"Ангел Габриеля" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)Глава 8Просто невозможно поверить, как быстро он растет. — Преисполненная нежных чувств бабушки к внуку, Аманда сидела в деревянном кресле-качалке в новой детской Майкла и баюкала малыша. —Он уже не выглядит недоношенным! — По-прежнему не разобравшаяся в своем отношении к свекрови Лора продолжала складывать крошечные выстиранные распашонки. — Сегодня мы прошли обследование, и доктор сказала, что Майкл здоров, как конь! — Она приложилась щекой к пижаме, почти такой же нежной, как кожа ее сына. — Я хотела поблагодарить вас за доктора Слоун. Замечательная женщина! Не стоит благодарности! Но я и без педиатра вижу, что этот ребенок здоров! Посмотрите, как крепко он хватает! — Аманда хихикнула, когда Майкл обхватил пальчиками ее пальцы, но не позволила ему сосать ее кольцо с сапфиром. — Знаете, а у него ваши глаза! Правда? — Восхищенная Лора подошла и наклонилась над ними. От младенца пахло тальком, а от Аманды с ее новой гладкой прической — Парижем. Я знаю, еще слишком рано, но я надеялась, что так и будет. Не сомневаюсь. — Аманда продолжала разглядывать невестку, баюкая ребенка. — А как ваше обследование? Как ваше здоровье? Все в полном порядке! — Лора вспомнила о листке бумаги, который засунула в верхний ящик туалетного столика. По-моему, вы выглядите немного усталой. — В голосе Аманды не слышалось сочувствия, а только жесткая констатация факта. — Вы уже занялись поисками няни? Лора машинально выпрямилась. Мне не нужна никакая няня. Ну, что за чушь! Имея такой большой дом, требовательного мужа и новорожденного ребенка, вы просто обязаны пользоваться любой возможной помощью! Впрочем, это ваше дело. — Майкл начал ворковать, чем доставил удовольствие Аманде. — Поговори с бабулей, солнышко! Расскажи бабуле, как у тебя дела? — Малыш ответил булькающим звуком. — Нет, вы только послушайте! Скоро ты вдоволь наговоришься! Только пусть первыми твоими словами будут «Моя бабушка красавица»! Сладкий мальчик! — Она чмокнула дитя в лобик и взглянула на Лору. — По-моему, ему пора сменить пеленки, я с удовольствием предоставляю это сделать вам! — Считая это привилегией бабушки, Аманда передала Лоре мокрого ребенка. Лора положила Майкла на стол, а бабуля осталась качаться в кресле. Ей хотелось сказать многое. Аманда привыкла выражать свое мнение громко и четко, а если понадобится, то и резко. В последние несколько недель она навела справки об Иглтонах и о том, как жилось у них Лоре. Сейчас ее раздражала необходимость сдерживаться. Она пробовала действовать осторожно, используя новую тактику. — Гейб много времени проводит в галерее? Да. Думаю, он уже почти решил устроить новую выставку. — Всецело поглощенная любовью к малышу, Лора наклонилась и уткнулась в шейку Майкла. Вы там были? В галерее? Нет, не была. Аманда постучала по подлокотнику кресла-качалки закругленным ногтем, покрытым коралловым лаком. Мне казалось, вы интересуетесь творчеством Гейба. Конечно. — Лора подняла Майкла над головой, и он заулыбался и начал ворковать. — Просто я не считаю разумным поручать кому-то заботу о Майкле и мешать Гейбу присутствием посторонних! У Аманды готово было сорваться с языка, что у Майкла есть бабушка и дедушка, которые с удовольствием посидят с ним пару часов. И снова она сдержалась. Уверена, Гейб не будет возражать. Он любит мальчика. Безусловно, любит. — Лора завязала ленточки на светло-голубых пинетках Майкла. — Но я же понимаю, что ему нужно некоторое время для того, чтобы организовать свою работу и продолжить карьеру! — Она протянула сыну маленькую тряпочную белочку, и он со счастливым видом засунул ее в рот. — Вы не знаете, почему Гейб затягивает открытие выставки? А вы его спрашивали? Нет, я... я не хотела, чтобы он подумал, будто я давлю на него! А может быть, ему необходимо именно немного давления? Лора, нахмурившись, повернулась. Почему? Это связано с Майклом, моим сыном Майклом. Об остальном я бы