"Красная змея" - читать интересную книгу автора (Харрис Питер)

21

— Они нужны нам в качестве прикрытия! — воскликнул разгневанный рыцарь и грохнул кулаком по столу.

В этой вспышке ярости не было ничего от того смирения, с которым он совсем недавно творил вечернюю молитву.

— Но это не означает, что мы должны сохранять орден.

Эти слова произнес старейший из двенадцати мужчин, сидевших вокруг стола в домике, сооруженном из грубо обтесанных камней, что придавало ему угрюмый вид. Больше всего эта постройка напоминала охотничью хижину. Все собравшиеся принадлежали к ордену тамплиеров, однако вместе они сошлись в качестве членов «Братства змеи».

— Конечно же нет! Но согласитесь с тем, что нам необходимо прикрытие, которое сделает нас невидимыми для внешнего мира, — настаивал первый рыцарь.

— Разумеется, нам нужна защита. Полагаю, что в этом мы все единодушны. — Лармениус оглядел присутствующих и понял, что по данному поводу разногласий не будет. — Нам необходимо как можно скорее договориться, каким же образом будет осуществляться наша защита.

Самый молодой из рыцарей, которому было лет тридцать пять, поднял руку, прося слова. В его черных волосах проглядывали первые ниточки седины, однако взгляд оставался по-юношески дерзким. Это был Бертран де Лафоре, один из немногих тамплиеров, которым довелось общаться с последним магистром во время его заключения в крепости Шинон.

Бертран пробрался туда, переодевшись прислужником, и получил, по-видимому, последние наставления Жака де Моле. Подобное деяние окутывало его почти мифическим ореолом среди уцелевших рыцарей храма. Он выступал за то, чтобы нынешнее собрание положило конец существованию ордена, но только в том случае, если будет обеспечена внешняя защита для «Братства змеи».

— Говори, Бертран.

— Я никоим образом не могу вас учить, как следует поступать, — начал рыцарь со смиренного признания своей роли младшего. — Ваша опытность и познания многократно превосходят мои, однако, как мне кажется, у нас есть подходящее средство.

— Какое?

— Понадобится много денег на то, чтобы внешнее прикрытие обеспечивало нам надлежащую защиту. Только так мы сможем добиться того, что «Змееносец» просуществует столь долго, сколь это будет потребно. Эту проблему, по моему мнению, способно разрешить сокровище ордена.

— Что ты хочешь сказать?

— Если оно будет передано «Змееносцу», то мы получим надежную защиту.

Маленькое помещение наполнил ропот собравшихся здесь людей.

— Это наилучшее из всех решений, однако где же находится сокровище? — спросил один из рыцарей.

Лафоре не колебался с ответом:

— Это известно Лармениусу.

Все тамплиеры смотрели на черного магистра, главнейшего человека в «Братстве змеи». Он поднялся, обошел стол, подошел к месту, где сидел Бертран, положил руку на плечо рыцаря, которого почти вдвое превосходил годами, и торжественно возгласил:

— Брат Бертран совершенно прав. Я не решался первым заговорить об этом. Человек, достигнувший определенного возраста, начинает слишком долго во всем сомневаться, прежде чем принять решение. У нас нет необходимости искать форму существования и организации отрядов защиты.

— Ты знаешь, где спрятано сокровище?

— Да, знаю.

— Откуда… тебе известно об этом?

— Это одна из тех тайн, которые Жак де Моле открыл Бертрану, — спокойно ответил Лармениус.

— Почему же ты так долго хранил ее в секрете? — не выдержал один из рыцарей.

— Такова была воля магистра.

— Он приказал хранить все в секрете?

— Да, Жак де Моле повелел ничего не рассказывать, доколе не наступит срок, а брат Бертран только что указал мне, что время настало. Сказанное не означает, что о сокровище станет известно всем. Мы будем хранить эту тайну столь же свято, как и сам факт существования нашего братства. Если мы расскажем о богатстве даже рыцарям, явившимся на наш зов, то сокрытое перестанет быть таковым.

— Итак, Лармениус, каковы же твои повеления?

— На завтрашнем собрании нам следует проявить осмотрительность. Роспуск ордена следует провести так, чтобы тамплиеры не догадались о существовании другого братства, которому суждено продолжить свой путь, и о том, что гарантия его выживания — это сокровища храма. Необходимо принести в жертву белый храм ради сохранения храма черного. Если же на завтрашнем собрании будет решено объявить, что орден существует, и потребовать восстановления его прав, то враги ополчатся против нас и, быть может, им удастся покончить с нами.

