Часть вторая БЛЮЗ У КРОМКИ ПРИБОЯ

Артефактер Рен-Атар

Организованной толпой мы вывались из портала прямо к Марте на кухню.

Ну и денек! Нет, я точно не согласна больше так путешествовать! Ну сами посудите: сначала сутки со всеми пересадками летели до Сиднея, потом битый час снова ругались в отеле из-за того, кому ехать к Лэндсхиллам, а кому оставаться. Еле уговорила их разделиться. В итоге к Дэниелу отправились только я, Грэм, Хандариф и Арианна. Остальные, даже Синдин, провожали нас ворчанием и недовольными гримасами. Потом два часа тряски в автобусе до жемчужной фермы Лэндсхиллов, странная беседа с Дэниелом-младшим — я так и не поняла, кто у кого выпытывал информацию о Жемчужнице: мы у него, или он у нас. А затем еще более странный рассказ Дэниела-старшего о чернокожей девушке с японским именем, которая вырастила розовую жемчужину за три дня только при помощи песни. Я бы приняла его бредни за глюки умирающего — старик задыхался, прерывая рассказ, и даже разок потерял сознание — но у Арианны загорелись глаза, и я позволила себе поверить, что мы напали на след. Вот только ничего, кроме сомнительных воспоминаний Дэниела нам не досталось. Кроме того, что возможная Жемчужница 10 лет назад была гражданкой США и носила имя Уме, мы ничего не узнали. Даже фамилии. Старик, скорее всего, ее не помнил, или вовсе никогда не знал, а вот его внук, если и знал, то не был расположен нам помогать. Он словно приглядывался к нам, пытаясь понять, не являемся ли мы угрозой для его давней знакомой. Все же я оставила ему наши телефоны и очень просила перезвонить, если он сможет вспомнить что-то еще.

— Я так и не понял одну вещь. Зачем вы ее ищете? — спросил он у меня, пригласив прогуляться по пляжу.

— Не уверена, что мы ищем именно ее, — вздохнула я, — Но пока она больше всех похожа на Жемчужницу.

— Жемчужницу? Как моллюск?

— Как волшебница, — усмехнулась я.

Я вгляделась в лицо этого крепкого загорелого мужчины, пытаясь понять его реакцию. Казалось, он остался совершенно спокоен. Ну-ну! Склонен верить во всякие мистические штучки?

— Полагаете, Уме — волшебница? Это из-за той жемчужины?

Я снова посмотрела на Дэна. Было в нем что-то невероятно надежное и правильное. Таким хочется верить и полагаться на них. Я вдруг поняла, что не хочу ему врать. Почему? Трудно сказать, что двигало мной в большей степени: стремление довериться хорошему человеку, или желание стереть с его лица это чуть презрительное равнодушие, посмотреть, как он отреагирует на странную не приемлемую в его мире правду.

— Три года назад, Дэн, я узнала, что я — не человек, что я принадлежу совсем не этому миру. Здесь я никогда не была счастлива, но там… там моя жизнь обрела смысл и красоту. Жемчужница тоже принадлежит совсем другому миру. И, как и я, она не будет счастлива здесь. Мы ищем ее, чтобы предложить вернуться в мир ее предков. Но решать, разумеется, будет только она сама.

— Вы хотите сказать, что Уме — не человек? — он усмехнулся и покосился на меня.

— Если она — Жемчужница, то да, она не человек, она ундина.

— Похоже… — по лицу Дэна скользнула странная нежная улыбка, — Плавала она наверняка не хуже рыбы.

— Вы точно ничего больше о ней не знаете? — с подозрением спросила я.

— Увы. И, наверное, мне стоит либо навсегда забыть о нашей с вами встрече, либо, как законопослушному гражданину, сообщить в полицию о сбежавшей из психушки пациентке.

— Вам нужны доказательства, Дэн?

— Доказательства? А вы можете мне их предоставить?

— Не я. Арианна.

— Та загорелая блондинка?

— Она тоже ундина.

— Я не заметил у нее чешуйчатого хвоста, — фыркнул он.

Вместо ответа я обернулась и помахала сидящим на веранде друзьям, а потом, чтобы не вопить на весь пляж достала телефон и набрала номер Арианны.

— Дэну нужны доказательства, что мы не люди. Не могла бы ты спуститься к воде и показать ему?

Дэн с любопытством смотрел то на меня, то на стройную атлетическую фигурку амазонки, когда та поднялась из шезлонга и направилась к линии прибоя.

— Подойдем ближе, — предложила я, предвкушая его реакцию.

Он пожал плечами, и мы двинулись навстречу ундине.

У самой воды Арианна спокойно скинула с себя всю одежду. Дэн только хмыкнул. Но когда ножка девушки коснулась воды и вся ее фигура подернулась легким сиянием, трансформируясь во вторую ипостась, он охнул и крепко сжал мою руку. Брякнул мой сотовый, и я нажала кнопку ответа.

— Если ему этого мало, скажи, что я тоже перекинусь и надеру ему задницу.

Я обернулась, но с такого расстояния не могла рассмотреть самодовольную физиономию Грэма.

— Теперь верите? — спросила я Дэна, заворожено глядящего на ундину. Он не ответил, — Лучше скажите, что верите, Дэн, а то Грэм готов устроить еще одну демонстрацию.

— Грэм? Это тот парень с выгоревшими волосами? — встрепенулся Дэн, — Он что тоже…

— Он верфольф.

— Уф-ф-ф! — шумно выдохнул он, — Мой дед всегда верил в чудеса. А мне всегда хотелось верить ему, но… И знаете, такого…, - он махнул в сторону резвящейся в волнах ундины, и примолк, восхищенно ловя взглядом солнечные блики на рыбьей чешуе хвоста, — Вы действительно думаете, что Уме — одна из них?

— Это очень вероятно.

— Знаете, Рената, вы навели меня на мысль, что тогда, десять лет назад, я слишком быстро перестал искать Уме. Пожалуй, стоит попробовать снова. Давайте заключим договор. Если я что-нибудь узнаю раньше вас, я вам сообщу. Но и вы, если вам повезет больше, не лишите меня шанса снова с ней встретиться. Идет?

— По рукам. Обещаю, что сообщу вам координаты Уме, независимо от того, окажется она Жемчужницей, или нет.

— Что ж, тогда я не говорю вам "прощайте". Еще увидимся, Рената.

— Еще увидимся, Дэн.

Обратно в Сидней мы добирались с несколько большим комфортом, сговорившись в цене с владельцем старенького минивэна. Это все же было лучше, чем тряский шумный автобус.

Хотя мы добрались до отеля только к 11 вечера, нас ждали с хмурым нетерпением. Арианна подробно пересказала нашу беседу со стариком и красочно описала демонстрацию наших возможностей Дэниелу-младшему. Глаза ее горели азартом. Все сразу почувствовали, что она напала на след и действительно верит в то, что таинственная негритянка и есть наша Жемчужница. Дилия кивала, соглашаясь с выводами своего командира, но что-то мне почудилось странным в ее реакции. Казалось, она не верит в то, что Арианна способна сделать эти выводы правильно. Или не хочет верить. Но, поскольку старшая по званию амазонка не обратила на это никакого внимания, я тоже решила не заморачиваться непонятным поведением Дилии.

Тем более что обсуждение быстро перешло в конструктивное русло на тему, как искать девушку. Мое сообщение о сделке с Деном только подлило масла в огонь. Азарт соревнования захватил Синдина и Хана и они тут же принялись строить планы, как им обойти на повороте конкурента. Почти сразу к ним присоединились Штред и Бриза, тоже посчитавшие, что не придти к финишу первыми ниже их достоинства. Даже Грэм немного оживился. Арианна посмеивалась, прислушиваясь к их спорам, Дашмир, как всегда, отмалчивался, а Дилия словно и не слышала происходящего, погрузившись в свои мысли.

Было уже далеко за полночь, когда вдруг зазвонил мой сотовый.

— Ну, что? Вас можно поздравить? — голос Марты просто искрился весельем и самодовольством.

— Ну, кое-что мы выяснили, — уклончиво ответила я.

— Включи-ка громкую связь, дорогая, у меня новости для всех.

Я покосилась на взирающих на меня с любопытством друзей и выполнила ее просьбу.

— Дамы и господа, — прозвенел в тишине комнаты голос Марты.

— Уважаемые соратники, — хором добавили близнецы.

— Всем заинтересованным лицам предлагаю немедленно вернуться в мою квартиру на чаепитие с восточными сладостями, — снова Марта.

— Грэм, ты — самый заинтересованный, — хихикнул кто-то из эльфов.

— Мы нашли вождя, ребята, — Марта не могла скрыть ликования, — Но это еще не все.

— Мы отправили в наш мир хобгоблина! — снова хором завопили близнецы, а по нашей комнате пробежал изумленный шепоток.

— А главное, мы знаем, где Алена! — добила нас Серебряная леди, и я услышала, как за моей спиной нервно втянул воздух Грэм, — Ну, вы открываете портал, или милицию позвать?

Прежде, чем я успела обернуться, Хандариф уже прикрепил к стене изображение кухни в квартире Марты и подрисовал недостающую линию.

Первым в проход, растолкав остальных рванул, разумеется, вервольф. Хан расхохотался и пропустил вперед хихикающих оборотней, потом галантным жестом предложил стоявшим рядом с ним ундинам последовать за ними. Но Арианна не сдвинулась с места.

— Мы задержимся, Хан. Ты ступай за своим другом, а мы останемся, чтобы замести следы нашего поспешного бегства.

Саламандр недоуменно хмыкнул, но пожал плечами и обернулся ко мне. А я с изумлением наблюдала, как исказилась брезгливой гримасой физиономия Дилии, пока Арианна смотрела в другую сторону. Но прежде, чем я успела что-то сказать, лицо ее приняло прежнее выражение. Синдин легонько подтолкнул меня в спину, и я вошла в портал. Саламандры и гном последовали следом, и проход закрылся, оставив ундин в далекой Австралии.

Обдумать увиденное я не успела, оказавшись в объятиях близнецов. Только сейчас я поняла, как сильно соскучилась по ним за какие-то пять дней. И по Марте, конечно, тоже. Но протолкаться к ней не представлялось возможным. Во-первых, потому, что в кухне вдруг оказалось очень тесно, а во-вторых, Грэм уже вальсировал, подхватив на руки хозяйку, в сторону гостиной. Штред с Бризой последовали их примеру, а один из близнецов легко подкинул меня почти к потолку и, как ребенка, усадил себе на плечи. Вот гадость ушастая! Я ему что, игрушка?! Никакого уважения ко мне любимой! Ну, держись! Дернув нахала за волосы, как за вожжи, я пришпорила свою "лошадку", и эльф с диким гиканьем поскакал следом за оборотнями. Даже довольно просторная гостиная стала казаться тесной, когда мы все, хохоча, наконец, собрались вокруг накрытого к чаю стола.

Наверное, все дело было в напряжении последних двух недель. Все слишком устали от бесплодных поисков, и свалившиеся одним махом успехи мгновенно вскружили нам головы. Даже после победы над Энгионом я не ощущала такого единого порыва ликования. Сейчас, как и тогда, оставалось достаточно недоделанных дел, но мы все впервые почувствовали, что уже не топчемся на месте, а двигаемся к намеченной цели. Грэм продолжал сжимать Марту в объятиях, Штред и Бриза самозабвенно целовались у всех на глазах, Син и Хандариф, обнявшись, чокались чайными кружками, наполненными чем-то подозрительно не горячим, близнецы кружили меня по комнате в какой-то немыслимой кадрили, и даже на губах невозмутимого Дашмира играла легкая улыбка. Только Павел, прислонясь плечом к двери, смотрел на нас со странной грустью человека, который знает, что Деда мороза не существует. И снова, так же, как с Дилией, прежде чем я успела осмыслить его взгляд, он присоединился к общему веселью.

Чуть позже, за чаем, ундины вернулись тоже и сразу включились в хоровод всеобщего ликования. Дилия смеялась и шутила, будто и не было этих ее странных проявлений агрессии в адрес подруги. Уже поделившись друг с другом последней информацией, мы продолжали веселиться, а не строить планы и разрабатывать тактику дальнейших поисков. Даже оставшимся в волшебном мире друзьям мы решили сообщить все позже, а в этот вечер просто радовались жизни.

Пока не засветился портал в стене и не возник напуганный, чем-то очень расстроенный Риох.

Все сразу смолкли, уставившись на маленького гоблина.

— Хандариф, Дашмир, Гектор просит вас срочно придти, — полным отчаянья голосом произнес он.

— Риох, что случилось? — вздрогнула Марта.

— Полчаса назад было совершено покушение на Пламенного эмира.

Хан был дальше всех от портала, но оказался возле него первым.

— Я с тобой! — крикнул Грэм и бросился следом за другом.

— Я тоже, — пронеслось по комнате на разные голоса.

Я ломанулась к проходу следом за Синдином, но остановилась, услышав, что говорил Риох.

— Нет, Марта, тебе туда нельзя. Гектор просил, чтобы ты не появлялась в Библиотеке, пока там претенденты.

Обернувшись, я увидела, как сбежала краска с лица Серебряной леди. Было такое чувство, что ее ударил кто-то, кому она безгранично доверяла.

— Конечно, — мертвым голосом произнесла Марта, опускаясь в кресло.

Судьба Пламенного эмира совершенно перестала меня волновать. Забыв о портале, я шагнула обратно. Гоблин кончиками пальцев коснулся руки эльфийки, вздохнул и понуро вышел в соседний мир.

Серебряная леди Маргарита

Я закрыла глаза, сдерживая слезы.

Прекрати немедленно! Не смей! Здесь все на тебе держится. Ты не имеешь права раскисать. Ты осталась потому, что идти со всеми опасно. И именно поэтому тебя и попросили остаться. Только поэтому. Нет никаких других причин. Ты их придумала. И вообще, не все ли тебе равно, хочет Гектор тебя видеть, или нет.

Но сдерживаться было невозможно трудно. Спасало только то, что в комнате я по-прежнему была не одна. Не могу сказать, что меня это радовало, но присутствие посторонних не давало развалиться на части.

— Марта?

Рената. Это хорошо. Это наименьшее из зол. Но кто-то, кажется, есть еще.

Я открыла глаза и попыталась улыбнуться. Рената стояла на коленях около кресла. Напротив сидел Павел. И выглядел он совсем не радостно. Я глубоко вздохнула.

— Марта, что случилось? — искренняя озабоченность в голосе гномки не позволяла на нее злиться.

— Неважно, — отмахнулась я, но поняла, что так легко не отделаюсь, — Просто меня снова оставили на берегу потока событий.

Рената покачала головой, явно мне не поверив, но настаивать не стала. Павел вздохнул и потянулся.

— Хорошо, что здесь остались только вы. Нам нужно поговорить, дамы. Боюсь, не все у нас гладко.

— Еще бы, — фыркнула Рената, — покушение на эмира — это вам не за компом сидеть.

— Не в эмире дело, — протянул Павел.

— А в чем же?

Я была рада, что разговор ушел в сторону. Если Павлу было, что сообщить, я согласилась бы сейчас обсуждать любую проблему, кроме своей собственной.

— В Елене.

— В Елене? — даже я удивилась такому переходу.

— Видите ли, я тоже ее в некотором роде нашел. Точнее, не нашел, а просто пообщался. А чтобы ее нашли, она совершенно не хочет.

— Подожди, — совсем растерялась я, — как ты мог с ней пообщаться, если ты ее не нашел?

— Это она меня нашла на форуме. Увидела портрет Грэма, который ты нарисовала, и нашла. Я попросил ее позвонить. Вот и поговорили.

— И что? — не выдержала Рената.

— Да ничего. Сначала ее очень интересовало, как Грэм, просила связать ее с художницей. А когда узнала, что она тоже бэк-ап, и вы все ее ищите, вдруг пошла на попятную, заявила, что ей и в этом мире хорошо, и потребовала оставить ее в покое. Я пробовал перезвонить на зафиксированный номер, но она мой телефон заблокировала. И блокирует любые номера, с которых я звоню. У меня такое чувство, что Грэм в очень большом пролете. Так что, думайте, дамы, что нам с этим делать.

— И давно ты об этом знаешь? — с подозрением спросила Рената.

— Если честно, с того дня, как Марта и близнецы улетели в Египет.

— А молчал почему? — разозлилась я.

— Да все не знал, как сказать. Да и случая не было поговорить без иномирцев. Очень уж не хотелось на Грэма это вываливать. Я же вижу, парень места себе не находит. Как ему сказать, что его девушка совсем не хочет, чтобы он к ней вернулся? Уж извините, это без меня. Я на такое не подписывался. Вот вы у нас женщины мудрые, вы и решайте, что с этим делать.

— Спасибо, Паша, я тебя тоже очень люблю, — проворчала я.

Представив, что почувствует Грэм, получив такую информацию, я почему-то сразу перестала думать о собственных проблемах. Не зря говорят, что когда тебе плохо, лучше чтобы рядом был не кто-то сильный, а кто-то слабый, кому помощь нужна больше, чем тебе. Это мобилизует, заставляет забыть о собственных бедах.

Я понимала Пашу. Я бы тоже не хотела оказаться тем человеком, который сообщит Грэму, что его девушка его не ждала. Если уж даже всегда доброжелательную Ренату перекосило от возмущения, то каково же будет вервольфу. Кому понравится, если любимый человек скажет: "Тебя здесь не хотят видеть"? Мне вот совсем не понравилось. Стоп, я опять не о том думаю! Не смей, Марта!

Я снова вздохнула. Рената покосилась на меня, но ничего не сказала.

— Что, милые дамы, и вам поплохело? — печально спросил Павел.

— А ты уверен, что все правильно понял? — с надеждой начала выяснять Рената.

— А фиг знает.

— А ты весь разговор дословно вспомнить можешь? — я подумала, что Паша сам мог ляпнуть что-то такое, что обидело Алену, — Постарайся, а?

Павел пожал плечами, подумал.

— Кажется, она замерзла в первый раз, когда я сказал "они".

— "Они"?

— Я сказал "они вас ищут". Вот тут она и застыла.

Я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Рената тоже молчала.

Тебя просили не возвращаться пока в Библиотеку, Марта, потому, что там сейчас претенденты. Потому, что это для тебя опасно. Но ведь ты услышала совсем другое. Ты услышала, что Гектор не хочет тебя видеть. Или тянет время до этой встречи, так же, как ты сама. А если ты услышала неправильно? Если он просил тебя не приходить потому, что действительно беспокоится за тебя? Ведь он просил тебя вернуться, когда ты убегала. Вернуться, хотя рядом с ним была самая прекрасная женщина волшебного мира. Не важно, почему он просил тебя, что им двигало: любовь, симпатия, дружба. Во всяком случае, не плохое отношение к тебе, а желание помочь, объяснить, сгладить ситуацию. А что могла услышать Алена? Что ее ищет не Грэм. Не только Грэм. Что ее просто ищут. Непонятно, почему.

— Ты сказал ей про нас? Про меня и Ренату, про остальных? — спросила я.

— Да, когда она спросила "Кто — они?".

— Молодец, — я сдержалась и не заскрипела зубами, — А про бэк-ап ты ей тоже сказал? И про ее дар?

— Конечно.

Мне захотелось завыть. Пашка, милый, добрый все понимающий Пашка, что же ты натворил?! Что же ты наговорил наивной девятнадцатилетней девочке, никогда не любившей никого, кроме одного вервольфа, однажды подарившего ей настоящую сказку?! Зачем ты вывалил на нее самую жестокую половину правды, не сказав того, что могло принести ей счастье? И ведь если я объясню тебе сейчас все это, во всем мире не хватит пепла на твою голову. Мне хочется придушить тебя собственными руками, но я не могу сделать несчастным еще и тебя. Мне придется все исправлять самой. И я исправлю. Обязательно исправлю. Вот только сначала разберусь в своей собственной жизни, починю то, что сломала сама, даже не начав строить. Или хотя бы просто сделаю первый шаг к этому. А потом я помогу и тебе, и Алене, и Грэму. А пока…

— Суду все ясно, Павел Валентинович, — я постаралась улыбнуться.

— Что именно? — недоверчиво покосился на меня Паша.

— Влюбленная девочка ждет встречи со своим прекрасным принцем, а ты на нее вывалил в довесок еще каких-то непонятных теток и странную теорию. Не удивительно, что она спряталась в раковину. Грэму нужно самому с ней встретиться. Без свидетелей. Пускай между собой разбираются.

— Ты так думаешь?

— Мне так кажется. Но знаете, я ведь могу и ошибаться. Рената, одного его, конечно, нельзя отпускать. Вы с Сином поедете с ним.

— А ты?

— У меня пока кое-какие дела здесь есть, но потом я к вам присоединюсь. Паша, у тебя тоже дел невпроворот будет. Нужно искать эту Уме. А как — не понятно.

— Я подумаю.

— Да вообще-то с этим покушением, еще не известно, когда мы сможем поехать к Алене, — вздохнула Рената.

— И не надейся. Завтра же и поедете. Никакая дружба Грэма дольше здесь не удержит. Да и не думаю, что мы можем чем-то помочь.

— Ну, да, — усмехнулась гномка, — мы эмиссары Гектора в этом мире, а в том у него и без нас высокопоставленных осведомителей хватает. От леди Рисс до конунга.

Я вздрогнула при упоминании царственной кошки, но сумела взять себя в руки. Это личное дело Гектора. Даже не мое. И вообще, при чем тут Гектор?

— А при чем тут Гектор?

— А ты еще не поняла? — Рената посмотрела на меня, как на умственно отсталую, — В том мире не происходит ничего, во что бы он ни вмешался. Это только кажется, что он всего лишь смотритель Библиотеки. А на самом деле все верховные с ним считаются. Наверное, тому миру очень повезло, что смотрителем стал такой хороший человек. Несколько тысячелетий Библиотека лишь иногда в случайном порядке подкидывала какие-то знания, а стоило Гектору схлестнуться со своим предшественником, и тут же ты открыла врата.

— Ну, вообще-то это именно я их открыла. Гектор-то тут при чем?

— А при том, что он притягивает пришельцев.

— С чего ты взяла?

— Поняла. Не сразу. Но все, кто пришел отсюда, или просто тут побывал, оседают вокруг него. Я, например и полгода не могу без Библиотеки прожить. Скучаю по Гектору. И почему-то выкладываю ему все свои секреты. Грэм с ним дружит, доверяет ему безгранично. И, мне кажется, тоже всеми сокровенными тайнами делится. А ведь Грэм — волк-одиночка. Ты тоже вместо царской жизни в Сентанене предпочла остаться в Библиотеке. А Риох?

— А что Риох? Он же не пришелец.

— Риох прилип к Библиотеке из-за тебя. А теперь из-за него в Библиотеке останется Джесси. Вождю Предреченному тоже придется ближайший год прожить там, готовиться к игрищам. И не думаешь же ты, что он навсегда потом туда дорогу забудет?

— Ну, это только предположение.

— После месяца общения с Гектором, это перестанет быть предположением. Увязнет, как миленький. Не знаю я, что такого в Гекторе особенного, но все пришельцы остаются рядом с ним. Словно не могут уйти далеко от Библиотеки. А Гектор — это душа и мозг этого места.

— А от Библиотеки зависит равновесие в том мире, — закончила я, — Да, получается, страшнее смотрителя, зверя нет.

— Не страшнее, а добрее. Мне иногда вообще не понятно, как такого, как он, до сих пор с потрохами не съели.

— Да, жаль, что я с ним так поближе и не познакомился, — вздохнул Павел.

— Так пойди и познакомься! — вызверилась вдруг Рената, — А то сидишь тут за компом, а сам в гости обещал заглядывать. Вот только так и не сподвигся. А сейчас самое время. Пошел бы и добыл нам информацию об этом самом покушении. С альтернативной точки зрения, так сказать. Гектор, кстати, тоже в ней нуждается. Мы-то с Мартой тут, а ему иномирский взгляд не помешает. Ну, что застыл? Сейчас откроем портал, и — вперед. Дай уж двум мудрым женщинам посовещаться, раз сам взвалил на нас эти проблемы.

— Рената, ты серьезно? — недоуменно спросил Паша.

Вместо ответа гномка вывесила на стене мой рисунок и пристально посмотрела на меня, словно спрашивая, согласна ли я с таким решением. Я встала и, дорисовав недостающий штрих, открыла портал.

— Вперед, на подвиги, босс, — усмехнулась я, — Труба зовет.

— Ну… если вы так считаете… — и Павел шагнул в портал, а Рената предательски затерла ластиком уголок карандашного рисунка.

Мы переглянулись и, не сговариваясь, прыснули со смеху. Мне почему-то стало вдруг очень легко. Бесшабашность юности снова бурлила во мне шампанскими пузырьками. Но Рената сразу же вернула меня на грешную землю.

— А теперь выкладывай, почему тебе вдруг жить расхотелось, — потребовала она.

— С чего ты взяла? — попыталась увильнуть я.

— Глазками увидела, ушками услышала, — фыркнула гномка, — Марта, я же не идиотка. Из тебя вся жизнь ушла, когда Риох сказал, что тебе сейчас лучше не возвращаться.

И что ты будешь делать теперь, Марта? Опять отшутишься? Разве этого тебе хочется? Когда последний раз ты доверялась подруге? Тридцать лет назад? Сорок? Пятьдесят? Когда последний раз в своей человеческой жизни ты смотрела в глаза женщине, не видя в ней ни соперницу, ни ребенка, от которого лучше скрыть жестокую сторону жизни? Когда, Марта? Когда ты последний раз кому-то доверяла просто так, без задней мысли, без страха быть осмеянной или показаться слабой, без страха, что от тебя отмахнуться, потому, что своих проблем хватает? Что ты будешь делать теперь, Марта? Что ты будешь делать?

Уме

Я не хотела выходить на "бис". Я слишком устала за этот вечер. За этот день. За эту неделю. А может быть, за всю эту жизнь. Я вообще пришла сюда сегодня только потому, что обещала Хэнку, а свои обещания я выполняю. Почти всегда.

Я не хотела петь снова, но Хэнк поймал меня, едва я ушла со сцены. Тактическая ошибка: нужно было спуститься в зал, а не убегать за кулисы. Я давно научилась противостоять его щенячьему взгляду — снизу вверх, из инвалидной коляски — но этот поганец вечно изобретает новые приемчики.

— Уме, пожалуйста!

— Не проси, Хэнк! Я устала. Правда.

— Это не для меня, Уме. Там Каролина. Это она просила.

Каролина. Ладно. Черт! Каролина! Здесь!

Я резко развернулась на каблуках и пошагала обратно навстречу уже стихающим аплодисментам.

В затемненном зале почти не видно зрителей, а Каролина, конечно, выбрала самый дальний столик. Но петь я буду для нее. В самый темный угол зала из самых потаенных уголков души. Для тебя, Каролина.

Я сделала знак Бобби и успела заметить, как изумленно взлетела его бровь, и сверкнула белозубая улыбка. А потом оркестр заиграл.

Oh baby, won't you please come home

'Cause your mama's all alone

I have tried in vain, never no more to call your name

Я пою для тебя, Каролина. Ты знаешь, о чем я пою. И ты не хочешь, чтобы я пела, хоть я и выполняю твою просьбу. Сейчас ты мечтаешь о том, чтобы я замолчала, мечтаешь не слышать моего голоса, заткнуть уши, чтобы не понимать слов старой песни, вырванной из глубины моей души.

Ev'ry hour in the day…you will hear me say

Baby, won't you please come home (1)

Зачем ты здесь, Каролина? Ты никогда не появляешься просто так. Что привело тебя ко мне на этот раз? Что за беда? Только бы не беда… Я никогда не задам тебе вопросов. Я никогда ни о чем не спрошу тебя вслух. Хотя я знаю, что ты ждешь этого. И боишься. Напрасно. Я не спрошу, как бы ни донимали меня эти вопросы бессонными ночами, когда из кошмаров подсознания я бегу во мрак своей разбитой жизни.

Oh baby, my baby

Baby won't you please come home

'Cause your mama needs some lovin'

Baby won't you please come on home

Их много, их слишком много этих моих вопросов — смешных и нежных, глупых и страшных. Но все они — только один вопрос. Самый главный. И больше ничего быть не может. Поэтому мне больше нечего сказать тебе, Каролина. Или я уже все сказала?

Baby won't you please come on home

— К сожалению, мне не известно, кому именно принадлежит авторство стихов песни Чарлза Уэрфилда (Warfield, Charles)и Кларенса Уильямса (Williams, Clarence) "Baby won't you please come on home".)

Я не пошла за кулисы, а двинулась прямо в зал, туда, где было темнее всего, туда, где самые темные уголки моей души обретали очертания изумительно красивой женщины, такой же черной, как мрак, окружающий столик.

Моя улыбка сияла, мое платье только что сверкавшее в свете софитов, теперь тоже сияло мягким отраженным светом, обтекая фигуру, которой я могла гордиться. Я, не Каролина.

— Здравствуй, сестра. Что привело тебя ко мне?

Она не вздрогнула, даже не подала виду, хотя отлично знала, какой смысл я вкладываю в это обращение. А я знала, как она ненавидит этот смысл.

— Здравствуй, Уме, ты пела прекрасно.

— Спасибо. Так почему ты во Флориде?

— Дела.

Дела! Конечно! Каролина — деловая женщина. Я не могу не уважать ее за это. Даже отец мог бы позавидовать ее хватке. И это странно, ведь когда она вошла в нашу семью, в ее активе не было даже колледжа. Впрочем, жизнь все расставила по местам. Несмотря ни на что, я не могу не любить Каролину за то, что она из меня сделала. И я ненавижу ее за то, что она сделала для меня.

— Спасибо, что нашла время встретиться со мной, — я села за столик, и Билли — официант и горячий поклонник моей музыки — тут же поставил передо мной мартини с маринованной вишенкой. Как я люблю.

— Жаль, что ты не выбрала джаз своим основным занятием. Такой талант пропадает. Могла бы стать звездой.

Конечно. Ей легче хвалить мой талант, чем признать, что я задела ее за живое.

— Мне нравится моя работа, Каролина, — я пожала плечами, — А здесь, у Хэнка, собирается как раз столько публики, сколько мне нужно для удовлетворения своего тщеславия. Больше — уже перебор.

— Как знаешь. Это твой выбор.

— И ты никогда не мешала мне его делать.

— И сейчас не собираюсь. У меня… — она пригубила из своего бокала, словно собираясь с мыслями, — Боюсь, я привезла плохие новости, Уме.

У меня перехватило дыхание, и имя Гордона едва не сорвалось с губ, но я не произнесла ни слова. Каролина поспешно покачала головой, видимо, разглядев охватившую меня панику.

— Это Розалия. Она очень больна, Уме.

Сначала я испытала облегчение, а потом слезы сжали горло. Розалия? Почему? Ведь она совсем не старая. Как же так?!

— Что?.. Что с ней? Это…

— Это саркома, Уме. Мне очень жаль, — Каролина взяла меня за руку, — Она хотела видеть тебя.

— Нет!

— Уме!

— Я не могу, ты же знаешь. И…

— Я собираюсь увезти Гордона в Калифорнию.

Конечно. Так и надо.

— Розалия останется совсем одна?

— Одна она, разумеется, не останется, но ты могла бы…

— Ты же знаешь, как мало на меня надежды, Каролина.

— Хотя бы повидайся с ней. Неделю ты всегда сможешь выдержать.

— Хорошо… Хорошо, Каролина. Позвони мне, когда соберешься уезжать.

Смотритель Гектор

Нет, это уже через чур! Если это все-таки Марта решила меня навестить, я просто не знаю, что делать! Я слишком устал, чтобы сейчас еще и с ней выяснять отношения! Боги, упасите меня от срыва! Я же сам себе не прощу глупостей, которые могу наделать!

Свечение портала разгорается, и в нем одна за другой проявляются две фигуры. Мужские. Ну и какого дьявола?

— Мы же вроде бы попрощались десять минут назад, — ворчу я.

— Прости, Гектор, но у нас не было выбора, — хмуро отвечает Грэм, — Нас попросту выгнали.

— Выгнали?

— Угу, — Павел подходит к столу и водружает на него какую-то коробку, — Я бы пошел домой, но жена считает, что я в длительной командировке, так что мое внезапное появление могло бы вызвать ненужные подозрения. Так что и мне придется воспользоваться вашим гостеприимством. Но мы с трофеями. Вот, будем пить чай с восточными сладостями.

— Во имя, богов, с какой стати Марте вас выгонять?!

— Мы не вписались в ныне действующую социальную модель ее дома, — Павел пожал плечами.

— Какую еще социальную модель?

— Девичник. Вечеринка в пижамах. Пикник на кровати. Называйте, как хотите, но мы там лишние в силу гендерной принадлежности. Дамы развлекаются вдвоем.

Я мотаю головой и кошусь на Грэма. Оборотень выглядит не менее растерянным, чем я сам, и даже немного обиженным. Эта, так называемая, социальная модель ему, судя по всему, так же незнакома, как и мне.

— Я все-таки не понял, чем вы им помешали?

Павел вздыхает.

