Глава 8. Город спящего сфинкса

До чего же паршиво я себя чувствовала, пока меня несло по этому тоннелю, но по-настоящему я испугалась, когда увидела в конце его свет. Все мы находимся под влиянием каких-то стереотипов, а этот имел вполне конкретное значение. Я знала, что можно попробовать оттуда отпроситься, сославшись не незавершённые дела, но ведь не факт, что отпустят.

Когда свет стал нестерпимо ярким, я зажмурилась. А открыв глаза, зажмурилась снова — потому что раскалённое Око Ра смотрело на меня, словно желая испепелить меня свои гневом. Было жарко, на зубах хрустел песок. Через пару минут глаза привыкли к свету, и я поняла, что ни на рай, ни на ад это место не похоже. Оно походило на обыкновенную пустыню, правда, непонятно, в каком времени. Я уж было успокоилась, но, оглядевшись, снова пришла в замешательство. В той стороне, куда указывала моя тень, в раскалённом воздухе дрожал и переливался нежными красками мираж: прекрасный город, утопающий в многоцветьи садов. Вот это, наверное, и есть рай, а я сейчас в чистилище. Следуй за своей тенью и попадёшь в рай… Ну да, только меня там и ждут. С небольшим оркестром и хором ангелов.

Я представила себе свою контору и попыталась выйти в тайминг, но ничего не получилось.

"Не паникуй, Терри, — сказала я себе. — В последнее время ты так часто это делала, что просто вымоталась. Надо успокоиться и попробовать снова. Это твой мир, где всё подчиняется привычным тебе законам, и способности твои никуда не делись".

Я закрыла глаза и занималась дыхательными упражнениями, пока внимание моё не привлёк тяжёлый, глухой топот — звук копыт, вязнущих в глубоком песке. Я внутренне сжалась, сразу вспомнив пустыню на востоке Ариби. Топот всадников в жёлтых плащах, которые стреляли в меня, пока я, задыхаясь от жгучего песчаного ветра, бежала к флайеру… Боже, где я? Неужели…

Всадников было трое. Они вывернули из-за ближайшего холма и придержали коней в нескольких шагах от меня. Покрой и белоснежный цвет одежды говорили о том, что передо мной маххады. Я перевела дыхание. Столько лет прошло, а я до сих пор вспоминаю, что чувствовала, спасаясь от арахатского плена.

Маххады всегда ревностно следили за порядком на своей территории, а в последнее время патрульных отрядов тут стало больше — из-за хавинов, переселенцев с Керубана, которым позволили занять юго-восток Сахары и которые постоянно нарушали границу. И ладно бы только это. Они ещё и пару раз пытались похищать маххадских девушек. К счастью, маххадские девушки умеют за себя постоять.

Всё трое имели при себе короткие мечи и пистолеты, которые скорее всего были просто парализаторами в виде пистолетов — маххадское изобретение для устрашения хавинов. Кочевники с Керубана пока плохо разбирались в новых технологиях, а вид огнестрельного оружия действовал на них гораздо лучше, чем "Интергалактический свод законов". Лица всадников почти полностью скрывали тарбы — маххадские головные уборы. Виднелись лишь глаза и брови, но этого было достаточно, чтобы распознать в наездниках молодого мужчину и двух девушек.

— Чёрт возьми, опять она!

Я вздрогнула от этого сердитого голоса, как от удара плетью. Одна из девушек скинула тарбу и по плечам её рассыпались сияющие в лучах солнца волнистые пряди. Диана! Всего каких-то несколько минут назад я видела её в обществе древнеегипетской царевны… Я бы снова подумала, что умерла и оказалась в раю, если бы глаза моего золотоволосого ангела не сверкали такой яростью.

— Даже здесь меня нашла! Куда хоть мне деваться от этих похотливых суперменок? От этих суперсук!

Вот теперь уже и я разозлилась. Я тут, теряя последние силы, мотаюсь за ней сквозь века, стараюсь спасти и в награду получаю ярлык "похотливая сука"! Как бы я ни сходила по ней с ума, приставать я к ней не пыталась. Как-то вот не было ни времени, ни возможности, да и голова у меня не о том болела… То есть о том, конечно, тоже болела, но прежде всего я хотела её защитить. И вообще-то не имеет значения, чего я хотела прежде всего. Я делала всё возможное, чтобы её спасти. Я бы и не прикоснулась к ней без её согласия…

Наверное, всё было бы иначе, если бы она не сделала это опрометчивое движение. Когда я вижу, что противник — а вела она себя в данный момент, как противник, — тянется к оружию, у меня срабатывает реакция. К тому же я была на взводе. Я уже потом поняла, что она вовсе не тянулась к пистолету, но едва её рука сделала движение в его сторону, как я сдёрнула её с лошади и разоружила. А через секунду увернулась от лассо, которое попытался накинуть на меня парень. Схватившись за петлю, я дёрнула лассо так быстро и с такой силой, что молодой маххад слетел с коня. Он, конечно, тут же вскочил на ноги и выхватил из-за пояса оружие, но применить его не решался, потому что я уже держала его под прицелом пистолета Дианы. Видимо, это всё же было огнестрельное оружие. Саму её я держала, обхватив левой рукой. Я знаю, на какие точки нажать, чтобы обездвижить человека, так что девчонка теперь и пошевелиться не могла. Она была такая хрупкая… Её близость опьяняла меня. Её близость и ярость… Мне хотелось сжать её так, чтобы у неё кости хрустнули. Мне хотелось не думать о том, чего мне в данный момент хотелось. Меня тошнило, а взмокшее от пота египетское платье облепило меня, словно влажная простыня. Словно куски полотна, которыми пеленают покойника после того, как достали из него все внутренности… Я чувствовала себя полой, словно бы выжженной изнутри. Бог-лев, не позволь, чтобы моё сердце унесли от меня… Кони, лишившись всадников, с испуганным ржанием помчались прочь. Я знала, они испугались меня. Животные пугаются меня, когда я в ярости. Чувствуют мою нечеловеческую силу. Люди чувствуют её, только оказавшись в моих лапах, как сейчас оказалась эта капризная принцесса, за которой я целый день гонялась, прыгая через века и миры, несущиеся в тёмных глубинах вселенной. Боже, до чего же я устала. До чего же я была сейчас зла. И несчастна.

— Не вздумай хвататься за оружие! — предупредила я вторую девушку.

Тарбу она не снимала, но и так было видно, что эта юная всадница — уроженка пустыни. Об этом говорили смуглый лоб, густые чёрные брови и тёмные глаза. Она и не думала хвататься за оружие. Она старалась успокоить своего коня, который тоже явно меня испугался да ещё и запаниковал, видя бегство своих соплеменников. Что ж, слава Богу, что хоть эта настроена не воинственно. Да, я рыцарь Храма и адепт Великого Грифона, но сейчас я была не в той форме, чтобы уделать одной рукой двух вооружённых людей, из которых один ещё и верхом.

— Леди, пожалуйста, не причиняйте ей вреда, — юноша бросил на песок пистолет и меч. — Она не хотела вас оскорбить…

— Да не причинит она ей никакого вреда, Сами, — промолвила темноглазая девушка. Её мелодичный голос звучал так, что я даже успокаиваться начала. — Вы ведь леди Лайен?

— Да, — ответила я, не скрывая удивления.

— Леди не одеваются, как каирские шлюхи, — выдохнула Диана. — Хватит меня тискать…

— Ещё слово — и ты потеряешь способность двигаться больше, чем на пару минут, — предупредила я, отпустив девчонку.

По-моему, она хотела что-то сказать, но встретившись со мной взглядом, передумала. Непохоже, чтобы она испугалась — эта особа была не робкого десятка. Я даже не поняла, что её заставило воздержаться от дальнейших выпадов.

— Диана, никогда не груби рыцарям Храма, — наставительно изрёк юноша.

— Но она пыталась меня убить! Или поймать. Она и её дружки перебили нашу охрану и…

— Не хочу хвастаться, но вообще-то я тебя спасла, — сказала я.

— Но ты же была там с ними…

— Я была там, но не с ними. К сожалению, спасти ваших охранников я не успела.

— Значит, я не так всё поняла, — Диана скорчила досадливую гримаску. — Всё произошло так быстро… Мой приятель говорил о вас хорошо, но… Я уже не знаю, кому и верить. Сожалею, что набросилась на вас с несправедливыми обвинениями, леди Лайен. Но если это стало для вас поводом продемонстрировать свою силу и ловкость, то, надеюсь, я даже доставила вам некоторое удовольствие…

— Леди Лайен просто решила, что ты хочешь пустить в ход оружие, — перебила маххадка. — Ты сделала неосторожное движение, да ещё после того, как позволила себе необдуманно резкое высказывание.

— Окей, я всё поняла. Признаю, что случившееся — целиком моя вина, — Диана шутливо вскинула руки, как бы подтверждая свою капитуляцию. — Ой, наверное, это тоже неосторожное движение. Вы ведь не подумали, что я собираюсь вас ударить?

— Я тоже сожалею, что погорячилась, — чувствовала я себя премерзко. Хорошая у меня получилась встреча с девушкой моей мечты, ничего не скажешь. — День выдался… слишком напряжённый.

— Ещё более напряжённый, чем тот, когда вы меня спасли? Весёлая, однако, жизнь у частных детективов. Можно позавидовать.

— Вы, кажется, тоже нашли способ весело проводить время, леди Диана де Лавальер. Сколько времени прошло с того дня, когда мы последний раз виделись?

— Это было позавчера, — ответила Диана, внимательно меня рассматривая. — А вы, вроде бы, в том же платье? В этой стране профессионалки действительно любят одеваться в таком вот… древнем национальном стиле…

— Весьма похвально, что вы так хорошо изучили здешние обычаи. Я не успела переодеться. Для меня с тех пор, как я дралась с теми двумя на берегу, прошло не больше десяти минут.

На моём узком белом платье темнели пятна копоти. Хорошо хоть, я вовремя отбросила типа, которого его напарник поджарил вместо меня, иначе не обошлось бы без ожогов. Во время драки платье порвалось так, что правая нога у меня была обнажённой начиная практически с того места, откуда она росла. Я заметила, что юноша деликатно поглядывает на мои виднеющиеся из-под разорванного подола серебристо-зелёные бикини. Я бы предпочла, чтобы эффектным "разрезом" на моём платье любовалась Диана — ноги у меня красивые, но она отвлеклась, потому что маххадка подвела к ней лошадь. К счастью, испуганные животные отбежали недалеко и сразу же примчались обратно на призывные оклики девушки. У этой юной пустынной жительницы был просто волшебный голос. Он напоминал журчание ручья в маленьком оазисе, на который путник неожиданно набрёл среди бескрайних песков. Возможно, заговори она со мной раньше Дианы, я бы так не сорвалась.

— Погладьте её, леди, — обратилась она ко мне. — Иначе она так и будет вас бояться.

— Давайте без титулов, — я потрепала по шее изящную золотисто-рыжую лошадку, на что Диана отреагировала слегка ревнивым взглядом. — И лучше на "ты". Меня зовут Терри.

— Мы знаем. Леди Теодора Лайен. Мы с братом видели вас…

— Да, — подтвердил юноша. — И запомнили, потому что вы похожи…

— Три года назад журналисты ухитрились заснять вас в космопорту Эвбена, — перебила брата девушка, бросив на него быстрый, но весьма выразительный взгляд. — Говорили, что Храм изъял у них эти видеоматериалы, но получилось так, что не все копии. Одна оказалась у нашего командира охраны… Не волнуйтесь, он показал её только отцу и нам, больше её никто не видел и не увидит. Мы знаем, тамплиерам нельзя светиться…

— Я уже год как вышла в отставку и работаю на себя. Итак, моё имя вы знаете, а как зовут вас?

— Самандар Салман-аби, — девушка показала на брата, который слегка поклонился. У маххадов представляли по старшинству. — А я Талифа Салман-абини. Мы дети Салмана-Али-Керима, правителя Арсланбада. Это город-оазис. Вон он, всего в километре отсюда. Арсланбад — официальное название. Чаще его называют Город Сфинкса.

Девушка замолчала и посмотрела на брата.

— Леди Лайен, — обратился ко мне Самандар, прижав правую руку к сердцу, — я и моя сестра счастливы пригласить вас погостить в нашем городе. Уверена, он вам понравится. Ваши друзья уже там. Они прибыли сюда вчера вечером.

— Мои друзья?

— Джонни Тревис и Теофил Каллистос.

— Откуда они здесь?

Я уже вообще ничего не понимала.

— Может, по дороге поговорим, — в голосе Дианы звучало скрытое недовольство. — Хочу поскорей нырнуть в бассейн. Всё же долгие прогулки по пустыне не для меня.

Она снова натянула на голову тарбу и направилась к лошади Талифы.

— Тали, я сяду сзади. Леди Ла… Терри, езжай на моей Золотинке. Кажется, она уже успокоилась.

"Могла бы предложить мне сесть на твою Золотинку позади тебя".

— Мы с Тали почти ничего не весим, — как будто прочитав мои мысли, пояснила Диана. — Так что лучше нам с ней вдвоём на одной лошади.

Самандар любезно предложил мне свою тарбу и накидку, и я не отказалась. Не хотелось позорить детей правителя, явившись с ними в город в таком виде. В этом платье я действительно походила на шлюху. Если точнее, на шлюху которая только что выбежала из горящего борделя. Самандар же без тарбы походил на восточного принца из сказки. Роскошные длинные волосы, подкрашенные хной, тёмным пламенем полыхали вокруг его утончённо-красивого лица. И такое же пламя горело в его глазах, когда он переводил взгляд с меня на Диану и обратно. Похоже, парень не мог решить, кто из нас ему больше нравится… Нет, кажется, Диана ему нравилась больше. Но это-то не беда. Хуже то, что он ей явно тоже нравился.

Мы тронулись в путь. Мерцающий чистыми, нежными красками город дрожал и колебался в знойном воздухе, словно мираж, готовый растаять, как только мы к нему приблизимся.