— Но как ты добьешься своей цели? — спросил один из рыцарей. — По моим сведениям, большинство братьев стоят за продолжение существования ордена.

— Многие предлагают отправиться в Авиньон и просить Папу о его восстановлении, — вставил слово еще один из участников собрания.

— Есть только один путь, — ответил Лармениус.

— Какой же?

— Убедить Жерара де Сен-Гобена и еще с полдесятка влиятельных рыцарей, готовых сопротивляться до последнего, в том, что им следует высказаться в пользу роспуска нашего ордена.

— Это легко сказать, но как сделать?

— Я с ними поговорю.

Лармениус все так же стоял рядом с Бертраном, не убирая руку с его плеча. Этот молодой рыцарь словно придавал ему хладнокровия в ту минуту, когда все прочие были возбуждены до предела.

— Не думаю, что у тебя получится.

Лармениус только пожал плечами:

— Посмотрим. Я переговорю с каждым из них по отдельности и постараюсь, чтобы мои слова звучали убедительно.

День выдался долгий, беспокойный, отмеченный печатью сомнения. Когда Лармениус покидал вырубленную в скале пещеру, вход в которую был сокрыт густыми зарослями, ему стало зябко, и он поплотнее закутался в плащ.

В течение десяти с лишним часов старый тамплиер провел шесть долгих разговоров. Встречи проходили при свете факелов. Только они озаряли глубокую пещеру, созданную руками тамплиеров еще на заре существования ордена в качестве укрытия на случай беды.

Как и предчувствовал Лармениус, все эти беседы проходили на редкость трудно. Тамплиеры никоим образом не желали признать себя побежденными, несмотря на то что идеалы их явно принадлежали другой эпохе. Их время осталось далеко позади, как и Крестовые походы. Эти люди раз и навсегда встали на путь, придававший смысл их жизни. Если он пресекался, то они уже не знали, куда двигаться дальше.

Трое рыцарей после ожесточенного сопротивления выразили готовность помочь Лармениусу, двое не сказали ничего определенного, а один, Жерар де Сен-Гобен, так и не сдвинулся со своих позиций.

В ушах черного магистра все еще звучали отголоски жарких споров. Вокруг сгущалось молчание леса, от которого рыцарю становилось жутковато, зато свежий воздух успокаивал его, избавлял от тяжких раздумий.

Под пышными кронами деревьев было темно и даже мрачно. Лармениус провел более десяти часов под каменными сводами и утратил представление о времени. Впрочем, полумрак, сгустившийся вокруг него, свидетельствовал о предзакатной поре, о приближении ночи.

Все сведения, добытые рыцарем, указывали на то, что завтрашнее собрание обещает быть многолюдным. Он не имел ни малейшего представления о том, чем же оно закончится.

Несмотря на усталость, черный магистр решил повидать Бертрана де Лафоре. Тот был молодым, но очень влиятельным человеком. Его позиция могла склонить чашу весов в ту или иную сторону.

Старый рыцарь нашел молодого собрата в одной из хижин, возведенных в качестве временного пристанища. Бертран делил этот кров с девятью тамплиерами. Лармениус остановился перед столбами, игравшими роль дверного проема. До его ушей донеслись обрывки фраз, по которым легко было догадаться о том, что между обитателями хижины шел жаркий спор о том, какое решение следует принять завтра.

Лармениус подумал, что сейчас все уцелевшие тамплиеры только об этом и толковали. Он попросил Бертрана на минутку выйти из хижины.

Братья отошли подальше от лагеря, и верховный руководитель ордена сразу же заговорил о главном:

— Я знаю, как настроен ты сам, однако мне нужно нечто большее, чем один голос.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу, чтобы завтра ты выступил перед нашими собратьями. Твоя позиция может иметь большое значение.

Бертран остановился и заглянул Лармениусу в глаза.

— Тебе не удалось их убедить?

— Не знаю.

В словах черного магистра Бертран расслышал горечь. Былое спокойствие этого человека превратилось в покорность судьбе.

