"Грозные годы" - читать интересную книгу автора (Лабович Джурица, Гончин Милорад, Реновчевич...)

2 Встреча так называемых союзников

Те, кто, обладая силой и могуществом, руководствуются в своих действиях негуманной идеологией, рано или поздно встретятся с озлоблением и сопротивлением подвластных им людей...

В тот же вечер, когда в Рудо прибывали отряды партизан, на аэродроме в Земуне за короткий промежуток времени приземлились три военных самолета. Сначала на стоянку неподалеку от здания аэропорта первым подрулил громоздкий транспортный «юнкерс». Чуть позже приземлились два сопровождавших его «мессершмитта». Из «юнкерса» вышел фельдмаршал Вильгельм Лист, командующий оккупационными войсками на Балканах, — поджарый костлявый человек лет шестидесяти, с живыми умными глазами на овальном морщинистом лице, в очках, в длинном кожаном пальто и сапогах. Это был один из немногих фельдмаршалов вермахта, имевших собственное мнение, человек очень резкий, чья философия основывалась на следующих главных понятиях: уничтожение, разрушение и ненависть. Эти три слова, демонстрирующих общность его взглядов с идеями фюрера, лежали в основе всех его речей, приказов и распоряжений. На них основывалась и его преданность третьему рейху.

Правда, сейчас его неистощимая энергия сменилась лихорадочной суетливостью, а непомерная амбициозность была надломлена. Ему было конфиденциально сообщено, что сражение под Москвой полностью проиграно. От своего старого приятеля он узнал о шифрованном донесении генерал-полковника Ганса Гудериана, в котором тот сообщал, что положение на фронте сложилось тяжелое и нет возможности даже обороняться, и что реакция Гитлера была лаконичной: никакого отступления. Из этого не только ему, фельдмаршалу, но и любому неискушенному человеку было ясно, что последуют еще большие потери в людях и технике. Ему также было известно, что за три дня до его прибытия в Земун негласно уволен в отставку фельдмаршал фон Браухич, а генерал-полковник Эрих Гёпнер разжалован, и что как раз в эти дни, когда в Рудо формировалась партизанская бригада, тридцать пять командиров дивизий и корпусов, оказавшись в разной степени в немилости, отозваны с Восточного фронта и возвращаются в Германию. Впервые за всю свою долгую военную карьеру фельдмаршал Лист почувствовал, как недолговечны милости и привилегии, как преходяща власть... Так же как и большинство немецких генералов, он хоть и презирал своего фюрера, но в то же время соревновался с ними в подхалимстве и показной верности ему.

Фельдмаршал наконец отчетливо понял, что сдавивший их всех железный обруч не оставляет ни малейшей возможности выбраться из создавшейся ситуации.

Выйдя из самолета, он направился к группе офицеров и принял рапорт генерала Гарольда Турнера — начальника штаба оккупационных войск в Сербии, которыми командовал генерал Бадер. Выслушав его с рассеянным видом, он ответил на приветствия офицеров и вошел в небольшое одноэтажное здание, расположенное поблизости.

— У вас есть сведения о прибытии итальянских генералов? — спросил он, посмотрев на часы.

— Они должны прибыть с минуты на минуту, господин фельдмаршал, — ответил Турнер.

Раздался стук в дверь. В вошедшем фельдмаршал Лист узнал подполковника абвера Отто Майера.

— Рад видеть вас снова, господин фельдмаршал! — с улыбкой произнес Майер.

— Канарис обещал предупредить вас о моем приезде и о том, что меня интересует.

— Я все приготовил, — подтвердил Майер.

Когда они сели, он достал из папки бумаги.

— Итак...

— Прежде всего я хочу охарактеризовать вам генерала Витторио Амброзио, командующего 2-й итальянской армией. Ему шестьдесят лет. Он участник итало-турецкой войны 1911—1912 годов, из-за Ливии, был тогда командиром кавалерийского эскадрона. В первую мировую войну — начальник штаба дивизии. Как союзник он ненадежен, хитер, ловок и очень умен. Установлено, что к нашим противникам он питает непомерное уважение.

Фельдмаршал несколько раз кивнул, как бы соглашаясь или давая понять, что это ему известно.

— А что вы можете сказать о господине Кавальеро? — поинтересовался он.