— У меня такое чувство, что мы, при всем желании, не смогли бы им помешать. Плевать они на нас хотели. Если честно, нас даже не выгоняли. Выжили просто. В буквальном смысле. Типа, если хотите остаться, поработаете на нашем девичнике стриптизерами. Нормально, да? Вам не кажется, Гектор, что Грэму повезло, что он этого слова не знает?

— А что это, кстати, значит? — вскидывается вервольф.

— Не знаешь — и радуйся, — я чувствую, как вместе с растерянностью во мне растет раздражение: стриптиз им подавай, как же! А о Грэме они подумали?! — Они там что, совсем с цепи сорвались?!

— Похоже на то. В общем, я понял, что нам там делать нечего. Здоровье дороже. И вот мы здесь.

— Павел, ты с ними оставался какое-то время, что там у них такое произойти могло? Они же обе вроде вполне адекватны.

— Если женщины устраивают женские развлечения, адекватными, в нашем, мужском понимании, они быть не могут. А что у них произошло? Ну… когда Риох сказал, что ей в Библиотеку лучше не соваться, Марта аж помертвела вся. Рената это заметила и с ней осталась. Потом еще я на них кое-какую информацию вывалил… — Павел косится на Грэма и явно решает не развивать тему, — Непроверенную пока. И предложил над ней поразмыслить. Вместо этого они принялись перемывать косточки вам. А потом меня выперли сюда. Якобы для того, чтобы взглянуть на покушение альтернативным иномирским взглядом, но думаю, им просто хотелось посекретничать. А дальше вы знаете. Когда мы с Грэмом через два часа вернулись, они уже были невменяемые.

Раздражение мешает мне сложить мозаику в единую картинку. Кроме того, недостающих кусочков, оказывается, гораздо больше, чем я полагал вначале. Мало мне покушения на Фарияра как раз тогда, он собирался о чем-то со мной поговорить, так тут еще пара взбесившихся волшебниц. Боги, ну зачем создавать дополнительные проблемы, когда их и без того хватает?! Павел, похоже, знает что-то, о чем не хочет говорить при Грэме. Интересно, а мне скажет? Хорошо, что он, наконец-то, выполнил свое обещание и появился у меня в гостях. Почему, ну почему Павел может пройти через портал, а я даже приблизиться не могу к проходу? Не понимаю. Понимал, когда не мог войти в ограниченные пространства. Они — для магических народов, не для людей. Но вот же человек, который ходит через порталы между мирами один или с кем-то. Конечно, сам он их открыть не может, это мы уже успели выяснить. Но меня-то какая-то сила не пускает даже подойти? Что держит меня? Что не хочет отпускать: Библиотека или сам мир, принявший однажды людей, как пасынков? Интересно, каково это — шагнуть в другой мир? Надо обязательно спросить Павла. Жаль только, что ситуация сейчас совсем не располагает к задушевным философским беседам. Хотя, если я предложу ему переночевать у меня на диване, оборотню придется отправиться в свои апартаменты. Может, тогда Павел станет разговорчивей. Вот только нельзя, чтобы Грэм догадался о моих желаниях. Придется все-таки пить чай с этими их сладостями. Боги, за что?!

— А мои косточки им чем жить мешают? — на всякий случай спрашиваю я, подозревая, что Павел все равно не знает ответа.

— Рената считает, что вы здесь самый главный, — он пожимает плечами.

— Где — здесь? В Библиотеке?

Тоже мне, новость. Пока Марта не вступит в права смотрительницы, так оно и будет. А до этого ей еще учиться и учиться. Лет десять пройдет, не меньше.

— В этом мире.

— Что?!

Даже Грэм недоуменно хихикает. А у меня волосы на голове встают дыбом. К каким еще безумным выводам способны придти две сбрендившие магички?! И что если они вести себя станут в соответствии с этими выводами?!

— Вообще-то, я в ее логике изъяна не усмотрел. Хотя там и эмоций было выше крыши. К тому же я не располагаю всей полнотой информации, и потому не могу судить объективно. Но, в общем и целом, получается, что Библиотека — главное место в этом мире, поскольку на ней держится равновесие. Или она является его гарантом — тут я не совсем понял. А поскольку вы — главный в этом главном месте, то, соответственно, и во всем вашем мире. Вот так, примерно.

Впору схватиться за голову и взвыть в голос. Две бывшие иномирянки обсуждают структуру нашего мироздания в контекстуальном применении к реальным личностям. То есть ко мне. Во имя Равновесия, до чего же они могут додуматься?!

Тут мне в голову приходит нехорошее подозрение, и я спешу выяснить все до конца.

— Кстати, парни, вы не заметили, а выпивка у них была?

— Вот именно, что была, — бурчит вервольф, — Когда мы вошли, Марта из горла бутылку досасывала.

— Дорогущий "Рэми Мартен", между прочим, — возмущенно добавляет Павел, — Она еще почему-то обозвала его первой стадией предварительной подготовки.

А я уже не знаю смеяться мне или плакать. Все так плохо и непоправимо, что остается искать в происходящем немногие светлые стороны.

— Что ж, позвольте вас поздравить, господа. Нам остается только радоваться, что Армагеддон сегодня намечается не в том мире, в котором находимся мы.

Прежде, чем я успеваю озвучить до конца эту горькую истину, хлопает входная дверь, и в комнату вваливаются близнецы.

— Грэм, хорошо, что ты еще здесь, — вопит один.

— А что за Армагеддон? Почему без нас? — тут же живо интересуется второй.

Веселые рожицы эльфов, не подозревающих о грозящей соседнему миру катастрофе, наводят меня на конструктивную идею.

— Вот что, разгильдяи, забирайте себе Грэма, раз он вам так нужен, и немедленно пришлите ко мне Бризу или Шету.

— Шету! — хором откликаются они.

— Шету, так Шету. Даже лучше. А почему, собственно, не Бризу? — недоумеваю я.

— Штред нас на тряпочки порвет, если мы из-под него даму вытащим, — хихикает один из близнецов.

Грэм краснеет, и я с ужасом понимаю, что после сегодняшней ночи десять раз подумаю, можно ли оставлять его наедине с этими иномирскими дамами.

— А все-таки, что за Армагеддон?

— Марта и Рената напиваются вдвоем в квартире Марты.

Эльфы не смеются. Их лица мгновенно принимаю серьезное, даже озабоченное выражение.

— Их нельзя оставлять одних, — кажется, это Зантар, — Я пойду.

— Тебя примут только в качестве стриптизера, — уточняет Павел.

— Так плохо? — хмурится Кант.

— Еще хуже.

— Ты не пойдешь, — рычит Кант на брата.

Зантар пытается что-то возразить, но я прерываю этот бессмысленный спор.

— Шету! — рявкаю я, — И усмирит, и подлечит. Все! Свободны!

Пару мгновений близнецы сверлят меня хмурыми взглядами, потом кивают и, подхватив оборотня, исчезают из комнаты.

— Гектор… — Павел недоуменно смотрит на меня, — А почему такая паника? Ну, порезвятся девчонки в свое удовольствие, так что ж такого?

— Они — не просто девчонки. Они — эльфийка и гномка-артефактер. За Ренату я не так беспокоюсь. Хотя, спьяну и она такого из зиральфира наплести может, что в вашем мире своя Библиотека появится. Просто гном никогда не пьянеет сильнее, чем сам того хочет, так уж они устроены. И я не думаю, что Рената имеет желание надраться до поросячьего визга. Дойдет до состояния легкой эйфории и остановится. Правда, во что такая эйфория может вылиться, тоже не известно. А вот Марта — это вообще пятый угол можно искать. Природная магия у эльфов в крови, и алкоголь ее высвободит. Не сразу. Он на нее только часа через два-три подействует. Но потом Марта начнет творить магию на подсознательном уровне. А она очень сильная волшебница. Будь на ее месте любой другой эльф, я бы так не переживал. Но Марта — другое дело. Они и так уже договорились до того, что я в этом мире главный. Это на трезвую-то голову. А реши она с пьяных глаз, что должна стать главной в том мире, то и станет. Она любую стихию себе подчинить может только потому, что ей этого захочется. В вашем мире, возможно, все на природные катаклизмы спишут, но представь, если они и сюда решат наведаться? А что им стоит? Они же будут неуправляемы. И все, привет Равновесию, Библиотеке и всему мирозданию.

— Ну, это вы, кажется, загнули, — с сомнением тянет мой гость.

— Если честно, я приуменьшаю, Павел.

Я не собираюсь объяснять ему, что очень опасаюсь за душевное равновесие самой Марты. Мне совсем не нравится, что она, как выразился молодой человек, помертвела, узнав, что ее просили не приходить сейчас в Библиотеку. Что она могла вообразить себе? Что я не желаю ее здесь видеть? А Рената подлила масла в огнь, "доказав", что я здесь главный. А если Марта решит, что я не хочу вообще пускать ее в этот мир? Как будто я смог бы ее остановить!

— Паша. Гектор, пожалуйста, называйте меня Пашей. Меня все друзья так зовут.

— Тогда и ты мне не выкай. Не до церемоний сейчас, честное слово.

Цокот копыт по коридору затихает у входной двери, потом слышится робкий стук.

— Входи, Шета.

— Гектор. Павел.

Она, как всегда сдержана и собрана. Я вообще ни разу не видел, чтобы она улыбалась кому-либо, кроме Марты. На плече — сумка, видимо с травами и амулетами.

Я провожу быстрый инструктаж. Шета кивает с серьезным видом, как будто собирается в бой, а не на дамскую вечеринку.

— Шета, во имя богов, сделай вид, что просто хочешь присоединиться к веселью в хорошей компании! — не выдерживаю я, — В конце концов, там Рената и Марта, а не враги человечества. От тебя всего-то и требуется, что удержать их от необдуманных поступков.

— Да, Гектор, — кентаврица опускает глаза, — Я просто никогда не бывала в таких компаниях.

— Вот и ознакомишься с иномирским обычаем. Да успокойся ты! Сама не пей и им в пьяный ступор ввинтиться не давай, а так развлекайся с ними вместе, сколько душе угодно.

— Хорошо, я постараюсь.

Я чувствую, что ничего у меня не выходит. Шета напугана и готовится не к празднику, а к сражению. С таким настроением ее погонят оттуда быстрее человека и оборотня.

На помощь приходит Павел.

— Шета, тебе же нравятся Марта и Рената, правда?

— Да, — неуверенно кивает она, не понимая, к чему он клонит.

— Тебе ведь всегда приятно с ними общаться?

— Конечно.

— Но мы все так заняты поисками, так переживаем из-за неудач и боимся поражений. Но так нельзя жить, Шета. Никто не выдержит такого прессинга постоянно. Нам всем нужна разрядка, отдых. И Марте и Ренате тоже. И тебе. Вот они сейчас и устроили себе такой отдых. Так почему бы тебе к ним не присоединиться?

— А они захотят? — неуверенно спрашивает девушка.

— Они будут рады тебе. Они тебя любят. Просто они уже не выдерживают этой гонки на выживание. У них тормоза отказали. И очень нужно, чтобы кто-то не дал им навредить самим себе. Это, собственно, единственное, что от тебя требуется. Отдыхай, веселись, сплетничай, развлекайся, но просто присмотри, чтобы ничего страшного не случилось. Ты ведь знаешь, как алкоголь действует на эльфов? — Шета кивает, — А Марта не знает. Сама не представляет, во что ввязывается.

— Хорошо, — на лице кентаврицы, наконец, появляется легкая улыбка, — Теперь я поняла. Бедная Марта! Конечно, я присмотрю.

— Вот и славно.

Когда целительница скрывается в портале, мы облегченно вздыхаем и переглядываемся.

— Спасибо! — искренне благодарю я, — Я уж не знал, как ее уговорить.

— Она милая. А Марта для нее — кумир души. Я это давно понял.

— Ну, остается скрестить пальцы и надеяться, что твой мир не прекратит свое существование сегодня ночью. Кстати, не хочешь выпить? У меня есть отличное вино.

— Ну, когда люди напиваются, миры, как правило, не спешат рухнуть, — ухмыляется Павел, — Так что, думаю, мы можем это себе позволить. К тому же, бокал вина располагает к беседе, а мне очень нужно поговорить с тобой, Гектор. Раз уж ты тут самый главный.

— Хоть ты меня с ума не своди, а? — морщусь я и достаю графин и бокалы.

Серебряная леди Маргарита

Глаза открывать не хотелось. Сон ускользал, оставляя за собой лишь ощущение чего-то прекрасного, светлого и свободного. Я уже не могла вспомнить, что именно мне снилось, лишь одуряющий запах свежескошенной травы, теплую конскую шкуру под щекой и почему-то насмешливую улыбку на заплывшем жиром лице Марка Уитлрока. Приснится же такое! Мне захотелось смеяться, но спустя мгновение я поняла, что запах вполне реален, так же, как и едва колышущийся от дыхания лошадиный бок у меня под головой. Я с ужасом открыла глаза и села, ожидая увидеть перед собой необъятную тушу вождя предреченного.

Я была на полу в собственной гостиной. Комната носила следы вчерашней пирушки, но отнюдь не была завалена сеном. Запах никуда не делся. Я осторожно обернулась и увидела спящую на полу Шету, чей круп до недавнего времени служил мне подушкой. Привалившись к кентаврице с другой стороны, тихо посапывала Рената.

Ни фига ж себе мы погуляли!

Голова, как ни странно, не болела, и вообще не ощущалось никаких последствий чрезмерного возлияния. Ну, кроме, разве что, легкого тумана в сознании с сопутствующей дезориентацией типа "тут — помню, тут — не помню". Но даже это не испортило мне настроения. Что бы я там ни забыла из событий прошлой ночи, самое главное теперь останется со мной.

Я улыбнулась, снова взглянув на спящих подруг, и тихонько выскользнула из комнаты.

Большая чашка сладкого кофе. Господи, как я люблю сладкий кофе! Очень сладкий кофе! Пусть это плебейский вкус, но ничего не прочищает мозги лучше ударной дозы кофеина с сахаром.

И горячий душ для ускорения действия этого магического снадобья.

Магического.

Слово сработало детонатором бомбы, именуемой моей памятью. События замелькали красочными узорами калейдоскопа. Слишком быстро, чтобы я могла их осмыслить.

Я прижала пальцы к вискам, стараясь не думать, и шагнула под обжигающие струи.

Откуда-то из глубины подсознания родилась простенькая, созвучная шуму воды мелодия. Я ухватилась за нее, и, подобно дудочке крысолова, она заставила следовать за собой воспоминания, выстраивая их в четкий ряд.

Вот, набрав полную грудь воздуха, как перед нырком, я выкладываю Ренате всю историю своей жизни. Я рассказываю о муже, которого любила самозабвенно, о его гибели и опустошенности нескольких последующих лет. О долгих годах одиночества и неприкаянности, об ощущении бессмысленности существования, которым был наполнен каждый мой день. О тоске по дочери и подспудной обиде на нее, которую я сама так ненавидела и старалась изжить в себе, и которая все же змеей поднимала голову долгими одиноким вечерами. О хрупком равновесии, обретенном, наконец, в приятном коллективе под тонкой коркой льда отчуждения. О странном хобби рисовать сказочных персонажей, подарившем мне долгожданное ощущение радости жизни. О том, как я открыла для себя интернет и возможность быть собой в анонимности виртуальных странствий и об обретении друзей безликих, но более близких, чем все мое окружение. И наконец, о бархатном голосе Энгиона, ворвавшемся в мою жизнь обещанием давно забытых, но таких желанных страстей. О том, как я позволила себе верить в возможность последней любви, и как, не задумываясь, решилась на убийство. И еще о том, что сама рассчитывала умереть, совершив его.

— Дальше ты знаешь, — говорю я ей.

— Не все, — ухмыляется Рената, — Но ты пока не готова договорить.

И я плачу, а гномка обнимает меня и шепчет, что ей тоже надо многое мне рассказать. Наконец, я успокаиваюсь и вижу веселых чертиков, пляшущих в глазах подруги.

— Знаешь, нам нужно устроить девичник, — заявляет она, — Все, никаких мужчин сегодня, пусть ночуют в Библиотеке, а мы будем с тобой напиваться, дурить, плясать нагишом, придумывать себе макияж и вечерние туалеты и сплетничать до самозабвения.

И мы начинаем напиваться прежде, чем я успеваю возразить или просто осмыслить это безумное предложение.

На наше счастье помешать нам пытаются только Грэм и Павел. Грэм, кажется, так ничего и не понял, а Павла мы пугаем настолько, что он вместе с оборотнем тут же снова испаряется в портале.

Я выпиваю из горлышка бутылку коньяка, но я еще совершенно трезва. Ренату выпивка и вовсе не берет, но это не мешает нам чувствовать себя свободными от всяческих условностей. Мы вспоминаем прошлое, придумываем будущее, мы смеемся и сплетничаем обо всем, кроме того, о чем нам обеим действительно хочется поговорить. Мы словно танцуем странный танец вокруг костра, то приближаясь к огню, то снова отскакивая от так манящих и опасных язычков пламени. Пламени, что сжигает нас изнутри.

Вот снова засветился портал. Мы во всеоружии. Мы готовы дать отпор любому, кто посягнет на нашу, украденную на одну ночь, свободу. Но это всего лишь Шета. Она растеряна, немного напугана, она сама не совсем понимает, зачем пришла, но мы чувствуем, что она хочет быть с нами, и мы радуемся ей. И мы говорим ей: "Здравствуй, сестра!"

И снова продолжается этот безумный танец свободы вокруг свободы, откровенности вокруг откровенности, правды вокруг истины. И мы танцем его в прямом и переносном смысле, и мы поем. Поем нестройным трио, не поставленными голосами, но от самого сердца.

Соседи стучат по трубам парового отопления, требуя тишины, и тогда Рената сплетает коврик размером с чайное блюдце, бросает его на пол и ограничивает наше пространство непроницаемым для звуков кругом. Но нам уже мало в нем места, и я рисую бескрайний луг под звездным небом. Я не знаю, где этот луг, в каком он месте и в каком мире, но мы вырываемся на простор в запахи лета и трав, и звонкая ночь оглашается нашими ликующими криками. Мы танцуем под луной, взвиваясь к небу в высоких прыжках, и кажется, будь у нас метлы, мы продолжили бы эту пляску среди звезд, потому что магия — древняя, первозданная, языческая — переполняет нас силой и властью над самой природой.

А потом мы падаем навзничь в высокую траву и смотрим на звезды. И тогда приходят слова и истинная свобода произнести их. Мы не называем имен. Зачем? Разве в них дело? Мы говорим о радости чувствовать себя живыми и неизбывной боли собственной незавершенности. И я узнаю в Ренате вечно закомплексованную некрасивую девочку, которая ищет простоты и боится чемпионов. И я понимаю, что на самом деле сама уже давно забыла, каково это быть живой для другого, и только помню ощущение счастья, а не само счастье. А Шета молчит, но в глазах ее сияет отражение звезд. И ко мне приходит озарение. Или это не озарение, а алкоголь уже начал сводить меня с ума. Я влетаю в квартиру и включаю компьютер. Даже в Британии уже поздно, но я оказываюсь права, Марк еще работает, я нахожу его почти сразу.

— Здравствуй, вождь! — говорю я, а изображение на мониторе то замирает кубиками, то снова начинает двигаться.

Сзади меня сияет портал в неведомый мир, и из этого сияния появляются сначала Рената, а потом кентаврица.

— Здравствуй, фейри, — улыбается Марк и, глядя за мою спину, добавляет: — Как красиво!

А я смотрю не на человека, а на комнату, в которой он находится, и, прежде чем я сама успеваю осознать, что делаю, карандаш начинает порхать по бумаге, и через несколько минут мы входим в кабинет Марка. Но Шета почему-то задерживается. Рената оборачивается, застывая в портале, зовя ее, а я бросаюсь на шею Марку. Я так счастлива его видеть! Я знаю, он полон добра и нерастраченных силы и любви. Он неловко отстраняет меня и поспешно вскакивает, неуклюже переваливаясь, спешит запереть дверь от нескромных глаз. Он растерян и смущен, а мне весело, мне легко и радостно, потому что Марк — наша первая победа. Я оборачиваюсь к кентаврице, признаться, ожидая увидеть смущение и у нее на лице, но Шета выглядит хмурой и озабоченной. Совсем не такого выражения я жду от нее, а она, не глядя на Марка, протягивает мне кружку с дымящимся чаем.

— Выпей, пожалуйста, — просит она настойчиво, как могут просить-требовать только целители.

Вкус терпкий и пряный, тепло разливается по телу, придавая сил, успокаивая и, в то же время, обостряя все чувства, сублимируя все безумство этой ночи в желание творить добро.

С этого места какой-то кусок воспоминаний потерялся начисто. Как ни старалась, я не могла вспомнить, как мы простились с Марком и вернулись в мою квартиру. Точно такой провал в памяти наблюдался, когда меня поили своим снадобьем близнецы. Только тогда еще и голова раскалывалась. Что ни говори, а кентавры куда лучшие целители, чем эльфы.

Зато теперь, я подхожу к самому главному. Ночь стоила всех безумств и откровений ради этих минут расслабленной лени в полном единении душ. Я не помню, когда включила свою любимую подборку блюзов, но сейчас мы валяемся на ковре, обняв друг друга, и мысли двигаются в медленном ритме музыки. Я не знаю, откуда берется это желание обнять подруг, создав некий круг, но я встаю на колени. Рената косится на меня и делает то же самое. Шета приподнимает человеческий торс. Я кладу руки им на плечи, они повторяют мой жест. Наши мысли сливаются, как и наши способности, дополняя и усиливая друг друга. И приходит знание.

— Он… он… Вы понимаете, что он может вернуть молодость?! — растеряно восклицаю я, и Шета, пристально глядя на меня, кивает, — И он безумен.

Кентаврица вздыхает и прикрывает глаза, несколько мгновений вглядывается во что-то внутри себя. Я словно подталкиваю ее и чувствую, как то же самое делает Рената.

— Маленький ювелирный салон, работы по жемчугу, — Шета закусывает губу, — Не могу увидеть больше, — вздыхает она.

— Что-то вроде варьете. Джазовый оркестр, — добавляю я.

— Не густо, но я подумаю, как искать, — задумчиво говорит Рената, — Я сплету… подвеску.

— А с ним что? — я чувствую, что мое беспокойство, не только мое. Нас всех охватывает оторопь от столкновения с чужим больным разумом.

— Это сложнее, — я даже не успеваю понять, кто из них ответил, кажется, все же Шета, — И страшнее.

— Придется поработать всем, даже Алене, — добавляет Рената.

— А ее я совсем не вижу, — вздыхает кентаврица.

— Найдем, — уверено говорю я.

— И образумим, — в голосе гномки слышится угроза.

Стук в дверь ванны оторвал меня от воспоминаний.

— Марта, имей совесть, ты здесь не одна, — прокричала Рената.

Я расхохоталась.

— Девчонки! Я вас обожаю! — завопила я, выскакивая из душа и заворачиваясь в полотенце.

Мои гостьи уже угостились кофе, но все еще валялись на ковре в гостиной. Я чмокнула сначала Ренату, потом Шету и растянулась рядом с ними. Гномка что-то проворчала и подхватилась сменить меня в душе.

— Какие же мы молодцы! — счастливо вздохнула я.

— Не мы, а вы, — отозвалась Шета.

— Брось, без твоего дара ничего бы не вышло.

— Я не о наших открытиях, — кентаврица опустила глаза, и я с удивлением посмотрела на нее, — Мне никогда не было так хорошо, Марта. Так легко и так… честно.

Уме

"Помоги нам!"

Шелест коварных волн, убегающих от берега, убегающих от меня, убегающих от моих раковин.

"Помоги нам! Мы задыхаемся!"

Я пытаюсь схватить руками прибой, но океан отступает, оставляя меня, бросая меня, и я начинаю задыхаться тоже. Я бегу за прибоем, пытаясь его догнать. Мне нужно окунуться в него, тогда я смогу вздохнуть, тогда я смогу дать вздохнуть моим раковинам. Потому что тогда родится та единственная песня, которая поведет нас к жизни, тогда все будет правильно. Но я не могу, мне не хватает дыхания, я умираю раньше, чем догоняю предающую меня воду.

Я опять проснулась в холодном поту. Идиотка! Этого следовало ожидать. Нельзя было приезжать в Талсу.

Дрожащей рукой я нашарила на прикроватном столике ночник. При свете дышать стало легче. Табло электронных часов высвечивало 3:18. Который час в Калифорнии? Каролина, наверное, уже уложила Гордона. Может, легла сама. Хотя, вряд ли. Скорее, еще общается неформально с какими-нибудь деловыми партнерами. Просто так она бы не выкроила время отдохнуть с сыном. С сыном… С моим сыном.

Она ответила примерно на десятом звонке.

— Я возвращаюсь, — прохрипела я в трубку.

— Уме? Что случилось?

— Я возвращаюсь в Майами.

— Ты не можешь!

— Ошибаешься. Это я в Талсе не могу больше оставаться. Мне нужно к морю.

— Уме, выпей успокоительное и приди в себя. Ты не можешь просто так сорваться и бросить Розалию одну.

— Я не могу оставаться здесь, Каролина. Я предупреждала, что могу оказаться в больнице с отказавшими легкими. И потом, ты сама сказала, что одна Розалия не будет.

— Все так плохо?

— Да, Каролина, все так плохо. Прости.

— Хорошо. Дай мне время до полудня.

— И что ты сделаешь?

— Постараюсь разгрести свои дела, раз ты больше не можешь находиться вдали от побережья. Нельзя же, в самом деле, оставить Розалию. Ты продержишься еще несколько часов?

— Постараюсь.

— Пойди в бассейн, поплавай, это должно тебе помочь.

— Только не тяни, Каролина. Я подожду до полудня, но если ты не определишься, вылечу домой. Извини.

— Не пугай. Жди, я позвоню, как только будут новости.

Я повесила трубку и переоделась в купальник. Каролина права, бассейн поможет мне продержаться еще несколько часов. Эдакий суррогат океана с хлорированной водой.

Моему психозу нет названия. Я не могу длительное время находиться вдали от морского побережья. Я задыхаюсь. Это не фобия. Я прекрасно себя чувствую и в горах и в пустыне первые несколько дней. Через неделю отсутствие большой воды тоже не вызывает у меня паники — только удушье. Не помогает ничего. Я пробовала по рекомендации врачей распылять в гостиничном номере морскую воду, дышать, так сказать, необходимыми мне парами. Не действует. Дело не в недостатке йода или еще каких-то других микроэлементов, не в более низком давлении чуть выше уровня моря. Я словно привязана к побережью длинным поводком. Когда он натягивается, горло сжимается, и я не могу дышать.

Казалось бы, что мне стоит к этому привыкнуть и не уезжать надолго от океана. Но проблема еще и в том, что я никогда точно не знаю, через сколько дней начну задыхаться. Иногда первые симптомы появляются уже через три дня, а иногда может пройти и пара недель. Когда я согласилась приехать в Талсу, чтобы повидаться с Розалией, расчет был на то, что уж пять-шесть дней я точно выдержу. Ошибочка вышла. Сегодня только третий день, как я уехала из Майами, а мне приснились раковины. Это пороговый сон. Если я вижу умирающие жемчужницы, значит, до удушья осталось всего ничего.

Мой шринк неплохо на мне заработал, докапываясь до истоков столь странных сигналов подсознания. А когда до меня дошло, что он просто удовлетворяет собственное любопытство за счет моих времени и денег, я послала его к черту. Все равно он ничем не смог мне помочь. Я и сама знала, когда мне впервые приснился сон о раковинах.

Но началось все, мне кажется, еще раньше, когда мне было пятнадцать, и отец взял нас с Каролиной с собой в Австралию. Он надеялся, что эта поездка сблизит меня с его молодой женой. Слишком молодой. На двадцать лет моложе отца. Каролина вполне могла быть моей сестрой. Не знаю, почему она решила, что сможет заменить мне мать. Ни одна мать не может быть всего лишь на шесть лет старше своего ребенка.

В тот день мы поссорились. Каролина попыталась надавить на меня по какому-то ничтожному поводу, продемонстрировать власть, утвердиться в положении моей мачехи. И я сорвалась. Я наговорила ей кучу гадостей, в частности, что ей не хватит мозгов для того даже, чтобы считаться моей старшей сестрой, и даже этого права ей придется долго добиваться. Под конец я хлопнула дверью и ушла бродить по городу.

А потом я встретила его. Его звали Дэниел, он был ужасно симпатичный и по-австралийски открытый, и сам обратил на меня внимание. Я сказала ему, что мне семнадцать лет. Мне хотелось, чтобы он считал меня взрослой. Мы провели вместе целый день, а вечером он сказал, что ему надо на работу и он не появится до следующих выходных. У меня не было столько времени, мы должны были улетать раньше. Тогда я сама решила навестить его.

Сначала я нашла его деда — Дэниела-старшего. Крупного, крепкого, загоревшего до черноты старика.

— Ты ищешь Дэниела? — его глаза смеялись, — Боюсь, тебе придется подождать. Он только что ушел чистить прошлогодние клетки, — старик взглянул на море, — Вон, видишь?

Если присмотреться, можно было разглядеть белый пенный след за удаляющимся от берега катером.

— И как зовут юную барышню, которая не поленилась приехать в такую глушь за моим внуком?

— Уме.

— Ума?

— Нет, Уме. Это японское имя.

— Уме? Хорошее имя. Откуда оно у тебя?

— Так звали мамину подругу. Она погибла до того, как я родилась. Мама назвала меня в ее честь.

На самом деле Уме погибла, успев спасти мою мать из горящего автомобиля, в котором они ехали вместе с еще одной женщиной — сестрой Уме. Когда она оттащила маму в сторону и вернулась за сестрой, машина взорвалась. В результате я родилась на две недели раньше срока. А мама все равно умерла меньше, чем через полгода.

— Забавно… Особенно то, что ты приехала сюда… Так звали еще одну женщину. Жену Кокичи Микимото. Это она поддерживала его и не давала сдаваться, пока он не научился выращивать жемчуг.

— Выращивать?

Я ничего не знала о жемчуге, кроме того, что его находят в море. Идея выращивать жемчуг казалась мне совершенно фантастической, она захватывала.

— Пойдем, покажу.

Дэниел-старший оказался потрясающим рассказчиком. Он был влюблен в свое дело и знал о жемчуге, перламутре и раковинах все, что только можно было знать. Его рассказ о чисто научных методиках и современных достижениях перемежался старинными легендами разных стран и народов. Через два часа он обрел в моем лице одержимого неофита.

— А можно мне попробовать?

— Конечно, — Дэниел лукаво улыбнулся, — Только помни, что это не только умение и наука. Это всегда немного магия. Давай помогу.

Он установил раковину в штативе и еще раз показал, как ее открыть.

Я подцепила пинцетом крошечную перламутровую бусину, обернутую тончайшим слоем мантии другой жемчужницы.

— Прости, маленькая, — прошептала я, — Мне придется сделать тебе больно.

Раковина вздохнула. Вот только не надо думать, что я свихнулась. Я действительно услышала ее вздох, только не ушами, а сердцем.

— Прости, прости! Потерпи совсем немного. Я буду очень аккуратной. Я постараюсь причинить тебе как можно меньше боли. А потом все пройдет, боль кончится, и тогда в тебе зародится маленькое солнышко. И скоро, очень скоро — ты же постараешься для меня, правда? — оно станет большим и засияет рассветом. Это будет твой дар. Ты ведь щедрая малышка, а я очень не хочу обижать тебя. Но просто иначе не будет рассвета, так что нам надо постараться. Чем скорее в тебе вырастет солнышко, тем раньше наступит рассвет.

Я не шептала, я пела. Знакомый с детства мотив, много раз слышанный на улицах Нового Орлеана, обрел новое звучание и глубину, заполнившись странными новыми словами мольбы, обращенной к жемчужнице.

Я сделала крошечный разрез в мантии моллюска и опустила в него бусину.

— Вот и все, маленькая. Теперь все позади. Теперь все зависит только от тебя. Я в тебя верю. У тебя получится. И скоро, совсем скоро, мы встретим розовый восход, который ты нам подаришь.

Я выдохнула и подняла глаза на Дэниела. Я была счастлива. У меня получилась. Но тут я встретила взгляд старика. В нем было удивление, восторг и в то же время, кажется, суеверный ужас.

— Что ты сейчас сделала? — спросил он так, словно ему было трудно говорить.

— Как что? То, что вы сказали, поместила бусину в разрез и…

— Я не об этом. Ты пела ей.

— Да? — мне стало неловко, — Глупо, конечно. Я просто очень нервничала.

— На каком языке?

— Что?

— На каком языке ты пела?

— На… на английском, — я вконец растерялась, — Или на французском?

Дэниел покачал головой.

— Мне показалось, ты пела на языке моря. Я никогда не слышал ничего подобного. А о чем? Что ты ей сказала?

Я смутилась еще больше и пожала плечами.

— А все же, — настаивал старик.

— Ну… Я знала, что делаю ей больно, и просила простить меня и потерпеть, потому что… потому что тогда очень скоро она принесет нам рассветное солнышко. Вот. Извините. Знаю, это глупо.

— Это не глупо, девочка. Это магия.

Я засмеялась.

— Ты не понимаешь. Некоторые годами, десятилетиями работают с жемчугом и так и не могут поверить, что он поддается лишь магии, а не науке. А ты почувствовала это сразу. Ты услышала его песню. О, а вот и Дэн.

