"Гроза над Миром" - читать интересную книгу автора (Ли Венедикт)13. ЕЕ ГАСТРОЛИПереход до Верены прошел без осложнений. Наоми в своей каюте лениво откинулась на спинку дивана, положив ноги на стол. Забавы ради фокусировала взгляд на носке то правого сапожка, то левого. Вошел Файд, улыбнулся: — Самодовольство так и прет из вас, Наоми. — Хороший отдых и только. Чтоб ноги не отекали. А то набегаешься здесь с вами. Присоединяйтесь. Она показала место напротив себя. Оба были в хорошем настроении. Файд за последнее время вырос в уверенного в себе командира, и Наоми все чаще отмечала: он становится ей интересен. — Я прошу вас не сходить на берег и не показываться больше на людях. — Почему, Файд? — Сами отлично знаете. Слишком опасно. Вы допустили ошибку, заранее оповестив Вагу. Ребячество с вашей стороны. — Мы пришли в Верену на два дня раньше. Они еще не успели подготовиться, и мне ничего не грозит. — Наоми… — Довольно. Швартуйтесь, и я схожу. Файд ушел. Наоми еще полчаса отдыхала, скользя мыслью по прошедшим дням. Блистательный спектакль. Так она оценила сделанное со дня, как покинула в Норденке непритязательное жилище приютившей ее на ночь семьи. Усталая женщина, печально-серьезная девятилетняя девочка и мрачный, кряжистый мужчина, пришедший поздно, когда Наоми сидела на кухне, укутанная в одеяло и пила, стуча о край кружки зубами, горячий чай. Она тогда сказала: — Я сейчас уйду… — вышло очень жалобно. — Куда на ночь? — в его взгляде проснулось любопытство. К жене: — Постели ей в комнате мамы. И к неожиданной гостье: — Соседи вызвали патруль. Двоих, напавших на вас, поймали. Впредь не гуляйте вечерами. Маленькая комнатка старой женщины, ее тяжелое во сне дыхание, Минна у верхнего переплета узкого окна… Безо всякого перехода — свет, бьющий в глаза. Утро. Глоток чая натощак и Наоми быстро попрощалась, сказав обычные слова благодарности. У нее так и не спросили имя. Уходя, поймала упорный взгляд девочки. — Ты не вернешься? — Не знаю, малышка. У меня много дел. Живи счастливо. — У бабушки опять болит голова. Наоми вернулась, быстро прошла в комнату старухи. Та полуодетая, сидела на постели, страдальчески морща лицо. Приступ вызвали близкая перемена погоды и неспокойный, от присутствия в комнате посторонней, сон ночью. Ладони Наоми, казалось, источали жар. Не касаясь головы женщины, она медленно провела ими сверху вниз. Затем еще раз. Губы ее шевелились, произнося тихие слова на неведомом никому здесь языке. Старуха глубоко вздохнула. Наоми обернулась. — Я не в самой хорошей форме сегодня. Но полгода болей не будет, обещаю. Уходила сестрой, другом, богиней. Никто не заметил, как она оставила на столе портмоне с восемью сотнями реалов. На улице держалась настороже, как дикая кошка. Но ничто не внушало тревоги. Прямиком, не заходя в гостиницу, Наоми отправилась в порт и через час была на борту «Громовержца». Пережитое потрясение пошло на пользу. Замысел оформился и созрел. Наоми то, Наоми се, и сколько она пожертвовала больнице, и как осчастливила своим появлением и, опять же, одарила школу, и что сказала, и как выглядела… Тьфу! Полдня бесцельного (с виду) блуждания по городу и Пини успела много наслушаться и узнать из случайных разговоров на улицах Верены. Когда-то город считался серьезным соперником Вагнока, но неудобная, слишком открытая штормам гавань окончательно решила вопрос не в его пользу. Среди коренных веренцев до сих пор бытовало презрительное и недоверчивое отношение к Вагноку. Улица полого спускалась вниз, и на синем клочке моря меж островерхих крыш виднелся «Громовержец». Пини нехотя признала, что в этой железной