— Генерал Уго Кавальеро на семь лет моложе генерала Амброзио. Возможно, он уже произведен в маршалы... Во время первой мировой войны был офицером генерального штаба. За верность дуче и нам в 1940 году назначен начальником генерального штаба и командующим 9-й армией, действовавшей в Албании. В войне с Грецией войска, которыми он командовал, потерпели несколько поражений. При нападении на Югославию командовал итальянскими соединениями, наступавшими из Албании. К восстанию в Югославии относится очень серьезно. Это, господин фельдмаршал, человек, преданный третьему рейху больше, чем можно было бы ожидать.

Генерал Турнер, подойдя к окну, сообщил:

— Еще один самолет приземлился!

Все трое вышли наружу. Светлая импозантная «савойя», сверкая в свете прожекторов гладким металлом, выглядела на этом поле чересчур шикарно.

Отто Майер, откозыряв начальству, ушел, а генерал Турнер и фельдмаршал Лист направились к итальянскому самолету.

Из него выдвинулся трап, по которому легко, несмотря на свои шестьдесят лет, спустился генерал Витторио Амброзио. Добродушно улыбаясь, он направился к Листу.

— О, дорогой мой друг! — воскликнул Амброзио по-немецки.

— Ценю вашу пунктуальность, — пожав ему руку, сказал Лист и, обернувшись, представил Турнера: — Начальник наших оккупационных войск в Сербии господин Га...

— Гарольд Турнер, — подсказал тот.

— Мое почтение! — Генерал Амброзио протянул ему руку.

— Добро пожаловать, господин генерал!

По узкой дорожке, усыпанной гравием, они пошли к дому.

— А вот Уго Кавальеро запаздывает! — заметил фельдмаршал Лист.

— По моим сведениям, сюда должен был приехать не он, а генерал Маротти! — удивился Амброзио.

— Во всяком случае, должен прибыть кто-то из 9-й армии... или из генерального штаба...

— О боже! — вырвалось у Амброзио.

— Что такое?! — уставившись на него, спросил Лист.

— Я забыл сообщить вам... Только что в самолете я получил радиограмму из Тираны о том, что генерал Маротти не смог сегодня вылететь из-за погодных условий... Что поделаешь — стихия! — разведя руками, пояснил он.

— Когда вылетал я, погода тоже была далеко не идеальной!.. — съязвил фельдмаршал и взглянул на Турнера, который внимательно слушал их. И фельдмаршалу вдруг показалось, что и этот генерал, может быть, относится к числу тех, кто готов обвинить в чем-то других, чтобы показать себя в выгодном свете. Обращаясь вновь к Амброзио, он сказал, повышая голос:

— Никто меня не принудит выполнять этот сизифов труд... Если я втащу камень на вершину горы, то он там и останется...

— Генерал Маротти определенно не смог вылететь, — повторил Амброзио.

— Ничто не должно было ему помешать! — сердито передернувшись, возразил Лист.

— Я говорю совершенно искренне, — с улыбкой произнес Амброзио. — Древние римляне утверждали, что искренность в жизни — достоинство, а в политике — недостаток... Надеюсь, вам моя искренность придется по душе, — добавил он, коснувшись локтя фельдмаршала.

— Да-да, — рассеянно подтвердил Лист.

— Насколько мне известно, господин фельдмаршал, генерал Маротти весьма предан фюреру...

Они остановились под фонарем, слабо освещавшим вход в здание, над которым развевался нацистский флаг. Лист недоверчиво посмотрел на собеседника, едва удерживаясь от того, чтобы не высказать всего, что он думает о командующем 9-й армией и начальнике итальянского генерального штаба, а может, и о самом Амброзио. На его мрачном лице застыло холодное, презрительное выражение, тогда как на губах итальянца то и дело мелькала лукавая улыбка. Тут Лист подумал, что вместо взаимной подозрительности их должны объединять общая любовь и ненависть, чего, как он был уверен, никогда не будет, и им овладела новая мысль — о собственном шатком положении, обусловленном недавними потрясениями в вермахте, арестами, разжалованиями и отставками его лучших друзей — фельдмаршалов и генерал-полковников. Мысль эта вызвала в нем какое-то брезгливо-неприятное чувство. Ничего не сказав, он махнул рукой и ускорил шаг.

— В данной ситуации, господин фельдмаршал, да и в будущем итальянские вооруженные силы без тесного сотрудничества с третьим рейхом были бы все равно что растение без воды, — нарушил молчание Амброзио, доводя таким образом до сведения своих немецких коллег, что он отчасти понял озабоченность и сомнения как фельдмаршала Листа, так и генерала Турнера. Турнер в знак одобрения слегка кивнул.

