"Мнимые люди" - читать интересную книгу автора (Белоусов Андрей Константинович)

Инкубатор

Июль. 20….г.

Звук будильника разорвал сонную тишину спальни, неприятным, резким звуком, проникая в самое нутро, заставлял дрожать каждую клетку организма в предсмертном ужасе, от осознания того, что нужно просыпаться и вставать, тогда как, измученное тело кричит и истерично требует продолжения сна.

— А чёрт! Опять весь мокрый, как цуцык, хоть выжимай, — тихо чертыхнувшись, чтобы не разбудить жену, в соседней комнате, Григорий сбросил с себя пропитанную потом простынку, вскочил с мокрой постели и выглянул в окно.

Ночь не привнесла прохлады в раскалённый город. Всего лишь пять утра, а духота стоит уже неимоверная. Дышишь, дышишь, а толку нет, как будто весь кислород за ночь выгорел.

Высунувшись из окна, Григорий оглядел двор.

«Да… В такую-то рань, да еще в субботу, да в этакую-то духотищу, ни один чудак не выйдет из дома. Дворник Петя и тот покажется со своей метлой, не раньше семи», — сонно подумал мужик, оглядывая пустые окрестности.

Досадуя на погоду, Гриша сплюнул во двор, дотянулся до пачки сигарет, лежавшей рядом на тумбочке, жадно затянулся и с кашлем, резко, выдохнул сизое облако дыма в окно.

— А твою ж мать!.. — выругался он, когда приступ кашля ослаб и сварливо поворчал. — Сколько раз себе уже твержу, не кури сразу после сна, дядя Гриша, и каждый раз, одно и тоже. — Но посмотрев на тлевший огонёк сигареты, добавил для успокоения совести, — с другой стороны, не выбрасывать же добро, не прынц чай, лопатой деньги не гребу. — После чего, опёрся о подоконник и дымя сигаретой, стал сонно оглядывать дом, расположенный напротив окна. А в постепенно просыпающуюся голову, тараканами полезли безрадостные мысли:

«День сегодня дерьмовый. Жара так и не спала и по-видимому, и не думает спадать. Эхма… И что же это за непруха-то такая. Собрался сегодня, как человек, на заслуженную рыбалку. Думал с Палычем сгоняем на Оку. Так вчера звонит энтот фрукт и заявляет, — мол, я не могу, ты уж извини, у меня поменялись планы, — одними губами и скорчив рожу, Георгий попытался передразнить того самого Палыча. — Еще извинился, гад. Ишь культурный нашёлся, Мать его! Сразу говорил бы: Гриха ты пойми, кто ты и кто я, разницу чувствуешь? И ездить мне с тобой, да ещё на рыбалку, ниже своего достоинства». — Григорий со злостью вышвырнул окурок в окно, смачно сплюнув вслед улетевшему бычку.

— Ну ладно, гад, только попроси ещё, что-нибудь тебе починить, за так, даром, сразу запоешь по-другому, — мстительно ответил он своему воображаемому оппоненту. — «А на рыбалку я всё равно поеду. Жаль конечно, что не на Оку. Ну так и в Москве полно водоёмов, а рыба везде одна и та же».

Окончательно проснувшись, Григорий поплёлся в ванную, прихватив с собой мокрое постельное бельё. Освежившись под холодным душем, мужик прошёл на кухню. Там поставив чайник на плиту, достал из холодильника колбасу, нарезал бутербродов, половину завернул в пакет, другую положил рядом с пустой кружкой. И пока чайник закипал, неспешно оделся, проверил приготовленные с вечера снасти и убедившись, что всё в порядке, вернулся назад. Заварил крепкого чая и обжигая язык, стал прихлёбывать крутой кипяток, вперемешку с чертыханьем, не забывая закусывать бутербродом с колбасой.

— Куда собрался в этакую рань? — спросила раздираемым зевотой ртом, входящая на кухню женщина, почесывая при этом всей своей пятернёй, растрепанные рыжевато-жёлтые волосы.

«О боже! — в какой уже раз, с содроганием подумал Григорий, глядя на представшее пред ним явление, — и это моя жена? Да не может этого быть? А я дурак, ещё и не верил мужикам, говорившим, что у меня не жена, а ведьма. Признаю мужики, был не прав, — Григорий мысленно сложил руки на груди. — Сейчас эта ведьма стоит пред моими глазами, во всей своей красе: рожа кривая, одутловатая с глазами маленькими, заплывшими. Волосы, никогда не знавшие достойной причёски, растрёпанные. А этот жуткий, поношенный халат, в простонародье называемый чехол, этакая попытка по скрытию фигуры. Боже! А фигура! А фигура-то какая? Вообще без слёз не взглянешь: торс маленький, худой. Зато корма, сразу на две табуретки усядется, да ещё и мало будет».

— Так чё молчишь-то? Глаза свои, рыбьи, вылупил и зыришь, как долдон! Я кажется вопрос тебе задала.

— Явилась не запылилась, — наконец соизволил пробурчать Григорий.

— Чаво?

— А не чаво. Я тебе ещё вчера говорил, куда я собрался, — буркнул мужик, допивая чай. — Для глухих могу повторить — на рыбалку я собрался. — И чего это сегодня, с самого утра, стала раздражать его жена, он так и не понял. А может всегда так было?

— На какую-то он рыбалку собрался! — просыпаясь, возмутилась супруга. — Сам же вчера талдычил, что у Палыча машина сломалась и рыбалке твоей облом и что ты никуда не едешь.

— Да, машина сломалась, я не отрицаю, — не стал отпираться Григорий. — Но уж раз я решил сегодня идти ловить, значит Я, пойду ловить рыбу. Имею я право. Не на Оку, так хоть на «Борисовскии» пруды съежу, — мирно просветил он свою вторую половину.

— На эту лужу! — неподдельно удивилась жена. — Да, что ты там вообще забыл?

— А, не твоё дело, — отмахнулся супруг. — Рыбалку, вот чего я там забыл! И еду я, как сама понимаешь, за рыбой!

— За какой это такой рыбой?! — возмущению жены не было предела. — И кому только нужна, твоя чёртова рыба! На Оке хотя бы реальная рыба плавает, а в твоих, говённых прудах, одни гондоны водятся! Нашёл куда ехать.

— Так! Мы не стой ноги встали, — констатировал Григорий и потому обратился к супруге с мирной просьбой. — Иди ляж а? А потом снова встань, авось и настроение улучшится.

— Причём тут мои ноги?! — не поняла намёков жена.

— А притом! Что ты ко мне прицепилась, а?! Заело её: «Гриша ты куда? А зачем?». Ор тут подняла, на всю квартиру, с утра пораньше.

— Я к нему прицепилась! Вы посмотрите на него, на эту недотрогу. Я к нему прицепилась, — заохала супруга. — Да прицепилась! Представь себе. В доме продуктов нет, а он рыбачить чапает, — размахивая руками, оседлала она излюбленную тему. — Продукты если хочешь знать, сами из магазина не прибегут! Опять я всё должна тащить. Да?.. — откидывая чёлку взбешённо спросила она. — А я то обрадовалась вчера, дура. В субботу его величество свободно, можно и на рынок с утречка сгонять, а потом, так уж и быть, пусть валит на все четыре стоны!

