Глава 6

Гвардейцы непременно вернутся. Они не добились желаемого и обязательно вернутся.

— Пусть только придут, — ответил Террз. — Мы будем готовы их как следует встретить.

Мать с сыном стояли рядом у входа в Блистание Мвжири. Перед ними была арка главного выхода на Поверхность, и через отверстие они видели тонкий серп нарождающейся луны. Прохладный свежий ночной ветерок доносил в пещеру запах земли и молодой зелени. Верран жадно вдыхала эти ароматы.

— Выйди со мной наружу на несколько минут, — уговаривала она, невольно употребляя единицу времени, почти незнакомую ее сыну. — Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.

— Мы не можем воспользоваться Блистанием Мвжири — ответил ей Террз, довольный, что у него есть предлог отказаться от экскурсии на Поверхность. — Теперь этот выход предназначен лишь для того, чтобы стать ловушкой для наших врагов.

Он говорил с видимым удовольствием, и Верран подавила вздох. Последние несколько малых венов вардрулы работали у Блистания Мвжири, и сейчас прямо перед входом зияла широченная и глубоченная яма, не менее двенадцати футов диаметром. Земляные работы были завершены, и отряд вардрулов под предводительством Фтриллжнра Рдсдра доводил проект до совершенства. Несколько остро заточенных сталактитов были вертикально установлены на дне ямы. Фтриллжнр Рдсдр и его соплеменники покрывали кинжальной остроты пики густой, почти желеобразной массой. Верран заметила, что вардрулы избегают прикасаться к этому желе. Объяснение было печально очевидно, но ей хотелось подтверждения.

— Яд? — спросила она с отвращением.

— Да. Концентрированная вытяжка из гриба под названием «лучистая погибель». Любой посторонний, который упадет в эту яму, наткнется на сталактиты. Если его не прикончат острые наконечники, то дело довершит яд. Человека мгновенно разобьет паралич, мозг затуманится и начнется бред, а затем — смерть. Я бы предпочел быть проткнутым, — закончил Террз бесстрастно.

— Ты предложил эту затею вардрулам?

Она знала ответ и на этот вопрос.

— Да, и они с готовностью приняли ее. Я был приятно удивлен.

Верран уловила вызов в голосе сына.

— Ты, конечно, думаешь, что я стану тебя разубеждать? — спросила она. — Ждешь диспута о морали? Что-нибудь трогательное относительно достоинств мира, согласия и всепрощения?

— И примирения, мама. — Губы Террза дрогнули — он подавил улыбку. — Не забудь о примирении.

— Тебе отлично известно, что я не терплю кровопролития. Но я сознаю, что бывают времена, когда оно неизбежно и оправдано. Если ты защищаешь свою жизнь и свой дом, насильственных мер не избежать. Но что касается этой ядовитой ловушки… — Верран указала на яму, — мне грустно видеть это. Но я не ставлю под вопрос ее необходимость — только эффективность.

— У тебя есть предложения, мама? — Террз явно был приятно удивлен, найдя в ней неожиданного союзника. — Фтриллжнры и Лбавбщи готовы помочь, но они лишь исполняют то, что я им велю. У них нет никаких идей.

— Думаю, это переменится. А твоя ловушка возымеет действие лишь в первый момент. Она не поможет сдержать лавину гвардейцев, потому что слишком мала для большого подразделения и слишком заметна.

— Естественно. Но она не будет так видна, когда мы ее закончим. Я использую Познание, чтобы скрыть ее.

— Познание? Ты уже так в нем преуспел? Новость была не из слишком приятных.

— Очень скоро сама увидишь.

— Если ты так могуществен, почему бы тебе просто не замаскировать выходы из пещер? Скрыть их так, чтобы гвардейцы не смогли прийти сюда снова?

Темные глаза Террза засверкали.

— Пока мне это не под силу. Мне не удается надолго сохранять иллюзию. Входы должны быть завалены хворостом, мхом, камнями, а некоторые из них — замурованы. Но вот в чем может помочь мне Премудрость: скрыть те ловушки, которые мы соорудили у Блистания Мвжири и Выхода Жнриффа, а также у Врат Фжнруу, или, по-лантийски, — Врат летучих мышей. Это те выходы, которые людям легче всего обнаружить, и мы должны их защитить.

— Но этого недостаточно, — покачала головой Верран, — чтобы остановить опытных гвардейцев.

— Но это затруднит им проход, запутает их и деморализует, — ответил Террз. — Они лишатся способности здраво рассуждать и утратят уверенность. К тому же эти ловушки будут лишь первыми из многих препятствий у них на пути. Я запланировал целую серию западней, чтобы защитить наши пещеры. В этом мне помогли записи архипатриарха Террза Фал-Грижни. Постепенно мы их все соорудим. Более того, я собираюсь обучить всех Змадрков и членов других кланов обороняться, даже убивать, если понадобится.

— Ты их этому научишь? А кто научит тебя, Террз? Что тебе известно об оружии, ведении войны, способах убийства?

— Очень мало. Только то, что подсказывает мне здравый смысл. Но я знаю достаточно, чтобы воспользоваться нашими преимуществами — то есть нашими превосходящими силами и знанием пещер. Да, вардрулам не хватает агрессивности и злости, но это мы восполним хитростью и умением действовать бесшумно. Уверен, нам придется полагаться на эти качества только до того времени, когда мое Познание станет достаточным, чтобы охранять нас от нападения люден. А я думаю, что это время не так уж и далеко.

