"Разоблачение Атлантиды" - читать интересную книгу автора (Дэй Алисия)

Глава 7

Грейс изумленно посмотрела на него.

— Принц. Ну, конечно же, принц родился, — пробормотала она, на мгновение прикрыв свои выразительные глаза.

Он беспощадно украл эти секунды, упиваясь ее образом: от густых каштановых волос, сияющих на солнце, до высоких скул, напомнивших ему американских индейцев Среднего Запада, и ее красивой кожи золотистого цвета. Один вид прекрасных линий этого стройного, с идеальными пропорциями тела был подобен бальзаму для его растревоженных нервов.

Это пугало его.

Он ошибся, сказав Вену, что справится и сможет работать рядом с Грейс. В этой ситуации не было ничего, с чем он сможет справиться.

Наконец, она открыла глаза.

— Все остальные в порядке? Я почувствовала …

— Со мной все будет в порядке, — отрывисто ответил он.

— Ну, я рада, — сказала она, склонив голову и в замешательстве нахмурив свои прекрасные темные брови. — Но я имела в виду малыша и его маму. С ними все в порядке?

Он заскрипел зубами от своей собственной глупости. Вэн смеялся бы до коликов над ним, если бы присутствовал при этом разговоре. Один взгляд на ее экзотически красивое лицо — и мозг Алексиоса сразу же превращался в соте[12] из медузы. Что казалось возможным после разряда, напоминающего электрический, едва не испепеливший его внутренности от одного прикосновения к ее пальцам с кружкой кофе. Тот же самый электрический разряд, который превратил его в молниеотвод, когда он поцеловал ее.

Все же он считал, что сумел хорошо скрыть свою реакцию. Возможно.

— У них все хорошо. У Райли, совсем недавно вышедшей замуж за Верховного принца Конлана, была тяжелая беременность, но оба в порядке. У принца Эйдана невероятно огромная голова, но говорят, что она у всех новорожденных такая.

Она рассмеялась, и этот звук зазвенел у него в ушах, как атлантийские колокольчики из морских раковин, такой плавной, мелодичной и разнообразной тональности, что ему хотелось немедленно стать забавным, чтобы постоянно смешить ее.

У него очень большие проблемы.

— Да, это нормально. Бедняжка Райли, — сказала она, усмехаясь. — Потому что, ты, конечно же, сказал ей это, правильно?

— Нет, не говорил. Однако, Бреннан не преминул заметить.

— Не думаю, что я знакома с Бреннаном. Какой он, помимо совершенного невежества в отношении младенцев?

И он почувствовал, что у него есть возражения против ее знакомства с Бреннаном. Красавица Грейс и Бреннан с лицом без шрамов.

— У него нет чувства юмора. Он тебе ничуточки не понравится, — твердо сказал он.

— О, я даже не знаю. До сих пор все вы атлантийцы мне очень нравитесь. Удобно иметь под рукой при крайней необходимости. Квинн сказала… — Она прервалась и сложила губы в идеально круглую букву «О», отчего у Алексиоса в голове возник образ, из которого он испытал неудобство, а его ранее свободно сидящие джинсы стали ему тесны.

Он с усилием отвел в сторону взгляд от ее сочных губ и заставил себя думать о спокойных, несексуальных вещах. Репа. Бетон. Парниковые газы.

— Я только что кое-что поняла. Эта Райли — родственница Квинн?

— Что? О! Да, Райли сестра Квинн. Я уверен, Квинн огорчится, что пропустила роды.

— Это плохо, но Джек сказал, что она ушла… — Она щелкнул пальцами. — Джек. Точно. Джек. Фейри.

Алексиос пытался не отставать от хода ее замысловатых мыслей, но не особо в этом преуспел.

— Извини? Что там насчет Джека и Фэйри?

— Рис нэ Гэрэнвин. Фэйри. Встреча. Извини, — сказал она, качая головой. — Рис нэ Гэрэнвин, принц Верховного Дома, Двора Благих фэйри внезапно появился там, где я плавала прошлой ночью.