— Ну и чего беситься, — не понимая в чём проблема, ответил Григорий. — Вечером, когда вернусь, тогда и сходим. — Чтобы замять надвигающийся скандал, он попытался как можно дружелюбней отвечать на любые нападки жены.

— Знаю какой ты вечером припрешься, — с сарказмом заметила жена. — Как всегда ни в одном глазу, припрёшься! Рыбы нет, зато ханки нажрался от души… — развела она руками в стороны.

Григорий аж чуть не подавился от возмущения:

— Когда это я пил, да ещё в одиночестве?.

— А на прошлой неделе?.. — сощурив глаза спросила супруга. — Кто в подвале валялся вдрызг пьяный? А?!

— Это другое, — отмахнулся Григорий. — Тогда я Лёху, старого кореша, встретил! Ну и выпили немного, за встречу, как настоящие мужики.

— Ха немного!.. Твой Лёха может и немного, он то своим ходом восвояси убрался, а тебя, алкоголик, я на собственном горбу пёрла, надрывалась. Чтоб те сдохнуть! — отбрила жалкие оправдания, жена.

— Так! Жена! Кончай базар! Сказано вечером, значит вечером. А сейчас у меня моё личное время, честно заработанное между прочим, за трудовую неделю. Поэтому, что хочу, то и буду делать, — стукнул рукой по столу супруг, ставя тем самым жирную точку в их препирательстве.

Но не такая у него простушка была жена. Поле боя, она предпочитала покидать победителем, прежде растоптав противника и размазав его в лепёшку.

— Ты каждый день делаешь что хочешь. У тебя постоянно твоё личное время! Тебя абсолютно не колышет, что происходит дома! — перешла к военным действия супруга. — Кран и тот починить, какой день, не можешь! Ладно дом… А как я, себя чувствую, тебе же и это не важно? И что у меня язва, ты конечно же тоже не знаешь. И что каждый день, я должна таскать жратву и это с больной поясницей, шатаясь на каждом шагу, как пьяная, потому что давление подскочило? Его и это не волнует! Его другое волнует! Не дай бог наш фон барон окочурится от голода, стараниями жены. А что я могу сдохнуть, как тягловая лошадь, таскающая ему жратву, ему плевать! — рубанула она воздух. Лицо её при этом раскраснелось и стало походить на морду фурии. — И в коем-то веке прошу сходить его на рынок, а у него опять свои дела! Ну итить же твою!!! — сплюнув под ноги мужу, женщина сложила руки на боках и облокотилась о холодильник.

А ей в ответ понесся крик:

— Я же тебе, дура баба, сказал! Приду с рыбалки, тогда и сходим на рынок!

— Ой! Ой! Ой! Свежо предание, да верится с трудом! Алкоголик несчастный! Пойдёт он, как же, себя то хоть сможешь притащить со своей рыбалки!

— Да пошла ты! Гундит и гундит об одном и том же! Я ей одно слово, а она поперек, два вставляет, — Григорий встал из-за стола, толкая жену и вышел в прихожую.

— Сам пошел гад ползучий! Вали на свою рыбалку! Чтоб ты сдох урод, на своём пруду! И учти, пьяным можешь домой не возвращаться, всё равно не пущу, — понеслось ему в спину.

Григорий к нападкам жены остался глух. И только уже напоследок, собравшись, он заглянул на кухню. Посмотрел на жену, сидевшую на табурете и только она повернулась к нему, чтобы продолжить начатые боевые действия и открыла было рот, как он ей едко так, заявляет в лицо:

— И чего тебе каждое утро нужно обязательно испортить мне настроение? Удовольствие что ли доставляет? У-у… ВЕДЬМА! Ну вылитая, ведьма! И как только таких земля носит, тьфу, — сплюнул он себе под ноги.

Жена только раскрыла рот, для взбешённого крика, как Григория сдуло ветром. И в хорошем расположении духа, от осознания того, что хотя бы сегодняшняя война выиграна им, он с треском захлопнул входную дверь и побежал на остановку, дожидаться первого автобуса…

А на улице, тем временем, уже вовсю засияли, освещая двор, первые лучики солнца, ещё не обжигающие, а мягкие и волнующие, лезущие в окна мешая спать, прерывая сон людей, на самом интересном месте.

Тем же утром, но уже в совсем другом месте, по кромке пруда, брёл вразвалочку, шаркая ногами, поднимая пыль, парень молодой в футболке белой и светлых шортах до колен. Ещё одна ранняя пташка…

Парень шёл понуро, не спеша, покачиваясь немного и издалека, на первый взгляд мог показаться вдрызг пьяным, если бы не его лицо с явными следами сна. С виду оно походило, на этакую подушку, что немилосердно мяли всю ночь. Да что там подушка? Даже его растрепанные волосы смахивали на перья, вылезшие из-под наволочки и рассыпавшиеся по поверхности головы в буйном хороводе, не говоря уже обо всём остальном. В общем все признаки недосыпанья, были на лицо.

Поблизости же от парня, носилась, словно заведённая, псина здоровенная и в отличие от своего хозяина, была бодра и весела. Заглядывая под каждый куст и нервно двигая носом, пёс бурно втягивая воздух, вынюхивал яркие запахи. Деревья, трава, земля, хранили до ужаса интересные запахи, и такие милые сердцу запахи, что напрочь отсутствовали в опостылевшей квартире:

«И что люди забыли в душных коробках? Сидят сиднем там, целыми днями, — искренне удивлялась псина, по-своему, по собачьему. — Когда улица — это что-то невероятное… Это целое волшебное царство запахов и образов, где каждую секунду что-то, да происходит. Чудо!».

И продолжая, с замирающим сердцем, носиться по округе, обнюхивая воздух, псина, в очередной раз натыкаясь на след сучки, принимался скулить или даже повизгивать, от нетерпения, обращаясь к окружающему миру: «Ну где же ты, милая, где? Ты мне сейчас так нужна! Где? Где? Где?», но ответа не приходило и псу приходилось продолжать свои безрезультатные поиски идя по милому запаху, так взволновавшего душу собаки.

Не обращая внимания на чокнутую собаку, парень шёл своей дорогой волоча ноги, уставившись в землю. «Эта чёртова жара скоро меня доконает, — вяло проклинал он погоду. — Точно как бабку Степаниду, прозванную в их дворе — БАБА СТЁПА, за свои довольно таки большие размеры. Прошлой ночью, с ней случился инсульт и половина подъезда высыпало во двор чтобы проводить бабу Стёпу, в больницу».

Этой же, ночью жара чуть не доконала его и самого. Провалявшись пол ночи без сна, ему как назло вдруг, ни с того ни с сего и как раз даже совсем не кстати, вспомнилась девчонка из второго подъезда и причудилось (вот зараза, как наяву прям), как бы он с ней весело провёл ночь, за то время пока без толку вертелся, в одиночестве. И как водиться в таких ситуациях, молодое сердце незамедлительно отреагировав, нагнало кровь туда, куда не пожелаешь и злейшему врагу, мимоходом поднимая и температуру тела. И это тогда, когда в квартире стояла убийственная духота, а окно не открыть, потому что рядом проходит трасса и по ней почти безостановочно идут машины, распространяя по всей улицы удушливые выхлопные газы. Ну и конечно же, для полного счастья, с прошлой недели, по ночам, отключали холодную воду. Эх… А как бы не помешал тогда парню бодрящий душ, кто бы знал.