— Что касается Познания — тут мне трудно судить. Возможно, ты и прав. Но пока ты рассуждаешь как генерал или что-то в этом роде. Террз, тебе всего семнадцать лет, то есть двадцать пять больших венов. Это зрелый возраст для вардрула, но не для человека.

— Ты смотришь на меня, как на ребенка, мама?

Верран помолчала. Вот он стоит перед ней: высокий, целеустремленный, обладающий железной волей. Ничего даже отдаленно напоминающего ребенка в нем нет. Вероятно, так же выглядел в этом возрасте и его отец.

— Нет, не как на ребенка, — призналась она тихо. — Но тебе не хватает жизненного опыта. Более того, ты не вардрул. Откуда же у тебя такая уверенность, что они последуют совету молодого человека?

— Но они уже ему следуют. Ты сейчас сама это видишь, они по моему указанию роют эту яму, по моему предложению устанавливают сталактиты.

Я выявил в себе все, что присуще человеку, — жестокость, хитрость, жажду насилия — и решил все эти отвратительные, но в данный момент полезные качества поставить на службу своим вардрульским сородичам. Странно, не правда ли, что человеческое варварство, которое так презираю, я ставлю на службу тому, что ценю превыше всего?

Нет, он совсем не дитя, к сожалению, подумала Верран. Это все из-за неестественной жизни, которую ему пришлось вести. А еще — наследственность. Вслух же она сказала:

— Внутреннего «варварства», как ты это называешь, недостаточно, Террз. Тебя никогда не учили драться — это факт. Ты не умеешь обращаться с мечом или каким-нибудь другим оружием, и здесь нет никого, кто мог бы тебя научить. Герцогские гвардейцы, наоборот, отлично обученные профессиональные воины, дисциплинированные и опытные. Опасно полагаться на одну лишь интуицию в борьбе с ними…

— Я надеялся использовать против них их собственный опыт.

— Каким это образом?

— Гвардейцы привыкли сражаться на Поверхности. Их знания, ожидания, ответные действия основываются на опыте борьбы на земле. Они понятия не имеют о наших пещерах. Наш мир совсем иной, так что их тактика борьбы наверху может оказаться совершенно бесполезной здесь. Мы сыграем на незнании гвардейцами этих бесконечных туннелей, заманим в опасные места и запутаем. И когда они заблудятся и испугаются, тут-то мы их и уничтожим.

— Возможно, но я бы на твоем месте не слишком на это полагалась. Гвардейцы могут оказаться не такими безнадежными дурнями, как бы тебе хотелось.

— Тогда что же ты советуешь, мама? Мы должны спрятаться, когда они придут? Должны жить в постоянном страхе? Или, быть может, совсем покинуть свои жилища? А то и вовсе дать им всех нас перебить? Который из этих вариантов ты считаешь подходящим?

— Ни один, как тебе прекрасно известно. Но возможен иной путь, о нем я и хотела с тобой поговорить. Послушай меня, Террз, — настаивала Верран тоном более властным, чем тот, которым она позволяла себе говорить с сыном в последнее время. — Эти гвардейцы приходили сюда за мной и тобой. Другой причины появляться здесь у них не было. Я не знаю почему, после стольких лет, они наконец вспомнили о сыне Террза Фал-Грижни. Не представляю, как они выяснили, что мы здесь. Но я уверена, что все эти зверски убитые вардрулы погибли из-за нас. — Она увидела, как начало меняться его лицо, но заставила себя продолжить: — Это так. И ты это знаешь. Ты также знаешь, что много твоих новых сородичей и друзей погибнет, когда сюда снова придут гвардейцы — и снова причиной явимся мы. Наше присутствие несет нашим благодетелям смерть. Они, скорее всего, это уже осознали, но у них не хватает беспощадности, чтобы изгнать нас. Потому мы обязаны покончить с этим.

— Итак, ты хочешь бежать из пещер, мама?

— К сожалению, этого будет недостаточно: гвардейцы не узнают, что нас здесь нет. Они снова явятся сюда по наши с тобой души, и вардрулы опять пострадают. Солдат и их хозяина следует убедить, что возвращаться в пещеры не стоит, и я знаю, как это сделать. Я иду сдаваться.

Впервые в жизни Террз лишился своего привычного бесстрастия. Он уставился на нее с неподдельным удивлением, потрясенный и встревоженный. Впервые за все эти долгие вены он на миг почувствовал себя ребенком. Некоторое время он не мог сказать ни слова, а когда обрел дар речи, голос его был сиплым от огорчения.

— Даже не думай, мама! Эти люди дикари. Они тебя убьют.

— Не обязательно, — ответила она твердо. — У них не будет никакого основания убивать меня. Скорее они отвезут меня в Ланти-Юм, где я смогу заручиться помощью родственников. Веррасы всегда имели влияние. Вполне вероятно, со мной не будут дурно обращаться.

Ей казалось, что она говорит убедительно. Но Террз не поддавался.

— Ты же знаешь, что это не так, мама. Они уже раз попытались тебя убить, и ты бы погибла вместе со Змадрками, если б не Нид.

— Ну, это было в разгар битвы. Если я сейчас вернусь в Ланти-Юм и предстану перед герцогом в его дворце на виду у придворных — все будет по другому. Перед лицом многочисленных свидетелей герцог вряд ли решится приказать убить меня, опасаясь всеобщего осуждения.

