"Искатели приключений." - читать интересную книгу автора (Никулин Игорь Владимирович)

7

В аэропорту было невыносимо душно, воздух был настолько спертым, что у непривычного человека пот катил градом, а бесшумно вращающиеся под потолком лопасти вентиляторов не приносили желаемой прохлады.

Таможенный контроль, не в пример московскому, проходил много быстрее. Смуглый сотрудник в серой безрукавке с погончиками смотрел лишь паспорта.

— Добро пожаловать на остров Свободы! — говорил он всякому, возвращая документы.

Пройдя необходимую процедуру, российская делегация очутилась в общем зале, и к ним тут же подбежал худощавый кубинец, бойко затараторил, предлагая такси.

Борисов, подбирая слова, довольно сносно объяснился, что в услугах частного извозчика они не нуждаются, кубинец скис и побежал дальше, к выходящим из таможенного бокса иностранцам.

Возле выхода, сдерживаемые металлическим турникетом, теснились встречающие. Увидев в руках одного из них поднятый плакатик с надписью: «Господин Морозов из Москва», Саныч поднял чемодан и направился к нему.

— Моя фамилия Морозов, — на английском диалекте представился он невысокому, темноволосому, плотного сложения мужчине лет около сорока. — Вы господин Мартинес?

— О, нет, — ответил тот, с поклоном пожимая ладонь гостя. — Я его заместитель Энрике Броуди. Товарищ Мартинес сейчас занят, улаживает вопросы по завтрашним торжествам. А мне велено препроводить вас в гостиницу. По пути расскажу о планах на вечер…

Он махнул рукой, к делегации поспешил грузчик с громоздкой тележкой.

— Идемте, господа, — сделал жест к выходу Броуди. — Надеюсь, перелет вас не слишком утомил?

Красное, совсем не такое как в России, солнце огромным диском зависло над пальмами, склоняясь к закату. Васильев никогда прежде не видел его таким, и такого необычного, по южному оранжевого оттенка, каким оно, на закате, окрашивало в розовые пастельные акварели прозрачное до синевы небо и едва видимый глазу перистый пух облаков.

Завороженный этим зрелищем, он налетел на коллег возле белого лимузина. Броуди, широко улыбнувшись, распахнул перед ними дверцу…

— Упустили! — всплеснул руками Максим, выбежав следом из терминала.

Белый лимузин был уже вдалеке, возле синего знака-указателя, и, мигая поворотниками, готовился выехать на оживленную магистраль.

Колесников со спортивной сумкой на плече и ноутбуком, без тени волнения, стоял на тротуаре, глазея по сторонам.

Но машин поблизости больше не было, если не брать в расчет стоявшего на противоположной стороне площади драндулета, как две капли воды похожего на советский горбатый «Запорожец». Впрочем, несмотря на всю затрапезность модели, помятую крышу этого автомобильного динозавра украшал щиток: «TAXI».

Отжав тугую стеклянную дверь, бурча ругательства, из здания выбрался не солоно хлебавший таксист. Швырнув мимо мусорницы смятую пачку, он прикурил сигарету и уставился на Колесникова. Чутье профессионала подсказывало ему — эти два европейца и есть его потенциальные клиенты. Пыхнув несколько глубоких затяжек, он щелчком пальца отстрелил недокуренную сигарету. Вспоминая все свои познания в языках и безобразно смешивая английские наречия с испанским, он взял Михаила за локоть и потянул к дороге.

— Да чего тебе надо?! — не понимая ни слова из его тарабарщины, обозлился Колесников и оторвал с локтя его цепкие пальцы.

Таксист же ни под каким соусом не желал упускать добычу. Дело таким образом шло к международному скандалу.

Даже Максим, знакомый с испанским, не сразу уразумел, чего плетет кубинец, а когда до него, наконец, дошел подлинный смысл…

— Едем, — шагая к машине, бросил он напарнику.

Обоим еще не доводилось путешествовать в таком ископаемом автомобиле. Колесников, с его почти двухметровым ростом, с трудом умостился рядом с таксистом, колени упирались чуть ли не в грудь. Максим влез на заднее сиденье, где было гораздо комфортнее, хлопнул дверью, но закрыть ее было непросто.