Еле дождавшись утра, парень (а звали его Игорь) подхватив псину за компанию, пулей выскочил на улицу, впитывать всей поверхностью кожи, утреннюю, быстро рассеивающуюся, прохладу.

— Такая рань! Шесть утра… Боже мой! Кому сказать, не поверят, — потягиваясь и оглядывая пустую улицу, сокрушался Игорь. Мысли текли вяло и неспешно. Голову его в этот момент, как будто залили цементом и отвердев, он постоянно тянула её к земле, мешая нормально связывать слова, в долго-продолжительный мысленный разговор.

— Уже вторые сутки Я так хреново сплю! И, как жить дальше… Сегодня например, снова придётся торчать рядом с водой, а не то сдохну. И сегодня это точно. Нутром чую, — клялся сам себе Игорь. Потом он вспомнил про вчерашний прогноз погоды на сегодня и снова стал сокрушаться. — Подумать только, вчера опять передали, тридцать пять, тридцать восемь и это в лучшем случае, только в тени. А что же не в тени, даже и представить страшно! — Парень представил и ему действительно стало страшно, от осознания, какое начнётся пекло, стоит солнцу только доползти до центра небосклона.

Не дождавшись своего часа, сон в конце концов сдался и ему пришлось отступать. Этот раунд он проиграл. После чего, голова у Игоря, сразу как-то в конец отупела, более не отзываясь на последние, жалкие попытки мыслей, пробиться сквозь густую кашу, сварившуюся в черепной коробке. И в довершение ко всему, голова загудела, а в ушах появился противный звон — это, надо полагать, пустота попыталась восстановить равновесие, опять же в пустой голове.

В то же время, как бы немного очнувшись и чуть-чуть придя в себя, Игорь наконец осмотрел окрестности. И куда это его занесло?

Пустой пруд. Никого нет и никто не купается, не загорает. Да оно и понятно, кто ж сюда припрётся, в такую-то рань. С другой стороны, вокруг стояла такая идиллия, что не многим дано повидать. Лепота!. Тишина и покой умиротворения… Если конечно не считать только шум проносившихся поездов, нарушавших гармонию и разрушавших общую картину первозданной природы, и возможность единения, человека с, этой самой, природой. А так было очень даже хорошо.

Не рано и не поздно, а это всё-таки произошло и Солнце показало свой огненный лик, выйдя из-за горизонта. Прорвавшиеся на свободу лучи небесного светила, сразу же радостно заиграли на зеркальной поверхности водоёма, ослепляя глаза и заставляя наблюдателей, за этакой красотой, жмуриться и прикрывать очи, в попытке рассмотреть противоположный берег или же при попытке заглянут на дно сквозь толщу воды.

Обойдя пруд наполовину, Игорь подумывал повернуть назад и идти домой. К этому часу, у него вместе с головой проснулся и желудок и сразу стал требовать свой утренний рацион, жалобно урча в животе, как маленький рассерженный зверь. С другой же стороны, парню было неохота возвращаться в душную квартиру и покидать первозданную природу. А ещё, ему до чёртиков захотелось курить…

Уже на пруду, вдали от дома, его пальцы, обшаривая вчерашнюю пачку обнаружили, что она девственно пуста, а он на неё так понадеялся — дурак. Нет бы, чтобы сразу проверить. Тогда глядишь, стырил бы у отца или у матери взял бы денег, правда без спроса. Ну и что из этого, что без спроса… ну не сто же рублей он брал, как какой-нибудь ворюга, так по мелочи.

От обиды: на себя, на несправедливую судьбу, Игорь, воздев голову к небу, застонал испрашивая справедливости у Бога.

В то же время, свободно шнырявшая, по укромным местам, псина неожиданно залилась громким лаем, мордой нацелившись на неприметный глазу овражек. Игорь поспешил, посмотреть на кого это там лает пёс и выяснит в чём собственно дело. А дело было в том, что в овражке, куда ещё не добралось солнце, расположился незнакомый мужик, в белой панаме. Игорь сразу признал в нём, рыбака. «Кто ж ещё, в такую-то рань?» — не удивился парень, столь ранней встречи и скептически усмехнулся.

Он например, со своей стороны ну никак, не мог понять страсть людей к рыбалке. Ну, что заставляет их подниматься ни свет, ни заря. Потом куда-то переться, чтобы затем, прибыв на место, часами неподвижно сидеть уставившись на еле заметный поплавок. Что за радость? Да и вообще, зачем ловить рыбу, в самом то деле, когда её полным-полно в любом магазине. Бери не хочу, и все дела…

И в отличие от своих друзей, Игорь никогда не подходил к рыбакам, и не интересовался: какой у них улов или на что ловят, а прикормку делали, перед этим. Зачем? Если сам не испытываешь страсти к рыболовству. И поэтому в любой другой день, он бы, скорее всего, просто прошёл своей дорогой, даже не поздоровавшись с единственным обитателем прудов.

Но сегодня был другой случай — этот мужик, можно сказать, единственная душа в округе. И самое главное у этого мужика, возможно найдётся чего Игорьку посмолить. Вот в чём вся фишка. И не важно, что у него там будет, хоть «Прима» вонючая. Какая собственно разница? Когда твоё тело ломит от недостатка никотина и жалкая папиросина сойдёт за гаванскую сигару.

— Грей, фу! Нельзя! — прикрикнул Игорь на пса, подходя к тому месту, где спрятался мужик в панаме, махая руками. — Нельзя я сказал! Иди! Пошёл! Пошёл!

Псина, послушавшись, обиженно отошла, но при этом, всем своим недовольным видом, выказывая: «Почему нельзя?.. А ты его знаешь? Вдруг он опасен? А ты со мной так…», — но его хозяин не умел читать по собачьи и Грею ничего не оставалось, как покинуть место вероятного сражения.

Мужчина расслабленно выдохнул, увидев что собака послушалась и медленно отходит, то и дело бросая на него настороженный взгляд карих глаз. Когда же собака потеряла к рыбаку всякий интерес и отбежала в сторонку, тот облегчённо снял панаму и вытер побледневшее лицо. Шутка ли, когда тебя облаивает этакая здоровенная дура, на четырёх лапах, да ещё и сладко облизываясь, тут не то что вспотеешь, тут и обосраться не мудрено.

Отослав пса, гулять дальше, Игорь поздоровался извиняясь за собаку:

— Здравствуйте. Вы уж извините, что собака напугала, — стал наводить он мосты. — Он, молодой, резвый, а тут вы спрятались, сразу-то и не заметишь. Я вообще думал, что один здесь и Грей по всей видимости, тоже…

— Да, ничо! Я привыкши, — дружелюбно ответил невзрачный мужичок. — Одна, меня сегодня уже облаяла…

Игорь от чего-то сразу отметил, что речь шла, о ком-то другом, но не о собаке. Скорее всего даже о человеке. Может о начальнике или жене?

