"Девушки со странностями" - читать интересную книгу автора (ВиКи)

Концерт был великолепным! Люблю Жаклин! Люблю Марка! Люблю Рено! Люблю Фабриса! Люблю Винни! Люблю ВСЕХ!

Отмечать их успех алкоголем мы начали ещё в про куренной гримёрке ребят — общей (ну они ж пока не звёзды!)… Потом мы куда-то поехали, и вечер закончился рядом с замёрзшим, но горячим телом Жаклин в чьей-то наспех застеленной постели. Сколько лет её знаю, а всё как в первый раз… Божественная моя Жаклин… Что случилось с малышкой Баласко и тем развязным типом с порочным лицом и неподходящей фамилией note 15 , не имею понятия — меня это как-то мало волновало. Кстати, они очень неплохо смотрятся вместе — мальчик-колокольчик и девочка-аскетка! Дневник девочки-аскетки 24 марта‘03 Господь смилостивился и подарил мне несколько мгновений счастья. Он был там! Мы встретились с Ирэн у входа в клуб. Она приехала с ребятами на старом, непонятно где откопанном роллс-ройсе с «шедевром» аэрографии на капоте — кривой надписью «StrangeGirls рулят!». У Ирэн своя тусовка, особая. В эпоху, когда почти весь мир помешан на рэпе и r’n’b, а поп ничем не вытравить, она водит дружбу с весёлыми неудачниками из рок-группы, заведомо обречённой на фиаско… Рыжеволосая солистка Жаклин хороша, роскошные глаза и грудь. Её сценические костюмы довольно дешёвые, зато яркие и смелые. Правда, что-то в ней есть, что-то дерзкое, притягательное… Возможно, харизма, хоть это и громко сказано. Скорее, чисто человеческое обаяние. На неё сразу обращаешь внима ние, даже не зная, что она местная знаменитость. Мне понравилось, что она всё время улыбалась и была приветлива со мной, хотя мы едва друг друга знаем. Ирэн — более страстная, даже непримиримая. Её цинизм подчас не знает предела, её шуточки и намёки заставляют меня краснеть. Иногда она кажется просто невоспитанной! Неужели она действительно такая или просто поддерживает сложившийся имидж? Они с Жаклин выглядят как влюблённая парочка. Я чувствовала себя не очень уютно в их обществе. Тем более что Ирэн иногда очень странно на меня смотрела. Оценивающе, раздевающе… Я и не знала, что девушки могут так смотреть! Лучше б на меня так Серж смотрел… Жаклин очень миролюбива, её невозможно вывести из себя, она умеет сдерживаться. Ирэн — нет, это огонь! Во всём! Возможно, это и привлекло Сержа. Я — не она. Я не так откровенно красива и не так злободневно умна. Её следует бояться. Вся группа выглядит неплохо и играет… тоже. Хотя я абсолютно ничего в этом не смыслю. У Жаклин хороший сильный голос, не спорю. Возможно, даже сексуальный. Правда, я вообще не могу думать о девушке как о сексуальном объекте. Что до музыки, весь концерт у меня было дикое желание заткнуть уши! Ну не моё это совсем… Да ещё эта невыносимая толкучка, вопли, крики, духота… Патлатые башки трясутся, как метёлки у болельщиц. Я едва не свалилась в обморок. Может быть, это и вусмерть гениально, только слишком уж громко! Я «отдыхала» на нескольких спокойных балладах и пыталась заговорить с Сержем. Ирэн была слишком перевозбуждена. Через несколько минут после начала концерта она просто перестала нас замечать — оно и к лучшему. Ког да час моих пыток истёк, она исчезла за кулисами. А Серж не успел. Я осмелела и попросила его проводить меня до дома. Что ему оставалось делать? Мы шли, разговаривали. Начался мелкий дождь. Я в своём шерстяном жакете стала замерзать, и Серж отдал мне свою куртку… Я до сих пор ощущаю сладкий запах её потёртой кожи, такой волнующе-приятный… Сейчас, вспоминая всё это, я чувствую, как у меня дрожат пальцы и ноет сердце… Я так мучительно люблю его… Я не хотела, чтобы этот вечер вообще заканчивался. Душа ликовала — но потом, дома, под тёплым одеялом. А тогда я ужасно боялась… Трусиха! Поначалу Серж был ко мне безразличен, но потом его взгляд потеплел. Мы говорили об учёбе, о «Студенческой весне поэтов» … Давно мне не было так хорошо. Мне казалось, что, если он захочет меня поцеловать, я не смогу устоять и позволю ему это. Но он почти не прикоснулся ко мне. Только два раза, чтобы одеть и снять с меня свою куртку. Он неравнодушен к Ирэн, за что я её почти ненавижу… Дневник Сержа 24 марта Ирэн меня оставила, мы почти не говорили, она меня избегает. Зато меня едва ли не преследует Матильда… Западня… Матильда… Что Матильда? Ничего определённого о ней не скажу. Я нехотя проводил её до дома. Она милая девочка, и всё. Слишком милая. Не моего полёта птичка. Мне её даже жаль. А жалость никогда не способствует эрекции. Дневник Ирэн Au meine kleine Hexe!!! note 16 Утром, лёжа в постели, рассказала Жаклин про Матильду. А потом сказала ей главное — я хочу Матильду! Я теперь это совершено ясно осознала. Жаклин сонно засмеялась и пробормотала:

— Ну так бери, если хочешь.

— Я не могу. Ты ж её видела — она невиннее Орлеанской девы!

— Ну надо же с чего-то начинать.

— Пусть она лучше с Сержа начнёт.

— Что у неё есть такое, чего нет у меня? — потянувшись, промурлыкала Жаклин и положила голову мне на колени.

— Она — запретный плод. Недоступна, и оттого завоевать её ещё интереснее… Я знаю, что, когда добьюсь её, она, возможно, станет мне не нужна, но пока она представляет для меня интерес…

— Прелесть, ты рассуждаешь как мужчина. Причём развратный и неразборчивый.

Я уставилась на неё в недоумении.

— Правда?

— Ещё как. Но этим ты мне и нравишься.

— Но я не хочу быть такой! Я не хочу её использовать.

— Брось! В использовании людей нет ничего преступного — только полезное… — Она обвила рукой мою шею и привлекла к себе. — Господи… Ты сейчас похожа на обиженного ребёнка.

— Слушай, определись всё-таки, на кого я похожа…

— Иди сюда… — Она приблизила свои губы к моим.

И тут я услышала звонкий щелчок фотоаппарата! В лицо ударила яркая вспышка.

— Отличный кадр, девочки! Пожалуйста, не останавливайтесь! У меня ещё целая плёнка…

Мы сразу же оторвались друг от друга — ну прямо две перепуганные школьницы, застуканные в туалете за раскуриванием марихуаны! Особенно перепуганной наверняка была я. В дверях стоял Марк, беспутный плут. На нём были только джинсы, державшиеся на одном… честном слове. В руках — мой фотоаппарат, на лице — блаженная улыбка, состояние — курящее.

— Эротико-он… — протянул Марк (он всё мало-мальски занятное называет эротиконом).

— Твою мать… Что ты здесь делаешь вообще?

— Я здесь живу, милочка.

— Тогда проваливай! И оставь в покое мою технику!

— Между прочим, ты валяешься на моей кровати.

— Что? Почему ты мне не сказала? — накинулась я на Жаклин — та лишь рассеяно пожала плечами. — Марк, извини, я не знала, что эту квартиру снимаешь ты …

— Ничего, я привык. Подумать только, что вы тут вытворяли!

— Подумаешь об этом сегодня ночью… — усмехнулась Жаклин.

Тут в комнате возник не более изысканно одетый Рено — в трусах, но в шляпе и с тлеющей сигаретой в зубах. Он окинул нас любопытным, но понимающим взором и прищёлкнул языком. Я в очередной раз поразилась, какой он тощий. И на чём там гитара держится?.. Жаклин швырнула в них подушку.

— Проваливайте! У нас важный разговор.

Марк снова принялся нас щёлкать.

— Я уже вижу подпись! — восклицал он, один за другим делая компрометирующие кадры. — «Спецкор „Wild“ берёт эксклюзивное интервью у вокалистки группы StrangeGirls Жаклин Люмьер». Жаклин, улыбочку! «Одно непонятно — почему они в постели и не одеты?». Две красавицы в одной постели! Разве что-то может быть прекраснее?

— Может, — уверенно сказал Рено и прыгнул на нашу окосевшую кровать. Матрас подлетел вверх, и мы с Жаклин — с матрасом вместе. — Я в этой постели с ними!

— Скотина!

— Марк, не завидуй — снимай быстрее!

— Так нечестно! Это же МОЯ постель…

— Зато я первый догадался! СНИМАЙ!

Мы с Жаклин спихнули Рено на пол и вытолкали их за дверь, его и упорно сопротивлявшегося Марка. А потом, смеясь, залезли на кровать, ставшую уже оплотом разврата, и… продолжили наш важный разговор. Дневник Матильды 25 марта ’03 Мой кот всё ещё пребывает в гомосексуальном загуле. Адель похвасталась, что Серж с ней заигрывает и называет Газелью. Я тактично промолчала и не стала говорить, что Ирэн придумала для неё более подходящее прозвище — Гнидель! Хотя мне страшно хотелось это сделать. Всё больше презираю Адель. Даже эту носатую лахудру Серж одарил своим вниманием — кого угодно, только не меня! К нам приехала моя богемная бабушка — разбирать наш семейный конфликт. Когда-то она была ведущей популярной в своё время телепередачи, где выполняла музыкальные заявки зрителей и отвечала на их письма, давала советы, порой весьма смелые, делилась житейской мудростью… И до сих пор она считает своим моральным долгом вмешиваться в личные дела всех своих друзей, приятелей и родственников. Узнав о том, что я уходила из дома (пусть всего на два дня и оставив на тумбочке все координаты Адель), бабушка немедленно примчалась спасать наш домашний очаг. Возраст свой она тщательно скрывает — его даже я не знаю. А папа, тот вообще не помнит. Знает только, что, когда он родился, она была уже не очень молода, но чертовски знаменита. Так что о летах моей бабули остаётся только догадываться. Например, когда сегодня утром мы сидели в кафе-мороженом, к ней подошёл седовласый господин лет шестидесяти и, улыбаясь, заговорил:

— Дорогая мадам Баласко! А я вас узнал. Вы прекрасно выглядите! — Как всегда, слыша в свой адрес комплименты, бабушка начала расцветать. — Знаете, моя покойная мамаша запрещала мне смотреть вашу передачу, а я считал, что во всей республике нет женщины обворожительнее вас. Вы же, можно сказать, кумир моего детства!

На этих словах бабуля скривила губы и больше не улыбалась. Дневник Ирэн 25 марта 2003 г. После завтрака я попросила ребят одеться. Прилично! И мы приступили к нашей «фотосессии». Первую плёнку, где красовались я и Жаклин, Марк, падла, у меня отобрал, но у меня осталась ещё одна. Давно пора купить цифровой и не мучиться…

— Фабрис, сделай лицо попроще, ты не у проктолога. Рено, не свали Марка. Марк, не сгибайся под Рено, а то ты всё время выпадаешь из кадра. Жаклин, не надо так выставлять… гм… Ладно, делай что хочешь.

— А мне что делать? — услышала я обиженный голос клавишника.

Мой бедный мальчик!

— Винни, тебе ничего не надо делать, ты — совершенство само по себе.

Совершенство растянулось в улыбке. После съёмок я начала интервью с Жаклин и Рено. Кое-какие пошлые вставочки делал и Марк.

— Знаешь, — сказал он, скосив в мою сторону хитрый прищур, — я бы чувствовал себя звездой, если бы не знал тебя так хорошо.

— То, что ты видел меня нагишом, ещё не значит, что ты хорошо меня знаешь!

Короче, теперь я сижу перед монитором своего упыря, печатаю о них статью и редактирую фотографии. Они получились превосходными, и их не испортила даже моя феноменальная криворукость. Если редактору не понравится, я его однозначно зарежу! Дневник Сержа 25 марта Ирэн Ледуайен меня ненавидит — плевать. Я привык, что женщины меня либо избегают, либо обожают. Хотя девушку, которая сторонится, соблаз нять намного интереснее, чем ту, что с выжидающей покорностью добровольной жертвы заглядывает в глаза. Правда, слишком долго ждать тоже неинтересно. Однажды я добьюсь Ледуайен, а пока я узнаю её заочно: что она любит, куда ходит, с кем… Повсюду мои люди. Марк постоянно с ней контактирует. Он уже рассказал мне несколько пикантных историй об Ирэн и Жаклин. Другой шпион — друг и сосед по комнате Люка — числится в их «одичалом» журнале фотографом и тоже видит её постоянно. Должен же он как-то отработать кучу бесплатных DVD, что я таскаю ему с работы. Дневник Матильды Бабушка показывала мне свои старые фотографии — ещё чёрно-белые.

— Ах, какой красоткой я была! — с хитрой улыбкой говорила она. — Не то что сейчас! Теперь я могу позволить себе так говорить. А тогда я совсем не знала, что красива, — у меня было столько комплексов из-за своих мелких недостатков! Цветущая молодость и красота правят этим грешным миром. Так что дорожи тем временем, пока ты молода, и всегда говори: «Я красива!», даже если так не думаешь ни ты, ни окружающие, а то годы пройдут, и это будет уже неважно… Молодость — это так стремительно: ты не успеешь поумнеть, как уже стареешь!

Папа приехал с работы злой и ворчливый. После ужина бабушка собрала нас в гостиной и приступила к сеансу психотерапии. Сначала папа настороженно вздыбился, а потом и вовсе ощетинился, как дикобраз. — Я вообще не понимаю, в чём проблема! — С этой фразы обычно начинаются все наши проблемы. — Что плохого в том, что я приглашаю домой женщин? Хуже было бы, если бы у меня СОВСЕМ их не было.

— Ты травмируешь психику ребёнка, — заявила бабуля, сурово стукнув кулачком по подлокотнику.

— Я уже не ребёнок, — оскорбилась я.

— Слыхала? Она не ребёнок.

— Нет, ребёнок! Сколько тебе лет, кстати?

— Восемнадцать.

— Вот видишь! Ты в восемнадцать лет уже в госпитале работала.

— Это другое, то война была.

— Какая из двух? — поинтересовалась я. — Первая или вторая?

Бабуля поджала губы.

— Только не говори, что имеешь в виду войну в Алжире — тебе всё равно никто не поверит, — предупредил папа.

— Сейчас же прекратите надо мной издеваться! — возмутилась бабушка и снова накинулась на папу: — Ты своим… э… женщинам внимания уделяешь больше, чем собственной дочери!

— Значит, дело только во внимании?

— Конечно! Ей и так не хватает материнской заботы, а ты ещё делаешь её сиротой при живом отце!

— Пожалуй, мама, это перебор…

— Перебор — это тот бордель, что ты устроил на глазах у невинной девочки! Она сейчас растёт, становится взрослой, ей как никогда нужна твоя поддержка…

— Можно я пойду? — спросила я, зевая.

— Можно, родная.

Я вышла из гостиной и прильнула к двери. Теперь они начнут говорить действительно то, что думают. — Можно я тоже пойду? — попросился папа.

— Нет! Тебе нельзя! Сядь! Послушай… Не губи её. Всё намного серьёзнее, чем ты думаешь. Ты для неё сейчас — архетип мужчины, прототип её будущего мужа. И её ревность — эта та же самая ревность, которую испытывала бы женщина к любимому мужчине, понимаешь?

Папа был явно ошеломлён.

— Н-нет…

— Ты ей не отец. То есть она не воспринимает тебя как отца. Сейчас, когда Валери умерла, она чувствует, что именно она — женское начало в доме. И ты — её подсознательный… сексуальный объект! — страшным шёпотом сообщила бабуля.

— Так уж и сексуальный? — испугался папа.

— Ещё какой! Hу это как у царя Эдипа было, понимаешь?

— Не знаю я никакого царя Эдипа. Это фильм такой или что?

Я слышала, как бабушка хотела сказать что-то ещё, но папа с лёгкостью убил в ней весь энтузиазм. Вместо ответа она тяжко вздохнула и пробормотала:

— Ладно, Робер… Иди спать.

Я отпрянула от двери и быстро скрылась в своей комнате. М-да… Сколько интересного можно узнать о себе, подслушивая чужие разговоры! Вот уж не думала, что причина наших с папой разногласий — это мой Эдипов комплекс… 27 марта ‘03 Ездила сегодня в «конюшню», то есть в наш конноспортивный клуб. Привезла с собой полный рюкзак моркови и яблок. По правде говоря, это единственное место в мире, где я чувствую себя комфортно. Там всё напоминает о моём беззаботном детстве. Всё-таки на свете нет ничего роднее для меня, чем лошади. Я до сих пор с тоской вспоминаю, как днями напролёт скакала на Леоне или на Талейране (часто без седла), — этих ощущений мне никогда не забыть… Из-за учёбы я не могу бывать в конюшне каждый день, как раньше. Раз в две недели — это так ничтожно мало. Я чувствую себя как рыба на песке. В городе мне не хватает воздуха. Поначалу мне было даже странно ходить пешком, не ощущая под собой сильную спину лошади. Сейчас привыкла, но всё равно ужасно скучаю… Эта зависимость действительно существует — тот, кто однажды привязался к лошадям, никогда потом не сможет жить без них, как прежде. Дневник Сержа 27 марта Люка перебрал, проспал, не сделал какой-то важный фоторепортаж и вообще не явился в редакцию. Так что с работы его выгнали. Теперь некому докладывать мне, с кем и зачем была Ледуайен. А виноват в этом я — я же его напоил. Вернувшись после работы в общагу, я пошёл на кухню и наткнулся на Урсулу. Она пекла печенье и напевала песню Паскаля Обиспо «Souslesoleil»note 17 . Урсула — прелесть и единственная женщина в мире, которая вызывает у меня не только междуножный зуд, но и большое уважение. Её я могу воспринимать и как девушку, и как человека — доброго и понимающего. Мы немного поболтали (она даже обещала угостить меня печеньем), и я спросил:

— Ну а как у тебя на этом… на любовном фронте?

— Всегда кто-то есть, но не всегда тот, кто нужен, — с грустью ответила Урсула и стрельнула у меня сигаретку.

— А кто тебе нужен?

— Кто-то.

— Я его знаю?

Она улыбнулась, и, глядя на неё, я тоже не удержался от улыбки.

— Тебе конкретное имя назвать?

— Ну если можно…

Она, смеясь, взяла меня за ремень и притянула к себе.

— А если я скажу, что это ты?

О-па-а! Щас главное — не упустить момент!

— Я скажу, что я весь в твоём распоряжении. И если хочешь, ты всегда можешь позвать меня к себе и воспользоваться моей беспомощностью…

Урсула отпустила меня и села за стол.

— Ты мне только постель предложить можешь?

Я пожал плечами.

— А что ещё я могу тебе предложить?

— Себя.

— Так я себя и предлагаю — причём лучшие свои части…

Она снова засмеялась.

— Ну ты ведь не резиновый, с тобой не только спать можно.

— В смысле?

— В смысле, можно и поговорить.

— А-а, ты об этом… — разочарованно вздохнул я.

Урсула открыла духовку.

— Знаешь, что, Серж? — сказала она в чёрную мглу. — Шёл бы ты… дальше. Не буду я тебя угощать!

Я улыбнулся, поцеловал её в голое плечо и ушёл. Дневник Ирэн 29 марта 2003 г. СегодняStrange Girls заехали ко мне поделиться своими успехами! Мамуля тут же принялась выставлять на стол всякие вкусности, от которых у моих друзей мгновенно потекли слюнки. Рено сказал, что больше нигде не видел такого фанатичного гостеприимства. Это потому что моя мама русская. У них это называется хлебосольство, у нас — чудачество. Мамуле нравится удивлять таким образом французов, случайно или по делу перешагнувших порог нашего дома. Ей доставляет невообразимое удовольствие сопротивляться традициям страны, в которой она живёт уже двадцать лет. Мамуля бережёт свои русские привычки и не позволяет себе слишком офранцуживаться. Когда она получала французское гражданство, ей предложили либо оставить своё русское имя, либо изменить его на французский лад. Мамуля выбрала первое, ведь даже папуля, за которым она уже тогда была замужем, никогда не звал её Элен. Только Елена, правда, с ударением на последний слог. Мы с Жаклин помогли ей накрыть, а потом сели за стол. Но мамуля и тут не успокоилась. К изумлению ребят, она принялась лично наполнять их тарелки. А Марку, к которому она относится с непостижимо-незаслуженным обожанием, мама положила даже вдвое больше, чем остальным. Когда она ушла, Жаклин загадочно переглянулась с ребятами, и они стали наперебой рассказывать мне свои новости… Отныне ими занимается солидный менеджер — некий Бернар Перуэн (он заметил их ещё тогда в «Пристани»!). Его стараниями StrangeGirls подписали контракт на два альбома с французским дистрибьютором «Sony Music Entertainment», и Перуэн уже нашёл им продюсера для записи первого диска! Я даже есть перестала. Неужели то, к чему они так долго шли, наконец сбывалось?!

