"Искатели приключений." - читать интересную книгу автора (Никулин Игорь Владимирович)

8

Набрав в ванную теплую воду, Борисов, кряхтя от удовольствия, забрался в нее и разнежился. В висках тупо ныло после вчерашнего застолья. Раззадорившись марочным вином, он после забрел в круглосуточный магазинчик и на те несколько песо, что поменял в гостиничном обменном пункте, купил плоскую бутылочку рома и баночное пиво. Ром ему не пришелся по вкусу, отдавал травой, а вот пиво было очень даже ничего…

С утра похмелье напомнило о себе. Контрастный душ, которым он обдался после ванны, настолько освежил его, что он почувствовал себя как огурчик. Надев шорты, Борисов в тапочках на босу ногу пошлепал в комнату. Пиво в холодильнике приятно настыло. Откупорил баночку, он уселся в кресло.

В дверь легонько постучали.

— Кого черт принес? — Борисов лениво поднялся и отпер замок.

В коридоре стояла горничная.

— Вас просили разбудить. Сказали, скоро будет машина.

— А кто просил?

— Господин из триста десятого номера.

Борисов кисло поблагодарил за радения и закрылся, поминая Саныча в душе недобрым словом. Морозов знал его как облупленного, все достоинства и недостатки. Знал и то, что после плотного ужина, приняв слегка на грудь, он не остановится на достигнутом и наверняка отправится за продолжением.

Звякнул телефонный аппарат.

— Встал я, Саныч, встал! — сорвав трубку, закричал он.

В трубке молчали, только доносилось чье-то сопение.

— Виктор Саныч, чего ты хотел? — уже сердясь, спросил Борисов и отхлебнул пиво.

На шутку Морозова было непохоже; прорезавшийся голос был до отвращения гнусавым, точно говорившему пережали прищепкой нос:

— Послушай, русский. Не советую вам долго гостить в Гаване.

— Кто это?! — насторожился Борисов.

— Не перебивай!.. Сразу после карнавала собирайте свои пожитки и убирайтесь из страны. Боже вас упаси соваться на острова…

— Представьтесь…

— Будьте благоразумны. Не поступайте опрометчиво. В противном случае за ваши жизни никто не даст раздавленного москита. Вы меня поняли?!

— Да пошел ты!..

И взбешенный Борисов швырнул трубку на рычажки.

В раздумье он прошелся по комнате, остановился против раскрытого окна.

«Что за чертовщина?! — усиленно соображал он. — Мы меньше суток как прилетели сюда и уже нажили себе врагов? Чушь! И потом, почему именно мы?… Стоп!.. Он заикнулся что-то насчет островов… Причем здесь это? Экспедиция…Кому мы можем помешать?.. Ума не приложу. Надо обо всем рассказать Санычу. Хотя… стоит ли? Из-за чьего-то дурацкого розыгрыша бросить задуманное?.. И все же, кто это был?»

В голове все смешалось.

Задребезжал звонок, так неожиданно, что у Борисова оборвалось сердце. В следующую секунду он уже снимал трубку.

— Послушайте!.. — на повышенной ноте заговорил было он.

— Кирилл, ты чего?

На противоположном конце провода обрисовался Морозов.

— Да так… — он не стал вдаваться в подробности.

— У тебя все нормально?

— Чего вы хотели, Виктор Саныч? — неожиданно вспылил Борисов.

— Никак не проспался еще, бедолага?! Ты на часы-то смотрел?.. Одевайся живее, вот-вот приедут.

Дрыхнущего Максима бесцеремонно растолкал Колесников. Подняв пудовую раскалывающуюся голову с подушки, взъерошенный, он еще сонным голосом простонал:

— Чего в такую рань?..

— Рань?! — хохотнул Михаил, успевший уже одеться и умыться на колонке. — Уже половина девятого!

Максим натянул на себя покрывало.

— Отстань, — падая лицом в подушку, пробормотал он.

— Ах, так?

Колесников ухватился за угол простыни и с силой дернул на себя. Макс съехал на край и с грохотом свалился на дощатый пол.

— Кончай издеваться… — замычал он.

Но Михаил не намеревался отступать от своего. Толкая приятеля в спину, погнал его на колонку, сам прокачал рычаг. Из стального носика мощным напором хлестанула струя. Нехотя, Максим умыл помятую от бессонной ночи физиономию и немного очухался.

Миша Колесников тоже выглядел не самым лучшим образом. Правая щека его распухла от комариных укусов, на подбородке проклюнулась колючая светлая щетина.