«Похоже из простых будет, с таким, легко можно найти общий язык» — подумал Игорь, подходя ближе. Мужик в это время поправлял лежащую на рогатине, удочку и никак не реагировал на пацана. Осмелев, Игорь спустился к рыбаку, в овражек, и присел рядышком, на корточки.

Грей в свою очередь, потеряв всякий интерес к происходящему и видя, что хозяин спокоен, отправился по своим собственным, собачьим делам.

Незнакомец заслышав шорох травы, проводил взглядом собаку и к облегчению Игоря, завёл первым разговор:

— Собака-то у тебя уж больно хороша. Большая… Мне бы такая, наверно не помешала. И польза поди есть? Вона каков охранник, — похвалил он псину. — Чё за порода-то? Похож на немецкую.

— Немецкая, — согласился Игорь. — Но молодой ещё, глупый. Так полает, а реальной угрозы нет. Пока только кошек горазд гонять по двору.

— Понятно… — протянул незнакомец, — ну а ты его учи, он тогда и умный станет, будет тебе тапочки приносить. — И проверив снасть, мечтательно завздыхал, — Эх… вот бы и МОЯ хоть раз мне тапочки принесла. А то за двадцать лет, совместной жизни, так ничего путного и не научилась делать.

— Это вы о ком сейчас? — с первого раза не понял Игорь.

— О жене своей, о ком же исчо, — в свою очередь удивился мужик. — Эх парень! — переходя на отеческий тон, следом протянул он. — Ходи в женихах, как можно дольше. Потом запряжешься, век свободы и покоя тебе не видать! Ты уж поверь моему опыту. Бабы они какие? — с прищуром спросил он. — Всё по ихнему должно быть, наши желания они и в расчёт не берут. Мы для них, так… Принеси-подай. Не крутись перед глазами. Пошёл вон! Да… — задумавшись завздыхал незнакомец, верно представляя, как бы его жизнь, пошла по-другому, не наступи тот роковой день, когда угораздило его жениться.

Игорь же в ответ промолчал. Спорить не было сил. Да и о чём можно было спорить с такими людьми. У каждого своя правда. Вот у него например, по этому поводу было совсем иное мнение. Его мать например настоящая геройская женщина. Она, можно сказать, из кожи вон лезла, лишь бы угодить ему с отцом, чтобы они всегда были сыты и одеты. И для этого несколько раз меняла работу, в поисках большего заработка. Были моменты, когда не гнушалась и двумя работами разом. И Игорю было жаль свою мать. Видя её старания и страдания, когда эти самые старания проходили впустую, он старался, как можно больше помогать ей, не разочаровывать по пустякам и не делать ничего такого, чтобы она волновалась за него и переживала. Но чаще почему-то, у него выходило иначе, не так как хотелось бы. Такая наверно у него была судьба, вечно попадать в переплёты, заставляя нервничать мать…

А между тем природа, безучастная ко всем людским животрепещущим проблемам, постепенно просыпалась. Солнечные лучи медленно опускаясь на землю, окрашивали её в яркие цвета, изгоняя последние тени, затаившиеся в ямках и оврагах. Краски приобретали насыщенность и яркость. А со стороны жилых домов постепенно наращивая гул, просыпался город, сопровождая своё пробуждение гудками и рычанием стартующих машин и резким визгом тормозов. Но это было ещё где-то вдали, как бы за некой невидимой пеленой, отгораживающей мир людей от мира живой экосистемы. И потому, звуки города, пока что ещё не сильно вторглись в мирный покой, маленького клочка природы, не привнося ощутимого диссонанса.

С восходом солнца, небосклон медленно очищался от предутренней, белой пелены, приобретая яркую окраску, а гладкая поверхность пруда, безмятежно и приветливо поблескивало отражённым светом, скрывая от любопытных глаз чертоги водяного. Ночью слабый и нежный ветерок, очистил поверхность водоёма, от бытового мусора, прибив его к берегу и единственным предметом, в этот утренний час, на поверхности воды, был поплавок удочки, чьё тонкое тело одиноко плавало, поблизости от берега, сдерживаемое лишь невидимой леской.

Прежде резвившаяся рыба, взрезавшая, своими серебристыми, телами, зеркальные воды пруда, ушла на дно, пережидать надвигающийся дневной зной. Зато лягушки, наоборот, обрадовавшись новому дню, поспешно собрались в хор и завели нестройную песнь, где-то в камышах. Камыш не мог и предположить, что станет чьим-то домом, а уж концертной площадкой, тем более. Просто он густо разросся, вдоль берегов, куда не наведывались отдыхающие купаться и шумел себе там тихо, никому не мешая. А вот для наглых лягушек его место дислокации оказалось самое то. Там они, без опаски за собственную жизнь, могли оторваться на полную катушку, галдя во всё горло, покуда солнце не заставит их снова ретироваться, в поисках места, потемнее и попрохладней, где уже будет не до песен. А пока всё только начиналось и зелёные бестии оглашали окрестности отвратительным и действующим на нервы, мерзким кваканьем, портя всем нервы.

Стоило солнышку пригреть и саму землю, как и всякая мелкая живность, следуя примеру зелёным, сразу же завела свою собственную трель, расположившись по бережку, где-нибудь в сочной травке. Эпиграфом же всего сказанного, послужило появление разнокалиберных стрекоз, что стрекоча крыльями и лихо рассекая воздух, потянулись они к воде, словно маленькие винтокрылые машинки, на утреннюю охоту, удить свою собственную «рыбу».

Тем временем, в нашем овраге, мужик восклицая, потянулся всем торсом, расправляя затёкшую спину:

— Эх, ма! Что ж это, за рыбалка-то такая!.. Ни одной поклёвки блин, нормальной. — Расправив затёкшие мышцы, он, наверное в двадцатый раз проверил наживку и скосил взгляд на своего соседа. — А ты-то ходишь удить? — поинтересовался он.

— Не… Я не люблю, — нехотя ответил Игорь.

— Зряяя. Видать не дорос исчо, — авторитетно заявил мужик. — Рыбалка — это брат такая вещь. Во! — И оттопырил большой палец. А потом, не видя заинтересованности, быстро махнул рукой. — А! Тут и не объяснишь — это надо прочувствовать, проникнуться, так сказать, всей душой. Но ничо, постарше станешь, как я например, может и полюбишь, — констатировал незнакомец. — Я кстати сначала тоже не рыбачил. Не любил, как и ты. То ли времени было жаль, а то ли… Ааа! — Мужик, вновь махнул рукой, как бы говоря, (а, не важно… жизнь моя житуха, ты куда ж ведёшь меня).