Водитель обернулся, тыча пальцем в замок, посоветовал приложить больше сил. После могучего шлепка, от которого драндулет каким-то чудом не развалился на запасные части, дверца с горем пополам встала на место.

— Куда? — кумекая, что пассажир сзади в немного понимает его, обернулся таксист.

Максим вопросительно посмотрел на Колесникова.

— Вперед, — тот кивнул на дорогу.

Божья коровка закашлялась, выдохнула струю черного дыма и затарахтела как испорченный холодильник. Ржаво застонала коробка передач. Недовольно выругавшись, извозчик воткнул кулису, машина дернулась рывком и поехала.

— А быстрее вы можете? — постучал по плечу водителя Максим. — Тайм, время…

Динозавр утробно заурчал, стрелка на спидометре нехотя поползла вверх.

Раскрыв компьютер, Колесников застучал клавишами. Максим заглянул через его плечо. На мониторе вновь возникла карта Гаваны, но, чему Максим поразился больше, на той же прямой, изображавшей дорогу, по которой ехали и они, немногим впереди двигалась красная точка.

— Эй, френд, — поманил таксиста Колесников, отвлекая от дороги. — Видишь? — ткнул в передвигающуюся точку. — Следуй за ней.

Максим дословно перевел и еще раз напомнил насчет скорости. Кубинец восторженно покосился на монитор и заверил, что никуда те от них не денутся.

— Маячок? — удивлялся Максим, следя за красной ползущей отметкой. — Но как?..

— Помнишь «Шереметьево», таможня?.. У босса там свой человек.

Шоссе, ведущее в кубинскую столицу, пролегало вдоль побережья. За бетонным бордюром открывался захватывающий дух вид на голубую бухту, на прибой, где цвет воды менялся, казалось, ежесекундно. Он был то нежноголубого оттенка, то в нем начинали преобладать зеленые тона, то вода вдруг темнела, точно перед штормом. Умиротворенные волны лениво нахлестывали на торчавший из воды обломок скалы, обдавая ее брызгами и пенясь. За каменной глыбой виднелись далекие причалы, яхты и катера на приколе, над шапкой девственной растительности возвышалось многоэтажное здание, а вокруг рассыпаны строения поменьше. Крутя обломанную рукоятку, Максим опустил запыленное стекло, лицо обдало свежестью пахнущего морем ветра, затрепыхались волосы.

Судя по дорожному указателю до Гаваны оставалось восемь километров. Машин сделалось больше, они то и дело обгоняли горбатый драндулет Таксисту это не нравилось, он жал на газ, выжимая из старичка последние силы. Но куда тому было угнаться за современными европейскими авто. Те только пролетали мимо да гудели, требуя «пенсионера» прижаться к обочине и путаться под колесами. Подобное пренебрежение выводило водителя из себя, высунувшись в боковое окно, он кричал вслед уносившимся вдаль авто, показывал средний палец. Правда от таких ухищрений колымага не ехала быстрее, скорость была не выше шестидесяти километров в час, а красная точка, которую они безуспешно преследовали, безнадежно оторвалась и была уже на солидном удалении. Это обстоятельство угнетало погонщика динозавра, он уже нервничал, косясь на монитор, а Максим сзади давился смехом — кому рассказать, не поверят.

На светофоре, что висел над трассой, зажегся красный. Динозавр нехотя замедлил бег и зафырчал выхлопной трубой, готовый по первому желтому сигналу молодецки скакнуть вперед. С левого края затормозил красавец БМВ. Владелец, везший из аэропорта туристок, позволил себе посмеяться над допотопным трахомой, а еще больше над остолопами, что наняли его. Обе дурнушки-туристки, опустив стекла, восторженно щелкали фотоаппаратами.

Нервы у таксиста лопнули. Откинув дверь, он выскочил на дорогу, обежал БМВ и, наклонившись к обладателю, разразился проклятиями. Он эмоционально бил ребром ладони по ладони, брызгал слюной, кивал на горбатого кормильца, что-то доказывая. Тем временем светофор переменился, водитель покрутил пальцем у виска и газанул. Таксист едва успел отскочить.