предпочла, чтобы вы расспросили Гейба. Они были очень близки? Да. — Аманда улыбнулась, поняв, что вспоминать менее болезненно, чем стараться забыть. — Они были очень близки, хотя и были очень разными. Когда Майкл погиб, Гейб был убит горем. Я верю, что время, проведенное в горах, помогло ему вернуться к своему искусству. И я верю, что вы и ребенок помогли ему вновь обрести душу. Если это так, то я рада! Он помог мне настолько, что я у него в неоплатном долгу! Аманда посмотрела на Лору немигающими глазами. Какие счеты могут быть между мужем и женой! Вероятно. Вы счастливы? Остановившись, Лора положила малыша в колыбельку и завела музыкальную игрушку, чтобы он мог толкать ее кулачками. —Разумеется, счастлива! А почему мне не быть счастливой? Это был мой следующий вопрос. Я очень счастлива! — Она снова принялась складывать детские вещи. — С вашей стороны, Аманда, было очень мило навестить нас! Я знаю, какой у вас напряженный график. Не думайте, что вам удастся вежливо выставить меня прежде, чем я решу уйти сама! Лора повернулась и увидела на губах Аманды чуть заметную насмешливую улыбку. Дурные манеры были настолько не в характере Лоры, что она покраснела. Простите! Ничего. Я прекрасно понимаю, что вы в моем присутствии еще чувствуете себя не вполне раскованно. Немного расслабившись, Лора улыбнулась в ответ. —Зато я уверена, что вы всегда и везде чувствуете себя раскованно! В этом я вам завидую! Еще раз простите за бестактность! Аманда отмахнулась, встала и принялась расхаживать по комнате. Ей нравилось, как невестка обустроила детскую. Комната стала яркой, веселой, при этом не крикливой, но достаточно традиционной, чтобы напоминать ту детскую, которую она сама обустроила много лет назад. Здесь пахло пудрой и свежим бельем. Симпатично, подумала она, понимая, что лучшего для своего сына не может и желать. Ей было совершенно очевидно, что в Лоре таятся неистощимые запасы любви. Очаровательная комната! Я восхищаюсь ею всякий раз, когда вхожу сюда. — Аманда похлопала по голове сиреневого плюшевого медвежонка. — Но нельзя же прятаться здесь вечно! Не понимаю, о чем вы? — Но Лора все прекрасно понимала. Вы говорили, что никогда не бывали в Сан-Франциско. И вот, наконец, вы здесь! Вы уже были в музее, в театре? Вы прогулялись до Рыбачьей пристани2, проехались на трамвае, побродили по китайскому кварталу? Это обязательно должен сделать каждый приезжающий сюда! Встав в оборонительную позицию, Лора холодно заговорила: —Нет, не была. Но мы здесь всего несколько недель. Пора, решила Аманда, перестать кружить и переходить к главному. —Давайте поговорим как женщина с женщиной, Лора! Забудьте, что я мать Гейба. Мы одни. Все, что будет здесь сказано, не выйдет за пределы этой комнаты. Ладони у Лоры вспотели. Она вытерла их о бедра слаксов. Я не понимаю, что вы хотите от меня услышать. То, что потребуется. — Лора продолжала молчать, и Аманда кивнула. — Хорошо, я начну. Вы пережили несколько несчастных, даже трагических моментов. Гейб обрисовал нам вашу историю в общих чертах, но я узнала гораздо больше и хочу спросить вас. — Аманда снова села и положила ногу на ногу. От нее не ускользнуло, как у Лоры сверкнули глаза. — Погодите, дайте мне закончить. А там можете оскорбляться сколько угодно! Я не оскорблена, — натянутым тоном ответила Лора. — Но не вижу смысла в обсуждении того, что часто происходит в семьях. Пока вы не посмотрите прямо в лицо тому, что часто происходит, вы не сможете понять, что может произойти дальше! — Аманда старалась говорить спокойно, но даже ее твердое самообладание начинало ей изменять. — Я знаю, Тони Иглтон совершал по отношению к вам насилие, а его родители закрывали глаза на его чудовищное, даже преступное поведение. Мое сердце разрывается, когда я думаю об этом! Пожалуйста, — приглушенным голосом попросила Лора, опустив голову. — Не надо! Вы не принимаете никакого сочувствия, Лора, даже от женщины? Та помотала головой, боясь принять слова