А потом была магия уже для нас двоих и закончилась она на закате, на золотом песке пляжа. Но нам тогда казалось, что она не кончится никогда. И я пообещала, что обязательно вернусь. Это обещание я не выполнила.

Отец закончил дела раньше, и уже на следующий день самолет уносил нас обратно в Штаты.

Артефактер Рен-Атар

Если бы двумя днями раньше Грэм не перенес перелет в Австралию совершенно безмятежно, я бы решила, что он боится летать. У меня было такое впечатление, что ему больше всего хочется немедленно перекинуться на глазах у ни в чем не повинных пассажиров, забиться под кресло и скулить. Не знаю, может это я одна такая умная, но все остальные его поведению значения не придавали. Через проход от нас Бриза очень оживленно, хоть и шепотом, что-то рассказывала Штреду об облаках, уютно устроившись в его объятиях. Синдин и вовсе надулся на меня из-за того, что я предпочла общество вервольфа соседству с ним. Может, это было ошибкой?

Уже в аэропорту, перед самым вылетом, Марта вдруг отвела Грэма в сторону и принялась что-то горячо ему втолковывать. Поначалу оборотень слушал ее в пол уха, но постепенно Серебряной леди удалось привлечь его внимание. И тогда он начал мрачнеть. Под конец Марта небрежно потрепала его по щеке, крепко обняла, и подмигнула мне через плечо вервольфа.

Почти сразу же нас пригласили на посадку. Грэм держался особняком, пока нас везли к самолету, и только войдя в салон, я заметила, что с ним творится что-то не то.

Попытки выяснить, все ли у него в порядке ни к чему не привели. Он отвечал односложно и явно не собирался поддерживать разговор.

Через полчаса я не выдержала. Меня достало смотреть на его окаменевшую фигуру, зеленую физиономию и нервно подрагивающие на коленях, до белизны сжатые кулаки.

— Хватит, Грэм! Объясни, что случилось!

— Ничего, — прорычал он сквозь зубы.

— Что Марта такого тебе наговорила?! Думаешь, я не заметила, что ты взбесился именно после ее слов?

Грэм вдруг обмяк, словно из него выпустили весь воздух, откинулся, наконец, на спинку кресла и прикрыл глаза.

— Я не взбесился, Рената. Я… я испугался.

— Испугался?

— Да. Кажется, впервые в жизни испугался по-настоящему.

— Чего, Грэм?

— Что она меня не ждет. Что забыла.

Я покачала головой, забыв, что он на меня не смотрит. В том, что он говорит об Алене, я не сомневалась. И теперь догадывалась, что именно Марта могла ему сообщить. За шесть с небольшим часов остававшихся до отлета ни я, ни она, ни тем более Павел, так и не нашли в себе сил поговорить с Грэмом на чистоту. Видимо, Серебряная леди все же решила взять на себя это бремя. Предупредить. Предостеречь. Спустить с небес на грешную землю. Я не думала, что Марта в открытую сказала оборотню, что Алена не хочет, чтобы ее искали. Наверняка она как-то смягчила информацию, постаралась просто привести его к мысли, что немедленного счастливого воссоединения может и не случиться. Но даже этого хватило. И все же я была ей благодарна за то, что она взяла это на себя. Теперь Грэм напуган, но уже не прибывает в блаженной эйфории неведенья. Следующий шаг за мной, именно я должна проследить, чтобы он не слетел с катушек, если Алена его не примет.

Во мне снова начала подниматься злость на эту девчонку. То же мне, фифа! Что Алена могла себе вообразить? Почему вдруг отказалась встречаться с нами? У меня было такое ощущение, что Марта поняла гораздо больше, чем сказала мне, и тем более, Грэму. Во многом мне теперь придется разбираться самой, умишком своим недалеким. Как — я представляла себе плохо. С каких пор разбираться в чем-то стало моим коньком? Никогда этого толком не умела. Хотя, учиться-то когда-то надо… Может, именно этого Марта и добивалась? Как бы откровенны мы ни были друг с другом прошлой ночью, я чувствовала, что мне никогда не угнаться за ее мыслями. Она все время опережала меня с выводами хотя бы на шаг.

Мне следовало выяснить как можно больше до отъезда, но день выдался слишком суматошный. Портал в гостиной Марты почти не закрывался. Народ мелькал из мира в мир, то принося какую-то информацию, то, наоборот, кидаясь к компьютерам или в архив, чтобы ее найти. Планы строились и рушились, подобно песчаным замкам. Я так и не попала в Библиотеку. Нашим связным со штаб-квартирой Гектора работала Шета. Никто из нас троих не мог бы объяснить почему, но мы, не сговариваясь, решили, что информацию о безумном саламандре лучше пока попридержать.

Мне пришлось выдержать довольно неприятный разговор на повышенных тонах с Арианной. Ундина требовала, чтобы я осталась, пока не сплету поисковую подвеску, чтобы другая группа могла отправиться на поиски Уме, пока мы съездим за Аленой. Спасла меня Шета. С честным лицом она соврала, что я не увидела структуры амулета и вряд ли смогу его сплести раньше, чем мы снова попробуем соединить наши разумы. Арианна вихрем скрылась в портале и, если бы такое было возможно, наверное, хлопнула бы дверью.

Мы не успели насладиться облегчением, как в проходе возникли близнецы, и мне довелось стать свидетелем еще одной совершенно невероятной сцены. Они начали орать на Марту. Понадобилось время, чтобы понять, из-за чего мальчишки так взбеленились. Оказалось, из-за того, что для единения нам нужно употреблять алкоголь. И снова Шета спасла положение. Вот уж не думала, что кентаврица может быть такой жесткой и надменной. Кажется, даже Марте стало не по себе, когда она вылила на эльфов ушат призрения по поводу их целительских способностей. В пору было бы посмеяться над их скисшими рожицами, но я успела заметить, какая боль плескалась в глазах Серебряной леди. В потоке брани близнецы успели сообщить, что Гектор придерживается того же мнения, что и они сами.

"Хлопать дверью" близнецы не стали. Вместо этого они подхватили слоняющегося без дела и сгоравшего от нетерпения Грэма и уединились с ним на кухне. Я недоуменно проводила их глазами, а Шета сообщила, что они секретничали с вервольфом еще вчера ночью.

С чего бы это? Не люблю я, когда Грэма во что-то втягивают. И так этому парню по жизни досталось. Я подумала, что надо будет обязательно выяснить, что задумали эти бестии, и вернулась от воспоминаний в действительность.

На лице Грэма застыла маска безысходности.

— Глупо, — усмехнулась я.

— Что? — вскинулся вервольф.

— Глупо так думать. Такое не забывается, Грэм. Такие, как ты, не забываются. Здесь, в этом мире. То, что ты подарил ей, не мог подарить больше никто. Ты подарил ей ее саму, ее истинную сущность. Пойми, если бы тогда, три года назад Синдин просто взял бы у меня Канон Подгорья, поблагодарил и ушел, не предложив отправиться с ним, я бы никогда не забыла. Я бы скорее умерла без этого металла. Да, именно так. Я бы уже не смогла жить здесь, зная, кем могу быть, и не имея надежды стать. Я бы не выдержала. Но ты, уходя… уходя не по своей воле, обещал сделать все, чтобы вернуться за ней. Ты оставил ей главное — надежду. Может, только поэтому она до сих пор жива. Потому что все это время верила, что ты вернешься.

Его губы, наконец, тронула легкая улыбка. Он, открыл глаза, взглянул на меня, потом обнял и прижал к себе.

— Рената! — почти выдохнул он в мои волосы, — Что бы я делал без тебя!

— Глупый! Какой же ты глупый, волчонок. Что Марта такого сказала тебе, чтобы так расстроить?

— Марта… Знаешь, я ее побаиваюсь.

Я недоуменно подняла голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.

— Побаиваешься? Марту?

— Она… она слишком много понимает. Иногда мне кажется, что она способна влезть ко мне в голову, видеть моими глазами, чувствовать моим сердцем.

Я закусила губу, снова пожалев, что не вытянула из Серебряной леди всю информацию. Грэм был прав. Марте было невероятно легко рассказывать о себе, делиться самым сокровенным. Она словно становилась тобой, видела и чувствовала то же, что и ты, но в то же время всегда готова была высказать альтернативное мнение, основанное на взгляде со стороны, как бы привести тебя к пониманию, где объективное, а где субъективное, помочь разобраться и стать на правильный путь в запутанном лабиринте сомнений и комплексов. С другой стороны, во всем, что касалось ее самой, Марта оставалась наивным напуганным ребенком. Она безгранично верила в себя, когда надо было защищать других, но при этом совершенно не способна была защищаться сама. Если это свойство ее дара, то не удивительно, что эльфы сделали ее тайте-айелен. Она действительно нуждалась в защите. Вот только не понятно, почему Гектора это так веселило. Он ведь был уверен в том, что древнее заклятие не сработает.

Грэм погладил меня по голове. Возвращая в реальность.

— Не бойся ее, — вздохнула я, — Я думаю, это просто свойство ее дара. Она знает всех, кого защищает. И еще она не останавливается на полпути. Она защищает не только своими рисунками. Всем сердцем. Она просто такая.

— Я знаю, — я почувствовала, что он улыбнулся, — Поэтому я ей и поверил.

— Поверил в чем?

Грэм помолчал, а я не торопила его с ответом, давая собраться с мыслями.

— Рената, что мне делать, если она не захочет меня видеть?

И снова я поняла, что он говорит об Алене. Я вздохнула. Действительно, что ему делать? Что нам всем делать? А ведь Марта, наверное, знает. Но я должна была ответить.

— Я думаю, запастись терпением. Я не верю в то, что ты ей безразличен. Этого просто не может быть потому, что не может быть никогда. Ты добился ее однажды, добьешься снова. Только и всего. Даже просто оказавшись рядом с тобой, она снова захочет перекинуться. Это в ее природе. Она не сможет устоять. А дальше ты сам поймешь, что нужно делать.

— А если… если у нее кто-то есть?

Я опешила. Такое мне и в голову не приходило. И уж тем более, я не могла предположить, что такое придет в голову вервольфу.

— Ты ревнуешь? — растеряно спросила я, — Разве… разве оборотень может ревновать?

— Если бы он был волком, я бы загрыз его, — прорычал Грэм, — Но… но мне кажется, я бы убил и человека, вот только…

— Только что, Грэм?

— Она ведь мне этого не простит, правда?

Я услышала жалобный скулеж щенка в этом вопросе и, наконец, поняла, как он напуган.

— Нет у нее никого, — решительно заявила я, чтобы его успокоить, и вдруг поняла, что это чистая правда, — Тут что-то другое.

И Марта это знала, вот только нам сообщить нужным не посчитала. От немедленного скандала по телефону Серебряную леди спасло только то, что самолет пошел на посадку, и мобильник включить было уже нельзя.

Смотритель Гектор

Я наконец-то могу вздохнуть и немного расслабиться. Даже удивительно, что все чем-то заняты, и я никому не нужен.

Саламандры до сих пор не вернулись из Огненных Гротов, Риох и Джесси колдуют на кухне, а Эврид составляет им компанию, заваливая хобгоблина вопросами о вожде. Сильные мира сего временно не нуждаются в моих советах, занимаясь своими политическими расследованиями и интригами. Претенденты разбрелись по Библиотеке, проходя каждый свое испытание на совместимость.

Все прочие возмутители спокойствия находятся в соседнем мире и тоже заняты кто чем. Оборотни и гномы улетают на поиски целительницы, и Марта с близнецами отправились их провожать. Павел с ундинами оккупировали компьютеры в поисках маленького ювелирного салона, которым владеет или заправляет негритянка по имени Уме. Шета тоже открыла для себя иномирскую магию и теперь общается с Вождем Предреченным прямо из мартыной квартиры.

В общем, на удивление, я вдруг оказался никому не нужен и могу присоединиться к любой компании в нашем мире или заняться своими непосредственными обязанностями по усмирению потенциальных эльфийских смотрителей, но мне лень. К тому же я не вижу в этом особой необходимости. Библиотека и без меня разберется с нежеланными гостями.

Я подумывал о том, чтобы просто завалиться спать, тем более что сон мне действительно необходим. Но внутреннее беспокойство блокирует дверь в спальню не хуже горного обвала. Пытаться разобраться в своих ощущениях — занятие бессмысленное. Мне все еще не хватает слишком многих кубиков в головоломке. Я бы дорого отдал за то, чтобы пообщаться с Лисси, но цветочная фея куда-то запропастилась, и я твердо уверен, что не смогу ее найти, пока она сама этого не захочет.

Мне остается только одно: заняться самым бессмысленным и бесполезным делом — копанием в собственных ощущениях. Печально. Семьдесят лет я прожил практически в одиночестве, а теперь не знаю, куда себя деть, когда нет компании.

Я грустно усмехаюсь и снова наливаю себе бокал вина. Сопьюсь я с ними. Всегда любил выпить немного к обеду, но никогда не злоупотреблял алкоголем. А с этими иномирцами ни одной беседы без выпивки не получается. Но сейчас я надеюсь, что вино поможет мне заснуть. Я уже слишком стар, чтобы просиживать ночи напролет даже с такими интересными собеседниками, как Павел. Кубиков в головоломке прибавилось, но картинка все еще не складывается. И откуда у меня такое нехорошее чувство, что отправлять Шету к разгулявшимся волшебницам было большой ошибкой? Новую магию они изобрели! Как же! Открыли круг предвиденья, даже не подозревая, что такое вообще возможно! Рехнусь я с ними. И снова мне кажется, что они говорят не все. Что-то Шета от меня скрыла. Почему? И с чем это связано? И вообще, откуда этот ее осуждающий взгляд? А Рената так и не появилась, не попрощалась перед отъездом. Тоже странно. Раньше за ней такого не наблюдалось. Могла ли Марта настроить против меня милых дам? Маловероятно. Не в ее характере. Да и с чего бы? Она сама расстроена и сконфужена и, скорее всего, винит только себя за непрошеное вторжение. А уж почему я просил Марту не приходить, и вовсе объяснять не нужно. И Рената, и Шета должны сами понимать, как это опасно. Нет, в их подспудном осуждении нет ничего личного. Что-то я сделал не так, где-то ошибся, и с моим отношением к Марте это не связано. А вот то, что они что-то решили от меня скрыть, скорее всего, связано как раз с этой моей ошибкой. Что же они знают такое, чего пока не знаю я?

И еще вопрос, как скоро Грэм и близнецы решат поделиться с ними великими планами? И как милые дамы на это отреагируют? Вот уж действительно, великие идеи носятся в воздухе. И где только эти юные проныры сумели раскопать информацию о круге предвиденья?

Мысли в голове начинают расплываться. Я понимаю, что могу заснуть прямо в кресле, но меня и это устроит, тем более что нет никаких сил перебираться в кровать. Сон уже почти полностью одолевает заторможенное сознание, когда мой дом обрушивает на меня радостное и в то же время недоуменно-тревожное ощущение чужого присутствия. Я вскакиваю, боясь поверить ликованию Библиотеки. Фарияр? Здесь? Вчера Грэм, которого пустили в Огненные Гроты только на правах близкого друга Хандарифа, принес неутешительные вести о здоровье эмира. Гасили его профессионально, явно не дилетанты. Спастись Фарияру удалось чудом и ценой жизней нескольких гвардейцев. Так как же он здесь оказался?

Я распахиваю дверь и слышу неуверенные шаги в дальнем конце коридора. Эмир тяжело опирается на плечо Хана. То, что это именно Фарияр, я бы ни за что не догадался. Одетого в лохмотья дряхлого старца с пергаментно белой кожей можно отнести к любой расе имеющей человеческую ипостась. Кроме, разве что, саламандр — они никогда не бывают такими бледными. Мне становится не по себе, но я ловлю мимолетную улыбку волшебника.

— Гектор, — обращается ко мне Хан, — Я встретил этого странника неподалеку и подумал, что он может воспользоваться гостеприимством Библиотеки, чтобы немного отдохнуть на своем долгом пути.

Хандариф говорит громко, но не нарочито. Если нас кто-то слышит, решат, что я даю приют очередному бродяге, а сам маг лишь принес новости из дома. Кому придет в голову, что он может так свободно общаться со мной в присутствии своего владыки?

— Конечно, — я улыбаюсь, хоть мне совсем не нравится то, что я вижу, — Пройдемте в мои апартаменты, любезный, я накормлю вас обедом, а потом покажу, где вы сможете отдохнуть.

Когда я, наконец, закрываю за собой двери, за моей спиной раздается сдавленный смешок.

— Ваше величество? — я пристально гляжу на эмира.

Несмотря на жутковатый спектакль, разыгранный в коридоре, сейчас он совсем не выглядит развалиной. Бледность никуда не делась, черты лица слегка искажены, да и лохмотья не придают ему царственности, но это не умирающий старец и не нищий бродяга.

— Напугали мы тебя? — хихикает Фарияр.

— Надеюсь, это маскарад, ваше величество. Я всегда считал, что саламандры с таким цветом кожи уже мертвы.

Мои гости начинают дружно хохотать, и я тоже улыбаюсь, на этот таз искренне. Конечно, как я не подумал, что в обществе Хана эмир хоть тритоном выглядеть может.

— Я рад, что с вами все в порядке, и что вы все же смогли выбраться ко мне. Признаться, вы здорово озадачили меня своей последней просьбой.

— К сожалению, я с ней опоздал, — вздыхает Фарияр, — Лучше было подумать об этом раньше.

— О чем, ваше величество?

— Мне нужна защита, Гектор. Надеюсь, ты понимаешь, что это не паранойя.

— Да уж! Вы вольны оставаться здесь сколько пожелаете. Если, конечно, гарантируете, что меня не обвинят в похищении верховного властителя.

— Я останусь, Гектор. Пока останусь. Преданные мне гвардейцы разыгрывают свои роли в моих апартаментах. Я болен, и допускать ко мне никого не будут, даже жен. Но долго играть эту пьесу не получится. Поэтому мне нужна не только твоя защита, но и Серебряной леди. Я очень рассчитываю на твою помощь, Гектор. Она доверяет тебе больше, чем другим. И если ты попросишь…

Я вздыхаю. Вот и приплыли. Где гарантия, что Марта не воспримет мою просьбу в штыки? Но и отказать Фарияру я не могу. Остается надеяться, что ее хорошее отношение к Хандарифу распространится и на его властителя. В конце концов, я помню, как она искренне восхищалась решением эмира и леди Рисс защитить своих подданных.

— Хан, близнецы и Марта должны вернуться в квартиру с минуты на минуту. Приведи ее, хорошо?

Маг кивает и крепит к стене рисунок. А я размышляю, как бы надоумить его самому подготовить Марту к нашей просьбе. Эмир сам того не подозревая, приходит ко мне на помощь.

— Можешь не торопиться, — говорит он, — Мне бы не хотелось, чтобы встреча со мной стала для Серебряной леди неприятной неожиданностью. К тому ж мне надо переговорить с Гектором наедине.

Хандариф кивает и исчезает в портале.

— Я действительно опоздал с нашей встречей, — вздыхает эмир, — Мне нужно было с самого начала о многом предупредить тебя. Для меня было полной неожиданностью, что Дашмир присоединился к вам. Я мало что знал о нем, кроме того, что он младший сын третьей жены моего троюродного брата. Мне казалось, что они с Хандарифом никогда особенно не дружили. Правда, в мою свиту он попал именно по просьбе Хана, но этот мальчик всегда радеет о своих родственниках.

Я в пол уха слушаю дифирамбы Хандарифу и развернутый рассказ о сложных взаимоотношениях в переплетении родственных связей. То, что эмир заговорил о Дашмире, неприятно меня удивило. По меньшей мере, двое наших соратников уже высказали сомнения в отношении его лояльности, и я был склонен им верить. И вот теперь сам эмир решил о чем-то предупредить меня. Но почему именно сейчас?

— В общем, я был рад, что Хан оказался в вашей компании не один, а с единокровным братом.

Все-таки единокровный. Я не зря сомневался в том, что они родные братья.

— Но как только я объявил об их задании, начались неприятности. Старейшины взбеленились. Оказалось, геном Белого Огня сознательно был уничтожен несколько тысяч лет назад. Если честно, я даже не верил, что он реально существовал, когда поручал ребятам его поиски. Мне нужно было просто сделать вид, что они выполняют мое поручение, а не пошли против своего правителя. Ну, сам понимаешь. Старейшин мне удалось успокоить. Я объяснил им, что шансов, найти потомков этого генома, практически нет. Но, как оказалось, на протяжении тысячелетий существовал орден фанатиков, который и добился в прошлом уничтожения генома. Они считают себя хранителями естественного хода времени.

— Хода времени? — переспрашиваю я, чтобы эмир не подумал, что я что-то знаю о Белом Огне.

Фарияр пару мгновений недоуменно смотрит на меня. Потом начинает хохотать.

— Гектор, как ты думаешь, откуда леди Рисс узнала о Белом Огне?

Я смущенно пожимаю плечами.

— Все просто. Я нанял оборотней и натравил их на верхушку этого ордена. А наша прекрасная леди никогда не покупает кота в мешке. И, кстати, я восхищен. Если бы я сам не попросил ее рассказать тебе, ни за что не подумал бы, что ты что-то знаешь.

Я тихо смеюсь. Только теперь я понимаю, что красавица кошка очередным образом меня поимела. В прямом и переносном смысле. Обидно. И горько. Я ведь действительно с ней прощался. Позволил себе размякнуть. Поддался чувствам. Никогда не поумнею. Никогда не научусь понимать женщин.

Благо, эмир истолковывает мой смех по-своему.

— Да, ты прав. Мы сами запутались в собственных интригах. Давай ближе к делу. Верховных жрецов оборотни загнали в воду и загасили. Но осталась группка фанатиков-фундаменталистов, о которых мы не подозревали. Скорее всего, именно они на меня и покушались. Так вот, самой печальное, мы подозреваем, что Дашмир тоже состоит в этой группе.

— Мы? Хандариф в курсе?

— Теперь, да. Но мы решили не отзывать Дашмира. Хан надеется через него узнать об остальных. Тебе придется предупредить всех, кому ты доверяешь. Марту в первую очередь.

— Я так понимаю, вы не собираетесь отказываться от поисков.

— Разумеется, нет. Во всяком случае, пока. Я поручил историкам провести исследование всех упоминаний о Белом Огне. Нам мало что известно, кроме основных свойств этого генома, а мне нужно точно знать, почему когда-то было принято такое решение. Но есть еще кое-что, о чем тебе следует знать. К тому же и в этом мне понадобится твоя помощь и добрая воля. Ты знаешь, что Университет Огненных Гротов считается оплотом магической науки нашего мира. Еще до того, как Марта открыла проход, когда Энгион лишь предполагал это сделать, я озадачил группу ведущих ученых последствиями подобного шага. Так вот, пару дней назад они сообщили мне предварительные результаты. И эти результаты меня пугают. Сама по себе идея Энгиона открыть огромный портал между мирами фатальна. Чем больше портал, тем больше вероятность слияния миров. Думаю, тебе не нужно объяснять, что это значит. Но и это еще не все. Каждый открытый Мартой портал истончает грань. Мы сильно рискуем, позволяя поисковым группам мотаться туда-сюда. Конечно, такие локальные порталы не могут мгновенно привести к слиянию, но их количество конечно. Наступит момент, когда и игольного ушка станет достаточно, чтобы грань исчезла.

Фарияр замолкает и пристально смотрит на меня. Я тоже молчу. Новость обрушилась на меня громом среди ясного неба. Я вспоминаю обо всех надеждах моих иномирских дам видеться со своими близкими. О собственных планах исследования параллельного мира, о возможных геномах, которые еще хранятся там.

— Сколько? — спрашиваю я, наконец.

— Точно пока не известно. Они проводят вычисления. Если честно, ситуация пока далека от критической. К тому же, способности Марты коренным образом отличаются от любой известной нам до сих пор магии. Взять хотя бы то, с какой легкостью она рисует проходы внутри одного мира. Обычно для создания даже небольшого портала требуется сила как минимум трех магов, причем далеко не последних. Но я бы все же посоветовал тебе ограничить количество открываемых порталов. По крайней мере, пока не будем знать наверняка. Знаю, что сегодня сам создал ситуацию, потребовавшую целых трех открытий, но у меня просто нет выбора. Зато нашим волонтерам не стоит шляться туда-сюда без особой надобности.

— Я с этим разберусь, — киваю я, — Это именно та помощь, которой вы от меня хотели, ваше величество?

— Не только. Мне нужно твое согласие на то, чтобы наша исследовательская группа поработала в Библиотеке.

— Это может подождать, пока я не избавлюсь от претендентов? — морщусь я.

— Само собой. Я и сам не прислал бы их сюда в такой ситуации. На данный момент о наших исследованиях не известно даже вездесущей кошке, и я бы предпочел, чтобы пока так все и оставалось. Я даже Хандарифу еще ничего не говорил, хотя и надо. И еще. Если Марта согласится нарисовать мой портрет, Дашмир ни в коем случае не должен об этом узнать. Надеюсь, она не станет с этим затягивать. Меня очень беспокоит, что мое отсутствие могут обнаружить.

— Вот сейчас все и выясним, — я киваю на засветившуюся порталом стену.

Уме

Бассейн действительно привел меня в чувство. Почти два часа я наматывала круги, доведя себя до полного изнеможения. Мышцы болели, легкие работали, как кузнечные меха, и я больше не задыхалась.

Я приняла душ и оделась, застелила постель. Я не лягу. Сон снова вернет меня к моим умирающим раковинам. Они перестанут меня звать, только если я опять окажусь на побережье, а до этого еще несколько часов. И раз уж я здесь, я должна использовать их на то, ради чего приехала.

Я тихо вышла из комнаты и направилась по коридору к комнате Розалии. Дом еще спал. Экономка придет не раньше семи, а у сиделки своя комната, смежная со спальней моей няни.

Розалия казалась маленькой и хрупкой на фоне белоснежной постели. Сейчас, когда она спала, осунувшееся лицо и глубокие тени под глазами кричали о ее болезни.

Два дня, что я провела в доме, она не позволяла мне входить в ее комнату. Теперь я поняла, почему. Аккуратненький стриженый паричок — соль с перцем — совсем такой, как я помнила с детства, покоился на специальной подставке, а легкие, как пух, редкие, совершенно седые волосы рассыпались по подушке. Она сама казалась совсем невесомой, как эти волосы — все, что осталось после химеотерапии. И от волос и от Розалии.

Давным-давно… Двадцать?.. А может, больше, лет назад, она взяла меня за руку и сказала, что сегодня поведет в особое место. Место, где люди говорят с Богом. А как еще можно было объяснить ребенку, что такое церковь?

Там было светло и очень чисто. А еще было много людей, которые чему-то радовались и о чем-то болтали между собой. Потом на амвон поднялся священник. Это позже я узнала, что он — священник, и что это — амвон. А тогда человек в прекрасных белых одеждах взошел на немыслимый пьедестал и стал говорить о любви. Он был светом и добротой, и еще ему хотелось верить и радоваться вместе с ним. И все радовались. А потом эта радость переросла в музыку.

Со спиричуэлов для меня начался джаз. Мне нравилось петь в церкви, и каждый раз я с нетерпением ждала воскресенья. Отец не был набожным человеком, бизнес занимал все его время, он подолгу находился в разъездах. Но мне казалось, ему было приятно, что Розалия воспитывает меня таким образом. На Рождество он всегда возвращался домой, в Новый Орлеан, привозил мне подарки и любил слушать гимны в моем исполнении.

Я была счастлива тогда. Наверное, Новый Орлеан до конца жизни будет для меня оставаться самым любимым городом на земле. Но когда мне исполнилось 14 лет, мы переехали в Талсу. А еще через месяц, отец познакомил нас с Каролиной.

Я не была ни трудным ребенком, ни проблемным подростком. Но в моей жизни всегда существовало что-то вроде культа матери. Это не было желанием или решением моего отца. Просто, взяв на себя заботы о моем воспитании, Розалия сделала все, чтобы память о ее младшей сестренке навсегда сохранилась в моем сердце. Так что, нет ничего удивительного в том, что появление в нашем доме Каролины потрясло нас обоих. Мы обе почувствовали себя преданными.

В ту ночь я впервые услышала, как Розалия плачет. Для меня она всегда была незыблемым оплотом спокойствия в бушующем тайнами и открытиями мире. Она была моим главным другом и защитником, тем человеком, который может найти ответы на все вопросы и успокоить, что бы ни случилось.

Тогда, совсем как в детстве, я пришла к ней в постель, и мы вместе проплакали несколько часов. Надо отдать Розалии должное, она сделала все, чтобы объяснить мне, что отец имеет право на собственное счастье, и что плачет она только потому, что боится, что больше не будет мне нужна. Но по этому вопросу у меня было собственное мнение. Эта ночь сплотила нас против новой угрозы нашему благополучию.

Мы с Розалией оказались слаженной командой. Не идя на открытую конфронтацию, мы, тем не менее, сделали все, чтобы и через полгода Каролина по-прежнему чувствовала себя в нашем доме не хозяйкой, а лишь нежеланной гостьей.

Все это время отец откладывал деловые поездки, стараясь примирить меня с существованием юной мачехи, но все было тщетно. И тогда он взял нас в Австралию, оставив Розалию присматривать за домом. Что из этого вышло, вы уже знаете. По возвращении разразился грандиозный скандал, и наше сосуществование перешло в стадию открытых военный действий.

Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не трагедия. Самолет, на котором отец отправился в очередную поездку, разбился. Не выжил никто.

Наверное, в своем горе я не заметила бы того, что смогла заметить Розалия. Смерть отца потрясла Каролину не меньше, чем меня. Ее скорбь, граничащая с отчаяньем, была неподдельной. Именно Розалия, со свойственной ей в критических моментах жесткостью, приказала зарыть топор войны.

Поэтому, когда через пару недель до меня, наконец-то дошло, что я беременна, на военный совет собрались не две, а три женщины. По большому счету, мой голос не имел значения. Они все решили за меня. Каролина предложила, а Розалия полностью ее поддержала.

Мачеха связалась с родственниками в Кении, и они обещали все устроить. Для Каролины настали трудные времена. Она поставила себе целью взять на себя управление бизнесом. Чарли Уэсс — младший компаньон отца — не мог нахвалиться на ее деловую хватку. Самому ему тоже пришлось многому учиться и готовиться на время взять на себя управление компанией. Ведь Каролина официально объявила, что беременна, и рожать собирается на родине.

В тот день, когда я не смогла застегнуть пуговицу на любимых джинсах, Каролина заказала нам билеты на самолет, а сама подложила под платье первую подушечку.

На следующие восемь месяцев нашим с Розалией пристанищем стала Момбаса. Официальной версией нашего отъезда из Талсы была моя депрессия и неспособность находиться в доме погибшего отца. Никто из знакомых не подозревал, что мы покинули страну.

Розалия не позволила мне прохлаждаться, и все оставшееся до родов время я занималась, чтобы потом сдать экзамены за пропущенные полгода. Я знала, что не вернусь в Талсу. Частью нашего договора было то, что я как можно меньше должна видеться со своим ребенком. Поэтому меня ждала престижная частная школа-пансион.

Мальчика мы назвали Гордоном, в честь отца. По всем документам родила его Каролина. Только мы трое знали правду. Когда Розалия взяла моего сына на руки, я поняла, что мы с ней больше не принадлежим друг другу. У нее появился новый смысл в жизни, а меня ждал Бостон.

Надо отдать Каролине должное — образование я получила самое лучшее. Она никогда не давила на меня и не пыталась направить мои интересы в нужное ей русло. Меня мало интересовал бизнес. После рождения Гордона мысли мои все больше и больше занимал жемчуг. Я слишком много думала даже не о Дэне, а о его деде и ферме. Одно время я увлеклась биологией и даже собиралась выбрать ее своей специальностью. Но, по большому счету, меня куда больше интересовали свойства самого жемчуга, а не технологии его выращивания. В итоге я получила диплом по истории искусства, выбрав темой дипломной работы ювелирное дело.

Именно во время учебы в университете проявилась моя странная фобия. Впервые это случилось, когда подруга пригласила меня погостить на ранчо ее родителей в Техасе. Я планировала провести там не меньше двух недель, но уже на пятый день начала задыхаться. Не знаю, что именно сыграло свою роль — интуиция или упрямство, но я категорически отказалась показываться местным врачам и вылетела обратно в Бостон. Едва самолет приземлился на побережье, все прошло. Понадобилось еще два подобных случая, чтобы я заметила закономерность и принялась ее исследовать. Всегда лучше знать больше о своих слабых местах.

Каролина поначалу мне не поверила. А вот Розалия восприняла мое странное предупреждение о том, что я не смогу бывать дома подолгу совершенно спокойно.

— Ты очень похожа на мать, детка, — сказала она тогда, — Дэйзи тоже не могла жить без моря. В прямом смысле. А вот я другая.

Тогда я совершенно не придала значения ее словам, просто посчитала их еще одним напоминанием о некогда существовавшем в семье отношении к моей маме. Я лишь вздохнула с облегчением от того, что Розалия на станет на меня обижаться за слишком короткие визиты. А Каролина даже обрадовалась, что не часто будет видеть меня в родном доме.