Бормоча под нос, он полез за баранку…

Маячок, исправно посылающий сигнал из засунутой в багажник лимузина сумки Васильевых, давно точкой замер на месте и никуда больше не двигался. Колесников увеличил масштаб изображения, и без того уже предвидя, что ученые добрались до гостиницы.

— Двигай сюда, — показал он таксисту и отключил компьютер.

Они въехали в город. Максим чуть не свернул шею, разглядывая улицы. Дома утопали в тропической, сочной зелени, всюду разбиты цветники, рос диковинный, выше человеческого роста папоротник и пальмы, чьи широкие лапы покачивал вечерний, дувший с побережья, бриз. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, и на океанских волнах переливалась золотая, искрящаяся дорожка.

Таксист, проезжая площадь, показал на чей-то памятник.

— Чего он говорит? — обернул голову Колесников.

— Говорит, что эта площадь носит гордое имя Революции, а памятник воздвигнут ихнему национальному герою — революционеру…

— Че Геваре, что ли?

— Да нет, доктор Че — кубинский патриот шестидесятых годов. А то Хосе Марти, борец за независимость прошлого века.

В центре города проспект запрудили велосипедисты, таксист поминутно жал на клаксон, отгоняя от колес самых шустрых. Регулировщик в белой каске засвистел ему и погрозил жезлом.

К гостинице, шестиэтажному зданию в паре кварталов от побережья, они подъехали, изрядно намучившись в пробках. Пристроив машину к обочине, таксист посмотрел на Колесникова и помусолил пальцы, что выглядело красноречивее любых слов.

— Сколько ему дать? — спросил Михаил.

— А я почем знаю их расценки? Дай сотню.

Со вздохом Скупого рыцаря Колесников полез в сумку, достал портмоне, а из него стодолларовую купюру.

Водитель повертел бумажку, пожулькал, сложив вдвое, надменную физиономию американского президента, и воткнул взгляд в Колесникова.

— Чего ему надо?..

Скоропалительная речь, которую в следующее мгновение выдал кубинец, изобиловала истеричными выкриками и угрозами. Суть ее дошла до Максима не сразу — ярый сторонник революции обвинял иностранцев во всех смертных грехах, а главное в том, что его пытаются купить на грязные деньги американских капиталистов. И он молчать не будет, он немедленно вызовет полицию, и пусть те разбираются, что они за птицы, с какой целью прибыли на Остров Свободы и за кем здесь следят.

— Гони еще полтинник! — потребовал Максим и, вырвав у возмущенного Колесникова банкноту, всучил ее разбушевавшемуся таксисту.

Они вылезли из машины. Продолжая костерить чужаков, шоферюга запрятал доллары под сиденье, обдал выхлопными газами и с треском укатил.

Огорошенный Колесников до сих пор ничего не брал в толк.

— Да за такие бабки!.. всю Москву на десять кругов объедешь. Вот рвач! Ты зачем под руку полез, хватило ему бы и сотни.

— Скупой платит дважды, — напомнил Максим известную поговорку. — У них здесь песо в ходу. А мы с баксами лезем!.. Ты не забывай, что не дома, а Куба — последний социалистический лагерь на земном шарике, вдобавок ко всему, не в ладах со Штатами. Скажи еще спасибо, не сдал в комитет защиты революции — аналог нашего НКВД. Там разговор короткий.

— Дурдом, — пробурчал Колесников, все еще сожалея о деньгах. — Ну и на кой мы сюда прикатили?.. Время-то сколько уже? Как будем в свою гостиницу добираться?!

— Подожди, может договоримся здесь переночевать.

В холле гостиницы под высокими потолками бил фонтан, журчавшая вода каскадами низвергалась в отделанный белым мрамором бассейн, с расставленными скамейками вокруг. На скамье, забросив ногу на ногу, сидел мужчина, закрывшись газетой.