Как будто придя к какому-то решению, фельдмаршал улыбнулся. Временами этот рыжеволосый курчавый итальянец казался Листу по-детски наивным, готовым согласиться на любое предложение или компромисс.

В конце аэродрома одна за другой взлетели три ракеты, рассыпав вокруг снопы сверкающих искр и осветив на какое-то мгновение фигуры часовых по краям аэродрома. Небо было чистое, усеянное множеством мерцающих звезд. Иногда какая-нибудь из них отрывалась и стремительно падала, оставляя на небосводе короткий светлый след, который исчезал через мгновение. Там, в космосе, как и на земле, отдельные взлеты и падения значили ничтожно мало и ничего не могли изменить.

— Я надеялся застать здесь генерала Пауля Бадера, — продолжал Амброзио.

— Генерал Бадер вернется только завтра, — пояснил Гарольд Турнер. — Он срочно вызван в Берлин.

Они вошли в старое трехэтажное здание и вскоре оказались в просторном помещении, посередине которого стоял длинный стол. На нем лежала большая географическая карта Югославии с приколотыми к ней красными треугольными флажками. Особенно много флажков было в районе между Плевлей, Нова-Варошем и Рудо.

С бодрыми лицами, словно они отоспались во время полета, фельдмаршал Лист и генерал Амброзио озабоченно склонились над картой.

— Если позволите, прежде чем мы приступим к обсуждению будущих совместных действий, я по поручению генерала Бадера хотел бы доложить вам о ситуации в данном районе, — начал генерал Турнер, показывая на скопление красных флажков.

— С удовольствием выслушаем вас, — улыбнувшись, заявил генерал Амброзио.

— Начинайте! — приказал Лист.

— Как здесь обозначено, Шабац и Обреновац, находящиеся на этой территории, были в осадном положении. До начала нашей операции банды...

— Точнее — партизаны! — поправил его генерал Амброзио и, обернувшись к Листу, спросил: — Почему бы не так?

— Вы правы, — согласился фельдмаршал Лист. — Партизанское движение в Югославии — это не отдельные, не связанные между собой группы или лица... Саботажными и террористическими акциями, партизанскими отрядами руководит КПЮ, которая их организует и направляет... Дальше! — обратился он к Турнеру.

Генерал Турнер щелкнул каблуками и продолжал:

— Вот здесь партизаны во время восстания и позднее держали в своих руках Иваницу, Ужице, Пожегу, Гучу, Чачак... Примерно так же обстояло дело и в Черногории. У них были Биело-Поле, Андриевица, Мурино, Мойковац, Колашин, Матешево, Даниловград, Грахово...

Лист укоризненно посмотрел на генерала Амброзио:

— Видите — это же почти вся Черногория!

— Да-да... — смутился Амброзио. — Это территория, которую контролируют части 9-й армии... Я же, как вы знаете, командую 2-й армией...

Фельдмаршал, будто не слыша этих слов итальянца, сердито хмурился.

— Я могу продолжать? — спросил Турнер.

— Пожалуйста! — бросил Лист.

После небольшой паузы, во время которой Турнер пытался что-то найти в своей записной книжке, он провел указкой по территории к югу от Ужице и Чачака и продолжал:

— 1 декабря черногорские партизаны объединенными силами атаковали Плевлю, но были отброшены частями одной из наших дивизий из состава 9-й армии...

— Вот дорога к звездам, к славе!.. — театрально воскликнул Амброзио. — Начальник гарнизона в этом городе мой личный друг. Инвалид, без руки. Слава сопутствует ему еще с времен испанской войны. Между прочим, с некоторыми из тех, против кого он сражался в Испании, ему пришлось столкнуться и под Плевлей!

— Времена меняются, меняются и места действий! — перефразировал известное латинское изречение фельдмаршал,

— Разрешите продолжать? — снова обратился к ним генерал Турнер, которому, видимо, их соперничество и стремление обвести друг друга нисколько не мешало.

— Да, да, конечно! — похлопав его по плечу, сказал Амброзио.

— Наша операция началась в Мачве, — продолжал Турнер, — за несколько дней до прибытия 113-й пехотной дивизии с Восточного фронта... Крупными силами мы прошли через Мали-Зворник, в то время как 342-я дивизия, усиленная двумя пехотными полками, наступала по шоссе от Шабаца до Лешницы и на этой линии перерезала противнику путь отступления из Мачвы на юг...