Внезапно у Алексиоса перехватило дыхание так, что он едва мог вздохнуть.

— Почему? Почему он пришел к тебе? Он обидел тебя? — Он схватил ее за руки и высказал свое мнение о подкрадывающихся барчуках фэйри ярким, ядовитым атлантийским уличным жаргоном.

— Он. Прикоснулся. К тебе?

Она покачала головой, нахмурив брови.

— Нет. Он вызвал волшебством мой лук из машины, чтобы показать мне, что может к нему прикоснуться. И смотрел, как я одеваюсь, но не прикасался ко мне.

Его пальцы конвульсивно сжались, голову заполнили образы того, как фэйри пускает слюни при виде ее прекрасного обнаженного тела.

— Ты была обнажена?

— Нет, я не была нагой, — отрезала она, вырывая свои руки из его хватки. — Да что это с вами, мужчинами? Джек спросил то же самое, ради Пита [13].

Алексиос сжал руки в кулаки вокруг рукояток своих кинжалов и представил себе, как медленно снимает шкуру с одного тигра. Он глубоко вздохнул.

— Джек? Джек тоже был здесь? Спрашивал, была ли ты нагой? И кто такой этот Пит?

На лице Грейс появилось странное выражение, губы сжались, а затем стали подрагивать и, наконец, она рассмеялась.

— Нет здесь никакого Пита. А Джек — старый друг, ничего больше, хотя тебя это не касается. Голой я не была. Присядь и расслабься, и я все тебе расскажу о фэйри. И о Пите.

Он нахмурился, но сдался и прислонился к стене, пока она пересказывала историю своей встречи с фэйри.

— Этот Рис нэ Гэрэнвин очень упорный, и странно, что эта встреча произошла именно теперь, — размышлял он, когда она закончила. — Сначала Лукас, потом ты. Оба связаны со мной, в некоторой степени.

Она подняла свой подбородок.

— Нет, не оба. У нас с тобой просто рабочие отношения.

Он проглотил возражения и стал пристально изучать ее лицо. Ее щеки покрылись розовым румянцем, и он почувствовал удовлетворение где-то глубоко в груди.

Он задавил его на корню.

Она не для него. Не должна быть для него. И не важно, как сильно он ее хотел. Существовало так много причин, почему ему следовало держаться от нее подальше, как можно дальше.

Он всегда ненавидел здравый смысл.

Он улыбнулся и протянул руку, чтобы прикоснуться к ее щеке одним пальцем; и был вознагражден, когда она с видимым усилием смогла сохранить спокойствие при его прикосновении.

— Нам надо поговорить об этом, — сказал он. — О том поцелуе. О причинах моего ухода, которые в то время я считал вескими, но может быть …

— Каком поцелуе? — Она холодно оборвала его, сузив глаза. — Я что-то не припоминаю …

— Грейс! — Выкрик прервал то, что бы ни хотела сказать Грейс. Она повернулась к лестнице и к мужчине, который звал ее. — Грейс, это он? Давай сейчас познакомим его с этими парнями, чтобы они могли устроиться и поесть?

Она повернула голову, одновременно ставя чашку на стол, и Алексиос на мгновение был зачарован прекрасной линией ее длинной шеи, а потом вынудил себя оторваться от наблюдения за ней и начать двигаться, чтобы больше ее не видеть. Может быть, он сможет провести следующие несколько недель, надев на глаз повязку. Или даже две.

— Да, мы уже идем, — ответила она, потом взглянула на Алексиоса. — Тебя это устраивает? Я бы хотела, чтобы ты сказал хотя бы просто «Привет», получил общее представление, а потом мы с тобой сможем поесть и обсудить планы, пока Сэм позаботится о новичках.

— Нет! — слишком громко возразил он, очевидно, размышляя над тем, как она на него смотрит. Он все еще не доверял себе, чтобы оставаться с ней наедине. — Я имею в виду, да, давайте встретимся с ними и поедим все вместе. Человека лучше узнаешь во время отдыха, а не тогда, когда он знает, что его изучают.

Она подумала над этим пару секунд и кивнула.