уродине есть своеобразное изящество. Функциональность. Машина для пересечения водных пространств, машина для разрушения. Вид флага Арни над кораблем подействовал на Пини, как красная тряпка на быка и на пирс она вышла вне себя от злости. После вчерашнего визита Наоми в город «Громовержец» отошел от берега вглубь гавани и теперь стоял ввиду Верены, страшноватый в своей неподвижности. «Готов вмазать из всех орудий…» Мысли лезли в голову Пини исключительно черные. На пирсе дежурил матрос с переносным гелиографом. — Я — Пенелопа Картиг, — Пини не добавила больше ни слова. Прямоугольное зеркало поворачивалось, ловя и отражая солнечный свет. Внезапно острая вспышка кольнула глаза — с борта «Громовержца» отвечали. Потом спустили на воду шлюпку. Любопытные взгляды гребцов Пини напрочь игнорировала, смотрела прямо перед собой на корабль, что рос на глазах. Мятежный стяг нагло хлопал на ветру. В нем было новое. Золотой символ солнца и вечной жизни, его четыре изогнутых на концах луча создавали впечатление безостановочного вращения. «Фантазерка чертова». Но знак выразителен, прост и виден издалека. «Смотрите и знайте все: это я — Наоми». Она бросилась к Пини, едва та ступила на палубу. Поднялась на носки, заключила в объятья. — Пини! Пини, я так рада! Увлекла в кают-компанию. — Все брысь! Файд, циркуляцию помалу! И пусть никто не беспокоит! Пини польстило, что ради нее Наоми не посчиталась со сподвижниками и дала им такую разгонку. Один из них, плотный, с нее ростом, с молодым лицом и, при этом, совершенно седой, уходя, подмигнул ей дружески. — Я не знаю его, — нахмурилась Пини. — Денис, главный механик. Он уже клеит тебя. Такой. Сиди, я сделаю чай. Пили молча, не отрывая глаз друг от друга. — В самом деле, рада мне? — молвила, наконец, Пини. — Ты же знаешь. Да. — Я тогда чуть не утонула. Настолько изнемогла, что грезила наяву. Приснилось, что кроешь меня, почем зря… Радуешься, что умру. Наоми вздрогнула, пролив чай себе на колени, пробормотала что-то под нос. — Чего? — не поняла Пини. — Побочный эффект. Я слишком спешила. Но, все равно тебе помогло, да? — Решила: сдохну, а доплыву. И прибью тебя собственными руками. — Очень правильное, логичное решение. Такие тебе особенно удаются. Пини почувствовала, что краснеет. Наоми определенно посмеивается над ней, но непонятно: стоит ли обижаться. А Наоми уже выправляла разговор в нужное русло. — Я не рассчитывала всерьез, что Вага будет сам, но все же надеялась. «Вага». Пини неприятно резануло это небрежное обращение. Свет в каюте менялся, «Громовержец» набирал ход. — Куда мы разворачиваем? — Не тревожься. Погуляем по гавани. — Зачем? Наоми чуть усмехнулась. — Затем. «Она сама чего-то боится. И предпочитает держать судно в движении…» — Наоми… — Слушаю. — Отец не посылал меня к тебе. Сам тоже не собирался. Я сама. Они с Брендой по стенам сейчас бегают. Я подслушала их разговор: она считает, что ты заманиваешь отца в ловушку. Играешь на остатках его чувств к тебе. — А они были? Чувства… — Ты напрасно разуверилась, Наоми. Послушай меня, возвращайся. — Бренда уже пообещала мне легкую смерть. Спасибо, вы все так добры ко мне. — Она говорила со зла, не всерьез! В крайнем случае, отец тут же тебя помилует. Отделаешься клеймом на правой ладони… Первое время руку прятать будешь, пока не привыкнешь. — И меня потом не придушат во сне? Не насыплют чего ни будь в еду, питье? — Нет! Клянусь! А игру твою пора прекратить. Ты попала в нее против воли, это зачтется. Наоми молчала так долго, что Пини испугалась. Потом одним глотком осушила чашку, со стуком поставила на стол. — Так вот как ты видишь! Заблудшая