— Какое отступление, если они собрались в Рудо? — вмешался Амброзио. — Покажите, где Рудо?

— Вот здесь! — ответил Турнер.

Лист приблизился к карте, закурил сигарету.

Генерал Гарольд Турнер продолжал описывать ход дальнейших операций. Излагая объективные трудности, он не стеснялся употреблять выражения «боеспособность партизанских частей», «гибкость в обороне, смелость и слаженность в наступлении», «осведомленность о передвижениях и концентрации сил противника» и другие. Он говорил о карательных мероприятиях немецких частей, которые в народе, как правило, вызывали реакцию, прямо противоположную ожидаемой, а в заключение обратил внимание и на неэффективные действия союзников в районе Санджака и междуречье Дрины и Лима.

— Господин Амброзио, подобное поведение ваших частей просто недопустимо! — нахмурился фельдмаршал Лист. — В то время, как наши войска на Восточном фронте...

— Друг мой! — перебил его рыжебородый итальянский генерал. — В этом случае упреки можно адресовать только штабу нашей 9-й армии. Отдавая себе отчет в том, что взаимные обвинения идут скорее во вред делу, чем на пользу, считаю необходимым подчеркнуть тот факт, что наши гарнизоны были застигнуты врасплох. Кроме того, господа, хочу еще раз напомнить вам: я командую 2-й армией...

— А я имел в виду не только вас! — Лист сверлил его взглядом, уже не скрывая своей озлобленности. Потом, повернувшись к Турнеру, дал ему знак продолжать.

— В Черногории находятся три дивизии 9-й армии, — сказал генерал Турнер. — Видимо, партизаны всех их застигли врасплох, исключая гарнизон вашего однорукого приятеля в Плевле.

— В Черногорию направляется еще одна наша дивизия, — дополнил сведения Турнера генерал Амброзио. — Это должно улучшить положение.

— Насколько я осведомлен, причина неудач кроется в вашем офицерском составе, господин генерал! — заметил Лист.

— Вполне вероятно. Но нечто подобное, кстати сказать, проявилось и в ваших войсках на Восточном фронте, — нашелся генерал Амброзио.

— Я говорю сейчас о союзных итальянских войсках...

— И я тоже так считаю, — поддержал Листа Турнер.

Хитрому итальянцу не хотелось спорить ни с тем, ни с другим, особенно с Листом. Фельдмаршала он считал опасным и гадким стариком, угрюмым и пренебрежительным, переполненным высокомерием и самолюбием. Да и этот послушный холерик, который так настойчиво знакомил их с последними наступательными операциями немецко-итальянских сил против партизанских отрядов в Рудо, представлялся ему малопонятным и скользким человеком. Соглашаясь с ними и угодливо улыбаясь им, что вызывало в нем самом отвращение, генерал Амброзио сразу почувствовал их прусскую выучку, смолоду развившую в них стремление к блестящей карьере, развлечениям и богатству. Сейчас же на их пути оказалось серьезное препятствие, которое генералу Амброзио виделось вполне определенным и реальным. Сам он давно уже избавился от иллюзии, что Гитлеру и Муссолини удастся покрыть фашистской свастикой всю континентальную Европу. Его скептическое мнение о сложившейся ситуации, которое он так ловко скрывал, во многом отличалось от мнения большинства итальянских генералов, в том числе тех, что играли значительную роль на Балканском театре военных действий, — Уго Кавальеро, Пирцио Биролли, Маротти. Войска вермахта в войне против Советского Союза представлялись ему слоном, напавшим на огромный муравейник. В этой схватке, говорил он своим ближайшим друзьям, слон, конечно, нанесет очень большой ущерб муравейнику, раздавив в своем слепом бешенстве сотни тысяч, а может, и миллионы муравьев, но в конце концов он будет свален ими и обглодан до костей.

— У меня создалось плохое мнение о большинстве ваших высших армейских начальников! — проговорил Лист, решив наконец высказать все свои упреки генералу Амброзио прямо в глаза.

— Дорогой мой друг, если бы вы к тому же еще знали, что думают некоторые наши офицеры об офицерах вермахта, то ваше мнение о нас было бы еще хуже.

— И как вы поступаете с такими? — поинтересовался генерал Турнер.

— Отдаем под трибунал! В подобных случаях разбирательство бывает недолгим...