— Когда я его позавчера увидела, я приняла его за мираж, — задумчиво произнесла Диана. — А он оказался настоящим.

— В том-то и замысел, — сказала Талифа. — Мы строим города в оазисах так, чтобы они напоминали людям миражи, которые по велению магов одеваются материей. Когда мы с братом были детьми, няня рассказывала нам, что однажды в пустыне появился огромный лев с человеческим лицом. Сын богов-близнецов, из которых брат обычно бывает в облике человека, а его сестра-супруга — львицы. Божественный человеколев захотел пить. Он стал рыть песок. Рыл его, рыл, пока не добрался до подземной реки. Она вырвалась наружу, залила огромный участок пустыни, и тут возник оазис. Река залила бы всю пустыню и, может даже, полмира, и чтобы этого не случилось, лев решил выпить как можно больше воды. Он пил её и рос. А потом лёг, окаменел и уснул. С тех пор он спит, хотя глаза его открыты. Его взор устремлён за грань этого мира. Если он проснётся, то многое сможет нам поведать. А иные считают, что лучше бы он не просыпался. Через некоторое время после того, как он окаменел и уснул, вокруг него был построен город. Няня говорит, что божественный сфинкс лёг именно в том месте, откуда забил вырытый им источник, и превратился в камень, чтобы не дать этому источнику разливаться дальше. Ведь сын богов-близнецов разбудил подземную реку, имя которой Река Времени. Нельзя, чтобы она вырвалась на поверхность земли. Тогда все времена смешаются, и начнётся хаос.

— А согласно историческим документам, наш город был построен вокруг каменного сфинкса, найдённого тут двести лет назад, — добавил Самандар. Он смотрел на младшую сестру со снисходительной улыбкой, впрочем совершенно лишённой высокомерия и слишком доброй, чтобы на неё можно было обидеться. — Сфинкс небольшой — всего-то метров шесть в высоту. Он сейчас украшает городскую площадь. Внутри у него маленькое святилище. Осмотрите его, если возникнет желание, хотя там нет ничего интересного. Там была статуя какой-то египетской богини, но основатель города, то есть тогда ещё посёлка, отдал её в музей…

— Он продал её какому-то любителю древности, — поправила брата Талифа. — А когда тот умер, вся его коллекция оказалась в одном из музеев Александрии. В наших краях археологи много чего нашли — они тут давно уже всё облазили, а вот этого сфинкса только двести лет назад обнаружили. Он появился тут неожиданно.

— Ага, пришёл и лёг. Тали до сих пор верит в нянины сказки.

— Не только я. Не забывай, кто наша няня. Она ахайя. Она видит больше других.

— Да, но… Иногда у неё уж слишком странные видения бывают. Я надеюсь, всё не так страшно, как она думает.

— А я думаю, всё ещё только начинается, — возразила Талифа. — Кто-то спровоцировал все те странности, которые тут сейчас происходят. Кто-то нашёл способ играть со временем, и подземная река забурлила. Уже возникли воронки, в которые затянуло кое-какие пространственно-временные пласты. И ничего удивительного, что Диана и Терри оказались здесь. Они были в одном месте и одном времени и угодили в одну и ту же воронку…

— Только вот меня она почему-то выбросила сюда на пару дней позже.

— Ничего удивительного. Хорошо ещё, что не на пару веков.

Пока мы ехали в Арсланбад, я узнала, что древний город-крепость, где мы недавно были с Дианой, назывался Хату-Септ. Диану выбросило оттуда чуть пораньше, чем меня, и ощущения у неё были примерно такие же — словно подхватило непонятно откуда налетевшим ветром, скрутило и затянуло в тёмный тоннель. Выбросило её дальше от города, чем меня, но добралась она до него быстро.

— Я ещё была в состоянии существовать без своей хронотопошкуры, поэтому через секунду уже стояла перед его воротами и удивлялась, что мираж оказался реальностью. И тут мне стало плохо. Мне повезло, что меня сразу доставили во дворец господина Салмана, и он тут же распорядился, чтобы связались с Филом. Я объяснила Филу, где то, без чего я не могу оставаться слишком долго. У самой-то у меня уже не хватило бы сил добраться до дома. Через несколько часов Фил уже был здесь. Вместе с моей шкурой и Джонни Тревисом. Господин Салман оплатил им переход через портал — мне ведь уже совсем худо было. Когда я… пришла в норму, я узнала много интересного. Оказывается, картина с моим… Ка, как его как назвали мои знакомые из прошлого, была уже не в моём замке, а в сейфе частного детектива Терри Лайен, с которой Фил познакомился, когда пытался решать мои проблемы. Он сказал, что свяжется с ней… — Диана с улыбкой повернулась ко мне — так неожиданно, что я чуть не свалилась с лошади. — То есть с ва… с тобой, Терри… Сказал, что свяжется с тобой, как только ты объявишься, а когда это будет, он не знал. Джонни тоже. Я не знала, как ты выглядишь, потому и решила, что ты одна из этих… Урмианских якобы аристократов, которые возомнили, что им можно всё. В том числе переписывать историю. Они охотятся на меня. Я знала, что они там, в Хату-Септе… Ты следила за мной в городе. Когда я увидела тебя на берегу, среди приятелей Доры, я не поняла, что ты не с ними, а против них… Сожалею, что сделала поспешные выводы. А потом меня выбросило оттуда. Не знаю, почему… То есть я, конечно, уже устала без своего двойника и вскоре собиралась вернуться домой, но до сих пор меня ещё вот так не выбрасывало в другое время. Анхе не зря говорила, что возле этого старого святилища может произойти всё, что угодно. Сегодня может стать вчерашним днём… Или прошлым веком. Или будущим. Причём врата открываются не только во времени, но и в пространстве… Вообще-то две эти вещи так связаны, что теперь уже кажутся мне чем-то неразделимым. С тобой Тефнут и её братец пошутили так же, только отправили не скорым поездом, а обычным, потому ты и оказалась тут позже на пару дней.

— Анхе — это та девушка в лодке?

— Да. Царевна Анхесептамон. Она племянница Уаджи и в придачу должна стать его супругой, но она не хочет.

— Значит, Уаджи ей не отец?

— Нет. Но будь он её отцом, не факт, что её не заставляли бы выходить за него замуж. У них там родственные браки — обычное дело. Хотят сохранить чистоту своей солнечной крови. Анхе своего дядюшку терпеть не может и предпочла бы, чтобы за него вышла её кузина Паамон, но Уаджи выбрал Анхесептамон. Анхе хочет бежать оттуда, а я хочу ей помочь. Но прежде всего надо спасти её от этих урмианских гнид. Теперь вот меня выкинуло сюда, а силы для следующего прыжка я восстановлю не раньше послезавтрашнего дня… Как она там? Хорошо, что я успела протрубить в рог. Воины должны были оказаться на берегу с минуту на минуту, и всё же…

Диана вздохнула и нахмурилась. Чувствовалось, что она не на шутку обеспокоена судьбой египетской царевны. Похоже, они подружились. Дети говорили "любимая сестра царевны", "новая сестра"… Я почувствовала невольную зависть к этой древнеегипетской царевне, которая умерла не то в шестнадцать, не то в семьдесят… Сейчас ей примерно шестнадцать, и ей грозит опасность.

— Что им от неё надо? — спросила я. — Урмианам.

— Им надо, чтобы она умерла. Чтобы сказка об обречённой царевне закончилась её смертью. Это подтвердит версию Эрики Хоббер, ведь на этом основано её открытие.

Издёвательский акцент на словах "версия" и "открытие" говорили о том, как Диана оценивает исследовательский талант своей приятельницы.

— Так это из-за неё они так стараются?

— Ну уж нет, — усмехнулась девушка. — Только из-за неё они бы не развернули такую бурную деятельность. Даже учитывая то, что для аристея убить человека — раз плюнуть. Они охотятся за какой-то ценной вещью, только вот непонятно, что она из себя представляет. Вопросов тут больше, чем ответов…

— Обсудите всё, когда отдохнёте, — вмешалась Талифа. — И перестань психовать, иначе не восстановишь силы.

— Но она там в опасности…

— Она там не одна. Есть ещё два человека, которые могут её защитить. Один в неё влюблён, а второй мудрец. Ты действительно считаешь, что ты или те, кто покушается на жизнь царевны, способны изменить историю? Я думаю, друзья царевны играют на стороне одних сил, враги — на стороне других. От вас зависит многое, но не всё.

— Я не такая фаталистка, как ты.

— Я просто считаю, что всё идёт согласно некоему замыслу, который нам никогда до конца не постигнуть…

— То есть мы всего лишь марионетки?

— Нет. Актёры. От актёров многое зависит, но режиссёр важней. Даже если он держится в тени. Не знаю, почему, но я верю, что с твоей царевной всё утрясётся. По-моему, когда ты там, ты рискуешь больше, чем она.

— Я всё равно должна туда вернуться, — упрямо сказала Диана.

Почти всю оставшуюся часть пути она молчала, лишь односложно отвечая на вопросы. Причём с наименьшей охотой отвечала на мои. Диана признала, что спровоцировала конфликт, и держалась со мной лояльно, но мне казалось, что её раздражает моё присутствие.

Арсланбад действительно был миражом. Прекрасной мечтой усталого путника, который упросил какое-то божество сделать этот мираж материальным. Вообще-то любой мираж материален, но тут пришлось преобразовать тонкую материю в плотную. И всё равно большинство зданий казались конструкциями из застывшего света — белого, голубоватого и золотисто-розового. Талифа сказала, что это луминит, камень с планеты Несса. Он славится не только красотой и прочностью, но и весьма ценным для жаркого климата свойством — почти не нагревается на солнце. Едва ли не единственным сооружением из обычного камня здесь был сфинкс, гордо возлежащий на главной площади города — напротив мечети. Маххады исповедуют ислам, но в весьма необычном его варианте. Женщины у них пользуются такой же свободой, как и мужчины. У маххадов вообще в обычае свободная любовь, а мужья и жёны требуют друг от друга не верности, а честности. Если кто-то из них заводит любовника или любовницу, то следует представить его (её) всем взрослым членам семьи. Семья должна удостовериться, что этот человек не настроен по отношению к ней враждебно. Развод у маххадов не проблема, при этом разводятся они редко.

Однако родители Самандара и Талифы были в разводе, и их мать уже два года как жила на Каллипсо. Салман-Али-Керим встретил нас в просторном внутреннем дворе своего дома. Правитель города оказался приветливым и очень красивым мужчиной. Сперва я решила, что это старший брат Самандара и Талифы. Выглядел он лет на тридцать пять, а не на свои сорок шесть.

Проворные, улыбчивые слуги тут же проводили нас в гостевые комнаты, которых в богатых маххадских домах обычно не один десяток. Моя оказалась рядом с покоями Джонни, и он тут же явился меня навестить.

— Я так рад, что с тобой всё в порядке! Мы с Филом уж не знали, что и думать… Ты же пока никуда не собиралась. Порой ты так же нелогична, как любая обыкновенная женщина…

— Как вы открыли мой сейф?

— Очень просто. Твоя губка для мытья… На ней же всегда есть частицы отмирающей кожи. Достаточно было приложить её к стене… Извини, но ты же знаешь, что мы должны были добыть эту картину для Дианы. А найти в твоём жилище что-нибудь с твоим ДНК не так уж и сложно…

— Да, но там был ещё довольно сложный код…

— Сложный, но…

— Но только не для Джонни Тревиса. Всё понятно. Надо продумать систему защиты получше.

— Разумеется. Предоставь это мне. Я…

— А ты, пожалуйста, предоставь мне возможность привести себя в порядок.

— Да, конечно. Хотя так тебе идёт. Выглядишь весьма сексуально…

Джонни хотел ещё что-то сказать, но, встретившись со мной взглядом, поспешил покинуть комнату.

У меня было такое чувство, что я попала в восточную сказку. Комнаты, устланные прекраснейшими коврами, дворики с фонтанами, цветниками и горделиво разгуливающими павлинами… В обеденный зал слуги вели меня через сад-павильон, который с обеих сторон плавно переходил в сад, окружающий дворец. Слева я видела пасущихся вдали газелей, а справа большой пруд, где плескались утки и лебеди. А ещё я заметила, с каким любопытством на меня поглядывают проходящие мимо слуги. Новые люди всегда вызывают интерес, но сомневаюсь, чтобы слуги в этом доме так пялились на каждого гостя. Они что-то обо мне знают? Вообще-то я не скрываю своих предпочтений, хотя и не демонстрирую, но, возможно, к некоторым вещам тут относятся так же, как в Саммертауне. Да ещё Диана со своей неприязнью к "похотливым суперсукам". Поди-ка смотрят на меня и думают: "Вот эта тоже домогается девушки с золотыми волосами"…

Обеденный зал утопал в зелени — сплошь суккуленты, не источающие никаких запахов, кроме запаха свежести. Как мне потом объяснили, аромат цветов не должен перебивать запахи пищи.

Обед ещё не подали. Диана, Джонни, Фил и дети правителя о чём-то увлечённо беседовали. Диана явно была тут центром компании. Платье в виде туники с расшитым поясом свободно облегало её изящную фигурку, золотые волосы, прихваченные ободком в виде маленькой диадемы, спускались на плечи. Она сидела на бортике фонтана, Теофил и Самандар расположились по обе стороны от неё и буквально глаз с неё не сводили. Кажется, тут назревало нешуточное соперничество. Похожий на сказочного принца сын правителя и похожий на древнегреческого полубога молодой учёный… Любая девушка была бы польщена вниманием столь блистательных кавалеров, и Диана вроде как выглядела довольной, но только слепой не заметил бы на её лице тень тревоги. Она явно думала о своей египетской подруге. Внимание Джонни Тревиса было сосредоточено главным образом на Талифе, которая сменила одеяние, скрывавшее всё, кроме бровей и глаз, на свободный брючный костюм. Юная маххадка оказалась настоящей красавицей.

"Слава Богу, — подумала я. — Может, хоть оставит эти бесплодные мечты обо мне…"

Неожиданно я почувствовала себя страшно одинокой. Глядя на весёлую стайку молодёжи, я ощущала себя чужой на этом празднике жизни. Я никому из них не нужна, а её так просто раздражаю…

— Терри, ты отлично выглядишь, — расцвёл улыбкой Самандар.