— Все шестеро дали слово ничего не рассказывать о том, что мне пришлось им открыть. Эта сторона дела меня не беспокоит. Все они люди чести и не проронят ни слова. Хотя эти рыцари и были потрясены, когда я подводил их к порогу тайны. Вопрос в том, согласятся ли они перед лицом своих собратьев высказаться в пользу роспуска ордена?

— Что сказал Гуго де Сен-Мишель?

— Почему ты спрашиваешь именно о нем?

— Потому что сейчас его слово имеет наибольший вес. Именно он руководил действиями, благодаря которым сбылось проклятие Жака де Моле.

Лармениус кивнул.

— Он меня очень удивил.

— Могу я узнать, чем же?

— Конечно, можешь. Сен-Мишель заявил, что возмездие не закончилось.

Рыцари отошли от лагеря на сотню с лишним шагов. Теперь их ушей достигали только слабые шорохи. Тьма сгущалась над головами этих людей.

— Что он хотел этим сказать? Ведь и Филипп Четвертый, и Климент Пятый уже умерли.

— Он считает, что обязанность рыцарей храма — покончить с самими институциями, которые представляли эти двое.

— Но это ведь просто безумие! — воскликнул Бертран.

— Сен-Мишель так не считает. Он утверждает, что если Римская империя пала, то может пасть и монархия во Франции. По его мнению, Папы недостойны представлять христианский мир.

— Он хочет покончить с монархией и папством?

— Именно так.

— Безумие! — повторил Лафоре.

— Как я и говорил, Сен-Мишель был глубоко потрясен, когда узнал о существовании братства.

— Это нормально.

— Но его потрясло вовсе не само существование «Змееносца». Он тотчас же заявил, что подобная организация как нельзя лучше подходит для совершения возмездия.

Бертран снова остановился, как будто тяжкий груз раздумий не давал ему двигаться дальше. Рыцари молча стояли посреди лесного умиротворения, вдали от лагеря, обитатели которого в это время готовились к ночлегу.

— Почему бы не предложить ему договор? — прервал молчание молодой рыцарь.

Лица Лармениуса в потемках почти не было видно, что не помешало Бертрану отметить, насколько тот был поражен его предложением.

— Какой же?

— Полагаю, Сен-Мишелю ясно, что целей, которыми он задается, достичь весьма трудно. Для этого понадобятся огромные средства, мощная организация и, главное, время, много времени. Покончить с монархией во Франции и с папством во всем католическом мире намного сложнее, чем устранить ту или иную особу.

— К чему ты клонишь? — Лармениус волновался все больше.

— Ты можешь предложить ему договориться. Он выступит за роспуск ордена, а «Братство змеи» всеми силами будет стремиться к достижению целей, поставленных им. Сен-Мишель — не тупица, хотя, конечно же, фанатик, лишенный чувства реальности. Ты можешь дать ему надежду на исполнение его мечтаний, какими бы несбыточными они ни представлялись.

— Думаешь, он согласится?

Лафоре пожал плечами.

— Во всяком случае, ты ничего не потеряешь.

— Пойдем вместе и переговорим с ним! Возможно, ты нашел ключ к успешному завершению всего нашего дела!

Бертран спросил старика:

— А ты уверен в том, что роспуск ордена — это наилучшее решение?

Вопрос застал Лармениуса врасплох. Он понял, что его молодой товарищ тоже размышляет о великой проблеме, собравшей вместе всех уцелевших тамплиеров.

— Если дошедшие до меня сведения достоверны, то на завтрашнем собрании нас будет около трех тысяч. Однако не стоит обольщаться из-за этого числа. Дело не в количестве, а в способности к действию. Ты ведь знаешь, что даже те монархи, которые сперва были благосклонны к нашему делу, в конце концов уступили нажиму Папы. Риму мы уже не нужны. Хуже того, там понимают, что мы представляем потенциальную опасность для папского престола. Возможно, никто не осмелился бы сделать первый шаг, чтобы покончить с нами, однако Климент выбил у нас почву из-под ног. Он воспользовался тем, что Филипп Четвертый позавидовал нашему богатству и нашей власти, кроме того, порешил избавиться от главнейшего из своих заимодавцев. Король без зазрения совести составил гнуснейший заговор, против которого мы оказались бессильны. Внезапность нападения парализовала нас. Когда мы решились действовать, было уже слишком поздно.

— А что же Португалия, Арагон?