— Ну и ночка, — причесав мокрые волосы, передернулся Максим.

— А что?.. Я так устал, что сразу отрубился…

— Заметно!.. Храпаком своим за версту все живое глушил.

— Не ври-и, — засомневался Колесников.

— Вру?! Да в следующий раз я тебя самого с кровати сброшу. Когда падать надоест, храпеть перестанешь.

Беззлобно переругиваясь, они заперли комнату и направились в придорожную забегаловку. Час был еще ранний, посетителей, кроме них, в зале не наблюдалось. С отвращением проглотив подгоревшую яичницу, зажаренную на свином сале с пластиками ветчины, выпили по чашке кофе.

Хозяин мотеля, испитый, худущий, в нестиранной, запятнанной майке, открывавшей заросшую рыжим волосом костлявую грудь, дымил окурком сигары, демонстрируя гнилые выпирающие зубы.

— Скажи ему, чтобы в комнату без нас никто не лазил, — на пороге сказал Максу Колесников.

— Ты сдурел?! А уборщица? Жить в таком свинарнике?! Нет, я ни за что здесь не…

— Делай как я говорю, — прошипел ему напарник.

Хозяин просьбе не удивился — значит, людям есть, что скрывать, — и затребовал десять долларов.

— Да пошел он! — сопротивлялся Макс. — Нам что, деньги девать некуда?

— Плати! — незаметно ткнул кулаком в бок его приятель.

Владелец мотеля ждал с улыбкой, присущей людям, знающим нечто важное, и готовым хранить эту тайну и дальше, но за небольшое вознаграждение.

Чертыхнувшись, Макс отсчитал ему доллары, которые тут же перекочевали в его регистрационный журнал.

— Да, уважаемый, — вспомнил у стойки Максим. — Нам нужна тачка на прокат.

— Тачка?..

— Ну… то есть машина.

Хозяин хмыкнул, выпустил струю дыма ему в лицо, откинул стойку и, заперев шаткую дверь, обтянутую москитной сеткой, повел во двор. Возле заборчика, огораживающего хлев, откуда несло зловонием, стояла… «двадцать первая» Волга. Видок, у нее, впрочем, был не лучше, чем у хозяина. Кузов проржавел до лохмотьев и дыр, капот был помят в аварии и грубо выправлен молотком, так, что железо безобразно бугрилось, в салоне валялись тряпки, бутылочные пробки и окурки.

— Пятьдесят баксов, — без зазрения совести затребовал за развалюху предприимчивый мужичок.

Колесников, покуда Максим рассчитывался, обошел кругом машину, заглянул в салон.

— А ты говорил, комитет защиты революции!..

Хозяин без лишних слов запихал валюту в карман обвислых штанов, бросил в подставленную ладонь ключи и вразвалочку подался в «офис».

Сломав у забора ворсистый лопух, Колесников смахнул им пыль с сидений, вымел мусор.

— Интересно, а заведется? — устроился на продавленной седушке Максим, всунул ключ в замок зажигания и, затая дыхание, повернул. Под капотом зашелестело, вентилятор прокрутился, и из щелей радиаторной решетки полетели птичьи перья и помет. Максим попробовал еще раз, прокачав ногой газ. Мотор, покапризничав, схватился, заработал.

— У тебя права-то есть? — облокотившись на открытую дверцу, поинтересовался на всякий случай Колесников.

— Обижаешь! Международные.

— Тогда айда переодеваться.

С десяти утра они пасли гостиницу, отсиживаясь в машине неподалеку. Солнце безбожно пекло, крыша накалилась, как сковородка, и обдавала жаром. На Колесникове от пота рубашка пошла пятнами и липла к телу. Он беспрестанно лазил рукой между сидений, где валялась наполовину опустошенная бутылка минеральной воды.

— Ухх… Парилка…

Свинтив пластиковую крышечку, он налил шипящую и брызгавшую минералку в ладонь, обильно смочил голову и шею.

— В море бы окунуться неплохо, — мечтательно заметил из-за баранки Максим. — Хотя бы окунуться, и назад.

— Помолчал бы!.. Не дразни.

За те полтора с лишним часа, что они торчали на солнцепеке, карауля гостиничную дверь, не было никаких подвижек. И, когда внимание стало ослабевать, и уже казалось, что ученые никогда не появятся на улице, у бордюра затормозил микроавтобус. Водитель вылез из машины, не запирая ее, поднялся в гостиницу.

