Глава IV. В плену у паука

В ангаре было складское помещение, которое Ахиббо, впрочем, называл торговым залом. Там всё до самого потолка было занято полками и стеллажами, которые были забиты всевозможными вещами. Все стеллажи были прикручены к полу и увешаны длинными толстыми тенётами, по которым Ахиббо ловко ползал, как настоящий паук. Чего тут только не было! Запчасти, какие-то приборы, назначения которых Джим не знал, посуда, мебель, какие-то непонятные штуковины, которые только с виду казались обыкновенным хламом, а на деле были очень нужными вещами, только Джим не знал им применения — например, вольерчик для домашней кукамондры. (Как выглядит эта зверюшка и чем она питается, для Джима так и осталось тайной, но судя по размерам вольерчика, эта живность была не больше морской свинки.) Было в лавке также и довольно много одежды. Здесь были костюмы всевозможных народов, населявших Галактику; каждый комплект одежды был заключён в прозрачный чехол для предохранения от пыли, и многие вещи были в приличном состоянии. Были на полках и ёмкости с какими-то снадобьями, которые Ахиббо запретил Джиму трогать:

"Не вздумай пробовать — отравишься!"

Он отобрал у Джима его наручные часы с календарём и тоже выставил на продажу, забрал и одежду, а Джиму выдал какую-то старую тряпицу, оказавшуюся туникой без рукавов, длиной чуть выше колен. Джим также получил и обувь — старенькие, потёртые шлёпанцы-вьетнамки. Спать Джима Ахиббо сначала собирался положить в своей опутанной тенётами комнатушке, но передумал:

"У меня от твоего запаха свербит в носу. Этак, пожалуй, никакого отдыха не получится, одно чиханье!"

Он выдал Джиму матрас, пыльную подушечку из губчатого, похожего на поролон материала, дырявое вышитое покрывало и велел расположиться в самом дальнем углу торгового зала, за перегородкой наподобие стойки бара, каковой эта вещь в сущности и являлась, только неясно было, что она делала в лавке у Ахиббо. Возле неё было составлено и свалено несколько высоких круглых табуретов, а на ней стояла коробка со стеклянными бокалами и рюмками, подносами, шейкерами для коктейлей и стаканами — словом, полным комплектом для бара.

"Тут и будешь спать. Если зайду я с клиентом, старайся лишний раз на глаза не попадаться, но если я тебя позову и попрошу что-нибудь сделать, будь добр — пошевеливайся".

С пропитанием дело обстояло следующим образом. У Ахиббо были две огромные коробки просроченных бисквитных батончиков с начинкой из джема, которые он продать уже не мог, а выбросить было жалко. В каждой коробке было по пятьсот штук. Они были чёрствые и почти безвкусные, а джем в них превратился в каучукоподобную массу, но именно этим лакомством Джиму и предстояло питаться в ближайшее время.

"Пока ешь это, а кончится — что-нибудь придумаем".

Электроэнергией все помещения обеспечивала солнечная батарея, которая покрывала всю крышу ангара. А поскольку в солнце недостатка не было, перебоев с энергией Ахиббо тоже не испытывал.

Потом Ахиббо показал Джиму помещение, в котором находился драгоценный источник целебной воды. Оно было слегка заглублено под уровень песка, нужно было спуститься по нескольким ступенькам. Из каменной стены торчала труба с краном, а под ним стояла небольшая ванночка.

"Вот тут ты и будешь выдавать людям воду. Смотри — не больше одной пары бурдюков в руки!"

Это показалось Джиму странным. Ведь источник был, по сути, неиссякаемым, зачем были нужны ограничения? По-видимому, дело было просто в жадности Ахиббо, который считал себя хозяином воды. Он дал Джиму кувшинчик, из которого он поливал его, приводя в чувство, и сказал:

"Себе можешь брать не больше этого кувшина в день".

Едва он успел всё показать Джиму, как в дверь постучали.

"Кого там принесло?" — проворчал Ахиббо.