свекрови за правду и, что еще больше, почувствовать потребность в ее сочувствии. «Мне невыносимо думать об этом! И я не терплю жалости! Но сочувствие и жалость не совсем одно и то же». Все это в прошлом. Сейчас я совсем не та, которой была тогда! Не имею возможности с вами согласиться, потому что не знала вас тогдашнюю. Но я могу сказать, что вы, раз сумели независимо прожить все эти трудные месяцы, должно быть, обладаете огромными запасами силы и решимости. Не пора ли вам воспользоваться ими и начать сопротивляться? Я сопротивлялась. И получили убежище, в котором очень нуждались. Не спорю, решение убежать, будучи на позднем сроке беременности, и скитания по стране, перенесенные вами, требуют мужества и стойкости. Но пора отстаивать свою независимость! Разве Лора не повторяла себе эти слова снова и снова? Разве она не ненавидела себя за нерешительность и страх перед Иглтонами? Она посмотрела на своего сына, который ворковал и протягивал ручонки к красочным птичкам, кружившим над его головкой. И что вы предлагаете? Обращаться в суд, в прессу, вытаскивать свое грязное белье на потребу публике? Если понадобится, да! — В голосе Аманды появились гордые нотки, раздавшиеся во всех углах комнаты. — Брэдли не боятся скандала! Я не... Нет, вы Брэдли, — возразила Аманда. — Вы Брэдли, и ребенок тоже! В конечном счете я думаю о Майкле, но и о вас тоже. Какая разница, кто что подумает, кто что узнает? Вам нечего стыдиться! Я позволила случиться этому, — с тупой яростью произнесла Лора. — И всегда буду стыдиться этого! Дорогое мое дитя! — Не в силах совладать с собой, Аманда встала и обняла Лору. После первого шока Лора почувствовала, что ее подталкивают к каким-то действиям. Вероятно, оттого, что утешение исходило от женщины, оно, как ничто другое, разбивало всю ее оборону. Лора плакала, и Аманда плакала вместе с ней. Но факт, что она сделала все, что могла, успокаивал ее лучше всяких слов. Они стояли обнявшись, щека к щеке, пока не утихли рыдания. Семейные узы, которых Лора никогда не знала, были скреплены общими слезами. Придерживая Лору за талию, Аманда подвела ее к веселенькой полосатой кушетке. — Через некоторое время все пройдет, — пробормотала Аманда, вытащив из своего нагрудного кармана отороченный кружевом носовой платок и бесцеремонно вытирая ей глаза. —Не знаю, что на меня нашло! Лора вытерла слезы тыльной стороной запястья. Вообще-то я редко плачу, только когда окунаюсь в прошлое и вспоминаю! Теперь слушайте меня! — сказала Аманда. И из ее голоса исчезли мягкие нотки. — Вы были молоды и одиноки, и вам нечего, абсолютно нечего стыдиться. Однажды вы поймете, что для вас важнее всего, а сейчас достаточно знать, что вы больше не одиноки! Иногда я так сержусь, ну просто очень сержусь, что меня использовали как условность, козла отпущения или символ статуса. — Ее удивляло, что гнев успокаивал ее, и боль бесследно исчезала. — В такие моменты я знаю: чего бы мне это ни стоило, я никогда не вернусь к прежнему! Тогда продолжайте сердиться! Но... гнев для меня нечто личное. — Она посмотрела на колыбельку. — Когда я думаю о Майкле и знаю, что они попытаются его отнять... мне становится страшно. Но сейчас же они до вас не доберутся, правда? Лора оглянулась. Лицо Аманды было неподвижным, как у статуи, но глаза ее блестели. Вот именно такой воинственный вид бывает у Гейба, подумала Лора и почувствовала прилив любви к свекрови. Для Лоры было самым естественным в мире поступком взять ее за руку. —Нет, не доберутся! Они обе услышали, как на первом этаже открылась и закрылась дверь. Лора тотчас же принялась тереть руками лицо. Это, наверное, Гейб вернулся из галереи. Я не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии! Я спущусь и займу его. — Аманда взглянула на часы. — У вас есть планы на сегодня? Нет. Только... Отлично! Приводите себя в порядок и спускайтесь! Через десять минут Лора была в гостиной. Гейб с удрученным видом сидел со стаканом газировки в руке. Тогда