Я не хотела гадать, искренне он говорит или старается быть любезным. Если бы я не боялась показаться гостеприимным хозяевам невежливой, я бы попросила, чтобы мне подали обед в мои покои. У меня опять возникло это желание спрятаться от всех. Я так и не смогла полностью избавиться от своей привычки забиваться в угол. Привычки, въевшейся в меня со времён Саммертауна, где я жила, стараясь не замечать издевательских усмешек тёти Фэй, пристальных взглядов приходского священника и шушуканья одноклассников за моей спиной.

— Тебе действительно к лицу то, что у нас сейчас в моде, — сказала Талифа.

Желание убежать и спрятаться пропало. Всё в этой девушке действовало на меня успокаивающе — её голос, улыбка, каждое её движение и каждый взгляд. Мне даже было всё равно, правду она говорит или хочет мне польстить. Есть люди, которые изо всех сил стараются быть хорошими, но источают лишь негатив, отравляющий всё вокруг почище вони скунса. Такова моя тётя Фэй. А есть люди, от которых исходят мощные волны позитивного заряда. Такова Талифа, дочь правителя Арсланбада. Царевна из восточной сказки, исцеляющая взглядом и словом.

Затравленный подросток исчез. Из зеркала, поддерживаемого с двух сторон какими-то крылатыми существами, на меня смотрела высокая, стройная женщина в элегантном костюме из светло-серого полотна. Слегка расклешённые брюки и свободная блуза сидели на мне отлично, коричнево-зелёные узоры вокруг ворота и вдоль боковых брючных швов придавали костюму изысканно-нарядный вид. На ногах у меня были такие же, как у всех тут, удобные матерчатые туфли. Служанка принесла мне их целую гору, чтобы я выбрала себе по размеру. Она также принесла мне целый ворох нижнего белья, практически ничем не отличавшегося от того, что продавалось у нас в Деламаре.

Самандар извинился за отца, которому пришлось покинуть город из-за какого-то срочного дела, и распорядился, чтобы подали обед. Тайком наблюдая за Дианой, я отметила, что аппетит у неё отменный. Здоровая девчонка. Тратит много энергии и хорошо ест, не корча из себя за столом утончённую барышню, которая боится показаться обжорой.

— Что, не успели девочки познакомиться, как уже поцапались? — спросил сидевший рядом со мной Джонни. — Представляю, какие полетят искры, когда костёр разгорится в полную силу…

— Искры сейчас у тебя из глаз полетят, — тихо пообещала я. — Кто-то рассказал или сам догадался?

— Достаточно немного за вами понаблюдать.

От этого востроглазого чёрта ничего не ускользнёт. Вздохнув, я коротко описала ему неприятный инцидент.

— Да, Доримена так её достала, что она теперь как затравленный зверёк, хоть и храбрится.

— Эта дама к ней приставала?

— Не в открытую, но достаточно явно. А теперь эта гиена и вовсе готова слопать Диану вместе с потрохами. Наша златовласка не только отвергла эту красотку, но и, похоже, затронула интересы Урма. Только вот неясно, что именно им надо в этой проклятой гробнице. Мы решили, что займёмся этой головоломкой сразу после обеда. Ты ведь не против?

— Разумеется, нет. Джонни… А что это за фокус с хроно… В общем, с этой её шкурой, которую египтяне считают Ка? Уверена, ты уже поинтересовался. Мне как-то пока не хочется лезть к ней с расспросами…

— Они с Эрикой ещё на первом курсе нашли в архивном отделе библиотеки книгу какого-то оккультиста. И вычитали там, что одним из тонких тел человека является тело, привязывающее его к определённому времени и пространству. Если научиться отделять это тело, то можно путешествовать во времени и быстро переноситься из одного места в другое. Но подолгу без этого хронотопа оставаться нельзя… Диана чаще это так называет — от двух греческих слов со значениями "время" и "место"… Хотя ты и без меня это знаешь. В общем долго без хронотопа нельзя. Ослабеешь. Всё-таки, лишаясь этого тела, нарушаешь свою целостность и уменьшаешь свою жизненную силу. Ну а когда ослабеешь совсем, тебя может разорвать на множество частей, которые рассеются по разным пространственно-временным пластам. Можно сказать, выйдешь в тираж. Каждая твоя частица внешне будет твоей точной копией, но слишком слабой, чтобы помочь восстановить целостность исходной структуры.

— Звучит пугающе. А как такую ситуацию исправить?

— Принести любой из этих копий хронотопошкуру, и когда они воссоединятся, целостность постепенно восстановится. Так что эту шкуру надо беречь.

— Похоже, эта особа предпочитает рисковать своей шкурой…

— Чем напоминает мне одну мою хорошую знакомую, — ухмыльнулся Джонни.

— Интересно, а Эрика пробовала этот фокус?

— Да, несколько лет назад они обе экспериментировали со своими голографическими портретами, но у них ничего не получилось. Эрика сочла всё это чушью и даже думать об этом забыла, а Диана… Недавно она попробовала снова, и у неё получилось. Подробностей она не рассказывала, да и мы вообще пока мало о чём успели поговорить.

Головоломкой мы занялись в одном из уютных крытых двориков, расположившись всей компанией на толстом ковре с узорами в виде водяных лилий. Почти такие же лилии — золотисто-белые, с оранжевыми серединками — покрывали поверхность искусственного водоёма, который полумесяцем окружал дворик с одной стороны. С другой было что-то вроде видеосалона с экраном во всю стену. Я с удивлением смотрела, как Джонни раскладывает на ковре ксерокопии каких-то записей, схем и рисунков. Один из рисунков изображал два смежных помещения. К тому, что было побольше, вёл наклонный коридор со ступенями.

— Да, Терри, это и есть гробница Анхесептамон, — ответил Джонни на мой немой вопрос. — Это и есть те бумаги, которые Диана стащила у Сампайи. Помнишь, я ещё удивлялся, почему эта кошмарная картина такая тяжёлая. Диана спрятала их между портретом и задней стенкой. Рама легко разбирается. В данный момент это просто портрет.

— Диана, я уже поговорила с няней, — сказала Талифа. — Уверена, она найдёт более удобное вместилище для твоего Ка.

— Значит, они уверены, что эта оболочка и есть Ка? — спросила я. — Сколько ни читала о Древнем Египте, так толком и не поняла, что из себя представляют все эти Ка, Ба и прочие двойники.

— Значит, уверены, — Диана пожала плечами, даже не взглянув в мою сторону. — Во всём этом непросто разобраться. Наверное, для этого надо там родиться и вырасти. Некоторые в Хату-Септе считают, что я человек без Ка. То есть что я отпускаю его слишком далеко, а это неправильно. Ка мёртвого может гулять, где ему вздумается, хотя обитать ему лучше в гробнице, а живой не должен быть далеко от своего Ка. Аменемхет, наставник Анхе, сразу понял, что у меня нарушена целостность. Он вообще всё видит. Учёный и маг в одном лице. Нехтамон тоже сразу понял, что со мной что-то не так. Ещё до того, как я продемонстрировала свою способность быстро перемещаться. Он художник, а у них ведь особое зрение. У настоящих, я имею в виду, а не у всех, кто в художественном колледже научился горшки и статуи правильно рисовать. Он сказал, что в случае чего поможет мне вызвать моё Ка. По крайней мере попытается, хоть это и трудно — ведь оно так от меня далеко.

— Потрясающе, — задумчиво произнёс Джонни.

— Что? — обернулась к нему Диана. Я успела заметить быстрый, цепкий взгляд, который она бросила на меня.

— Ну… Они так спокойно об этом. Я вот хоть и привык к фокусам Терри, а всё равно не по себе стало, когда узнал, что ты иногда отправляешься на прогулку, оставив часть себя дома, как куртку, в которой тяжело бегать. А они сразу дали этому название, предложили помощь в случае чего… Такое впечатление, что этих древних египтян ничем не удивишь. У них как будто всему есть объяснение.

— Да нет, не всему. И они спокойно относятся к тому, что некоторые вещи не поддаются объяснению. Разве люди могут в полной мере постигнуть замыслы богов?

— Да-а, для них мир полон богов. Приятно думать, что некто могущественный может прийти тебе на помощь…

— Или раздавить тебя, как жука, — усмехнулась Диана. — У меня не создалось впечатления, что они так уж надеются на своих богов. Они верят в их могущество, верят в то, что боги всё в этом мире сотворили, что боги везде и многие из них вечно где-то рядом — в каждом болоте, за каждым кустом, но… Эти люди считают, что они сами должны всего добиваться в мире, который для них сотворили боги. Они всё создали — и спасибо им за это, а уж ты тут сам устраивайся. Работай и кланяйся тем, кто тебя выше, не жалея спину ни в том, ни в другом.

— Они сразу приняли тебя дружелюбно? — спросила я, вспомнив, как напугала мастеров в гробнице.

— Да. Ведь я спасла царевну. Иначе сказка об обречённой царевне закончилась бы плохо.

— А кстати, как она закончилась? — полюбопытствовал Джонни. — До нас ведь дошёл только отрывок.

— Не знаю, — пожала плечами Диана. — То есть я не знаю, как закончилась сказка, написанная египетским автором. В том отрезке времени, где я была, она ещё не написана. Во всяком случае не записана. А пишется-то она прямо сейчас, и я бы не хотела, чтобы она закончилась так, как придумали урмиане.

— Расскажи поподробнее, как ты спасла царевну, — попросила Талифа. — По-моему, мы должны знать эту историю с самого начала.

— Да, — согласилась Диана. — Давайте всё по порядку.

Рассказ и просмотр бумаг продолжались до темноты. Мы лишь сделали небольшой перерыв на ужин. Как я и предполагала, идея провести параллель между героиней сказки и царевной Анхесептамон принадлежала не Эрике Хоббер. У этой девицы на лбу написано "воинствующая посредственность", и мне с самого начала не верилось, что такая способна выдвинуть интересную гипотезу.

А выдвинул её Джеймс Лестер, в руках которого оказались материалы малоизвестного египтолога Докосмической Эры Питера Грина. Едва ли не самая ценная их часть — рассказ, записанный Грином со слов коптского вора-контрабандиста Астана. Фамилию он свою не назвал. Астан промышлял тем, что грабил древние гробницы. Работал в одиночку. У него было потрясающее чутьё, подсказывавшее ему, где именно рыть и как избегать ловушек, которые древние зодчие подстраивали для воров. Но однажды, когда Астана выследила полиция, древняя гробница оказалась для него убежищем. Причём нашёл он её случайно — провалился в неё, удирая от блюстителей закона. Он скрывался там почти двое суток, опасаясь, что полиция, прежде чем покинуть эти места, будет ещё долго ездить по округе и расспрашивать всех о подозрительных незнакомцах. В этой гробнице явно уже побывали любители поживиться за счёт богатых покойников, но саркофаг выглядел нетронутым. У Астана имелся фонарь, так что он худо-бедно осмотрел все помещения усыпальницы. Побывав до этого уже не в одной гробнице, он понял, что здесь должна быть и наземная часть, но, её, по-видимому, давно разобрали и использовали камень для новых построек. А осмотрев настенные росписи, Астан пришёл к выводу, что усыпальница принадлежит юной царственной особе. Спрятавшись здесь, вор и не предполагал, что выйдет отсюда другим человеком. Он уверял Питера Грина, что умер и возродился для новой жизни. Он был убеждён, что увиденное им — не сон и не бред. А видел он вот что. Росписи на стенах ожили. Девушки, которые катались в лодке, и их кошка ходили по гробнице. Астан наблюдал за ними, спрятавшись за каменным саркофагом, причём тот вдруг оказался открытым и пустым. Потом всё изменилось, и гробницу заполнили люди, которые были одеты, как древние египтяне, но говорили почти как англичане. Увидев его, они удивились и разозлились. Один из них выстрелил в Астана, и вор уж было решил, что его песенка спета, но потом очнулся, а гробница опять изменилась. Там опять были люди, одетые, как древние египтяне, а изъяснялись они не на английском, не на коптском, не на французском и не на арабском, которые Астан знал. На итальянский и немецкий, о которых контрабандист имел представление, язык незнакомцев тоже не походил. Гробница была на стадии отделочных работ. При виде Астана мастера перепугались и, побросав инструменты и кисти, кинулись прочь. Судя по проникающему в погребальные камеры яркому свету, наземная часть над ними ещё не строилась. Гробница изменялась несколько раз. Оказывалась то пустой и богато убранной, ожидающей свою хозяйку, то почти полностью разграбленной. Картины и надписи на стенах почти не менялись, но Астану довелось увидеть, как странно одетый человек стирал со стен и саркофага обведённое овалом слово — чьё-то имя. Самым странным и жутким видением было последнее: двое, которых Астан в полутьме не разглядел, напали на царевну. Астан считал, что видел погребённую в этой гробнице царевну, которая оживала в потустороннем мире. Он был уверен, что в пространстве гробницы время от времени материализовался тот самый загробный мир, где мёртвые продолжали своё существование и где их подстерегали почти такие же опасности, что и в мире живых. У царевны были враги при жизни, и они продолжали преследовать её, даже когда она умерла. Видимо, так её ненавидели, что хотели лишить её посмертного существования, а следовательно, бессмертия. Недаром же они стирали со стен её имя. Но уничтожить царевну им не удалось. С ней был юноша, который пытался её защитить, но справиться с этими двоими явно не мог. И царевну, и её защитника спасла богиня. Великая Баст в образе кошки испепелила их своим взглядом. Астан испугался, что она убьёт и его. Он пал перед ней ниц и стал клясться, что никогда не желал царевне ничего плохого, что он даже не собирался грабить её усыпальницу, а попал сюда случайно, что он больше никогда не будет грабить мёртвых. Он даже изъявил готовность служить царевне верой и правдой. Богиня вняла его мольбам и пощадила его. Тут всё исчезло и вокруг потемнело. Астан потерял сознание, а когда очнулся, гробница имела тот же вид, что и тогда, когда он здесь оказался. Он вспомнил, как клялся царевне в верности, вспомнил, как богиня-кошка его пощадила, и решил, что, не выполнив клятвы, может навлечь на себя гнев богов. Он взял острый осколок камня и нацарапал возле одной из мужских фигур на стене своё имя. В древности так иногда делали бедняки, которые не могли построить жилище для своего Ка, но хотели получше устроиться после смерти. Они писали свои имена на картинах, украшавших стены богатых гробниц, тем самым обеспечивая себе вечную жизнь. Лучше уж быть в том мире слугой богача, чем лишиться после смерти пристанища. Астан выбрал и подписал фигурку стражника в нарисованном дворце царевны. Питер Грин считал, что видения Астана — сны или плод его больного воображения вперемешку с бредом. Человек, который спасается от погони, всегда на взводе, а тут ещё человек, склонный к суевериям. Куда больше египтолога заинтересовала сама гробница. Астан либо не смог, либо не захотел как следует объяснить, где она находится, но Питер Грин примерно понял, где её следует искать. Он обратился к своему руководству с просьбой о финансировании его исследований, но ему отказали. Грин не пользовался в научных кругах авторитетом. Его считали мечтателем, который сроду ищет сам не зная что. Молодой египтолог решил доказать, что гробница существует, отправился на её поиски и действительно её нашёл, хотя спуститься туда не решился — побоялся, что его завалит песком или придавит одной из каменных плит, составлявших основание для наземной части. Они расшатались из-за осадки грунта и так перекосились, что щель, сквозь которую в гробницу провалился Астан, стала совсем узкой. Грин нарисовал карту местности с указаниями, как найти гробницу. Вернувшись в Каир, он сообщил тётке, своей единственной родственнице, что едет в Лондон, и в тот же день погиб из-за нелепого несчастного случая. Его вещи переправили тётке, а она отдала все материалы и исследования Питера его коллегам. Похоже, нарисованная им от руки карта их не заинтересовала. Как и прочие материалы, которые они вообще сочли набросками к одному из его исторических романов. Он их постоянно писал, иллюстрируя всякими картами, рисунками и схемами, но издать не смог ни один. Записанный им рассказ Астана они, скорее всего, тоже приняли за плод фантазии Грина. А в том месте, где находилась гробница, вскоре разразилась песчаная буря, которая ещё надёжней скрыла от археологов осколки Древнего Царства.