— Ты прав. За исключением того, если это ее или его отдых.

— Прошу прощения?

Она усмехнулась.

— Тебе пора прекращать делать это. Просить у меня прощения. Или следующие несколько недель будут очень долгими. И я сказала «ее», потому что в группе пять женщин.

Произнеся это, она стала подниматься по лестнице, чтобы встретиться с Сэмом, который уже не нравился Алексиосу. Мужчина казался хитрым. И для Грейс он был слишком стар, так какого черта она его обнимала, хоть и недолго? И что за животное эта невероятно морщинистая груда меха, бегущая вприпрыжку вниз по лестнице?

Животное неспешным шагом направилось по траве к Алексиосу, который прищурил глаза.

— Я не прошу. Я — атлантийский воин из элиты, один из лучших среди лучших. Я служу самому морскому богу, и никогда не прошу, — сказал он этому созданию. Поправочка. Это создание было мужского пола.

Он резко залаял, а потом сел и посмотрел на Алексиоса, открыв рот со свисающим в собачьей улыбке языком. Забудь Вэна. Даже собака смеялась над ним.

Грейс позвала его.

— Алексиос, ты идешь?

Он легонько потрепал собаку по голове и направился к лестнице, заставляя себя сконцентрироваться на своем центре. Успокойся и немедленно прекрати так реагировать на женщину. Он должен встретиться с фэйри, найти бриллиант и провести несколько недель, помогая Грейс в тренировках. Разве может быть хуже?

Форт, три дня спустя, время после полудня.

Алексиос без остановки шагал через комнаты и владения форта, рассеянно кивая людям, которые в группах отрабатывали способы борьбы, управляясь с различными видами оружия. Многие годы прослуживший достопримечательностью для туристов, увешанных фотоаппаратами, и их поедающих тающее мороженое отпрысков, старый форт вернулся к своему истинному назначению — первым бастионом на пути врагов. Конечно, испанцы, построившие форт, вероятно, даже не думали, что примерно через триста сорок лет врагами станут негодяи-оборотни и вампиры. Хотя принимая во внимание испанскую историю уничтожения вампиров, настолько сильно разозлившую кровососов, что они приказали закрыть форт для туристов, испанцы могли этого ожидать.

Но, вероятно, они не предвидели, что одним из тренеров будет атлантийский воин.

Или что, к прискорбию, этот атлантийский воин потерпел бы неудачу.

У него нога чесалась от желания пнуть стену, облицованную ракушками, но хрупкий известняк из ракушек и песка был слишком нежным, чтобы пережить удар. В отличие от Грейс, которая не была ни хрупкой, ни нежной, а действовала ему на нервы, как шило в заднице. Три дня с ней превратились в три дня нескончаемых мучений. Куда бы он ни повернулся, она была там, — живое, дышащее напоминание о том, чего он не мог иметь. Не мог коснуться.

На что не мог заявить свои права.

Даже потная и грязная после тренировок, она была настолько сексуальна, что у него зубы сводило от постоянного стискивания, чтобы удержаться и не схватить ее в свои объятия и не завладеть ее губами. Хуже того, она была умна, забавна и благородна. В ней было все, что он когда-либо желал найти в женщине — если он когда-либо хотел женщину. Вот так, чтобы раз и на всю жизнь.

Что было безумием. В любом случае, были у нее кое-какие раздражающие причуды, сводившие его с ума. Например, когда она разрабатывала стратегию или пыталась решить мирские проблемы с бюджетом, у нее была привычка покусывать нижнюю губу и играть с кончиком своей косы, что сводило его с ума.

Ладно, если честно, то он просто терял разум от слепого желания.

Он хотел играть ее волосами. Он хотел покусывать ее губы. Пробовать ее на вкус. Укусить ее. Вонзить в нее свои зубы.

Погрузить в нее свою плоть …

— Алексиос!