Земляки высыпали всей группой. Откатив ездившую на шарнирах дверцу, в салон первым полез тот, что с бакенбардами, старший делегации, за ним бородач, и последними забралась влюбленная парочка.

Погазовав, микроавтобус уехал. Волга повисла у него на хвосте, но держась на некотором удалении. Ветер, потоком врываясь в салон, обдувал распаренных преследователей.

Крутя баранку, Максим полез за сигаретой, чиркнул зажигалкой. Некурящий Колесников поморщился, отодвинулся было, но дым все равно лез в лицо.

— Слушай, выбрасывай, — по хорошему попросил он, высовываясь в открытую форточку. — Итак дышать нечем.

Максим, обгоняя на светофоре автобус, пропустил совет мимо ушей. Видя, что его игнорируют, Колесников вырвал из его губ тлеющую сигарету, сломал и вышвырнул на дорогу.

— Вот так-то лучше.

Напарник покосился на него, но промолчал.

Свернув с проспекта на асфальтовую дорожку, лежавшую вдоль пышных цветников, микроавтобус подъехал к монументальному зданию с колоннами.

— Тормози! — велел Колесников.

Он достал из барсетки фирменную, с секретом, «авторучку», нажал выступ на колпачке, выдвигая стержень, сунул ее в нагрудный кармашек рубахи Максима, цепляя зажимом.

Макс молчком следил за манипуляциями. На мониторе ноутбука вновь нарисовалась схема Гаваны, красная точка мигала возле круглого значка с надписью: «Национальная библиотека им. Хосе Марти».

— Работает! — не без удовольствия сказал Колесников и посмотрел на дружка. — Валяй.

— Куда?

— На конференцию. Присматривай за клиентами.

— А ты куда? — все еще недоумевал Максим.

— Вернусь в гостиницу. Надо кое-какие штучки в их номере установить. Хватит быть слепыми и глухими… Давай.

Насильно вытолкав на газон обескураженного Максима, он перелез за руль, запустил мотор и стал задом сдавать к проспекту.

В конференц-зале, где набирался народ, было шумно. Вовсю работали кондиционеры, охлаждая воздух. На сцене, за трибуной с микрофоном и графином воды, натянуто белое полотнище экрана.

Морозов, которому еще в вестибюле, где шла регистрация гостей, прикололи на грудь пластиковую карточку: «Зарубежная делегация», спускался по крутым ступеням мимо кресел, ища, куда им лучше сесть. Из щекотливой ситуации выручил вовремя повернувшийся Броуди.

— О, здравствуйте! — заулыбался он. — Вот ваши места.

Проводив почетных гостей на второй ряд, он тотчас исчез. Вместо него возникла ассистентка, вручила каждому электронный переводчик…

Еще несколько минут в зале раздавалось шишиканье, возня, хлопали сиденья. Потом прокатился шумок и зазвучали редкие хлопки, набирая силу и перерастая в бурную овацию. Васильев повернул голову: мимо него по проходу к трибуне шел сам Фидель Кастро.

Он выглядел так, каким Васильев его себе и представлял. Высокий, прямой, подтянутый в мундире цвета хаки, высоких ботинках, в кепи с длинным козырьком и знаменитой на весь мир, седеющей уже бородой, которую еще лет тридцать пять назад всенародно поклялся не сбривать, пока во всем мире не победит коммунизм.

Он довольно легко для своего почтенного возраста взошел на сцену, твердым шагом подошел к трибуне, щелкнул ногтем по микрофону, проверяя динамики. Голос его был чуть хрипловат.

Васильев вставил в уши пластмассовые дужки «переводчика». Комманданте Кастро наскоро поздравил ученую общественность со знаменательным событием и углубился в историю. Он вспомнил о вековых угнетениях народа испанскими конкистодорами, о попытках свергнуть колониалистов, о крови, пролитой борцами за святое дело. Перескочив в недалекое прошлое, заговорил о народно-демократической революции, случившейся в пятьдесят девятом, набросился на акул империализма в лице Соединенных штатов, и их происков, помянув высадку наемников в бухте «Свиней» в апреле шестьдесят первого. Голос Фиделя накалялся. Опытный оратор он знал, как вести себя с публикой. Он часто делал паузы, собираясь с мыслью, и вновь обрушивался на проклятый капитал со всей революционной ненавистью и беспощадностью, потрясая кулаком не хуже Никиты Сергеевича на памятной ассамблее ООН. В зале стояла напряженнейшая тишина. Фиделя Кастро слушали, ловя каждое слово.