А недавно материалы Грина попали в руки урмианского историка Джеймса Лестера. Всю печальную историю своих исследований он изложил в том самом письме, начало которого Диана и Теофил прочли ещё в доме Сампайи. Теперь мы прочли его от начала до конца. Записи Питера Грина Лестер нашёл на Терре-I, в архивах какого-то музея. И сопоставил с материалами, которые нарыл в других архивах. Гробница фараона Уаджи и жалкие остатки его города-крепости к тому времени были уже найдены и изучены, так что существование недалеко от всего этого других захоронений представлялось вполне логичным. Сказку об обречённоё царевне Лестер, естественно, знал. И он уже давно, задолго до того, как раздобыл бумаги Грина, сопоставил её с отрывком другой повести периода Древнего Царства — "Царевна-кошка". Он нашёл это сокровище в хранилище рукописей при Берлинском исследовательском центре. В повести рассказывалось, что у одной из царевен Хату-Септа была кошка, с которой она никогда не расставалась, потому что это была не просто кошка, а Ка царевны. У них была одна душа на двоих, и от этой кошки зависела жизнь девушки. Получилось так, что царевна покинула своих родных и подданных в юности. На этом текст обрывался. Имя героини указано не было, имена её родичей тоже, зато в этой истории фигурировало название города-крепости Хату-Септ, где жили Уаджи и два его предшественника этой династии. Сведения об Уаджи и его семье, а также материалы о его гробнице, особенно настенные росписи, позволили Лестеру предположить, что в обоих текстах говорится об одной и той же девушке, а именно — дочери фараона Уаджи. В обеих историях рассказывается о царевне, чья жизнь связана с загадочной кошкой и даже зависит от этой кошки. Ну а тут у него оказались ещё и материалы, позволяющие найти недалеко от руин крепости гробницу некой царевны, где уже побывал вор-контрабандист Астан. Лестер решил, что, возможно, это гробница дочери Уаджи Анхесептамон и не исключено, что именно необычная судьба этой царевны, которая не расставалась со своей кошкой, легла в основу двух сказочных историй.

Таким образом у Джеймса Лестера была интересная гипотеза и карта, позволяющая найти гробницу царевны. Он мечтал организовать экспедицию, а деньги тут требовались немалые. Лестер обратился с просьбой к своему университетскому начальству, а те к главе нома. В Урме все города делятся на номы, которыми управляют аристеи-номархи. Одним из правителей нома Карион, к которому относится Молосская академия истории и археологии, является Доримена дан Линкс. Причём она отвечает за финансирование проектов в области гуманитарных и общественных наук. В Академии есть ректор и Учёный совет, но деньгами они не распоряжаются. Их дело — выбить деньги из номархов, доказав ценность научного исследования. Леди дан Линкс не просто заинтересовалась поисками этой гробницы. Она загорелась этой идеей. К тому же дама прониклась личной симпатией к Джеймсу Лестеру и предложила ему участие в секретных темпоральных исследованиях. Только вот ответной симпатии у Лестера не возникло, а идея вмешаться во время вызвала у него ужас. Он писал, что урмиане намерены вторгнуться в прошлое, разрушая жизни людей. И всё из-за какого-то артефакта — кажется, необычного оружия. При этом они считают, что не сделают ничего особенного, лишь чуть-чуть помогут судьбе осуществиться. Ведь, если верить обоим древним текстам, а они явно о царевне Анхесептамон, она была обречена на раннюю смерть, и в одном из источников вообще прямо сказано, что она юной покинула своих близких и подданных. Лестер же считал, что это всего лишь подлая отговорка. Обе истории дошли в отрывках, в обоих случаях конец неизвестен, а для того, чтобы покинуть своих родных и подданных, умирать царевне было необязательно. Она могла просто уехать из Хату-Септа.

Джеймс Лестер не ответил Доримене отказом, но она догадалась, что учёный не в восторге от этого предложения. И Лестер понял, что она догадалась. А поскольку секретную информацию ему уже сообщили, он понял, что его жизнь теперь в опасности. Однажды, вернувшись домой, он обнаружил, что все материалы о гробнице украдены. Но воры не знали, что первичные копии хранятся в сейфе в дачном домике Лестера. На следующий день знакомая Лестера, секретарша ректора Академии, сообщила ему, что его отстранили от исследований. Раскопки будут проводиться при содействии Деламарского университета, а кое-какие из его находок пригодятся одной способной магистрантке. Знакомая советовала Лестеру поскорей покинуть страну. Он отправил материалы Сампайе, а сам попытался бежать из Урма, но попал в аварию, которая явно не была несчастным случаем.

— Такие, как Сампайя, заслуживают смерти, — нахмурился Самандар. — Ведь Лестер считал его другом, доверился ему.

Похоже, предательство по отношению к другу поразило его едва ли не больше, чем преступные замыслы урмиан.

— Когда сообщили о гибели Лестера, шла подготовка к раскопкам, — сказал Теофил. — Все стали выражать Сампайе соболезнования, а у него был такой вид, словно у него зубы болят. Уверен, многие приняли это за гримасу скорби, но не очень-то это на скорбь походило. За соболезнования он поблагодарил, при этом заметил, что не такими уж они с Лестером были друзьями, просто когда-то вместе проходили практику и участвовали в нескольких экспедициях. Их пути давно уже разошлись.

— Трусливая сволочь! — возмутился Джонни. — У него ведь такие связи. Мог бы что-то предпринять, и защиту бы ему обеспечили… Значит, у него тут свой интерес.

— Ничтожество, каких много, — небрежно обронила Диана. Так, словно речь шла о тараканах, которых в последнее время слишком много развелось. Она не демонстрировала своё презрение. Наверное, она никогда ничего не демонстрировала. Могла одним взглядом или словом чётко обозначить границу между собой и всякими ничтожествами, которые не стоят её внимания. Вот она, голубая кровь.

— Как ты догадалась, что надо делать? — спросил Самандар. — И вообще… Как тебе всё это удалось?

— Я ознакомилась с этим письмом и всеми материалами Лестера — сидела над ними всю ночь. Мне казалось, что от всей этой информации вот-вот голова взорвётся. Под утро я немного поспала, выпила крепкого кофе, и картина стала вырисовываться. Тут ведь достаточно сложить ключевые моменты. Интерес урмиан к раскопкам в Маххаджане, их сотрудничество с Хоббером, дружба Доримены с его семейством, версия Эрики, подтверждаемая двумя текстами о царевнах и кошках, необычная кошка, подаренная Эрике этой урмианской стервой, якобы виртуальная машина времени, на которой Доримена прокатила нас с Эрикой. Я же чувствовала, что там всё было реально… И наконец, все эти странные метаморфозы с гробницей, о которых мне рассказал Фил (ха, она тоже называет его Филом!), да он ещё и сканы мне принёс. Я поняла, почему в гробнице всё изменилось. Почему там оказалась мумия молодой Анхесептамон. Урмиане вошли в то время и убили её… Я, конечно, удивилась, что археологи сперва увидели там мумию пожилой женщины. Ведь если убийцы проникли в тот временной отрезок, то мы должны видеть только результат их вмешательства, а не то, что было бы, если бы они не вмешались. Но Джонни объяснил, что в этом месте пространственно-временной континуум так нарушен, что можно видеть разные временные пласты и разные варианты прошлого…

— Более того, — перебил Джонни с тем воодушевлением, какое на него накатывало, когда в его голове рождалась очередная идея. — Вмешательство в то или иное важное событие иногда создаёт ещё один вариант реальности. То есть образуется ответвление… От мира как бы отпочковывается другой мир, похожий на него, но другой, где с момента вмешательства всё идёт по-другому.

— Любопытно, — ухмыльнулся Самандар. На его красивом лице была написана смесь искреннего интереса и скептицизма.

— Если честно, мне бы не хотелось, чтобы Анхе состарилась и умерла в Хату-Септе, — вздохнула Диана. — Я бы хотела, чтобы она оттуда вырвалась. Вместе с Нехтамоном. И я хочу ей помочь.

— Может, лучше даже не пытаться, — осторожно сказал Теофил Каллистос. — Если в нашем времени недалеко от остатков Хату-Септа нашли её пожилую мумию, значит, ваш план явно не удался…

— Ничего это не значит, — возразила Диана. — Джонни прав. Можно вмешаться в ход событий, создав другой вариант реальности. Я хочу, чтобы Анхе ушла оттуда. В ту реальность, где она и Нехтамон будут счастливы.

— Знаешь поговорку о благих намерениях? — археолог явно не хотел, чтобы Диана возвращалась в Египет и снова подвергала себя опасности. — И о том, куда они порой ведут…

— Вообще-то в ад её хотят отправить другие, — я чувствовала, что Диана сердится, но очень не хочет это показывать. — Думаю, ей всё-таки можно помочь. И Аменемхет так считает.

— Это её наставник? — спросила я.

— Да, — она опять ответила, не глядя в мою сторону. — Он очень мудрый. Это он подарил ей Тамит. Так зовут её кошку. А богиню-кошку в тех краях называют то Баст, то Септа. Чаще Септа. И так же называют одну из звёзд Сириуса. Это тройная звезда, и они считают, что кошачьи богини, то есть имеющие облик кошек и львиц, пришли оттуда. И не только богини… Тут вообще всё сложно — насчёт богов и людей. Есть же версия, что могущественных магов и правителей древности позже стали считать богами. Первые цари Египта — потомки людей, которые пришли с Сириуса. То есть они пришли не в Египет, а на остров Атла, где смешались с местными и создали великую цивилизацию. А потом этот остров затонул… Да, похоже, это и есть та самая Атлантида, которую до сих пор ищут. После гибели Атлы остатки её жителей расселились по другим землям. Некоторые пришли в Египет и стали тут первыми царями. В отличие от местных они были блондинами или рыжими. Анхе блондинка, её двоюродная сестра Паамон тоже. Царское семейство Хату-Септа считает себя потомками полубогов с Сириуса. А этот Аменемхет… Вот он точно кажется мне полубогом. Он и вправду не совсем человек. Его раса намного древнее нашей. Он говорит, что уже очень стар и утратил почти всю свою силу, но он постарается сделать для Анхе всё, что сможет. Для неё и для её потомков.

— Как видишь, о ней там есть кому позаботиться, — заметил Джонни, за что был вознаграждён исполненным самой горячей симпатии взглядом Теофила. — Полубог — это не баран чихал, пусть даже полубог на пенсии.

— А как же пожилая мумия? — заговорила до сих пор молчавшая Талифа.

— Далась вам эта мумия, — поморщилась Диана.

— Пожилая мумия — это классно! — развеселился Джонни. — Звучит здорово. Кстати, молодыми они тоже бывают. Эрика Хоббер очень напоминает мне мумию.

Он покосился на Диану, явно ожидая, что данное сравнение ей понравится, но по лицу девушки лёгкой рябью пробежала горечь. Она не нуждалась в том, чтобы при ней высмеивали других женщин, это никак не влияло на её самооценку. Похоже, упоминание об Эрике всколыхнуло более глубокие слои памяти, где хранились картины детства. Когда-то им было весело вместе. Когда-то они играли в Принцессу Львиное Сердце. Только вот принцесса не замечала, что наперсница частенько на неё обижалась. И теперь наперсница решила отыграться. Что ж, мы всё вызываем на себя сами… Почти всё.