Мраморный пол сиял чистотой, возле стойки администратора росло в кадке пышное, раскидистое деревцо, на чьих ветках бутонами распустились крупные розовые цветы. Максим подал в окошечко паспорта. Администратор, симпатичная загорелая женщина со стянутыми на затылке в пучок волосами, не стала их даже смотреть и отодвинула наманикюренными пальчиками назад.

— К сожалению, мест нет.

— Как же так… Мы же заплатим… Назовите любую сумму!.. Нам хватит маленькой комнатки.

— Ничем не могу помочь! — добрых традициях застоя отрезала она, не взирая, что перед ней иностранцы.

— Подождите!.. Неужели совсем ничего?.. Ну, хотите, — он понизил голос и заглянул в под стекло, — мы сверх счета оплатим?

— Не морочьте мне голову. Курортный сезон в самом разгаре, гостиница переполнена туристами, а свободные номера, если и были до сегодняшнего дня для делегаций, то под бронью, и теперь уже заняты. Вашими же соотечественниками. Рада помочь, но нечем.

Максим отвалился от стойки, подошел к приятелю.

— Не срастается. Говорит, мест нет…

— Ну и… — вспыхнул Колесников. — Унижаться перед ней… Пошли отсюда. Надо тачку ловить.

В наступивших сумерках улица точно вымерла.

— Чертова страна! — выйдя посередь пустой дороги, в сердцах выпалил Миша. — Ну где?.. На чем мы отсюда выберемся?! Ни одной машины. Твою мать!..

— Да не кричи ты так… — зашикал, озираясь вокруг, Макс. — Какой-нибудь придурок полицию вызовет.

— Плевать! — продолжал буйствовать Колесников. — Я им в глаза выскажу все, как есть. Чертов образчик соцреализма!..

Дверь отеля отворилась. Сворачивая газету, вниз спускался мужчина из холла.

— У вас проблемы? — негромко, по-английски окликнул он.

— Да! — раздраженно обернулся Колесников. — Классно у вас здесь гостей принимают.

— У вас проблемы с жильем?

— Как раз наоборот. Гостиница есть, а вот как туда выбраться… — Он развел руками.

— Так вам машина нужна? Можем сговориться.

— Сколько? — спросил Макс.

— Недорого, — доверительно продолжал мужчина. — По пятьдесят долларов с носа.

— Сколько?!

— Я не навязываюсь… Если хотите, найдите дешевле. Но уже ночь, а на улицах у нас неспокойно. Всякое случается…

— Мы согласны, — помедлив, ответил Максим.

Мужчина ничего другого и не ожидал.

— Тогда по рукам! Только денежки будьте добры вперед.

Облокотившись на увитый плетями дикого винограда балкон, Васильев курил, стряхивая в пепельницу, и любовался лунной дорожкой, играющей на водной глади залива. Вдали темным треугольником ее пересекало какое-то судно, луна оттеняла рубку и высокую мачту в носовой части.

Он жадно дышал и не мог надышаться этим воздухом, в котором чудилась и морская соль, и запах выброшенных прибоем на берег водорослей, и аромат цветения, которое не прекращается в этих широтах круглый год.

Зазвенел телефонный звонок. Затушив окурок, Васильев прошел в гостиную и снял трубку.

— Как устроились? — любопытствовал на том конце провода Борисов, занявший одиночный номер по соседству.

— Отменно. Все, как у людей: комната для гостей, рабочий кабинет, душ, телевизор, спальня…

— А у меня кондиционер сломан. Портье полчаса извинялся, насилу выпроводил. Обещали завтра починить. Иначе… судя по сегодняшней жаре, я днем изжарюсь.

— Не изжаритесь, море рядом… Честное говоря, вместо банкета мы с Ирой лучше бы на набережную прогулялись. Видали, каков пейзаж?..

— У меня не очень… Окно в аккурат во двор выходит, на гараж и помойку. Кошки, как у нас в Марьино, орут.

— Могу только посочувствовать…

— Ничего, я привычный. И не в таких условиях бывал. Кстати, времечко поджимает. Спускайтесь, через десять минут жду вас внизу.

Вытирая махровым полотенцем мокрые волосы, из душа, облачившись в халат, вышла Ирина. Лицо ее раскраснелось.