все улажено! — Аманда удовлетворенно тряхнула головой. — А вот и Лора! Прекрасно! Вы готовы? Готова к чему? Я объяснила Гейбу, что мы отправляемся за покупками! Он в совершенном восторге от приема, который я запланировала на следующую неделю! Приема, который она только что начала планировать, спускаясь по лестнице. —Вернее, смирился, — поправил он, но вынужден был улыбнуться матери. Улыбка поблекла, когда он увидел Лору. Что случилось? Ничего. — Глупо было предполагать, что быстрое умывание и свежий макияж способны что-то скрыть от него. — Мы с твоей мамой переживаем за Майкла. Твоей жене необходима прогулка по городу! — Аманда встала и наклонилась поцеловать Гейба. — Я должна бы тебе попенять за то, что ты держишь ее взаперти, но я слишком тебя люблю! Я никогда... Никогда не выводил ее из дома! — закончила за него мать. — Значит, это должна сделать я. Берите вашу сумочку, дорогая. Мы обязательно найдем вам замечательное платье для приема! Гейб, полагаю, Лоре понадобятся твои кредитные карточки. Мои... А. — Чувствуя себя чахлым деревом на сильном ветру, он полез за бумажником. Эти сойдут. — Аманда взяла две из них и протянула их Лоре. — Готовы? Ну, я... да, — импульсивно ответила Лора. — Майкла я только что покормила и сменила ему пеленки. Так что тебе не о чем беспокоиться! Я справлюсь с ним, — ответил Гейб, далеко не уверенный в этом. Если бы Лора попросила, он бы сам с удовольствием пошел с ней за покупками. И, если честно признаться, он побаивался оставаться один с ребенком. Великолепно умея читать мысли сына, Аманда снова поцеловала его. —Веди себя хорошо, и мы, может быть, привезем тебе подарок! Гейб не сумел подавить улыбку. Ну, идите же скорее! — скомандовал он, поймал Лору и нежно поцеловал ее. К его удивлению, она ответила ему столь же горячим поцелуем. Не поддавайся на мамины уговоры приобрести что-нибудь с бантами, — пробормотал он. — Они тебе не идут. Найди что-нибудь, сочетающееся по цвету с твоими глазами! Если ты не отпустишь девочку, мы вообще ничего не купим, — сухо произнесла Аманда, в душе довольная и немного растроганная тем, что ее сын действительно любит свою жену. Никто не был виноват в том, что Майкл именно сегодня решил требовать повышенного внимания к себе. Гейб ходил, качал, менял пеленки, говорил ласковые слова, разве что не стоял на голове! Майкл же, со своей стороны, бурчал, смотрел во все глаза и жалобно пищал, когда его клали в колыбель. Он делал все, что угодно, только не спал! В конце концов Гейб распрощался с мыслью о том, чтобы посвятить оставшуюся часть дня работе, и не спускал Майкла с рук. Держа малыша на согнутой руке, он съел ножку цыпленка и просмотрел газету. Поскольку рядом не было никого, кто засмеял бы его, он обсуждал с Майклом текущую политику и количество забитых мячей в высшей лиге, а малыш гремел погремушкой и пускал слюнявые пузыри. Как только Гейб нашел вязаную шапочку, которую купила Лора, чтобы защитить малыша от весенних бризов, они с Майклом вышли прогуляться по саду. Гейб с удовольствием наблюдал, как порозовели щечки малыша, как он с тревогой и интересом озирается вокруг. А ведь у него глаза Лоры, тот же разрез, тот же цвет, но без теней, придававших грусть и своеобразное очарование, думал Гейб, хорошо изучивший глаза жены. Глазенки Майкла были ясными и безгрешными. Сначала Майкл похныкал, но, когда Гейб покачал его, решил покориться судьбе. Поправив одеяло, Гейб сел с ним, скрестив ноги, и потянулся. То там, то здесь мелькали раструбы белых и желтых нарциссов. Из земли проклевывались острые листочки экзотических ирисов. Робко расцветала сирень, источая свой неповторимый аромат. Впервые после личной трагедии Гейб ощутил душевный покой. В горах, зимой, он начал исцеляться. Но здесь, в разгар весны, к нему наконец пришло понимание, что жизнь действительно продолжается. Гейб продолжал покачивать розовощекого, ясноглазого малыша, а тот ритмично поднимал и опускал ручки. Крошечное личико