— Не решится? Но он не поколебался, когда речь шла о Непревзойденном Грижни, — напомнил ей Террз. — Он по меньшей мере потребует твоего ареста.

— Ну, это я переживу.

— А затем последует приказ о твоей смерти. Нет, мама, даже не думай об этом. Твоя жертва не принесет никакой пользы. Если ты действительно намерена помочь вардрулам, твой план не удастся. Что толку тебе сдаваться, если наши враги будут знать, что я все еще жив и нахожусь в глубине пещер? Тебя уничтожат, а солдаты придут снова, но уже за мной.

— Не придут, если узнают, что ты мертв, — быстро нашлась Верран. — Помнишь, как за нами шли те четверо гвардейцев? Я скажу, что они нас догнали и убили тебя.

— Герцог тебе не поверит.

— Я буду изображать горе, рыдать, скорбеть, Даже притворюсь безумной. Я смогу сыграть это великолепно, — заверила его Верран. — Герцог поверит мне, ведь я буду убеждать его в том, чему он очень хочет верить. И тогда они оставят в покое тебя и вардрулов.

Явно неудовлетворенный Террз изучающе посмотрел на нее, быстро просчитал все в мозгу и ответил:

— Я не позволю тебе это сделать одной, мама. Если ты настаиваешь на возвращении в Ланти-Юм я пойду с тобой.

— Этого-то я как раз совсем не хочу.

— Тем не менее я это сделаю. И ты меня не удержишь. Это ведь справедливо.

Верран смолчала. Террз отлично подловил ее. Она это поняла, и на миг у нее возникла мысль о том, что он блефует. Только он не блефовал: сказал, что сделает это, — и сделает. Пожертвовав двумя человеческими жизнями, можно спасти десятки, возможно, сотни невинных вардрулов. Цена, казалось бы, совсем невелика. Но одной из этих жизней должна была стать жизнь ее сына — ее единственного ребенка, единственного наследника лорда Фал-Грижни, а этого она не вынесет. Даже во имя всех вардрулов на свете. Было эгоистично и несправедливо ставить благополучие сына над судьбой целой расы мягких, умных существ, но Верран ничего не могла с этим поделать. И Террз прекрасно это знал. Он был достаточно умен, чтобы точно просчитать ее чувства, и достаточно беспощаден, чтобы сыграть на ее материнской любви. У Верран зачесалась рука от желания дать ему пощечину. Когда она заговорила, ее голос был исполнен ярости и отчаяния.

— Это глупо! Это бессмысленно! Зачем жертвовать двумя жизнями, когда одной герцогу Ланти-Юма вполне достаточно?

— Ты права, мама. Я один отправлюсь в Ланти-Юм, — заявил Террз.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Ты эгоистичен и ребячлив, Террз! Если бы ты всерьез обеспокоился судьбой своих друзей вардрулов, ты принял бы мое предложение и спас жизнь всем. Но тебе безразлично, что лучше для них, несмотря на все твои разглагольствования. Нет, тебе не нужен мир. То, что ты действительно хочешь, — это поиграть со своими ловушками и западнями, со своим самодельным оружием и доморощенной стратегией. То, что ты действительно хочешь, — это сражаться, доказать, какой ты великий полководец и блестящий стратег. Это все твоя гордыня, и ничего больше. И если вардрулы, — да и солдаты-люди, между прочим, — будут умирать сотнями, какая тебе разница? Ведь эта бойня подтвердит славу Террза Фал-Грижни, мальчика-генерала, а значит, они умерли не напрасно!

Террз смотрел на нее сверху вниз безо всякого выражения.

— Если ты и вправду намерена вернуться в Ланти-Юм, никто тебя не остановит. Но если пойдешь ты, и я пойду с тобой. Делай выбор, мама. — Она горестно молчала, и он продолжил: — Я не так забочусь о себе, как тебе кажется, и не ищу славы.

— Будь честен.

В его глазах на миг мелькнула неуверенность и тут же исчезла.

— Ты ошибаешься на мой счет и неверно судишь о путях мирного исхода. Ты полагаешь, что твой акт самопожертвования успокоит герцога и спасет вардрулов. На какое-то, очень краткое, время это сработает, но в конце концов принесет больше вреда чем пользы. Люди вторгаются в наши пещеры в поисках робких слабаков, а посему они и далее будут приходить, чтобы убивать и грабить. Им все равно что ты им можешь дать, — свою жизнь, мою жизнь. Это не важно. Им захочется большего, и они станут приходить снова и снова, ибо для сильного необоримо желание жить за счет слабого.

— Что ты знаешь о человеческой природе, если ни разу не выглядывал за пределы этих гадких пещер?

— Есть всего один путь к спасению, — продолжил Террз, как бы ее не слыша. — Доказать людям, что у нас есть сила и воля защитить себя. Когда они научатся уважать нас, только тогда оставят в покое, и наступит мир. Это единственная реальная надежда.

— Ты не знаешь…

Разговор прервался, потому что из ямы-ловушки появились вардрулы. Они поднимались по веревочной лестнице, прикрепленной к сталагмиту. Фтриллжнр Рдсдр и его отряд выстроились перед Террзом, чтобы доложить о завершении работы: заостренные каменные пики установлены на место, каждая из них намазана ядом. Итак, дело теперь стало лишь за использованием Познания, чтобы сделать все это невидимым.