Потом они сели за стол и принялись обсуждать план совместных действий против только что сформированной партизанской бригады и других отрядов, действующих на всей территории Югославии. При этом их мнения и оценки во многом расходились. Надеясь переложить на других часть ответственности в случае неуспеха запланированных операций, они решили письменно оформить свое соглашение, и тут прямолинейности и резкости фельдмаршала были противопоставлены мягкость и лукавство генерала. В этом наглядно проявились не только различия их темпераментов и характеров, но и те качества, которые в конечном счете определяют индивидуальный облик каждого человека.

Когда Турнер закончил составление документа, фельдмаршал Лист открыл свой блокнот и сказал, что познакомит их с директивой Гитлера, которую он получил в конце сентября 1941 года и которая, как он выразился, во многом предопределила эту встречу в Белграде.

— Благодарю вас за оказанное мне доверие, господин фельдмаршал! — отвесив поклон, проговорил генерал Амброзио, уверенный, что его поведение собьет с толку не только Листа, но и Турнера, который, похоже, анализировал каждое его слово и движение, словно получил от руководства такое задание.

— Директива фюрера гласит... — продолжал Лист, будто не слыша Амброзио.

— Да, да, пожалуйста, прочитайте полностью! — оживился Амброзио.

Фельдмаршал Лист надел другие очки.

— Директива фюрера гласит, — повторил он и стал читать: — «Подавить восстание на юго-востоке, а затем обеспечить в сербских областях функционирование коммуникаций и объектов, важных для немецкой промышленности». Вот так, — сняв очки, сказал он. — По этому вопросу нам тоже надо договориться.

— Жаль, что не прибыли генералы Маротти и Кавальеро, — вставил Турнер.

— Что касается штаба 9-й армии и генералов Маротти и Кавальеро... то завтра мне придется вылететь в Тирану, — сказал вдруг, удивив всех, Лист.

Гарольд Турнер, хотя и имел чин генерала, не обладал военным талантом, но зато был опытным политиком. Он относился к числу тех, от кого центральный аппарат вермахта освободился, направив их на фронт и в другие горячие точки. В разное время на него были написаны три совершенно различные характеристики. В первой Турнер был представлен как перспективный, преданный и бескомпромиссный человек, которому место в СС или, возможно, в министерстве иностранных дел. Во второй — как интриган, не способный сотрудничать с другими службами. В третьей же было сказано, что он хитер и ловок, как лиса, напичкан множеством разнообразных сведений, однако ни по одному вопросу не обладает глубокими знаниями. Как бы там ни было, Турнер быстро разобрался в отношениях Листа и Амброзио и с большим вниманием и интересом наблюдал за тем, как эти двое представителей союзников стараются перехитрить друг друга. И чтобы помочь фельдмаршалу, от которого зависела его дальнейшая карьера, он тоже вытащил из своей папки листок и начал:

— Простите, господа, с вашего разрешения, я хотел бы прочитать вам циркулярное письмо генерала Франца Бёме, с которым он в сентябре 1941 года обратился ко всем нашим солдатам и офицерам.

— О, разумеется, читайте! — разведя руками, воскликнул генерал Амброзио.

— «Ваша задача — огнем и мечом пройтись по этой земле. В 1914-м из-за коварства сербов пролились потоки немецкой крови... Вы — мстители за тех погибших!» — прочитал он.

— Превосходно! Именно так! — воскликнул Амброзио.

— Директива фюрера носит более конкретный характер, но смысл тот же, — заметил Лист,

— Безусловно, я это сразу понял! — уже в который раз поддакнул ему генерал Амброзио.

— И я всегда был за самые решительные меры! — вставил Турнер.

Выждав наиболее подходящий момент, генерал Амброзио с какой-то необычайно неприятной ухмылкой, энергично жестикулируя, как это делает каждый итальянец, когда старается кого-нибудь убедить, пообещал, что коммунистические силы будут полностью уничтожены на территории, которую занимают 2-я и 9-я армии.

— 2-я и 9-я армии, а также местные силы, — добавил Лист.

— Ага, квислинговцы! — воскликнул Амброзио. — Я думаю, мы можем их так называть?

— Коллаборационисты! — усмехнулся генерал Турнер.

— Кстати, что вы можете сказать о тех, что здесь, в Сербии? — поинтересовался Лист.

— Их силы и влияние сейчас растут, и мы, конечно, должны это использовать! — ответил Турнер.