— Дорогая, у нас мало времени. Не забывай о банкете.

— Подай фен, — попросила она, кладя на подлокотник кресла влажное полотенце.

Пока девушка приводила себя в порядок, сушила волосы, переодевалась в вечернее платье с глубоким декольте и наносила кисточкой макияж, Васильев подсел к телевизору.

Вещали всего два канала. Он пощелкал переключателем, тоска. На одном шел концерт, певец, статуей окаменев на сцене, пел что-то торжественное, смахивающее на марши семидесятых. За его спиной хор подпевал стройными голосами. На другом диктор с тревогой рассказывал об урагане, зародившемся Атлантическом океане. Насколько Васильев разбирался в испанском, буря надвигалась на южное побережье Кубы, уже успев натворить немало бед. Камера беспристрастно показывала перевернутые рыбачьи суденышка на Барбадосе, сорванные крыши прибрежных строений, залитые улицы, где жители перебирались по пояс в воде.

Выключив телевизор, он вышел в гостиную. Ирина крутилась у зеркала, подкрашивая губы.

— Я все, готова… — напоследок критически оглядев себя, она взяла его под руку. — Как я выгляжу?

— Сногсшибательно! — восхитился Васильев и обхватил ее за гибкую талию. — А может… ну его, этот банкет, а?.. Пусть Саныч за всех отдувается.

— Здрасьте. Пошли, пошли…

Портье в униформе с галунами и в круглой, расшитой золотыми узорами, шапочке потеснился в лифтовой, вежливо уточнил, на какой этаж необходимо попасть господам и отправил кабину вниз. В холле Васильев полез в карман за мелочью, но парнишка категорически отказался от чаевых.

Под пальмами у фонтана прогуливался Морозов в черном смокинге. Они даже не сразу его узнали.

— Вы прямо… красавец-мужчина, — вогнала его комплиментом в краску Ира. — Смокинг на вас отлично сидит.

— Вот… — смутившись, развел руками Виктор Александрович. — Приходится блюсти этикет.

Дольше всех заставил себя ждать Борисов. Но и когда он вышел наконец из лифта, в пиджаке и в галстуке, с неразлучной курительной трубкой, Васильев с трудом скрыл удивление.

— Ба! — воскликнул он. — Да вас и не узнать.

Борисов оставался внешне невозмутим.

— Теперь все в сборе. Пора бы и в ресторан.

— Немного терпения, Володя. С минуты на минуту явится господин Мартинес. Он уже звонил мне в номер, спрашивал, как устроились. Без хозяина негоже к столу.

Сантьяго де Мартинес появился ровно в половине одиннадцатого. Довольно полный, улыбчивый мужчина лет сорока пяти шустро для своей внушительной комплекции подлетел к своему русскому коллеге.

— Извините, чуть не опоздал! — затараторил он. — Рад, очень рад вас видеть. Дела, дела знаете ли…

Несколько ошеломленный неожиданным натиском, Саныч степенно поздоровался с ним.

— Как добрались? Не сильно устали? Как вам наш город? — так и сыпал вопросами Мартинес, не давая опомниться.

— Да мы толком…

— Ничего, устроим экскурсию. А это ваши друзья?

— Да, знакомьтесь, господин Борисов — знаток стран Латинской Америки. Знает добрый десяток языков, — представлял Морозов.

— Очшень, очшень рад… — коверкал русские слова Сантьяго.

— Господин Васильев — историк, его невеста Ирина Виноградова — журналист, работает в нашем журнале.

— Здравствуйте, — мило улыбнулась Ира, к чьей ручке припал губами упитанный кубинец.

Как и полагалось радушному хозяину, перезнакомившись с гостями, Сантьяго де Мартинес взял инициативу и пригласил отужинать в ресторане.

Из гостиницы они перешли в соседнее здание, над которым синим неоновым огнем горела рекламная вывеска: «Restaurant «West — India»».

В интимном полумраке зала, освещенном старинными фонарями, журчал крохотный фонтанчик, не столько для красоты, сколько для прохлады. На выхваченной из тьмы эстраде музыкант устанавливал барабаны, стоявший у кулис гитарист, настраивая, негромко перебирал струны. К гостям подлетел официант, лакейски раскланялся и пригласил в глубь зала к столу.