— Ну всё, теперь вы точно зазвездитесь! — сказала я, ужасно за них радуясь. — Кажется, нам срочно нужно найти шампанское…

2апреля2003г. With no loving in our souls And no money in our coats. note 18 TheRollingStones—Angie Люка выгнали, и в нашей подпольной редакции объявился новый персонаж — сумасшедший фотограф-самоучка Луи. Обаятелен до умопомрачения! Его мечта — сделать фотосессию с полуголыми нимфетками в чулочках, измывающимися над большими мягкими игрушками. Торжество инфантильности и «невинной» похоти! «Ещё не девушка, но уже не девочка…» Ещё не гений, но уже извращенец… Даже моя развратная душонка в шоке! Я отказала ему позировать («Сожалею, детка, но мне больше чем восемнадцать!»), зато успела принять его приглашение в кино. Я должна написать рецензию на какой-то очередной бездушный американский блокбастер и желательно разгромить его в пух и в прах. Вообще-то Луи должен сопровождать меня только на интервью и репортажи, но… (цитирую) «надо же нам познакомиться поближе…» 3 апреля 2003 г. Луи оказался ещё и очень обходительным. Когда ему это надо… Договорились встретиться на следующий день у Сорбонны в шесть часов вечера. Я пришла на пять минут раньше. Он опаздывал. Какая проза жизни! Это только в мелодрамах она опаздывает на полдня, а он сидит на жаре с незавядшими цветами и до дыр распростёртыми объятьями. В конце концов, где его дьявол носит? Сижу на скамейке, читаю. Вдруг чувствую, как на глаза ложатся чьи-то тёплые ладони — он! От неожиданности роняю томик Чехова.

— Привет, милая! Ничего, что я опоздал?

Мы уже «милые»? Не отвечаю. Он целует меня в щёку и поднимает книгу. А где цветы?

— Чехов в оригинале? Ты знаешь русский?

— Да, но сначала прочитываю книгу по-французски, а потом по-русски. У меня мама русская.

Кажется, он удивился. А чего тут удивительного? Пол-Парижа наводнено русскими эмигрантами. Маму ля шутит, что русские скоро станут как евреи — везде свои и понемногу… Мы отправились гулять. Просто разговаривали, за два часа обошли весь Латинский квартал. А потом устроились на террасе кафе на Буль-Миш, рядом с джаз-клубом. Луи вроде бы рассказывал о себе, но так ничего толком и не сказал. Замечательное качество, встречающееся у людей, которым есть что скрывать. Интересно, у него только язык хорошо подвешен или ещё что пониже?.. Луи явно пытался меня «заговорить», очаровать, но я, наученная горькими опытами ранней юности, не люблю терять голову — и потому не особенно-то ему поддавалась. Он мил, забавен, не лишён ума, с ним интересно. Но не более. Дневник Сержа 3 апреля Латинский квартал — место для меня однозначно малоинтересное. У местных девок задницы либо слишком толстые, либо слишком плоские. Не мой размер. Тоска… Да ещё в районе улицы Сен-Жак видел Ледуайен с каким-то ублюдочным выродком. Меня они не заметили. Адски хотелось подойти и дать ему по шее. Но не подошёл. Не потому, что струхнул. Просто понимаю, что пока не имею на неё никаких прав, да и не хочу совершать лишних глупостей. Хватит с меня разбитого носа на Рождество. Дневник Ирэн 8 апреля 2003 г. Только что узнала СУПЕРНОВОСТЬ!!! В Европу приезжают TypeONegative! Ой! А если мне удастся взять интервью у самого Питера Стила? В последнее время привыкаю общаться только со звёздами… Надо срочно обрадовать Кристину! Кристина — это ещё одна моя подруга. Та самая, что стучала в StrangeGirls на ударных. Ей двадцать один год, и из всех нас она — самая необычная. Она уже самостоятельная, работающая и отдельно проживающая девушка, а главное — она уже мать! В шестнадцать лет Кристина потеряла родителей, и всё их состояние досталось ей. Она тут же бросила школу и, прикрываясь своим горем, ушла в отрыв. Весь следующий год Кристина посвятила трипу — в буквальном и переносном смысле. Она исколесила всю Европу, перепробовав всевозможные колёса и траву. «Внезапная» беременность вынудила Крис взяться за ум, обосноваться в Париже и пойти учиться. В семнадцать лет Кристина родила на удивление здорового малыша. Отец ребёнка… неизвестен. Кто он и где, не знаю даже я. Но подозреваю, что Николя — если не от плоти, то точно от духа Питера Стила… И четырёхлетний мальчик, наверное, тоже так думает. Вся комната Кристины обклеена постерами Пита. Крис просто умирает по TypeONegative! 9 апреля 2003 г. Сегодня я заходила к ней, чтобы сообщить вышеозначенную новость. Потому как дозвониться до Крис антиреально! У неё либо занято, либо отключено за неуплату, а мобильные свои она всё время теряет, или сыночек их разбирает. И вот… маленькая квартирка на Бельвиль, которую Крис снимает в доме с вечно сломанным домофоном. Чтобы быть услышанной, мне пришлось звонить раз десять. И этому явно препятствовал надрывавшийся за дверью Курт Кобейн. Через пару минут мне соизволили-таки открыть. На пороге стояла усталая черноволосая красавица в старых джинсах и полинялой рубашке. — Hello, how low?note 19 — говорю я.

— Ой, привет, Ирэн. Я не слышала звонка…

— Ещё бы! Сквозь такой-то грохот!

— Ну входи.

— Ну спасибо.

Навстречу мне выбежал маленький ангел. Улыбнулся и полез производить ревизию моего пакета на предмет чего-нибудь вкусного. Зайка!

— Привет, малыш!

— Пливет, детка!

Квартиру сотрясала нирвановская «Comeasyouare ». Со всех сторон меня пронзали зеленющие глаза Питера Стила. На полу, заваленном машинками всех цветов и моделей, Кристина, забаррикадировавшись от мира книжками и канцелярским хламом, трудилась над устрашающего вида чертежом.

— Забиваешь гранджем готик-метал? Кощунство!

— Что? Не слышу! А-а, нет… Просто так лучше работается.

— А у меня есть, чем тебя порадовать!

— Что? Не слышно ни хрена! Нико, родной, сделай потише! Примчался ангел, вымазанный шоколадным мороженым, и влез на бушующие колонки, чтобы достать до регулятора громкости.

— Зачем ты купила ему сладости?

— Ну должен же его хоть кто-то баловать!

Кристина поджала губы с видом оскорблённой матери, которой не дают воспитывать сына в спартанской строгости, и снова склонилась над проектом. До чего же мне осточертела эта её деловитая мрачность! Вдруг одна из колонок забарахлила и опрометчиво затрещала.

— Ой, что это? — воскликнула я.

Крис угрожающе приподнялась.

— А на это у меня есть вот это! — Из анналов шкафа она извлекла огромную отвёртку.

Не успела Кристина ею воспользоваться, как колонка снова заработала — будто испугалась. А ещё говорят, что женщина и техника несовместимы… Кристина вернулась к работе.

— Ты, кажется, хотела мне что-то сообщить?

— А, да… — Я опустилась на пол рядом с Крис и прокричала ей в самое ухо: — TYPE O NEGATIVE ЕДУТ В ЕВРОПУ! Всё. Этого хватило. Крис с сомнением наморщила лоб, потом просияла, затем взвыла, а в итоге сошла с ума от радости! Как мало нужно человеку для счастья — отвёртка, музыка и друг с хорошей вестью… Иногда, глядя на Нико, я невольно завидую Кристине. Он напоминает мальчика, изображавшего Фредди Меркьюри в клипе Queen —TheMiracle . Малыш так трогательно очарователен, что я готова выкрасть и усыновить его, если Кристина вдруг перестанет справляться со своими родительскими обязанностями (и в принципе к этому есть все предпосылки). Отлично понимаю, что мил он до поры до времени, но даже вообразить себе боюсь, что из него может вырасти мужлан. Ну уж нет, из этого мальчика мужлан не вырастет. Кто-кто, а тётя Ирэн этого не допустит! Я всегда хотела иметь одного ребёнка и желательно девочку. Теперь же я понимаю, что мне просто необходимо вырастить сына! Воспитать настоящего мужчину — мой священный женский долг. Я сейчас не говорю о том, чтобы он умел хорошо драться или обстреливать пивные банки с завязанными глазами, нет. Я говорю о мужчине, который бы умел обращаться с женщинами, уважать их и любить. Я бы воспитала такого мужчину, которого бы оценила и захотела абсолютно любая. Для начала я бы растолковала сыну, что, сидя рядом с девушкой, не надо раздвигать колени шире плеч. Это так называемое проявление мужественности раздражает многих женщин. Из-за его хреновой мужественности ей просто будет негде сидеть! Я бы объяснила ему, что нежелательно вешать (не ласково класть, а именно вешать!) руку девушке на плечо. Особенно, если они идут. Так можно обнять друга, но не девушку. Во-первых, ей неудобно. Во-вторых, чисто психологически у женщины идёт прямая ассоциация с закабалением. Если только она не влюблена, как кошка, и не готова терпеть любые его привычки, в том числе и неумение обращаться с ней как с женщиной… Да, наверное, у меня никогда не будет сына. А если он и будет, то просто возненавидит меня за то, что я не даю ему жить. 11 апреля 2003 г. Вчера после учёбы заезжала в «Либрери дю Глоб» на бульваре Бомарше. Раньше он находился в Латинском квартале, и это было очень удобно, а теперь приходится ехать в гейско-еврейский квартал Марэ и идти через площадь Вогезов. Мамуля просила купить несколько русскоязычных книг. Взяла Лескова, Тэффи, Бунина и «Несерьёзные рассказы» Саши Чёрного — про русских эмигрантов. А сегодня я заезжала к Жаклин на репетицию, и мы с Марком вместе возвращались домой в забитом метро. Сплошная романтика… А с каким невинным упоением он прижимался ко мне, делая вид, что его толкают! Ладно, прощён… Из метро я зашла в «Монопри», Марк — за мной. Я купила кое-каких фруктов и один банан. О, нужно было видеть его блудливые глаза и их недвусмысленное выражение! Всю дорогу он не мог успокоиться — зачем мне банан и почему ОДИН? И не может ли он (в смысле, Марк) мне ПОМОЧЬ? Видимо, бесполезно объяснять этому пошляку, что я в кои-то веки затеяла фруктовый салат. Эротико-он… Дневник Сержа 14 апреля Судя по тому, что рассказывает мне Марк, у Ледуайен проблемы с мужчинами… Значит, моё вмешательство будет очень своевременно. Многие женщины притворяются, что не заинтересованы в сексе. Такое поведение диктуется им предрассудками — своими и общества. Короче, всем тем, что называются моралью. Но, похоже, разговоров о том, как достичь оргазма, намного больше, чем о том, как обрести гармонию с любимым. И уж, наверное, не зря. Почти все мои знакомые девушки признавались, что секс — это самое главное в отношениях, на нём строится всё остальное. Но почему-то именно в ОТНОШЕНИЯХ. Вот эта принципиальность меня и раздражает. Лично я не начинаю никаких «отношений», пока не попробую девушку на вкус. Если она не подходит мне в постели, не подойдёт и дальше. Люка, к примеру, каждый раз совершает одну и ту же ошибку: сперва он тратит на девушку кучу времени, денег, нервов, энергии, возится с ней, обхаживает, внедряется в её мир, узнаёт её привычки — таким образом, проходит примерно пять-шесть недель его вынужденного воздержания. После наигранных сопротивлений ему удаётся её уломать, он с ней спит, в половине случаев разочаровывается, на всякий случай спит ещё раз, опять разочаровывается, отдаляется, перестаёт звонить и исчезает… И сколько раз я ни предупреждал его, что далеко не каждая краля стоит таких усилий, он по-другому не может — адски порядочный! И девчонок себе таких же подбирает. У Люка есть две младшие сестры. И он всегда говорит, что как представит, будто кому-то из них может попасться такой мерзкий пикапер, как я, так у него сразу кулаки от злости сжимаются… А я его успокаиваю, что мне пока и белых девчонок хватает, так что уж я-то его чёрных сестричек точно не трону. Дневник Матильды 14 апреля ‘03 Иногда так приятно, так важно следовать своим внезапным желаниям, нелепым порывам, глупым капризам и делать то, чего требует душа: открыть среди ночи настежь окно; включить музыку так, чтобы было слышно на улице; громко запеть или выйти голой на балкон, ощущая кожей дыхание ветра. И каждый раз я смотрю на себя глазами Сержа. Представляю, что бы он сказал, что бы подумал… Это даже забавно, не даёт расслабиться. Когда я ложусь спать, я представляю, что он уже ждёт меня в моей постели. И едва я оказываюсь рядом, он целует меня, прижимает к себе, ласкает моё тело. А я сначала делаю вид, что хочу спать, а потом сама тянусь к нему за нежностью… Но больше я ничего не представляю. Чтобы спокойно уснуть, мне достаточно этих ласк. В своих мечтах я никогда не дохожу до секса — это разрушило бы всю романтику. Мне хочется, чтобы он ласкал меня просто потому, что ему это нравится, а не потому, что мне это требуется для возбуждения. 15 апреля ‘03 Мне сегодня приснился сон — кошмар это или сексуальная фантазия, не знаю… В общем, «групповуха с Морфеем и Эросом». Снова школа. Я опаздываю, врываюсь в класс. Первый урок — математика, контрольная. Боже, я не готова! Тему такую — что-то с логарифмами — вижу в первый раз! Учитель — шок. Мой любимый Меркуцио — Грегори Баке! Злющий, в очках, волосы взъерошены, орёт как бешеный. Я трясусь вся, боязливо сажусь на своё место рядом с каким-то парнем. Потом приглядываюсь — да это ж Серж! Нервничаю, из рук всё валится, Грег на меня орёт… Я чуть не плачу. У меня ни ручки, ни тетрадки, ни учебника, ни знаний!.. Грег ходит между рядами, бьёт всех по рукам указкой, рвёт тетрадки, ухмыляется. Никто не возмущается, все притихли. Короче, Pink Floyd , The Wall. От отчаяния теряю совесть и пытаюсь списать. Он подходит ко мне, глазами зыркает. Ну всё, думаю, смерть моя пришла… И правда! Он рычит:

— Где твоя тетрадь?

Я несмело:

— Вы забрали.

— Когда? Что-то не припомню!

— Да вот только что!

— Пиши на листочке, мать твою!

— Не буду, я не готова!

— Что-о?!

Я сжалась, на меня все смотрят — идиотка выискалась! А сама думаю, какая к чёрту школа? Уже, слава Богу, студентка! Какая нахрен математика? Это сон! И ему говорю:

— Милый, это сон!

— Чего-о?! Пиши, а то щас как… — И указкой замахивается!

В общем, я проснулась. Я рассказала этот сон Адель, когда мы ехали домой после учёбы. Не успела я закончить, как Адель возмущённо завопила. Я вздрогнула, подумав, что это из-за меня. Оказалось, сидевший рядом с Адель араб пытался залезть к ней в сумку и чуть не вытащил оттуда кошелёк! Испугавшись, как и я, её крика, араб дёрнулся и быстро убрал руку, будто он не при делах. Адель, поражённая такой наглостью, злобно прошипела:

— Крыса!

— Жаба! — не остался в долгу карманник и гордо вышел на Шевальре.

Весь остаток пути Адель не могла успокоиться. Дневник Ирэн 17апреля2003г. If your lips feel lonely and thirsty Kiss the rain and wait for the dawn. note 20 BillieMyers—Kisstherain Вчера ехала в автобусе на учёбу. И, конечно, опаздывала, потому что жутко сознательная водительница выскакивала на каждой остановке и отрывала из-под козырьков объявления. И тут вошёл потрясающий парень — причём не столько красивый, сколько обаятельный. Он сел напротив меня, и я всю дорогу любовалась его загадочно-синими глазами с длиннющими ресницами… Ну разве можно иметь такие глаза порядочному человеку?! И что за несправедливость! Почему длинные ресницы чаще достаются парням, чем девушкам, как это по идее положено? И так мне этот мальчик понравился, что я уже хотела вырвать из тетради листок, написать свой телефон и, выходя, положить ему на колени. Но что-то в последний момент остановило. «Нет, не смогу, нельзя! За кого он меня примет?» и прочие предрассудки… А потом автобус затормозил — и красавчик вышел. Если бы у людей не было предрассудков, жить стало бы проще, но так неинтересно! А ещё тот парень из автобуса немного напомнил мне нашего соседа — тот же отстранённый взгляд то ли в себя, то ли в пустоту… Соседа зовут Ален. Я была влюблена в него, будучи ещё неполовозрелым подростком. Сейчас даже сердце не волнуется, когда его вижу. Осталось лишь лёгкое недоумение — как я могла? Ален старше меня на двенадцать лет. Женат (мало недостатков, так ещё и женатый!). И равнодушен, рептилия… Правда, с недавних пор его равнодушие ко мне плавно трансформировалась в некоторую заинтересованность. Да только девочка уже выросла, и прошло её увлечение. Слишком поздно, дорогой Ален. Вот если б ты заметил меня чуть раньше… Дневник Сержа 20 апреля Мы с Люка придумали себе новые погоняла — Плейбой (я) и Аполлон. Даже не знаю, что хуже… Не люблю дискотеки, но иногда ходить на них бывает полезно. Познакомился в «Локомотиве» с Аннабель. Такая милая, веснушчатая, ноги красивые, хотя Люка сказал — кривые, как пассатижи. — Ну и пусть кривые — проще раздвинуть, — ответил я. Аннабель танцевала так резво, будто вот-вот разденется. Наверное, это меня и зацепило. Я позвонил ей на следующий день. Пригласил в кино, подарил маленький букетик каких-то белых цветов. Она была в восторге, сказала, что у её сестры на свадьбе был почти такой же — мне эта ассоциация совсем не понравилась. У нас встал выбор между американской молодёжной комедией и итальянской мелодрамой. Я рассудил так: первое напрочь отобьёт у неё вкус к сексу на весь оставшийся день, второе уверит в существовании большой любви, а может, и возбудит. Пошли на второе. Фильм не возымел эффекта возбуждения, но, кажется, девочка осталась довольна. Позвал её в кафе. Посоветовал взять горячий шоколад с корицей (афродизиак не сработал и на этот раз!). Ожидая заказ, мы болтали. Я то и дело касался её запястья, плеча и волос, чтобы дать ей время привыкнуть к моим рукам. Разговор зашёл о том, могут ли дружить мужчина и женщина. Аннабель наивно полагала, что могут. Я возразил, что это невозможно и они всё равно будут как минимум флиртовать, а вообще секс дружбы не портит.

— А вот я верю в дружбу безо всякой сексуальной подоплёки, — решительно сказала Аннабель и начала приводить свои доводы.

Я не слушал — я приценивался. Пока она говорила, я положил ей руку на бедро. Юбка у неё слегка задралась, и я почувствовал упругую шелковистость её кожи. Аннабель отреагировала не сразу, но когда поняла, что происходит, шлёпнула меня по ладони и кратко сказала:

— Рано!

Дневник Ирэн 23 апреля 2003 г. Несмотря на то, что Луи не является студентом нашего университета и его сотрудничество с «Wild» основано на чистом энтузиазме, он приходит в редакцию чуть ли не каждый день. И я почти не сомневаюсь, что приходит он из-за меня. Это, конечно, льстит, только я до сих пор не знаю, чем он вообще занимается и чем живёт. Похож он на какого-то авантюриста. Я даже не знаю, сколько ему лет! Двадцать три? Двадцать пять?.. 25 апреля 2003 г. Вчера Луи галантно предложил проводить меня до дома. Я на всякий случай напомнила ему, что живу не в Париже, а в пригороде. Но его это ничуть не смутило!

— А где конкретно?

— В Сен-Манде.

— А-а, это рядом с Диснейлендом?

— Ну почти.