Они обращаются с Террзом, как с патриархом, подумала Верран. Нет, хуже того: как будто они солдаты, а он их командир. Это можно понять, потому что Террз крепче их и физически и духовно. Они признают за ним главенство, такой лидер им сейчас, как никогда, нужен. Ни один вардрулов ум не додумался бы до этой чуть ли не звериной ловушки, которую они соорудили. Здесь потребовался человеческий мозг. Интересно, справится ли Террз с магической маскировкой?

Казалось, у нее сейчас будет возможность это проверить. Террз шагнул к краю ямы. Из кармана своего одеяния он извлек два бесцветных кристалла, которые взял в саду Змадрка Ридсвилща, и положил их на раскрытую ладонь. Наклонив голову и закрыв глаза, он заговорил тихо и длинно. Наконец кристаллы начали светиться, и Верран ощутила знакомое неприятное волнение. Воздух вокруг нее зарядился непонятной энергией, которая запомнилась ей с прошлого раза. Сначала ничего не произошло, и ее волнение почти улеглось. Потом земля перед ней начала изменяться. Сначала настолько незаметно, что она усомнилась в правильности собственного восприятия: резкие очертания краев котлована заколебались и стали мягче. Вер-ран невольно потерла глаза, но нет, ошибки не было: каменный край поплыл, дрожа и колеблясь, как будто гранит превратился в желе. Потом яма тала уменьшаться, — круглое отверстие стягивалось, как горловина мешка, в которую продет шпагат. Неумолимо становилось все меньше, пока превратилось в темную точку. Вот и она исчезла. В качестве напоминания о центральном отверстии осталась кучка пыли на каменной плите, которая казалась незыблемой. Кристаллы потемнели. Познание завершило свое чудо, и Верран услышала усталый вздох сына. Плечи Террза поникли лицо побледнело больше обычного.

Наблюдавшие за этим вардрулы загудели в тихом изумлении, и плоть их потускнела. Они смотрели на ставший целым пол у выхода, затем на юного ученого и снова на пол. Глаза их были полны каких-то необъяснимых чувств, но Верран показалось, что она уловила в них смятение и даже чуточку страха. Наконец один из сородичей Фтриллжнра Рдсдра поднял камешек и бросил его. Камешек пролетел в воздухе, упал и исчез, как бы поглощенный землей. Через мгновение послышался легкий шум — камень приземлился среди сталактитов на дне ямы. Бормотание вардрулов стало громче. Рдсдр опустился на колени у края затянувшегося отверстия и положил ладонь плашмя на землю. Рука, не встретив сопротивления, прошла сквозь камень. Хиир вардрула вспыхнул. С испуганным возгласом он отдернул руку и обнаружил, к своей радости, что она цела и невредима. Приободренный, он повторил эксперимент, на этот раз, просунув руку глубже, чтобы понаблюдать, как она до самого плеча исчезает под землей. Несколько юных вардрулов швырнули камни. Их исчезновение было встречено взволнованными возгласами, вырвавшимися из десятков светящихся глоток.

— Ну вот. Тебе это удалось. — Гнев Верран остыл. Она отметила крайнюю усталость сына. — Как ты себя чувствуешь?

— Ничего. Просто нужно отдохнуть, — ответил он — но пока нельзя. Столько еще неотложных дел. Следующее, что я должен, изучить, это Камнепад Грижни. Это не просто иллюзия, а потому куда труднее. И еще мне предстоит создать оружие для своих сородичей. А также научить больших рыжих летучих мышей нападать на чужаков…

Поток слов прорвался, как гной из вскрытого фурункула.

— Спокойнее, Террз. Не все сразу, — посоветовала Верран. — Ты измучен.

— Мне нужно все это сейчас обдумать. Кто знает, когда солдаты вздумают вернуться? Мы должны быть готовы. Прежде всего мне следует замаскировать ловушки, построенные у Выхода Жнриффа и Врат Фжнруу. Этим я займусь немедленно.

— Ты не поможешь вардрулам, если угробишь здоровье, изнурив себя. Даже твоему отцу иногда приходилось отдыхать.

Террз не успел ответить — из бокового туннеля появилась Змадрк Четырнадцатая. Все обернулись к ней, потому что она выглядела необычно — то вспыхивала, то гасла, как сигнальный фонарь, ее хиир колебался от самого сильного до самого слабого свечения. Последовательность вспышек беспрестанно повторялась. Огромные глаза вардрулки были широко открыты, но бессмысленны, а окологлазные мышцы неподвижны. Четырнадцатая казалась оглушенной, несознающей ничего вокруг. Она невидящим взором окинула присутствующих.

— Что с ней? — прошептала Верран. — Она заболела?

— Заболела от горя, — сказал Террз с неожиданным чувством. — Три четверти ее сородичей были зверски убиты гвардейцами, и она никак не может разорвать свою связь с ними. Поэтому, в ущерб собственной гармонии, все время находится в состоянии единения с Предками. Столь длительный контакт с мертвыми повергает в состояние глубокого затмения разума. Она бродит по коридору в полном одиночестве, зажатая между прошлым и будущим и не принадлежащая ни тому, ни другому.

— Бедняжка! — Верран протянула к Четырнадцатой руку, но та прошла мимо, как незрячая. Вардрулы угасали, глядя, как она проходит мимо. — Ты не в состоянии ей помочь, Террз? Нужно же что-то сделать.

— Нет. Она сама должна выбрать между живущими и покойными. Если она предпочтет вечное единение с Предками — это ее право.