— Однако, мы отвлеклись, — Диана встряхнула своей золотистой гривой, давая понять, что заниматься сплетнями о бывших подругах не намерена. — Я поняла, что урмиане убили царевну, а кошка, подаренная Эрике, — не отсюда. Она совершенно удивительная, я сроду таких не видела. Когда Эрика мне её показала, я просмотрела в интернете едва ли не всё, что известно о породах кошек. Похожие нашлись, но всё равно не такие. А кошку ей подарили в тот день, когда она вместе с Филом вернулась с раскопок. Говорить о раскопках она не хотела, я потом от Фила узнала, что гробница изменилась и мумия резко помолодела. А когда я стащила бумаги и всё прочла, я сложила ключевые моменты и поняла, что урмиане вмешались в прошлое, как и боялся Лестер.

— То есть ты уже знала о существовании машины времени? — спросил Самандар.

— Нет, но догадывалась.

— Из-за той поездки в лабораторию? — Фил не столько спрашивал, сколько констатировал факт.

— Да, — кивнула Диана. — Как-то раз я пришла к Эрике — за книгой, которую она уже давно должна была мне вернуть, и опять наткнулась у них дома на Доримену. Мне сразу захотелось уйти, но эта дама так дружелюбно и мило со мной заговорила, что мне было неудобно не задержаться там хотя бы ненадолго. Мы сидели в гостиной, и речь зашла о науке, об открытиях, которые расширяют горизонт человека, дают ему возможность заглянуть за пределы этой реальности. А я возьми и ляпни… Весь этот год ходят слухи о темпоральных исследованиях и о том, что якобы к ним причастен господин Хоббер. Ну я и сказала: жаль, что не дали денег на машину времени, было бы интересно на ней прокатиться. Тут Доримена заулыбалась и говорит: я с удовольствием устрою тебе такую прогулку. Эрика на неё так вытаращилась… Знаете, у неё было такое же выражение лица, когда мы в пятом классе договорились с ней и ещё одной девочкой держать кое-что в тайне, а та возьми да и выложи всё при посторонних. Дора рассмеялась этим своим омерзительным смехом — для меня это как железом по стеклу — и сказала, что, разумеется, это не машина времени, а всего лишь весьма искусная имитация реальности, в которую погружается пассажир. Материальная иллюзия. А вот как это сделано — секрет фирмы. Жаль, что её величество экономит на развлечениях своих подданных. Так недолго и потерять их симпатию. Возможно, скоро в Гринлендсе кое-что изменится, и его граждане об этом не пожалеют. Их жизнь станет куда более благополучной и интересной, чем сейчас. Ну а пока некоторые развлечения не являются общедоступными, она, Доримена дан Линкс, имеет право предоставить их своим друзьям. Эрика давно уже хотела опробовать аттракцион, изобретённый её гениальным отцом при финансовой поддержке Урма. Почему бы ей не пригласить с собой и свою однокашницу? Только мы обе должны смириться с тем, что отправимся туда на закрытом вездеходе — в смысле без окон, так как пока эта лаборатория является секретной. Существуют формальности, которые не следует нарушать. Вскоре во дворе Хобберов уже стоял вездеход… Вообще-то это не только вездеход, но и везделёт и вездеплав. Совершенно уникальная машина. С виду обычный вездеходный джип — как для охоты в степях Аджаны. Но я точно знаю, что мы сперва ехали, потом летели, а потом куда-то погружались и плыли. Потом снова ехали и, наконец, оказались в месте, которое напоминало одновременно военную базу и научно-исследовательский центр. Во всяком случае, какими их показывают в кино. Дора заставила нас обеих подписать бумагу, где говорилось, что мы обязуемся молчать обо всём, что тут увидим. Мне плевать, что я нарушаю это условие. В конце концов она сама лгала, с самого начала… Потом она отвела нас в помещение… Небольшой зал, в центре нарисован круг, а в этом круге стоит такая штуковина вроде столика, а на ней кнопки — в общем панель управления. Доримена сказала, что пока разработан только один аттракцион — "Древний Египет", поэтому нам лучше надеть египетские платья, а мне ещё и парик тёмный принесли. Я удивилась — ведь это всё понарошку, а Дора пояснила, что это одно из условий игры — чтобы участник аттракциона полностью проникался духом эпохи. Потом мы все надели тонкие металлические браслеты с кнопками. Нажмёшь на одну из них, и тебя как будто чем-то обволакивает. Такое впечатление, что и тебя, и твою одежду покрывает невидимый слой какой-то странной материи. Вторая кнопка собственно и включает эту "машину времени". Нас понесло куда-то не то верх, не то вниз по мерцающему тоннелю. Эрика потом жаловалась, что у неё кружилась голова, но со мной было всё в порядке. А Доримена держала в руке что-то вроде секундомера, и когда она нажала на нём кнопку, тоннель потемнел. Через некоторое время мы оказались на берегу реки, среди зарослей, а перед нами был город. Стояла жуткая жара. Дора сказала, что мы можем немного прогуляться по древнему городу, который является реконструкцией одного поселения Древнего Царства. Всё вокруг выглядит настоящим, включая людей, но поскольку аттракцион находится в процессе работы, мы должны вести себя крайне осторожно — разговаривать только друг с другом и очень тихо, ничего и никого тут не трогать. Потом всё будет можно — и трогать, и разговаривать с окружающими, хоть это и не настоящие люди, но вот пока тут можно только смотреть и наслаждаться ощущением реальности. Ощущение действительно было такое, будто всё совершенно реально. Жара, странные запахи, а люди… Я не могла поверить, что они ненастоящие. Прогулялись мы совсем немного. Эрика пожаловалась, что ей сейчас станет плохо от этой жары. К тому же там жуткая пыль стояла — мимо тащились повозки, запряжённые быками, и от этих быков ужасно воняло. Я спросила, нельзя ли сделать так, чтобы путешествие в прошлое было для участников аттракциона более комфортным? Всё равно же прошлое ненастоящее. Дора ответила, что суть как раз в том, чтобы люди увидели прошлое во всей красе, пощупали его и понюхали. Зная по историческим источникам, каковы были санитарные условия в том или ином древнем обществе, имитировать запахи не так уж и трудно. Этот натурализм в воспроизведении эпохи полезен, так как поможет людям избавиться от иллюзий в отношении прошлого человечества. Многие его идеализируют, особенно те, что начитались фэнтезийной литературы. Сами живут в благоустроенном мире, пользуясь всеми благами цивилизации, и не думают о том, в каких условиях жили люди в период того же средневековья, которое так любят идеализировать. Молодёжь уже просто заигралась во все эти наивные миры меча и магии. Это уже почище наркотиков, поскольку ещё успешней отвлекает подрастающее поколение от проблем реальности. Я говорю: так вы придумали этот аттракцион, чтобы отнять у людей сказку? А она — ну почему? Как раз хотим сделать сказку былью. Чтобы некоторые поучились не просто противопоставлять одну быль другой, а ещё при этом и думать, так ли хороша была та быль, в которую они стремятся уйти. Да, именно уйти — от реальности, от проблем, от необходимости строить свою жизнь, от ответственности наконец… Тут Эрике уж совсем худо стало, и Доримена повела нас обратно — на берег. Я спросила, не всё ли равно, из какой точки иллюзии мы вернёмся обратно, а она ответила, что не всё равно, что аттракцион в процессе разработки и всё такое… И тут к нам пристали какие-то типы. Двое парней. Не знаю, что они говорили, не поняла ни слова, но они явно к нам клеились, причём один из них был настроен довольно агрессивно. Дора вырубила его одним ударом, схватила нас с Эрикой за руки и на хорошей скорости потащила в те самые заросли. За нами погнались, но мы по команде Доры нажали кнопки на своих браслетах и оказались в том тоннеле. Ну а потом в лаборатории. Эрика выглядела растерянной и измученной, а Доримена… Она так странно на меня смотрела. Как будто пыталась понять, что я думаю об этом приключении. Как будто подозревала, что я увидела больше, чем следовало. Я спросила: всякого рода хамы и приставучие типы тоже являются частью проекта, раз уж он создан, чтобы разрушить миф о прекрасном прошлом? Дора ответила, что такие типы были всегда, во всяком случае в недостаточно цивилизованных обществах, но эти двое типов программой не предусмотрены. Это здешние ассистенты решили пошутить, и они за это получат. Я спросила: у вас тут все ассистенты умеют говорить на древнеегипетском или только некоторые? Она же в свою очередь поинтересовалась, откуда я знаю, как звучит древнеегипетский. Этого вроде бы вообще никто не знает. Эти шутники просто несли всякую тарабарщину, и речь, которая звучала вокруг нас в этом иллюзорном городе, по сути тоже тарабарщина — специально разработанный для этой программы язык, не похожий ни на один из современных. Речь, которая там звучала вокруг нас, сливалась для меня в сплошной гул, так что я ничего не разобрала, а вот эти двое… У меня было стойкое ощущение, что они не несли тарабарщину, а говорили на своём языке. Я не знала, как звучит древнеегипетский, я не поняла, что они говорили, но я чувствовала: эти двое были в своём мире и говорили на своём языке. А Доримена смотрела на меня так, словно хотела залезть мне в голову. Словно ей было интересно, верю я ей или нет. А Эрика дулась — не то на меня, не то на Доримену. Теперь-то я уж точно знаю, почему… Когда я прочла материалы Лестера и обдумала всё случившееся, я окончательно убедилась в том, что эта машина времени вовсе не игрушка. Мне стало до слёз жалко царевну, которую эти твари убили из-за какого-то артефакта. Если верить сказкам, жизнь царевны была прочно связана с жизнью её любимой кошки и даже зависела он неё. Я вдруг подумала, что, если вернуть ей кошку, её можно спасти. Может, даже оживить. Я представила, что у меня была такая вот кошка… Ну или не совсем такая… И нас разлучили…

Диана нахмурилась и какое-то время молчала. Потом, встряхнув волосами и словно бы отбросив тягостные мысли, продолжала:

— И ещё я подумала о том, как хорошо было бы уметь иногда избавляться от тела, привязывающего нас к определённому времени и пространству. Когда-то мы с Эрикой нашли этот магический приём в книге оккультиста Марка Альбино. Вроде бы, он был одним из тех, что в прошлом веке собирались в роще Гриффин-рока, а потом Храм их всех к ногтю… — Диана запнулась и покосилась на меня, но не заметив на моём лице ни тени недовольства, успокоилась. — У нас с Эрикой ничего не получилось, но ведь тогда это не было вопросом жизни и смерти. Я достала ксерокопии той книги и внимательно перечитала, что и в каком порядке надо делать. Потом отправилась в ближайшее фотоателье и заказала свой голопортрет в фэнтезийном наряде и сказочной обстановке — у них там навалом картинок, в которые пожелали бы вписаться клиенты. Мне нужно было хранилище для моего хоронотопа… То есть для этого самого тела, которое привязывает меня к определённому времени и месту. В книге Альбино говорится, что любое из наших тонких тел — что-то вроде голограммы, и хранить его лучше в голограмме. Отделившись от тебя, оно само стремится соединиться с твоим голографическим изображением. У него вроде как тоже своего рода инстинкт самосохранения срабатывает…

— Хорошо, хоть у твоего хронотопа этот инстинкт имеется, — проворчал Фил.

— Для того, чтобы эта оболочка от тебя отделилась, нужно прочесть заклинание. Оно несложное, и я запишу его для всех желающих. Но главное — это сила, которой ты обладаешь. Если этой силы нет или недостаточно, никакое заклинание не поможет. Четыре года назад у меня ничего не вышло, а тут получилось. Это так здорово! Становишься словно бы невесомой… Стоило мне представить себе комнату Эрики, где жила кошка, как я там оказалась…

— А меня ты не видела? — не удержавшись, перебила я.

— Нет, но я почувствовала, что там кто-то есть. Кто-то, кого я не вижу. Потом, уже спустя несколько дней, я смогла увидеть тебя в храме, но к тому времени я уже гораздо лучше научилась управлять собой и моё зрение обострилось. Когда я без хронотопа, я не просто ощущаю лёгкость и свободу, я вообще чувствую себя иначе. Цвета становятся ярче, пространство расширяется, я вижу дальше и лучше и даже иногда могу видеть кое-какие явления тонкого мира. Иногда я вижу что-то вроде зеркального лабиринта. Картина нечёткая, но бывает, что некоторые его коридоры или повороты вспыхивают ярким светом — всего лишь на мгновение. И в такие мгновения мне кажется, что это тоннели в другие пространства. А иногда я вижу каких-то сущностей, правда, очень смутно. Но гостей из других миров и времён я быстро научилась распознавать — и когда они во всей красе, и когда становятся невидимками, как это умеешь ты. Не знаю, как ты это делаешь. Я так не умею, а жаль… В общем тогда в доме Хобберов я никого не увидела, но почувствовала чьё-то присутствие, и мне захотелось поскорей оттуда убраться. И, естественно, мне хотелось как можно скорей оказаться в Хату-Септе. Просмотрев все материалы о гробнице, все изображения на её стенах, я уже поняла, в какой город-крепость нас свозила Доримена. Похоже, сия машина времени ещё несовершенна, если они сумели разработать только один маршрут. В Хату-Септ я перенеслась быстро, и уверена, что во многом благодаря Тамит. Она тосковала по своей хозяйке и… По-моему, она почувствовала, что я тоже думаю о царевне. Тамит — необычная кошка. Она так же необычна, как и Аменемхет, который подарил эту кошку царевне. Самое удивительное, что сказка оказалась былью. Я не просто сразу перенеслась в Хату-Септ, но и оказалась на пороге покоев Анхесептамон. И я увидела ту сцену, которая изображена на одной из стен гробницы Уаджи — царь, оплакивающий свою дочь… Вообще-то фараон Уаджи не отец, а дядя Анхесептамон, но наши историки этого не знают, да это и не так важно. Царевна была без сознания, а её дядя и другие родственники причитали над ней. Когда я с Тамит на руках оказалась на пороге спальни, все разом замолчали. Моя одежда в том мире кого угодно привела бы в недоумение, но они все так обрадовались при виде кошки, что их даже мой прикид не особенно потряс. Они отреагировали на кошку, как на спасение. Как на чудо, способное вернуть царевну к жизни. Кошка подбежала к Анхесептамон и стала лизать ей руку. Я, когда подошла поближе, увидела, что она зализывает рану — что-то вроде небольшого укуса или пореза, окружённого синевато-лиловой опухолью. По краям опухоль была почти чёрной, но несколько минут спустя чернота исчезла, а царевна вздохнула и открыла глаза. Боже, что тут началось! Никогда не думала, что египтяне так эмоциональны. Мне всегда казалось, что они были народом меланхоличным и сдержанным. Кошка осталась возле царевны, а я хотела исчезнуть, но надо было сделать это незаметно — я не хотела их пугать. Но тут ко мне подбежали служанки, повели в какие-то роскошные покои, стали раздевать… Я знаками объяснила, что предпочитаю делать это сама, и они отступились. Только наполнили для меня ванну, принесли целый ворох одежды, столик с едой и приготовили мне постель. Самое смешное, что я почувствовала зверский голод, а все эти блюда так замечательно пахли. Я поела, вымылась, переоделась и подумала о том, что вполне могу тут немного погостить. В книге было написано, что два-три дня я смогу чувствовать себя без хронометрического тела достаточно хорошо…

— А, кстати, сколько ты там пробыла? — перебил Джонни. — Ну, до того, как вы там на лодочке катались и тебя вдруг выкинуло в наше время?