Это оказались пустынные жители, которые пришли за водой из источника. Они были невысокого роста — самый рослый из их был не выше Джима, — двуногими и двурукими, как люди, были одеты в серую, выцветшую одежду и замотаны по самые глаза головными платками, как арабы-бедуины. Глаза у них были светлые, почти белые, а зрачки — не круглые, а узкие, щелеобразные, как у змеи. Непонятно было, кто из них женщина, а кто мужчина, но было несколько совсем маленьких особей — очевидно, детей. На ногах у них была мягкая кожаная обувь на плотной подошве без каблуков, все были одеты в кожаные штаны и подпоясаны кожаными ремнями, с которых свисали какие-то маленькие мешочки. У каждого с собой было по два бурдюка ёмкостью литров в пять, связанных между собой и перекидывающихся через плечо. Джим ещё не знал, какой у них нрав — воинственный или мирный, и, кроме того, пережив потрясение в виде похищения и продажи в рабство, он пребывал в самом жалком состоянии — состоянии пойманного зверя, который всего боится, а потому эти люди с замотанными платками лицами и странными глазами показались ему очень страшными.

"Оплату принесли?" — спросил Ахиббо в первую очередь.

Один из "бедуинов" протянул ему большую плетёную корзину, накрытую крышкой, под которой шевелилось и пищало что-то живое. Джим содрогнулся. Ахиббо приоткрыл крышку, заглянул.

"Знатные химоны! Сочненькие! Тут мне на обед и, пожалуй, даже на ужин остается. Ладно, можете брать воду. Сегодня её вам будет выдавать мой новый помощник, его зовут Джим. Ну, становись в очередь! Не толпиться!"

Не произнося ни слова, "бедуины" покорно встали в очередь, бесшумно ступая небольшими, обутыми в мягкие чувяки ногами. Они вели себя весьма смиренно, не шумели и не разговаривали, каждый держал свою пару бурдюков. Джим встал у крана, взял первую протянутую ему пару кожаных мешков и подставил под струю светлой, сверкающей, как жидкий бриллиант, ледяной воды. Когда бурдюки стали пузатыми и тяжёлыми, Джим приподнял их и подал "бедуину". Для него это оказалось с непривычки весьма тяжело, а хозяин бурдюков, с виду хрупкий и казавшийся не сильнее самого Джима, стянул ремешки у горлышек кожаных ёмкостей, привычным усилием легко подхватил их смуглыми морщинистыми руками и повесил на плечо; вода в бурдюках при этом булькала — дивный звук в пустыне! Увидев его руки, Джим сначала подумал, что это был старик, но у всех жителей была такая кожа, причём не только на руках: из-под скрывавших их лица платков были видны такие же морщинистые смуглые переносицы и кожа вокруг глаз. Сначала Ахиббо следил за процессом выдачи воды, а на третьем человеке отвлёкся: перед воротами приземлился какой-то аппарат. Один из "бедуинов" робко показал Джиму из-под полы своего серого балахона плоскую круглую глиняную бутылку, привязанную за горлышко верёвочкой. Джим догадался: он хотел получить больше воды, чем позволял хозяин источника. Джим бросил взгляд вдоль всей очереди, и у всех пришедших за водой людей из-под одежды выглядывали потаённые сосуды. Было непонятно, как они рассчитывали их наполнить, если бы сегодня у крана не было Джима. Возможно, Ахиббо иногда отвлекался и позволял им самим наполнять свои ёмкости; тут-то они, по-видимому, и улучали момент, чтобы набрать лишний галлон воды. Джим не мог сказать "нет" их простодушным, умоляющим глазам и в первый свой рабочий день пошёл на нарушение воли хозяина: он быстро наполнил людям их спрятанные под одеждой бутылки, а потом продолжил как ни в чём не бывало наливать бурдюк за бурдюком. Этим он и занимался, когда вновь заглянул Ахиббо — видимо, для порядка, потому что через минуту он снова ушёл. Благодарные взгляды "бедуинов" сказали Джиму, что он поступил правильно. Он успел выпустить людей за ворота, прежде чем Ахиббо закончил разговаривать с гостем. Они ушли в пустыню, побулькивая водой в бурдюках.

Потом Ахиббо велел ему подмести пол и смахнуть пыль с полок, для чего Джиму пришлось лазать по тенётам, которые оказались ничуть не липкими. Джим старался не думать о нарушении, которое он допустил, чтобы Ахиббо не прочёл его мыслей; все свои думы он устремлял к дому, из которого его неожиданно похитили посреди ночи, и на его глаза наворачивались слёзы, порой мешая ему ясно видеть. Было похоже, что ему отсюда не вырваться, с тоской думал он.