Не знаю, почему я не осталась в Бостоне. Мне хотелось начать все заново, там, где ничего не будет связывать меня с прошлой жизнью. Меня тянуло поселиться в месте, которое не одобрила бы Каролина. Майями она не одобрила. Поскольку на мое образование Каролина тратила деньги отца, небольшого фонда, оставленного мне матерью, хватило на покупку магазинчика с прилегающей к нему мастерской и квартиры над ним. Я мечтала перевезти к себе Розалию, но она уже посвятила себя Гордону.

Единственное что я оставила себе из своего детства — это джаз. С ним я так и не смогла расстаться.

Розалия вздохнула и слегка пошевелилась. Я осторожно погладила ее по руке.

— Ты все-таки пришла, — боль и радость смешались в ее взгляде.

— Я уезжаю сегодня. Каролина скоро вернется. Я пришла попрощаться.

— Теперь уже навсегда, — горько улыбнулась она.

— Нет!

— Не надо обманывать ни себя, ни меня. Я бы предпочла умереть, чем доживать вот так, но Господь не прощает самоубийц.

— Не говори так.

— Я должна попросить у тебя прощения, Уме. Ты простишь меня, детка?

— За что, Розалия? Разве есть что-то, чего ты не сделала для меня? — я старалась улыбаться и ничем не выдать подкативших к горлу слез. Я не хотела, чтобы в последний раз она видела меня плачущей.

— Я бросила тебя. Я должна была остаться с тобой.

— Ты осталась с Гордоном, Розалия, — я сразу поняла, что не дает ей покоя, — Ты осталась с моим сыном. Я так благодарна тебе за то, что ты у него есть. В его жизни ты — часть меня. Ты — единственное, что я смогла дать своему ребенку. И ты — лучшее.

— Спасибо, — чуть слышно прошептала она, — Я не хотела… я не хотела, чтобы ты видела меня такой… но раз уж ты здесь…

— Да, Розалия?

— Спой мне детка. Спой мне в последний раз.

Я не стала петь джаз. Как ни странно именно это мое пристрастие никогда не вызывало у Розалии отклика.

When I said, I needed you

You said you would always stay

It wasn't me who changed, but you

And know you've gone away (2)

Уже начав петь, я поняла, что выбрала не ту песню. Я достала из коробки бумажную салфетку и аккуратно промокнула слезы на впалых щеках Розалии. Прости меня, я знаю, что причиняю тебе боль, но мне почему-то нужно было спеть именно это.

You don't have to say you love me

Just be close at hand

You don't have to stay forever

I will understand

Believe me, believe me

I can't help I love you

But believe me, I'll never tie you down

Прости меня, родная. Ты была всем моим миром долгих шестнадцать лет, ты вырастила меня той, кто я есть. Когда-то мне действительно казалось, что ты меня бросила. Это теперь я поняла, что ты была моим самым большим даром собственному сыну.

Left alone with just a memory

Life seems dead and so unreal

All that's left is loneliness

There's nothing left to feel

— Английский текст песни "You don't Have To Say You Love Me" был написан Вики Викхэм (Vicki Wickham) и Саймоном Найпер-Беллом (Simon Napier-Bell) для Дасти Спрнгфилд (Dusty Springfield). Песня так же исполнялась Элвисом Пресли)

Я все-таки допела до конца, не обращая внимания на растущую на полу горку смятых салфеток.

Розалия всегда любила короля.

Серебряная леди Маргарита

— Я дождался тебя, о звезда моего сердца!

Я взвизгнула от радости, услышав веселый голос Хана, и бросилась на кухню обниматься. Поверьте, нет объятий, горячее объятий саламандра.

— Хан, слава Богу! Ты здесь! Как эмир? Все обошлось? Ты снова с нами? — вопросы сыпались из меня, как из рога изобилия.

Признаться, я боялась, что политические проблемы вынудят Фарияра отозвать своих эмиссаров из нашего мира и прекратить поиски. Я заранее скучала по Хану. Пообщавшись с ним, я поняла, насколько он умен, талантлив и легок в общении. Преданность Грэма и прочих его друзей теперь не вызывала у меня недоумения. Напротив, меньше, чем за сутки, я почувствовала, что мне не хватает его доброго юмора и мгновенных неординарных решений.

Близнецы бесцеремонно отодрали меня от мага и тоже кинулись обниматься. Вопросов посыпалось еще больше.

— Тихо! Тихо! — замахал руками Хан, — Задушите! Отлипните от меня!

Вдоволь нарадовавшись встрече и удовлетворив свое любопытство по поводу состояния здоровья эмира, мы собрались было пить все вместе чай, но Хан вдруг посерьезнел.

— Ребята, — обратился он к близнецам, — мне тут надо с Мартой посекретничать. Вы не против?

Близнецы недоуменно пожали плечами, но безропотно удалились.

Должна сказать, что просьба Хана не застала меня врасплох. Со вчерашнего дня я мучилась угрызениями совести из-за своего отказа рисовать владык. В отличие от Ирэльтиля или Тиона, Фарияр был мне симпатичен, и я никогда не простила бы себе, если бы покушение достигло цели. Я даже обрадовалась, когда услышала, что эмир сейчас в Библиотеке и готов ждать моего согласия хоть вечность. В счастливом предвкушении я вскочила, чтобы бежать за принадлежностями для рисования, но тут же остановилась.

— А где он меня ждет? — поинтересовалась я, стараясь не выдать голосом внезапно охватившую меня панику.

— У Гектора в гостиной, конечно, — недоуменно ответил Хан, не подозревая, что озвучивает мои худшие страхи.

Упс!

А я только что пообещала отправиться немедленно. Времени скроить подобающую морду лица катастрофически не хватало. И вообще, надо бы не забывать дышать.

— Хорошо, — отозвалась я как можно жизнерадостнее и отправилась за своим альбомом.

— Марта, что случилось? — обеспокоено спросила Шета, когда я попросила ее отодвинуться, чтобы открыть ящик стола.

— А что, так заметно?

Кентаврица кивнула.

— Черт! Ладно, сейчас.

Я сделала несколько глубоких вдохов и постаралась расслабить мышцы лица.

— Так лучше?

— Да… — неуверенно ответила девушка, — А в чем дело-то?

— Мне нужно в Библиотеку.

— А-а-а! — понимающе протянула она, — Тебя позвал Гектор?

— Не совсем. Но он тоже там будет, разумеется.

Шета положила руку мне на плечо и улыбнулась.

— Ты справишься, — подбодрила она меня, — Помни, что все проблемы только у тебя в мыслях, и все у тебя получится.

— Спасибо, — выдохнула я и пошла открывать портал.

Не знаю, когда я успела надеть броню и даже немного разозлиться то ли на Гектора, то ли на саму себя. В конце концов, я пришла сюда ради эмира, а не ради смотрителя. Я пришла потому, что мой дар, а значит и мой долг — защищать.

— Приветствую вас, ваше величество.

— Миледи! — эмир тяжело поднимается с кресла мне на встречу.

Все-таки, он ранен. Я стараюсь не обращать внимания на мертвенно бледное, подернутое морщинами лицо. Хан предупредил меня, что это — личина, и обещал снять ее перед сеансом.

— Гектор, — я киваю.

— Добрый день, Марта.

— Спасибо, что согласились, миледи, — Фарияр смущен, но искренне рад меня видеть.

Еще бы! Если еще вчера его чуть не убили, я — его единственная надежда сохранить жизнь при следующем покушении. Но все равно приятно, когда тебя так встречают.

— Хандариф предупредил, что вам желательно как можно скорее вернуться в Огненные Гроты, так что не будем тянуть время. Мне главное сделать основной набросок с натуры, а потом я смогу закончить уже без вас.

— Прекрасно. Где вам будет удобней, Марта?

— Садитесь поближе к окну, ваше величество. Мне нужно, чтобы на вас падал свет.

— Это опасно, — вскидывается Хан, — Его могут увидеть.

— Не волнуйся, — Гектор успокаивающе хлопает его по плечу, — Окна выходят во внутренний двор, там мало кто бывает. Впрочем, для общего спокойствия я могу расположиться на подоконнике. Если кто-то выйдет из здания, я увижу.

— Хорошо. Вы позволите, ваше величество?

Фарияр кивает, и Хан проводит руками по его голове, лицу, плечам. Я вздрагиваю. Холеный лоб кое-где покрыт кристалликами льда, широкая полоса льдинок проходит от подбородка почти к самому уху. Это так выглядят раны саламандр?

Эмир криво усмехается.

— Будет очень большой наглостью попросить вас это не рисовать? Мне кажется, смерть и так большое потрясение. Не хотелось бы еще и воскресать с разбитой физиономией.

Мне вдруг становится легко от его черного юмора. Я вижу Фарияра совсем не таким, каким он предстает сейчас. Я помню его искреннюю озабоченность в тот день, когда Хан кинулся на защиту Грэма. Я почти наяву представляю довольную хитринку в его глазах, когда он отдает приказ искать Белый Огонь. Но и эти шрамы на его лице — не случайное приобретение. Он воин и маг, но в первую очередь он… Нет, не политик. Шахматист. Гроссмейстер. Умеющий создать непробиваемую линию обороны, способный на лихие, бьющие без промаха кавалерийские наскоки. И в то же время я знаю, что при необходимости, он, не задумываясь, отдаст слабую фигуру, чтобы защитить сильную.

— Не беспокойтесь, ваше величество, — улыбаюсь я, — Думаю, вам понравится то, как я вас вижу.

— О, боги! — хохочет эмир, — Я не беспокоюсь. Я просто в панике!

— Вот и все, ваше величество. Закончить я могу и без вас, — говорю я через полчаса.

— Я могу взглянуть?

— О, нет! — я быстро прикрываю альбом, — Простите, не люблю показывать незаконченные вещи. Мне нужно еще поработать над этим рисунком. Он пока…

— Он пока не ожил, — подает голос с подоконника Гектор.

— Да, именно так. Не волнуйтесь, я все сделаю сегодня же.

— Я в неоплатном долгу перед вами, миледи, — кланяется Фарияр.

— Ну, что вы! Знаете, я уже успела соскучиться по портретам. Оказывается, мне самой этого не хватало. Так что это я благодарна вам.

— Что ж, если вы закончили, я больше не буду злоупотреблять гостеприимством смотрителя. Я твой должник, Гектор.

— Благодарите своего подданного, ваше величество. Но разве вы не задержитесь для беседы?

— Ты же понимаешь, мне надо спешить. Поговори сам с Серебряной леди, а Хана я введу в курс дела по дороге домой.

— Опять какие-то страшные тайны! — хихикает Хандариф и получает подзатыльник от своего сюзерена, — Понял! Понял! — весело верещит он и накладывает личину на эмира, — Увидимся завтра, господа.

— Запри, пожалуйста, дверь, Марта, — негромко просит Гектор, когда саламандры скрываются в коридоре.

Он так и сидит на широком подоконнике, словно нашкодивший мальчишка, прячущийся от справедливого наказания. Почему-то меня это трогает и придает сил.

— Я хочу извиниться, Гектор, за свое вторжение. Я не имела никакого права вламываться к тебе. Мне очень жаль, что так вышло.

Одним плавным движением он соскальзывает на пол и оказывается рядом со мной. Слишком близко.

— Все в порядке, Марта. Я сам не должен был забывать, что принадлежу не только самому себе. Просто… когда леди Рисс чего-то хочет, ей практически невозможно отказать. А мне нужно было расставить все точки. Момент показался мне подходящим для достойного завершения э-э-э… многолетней дружбы. Я ошибся. Я должен был предполагать, что… кто-то может появиться.

Слова даются ему с трудом, но мне становится тепло на душе от того, что он называет вещи своими именами. Почти своими именами. Кто-то? Как будто кроме меня кто-нибудь мог ввалиться так бесцеремонно. Мне хочется погладить его по щеке и успокоить. Желание так сильно, а его лицо так близко, что я сжимаю руки в кулаки и закидываю их за спину, чтобы не поддаться искушению.

— Я повела себя так глупо, — шепчу я и стараюсь не смотреть на него.

— Забудь, — Гектор улыбается и легонько подталкивает меня в плечо, — Садись. Нам нужно поговорить о вещах более важных, чем одно смущающее недоразумение.

Я устраиваюсь в кресле.

Чем дольше говорит Гектор, тем страшнее мне становится. Я открыла ящик Пандоры. Тому, что я натворила, нет оправдания. Огромная сила, живущая во мне, стала угрозой самому существованию миров. И все мы бездумно черпаем из этого отнюдь не бездонного колодца. Ограничить количество переходов? Конечно. Я бы с радостью вообще перестала открывать порталы, раз это так опасно. Эта мысль отзывается во мне болью. И дело не только в том, что в таком случае я больше никогда не увижу Аню. Есть ведь еще Рената, которая беспокоится о старой матери, Павел, по которому буду скучать уже не только я, а все мы, а еще Алена, для которой возможность хоть иногда возвращаться к родителям может стать определяющей в принятии окончательного решения. А еще есть Марк и его сын Питер, неизвестная пока мне девушка Уме, безумный саламандр и мало ли кто еще, кто может встретиться нам в наших поисках. Я поманила их всех надеждой, а теперь от нее ничего не останется. Любое решение станет бесповоротным. Ворон По злорадствует над моими мыслями. Страшное слово "никогда" дробит действительность осколками разбитого зеркала.

— Марта.

Я не сразу понимаю, что Гектор уже не рассказывает, а просто зовет меня.

— Марта, ты в порядке?

В порядке? Что теперь может быть в порядке?

Не знаю, что написано у меня на лице, но Гектор подходит и опускается на колени рядом с моим креслом. Его искренняя озабоченность только добавляет боли.

— Марта?

— Что теперь будет, Гектор? Что я натворила?

— Все не так страшно, Марта. Во-первых, у нас еще много возможностей, а во-вторых, может статься, твоя уникальная магия и не влияет на грань. Я же говорю, исследования пока не закончены. Ученые приедут в библиотеку, проверят твои порталы, пообщаются с тобой. Все может оказаться совсем не так фатально.

— Но пока нам лучше остановиться, — шепчу я.

Почему-то больше всего меня страшит мысль, что уйдя опять в свой родной мир, я не увижу Гектора до тех пор, пока мы не закончим поиски.

— Нам нужно собраться всем вместе и обсудить, как лучше действовать. Мы не можем прервать связь полностью, но нам по силам ее ограничить. Как на счет завтра? Хан вернется и, возможно, принесет какие-нибудь новости. Мы можем устроить обед в узком кругу. Риох и Джесси будут счастливы все приготовить.

— А как же претенденты? Разве мне не опасно появляться в Библиотеке?

— А мы их пригласим, — усмехается Гектор, и я недоуменно вскидываюсь, — Не бойся, Марта, — он успокаивающе берет меня за руку, — Я бы ни за что не подверг тебя опасности. Мои апартаменты и кухня с обеденным залом — самые безопасные для тебя места в двух мирах. Библиотека просто не впустит туда никого, кто желает тебе зла.

— Почему ты так уверен?

— Можно я пока оставлю это при себе?

— Не моя тайна обо мне, — почему-то вспоминаю я.

— Вот именно. Сможешь нарисовать проход прямо в обеденный зал? Чтобы вам не пришлось гулять по всему зданию.

— Конечно. Когда нам придти?

— Часам к семи. И позвони Ренате, чтобы они тоже были.

— Грэм заартачится.

— Ничего, завтра придут, послезавтра улетят обратно. Не хочешь отправиться с ними?

— Не знаю, посмотрим. Вообще-то мне кажется, что я должна встретиться с Аленой.

— Доверяй своей интуиции.

— Хорошо… Ладно, наверное, мне пора, — я поднимаюсь, Гектор тоже встает, и мы снова оказываемся слишком близко, — Опять портал открывать, — говорю я просто, чтобы что-то сказать.

— Да…

Я опускаю глаза, чтобы не смотреть ему в лицо, и вижу, как Гектор сжимает кулаки и заводит руки за спину.

Тихое ликование наполняет меня, когда я открываю проход.

Аленка

Я шкурой почувствовала его присутствие. Шкурой? Почему-то именно это сравнение пришло мне в голову. Я почувствовала его своей волчьей шкурой.

Шаги по коридору я услышала уже потом.

— Добрый день. Простите, а где Елена?

— У нее сложная операция, — заявила чокнутая дама таким тоном, как будто я ее собаку от мертвых щенков кесарила, а не искусственной оплодотворение делала.

— Ничего, я не помешаю.

И было в этом заявлении столько уверенности в себе и скрытой агрессии хищника, что мадам не посмела ничего ответить.

Черт бы тебя побрал! А если бы правда операция была?! Идиот! Ни ума, ни совести. Я попыталась унять мелкую дрожь в руках.

— Я ведь не помешаю, Елена?

— Здравствуй, Грэм.

Он приподнял бровь в ответ на мое холодное приветствие.

Изменился. Повзрослел. Заматерел даже. И у неизвестной мне Ренаты неплохой вкус на мужскую одежду. С этим его рыжим палом на висках выглядит настоящим пижоном.

Мальчег кросавчег. Мечта пятнадцатилетней дурочки. Ты повзрослела, Елена Прекрасная, не забывай об этом!

— Если я мешаю операции, я подожду снаружи.

— Это не операция. Это искусственное осеменение. И я уже закончила.

— Что это, прости?

Надо же, сколько заинтересованного удивления! Откуда ж вам, дремучим, в вашем волшебном мире знать про такое. Это только мы с нашими технологиями могли до такого вандализма додуматься.

— Искусственное осеменение, Грэм. Кобель австралийский, сука — наша. Сводить их дорого для обеих сторон. Гораздо дешевле отправить замороженную сперму через океан. Правда, удовольствия наша девочка от этого не получит, зато щенки будут — первый сорт. Надо же сохранять ценный генофонд.

Легкая краска на смуглых щеках, расширенные зрачки и бездна любопытства.

— Разве такое возможно?

— Все возможно, Грэм, — я позволила себе слегка усмехнуться.

— Почему она не двигается?

— Она под успокоительным. Знаешь, что это такое?

— Снотворное?

— Нет, она не спит. Но и двигаться ей сейчас не очень хочется. Я ввела ей совсем маленькую дозу. Минут через пять будет бегать.

— Постой, ты хочешь сказать, что она останется беременной от кобеля, который находится в другом полушарии?

— Конечно.

Собака зашевелилась, и я аккуратно подняла ее на ноги.

— Ну, что, девочка? Будем вставать? Вот так.

Я помогла псине спуститься со стола. Даже будучи слегка дезориентированной, она почувствовала запах Грэма и замерла.

— Отойди в сторону. Знаешь же, как они на тебя реагируют! — прикрикнула я.

Грэм послушно посторонился, и я вывела собаку из процедурной. Черт, зря я дала ему понять, что помню такие мелочи.

Клиентка закудахтала было над своей любимицей, но у меня хватило ума посоветовать ей вывести собаку на свежий воздух.

— Завтра придете на повтор. В это же время, — крикнула я ей вслед.

— Елена.

— Чего тебе, Грэм? Зачем ты вообще пришел? Может, объяснишь?

— Я пришел за тобой, Елена. Я обещал тебе.

— Поздно, Грэм.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты пришел слишком поздно. Я не пойду с тобой.

— Ты не можешь…

А вот это неправильно. Вот не надо мне указывать, что я могу, а чего нет. От адреналина зазвенело в ушах. Наверное, я слишком долго накручивала себя на то, что у меня к нему ничего, кроме злости, не осталось. Вот оно и выплыло. Во всей красе.

— Я не могу? — очень тихо спросила я, стараясь сдерживаться, чтобы голос не задрожал. Еще решит, что это от обиды или слез. Ему же не объяснишь, что такое адреналин. Да и не обязана я ему что-то объяснять, — Значит, я не могу, Грэм?

Я повернулась и сделала шаг к нему. Он отступил.

— А ты можешь? Ты можешь просто так появиться через три с половиной года и, как ни в чем не бывало, сказать "пошли со мной"?

— Елена…

— Где ты был все это время, Грэм? Ты был занят. Ты был занят делами своего народа, не так ли? Ведь именно из-за этого ты ушел? Потому, что ты был им нужен.

— Ты им тоже нужна…

— Правда?

Я продолжала медленно наступать на него. Грэм пятился. Он словно боялся физического контакта со мной. Опасался, что я на него наброшусь? Могла бы. Во всяком случае, очень хотелось. Я с трудом сдерживалась, чтобы не сотворить что-то иррациональное, за что потом будет стыдно.

— Значит, поэтому ты и пришел, Грэм? Потому что я им нужна? Ты не торопился, пока я им не понадобилась. Но ты ведь слуга своего народа, Грэм, правда? Они сказали, что им нужна я, и ты пришел за мной. Потому что до этого я нужна не была. Тебе — не была.

— Елена, ты все неправильно…

— Что, Грэм? Что не так? Ты ведь обещал вернуться за мной. Ты обещал. Но ты не вернулся. Вернулся вервольф, посланник оборотней. И вернулся не за мной. За чем-то, что у меня есть, а вам так необходимо. Поэтому ты здесь, Грэм, не так ли? Так вот, у меня для тебя новость.

Коридор, наконец, кончился, заставив Грэма прижаться спиной к запертой задней двери. Я подходила все ближе. Мне было жизненно необходимо вот так прижать его к стеночке и заглянуть в глаза. Я должна была увидеть, что в них. Где-то в глубине души жила нелепая надежда, на то, что эти глаза скажут мне именно ту правду, которую я так мечтаю знать.

— Я не принадлежу твоему народу, Грэм. И я ничем ему не обязана. Я вообще никому ничем не обязана, кроме себя самой. И тебе тоже. И никто не может просто придти и взять меня, как вещь, только потому, что я понадобилась.

— Это не так…

— Правда? Совсем не так? И ты можешь глядя мне в глаза сказать, что дело не в моих способностях, а во мне самой? Что это ты ищешь меня, а не твой мир? Тогда почему ты пришел не один? Почему некая Марго шпионит за моими родителями?

— Это случайность.

Я загнала его в угол. К сожалению, только в прямом смысле. В переносном — он все еще продолжал сопротивляться, отстаивая свою лживую позицию. Но даже эта маленькая победа прибавила мне сил. Я приблизилась к нему вплотную и заглянула в лицо. Раньше он казался мне выше. А может, я просто привыкла к десятисантиметровым шпилькам. Ведь тогда я боялась и не умела их носить. Тем не менее, то, что наши глаза оказались почти на одном уровне, породило отзвук некого торжества в душе. Вот только…

Почти. Потому что смотрела я не прямо в его глаза, а на его губы. И… ой, напрасно. Клокочущие в горле злые слова, только что лавиной рвущиеся с языка, вдруг застряли и начали медленно таять под забытым теплым чувством близости и доверия. Я словно снова на мгновение ощутила себя стоящей нагой на снегу посреди леса. Поток адреналина, смешавшись с другими гормонами, сменил направление на сто восемьдесят градусов. Костяшки пальцев расслабились, руки, упертые в стену, слегка согнулись в локтях. Колено коснулось колена, грудь — груди. Смешалось два дыхания, и голова закружилась от того, что должно было сейчас произойти.

Я не уловила мгновенного движения, которым Грэм выскользнул из моей ставшей объятиями хватки, но услышала его тяжелое дыхание за своей спиной. Вот и все. Какие еще мне нужны объяснения? Я сжала зубы, чтобы не дать пролиться непрошено подкатившим слезам, не пустить наружу предательскую слабость. Медленно вдохнула и выдохнула.

— Вот так-то, Грэм! — я даже нашла в себе силы усмехнуться, — Это все ставит на свои места, не так ли? Ты не пришел за мной. Тебя прислал твой народ.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — почему-то его голос показался мне таким же неуверенным, как свой собственный.

— Все я понимаю. Не знаю, кто послал тебя, но ему придется поискать другого парламентера. И очень хорошего дипломата. Потому что уговорить меня практически невозможно. И если у тебя есть честь, передай боссам, что ты сделал все, что мог, для того, чтобы я не согласилась на ваше щедрое предложение.

— Елена…

— А теперь убирайся. Убирайся навсегда. С глаз долой и из моей жизни. И не возвращайся, если в тебе еще осталось хоть что-то хорошее, господин слуга своего народа.

— Я не уйду, Елена, я не сдамся, я…

— Уходи, Грэм.

— Я люблю тебя, Елена.

Что может быть горче слез? Только смех.

Уме

— Привет, Хэнк, я вернулась.

— Уме? Так скоро? Придешь вечером?

Ну, да, конечно, сразу быка за рога. Видел бы он мою опухшую физиономию.

— Не уверена, Хэнк, — я поймала себя на том, что так туго накрутила на руку телефонный провод, что пальцы начали неметь.

— Так плохо? Как Розалия?

— Она умирает, Хэнк. Мы простились, — я не хотела говорить об этом, не хотела снова плакать, и Хэнк словно почувствовал это.

— Черт… Ладно, если не сможешь, я пойму.

— Не знаю, Хэнк, может, мне лучше петь. Работа у меня все равно не клеится, — я с тоской посмотрела на верстак с рассыпанными по нему жемчужинами, две, из которых я уже умудрилась испортить.

— Ты знаешь, я всегда тебе рад. Если не хочешь выступать, приходи просто посидеть.

— Спасибо. Я приду.

— Вот и славно. Кстати, Уме, Элис ничего тебе не говорила?

— Я ее еще не видела, ты же знаешь, когда я здесь, она приходит после ленча. А в чем дело?

— Да тебя кто-то искал. Какой-то парень из Австралии.

— Из Австралии? — во мне начало подниматься нехорошее предчувствие.

— Да, причем он даже не был уверен, та ли ты Уме, которая ему нужна. Он задал Элис кучу вопросов, на которые она не знала ответов, и она переадресовала его ко мне.

— И что?

— Ну, сдается мне, что ты именно та Уме, которую он ищет. Я, правда, так и не понял, зачем ты ему понадобилась.

— Он хоть представился?

— Да, сейчас, подожди, я записал. Он оставил свой телефон, просил тебя с ним связаться. Вот. Дэниел Лэндсхилл. Знаешь такого?

Я прислонилась к верстаку, боясь упасть. Десять лет. Десять лет я ничего о нем не слышала. Даже занявшись ювелирными украшениями из жемчуга профессионально, я никогда не сталкивалась с продукцией маленькой австралийской фермы. Я перестала верить в то, что Дэниел вообще был в моей жизни.

— Уме? — в голосе Хэнка слышалось нетерпение.

— Я здесь, Хэнк. Да, я знаю этого парня. Только не могу представить, что ему от меня понадобилось.

— Уме, ты не волнуйся, я ничего ему о тебе не сказал. Да он и не спрашивал особенно. Просто очень настаивал на том, что ему надо с тобой поговорить и как можно скорее. Да, еще сказал, что у него дед при смерти, и что он тоже был бы рад услышать твой голос.

— Спасибо, Хэнк.

— Ты ему позвонишь?

— Да, наверное.

Я бы не позвонила Дэну. Ни за что. Ни к чему это. Но старик… Я поняла, что не смогу ему отказать. И… я хотела опять услышать его голос. Не Дэна, его деда. Голос человека, верящего, что жемчуг подвластен лишь магии.

— Уме, ты еще здесь?

— Да, Хэнк.

— Запиши номер.

Повесив трубку, я заметалась по мастерской. Что я скажу Дэну? И нужно ли вообще что-то ему говорить? Я его не искала, он искал меня. Десять лет назад мне и в голову не пришло сообщить ему о беременности. Да и не могла я тогда думать толком. Жизнь переменилась в одночасье, и все, что было "до" рассеялась дымкой прекрасного невозвратного сна. Я подумала, как бы поступила теперь. Сказала бы я Дэну о ребенке? Обязательно сказала бы. Ничего не прося и не требуя, просто поставила бы в известность. И отец Гордона знал бы, что он существует. Но сейчас… Рассказать Дэну, значит изменить не только его жизнь, но и жизнь Каролины и моего сына. Вот только смогу ли я промолчать? Смогу ли соврать снова?

Я поняла, что все еще сжимаю в руке листок с номером телефона. Снова взяв аппарат в руки, я набрала совсем другие цифры.

— Уме? Что-то срочное? Я занята.

Каролина в своем репертуаре.

— Освободись, — резко ответила я и услышала изумленный вздох на том конце провода.

— Что случилось?

— Пока ничего. Но очень скоро случится, и, думаю, тебе лучше подготовиться, — я вдруг разозлилась до белой пелены в глазах.

Присвоив моего сына, Каролина постаралась максимально вычеркнуть меня не только из его, но и из своей жизни. Именно она всегда решала, когда нам встретиться и о чем говорить, она сама всегда звонила, когда ей это было нужно. Я не пыталась сопротивляться, зная, что ни в ком не найду поддержки. Даже Розалия встала тогда на ее сторону. Но сейчас, узнав, что Дэниел ищет меня, я впервые почувствовала, что я не одинока, что кто-то может оказаться на моей стороне. Не только на моей. Зная Дэна, я просто не могла поверить, что он проигнорирует существование собственного сына.

— Уме! Я же просила тебя не звонить мне на работу, — Каролина уже оправилась от удивления и снова заговорила отстраненным деловым тоном.

— Ладно, — ехидно согласилась я, — Не буду отрывать тебя от дел. Посоветую Дэниелу Лэндсхиллу судебным порядком потребовать тест ДНК Гордона.

И повесила трубку. Телефон зазвонил прежде, чем я дотянулась до листка с австралийским номером. Я отбила звонок и принялась лихорадочно набирать цифры.

— Дом Лэндсхиллов, — ответил приятный женский голос с сильным австралийским акцентом.

— Будьте добры, Дэниела-младшего, пожалуйста.

— Мистер Лэндсхилл сейчас со своим дедушкой. Не могли бы вы перезвонить позже?

— Нет, не могла бы. Передайте ему, что звонит Уме и, если это возможно, переведите звонок в комнату старика. Я буду рада поговорить с Дэниелом-старшим тоже.

— Но мистер Лэндсхилл… — начала, было, девушка, но я уже накрутила себя до предела. К тому же я не была уверена, что у меня хватит смелости перезвонить еще раз.

— Милочка, — пропела я, — я гарантирую вам очень крупные неприятности, если вы этого не сделаете. Дэниел-младший может сильно возмутиться, не получив своевременно новостей о своем сыне.

— Минуточку, — растеряно пробормотали на том конце провода.

А я, обессилев, сползла на пол. Все, я это сделала. Правильно или нет, но я должна была поступить именно так. Дэниел имел право знать. И Каролину я предупредила.

На верстаке взорвался бравурной мелодией мобильный телефон. Я даже не пошевелилась, чтобы до него дотянуться, прижимая к уху трубку городского аппарата. Секунды масляными каплями медленно сползали в вечность.

— Уме?

Наконец-то!

— Привет, Дэниел. Извини, я даже не знаю, который у вас час, — затараторила я, — Позвонила сразу, как только узнала, что ты меня искал.

Собственные слова казались нелепыми и бессмысленными. Мобильник замолк, но через пару секунд зазвонил снова.

— Уме, это действительно ты?

— Да, Дэн. Это ведь меня ты искал?

— Уме… то, что ты сказала… сказала моей секретарше…

Я замолчала. Сейчас почему-то все перестало казаться таким легким и правильным.

— Уме?

— Да, Дэн.

— Да, в смысле "да"?

— Да.

— У тебя звонит сотовый? — голос его был каким-то отстраненным, и я поняла, что он говорит просто, чтобы говорить, — Тебе не нужно ответить?

— Нет. Это бесится приемная мать нашего сына. Каролина. Моя мачеха.

И снова тишина, разрываемая только электронной трелью. Я поняла, что он вспомнил. И пытается свести все воедино. А потом:

— Почему?

И тогда… Все слова, так долго копившиеся и не знавшие выхода, вся растерянность и беспомощность, обида и боль, нерастраченная любовь…

— Я обманула тебя, Дэн. Я с самого начала тебя обманула.

Дэниел не перебивал меня. Мобильник замолкал и снова начинал звонить. Я, наконец, нашла в себе силы дотянуться до него и отключить. А Дэн молчал. Но я знала, что он слышит меня.

— Не знаю, сможешь ли ты меня простить, — выдохнула я, когда слов уже не осталось.

— Я тоже не знаю, — я не поняла, что выражает его голос, — Но я тоже виноват.

— Нет.

— Да, Уме. Я должен был найти тебя тогда, сразу, когда ты перестала писать.

— Ничего ты мне не был должен, Дэн. Просто… просто все так сложилось. А я не справилась.

— Это может многое осложнить, — пробормотал Дэн, — я не отдам им сына.

— О чем ты? — не поняла я.

Тут только до меня дошло, что я так и не спросила, зачем Дэниел меня искал через столько лет.

— Уме, кое-что произошло. Не только я тебя ищу. Но это не телефонный разговор. Я не смогу сейчас приехать. Старик умирает.

— Я могу поговорить с ним, Дэн?

— Не сейчас. Я позвоню, когда он будет в состоянии разговаривать. Он будет рад. Веришь ли, за десять лет дня не прошло, чтобы он тебя не вспоминал. Мне кажется, он единственный сразу понял, кто ты на самом деле.