Как будто привлеченная его взбудораженными мыслями, Грейс закричала громче приглушенных разговоров мятежников, прорвавшись сквозь шум, словно электрический угорь сквозь водоросли. Кое-как в сотый раз за три дня, поправив спереди джинсы, он повернулся и внезапно увидел ее всего в нескольких шагах позади себя. Послеполуденное солнце высвечивало глубокие красные тона в ее густых темно-каштановых волосах, на мгновение задержав его внимание их гипнотической красотой.

Но ей надо было подойти и разрушить это.

— Алексиос, нам надо поговорить.

Он нахмурился, все мышцы в его теле напряглись в ответ на ее мелодичный голос. Он не хотел разговаривать с Грейс. Он хотел принять приглашение, отражавшееся в ее глазах цвета темного виски. Он хотел снять ножи с ее ног, пистолеты с ее бедер, лук и колчан со смертельными стрелами с серебряными наконечниками с ее спины, раздеть ее догола и коснуться ртом ее сладкой кожи.

И, разумеется, без всяких разговоров.

И очень плохо, потому что раньше рак на горе свиснет, прежде чем он скажет ей это.

Или нет? Во имя Посейдона, он уже чувствовал сильнейшую головную боль от противоречивых мыслей.

— Алексиос! — Она уперла кулаки в свои прекрасные бедра, и у него пересохло во рту, фантазии о том, как выглядело ее роскошное тело обнаженным, очень удобно отвлекали его от действительности. А она стояла перед ним, то ли забавляясь, то ли раздражаясь, то ли и то, и другое, сжав пухлые губы и нахмурив темные брови. Судя по выражению ее лица, которое он привык считать чем-то вроде «пора превратить жизнь Алексиоса в ад на земле».

Если бы не столетия преданности Верховному Принцу, Алексиос уже отправился бы к ближайшему порталу в Атлантиду. К сожалению, его теперешняя миссия была ясна: помочь подготовить эту группу повстанцев и выяснить все, что сможет о том, что Вонос сделал с «Бичом Вампиров».

Хотя, с тех пор как Грейс по минутам расписала для него план на каждый день, и он считал невозможным отказать ей в чем-либо, он ни черта не смог добиться ни малейшего успеха в поиске информации о Воносе или драгоценном камне.

Грейс преследовала его — единственный человек во всем форте, которого он ни капельки не испугал. Вся она была высокой и стройной, но округлой во всех местах, и от единственного взгляда на то, как она ходит, у него пересыхало во рту.

— Бог любит троицу, приятель? Спустись на землю, хорошо?

Он скрестил руки на груди и грозно посмотрел на нее сверху вниз. Древние вампиры и альфа-оборотни дрожали от страха под силой этого взгляда.

Грейс посмотрела на него в ответ, а потом неожиданно усмехнулась.

— Да, да, ты страшен. Трясусь от страха, как лист на ветру. А теперь мы можем поговорить?

— Хотелось бы мне увидеть, как ты дрожишь, — прорычал он, затем закрыл глаза в недоверии, как только до него дошел непреднамеренный двойной смысл сказанного. Секс. У него на уме был один секс и от этого он превращался в идиота, несущего чушь. Конечно, она сразу же вцепится в это.

И, конечно, она рассмеялась, и от хриплого звука ее смеха что-то сжалось у него глубоко в животе. Только благодаря силе его воли, его член не выпрыгнул из штанов, привлекая к себе внимание. Во имя всех богов, если он в самом скором времени не уберется подальше от этой женщины, то нарушит все священные клятвы, данные им во время обрядов очищения. С радостью.

— Милый, ты можешь увидеть, как я дрожу, в любое время. Только дай знать. Секс — здоровый физический способ выпустить пар для двух взрослых людей, пришедших к согласию — весело сказала она. — Или мы могли бы устроить спарринг, или поиграть в теннис, что обычно лучше помогает снять напряжение.

Его глаза широко распахнулись.

— Снять напряжение? Ты что, издеваешься?

Она пожала плечами.

— По моему опыту, особой разницы между ними нет, чтобы что-то советовать. Хотя, спарринг, по крайней мере, полезен. А теперь, если мы закончили пустую болтовню, нам необходимо обсудить стратегию. Также, некоторые хотели бы узнать, будешь ли ты проводить с ними тренировочные бои один на один. Никто из них не имеет твоего опыта или таланта в рукопашном бою, а в бою на близкой дистанции — это очень важно.