уже округлялось, приобретая собственный вид и форму. Куда-то исчезла ужасающая хрупкость новорожденного. Он уже растет, констатировал Гейб. — Я люблю тебя, Майкл! Гейб заговорил с ним, как говорил с той, которая ушла, а малыш довольно раскачивался на его руках. Лора не предполагала уходить надолго, но несколько часов хаотического блуждания по магазинам навеяли воспоминания о том коротком периоде, когда она жила самостоятельно и стремилась познать жизнь. Поначалу она стеснялась пользоваться кредитными картами Гейба. Потом, под неусыпным оком Аманды, она стала более свободно распоряжаться ими. У Лоры было врожденное чутье на цвет и фасон, отшлифованное за время работы моделью, она не обращала внимания на экстравагантные вещи. Ее очень радовало, что Аманда реагирует на каждый ее выбор одобрительным кивком. Это шаг, говорила себе Лора, внося в холл пакеты и коробки. Может быть, этот шаг способна понять только женщина, но это определенно шаг. Она снова хозяйка своей жизни, хотя бы потому, что почувствовала желание приобрести красивую одежду, одежду, соответствующую ее вкусу и стилю. Поднимаясь по лестнице, она тихо напевала. Наверху она нашла их обоих: Гейба, распростертого на постели, и Майкла, уютно устроившегося в изгибе его руки. Гейб крепко спал. Майкл, в развернувшемся легком одеяльце, тряс погремушку, подвешенную к потолку. Она тихонько опустила на пол свою добычу и подошла к ним. Перед ней была чисто мужская сцена: мужчина, растянувшийся на постели, даже не сняв ботинки, рядом с ним на покрывале какой-то шпионский триллер, на старинной прикроватной тумбочке недопитый стакан с чем-то прохладительным, оставивший круглый след на полированной поверхности. Ребенок, словно понимая, что он является частью мира этого человека, спокойно лежал и предавался собственным размышлениям. Хотелось бы ей иметь хотя бы малую толику мастерства Гейба, чтобы запечатлеть любимых ею мужчин! Эта милая сцена никогда не изгладится из ее памяти. Некоторое время она сидела на краю постели и наблюдала за ними. Какая идиллия, подумала она, глядя на спящего мужа и деловитого сына. Ей хотелось убрать со лба Гейба белокурые пряди, провести рукой по грубо высеченным чертам его лица, но боялась потревожить его. Тогда исчезнет все очарование этого момента их жизни. Гейб был красив, может, несколько резкой, но по-настоящему мужской красотой, хотя не любил, когда ему об этом говорили. Сострадание в его душе было глубоко спрятано за внешним сарказмом и взрывным темпераментом. Глядя на него сейчас, когда он не подозревал об этом, она ясно поняла, почему влюбилась в него. Когда Майкл забеспокоился, она что-то пробормотала и склонилась над ним, чтобы взять его, не разбудив Гейба. Но Гейб тотчас же открыл глаза. —Прости! Я не хотела будить тебя! Гейб промолчал. Все еще во власти сна, главным действующим лицом которого была Лора, он положил руку на ее затылок и прижал губы к ее губам. В этом жесте была нежность, предложение, обещание. Это было обещание, которого она ждала так давно, обещание, которому она поверила. Майкл, ощутив присутствие матери, решил, что пора поесть. Расстроенная, что идиллия прервалась так быстро, Лора отступила. Когда Майкл стал искать ее грудь, она расстегнула две пуговки и предоставила ему свободу действий. Он вымотал тебя? Мы сделали небольшой перерыв. — Гейб не переставал восхищаться тем, как она хороша, когда кормит младенца. Он уже запечатлел в мозгу этот момент, но только для себя. Я не мог себе представить, сколько требуется сил, чтобы справиться с таким малышом! То ли еще будет! В магазине я видела женщину с ребенком, только начинающим ходить. Она только и делала, что бегала за ним! Твоя мама говорит, что обычно валилась с ног от усталости каждый день, когда ты, наконец, выбившись из сил, засыпал. Ложь! — Гейб подоткнул под спину пару подушек и устроился поудобнее. — Я был образцово-показательным ребенком! А какой же ребенок изрисовал цветными карандашами все