— Ну так поехали!

Твою мать… Дома были родители. Они немало удивились, что я, как послушная дочь, стала водить своих кавалеров домой. Но ведь он же мне не кавалер совсем! Так… Увязался за мной от безделья… Мамуля кормила Луи как на убой.

— И всё-таки путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, а вовсе не через то место, на которое полагаются современные девушки, — твердила она, подкладывая очередную порцию ему, а обращаясь, видимо, ко мне.

Луи с набитым ртом отчаянно закивал. Я не стала его обнадёживать и сказала:

— В таком случае я бы оставила тебя голодным — всё равно мы только друзья!

Луи намёк понял, но атак своих не оставил, всячески пытаясь сразить меня своим интеллектом и обаянием (когда дожевал). Остаток вечера мы просидели в гостиной. Папуля вполглаза смотрел телевизор, а в остальные — полтора — следил за нами. Домой Луи не торопился, хотя я неоднократно ему на это намекала. В итоге он остался у нас ночевать. (Приблудился на мою голову…) На этом настояли мои родители. В отличие от них, я особым гостеприимством не отличаюсь. Я не то чтобы постеснялась сказать мамуле, будто не надо стелить в гостиной, потому что Луи будет спать у меня, а просто не захотела. Луи, наверное, не ожидал такого подвоха, но всё равно покорно поплёлся в приготовленную для него комнату.

— Ты зайдёшь? — с надеждой спросил он.

— Чтобы пожелать тебе спокойной ночи? Думаю, ты уже большой мальчик — и так уснёшь.

А чего он хотел? Я девушка приличная, и мы знакомы-то всего три недели. Ночью… Лежу в постели, мучаюсь бессонницей, думаю, как там Луи, чем занимается? Вдруг — смс. От него! «Ирэн!» «Чего тебе?» — отвечаю. «Ты чего не спишь?» «А ты чего?» «Давай не спать вместе! Иди ко мне». «Спи давай, полуночник!» «Я не усну, зная, что ты где-то рядом без всего…» «Спешу тебя разочаровать — я сплю в пижаме со слониками». «Как бы я хотел её снять…» «Мечтай-мечтай, а я посплю». «Но ведь сейчас ты не спишь?» «Сплю!» «А если я приду и разбужу тебя поцелуем?» «А кто тебя пустит? Дверь заперта». «А если я постучу?» Стук в дверь. Я вздрогнула. За дверью — страстный шёпот:

— Ирэн, открой…

Я подхожу к двери и так же тихо отвечаю:

— Уходи, всё равно не пущу.

— Ну пожалуйста…

— Пошёл вон, а то папу позову! — на полном серьёзе сказала я.

Угроза папой сработала — Луи моментально вернулся к себе. Теперь я понимаю, почему девушки-безотцовщины так распущены. Через минуту от Луи приходит желчное смс: «А вот я бы тебе открыл!» «Отстань!» «Так я и знал, что ты лесбиянка…» «Кто? Я?!» «Холодная бесчувственная лесбиянка…» «А ну вернись!» Дневник Сержа 26 апреля Иногда хочется, чтобы всё было быстро, кратко и по делу. Чего зря темнить? Ведь может такое быть, что и парень, и девушка хотят друг друга, только хотят, и всё!.. Без продолжения отношений (хотя девушки чаще хотят именно этого!). И ради постели они будут скромничать ещё месяц, чтобы выдержать рамки приличий?! А ведь куда проще спросить напрямую! Но в то же время каждый думает: «Спрошу — подумает, что я только этого и хочу…» Но ведь так оно и есть! Так что девушки нужны разные — и разные, к счастью, бывают. Есть для отношений, есть для постели. Пусть грубо, зато правда. Интересно, а какая Аннабель? Дневник Ирэн 1 мая 2003 г. I will follow her on her path. note 21 ToriAmos—Scarlet'swalk Единственный, кто подарил мне сегодня ландыши, — это Луи. Ну и папуля нас с мамулей поздравил, но это не считается. Остальные, кажется, просто забыли об этой чудесной первомайской традиции. Почти каждый вечер мы с Матильдой часами говорим по телефону о высоком и низменном. Все грани стёрты. За последние полтора месяца мы очень сблизились. Причём я не особенно вижу в ней подругу — для этого мы слишком разные. Она привлекает меня как девушка. Хочу я этого или нет, но это так. Я понимаю, что эти мучительные чувства, уже далёкие от похоти, скорее всего, напрасны, и оттого — ещё больнее. 5 мая 2003 г. Criminallovenote 22
Голос страсти необузданной, жестокой Я, несчастная, пытаюсь подавить. Назову любовь свою пороком, Если ты не захочешь любить. Я теряюсь и плачу, не зная, Что творится в душе у тебя. Так оставить всё проще, ругаю, Проклинаю, себя изводя. Те слова, что я не постигала, Отвергала, сказать не могла, От других свысока принимала, Я в итоге сама прокляла. Я любовь признавать не хотела. Я бы рада отдаться ей всласть. Только мне ли душа твоя, тело? Если нет — загублю в себе страсть! Меня тоже когда-то любили, Их любить не хотела лишь я, Так и ты теперь, будто просили, Мстишь за них мне, бездумно губя. Успокоиться надо, смогу ли? Я слаба и разбита я в кровь. Ещё в детстве меня обманули, Рассказав, как прекрасна любовь. Прекрасная преступная любовь Была моим призванием последним, Она сломала жизнь, спалила кров, Оставив боль напоминаньем бледным.
На основе этого стихотворения я написала для Жаклин песню… Невесть какое гениальное произведение, но ей понравилось. И мальчикам вроде тоже. Но не всем. После того как я застенчиво напела и наиграла им её на гитаре, Марк тут же заявил, что мелодию я скатала из репертуара Дженис Джоплин! Чепуха, он мне просто банан до сих пор простить не может. Что до песни, то она целиком автобиографична. Она о моей проклятой, преступной любви к Тилли. Дневник Тилли 10 мая ’03 Наверно, я схожу с ума… Мне постоянно снится, что я с каким-то парнем. Но, кажется, это не Серж. Ладно, не это главное. С этим парнем я всё пытаюсь потерять невинность, и… почему-то никак не получается — он не успевает… На вторую ночь парень другой, но я понимаю, что сплю, и это придаёт мне смелости. Но я снова просыпаюсь именно в тот момент, когда этого лучше не делать! А третья ночь сегодня… Я рассказала этот сон Ирэн — в последнее время мы с ней очень сдружились: болтаем до ночи по телефону, перекидываемся смс. Если бы не её пошлая прямота, она была бы очень милой… Очень. Реакция Ирэн на мои откровения меня немного смутила — она расхохоталась!

— Ты что на ночь читаешь? Де Сада?

— Н-нет…

— Я знаю, что это, Матильда. У меня тоже такое было. Это иногда… снится.

— Правда?

— Да, это значит, что ты готова. Так что давай, подруга! Вперёд! Я тут же подумала о Серже.

— Ты кого-нибудь хочешь? — напрямик спросила Ирэн.

Я даже не удивилась, почему её вопрос не прозвучал как: «Тебе кто-нибудь нравится?».

— Д-да.

— О-о… Наша малышка вступает в мир любви! — Она снова засмеялась, но я уже начинаю привыкать к её шуткам. Она всегда такая забавная, и с ней гораздо интереснее, чем с Адель. — Кто он/она?

— Ирэн! — оскорбилась я. — Конечно же, это он!

— А, ну да! — фыркнула Ирэн.

— Это…

— Серж?

— Да.

Она улыбнулась и кивнула.

— Хорошим девочкам всегда нравятся плохие мальчики — незыблемый закон противоположностей. А больше тебя никто не привлекает?

— Не знаю. Нет…

— Тогда тебе пока придётся ограничиться мастурбацией!

Я шикнула на Ирэн: мы сидели на скамейке в людном парке, и вокруг шастало столько народу — плюнуть негде, а она произнесла это так громко, так непосредственно!

— А что я такого сказала? МАСТУРБА-А-АЦИЯ! — ещё громче и эмоциональнее повторила она и обернулась — достаточное ли количество приличных людей её слышало?

— ИРЭН!!! — Мне было так стыдно, что хотелось бежать.

— Тилли, угомонись! Тебе уже восемнадцать, давно пора не стесняться таких слов. — Она смотрела на меня с откровенным весельем и даже насмешкой. — Или ты… никогда этим не баловалась? Мимо нас промчался дворник на роликах.

— Н-нет… — с трудом призналась я.

— Не ври! Нет на свете таких людей.

— Я… есть.

Она опять засмеялась. Мне была не очень близка эта тема, и потому я тихо злилась на Ирэн.

— Нет, Тилли, я никогда в это не поверю! Это ведь так же просто, как умываться, чистить зубы… Ну ладно, чистить зубы, допустим, не лучший пример…

Я брезгливо передёрнула плечами и скривилась:

— Фу, дрянь какая. Это… грязно!

Не скрывая презрения к моей гадливости, Ирэн усмехнулась:

— Совсем нет! Если руки чистые, конечно… Это очень просто. Давай! Попробуй!

— Нет, никогда!

— Да не бойся ты! Я не говорю — здесь и сейчас. Я имею в виду — дома, в спокойной обстановке, можно в ванной, с твоим любимым резиновым утёнком…

— Ирэн!

— Можешь мне потом ничего не рассказывать — я же не требую! Что тебе мешает? Ведь об этом всё равно никто не узнает. Никто, кроме тебя… — В тот момент Ирэн страшно напоминала мне змея-искусителя из райских кущей!

— Я онанизмом не страдаю! Уж лучше я дождусь Сержа.

— Сержа? Ха-ха! Как ты поможешь ему узнать твоё тело, если сама его не знаешь?

Эти слова окончательно сбили меня с толку, и я промолчала. Иногда я чувствую себя неловко в обществе Ирэн, но, с другой стороны, она меня потихоньку раскрепощает. Это заметил даже папа. Я стала свободнее, увереннее… Ещё годик — и я превращусь в распутницу? Нет! Конечно, нет! Так далеко тлетворное влияние Ирэн на меня не распространится! Надеюсь…

— А как это было у тебя… ну… в первый раз?

— У меня? — Ирэн загадочно улыбнулась, и у неё на щеках тут же появились едва заметные ямочки, которые ей очень идут.

— Ну-у… Начнём с того, что у меня всё было не так, как у большинства людей…

— Ну это-то как раз понятно.

— Честно говоря, меня это всегда привлекало. Мне кажется, я родилась, уже зная о сексе. В четыре года во мне проснулось первое желание. Я воспылала страстью к одному папиному другу и вполне недвусмысленно к нему приставала! По-детски, но тем не менее… Теперь мне даже стыдно ему в глаза смотреть!

— Стыдно — тебе?!

— А что? Думаешь, я не умею краснеть? Ещё как умею!

— Это не краска стыда — это аллергия!

— Зря ты так, на самом деле я очень скромная девушка! Так вот… Примерно с семи лет я едва ли не каждую особь мужского пола оценивала по формуле «а смогла бы я с ним переспать или нет?». Сейчас я, конечно, не так распущена! — усмехнулась Ирэн. — Но я по-прежнему выбираю мужчин по принципу «хочу — не хочу». Если я не могу представить себя с ним в постели, то даже пытаться не стоит — это не моё! Хотя в детстве всё было гораздо хуже… Возможно, я — какое-то ненормальное исключение, а может, все люди такие, просто многие молчат…

— Нет, Ирэн, — возразила я. — Это пошло!

— А может быть, это не пошлость? Может, это как раз нормально? Может, ханжество и пуританство куда неестественнее, уродливее и пошлее?

— Не уходи от темы! Каким был твой первый секс?

— Честно? Я чувствовала себя как ребёнок, которого наконец-то пустили в родительскую спальню…

Я вздохнула, вспомнив, как в последний раз застукала папу с очередной любовницей. Это было в той самой спальне, где ещё несколько лет назад он спал с мамой. Он даже дверь не потрудился закрыть! Это было отвратительно… Нет, секс — это не для меня… И как Ирэн может говорить об этом с таким упоением? Мне кажется, я ни с кем и никогда не смогу повторить что-то подобное, потому что у меня перед глазами будет стоять мой красный пыхтящий отец, галопирующий на своей не менее обрюзгшей подружке… Спасибо, папочка, ты убил во мне женщину! Дневник Ирэн 10 мая 2003 г. Как я и подозревала, Тилли боится не только секса, но и себя самой.

— Я онанизмом не страдаю, уж лучше я дождусь Сержа! — И это говорит девушка, которая имеет о мужчинах примерно такое же представление, как о разновидностях москитов, и которую природа непонятно за какие заслуги наградила четвёртым размером груди и абсолютной закомплексованностью!

Дневник Сержа 10 мая Меня порой так раздражает… Смотришь — девушка… симпатичная, красивая даже… А как рот откроет, так всей её красоте грош цена! Сразу отвращение такое… И даже подходить не хочется. К счастью, это не про Аннабель. Аннабель больше слушает, чем говорит. Ценнейшее для женщины качество! Но мне уже надоело болтать одному. Общих тем для разговора у нас нет. Есть только секс. Первый раз был хорош за счёт своей новизны, когда впервые открываешь для себя новое тело (очень даже ничего, с её стороны было большим кощунством говорить, что у неё маленькая грудь), новый стиль (отсутствие стиля), новые эмоции (похоть и ничего более). Дальше вкус новизны исчез — остался лишь процесс. К третьему разу Аннабель раскрылась окончательно. Судя по её «сноровке», мужчин у неё до меня было максимум полтора-два. Что скорее плюс, чем минус. Но мне совсем не нравится, что она такая неуверенная в себе и закомплексованная. Чего там стесняться? Всё, что мне было нужно, я уже давно посмотрел и пощупал. И если я волоку её в постель, значит, её тело меня как минимум устраивает. Почему она этого не понимает и зачем стыдливо прикрывает одеялом свой, в общем-то, прекрасный первый размер?.. Дневник Ирэн 13мая2003г. I’m out of control Every time you are near me… note 23 The Cult — Wildflower Луи удивляется, почему я его к себе не подпускаю. Не вижу здесь ничего удивительного. На это у меня есть целых две причины. Во-первых, я его не люблю. Во-вторых, я люблю Матильду… Мы с тобой совершенно не похожи, и в то же время я чувствую в тебе родную душу. До тебя у меня не было ничего подобного. Возможно, я воспринимаю тебя как подругу. Может, даже как сестру. Но нет, одёргиваю себя, тогда почему моя любовь так эгоистична и причиняет мне столько страданий? Ты, должно быть, уже обо всём догадываешься. Много раз у нас с тобой были откровенные разговоры — ещё до того, как я поняла, что люблю тебя. Ты призналась, что я первый человек, с кем ты обсуждаешь такие темы. И это в восемнадцать-то лет! Невероятно! Но это всё следствие воспитания, я знаю… Бедная моя девочка, ты такая наивная и хрупкая, что, верно, сломаешься, столкнувшись с этим жестоким миром. Но я буду рядом, я тебя спасу. Возможно, мне судьбой предназначено защищать тебя от всего плохого. А ведь я могла бы никогда тебя не встретить, поступи я не в Сорбонну, а, скажем, в Пантеон или во Французский Институт Прессы. А может, лучше было бы и не встречать? Иногда мне хочется сказать тебе: «Тилли, мне пора от тебя лечиться!» Я не особенно щедра, но тебе готова отдать всё. И всю себя в придачу. Стоит тебе только попросить или даже не просить… Правда, я стараюсь сдерживать свою страсть. Иногда это получается почти бессознательно. Я просто чувствую, как мне надо сейчас себя вести. И играю… Из нас двоих чаще звонишь мне ты. Я будто нарочно выжидаю, а потом вздрагиваю от каждого звонка — и разочаровываюсь, если это не ты, и сердце радостно сжимается, если слышу твой голос. При встрече, если вокруг много людей, я даже могу «забыть» сказать тебе «привет» и стараюсь поменьше на тебя смотреть. А если невольно взгляну, то вижу, что ты пристально смотришь на меня и улыбаешься. Ну что опять?! Зачем ты меня мучаешь? А вдруг у тебя ко мне то же самое? Сердце замирает при одной только мысли о таком счастье… И я нарочно подвожу тебя к более личным разговорам. Проговорись! Намекни! Но ты боишься выражать свои чувства открыто, и тебя так трудно разгадать… Порой всё настолько прозрачно, что и ума не надо, чтобы понять мои чувства. Но кто-нибудь обязательно крутится под ногами, и разговор невозможно вести в присутствии «ушей». Иногда мы с тобой развлекаемся на лекциях — ведём диалоги на бумажках. И тогда всё предельно откровенно — бумага-то не краснеет. То ты проговоришься, то я. Типа «Нет, не хочу своего соседа слева, хочу соседа справа»… Вроде всё это детские шутки. Но не для меня. Что такое стыд? Кто бы объяснил! Я люблю её, но не хочу портить. Я люблю её незащищённость и умилительную наивность, её чистые глаза и их смущённый взгляд, её угловатые руки и великолепную грудь. Мне нравится, что при всей женственной сексуальности своего тела она никогда никому не принадлежала, что телом она уже созрела, а душой — ещё нет. Может, хватит себя распалять? Может, поменять тактику? Что бы значили твои «хочу» на мои «хочешь?» И при этом ты говоришь, что ты не такая… Ну что за неопределённость! Когда я влюблена в мужчину, мне кажется, что я люблю мужчин, а конкретно — его одного. А когда… Нет! Но любовь к нему поймут, а к ней — нет, мало кто… А что мне чужое мнение? Мне всегда было на него наплевать. Это уже страсть, а не дружеская привязанность. У меня есть подруги, с которыми у меня общих интересов куда больше, и им я могу сказать что угодно. А ей — нет. С ней я подбираю слова, даже кокетничаю. С ней я не могу быть до конца откровенной — я легко говорю что-нибудь ошеломляюще непристойное и забавляюсь, если это выводит её из равновесия, но никогда не скажу того, что её действительно смутит… Я ревную, если она кого-то обнимает или держит под руку. Я не хочу её ни с кем делить. Мне надоело, что она ласкова со мной только тогда, когда она в настроении. И я знаю, что совершаю ошибку, не замечая ничего вокруг, когда она рядом. 16мая2003г. I’ll be fine, I’ll be waiting patiently Till you see the signs And come running to my open arms. note 24 Depeche Mode — It’s no good Скоро лето. Пахнет солнцем. Сегодня после занятий мы с Матильдой отправились в студенческий ресторанчик «Шатле» в Латинском квартале. Но вдвоём нам побыть так и не удалось — там оказался Серж Сантон… О, изыди, сатана! Естественно, он подсел к нам, хотя его никто не приглашал. От меня не ускользнуло, как порозовела Тилли.

— Привет, девчонки! — сказал он бесцеремонно-весело. — Как дела?

— Пока не пришёл ты, было неплохо.

— Разве я вам мешаю?

Я почувствовала руку Матильды на своём колене. Она взглядом умоляла меня не прогонять Сантона.

— Ладно, оставайся.

Матильда убрала руку — уж лучше б я его прогнала!

— О чём беседуете?

— Ну уж точно не о тебе!

Серж поднял обе ладони.

— Предлагаю перемирие! Хотя бы на час.

«Ещё чего!» — «Согласна!» воскликнули мы с Матильдой разом. Серж расхохотался. Тилли собралась с духом и быстро пробормотала:

— Ты-будешь-что-нибудь-заказывать?

Серж сначала нахмурился — наверное, не сразу понял, что она сказала. А потом улыбнулся.

— А что ты мне посоветуешь, крошка?

«Она тебе не крошка!» — «Блинчики!» опять одновременно ответили мы с Тилли. Серж задумался, кому из нас ответить первой. Решил — мне.

— А тебе-то какое дело, как я называю твою подругу?

— Ей это неприятно!

— Матильда, — начал Серж с претензией на неприкрытую сексуальность, — тебе нравится, когда я называю тебя крошкой?

Тилли вспыхнула и с ответом не нашлась. Разумеется, ей хотелось ответить «да», но, слава Богу, она сдержалась.

— Отвали от неё!

Тилли встала из-за стола.

— Мне надо отойти. Я сейчас.

— Хочешь, я пойду с тобой? — предложила я.

— Нет, — тихо ответила Матильда и вышла.

Мы с Сантоном остались одни. Не могу сказать, что мне была очень приятна такая компания…

— Хорошо, что она ушла, — сказал Серж, подавшись вперёд.

— Ничего хорошего.

— И отчего ты такая злая, лапуля?