— Кто я на самом деле?

— Это сложно. И я до сих пор не верю. Не верю до конца. Хотя сам видел.

— Видел что, Дэн?

— Уме, послушай меня, — заговорил он вдруг быстро и очень напряженно, — если с тобой вдруг свяжутся незнакомые люди, если начнут задавать странные вопросы о жемчуге и твоей связи с морем…

— Моей связи с морем? — изумленно переспросила я, — Откуда ты знаешь?

— Знаю что? — недоуменно спросил Дэн.

— О связи. О том, что я задыхаюсь, если уезжаю далеко от побережья. Хэнк рассказал?

— Задыхаешься? Значит… значит, ты действительно… Господи!

— Дэн?

— Уме, я не могу сейчас бросить старика. Ему остались считанные дни. Но как только… — я услышала, как он проглотил ком в горле, — Как только смогу, я приеду, и мы обо всем поговорим. Только, пожалуйста, не знакомься ни с кем. Не пускай в свою жизнь новых людей. Всего несколько дней, Уме!

— Мне так жаль, Дэн!

— Жаль?

— Я бы хотела проститься со стариком. Но Розалия… У нее саркома. Возможно, на днях мне самой придется отправиться на похороны.

— Я понимаю… Уме, обещай мне. Обещай, что ни с кем не станешь знакомиться.

— Если для тебя это так важно, — разве я могла отказать ему в такой малости? — Конечно, Дэн, я не стану.

— Хорошо. Я перезвоню тебе, когда дед сможет говорить. Для него будет большой радостью услышать тебя.

— Запиши номер сотового, — я продиктовала цифры, — Звони в любое время, я тоже буду рада поговорить с ним.

— Значит, до скорого, Уме.

— До скорого, Дэн.

Едва я закончила этот долгий разговор, телефон зазвонил снова. Я была слишком вымотана, чтобы подумать, чем это чревато. Машинально я ответила.

— Уме! — голос Каролины срывался на визг.

— Ну, что еще? — я поймала себя на том, что ничего, кроме раздражения она у меня не вызывает. А раньше я ее побаивалась. И зависела от нее, причем, скорее, по привычке. Но сейчас, не смотря на то, что Дэн сказал, что не знает, сможет ли меня простить, я знала, что он беспокоится обо мне. И теперь всегда будет беспокоиться о Гордоне.

— Уме, что происходит?! Кто такой этот Лэндсхилл?!

Мне стало смешно. Действительно, она же даже имени его не знает. Я не сказала. Ни тогда, ни потом. Да ее это, в общем-то, и не интересовало. Думаю, для себя Каролина решила, что я просто переспала с первым встречным, чтобы досадить ей и отцу. Едва ли она когда-нибудь связывала мое увлечение жемчугом с отцом Гордона. Скорее всего, она даже не предполагала, что он австралиец.

— Знаешь, Каролина, ты всегда предоставляла мне право выбора. Кроме одного единственного раза. Так вот, это было очень большой ошибкой. Потому что тогда ты лишила права выбора не только меня.

— Ты не посмеешь, — прошипела она.

— Уже посмела, Каролина. Уже посмела.

Я отключила телефон и выдернула вилку аппарата из розетки.

Смотритель Гектор

Я видел много эльфов, но такого экземпляра не мог себе даже представить. Странным он мне показался еще на официальной церемонии встречи. Блуждающая улыбка и устремленный в пространство взгляд были слишком не характерны для перворожденных. Но тогда он хоть выглядел прилично в парадных церемониальных одеждах. Я в тот день не имел никакого желания затягивать знакомство с кандидатами, поэтому просто показал им их комнаты и предложил самим три дня погулять по Библиотеке для составления карты помещений и территории, сообщив, что это будет их первым испытанием. В отношении чьей-либо лояльности к Марте я доверял своему дому больше, чем себе самому. С провокационными приглашениями на обед я отправил к кандидатам Риоха, и гоблин ни словом не обмолвился об этом… х-м-м… явлении.

И вот теперь это чудо природы, как ни в чем не бывало, возникает в дверях обеденной залы, одаривая нас всех своей рассеянной улыбкой.

— Добрый вечер, дамы и господа, — голос его звучит до неприличия мелодично, даже завораживающе, — Простите, что опоздал. Я… я немного заблудился. Где-то свернул не туда… кажется. Здесь так много переходов.

Он разводит руками, а я стараюсь собрать мысли воедино, чтобы решить, что же такое произошло. Никто из кандидатов не должен был найти дороги сюда, поскольку я отдал четкий приказ своему дому не впускать в обеденную залу никого, злоумышляющего против Серебряной леди. Как же, во имя богов, этот олух сюда попал?!

Я кошусь на сидящих слева от меня Ренату и Марту. Иномирские дамы забыли закрыть рты, изучая этот экспонат с явным восторгом.

— Очкарик! — восхищенно выдыхает, наконец, Рената, — Растрепанный! Просто архетип.

— Ага. Зануда-ученый, классический батан, и вправду только очков не хватает, — кивает Марта.

— Не, не зануда. Мечтатель, — качает головой гномка.

— Пуговицы! О! — стонет Марта, замечая неправильно застегнутую куртку.

— Носки! — вторит ей Рената, и я тоже обращаю внимание на явно непарную деталь туалета, трогательно выглядывающую из-под не слишком длинных штанов, — А ушки-то, ушки! — гномка молитвенно складывает руки перед собой.

Уши у претендента действительно длинноваты даже по эльфийским меркам, острыми кончиками они задорно выбиваются из взлохмаченной шевелюры.

— Как есть архетип! Отпад! — Марта не может оторвать взгляд от нового гостя, — Гектор, — спрашивает она, не глядя на меня, — а такие эльфы вообще бывают?

— Сам первый раз вижу, — честно признаюсь я и, понимая, что, если этот их архетип сделает еще хоть шаг, то запутается в собственных ногах, встаю, чтобы представить сие недоразумение, — Друзья, позвольте вас познакомить с одним из кандидатов на замещение моей, в скором времени вакантной, должности смотрителя Библиотеки. Велкалион Дебритианна. Прошу любить и жаловать.

Почти мгновенно я понимаю, что допустил серьезную тактическую ошибку. В ответ на мою речь Велкалион решает раскланяться. Предвидя антрепризу из классической клоунады, я порываюсь броситься к нему, но Марта мыслит и действует быстрее. Как, впрочем, и Кант с Зантаром. Близнецы отстают от Серебряной леди всего на полкорпуса, и лица их отнюдь не выражают радости от знакомства с новым персонажем.

И все же Марта успевает раньше.

— Господин Велкалион! — она подхватывает это несчастье под руку прежде, чем он растягивается на полу во весь рост, — Я так рада познакомиться с вами! Всегда приятно увидеть новое лицо в столь тесной компании, как наша.

— Не всегда, — цедит Кант так тихо, что слышим его только я и Рената, тоже подоспевшая на помощь.

— Ах, простите, господин Велкалион, я забыла представиться, — продолжает щебетать эльфийка и, краем глаза следя, чтобы близнецы не предприняли партизанской вылазки против ушастой катастрофы, небрежно наступает каблучками на ноги своим телохранителям, тесня их за спину Ренаты, — Меня зовут Марта! А это мои друзья: Рената, Кант, Зантар, ну, с Гектором вы, разумеется, знакомы.

— Очень приятно, — расплывается в растерянной улыбке святая простота, хлопая невообразимыми ресницами, — э-э-э… Марта… а я… зовите меня Велка… или просто Вел… Рената… О! Рен-Атар?! — в его исполнении имя гномки звучит симфонией, пока сам он с трудом концентрирует на ней взгляд, — Я так счастлив! Такая честь!

— Как и для меня, Вел, — Рената, заставив близнецов окончательно сдать позиции, приклеивается ко второй руке гостя, — Пойдемте, мы с Серебряной леди познакомим вас с остальными.

Не хороший я человек! Злорадство пышным цветом расцветает у меня в душе. Приятно, что не только я допускаю ошибки. Ой, что сейчас будет! Кант и Зантар принимают боевые стойки.

Эльф, обвешанный дамами с двух сторон, застывает напуганным сусликом. К лицу Марты приклеена сияющая улыбка, но в глазах появляется настороженность. Рената закусывает губу, понимая, что сморозила что-то не то. Очень медленно Вел поворачивает лицо к эльфийке.

— Ми… — берет он чистейшую ноту первой октавы, — ми… ми… ми…, - колоратура взвивается до дисканта и выше, к сопрано, заставляя вибрировать витражные стекла.

Мы все застываем с открытыми ртами, а в глазах вконец растерявшегося претендента плещутся непролитые слезы. Наконец, он замолкает, судорожно сглатывает и произносит почти шепотом:

— Ми-леди… это… это…

— Бедненький! — слышу я у себя за спиной и резко оборачиваюсь.

Джесси взирает на Велкалиона в умилении, и глаза ее тоже полны слез.

— Надо бы его накормить, — счастливо вздыхает она, и Риох согласно кивает.

Я в ужасе обвожу взглядом остальных присутствующих и понимаю, что все только что объединились в едином порыве: накормить, обогреть, приласкать, приголубить. Даже близнецы смотрят на гостя растеряно и уже совсем не так агрессивно. И мне в голову приходит невероятная, но, похоже, единственно верная мысль: Библиотека только что решила завести домашнего любимца.

Тем временем ошибка природы не оставляет своих попыток выразить восторг от знакомства с Серебряной леди. Похоже, он пытается приклонить колено. От очередного конфуза Велкалиона спасает железная гномья хватка Ренаты, но Марта, видимо, не рассчитывая на удачу, бросается прямо в объятия гостя, уговаривая его обойтись без церемоний. От такого напора глаза ушастика становятся еще больше, руки его смыкаются на талии эльфийки.

Кровь бьет мне в голову, застилая глаза алой пеленой. Рядом не хуже оборотня рычит Зантар. А ходячее недоразумение небрежно стряхивает с руки Ренату, легко, словно перышко, приподнимает над полом Серебряную леди и, прокружив ее несколько шагов в плавном пируэте, элегантным движением прожженного сердцееда опускается на одно колено. По залу проносится вздох восхищения. Я хватаю ртом воздух.

— Это что было-то? — ошалело шепчет Зантар.

— Миледи, — произносит Велкалион, и все невольно замокают, услышав этот дивный бархатный голос, звучащий теперь, как глубокий баритон, — Я счастлив познакомиться с вами. Это огромная честь для меня.

— Я тоже очень рада встречи с вами, Вел, — улыбается Марта.

От ее ответа мне сводит скулы. Будущая смотрительница Библиотеки только что приняла это стихийное бедствие в семью. Чего, во имя богов, добивается мой дом?!

Немного успокаивает, что демонстрация силы, грации и отличной координации на этом заканчивается. Уже пытаясь встать, страдалец едва не растягивается на паркетном полу. Кант успевает удержать его, и растеряно смотрит на свои руки, словно не понимая, с чего это ему пришло в голову помогать этому клоуну.

Рената и Марта снова подхватывают Велкалиона под руки с двух сторон, и начинается церемония знакомства.

Спустя час, когда пустые тарелки из-под десерта уже уплыли на кухню, я начинаю тихо звереть. Если мне не изменяет память, мы собрались сегодня, чтобы разработать график открытия порталов, сведя к минимуму их количество. Но с появлением Велкалиона повестка дня изменилась коренным образом.

Я все еще не уверен, что при нем можно обсуждать такие вопросы. С другой стороны, Библиотека посчитала, что для Марты он угрозы не представляет, ведь два других претендента так и не смогли найти дорогу в обеденный зал. Но чтобы начать обсуждение, пусть и при этом олухе, мне нужно, чтобы все остальные вспомнили, зачем мы здесь. Однако иномирянки, кажется, ни о чем, кроме Велкалиона, помнить не желают. К своему ужасу я обнаруживаю, что не только они. Большинство присутствующих просто млеют от одного его вида и голоса, а вот Арианна и Дилия, а с ними Хандариф и близнецы явно увлечены спором с этим растяпой. Я обвожу зал взглядом. Относительно адекватны только оборотни, Павел и Син. Все пятеро о чем-то тихо беседуют. Словно почувствовав мой взгляд, Грэм оборачивается и кивает.

— Мы тут кое-что набросали, — солидно сообщает Синдин.

— Это не называется "набросали", — ворчит Штред.

— Что тут у вас? — я наклоняюсь над листком бумаги, силясь понять хоть что-то в сплетении стрелок и указателей.

— Вообще-то, получается, нам достаточно встречаться раз в неделю, вот так, как сегодня, чтобы обменяться информацией, — пожимает плечами Грэм.

— Ну, а если что-то экстренное, можно и открыть портал, — Павел задумчиво изучает каракули, — если учесть, что последние три недели мы их по пять раз на дню открывали, то такое решение здорово сократит опасность.

— Тогда нам придется сразу решить, кто остается здесь, а кто уходит в тот мир, — указываю я на нестыковку, — Кроме того, возникнет проблема жилья. Сейчас большинство ночует здесь, в Библиотеке, и у меня есть серьезное подозрение, что у Марты в квартире вы попросту не поместитесь.

— Это ерунда, — отмахивается Павел, — В этом подъезде, по меньшей мере, три квартиры сдаются, разбредемся по этажам, и дело с концом. Лично меня угнетает, что я теперь к вам в гости просто так не наведаюсь.

— А ты оставайся, — усмехаюсь я.

— Ага, а кто поиском заниматься будет? У нас же еще двое не найдены.

— Ну, тогда, придешь погостить, как только узнаете их местоположение.

— А мне кажется это не разумно.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Марта и Рената подкрались так тихо, что я их не заметил.

— Что именно? — недоумевает Грэм.

— Загонять нас в рамки одной недели. Все равно у кого-то какие-то экстренные сообщения возникнут, и вся наша экономия — псу под хвост, — Марта поджимает губы, и Рената согласно кивает, — Мне кажется, разумней будет просто договариваться о следующей встрече и ждать ее, что бы ни случилось. Вот смотрите. Завтра мы улетим за Аленой. Ундины и Павел будут продолжать компьютерные поиски. Соответственно, мы откроем портал только в трех случаях: когда уговорим Алену, когда найдем Жемчужницу, или если определим местонахождение Белого Огня. Ну, и вы со своей стороны откроете его только тогда, когда нам нужно будет передать какую-нибудь срочную информацию. То есть понятно, да? Если мы молчим, и вы молчите, значит, ничего значимого не происходит. В таком раскладе саламандры могут пока остаться в Библиотеке. Собственно, я бы и Штреда с Бризой здесь оставила. Сами подумайте, ну зачем вы нам нужны? Впрочем, это Грэму решать.

— Пусть остаются, — решительно вставляет Грэм.

Штред пожимает плечами, а Бриза корчит недовольную гримаску.

— Ты забываешь, что ундины в твоей квартире долго не продержатся, — напоминаю я, — Там, неподалеку от тебя большой воды нет.

— Тогда пускай и они остаются, — сразу соглашается Марта, — Паша дальше и сам справится, все, что нужно, они ему уже объяснили.

— Действительно, — поддерживает Павел, — Они же просто без толку у меня за плечами маячат.

— Но если Павел останется в квартире один, он не сможет сам открыть портал, когда что-то найдет, — хмурюсь я, — Он же человек.

— А с ним Шета пойдет, — тут же подсказывает выход из положения Рената, — Они с Марком прекрасно общаются, по ходу еще же он скоро придти собирается, так что, пусть уж она его не бросает.

У меня закрадывается нехорошее подозрение, что все слишком уж складно у них выходит, для спонтанного-то решения. Но придраться не к чему. А меня больше всего устраивает, что Марта окажется по ту сторону грани от наших предполагаемых предателей. Зато я смогу понаблюдать за ними вплотную. Гложет только то, что увижу я ее теперь не скоро. И все же я пристально смотрю на Серебряную леди, стараясь понять, что они задумали.

Улыбка скользит по ее лицу за мгновение до того, как она поворачивается ко мне.

— Гектор, можно с тобой посекретничать минутку?

Марта берет меня под руку и, отведя на довольно большое расстояние от остальных негромко спрашивает:

— Ну, и чем ты не доволен? Я и Рената при телохранителях, а все подозреваемые в твоем распоряжении.

— Это все прекрасно, но ваш план работает, только пока вы не вычислите Жемчужницу. Потом вы посадите себе на хвост Арианну и Дилию.

— А еще прихватим с собой Алену и Грэма. Гектор, проблемы надо решать по мере их возникновения. Разрешаю тебе подумать, как задержать Дилию здесь, пока мы с Арианной съездим за Уме. Ты, кстати, в курсе, что Рената за ней кое-что заметила?

— Да, она сказала. И мне это совсем не нравится. И еще у меня вызывает сомнение твоя уверенность в том, что с Аленой все пройдет гладко.

— Никуда она не денется, — легкомысленно заявляет Марта, — И потом, сколько бы нам не понадобилось ее уламывать, мы не откроем портал, даже если будем точно знать, где искать ундину. Павел и Шета со мной согласны. Так что, ты лучше проследи, чтобы никто раньше времени не сунулся отсюда.

— Ну, думаю, дней десять я вам смогу гарантировать. Но потом может начаться бунт.

— Ладно, постараемся управиться еще быстрее. Нет, ну какой лапочка! — вдруг восклицает она совсем не в тему.

Я слежу за ее взглядом. Велкалион хлопает ресницами, с блаженной улыбкой ловя каждое слово Хандарифа. Я тихо скрежещу зубами.

Аленка

— Знаешь что, если тебе так хочется кого-то винить, не разобравшись в ситуации, вини меня.

Мне не нравилась эта женщина. Не нравилась ее коротконогая коренастая фигура, не нравился сверлящий взгляд черных, как угольки глаз. И то, как по-хозяйски она расположилась на моей кухне, мне тоже не нравилось. Но мне нужно было это пережить. Раз и навсегда. И покончить, наконец, с их преследованием. Пускай выскажется. Пускай попытается мне что-то доказать. Все равно у нее ничего не выйдет.

Если честно, я даже рада была, что она пришла. Прошло больше суток с тех пор, как я выгнала Грэма из клиники. Я была уверена, что так легко меня в покое не оставят. Впервые я осознала, что такое паранойя. Вчера, идя домой с работы, и гуляя с собаками, я оглядывалась на темные подворотни, с ужасом ожидая, что оттуда появится какое-нибудь иномирское чудовище.

Ночью я то оплакивала свое разбитое сердце, то тряслась от страха, представляя себе всякие ужасы о похищении. Спала я урывками и утром пришла в клинику разбитой. Каждый раз, когда открывалась входная дверь, я нервно вздрагивала, ожидая увидеть каких-нибудь гномов, эльфов или оборотней вместо обычных посетителей.

К вечеру я была так взвинчена, что когда, подойдя к дому, увидела у своего подъезда Грэма и эту тетку, испытала что-то сродни облегчению. Но едва взглянув на своего волка, я поняла, что, как прежде, не могу оторвать от него глаз, и снова разозлилась. Грэм тоже не отводил от меня взгляда.

— Здравствуй, Грэм, — я протянула руку для формального рукопожатия, но оборотень отступил на шаг, словно боялся ко мне прикоснуться.

Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Все сжалось у меня внутри.

— Здравствуй, Елена. Познакомься, это Рената, мой друг. Она хотела бы поговорить с тобой.

— Рада познакомиться, Алена, — женщина улыбнулась.

— Входите, раз пришли, — пожала я плечами. Сообщать этому чучелу, что тоже рада познакомиться с ней, я не собиралась.

— До встречи, Елена, — тихо сказал Грэм и растворился в ночи.

Я осталась стоять с открытым ртом.

— Надеюсь, твое приглашение еще в силе? — усмехнулась Рената, — Я действительно хотела бы поговорить с тобой.

Фамильярное обращение на "ты" меня покоробило, но я предпочла промолчать. К чему суетиться? Пусть выскажется и катится на все четыре стороны.

И вот теперь она распивала чаи у меня на кухне.

— Постарайся понять, — говорила Рената, — Грэм мне как брат. Вскоре после того, как я ушла в тот мир, он вернулся отсюда и стал единственным, с кем я могла поговорить о доме. И я стала единственной, с кем он мог поговорить о тебе. Кто мог понять тебя. Хотя бы отчасти. И объяснить ему. А ему очень нужны были объяснения. Точнее, не объяснения, а надежда. Надежда, что ты станешь его ждать. Я не психолог. Я не знала, что можно ему рассказать о чувствах пятнадцатилетней девчонки. Я даже с собой не могла тебя сравнивать, потому что всегда была уродиной.

Обалдеть! Она даже плечами не передернула. Так спокойно высказалась о своей внешности. Простая констатация факта. Сильная баба, ничего не скажешь. Вот только про Грэма мне врать не надо, да. Ну, да ладно…

— Точно я могла сказать только одно. Что ты никогда не забудешь того, что он для тебя сделал. Живя в этом мире, мы не бываем по-настоящему счастливы. А Грэм показал тебе, какой на самом деле может быть твоя жизнь. Уже поэтому ты бы никогда его не забыла. Я не могла ему врать и обещать, что ты будешь его любить. Но он всегда говорил, что его любви хватит на вас обоих.

— Я вам не верю, — перебила я.

— Твое право, — Рената пожала плечами, — Не знаю, почему ты решила, что он в чем-то перед тобой виноват.

— Вы же сами сказали, что винить надо вас. Значит, тоже считаете, что винить есть за что.

— Я сказала, что тебе хочется кого-то обвинить. И лучше, если это буду я, а не Грэм.

— А вы-то тут причем?

— При том, что я не объяснила Павлу, почему Грэм тебя ищет. Просто списала под общую гребенку теории бэк-апов.

— Вы хотите сказать, что на самом деле я не нужна оборотням?

— Нужна, и еще как! Но только Грэму на это глубоко наплевать. Ему ты нужна.

— Чушь! Если бы ему была нужна я, он пришел бы за мной раньше, а не тогда, когда это потребовалось его народу.

— Раньше он придти не мог. Ты ничего не знаешь о событиях последних месяцев. Если бы не война, которую развязал один психопат, Марта бы никогда не открыла первый проход, не пришла бы к нам и не обеспечила свободное перемещение из мира в мир. Грэм проводил в Библиотеке не меньше трех месяцев в году, пытаясь найти проход. Но только Марта сделала его мечту реальностью.

— Что такое Библиотека?

— Место, где перекрещиваются миры. Это трудно объяснить. Лучше всего поговорить об этом с Гектором, если тебе интересно. Но для этого придется пойти туда.

— Мне не настолько интересно.

— Как знаешь. Но можешь мне поверить, Грэм все время искал способ вернуться к тебе. Не его вина, что он его не нашел.

— Три месяца в году? Он не перетрудился.

— Это были весенние месяцы.

— Это имеет значение?

— Ты же ветврач. Должна знать, что происходит весной с волками.

— Он же не волк. Он, как-никак, разумен.

— Весной практически невозможно встретить оборотня в человеческой ипостаси. Как и у волков, у них это период размножения. Весной они животные.

— И что с того?

— Каждую весну Грэм уходил в Библиотеку и практически все время оставался в человеческой ипостаси.

— Вы что пытаетесь мне доказать, что все это время у него никого не было?

— Вот именно.

— Глупость. Что, оборотни не занимаются сексом в человеческом обличии?

— Господи, — вздохнула Рената, — Придется все объяснять на пальцах. Гектора бы сюда! Ну, да ладно…

Выслушанная длинная лекция о социальном устройстве, сексуальной активности и размножении оборотней ни в чем меня не убедила. Для общего образования, конечно, полезно, но ситуации не меняет. Ну не могла я поверить, что Грэм хранил мне верность все это время.

— Я тебя убедила? — спросила Рената с надеждой.

— Нет, — твердо ответила я, — То, что вы пытаетесь мне доказать — голословно. У меня нет никаких оснований вам верить.

— Хорошо. Я скажу тебе еще кое-что. Грэм — очень сильный маг-трансформатор. Его способности уникальны. Тебе, например, ни один другой трансформатор не смог бы помочь с обращением. Только Грэм. В нем смешались две уникальные генетические линии, и дали вот такую мутацию. Для любого клана оборотней было бы очень желательно иметь такого сильного трансформатора. Если Грэм останется единственным, очень скоро клан вервольфов превысит по численности все остальные вместе взятые. Разумеется, это никого не устраивает. И леди Рисс спит и видит полукровок от Грэма в каждом клане. Так вот пока таких полукровок нет.

— Кто такая леди Рисс?

— Львица. Руководительница совета кланов. И потрясающе красивая женщина. Ты должна была видеть ее портрет.

— Ну, кажется, видела, — я пожала плечами, вспомнив запредельную красавицу с рисунка, — Вот только насколько он приукрашен?

— Ну, как тебе сказать. Это очень хороший портрет. Я бы сказала, одно из лучших ее изображений. Только даже Марта не смогла передать всей ее прелести.

— Так не бывает, — вздрогнула я. Мысль о том, что Грэм хотя бы даже просто знаком с этой красавицей не прибавила мне настроения.

— Представь себе, бывает. Это особая магия. Так о чем я говорила? Ах, да! Леди Рисс. Вижу, она произвела на тебя впечатление. Так вот, когда Грэм так и не соблазнился ни одной из предложенных красоток, львица решила сыграть ва-банк и взялась за дело сама.

— Что?!

— Вот-вот! Ты женщина и у тебя такая реакция. А теперь представь, что с мужиками в ее присутствии происходит.

— И… — я больше не могла претворяться, что мне безразличен этот разговор.

Рената это заметила, но продолжала рассказывать совершенно спокойно.

— Она попыталась его соблазнить. Но, то ли момент был выбран неправильно, то ли воли у парня оказалось больше, чем она рассчитывала, только он от нее сбежал.

— Сбежал?

— Да. С того момента и до самого перехода сюда, он все время старался не оказываться с ней в одном помещении. А если уж этого нельзя было избежать, ни разу не оставался с ней наедине. Когда леди Рисс приезжала в Библиотеку, он ни на шаг не отходил либо от меня, либо от Гектора. Он даже ночевал у того в кабинете. В общем, леди Рисс так и не смогла до него добраться.

— Кто такой этот Гектор, о котором вы все время говорите?

— Смотритель Библиотеки, наш с Грэмом друг и просто очень хороший человек.

— Человек?

— Да, представь себе. Люди там тоже есть.

Я поежилась. Мысль о красавице-львице не давала мне покоя.

— Почему я должна верить вам, что этой драной кошке не удалось его соблазнить?

— Потому что у львов по-прежнему нет уникального трансформатора. И не предвидится в обозримом будущем тоже, — улыбнулась Рената, — Но мне нравится, что ты так ее назвала.

— Почему?

— Ты ревнуешь.

— Еще чего!

— Алена, пожалуйста, ответь мне на один вопрос.

— Смотря какой.

— За эти три года у тебя были романы?

— Конечно!

— А если подумать?

Черт, ну что я себя веду, как девчонка! Да какое мне дело до нее! Почему я обороняюсь, словно в чем-то перед ней виновата?! Да еще и вру, к тому же. Больно надо!

— Хорошо, вы правы. У меня не было романов. И знаете почему? Потому что в моей жизни был красавец-оборотень, подаривший мне не только первый поцелуй, но и первую трансформацию. И самоосознание. Вы ведь все это знаете, Рената. И прекрасно понимаете, что любой, кого я могла встретить после, проигрывал рядом с ним. Но, тем не менее, в мои пятнадцать лет, я справилась с юношеским эгоцентризмом и отпустила его к его народу, которому он был так нужен. И знаете, что он сказал мне, Рената? Он сказал, что найдет способ вернуться, чего бы ему это ни стоило. Вот только нашел он его тогда, когда теперь уже я его народу понадобилась. А я понадобилась. Я, кажется, понимаю теперь, зачем. Оборотням нужен лекарь. Уж не знаю, чем им мой отец не подошел, но они выбрали меня. И не надо мне говорить, что Грэму наплевать на это. Я видела, какими глазами он смотрел, как я работаю. На меня он так не смотрел. Только на мою работу. Вы жили с сознанием того, что вы некрасивы, так что вы должны меня понять. У меня нет комплекса сверхполноценности. Я знаю, что невзрачна. Я знаю, что я сама, как женщина, никогда подобного взгляда не заслужу. И вы всерьез пытаетесь заставить меня поверить в то, что я смогу конкурировать с какой-нибудь леди Рисс? Знаете, может, вы и не врете. Может Грэм действительно хранил мне верность все это время. Но он был тогда ненамного старше меня и к тому же в чужом мире. А сейчас, когда налет подростковой романтики слетел, он никогда уже не увидит во мне свою Елену Прекрасную. Великого целителя — это да. А женщину… Господи, да он же до меня даже дотронуться не хочет! Он шарахается от меня!

— Алена, Алена… — Рената вздохнула, — Слышала бы ты себя сейчас! Какую же чушь ты несешь! Ты так ничего и не усвоила из того, что я рассказала тебе об оборотнях. Грэм никогда не унизит тебя первой близостью в человеческой ипостаси. Ладно… — она поднялась из-за стола, — Пойду я… Если ты в упор не хочешь видеть, что Грэму никто, кроме тебя, не нужен, я ничем не могу вам помочь.

Она прошла в прихожую, надела босоножки. Уже подойдя к двери, снова обернулась ко мне.

— Я все-таки надеюсь, что ты окажешься умнее, чем пытаешься притвориться. Не мог же Грэм, в самом деле, полюбить такую дурочку.

И, оставив меня задыхаться от возмущения, она тихо вышла.

Уме

Я все-таки пошла к Хэнку вечером.

После ленча, оставив Элис управляться в магазине, я привела себя в порядок и успокоилась. Телефоны я включила, но Каролина меня больше не беспокоила. Я отчетливо представила себе, как она, забросив дела компании, запирается в своем кабинете с армией адвокатов и готовится дать мне и Дэну генеральное сражение. Своего адвоката у меня не было, но был Шарль. Мы вместе росли в Новом Орлеане, потом вместе учились в Бостоне. Нас связывала многолетняя дружба и короткий студенческий роман, после которого мы умудрились не испортить отношений. Пару лет назад он тоже переехал в Майями, и теперь мы иногда обедали вместе. Шарль никогда не представлял моих интересов, как юрист и, разумеется, ничего не знал о Гордоне, но когда я позвонила и попросила встретиться, сразу нашел для меня время. Внимательно меня выслушав, он не задал ненужных вопросов, а просто обещал подумать над предложенной мной "гипотетической" проблемой. Меня это успокоило.

Хэнка я сразу предупредила, что петь не буду, а просто посижу в уголке за бокалом мартини. Несколько мгновений он внимательно вглядывался в мое лицо, но ничего не сказал, даже если сделал какие-то выводы.

— Я составлю тебе компанию минут через пятнадцать, — пообещал он и укатил по своим делам.

Здесь, в клубе, я, наконец, поняла, что могу расслабиться. Все, что было в моих силах, я сделала. Оркестр что-то тихо наигрывал, основная программа должна была начаться позже. Я прикрыла глаза и позволила музыке звучать во мне.

Не знаю, что бы я делала без нее. И без Хэнка. Смешного Хэнка, потому, что когда мужчине за пятьдесят, а у него глаза побитого щенка — это смешно. Нелепого Хэнка, потому, что рыжий ирландец, влюбленный в негритянский джаз, нелеп. Хэнка, вызывающего жалость и уважение одновременно, потерявшего ноги в какой-то локальной необъявленной войне, но не сдавшегося и нашедшего в себе силы делать то, что больше всего хочется. Я знала, что он относится ко мне, как к дочери, которой у него никогда не было. Именно поэтому мне всегда доставляло радость петь в его клубе. Иногда мне очень хотелось рассказать ему о себе все, выплакаться, попросить совета, но я так никогда и не рискнула.

В кармане завибрировал сотовый.

— Дэн?

— Уме, дед хочет поговорить с тобой. Ты не против? Я не помешал? — видно он услышал музыку.

— Нет, я в клубе, отдыхаю. Конечно, я поговорю с ним.

— Здравствуй, девочка, — голос старика был хриплым, чувствовалось, что ему трудно говорить.

— Здравствуйте, Дэн.

— Я так рад, что перед смертью снова слышу тебя.

— Не говорите так.

— А зачем мне тебе врать? — старик натужно рассмеялся, — Я сам знаю, что умираю. И я действительно мечтал попрощаться с тобой. Дэнни сказал, что ты занимаешься жемчугом.

— Да.

— Я знал, что ты без него не сможешь. Скажи, девочка, ты поешь ему?

— Пою? — вопрос меня удивил, но тут я поняла, что всегда напеваю, когда работаю, — Да, Дэн, я ему пою.

— Как бы я хотел еще раз послушать!

Не знаю, что на меня нашло, но я поняла, что хочу это сделать.

— Нет проблем, Дэн. Я сейчас в клубе. Я иногда выступаю здесь для друзей. Подождите минутку.

Я вскочила, чуть не сшибив подкатившего Хэнка.

— Направь телефон на динамики, — бросила я ему и побежала на сцену.

Я объяснила Бобби, чего от него хочу, он кивнул и повернулся к оркестру.

— Это прекрасный мир, и в нем полно чудес, — сказала я в микрофон, — Главное, не пройти мимо них.