Выдвинув плетенный стул, Васильев помог усесться Ирине, сел рядом. Принимающая сторона потрудилась на славу, учла любой вкус, каким бы изысканным он не был. Стол буквально ломился от закусок, среди которых Владимир распознал лишь что-то крабовое и из креветок; на длинном блюде, в зелени салата возлежала рыбина, выглядевшая столь аппетитно, что невольно вызывала слюну. Искусно запеченный фазан, в плодах тропического дерева, внешне напоминающих яблоки, возлег на блюде на краю стола. Стояла пузатая бутыль в оплетке, покрытая благородной пылью винного подвальчика.

Господин Мартинес и Виктор Александрович сели друг против друга, по бокам расселись остальные, но один стул все же пустовал. Сантьяго вздернул пухленькую руку, посмотрел на циферблат часов, в глазах его мелькнуло недовольство. Кто-то из еще приглашенных запаздывал.

Официант взял на салфеточку бутылку, обошел вкруг стола, наполняя бокалы. В то же самое время мимо сцены мелькнул человек, вблизи оказавшийся уже знакомым Энрике Броуди.

— Прошу прощения за опоздание! — извинился он, не то перед начальством, не то перед гостями, усаживаясь на пустующий стул. — Закрутился…

— Что с англичанами?

— Рейс по расписанию. В час ночи должны быть в аэропорту.

— Хорошо, — кивнул двойным подбородком господин Мартинес. — Я хотел бы поднять бокал за нерушимую дружбу между Россией и Кубой, за возобновление прежних братских отношений, которые, не по нашей с вами вине, оказались неразумно прерваны на целое десятилетие. Я часто и сейчас вспоминаю о тех днях, когда перед лицом мировой агрессии русский и кубинец стояли рука об руку, вспоминаю и годы, проведенные в Москве. Да, да… я ведь оканчивал университет Дружбы народов в семьдесят втором году.

— За дружбу, — поддержал тост Морозов и потянулся к нему бокалом.

Вино было крепленным и немного кислило. Разрезая на тарелочке заливное из нежного, чуть красноватого, крабьего мяса, Борисов исподлобья глянул на обгладывающего фазанью ножку Броуди.

Не очень приятный тип, подумалось ему. Что-то есть в нем затаенно скользкое, во взгляде, в движениях, в манере говорить. Но что ему именно вызывало антипатию в Броуди, Борисов для себя пока не определил. Заметив на себе взгляд сидевшего через стол русского, Броуди выкатил на него глаза, несколько мгновений смотрел в упор, работая челюстями. Потом улыбочка появилась на его жирных губах, взяв недопитый бокал с вином, он чокнулся им о бокал Борисова.

— За дружбу, — негромко повторил он.

«Он улыбается, но улыбка лишь декорация, — осенило тут Борисова. — Глаза-то пустышки, холодные как лед».

Подмигнув дружески ученому, Броуди снова вгрызся зубами в сочное мясо.

Музыканты наладили инструменты, и переливы гитары у микрофона нарушили налаживающуюся за столом беседу. На подмостки взошел облаченный в национальный наряд, в широкополой шляпе, певец, задрожали струны, и приятный, трогающий за душу голос запел о самой счастливой стране, о морях, что ее омывают, о своей любви к революции…

Мартинес заслушался, немигающие глаза, устремленные на сцену, заблестели.

— Господин Мартинес, — отвлек его Морозов, и когда Сантьяго встрепенулся, виновато улыбнувшись, и вздохнул, напомнил ему. — По поводу нашего с вами дела. Завтра, на конференции, я передам вам копии документов, уже переведенные на испанский язык. И я, и мои коллеги хотели бы не откладывать в долгий ящик, и отправиться на остров в самое ближайшее время.

Сантьяго де Мартинес вдумчиво внимал ему, слегка наклонив начавшую лысеть голову. Выслушав, коснулся лежащей на столе ладони Морозова.