— Я не злая, я прямая… И уж точно не лапуля!

— Мне бы хотелось узнать тебя поближе…

— Не стоит.

— Почему? — Он протянул через стол руку и накрыл своей ладонью мою.

Я тут же отдёрнула её, чем вызвала у него премерзкую улыбочку. И за что это Тилли в него влюбилась?

— Завидую я Марку.

«Воображаю, что ему мог наплести обо мне паскуда Марк!»

— А мне плевать.

— Конечно, ты же мадемуазель Недоступность…

— Я не недоступность. Ты просто зря стараешься. Лучше подбивай клинья под Тилли — с ней у тебя будет явно больше шансов!

Я представила Матильду с этим увальнем, и мне едва не стало плохо. «Ну уж нет, я тебе её не отдам!» Улыбка сползла с его постного лица.

— Матильда мне совсем не нравится, — к моему облегчению, ответил Сантон.

— А мне ТЫ не нравишься!

— Подумай, Ирэн…

— И думать нечего.

— Давай встретимся, сходим куда-нибудь. Возможно, ты изменишь обо мне своё плохое мнение…

— Если только на ещё более плохое!

— Рискни.

— Не хочу.

Тут из туалета вернулась Матильда. Ну наконец-то! Я демонстративно взяла свою сумку и встала.

— Всё, мы уходим.

«Так быстро?» — «Уже?!» разом удивились Серж и Тилли.

— Да, уже!

Тилли не двигалась. Я тронула её за плечо. — Ты идёшь?

— У меня есть выбор?

— Нет.

Серж остался за нашим столиком. Тилли робко сказала ему «пока» — и он послал ей воздушный поцелуй. Боже, как я его ненавижу! Мы расстались около Сорбонны — Матильда хотела дождаться Гнидель. И Гнидель я тоже ненавижу! По дороге домой я думала о нашем нечаянном треугольнике — я люблю Матильду, Матильда сохнет по Сержу, а Серж домогается меня. Что делать? Надо как-нибудь избавиться от Сантона, а то он и мне мешает, и Тилли почём зря отвлекает!.. Вдруг я почувствовала на своей шее приятно щекотавшее кожу дыхание и сквозь гул метро услышала низкий мужской голос:

— Я знаю, за что ты меня ненавидишь…

Я вздрогнула и обернулась. Какое разочарование! Надо мной навис Серж Сантон! Я попыталась встать — он толкнул меня обратно.

— Ещё бы не знать! — как можно наглее ответила я. — А ты что, мысли читаешь?

— Нет, просто знаю.

— И за что же я тебя ненавижу?

— За то, что мы с тобой похожи. Мы с тобой одной крови — дрянной. Глядя на меня, ты видишь своё отражение, искажающее все твои нелицеприятные качества. И тебе противно — ты не любишь правдивых зеркал… Ведь так?

Внутри меня всё вскипело от возмущения.

— Пошёл вон!

Я с силой ударила его сумкой в бок и выскочила на Аустерлицком вокзале. Самое неприятное — это не то, что он так неожиданно материализовался, и не то, что у него была такая гадкая самодовольная ухмылка. Самое неприятное — то, что этот ублюдок был прав. Дневник ублюдка 16 мая Встретил сегодня в «Шатле» Ирэн и Матильду. Подкалывать Матильду — одно удовольствие. Давно так не веселился. Если Ирэн — упрямая, взбалмошная девица, то Матильда — робкая, забитая девочка. Потом пошёл за Ледуайен. Напугал её в метро. Лучший способ разгадать человека — это застать его врасплох, в полудрёме его порочных мыслей… Дневник Матильды 16 мая ’03 Ирэн смотрела на Сержа как на врага. Серж не спускал глаз с Ирэн — я не спускала глаз с него. Я вела себя как дура. Совсем растерялась. Он красивый, чем-то похож на Венсана Касселя. Может быть, так кажется только мне, но это даже хорошо. Я никогда не думала, что мне могут нравиться парни хулиганистого типа. Хотя у меня нет определённого типа мужчины, который мне нравится. Я вообще считаю выражение «мой/не мой тип» отговоркой, придуманной вежливыми лицемерами. Если любимый тип — блондин с голубыми глазами, это не значит, что кареглазый брюнет сразу отпадает. Мне нравятся разные мужчины — от брутальных мачо до сладеньких мальчиков. Главное, чтобы «зацепило». Серж зацепил меня с первой секунды, как я его увидела. Увлекли его глаза, голос, руки. И ещё я очень рада, что Ирэн он совсем не нравится. Она боится, что он меня испортит. Вечером, когда мы разговаривали по телефону, она сказала, что тер петь не может таких, как Серж.

— Почему? — удивилась я. — Он тебе кого-то напоминает?

— Напоминает, ещё как! Я как вижу таких доморощенных донжуанов, сразу злость просыпается, так и хочется проучить его за все разбитые сердца, что этот подонок за собой оставил. И ведь ничего хорошего он из себя не представляет: ни ума, ни достоинства, а только безмерная самоуверенность. А женщины на него клюют! Как мотыльки, на огонь слетаются. И ты, Тилли, тоже устоять перед ним не можешь! А ему бы поиграть да поразвлечься, и успокоится он только к старости, когда всем списком «венеры» переболеет… И никого он, кроме себя, не любит и любить не будет, он любит только любовь в чужих глазах и питается ею, как вампир. Он соблазняет женщину не ради женщины, а ради самоутверждения — вот что противно. Все мужчины, грубо говоря, делятся на геев и бабников, и Серж Сантон — худший представитель второй категории!

— Ты так говоришь, будто тебе такой попадался…

— Попадался.

— Как его звали?

— Ноэль, — небрежно бросила Ирэн, а потом добавила: — Моя первая любовь. После него на сердце остались только заплатки, а в душе — море разочарования.

Дневник Сержа 17 мая Вчера позвонила Аннабель. Как бы между прочим обронила, что её родителей всю ночь не будет дома, и кокетливо предложила приехать к ней. Я был совсем не против. А Люка-то как радовался! Тут же сел обзванивать своих самых «лёгких на подъём» подружек и планировать вечер. Я ехал к Аннабель в предвкушении хорошего секса и возможности поспать без нервных всхрапов Люка, не зная, что эта мерзавка приготовила мне совсем другое… Я позвонил в домофон, поднялся. Аннабель открыла дверь. Я ожидал увидеть её в одном белье или на худой конец в полупрозрачном халатике. Но она была одета вполне буднично — бархатные брючки, джинсовая куртка…

— Ты что, куда-то собралась?

— А ты разве нет? — с хитрющей улыбкой спросила Аннабель.

— Я думал, мы будем у тебя.

— Да? А я собралась в клуб с тобой пойти потанцевать.

Нет, она что, издевается?!

— Потанцевать? — искренне удивился я. — А зачем?

— Ну мы так давно с тобой никуда не ходили… — жалобно протянула она.

Зачем куда-то ходить, если есть, где полежать?!

— Ну пойдём! — упрашивала Аннабель, вцепившись в меня, как осьминожиха. — Здесь недавно открылся новый ночной клуб!..

Я не запомнил названия этого чёртова клуба, зато встретил там двух знакомых девиц, общаться с которыми в присутствии Аннабель мне адски не хотелось. Пришлось. Тем более что они сами к нам подсели. Аннабель смотрела на них волком, топила взгляд в стакане и уходила на танцпол. Наверно, чтоб парней цеплять — мне назло. Но никто не цеплялся, и она, надувшись, возвращалась обратно. Я делал вид, что не замечаю её, и продолжал болтать с девчонками. Сама виновата — нечего было меня сюда тащить! Был час ночи. Девушки покинули нас, расцеловав меня на прощанье. Я приобнял Аннабель и предложил пойти к ней.

— Нет! — воскликнула она и скинула с себя мою руку.

А потом резко встала и ушла. Наверно, в туалет. Пока её не было, я допил своё пиво и расплатился. Аннабель вернулась только минут через двадцать. И чего она там так долго возилась? Голову, что ли, в унитазе полоскала? Я взял её за руку.

— Пошли?

— Я никуда с тобой не пойду!

Если она закатит истерику, я её точно здесь брошу!

— Что случилось? — холодно спросил я.

— Ничего! Возвращайся к своим девкам!

Я усмехнулся. Всего лишь ревность. Неужели эта глупышка думает, что я могу принадлежать только ей? Да я сам себе не принадлежу, а уж ей — так тем более.

— Успокойся, дорогуша. Это не те девушки, к которым меня можно ревновать.

Аннабель помолчала, а потом обиженно протянула:

— У меня испортилось настроение. Проводи меня до дома.

Ладно, подумал я, провожу. Там твоё настроение, может, снова изменится, и мне не придётся тащиться в общагу. Так и вышло. Я проводил её до постели, а оставил только утром, хотя Аннабель ломалась, как девственница, и, точно мантру, твердила: «Ты жестокий, ты меня обидел!» Дневник Матильды 17 мая ’03

— Девственность — это психологический атавизм. Так что раскрепощаться нужно прежде всего внутренне! — сказала Ирэн и дала мне книжку «Как стать желанной». Автор — простая американская тётенька, скрывающаяся под псевдонимом «J». Это нас ли учить американкам? Но Ирэн сказала, что книжка весьма любопытная и вообще забавная, так как была написана ещё в 1969 году, в «год эротики» note 25 . «Так что лекции о расчёсках-вибраторах искренне умиляют…» В первый раз Ирэн прочитала её в двенадцать лет, потом в четырнадцать, а потом в шестнадцать, непосредственно перед своим первым опытом. «И каждый раз воспринимаешь всё иначе!»

Ладно. Взяла кота с книгой под мышку, пойду займусь мастурбированием мозгов… К слову о мастурбации (это слово грозит стать крайне употребительным в моей речи и встать вровень с такими гигантами, как «хреновинка», «дрянь» и «Серж»), видела сегодня, как Мартианус и Тушату заигрывали друг с другом на крыше! Куда мир катится?.. Дневник Ирэн 19 мая 2003 г. Я ли то не создана для мира? Или мир не создан для меня? Я решила заняться джоггингом. О да, какая благородная затея! Да не тут-то было. Бегать лучше всего по вечерам — во-первых, никто не видит, во-вторых, в шесть утра я просто не продеру глаза! Оставалось только найти единомышленницу. Звоню Жаклин.

— Прелесть, мне не до того. У меня концерт.

Звоню Матильде.

— Ой, мне с утра в конюшню ехать.

Звоню Крис.

— Ты что! Какой к чёрту джоггинг? У меня ребёнок — я не могу оставить его одного!

Оставалась Маите, бывшая басистка наших Девушек со странностями . В отличие от остальных моих подруг, тоже пока живёт в Сен-Манде, правда, на другом его конце — на улице Бенуа Леви. Я позвонила ей и рассказала о своих грандиозных планах.

— Что, хочешь присоединиться к бегающим по парку мужчинам в лосинах? — усмехнулась Маите.

— Нет, я просто хочу похудеть! Ну как? Побежим?

Она согласилась. Я обрадовалась, но… зря. В десять часов вечера приезжаю к Маите. Некоторое время мы пристально разглядывали друг друга. Она со смехом — мой голубой экипировочный костюм, я с недовольством — её розовый пеньюар и малиновые тапки-убийцы с Микки-Маусами.

— Ты ещё не готова?!

— Не-а… — виновато ответила Маите, приложив пальчик к губам.

Маите — живое воплощение куклы Барби, немного похожее на Мэрилин Монро, какой та была в «Принце и хористке». Я бы честно презирала Маите, если бы не её героический оптимизм и умилительное жизнелюбие. Кроме того, она прекрасная актриса и вовсе не такая дурочка, как кажется. Но она невероятно помешана на своей внешности. Это настоящий Нарцисс в квадрате! Думаю, Господь уже давно жалеет, что дал ей хорошенькое личико, потому что она превратила его в культ. Если б Маите была страшна как божий гнев, она была бы гораздо приятней. Может, оно и к лучшему, что наша группа так быстро распалась. Потому как более неподходящую басистку представить себе просто невозможно. Если бы она не отрезала свои длиннющие когти, нам пришлось бы выгнать её из-за постоянного нытья! И тогда вряд ли бы мы сейчас вообще общались…

— У тебя такой забавный вид! — прыснула Маите, прислонившись к стене.

— Это называется спортивный костюм. Тебе придётся одеться так же, радость моя.

— У меня есть только шорты.

— Сойдёт.

— Они белые.

— Да хоть в горошек! Я не собираюсь валять тебя в грязи.

— Ну ладно… Пойду их поищу.

— А что мешало тебе сделать это раньше?!

— Я хотела с тобой посоветоваться.

— О, Господи, — вздохнула я, опускаясь на диван.

— Я блондинка, мне можно… — И Маите уплыла в свою комнату.

Дверь была открыта, и я увидела, как она высунула из-за створки шкафа руку, в которой была какая-то беленькая тряпочка. Я подумала, что Маите показывает мне свои новые трусы, но она вылезла вся и приложила тряпочку к бёдрам, чтобы я поняла, что это те самые шорты. Шорты… ШортИКИ! В обтяг! Такие носили отчаянные девицы в семидесятые, а ныне носят отчаявшиеся жрицы любви.

— Маите, я тебя в таком виде на улицу не пущу!

— Почему?

— Потому что нас тут же арестуют. Тебя — за проституцию, меня — за сутенёрство!

— Но у меня больше ничего нет.

— В чём ты ходила в школе на физкультуру?

— Ой! Я её всё время прогуливала…

— Ну и что нам теперь делать? — разозлилась я. — Какого хрена я, уставшая, ехала за тобой через весь город, если ты никуда не идёшь?!

Испугавшись моего гнева, Маите принесла мне стакан с какой-то янтарно-жёлтой жидкостью. Я недоверчиво понюхала её и спросила:

— Что это?

— Бабушкина настойка. Бабушка сколько гостит у нас, столько её и пьет. Очень полезная штука. Ты сразу успокоишься, и твою усталость как рукой снимет.

— Маите, перед пробежками нельзя пить алкогольные напитки.

— Этот слабый — пей.

Я скривилась.

— Пей! — грозно скомандовала Маите.

Вздрогнув от неожиданности, я выпила всё залпом.

— М-м… А вкусно.

— Ну я же тебе говорила, — снова заулыбалась Маите.

— Можно ещё?

— Конечно, можно!

Она принесла ещё один полный стакан, который я тут же осушила.

— А я пока у мамы что-нибудь поищу.

Остальное помню как в тумане. Когда Маите прибежала с мамиными штанами, я уже дремала на диване.

— Ирэн, проснись!

— Что? Ты… ты уже готова?

— Нет! Но скоро буду…

— Ага, что ты мне подмешала? Так спать хочется…

— Ну неудивительно — уже полдвенадцатого.

— Что?! Я же пришла к тебе в десять! Что ты делаешь?

— Наношу макияж! — отозвалась Маите, моргнув на меня одним накрашенным глазом.

— Зачем?!

— Я должна хорошо выглядеть. Если не одежда, то хоть лицо пусть будет в порядке!

— Но там же темно — тебя всё равно никто не увидит!

— К ночи город оживает.

— Ну мы же не на вечеринку собрались, а… — я начала зевать, — а-а… бегать!

— Слушай, Ирэн, ты поспи пока, а я тебя потом разбужу, хорошо?

Разбудили меня спустя сорок минут. Мне к тому времени уже совсем не хотелось вставать, и я отчаянно сопротивлялась всеми руками и ногами. В этот момент от подруги вернулась бабушка Маите. Она с сочувствием посмотрела на меня, а потом перевела взгляд на перепуганную внучку. Сквозь полусон я слышала их пререкания:

— Мари-Тереза, что ты натворила? Ты же всё перепутала: две трети — воды, одна треть — настойки, а не наоборот!

— Я блондинка, мне можно…

Кажется, Маите ошиблась с дозой бабушкиного зелья и дала мне слишком много. И вообще от этого средства не столько нервы успокаивались, сколько мозги… Поэтому я так хотела спать и ничего не соображала. Маите с виноватым видом опустилась рядом со мной и протянула телефон.

— Позвони родителям и скажи, что останешься у меня ночевать.

Я представила, как рано утром буду ехать в автобусе в своей сногсшибательной экипировке, и нахмурилась.

— Не-е-ет, я лучше домой поеду… Прямо сейчас… Вот только посплю немного… — Я зевнула и уронила голову на подушку.

В полвторого ночи из ресторана пришли родители Маите. Они тоже отругали её и стали суетиться вокруг меня, пытаясь сунуть крепкий кофе. Бесполезно. Я брыкалась и отворачивалась, бормоча что-то вроде: «Кофе — чёрная смерть!» и «Позовите маму!». В итоге Режан, отчим Маите, взял меня на руки и отнёс в машину, чтобы отвезти домой. Добегались… Ночь пришла под утро. Домой я заявилась в полчетвёртого. Мамуля с тревогой взглянула в моё несчастное лицо и прикрыла рот рукой.

— Иришка, что с тобой?

Ох, сколько же мне придётся убеждать её, что я вовсе не пьяна…

— Ну и сколько ты одолела? — насмешливо спросил папуля, выступая из тьмы, как призрак Бельфегор.

— Всего два стакана. Но, знаешь, мне хватило…

По его позеленевшему лицу я поняла, что промахнулась — он имел в виду километры. 21 мая 2003 г. Она любила дождь в ночи и предрассветную росу, Она будила во мне то, что не давалось никому… Самое время рассказать об Алисе. Эта ещё одна наша strange girl, последняя из могикан. Очень умная, очень красивая, очень спокойная, очень тактичная, очень ответственная, очень быстро приспосабливается к обстоятельствам — одно то, с какой виртуозной естественностью она сменила скрипку на электрогитару, достойно, на мой взгляд, высочайшей похвалы… Короче, тихое совершенство, женский идеал, почти тургеневский. Но она одинока. Из-за её «очень» она кажется мужчинам «слишком». Она была достойна лучшего — Не получила ничего…
Недавно у Алисы было свидание вслепую. Три месяца она общалась с одним симпатичным парнем только посредством Интернета и телефона. Вскоре он стал ей близким другом, она даже называла его своим «духовным любовником». И вот наконец они решили встретиться. Всё, по её словам, было прекрасно… Она прибежала перед концертом в гримёрку Жаклин и, прогнав ребят, принялась нам взахлёб рассказывать, какой он нежный и замечательный… Нужно было видеть, как Жаклин в кожаном костюме, не менее откровенном, чем наряд госпожи-садистки, строго распекала Алису:

— Сколько раз тебе говорить! Нельзя спать с парнем на первом свидании. Надо быть сильной, слегка недоступной — тогда ему будет интереснее тебя завоевать. Надо вести себя так, чтобы он ЗАХОТЕЛ тебя добиться!

А я не осуждала Алису — я просто за неё радовалась. Наконец-то в её жизни появился мужчина. Хотя заниматься с ним сексом на первом же свидании было совсем не обязательно. Тургеневские девушки так не поступают… Через пару дней Алиса позвонила мне и, чуть не плача, сказала, что он не звонит и не пишет. Он просто исчез, хотя они договаривались встретиться ещё. Я говорю, позвони сама… Но она заявила, что звонить самой ей не позволяет гордость, а на её письма и смс он не отвечает. Так прошла неделя, за ней месяц… «Духовный любовник» не давал о себе знать. Бедная Алиса и без того не особо уверенная в себе особа, а тут просто расклеилась… Винит, ругает себя. Она, видите ли, оказалась для него недостаточно привлекательной, недостаточно инициативной. А я твержу — наоборот, слишком красивой и смелой… Бедняжка… По-моему, она действительно влюбилась. В общем, реквием по самолюбию скромной скрипачки. Эх, жестокие вы бываете, мужчины… Дневник Сержа 22 мая Познакомил Аннабель с друзьями. Обычно меня мало интересует мнение толпы, но на этот раз оно меня задело. Больше всех потом Марк удивлялся:

— Как это тебя угораздило связаться с такой посредственностью? Какая-то она бестолковая совсем…

— Можно подумать, тебе важен айкью очередной фанатки, с которой ты ложишься в койку!

— Я с ними только ложусь, а ты-то с ней встречаешься.