— Забудь о них, Бертран. Новые ордены, созданные нашими собратьями в этих землях, способны сохранить лишь видимость былого. Дух рыцарей храма уже не вернешь. Наш долг состоит в том, чтобы сохранять вверенную нам тайну. Ради этого орден никогда не скупился ни на усилия, ни на жертвы. Ведь именно такова была истинная причина его возникновения, хотя об этом мало кому известно.

— Ты знаешь, что можешь во всем рассчитывать на меня.

Лармениус оказался прав. На общую встречу явились около трех тысяч собратьев — рыцарей, сержантов и прочих членов ордена. Оповещение о встрече, распространявшееся весьма разнообразными и даже причудливыми способами, достигло самых дальних уголков Франции. Люди приходили сюда даже из других королевств христианского Запада.

Призыв к собранию, на котором должно было определиться будущее ордена, разнесся полгода назад. Общий сбор был назначен в чащобе Восточного бора, в сердце Шампани, рядом с тем местом, где все начиналось двести лет назад. Даже великие оптимисты не ожидали подобного отклика на брошенный клич.

Это место идеально подходило для тайного собрания. Непролазный лес возбуждал древние страхи у местных жителей. Они боялись его топких болот, темных озер и опасных животных. Окрестные крестьяне рассказывали нехорошие истории о жуткой гибели тех смельчаков, которые отваживались сунуться в эти сумрачные дебри. Они утверждали, что здесь обитают адские твари и мерзкие чудовища. Все эти слухи делали убежище достаточно безопасным.

Выбранная дата — день святого Михаила, что в конце сентября, — тоже помогала тамплиерам оставаться невидимыми. По всей Шампани наступала горячая пора. Созревал виноград, и работники из дальних мест приходили сюда, чтобы поучаствовать в сборе урожая.

В эти же дни в графстве проводилась и одна из больших ярмарок. На нее стекались купцы и бродячие торговцы, покупатели и продавцы из самых разных уголков Европы. В этой толчее было достаточно легко затеряться и не привлекать к себе внимания.

Люди, явившиеся на зов ордена, старались по возможности избегать сторожевых постов, расставленных у мостов, дорог и городских ворот. Кстати, на время ярмарки меры предосторожности были существенно смягчены властями, дабы обеспечить свободу торговли.

Тамплиеры двигались к Восточному бору небольшими отрядами, выбирая малолюдные пути. На протяжении многих лет маскировка являлась повседневной частью их жизни. Одни одевались крестьянами, другие — торговцами, многие походили на разносчиков из числа тех, что круглый год путешествовали но дорогам и тропам королевства.

Братья продолжали прибывать до самого утра того дня, на который было назначено начало собрания. Вероятно, кто-то так и не дошел сюда. Ведь дороги во Франции изобиловали опасностями, особенно для этих людей. Однако в целом ответ на призыв ордена превзошел самые смелые ожидания.

В назначенный час Лармениус приветствовал собравшихся, поблагодарил их за появление в этом лесу и воздал хвалу организации, несмотря на гонения, пытки и казни способной привлечь к себе столь многих собратьев. Люди молча слушали старца, скучившись на широкой поляне, светлом пятне посреди сумрачного леса. В окружении зловещих чащоб, в этом мирке, защищенном от появления окрестных поселян, бывшие тамплиеры чувствовали себя в безопасности.

Вскоре разногласия, возникшие еще накануне, дали о себе знать и на этом многолюдном сборище. Все больше враждебности проявлялось между сторонниками возрождения ордена и теми, кто стоял за его роспуск.

Первые ратовали за принятие двух главных решений. Во-первых, они предлагали заставить Папу аннулировать буллу «Pastoralis praeminentiae», в которой было объявлено о конфискации имущества ордена и о немедленном аресте самих еретиков-тамплиеров. Во-вторых, эти люди хотели возвратить себе земли командорств, когда-то существовавших в Лангедоке, и основать там маленькое государство под управлением ордена.

— Да ведь это несбыточно! — не сдержался Лармениус.

Верховный руководитель «Братства змееносца» не мог поверить собственным ушам. Люди, предлагающие подобные вещи, начисто утратили связь с реальностью. Он подумал, что все это последствия потрясений десятилетней давности, когда войска Филиппа Четвертого штурмом брали командорства тамплиеров, разбросанные по всей территории Франции.

— Нет ничего несбыточного в том, чтобы требовать восстановления нашего достоинства, попранного злодеями, и просить, чтобы нам вернули лишь малую часть того, что было отнято у нас с помощью интриг и мерзких ухищрений!