Его мысли все еще были заняты тем, что она говорила до этого. Теннис и секс. Особой разницы нет. Если бы они на часок остались с ней наедине, он бы показал ей эту разницу… Он стиснул зубы, вдруг представив себе кое-какие чувственные картины чувственных образов.

— Точно. Спарринг. Сейчас, — процедил он сквозь зубы и направился к центру двора, на ходу снимая пиджак и рубашку. — Любой из них. Все. Позови их. Мне необходимо снять напряжение.

Грейс мало знала о хищниках. Она тренировалась, училась и сражалась в течение десяти долгих лет, с тех пор, как отказалась от мечты об Олимпийском золоте. Она оказалась лицом к лицу с вампирами и оборотнями всех видов и размеров, от волков и пантер до медведей. Она даже сражалась рядом с Джеком, чья ярость в облике тигра была действительно ужасной.

Но никогда в жизни не видела она никого, подобного Алексиосу.

Если бы поэзия ожила, превосходно владея кинжалами и мечом, то на вид напоминала бы Алексиоса в движении. Каждый его шаг был воплощением изящества и элегантности; ни одной оплошности или потраченного впустую движения. Первый час он провел, устраивая тренировочные бои с каждым новичком, после чего все они задыхались, были разбиты в пух и прах и восхищались им до невозможности.

Затем он стал бороться с опытными мужчинами и женщинами, провоцируя их на вызов одним только сардоническим взглядом. Последний час он вызывал их сразу по двое или по трое. При этом он ни разу не использовал никаких особенных атлантийских сил или волшебных уловок, хотя ей было прекрасно известно, что они имелись у него в арсенале.

Сражаясь только руками и ногами и используя только деревянное тренировочное оружие, он вызвал и победил каждого мужчину и каждую женщину, находившихся под началом Грейс, опытных бойцов и бойцов уровня новичков. Всех, кроме Сэма, который просто сидел со своей собакой и наблюдал. Когда Алексиос повернулся к нему, Сэм, усмехаясь, покачал головой и отказался от игры.

А она стояла и наблюдала за Алексиосом, не пропустив ни секунды из этих боев и не в состоянии оторвать от него глаз, хотя у нее, конечно же, было много дел, которые необходимо было выполнить. Его обнаженный торс мерцал в красновато-оранжевом свете заходящего солнца, загорелая кожа была туго натянута на его мускулистой груди, прессе и руках. Даже его спина была произведением искусства со столь четко очерченными мускулами, что она поймала себя на мысли, смог ли бы ее язык проследить все интригующие изгибы и углубления ее поверхности. Хотя, никогда она не видела такого количества шрамов у мужчины. Не только на лице, хотя левая сторона была жутко изранена. Но и множество порезов, полукруглых и рваных шрамов на плечах, груди, животе и спине, которые показали ей, через что он прошел.

Высоко на бицепсе левой руки у него была старая татуировка — круг на треугольнике и их обоих пронзало что-то вроде стрелы. Она бросила взгляд на свою татуировку, которую ей сделали фэйри. Нет, у Алексиоса была не стрела. Трезубец возможно? Вроде, похоже.

Аларик, Атлантийский жрец, был целителем. Определенно, все эти годы он исцелял Алексиоса. Скорее всего, много раз. И она лично видела, что происходило, когда Аларик решал кого-нибудь исцелить. Только подумать, что он сделал для Мишель, когда тот вампир разорвал ей горло. На шее Мишель не осталось ни следа, доказывающего, что она чуть не умерла; а послушать ее, так Аларик был чем-то средним между Дэвидом Бэкхемом и Ганди.

Откровенно говоря, этот жрец пугал Грейс до смерти. Было в нем что-то такое, что-то настолько темное и глубокое, что она не думала, что какой-либо свет когда-нибудь сможет проникнуть так глубоко, чтобы коснуться его.