шелковые обои? Так я самовыражался! Я же был вундеркиндом! Не сомневаюсь! Он поднял бровь, но взгляд его упал на пакеты. —Я хотел поинтересоваться, хорошо ли вы с мамой провели время, но ответ очевиден! Она поймала себя на том, что готова извиниться. Нет, с этим пора покончить, решила Лора. Я купила замечательные туфли, примерила их и новое платье, посмотрела в зеркало и увидела, наконец, свою талию! Полагаю, для женщины, недавно родившей ребенка, это было испытанием! Глядя на Майкла, она всем сердцем желала, чтобы он во всех отношениях стал сыном Гейба. И все же я рада, что больше не похожа на авианосец! Скорее на дирижабль! Он вдруг ощутил желание провести пальцем выше того места, где сосал малыш. Это не было ни сексуально, ни романтично, а скорее удивительно. Сдержавшись, он засунул руки за голову. —Там на кухне я сложил на сковородку какие-то остатки. Ума не приложу, съедобно ли это. Снова стремление объясниться. Набравшись решимости, Лора просто улыбнулась. Я настолько проголодалась, что смогу съесть почти несъедобное! Хорошо. — На этот раз он действительно наклонился вперед, но лишь для того, чтобы провести пальцем по головке Майкла. — Спускайся, когда он наестся. Опыт сегодняшнего дня подсказывает мне, что он выключится, как светильник, как только наполнит животик! — Он быстренько поест. Тебе не придется долго ждать. — Она дождалась, пока уйдет Гейб, закрыла глаза, надеясь, что у нее хватит мужества выполнить свои планы, касающиеся оставшейся части вечера. Как долго она не была просто женщиной. Лора стояла в ванной перед зеркальной стеной, затуманенной паром. Она выглядела обворожительно в светло-голубой, почти белой ночной рубашке. Лора выбрала ее, потому что она напоминала снег в горах Колорадо. Тоненькие бретельки, кружевной лиф, струящаяся тонкая, мягкая материя. Лора неуверенно провела по ней рукой. Поднять волосы или оставить их распущенными? Да так ли уж это важно? А каково быть женой Гейба... по-настоящему быть его женой? Она приложила руку к животу, ожидая, пока успокоятся нервы. Воспоминания грозились прорваться наружу, и она отчаянно боролась с ними. Сегодня она последует совету Аманды: будет думать не о том, что есть, а о том, что может быть. Она любит Гейба, но не знает, как сказать ему об этом. Ведь слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Хуже того, она боится, что он воспримет ее любовь с тем же смущением и пренебрежением, что и ее благодарность. Но сегодня... сегодня она надеялась, что ей удастся открыть ему глаза. Когда она открыла дверь в соседнюю комнату, Гейб снимал рубашку. На мгновение свет за ее спиной пробежал по ее волосам и по тонкой ткани рубашки. Все движение остановилось, словно только что поднялся занавес и началась пьеса. Он почувствовал, как по всему его телу разливается тепло, а внутри все сжимается. Лора выключила свет в ванной. Он снял рубашку. Я проверил Майкла. — Гейб удивился, что вообще может говорить, но голос его звучал вполне нормально. — Он спит. Я решил часок-другой поработать. А! — Лора сдержалась и сцепила руки. Она же взрослая женщина! А взрослая женщина должна уметь соблазнить мужа. — Я понимаю, сегодня ты потерял много времени, пока меня не было дома. Я с удовольствием повозился с ним. — Она была такой тоненькой, такой красивой и хрупкой с ее молочно-белой кожей в голубовато-белой рубашке. Снова ангел, с копной белокурых локонов вместо нимба. Ты замечательный отец, Гейб! — Дрожа, она шагнула навстречу ему. С Майклом это легко. Могла ли она предположить, что просто пересечь комнату будет так сложно? А мужем быть трудно? Нет. — Он поднес тыльную сторону ладони к ее щеке. Ее глаза были на несколько тонов ярче цвета шелковой рубашки. Гейб отступил, удивившись нервному напряжению, охватившему его. Ты, наверное, устал? Она подавила вздох и отвернулась. Очевидно, я не умею обольщать мужчин! Ты собралась обольстить меня? — удивленно спросил Гейб, безуспешно стараясь хоть как-то расслабить