Эта реплика принадлежала Жерару де Сен-Гобену. Выкрик его был встречен бурной овацией и кличем: «Да здравствует храм!»

Когда ликование пошло на убыль, Лармениус бросил в толпу свой вопрос:

— А где же нам найти средства, необходимые для достижения этих целей? — Никто не ответил. — Скажите мне, братья! Скажите же! — настаивал Лармениус. — Где найти средства? Тогда я вам скажу — нигде! Многие выказывали нам свое благорасположение, нашептывали слова ободрения, но лишь тогда, когда их не могло услышать ничье нескромное ухо. В тех землях, где монархи какое-то время сопротивлялись велениям понтифика, были найдены решения, которые устраивали обе стороны. Из недр ордена храма возникли новые организации, сумевшие приспособиться к новой ситуации, которая дает нам понять, что мы остались в одиночестве.

Над поляной нависла гнетущая тишина. Лармениус сверкнул глазами и повторил свой вопрос:

— Где найти средства, чтобы начать действовать и добиться того, что задумано? Предъявите мне их, и я первый подниму наш босеан!

— Нас много! — выкрикнул чей-то голос.

— Да что ты говоришь, брат? Много — это сколько? Три тысячи? Быть может, четыре? А как нам приходилось пробираться на эту встречу? Как? Расскажите-ка! — (Все молчали.) — Что же, тогда я и об этом расскажу сам. Мы скрывались, прятались, точно злоумышленники, переодевались, чтобы не быть узнанными!

— Тогда зачем же ты нас призвал? — спросил кто-то из толпы.

Несмотря на весь свой опыт, Лармениус не смог сдержаться и допустил серьезную ошибку:

— Чтобы возвестить о смерти нашего ордена и оградить его имя. Пусть никто не сможет его присвоить, используя авторитет, которым не обладает.

Глухой ропот протеста поднялся над лесом.

Жерар де Сен-Гобен воздел руки, словно пытаясь этим театральным жестом привлечь внимание небес, и прокричал столь мощным голосом, что перекрыл даже шум толпы:

— Лармениус, ты обманщик! Твои слова тебя выдают! Ты коварно пытаешься скрыть свое предательство!

Обвинение было столь тяжким, что на собравшихся людей снова накатило молчание, подобное волне, которая поднимается, когда в воду падает тяжелый камень. Стало слышно, как гудит мошкара. До поляны донесся негромкий шепот леса. Все ожидали ответа Лармениуса.

Тот понял, что повел себя неправильно, и попытался говорить спокойным тоном, хотя внутри у него все клокотало:

— Я прошу прощения у моих собратьев за то, что в подобных выражениях возвестил прискорбную истину, от которой никуда не скроешься. Дух мой слишком долго страждет под тяжким грузом, возлегшим на мои плечи в годину страданий и скорби, которые разделяем мы все. Как бы я желал, чтобы меня миновала чаша ответственности за принятие решений в столь тяжелый момент! Эти решения столь важны, что я захотел разделить их с моими собратьями. Однако это не означает, что я намерен тешить вас напрасными иллюзиями и пробуждать несбыточные надежды. Мы живем в трудное время. Моя обязанность — какой бы печальной она ни была — состоит в том, чтобы воздерживаться от фантазий, которые в конечном итоге могли бы только усугубить нашу участь.

Сен-Гобен понимал, что слова Лармениуса западают в душу собратьям. Люди заколебались, поэтому он должен был что-то ответить:

— Не пытайся убедить нас смиренными словами, в которых таится отрава!

Этот возглас поднял новую волну ропота. Когда шум поутих, слова попросил Гуго де Сен-Мишель. До этого моменте та он не вмешивался в спор. О весе его слова в этом собрании можно было судить по тотчас воцарившемуся молчанию. Сен-Гобен, знавший о влиятельности рыцаря, подумал, что тот дожидался момента, чтобы нанести Лармениусу решающий удар.

— Я полагаю, ценность нашей встречи состоит именно в том, чтобы покончить с разговорами о возможностях, фантазиях, перспективах и наконец прийти к соглашениям, которые позволят сохранить главнейшее сокровище храма — дух, озарявший наш орден. Если мы сохраним его в наших сердцах, то сможем передать грядущим поколениям, которые, возможно, будут жить в более благоприятных условиях, нежели нынешние, и сумеют вернуть блеск былым временам, а нам с вами — нашу славу. Сами по себе мы не имеем значения. Об этом говорит девиз, который каждый тамплиер несет в своем сердце: «Non nobis, Domine, non nobis, sed nommi Tuo da gloriam».^[13] Наша смерть для мира означает спасение храма для грядущих дел.