душа… ее ты возвращаешь на путь истинный. Спасибо еще раз. Правда, я благодарна. Теперь смотри с другой стороны, — резким жестом она призвала Пини молчать. — Военно-морская демократия, созданная твоим отцом — умирает. Она сыграла свою роль — великое было дело. Вага, в своем роде, гений. Только… ни один правитель не в состоянии удерживать власть, достигнув преклонного возраста. Либо есть ритуал передачи полномочий: наследование, например, либо… «Командиры выбирают первого адмирала». Прости мое ехидство, но где среди командиров кораблей человек, способный править государством, каким стал Остров? Все это, так или иначе, понимают. Вот одна из причин нынешних событий. На освобождающееся поле идут новые люди, они борются друг с другом. Арни представляет промышленников Норденка. Наоми остановилась перевести дух. Пини овладевало тихое отчаяние. — Наоми… Ты рядом и, в то же время, так далеко, что не могу до тебя докричаться… — Я внимательно слушаю. — Оставим дрязги… Но мы двое… Ты хочешь все забыть? — Пини… Ты не девочка. Хватит держаться за мою юбку. Выйдешь замуж и всю дурь как рукой снимет. Здоровая молодая женщина с естественной ориентацией. Я увлекла тебя, заставила уступить моим капризам. Виновата… — Ты порываешь со мной?! Гонишь в шею — не нужна больше? — Оставишь меня, когда сама того пожелаешь. Мы можем и не расставаться насовсем. — … — Дело твоего отца проиграно. Время его вышло. Но есть выход. — Говори, — прошептала Пини. — Вага заключит мир с Арни и отдаст ему власть. Фактически. Формально он останется хозяином Острова. «Царствует, но не управляет». Окруженный до конца жизни почетом и уважением. Я гарантирую. — Зачем тебе? — Так надо, чтоб избежать раздоров. Власть Арни будет смотреться, как законное преемство. Мне легче добиться всего этого, если поможешь мне. Станешь рядом со мной, — она поднялась, призывно протянула руки. — Иди же ко мне! Пини, как зачарованная, встала. «Громовержец» в очередной раз поменял курс, и в каюту заглянуло солнце, коснулось щеки Пини, словно пробудив ото сна. Улыбка Наоми была фальшивой, гаденькой. «Она может уболтать кого угодно!» — Ты диктуешь, как победительница. — Так оно и есть, — Наоми больше не улыбалась, вглядывалась настороженно, Не хочу напрасных жертв. Будьте благоразумны. Знаю, что Джено вербует к себе бывших чистильщиков. Это — акт отчаянья и это — отвратительно. И еще… Уголки рта у нее приподнялись в страшноватой ухмылке. «Словно сейчас клыки покажет…» — Если хоть кто, хоть раз еще употребит в бою химию… Жестоко казню всех виновных. Слова давались Пини с трудом. — Наоми… Ты — чуждый нам человек. Только сейчас увидала. Ела наш хлеб, делила кров. Потом просчитала выгоду и продалась Арни. Теперь зовешь меня: сдай, детка, папочку и заживем… Предательство для тебя — обыденное дело, все ты меряешь на свой манер. Наоми подняла руку, пытаясь заставить ее замолчать. Сверкнул золотой браслет с миниатюрными часиками ганской работы — то, что они были раз в десять дороже ее собственных, взбесило Пини еще больше. — Нет! Теперь ты не перебивай! Все за меня решила, все продумала. Кобеля своего в мужья мне прочишь, я угадала? Тогда наследование власти станет совсем уж естественным. Замечательно увязано. Так вот — спрашиваю в последний раз. Я, Пини Картиг предложила тебе амнистию. Принимаешь или нет? Ответ Наоми был коротким и неприличным. Она снова плюхнулась на диван. — Утри сопли и отправляйся. Что мы тут наговорили — не бери в голову. Все скоро решится само собой и в мою пользу, знай. И тогда я выдеру кое-кого как сидорову козу. Пока, Пини. Зла тебе не желаю. Уходя, Пини обернулась. — Ты