Верран в ужасе посмотрела на него:

— Она же еще ребенок! Не хочешь же ты сказать, что она и вправду?..

Донесшиеся с разных сторон встревоженные возгласы прервали ее. Четырнадцатая, не слыша ничьих предупреждений, подошла к самому краю невидимой ямы. Позабыв свои слова о вечном единении с Предками своей Будущности, Террз стремительно подскочил к ней и мягко отвел от края. Его прикосновение вернуло Четырнадцатую к действительности. Она осознанно взглянула на окружающих.

— Что за дисгармония?

— Здесь опасно, — ответил Террз. — Ловушка, гибельная для людей, но и для вардрулов тоже.

— Где? — озадаченно спросила Четырнадцатая.

— Прямо возле Блистания Мвжири, скрытая от глаз с помощью искусства патриарха Грижни, — объяснил Террз.

Она затрепетала щупальцами в знак послушания, но не подала признаков истинного понимания. Ее обычная живость и быстрота реакции были полностью подавлены.

— По-моему, она тебя не понимает, Террз, — заметила леди Верран, — а замаскированная яма представляет опасность для всех. Нужно что-то сделать.

— Будет сделано, мама, — заверил он ее. — Мы соорудим барьеры с этой стороны коридора. Ни один вардрул не пострадает. Только те, кого пошлют убить нас, умрут здесь.

В сумерках одинокая человеческая фигура бродила по холмам Назара-Сина. Риллиф Хар-Феннахар устал, был голоден и расстроен. За три дня верхом и пешком одолев унылую Гравулову пустошь он ожидал, что с легкостью найдет вход в знаменитые пещеры. Было известно, что вардрулы скрывают все входы, кроме самых больших, но у Феннахара была отличная дядина карта, а на ней точно обозначены по меньшей мере шесть из них. Феннахару, однако, не удалось найти ни одного. Вернее, один он обнаружил, но тот, как он понял, совсем недавно наглухо замуровали. Потребовалось бы несколько дней работать ломом или устроить мощный взрыв, чтобы снести это препятствие. Остальных входов было не найти, так как отсутствовали какие-либо вехи. Холмы Назара-Сина были голы, однообразны, бесконечны, похожи. Карта Джинзина Фарни приводила всякого рода аномалии в качестве примет — в основном скальные образования. Но эти указатели были или видоизменены, или вовсе отсутствовали. Феннахару попались груды камней, чьи острые края говорили о многом: маскировка указателей была недавней и целенаправленной. Вардрулы отреагировали на недавнее нападение людей просто и эффективно. Карта стала бесполезной. Феннахар весь день лазал по холмам, искал до тех пор, пока не стер ноги и не натрудил спину, таская необходимый в дороге груз. Наконец он остановился отдохнуть и осмотреться в этой неприветливой местности. Близилась ночь. Солнце уже скрылось за ближайшими холмами, и подул холодный ночной ветер. Какой смысл продолжать поиски в темноте? Разумнее остановиться и при скудном свете угасающего дня собрать валежник для костра. Утром он возобновит поиски, возможно перебравшись на восточную оконечность, которую еще не обследовал.

Руки Феннахара поднялись к лямкам, на которых алея походный мешок, он начал отстегивать стяжки и замер: внимание его привлекла тень в небе. На востоке, недалеко от него, появилась туча крылатых существ, они казались черными на фоне серых облаков. Десятки тысяч их поднялись огромным колышущимся столбом. Этот столб порой казался монолитом. Тихий шелест крыльев наполнил воздух. На миг Феннахар замер в удивлении, которое улеглось, когда он понял, в чем дело. В сумерках бесчисленное множество летучих мышей покидает пещеры, отправляясь на поиски пищи. Вот это везение! Ему нужно только засечь, откуда вылетают мыши — и вход найден.

Феннахар быстро зашагал к востоку. Глаза его были прикованы к живому столбу, который колебался в воздухе перед ним. Пока он шел, сумерки сгустились и крылатые существа почти растаяли во мраке. Скоро ночь поглотит их совсем. Несмотря на усталость, Феннахар ускорил шаг, спотыкаясь о кочки и камни. Он шел, наверно, уже полчаса. Теперь мышей видно не было, и он полагался только на то, что память приведет его к нужной точке. И тут он увидел слабое свечение впереди — подобное привидению пятно бледного света, словно плывущее по воздуху. И на фоне этого пятна снова стали видны вылетающие из пещеры летучие мыши, силуэты их выглядели зловеще. Феннахар заспешил на свет.

Через три минуты он оказался перед внушительных размеров дырой в скале. Отверстие, замаскированное сухостоем и пучками сухой травы, вряд ли удалось бы заметить при дневном свете. Ночью же свечение скальной породы просачивалось через растительность, загораживающую вход, но достаточно разреженную, чтобы сквозь нее смогла вылететь колония летучих мышей. Таким образом, Риллиф Хар-Феннахар пробрался к входу, известному как Врата летучих мышей.