И немного помолчав и подумав над своей горькой видать жизнью, рыбак вновь открыл рот:

— Эх! Припекать стало, солнышко горячие. Мать его! — И сплёвывая в воду, встал, стянул с себя футболку, обнажая худощавый, белый торс, и бросив её на траву, полез рыться в рыбацкий ящик. — Ну где же ты, чёрт! — раздражённо цедя сквозь зубы, копошился он в снастях. — Вот собака! Куда же ты могла завалиться? — искренне удивлялся рыбак. — А! ВОТ она дорогуша! Ишь спряталась, озорница, — азартно воскликнул он и из ящика на свет появилась, ещё холодная бутылка пива и изрядно помятая пачка сигарет марки «Ява».

Отставив бутыль сразу в сторону, мужик, долго мусоля пачку кривыми пальцами, достал мятую сигаретину и закурив сел на ящик, блаженно улыбнувшись миру.

«Даже не предложил, — зло подумал Игорь, демонстративно глядя на воду, чтобы не видеть блаженной морды дядьки. Между тем, тяга к никотину нарастала со страшной силой. — Что ж, придется попросить, хотя скорее всего откажет, — решился пацан на подвиг».

Игорь встал с корточек и повернувшись к мужику невинным голосом, как бы невзначай, попросил:

— Можно сигарету?

Мужик, с любовью рассматривая бутылку пива и решая трудную для себя задачу — открывать её сейчас и выпить в прикуску с куревом, или пусть ещё полежит, до поры до времени, оторвался от созерцания и скептически оглядел пацана.

— А не рановато, курить-то, малец? — усмехнулся он.

— НЕТ! — сразу же окрысился Игорь. Его всякий раз задевало, когда ему указывали, на его возраст. Постоянно говоря — этого делать нельзя того нельзя, поздно приходить нехорошо, а курить и пить вредно и особенно в его возрасте. И это в то время, когда сам Игорь, как и большинство таких же подростков, давно уже считал себя взрослым и как полагается, мог сам решать, что можно ему, а что нельзя. — Мне уже шестнадцать и я взрослый человек! — с вызовом добавил он, как бы доказывая, что он не какой-то там глупый и глотающий слюни, малыш, но ни в коем случае не оправдываясь.

— Уй ты! Ишь, вспылил, — снова усмехнулся незнакомец. — Ладно, не кипятись, паря. На! — И выловив вторую сигарету из пачки протянул её Игорю, со словами. — Травись. Мне не жалко. Может ещё и пива МОЕГО хошь? — ехидно спросил он следом, прищурив правый глаз и протягивая бутылку, — а то хлебни.

— Нет. На голодный желудок не пью, а за сигарету спасибо, — как подобает взрослому ответил Игорь, нервно чиркая зажигалкой. Но стоило ему закурить и глубоко затянутся, как сразу же зашёлся в предательском кашле. Ядовитый дым, врываясь в лёгкие, обжег ему всё нутро, а его горло, с-непривычки к грубым сигаретам, поперхнулось, вопя и вопрошая к справедливости, чтоб оставили в покое и прекратили сие надругательство.

— Э брат… Во тебя проняло. Не пошла? — злорадно ухмыляясь, полюбопытствовал рыбак, легонько стуча Игоря, по худой спине.

— Да нет, всё нормально. Просто сигарета ядрёная, — сквозь слёзы, оправдался паренёк.

— А ну-ну… — спокойно делая затяжку и выдыхая сизый дым, пробормотал дядька. — Прости других не держим. Мне например ндравиться. Импортные что?.. Фуфло по сравнению с нашими. Иной раз сосёшь, сосёшь их, и всё бестолку, через пять минут, такое ощущение, что и не курил вовсе. А эти самое оно.

На замечание незнакомца, парню было глубоко наплевать, он получил то, что хотел. И потому, отряхнув шорты и смахивая слёзы с глаз, в последний раз глянул на одинокий поплавок, за то время, пока он здесь сидел, так ни разу и не дёрнувшийся, и засобирался домой.

— До свиданья. Пойду я, — попрощался Игорь с рыбаком.

— А… ну счастливо тебе пацан. — Протянул ему руку мужик, на прощание.

Распрощавшись, Игорь позвал Грея и тронулся не оглядываясь в путь. Пёс на призывы хозяина, какое-то время не показывался, видать заплутал, а потом вдруг неожиданно, с громким треском выскочив из кустов, пулей бросился за хозяином, радостно виляя хвостом.

Григорий проводив взглядом пацана, вернулся к созерцанию одинокого поплавка. «Чем-то этот мальчишка приглянулся ему. Даже поделился сигаретой с ним просто так. Хотя в пачке оставалось от силы три штуки, на пол дня и то не хватит, а он поделился такой драгоценной вещью с сопливым пацаном. Странно», — рассуждая дивился себе Григорий, докуривая сигарету. Но излишним долго над этим вопросом замарачиваться не стал. Откупорил бутылку пиво и с наслаждением стал пить прямо из горла.

Недалеко послышался плеск воды, и Григорий оторвавшись от бутылки, обернуться. Оказалось, это его не давний знакомый решил перед уходом освежиться и полез в воду. Собака его, радостно лая, забегала на берегу, цепко следя за хозяином. Пасть её раскрылась от радости, а красный язык вывалившись наружу, смешно болтался, повторяя движения хвоста. Через какое-то время, не выдержав, псина кинулась в воду и стала нарезать круги, от берега к хозяину, от хозяина к берегу и снова в обратном порядке.

Григорий с умилением наблюдал за их игрой, мимолётно подумывав завести тоже себе собаку. В его долгой, беспросветной жизни, так ни разу и не появился настоящего друг, так хоть собака его заменить, всё-таки лучший друг человека, как никак.

Налюбовавшись, Григорий печально вздохнул и снова потянулся распрямляя спину. Что-то часто в последнее время, у него затекает спина, потом долго ноет, порой не давая заснуть ночами.

— Старею, — горестно подумал он. И снова сладко потянулся так, что аж затрещали позвонки. После чего помассировал лицо, разгоняя кровь, потёр уши и вновь мимолётно посмотрел на резвящуюся парочку.

Пацан доплыв почти до середины пруда, нырнул под воду, через минуту вынырнул и быстро, даже немного нервно, рассекая воду, поплыл к берегу, резкими скачками.

Если бы Григорий был поближе, то он бы заметил, как лицо парнишки перекосилось от боли, а глаза его чуть ли не вылезая из орбит, со страхом глядели на сушу. Еле доплыв до берега, парнишка выбравшись, стал сразу смешно прыгать на одной ноге, растирая обеими руками другую ногу, мучительно морщась от боли.

Свело, — ухмыльнулся догадываясь Григорий. — Кто ж так долго плавает. Сначала распарился, потом полез, в остывшую, за ночь, воду. Тут не то что ногу, сведёт… Ну молодежь, — качая головой ворчал он.

А пацан не ведая, что его кто-то там распекает, перестав прыгать на одной ноге, взял вещи и хромая отправился в сторону домов. Григорий долго смотрел ему вслед, покуда тот окончательно не скрылся из поля зрения, после чего горестно вздохнул, припоминая свои собственные молодые годы, что пронеслись сквозь него, как стая птиц и снова улетели в далёкую даль, туда, откуда уже не вернёшь, как ни старайся, и окончательно расстроился.