Потом Ахиббо разрешил ему сделать перерыв на обед. Джим поел чёрствых бисквитов с каучуковым джемом, запивая их водой, и узнал от хозяина, что поселение "бедуинов" расположено в большом оазисе неподалёку, и у них есть свой источник воды, но то была простая вода, а здесь — целебная. Флора в оазисе так буйно растёт, что людям хватает её для того, чтобы бесперебойно кормить своих домашних животных и вести оседлый образ жизни. Этот народ назывался кармáки; это были кроткие, миролюбивые, простодушные и, по мнению Ахиббо, примитивные существа, которых было легко подчинить запугиванием. Каждый или почти каждый день они ловили для него живущих в песке тварей, химонов, похожих на угрей, которые были любимым лакомством человекопаука, и за это он позволял им брать в своём источнике целебную воду. Ахиббо поглощал химонов живьём, пищащих, извивающихся и кусающихся, и самым пикантным ощущением в этом блюде было то, как они извиваются у него в желудке. Паук описывал это с таким смаком, что Джима чуть не стошнило.

— А что это за пирамиды там, в пустыне? — осмелился он спросить, после того как с обедом было покончено.

"Пирамиды? Ну… Какие-то пирамиды. Кто их знает! Они тут с давних времён стоят, я не интересовался, — ответил Ахиббо. — Пусть себе стоят, мне они не мешают".

— А кто их построил, вы не знаете? — поинтересовался Джим.

"Да почём мне знать, кто! Наверно, какие-то люди. Когда я здесь устроился, они уже были".

— А внутри них вы не бывали? — продолжал любопытствовать Джим.

"Заглянул разок в одну. Там всё какие-то ходы, ходы, я чуть не заблудился. Жить там нельзя, это точно. Больно уж неудобно, узко. Потому я живу здесь — здесь лучше".

Больше ничего синекожий монстр не соизволил рассказать Джиму. После обеда он изъявил желание соснуть часок. Он повис в своей комнатушке на тенётах вниз головой, скрестив руки на груди, а Джиму велел повесить на воротах табличку с надписью, которая означала "перерыв".

"Меня ни для кого нет. Кто бы ни прилетел, меня нет! Послеобеденный сон — это святое". — И Ахиббо захрапел так, что все тенёта дрожали.

Джиму не оставалось ничего, как только сидеть на своём матрасе за стойкой бара и плакать. Он смотрел на портрет в медальоне и тосковал о прекрасной стране, в которую ему было уже не суждено попасть, вспоминал он и маму с папой. Как они, бедные, наверно, сейчас горюют о нём! Бедные, бедные мама и папа. Он ведь так и не сказал им, как он их любит, а теперь уже слишком поздно. Он проклинал зовущую звёздную Бездну, которая таки завлекла его в свои недра, но забросила не в самый лучший свой уголок.

Джим всё ещё плакал, когда в ангар явился проснувшийся Ахиббо. Видимо, после обеда сочными живыми химонами ему приснилось что-то приятное, потому что он был в благодушном настроении.

"Это кто тут хлюпает носом?" — спросил он, ни дать ни взять — заботливый добрый дядюшка.

Заглянув за стойку, он увидел Джима с залитым слезами лицом. Покачав головой, он подхватил его под мышки и легко, как куклу, извлёк из-за стойки и усадил на неё.

"Эй… Малыш, ты чего раскис? Ну-ка, не распускай нюни! Да, судьба обошлась с тобой круто, но ты живой, сытый и при деле, у тебя есть крыша над головой и постель. Чего ещё желать такой мелкой птахе, как ты? Тебе ещё посчастливилось, что ты попал ко мне. Знал бы ты, какие мерзкие места есть во Вселенной и какие гады их населяют! Я по сравнению с ними просто невинная букашка. Так что не куксись, а радуйся, что жив, здоров и находишься у старого Ахиббо, а не в брюхе у какого-нибудь чудовища".

С этими словами паук достал из кармана жилетки грязный носовой платок и с добросердечным видом вытер им Джиму слёзы.