— Никаких проблем. Не далее как вчера я был на приеме у комманданте. Кроме организационных вопросов по проведению празднества и все прочего, мы коснулись и интересующего нас дела. Фидель одобрил мероприятие, обещал посильную помощь в подготовке. Так что, благословение снизошло с самого верха. Кроме того, я вскоре после вашего звонка, связался с англичанами. Они обещали поднять архивы, и если найдутся материалы, имеющие хоть какую-нибудь связь с гибелью «Виктории», обязательно привезут с собой. Вы ведь, господин Морозов, знаете, насколько щепетильны англичане, когда дело касается их истории. И потом, в Королевской библиотеке хранятся документы, написанные не то, что в 19 веке, но и столетиями раньше. Будем надеяться…

Он щелкнул пальцами, из полумрака вынырнул официант и разлил вино по бокалам.

— За совместную экспедицию, — приподнял бокал Броуди.

— Скажите, а много у вас водилось пиратов? — легкое вино слегка вскружило голову Ирине.

— Водились, — протянул Сантьяго, вытирая салфеткой губы. — Карибское море испокон веков не считалось спокойным. Одному богу ведомо, сколько кораблей и моряков нашли погибель в его водах.

— А если взять за основу, что каждый уважающий себя пират просто обязан был иметь свой остров сокровищ, представляете, какое несметное богатство возможно сокрыто на ваших островах?

Шутку по достоинству оценили и посмеялись. Оркестрик заиграл что-то медленное, Броуди встал из-за стола, подошел к Ирине и поклонился.

— Разрешите?

Ира посмотрела на Васильева. Тот возражений не имел.

Опираясь на галантно подставленную руку, она поднялась, в карих глазах засверкали хмельные бесики. На танцевальной площадке под рассеянным светом цветных софитов, Броуди придержал ее за стан и мягко, но уверенно повел, повинуясь ритму мелодии.

Васильев не сводил глаз с жены, винные пары и ему затуманили мозг, и внутри вдруг завозилась беспочвенная ревность. Ему отчего-то виделось, что кубинец уж слишком привлекает к себе Ирину, а та вроде бы и не против, да и как-то даже томно запрокинула голову…

Мелодия, к счастью, быстро закончилась. Энрике проводил Иру до места, вновь приложился к ее пальчикам, и упал на свой стул.

Официант разлил остатки вина.

— Независимо от результатов экспедиции, ее ждет успех. Как ни банальны мои слова — счастье не в деньгах, сколько бы их ни было, а в человеческом взаимопонимании. И взаимопонимание это возникает не на ровном месте и ниоткуда, а складывается в непосредственном контакте, в ежедневном общении людей, какой бы расе они не принадлежали. И пусть пока это будет первой ласточкой возрождения былой дружбы, с малого начинается великое… За успех!

Закончив высокопарную речь, Сантьяго осушил бокал.

— Прошу меня великодушно извинить, — откланялся он гостям. — Но мне пора, еще не все дела на сегодня закончены.

— А как быть завтра? — полез его провожать Саныч.

— О, не беспокойтесь. За час до начала торжеств, часиков в двенадцать за вами подойдет машина.

— Нам тоже пора, — засобирался Васильев, вытаскивая из-за стола Ирину. — Перед сном прогуляемся, подышим воздухом.

Она шла на нетвердых ногах, каблучки звонко цокали о пол. На улице, оперевшись о стену, почти простонала:

— Мутит меня что-то… Пойдем лучше спать.

Васильев был категоричен.

— А завтра ты поднимешься с больной головой, и весь день насмарку. Давай-ка пройдемся.

— Не хочуу!.. — захныкала она, но, держась за мужа, все же оторвалась от стенки.

Они пошли вдоль улицы, в почти полной темноте. Фонари отчего-то не горели, в домах гасли поздние огни, и лишь внизу, откуда доносился шум моря, виднелась ярко освещенная трасса.

— Подожди! — капризно остановилась Ира, не отпуская его локтя, стащила узкие туфельки. — Все равно никто не увидит.