— Э не… Так дело не пойдёт, — здраво рассудил он, прогоняя мрачные мысли, что лезли будто из дырявого и пыльного мешка. И чтобы хоть как-то, немного развеяться, достал бутерброды, термос и принялся неспешно за еду, тупо глядя на блики в воде. И почему у него так резко испортилось настроение? Он так и не понял. Как-то это само собой вышло. Раз и у тебя уже дурное настроение. А разве бывает как-то иначе? Если уж накатило, то уж накатило…

К десяти, к воде, потянулся народ, измученный духотой, проведённой ночи. В начале, шли одиночки, быстро окунались и уходили по своим делам. Потом подтянулись группами, кто влюблённой парочкой, кто в кругу друзей, а кто и семьями, (по мнению Гриши, самые несчастные, в субботу-то хоть можно отдохнуть от так, называемых — родных и близких).

Отдыхающие прибывали на пляж по-разному: кто приезжал на машине, кто приходил на своих двоих, кто из далека добирался, а кто и из близь лежащих домов приматывал. В отличие от пеших посетителей, приехавшие на машинах имели скверную привычку распахивать все дверцы у авто и врубать музыку на всю катушку, не заботясь о мнение других, хотят они слушать, или не хотят. Притом ладно бы одну радиостанцию, не важно какую, волей не волей, приходилось слушать. Так ведь и машин-то, на пляже, было не одна и не две, и каждая, промеж собой, обязательно соревновалась по громкости своей аудиосистемы, у кого из них, она громче, а у кого круче.

С каждым часом, всё чаще, мимо одинокого рыбака, проходили различные люди. Весело переговариваясь, они устраивались на берегу, загорать — избавляться от свойственного, городским жителям, бледного цвета кожи, ничуть не стесняясь ни худобы, ни полноты.

Молодежь, весело переговариваясь, устраивалась прям сразу на траву, не сильно заботясь о гигиене. Люди постарше, чинно расстилали покрывала и ложились только на них. На голую землю, ни-ни. После чего, жёны брали в руки книги, а их мужья хватались сразу за пиво и медленно очищая, засушенную рыбу, смаковали пенный напиток. Так и отдыхали, кто как мог.

А с высоты небосклона, нещадно припекало Солнышко, накаляя воздух, нагревая воду и окрашивая голые тела в кофейно-коричневый цвет.

Григорий, оглядев, сквозь прищуренные веки, отдыхающих, откупорил единственную, уже нагревшуюся, бутылку пива. Сделал глоток и поморщившись, глянул с не малым раздражением на неподвижный поплавок. «Похоже сегодня рыбалка у него не только не удалась, но и не выдалась», — горестно повздыхал он, сидеть же на солнцепёке и дальше у него уже не было сил.

Григорий поднял удочку, осмотрел наживку, червяк сдох, видно захлебнулся не выдержав подводной жизни, поменял на нового, более резвого собрата и закинул наживку поближе к берегу, целясь в камыши.

«Посижу ещё с часок и пойду, пожалуй. К чёрту такую рыбалку», — сварливо подумал он. Подёргал удочку, проверяя не зацепилась ли за что. Убедившись, что леска свободна, выловил из помятой пачки предпоследнюю сигарету и закурил с тоской уставившись на поплавок, сиротливо маячивший средь камышовой поросли.

В районе одиннадцати к месту дислокации Гриши, подошла женщина, необъятных размеров с двумя милыми детьми-погодками, лет семи — восьми. Дама, трубно отдышавшись, достала из огромной авоськи покрывало и расправляя, постелила на зелёную травку, предварительно встряхнув. Было видно, что каждое движение, женщине достаётся с трудом и причиняют ей неудобства, будто она совершает что-то противоестественное, не заложенное в неё, самой природой.

Словно большой котел с шипением выпускающий пар, толстуха кое-как стянула с себя платье, размерами смахивающее на парус, небольшой лодочки. И обнажив огромный живот, с отложившимися складками жира по бокам, необъятная матрона сему факту, ни чуть не смутилась, а наоборот даже залюбовалась собой.

— Олечка, а ты что ж не раздеваешься? Вона Кирюша уже в одних плавках бегает, — удивилась необъятная дама, переводя внимание, на свою притихшую дочь.

— А она воды боится! — весело закричал мальчишка, топчась рядом.

— Вот те раз! — всплеснула руками мать, — Олечка, ты же вчера спокойно купалась. А сегодня что? — поинтересовалась она у дочери.

— Говорю же, ОНА воды боится, мама, — встрял мальчишка. — Трусиха! Трусиха! — принялся он дразнить сестру.

— Да помолчи ты егоза! — прикрикнула на него мать. Подошла к дочери поближе и стала успокаивающе поглаживать её по голове. — Ну что случилось, маленький? Что с тобой? Ты не заболела? — Женщина потрогала лоб дочери, — Температуры нет. Может где болит? — заботливо спросила она. — Ну скажи и мы тогда пойдем домой.

— Ну мам! Она придуривается, — услышав слово домой, заканючил сын. — Пошли купаться, а она пусть сидит, если не хочет. — И негодный мальчишка побежал к воде, весело прыгая на ходу.

— Не лезь в воду! С начало остынь, не хватало простудиться, — прикрикнула толстуха на сына. — Ну а ты пока посиди, а мама искупается ладно? А потом чуть-чуть отдохнём и пойдём домой, ладненько? — спросила она уже у девочки.

— Нет! Не ходи! Там чудовище, — повиснув у матери на толстой ноге, заревела дочь.

— Чудовище?! — неподдельно удивилась мать. — Кто тебе сказал, такую ерунду, милая?

— Кирилл, — сквозь слёзы, плаксивым голосом, ответила дочь.

— Так, вот в чём дело, — нахмурившись, женщина посмотрела в сторону сына. — Кирилл! А ну иди сюда, чертяка ты этакий! Чего ты наговорил сестре? — грозно поинтересовалась она у сына, когда тот подбежал. — Колись! А то сейчас наподдам, мало не покажется.

Враз притихший мальчик, опустил голову:

— Ничего я не говорил ей. Сама всё выдумала — пробурчал он себе под нос, показав исподтишка сестре язык.

— А вот и говорил! — чуть успокоившись встряла девочка, видя, что мать сейчас на её стороне. — Сам вчера сказал, что здесь водится чудовище и оно ест людей, и что ты сам видел вчера, когда мы уходили, как чудовище съело дядю, — захлебываясь объяснила дочь причину своей боязни.

— Ну что, доигрался! Напугал сестру. — Дав подзатыльник сыну, мать села рядом с дочерью обняв её, своими необъятными руками. — Доченька в прудике нет никакого чудовища, он слишком мал для него. Видишь все купаются, никого не боятся. Хочешь вон у дяди рыбака спроси? Он тоже скажет, что чудовища нет. В воде только маленькие рыбки, которые сами тебя боятся. А брату не верь, он дурак. — Метнула мать суровый взгляд на провинившегося мальчугана. — Ну что пойдёшь купаться? Где твой круг? — поглаживая дочь по голове, дама стала искать глазами надувной круг.

Девочка отрицательно замотала головой.

— Ну тогда посиди, позагорай, а я пошла искупнусь.

— Не ходи! Тебя чудовище съест, — снова разрыдалась дочь, не отпуская мать.