напряженные мускулы. Отчаянно! — Открыв ящик, она вынула листок бумаги. — Вот заключение моего доктора. В нем говорится, что я нормальная здоровая женщина. Хочешь прочесть? На этот раз он скривил губы. Ты предусмотрела и это? Ты же говорил, что хочешь меня? — Она смяла бумажку в руках. — Я думала, ты ждал заключения врача. Гейб схватил ее руки прежде, чем Лора успела отойти. Глаза ее были сухими, но он с первого взгляда заметил в них сломленную гордость. Груз, который постоянно давил на него, казалось, стал еще тяжелее. Чувство, возникшее между ними, было еще так призрачно. Если он овладеет ею, оно может полностью исчезнуть. Она робко положила руку ему на грудь и почувствовала, как напряглись его мускулы. —Сейчас у тебя нет никаких причин сдерживаться! Он поднял руки к ее плечам и провел пальцами по тонким бретелькам ее рубашки. Если это будет ошибкой, то ему ничего не остается, как совершить ее. —Физически больше никаких. Когда я отнесу тебя в постель, там не будет никого, кроме нас двоих. Никаких призраков! Никаких воспоминаний! — Когда она опустила взгляд, он притянул ее ближе, вынуждая снова посмотреть на него. — Ты не будешь думать ни о ком, кроме меня! Звучало это угрозой или обещанием, но Гейб прижался губами к губам Лоры. Ее руки затрепетали, а затем оказались зажатыми между их телами. Их губы только соприкоснулись, но ее кровь уже забурлила. Все ее тело охватило жаром задолго до того, как он провел по нему рукой, задолго до того, как раздвинулись ее губы. Ее руки были зажаты, но она не чувствовала себя беззащитной. Его губы не были нежными, но она не боялась. По мере того как поцелуй становился все более глубоким, а страсть все сильнее овладевала ими, она не думала ни о ком, кроме него. Его язык проник в ее рот, жаждая ощутить аромат, такой же спелый и свежий, как и в первый раз. Назад дороги не было, она находилась в его крепких объятиях. Он слышал прерывистое дыхание и ровное тиканье маятника часов в коридоре. Кругом царили темнота, тишина, и они были одни. Сегодня она, наконец, станет его настоящей женой! Лора прижалась к его обнаженной груди, и он все более возбуждался, чувствуя биение ее сердца. Гейб гладил ее, чувствуя шелковистость кожи, скользкую ткань рубашки, ощущая каждый трепет и каждый вздох, возбуждаемый его прикосновением. Одолеваемый жаждой, он чуть сжал зубами ее губу, а руки его двигались ниже. Страсть била ключом из обоих, сливаясь во внезапную ярость, от которой перехватывало дыхание. Гейб почувствовал, как ее тело доверчиво прогибается, прижавшись к его телу. На смену желанию пришла болезненно-сладкая нежность. Ее руки были свободны. Она несколько неуверенно обняла его, и смятая бумажка, зажатая в ее руке, упала на пол. Ее кости, казалось, постепенно размягчались так, что она боялась выскользнуть из его рук. Ее сознание затуманилось от удовольствия гораздо большего, чем она могла себе представить. Она гладила его спину, чувствуя его мускулы, его силу. Удивительно, что в таком сильном человеке скрывалось столько нежности! Его губы касались ее губ, пробуя, почти дразня, приглашая ее задать тон, а может быть, бросая ей вызов. Голод охватил все ее существо, пока она не оказалась плотно прижатой к нему. Ее рот искал, алчно, нетерпеливо. Гейб сгреб ее в свои объятия. Когда он опустил ее на постель, при тусклом свете в спальне она видела только его глаза, эти ясные зеленые глаза, потемневшие от желания. Она ожидала натиска, неистовой жадности и стремления к удовольствию. Право, она не станет из-за этого относиться к нему хуже и ее любовь не уменьшится! Его напряженное тело прижималось к ее телу. Обняв его, она приготовилась дать ему то, чего он желал. Но Гейб не спешил. Он хотел не только брать, но и давать. Когда он осыпал поцелуями ее шею, задерживаясь, пощипывая, она тоже чувствовала напряжение. Она лишь шептала его имя, пока он продолжал медленно двигаться дразнящими кругами по ее плечам, по изгибу груди и снова вверх. Она