Минуте на двадцатой комманданте свел свою речь к тому, что только победа народа могла даровать возможность учиться, заниматься наукой, изучать окружающий мир, и именно потому, сорок лет назад, когда страна, освободившись от кабалы, лежала еще в руинах и в нищете, он, в числе первых, подписал указ о создании национального географического общества…

Фидель закруглялся. Еще раз поздравив и обняв выбежавшего на сцену Сантьяго де Мартинеса с юбилеем, и пожелав ему всего, чего обычно желают на подобных церемониях, он сошел в проход и удалился со своей немногочительной свитой по неотложным государственным делам.

Погас свет. По вспыхнувшему в темноте экрану побежали титры документального фильма. В кадрах появился Остров Свободы, сделанный спутником из космоса, и диктор зачитал четверостишье кубинского поэта Николаса Гильена, сравнившего Кубу с зеленой длинной ящерицей, покачивающейся на волнах Карибского моря…

Затем пошла обычная статистика — протяженность, население, расстояние до берегов США, каких-то 180 километров; островные зоны, доступные лишь рыбакам из-за множества мангровых, коралловых, известняковых островков и рифов; карстовые пещеры, в том числе всемирно известная Сантотомас с разветвленной сетью подземных галерей…

Васильев, обрадовавшись темноте, откровенно зевал. Скукота, и только.

Не надеясь на замки, — любой московский мальчишка запросто вскроет старую Волгу в несколько секунд, — Колесников забрал из машины ноутбук и вошел в гостиницу. Как он и думал, вчерашний администратор уже сменилась, а для новой, полирующей пилочкой ногти, все русские были на одно лицо.

Он не ошибся в своих предположениях. Подойдя к стеклянному окошку, постучал связкой ключей по полированной стойке. Администраторша вскинула на него темные, как сливы, глаза.

— I am… from Russia. Geography delegation… Plies… key of mister’s Vasilyev room…[1]

Она хлопала ресницами, глядя на него как баран на новые ворота. С английским женщина если и была знакома, то на уровне «здравствуй и прощай»…

— And you?.. — сообразила наконец она узнать, с кем имеет честь.

— I’m professor Borisov. I’m will take diskette is in his room…[2] Доклад, на дискете.

Задерживать иностранца, да еще прибывшего на географическую конференцию из самой России, глупенькая администратор не посмела, как не решилась и спросить у него документы. Сняв с доски висевший на гвоздике ключ с деревянной кубышкой, на донышке которой детским выжигателем был выжжен номер 305, она с натянутой улыбкой подала его посетителю. Колесников также доброжелательно улыбнулся ей, буквально взлетел, не дожидаясь лифта, на третий этаж и пошел вдоль дверей, выбирая нужную.

Очутившись в номере, он заперся изнутри и сперва огляделся, профессионально прикидывая, куда лучше пристроить «жучок» и миниатюрную видеокамеру-передатчик.

Подслушивающее устройство, после недолгий раздумий, он прикрепил скотчем снизу стола, на котором стоял телефон. Обнаружить, конечно, могут, но лишь зная, что за ними следят. Васильева о слежке никто не извещал…

Внимание привлекла небольшая картина, висевшая в кабинете. Сняв ее, он достал из барсетки крошечные ножнички и окуляр, каким пользуются в работе часовщики, не дыша, вырезал аккуратное миллиметровое отверстие, пришедшееся на виноградную гроздь написанного маслом натюрморта. Колесников уже не раз проделывал схожую операцию, движения его были отточенными и верными. Плоскую камеру, вдвое меньше спичечного коробка, закрепил опять же скотчем, тронул усик антенны, подключая элемент питания. Повесил картину на место.

Не уходя из номера, он проверил работу устройства. Изображение передавалось на монитор четко, с небольшими лишь сопутствующими искажениями по окружности. Проверив, ничего ли не забыл, Колесников поспешил ретироваться из номера.

— Благодарю! — Вернув ключи на стойку, показал он администраторше дискету, и сбежал к машине.

Максима он нашел сидевшим на нагретых солнцем ступенях портика национальной библиотеки. Тот сверкал голым торсом, обмотав майкой голову, спасаясь от теплового удара.

— А где… эти? — задал вопрос Колесников.

— Уехали на экскурсию. В океанариум, дельфинов смотреть…

Колесников осклабил зубы.