— И что? Она всяко лучше всех твоих подстилок…

Я был зол на Марка. В конце концов, ему принадлежало то, что должно было бы принадлежать мне. Ему есть с чем сравнивать — ведь он встречался с Ирэн Ледуайен. Она отвечала ему благосклонностью. Возможно, даже любила его. В любом случае он должен был ей нравиться. Так почему же она меня отталкивает? Чем я хуже Марка? Ведь объективно — ничем! Конечно, ссориться с другом из-за женщины — глупо. Совсем не каждая того, по правде, стоит. Нам с Марком делить нечего — он встречался с Ледуайен ещё до того, как мы скорешились. Но всё равно я начинаю испытывать лёгкое раздражение, которое мне иногда трудно скрывать при общении с ним. Меня бесит одна только мысль: он был с ней, а я — нет, его она хотела, а меня — нет. Я просто обязан исправить эту досадную несправедливость. Дневник Матильды 22 мая ‘03 У Лидии, рыжей ольденбургской кобылы, родился жеребёнок. Совсем маленький, слабенький, на длинных тоненьких ножках. Я провозилась с ним весь день, не желая расставаться. Большинство конников ещё учатся в школе, а некоторые живут неподалёку. Счастливые — у них есть время и возможность бывать в конюшне хоть каждый день… Вечером я вернулась в Париж с ощущением непреодолимого одиночества. Я должна покидать то, что мне действительно дорого, чтобы продолжать жить своей пустой однообразной жизнью, в которой непонимание отца и друзей смешалось с безответной любовью к Сержу Сантону. А ведь это первый и, вероятно, единственный раз в жизни, когда я полюбила реального человека. Ни экранного героя, как раньше, а обычного парня. Хотя я и Сержа идеализирую. Я редко его вижу, и каждая встреча — как вспышка. Яркая, но слепящая. Я вижу только то, что мне нравится видеть. А потом много думаю о нём, «оттачиваю» в голове его образ. Хотя, возможно, он нужен мне лишь для того, чтоб было с чем засыпать по ночам… Чтобы разлюбить его, чтобы развеять этот выдуманный идеал, мне нужно видеть его чаще, и тогда я, возможно, разгляжу его обычность. Ведь знаю, что не надо мне его любить, что он того не стоит… Знаю — и всё равно люблю. 23 мая ‘03 Случилось страшное — папа догадался, что Мартианус голубой, и велел его немедленно охолостить. На следующий день мы — я с котом в рюкзаке и Ирэн (я упросила её не покидать меня в столь важный момент моей жизни!) — отправились в ветлечебницу на площади Леона Блюма.

— Здравствуйте. Мой кот — гей. Что мне делать?

— Что?!

— У моего кота наличествуют признаки нетрадиционной ориентации.

— Я понял, понял. А… разве вам это мешает?

— Это мешает моему папе. Папа — гомофоб.

Ветеринар оказался ещё тот остряк.

— А вы не пробовали подыскать ему… друга?

— На самом деле у него уже есть… друг.

— Так зачем же разрушать их счастье? — искренне возмутился доктор.

Мы с Ирэн переглянулись.

— Папа считает, что лучше всего его просто кастрировать. Хотя территорию он не метит — даже удивительно!

— Вообще-то не очень гуманно кастрировать кота только потому, что он не такой, как все…

— Но он и к щенкам пристаёт. Наверное, он ещё и педофил-извращенец, да?

Доктор округлил глаза.

— А вот это уже интересно… Сколько ему лет?

— Почти год.

— Ну он пока молодой — может, одумается.

— Папа сказал, что у него было достаточно времени, чтобы подумать.

— Ну раз ваш папа так категоричен… Как зовут кота?

— Мартианус.

— Бедное животное! — вырвалось у доктора. — Он девственник?

— Это смотря с какой стороны посмотреть… — вставила Ирэн.

— Мы полагаем, что он всё-таки девственник, — сказала я, бросив на неё укоризненный взгляд. — С обеих сторон.

— Вы полагаете или вы проверяли?

— А это можно как-то проверить?

— Дайте-ка его сюда.

Доктор положил Мартиануса на кушетку и стал осматривать его в интимном месте.

— Вы уж меня извините, мадемуазель, но ваш кот — девочка!

— Вы хотите сказать, что он пассивный гей?

— Я хочу сказать, что он не гей вообще! Это кошка, а не кот.

— Быть такого не может!

— Сами посмотрите.

Мы с Ирэн склонились к междуножью Мартиануса — Мартианус жалобно мяукнул. Или мяукнулА? Я не могла оправиться от шока.

— А зачем же она к собакам лезла?

— От скуки, наверное. Поиграть хотела.

— Значит, кастрировать его не придётся?

— Я бы рад, да нечего…

— Спасибо, доктор!

— И вы целый год принимали её за самца? Будьте впредь повнимательнее, мадемуазель.

— А она, наверное, клитор с членом перепутала… — предположила Ирэн.

Иногда, когда я с Ирэн и она не молчит, мне хочется провалиться сквозь землю от стыда! Я сердито на неё глянула и взяла Мартиануса на руки. Всё никак не могу привыкнуть к его новому полу… — До свидания, доктор, — поспешно сказала я.

— Всего доброго!

— Быть тебе теперь Мартой, детка, — сказала Ирэн, когда мы вышли за дверь.

Так мой бедный Мартианус в одночасье превратился в Марту. А он — то есть она — даже как-то повеселела, что её наконец-то идентифицировали… Дома папа рассеянно спросил:

— Ну как, кастрировали нашего педика?

Мне было грустно, что один из моих самых любимых мужчин оказался девочкой, и я решила папу разыграть.

— Знаешь, там такие цены за кастрацию! Поменять пол — и то дешевле, — пробурчала я, освобождая из рюкзака оголодавшую Марту.

Папа немедленно отложил газету и окинул нас внимательным взглядом.

— Я что-то не понял… Что ты имеешь в виду?

— Что я сэкономила кучу денег — я же вся в тебя, папочка! Короче, познакомься с Мартой — так теперь зовут нашего бывшего кота.

Я вытащила кошелёк и отдала папе деньги. Тот недоверчиво их пересчитал.

— Матильда, ты издеваешься? Почему вся сумма, что я тебе дал, на месте? Ты была у ветеринара или нет?

— Ты хочешь правду?

— Да! — Очевидно, папа готовился к худшему.

— Я подумала, что будет чересчур жестоко разлучать Мартиануса с его дружком, и мы всё равно должны оставить им шанс любить друг друга… В общем, Мартианусу сделали экспериментальную операцию по перемене пола. Так как она была экспериментальной, её сделали бесплатно. В худшем случае нам бы выплатили компенсацию. Одним словом, гуманность и сплошная экономия!

Папа был ошарашен.

— И как операция?

— Успешно.

— ?!

— Сам посмотри, — пожав плечами, ответила я.

Марта, измученная вояжем в рюкзаке, пыталась затеряться на кухне, но папа успел её перехватить. Он брезгливо взял кошку на руки, проверил её и обмер. Дневник Ирэн 23 мая 2003 г. Ездили с Тилли кастрировать её кота — оказалось, он и не кот совсем! Это ж надо — кота от кошки не отличить, и эта девушка готовится стать женщиной… 24 мая 2003 г. Перуэн святой, что принял StrangeGirls такими, какие они есть, почти ничего в них не меняя. Вчера мамуля безжалостно оторвала меня от упыря, призвав бежать к телевизору. По MCM показывали их первый клип на «Sans toi»note 26 . Я чуть не рухнула от изумления. Одно дело — слушать, как это было, от не в меру перевозбуждённой Жаклин, и другое — видеть всё воочию! Их первый клип мне очень понравился. Большой дом. Жаклин сначала играет на рояле, потом снимает пеньюар, надевает траурное платье, но не может посмотреть на себя — все зеркала завешаны чёрной тканью. Она не выдерживает, открывает одно из зеркал и начинает красить губы. Вдруг в зеркале она видит призрак своего любимого в белом смокинге (его изображает Рено, подозрительно смахивающий на эльфа со своими светлыми, зачёсанными назад волосами) и роняет помаду. Рено выходит к ней из зеркала. Они обнимаются, танцуют. Грустно и не отрываясь смотрят друг на друга, целуются… Потом он пропадает, а Жаклин надевает чёрную шляпку с вуалью и спускается на улицу, где уже идёт похоронная процессия — перед ней несут гроб с Рено… В общем, красота несусветная. В журналах типа «Элегии» уже стали о них писать, но первым, кто открыл их, всё равно был мой «Wild»! Жаклин сравнивают с Эммануэль Монэ из группы Dolly , пишут, что «у неё сладкое личико и голос как горький шоколад». Её называют «соблазняющей голосом», группу — «ангелом и четырьмя демонами», а их музыку — «грязной эстетикой французского рока». Может быть, действительно стоило два года выступать по сомнительным барам, чтобы однажды прочесть о себе что-то хорошее?.. Дневник Сержа 24 мая Снова ночевал у Аннабель. В своей квартире она чувствует себя куда раскованнее. Секс в бело-розовой девичьей спальне, заваленной зайцами и медведями почти с той же частотностью, с какой стены моей комнаты обклеены голыми женщинами, напоминал акт вандализма. Прелюдия тоже была забавной. Сначала Аннабель надо мной издевалась: оседлала, попрыгала, задницей покрутила — и слезать. Я её держу. Она кричит:

— Нет-нет, я спать хочу!

Минуту я в буквальном смысле снимал ей сон рукой. Теперь сверху был я. Я думал, что она меня отталкивает, а оказалось, она меня просто вниз опускала, чертовка. Ну ладно, я сделал, как она хотела, своё дело, но мне это быстро наскучило… Поднимаю голову, а она… спит! Кое-как растормошил, зато, когда проснулась, отомстил ей за всё! Со мной не забалуешь… Дневник Ирэн 26 мая 2003 г. Всё-таки женщина — существо непостижимое! Убедилась сегодня на собственном примере… У меня была только одна лекция. Можно было бы вообще не ехать, но я поехала. (Зачем?!) Папуля обещал меня подвезти: ему тоже нужно было в Париж — по делам. Вскоре после въезда в город, на бульваре Дидро, мы попали в пробку. Папуля ненавидит Париж (наверное, поэтому мы там и не живём), и он, конечно же, не упустил возможности с удовольствием излить своё недовольство, вынуждая меня его слушать.

— Кошмар! Какой шумный и беспокойный город! Люди зажаты между толкотнёй в метро и сутолокой в автобусах. А эти ежедневные аварии и воры, разбивающие витрины у всех под носом! А эти отвратительные пробки! И чего они все туда рвутся, как в Мекку? — с воодушевлением возмущался па па. — В час по четыре километра! Пешком — и то быстрее! У нас в Сен-Манде то же расстояние можно покрыть всего за три минуты! Отвратительнейший город!

Спасаясь от его ругани и какофонии клаксонов, я заткнула уши mp3-плеером. Но папулю это не остановило:

— Достали уже сигналить, идиоты! Как будто от этого пробка быстрей рассосётся! Ирэн, ты меня слы шишь? Опять ты со своими головными телефонами? — Так папуля по старинке называет наушники.

— Папа, я слушаю музыку.

— Ну и что там сегодня передают? — саркастично спросил папуля.

— Placebo.

— Гм, не слышал таких…

— И не надо — тебе бы не понравилось.

— Что за манера всё решать за меня? — возмутился папуля. — А ну-ка, воткни мне эту штуку!

Не веря в успех эксперимента, я вставила в его ухо один из наушников. Секунд десять папа терпел и хмурился, а потом не выдержал:

— Вынь из меня сейчас же эту мерзостную гадость! — Освободившись, папуля вздохнул и признался: — Ох, я лучше клаксоны послушаю…

Мы как раз стояли на авеню Ледрю-Роллен, и я предложила:

— Пап, а может, я пешком дойду? Или на метро пересяду? Тут уже недалеко…

— Я тебя сюда привёз — я тебя куда надо и доставлю! — упрямился папуля.

— Но я жутко опаздываю! А в метро — быстрее. И ты тогда успеешь, если сразу на Бульвар Бастилии свернёшь, а не будешь везти меня до Сорбонны и потом возвращаться обратно.

Папуля сдался, но не сразу.

— Ладно, Ирэн… Ты меня убедила.

— Тогда чао! — Я чмокнула его в щёку, выскочила из машины и побежала на набережную де ля Рапе.

Нырнув в метро, я обнаружила на платформе горстку оптимистов, внемлющих речам диспетчера по громкой связи. Табло показывало, что ближайший поезд будет через час! Оптимистично, ничего не скажешь… (Цензура!) Долбаные забастовки! Я опаздывала уже на двадцать минут. Есть ли смысл вообще ехать на эту проклятую лекцию? Я подумала, что нет и прошвырнусь-ка я лучше по магазинам. Мне зачем-то пришло в голову купить себе тональный крем (которым я в принципе почти не пользуюсь…). Захожу в «Призюник» и вижу на манекене изумительную шляпку — ковбойская, розовая, блестит вся и переливается. То ли для Барби, то ли для фрика. Но мне она понравилась, и я её купила. И это притом что розовый цвет я не очень люблю и ничего розового у меня нет. Так что надеть её, собственно, не к чему, только если на маскарад. Что-то подобное со мной уже было, когда я выбирала платье для выпускного бала по цвету к только что купленным туфлям, а туфли до этого — по цвету к новым трусам! Женщина — гений последовательности… Придётся срочно покупать что-то розовое, хотя бы бельё. О, точно, куплю себе розовое бельё! Пошла за бельём. Перемерила всё что можно, довела продавщицу до дёрганья левого глаза, а когда наконец нашла подходящий комплект, обнаружила, что денег у меня хватает разве что на резинку от трусов. Пообещала забрать бельё завтра, точно зная, что не зайду… Спустилась в метро — к тому времени, как я вырвалась из магазинов, оно уже заработало. Шляпу свою необъятную крепко прижимаю к груди, чтобы её никакая падла не помяла. Напрасно… Полчаса простояла на Жюсье, размышляя, на кой чёрт мне эта шляпа, если я с ней даже в метро залезть не могу! Не ищите логики в поступках женщины… Дневник Матильды 1 июня ‘03 Начало лета ознаменовалось для меня сущим кошмаром! Мы с Адель сидели в Ботаническом саду и невинно ели мороженое. Подходит к нам мужчина — на вид приличный, за сорок, зализанный, с саквояжиком, в плаще, профессорской наружности. И спрашивает:

— Мадемуазель, будьте любезны, который час?

Я равнодушно:

— Половина второго, месье.

А он:

— Ага, а я — эксгибиционист!

Мне сразу привиделось что-то из Микеланджело… Адель не отреагировала — новое слово не вызвало в ней никаких эмоций. Я думаю, может, мне послышалось… Может, он — экспрессионист, художник? А чего же он тогда так сально на нас смотрит?.. Дальше «художник» говорит:

— Ну вы, я надеюсь, знаете такое слово — «эксгибиционист»?

У меня от замешательства даже в горле пересохло. Адель не слушала — отдуваться приходилось мне. Он продолжал: — Как бы вам объяснить?.. Э-э, ну в общем… я получаю удовольствие, когда на меня голого смотрят, а особенно, когда я онанирую, понимаете? — спросил он так, будто действительно искал у нас сочувствия и понимания. Услышав знакомые слова, Адель перестала беззаботно лизать мороженое, зашевелилась и как-то странно глянула на нас обоих по очереди.

— Слушайте, идите вы своей дорогой! — сказала я наконец. — Оставьте нас в покое!

Онанист не слушал.

— Я вижу, вы девушки хорошие. Давайте я разденусь, вы посмотрите, а я вам потом заплачу!

Я как можно твёрже:

— Нет, вы что! Мы не такие!

— Так я и вижу, что вы не такие! — обрадовался «художник». — С вами даже интереснее… Вы только подумайте, от чего вы отказываетесь!

Он сел рядом и стал горделиво расписывать нам своё достоинство. И какой большой, и сколько сантиметров… Я подскочила, взяла обалдевшую Адель за руку и потащила за собой.

— Девушки, куда же вы? — заволновался эксгибиционист.

— Только не оглядывайся! — шепнула я Адель, и мы быстро зашагали прочь.

— Барышни!

Адель не справилась с худшим из своих пороков — любопытством, повернула голову и ахнула. Я тоже обернулась. Ой! И вправду есть от чего ахнуть… Мешая кокетство с бесстыдством, эксгибиционист распахнул свой плащик. Штаны на нём были заблаговременно приспущены, а под ними у него ничего не было — по крайней мере, ничего, имеющего отношение к одежде…

— Да не стой ты как дура! Пошли! — Я дёрнула Адель за руку и, как тряпичную куклу, поволокла её в сторону. — Что, членов никогда не видела?

Адель тихонько и изумлённо:

— В жизни? Нет…

— Я тоже, но это не значит, что надо на него так пялиться — он ведь только этого и хочет! А ты ещё и бесплатную услугу ему оказываешь…

Адель, которая редко что в своей жизни делала даром, попыталась меня удержать:

— Слушай, а может, пойдём у него денег возьмём? Мне как раз на джинсы не хватает… Сколько он предлагал?

— Совсем с катушек слетела?! Пошли!

Мы были уже за пределами Опасно-ботанического сада, когда Адель, впав в глубокие раздумья, спросила:

— Слушай, Матильда, так как же это разнудство называется? Эги… эси… экс… эксбукинист?

Дневник Сержа 2 июня Наконец-то лето! В прошлом году, вернувшись домой, я почти два месяца «практиковался» в юридической фирме дяди Эрика, из чего вынес лишь стойкое отвращение к бумажной волоките. Этим же летом я собираюсь посвятить себя исключительно отдыху… Позитивная сторона: каникулы, солнце, пиво ста нет ещё приятнее, девушки — ещё красивее, поедем с Люка ко мне в Марсель и займёмся наконец подводной охотой. Негативная сторона: экзамены, мать их… Днём, как малолетние пацаны, резались в настольный футбол. А вечером, чтобы как-то добить день, спустились в подвал в нашу, так называемую «бильярдную». Гоняли шары и пили по пути анисовую. Тьерри принёс сверху водки. И это притом что половина народа уже не целилась и с трудом отличала полосатый шар от сплошного.

— Даёшь кураж! — сказал Тьерри.

Ну мы и дали. Распалившись, Люка слегка и по неосторожности заехал ему кием в пах, но вроде обошлось. Я взмок весь, пошёл за водой. Чтобы не бегать, налил себе большой фужер почти на пол-литра и взял с собой. Когда опять стали разливать, я пошутил:

— Спасибо, не надо, у меня вон ещё полный стаканчик!

Все восхищённо посмотрели на мой «стаканчик» — поверили! Кто-то сказал неумный тост, мы чокнулись, выпили. Я свой фужерчик — до дна (жарко ведь!) и давай шары вгонять. Ещё и выиграл. Наутро слухи о моём стойком организме распространились по всей общаге… Дневник Матильды 2 июня ‘03 Рассказала Ирэн про эксгибициониста. Та долго смеялась. Особенно, когда я описывала реакцию Адель.

— Я даже испугалась, когда его… достоинство увидела, но виду не подала.

— И правильно — чего бояться-то? Привыкнешь.

— Но он был таким… пугающим.

— Слишком большим?

— Ну да… А ещё с такой любовью расписывал…

— А чего ты хочешь? Это ж самое дорогое, что у него есть.

— А если у Сержа такой же в эрегированном состоянии? Мне в первый раз совсем не нужен большой!

— Конечно, не нужен, он вообще далеко не всем нужен. Тебе вполне подойдёт и средний размерчик, можно и поменьше…

— Ну это ж не туфли, чтобы по размеру подбирать! Всё станет ясно только на месте…

— А ты не церемонься! Нет так нет, извини, до свидания. Не хочешь — не надо! Развернулась и ушла. Ему, может, и всё равно с кем, а ты ещё молоденькая — успеешь.

— Ой, я не смогу!

— Сможешь! Я научу.

4 июня ’03 Вчера в туалете «Пристани грешников» курила с Ирэн и Жаклин. Ирэн вообще-то не курит, да и Жаклин только для понта, но за компанию — можно…

— Нет ничего отвратительнее курящей девушки, — прохрипела Жаклин, выпустив на нас облачко дыма.

Ирэн пьяновато улыбнулась.

— Чехов говорил, что целовать курящую женщину — это всё равно что лизать пепельницу.

— Фу, дрянь какая! — Я стала яростно тушить сигарету.

— Спокойно! Детям это не грозит, — засмеялась Ирэн, бросив на меня взгляд искушённой тигрицы.

— Тебя ведь твой папочка не убьёт? — снисходительно улыбнулась Жаклин.

Откуда она знает, что у меня только папа есть? Ирэн ей, что ли, рассказала?

— За то, что я курила? Вряд ли.

— Очень добрый?

— Нет, просто ему на меня наплевать.

