#1123; нед#1123;ли, просыпаюсь утречкомъ ровно черезъ дв#1123; нед#1123;ли и что же! Начинаютъ поить меня — знаете изъ чего? Изъ ведра около какого-то деревенскаго колодца! Какъ я ни фыркала, ни отворачивалась, ни лягала конюха, это животное все-таки вкатило мн#1123; всю порцію. Смолчала я. Затаила обиду. «Нечего сказать, думаю. Сами говорятъ: „вреть, какъ сивый меринъ“, a сами-то…»

— Ну? Далыьше!

- Хорошо-съ. Проходитъ н#1123;которое время… Однажды смотрю опять тащитъ меня по шаблону подъ уздцы, опять р#1123;чь, опять: «Солдаты! Мы идемъ на Калэ, a оттуда прямая дорога на Англію! Не пройдетъ и трехъ нед#1123;ль, какъ я буду поить свою лошадь водой изъ Темзы». — «Ладно, думаю, слыхали». Однако, ты знаешь, сказалъ онъ это такимъ тономъ, что я даже въ сомн#1123;ніе пришла. Все-таки, думаю, императоръ. Не будетъ же онъ врать, какъ… (снова ея голосъ зазвучалъ убійственнымъ сарказмомъ) какъ сивый меринъ!

- Вамъ нельзя волноваться, — мягко напомнилъ я.

Она отмахнулась хвостомъ, какъ отъ овода.

- Отстань. Ну-съ… Такъ что же ты думаешь? Проходить три нед#1123;ли, проходить четыре нед#1123;ли, — хоть бы капелька темзинской воды y меня во рту была! Опять надулъ. Два м#1123;сяца тому назадъ вдругъ опять хватаетъ меня подъ уздцы, тащить куда-то. Сразу догадалась я, въ чемъ д#1123;ло: опять врать ведетъ. И удивительная вещь: почему онъ безъ меня врать не могъ? Почему, когда онъ начиналъ врать, обязательно нужно меня подъ уздцы держать? Вдохновляла я его, что ли? Или думалъ онъ втихомолку все на меня свалить? Рядомъ, моль, стояли — неизв#1123;стно, кто изъ насъ двухъ говорилъ. Прямо поразительный челов#1123;къ… Какъ врать, такъ меня за шиворотъ, — лучшей ему компаніи не надо.

- Что же онъ въ третій разъ об#1123;щалъ?

- Изъ Невы поить. «Ровно, говорить, черезъ пятьдесятъ дней буду свою лошадь изъ Невы поить». Тутъ, знаешь, даже мн#1123; за него стыдно сд#1123;лалось… Ладно, думаю, всякое д#1123;ло до трехъ разъ д#1123;лается. Если и въ третій разъ соврешь — издохну, a докажу, что y меня свои принципы есть, не гогенцоллерновскимъ чета! Подожду пять-десять дней, a тамъ или невскую воду буду пить, или никакую не буду пить!..

- Ну, и что же?

— Ты самъ видишь… Полторы нед#1123;ли тому назадъ пятьдесятъ дней минуло… И вотъ… я…

Мн#1123; стало жаль эту глупую, дов#1123;рчивую лошадь. Я попробовалъ ее урезонить.

- У насъ невская вода не хорошая. Съ вибріонами.

— Для меня принципъ важн#1123;е вибріона!

- И потомъ не виноватъ же Вильгельмъ, что русскіе не пустили его въ Петроградъ.

- Не об#1123;щай!

- A ты знаешь, что?.. Попробуй теперь сдаться въ пл#1123;нъ: можетъ, тогда и напьешься невской воды.

- Не хочу. Компромиссъ.

Помолчавъ, вспыхнула вдругъ ярко, какъ догорающая св#1123;ча.

— Послушай! Неужели ты не понимаешь? Если мой императоръ вретъ, какъ сивый меринъ, то дай возможность его сивому мерину сдержать свое слово по-императорски!..

И, закативъ выпуклые глаза, испустило духъ б#1123;дное дов#1123;рчивое, благородное существо.

Сдержало слово.