— А что же ты? Не взяли?

— Дурак, — охая, влез на сиденье приятель. — Там же официальные делегации. А я кто такой?.. Сгорел я, шкура теперь облезет.

— Ладно… Пусть они по своим экскурсиям по жаре мотаются. А мы по пивку, и на пляж! Как ты разумеешь?

Красный, как вареный рак, Макс был только за.

В круглом бассейне дельфинария под открытым небом шло представление. Перед дрессировщиком на помосте, за мелкую рыбешку, вытанцовывал на хвосте дельфин. Он кружился вокруг своей оси, запрокинув зубатую пасть, стрекотал, выпрашивая подачку. Служитель в облегающем гидрокостюме лез в ведро и швырял ему рыбу. Дельфин грациозно ловил ее на лету и скрывался в прозрачной воде. Народ вокруг, восторгаясь умом млекопитающего, рукоплескал.

На воду спустили плотик с установленным обручем. Дельфин сам отогнал плот ближе к середине бассейна, скосил на дрессировщика глаза. Жест рукой и, выпрыгнув из воды, он проскочил точно в обруч, обрушился в глубину, подняв фонтан брызг. Вода в бассейне заколыхалась.

Зрители сыпали аплодисментами.

— Вот умница! — смеялась от души Ира.

Прежде ей не доводилось бывать на таком представлении. В недалеком прошлом, на четвертом году учебы на биологическом, их курс, правда, ездил по приглашению в Крым, в поселок Коктебель, где в чистейшей Лисьей бухте находился научный центр по изучению дельфинов. Но она тогда слегла с воспалением легких, и в группа уехала без нее… А потом Крым отошел к независимой Украине, поговаривали, что у украинцев не нашлось средств содержать сложное оборудование центра, тратить деньги на обслуживающий персонал, да и на науку в целом; дельфинарий там захирел и, по слухам, его закрыли.

Дрессировщик тем временем был уже в воде. Подплыв к дельфину, ухватил его за плавник, а сообразительное животное, зная, что от него требуется, стало нарезать круги.

После выступления гостей проводили в аквариум. Поразительно, но довольно небогатая по уровню жизни Куба позволяла себе иметь столь серьезное научное учреждение. В огромном по площади зале стены представляли из себя аквариумы высотой под три метра. Возникало впечатление, что люди шли не по бетонному полу, а по океаническому дну, среди густых подводных растений, плавающих стайками золотистых рыб, распластавших крылья скатов, в любопытстве подплывающих к стеклу. Здесь были собраны все известные обитатели океана: и крабы, застывшие среди мелких камешков, и морские коньки, прячущиеся от постороннего глаза в листьях покачивающейся растительности, и надувшиеся как шарики, шипастые и внешне страшные рыбины, названия которым Ирина не знала. В центре зала, в небольшом бассейне, рыскали мелкие особи акул, специально выпущенные для гостей.

— Тебе нравится? — поддерживая за локоток, спросил подругу Васильев.

— Сказка… — не скрывая эмоций, воскликнула она.

Современный, застроенный высотными зданиями центр сменили трущобы портовых густозаселенных кварталов. Улочка, по которой осторожно вел машину Колесников, была слишком узкой, двум автомобилям на ней не разъехаться. На веревках, растянутых между двухэтажными хибарами, сохло белье. Пахло нечистотами и тухлой рыбой. Когда в просвете домов солнечными зайчиками блеснули отраженные блики моря, из раскрытого окна проезжающую машину окатили не то мыльной водой, не то помоями. Макс успел заметить лишь женскую руку с цинковым тазиком и закрывающуюся створку.

— Вот свиньи! — громко возмутился Колесников и включил дворники.

Как ни странно, они работали. По лобовому стеклу заскребли резинки, развозя грязь. Выехав к набережной, приятели еще какое-то время искали подходящее для купания место. Поблизости шумел порт, работали краны, стояли на разгрузке суда, а по воде плыли радужные масленичные пятна. Лишь за городом, где бетонную опалубку берега сменила галька, Волга скатилась к самой полосе прибоя.

Максим выскочил из машины, на ходу раздеваясь, и с гиканьем ворвался в воду. С шумом и брызгами рядом обрушился Колесников, вынырнул уже дальше и затряс мокрыми волосами.

— Давай кто вперед?! Ну! Давай!

Без устали загребая тренированными руками, он быстро отдалялся. Соревноваться с ним было бесполезно.