— Так. Ну с меня хватит! — негодующе возмутилась дама, отрывая от себя дочь. — Я же сказала, нет там чудовища и не было.

— Нет есть! Пойдём домой, — капризничала девочка. — Ну пойдём…

— Ну всё! Голова уже от вас всех болит! — вышла из себя толстуха, хватаясь за голову. — Я, что зря сюда пёрлась по жаре! Хватит хныкать! Втемяшила себе в голову дурь! Кирилл! Сидишь с сестрой и купаться сегодня не пойдёшь, — опуская тяжёлый взор на сына, распорядилась мать.

Потерявший было интерес к разговору мальчик, и мирно наблюдавший за купающимися людьми, резко обернулся. На глазах его сразу навернулись слёзы.

— Ну мам! Так не честно. Я умру на солнце, засохну! — заплакал он.

— А честно пугать сестру, тем более, что ты старший, — отрезала мать. — Успокоишь сестру, пойдёте вместе в воду.

— Ну маа!

— Всё отстань! — Отмахнувшись рукой на сына и с кряхтением поднявшись, мать поковыляла к воде, оставив на берегу поссорившихся детей.

— Ну маам! — Кирилл попытался разжалобить мать.

— Всё я не слышу. Я всё уже сказала, — зайдя, по колено, в воду ответила мать.

— Ну и ладно! — Кирилл обиженно сложа руки, плюхнулся на землю. — Ты дура! Веришь в сказки до сих пор! — со злом прикрикнул он на сестру.

— Сам дурак! — не осталась в долгу сестра и захныкала. — Маам он обзывается!

Но мама не обращая внимания на детей, неспешно, плыла на середины пруда.

— Мямя! Мямя! — передразнил сестру, брат. — Как что, так сразу мямя. Плакса.

— Дурак! Я не слышу тебя. — Зажала девочка уши.

— Нет слышишь! — отводя руки сестры от ушей, крикнул мальчишка.

Между тем, Олечка слабо отбивалась, приговаривая:

— Не слышу, не слышу…

Завязалась борьба постепенно переросшая в игру. Вот уже послышался и весёлый визг сестры и смех брата. Весело шлёпая друг друга, дети и не заметили даже, как помирились.

— Ты вправду поверила в чудовище? — смеясь поинтересовался Кирилл у сестры.

— Даа! Ты так страшно рассказывал, — сложив бантиком губки, ответила Ольга.

— Брось! Я всё выдумал, чудовища не существует. Я просто хотел тебя напугать, вчера ночью, а ты повелась. Ха, ха, ха! Пойдём купаться, — схватив сестру за руку, Кирилл потянул её к воде.

— Ну! — Оля потянула руку на себя, — я ещё боюсь!

— Да кого ты боишься, дурочка? Я же признался, что чудовище придумал.

— Не знаю. Но мне всё равно страшно, — зашмыгала носом Оля.

— Вот чёрт! — выругался Кирилл.

— А я скажу маме, что ты сказал плохое слово, — заявила Ольга брату, сразу ожив и окрасив лицо лукавой улыбкой.

— А вот и не скажешь, а за это, я сегодня буду охранять тебя в воде и не уплыву далеко, как вчера. И если захочешь, даже буду учить тебя плавать.

— Клянешься! — сразу расцвела девчушка.

— Клянусь! — положа руку на грудь, заверил сестру Кирилл. — Пойдём?!

— Пошли, — вздохнула девочка. — Только помни, — назидательно увешала сестра брата. — Ты поклялся и БОГ тебя накажет, если нарушишь.

— Помню, помню. Вставай! — Кирилл помог Ольге подняться, — где твой круг? Давай его сюда, помогу донести, — взяв надувной круг в руку, мальчишка азартно крикну. — Всё, давай руку! Побежали!

Взявшись за руки, дети весело побежали к воде. Навстречу же им выходила, уже вдоволь наплававшаяся мать.

— Мама, мама! — загалдели дети, обступая даму. — Мы помирились! Можно нам купаться!

— Ну бегите сорванцы, — милостиво разрешила она, — только не долго, и чтоб я вас видела. Кирилл, чтобы от сестры, далеко не уплывал, — проинструктировала она и пошла вразвалочку на место, передохнуть, не забывая оглядываясь на детей.

— Не отплывёт, мама. Он клятву дал! — весело заявила дочь вслед матери и потянув брата за собой вошла в воду. Прохладная вода с плеском приняла в себя разгоряченные тельца детей, заставляя быстрее биться их маленькие сердечки и вызывая многочисленные мурашки на тонкой коже. Дети замерли заохав, а затем принялись плескаться, весело гогоча…

Когда дети с воем и визгом ворвались в пространство, занятое Григорием, он не довольно поморщился, передёрнувшись от радостного визга детей, что наподобие маленьких вихрей влетели в воду, и от эпицентра, сразу полетели брызги в разные стороны, как будто бы на том месте где пребывали дети, родился целый гейзер.

Поглядывая на весело играющих детей, Григорий махнув рукой и сплюнув в воду, подражая ребятне, собрал удочку (какая уж тут рыба), снял штаны, бросил их рядом с футболкой. Туда же отправились и носки. Скинув одежду, мужик, подтягивая семейки чуть ли не до пупа, двинулся к воде, помахивая руками, как мельница.

Из-за неудачно выбранного спуска, Григорий в начале, чуть не навернулся в воду с головой, оскользнувшись на мокрой траве, но вовремя выровнял равновесие и сев на корточки, осторожно опустил ногу и так же медленно сошёл в воду. К его чрезмерному удивлению, у берега оказалось не так уж и мелко, как казалось бы на первый взгляд. И получилось так, что Григорий, сразу как-то оказался по пояс в воде, от чего в груди у него, на секунду, замерло и перехватило дыхание. Видать разогретое тело не ожидало от хозяина, столь быстрого и насильственного охлаждения, потому было не менее удивленно своего хозяина.

Через минуту, отойдя от кратковременного шока, Григорий со свистом, выдохнул, сквозь сжатые зубы. Постоял пару минут, привыкая и вдруг нырнул, сразу с головой, на глубину. Вынырнул за пять метров от берега. Отдышался. Перевернулся на спину и устремил свой взор в ясное, голубое небо. Оно притягивало и манило его своей глубиной, напоминая, что мир вокруг него огромен и прекрасен, а люди так редко обращают на него внимание и забывают, что он тоже живой, как и они и тоже может чувствовать и ощущать, радоваться и болеть…

Налюбовавшись вволю, Григорий снова нырнул и как в детстве, его посетила безумная мысль, достать до дна, измерить так сказать глубину водоёма. Получится интересно? Неудача. Прокуренные легкие, взбунтовались где-то на пол пути до цели, требуя свежего воздуха. И Григорию пришлось всплыть, жадно глотая ртом воздух. Да не рассчитал силёнок. Его глаза выпучились, ещё чуть-чуть и он бы захлебнулся. Какая жуть.