— Это был десятый день моего пребывания в Хату-Септе. За это время я три раза успела побывать дома, в Деламаре, и отдохнуть, вернув себе целостность, то есть надев обратно свой хронотоп…

— Но ведь с того дня, как ты стащила кошку, до позавчерашнего дня, когда тебя сюда выбросило, прошла всего неделя, — удивился Теофил. — То есть почти восемь дней, но…

— Не знаю, почему, но там прошло немного больше времени, — пожала плечами Диана. — Странно то, что пока я отдыхала у себя в замке, а на это все три раза уходило по три-четыре часа, там проходило… Первый раз там прошло пять часов, а второй и третий столько же времени, сколько и здесь. Как будто тот фрагмент реальности притирался к нашей реальности. А самое странное, что я могу быть без своего хронотопа гораздо дольше, чем считал Альбино. Правда, четырёхчасовой отдых слишком мал, чтобы полностью восстановить силы, и время моего пребывания без хронотопа с каждым разом сокращалось. Ну так вот… Я поела, искупалась и завалилась спать, а когда проснулась, возле меня сидел высокий старик, тощий и лысый. Смотрел на меня пристально, изучающе, но при этом не подозрительно, а даже наоборот… Так смотрят на того, кому доверяют и симпатизируют. Он меня не знал. Да, я вернула кошку и спасла царевну, но вообще-то это не значило, что я не преследую какие-то нехорошие цели и не могу быть опасной, однако он сразу определил, что я друг. Аменемхет видит гораздо больше других. Мы с ним несколько раз беседовали. Это было необыкновенно интересно, но мне всегда казалось, что он от меня что-то скрывает. Что он знает обо мне больше, чем говорит.

— Извини, но как вы с ним беседовали? — спросил Самандар. — И как ты вообще разговаривала с этими древними египтянами?

— При помощи вот этого, — Диана с улыбкой прикоснулась к серёжке в левом ухе. — Правая серёжка выглядит точно так же, но она обычная. А эта переводчик, только куда более совершенный, чем наши. Более точно переводит смысл услышанного, а когда отвечаешь, лучше переводит знаково-звуковую дорожку твоего языка в понятный иноязычному собеседнику комплекс звуков. А как эта штука сделана, не поймёшь. Это таинственная смесь науки и магии, которой обладали эойи — обитатели погибшего мира в созвездии Сириуса. Это они и другое сириусианское племя — манойи — в глубокой древности прилетели на Терру-I и помогли здешним племенам создать на острове Атла великую цивилизацию. Некоторые из них вступали в связи с людьми, и в результате возникло несколько новых племён. Потомки одного из этих племён и стали первыми египетскими царями. Что касается Аменемхета, то он чистокровный эой. Те из них, что не смешивались с людьми, — могущественные маги. Живут они очень долго, но всё же не бессмертны. Они обладают некоторой способностью к метаморфизму. Могут немного изменять внешность, если, допустим, не хотят отличаться от местного населения. Последние несколько сотен лет Аменемхет провёл в Египте, то и дело переезжая из одного города или посёлка в другой. Он предпочитает скрывать своё фантастическое долголетие. Боится, что его начнут держать за божество. Много веков назад некоторые представители его расы любили играть в богов, но к добру это обычно не приводило. В лучшем случае не причиняло зла. Аменемхет подкорректировал черты лица, цвет волос и глаз так, чтобы не отличаться от среднестатистического египтянина…

— А в животное он может превращаться? — полюбопытствовал Джонни.

— Нет, он может изменяться только в пределах гуманоидной расы, и то немного. Эойи внешне и по основным физиологическим параметрам почти не отличаются от земных людей. Стареют эойи очень медленно. Они практически всю свою невероятно долгую жизнь выглядят молодо, а стареют в течение последнего столетия своей жизни. Чем ближе к концу жизни, тем быстрее процесс увядания. Жизнь Аменемхета подходит к концу, и выглядит он, как старик, которому за девяносто и который никогда не проходил омолаживающие процедуры.

У меня просто голова шла кругом. Казалось бы, мне ли удивляться услышанному после всего того, что со мной произошло за последние пятнадцать лет? Мы слишком привыкли считать Атлантиду мифом. Так же, как и рассказы о таинственных инопланетянах, которые не то смешались с населением Терры-I, не то до сих пор странствуют, открывая известные только им врата между мирами.

— Интересно, а кто-нибудь из них дожил до наших дней?

Все разом повернулись к мне, и я почувствовала себя полной идиоткой.

— Скорее всего нет, — совершенно серьёзно ответила Диана. — Аменемхет считает себя последним представителем своего народа. Манойи — более молодая раса и более приспособляемая, но они вроде как тоже уже должны были вымереть. Смешиваться с землянами они не могли, так что даже потомков их не осталось.

— Эти две расы сильно друг от друга отличались?

— Не знаю, как внешне, — вроде бы, они все выглядели, как люди, а вот по статусу значительно отличались. Эойи были более могущественны. Они были изобретателями, а манойи в основном исполнителями.

— И чего Аменемхет хочет для своей подопечной?

— Чтобы она выжила и была счастлива.

— И какую роль во всём этом должна сыграть ты?

— Ту, против которой я ничего не имею, — ответила Диана с нотками упрямства и вызова в голосе. — Я сама выбрала эту роль, за что Аменемхет мне благодарен. Он не из тех, кто принуждает или заманивает в сети. Я сама хочу поддержать Анхе, пока не представится возможность устроить ей побег, а устроить это не так-то просто. Она же племянница фараона. К тому же этот козлище выбрал её своей очередной женой и прекрасно знает, что она этого не хочет. Насколько я поняла, она с детства была своенравной, так что все боятся, как бы она чего не выкинула. Анхе постоянно под охраной и наблюдением. Её это раздражает и утомляет, особенно учитывая, что ей приходится соблюдать весь этот их этикет. Моё общество её успокаивает. К тому же я помогаю ей встречаться с Нехтамоном — мне же легко перемещаться из одного места в другое, и вижу я больше, всегда могу предупредить. А в глазах её дядюшки и большинства подданных я посланница богини Септы, которая явилась, чтобы спасти царевну от смерти и наставить её на путь истинный. При свидетелях я строю из себя подпевалу Уаджи — убеждаю царевну, что она должна быть покорна воле дяди и стать его женой. Она знает, что это игра, но другие, по-моему, не догадываются. Я надеюсь.

— И долго ты намерена с ней нянчиться? — меня не оставляло ощущение, что Диана говорит не всё.

— Да нет, скоро Аменемхет всё уладит.

— Значит, её тщательно охраняют?

— Да, сейчас особенно, но вообще-то над ней с самого детства трясутся, и это страшно раздражает её двоюродную сестру Паамон. Она считает, что её не любят и никогда не любили, что до неё никому нет дела. Очень неприятная, завистливая девица с вечно кислой физиономией… С другой стороны, её, наверное, отчасти можно понять. Она всегда была на втором плане, а Анхе… Может, ей действительно следовало побольше считаться со своей кузиной, тогда бы у них получше отношения были… — Диана на мгновение задумалась — возможно, об Эрике Хоббер. — А почему над Анхе трясутся, так это всё из-за предсказания… Вот тут очередное совпадение сказки с былью. В сказке царевне было предсказано, что она в юности покинет своих близких. Анхе то же самое напророчили, едва она родилась. Охранять-то её охраняют, но урмиане всё же нашли способ к ней подобраться, да ещё всё так обставили… Уже потом, когда Анхе выздоровела, две служанки вспомнили, что никогда раньше не видели садовника, который принёс царевне те цветы. Анхе любит сама украшать цветами свои покои, а в тот день в корзине с цветами оказалась ядовитая змея. Такие только на болотах водятся. В царском саду таких сроду не видели, так что загадочный садовник явно подбросил её в корзину.

— Даже странно, что урмиане так осторожничают, — сказал Джонни. — Им же убить — раз плюнуть. С их-то технологиями в таком отсталом обществе…

— Ну, не такое уж оно и отсталое, — усмехнулась Диана. — Урмиане действительно ведут себя там осторожно. До сих пор помню, как Доримена потащила нас обратно, когда к нам те парни пристали. Она явно боялась скандала, боялась засветиться. Интересно, кого они там боятся?

Единственное объяснение, которое пришло мне в голову, настроение не улучшало, и я решила его пока не озвучивать. В конце концов, это было всего лишь предположение. Возможно, машину времени изобрели не только урмиане, и не только они могли оказаться в Древнем Египте. Более того, другие путешественники во времени могли охотиться там за тем же самым — за таинственным артефактом, каким-то образом связанным с царевной Анхесептамон. Или урмиане опасаются тех, кто умеет входить во время с целью контроля. Тех, кто старается не допускать вмешательство в историю. Кто это может быть? Кто всегда боролся с попытками выхода за грань? Храм. Не исключено, что над проектом "Машина времени" параллельно с урмианами работала другая группа учёных, контролируемая Храмом. Вопрос в том, изобрели они уже свою машину времени, или урмиане, не зная этого наверняка, ведут себя осторожно на всякий случай.

— Ладно, — Талифа начала собирать разложенные на ковре ксерокопии. — Обо всём остальном мы подумаем завтра. Уже поздно. Если Диана и Терри не будут как следует высыпаться и отдыхать, они ещё долго не восстановят силы. Если кто-то хочет чего-нибудь перекусить, кнопка для слуг в каждой комнате рядом с выключателем. В купальнях часть ламп горит всю ночь. Если кто-то хочет искупаться, регулируйте свет сами, как вам удобно.

Идея насчёт купания мне понравилась. Оказалось, что не только мне.

Приняв душ, я отправилась в зал с бассейном. Я плавала минут десять, наслаждаясь соприкосновением с прохладной, упругой стихией и царящим здесь зеленоватым полумраком. Такое освещение всегда действует на меня успокаивающе, а плавание помогает привести мысли в порядок. Дворец из восточной сказки казался совершенно безопасным местом. Я чувствовала себя такой умиротворённой и расслабленной, что почти утратила бдительность, которая со времён службы стала моей второй натурой.

Я заметила её, только когда она зажгла светильник в виде лилии — такие украшали весь бортик бассейна. Она была в паре метров от меня. Я зажмурилась, сделав вид, что меня ослепил яркий свет, а на самом деле чтобы не смотреть на эту фигурку в серебристом купальнике-бикини.

— Извини, что напугала, — похоже, Диана была немного смущена. — Я не знала, что тут кто-то есть… Тебе нравится плавать в темноте?

— Да, — коротко ответила я и, выйдя из воды, накинула махровый халат.

— Ой, что это у тебя? Совсем как у меня!

— Что? — я злилась, чувствуя, как на меня волной обрушивается смятение, которое наверняка сейчас лишит меня сна и надолго превратит мои мысли в хаос.

Я отошла подальше от лампы, чтобы Диана не видела, в каком я состоянии, но она приблизилась ко мне и ткнула тонким пальчиком в свой маленький плоский живот, где чуть пониже пупка красовалась родинка в виде полумесяца.

— Видишь, у меня почти такая же родинка, как и у тебя. Только у тебя она побольше и необычного цвета.

— У меня тут не родинка, а шрам.

— Свежий?

— Нет, ему уже пятнадцать лет. Почти шестнадцать.

— Странно… Почему же он такого цвета?

Мой шрам был белым, как и все старые шрамы, но от сильного волнения приобретал лиловый оттенок.

— Иногда он краснеет… От холода.

— Разве тут холодно?

— Я только что из воды, а она прохладная. Спокойной ночи, Диана.

— До завтра, — отозвалась она.

Выходя из зала, я слышала, как она спрыгнула в бассейн — лёгкий такой всплеск. Весу в ней всего ничего. Я представила себе, как её изящное тело матово светился в зеленоватой воде, и мне захотелось опять окунуться — желательно в Северный Ледовитый океан.

Когда я с раздражением расчёсывала перед зеркалом влажные волосы, в мою дверь тихо постучали.

— Открыто! — крикнула я.

Я ожидала увидеть кого угодно, только не Талифу в халатике, накинутом на голое тело.

— Не хочешь расслабиться? — спросила она без предисловий. Так просто и дружелюбно, что даже её откровенный вид не вызывал мыслей о бесстыдстве. Я вспомнила, что у маххадов есть обычай: незамужний член семьи может в знак особой симпатии к гостю предложить ему сексуальные услуги. Не обязан, а именно может, если хочет сам. И отказ гостя никогда не воспринимается как оскорбление.

— Извини, но… Я устала. Я не думала, что ты… Мне показалось, что ты нравишься Джонни, причём взаимно.

— Так и есть, — улыбнулась девушка. — Он знает, что я здесь. Он твой друг. Ты весь вечер такая напряжённая. И сейчас даже больше, чем во время разговора. Вот я и подумала… Впрочем, неважно. Если хочешь, сделаю тебе массаж.

— Нет, спасибо… Но ты проходи, я всё равно не хочу спать. Хотела посмотреть "Галаксион". Она у вас на каком канале?