Хотя не в этом дело. Дело было в том, что если Алексиос выглядел так, даже после неизвестно скольких исцелений, в каких невообразимых битвах он принимал участие за всю свою жизнь? Она даже представить себе не могла, какую храбрость и выносливость надо иметь, чтобы снова идти в бой, год за годом, десятилетие за десятилетием, столетие за столетием, и так сильно страдать.

Нет, она не могла себе этого представить. Не хотела. Потому что это была проблема, не так ли? Последние три дня она таскалась за Алексиосом, как фанатеющая от звезды тупая красотка, а не жесткий и умный предводитель мятежников, кем она должна была быть.

Возможно, если бы она просто переспала с ним, она смогла бы выбросить его из головы. Во всяком случае, то, что она планировала сделать, должно помочь. Или она станет настолько одержима сексом, что больше не вылезет из его кровати.

С отвращением к самой себе, она потрясла головой, чтобы очистить ее от этих мыслей и всех фантазий с участием Алексиоса и карамельного сиропа. Она развернулась, направляясь в свой офис, и уткнулась в грудь, которую только что вожделела.

— Проклятие! Я хочу, чтобы ты прекратил подкрадываться ко мне, — огрызнулась она, понимая, что была несправедлива, но ей было все равно.

Смех загрохотал у него в груди, и она поймала себя на том, что наклоняется вперед и ее губы находятся в дюйме от прикосновения к этой прекрасной, блестящей коже. Она в ужасе отшатнулась назад и возможно упала бы, если бы он не схватил ее за руки.

— Я только шел, чтобы отчитаться, командир, — сардонически сказал он. Он даже не запыхался. И это ужасно раздражало.

Она прищурила глаза.

— Ты дразнишь меня. Мне это не нравится. Ты знаешь, что не должен отчитываться передо мной. Мы союзники. Кроме того, — спросила она, непонятно из-за чего расстроенная, — почему ты всегда заставляешь меня чувствовать себя так, будто мне в зад шило воткнули? Я ни с кем так себя не чувствую, кроме тебя.

Она как завороженная наблюдала за тем, как темнеют его красивые синие глаза, став почти черными, но затем она вдруг внезапно осознала, что выдала этим замечанием слишком многое.

— Гм, забудь, это не имеет значения. Я не хотела… это не важно. У меня много бумажной работы. Спокойной ночи.

Она попыталась отойти от него, но его хватка на ее руках усилилась.

— О, нет, — сказал он грубым голосом. — Ты хотела, чтобы я устроил тренировочные бои с бойцами. Я так и сделал. У тебя здесь есть немного хороших мужчин и женщин, которые хорошо справятся с тренировкой, и немного таких, которые должны заняться другой работой. Завтра мы можем встретиться с Сэмом, и я скажу тебе, кто есть кто. А сейчас, важны только ты и я.

— Не думаю, что нуждаюсь в том, чтобы ты говорил мне… — Но ее негодование исчезло, когда она поняла, что реагирует на его властный тон и мысли — ну ладно, фантазии — о нем, которые у нее только что были. Истина заключалась в том, что он мог вынести суждение о подобных вещах намного быстрее нее. — Ладно. Ты прав. А теперь можешь отпустить меня и … подожди. Что?

Ее мозг, наконец, догнал ее уши.

— Что ты имеешь в виду, ты и я?

Он медленно провел руками вниз по ее рукам до локтей, а потом отпустил ее. Но вместо того, чтобы отойти назад, он шагнул вперед, пока абсолютно не вторгся в ее личное пространство.

А она ни в коем случае не стала бы отступать назад. Она подняла подбородок.

— Я спросила, почему ты вдруг заговорил о себе и обо мне?

Он наклонился так близко к ней, что его золотые волосы задели ее грудь. Никогда еще не была она так рада своему плотному кожаному пиджаку, который защитил ее груди от прикосновения его волос. Так она себе говорила.

Поднявшись, Алексиос вручил ей деревянный тренировочный меч.

— Ты умеешь с ним обращаться или предпочла бы кинжалы?