— Добавлю, что мои возможности теперь значительно расширятся. И именно поэтому я сообщу о нашем совещании и принятом плане генералу Маротти и господину маршалу Уго Кавальеро... Думаю, он теперь уже маршал... Конечно, я окажу им необходимую помощь, — заключил генерал Амброзио.

— Вы должны принять самые решительные меры, — подхватил Лист.

— Кроме того, я прикажу генералу Пирцио Биролли в Черногории...

Гарольд Турнер удивленно посмотрел на него.

— Что вы сказали? Что значит «прикажу»?! — возмутился Лист.

— Простите, дорогой друг! — Амброзио улыбнулся, и его улыбка показалась Листу уже не просто неприятной, но даже отвратительной. — Вероятно, я должен был вам сообщить об этом еще в начале нашего разговора.

— Я вас решительно не понимаю! — несколько смягчив тон, заявил Лист.

— Простите, я вас тоже не понял, — поддержал Листа генерал Турнер.

— Через пятнадцать дней я должен ехать в Рим.

— Что вы хотите этим сказать? — Лист выпрямился.

— Я полагал, что вы знаете об этом. Дуче уже должен был известить фюрера... — продолжал Амброзио с улыбкой. — На днях я вступаю на пост начальника штаба сухопутных войск... сухопутных сил, — поправил он себя, позируя, словно перед кинокамерой.

Фельдмаршал Лист, чье терпение, казалось, уже иссякало, сразу успокоился. Махнув рукой, он сказал как бы самому себе:

— В войнах всякое бывает. Случалось, что рядовые, благодаря стечению обстоятельств, становились героями или генералами, а были и такие высшие чины, которые также из-за стечения обстоятельств лишались генеральских погон или обнаруживали свою трусость... Нечто подобное может произойти и в этой войне.

Как будто поняв намек фельдмаршала, генерал Турнер разлил коньяк по рюмкам и подал им. Потом он отошел от стола, с любопытством ожидая, как один союзник будет поздравлять другого с продвижением по службе.

— За ваше здоровье и за ваше повышение в должности, господин генерал! — подняв рюмку, провозгласил Лист.

— Я присоединяюсь к поздравлению господина фельдмаршала и желаю вам всего наилучшего! — сказал Турнер.

— Спасибо, дорогие мои друзья! — воскликнул Амброзио и, поднявшись, чокнулся с обоими.

Они еще долго разговаривали, пили, произносили тосты...

— Мы должны в рекордно короткий срок выполнить наши задачи, — сказал Лист. — И мы их выполним!

— Безусловно! — подтвердил Амброзио и добавил: — Я обязан высказать и свое отношение, хотя мои предки и говорили, что молчание — знак согласия или, по крайней мере, видимость его.

— Вообще-то, этому сообщению о формировании какой-то партизанской бригады я не придаю особого значения, — ни к кому не обращаясь, пробормотал Лист. — Ее надо молниеносно разбить, раздавить, уничтожить.

— Разумеется. Ведь иначе они сформируют еще одну такую же бригаду, — снова поддержал его генерал Амброзио.

Оба немца промолчали и почти с укором поглядели на него.

Потом Витторио Амброзио поблагодарил их за приглашение переночевать в Белграде и сказал, что неотложные дела вынуждают его вылететь немедленно. Четверо сопровождавших его офицеров вместе с пилотами сидели в буфете. Когда Амброзио вошел и, махнув перчаткой, дал им знак готовиться к отлету, они разом щелкнули каблуками и один за другим, не обращая внимания на пилотов Листа, которые смотрели на них довольно пренебрежительно, направились к своему самолету. Лист и Турнер проводили Амброзио до самого трапа «савойи».

— Мне очень жаль расставаться с вами...

— Счастливого пути, господин генерал!.. И больших успехов вам на новом посту! — пожелал Лист.

— Дорогие друзья!..

— Всего наилучшего, господин генерал! — пожелал ему и Турнер.

Амброзио наклонился к Листу:

— Беспощадность по отношению к коммунистам, дорогой друг, — вот мое жизненное кредо. Можете быть уверены, что во мне вы всегда найдете искреннего союзника!.. Будьте здоровы!..

Они пожали друг другу руки. Амброзио быстро взбежал по трапу, и дверь за ним закрылась. Заработали моторы, и «савойя» покатилась по рулежной дорожке. Фельдмаршал Лист еще немного постоял, хмурый и задумчивый, а затем пожал руку генералу Турнеру и направился к своему «юнкерсу». Гарольд Турнер приказал убрать с аэродрома дополнительную охрану и поехал к себе в Белград.