Феннахар помедлил у входа. На лице его читалось сомнение, когда он смотрел, как вылетают оттуда последние запоздавшие мыши, чтобы исчезнуть во мраке. Перспектива войти одному, без оружия, с одним только охотничьим ножом в кармане в пещеры Назара-Син выглядела не слишком привлекательной. Он вспомнил жутковатые легенды а белых демонах пещер, которые питаются человечиной, и его неутолимое любопытство почти угасло. Он напрасно призывал на память дядины рассказы о робости, мягкости и миролюбии вардрулов. Им овладела нерешительность. Феннахар сунул руку в карман и нащупал нанизанные на шнурок камешки, подаренные вардрулами Джинзину Фарни в знак вечной дружбы семнадцать лет назад. Он взвесил камешки на ладони и не почувствовал уверенности в том, что понятие вечности выходит за пределы этих семнадцати лет. Вдруг на левом запястье он ощутил прилив тепла и увидел, что подаренный ему дядюшкой браслет слабо засветился. Металл стал непривычно теплым, почти горячим — верный знак того, что приметы Познания присутствуют в этом месте. Он осторожно шагнул к проходу и почувствовал, как браслет стал горячее. Феннахар подумал о дневниках Грижни, за которыми был послан, и нахмурился. Возможно, на их близость указывает тепло браслета. Да нет, конечно же вардрулы не станут хранить такие драгоценные вещи возле самого выхода во враждебный окружающий мир. Или станут? А вдруг вардрулы не поняли ценности информации, которая находится в их руках? Или это им безразлично? Ну кто знает, что думают, чувствуют или делают вардрулы? Сами эти создания и их вотчина окутаны мраком — фраза эта сейчас показалась ему слишком избитой. Его мозг жаждал познания. Он больше не колебался и, раздвинув зеленую завесу, ступил во Врата летучих мышей.

Как только он вошел, температура его серебряного браслета скакнула вверх, и Феннахар застыл на месте, чтобы осмотреться. Перед ним простирался широкий каменный коридор с высоким потолком. Стены, пол и потолок испускали приглушенный свет. Тени отсутствовали, а потому предметы казались непривычно плоскими. Феннахар растерялся. Ощущение глубины и расстояния были искажены, и он плохо представлял себе, куда поставить ногу. Коридор не имел каких-либо приметных особенностей. Стены голые, лишенные минеральных вкраплений. Ни боковых проходов, ни помещений. Несколько небольших ниш под потолком свидетельствовали о том, что здесь живут летучие мыши. Но сейчас ниши пустовали. Казалось, здесь вообще никого нет, и никогда не было — ни вардрулов, ни людей, ни рукокрылых. Полная тишина. Феннахар напряг слух, но ничего не услышал. Если обитатели пещер и находились поблизости, то подавали признаков присутствия, и он их за это не осуждал. Он вспомнил слова Джинзина Фарни: «Скорее они от тебя скроются» — и кивнул сам себе. Ему нужно как-то убедить их в своем миролюбии. Как же это сделать, если эти создания не хотят себя обнаружить? Трудная задача. Может, позвать их? Нет громкий звук человеческого голоса, пожалуй, еще сильнее их напугает. Он должен им как-то представиться, успокоить их, найти способ общения. Сердце его учащенно забилось при этой мысли. Насколько ему было известно, лантийцы, за исключением нескольких Избранных, никогда не разговаривали с белыми демонами. Какой будет эта встреча с разумными существами, которые не являются людьми? Какие чудеса чужого разума и обычаев предстоит ему открыть, если только удастся их разыскать?

Он обрел уверенность и снова шагнул вперед, но опять остановился, потому что браслет снова стал горячее. Почему? Откуда исходит эта энергия Познания? Он снова огляделся: голый светящийся камень над ним, под ним, перед ним. Позади вселяющее покой и уверенность отверстие выхода. Никакой видимой опасности, но что-то поблизости вызывает реакцию серебряного обруча, ориентированного на действие магии. Возможно ли, что те давние сокровища, которые он ищет, лежат наверху, в одном из углублений? Неужели летучие мыши гнездятся на записях Непревзойденного Террза Грижни? Инстинкт самосохранения громко извещал Феннахара об опасности, но он его игнорировал. Устремив глаза на одну из ближайших ниш, он двинулся вперед. На третьем шаге его нога по колено провалилась сквозь то, что представлялось твердым камнем, и он стал падать. Феннахар отшатнулся и на миг закачался на краю, извиваясь и размахивая руками, прежде чем упасть на дно замаскированной западни.

Феннахар пролетел около двенадцати футов, прежде чем приземлился, обо что-то оцарапав грудную клетку, — обо что-то настолько острое, что разорвало его плотную куртку и льняную рубашку.

Он почувствовал жжение в боку, а затем сильный удар. Феннахар приземлился на ноги, закачался и упал лицом вниз, смягчив удар вытянутыми вперед руками. Какое-то время он лежал тяжело дыша, а когда сердцебиение почти пришло в норму, медленно сел, чтобы оценить нанесенный организму ущерб. Он оказался, на удивление, незначительным — все кости каким-то чудом уцелели. Ладони были содраны, оба колена кровоточили, ныла ушибленная лодыжка, а ребра пересекла неглубокая рваная рана, но серьезных повреждений не было. Ободренный Феннахар поднял голову, чтобы обследовать ловушку, и чувство облегчения стало его покидать.