Решив, что с него хватит купания, Гриша развернулся к берегу и не спеша по-лягушачьи, поплыл к берегу. Внезапно его правый бок ожгла, дикая боль. От неожиданности, Григорий даже сбился с пути. Ушёл под воду. Вынырнул. Наглотался мутной воды. Забил руками, враз забыв, как правильно плавать. Вновь ушёл под воду и вновь вынырнул, дико вращая руками. В этот момент его преследовала только одна мысль: «Лишь бы до берега добраться. Только бы доплыть».

Наконец, его руки нащупали дно, увязнув в иле. Григорий приняв вертикальное положение, пулей вылетел на берег и уставился на свой правый бок живота.

— Ой! Что это с вами, — испуганно воскликнула толстуха, оторвавшись от чтения потрёпанного томика детективов. Сняла очки и удивлённо уставилась на Гришу.

На животе у Гриши, разлилось красное пятно, величиной с мужскую ладонь, с маленькой язвочкой по середине из которой медленно сочилась кровь.

— А сука, как жжёт! — Застонал Григорий. Мало того, что покраснение на животе сильно болело, так оно и дико чесалось, хотелось до крови расчесать рану, просто разодрать её. Разодрать кожу и дать вытечь оттуда, проникший яд. Григорий попытался дотронуться, усилившаяся боль заставила резко отдёрнуть руку. — А, бля! Ну не везёт и как с этим бороться, — с чувством сплюнул он на землю.

— Да, в воде какая-то зараза цапнула, — ответил он на вопрос толстухи, когда та повторила свой вопрос. — Уы… ы… ы… — застонал он от боли.

Надо было видеть как побледнело лицо женщины, в этот момент. Отбросив книгу, толстуха с завидной прытью, для своих размеров, вскочила на ноги, и с места, ещё не начав движения, заголосила:

— Оля! Кирилл! А ну быстро на берег! Вылезайте из воды, живо!

— Ну ма! — сразу расстроились дети, — мы ещё немного покупаемся. Мы не замёрзли, ма!

— Я кому сказала! — заорала мать. Женщина подлетела к воде, схватила детей за руки и вытащила на берег. Просто выдернула из воды. На что дети, не поняв проявленной заботы к себе, обиженно захныкали.

— Ну не плачьте родненькие, — заквохтала она, — с вами всё в порядке? Никто не кусал вас? — Женщина поглаживая детей, по очереди осматривала их худые тельца.

— Мама! Ты же сама сказала, что нет здесь никакого чудовища, — возмутилась девочка, на миг испугавшись, что её всё-таки обманули.

— Нет, деточка, чудовище не существует. Нет родненькая! — Обрадованная мать, что с её детьми ничего не случилось, радостно целовала их, успокаивая.

— Так, кто же нас мог укусить? — резонно поинтересовалась Олечка у матери.

— Не знаю, доча. Не знаю милая. Вон, видите дядю? — указала на Гришу, толстуха. — Его только, что что-то укусило.

Дети заворожено уставились на красную опухоль.

— Брр! Какая гадость, — поморщился мальчик.

— Мам! А дяде больно? — спросила дочь.

— Конечно больно. Если бы у тебя была такая, тебе что, смешно бы стало? — опережая мать, ответил Кирилл. — Вон, как его скрючило.

— Ой мам! Мне страшно, пойдём домой, — проблеяла тоненьким голоском Олечка.

— Да, пойдём ма, — присоединился к сестре, брат. — Что-то мне больше не хочется купаться.

— Пойдёмте милые. Пойдёмте родненькие. На вот, держите полотенце, оботритесь. — Мать вытащила из огромной сумы, два полотенца, одно розовое, другое синие. — Эх и зачем я столько еды взяла, может, поедите?

— Нее!

— Ну, как хотите, — вздохнула женщина. — И в бадминтон не сыграли, не позагорали.

— Ма, пойдём, — подсохнувшие дети быстро оделись и ждали мать.

— Сейчас, сейчас, — засуетилась она.

Женщина натянула платье, свернула покрывало, убрала его в сумку, туда же положила надувной круг, свою книгу и куклу дочери — Олесю.

— Так ничего не забыли? — поглядывая по сторонам, спросила она у детей.

— Неет! — хором ответили мальчик с девочкой.

— Ну, раз всё в порядке… Пошли?

— Пошли, — девочка взяла маму за руку и вместе с ней пошла в сторону города. Подвижной мальчишка побежал впереди них, показывать дорогу, видя себя средневековым рыцарем, даже палку по случаю подобрал. А какой же рыцарь, да без меча?..

Вернувшись домой, Григорий сразу прошёл в ванную. Высунувшаяся из кухни жена проворчала:

— Припёрся, не запылился, — и убралась обратно, дожаривать котлеты.

— Таньк, где у нас зелёнка? — спросил из ванной супруг.

— Где и всегда! — прокричала с кухни жена.

— Здесь нету!

— Чёрт… Ищи лучше!

— Да нет здесь! Всё обыскал.

Загрохотал упавший тазик для стирки.

— Вот криворукий. — Танька отбросила лопатку, уменьшила огонь на плите и прошла в ванную. — Зачем-то зелёнка ему понадобилась, — ворчала жена, роясь в полке над умывальником. — На, держи слепой, — сунула она под нос мужу пузырёк.

Взяв зелёнку, Гриша поставил его на умывальник и снял футболку.

— Ой чтой-то?! — испугалась жена, прикрыв рот ладонью.

— Не видишь, опухло.

— Болит?

— Не то слово. И что же я не везучий-то такой…

— Гришь? А может к врачу сходишь, чё опять самолечением заниматься, вдруг, что серьезное, — умоляюще попросила Татьяна мужа.

— Не пойду! Так пройдёт. Счас зелёнкой помажу, антибиотика какого-нибудь выпью. На утро и выздоровею, и буду как огурец, — отмахнулся Григорий от замечаний жены, густо замазывая опухоль.

— А если нет?

— Что нет? — нахмурился Гриша.

— Ну, не заживёт.

— Заживёт. Ну а на нет и суда нет. Подохну, — безразлично ответил Григорий, пожав плечами.

— Дурак! И шутки у тебя дурацкие, — жена шлепнула мужа, ладонью по плечу. — Пошли на кухню, обед готов. Несчастье ты моё…

Опухоль у Григория, прошла только ко вторнику, немало, перед этим, потрепав ему нервы — чесоткой и болью, растёкшейся по всему животу, не дававшая спать по ночам. Краснота же спала в четверг. После чего Григорий, полностью забыл о досадной помехе, мучившей его четыре дня. Он даже и не догадывался, что всё только начинается и существо отдалённо напоминавшие червя, величиной всего с человеческий волос, напавшее накануне на него, рассосалось, выделив цепочку генов. И разносимые кровью по всему организму, они постепенно встроились в ДНК человека, вызывая необратимую мутацию клеток организма.

Алло, это СЭС? Получите заявку — из разных поликлиник Москвы. К ним поступают больные с инфекционным повреждением кожного покрова. Утверждают, что подцепили заразу, после купания в Борисовском пруде. Примите меры.

— Вас поняла. Мобильная лаборатория выезжает.

На следующий день берег Борисовского пруда увенчали таблички с предупреждением:

Но кого это, когда-нибудь, останавливало…