— Добро пожаловать в наш клуб! Я своего отца вообще не знаю, но есть подозрение, что он был отъявленной скотиной…

— А если бы я не знала своего отца, то, вероятно, была бы лучшего мнения о мужчинах.

— И что же с ним не так?

— Всё. Начиная с того, что он потаскун.

— И как ты с такими генами борешься с соблазном?

— Наверное, иммунитет… — усмехнулась я.

Ирэн с её образцово-показательной семьёй нечего было добавить по этому поводу, и потому она задумчиво молчала. Жаклин вздохнула и метко бросила окурок в унитаз.

— Ладно, крошки, побаловались, и хватит.

Прихожу домой весёлая, с приятной усталостью, как вино, разлитой по телу. Папа глянул на меня исподлобья. Никак дитятко обкурилось?! Я подошла, дыхнула на него и говорю:

— Не-е, всё равно я тебя не понимаю!

— Ты курила?!

— Немножко.

— Не понравилось?

— Не-а!

— Счастливая…

6 июня ’03 В июле в нашем конноспортивном клубе пройдут соревнования по конкуру на Кубок Парижа — и я тоже буду принимать в них участие! Я уже давно нигде не участвовала и очень соскучилась по атмосфере состязаний. Эта новость хорошая… А плохая заключается в том, что ни папа, ни бабушка не смогут поехать меня поддержать, а Адель, та просто не хочет, гадюка… 7 июня ’03 Ужасный день, просто кошмарный! Сижу сегодня на учёбе у окна, скучаю, а на мне юбка со шнурочками была, ну я со скуки и давай себя этими шнурочками к батарее привязывать. И тут…

— Баласко, прошу к доске!

Я начинаю судорожно теребить пальцами свои шнурочки и понимаю, что развязаться уже не могу… Надо мною ржала вся аудитория… Ненавижу! И это ещё ничего… Вечером видела в метро Сержа. Разом перехватило дыхание… Он проскочил мимо меня, даже не заметив. Обидно. Но самое обидное, что он был не один! С ним была ДЕВУШКА. И какая! Одета хорошо, но в остальном… Смуглая, невысокая, фигуры нет, между ног поезд проскочит. Вроде бы и не уродина, но совершенно ОБЫЧНАЯ. Просто НИКАКАЯ! Мне чуть плохо не стало… Как же так? Куда он вообще смотрел? Ведь очевидно, что я гораздо привлекательнее этой дурёхи! Тогда почему же он с ней, а я одна со своей бе зответной любовью? Я отказывалась понимать этот парадокс. Мне было так неприятно, так больно, что я никак не могла выкинуть их из головы. Сегодня Серж едва не упал с моего пьедестала. Но любовь прощает всё — даже отсутствие вкуса… Дневник Сержа 8 июня Сегодня в порядке очереди готовил Люка. Он сварганил малосъедобный салат с шафраном, жалкое подобие жареного филе, а на десерт купил сыр. Шикарно, ничего не скажешь. Мы стали таскать всю эту стряпню из кухни в нашу комнату, едва не сбивая по пути соседей. Долговязому Тьерри, вылезшему как раз из своей каморки, аромат нашего «шикарного» ужина показался очень аппетитным, и он захотел к нам присоединиться. Тоже, видать, устал от полуфабрикатов. Коротышка Люка, ревниво отодвигая от него мясо, вскинул свою курчавую голову и рявкнул:

— Нам и самим мало будет… А ты, морда, даже не зарься!

Чтобы освободить стол, мы свалили на пол все книги и тетради. По такому случаю я вместо рядового пива даже белого вина взял, и мы сели есть. За едой Люка жаловался, что ему с женщинами не везёт. Я закурил и сказал:

— А кому с ними везёт? Девчонки щас так погрязли в феминизме — труба! А по сути женщина, она ж как лотерейный билетик: пока не поскребёшь, не узнаешь, стоило ли вообще ради неё тратиться.

— Может быть, мне не везёт, потому что я всегда ведусь только на внешнюю привлекательность этого билетика, а не на внутреннее содержание, душу..?

— Не знаю, мне вообще плевать на душу девушки, если она не нравится мне внешне.

— А если нравится, а внутри — пустота?

— Уж лучше пустота, чем всякое дерьмо.

— А если эта пустота хуже дерьма?

— Буду с ней, пока не надоест.

— Ты пресыщаешься ею и бросаешь?

— Я никогда сам не бросал девушку. Предоставляю это право им. Я ж добрый — я вынуждаю их меня бросать.

— Как?

— Своим поганым отношением к ним. Женщины, как сейсмограф, очень тонко улавливают такие перемены. Они чувствуют охлаждение, некоторые пытаются закатывать истерики, другие сами всё понимают, разочаровываются и уходят. А меня это даже не колышет. Я всегда встречался не любя — так проще. Нравится, всё устраивает, но пока, временно. И я знаю, что она мне не родной человек, что не люблю её, а значит, это ненадолго.

— А Ирэн Ледуайен, выходит, родной тебе человек?

— Пока не знаю. Но она мне нравится. Я будто вижу в ней себя.

— Разве может быть интересно с самим собой? — удивился Люка. — Это уже попахивает эгоцентризмом!

Я засмеялся. Люка, хитрый чёрт, всегда найдёт, к чему придраться.

— Я вижу в ней себя, только в женском обличье.

Люка чуть не подавился от смеха. — Если бы ты со своей кобелиной натурой был девкой, тебя бы уже давно вся общага поимела!

— Не обольщайся, тебя тоже.

— Не-е-ет, я был бы порядочной чёрной женщиной!

— Порядочной? — усомнился я.

— Порядочной лесбиянкой, — с усмешкой добавил Люка. — А вообще я бы не сказал, что вы с Ирэн похожи. Она приличная девочка. Немного стервозная, но приличная.

— Она притворяется — и я это вижу. Даже, когда она пытается меня оскорбить, я не могу сдержать улыбки. Мы бы с ней легко друг друга поняли — она такая же циничная сволочь, как и я. Но не это главное. Главное, что я её хочу. Хочу и получу.

10 июня Вчера Аннабель звала меня к себе. А это как раз была последняя ночь перед первым экзаменом. Я просто физически не мог к ней приехать и потому отказался:

— Извини, дорогуша, у меня дела.

— Вечно ты так… — заныла Аннабель.

— Но я реально не могу. Позови какого-нибудь другого своего друга.

Секунду Аннабель не могла опомниться от возмущения. А потом ка-ак завелась…

— Ты что, не понимаешь?! У меня, кроме тебя, никого нет!

— Правда? — Я сделал вид, что удивился. — А я и не знал…

— Тебе что, действительно наплевать на меня и на наши отношения? Как ты можешь..? — Чтобы не слушать её, я отклонил телефон в сторону и попросил Люка швырнуть мне пачку сигарет. — Неужели я для тебя совсем ничего не значу?!

Люка слышал всё, что она говорила, и сердито шептал мне: — Прекрати над ней издеваться — на тебя противно смотреть! — Сигарет он мне так и не дал.

— Ты меня совсем не любишь, не ценишь…

— Эй, лапуля, кончай, — ласково сказал я, прерывая её излияния, — я же просто пошутил…

— Это было совсем не смешно!

— Ладно, мне нужно готовиться. Спокойной ночки, дорогуша, не обижайся…

Аннабель не ответила и отключилась.

— Если она тебе нахрен не нужна, зачем ты её мучаешь? — пристал ко мне Люка.

— А если б я был добреньким и выполнял все её капризы, не нужен ей был бы я !

— А зачем вообще тратить время на то, что тебе не нужно? Ради спортивного интереса? Ради галочки в блокноте? Думаешь, так ты быстрее добьёшься Ледуайен?

— Слушай, отстань, а? Я должен учить эту дрянь! — огрызнулся я, падая с конспектами на койку.

— Если опять будешь травить свои лёгкие, не спали моё одеяло! — бросил Люка и ушёл.

«Точно. Надо покурить!» — подумал я и потянулся за пачкой. Кстати, экзамен я так и не сдал. Узнав об этом, Аннабель прониклась жалостью и тут же простила мне все грехи. Дневник Ирэн 12 июня 2003 г. Птички поют джаз, от фонтанов за милю несёт свежестью, из окна первого этажа торчат чьи-то загорающие пятки. Вот оно, лето! Вчера в Париж приехала моя старая добрая подруга Надин. Не виделись мы около двух лет. Когда-то она жила выше этажом, и мы с ней были не разлей вода, но никогда не спали, нет! Теперь она живёт в Авиньоне, и мы лишь иногда созваниваемся. После учёбы я встретилась с Дин в «Ветряной мельнице». Она читала книгу «Искусство соблазнять женщин, или Курс начинающего Казановы» и обливалась слезами от смеха. Мы поехали гулять в Булонский лес. Меня проняла дикая ностальгия по детству… Вокруг дети, собаки резвятся, парочки влюблённые между деревьями шныряют, а мы сидим на скамейке и беседуем. О чём? А о чём же ещё?!

— Дин, тебе когда-нибудь снилось, что ты занимаешься сексом?

— Конечно. Со своей старшей сестрой.

— Ну и как оно?

— Ничего так. — Надин мрачно закурила. — Даже оргазм был. Он всегда приходит неожиданно, только когда расслабишься и на всё наплюёшь. А во сне — так верней всего.

— А с мужчиной?

— Снилось, наверное. Но с сестрой больше всего запомнилось.

— А я-то думала, я одна такая извращенка.

— Мир вообще полон извращенцев… — произнесла она свою любимую сентенцию и затянулась. — А ты, что ли, мать, тоже с сестрой?

— Нет, я не с сестрой. Тем более что у меня её нет…

— А с кем?

— С однокурсницей.

— Тоже неплохо, — хмыкнула Надин. — Она тебе нравится?

— Очень.

— Так за чем же дело стало?

— Она не такая. Ну… не такая испорченная, как мы.

— Брось, мать! Все мы, в принципе, одинаковые.

— Она другая.

— Упёртая гетеросексуалка?

— Хуже. Девственница.

Одна из двух аккуратных бровей Надин заинтересовано приподнялась.

— Хорошенькая?

Я засмеялась:

— Да! Сначала я её ненавидела, потом подружилась, теперь люблю…

— Ну ты даёшь!

— От любви до ненависти один шаг. И обратно — тоже.

— Точно, притом чем сильнее чувства, тем короче расстояние. Поэтому обычно женщина больше всего ненавидит того мужчину, которого больше всего любила.

— Это если между ними нет никаких дружеских взаимоотношений, — вставила я.

— Я не верю в дружеские отношения между полами. Со стороны одного, по крайней мере.

— Это потому, что затащить мужчину в постель нетрудно, а вот стать его другом — гораздо сложнее.

Надин томно затянулась.

— Забавно, а я никогда и не пыталась.

— И не надо. Но если соберёшься, лучше делать это до секса, чем после. После — уже слишком поздно.

— Ну не знаю, есть у меня один знакомый, сначала он с девушками спит, а потом с ними типа дружит: это у него отмазка такая, если они на большее посягнут.

— Какая ж это к чёрту дружба?! — возмутилась я. — Это лапшевешание какое-то!

— Слушай, а как зовут эту твою однокурсницу?

— Тилли.

Дин чуть не поперхнулась.

— Нет, никогда я тебя, мать, не понимала… Сигаретку хочешь?

— Нет, я теперь даже ради баловства не курю.

— Что же так?

— «Целовать курящую женщину — это всё равно что лизать пепельницу!» — процитировала я.

Надин не на шутку задумалась.

— Ничего, — сказала она неожиданно резко, — они это заслужили! — И затянулась.

13 июня 2003 г.

— Когда иду по Булонскому лесу вдоль озера, только если медленно, не спеша, сразу возвращаюсь в детство, когда мы все вместе — я, мамуля с папулей и ещё живой Февр — ездили туда гулять… — говорила я Маите на другой день. — Помнишь моего сеттера Февра?

— Помню, — грустно отозвалась Маите. — А у меня от детства остались совсем другие воспоминания, и лучше бы мне к ним не возвращаться. Хотя недавно, когда мы с мамой и Режаном ездили в Биарриц и останавливались в отеле, детство ко мне снова вернулось…

— Почему?

— Знаешь, какое у меня самое яркое детское впечатление? Скрип кровати и приглушённые стоны за стенкой, в маминой спальне. Потом мама встретила Режана, мы переехали к нему, а у него квартира большая — ничего не слышно. Но в отеле стены тонкие, и я будто снова стала той маленькой девочкой, дрожащей от слёз под одеялом. Я закрывала уши, не желая этого слышать, но всё равно слышала. Это ужасно, так не должно быть… Может, поэтому я выросла такой ненормальной? Отец Маите оставил её мать ради более молодой коллеги двенадцать лет назад, а спустя семь лет умер от инфаркта. Несмотря ни на что, Маите боготворила отца, зато её отношение к матери было возмутительно несправедливым.

— Что же в этом ужасного? Твоя мама имеет право на личную жизнь.

— Знаю, что имеет. Я даже рада, что она снова вышла замуж. Но поделать с собой ничего не могу. Я столько перевидала её мужиков! Одни учили меня жизни, другие просто приставали. Одни мне нравились, другие СОВСЕМ не нравились. Но когда они трахались с моей матерью, я их всех ненавидела. Это можно было моему отцу, но не им. Не им! Мне всегда хотелось встать, пойти в её комнату и прогнать этого урода. Или даже ударить… Неполная семья обязательно убивает в ребёнке что-то хорошее. Наверное, все мои неврозы проистекают из детства. Разумом понимаю, что маме хорошо, а в сердце — непримиримая ненависть…

Я с удивлением посмотрела на Маите — такой меланхолично-задумчивой я не видела её лет пять.

— Не будь эгоисткой!

— Не получается не быть.

— Я понимаю, но в следующий раз, когда попадёшь в такую ситуацию, представь, что бы почувствовала твоя мама, услышь она, как ты трахаешься с кем-то за стенкой. Тебя это вмиг охладит!

Маите усмехнулась, и в её усмешке промелькнуло такое несвойственное ей мстительное торжество…

— А ты думаешь, зачем я оставляю дверь в комнату открытой, когда приглашаю к себе парней?

Дневник Сержа 15 июня Разгружая свежий товар, взял пять новых DVD. Надо просмотреть их до утра, чтобы не заметили пропажи. Придётся нам с Люка всю ночь не спать… Звонил родителям в Марсель. Лучше б не звонил! Как будущий юрист защищался от их морализаторства как мог. Тоска…

— Не вечно же тебе продавцом работать! Что ты вообще собираешься делать со своей жизнью? — спросил отец с такой отвратительной серьёзностью, что мне сразу захотелось прервать связь.

— Поеду, как Гоген, на Таити и буду совращать таитянок.

— Я о твоей карьере говорю! — кипятился отец. — Тебе пора определяться. Кем ты планируешь быть — судьёй, прокурором, адвокатом… тунеядцем?

— Бери выше, пап, — издевался я. — Я нацелен на госаппарат!

— Ты?! С твоими-то результатами?

— А что? Между прочим, я почти получил лисанс.

«Почти» — это значит не сдал ещё два экзамена: по системе налогообложения и гражданскому праву.

— Возможно, но я сильно сомневаюсь, что ты дотянешь до магистра note 27 .

«Ну и пошёл ты!» Я отключился, не прощаясь. Мы с отцом оба адски самолюбивы и упрямы. Потому-то нам так трудно общаться. И если я ещё пытаюсь делать ему поблажки, то он даже допустить не может, чтобы я, двадцатилетний, как он выражается, сосунок, в чём-то его переспорил. Что ж, пусть тешится своим превосходством, если ему это так важно, мне плевать… Вечером того же долбаного дня Весь день промотался, и настроения никакого. В шесть ко мне забрела Аннабель. Уже через двадцать минут мы усталые валялись на моей кровати. Я курил — ну не могу я не курнуть. Она гладила меня по волосам. Меня это начинало раздражать. Я чувствовал, как она мне постепенно приедается. Даже секс с ней стал однообразным, предсказуемым. Пришла — переспали. Ушла — забыл. Пришла — опять вспомнил, здрасьте! И ведь нутром чую, что это неправильно. Хотя что там… Я всегда знал, что Аннабель лишь промежуточная станция. А она вдобавок ещё и завела:

— Ты хороший… Может, мне и не надо было тебя, такого хорошего, встречать…

— Смотри только не влюбись, — прохрипел я, вытащив изо рта сигарету.

Для её нежных ушей это, видите ли, прозвучало слишком грубо — она обиделась. Женщины вообще любят обижаться и никогда не упускают такой возможности. Что ж, не буду отказывать ей в этом мазохистском удовольствии… Аннабель вскочила на ноги и стала торопливо одеваться. Выдернула из-под меня свой топик — рассердилась, что он помялся… Я даже не пытался её остановить. Зачем? Всё равно ей уже пора было уходить…

— Дурак! — сказала она на прощанье.

И ушла. А я опять, как сыч, один и голодный. Может, хоть Люка чего-нибудь путного к ужину притащит? Люка вернулся с чипсами и пивом. С подозрением оглядел то, что было подо мной, и недовольно поморщился.

— Ай, суки, опять на моём одеяле трахались…

Дневник Матильды 17 июня ‘03 После консультации по праву мы с Ирэн поехали ко мне. Дома, на беду, был папа. Ирэн его настолько заинтересовала, что он даже своего хвалёного «Шато Тальбо» выудил, чтоб её угостить. Адель бывает у нас чуть ли не каждую неделю, так этот негодник хоть бы раз ей кофе предложил! А ещё он толком не дал нам поговорить — сидел с нами и навязчиво расспрашивал Ирэн об учёбе. Старый волокита! Можно подумать, ему это интересно… Я злилась — моей жизнью он никогда так не интересовался. После ухода Ирэн я удостоилась скупой папиной похвалы:

— Наконец-то ты стала дружить с интересными взрослыми девушками. А то достали уже твои малолетки…

Я уже говорила, что иногда я его просто ненавижу? Думаю, он бы очень удивился, узнав, что Ирэн старше Адель всего на четыре месяца. 19 июня ‘03 Когда я была совсем маленькой (ну лет шесть-семь), то была очень глупой. Я искренне верила, что: 1) Если покрасить волосы, то отрастающие корни будут того же цвета, что и покрашенная часть. 2) Когда женщина рожает, у неё рвётся живот. 3) Чисто теоретически мужчины тоже могут рожать, но у них на это просто нет времени, сил и желания. 4) Во время секса удовольствие получает только женщина, а мужчина просто делает ей приятное. (Идиотка!) 5) Когда я вырасту, то буду чувствовать себя совершенно другим человеком. Я наивно полагала, что взрослый и ребёнок — это как два существа с разных планет. А оказалось, что их миры различаются удивительно мало. Взрослые — это те же дети, только у них больше возможностей и обязанностей, распланированных другими такими же взрослыми детьми. А в сущности, та же жизнь, та же игра, только сложнее и подчас скучнее… Хотя, быть может, я и сама ещё ребёнок, если так думаю. Дневник Ирэн 22 июня 2003 г. Жаклин подарила мне свой первый альбом с очень символичным латинским названием «Perasp#277;raadastra » («Через тернии к звёздам»)! Дай Бог, чтоб их тернии уже остались позади. А возможно, всё ещё только начинается.

— Вот видишь, Ирэн, никто в нас не верил, а мы всё равно смогли — всем назло… — с ожесточением сказала Жаклин.

— Ну почему же? Я верила…

Лично мне альбом очень понравился. Правда, я знаю наизусть почти все песни, и половина из них — мои. Думаю, теперь к старым поклонникам StrangeGirls , уже два года знающим их по выступлениям в парижских клубах, примкнёт много новых, и когда-нибудь, спустя много-много лет я буду гордиться тем, что дружила с мировыми звёздами… 23 июня 2003 г. Мы с Кристиной договорились встретиться около Сорбонны — я как раз только что сдала экзамен по праву. Её немецкий друг Эрнест прислал ей восемь (!) билетов на TypeONegative для всей нашей сумасбродной братии — деньги мы отправили ему заранее. Только вот Жаклин простудилась и не могла поехать с нами, так что один билет оставался лишним. Со мной была Матильда — я безо всякой надежды предложила билет ей. Тилли нахмурилась с видом «Боже, как вы могли мне такое предложить?!» и скромно отказалась — она подобную музыку не очень понимает. Я пыталась вспомнить, кому из моих знакомых нравятся TypeONegative. И вспомнила. Луи! Я тут же позвонила ему на мобильный — и Луи с радостью согласился. Он даже пообещал выхлопотать нам аккредитацию от «Wild», что бы пронести профессиональный фотоаппарат, подойти к самой сцене и сделать «роскошные» фотографии. Я не особенно-то верила в аккредитацию от неофициального студенческого журнала тиражом в тысячу экземпляров, но всё равно была довольна, что Луи с нами поедет. Мне было интересно, вольётся ли он в мою неординарную компашку. Когда Тилли попрощалась и ушла, Крис с интересом посмотрела ей вслед.