Он сидел на дне ямы около двенадцати футов глубиной, и такого же диаметра, а сверху открывался взору коридор. Со своего места он мог беспрепятственно рассматривать потолок. Совершенно беспрепятственно! Феннахар вспомнил, каким надежным выглядел каменный пол, уходивший от входа в ведомые глубины пещеры, и тотчас сообразил, в чем крылась причина сигналов, подаваемых браслетом который и сейчас оставался горячим на ощупь. Ловушка была сознательно замаскирована с помощью магии. Вопрос состоял в том, кто использовал Познание? Конечно, вардрулы не способны придумать такое искусное сооружение. А вдруг они научились использовать во зло доставшуюся им информацию? Или это какой-нибудь забредший сюда ученый-маг, может, сам Фал-Грижни? А что, если леди Грижни или ее сын, а то и они оба овладели этим искусством? Сын-то еще мальчишка, а что до матери? Феннахар представил себе юную Верран Дрис Веррас, какой знал ее в Ланти-Юме. Удивительно, как ясно он ее помнит — каждую черточку лица. У нее был светлый нрав, веселый и легкий. Если Верран все-таки жива, насколько она переменилась? Какой, возможно, обозленной стала за эти семнадцать лет. Достаточно злой, чтобы изобрести подобную ловушку, предназначенную скорее убить, нежели поймать жертву. Он понял это, потому что, оглядевшись, осознал, как близко оказался к смерти. Дно ямы было утыкано вертикальными заостренными каменными пиками. Только благодаря какому-то невероятному везению ему удалось избежать этих страшных пик. Вероятно, одна из них и оцарапала ему бок. Феннахар с трудом поднялся на ноги и направился к ближайшему сталактиту. На острие были следы крови и еще какого-то незнакомого желеобразного вещества.

Феннахар пожал плечами и обратил взор к устью ямы над головой. Футов шесть — до смешного небольшое расстояние. Немыслимо, даже оскорбительно, чтобы такое расстояние отделяло изобретательного Феннахара от свободы.

Для прыжка, конечно, слишком высоко. В юные годы он был ловок и силен, кое-что мог сделать и сейчас, но прыгнуть из положения стоя?.. Невозможно! Но Феннахар все же попытался. Сбросив мешок, он запрыгал, как шарик на пружинке, и несколько раз руки его оказывались мучительно близко к краю ямы, но в конце концов ему пришлось признать поражение. После этого упражнения он вдруг ощутил изрядную слабость. Появилась одышка и легкое головокружение. Ощущение было мимолетным, но Феннахар удивился. Может, при падении он пострадал сильнее, чем ему сгоряча показалось?

Феннахар обследовал стены ямы. Отшлифованы и слегка скошены книзу. Никак не взобраться. У него в рюкзаке была длинная веревка, но наверху не нашлось ничего, за что можно было ее зацепить. Так что и веревка бесполезна.

Феннахар подумал, что сталактитовые пики, возможно, не слишком прочно закреплены на дне. Если ему удалось вытащить хоть одну из них, можно использовать ее как орудие, чтобы выкорчевать остальные. Взобравшись на штабель из пик, он смог бы добраться до края ямы. Или, связав сталактиты друг с другом, получил бы своего рода шест. И для этого хватило бы всего трех штук.

Но даже трех у него не было. Он перепробовал все, и ни один ему не удалось сдвинуть с места. Они были закреплены в штукатурке, причем наисвежайшей, которая не поддавалась ножу. Боясь сломать нож, Феннахар прекратил бесцельные попытки. Требовалось придумать что-то иное, но исследователь стал отчего-то плохо соображать. Затуманенное сознание подсказало ему единственное — закричать. Он кричал, и крики его эхом отдавались в коридоре, но помощь не приходила. Если вардрулы и услышали его, то не поспешили к яме. Феннахар охрип, стало саднить горло, и он замолчал. К нему вернулось головокружение и одышка, на этот раз они сопровождались сильной усталостью. Лоб и ладони покрылись испариной. Ему это показалось неестественным, но он устал и был слишком взволнован, чтобы обдумать происходящее. Все, что ему нужно, это немного отдохнуть, отдышаться и успокоиться. Феннахар сел, откинулся на каменную стену, закрыл глаза и тут же заснул.

Невозможно сказать, как долго он проспал, но разбудила его сильнейшая головная боль. Феннахар с трудом открыл глаза. Все вокруг показалось ему без изменений, но изменения в нем самом были к худшему. Перед глазами плыл туман, руки и ноги закоченели, тело казалось налитым свинцом. Легкие забыли о своих обязанностях, и дыхание давалось с усилием.

И хуже того: странное помутнение сознания, невыносимое ощущение умственного паралича десятикратно усилилось, и почти совсем исчезло желание бороться. Тем не менее краткий отдых поспособствовал мозгу выдать еще один план.

Феннахар повернулся к отброшенному мешку, который лежал неподалеку. Порывшись в содержимом пальцами, которые казались неловкими, как огурцы, он наконец достал моток бечевки. И с трудом встал, держась за стену. Ног он не ощущал, и даже взглянул вниз, чтобы убедиться, твердо ли они стоят на земле. Головокружение усилилось, и ему пришлось остановиться на несколько мгновений. Пока Феннахар отдыхал, краем сознания прошла какая-то мысль, но он не успел уцепиться за нее, и она пропала в затуманенном мозгу.

Феннахар качнулся к ближайшему сталактиту, который стоял у стены и доходил ему до груди. После полудюжины безуспешных попыток сумел обвязать веревку вокруг камня. Еще один сталактит стоял также около стены футах в трех. А может, в шести? Или в двенадцати? Феннахар утратил ориентацию в пространстве. Предмет его внимания как бы плавал перед ним, то приближаясь, то отдаляясь. Почему? Снова края сознания коснулась какая-то смутная мысль, но он опять не успел ее поймать.