Они шли молча, наслаждаясь тишиной и приятной ночной свежестью. Васильев ни о чем не думал, ему было просто хорошо. На пустынном переходе сиротливо мигал желтый светофор. Перебежав проезжую часть, они наткнулись на сетчатое ограждение, а пройдя вдоль него, на незапертую металлическую калитку. Гранитная лестница спускалась вниз, к песку и морю.

— Я уже стала отходить, — заговорила первой Ира. — Вино ударило что-то уж очень быстро. Питейщик из меня никакой…

Васильев, набрав в туфли песка, присел на одно колено, распустил шнурки и разулся. Песок еще хранил дневное тепло. Неся обувь в руке, он вошел по щиколотку в море. Вода была как парное молоко, шелестела, обтекая голые лодыжки и накатываясь на плес. Ира приподняла подол платья и зашла чуть дальше. Хитрая волна тут же слегка окатила ее, намочив подол. Взвизгнув, она выскочила на берег.

— Искупаемся? — предложил Васильев, уже расстегивая рубашку.

— Сдурел?! — она огляделась на побережье, но кругом было ни души. — Я же купальник не захватила.

— Да кто тебя здесь видит? Мы же одни…

— А вдруг? — настаивала она.

Васильев уже стаскивал брюки. Сложив одежду стопкой на песок, ежась, он снова ступил в воду.

— Давай раздевайся… Никого здесь нет.

Забредя по пояс, он оглянулся и помахал рукой. Ира махнула в ответ, все еще не решаясь последовать его примеру.

Васильев нырнул, коснулся песчаного дна, и выскочил на поверхность, ликуя.

— Иди сюда!.. — крикнул он девушке.

Раздразнившись, Ира уже освобождалась на берегу от одежды, и белея телом, с разбега бросилась в волны.

Она плавала плохо, как и восемьдесят процентов женщин — собачьим стилем, взбивая ногами брызги. С горем пополам подплыв к Васильеву, обхватила его за шею. Порыв нежности обуял его, когда он коснулся ее обнаженного бедра. Подхватив на сильные руки, а Ира не отпускала его, вынес на косу и опустил на песок.

— Знаешь… — игриво сказала она, притягивая к груди его мокрую голову. — У меня еще ни с кем не было… на берегу Карибского моря.

— Не сомневаюсь, — тихо рассмеялся Васильев, — Кстати, у меня тоже.

— Иди ко мне, — прошептала она, впиваясь поцелуем в его холодные губы.

Завернувшись в покрывало, Максим вертелся на кровати. Где-то над ухом противно нудел комар или его местный кусачий собрат, доводя до белого каления своим противным писком. Вдобавок, развалясь на всей ширине матраса, богатырски храпел Мишка Колесников, спавший как убитый.

«Роскошный отель», хвалебно расписанный в подаренной Катунским путевке, на деле оказался дешевым придорожным мотелем, а трехзвездочный номер-люкс — крошечной комнаткой со столом, стулом, прикроватной тумбочкой с неисправным телевизором и единственной кроватью. Стены комнатушки были оклеены обтрепавшимися бумажными обоями, в которые въелся запах табака и кислятины, постельное белье последний раз меняли явно в минувшем столетии. Засиженное мухами окно, в которое бились ночные бабочки, выходило как раз на дорогу, где изредка с воем проносились большегрузы, а некоторые и вовсе сворачивали к заправке, не удосуживаясь заглушить двигатель. Тарахтение моторов, духота и липкий пот, который смыть (душ был сломан) негде, вонь бензина, приносимая ветром с заправочной станции, и пьяные голоса за тонкой перегородкой — вот и весь комфорт этого тараканника.

Макс вытянул руку из-под покрывала, достал с тумбочки наручные часы.

«Боже, четвертый час…»

За перегородкой взвизгнула и расхохоталась девица, ей вторил мужик, донесся звук смачного шлепка по заднице.

— Эй, вы, заткнитесь! — не выдержав, он вскочил и затарабанил кулаком по перегородке.

С потолка на подушку посыпалась ржавая труха. В соседней комнате на мгновение смолкли, потом уже оттуда пьяно заколотили, посылая его к далекой кубинской матери.

«Скоты!», — рухнул он на постель и накрылся подушкой, стараясь не отвлечься от назойливого комариного писка.