I see trees of green, red roses, too

I see them bloom, for me and you

And I think to myself

What a wonderful world.

I see skies of blue, and clouds of white,

The bright blessed day,

The dark sacred night

And I think to myself,

What a wonderful world. (3)

— Я знаю, Дэн, вы никогда не проходили мимо чудес. Вы всегда замечали их и хранили в душе, чтобы передать своем детям и внукам. И даже мне.

The colour of the rainbow,

So pretty in the sky

Are also on the faces,

Of people going by

I see friends shaking hands,

Saying "How do you do?"

They're really sayin': "I love you".

— Вы знали, что в чудеса надо верить, и этому вы учили других. И тогда чудес в мире становилось больше.

I hear babies cry,

I watch them grow,

They'll learn much more,

Than I'll ever know

And I think to myself,

What a wonderful world,

Yes, I think to myself,

What a wonderful world

— Песня Боба Тила (Bob Thiele) и Джорджа Дэвида Уэсса (George David Weiss) "What a wonderful world" исполнялась Луи Армстронгом)

— Спасибо вам за чудо, которое вы подарили мне, Дэн.

Народу в зале собралось пока не много, но те, кто был, словно поняли, что происходит что-то слишком важное, чтобы вмешиваться. Не раздалось ни одного хлопка. Я уходила со сцены в полной тишине.

Хэнк протянул мне телефон. В глазах его стояли слезы.

— Хотел бы я, чтобы меня так провожали, девочка, — прошептал он.

— Уме, — это был Дэн, а не его дед, — спасибо.

— Дэниел?

— Он улыбается, Уме.

— Он…

— Нет, пока нет… Он просто снова потерял сознание. Но теперь… — я чувствовала, что слова даются ему с трудом, — теперь он умрет счастливым. Спасибо, Уме.

— Это так мало, Дэн. Я бы хотела сделать больше.

— Ты сделала. Извини, я перезвоню позже.

Хэнк сделал знак официанту и нам принесли напитки. Мы выпили — быстро и молча. Я подумала, что неплохо было бы напиться вдрызг и хоть несколько часов ни о чем не думать. К сожалению, в малых дозах алкоголь на меня не действовал, а в больших вызывал столько побочных эффектов, что об этом не хотелось даже вспоминать.

И тут снова зазвенел мобильный. Не знаю почему, но я поняла, что на этот таз должна ответить Каролине. Хэнк предано смотрел на меня, готовый в любую минуту придти на помощь. Я испытала прилив благодарности к нему. Кивнув, я ответила на звонок.

— Розалия скончалась десять минут назад, — голос Каролины был ровен, пару мгновений она подождала моей реакции, но не получив ответа, продолжила, — Она не страдала. Просто сердце остановилось. Уме?

— Я слушаю.

— Ты уже попрощалась с ней. Не думаю, что тебе стоит приезжать на похороны.

Я не ответила. Просто отключила телефон. Сердце Розалии остановилось, когда я пела джаз для другого умирающего старика. Не размышляя больше, я набрала телефон авиакомпании и заказала билет на утренний рейс в Талсу.

Смотритель Гектор

— Гектор, есть минутка? — Хандариф нетерпеливо переминается у двери.

— Входи, — приглашаю я, — Заодно полюбуешься на опусы претендентов.

— Ты так говоришь, как будто я смогу определить в них ошибки.

— Не в ошибках дело. Когда увидишь, сам все поймешь, — я подвожу его к столу, на котором разложены четыре плана Библиотеки, — Вот, смотри. Смотритель раз в десять лет должен составлять новую карту. Эту я сделал в позапрошлом году. Правда, у меня есть подозрение, что после прихода Марты Библиотека уже претерпела серьезные изменения. Кухню, к примеру, я перенес с планов Энгиона. Раньше мне туда хода не было, хоть я о ней и знал. Но когда заглянул туда к Риоху и Марте, сразу понял, что помещение намного больше, чем было при Энгионе.

— Интересно… — Хандариф внимательно рассматривает рисунок, — Вернисаж, мне кажется, удлинился.

— Раза в два, — хмыкаю я, — Она же, как заведенная, рисовала всю весну.

— Понятно.

— Теперь посмотри сюда, — я подвигаю к нему один из тестовых планов.

— Что это?

— Опус первый. Творение Анкитиля.

Хан водит по плану пальцем, внимательно поглядывая и на мой рисунок. Брови его начинают ползти вверх, он хихикает, а потом начинает хохотать.

Я тоже улыбаюсь. На плане Анкитиля обозначены только экспозиционные залы и малое гостевое крыло.

— Выгонишь его? — отсмеявшись, спрашивает Хан.

— Не могу! — слыша тоску в моем голосе, саламандр снова хихикает, — Только по сумме всех испытаний. Ты дальше смотри, это еще веселее.

На плане Бартавиоля Библиотека выглядит бубликом с центральным кольцевым коридором и комнатами по бокам от него. Хандариф с минуту рассматривает рисунок, потом недоуменно смотрит на меня.

— По кругу водила, — объясняю я, — Она это умеет, — Хан только головой качает, — Ну, и на закуску…

Я снова придвигаю к нему свой план и кладу рядом работу Велкалиона. На этой карте не обозначены разве что мои апартаменты с архивом при них и главное гостевое крыло — Библиотека оберегала приватность своих обитателей.

— Хочешь сказать, наш юный рассеянный друг — твой будущий ученик и приемник?

Я молчу, размышляя, что можно, а что нельзя доверить Хандарифу. А довериться ему мне очень хочется.

— Знаешь, если что, я буду только рад, — продолжает он, не дождавшись от меня ответа, — Мне этот парень понравился.

— Вот только не говори, что и у тебя он вызвал умиление! — ворчу я.

— Ну, я же не дама, чтобы умиляться! — веселится Хан, но вдруг меняет тон на серьезный, — Гектор, этот парень — умница. У него мозги потрясающие, и знает он столько, что и в десяти профессорских головах не уместится. Можешь на меня злиться, но я ему в качестве идеи подкинул мысль, что открытие множественных порталов между мирами может быть опасным. Так он за полчаса разложил по полочкам все, над чем наши ученые мужи месяц головы ломали. И знаешь, к какому выводу пришел? Держись крепче. Их фамильная магия голоса (понимай, как магия Энгиона) развалит грань почти сразу. А что касается магии Серебряной леди, то тут вообще ничего не известно, потому что за века в том мире она могла так видоизмениться, что теперь не только не вредит грани, а наоборот ее укрепляет. Так что ничего о порталах сказать заранее нельзя, пока не изучим, как именно Марта ворожит. И все это он выдал с этой идиотской улыбкой. Нет, правда, Гектор, он потрясающий парень. К тому же, раз нашел дорогу на наши посиделки, значит и сердце у него доброе. Так что радоваться надо, если он станет твоим приемником.

— Он не станет моим приемником, — решаюсь, наконец, я.

— Почему ты так уверен?

— Потому, что Библиотека уже выбрала следующего смотрителя. Вернее смотрительницу. Марту.

Я закусываю губу, наблюдая смену эмоций на лице Хандарифа. Меня все еще гложут сомнения, правильно ли я поступил, рассказав ему. Но сейчас мне, как никогда нужна помощь, а больше чем Хану я могу доверять разве что гномам. Вот только гномы не в этом мире, и с этим ничего не поделаешь, а помощь мне нужна здесь, в Библиотеке.

— Это точно? — наконец спрашивает саламандр.

— Никаких сомнений. Едва Марта пришла сюда, Библиотека открыла и перестроила для нее кухню. Мне, например, она открыла крошечную темную кладовку со всяким до сих пор не изученным хламом, лишь когда мне исполнилось семнадцать лет. И то Энгион был счастлив, что она, наконец-то меня признала. Тому же Велу она показала почти все, но ничего для него не открыла. Так что, следующей смотрительницей станет Марта — это к кентаврам не ходи. Но вот зачем Библиотека впустила сюда этого ушастика? Приманила его, привязала, приняла. Зачем? Я не понимаю этого, Хан.

— Гектор, кто-нибудь еще знает об этом?

— Только Лисси. Риох может догадываться. А я пока даже самой Марте не сказал.

— Ну и правильно. И не надо. Когда узнают, тут такое начнется… Постой-ка, значит, тайте-айелен…

— Вот именно.

— Опаньки! Привет Ирэльтилю! Большой и с кисточкой.

— И не вспоминай.

— Значит, ты пригласил претендентов только для отвода глаз?

— А что лучше было сразу всю информацию на прогрессивную общественность вывалить? Пусть уж слоняются тут, если здоровье не дорого.

— Ты нас подставил, Гектор.

— Знаю. Но я посчитал, что это меньшее из зол. К тому же Марту вы кинулись защищать по собственной инициативе. Полагаешь, я должен был подставить только ее одну?

— Ладно, проехали, — морщится Хан, — Хотя мог бы и предупредить, вообще-то.

— Я и предупредил. Сказал, что они станут шпионить и пакостить. И что, многих это напугало?

— Значит, ушастое чудо у нас темная лошадка, говоришь? Интересно… И ведь явно на голову остальных в конкурсе обошел.

— Еще не факт. Вполне на других испытаниях завалиться может. Скоро, — я кидаю мимолетный взгляд на часы, — через полчаса, буду раздавать следующие задания. Посмотреть не хочешь?

— С удовольствием.

— Ладно, тогда скоро пойдем. Да! — вспоминаю я, — А ты зачем приходил-то вообще?

— Ох! Ты меня так развлек, что из головы вон. Это на счет Грэма и близнецов. Ты в курсе, что они задумали?

— В общих чертах. Какой-то синтез ментальной магии эльфов и нюха оборотней, — я не знаю, что Хандарифу известно, но выдавать идею наших новаторов пока не хочу. А вдруг Хан тоже из тех, кто не горит желанием найти Белый Огонь.

— Вот именно. И искать таким образом они собираются безумного саламандра. Ты хоть представляешь, чем это чревато? Я попытался взять с них слово, что они не станут делать этого без меня. Но по зрелом размышлении пришел к выводу, что они мне так ничего и не пообещали толком.

— Ты думаешь, это может быть опасным? И кстати, а почему безумного? Вы что-то нашли в летописях?

— Самое интересное, что да. Вот только в летописях мы это нашли только вчера, а безумным саламандром его Рен-Атар три дня назад обозвала. Возникает вопрос: откуда она знала?

— Рената? Ничего не понимаю, — теряюсь я, но в голову тут же закрадывается предательское подозрение. Слишком уж туманно наши дамы намекали на свое коллективное прозрение во время пьяного загула.

Видимо, теперь очередь Хандарифа читать мои эмоции, потому что на его собственном лице отражается сначала удивление, а потом озабоченность.

— Так плохо? — спрашивает он.

— Боюсь, как бы не было еще хуже. Эльфы с оборотнем только задумали, а эльфийка, гномка и кентаврица задолго до них повторили. Мне кажется, они в своем ночном бдении нашли ваш Белый Огонь. Или хотя бы на след напали.

— Не нашли, — шепчет Хан, — если бы нашли, так легко не отделались бы. Ты понимаешь, что будет, если они споются с Грэмом и близнецами? Может, откроем портал и предупредим?

— А смысл? Все равно не послушают. И потом, они же сейчас у Алены, причем всей компанией. Только Шета в квартире.

— Она из них самая разумная, — не сдается саламандр.

— В их руках-то? И не надейся. Но почему они не довели поиск до конца? Не смогли? Не сумели? Чего-то им не хватило? — предполагаю я.

— Точно! Им оборотня не хватило. А другой компании не хватит кентавра. Так что, если они решат объединиться…

— О боги! Они не решат объединиться! Марта и Рената поехали за Аленой! Они не собираются уговаривать Грэма. Они Алену подпишут!

Несколько минут мы напряженно смотрим друг на друга.

— Как думаешь, сколько у нас времени? — спрашивает, наконец, Хан.

— Я обещал им десять дней.

— Много. Могут успеть вляпаться.

— Не думаю, — качаю я головой, — Прежде, чем кидаться в авантюру, они отметятся и похвастаются хотя бы одной победой. Нет, перед тем, как ввести Алену в круг предвиденья, они приведут ее сюда, для полного обращения. Так им будет проще ее, и уговорить, и использовать.

— Значит, будем просто ждать?

— У нас нет другого выхода. Если мы сейчас откроем портал, чтобы попытаться их остановить, лимит доверия будет исчерпан раз и навсегда. А нам сейчас никак не с руки ссориться с милыми дамами. Они и так уже заговоры внутри заговора устраивают.

— Ага, одно то, как они нас всех здесь кинули.

— И это тоже. Кстати, у Марты была веская причина, и тут мне тоже нужна помощь.

Сказав "А", я решаю договорить все до конца. Хандариф слушает, не перебивая, потом вздыхает.

— Ладно, я послежу за ними, сколько смогу. Но ундины плохо сосуществуют с саламандрами, а оборотни настолько увлечены друг другом, что им никто по определению не нужен.

— Если увлечены, — поправляю я, — Я все еще не уверен на счет Бризы. Вот черт! — взгляд мой падает на часы, и я понимаю, что уже опаздываю, — Пошли раздавать задания. Претенденты ждут.

Хандариф встряхивает головой и встает.

— Пошли развлекаться, — улыбается он, — Все равно ты вывалил на меня столько информации, что ей не мешало бы отстояться. Мне надо о многом подумать, и я не против для начала получить заряд положительных эмоций. Кстати, а в чем заключается следующее задание?

— Каждому претенденту будет предложено определить назначение трех вещей из техногенного мира, чьих аналогов у нас нет, — я пропускаю Хана вперед, и мы выходим в коридор.

— Здорово! А сам-то ты знаешь, что это такое?

— Теоретически, одна из трех вещей должна быть не опознана в принципе. Но с Мартой и Ренатой таких просто не осталось. Да ты сам сейчас увидишь. Согласись, не побывав в том мире, ты бы в жизни не понял, что белый шкаф из странного инертного материала предназначен для охлаждения продуктов.

— Белый? — недоумевает Хан, — У Марты в квартире он серебристый. А в гостиничном номере в Австралии был отделан под дерево.

— Не принципиально. К нам попал белый. А самое интересное, что близнецы недавно сумели трансформировать магическую энергию и заставить некоторые приборы работать. Процесс энергоемкий, но успеха они добились. Посмотрим, смогут ли до такого же додуматься наши претенденты.

Аленка

В клинику я притащилась в половине девятого утра, не выспавшаяся и злая. И черт меня дернул подписаться на просьбу маминой подруги придти пораньше и постричь ее пуделя! Некогда ей, видите ли, после работы. Ночь снова выдалась не из спокойных. Но тот факт, что Рената явилась все-таки для разговора, а не для превентивных действий, немного унял мою паранойю. Иномирские чудовища больше не прятались по углам моих снов. Зато прятались волки — свободные и прекрасные, бегущие навстречу полной луне — и красавица-львица, заманивающая их в ловушку.

Надо отдать должное клиентке, она не опоздала, и с ее карликовым пудельком я управилась довольно быстро. Когда я заканчивала стрижку, хлопнула входная дверь, и я тихо застонала. Ну чего сегодня всем неймется ни свет ни заря! Денек обещал быть напряженным.

Я услышала, как первая посетительница сообщила следующим, что я скоро подойду, а потом ее шаги и цокот маленьких собачьих коготков потерялись в уличном шуме. Я смела шерсть с пола, протерла стол и пошла в приемную.

В жизни они были еще прекрасней, чем на фотографиях. Я даже не разозлилась. Слишком уж диссонировала их слепящая красота с рекламными и образовательными плакатами на стенах и обшарпанным, но любимым папиным письменным столом.

— Могли бы Грэма на поводке привести. Для антуража. Вет-клиника все-таки, — проворчала я.

Мальвина улыбнулась, а близнецы… И почему я родилась оборотнем? Не удивительно, что моя маменька все им выболтала. Небось, мысленно уже видела меня замужем за обоими сразу. И как они только по нашим улицам ходят? Вот уж действительно, солнце меркнет от такого сияния.

Я просочилась по узкому проходу за стол, стараясь не коснуться никого из них. Пока я усаживалась, Марго рылась в сумочке, а когда я посмотрела на нее снова, на тонком пальчике покачивались две тряпочки. Купальник. Очень красивый купальник. Очень-очень дорогой купальник — сама его на манекене в бутике видела, и цену тоже. Очень-очень-очень открытый купальник.

— Мы тут подумали, что поголовье домашних питомцев в городе не уполовинится, если ты устроишь себе выходной, — жизнерадостно сообщила эльфийка, — А еще мы как раз узнали, что неподалеку, за городом есть пляж на реке, и решили, что искупаться в такую жару самое оно. Но поскольку купание едва ли входило в твои планы сегодня утром, пришлось разбудить владелицу магазинчика, чтобы явиться во всеоружии. Надевай!

Она кинула в меня купальником, и я машинально его поймала.

— Размерчик и фасон Рената подбирала, так что должно подойти. У нее глаз наметанный.

Я продолжала молча смотреть на эту невероятную женщину. В ней не было агрессии, задние мысли не таились за этим лепным лбом. Она искренне предлагала мне пойти искупаться, чтобы повеселиться, побегать по пляжу, поиграть в волейбол, поплескаться в холодной еще воде. Она просто хотела познакомиться со мной в такой вот неформальной и неожиданной обстановке. А еще это она нарисовала Грэма. И на том ее рисунке он тосковал. Тосковал по мне. Я это знала.

Шелковистая ткань купальника ласкала пальцы, и мне вдруг до безумия захотелось ощутить его на теле. "А почему бы и нет?" — мелькнула вдруг шальная мысль. Сегодня суббота, а родители мне не запрещали устраивать по два выходных в неделю. Не галеры все-таки. А купальник оболденный. Если и это на Грэма не подействует, тогда уж точно можно на всем крест ставить.

Я посмотрела на часы.

— Мне нужно дождаться Мишку, и оставить его извиняться перед клиентами. А еще отменить несколько назначенных визитов.

— Ну, переодеться-то ты все равно успеешь, — лучезарно улыбнулась Марго.

— Успею, — кивнула я, поймав себя на том, что тоже улыбаюсь, — А вы, кстати, забыли представиться. Я только знаю, что вы Марго. Но в то, что вы, милейшие, Кен и Зак, мне с трудом верится.

Близнецы развеселились окончательно.

— Вообще-то, я Марта, — поправила меня эльфийка, — Это Кантариэль, или просто Кант, а это Зантариэль, или Зантар.

Одним неуловимым движение парни поменялись местами, и я расхохоталась.

— Могли бы и не стараться. Я и так вас не различу.

— Ну, вот! И ты тоже! Никто их не различает, — Марта поджала губы в притворной обиде, — Одна я такая одаренная, за что мне вечно и достается. От этих прохиндеев в том числе.

Снова рассмеявшись, я перемахнула через стол и побежала в душевую переодеваться.

В следующие полчаса я веселилась так, как не веселилась, пожалуй, даже на студенческих вечеринках. Близнецы гонялись за мной по всей клинике с требованием немедленно продемонстрировать обновку, Марта изображала из себя строгую мамашу двух расшалившихся бэби, а я в этом сумасшедшем доме пыталась звонить и серьезным голосом отменять встречи с клиентами.

Мишку мы оставили в полном ступоре от моей сногсшибательной компании и неподобающего поведения и, вывалившись на улицу с хохотом и гиканьем, загрузились в невероятных размеров новехонький джип.

— Вау! — только и смогла сказать я по поводу этого транспортного средства.

— Ага! — радостно поддакнула Марта, — Вчера купили сразу, как прилетели. Мальчики захотели научиться водить.

Я с ужасом уставилась на двух одинаковых эльфов, дерущихся на переднем сидении за право сесть за руль.

— Марта, а ты уверена, что это не летально? — на всякий случай спросила я.

— Ну что ты! Мы же вчера его купили. А эльфы всему с первого раза учатся.

Я все-таки пристегнулась и принялась лихорадочно шарить глазами по салону, в надежде, что у этого агрегата аэрбеги есть и у задних сидений. Не нашла. Испугалась еще больше. Но тут потасовка впереди закончилась, машина плавно тронулась с места, и в течение следующих двадцати минут, пока мы катили к пляжу, мне оставалось только восхищаться мастерством новоявленного водителя.

К моему недоумению, ни Ренаты, ни Грэма на пляже не было. Честно говоря, я всю дорогу ожидала такой подставы и была приятно удивлена, что эльфы не оправдали моих опасений.

Но долго в тесной компании нам оставаться не пришлось. Народу на пляже постепенно прибавлялось, многие решили отдохнуть на воздухе солнечным субботним утром. И, разумеется, все пялились на моих спутников. Не то, чтобы с нами сразу кинулись знакомиться. Народ просто подтягивался поближе к ослепительному сиянию эльфов.

Когда мы, наплескавшись в ледяной водичке, растянулись на полотенцах, жизнь вокруг нас закипела ключом. Почему-то всем надо было уронить мяч, воланчик или летающую тарелку именно в нашу сторону. Самыми смелыми оказались девчонки лет по пятнадцать-шестнадцать. Отчаявшись привлечь внимание близнецов своим повизгиванием и неплохим волейболом, они просто подошли и предложили им сыграть вместе. На нас с Мартой они при этом косились явно не гостеприимно. На удивление, парни сразу согласились и, расшаркавшись перед нами за то, что бросают, радостно включились в игру. Правда, сначала один из них наклонился к нам почти вплотную и поинтересовался:

— Девочки, может на вас морок навести? А то еще похитят, пока мы развлекаемся.

— Да кому мы нужны, — легкомысленно отмахнулась Марта, — И вообще, может, стоит, чтобы похитили, хоть мы тоже развлечемся.

— Сейчас останемся, и никуда не пойдем, — угрожающе произнес эльф.

— Брысь отсюда, телохранители хреновы, — рыкнула Марта, и близнецы, расхохотавшись, умчались вслед за подростками, — А может, и правда похитят… — томно произнесла эльфийка, сладко потянувшись, — Достали они меня своим присмотром.

Я оглянулась по сторонам и обнаружила, что на нас действительно никто не глазеет.

— С таким довеском, как я, обломаются, — успокоила я Марту.

— Почему это? — сразу заинтересовалась она.

— Да кому охота затеваться с красивой женщиной, если рядом пугало маячит, — я свинтила пробку с бутылки с газировкой и сделала большой глоток.

— Это ты, что ли пугало?

— По сравнению с вами, эльфами, да, — я пожала плечами.

— Странно, — задумчиво произнесла Марта.

— Что именно?

— Я думала, это только у меня на старости лет подростковые комплексы прорезались. Хотя, Рената и за три года не привыкла, что она у гномов первая красавица.

Вода фонтаном вырвалась у меня изо рта. Я закашлялась.

— Рената — первая красавица?!

— Да, — совершенно серьезно ответила моя странная подружка, — У каждого народа свое восприятие красоты. Я, например, по эльфийским меркам, грубовата.

— Ты?! — не поверила я своим ушам и уставилась на нее, пытаясь найти во внешности этой женщины хоть один недостаток.

— Ну, да. Это только от леди Рисс мужчины любой расы в осадок выпадают. Но это просто магия у нее такая.

— Драная кошка! — прошипела я. Упоминание прекрасной львицы резко испортило мне настроение.

— Угу, вот и я о том же, — печально произнесла Марта.

Я недоуменно посмотрела на нее.

— А ты-то с ней что не поделила?

У меня в голове не укладывалась, что с Мартой кто-то может конкурировать по внешности. Леди Рисс я в глаза не видела, разве что на портрете, и все еще до конца не верила, что в жизни она еще лучше.

— Не что, а кого, — пробурчала она, — Проехали. Это личное.

Я откинулась на спину и задумалась. Интересно, кто еще сражается с леди Рисс за своих мужчин? Эта мысль застала меня врасплох. Получается, что я тоже сражаюсь? Сражаюсь за Грэма? Я еще не убила эту идею в зародыше?

— Она что, шлюха? — оторвала я Марту от каких-то грустных мыслей.

— Почему ты так решила?

— Тебе она, как я понимаю, дорожку перебежала, и Рената сказала, что она охотилась на Грэма. У нее что, цель в жизни поиметь всех мужиков?

Марта закусила губу и на некоторое время о чем-то задумалась.

— Знаешь, ты навела меня на интересную мысль, — сказала она, наконец, — Сдается мне, что если она и решает кого-то поиметь, то только по политическим соображениям. Хотела бы я знать, я нарвалась на единственное исключение, или все вписывается в единую схему?

Я все же не выдержала и задала вертевшийся на языке вопрос.

— Это правда, что Грэм устоял?

— Угу, — равнодушно кивнула Марта, — Единственный и неповторимый, черт бы его побрал. Даже обидно.

— Что? — не поняла я.

— Что не все такие стойкие. Ладно, хватит о грустном, — она перевела на меня взгляд и возмущенно заворчала, — И нечего сидеть с такой довольной физиономией!

Я, было, погрустнела, но тут же решилась на мелкую провокацию. Мне было на редкость легко говорить с Мартой о Грэме.

— Да ладно, чего уж там, — вздохнула я, — От меня он тоже шугается, как от красных флажков. Может, он вообще импотент. И нет никакой стойкости, так что не завидуй.

— Ну, у тебя и идеи! — восхищенно выдохнула эльфийка, — Это ж надо такое придумать!

— Предложи другое объяснение, — пожала я плечами, — Ну, ладно, я — не красавица, но от леди Рисс-то он чего шарахался? Должна же быть причина.

— Вот в том-то и дело, что шарахался, а не плевал с высокой башни. Эффект один, а причины разные. От нее он шарахался потому, что кроме тебя ему никто не нужен. А от тебя — потому, что боится оскорбить неподобающим поведением. Он же все-таки оборотень, а не человек.

— Ой, хоть ты не начинай эту бодягу. Я — человек. Во всяком случае, всю свою сознательную жизнь, за исключением одной единственной ночи, была исключительно человеком. И если, как вы все говорите, я ему так нужна — ему самому, а не всем оборотням, вместе взятым, во главе с леди Рисс — то пусть и ведет себя со мной по-человечески. И все, закрыли тему. Не порти мне настроение.

— Хорошо, — легко согласилась Марта и, оглядевшись по сторонам, добавила, — А все же, что это на нас никто не обращает внимания? — потом ее взгляд на мгновение рассеялся, и почти сразу она возмущенно зашипела, — Вот гад!

— Кто?

— Кант! Он таки навел на нас морок, засранец! Ну, я ему устрою, когда вернется!

— Да ладно, — рассмеялась я, — оно что, тебе правда надо? Даже лучше, что никто на мозги не капает.

— Это насилие над личностью! — гордо заявила эльфийка, — Я его об этом не просила. Черт, я сама снимать эту дрянь пока не умею.

— Ну и фиг с ним. Лучше расскажи мне, кое-что.

Марта рассказывала долго и подробно. Многое мне стало, наконец, ясно. Уже не так обидно было, что искать меня Грэма снарядила драная кошка. Я даже почувствовала к ней нечто сродни благодарности. Все-таки, она защищала своих подданных и моего волка, в том числе. Но идея быть нужной всей популяции оборотней иного мира все-таки не грела. Меня все еще удивляло, как Рената, сама Марта, а теперь еще и эти англичане так легко расстались с нашим миром. С другой стороны, я никогда не чувствовала себя счастливей, чем когда была волчицей.

— Есть еще кое-что, что будет только честным тебе сообщить, — подвела итог рассказу эльфийка, — Ты нужна не только оборотням. Конечно, это не так глобально, и не на всю оставшуюся жизнь, но твоя помощь нужна и нам с Ренатой и Шетой. Без нюха оборотня круг провиденья не приведет нас к цели, а найти этот таинственный Белый Огонь по-другому не представляется возможным. Правда, такой поиск может оказаться опасным для всех нас.

Марта покосилась на меня. Я молчала. Я бы с радостью помогла им, если бы это не требовало от меня окончательно и бесповоротно стать оборотнем. А этот вопрос все еще оставался открытым.

Тренькнул мобильник, и мы обе потянулись к своим сумкам. Но вызывали не меня.

— Что, уже соскучились? — весело ответила Марта, но сразу посерьезнела, слушая собеседника на том конце, — Прекрасно, когда надо ехать?.. На сколько дней это может затянуться?.. Так сообщи ему, что мы не станем ждать, если найдем ее сами… А Павел, что говорит?.. Так позвони… Рена, прекрати, ты обещала мне весь день, так что не начинай, — ага, значит все-таки Рената, — Даже не подумаю!.. А ты как считаешь?.. Ладно, подожди, я спрошу Алену, — она обернулась ко мне, — Алена, как ты отнесешься к тому, что Рената, Грэм и Синдин присоединятся к нам? Имей в виду, ты вовсе не обязана соглашаться. Они обещали мне, что весь день не станут нас беспокоить, но возникли кое-какие обстоятельства, Рената хочет срочно со мной поговорить, а оставлять Грэма и Сина в гостинице одних немного рискованно.

То ли меня на солнышке разморило, то ли рядом с Мартой я чувствовала себя куда уверенней, а может восторги близнецов по поводу нового купальника и меня в нем сделали свое дело, но я только благодушно улыбнулась.

— Да пусть приезжают. Места для всех хватит.

Марта просияла.

— С одним условием, — затараторила она в трубку, — Я пришлю за вами мальчиков, а вы по дороге организуете нам обед. Я думала, мы перекусим в кабачке неподалеку, но здесь чудесное местечко для пикника, — она снова немного послушала, потом засмеялась, — Ладно, я сейчас их отправлю.

Она вскочила и принялась прыгать и размахивать руками, подзывая близнецов. Но видно, морок на нас был качественный, так как никто на нее внимания не обратил.

— Вот ведь скотенок! — ругнулась Марта, — Ладно, сейчас подойду и так хлопну его по заднице, что ни один морок не выдержит.

Когда троица возвращалась к нашему биваку, на них оборачивались не только женщины, но и мужчины, а один из близнецов потирал пострадавшую часть тела и с опаской косился на эльфийку.

Парни оделись и убежали к машине, а на лице Марты играла довольная улыбка.

— С этими клоунами невольно научишься два раза не наступать не грабли, — усмехнулась она и повела перед собой руками, — Вот так-то лучше. Спрятали они нас, как же! Телохранители! Теперь благодарная общественность может лицезреть нас во всей красе.

Я оглянулась по сторонам и поняла, что совершенно не разделяю ее самодовольных восторгов. Прямо на нас двигались Кирилл с Серегой и еще двумя какими-то парнями. И они нас уже заметили.

Уме

Видимо, Каролина действительно очень не хотела видеть меня на похоронах. Она постаралось и не пожалела денег, чтобы все произошло быстро, так что я успела впритык даже при том, что билет у меня был на утренний рейс. Каково же было мое удивление, когда едва выйдя из взятой напрокат машины, я оказалась зажатой с двух сторон между Шарлем и инвалидной коляской Хэнка.

— Как? — прошипела я, не слишком приветливо глядя на друзей.

— Хэнк позвонил, и я предложил вылететь немедленно, транзитным ночным рейсом, — невозмутимо пожал плечами Шарль.

— Ты сама не своя в последнее время, девочка, — Хэнк успокаивающие взял меня за руку, — Я подумал, что не стоит оставлять тебя одну в такой момент.

— А я подумал, что давно следовало познакомиться с твоей мачехой и ее сыном, — усмехнулся Шарль, — Он ведь родился после смерти твоего отца, не так ли? — он сжал мою руку и, наклонившись совсем близко, прошептал мне на ухо, — Я никому не дам тебя в обиду, Уме. Каких бы скелетов в шкафу ты ни прятала.

Я задохнулась от потрясения, поняв вдруг, что у Шарля запросто могло хватить ума сообразить, насколько "гипотетический" случай я предложила ему рассмотреть. А если он догадался, что Гордон — мой сын, то сказал ли об этом Хэнку? Я покосилась на ирландца, но тут же поняла, что, знай он правду, встретил бы меня совсем не такими словами. Да и Шарль не из тех, кто станет разбазаривать чужие непроверенные секреты. Я вдруг успокоилась и испытала прилив благодарности к ним обоим.

— Спасибо! — я поняла, что улыбаюсь искренне.

— Не за что, — сверкнул зубами Шарль.

— А зачем еще нужны друзья, — хмыкнул Хэнк, — Если тебя надо от кого-то здесь спрятать, ты только скажи.

— Надо! — решительно тряхнула я головой, — Я, конечно, познакомлю Шарля с Каролиной, но вот общаться с ней после похорон мне совершенно не хочется.

— И на поминки не останешься? — осторожно спросил Хэнк, видимо не доверяя моему вдруг поднявшемуся настроению.

— Сами помянем, — как-то очень жестко отозвался Шарль за меня, — Розалия была славной женщиной, я очень любил ее в детстве. И делить память о ней с посторонними мне совершенно не хочется. Я прав, Уме?

— Пожалуй, Шарль, — я вздохнула, — Ну, что? Пошли?