"Галаксион" — межгалактическая программа новостей — транслировалась круглосуточно. Талифа плотно запахнула халат, завязала пояс и, устроившись на диване, включила телевизор. А я, продолжая расчёсываться, подошла к окну, из которого открывался вид на главную городскую площадь.

При ночном освещении Арсланбад ещё больше напоминал мираж. Или фантазию тёмного мага, который, извлекая из вселенского света все цвета спектра, создаёт сказочную страну снов. Да, этот город — иллюзия, сон божественного сфинкса. Когда-то он пришёл сюда, разрыл песок и напился из реки времени, а потом лёг, охраняя таинственные врата. Они невидимы, но едва сфинкс проснётся, всё изменится. Яркий мираж исчезнет, и перед нами предстанет мир тяжёлого, грубого, отшлифованного песком и ветрами камня. Мир диких зверей, безжалостных богов и отважных воинов, которые не боятся встретить судьбу, в каком бы облике она ни явилась. Обречённый царевич из древнеегипетской сказки боролся с судьбой, но мы так и не знаем, сумел ли он её победить. Эта история дошла до нас в отрывках. Как и сказка об обречённой царевне. Но царевне повезло больше. У неё есть подруга из будущего, которая хочет ей помочь.

На площади загорелось ещё несколько фонарей, ярко осветив лицо каменного сфинкса. И разглядев его лицо, я похолодела.

— Что это значит?

Талифа как будто ждала этого вопроса.

— Заметила… Когда на него так падает свет, это особенно бросается в глаза. Мы с братом заметили это, когда смотрели запись, сделанную в космопорту Эвбена. А у самой у тебя нет никаких объяснений?

— Нет… Кроме одного: моё сходство с этим истуканом — просто случайность. Я бываю в прошлом, но в Египте была всего пару раз. И тамошним ваятелям не позировала.

— Но это же не значит, что никогда не будешь, — пожала плечами Талифа. — А иному мастеру и позировать не надо. Посмотрит и сделает по памяти. Твоё лицо трудно забыть.

Теперь я понимала, почему слуги разглядывали меня с таким любопытством. Интересно, что они об этом думали? Я не заметила на их лицах ни тени суеверного страха. Впрочем им ли бояться таких "случайностей"? Тот, кто живёт в городе спящего божества, должен быть готов к чему угодно.

По телевизору рассказывали о захвате пиратами пассажирского корабля, летевшего курсом Пандора — Амальтея. Потом перешли к очередному теракту, который арахаты устроили на востоке Фаллены… Всё то же самое. Зачем я девять лет рисковала жизнью? А сколько рыцарей, не имеющих моей брони, лишились жизни, пытаясь сделать этот мир лучше. Я чувствовала, как меня опять засасывает пустота — та, что хуже горечи и страха. Мой шрам слегка заныл, когда я представила себе его двойника в виде родинки на матово-белой коже, которой я недавно могла коснуться… Она что, дразнила меня? Издевалась? Целый день не смотрела в мою сторону, а тут вдруг подкатила чуть ли не нагишом… Не играй со мной, девчонка!

— Не уходи, Талифа…

Голос диктора сменила нежная мелодия, сопровождаемая каким-то струнным инструментом. Музыка, исполненная неги и страсти…

— Мой любимый музыкальный канал, — Талифа положила пульт на диван, заглянула мне в глаза и улыбнулась. — Ты смотришь на меня, но видишь её. Ты только её сейчас и видишь. Я немного завидую таким, как ты… И как она.

— Это каким?

— Вы как герои древних легенд, которые мне рассказывала няня. Вы живёте на каком-то другом уровне. Не так, как остальные. Как мы все… Не знаю, я не могу объяснить. Хочешь, расскажу тебе что-нибудь из няниных сказок?

Не иначе как няня рассказывала ей сказки о прекрасных принцессах и доблестных рыцарях… Или принцах. О да, у принцессы обязательно должен быть принц. Красавец — вроде Теофила Каллистоса. Она спит в заколдованном замке, а он приезжает и спасает её…"…пока я отдыхала у себя в замке…" Как она это произнесла — "у себя в замке…" Так просто, естественно. Никто даже не ухмыльнулся. Где ещё может отдыхать настоящая принцесса? Конечно в замке.

— Да… Расскажи что-нибудь.

Я готова была слушать что угодно, лишь бы это отвлекло меня от навязчивых мыслей. Мы устроились на широкой постели под балдахином, и Талифа начала:

— Жила-была прекрасная принцесса… Чего ты улыбаешься, леди Терри?

— Наверняка ей предсказали, чтобы она остерегалась острых предметов. Но ей подсунули прялку, которой она укололась… Или это был шип розы, а корзину с цветами ей принесла злая колдунья. То есть принёс-то посыльный, но послала эту корзину колдунья. Или там среди цветов оказалась ядовитая змея…

— Что ж, пусть будет так, — Талифа приподнялась и, усевшись рядом со мной, стала осторожно массировать мне виски. — Принцессу действительно ужалила змея, и помочь ей не мог никто. Ни один рыцарь, ни один из заморских принцев, что примчались в это захудалое королевство, чтобы попытаться спасти красавицу. А чудесной кошки у неё не было…

Засыпая, я чувствовала прикосновения нежных пальцев к моему лицу, а голос юной маххадки проникал мне в душу, наполняя её покоем. Но вскоре покой сменила тревога. Я видела принцессу с золотыми волосами, которую уложили в хрустальный саркофаг и понесли к сумрачной пещере. Я думала, что гроб сейчас повесят там на цепях — как в одной известной сказке, но оказалось, что в эту пещеру втекает река — чистая и сияющая. Гроб с телом девушки поставили в широкую ладью и спустили ладью на воду. Вскоре этот плавучий катафалк скрылся под сводами пещеры, которая казалась входом в целую горную цепь, теряющуюся в густых лесах. Я в отчаянии смотрела, как гроб со спящей златовлаской уплывает всё дальше и дальше, но сделать ничего не могла. Моё тело словно оцепенело.

— Она умерла не насовсем, — прозвучал чей-то глубокий, сильный голос. — Река времени принесёт её к новому берегу, где она вернётся к жизни. Великий Бог в своей солнечной ладье каждый день совершает путь внутри того, кто окружает вселенную, и возвращается к нам. Мы все уходим и возвращаемся. Каждый на свой остров, а островам этим несть числа…

Я пыталась понять, откуда исходит голос. Казалось, он звучит отовсюду. Тут я заметила, что река течёт между лапами огромного сфинкса, и сверкающий поток скрывается во тьме под его каменным брюхом. Его бесстрастная львиная морда то и дело изменялась, обретая черты то человека, то быка, то снова льва, а горная цепь содрогалась, сотрясая не только землю, но и небеса. Это извивался гигантский змей. Повелитель времени, окружающий вселенную…

Проснулась я поздно и тут же вызвала прислугу, чтобы узнать, когда завтрак. Служанка принесла завтрак в мои апартаменты, сказав, что остальные уже поели, а госпожа Талифа велела меня не будить. Интересно, когда отсюда ушла Талифа? И что из увиденного мной во сне было навеяно её сказкой? Я выглянула в окно. Сфинкс на площади выглядел и вполовину не так величественно и зловеще, как при свете ночных фонарей. И гораздо меньше походил на меня. Сейчас я даже была готова поверить, что моё сходство с ним — случайность.

— Ты уснула очень быстро, — сказала Талифа, когда вся наша компания собралась в уютной садовой беседке. — Так что продолжать сказку не имело смысла.

— Вот не знала, что рыцари Храма не могут заснуть без сказки на ночь, — усмехнулась Диана.

Я заметила, что настроение у неё плохое, а у Теофила и того хуже, как бы он ни старался это скрыть.

— Что, наша Шахерезада грузила тебя на ночь своими сказками? — рассмеялся Самандар. — Этого она от няни набралась. Только сказок у них не тысяча и одна, а гораздо больше, потому что они никогда дважды не рассказывают одну историю. Их истории всегда изменяются, и на ночь их точно лучше не слушать. Что тебе сегодня снилось?

— Да так, красивые, яркие картинки…

Я не хотела пересказывать свой сон, явно имевший глубокий смысл. В нём оживали египетские мифы о загробном царстве, о солнечной ладье, плывущей сквозь тело гигантского змея с бычьими головами, который олицетворяет время. Река, что уносила от меня ладью с гробом златовласки, текла в глубь пещеры под брюхом каменного льва. Бог лев Акер. Страж первых врат Дуата1…

— Думаю, я сегодня меньше всех спал, — широко зевнув, заявил Джонни. — Пытался отыскать в сети хоть какие-то намёки на местонахождение секретной лаборатории урмиан. Этого их Института времени.

Я вдруг вспомнила одну старую-престарую комедию Докосмической эры. Там был Институт солнца, а главная героиня, известная учёная, всё ходила и повторяла, чему равняется масса солнца. Как будто боялась забыть. Милая такая комедия, добрая. В том институте учёные с искренним энтузиазмом трудились на благо человечества, а не охотились за артефактами, не боясь принести часть человечества в жертву своим интересам.

— Ну а узнаешь, так как ты туда проникнуть-то собираешься? — поинтересовался Самандар.

— А уж это дело Терри. Шапка-невидимка есть только у неё. Только она и может за ними пошпионить. Но чтобы попасть в какое-то место, она должна хотя бы приблизительно знать, где оно.

— А как ты путешествуешь в прошлое? — спросил у меня Самандар. Робко так, словно чувствовал себя ничтожеством, посмевшим посягнуть на тайны великих. — Ты ведь не знаешь, как выглядели, допустим, Афины, в пятом веке до нашей эры…

— Нет, но я всегда могу посмотреть, как они выглядят сейчас, и переместиться туда, изъявив желание, чтобы место осталось прежним, а время было какое мне надо. А иногда я отправляюсь в прошлое почти наугад, не загадав никакого конкретного места. Просто хочу в Древний Рим и там оказываюсь. Я же имею представление об этом городе. В неполном тайминге тебе всё равно ничего не угрожает. Но в данном случае мне нужно конкретное направление.

— Да уж, — вздохнул Джонни. — А не попав в логово этих учёных-сверхчеловеков, мы не поймём, что именно им нужно от царевны Анхесептамон и почему они так жаждут её смерти. Можно, конечно, к кому-нибудь из них домой наведаться и проследить за ним, но тут опять загвоздка — их адреса засекречены.

— Я неплохо запомнила тот зал, откуда мы ездили в Древний Египет, — сказала Диана. — Но точно его описать не смогу. А где всё это — не знаю. Ехали, летели, плыли… Вроде и недолго, но, по-моему, это их логово где-то далеко. И такое впечатление, что под водой. И почему этим надо заниматься непременно Терри? Я скоро отдохну, восстановлю силы и смогу переместиться в тот зал…

— Даже не вздумай! — я сама не ожидала от себя такой экспрессии.

Все немного смутились, а Диана была близка к тому, чтобы рассердиться. Принцесса не любила, когда ею пытались командовать.

— Это совершенно неоправданный риск, — продолжала я уже спокойней, мысленно обругав себя за свою подростковую пылкость. — Невидимой ты быть не можешь, так что тебя сразу могут там схватить…

— Без хронотопа я выскользну у них из рук, как струя воды.

— Но они могут тебя подстрелить, — поддержал меня Фил.

— Если успеют…

— А с чего ты взяла, что не успеют? — возразил археолог. — Все эти аристеи почище боевых киборгов из фантастических фильмов, и реакция у них будь здоров! Да и как ты намерена за ними шпионить? Думаешь, в секретной лаборатории мало охраны? Вот Терри может прогуляться там невидимкой, всё внимательно изучить и послушать их разговоры…

— Это если мы узнаем, где их проклятая лаборатория! А когда мы это узнаем? Анхе в опасности…

— Но она же под защитой представителя могущественной расы, — мягко заметил Самандар. — Куда более могущественной, чем мы, люди…

— Он уже очень стар, — с досадой перебила Диана. — И утратил почти всё своё могущество. Один он не сможет… её защитить. То есть ему это нелегко.

Эта запинка меня насторожила. Что он не сможет один? Зачем ему нужна Диана? Этот старичман чёрт знает какой расы покровительствует царевне Анхесептамон и готов ради неё на всё. Но это ты своей собственной шкурой жертвуй ради своей царевны, и нечего приносить ей в жертву другую девушку! Диана что-то недоговаривает. Она должна что-то сделать ради спасения своей египетской подруги и, возможно, не подозревает, что это опасно. Старый Аменемхет из расы тех полубогов, которые много веков вершили судьбы целых племён и народов. Наверное, у него какие-то великие планы насчёт этой египетской соплячки. Не исключено, что она часть некой замысловатой мозаики, которая должна сложиться определённым образом и это станет основой процветания целого мира или многих миров. Да плевать мне на всё это процветание, если Диане суждено из-за этого пострадать.

— А ты можешь перетащить с собой кого-нибудь? — Джонни оторвался от своего компаса и ненадолго задумался, переводя взгляд с Дианы на меня и обратно. — Ну, как ты кошку в Египет перенесла… Допустим, ты перенесёшься в тот зал с невидимой Терри, а потом оттуда быстро смоешься. А она останется шпионить…

— Нет, не могу, — нахмурилась Диана. — Это было бы здорово, но я уже пыталась проделать такое с Анхе — быстренько доставить её на свиданку с Нехтамоном, а потом закинуть обратно в её покои. Не вышло. Мне удаётся переносить только то, что на мне надето, небольшие неодушевлённые предметы и Тамит. С обычной кошкой у меня такое не получилось, я экспериментировала. Только с Тамит. Но это же кошка, выращенная магом.

— Но вы с Терри можете попробовать, — гнул свой Джонни. — Вдруг получится. Вы же у нас обе необычные. Если получится и на кого-нибудь там нарвётесь, тут же смоетесь.

— Попробуете, когда отдохнёте, — решительно заявила Талифа. — Если к тому времени мы как-нибудь иначе не выясним, где эта лаборатория.