инстинктивно повернула голову, ища его рот, его подбородок, его висок, а ее тело от удовольствия бросало то в жар, то в холод. Гейб понимал: с ней нужно обращаться осторожно. После первого же прикосновения его охватил ужас. Она уже знала другого мужчину, у нее от него ребенок, но он знал степень ее невинности. Он изучал ее, когда писал портрет. Он чувствовал эту невинность всякий раз, когда притягивал Лору к себе. Если он овладеет ею, то взамен должен подарить красоту. Она так... так чутко реагировала. Ее тело, казалось, отступало и плыло от прикосновения его рук. Где бы он ни касался, ее кожа теплела. И все же, хотя она и давала, и предлагала, в ней ощущалась какая-то робость, чуть заметное колебание. А ему хотелось овладеть чем-то большим. Медленно, легкими, как шепот, движениями он спустил с нее рубашку, покрывая поцелуями места, только что скрытые кружевом. Когда она застонала, у него закипела кровь. Он не знал, что в одном только легком стоне может содержаться столько намека. Легкими, жадными поцелуями он делал ее кожу более чувствительной, пока она не начала дрожать. При свете лампы она выглядела удивительно изящной, кожа напоминала мрамор, волосы серебрились. Глаза были полны желания и неуверенности. Поскольку он уже однажды воспользовался своим искусством, своей проницательностью, чтобы запечатлеть ее эмоции на полотне, теперь он умело даст им выход. Лора никогда не предполагала, что между мужчиной и женщиной может быть такое влечение. Даже сквозь облака удовольствия и медленно, но верно усиливающегося желания она чувствовала его нетерпение. Никогда ее еще так не тянуло прикасаться к мужчине. Она открывала его для себя, дотрагиваясь до него кончиками пальцев, ладонями, губами и языком. У нее возникло сильное желание просто удержать его, крепко обнять и удержать. Вдруг Гейб без предупреждения поднял ее, заставив прогнуться и вздохнуть от удивления и неописуемого восторга. В ее голове и теле не осталось ничего, кроме томления. Сначала она пришла в ужас оттого, что совершенно не владеет собой. Его имя сорвалось у нее с языка, чувства достигли кульминации и такой силы, что она не могла ни двигаться, ни видеть. Пожалуйста, я не могу... я никогда... Я знаю. — С каким-то странным смирением Гейб прикоснулся губами к ее губам. Он хотел дать и не ожидал, что, давая, он столько же получит в ответ. Ты лишь расслабься. Спешить нам некуда. Но ты не... Он засмеялся, касаясь ее шеи. —Собираюсь! Время у нас есть. Я хочу прикасаться к тебе, — пробормотал он, снова начав медленное обольстителе путешествие. Это было невозможно. Лора бы сказала, что ее тело не в состоянии отвечать на такое мягкое, такое легкое прикосновение. И все же через считанные мгновения она снова дрожала, и снова все тело прониклось болью и желанием. Его язык скользил по ее животу, изгибам бедер, пока она не начала извиваться, став жертвой собственного желания и неземного наслаждения, которое получала словно бы в награду. Но, как ни трудно в это поверить: крепкие руки поднимали ее снова и снова. На этот раз, когда она раскрыла рот от удивления и пыталась, запинаясь, что-то произнести он скользнул в нее. Ее стон слился с его стоном. Они двигались одновременно, одно влажное тело прижималось к другому. Никогда ещё Лора не чувствовала себя такой сильной такой полностью свободной, как сейчас, наитеснейшим образом соединенная с Гейбом. Она была всем, чего он когда-либо хотел всем, о чем он когда-либо мечтал. Сейчас это и впрямь напоминало мечту, удовольствие так и било в нем через край. Прижавшись лицом к ее шее, он чувствовал ее почти провокационный аромат, смешанный с терпким, земным запахом страсти. До гробовой доски он будет помнить это головокружительное сочетание. Ее частое, неистовое дыхание раздавалось в его ухе. Ее тело было так же быстро неистово под его телом. Он чувствовал ее ногти неосторожно впившиеся в его спину. Затем он уже не помнил ничего и дал себе полную свободу. |
||
|