Наталья ДУРОВА Как свинья стала рысаком

Ещё утром стало заметно: маленький пони Чарлик прихрамывает. Даже страшный седок в небольшой коляске — гепард не вызывал у него обычного напряжённого оживления. Чарлик на репетиции плёлся медленно, и на представлении катание гепарда в коляске не было показано.

Коляску с крохотным хомутом после представления выволокли на манеж для осмотра, но, как и предполагали, она оказалась в полной исправности.

— Опять при переезде лошадка повредила себе ногу. Нет, это, конечно, вывих, — сказал расстроенный дрессировщик, оглядывая Чарлика, уныло жавшегося к барьеру. — Коляску оставьте и займитесь новыми животными. Кому необходимо размяться — выпустить на манеж.

Дрессировщик ещё раз оглядел Чарлика и пошёл разгримировываться.

Чарлика отвели на конюшню, а коляска так и осталась сиротливо стоять на месте.

Животных было не так много. Всего две клетки. В одной, растянувшись, лежала обыкновенная свинья. Но вторая клетка была устроена странно: сбоку она напоминала букву «г», верхний конец которой спереди был затянут проволочной сеткой. За сеткой металось змееобразное непонятное существо с маленькой головкой.

И служащий испуганно отпрянул назад:

— Это ещё что за птица такая?

Но существо и впрямь оказалось птицей. А наверху, над дверцей клетки, — дощечка с надписью: «Страус Теодоро, родом из Южной Австралии».

Служащий почесал затылок и, всё ещё глядя на извивающуюся змееобразную птицу с удивлённо выпученными круглыми глазами, умильно прошептал:

— И впрямь птица. Ишь ты, глазастый! Фёдор, значит.

Он подтянул клетку к манежу и, приоткрыв дверцу, выпустил птицу. Затем тотчас стремительно задвинул проход так, чтобы барьер образовал одну линию круга.

Птица взволнованно забегала по манежу, высоко выбрасывая ноги, и вдруг, увидев зияющее отверстие хомута, поспешно просунула голову и забегала по манежу уже с коляской.

— Эк угораздило! — рассердился служащий.

Он не знал, как выпрягать самовольного извозчика, и решил понаблюдать за ним до утра. А утром, когда пустые стулья зрительного зала начинали постепенно вырисовываться всё ярче и ярче, словно выплывая из тумана, а на опилки манежа уже падал обычный дневной свет, дрессировщик, пришедший на репетицию, был поражён: страус лежал на опилках и был впряжён в коляску. А когда, завидев людей, он вскочил, коляска поползла за ним.

Всё было кстати: дня через два гепард выезжал на норовистом двуногом скакуне страусе, который, петляя, катил по опилкам растерянного хищника так, что тому, наверное, казалось: манеж весь в ухабах и кочках.

Но не прошло и недели, как снова интересный номер был снят с программы. Страус, привыкший к коляске, как к клетке, неожиданно повёл себя странно. Он целые дни копошился у себя в вольере, рыл какие-то ямки, почти не подходил к кормушке, и однажды, убирая его клетку, служащий обнаружил громадное, раз в десять больше куриного, зелёное страусовое яйцо.

Видимо, мирная птица не пожелала возить хищника и, не зная, как одной с ним бороться, решила вывести целую роту страусят. Но страус не знал, что в условиях цирковых переездов ему будет невозможно осуществить такой замысел. Это, конечно, мог знать только дрессировщик. Он, однако, был благодарен птице уж только эа то, что многие школы городов, где гастролмровала его труппа животных, пополнили страусовыми яйцами коллекции экспонатов по зоологии. Вот за это дрессировщик разрешил страусу на время забыть о ненавистной коляске.

И снова дрессировщик, задумавшись, глядел на гепарда.

А служащий шутливо сказал:

— А нынче даже страус гепарду свинью подложил.

— А что вы думаете? Так тоже будет любопытно. Приведите мне в манеж свинью, — обратился дрессировщик к недоумевающему служащему.

Похрюкивая и смешно семеня, свинья неторопливо вышла на манеж. Она с первой минуты появления в цирке стала гордиться. Её выпустили на манеж сразу, без репетиций. Она должна была развернуть сложенную в рулон дорожку, чтобы зрители прочли: «Сегодня Дуров». Дело нехитрое. При каждом толчке пятачком свинья находила хлеб. Так она разворачивала дорожку и съедала весь хлеб, а когда публика шумно аплодировала, свинья чувствовала себя уверенней. Ведь она первая из своей родни, потому что не в хлеву, а на манеже, открыто, при публике, аппетитно съедая хлеб, имела такой успех.

Теперь она дала без труда впрячь себя в коляску и даже, не оглянувшись на страшного седока, стала разворачивать дорожку. Дорожка кончилась, свинья остановилась в ожидании аплодисментов. Но сейчас вместо них она услышала только голос дрессировщика:

— Дорожку придётся сделать на весь круг манежа. Пусть будет так: «Сегодня Дуров со своими четвероногими артистами». Правда, времени много уйдёт на чтение, зато два номера соединены в один, и, кажется, неплохой.

Так свинья стала рысаком и исправно выполняла свои обязанности. Не боялась хищника гепарда, ибо жирная шея и хомут мешали ей оглядываться назад, да, впрочем, ей было всё равно, кого возить, лишь бы за это беспрестанно жевать вкусные хлебные крошки.