мастерица плевать в колодец, Наоми. Но будет время, когда горько об этом пожалеешь. Наоми вновь насмешливо улыбнулась. — Все мы — грешные люди. Буду рассчитывать на твое снисхождение. — И часы свои правильно надень! Невежа! — Пини хотелось побольнее уколоть ее, но Наоми спокойно ответила: — Так мне легче следить за временем… Пини решила уйти шумно, но тяжелая дверь кают-компании не годилась для того, чтобы ею хлопать. Короткий смешок Наоми и Пини, красная как рак, выскочила на палубу. Гребцы ждали и почтительно помогли ей занять место в лодке. Пини прикрыла ладонями пылающее лицо. «Что со мной? Я ее — ненавижу!» Наоми, оставшись одна, задумчиво играла пустой чашкой. Стоило ли так резко обойтись с Пини? Она внутренне сильный человек, факт. Прибавить сюда воспитание. Просто так ее не убедить, приходится слегка бить по мозгам. Из нее выйдет хороший союзник, даром что подруга и любовница… А иметь такого врага… Наоми зябко поежилась. Отец в молчании стоял у окна, выглядел усталым, под глазами набрякли мешки. Бренда сидела на подушках, подобрав под себя ноги, неподвижная, как статуя. — Все, пожалуй… — Пини не знала, что еще добавить к своему, изрядно вымотавшему ее, рассказу. — Когда я убедилась, что крыша у нее течет и говорить больше не о чем… — Тебе тяжело сейчас, Пини… — отец говорил тихо и ласково. — Так плохо, как… когда умерла Левки… Внутри болит. Отец подошел, ласково обнял Пини за плечи. Провел большой, грубой ладонью по дивным, цвета спелой пшеницы, волосам. — Женщина, которую ты так полюбила, никогда не существовала на свете. Наоми для тебя словно умерла, когда ты узнала ее такой, какова она есть. Все остальное, раньше — была роль, маска, которую она носила. Терпи… Все пройдет. Подала голос Бренда: — У нас еще морока… Свободна, Пини. — Послушайте, тетушка… — Уже выслушала. А зовут меня — Бренда. Вмешался отец: — Ступай, отдохни. Что будет важное — я потом скажу. — Стэн исчез, Вага! — Когда он отправился в Верену? — За день до прихода «Громовержца». Я угадала, что она будет там раньше. — Три дня Стэн жевал там сопли? Один? — Был еще человек. Приглядывал. Стэн не знал. — Стэна трудно обмануть. Если заметил слежку… Решил, что ему больше не доверяют, хотят убрать после… — Нет-нет. Убрать его не входило в мои планы. Позже. Пока — пригляд. — Его могли опознать. Хозяин Верены не заинтересован в осложнениях и… — Да! Этот хмырь у нас в печенках. Я берегла Стэна для него. — Дальше. — Все! Когда она заявилась в школу, Стэн ошивался в толпе любопытных. Он сбрил бороденку, покрасил волосы потемнее — помолодел, не узнать. Ни дать, ни взять — школьник из старших. Эта стерва прошла ни на кого не глядя. Берегли ее здорово, за спинами не видать, но Стэн был так близко! Толпу стали теснить, и мой человек потерял Стэна. С тех пор его никто не видел. Чего не пойму: он струсил или не захотел? Теплое тело Тонки, ее ритмичные вздохи, она лежит на нем, содрогаясь все сильнее, нет на свете никого, кроме милой девочки… Сумасшедший стук в дверь, вопль Бренды: — Вага! В порту — «Громовержец»! Улица освещена неверным светом факелов. Большая бухта сияет отраженным светом обеих лун. Мрачное пятно на ней — «Громовержец». Парни с эмблемами Арни на куртках ведут тщедушного юношу, глаза его дико блестят. Ставят на колени посреди булыжной мостовой. Окна в домах по обеим сторонам улицы открыты — люди смотрят, превозмогая страх. — Слушайте все, смотрите все! Это Стэн Ханно — наемный убийца. Он покушался на Наоми — хозяйку Острова! В руке коренастого бородача длинный нож. Стэн рвется из держащих его рук. Вскрикивает глухо, когда блестящее лезвие