Я пообещала себе, что выдержу и ничем себя не выдам. Не прощание с Розалией. С ней я простилась два дня назад, уже зная, что больше никогда не увижу ее живой. Нет. Не взгляд на умиротворенное лицо лежащей в гробу пожилой женщины накрыл меня волной паники, а маленький мальчик в чопорном костюме-двойке с черной повязкой на рукаве, стоявший рядом с Каролиной и уставившийся на нас по-детски любопытными глазенками. У меня задрожали колени, и я мертвой хваткой вцепилась в рукав Шарля. Он положил свою руку на мою и слегка сжал ее, словно передавая мне часть своей силы. Хэнк проделал странный маневр и оказался так близко ко мне, что я почти слышала, как трется штанина моих слаксов о колесо инвалидного кресла. Если даже я решила бы грохнуться в обморок, они бы мне не позволили. Мысль об этом заставила меня успокоиться. Почти десять лет мне казалось, что я совершенно одна в этом мире, и нет никого, кто мог бы понять и бескорыстно поддержать меня. Но вчера я узнала, что у моего сына есть отец, который никогда не бросит ни его, ни меня, а сегодня друзья пришли на помощь в эту трудную минуту.

Я заставила себя отвести взгляд от Гордона и осмотреться. Народу собралось неожиданно много. Я даже узнала кое-кого из соседей. Люди говорили о Розалии, вспоминая только хорошее. Шарль удивил меня, когда взял слово. От его речи веяло Новым Орлеаном и детством, ароматом специй и теплой лаской домашнего очага. Я словно наяву снова увидела Розалию хлопочущей у плиты. К горлу подкатил комок. Я знала, что мне тоже нужно будет что-то сказать, но у меня никогда не нашлось бы таких слов, чтобы выразить все, чем я была обязана Розалии. Мысли заметались в поисках подходящих выражений. Но вот уже Хэнк слегка подтолкнул меня в спину, и я оказалась на полшага впереди него. Взгляды обратились ко мне.

— Розалия вырастила меня, — я не узнала собственного голоса, — У меня никогда не было никого, ближе нее…

Люди смотрели на меня, а я не имела представления, как продолжить. Сказать хотелось слишком много, но никаких слов не хватило бы, чтобы высказать все.

— Это моя сестра? — звонко прозвучал в наступившей тишине тихий голосок Гордона.

Едва сдерживаемые рыдания вырвались из горла почти звериным воем. Хорошо, что на похоронах все приняли их за слишком бурное проявление скорби. Я метнулась за спину Шарля.

Снова зажав меня с двух сторон мои друзья принялись пробираться к выходу. Шарль успел сбегать на кухню и принести мне стакан воды. Во дворе, вдали от посторонних взглядов мне стало легче.

— Ты в порядке? — Хэнк сжал мне руки и пристально заглянул в глаза, — Если хочешь, можем уйти прямо сейчас.

— Нет, — я сделала несколько глубоких вдохов, — После моей истерики это было бы не совсем нормально. Останемся. Просто я больше не смогу туда зайти.

— И не надо. Ты хочешь поехать на кладбище?

— Я должна проводить ее, Хэнк.

— Не вижу в этом никакой необходимости, — раздалось у меня за спиной.

Я вздрогнула. Каролина стояла в дверях, сдержанная внешне, но взгляд ее обещал мне все кары египетские. Почему-то именно это заставило меня разозлиться. И мобилизоваться.

— Познакомься с Шарлем, Каролина, — я сама удивилась, как ровно прозвучал мой голос, — Мы вместе выросли в Новом Орлеане, наши семьи дружили.

Я не могла не подпустить эту шпильку, зная, как ревниво относится Каролина ко всему, что связывало отца с прошлой жизнью, жизнью до нее.

— Мадам! — Шарль, как всегда был безупречен.

Уже через пару минут он обаял Каролину настолько, что легко заставил ее вернуться в дом. Я отогнала возникшее беспокойство. Если Шарль и попытается что-то выведать у нее о Гордоне, то не здесь и не сейчас. Не то время, не то место.

Мы все-таки поехали на кладбище. Хэнк с Шарлем поддерживали меня, когда я положила на гроб цветы. А потом мы сели в машину и отправились в ресторан, и я, наконец, перестала ощущать на себе неотступный сверлящий взгляд Каролины.

Шарля словно прорвало. Он так и сыпал воспоминаниями и историями из нашего детства и студенчества. Я сама не заметила, как отпустила туго натянутая внутри струна боли и страха, и я начала искренне смеяться и вспоминать вместе с ним. Хэнк, тихо похихикивал, слушая нас, иногда вставляя комментарии.

Непонятно почему, из рассказов креола выходило, что мы были влюблены друг в друга чуть ли не с пеленок, и не было пары счастливее нас, пока мы были вместе. Но в то же время в них не мелькало ни тени ностальгии или сожаления об ушедшем и не сложившемся. Хэнк тоже, видимо, это почувствовал.

— Дурак ты был, что на ней не женился, — заполнил он возникшую в какой-то момент паузу.

— Я не мог, — на полном серьезе ответил Шарль, — Бабушка не велела.

Хэнк хмыкнул, приняв отговорку за шутку, а я насторожилась. В Новом Орлеане с уважением относились к магии, а Изабель пользовалась славой ворожеи и предсказательницы. По мнению Розалии, вполне заслуженной славой.

— Ты никогда мне об этом не говорил, — я пристально посмотрела на него.

— Этого она тоже не велела, — вздохнул Шарль, — А я вот проговорился.

— Почему?

— Проехали, Уме.

— Нет уж, договаривай.

— Уме, не надо, — он накрыл мою руку своей и умоляюще посмотрел в глаза.

— А в чем дело, девочка? — удивился Хэнк.

— Подожди, Хэнк, это важно. Шарль что-то знает обо мне, но не хочет говорить. Это моя жизнь, Шарль, я имею право знать.

— Она считала, что тебе лучше не знать.

— Розалия тоже имела привычку решать за меня, что для меня лучше. Но их больше нет, Шарль. Ни Изабель, ни… — я невольно сглотнула, но все же заставила себя договорить, — ни Розалии. Я хочу знать, что видела Изабель.

— Хорошо… — Шарль прикусил губу, словно собираясь с мыслями, и отвел глаза, — Она говорила, что ты — человек моря и никогда не будешь счастлива с земным мужчиной. Не спрашивай, что это значит, я сам не знаю. Но в то лето, когда я разорвал наши отношения, она объяснила мне, что, чем дольше мы будем оставаться вместе, тем сильнее тебя будет манить твоя собственная сущность, и такая связь очень скоро превратиться в тюрьму для нас обоих. Поэтому я и отдалился от тебя. Ты ведь знаешь, в таких вещах Изабель всегда оказывалась права.

Шарль смотрел на меня виновато, а я пыталась уловить ускользающую от понимания суть. Я — человек моря. "Твоя связь с морем", — сказал Дэн. Мой психоз. В то лето Шарль поехал к родным в Новый Орлеан, а я отправилась к подруге в Техас. Там у меня и случился первый приступ. А Розалия сразу поверила мне и совсем не удивилась. Осенью мы с Шарлем отдалились друг от друга, а потом он с тысячей извинений сообщил, что встретил другую девушку и, кажется, влюбился. А я совсем не расстроилась. Мне нравился секс с Шарлем, но я всегда любила его только как друга. А Дэна? Была ли я влюблена в Дэна? По большому счету, нет. Наша встреча случилась на другом конце земли, она была романтичной, моему самолюбию льстило, что он старше меня лет на пять-семь. Он нравился мне, но будь я в него влюблена, я не сдалась бы так легко решению Каролины. Я боролась бы за то, чтобы быть с ним, и не только потому, что он отец моего ребенка. Так почему же тогда у меня не начались эти странные приступы? Может, из-за Гордона? После Шарля у меня было несколько мимолетных романов, но никто из этих мужчин не запал мне в сердце. По большому счету у Шарля было больше всех шансов рано или поздно добиться моей любви. По крайней мере, я с детства была к нему привязана. Но Изабель посчитала, что это не принесет нам счастья. Что же такого особенного есть во мне, что смогла разглядеть старая колдунья? Что значит быть человеком моря, кроме того, что шансов найти счастье в любви практически нет?

— Шарль, а среди мужчин бывают люди моря?

— А мне откуда знать? — он пожал плечами, — Об этом следовало бы спросить Изабель, но теперь уже поздно. Хотя, она сказала именно "человек моря", а не "женщина моря". Так что, наверное, бывают, — он легонько потрепал меня по голове, — Не волнуйся, Уме, ты еще встретишь свое счастье.

— Должно быть… — задумчиво протянула я.

Меня действительно уже несколько дней не покидало ощущение грядущих перемен. До сих пор я подсознательно связывала его с тем, что в моей жизни снова возник Дэн. Но слова "человек моря" почему-то особенно сильно заставляли звенеть потаенные струны души.

Артефактер Рен-Атар

Я насторожилась, еще когда сразу оба эльфа ввалились в гостиничный номер. Ни Грэм, ни Синдин не придали этому значения, а меня неприятно кольнуло то, что они оставили Марту с Аленой одних. Но когда я поинтересовалась, ничего ли с ними не случится за время нашего отсутствия, один из близнецов доверительно сообщил мне, что на них никто не обратит внимания. Ну-ну! Я решила поверить им на слово. Пока.

С продуктами для пикника я особо заморачиваться не стала. Если куплю мясо на шашлыки, Марта затеется готовить. Оно ей надо? Поэтому мы просто выбрали кабачок поприличней, и заказали всего понемногу. Ну, то есть, это для Сина понемногу, а остальные точно голодными не останутся. В ресторане пришлось ждать, пока все приготовят и упакуют. Это тоже не подняло мне настроения. Да и Грэм дергался. То ли по Алене соскучился, то ли переживал, что австралиец обошел нас в поисках.

То, что Дэн позвонил и честно сообщил мне, что нашел Уме, согрело душу. Приятно сознавать, что не ошиблась в человеке. Вот только что за обстоятельства у него там могли возникнуть, хотела бы я знать. Отсрочка, которую он попросил, не внушала мне доверия. Вдруг он решил перепрятать Уме так, что мы потом век ее искать будем. Хотя, что-то мне не верилось, что он окажется таким уж крутым Джеймсом Бондом, что наши маги-хакеры его не переплюнут.

Подвеска, которую я сплела, четко указывала в направлении Североамериканского материка, и добиться от нее большей точности можно было только, на этом самом материке оказавшись. Нет, в конечном итоге она привела бы нас прямо к порогу дома Уме, вот только не известно, что было бы быстрее: искать самим, или все же дождаться следующего звонка Дэна. Из-за этого небольшого провала я расстроилась до слез. Первый раз со мной такое! Зиральфир не то чтобы не пел у меня под пальцами, когда я плела эту дурацкую подвеску. Но его мелодия была неопределенной, неясной, а порой даже резала слух. Как если бы для органа Шнитке писал. Мрак, в общем. Хорошо хоть Шета меня успокоила, сообщив, что основную мелодию должен создавать путь, а пути-то мы без оборотня и не увидели. А все-таки интересно, что у нее магия тоже с музыкой ассоциируется. Я-то думала, я одна такая.

По совету Марты я, конечно, позвонила Павлу, но у него пока тоже ничего не было. Зато Шета очень настаивала на том, чтобы мы не распыляли внимания, а занялись Аленой. Мол, с ее помощью мы и Белый Огонь, и Жемчужницу на блюдечке предоставить сможем.

Но мне все равно казалось, что все у нас зашло очередным образом в тупик, и без большого мозгового штурма с мертвой точки не сдвинуться. Да и на пляж ехать, если честно, совсем не хотелось.

В голову пришла странная мысль, что я успела привыкнуть не стесняться своего тела, а гордиться им. Чудно! Я что, все же поверила в то, что меня считают красавицей? Гномы считают. Но на пляже отдыхают люди, и я буду выглядеть тем еще пугалом рядом с Мартой и Аленой. Да еще такие парни с нами! Ну почему Синдин с человеческой точки зрения выглядит просто крепко сбитым коренастым мужиком, а я — коровой?!

В общем, сами понимаете, в каком мрачном состоянии я прибывала, когда мы, наконец, добрались до места. Ребята подхватили корзины с провизией, мы двинулись к реке. Честно говоря, погруженная в свои мысли, да к тому же не имея представления, куда именно мы идем, критический момент я прозевала. Ни с того, ни с сего один из эльфов выругался так грязно, что я только рот открыла, а Синдин восхищенно крякнул.

— Загрызу! — прорычал Грэм, тяжело дыша.

Я заметалась глазами по пляжу. Наконец взгляд выхватил из толпы Марту, а вокруг нее трех ребят, явно осчастливленных вниманием эльфийки. Чуть в стороне, рядом с Аленой сидел еще один парень, и рука его покоилась на плече девушки. Судя по всему, она не имела ничего против этого.

Ох! Я вцепилась в Грэма и почувствовала мелкую дрожь то ли ярости, то ли грядущей трансформации.

— Никто внимания не обратит, значит? — прошипела я.

— Черт бы побрал нашу способность учиться всему с первого раза! — проворчал один из близнецов, кажется, Кант. Нет, ну что бы этим сволочам ушастым хоть здесь по-разному одеваться!

— Грэм, ну-ка успокойся! Кто этот парень? Ты его знаешь?

На пару мгновений оборотень застыл, потом начал успокаиваться.

— Спасибо, Рената, — выдохнул он, — можешь отпустить, уже все в порядке.

— Уверен? — я продолжала сжимать его, как в тисках, опасаясь, что если отпущу, он и вправду сорвется с места и загрызет соперника.

— Уверен, уверен. Они с Аленой старые друзья. Вроде даже она ему нравилась.

— А он ей? — я все еще не отпускала его.

— Все равно не поверю, — видимо Грэм собирался рыкнуть, но получился жалобный щенячий тявк.

Я невольно улыбнулась. Люблю я этого волчонка!

Эльфы и Синдин убежали вперед и уже присоединились к развеселой компании.

— Пусти, — попросил Грэм.

— Пущу, если пообещаешь сначала меня выслушать. И услышать. А уже потом сорвешься с места и помчишься кого-нибудь убивать.

— Хорошо, — нехотя ответил он.

— Ну, вот что. Сейчас ты подходишь к ней, небрежно отодвигаешь этого нахала в стороночку и принимаешь точно такую же позу, как у него.

— Не понял.

— Сядешь рядом с Аленой и обнимешь ее за плечи, идиот! И чтоб тени сомнения в голове не было, что она тебя любит!

— Рената!

— Что "Рената"?

— Я не смогу.

— Ну-ка посмотри на меня! Не сможет он! Значит, носить девушку на руках, целовать ее, заставлять на морозе донага раздеваться ты можешь. И ничего. И никаких угрызений совести и сомнений. А подойти и обнять — слабо?!

— Ты не понимаешь! Я сам тогда не понимал! Я хотел… Я всего хотел! Весь мир ей подарить. Ты же ее видела! Видела, какая она! Елена Прекрасная! А сейчас еще прекрасней стала. Я… не могу… я не отвечаю за себя, не смогу контролировать… Тогда… тогда я не понимал, что хочу ее. А потом мы перекинулись, и я был счастлив. Просто потому, что она со мной. А теперь… Она ко мне подошла и прикоснулась. Я думал, сознание потеряю. Этот ее запах… А потом… Рената, если бы она меня тогда поцеловала, я бы уже не остановился. Не смог бы. А ты говоришь "обними"! Да я боюсь к ней прикоснуться, чтобы контроль не потерять!

— Ну и дурак! — заорала я, наконец, сообразив, что же тогда произошло в клинике, — Ты же только одного добился! Она теперь думает, что противна тебе, и потому ты к ней прикасаться не хочешь!

— Что?!

— А то! Вот что, дружок, смел себя веничком, взял себя в руки, лапы и хвосты, и дал девушке понять, что она тебе не безразлична.

— А если я…

— Перед леди Рисс устоял, и здесь не сдашься. Только не веди себя с ней так, словно тебе ее и видеть-то неприятно!

— Я себя так веду? — растеряно спросил оборотень.

— Именно так. Я бы на ее месте только так и подумала. Теперь понял? Так что, давай, соберись, и вперед.

Грэм потоптался на месте, вздохнул, посмотрел на меня с тоской. Я всем своим видом демонстрировала непреклонность. Оборотень снова вздохнул и все-таки шагнул вперед. Пока мы шли к биваку, он пару раз покосился на меня через плечо, но я напустила на себя грозный вид, и Грэму ничего не оставалось, как подчиниться приказу.

Я предоставила ему действовать самому и присела рядом с Мартой. Точнее, рядом с ней места не нашлось. Близнецы и Син так облепили ее со всех сторон, что троим новоявленным поклонникам Серебряной леди не осталось места на покрывале. Сообразив, что конкурировать с супермоделями им не по силам, парни заметно скисли. Да еще такая мымра, как я, к компании присоединилась. В общем, троица попыталась предпринять маневр к отступлению, но притормозила, поглядывая на четвертого своего товарища. Я тоже посмотрела в ту сторону.

Ай да я! Ай да молодец! Удачно я этому щенку мозги вправила!

Парень, сидевший рядом с Аленой, оказался достаточно воспитанным, чтобы встать и поздороваться с Грэмом. Вид у него при этом был удивленный и не очень довольный.

— Привет, Кирилл, — бросил вервольф и, проигнорировав протянутую для приветствия руку, одним плавным движением опустился рядом с девушкой и собственническим жестом притянул ее к себе.

Алена обернулась и, бросив на нас удивленный взгляд, с подозрением уставилась на оборотня.

— Рена, это ты воспитательную работу провела, или обстоятельства вынудили? — усмехнулась Марта.

— Обстоятельства вынудили провести воспитательную работу, — засмеялась я, — Вроде вышло, а? Как считаешь?

— Прогресс на лицо, — хмыкнул Син.

— А ты точно на него никаких своих амулетов не вешала? — хихикнул один из эльфов.

— Нужны ему мои амулеты! Я его просто до смерти напугала.

Незваные гости, оказавшись не у дел, расшаркались и испарились с горизонта. Грэм позы не поменял, и Алена снова послала нам недоуменный взгляд. Марта сделала ей ручкой и подмигнула.

— Дамы, а вы не хотите озаботиться провиантом? — поинтересовался один из эльфов.

— Ой, тут чуть повыше, в рощице такая милая полянка есть, — защебетала Марта, — давайте там устроимся. А то тут толпа такая. Значит так, — принялась она раздавать ценные указания, — вы, мальчики, можете пойти поиграть, о вас уже те нимфетки спрашивали, соскучились, наверное. Син, ты нам все это дотащить поможешь. Алена! Алена, ты можешь загорать дальше. Мы вас позовем, когда все приготовим.

Озадачив таким образом всю компанию, она подхватилась с места и потащила меня за собой.

Пока мы разжигали костер и наводили красоту на большой клетчатой скатерти, я выложила Марте все последние новости.

— Шета права, — задумчиво сказала эльфийка, — Я сказала Алене, что нам тоже нужна ее помощь, и думаю, она готова согласиться. Так что дело за Грэмом. Хоть бы он ее перекинуться еще раз уговорил, что ли.

— Пока она сама не научится и не почувствует себя оборотнем, это безнадежно.

— Но она же уже прошла одну трансформацию. Насколько я знаю, второй раз проще.

Примерно через полчаса, приставив Синдина следить за жарящимися на кизиловых прутиках колбасками, мы пошли звать остальных.

— Что, черт подери, она с ним делает?! — я застыла, как вкопанная, едва увидела расположившихся на покрывале Алену и Грэма.

Оборотень лежал на животе, уткнувшись лицом в сжатые кулаки. Алена, перекинув одну ногу Грэму через спину, прижималась к нему грудью и пальчиком выводила на спине какие-то узоры.

Сорвется! Как пить дать сорвется! И тогда… либо опять сбежит от нее, поджав хвост, либо… Нет, о таком повороте событий и думать не хочется! Нет, ну той есть думать-то, может и хочется, и даже приятно в некотором роде о таком подумать… Ой, блин, занесло мои мыслишки шаловливые!

— А ты не видишь? — Марта хихикнула, как девчонка, — Она пытается его соблазнить.

— С ума сошла! Бедняга Грэм! Он никогда на это не пойдет. Надо остановить эту дурочку, — я рванулась к ним.

— Даже не думай! — Марта схватила меня за руку, — Она все делает правильно.

— Ты что, Марта! Это же просто жестоко по отношению к нему!

— Что жестоко? Рената, перестань, осмысли ситуацию трезво.

— Да что тут осмысливать! Грэм и так не знает, как сдержаться, и он никогда не позволит себе так ее унизить!

— С точки зрения оборотня — да, — Марта положила мне руку на плечо и заговорила очень спокойным проникновенным тоном, — Но, мне кажется, ему стоит снова стать человеком.

— Снова? Что ты имеешь в виду?

Когда она так разговаривает, хочется вытянуться по стойке смирно и пожирать глазами. Вот только Грэм мне сейчас был важнее, чем Марта.

— Гектор объяснил мне, что для Грэма пребывание в этом мире совпало с очень важным моментом в становлении личности оборотня. Тогда из-за конфликта реальности и генетической памяти он стал почти человеком. И эту девочку он полюбил не как оборотень, а как человек. Сейчас ему стоит вспомнить об этом.

— Все равно не понимаю.

— Она не позиционирует себя вервольфом.

— Ну и что?

— Она ведет себя, как человеческая женщина. Нормальная влюбленная женщина, которой очень надо, чтобы ее любили в ответ. И пока она не получит этого доказательства, она не сделает следующего шага.

— Ты считаешь, что в качестве этого доказательства ей обязательно надо так над ним издеваться?

— А это твоя вина, дорогуша, — хмыкнула Марта.

— А я здесь причем? — вконец растерялась я.

— Зачем ты рассказала ей о том, как Грэм все это время хранил ей верность? Вот теперь она и пытается проверить его на вшивость.

— В смысле?

— В смысле, ей нужно выяснить следующее: действительно ли он хранил ей верность, ей ли он хранил верность, не импотент ли он…

— Ну, ты как скажешь! — фыркнула я.

— Это не я, это она сама такое предположение выдвинула.

— Она что, совсем рехнулась?!

— А что ей еще думать? От нее самой он шарахается, от леди Рисс, как ты ей сообщила, тоже. Вот она и додумалась. Но я не об этом. Это только одна из версий. А еще она может проверять, не дал ли он какого-либо не имеющего к ней отношения обета, и наконец, если дал, то хватит ли ее власти, чтобы заставить его этот обет сломать.

— Мне кажется, ты приписываешь ей просто макиавеллевскую изобретательность, — усомнилась я.

— Это ее подсознательная мотивация. Спроси ее, и она не сможет всего этого объяснить. Она действует интуитивно.

— То есть вообще мозгов не включает? Так тогда это просто похоть, уж извини.

— Да нет, это не просто похоть. Я думаю, она и сама-то толком не понимает, что значит хотеть мужчину. Впрочем, как и ты, дорогая.

— Марта! — вот ведь умеет заставить покраснеть, проницательная наша.

— Извини, — она снова хихикнула, — Но на некоторые вещи у тебя та-акие пуританские взгляды!

Я вздохнула. В чем-то Марта, к сожалению, была права. Но пока она окончательно не перевела на меня стрелки, нужно было выяснить, что такого она усмотрела в отношении Алены к Грэму, что настроена столь оптимистично.

— Я же объяснила ей, как оборотни относятся к связям в человеческой ипостаси. Почему она не понимает, что Грэм пытается устоять из уважения к ней?

— Повторяю для особо одаренных, она пока не оборотень. Она пока человек. Если Грэм хочет сделать следующий шаг, он должен пойти ей навстречу и сыграть по ее правилам.

Я посмотрела на вервольфа. Алена провела острым ноготком у него за ухом, и я увидела, как напряглась его спина.

— Ставлю на девочку.

— Что, извини?

— Я предлагаю тебе пари, Рена, — в глазах Марты плясали чертики, она от души веселилась, — Прямой проход из Подгорья в Библиотеку и обратно против одного очень хитрого амулета. И я ставлю на девочку.

— С ума сошла!

— Не-а! Просто считаю, что и тебе стоит встряхнуться. Ну, так как?

— Грэм не сдастся.

— Вот видишь, ты даже уверена в своей правоте.

— И что за амулет тебе нужен?

Господи, что я несу?! Я что, действительно собираюсь с ней спорить?!

— Не поверишь, любовный.

— На фига?!

Нет, ну вот что с ней делать? Взрослая женщина, а ведет себя, как девчонка. Хотя, по эльфийским меркам она девчонка и есть. Только вот ведь и я по гномьим меркам несовершеннолетняя! Но у меня почему-то мозгов после перехода не поубавилось, а Марта, словно с цепи сорвалась. Может, все дело в том, что, делая тот роковой шаг в новый мир, она готовилась умереть. А вместо этого стала юной, прекрасной, совершенно здоровой и очень одаренной эльфийкой. Вот теперь и отрывается.

— Нет, Марта, серьезно, зачем тебе любовный амулет?

— Не просто любовный. Мне нужен амулет, который будет определять, что в определенном радиусе от него находятся двое, которые любят друг друга.

— Что за хрень?! Ну, понятно, если бы тебе понадобился амулет, отличающий истинную любовь от похожих, но менее глубоких чувств. Но зачем обязательно взаимную?

— Мне нужен такой амулет.

— Зачем?

— Ну, вот хотя бы эти двое. Мне кажется, Алена его любит. Но вдруг я ошибаюсь? А Грэм? Ты так уверена, что он все еще испытывает к ней прежние чувства?

— На счет Грэма я абсолютно уверена, — обиделась я, — А вот на счет Алены — не очень.

— А я — наоборот, — усмехнулась Марта.

Дразнит она меня, что ли? Но идея интересная. Надо действительно попробовать сделать такую фигнюшку.

— Зачем тебе знать, действительно ли те, кто вокруг тебя, любят друг друга, или один из них лжет?

— А ты не думаешь, что рано или поздно в круге действия амулета окажется и тот, кого люблю я? Вы же сами мне твердили, что я никому не должна подчиняться. Представь, что подобный амулет был бы у Леандираты. Сколько бед можно было бы избежать!

Что ж, с этим трудно было поспорить. Действительно, Серебряной леди не помешало бы защитить себя хотя бы от такого обмана. По-хорошему, я должна была бы ей этот амулет без всякого пари сделать. Но, черт возьми, в спор она меня уже втравила.

— По рукам! — решилась я, наконец.

— Отлично! — Марта аж подпрыгнула от восторга, — Аленушка! — пропела она и помахала рукой, — Вставайте, хватит нежиться! Все готово, пошли обедать.

Грэм вскочил, как ужаленный, и тут же потянулся за майкой. Эльфийка прыснула со смеху, а Алена послала ей сияющую улыбку из-за спины оборотня.

Марта сорвалась с места и побежала звать близнецов.

Аленка

Что могут сделать с женщиной три лоскутка шелкового трикотажа, и почему мне их хватило, чтобы снова почувствовать себя Еленой Прекрасной? А может, дело было в Марте, которая отнеслась к моим сомнениям в собственной внешности, как к проходящим подростковым комплексам, и в том, как она говорила о Грэме и его отношении ко мне. В отличие от Ренаты она ничего не пыталась мне доказать, ни в чем убедить. Она просто рассказала, что знала, но словно с моей, а не своей, точки зрения. И то, что Кирилл смотрел только на меня, лишь слегка кивнув прекрасной эльфийке, тоже сделало свое дело. Я вдруг уверилась в себе, как в женщине. Восхищенный взгляд давнего поклонника убедил меня в том, что не все для меня потеряно, что я еще могу повоевать за своего волка. Или все-таки Марта убедила?

Я не знала, что со мной произошло, но, наверное, произошло не только со мной.

Когда появились близнецы и с ними коренастый рыжий мужик, представившийся Сином (зная, что он — гном, трудно было не узнать в нем представителя горного народа), я сразу поняла, что Рената и Грэм тоже вот-вот подойдут. Я не стала демонстративно придвигаться к Кириллу, но и руку его с плеча не скинула. Пусть Грэм видит, что не всем неприятно ко мне прикасаться. Правильно сделала. Потому что и этого хватило выше крыши.

Кирилл настолько обалдел, увидев оборотня, что вскочил, чтобы поздороваться, а Грэм тут же воспользовался моментом. Руки у него были прохладные, сильные и… нежные. У меня закружилась голова от его запаха мужчины и хищника и от ощущения, что я, наконец, оказалась там, где должна быть. Я оглянулась, и Марта мне подмигнула. Не знаю, может мне показалось, но у остальных, в том числе и Ренаты, вид был очень даже довольный.

Кириллу с компанией при таком раскладе ничего не оставалось, как вежливо распрощаться, и Грэм сразу немного отодвинулся. Марта с Ренатой и Сином отправились готовить пикник. Близнецы убежали играть в волейбол. Оборотня они позвали присоединиться, но он покосился на меня и остался. Почему-то мне показалось, что он предпочел бы смыться, но не рискнул. Но, как только рядом не осталось свидетелей, он разомкнул объятия, снял брюки и майку и растянулся загорать. Мордой вниз! Зараза!

Я задохнулась от злости. Пять минут назад он прижимал меня к себе, как драгоценный приз, а теперь решил делать вид, что меня вовсе на свете не существует! Обломается! Не позволю себя игнорировать!

— Грэм, — тихо позвала я.

— У? — равнодушно, даже как будто полусонно, словно от мухи отмахнулся.

— Обгореть не боишься? — ехидно поинтересовалась я.

— Оборотни не загорают.

Да? Что-то я раньше этого не замечала. Загораю и еще как. И сгореть могу, если на солнышке пересижу. Врет гад! Ну, ладно, тогда будем действовать превентивно.

Я легла рядом, бок к боку, позволив своим волосам рассыпаться по его плечу. Ноль реакции. Или нет? Кажется, на мгновение сбилось дыхание. И все. Грэм так и лежал, уткнувшись лицом в кулаки. Ну а как на счет того, чтобы взглянуть на девушку? Все равно же заставлю.

Я повернулась на бок и слегка взъерошила ему волосы. Грэм продолжал изображать из себя труп. Ну, хорошо же! Сделаю вид, что провожу тренировку на манекене.

В общем, к тому моменту, когда Марта с Ренатой позвали нас обедать, я была уверена в одном: Грэм меня хочет. Но ни за что не сознается. Это из-за этики оборотней, что ли? Ну, может, мне все-таки стоит окончательно стать оборотнем, чтобы лучше его понять? Вот только я не была уверена в том, чего я хочу больше: понять этого упертого волка или… или получить его.

За обедом я устроилась рядом с ним. Грэм больше не пытался меня обнять, но хоть не шарахался и даже по-джентельменски ухаживал за мной. Ну, да, он всегда был хорошо воспитан. Однако его хорошего воспитания мне было уже мало.

Разговор крутился вокруг поисков какой-то ундины где-то в Америке. Грэм тоже активно участвовал в беседе, в чем-то не соглашаясь с Мартой и Ренатой. Не слишком понимая, о чем речь, я не особенно прислушивалась, пока Марта ни сказала.

— Раз ты так боишься женского круга предвиденья, значит у нас вся надежда на Алену.

— Нет! — рявкнул вервольф и сделал то, чего я меньше всего ожидала при его сдержанности — сгреб меня в охапку и попытался закрыть собой от всех остальных.

— А чего нет то? — придушено пискнула я, пытаясь высвободить из его крепких объятий хотя бы лицо.

— А это только ей решать, — наседала Марта, не обращая никакого внимания на мое плачевное положение.

— Не позволю! — прорычал Грэм, — И потом, она еще не совсем оборотень!

— Так тебе и карты в руки! — возмущенно фыркнула уже Рената.

— Вот именно! — эльфийка сверкала глазами и даже приподнялась с места, — Ты, вообще, зачем в этот мир притащился, если не за девушкой?! И человеком она тебе, как я понимаю, не нужна. Она волчица, как и ты. Так вперед, действуй! — и, сбавив обороты, добавила, — Если, конечно, уговоришь.

Грэм покосился на меня, но из объятий не выпустил. Он тяжело дышал и был явно растерян. Я вспомнила слова Марты о том, что им с Ренатой нужна моя помощь в поисках, и это может быть опасным. А еще я вспомнила свое первое превращение. И в голове моей забродили партизанские мыслишки. Я была совсем не против помочь эльфийке и остальным. Опасно? Ну и что? Интересно же! Раз на то пошло, жизнь вообще опасна, от нее умирают. Я вдруг поняла, что этот день, проведенный в компании с волшебными существами, здорово изменил мое отношение к ним. Даже Рената больше не вызывала у меня такого неприятия. Уж за купальник-то я точно была ей благодарна. Но еще больше мне нравилась идея остаться наедине с Грэмом. В лесу. Ночью. Обнаженными. У меня аж голова закружилась от открывающихся перспектив.

— Грэм, — позвала я.

— Что? — вопрос прозвучал отрывисто, нехотя. Оборотень продолжал сверлить взглядом Марту.

— Грэм! — я попыталась его потормошить, насколько хватило свободы маневра, — Если тебя интересует мое мнение… Ну, в принципе… Вообще-то я бы хотела снова стать волчицей… Как тогда…

— Елена? — он, наконец, посмотрел на меня, но, явно не понимая, о чем я говорю.

— Перекинуться. Я бы хотела перекинуться. Если ты не против, конечно.

— Почему?

— Что почему?

— Почему ты этого хочешь?