— Есть ещё такой вариант, — оживилась Диана. — Я туда смотаюсь и быстренько сделаю снимок того зала, а потом Терри туда отправится.

— Мы ведь уже выяснили, что это опасно, — меня раздражало её стремление сунуть голову в крокодилью пасть.

— Да ничего мы не выяснили, — рассердилась Диана. — Если там кто-то будет, я мигом обратно — они и глазом моргнуть не успеют. А если будет пусто, быстренько сделаю снимок и обратно. Иначе нам туда не попасть.

— Ладно, — неохотно согласилась я. — Только не сейчас и вообще не сегодня. Ты вроде говорила, что на восстановление сил тебе нужно пару дней. Отправляться в логово врага в плохой форме — дело заведомо провальное.

— Терри права, — кивнула Талифа. — К тому же няня ещё не сделала Диане удобный футлярчик для её лягушачьей кожи. Такой, чтобы она всегда была при ней. Не таскать же с собой эту ужасную картину…

— Действительно ужасную, — поморщился Теофил, который, насколько я уже поняла, был знатоком и большим любителем изящных искусств.

— А сейчас, — Талифа встала и взяла меня за руку, — разрешите мне ненадолго похитить у вас Терри.

— Охотно разрешаем, — улыбнулась Диана. — Сказки можно не только ночью рассказывать.

Вот язва!

— Мы к Хадидже, — пояснила Талифа. — Она хочет поговорить с Терри.

Старая Хадиджа, которую все, кроме Талифы и Самандара, называли ахайей, жила тут же, во дворце правителя Арсланбада. Точнее, при нём. Она занимала уютный флигель в глубине сада. Талифа и её брат обращались к ахайе так, как у маххадов обращаются к кормилицам и нянькам.

— Амма, мы пришли, — громко произнесла Талифа, едва мы переступили порог домика, и, не дождавшись ответа, повела меня в комнату, которую от маленькой прихожей отделяла лишь пёстрая занавеска.

Тут было полутемно и приятно пахло травами. Ноги тонули в мохнатом ковре. Всю мебель составляли низкий, накрытый цветастым покрывалом топчан и такие же ярко расшитые пуфики для сидения.

— А-а, другая сторона монеты…

Я вздрогнула от этого резкого, скрипучего голоса и наконец-то разглядела в дальнем углу комнаты хозяйку. Она сидела на чём-то вроде плоской подушки — маленькая, худая, с ног до головы закутанная в тёмное, пёстрое одеяние, которое по цвету почти сливалось с узорчатыми коврами на стенах и на полу.

— Тали, подними шторы, — велел скрипучий голос. — Но только на том окне, у двери.

Девушка дёрнула за какой-то шнур, подняв одну из цветастых гардин, и вышла из флигеля. Теперь я смогла рассмотреть старуху получше. Тёмное морщинистое лицо, подслеповатые карие глаза явно боятся яркого света. Костлявая рука медленно поглаживает серую короткошерстную кошку, лежащую в позе, исполненной изящества и достоинства, которые свойственны лишь кошачьему племени. Когда я подошла поближе, кошка даже не пошевелилась, лишь устремила на меня внимательный взгляд — усталый и мудрый. По кошачьим меркам она была так же стара, как и её хозяйка. По дороге сюда Талифа сказала, что Хадидже семьдесят пять, но последние десять лет она стареет слишком быстро, а от помощи врачей отказывается. Говорит, что это плата за дар, который в последнее время усилился, и люди не вернут ей того, что забирают боги. Интересно, когда они мне предъявят счёт?

— Ты очень сильная, — сказала старуха, указав мне на ближайший к ней пуфик. — Сразу видно, у тебя большой запас…

Она что, мои мысли читает, старая ведьма? Сидеть на узорчатом мягком пуфике было так же удобно, как на резиновом мяче.

— Я уже тут наслышана о тебе, ходящая сквозь время. Ты очень сильна, но боги сильнее. Не зли их.

— Почему ты назвала меня другой стороной монеты?

— Потому что вы с ней — две стороны одной монеты. С одной стороны она сияет чистым золотом, так и просится в руки. Каждый хочет её взять, но попробуй возьми — обожжёшься. А с другой стороны золото потемнело, надпись стёрлась, лишь смутно виднеется образ какого-то существа — страшного и опасного. Тай на, которую ты привыкла хранить. Ты с детства привыкла скрывать самое важное — сперва от самой себя, потом от других. Теперь тебе кажется, что ты не скрываешь своей сути, но ты по-прежнему боишься самой себя. Чудовища, которое может в тебе проснуться.

— Чудовище можно разбудить в ком угодно…

— Ты не кто угодно. Ты не из тех, кто спокойно уживается со своим чудовищем. Ты из тех, кому надо всё исправить, всех спасти.

— Я уже не так наивна, чтобы пытаться спасти всех.

— Да, — кивнула старуха. — Тебе надо спасти её. От этого многое зависит.

— Что именно?

— Не знаю. Я не могу видеть так далеко, как мне бы хотелось, но я точно знаю, что ваши пути пересеклись недаром. И вы неслучайно оказались здесь, в одной из точек мира, где подземная река протекает близко к поверхности. Река времени… Я слышу, как кипят внизу её воды. Нельзя допустить, чтобы они вырвались наружу.

— Я привыкла считать, что река времени течёт сквозь вселенную и не привязана ни к какому конкретному миру…

— Разумеется. Это миры привязаны к ней, нанизаны на неё, как жемчужины на нитку, и ожерелье миров может рассыпаться, если эта нить запутается и порвётся. Река времени течёт сквозь вселенную, сливаясь с предвечными водами, проходя сквозь ту область, где всё кончается и возрождается вновь, где живут неведомые боги, где возникают и гибнут миры — острова в океане вечности… Она всюду, но есть места, где временной поток способен разрушать границы между мирами, которые боги расположили в особом порядке — так, чтобы мы могли жить не в беспредельном хаосе, а каждый на своём островке бытия. В местах, где границы размыты, мудрецы прошлого открывали врата, но пользовались ими только посвящённые и крайне редко. Теперь, когда мудрость древних забыта и осмеяна, дар открывать врата стал поистине бедствием, ибо владеющий им порой ведёт себя, как неразумное дитя. Забавляется им, не думая о последствиях. Судьба каждого мира зависит не только от богов, но и от смертных. Ты любишь всё исправлять, так не веди себя, как глупец, который чинит колодец, заливая водой всю деревню.

— В чём ты меня обвиняешь? Может, хватит говорить загадками?

Я сказала это слишком резко, и кошка, поняв голову, окинула меня строгим взглядом пронзительных светло-жёлтых глаз. Так учитель смотрит на зарвавшегося ученика. Глаза же старухи — блёклые и полузакрытые — казались невидящими. У меня возникло ощущение, что передо мной богиня в двух ипостасях. Старуха была её голосом, а кошка — глазами. Богиня-кошка. Баст, Тефнут, Сехмет… То игривая и ласковая, то грозная, как львица. И всегда зоркая, всевидящая. Око Ра… Возможно, вчера в Хату-Септе я тоже встретила её сразу в двух ипостасях, но она не стала со мной говорить. Сейчас она снизошла до разговора.

— Она здесь из-за тебя.

— Кто? — спросила я, уже зная ответ и внутренне холодея.

— Львиная принцесса. Золотая девочка, из-за которой сходят с ума. Да, из-за таких погибло не одно царство. Но у неё бы не было царства, если бы не ты. Теперь оно у неё и есть, и нет. И сама она и есть, и нет. Её не должно было быть… Я не знаю. Не злись, воительница чёрной луны, я не могу видеть всего. Лишь отдельные картины — прекрасные и пугающие. Между вами огонь, который сжигает целые миры… Пылающий мир… Прекрасные, гордые звери, демоны и люди, что страшнее всяких демонов, гигантский змей или червь, пожирающий солнца… О боги, сколько всего будет…

— Но что я сделала?

— Ты помнишь всё, что ты сделала в своей жизни. Ты знаешь это лучше меня. Не жди простых ответов. И не думай, что я обвиняю тебя. Каждый ищет то, что ему нужно. Каждый хочет быть целым. У каждой монеты две стороны.

— Я больше не могу попасть в тот мир. А если бы даже могла…

— То не стала бы ничего менять. Я знаю. И не надо. Ещё раз говорю тебе: не всё можно исправить. Ты должна уяснить это и успокоиться. И перестать оглядываться на то, что делает тебя несчастной, на то, из-за чего ты боишься снова полюбить…

— Что ты имеешь в виду? — разозлилась я. — Что ты обо мне знаешь?

— Очень мало, — спокойно ответила Хадиджа. — Но я знаю, что ты никак не можешь себя простить и никак не может отпустить одного человека. Ты до сих пор думаешь, нельзя ли тут что-нибудь исправить. Это уже несколько лет не даёт тебе покоя, хоть ты и знаешь, что вернуть ничего нельзя.

Да, я это знала. Вернуть Делию Хоуп из небытия не значит её вернуть.

— А теперь ты напугана, потому что находишься в начале новой истории, конец которой может стать для тебя концом всего. Но проблема-то в том, что начало этой истории положила ты. Тут тоже не надо ничего исправлять — можно сделать только хуже. Ты уже привела в действие множество механизмов, из-за которых судьбы целых миров сложились иначе. Или ты считаешь, что можно без конца создавать новые тропы, ведущие всё в новые и новые реальности? Создавать и уничтожать всё новые и новые островки бытия? Мы не боги, и созданное нами, увы, не так надёжно. Я знаю, ты иногда вмешивалась в свершившееся, потом понимала, что стало ещё хуже, и всё переигрывала. Готова поклясться, ты делала это не раз. Отвергнутые тобой варианты реальности хорошо запомнились только тебе. Большинство их не помнит совсем, а единицы простых смертных потом видят всё это в своих снах и пытаются истолковать это, исходя из учений старых и новых мудрецов. Но дело-то в том, что все эти созданные твоей дерзостью островки реальности так и застревают где-то на границе бытия и небытия. Они нарушают гармонию вселенной, ибо противоречат замыслам высших…

— Каких высших? И в чём их замысел? В том, чтобы постоянно гибли невинные?

— Я не знаю, в чём из замысел, леди-воительница. Постарайся не умножать число невинных жертв. И раз уж благодаря тебе началась какая-то история, постарайся, чтобы она не стала грустной. А теперь иди. Я устала. Ты тоже отдохни, наберись сил. Набегаешься ещё за этой маленькой львицей.

— Спасибо, ахайя, — сказала я, встав с этого дурацкого пуфика. — Кое-что ты помогла мне понять. Талифа говорит, что сфинкс на площади — хранитель врат времени. Не даёт реке времени выплеснуться наружу. Это одна из твоих сказок?

— Скорей из твоих, — засмеялась старуха. — Иначе почему у него твоё лицо? Это твоя загадка, леди Храма. Думай. Говорят, из вас там делают не только воинов, но и философов. Чтобы не убивали бездумно. Чтобы не превратили убийство в забаву сильных, как это сделали урмиане.

— Навалом философских систем, которые оправдывают право сильнейших и лучших убивать. Я не философ, ахайя.

— Так или иначе, сфинкс — загадка для тебя, дочь Лилит. Ты любишь загадки, головоломки, ты любишь искать. Удачи тебе.

Выйдя от старухи, я порадовалась, что Талифа не ждёт меня возле домика. Мне не хотелось никого видеть. И не хотелось ломать голову над всеми этими загадками. Я бы с удовольствием забылась сном где-нибудь на пару дней. "У неё бы не было царства, если бы не ты. Теперь оно у неё и есть, и нет. И сама она и есть, и нет. Её не должно было быть…" Львиная принцесса. Львиный детёныш, которого я спасла в том далёком мире, похожем на сказку… Планета Далейра. Мать Дианы вовсе не забивала ей голову дурью. Она говорила ей правду. Но она погибла, так и не сказав своей дочери всего. Или всё-таки не погибла? Так где же она?

Я уже в который раз прокрутила в памяти всё, что Джонни нарыл о семье Дианы. Её отец, офицер Королевского звёздного флота сэр Антуан Анри де Лавальер, двадцать два года назад женился на Альде Кингстон, и спустя чуть больше года у них родилась дочь. Диана Луиза де Левальер. Во время беременности её мать наблюдалась в частной клинике доктора Энтони Брайса, чему есть масса документальных подтверждений. Диана родилась в Деламаре, столице штата Ателлана, входящего в королевство Гринлендс, единственного государства на планете земного типа Ариана. Об Альде Кингстон Джонни узнал, что она родом с Фаллены, была единственным поздним ребёнком Тома и Энн Китон, рано покинула отчий дом и, едва достигнув совершеннолетия, сменила и имя, и фамилию. С восемнадцати лет её звали Альда Кингстон. Её приёмные родители были слишком бедны, чтобы позволить себе омолаживающие процедуры, и уже давно умерли. Все документы Альды Кингстон были в порядке, но я чувствовала — что-то с ней не так. Я поняла это уже по ауре, которую сумела увидеть, глядя на её потрет. Похожая, но более светлая аура окружала Диану…

Я знала, что думать мне сейчас надо о другом. О том, как добраться до машины времени урмиан и выяснить, что им нужно в Хату-Септе. Надо было найти способ добраться до них, пока эта девчонка не сунулась в их логово.

Вернувшись в свои апартаменты с головной болью, я помассировала шею и прилегла на диван. Не помню, как я забылась сном, а проснулась я от того, что Талифа тихонько трясла меня за плечо. Из-за её спины выглядывали встревоженные Джонни и Фил.

— Терри, ты не видела Диану? — спросил Теофил. — Нигде не можем её найти.

— Моя горничная видела, как она входила во флигель Хадиджи, — сказала Талифа. — Амма говорит, что Диана уже давно ушла, но её нигде нет — ни в доме, ни в саду. Уже всё обегали, слуги проверяют записи во всех "наблюдателях"…

— Вот чёрт! — я вскочила и уставилась на часы — как будто это они были виноваты в том, что я отключилась почти на пятьдесят минут.

Я знала: искать Диану в этом доме и вообще в этом городе не имеет смысла.