погружается в его грудь. Тело его выгибается дугой и обмякает, валится на мостовую. Женщина. Держит в руке факел, поднимает высоко. Встряхивает головой, откидывая со лба упавшие волосы. — Они привыкли тайно уничтожать недовольных! Тех, кто мешает им вкусно жрать, сладко пить, трахать наших сестер и дочерей! Жалкие скоты! Ничтожества! Клопы, сосущие нашу кровь! Я — Наоми Вартан, кладу этому предел! Факелы гаснут разом, словно задутые свечи. Те, кто через час осмеливаются выйти среди ночи на улицу, видят коченеющее тело. По-прежнему светится Большая бухта. «Громовержец» исчез без следа. Пини, замерев, вжимается спиной в двери отцовских покоев. Бренда стонет и жалуется так громко, что Пини разбирает почти каждое слово. — Я не могу, не могу больше, Вага! Она — дьявол! — голос ее замирает. Что отвечает отец? Снова Бренда. — Ты словно рад?… — …Становился опасен… к лучшему… — Где ты видишь… какой-то кошмар… говорит ерунду, пустое… А люди верят словесной отраве… «Она может уболтать кого угодно». — Джено крепко зажал Арни на Севере… — …Подожди, — Бренда встает и ее шаги слышаться все ближе. Пини опрометью бросается прочь и скрывается в боковом коридоре. Выжившему из ума вонючему старому козлу, Ваге. Ты… Письмо Наоми было бессодержательным и преследовало только одну цель: унизить, оскорбить. До всего ей было дело. До его возраста, не угасшей мужской силы, спокойной манеры принимать удары судьбы, его проявлений щедрости… До всего! Издевалась она в выражениях самых низких и грязных. Заканчивалось послание выражением надежды на его скорую смерть и намерением сплясать джигу на его могиле. Командиру «Громовержца» Н. Вартан. Письмо твое получил. Не могу обещать, что посягательства на твою жизнь прекратятся. Положение таково, что я не контролирую вполне своих людей в их отношении к тебе. Наше с тобой примиренье, думаю, невозможно — по сходной причине с обеих сторон. В жизни можно делать все, что хочешь, если готов отвечать за последствия. Поэтому, поступай по своему разумению, неважно, одержишь ли верх или нет. В. Картиг 17.7.27, Вагнок «Громовержец» остановился на день у Ганы и принял на борт десант. Затем дозаправился и пополнил боезапас в Норденке и продолжил путь на подмогу Арни. Джено с его сборной солянкой из опехотившихся матросов, фанатичных бойцов из бывших чистильщиков и хилой поддержкой Габа с остатками флота — устоять не смогут. Вага понимал это отчетливо, и последние дни носил при себе яд. Он ни о чем не жалел. Хорошие были годы, но все имеет привычку приходить к концу. Влияние его пало так низко, что он почел за благо не отдавать больше никаких приказов. Достаточно хоть кому-то проигнорировать очередное распоряжение первого адмирала — и великий Вага больше не вождь. Вдобавок ко всем неприятностям по Вагноку стали расходиться листки с насмешливыми рисунками. Самый безобидный из них изображал первого адмирала, улепетывающего, не успев натянуть штаны, от виднеющегося на заднем плане «Громовержца». Следом с кислой миной спешила Бренда с ночным горшком наготове. Мальчишку, ночью пробравшегося ко входу в сад, схватила охрана. Он успел наклеить несколько мерзких картинок по обеим сторонам арки, остальные нашли у него в сумке. Вага не стал устраивать разбирательства, а велел охранникам отрубить пацану обе руки и выбросить его, истекающего кровью, в море. Гонец прибыл поздним вечером, его шатало от усталости, стикс его лег сразу же, как освободился от седока и теперь жадно лакал воду из низкого чана. КОММОДОР ДЖЕНО ДОКЛАДЫВАЕТ. ТРЕТЬЕГО АВГУСТА С.Г. МНОЮ ЗАХВАЧЕН ФЛАГМАН МЯТЕЖНИКОВ «ГРОМОВЕРЖЕЦ» И ПЛЕНЕНА ИХ ГЛАВАРЬ НАОМИ ВАРТАН. |
|
|