Слова рыцаря были встречены овацией. Сен-Гобен растерялся и помрачнел. Он понял, что все его усилия пошли прахом, но не мог догадаться, что же заставило Гуго де Сен-Мишеля вести подобные речи.

Сен-Гобен не знал, что ночью рыцарь встречался с Лармениусом и Бертраном де Лафоре. Между ними был заключен договор. «Братство змеи» обязалось всеми силами содействовать падению двух институций, которые обрекли храм на гибель. На это оно готово было истратить все несметные сокровища распускаемого ордена. Члены братства оставались хранителями тайны, открытой и сокрытой Бернаром Клервоским, канонизированным полтора века назад. В то же время братья готовы были стать орудием возмездия тамплиеров.

Собрание продолжалось еще четыре часа. Выступавшие сменяли друг друга сплошной чередой, однако к вечеру было решено, что роспуск ордена будет наилучшим выходом из сложнейшей ситуации. Смерть есть жизнь.

— Это было нелегко, — заметил Бертран де Лафоре.

— Не тяжелее, чем я предполагал. Нужно иметь в виду, что большинство наших собратьев не знают, что делать с собственными жизнями. Все они — pauperes milites Christi.^[14] Клевета наших врагов настолько сбила их с толку, что бывшие тамплиеры бредут, не зная дороги. Здесь удача нам не улыбнулась, как в иных краях, где возникновение других орденов позволило братьям жить привычной для них жизнью, пусть и многое утратив. Одна из наших обязанностей — подыскать для них достойное занятие до конца дней.

Всех поразила выдержка Лармениуса. После столь напряженного дня старый рыцарь сохранял хладнокровие.

— Все-таки в какой-то момент я испугался, что все рухнет, — вставил слово другой собрат.

— Ты прав. Выступление Жерара настолько разгневало меня, что я не уследил за своими словами. Хорошо, что Гуго де Сен-Мишель вмешался вовремя и весьма решительно.

— Кстати, а где сейчас Жерар? — спросил светловолосый рыцарь с длинным шрамом на левой щеке, который вовсе не портил его красоты.

— Полагаю, он решил больше ни в чем не участвовать и сейчас возвращается во Фландрию, во владения своей семьи. Этот городок находится на полпути между Куртре и Гейтом.

Лармениус пожал плечами. Это был двусмысленный жест, не позволявший догадаться, о чем он думает. Никто из присутствующих не понял, рад ли магистр или горюет о решении собрата, успешно исполнявшего самые сложные поручения ордена.

На протяжении последних тяжких лет орден был многим обязан брату Жерару, однако его неуступчивый, вспыльчивый характер превращал рыцаря в проблему во времена, когда надлежало передвигаться осторожно, не оставлять следов и держаться в тени. Наступала эпоха других людей.

Лармениус сожалел лишь о том, что многие братья, разделяющие помышления Сен-Гобена, теперь почитали его предателем, который нанес ордену последний удар. Все они мечтали о том же, о чем и последний магистр, то есть об организации нового Крестового похода для отвоевания святых мест. Эти люди хотели бы, чтобы Папа и монархи христианского мира собрали бы великое воинство, в котором тамплиерам была бы отведена ведущая роль.

Люди, подобные Жерару, не понимали, что старые времена остались позади. Нынешние христианские государи предпочитали идти другими путями. Именно этот разрыв с реальностью помешал ордену должным образом себя защитить, когда враги набросились на него, точно волки на ничего не подозревающую добычу.

Все-таки руководители тамплиеров успели принять надлежащие меры, позволившие спасти сокровище, которое теперь находилось в руках членов братства. Именно им предстояло отыскать наилучший способ, чтобы его сохранить.

— Прежде чем мы расстанемся, узнайте, что братство вновь соберется через три месяца, двадцать первого декабря, в Лионе, на берегах Роны, в подземелье церкви Святого Петра, — сообщил товарищам Лармениус.

— О чем именно пойдет речь?

— Проклятие Жака де Моле продолжает действовать.