Он проковылял к следующему сталактиту, крепко натянул веревку и с большим трудом, завязал еще один узел. После этого дело пошло легче. Он снова и снова натягивал веревку между двумя каменными пиками, образуя восьмерку, и наконец закрепил конец тройным узлом. На это ушел остаток сил. Снова пришлось отдохнуть. Легкие работали с трудом и он задыхался. Рук он не чувствовал, онемение подбиралось к плечам. Он резко сел — ноги подкосились.

Феннахар взглянул на дело рук своих. У него получилась своего рода прочная платформа из крепко натянутой веревки на высоте четырех футов над дном ямы. Если считать, что веревка как следует закреплена, теоретически можно взобраться на платформу и с этого возвышения подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы ухватиться за край ямы. Человек в хорошей физической форме и с сильными руками мог бы подтянуться и выбраться из ловушки. Феннахар, однако, был совсем не в том состоянии. Что до его рук — то сдвинуть с места их и то было трудно, а уж выделывать чудеса акробатики — и подавно. Тем не менее ему придется попробовать. Он медленно помотал головой, в слабой надежде восстановить ясность сознания. Ему очень плохо, тому наверняка есть причина, и что-то необходимо с этим сделать, но сейчас ему не до этих проблем, он не может занимать ими свою затуманенную голову, которая жаждет одного — отдыха.

Феннахар с огромным усилием заставил себя подняться на ноги, потянулся к веревочной конструкции, поднял непослушную руку, чтобы ощупать узлы, затем улегся на веревку всем телом. Зачем? Он помнил, что нужно удостовериться в прочности этой конструкции, какой смысл в катапульте, которая не выдержит его веса.

Веревка была натянута прочно. Удостоверившись в этом Феннахар попробовал взобраться на платформу. Но для его онемевших ног и рук задача оказалась невыполнимой. Его попытки были немногочисленны и тщетны. На второй попытке он потерял равновесие и упал навзничь. От удара перехватило дыхание, но голова немного просветлела. Мысль, которая все время маячила где-то на грани сознания, приблизилась. Хаар Феннахар перевел взгляд с намазанных желеобразной массой концов сталактитов на прочертившую его бок царапину и понял наконец, что он отравлен.

Скорость, с которой прояснилось сознание, была поразительной. Он страшно испугался, но не отчаялся. Среди магических предметов, которыми снабдил его дядюшка, был универсальный препарат, достаточно сильный, чтобы нейтрализовать действие любого известного яда. Препарат содержался в закупоренном сосуде и лежал в мешке. Ему нужно найти пузырек, выпить содержимое — и он снова будет здоров. Конечно, пленник, но это сейчас не так важно.

Мешок стоял всего в нескольких футах от Феннахара, но ему потребовались все оставшиеся силы, чтобы проползти это расстояние. Он протянул руку, и она, как мертвая, упала на холстину мешка. Безуспешно повозившись с завязками — пальцы, занемевшие и почти неподвижные, никак его не случались, он почувствовал, как в сознании у него нарастает паника. Этого он не мог себе позволить.

Немного переждав, чтобы собраться с духом возобновил борьбу с упрямой веревкой и снова потерпел поражение. Неужели ему, сумевшем переплыть пролив Во и выстоять против всех опасностей Джобааля, придется умереть, потому что он не может справиться с какой-то веревкой на мешке? Несмотря на отчаянное положение, он не мог не оценить иронию судьбы.

Последним усилием Феннахар заставил себя приподняться и вцепился в веревку зубами. Несколько раз подергав, он смог вытащить свободный конец, и плотно набитый мешок открылся. При взгляде на содержимое Феннахара снова охватило отчаяние: где-то на дне, подо всей этой кучей предметов лежит эликсир, который вернет его к жизни. Но сколько времени понадобится в его теперешнем состоянии, чтобы добраться до него? А найдя, как сможет он откупорить пузырек непослушными руками? Не важно. Это он решит потом. Он принялся опустошать мешок, вынимая одну вещь за другой. Работа была изнурительной, и он заметно слабел. Зрение затуманилось — он может не узнать пузырька, наткнувшись на него. Несмотря на угрожающие симптомы, Феннахар, как ни странно, не испытывал сильной боли. Голова, правда, болела, и жгло в легких, но, кроме этого, было ощущение холода, которому он предпочел бы боль.

Смертельно опасное состояние, в котором он пребывал, не смогло подавить инстинкт, подсказавший Феннахару, что он не один. Он поднял голову и увидел, — или ему показалось, что увидел? — два угловатых лица с огромными глазами, которые смотрели на него с края ямы. Его затуманенное зрение сообщило ему, что они светятся. Глаза их, неестественно блестящие, казались нечеловечески умными. Вардрулы? Настоящие? Или галлюцинация? Феннахар попытался заговорить, сказать им, что он друг, что он не причинит им вреда, но язык отказывался подчиняться. Он услышал собственное бессвязное бормотание и заметил, как потемнели лица при этих звуках. Потемнели? Невероятно! Это обман его угасающего зрения. Он снова попытался что-то сказать и вдруг вспомнил о подарке дяди. Феннахар полез в карман и вынул нанизанные на шнурок разноцветные камешки — знак вечной дружбы — и попытался показать их тем, наверху. Камешки выскользнули из непослушных пальцев, но он успел заметить, как озарились лица этих двоих. На миг это свечение озадачило и ослепило его, потом мир исчез в блаженной темноте.