— Значит, это и есть твоя одиозная Матильда?

— Ага. Ну как она тебе?

— Гм… Красотка.

— Красотка?! Ты что! Наоборот — очень хорошая девушка…

Крис посмотрела на меня в упор — она ещё определённо не привыкла к моему сленгу. 25 июня 2003 г. Итак, я, Луи, Крис, Нико (его было не с кем оставить, но никто не возражал, его все любят) и «девчонки» — Рено, Марк, Фабрис и Винни (да простят они меня за такое собирательное определение!) — прёмся завтра в Херфорд. Какого чёрта? Тайп-о-негативского! До Парижа они, (цензура!) , так и не доедут! Честно говоря, никто из нас, за исключением Кристины, не говорит по-немецки, так что без неё мы беспомощны, как слепые котята… Последний раз мы с девчонками почти такой же сплочённой гурьбой ходили на концерт Милен Фармер тыщу лет назад. 27 июня 2003 г. (А 26-го это свершилось!) SHIT HAPPENS (в эвфемистическом переводе — Чудеса случаются) Древнеамериканская мудрость Ой, мамочки! Я только что вернулась домой и тороплюсь записать всё, что произошло со мной за последние сутки, пока я ничего не забыла… Луи был в шоке от моих «очаровательных» друзей, но из вежливости скрывал это как мог. С нами были немецкие приятели Кристины — плюшевое чудовище Эрнест, которого я откровенно недолюбливаю ещё с тех пор, как он приезжал в Париж, и незнакомая мне готическая стерва Анита. Они показывали нам город. Все мы были в Херфорде впервые, только Крис приезжала сюда уже в третий раз. Город — красивейший. Маленький, изящный, но совсем не тихий — отовсюду слышались сладостные звуки то органа, то скрипки. Анита объяснила, что это студенты музыкального училища репетируют в старинных церквях, которых здесь полным-полно. Кстати, река Верра, в которой Рено пытался несколько раз утопиться, немного напоминает Сену, только эже и чище, судя по тому, как бодро в ней плавают белые и чёрные лебеди. Марк презрительно мерил взглядом Луи, нежно обнимавшего меня и сыпавшего шутками на каждом шагу. После той ночи он, очевидно, возомнил, что я его девушка. Зря… Мы шли мимо шикарного секс-шопа, и Марк, как всегда, не удержался от комментария, ткнув пальцем в витрину, где стоял раскоряченный манекен в кожаном бельишке.

— Эротико-он… — выдал он своё коронное.

Вдруг Луи уточнил:

— Тебя ведь Марком зовут?

Тот заранее напрягся.

— Ну допустим…

— Так я и думал.

— ?!

— Я тебя по «эротикону» узнал, — пояснил Луи, миролюбиво улыбаясь.

Сволочь! Теперь Марк решит, что я до сих пор о нём думаю и даже рассказываю про него своему новому парню. Ох, и надаю я ещё по ушам этому «новому парню»! В одном херфордском кафе с нами (а точнее, со мной!) произошёл небольшой «конфуз»… Ну я же вечно во что-нибудь вляпаюсь! «Девчонки», не отягощённые, в отличие от меня, топографическим кретинизмом, производили вылазку в музыкальный магазин. (Даже не представляю, как они собирались там изъясняться, зная только парочку немецких матов. Может, надеялись, что их кто-нибудь случайно узнает и им всё дадут бесплатно?) А в это время мы — я, Луи, Кристина, Нико и немцы — безмятежно сидели за столиком в ожидании официанта. Эрнест добил меня своей убойной логикой.

— Ты пристригхла гхолову? — кокетливо пробасил он.

Я невольно задумалась.

— Не голову — волосы! Надо говорить — подстричь волосы, а не голову.

— Ну гховорят же — помыть гхолову, а не волосы. Значит, если гхолову можно помыть, её можно и пристричь.

Ну что тут скажешь? Одно слово — немец! Наконец к нам подкатывает официант, начинает на меня пялиться, улыбается, подмигивает и что-то спрашивает у меня по-немецки. Я глупо улыбаюсь в ответ, потому что ни (цензура!) не понимаю и, полагая, что от меня ждут заказа, громко говорю:

— Кока-кола!

От хохота взорвалось полкафе… Я воплю:

— Что случилось? Что он сказал?!

Эрнест, смеясь, бормочет что-то официанту. Тот улыбается мне ещё шире и, получив заказ, уходит. Я в недоумении бросаюсь к предательски хихикающей Кристине.

— Кто-нибудь объяснит мне, почему вы все ржёте?

— Ну… — начала Кристина, утирая слёзы, — он сказал, что ты очень симпатичная, и спросил, как тебя зовут…

До самого вечера я была проклята зваться Кока-колой. Однако это был не единственный случай, когда меня подвело моё незнание немецкого… Набравшись прославленного херфордского пива, мы двинули в «Кик». Людей, которые шли на концерт, было видно ещё в автобусе: все сплошь в чёрном — от ногтей до сапог. На TypeONegative шли семьями… Ещё в очереди я заприметила одну весёлую готическую семейку — мама в чёрных лакированных лосинах и две юные дочки в кружевных корсетах. Через час нас без толканий и жертв запустили внутрь. В «Кик» мы зашли вдесятером, но перед самым началом разделились на две группы и нечаянно потерялись. Поэтому до конца выступления Аниту, Эрнеста, Фабриса и Рено мы не видели. Перед концертом Крис купила себе чёрную шляпу, похожую на колпак Гэндальфа, с надписями « type o negative» и «express yourself!» note 28 . Потом она с прискорбием отметила, что в таких колпаках щеголяла половина зала. На разогреве была шведская группа Opeth — мы хорошо под неё попрыгали и даже устали. А потом появились ОНИ… И усталости как не бывало! TON вышли на сцену с пятнадцатиминутным опозданием. Интро представляло собой непонятную смесь музыкальных шумов. Сквозь дым (и больше никаких спецэффектов) виднелась огромная фигура Пита Стила, гора-а-аздо выше остальных участников. Когда Кристина услышала первые звуки «Black№1» и завораживающе-гипнотический голос Стила, она по теряла над собой контроль и едва не бросилась штурмовать сцену! Если бы не мы, она бы даже про сына, наверное, забыла. Я не знала на кого смотреть, переводя взгляд с любимого Пита на не менее любимого Кенни. В то время как народ внизу чуть ли не отплясывал, TypeONegative на сцене были сумрачны и почти непроницаемы, хотя энергетика от них шла совсем не негативная, а очень даже позитивная! На «Mygirlfriend’sgirlfriend» я обратила внимание на малыша Нико. My girlfriend’s girlfriend — she looks like you! My girlfriend’s girlfriend — she’s my girl too!note 29 Мальчик неподвижными глазами смотрел на Питера Стила, с образом которого в сердце и на стенах жил всю свою четырёхлетнюю жизнь и которого наконец увидел живьём. И тут случилась настоящая трагикомедия — с криками «Папа!» Нико побежал к сцене. Я схватила Кристину за руку.

— Крис, твой сын!

Та, не слыша меня и не видя, не отрывала глаз от своего кумира — реальный мир для неё больше не существовал… Тогда я сама бросилась ловить Николя. Со мной побежали Луи и Винни. Мы чуть не поймали Нико у самой сцены. Он как-то проскочил сквозь охра ну — его, малыша, даже не заметили, зато нас троих не заметить было трудно! Нас остановили и на грубом немецком куда-то послали. Я пыталась по-французски объяснить, что мы хотим забрать своего ребёнка. Немцы смотрели на меня как на полоумную. Луи принялся втолковывать им то же самое, только на английском — бесполезно. Один Винни нашёл правильное решение — позвать Кристину. Крис примчалась, по-немецки обматерила охрану, кинулась вперёд и подхватила Нико на руки — ребёнок стоял под самой сценой и звал Питера, крича ему:

— Папа!

Но… сомневаюсь, что его было слышно. Николя залился слезами. Всем было грустно. Крис потихоньку успокаивала Нико. Потом она сказала, что, когда взяла сына на руки, её взгляд встретился со взглядом бритвоглазого Питера и он даже улыбнулся им сверху!

— Посему мы усли? — канючил Николя, дёргая мать за рукав.

— Потому что стоять там запрещено.

— Но он ведь мой папа!

— Нет, Нико, это не твой папа.

— Как не мой?! — Ребёнок округлил глаза — мир его надежд был беспощадно разрушен. — Тогда кто мой папа?

Кристина хмуро свела брови и сжала в руке его маленькую ладошку.

— Я тебе потом расскажу.

Марк как самый высокий посадил Нико себе на плечи. Весь концерт малыш сидел смирно и прикидывал, наверное, кто же из этих волосатых дядек на сцене доводится ему настоящим папой. Мне так хотелось обнять его и уверить, что прожить можно и без папы… Концерт пролетел быстрее молнии, хотя всё удовольствие и длилось полтора часа. Всё хорошее кончается, кончилось и это… TON ещё немного выступили на бис и растаяли в дыму, а с ними — и их музыка. Реальность снова была к нам жестока. У выхода мы встретили остальных и начали делиться впечатлениями. Только если мы делали это эмоционально и постоянно перебивали друг друга, больше заботясь о том, чтобы высказаться, а не выслушать, то Эрнест и Анита говорили сдержанно, размеренно, со снисхождением взирая на нашу горячность. Все мы словно выпали из другого мира, а Кристина и вовсе была так отстранена, настолько «где-то там», что я искренне беспокоилась за её психику. Но она ещё увидит их через несколько дней, и только эта мысль, казалось, её поддерживала… Ехать домой было, мягко говоря, поздновато, и мы решили заночевать в Херфорде. Вот только где? Денег на отель у нас не хватало, и Крис уломала Эрнеста при ютить наши заблудшие души в своей съёмной квартире. А это значит — её, меня, малыша Нико, Фабриса, Винни, Рено, Марка и Луи. Итого семь с половиной человек! Эрнест выделил нам одну (!) комнату с одним (!!) диваном и одной (!!!) подушкой. Все ребята, за исключением Луи, пытались слабо возмущаться. Мы с Кристиной на правах взбалмошных женщин возмущались не слабо — стали требовать у обалдевшего от нашей наглости Эрнеста ещё одну комнату.

— Больше не дам! Другхой кхомната — мой. В оно же третий спит мой сосед!

— Но сейчас ведь его дома нет! — бесновалась я.

— Нет, но вдругх он между ночь и утро придёт?

— Вот когда заявится, тогда и уйдём!

— Ирэн, успокойся, мы, так и быть, уступим вам диван, — смилостивился Рено. — Но вот постельное бельё нам, конечно, разделить придётся…

— Не буду я с тобой ничего делить! Я не хочу спать в одной комнате с пятью мужиками!

— А я? — обиженно заметил Нико, загибая пальчики. — Со мною — сесть!

— Предлагаю вариант! — воскликнула Крис. — Мы с Ирэн и Нико спим в комнате соседа, мальчики спят здесь. Кто не поместится — у Эрнеста. Ничего, с тебя не убудет — на полу можно постелить. Главное — крыша над головой и матрас под костями!

— А если Акхсель придёт? — не унимался Эрнест.

— Ну я не думаю, что он очень разозлится, обнаружив у себя в постели двух интересных девушек! — кокетливо заметила Кристина, подмигивая мне.

— А также не менее интересного маленького мальчика… — добавила я, не разделяя её игривого настроения.

— Так, всё! Мы уходим! — объявил Луи и, схватив меня за руку, потащил к двери.

— Ну и куда мы пойдём?

— В склеп к Аните! — мрачно пошутил нам вдогонку Марк.

Крис бросилась за нами.

— Стойте! Ночью междугородние автобусы не ходят!

— Ничего, автостопом доберёмся.

— Автостопом?! Нет уж, это без меня! — взбунтовалась я.

Мы с Луи стали спорить, Николя заплакал, ребята принялись звать Кристину обратно, чтоб она успокоила сына, а Фабрис решил пока обойтись своими силами — и начался бедлам…

— Шайсе! Либо вы ведёте себя тихо и ночуете здесь, либо пешкхом отправляетесь в свою затраханную Францию! — воскликнул уже на всё согласный Эрнест, от возмущения не сделав ни одной грамматической ошибки.

С горем пополам мы рассортировались по комнатам. Эрнест с тоской наблюдал, как мы превращаем его уютную квартирку в богадельню, и самозабвенно бормотал:

— О, швайне, швайне…

— Сам ты швайне! — отозвалась я. — Помог бы лучше! — И бросила ему свою куртку.

Эрнест побагровел, но от ответа воздержался. Когда он вернулся в комнату Акселя, наша троица была уже под одеялом: я — слева, Нико — справа, Крис — посередине. Эрнест хмуро покосился на нас и предложил:

— Может, покхласть для Акхселя… э… письмо?

— Записку? Зачем? — удивилась я.

— Дабы его предупредить!

— Ну пиши, — усмехнулась Крис.

Эрнест достал из ящика стола бумагу, что-то шустро на ней нацарапал и показал Кристине. Та прочитала и расхохоталась.

— Что, что там написано? Переведи мне! — потребовала я.

— «Аксель! Не бойся! Это мои гости. Если ты их не обидишь, они не причинят тебе никакого вреда».

— Нормальный? — неуверенно спросил автор.

— Не то слово!

— Тогхда спокхойной ночи, — угрюмо сказал Эрнест. Он положил записку на прикроватную тумбочку и выключил свет. — Кхладитесь спать!

— Хуэ нахт! — ответила я, зарываясь под одеяло.

Лежавшая рядом Кристина зашевелилась.

— Ирэн, хуэ нахт — это не по-немецки, это по-нидерландски.

— А мне всё одно!

— Спокойной ночи, — быстро пробормотала Крис, отчего у неё получилось что-то вроде «споконочи».

— Мама-а, а расскази мне сказку…

— СПАТЬ ДАВАЙ!

Два часа я почти не могла уснуть. В этот раз посылать мне смс с приглашением на ночное свидание Луи как-то не осмелился. Может, Марка боится? Часа в четыре утра я оделась и осторожно, стараясь никого не разбудить, пошлёпала на кухню. Не зажигая свет, нашла бисквиты, сделала себе кофе, открыла окно и, устроившись на подоконнике, принялась любоваться ночным городом. Ночь казалась светлой — небо было не чёрным, а скорее тёмно-серым, как после освежающего дождя. Вдруг я услышала тихие детские шаги и таинственный шёпот:

— Илэ-эн!

Малыш Николя решил составить мне компанию. Я налила ему чай, вспомнив, что кофе детям пить не положено, и поделилась бисквитами. Надеюсь, Эрнест не жадюга и не сильно расстроится, увидев, как мы его разорили… Развлекались мы тем, что Нико читал мне двустишия, которые выучил в детском саду, а я должна была отгадать последнее слово. Нико был ужасно горд и доволен собой, так как я ни разу не угадала. Из всего, что он мне продекламировал, я запомнила только последнее: — Сонсе сияет, леська полна, Знасит, плисла к нам снова…

— Хана! — заканчиваю я, сонно облокотившись на стол.

— Неплавильно! Весна! — торжествовал Нико. — Давай есо. Я дам тебе последний санс…

И тут мы услышали возню за входной дверью. Кто-то не слишком успешно пытался её открыть! Я со страху затаилась. Сердце упало, душа ушла в пятки… «Вор!» — мигом пронеслось у меня в голове.

— Ты слышишь? — выдохнула я.

— Ага… — кивнул Николя, тоже притихнув. — Это, навелно, селовек-паук.

— Тебе страшно?

— Не-а.

— А я боюсь…

— Это потому сто ты девоська, а я-то мусина! — доходчиво объяснил Нико.

Наконец дверь поддалась (наверное, кучу отмычек перепробовал, гад!) и со скрипом отворилась. Я приложила палец к губам, чтобы Нико нас не выдал. Вот грабитель входит в прихожую, вот тихонько закрывает за собой дверь. Ой! Что делать? Что делать?! ОБЕЗВРЕДИТЬ! Я спрятала своего «мусину» под стол, взяла покоившуюся на холодильнике биту (и что она там делала?!) и несмело двинулась во тьму коридора. Передо мной мелькнул чёрный силуэт. Только я собралась нанести свой «сокрушительный удар», как вдруг до меня дошло, что это, верно, тот самый заплутавший Аксель! При этих умозаключениях я сразу успокоилась. «Силуэт» меня не замечал, и я честно задумалась, что будет безопаснее — представиться, а потом включить свет, или наоборот? Чтобы не слишком пугать бедного немца, я выбрала второй вариант. Надеюсь, мой вид будет менее страшен, чем мой голос в ночи с жутким акцентом! Свет больно ослепил нас, и я затараторила:

— Guten Morgen note 30 , Аксель! Меня зовут Ирэн. Вы говорите по-французски?

Очевидно, Аксель был в шоке. Правда, выражение его лица было мне недоступно, потому как на голове у него красовался чёрный женский чулок. Да это же не Аксель, а настоящий грабитель! Он полез в карман (вероятно, за ножом!), и тогда я размахнулась и со всей дури треснула его битой по голове. Немец упал — я закричала:

— Ко мне, роллеры! Ко мне, мерзавцы!

На мой отчаянный вопль прибежали Нико и вся мужская часть StrangeGirls во главе с полуголым Луи.

— К нам проник вор — я его оглушила! Держите его, пока не очухался!

Мальчики бросились к валявшемуся на полу парню, а Луи — ко мне:

— С тобой всё нормально? Он ничего тебе не сделал?

— Хотел да не успел! — Я победно помахала перед его носом битой.

Грабитель пришёл в себя как раз тогда, когда ребята впятером скрутили его и повязали ремнями. Николя был несколько разочарован, что наш пленник оказался не человеком-пауком и, чтобы точно в этом удостовериться, стянул с него чулок. Вор оказался очень симпатичным на вид шатеном с перепуганными малахитово-зелёными глазами. Мне его даже жалко стало. Парень что-то быстро лепетал в своё оправдание.

— Да не напрягайся ты, — добродушно сказал Рено, похлопав его по плечу, — мы всё равно ни хрена по-вашему не понимаем!

Я вспомнила те жалкие крупицы немецкого, что успела вдолбить в меня Кристина, и важно обратилась к вору:
Парень простонал и обречённо опустил голову. Очевидно, мой немецкий не так уж и плох, если меня даже преступники понимают. Я так вдохновилась этим открытием, что твёрдо решила по возвращении домой учить язык Гёте! И последующие события очень этому способствовали… Тут на шум вылезла Кристина. За ней брёл растрёпанный хозяин «ночлежки». Увидев лицо несчастного вора, Эрнест что-то закричал (наверное, маты) и, распихивая нас, кинулся его освобождать. Из всей слетевшей с его уст тарабарщины я поняла только два слова — Акхсель и шайсе! Потом Кристина зачем-то схватила меня за плечи и холодно спросила:

— Вы зачем соседа Эрнеста связали?

— А… это разве сосед Эрнеста? Я думала, это вор…

— Господи, что вы наделали! — сокрушалась Крис.

— Вот Франция и рассчиталась с Германией за оккупацию… — усмехнулся Рено.

Вскоре в благозвучном сочетании с «шайсе» я расслышала ещё одно слово — «францозе»! В цензурном переводе это, вероятно, значило что-то вроде «долбаные французы»…

— Тогда зачем он напялил на себя чулок?!

— Аксель говорит, что хотел немного попугать Эрнеста, — сказала Крис, прислушиваясь к разговору двух немцев.

— А напугал Ирэн! — вступился за меня Луи.

— Она со своей битой наперевес его ещё больше напугала!

— Но у него блеснул нож — я же видела!

— Он хотел достать ключи и показать тебе, что он свой…

Мне стало невыносимо стыдно.

— Крис, как по-немецки будет «простите меня, пожалуйста»?

Не успела Кристина ответить, как к ней подскочил разъярённый Эрнест.

— Кхрис, кхакх по-французскхи будет..?

— Эрнест, не надо! Ирэн очень извиняется.

— Она извиняется?! Она почти убила мой сосед!