Грейс не стала утруждаться и злиться на вопрос. Она сражалась рядом с Алексиосом и видела в течение нескольких дней, что он не выносил несправедливых оценок по половой принадлежности. Он ничего не предполагал, просто наблюдал и тщательно изучал, пока не приходил к выводу о способностях стажеров. Большинство женщин, у которых были недостаточно сильные руки в отличие от мужчин, чтобы удержать меч, не могли справиться с тяжелыми деревянными мечами, которые они использовали для тренировки.

Грейс не относилась к большинству женщин.

— Я прекрасно умею с ним обращаться. Но ты боролся со стажерами в течение почти трех часов. Было бы немного нечестно с моей стороны воспользоваться твоим ослабленным состоянием, — сказала она сладким голосом.

Выражение его лица изменилось, потемнело и стало почти примитивным. Он снова шагнул вперед, оттесняя ее к внутренней стене двора, пока между ними не осталось ничего кроме дыхания. Когда он заговорил, его голос походил скорее на рычание.

— Не думаю, что ты понимаешь, Грейс, а я устал бороться с этим. Я хочу, чтобы ты воспользовалась мной. Я хочу воспользоваться тобой. Я хочу исполосовать всю твою одежду кончиком моего кинжала, пока ты не останешься обнаженная подо мной. Я хочу прикоснуться к тебе своими руками, ртом, и я хочу доставлять тебе удовольствие до тех пор, пока ты не станешь умолять меня взять тебя.

Она задохнулась, жар его слов с шипением пронзил ее тело, будто бы он на самом деле сделал то, что описал, и когда он наклонил к ней свою голову, она подняла свое лицо, чтобы принять поцелуй. Она хотела его. Она нуждалась в нем. И как он только что сказал, зачем бороться с этим?

Но он остановился в дюйме от ее губ, настолько близко, что она могла чувствовать тепло его дыхания.

— Но я не стану. Я не могу. Я дал клятвы. Так что не важно, как сильно ты искушаешь меня или дразнишь, или говоришь, что секс не лучше тенниса, я не могу взять тебя, — жестко сказал он. — Но я могу бороться с тобой. Так что тащи эту хорошенькую маленькую попку на ринг.

На этом он развернулся и зашагал в сторону ринга для тренировок, так яростно с каждым шагом рассекая воздух деревянным мечом, что он издавал свистящий звук; а ее сердце бешено билось в груди. Остался только его запах, слабый аромат моря и сандалового дерева. Внезапное сумасшедшее желание пойти и найти его позабытую рубашку, спрятать ее, чтобы спать в ней, охватило ее, и ее тело буквально задрожало от силы этого желания.

Три дня. У нее было три долгих дня, чтобы наблюдать за ним, изучить его, попытаться отыскать его истинную сущность. Его скрытую сущность. Три долгих дня почти постоянного контакта, а она не узнала ничего, чего бы она уже не знала, не узнала за пять минут рядом с ним.

Он был воином.

Настоящим воином. Мужчиной, настолько глубоко преданным защите других, что с легкостью готов был обменять свою жизнь на другие. Неистово преданный, чрезвычайно умный, спокойный и безопасный в своей собственной силе. В своем собственном достоинстве. Все то время, что она знала его, она ни разу не видела, чтобы он терял над собой контроль.

До сих пор. Из-за нее.

Он позволил ей увидеть, что она имеет над ним власть, и знание этого обожгло ее волной перехватывающего дыхание желания. Может быть, они смогут забыть о спарринге. Может быть, если она пойдет туда и крепко поцелует эти греховные изящно очерченные губы, он изменит свое мнение о «Я дал клятвы», что бы это ни значило.

Она уже сделала первый шаг в его сторону, когда передумала. Она сделал глубокий вдох, чтобы прояснить голову. Еще рано. Пока что, он бросил ей вызов. Она может либо поднять его и встретиться с ним на этом ринге, либо может убежать. Далеко. Куй железо, пока горячо, если у нее есть здравый смысл.

Она думала об этом. Нет. Вроде бы нет.

— Приготовься, атлантиец. Сейчас я покажу тебе, из чего сделан потомок Дианы.