— Чуть не убила, чуть…

Взбешённый Эрнест смотрел на нас свысока — с его ростом это было нетрудно… Десять минут спустя я, Крис и волоокий Аксель со льдом на шишке сидели на кухне, добивая запасы бисквитов и кофе. Через Кристину мне удалось выпросить у своей жертвы прощение. Даже несмотря на наше странное знакомство, я чувствовала, что понравилась Акселю. А самое страшное, что это было взаимно.

— Крис, ну посмотри на него, какая зая! Мне кажется, между нами прямо искра пробежала…

— Ага, бита деревянная между вами пробежала…

— Как обидно, что я не говорю по-немецки.

— Будет повод выучить.

Продолжая мило улыбаться, Аксель спросил что-то у Кристины.

— Он интересуется, о чём мы с тобой шепчемся.

— Скажи, что о нём.

Крис так и сказала — Аксель зарделся.

— Скажи, что мне очень жаль.

— Ты это уже сто раз говорила!

— Тогда скажи, что я обычно не бью мужчин битой, тем более таких…

Крис перевела — Аксель зарделся ещё больше.

— Чего это он всё время краснеет?

— Знает, что ты по-другому не поймёшь.

— Скажи ему, что…

— Сама скажи! Я сейчас. — И Крис убежала.

Мы остались с Акселем вдвоём. Я тихо утопала в его глазах. Вот, думаю, кто действительно может помочь мне забыть Матильду… Он что-то сказал, я развела руками — не понимаю! И на всякий случай повторила, что я не «шпрехе дойч». Он поднял ладони — мол, понимаю, но… И опять что-то спрашивает. Вроде как интересуется, знаю ли я ещё что-нибудь по-немецки. Я честно задумалась и выдала все три фразы, которые знала:

— Wie sp д t ist es? ich will dich. keine Zeit! note 33 — Когда до меня дошло, что именно я сказала, я мигом залилась краской стыда. — О-ой!

Ну что мы за два краснеющих идиота! Аксель удивлённо вскинул брови и снова что-то промямлил. Типа «Ты хоть понимаешь, что это значит?». Я на всякий случай помотала головой. Вернулся наш лингвистический мостик в виде Кристины.

— Ну? Как вы тут без меня?

— Я нечаянно сказала, что хочу его.

— Так быстро?

— Так ведь мы вс ё равно скоро уезжаем. Немецкий я не знаю, по-английски он не шпрехе…

— Вечно тебе кого-то не хватает! Тебя там, кстати, Луи ждёт.

Аксель что-то шепнул Кристине. Крис показала ему записку Эрнеста. Он прочёл её и, улыбаясь (и губами, и глазами), посмотрел на меня.

— Иди-иди! Тебя Луи зовёт.

Пришлось идти. Увидев меня неожиданно счастливой, Луи нахмурился и сунул мне в руки сумку. — Собирайся — через пять минут уезжаем.

— Как? Уже через пять?

— Именно через пять!

По понятным причинам Эрнест больше не желал видеть нас в своём доме. Его немецкой гостеприимности пришёл вполне ожидаемый капут! Сложив свои нехитрые пожитки, наша недружная компания поехала на автовокзал. Мы отправлялись в Париж, а Крис, Нико, Эрнест и вновь присоединившаяся к нам Анита собирались совершить тур по тем городам Германии, где ещё должны были пройти концерты TypeONegative, — Штуттгарт, Кёльн и Лейпциг. Эрнест от души радовался, что мы не едем вместе с ними. Я была готова забрать Нико у Кристины (думаю, на пару дней мамуля с удовольствием бы его приютила, да и папуля бы не возражал), но Крис отказалась, мотивируя это тем, что «ему потом будет что вспомнить!». Я с болью в сердце смотрела на сонного Николя и искренне жалела его за то, что ему досталась такая ненормальная мамаша. На автовокзал за компанию с нами поехал и Аксель — якобы проводить. Эрнест уговаривал его остаться дома, но Аксель был упрям в своём решении нас сопровождать! «Неужели ради меня?» — с надеждой спрашивала я себя. Ещё на лестнице я пристала к Кристине:

— О чём вы с ним говорили?

— О тебе.

— И что он сказал?

— Что ты забавная.

— Забавная?! — разочарованно протянула я. — И всё?

— А ещё милая…

— А ещё?

— А ещё красивая…

— А ещё?

— А ещё бьёшь метко!

Прощания были недолгими. Автобус в Штуттгарт отправлялся только в девять часов, так что «долбаные французы», то есть мы, уезжали первыми. Рено занимался саморекламой — настойчиво звал Эрнеста и Аниту на рок-фестиваль во Франкфурте, где через две недели выступали StrangeGirls. Я всех перецеловала (и даже злюку Эрнеста), а у щеки Акселя задержалась немного дольше, чем полагалось.

— Вот выучу немецкий и обязательно к тебе приеду! — сказала я, бесстрашно глядя ему в глаза.

Аксель повернулся к Кристине, ожидая перевода.

— Нет! Переведёшь ему, когда я уеду.

— Тогда уезжай!

— И тебе всего доброго…

Я встала на подножку, махая им на прощанье, но Марк силком втащил меня в автобус, сообщив водителю, что все тела погружены и можно ехать. Луи уступил мне место у окна, а сам сел рядом. Я ещё долго смотрела сверху на Акселя, пытаясь пой мать его малахитовый взгляд. Луи сходил с ума от злости, но, честно говоря, мне было наплевать. Даже Кристина сказала, что я веду себя с ним просто по-свински.

— Наконец-то мы уезжаем, — проворчал Луи, когда автобус тронулся с места.

— А мне понравилось…

— Понравилось что? Лупить того немца или целовать?

Мне было трудно выбрать, и я отвернулась к окну. Любвеобильность моя меня точно до добра не доведёт! 30 июня 2003 г. По возвращении на родину Луи не давал о себе знать два дня, а потом вдруг позвонил и пригласил в кафе. Ради этого он готов был даже ехать в Сен-Манде. Наверное, понял, что всё равно не добьётся от меня извинений, демонстрируя свою жгучую ревность. Я сначала отказывалась, но, когда он пообещал принести фотографии, сделанные во время концерта, согласилась. Фотоаппарат Луи пронёс, хотя аккредитацию нам так и не дали. Фотографии получились превосходными! Я бессовестно забрала их себе. Обязательно использую эти снимки в своём ревью для «Wild», а потом подарю Кристине. Матильда зовёт поболеть за неё на соревнованиях по конкуру. Кажется, никому это не интересно, кроме меня. И мне тоже не очень интересно. Но я всё равно поеду… Куда только не попрёшься ради любви! Дневник Матильды 1 июля ‘03 Сегодня был день соревнований! Боже, я так волновалось, что меня даже подташнивать стало. Ирэн так искренне за меня переживала! Удивительно, но она согласилась меня сопровождать. В поезде Ирэн спросила, почему я такая бледная. Я честно призналась, что с утра ничего не ела, за что она меня крепко отругала, а потом купила на станции плитку шоколада и заставила её съесть! Всю целиком! Садистка… Когда мы приехали, препятствия и маршруты были уже расставлены, но на трибунах сидели только «группы поддержки» — родственники и друзья спортсменов. Я переоделась и вернулась на поле. Каска, белые бриджи и рубашка, галстук, чёрный редингот, высокие сапоги со шпорами… Ирэн так впечатлил мой наряд, что она тут же принялась фотографировать меня на телефон. До начала оставалось сорок минут, и я не находила себе места от волнения. Ирэн порывисто обняла меня, даже не сообразив, что может помять мой костюм, и прошептала:

— Девочка моя, ну куда ты денешься? Всё равно ты выиграешь!

— У меня очень сильные соперники, — пробормотала я, отстраняясь.

Меня немного смущали все эти нежности. Я уже давно ни с кем не обнималась, только с Мартой и бабушкой…

— Ну и плевать! Хочешь, я нашлю на них порчу?

— А ты что, умеешь?!

— Не знаю. Но всегда ведь можно проверить.

— Не надо! — запротестовала я. — И ещё, Ирэн, пожалуйста, не вздумай кричать и свистеть! Это не рок-концерт, в конце концов, а серьёзное мероприятие. Я понимаю, что тебе хочется меня поддержать, но этим ты меня только отвлечёшь да ещё и лошадь перепугаешь…

— Ла-адно, — разочарованно ответила Ирэн, — буду па-аинькой.

— Ну всё, мне пора.

— Удачи, Тилли! Я с тобой!

— Спасибо…

Ирэн села во втором ряду и задорно помахала мне кепкой. А я побежала на соседнее поле тренироваться с другими всадниками. Всего было тридцать голов. В смысле, участников. Я шла под третьим номером — моим счастливым. В прошлый раз у меня тоже был третий номер, и я стала первой среди юниоров. Услышав своё имя, я задрожала. Стоп, надо взять себя в руки… И вот мы с Талейраном выезжаем. Талейран — великолепный ганноверский вороной жеребец, я в чёрном — хоть сейчас нас на обложку! Я поприветствовала судей. Без ошибок прошла паркур. Препятствия были довольно высокими — сто шестьдесят сантиметров, как-никак трудный класс. Я изо всех сил пыталась сохранять спокойствие, иначе моя нервозность могла передаться и лошади. Все препятствия я прошла чисто, не сбив ни одной преграды. Но всё равно очень боялась прислушиваться к тому, что говорит обо мне комментатор. Мой самый любимый момент — это уезжать под аплодисменты, когда всё уже закончено, ничего нельзя изменить и можно вздохнуть с облегчением. Будто с фатальной пассивностью покоряешься судьбе и уходишь в тень. Но… нет на свете справедливости! Я так надеялась на первое место, но мне дали только второе! Вследствие чего я получила медаль и грамоту, а кубок победителя и призовые деньги достались Марли Нуазе, которую я откровенно не перевариваю! Может, всё-таки попросить Ирэн наслать на неё порчу?.. Дневник Ирэн 1июля2003г. Pride will tear us both apart. note 34 Duran Duran — Ordinary world Матильда была очень красива. Я любовалась ею, я буквально впитывала её красоту. Чёрный и белый прекрасно оттеняли её бледную кожу и лучистые серые глаза. Она так прямо, так уверенно держалась в седле, что напоминала гордую изящную амазонку. А если бы она была обнажена, то вообще походила бы на леди Годиву… Я на сто процентов была уверена, что именно Тилли получит этот чёртов кубок, который был ей так важен и ради которого она упорно тренировалась всё последнее время. Разумеется, я ничего не смыслю в конном спорте, но, на мой взгляд абсолютного дилетанта, она выступила идеально. Очевидно, «недостаточно» идеально — судьи дали ей второе место. Матильда расстроилась, но не дала волю чувствам — она иногда, если захочет, может быть твёрже камня и холоднее Снежной королевы. Пока я не узнала Тилли получше, то думала, что эта холодность у неё от врождённого высокомерия, и это меня в ней очень раздражало. Оказалось, таким образом Матильда просто подавляет свои эмоции, а на самом деле она очень ранима и чувствительна. Я так не умею. У меня и страсть, и ненависть — всё наружу. Хотя свою любовь я изо всех сил пытаюсь скрывать, отчего у меня так участились перепады настроения… 2 июля 2003 г. Смотрела «Унесённых ветром». Если уж этот фильм Америку от Великой депрессии спас, почему бы ему и меня не спасти? Одновременно, для усиления остроты ощущений, драла ноги воском. Согласно инструкции, теперь я могу «забыть про них на три недели». Вот так — просто взять и забыть, что у меня ноги вообще есть. Счастливая всё-таки Скарлетт, что жила в эпоху длинных пышных юбок. Хоть зарасти, а всё равно — куколка!

— И зачем ты смотришь эту дрянь? — спросил папуля. Ему не терпелось переключить телевизор на футбольный матч.

— Мне ближе иллюзорно-романтический мир фантазии, чем грубая похабщина реальности.

— Реальность тоже бывает романтической.

— Да, но и она иллюзорна…

— Сейчас Франция будет играть со Швейцарией!

— А Ретт сейчас поцелует Скарлетт! И Франция подождёт!

— Сумасшедший дом… — проворчал папуля и пошёл жаловаться на меня мамуле.

Через минуту.

— Ирочка, ты ведь этот фильм уже пять раз смотрела, а матч…

— А матч со Швейцарией бывает раз в жизни! — гаркнул папуля.

Когда он завладел пультом и телик-таки был переключён, я из принципа осталась сидеть на диване, прекрасно зная, как это раздражает папу.

— Ты за кого болеешь? — спросила я.

— За Швейцарию, конечно. А что?

— В таком случае я буду болеть за Францию — из вредности.

— Ты что, так сильно хочешь мне насолить? — накалился папуля.

— Наоборот! Радуйся! Если я буду болеть за Францию, тогда они точно проиграют!

Дневник Сержа 2 июля Понял, что чего-то не хватает. Понял — чего. Аннабель. И, как следствие, секса. Понял, что истосковался по ней. А может, просто по женскому телу… Снимать кого-то и охмурять мне сейчас несподручно из-за нехватки времени. Проституток я не трахаю из принципа — даже забесплатно. А она всегда была такая кроткая, безотказная и постоянная. В смысле, в одно и то же время приходила. В моих фантазиях Аннабель даже хорошенькой стала. Скорее всего, это была Ледуайен с характером Аннабель. Эх, хороший бы вышел коктейль… 3 июля Не выдержал спермотоксикоза. Решил написать Аннабель смс — полчаса выдумывал. Ну прямо барон Родольф, пишущий Эмме Бовари… Я не романтик, талантов стихоплёта или мастера слова у меня не наблюдается. А Аннабель — особа романтичная, её вряд ли прельстит сообщение типа «Уйми пожар моей любви… в штанах». В общем, за романтикой я полез в шкаф Люка. Там у него валялось несколько приторно-нежных писем. Он когда-то посылал их своим подружкам, но они почему-то отсылались ему обратно. Может, в письмах был какой-то дефект? Однажды я спросил Люка, зачем он хранит весь этот хлам.

— Пригодится, — кратко ответил Люка и оказался прав.

Хотя он, вероятно, думал, что письма сгодятся ему , когда придётся кропать очередной сопливый шедевр. Но никак не мне. Я полистал парочку, где-то посмеялся, где-то поморщился — и в результате бессовестно перекатал несколько фраз: «Я надеюсь на чувство, которое не будет эфемерным. Надеюсь на глубину, в которой утонет каждый из нас. Я в нетерпении открыть тебя. Хочу, чтобы ты мне доверилась, хочу доставить тебе удовольствие…» Перечитал и выкинул «Я в нетерпении открыть тебя». Что она, раковина, что ли, или консервная банка какая-то?.. И вообще, если понимать эту фразу буквально, то Аннабель уже давно открыта и даже не мной… Перечитал опять — ну и пошлятина! Если поведётся — будет дура, не поведётся — будет обидно. От себя ещё добавил: «Приеду в 6». Сойдёт. Отправил. Жду. Повелась — приехала сама. Я был даже рад ей. Она бросилась мне на шею.

— Милый! Если честно, то я давно тебе всё простила и просто ждала, когда ты сделаешь первый шаг!

Наш первый шаг был к койке. Мы просто изголодались: она — по мне, я — по сексу. Какая гармония! Немедленная эрекция была мне обеспечена.

— А как же прелю..? А-ах…

— Поговори мне ещё!

Я не мог больше ждать, поэтому всё произошло слишком быстро — даже для меня. Я кончил, а она нет. Но мне было наплевать. Я хотел наказать её — и наказал. Слез, оставив неудовлетворённой. Даже в буквальном смысле пальцем не пошевелил. Сделал своё дело, стянул капюшон и пошёл в коридор курить. А Аннабель так и осталась лежать на моей узкой койке с задранной юбкой (это я приучил её носить только юбки — не люблю, когда на девушке джинсы, так как их неудобно снимать) и с голыми, нелепо разведёнными ногами. Она была неприятно удивлена, что я с ней так поступил. Раньше я всегда доводил её до конца, и она явно не привыкла к такому пренебрежению. В коридоре мимо меня пролетела Урсула в летнем полупрозрачном платьице — а лично для меня после обнажённой кожи и чёрного белья с чулками это самое сексуальное, что может быть на девушке.

— Привет!

— Привет, лапуля…

Я попытался её обнять, но она, смеясь, увернулась и голой спиной прижалась к противоположной стене. Я выбросил окурок, но уходить не торопился — Урсула была без лифчика.

— Не смотри так на мою грудь, а то я начну возбуждаться.

— Так я этого и жду…

— Прекрати!

— А почему ты не спросишь: «Серж, можно я к тебе зайду?»

— А потому что я знаю, что ты не один.

— Откуда?

— Женская интуиция, — хихикнула Урсула и побежала к лестнице. — Застегни ширинку, детка!

Точно! Я застегнул и сразу вспомнил про Аннабель. Я знал, что обидел её. И это почти доставляло мне удовольствие. Что-то вроде «пусть помучается, узнает, каково мне было»… Я знал, что задел её. Но не знал, что настолько! Когда я вернулся в комнату, Аннабель уже поднялась. Она поправляла волосы, пытаясь разглядеть себя в жалком зеркальце на стене. А потом развернулась, подошла ко мне — и дала, пожалуй, самую сильную в моей жизни пощёчину. Ух ты! Подумать только — такая тихая с виду, а на деле… Я едва не зааплодировал ей.

— Я тебе не шлюха! — с чувством сказала она и ушла, грохнув дверью.

Я знал, что моя чёрствость может стать мощным индикатором, но всё равно не ожидал такой бурной реакции! Только потом, выкурив три сигареты, я понял, почему она так оскорбилась. Я вспомнил, как во время одного из своих гамлетовских монологов сказал Аннабель, что помогаю девушке кончить, только если я с ней встречаюсь, а если я вижу её в первый раз или это случайная пьяная связь, то мне, уже по барабану. А она, хоть и дура, твёрдо запомнила эти слова. Дневник Матильды 4 июля ’03 Недавно я помогала Ирэн с рефератом по истории французских пресс-агенств, и она обещала меня за это «щедро отблагодарить»… И вот вчера на экзамене по этике СМИ вижу — передаёт мне розовый бумажный пакет с блестящими шнурочками. Я кладу его себе на колени и вытаскиваю оттуда прозрачную коробочку, в каких мне раньше кукол покупали. Но здесь игрушка была посерьёзнее… Внутри находился фаллоимитатор! На коробке было написано «Неутомимый суперлюбовник», а в записке — «Только не ставь меня на полку!». Невольно вспомнился весёленький случай с эксгибиционистом… В этот момент меня вызвали отвечать, я запихнула подарок обратно в пакет и спрятала в парту. Стоя около доски, я чуть не свалилась в обморок — сидевшая рядом Адель вытащила мою коробочку! Ладно б этой дурёхе хватило ума посмотреть что внутри и сразу вернуть её на место. Так нет же! Она достала оттуда мой искусственный член, взвизгнула и уронила его на пол. НЕТ! Господи, какой позор! У меня всё больше прибавлялось причин убить Адель… Вытаращив глаза, я смотрела, как она пытается его найти, и не могла произнести ни слова…

— Мадемуазель Баласко?

— Д-да?

Я с трудом перевела взгляд на мадам Решо. Она пронзала меня острым взором из-под очков.

— Вам ещё есть что сказать?

— Д-да, есть… Простите.

Я продолжала отвечать, не спуская с члена безумных глаз… Некоторое время он, казалось, размышлял куда податься. А потом Адель задела его ногой, и он сиротливо покатился к Ирэн. Как назло — медленно и с гулким стуком! Чтобы заглушить его, я заговорила быстрее и громче, всеми силами пытаясь удержать внимание мадам Решо — только бы она ничего не заметила! Когда, аккуратно минуя чужие ноги, фаллоимитатор тихонько стукнулся о туфлю Ирэн, она заглянула под парту, с удивлением узнала его, подняла и быстро спрятала в сумку. Спасибо, Господи! После экзамена Ирэн увлекла меня в туалет и торжественно вернула свой подарок.

— Ну что за идиотка! — воскликнула она, расчёсывая перед зеркалом волосы.

Я пыталась оправдаться:

— Ирэн, честное слово, я тут ни при чём.

— Да я не про тебя, а про этого клопа твоего… Гнидель!

— А-а…

— Кстати, как тебе твоя новая игрушка? — с хитрой улыбочкой спросила Ирэн. — Нравится?

— Даже не знаю, — пробормотала я, покрутив член в руках. — Зачем он мне? Что мне с ним делать?

— Ну для начала продезинфицировать! А потом…

— Ладно, не надо! Сама соображу…

Дневник Ирэн 5 июля 2003 г. Nothing can stop these lonely tears from falling… note 35