Я разозлилась. Это он теперь решил мне допрос с пристрастием устраивать?! Вот хочу, и все! Да он на задних лапках цыганочку с выходом танцевать должен, чтобы я согласилась с ним уйти! А он еще отношения выясняет!

Я сощурилась и, с трудом высвободив одну руку, помахала ею у него перед носом.

— Эй, а тебе не кажется, что вопрос не к месту? — прошипела я.

— Я должен знать.

Желтые волчьи глаза впились в мои, не отпуская, не давая разорвать связь.

Ну-ну! Еще посмотрим, кто из нас лучше в гляделки играет! Я медленно улыбнулась.

— Ну, должна же я решить, что для меня предпочтительней, — капризно протянула я, — Здесь у меня родители, учеба, работа, друзья. Налаженная человеческая жизнь. А что там? Что у меня там, Грэм? И… кто?

Не отводя глаз, он легонько коснулся моего лица, кончиками пальцев приподнял подбородок. Наши лица были так близко, что мы почти касались друг друга носами. Дыхание перехватило. Мне показалось, что он меня сейчас поцелует.

— Не играй со мной, Елена! — выдохнул он мне в губы и…

Отпустил!

Убью гада! Я вскочила.

— Так что, слабо помочь мне снова перекинуться?! — уперла я руки в бока.

Грэм встал, медленно, со вкусом потянулся. На губах играла ленивая самодовольная улыбка, в глазах плясали чертики. Он закинул голову к небу, сощурившись, посмотрел на солнце.

— Часа через три. На закате. Устроит?

— Вполне! — рявкнула я и промаршировала к реке. Подальше от них от вех.

Мама дорогая! Это во что же я только что вляпалась?! И кто, черт возьми, здесь играет?! И с кем?! Да, еще бы знать, кто выигрывает. Ну, хотя бы, на данном этапе.

Ледяная вода немного успокоила бурлящую кровь. Адреналин там, или не адреналин, а в себя придти полезно. И мозгами пораскинуть. Я залезла на дерево — высоченный старый серебристый тополь — удобно устроилась в развилке веток, и задумалась. Итак, что же мы имеем?

Когда часа через полтора я услышала, что меня зовут, утешительных выводов в моем активе не наблюдалось. От самоуверенности, с которой я днем пыталась привлечь внимание Грэма, тоже не осталось и следа. Больше всего на свете мне сейчас хотелось оказаться где-нибудь на другом конце света, но пришлось все же сползать с дерева. Еще решат, что я и вправду сбежала. Ну, нет! Не дождутся! Сбежать я всегда успею. Это у меня и без них неплохо получается.

Я побрела не на голоса, а к полянке, на которой мы обедали. Марта и близнецы невозмутимо убирали оставшийся после нас мусор. Остальных в поле зрения не было. Увидев меня, эльфийка улыбнулась так, словно и не сомневалась, что я никуда не денусь. И тут я почувствовала Грэма. Загривком. Прежде, чем я успела обернуться, он крепко взял меня за руку. Сам!

— Я же сказал, что она вернется, — спокойно бросил он через плечо подходившим Ренате и Сину.

Я покосилась на него и попыталась освободиться. Фиг вам! Вроде и не сильно держит, не больно, но не вырвешься. Поймал! Нет, мы еще посмотрим, кто кого поймает и на чем! Но почему-то от его задорной улыбки у меня задрожали колени.

Грэм так и не отпустил меня, даже когда я пыталась навязать свою помощь Марте (та только отмахнулась), и потом, когда мы шли к машине. Я в какой-то момент забеспокоилась, как же мы все в нее поместимся, но тут же сообразила, что всем помещаться не придется. Ой-ой-ой! Допрыгалась, Елена Прекрасная!

Близнецы снова заспорили, кто сядет за руль.

— Желаю хорошо повеселиться, ребята! — бросила нам Рената и полезла на заднее сидение.

— Не упусти свой шанс, — шепнула Марта, обнимая меня на прощанье и, весело подмигнув, тоже скрылась в салоне.

И что, интересно, она хотела этим сказать?

Наконец, они уехали, и Грэм потянул меня за собой.

— Как раз успеем отойти подальше в лес до заката, — сообщил он и, даже не взглянув на меня, быстрым шагом направился к уводящей в заросли тропинке.

Уже минут через пять я пожалела о своей, мягко говоря, неподходящей экипировке. Одетая утром на работу шифоновая юбка цеплялась за что ни поподя, каблуки то увязали в еще сырой местами земле, то предательски подламывались на корягах и камнях. Но сдаваться я не собиралась. Особенно после напутствия Марты. Юбку я просто сняла и сунула в сумочку — благо места много не занимает, а вот идти босиком по лесу совершенно не хотелось. Больше всего злило, что из-за любимых босоножек мне все труднее становилось удерживать заданный вервольфом темп.

Очередным образом провалившись каблуком в какую-то норку, я чертыхнулась. Грэм, наконец, остановился, обернулся и внимательно посмотрел на меня. И вдруг хихикнул.

— И что смешного?! — обиделась я.

— Ты увязаешь, — он шагнул ко мне, — Я совсем про это забыл.

Прежде, чем я успела опомниться, он подхватил меня на руки и побежал. Совсем, как тогда. И совсем, как тогда, я перестала осознавать что-либо вокруг, кроме его горячего, сильного тела.

Впрочем, на этот раз нам предстояло пересечь не одно заснеженное поле, а целый лес, или куда еще он там меня поволок, и постепенно мысли вернулись. Рано или поздно Грэм остановится, чтобы помочь мне трансформироваться. И что я буду делать тогда? Нет, я вообще-то знала, что именно я хочу и собираюсь сделать, особенно сейчас, когда кожей слышала ровное биение его сердца, вдыхала его запах, грелась в его объятиях. Вопрос не в том — что, вопрос в том — как?

М-м-дя! Несколько попыток однокурсников залезть ко мне под юбку (окончившихся весьма плачевно для пытавшихся) и пару просмотренных порнофильмов едва ли можно считать сексуальным опытом. И от волка моего, если верить Ренате и Марте, тоже помощи ждать не приходится. Да и не станет он мне помогать, судя по всему. Придется все самой делать. Но как? Как?! Блин, интересно, а в этом деле вообще можно напортачить? Надо было у Марты спросить. О, Господи! Додумалась! Представляю, как бы она на меня посмотрела и чего бы насоветовала. Так, стоп! Не паниковать! Главное начать, а там разберемся. Если разберемся. А если нет? Ужас какой!

Я посмотрела Грэму в лицо. Он бежал ровно, не сбивая дыхания, словно и не чувствуя моего веса. Ветер сдувал довольно длинные волосы назад, рыжий пал на висках в бликах закатного солнца отсвечивал красным. Какой же он красивый! Мне очень хотелось потереться щекой о его плечо, но я решила, что не стоит пугать беднягу раньше времени. Оставалось только смотреть и не трогать руками. Пока.

Я даже не сразу поняла, что он остановился, лишь через мгновение сообразив, что не чувствую больше ритмичной работы мышц. Тогда он посмотрел мне в глаза и разжал руки, осторожно опуская на землю.

— Здесь, — прошептал он.

Я огляделась по сторонам. Офигеть! Да если бы я сама придумывала место для своей первой романтической ночи, я бы не сочинила ничего прекрасней! Деревья вплотную обступали небольшую полянку, покрытую шелковистой молодой травой, нависали над ней широкими кронами, словно стремясь скрыть от нескромных посторонних глаз всякого, нашедшего здесь приют. Ну и у кого здесь в голове не те мысли, скажите, пожалуйста?

Я обернулась к Грэму, но он уже отошел в сторону и, повернувшись ко мне спиной, начал раздеваться. Я стащила через голову майку, сняла босоножки и остановилась.

— Готова?

Он не повернулся ко мне, так и остался стоять спиной, и я невольно залюбовалась рельефными мышцами спины, ягодиц, ног. Ум-мыр-р-р! Хочу! Руки задрожали от желания прикоснуться к нему.

— Почти, — ответила я и не узнала собственного голоса.

Грэм посмотрел на меня через плечо. Я потянула завязку купальника и позволила лифчику упасть на землю. Даже в неверном закатном свете я увидела, как расширились у него зрачки. Я сделала шаг вперед. Вервольф застыл изваянием, не в силах ни пошевелиться, ни отвести от меня глаз. Я потянула за еще один шнурок, следующим шагом оставляя за собой последнюю деталь одежды. Он резко отвернулся и протянул за спину руку. Ха! Не дождется! Мгновенно преодолев разделявшее нас расстояние, я обняла его за талию, всем телом прижалась к спине.

— Елена!

Я пробежала пальцами по его груди, потерлась щекой о гладкую кожу, поцеловала в лопатку. Высокий, зараза, когда я без каблуков!

— Что ты делаешь, Елена?!

Хороший вопрос. Прямо скажем, на засыпку. Действительно, что я делаю? Точнее, а дальше-то что делать? А, пропади все пропадом! Почему бы не делать просто то, что хочется?! А хотела я его. Всего! Сразу!

Я заскользила вдоль его спины, покрывая поцелуями каждый сантиметр кожи. Мало! Мне этого мало!

— Елена! Прекрати! — даже не прохрипел, а простонал Грэм, не оказывая, однако, при этом сопротивления.

Воодушевленная, я проскользнула у него под рукой и прижалась губами к груди, привстала на цыпочки, дотягиваясь до шеи, целуя, лаская. Мой!

И тогда его пальцы сомкнулись у меня на талии, он приподнял меня и впился в губы поцелуем. Совсем не так, как тогда. Да и ждала ли я от него сейчас той щемящей нежности, хотела ли ее? Я обхватила его ногами, вцепилась в волосы и даже не поняла, когда он успел уложить меня на траву. Просто сменилась точка опоры, и теперь его руки были, казалось, везде.

— Ты никогда не простишь мне этого, Елена, — сказал он, прервав поцелуй и глядя мне прямо в глаза, — Я сам себе не прощу. Но я уже не могу остановиться.

А потом одним резким сильным движением он вошел в меня, и я вскрикнула от неожиданности, от мгновенной боли, от странного нового ощущения. Грэм застыл. Я вцепилась ему в плечи, чувствуя, как дрожат от напряжения мышцы у меня под пальцами. Слегка склонившись, он легко, будто перышком, провел губами мне по лбу, по виску, дыханием пощекотал ухо. И прошептал одно единственное слово.

— Спасибо!

Меня захлестнула волна нежности.

— Я люблю тебя, Грэм, — прошептала я и рванулась ему навстречу.

Мир разлетелся на тысячу осколков.

— Ты собираешься сегодня превратить меня в волчицу?

— Прямо сейчас?

— Почему бы и нет?

— Потому что…

— Ты собираешься сегодня перекидываться или нет?

— Прямо сейчас?

— Где-то я это уж слышал…

— Да? И что было дальше?

— Мы будем, наконец, перекидываться?

— Может быть…

А потом мы убегали от луны навстречу восходящему солнцу — два волка, свободные в своем беге, бегущие к своей свободе. Вместе. Навсегда.

Уме

— Твой выход следующий, девочка, — Хэнк подкатил к нашему столику и виновато покосился на Дэна.

— Уже иду.

— Не волнуйся, — Дэн слегка сжал мою руку, — Еще рано, у тебя есть время.

— Я знаю. Но Каролина никогда не опаздывает.

— Я побуду здесь, пока ты не вернешься, — вставил Хэнк, и Дэн кивнул.

Ладно. В конце концов, я не отказывалась петь сегодня. И время действительно еще было. И вообще, если Каролина появится, пока я буду на сцене — это сущие пустяки, по сравнению с тем, что произошло за последние три дня.

После похорон, прилетев в Майями, мы, почему-то не разошлись по домам, а отправились в бар. В итоге я, все-таки, напилась. Как я оказалась дома, и кто меня раздел и уложил в постель, я не помнила. Помнила только, что проснулась, кажется, на рассвете и пожалела, что еще жива. С трудом доковыляв до ванной, я пустила воду в джакузи и завалилась спать уже в более комфортных для себя условиях. По хорошему, следовало бы выбраться на пляж, но даже просто встать казалось мне непосильным подвигом. Иногда я просыпалась, пила и снова засыпала.

Окончательно меня разбудили голоса. Сообразив, наконец, что нахожусь у себя дома и двум спорящим мужчинам здесь совершенно не место, я пришла к выводу, что еще прибываю в пьяном бреду и попыталась снова заснуть. Не тут-то было. Дверь распахнулась, и в ванну ввалились двое.

— Жива?! — рявкнули они почти хором.

Я помахала рукой перед глазами, пытаясь отогнать видение. Не помогло. На меня продолжали пялиться двое мужиков, почему-то казавшихся смутно знакомыми.

— Жива, — облегченно констатировал один.

— Хватить валяться, — зарычал на меня второй, — Больше суток дрыхнешь!

Этот голос был еще более знакомым.

— Шарль? — недоверчиво спросила я.

Ответ прозвучал столь "изыскано", что я окончательно успокоилась. Так ругаться по-французски больше никто не может.

— Что ты здесь делаешь, Шарль?

— Спасаю тебя от утопления! — заорал он, и уже более спокойно обратился к своему спутнику, — Помоги мне ее вытащить. Она еще не в фокусе.

— Я же сказал, что она в принципе не может утонуть, — ответил этот второй с каким-то непонятным акцентом, а я все никак не могла сообразить, кто он такой, и откуда я его знаю.

Тут меня рванули в четыре руки из ванной и, прежде чем я успела возмутиться и оказать сопротивление, замотали в банную простыню и принялись растирать.

— Сварилась почти, — ворчал Шарль, — Господи, она что, тут с рыбой плавала? Чешуя какая-то.

— Чешуя? Где? — очень заинтересовался второй.

— Вот. А, нет, стерли, наверное. Вот здесь вроде была налипшая.

— Не было у меня никакой рыбы! — обиделась я, — И вообще, я вам не младенец! Ввалились к порядочной девушке в ванную, понимаешь ли…

— И что, интересно я такого нового увидел? — пробурчал Шарль.

— Я тоже, — отозвался второй, чем окончательно меня добил.

— Вон! — заорала я, — На кухню! Кофе! Сварить! Мне! Немедленно! — и почувствовав, что срываю голос, уже тише добавила, — Без вас оденусь.

Ненавижу показываться кому-то на глаза в таком раздрае! Спасатели фиговы!

К тому моменту, когда я окончательно пришла в себя, жить мне расхотелось окончательно.

Мало того, что вторым смутно знакомым мужиком оказался Дэн, так теперь Шарль еще и был его адвокатом и, разумеется, Дэниел не преминул рассказать ему всю историю нашего знакомства и его последствий. Шарль поглядывал на меня с любопытством, но хоть претензий не выражал за то, что я никогда ему ничего не рассказывала. Впрочем, особенно удивленным он тоже не выглядел. Почему-то вероятности развития событий и политику поведения они обсуждали в моем присутствии так, словно я была предметом мебели и никакого отношения к Гордону не имела. Нет, я еще могла понять подобное отношение ко мне Дэна, но деловой тон Шарля доводил меня до скрипа зубовного. Впрочем, гордо удалиться мне не дали. Оказалось и мебель может быть полезна по части недостающей информации. Наконец, они закончили обсуждение деловых вопросов и Шарль поднялся.

— Ты идешь? — обратился он к Дэну.

— Нет, мне еще надо поговорить с Уме.

— Это имеет отношение к делу? — тут же сделал стойку адвокат.

— Никакого, — уверенно ответил Дэниел, и Шарль, с сомнением посмотрев на меня, все-таки ушел.

А дальше начался полный сюр. Впору было позвонить на 911 и вызвать психиатрическую скорую. То, что рассказывал Дэн, не могло быть правдой по определению. Начиная со старой байки о том, что посеянная мной жемчужина выросла за три дня, и заканчивая историей о превращении женщины в русалку. Даже мне, выросшей в Новом Орлеане и склонной верить во всякие сверхъестественные явления, было практически невозможно признать, что я — не человек. Пожалуй, я бы все же укатала Дэна в психушку, если бы он с самого начала не взял с меня обещания дать ему несколько дней и возможность предоставить доказательства.

Поскольку переварить все это с одного раза все равно не представлялось возможным, я отодвинула откровения о магическом мире в недра подсознания и сосредоточилась на насущных проблемах.

Мне пришлось все рассказать Хэнку, и он отнесся к этому совсем не так философски, как Шарль. Я даже удивилась, что, не смотря на явно негативное отношение к себе, Дэну все же удалось найти с ним общий язык. Но больше всего Хэнк взъелся на Каролину. То, что я за девять лет я впервые увидела сына, не укладывалось у него в голове.

Как ни странно, Каролина не пошла на открытый конфликт, а предложила встретиться и для начала все обсудить. И вот сегодня, как раз должна была состояться эта встреча. Только мы втроем. Без адвокатов. И пока без Гордона.

Бобби вопросительно вскинул бровь, когда я вышла на сцену. А я впервые за много лет растерялась. Я не знала, что буду петь. И для кого. Но тут я вспомнила о Гордоне, и песня пришла сама. И мне было все равно, что подумают о ней Дэн, или Хэнк, или вся публика в зале. Я поняла, что хочу петь для своего сына.

I'll be loving you Always

With a love that's true Always.

When the things you've planned

Need a helping hand,

I will understand Always. (4)

Наш столик был достаточно близко к сцене, чтобы я могла увидеть, как вскинулся Дэн и улыбнулся Хэнк. А потом ирландец что-то прошептал Дэниелу на ухо. Он знал, как я люблю эту песню, и мне показалось, что теперь он понял, почему.

Days may not be fair Always,

That's when I'll be there Always.

Not for just an hour,

Not for just a day,

Not for just a year,

But Always.

(4 Автор стихов и музыки "Always" Ирвинг Берлин (Irving Berlin), песня входила в репертуар Эллы Фитцджеральд, Билли Холидей, Фрэнка Синатры и многих других)

Каролину я увидела раньше них. Войдя в зал и заметив меня на сцене, она помахала мне и, выхватив взглядом Хэнка, двинулась к их столику. Царственная. Самоуверенная. Непреклонная.

Я уже спускалась в зал, когда и Хэнк заметил ее появление и дал знать Дэну. Тот встал. Я катастрофически не успевала. Хэнку пришлось взять на себя церемонию представления.

Это было странно. Даже Хэнк выглядел растерянным. Дэн как-то неловко держал Каролину за руку, то ли для пожатия, то ли собираясь поднести к губам. Не замечая своей нелепой позы, они просто смотрели друг на друга и не могли оторваться. Воздух, казалось, искрился электричеством. Мы с Хэнком переглянулись.

— Э… х-м-м-м… Здравствуй, Каролина… — рискнула я прервать затянувшее молчание.

Она вздрогнула, суетливо вырвала у Дэна руку и улыбнулась какой-то растерянной, не своей улыбкой. Дэн тоже встрепенулся, но взгляда от Каролины так и не оторвал. Лишь подошел и отодвинул ей стул.

— Итак, Дэн, Каролина — вдова моего отца и приемная мать Гордона. Историю его рождения и усыновления ты знаешь, — начала я деловым тоном, но осеклась.

— Расскажите мне о нем, — хрипло попросил Дэн, обращаясь только к мачехе.

Я опять почувствовала себя мебелью.

А Каролина заговорила. Я никогда не видела ее такой, и никогда не слышала от нее ничего подобного. Каролина рассказывала о сыне. О своем. Не о моем. Обо всем том, что прошло мимо меня, не затронув сердца. О первых шагах и первом рисунке, о сбитых коленках и проглоченной монетке, о любимых игрушках и первой драке из-за девочки. Дэн все смотрел на нее, а я почувствовала, что сейчас разревусь. У нее было то, чего никогда не было у меня.

— Пойдем отсюда, девочка, — Хэнк взял меня за руку, — Пусть останутся одни.

— Что происходит, Хэнк?

— Магия, — пожал он плечами и потянул меня за собой.

Я вздрогнула. Но теперь я была готова поверить во все, что угодно. Хэнк прав, мы здесь лишние. Я, лучше, буду петь.

I don't want you

But I hate to lose you

You've got me in between

The devil and the deep blue sea (5)

Вот и все. Прощай, Гордон! Прощай, Дэн! Прощайте, мои так и не сбывшиеся надежды. Ибо вы — дьявол.

I forgive you

'Cause I can't forget you

You've got me in between

The devil and the deep blue sea

Я действительно прощаю тебя, Дэн. Снова появившись в моей жизни, ты принес в нее совсем не тот смысл, который я ожидала. И я готова к встрече с твоими иномирскими знакомыми. Я выбираю море. Вот только… Я слишком многое оставляю здесь.

I should hate you

But I guess I love you

You've got me in between

The devil and the deep blue sea

(5. Песня Харольда Арлена (Harold Arlen) на стихи Тэда Колера (Ted Koehler) "Between The Devil And The Deep Blue Sea" исполнялась Кэбом Калловеем (Cab Calloway) а в 60-х годах была перезаписана Эллой Фитцджеральд)

Смогу ли я когда-нибудь решить, что для меня важнее? Смогу ли действительно сделать это выбор?

Смотритель Гектор

Я понимаю, что сейчас откроется портал еще до того, как начинает светиться проход. Похоже, мой дом научился передавать мне и эти ощущения. Больше всего меня радует, что ничего негативного я в них не чувствую. Может, прав юный гений Вел, и магия Марты лишь укрепляет основы мироздания, а не разрушает их.

Быстро они, однако. Я не ожидал, что дав команде на поиски десять дней, увижу их на шестой.

Первым проходит Грэм и протягивает руку кому-то, идущему следом. Девушка делает пару шагов, и оборотень тут же подхватывает ее на руки и несет на диван.

— Елена?

— Да, — Грэм весь сияет, — Красавица, правда?

— Конечно, — усмехаюсь я.

Девушка милая, очень женственная, но большего я бы о ней не сказал. Однако вервольф смотрит на нее с такой неизъяснимой нежностью, что мне перехватывает горло. Повезло девочке. Надеюсь, она сознает, насколько.

— Мы всего на одну ночь. Елена пока не может оставить работу, ее родители еще не вернулись. Я только научу ее перекидываться самостоятельно.

— Других новостей нет?

— Утром заберу с собой ундин. Точнее, Марта просила передать, лучше, если будет только одна из них. Сказала, ты поймешь.

— А какая — не сказала?

— Наверное, все равно.

— Значит, вы нашли Жемчужницу.

— Не мы, ее знакомый, Лэндсхилл. Порядочный парень оказался, хоть у меня и было желание надрать ему задницу. Обещал сообщить и сообщил. Правда, Ренате что-то не понравилось, но я так и не понял, что именно. В общем, они почему-то решили ехать минимальным составом, но ударной силой.

— Эльфы, гномы и одна ундина?

— Кажется, так.

— Ты останешься с Еленой?

— Конечно! — в голосе Грэма звучит такое недоумение, словно я сморозил несусветную чушь.

Но мои вопросы не так уж праздны. Раз Марта и Рената уедут, значит, очередного девичника и чреватого последствиями круга предвидения пока не намечается. Мне хочется прямо спросить оборотня об этом, но если они с близнецами успели похоронить идею за несостоятельностью, я могу ненароком подлить масла в огонь. Пусть уж лучше Хан с эльфами разбирается, как и разбирался. А я завтра попробую затребовать обратно Шету. Без нее у наших безбашенных магичек точно ничего не выйдет.

Девушка приходит в себя. Первым движением она касается лица Грэма кончиками пальцев и улыбается ему.

— Как ты? — оборотень осторожно отводит упавшую прядь волос с ее щеки.

— Хорошо…

— Правда?

— Все в порядке, Грэм. Я даже не испугалась. Марта и Рената предупреждали, что так будет.

— Ничего не болит? Голова не кружится?

— Все хорошо, честно. Я чувствую себя такой… сильной. Как будто какой-то другой. Сейчас встану.

— Не торопись. Полежи еще, — он легонько касается губами ее лба, а она откидывает голову и подставляет рот.

Грэм тихо хмыкает и мимолетно отвечает на поцелуй.

Что-то мне это не нравится.

Девушка приподнимается на локтях, собираясь встать.

— Ты уверена, что сможешь? — тут же беспокоится оборотень.

— Грэм, перестань! Я в порядке!

— Это все же новый мир, Елена. Осторожней, пожалуйста.

— Прекрати, Бога ради! Подумаешь, переход! Вы же сами все время туда-сюда мотаетесь. А я чем хуже?

— Это же в первый раз.

— Ну и что? Грэм, перестань трястись надо мной! Я не ребенок, не больна и даже не беременна.

Грэм дергается, как от удара и слегка зеленеет.

— Очень на это надеюсь, — бормочет он едва слышно и вдруг наклоняется и крепко целует девушку.

А у меня подкашиваются колени, и я падаю в кресло, понимая, как далеко все зашло.

— Грэм, — шепчу я, — ты идиот! Дверь закрой немедленно! Не приведи боги, кто-нибудь сюда ввалится!

Влюбленные недоуменно переглядываются, но оборотень все же отрывается от девушки и идет запирать дверь. А меня трясет.

— Вы что натворили, дети?! — голос мой набирает силу, — Как ты мог позволить себе такое, Грэм?!

— Да что с тобой, Гектор?!

— Страсть! — ору я, — На вас страсть большими буквами написана! Ты хоть представляешь, какая жизнь ей предстоит, когда об этом узнают?!

— Я — представляю, — шепчет Грэм, потупившись.

— Как ты мог?! Как ты мог допустить, чтобы с ней случилось такое?! Она же Целительница! Оборотни ее на руках носить должны, а ты сделал все, чтобы они и смотреть в ее сторону не захотели! А ты сам?! Ты хоть представляешь, как изменится отношение к тебе?! Тебя же вовсе ни на одни весенние игрища не пустят!

— Нужны они мне! — обиженно бурчит вервольф.

— Тебе, может, и не нужны. Действительно! Зачем они одному влюбленному идиоту! Это же всего лишь многовековая традиция твоего народа. Подумаешь! Ерунда какая! Можно и списать за ненадобностью! Пришел великий реформатор Грэм, и все сделал по-своему! Вот только не с большого ума, а потому, что штаны застегнутыми держать не можешь!

— Хватит!

Я и не заметил, когда Алена вскочила, но она надвигается на меня, сжимая кулаки, глаза сверкают бешенством.

— Немедленно прекратите, Гектор! Грэм ни в чем не виноват! И не вам судить, что правильно, а что нет в нашем мире! Не здесь мы с ним встретились, а там! Там, на моей территории! И играем мы по моим правилам! И мне плевать, что об этом все ваши оборотни подумают! Я здесь не из-за них, а только из-за него! Вам ясно?!

Она тяжело дышит, лицо раскраснелось, глаза мечут молнии. Теперь я понимаю, что Грэм в ней нашел. Она действительно красавица! В своих чувствах она прекрасна. Я улыбаюсь, и это заставляет Алену остановиться.

— Молодец! — искренне говорю я, — Молодец, девочка! Только так. Так вы со всем справитесь.

— Правда? — растеряно спрашивает она и падает на стул напротив меня.

Грэм тут же подхватывает ее, усаживается сам и устраивает девушку у себя на коленях. Обнимает, прижимает к себе, а она расслабляется, сворачивается клубочком в его объятиях, словно, наконец, попала в то единственное место, где должна быть.

— Надеюсь. Но вы натворили глупостей, о которых никто не должен знать.

— Не творили мы никаких глупостей, — тут же ощеривается она, — Мы любим друг друга!

— Верю, — я не могу не улыбаться, глядя на них.

Как бы страшно не было мне за их будущее, исходящее от них сияние способно согреть всех вокруг. Я — не оборотень. Я — всего лишь человек, но я старый человек, и я многое поведал на своем веку. И я хочу защитить их. Защитить это сияние. Но, боги, как же нам всем будет трудно!

— Вы хоть понимаете, что ни один оборотень не должен увидеть вас вместе? — вздыхаю я.

— Понимаем, — печально отвечает Грэм.

— Ну-ка прекрати! — Алена тычет его кулачком в плечо, — Мы ничего плохого не сделали!

— Дети, вы светитесь, — усмехаюсь я, и Алена улыбается, — Но ваш народ этого света не одобрит. Ты много пока не знаешь, Алена. Поймешь со временем, потихоньку во всем разберешься. Я просто не хочу, чтобы твое пребывание в этом мире началось со скандала и негативного отношения к тебе. Думаю, Грэм тоже этого не хочет, но мыслить рационально рядом с тобой он не способен.

Алена снова напрягается, а Грэм прижимается щекой к ее макушке и смотрит на меня исподлобья. Я вспоминаю, что в том мире осталась весьма прозорливая команда, от которой они едва ли старались скрыть свои чувства.

— Там вас кто видел? — спрашиваю я.

— Марта, Рената, Синдин и близнецы, — с готовностью перечисляет Алена.

— Павел? Шета?

— Нет, — качает головой Грэм, — Мы пришли прямо из Елениной квартиры, к Марте не заходили.

— Хоть сообщили им, что идете? — морщусь я.

— Да, остальных Марта приведет к Елене завтра утром, а мы тоже прямо туда пойдем. Вот, — он достает из нагрудного кармана сложенный листок, — Марта нарисовала, чтобы проще было, и лишних порталов не открывать.

— Ладно, эльфы с гномами — наименьшее из зол. Они вас не продадут. Рената и так должна все понимать, уж пообщалась с оборотнями достаточно, а Марте и близнецам я сам все растолкую.

— Не станут они никому ничего рассказывать, — обиженно говорит Алена.

— Я тоже так думаю. А что, порадовались за вас? — усмехаюсь я.

— Они все поняли, — Грэм тверд в своей вере в друзей, — И… да, порадовались. Искренне. Хотя…

— Хотя от близнецов тебе насмешек досталось, — догадываюсь я.

— Было дело, — хихикает девушка.

— Вы понимаете, что при остальных вам ближе, чем на несколько локтей друг к другу подходить нельзя?

— Еще чего! — дуется Алена.

— Он прав, Елена. Чем позже все узнают, тем лучше.

— А еще лучше, чтобы вообще не узнали, — ворчу я, — Ни один оборотень не должен вас до весны вместе видеть. Давайте думать, как этого избежать.

— Мне вообще-то институт заканчивать надо, — тут же начинает конструктивно мыслить Целительница. — Лето как-нибудь перекантуемся, не появляясь здесь, а потом я там останусь, доучиваться.

— Весной ты должна обязательно провести на игрищах хотя бы пару недель. Волчицей. Грэм повоюет за тебя, и вам больше не придется скрывать ваших отношений.

— Но я в любом случае хотела бы закончить Академию. От меня здесь ждут, что я стану всех лечить, лишние знания мне не помешают.

— Разумно. Но это уж вы между собой договаривайтесь. Оборотням проще всего среди людей в человеческой ипостаси затеряться. В крайнем случае, разбежитесь на три года, а потом ты придешь.

— Что? — Алена аж привстала, — С какой стати нам разбегаться?!

— Порталы, Елена, — вздыхает Грэм, нежно гладя девушку по голове, — Может статься, что их нельзя будет больше открывать. Один уж как-нибудь сэкономим для твоего возвращения. Точнее, для нашего. Я ведь тебя не оставлю.

— А клиника? Разве мы не можем пройти через клинику?

— Ограниченное пространство, — объясняю я, — оттуда нет выхода в ваш мир, только в пределах одного помещения.

— Но ведь Грэм прошел через магазин Ренаты три года назад! — недоверчиво восклицает Алена.

— Только потому. Что отсюда закрыли проход. Иначе не смог бы.

— А представляешь, если бы не закрыли? — бормочет Грэм девушке в волосы, и та улыбается довольной улыбкой сытой кошки.

— Дети! — фыркаю я, и, возвращаясь к первоначальной теме, обращаюсь к Грэму, — Ты, правда, думаешь, что сможешь уйти вместе с ней? Кто ж тебя отпустит-то!

— А кого я буду спрашивать? — пожимает плечами Грэм, — Львица побесится, попсихует, но все равно примет трансформатора обратно. И Целительницу тоже. Постарается, конечно, нам жизнь подпортить, но ничего, справимся.

— Я действительно пока многого не понимаю, — хмурится Алена.

— Ничего, разберешься, — я поднимаюсь, — Главное сейчас будьте осторожны и вместе никому на глаза не показывайтесь. Все, я иду спать.

Оборотни тоже встают, но Грэм не выпускает Алену из объятий. Вот иди и прячь их от посторонних глаз! Ни на секунду друг от друга оторваться не могут!

— Мои апартаменты в вашем распоряжении. Все, кроме спальни. Перекидывайтесь, сколько хотите, я вам не помешаю. Только дверь никому не открывайте. Если что, меня разбудите.

— Хорошо, — кивает Грэм, — Мы будем в кабинете, если ты не против.

— Против — не против! Можно подумать у меня есть выбор, — ворчу я и, подумав, строго добавляю, — Очень надеюсь, вы собираетесь именно перекидываться.

Грэм краснеет, а Алена хихикает и утыкается лицом ему в грудь. Дети! Сущие дети! Ну что мне с ними делать?!

Закрывая за собой дверь спальни, я улыбаюсь, не смотря на все нехорошие предчувствия.

Серебряная леди Маргарита

Портал открылся, и через него прошла Алена. Одна. Улыбнулась нам. Я впервые наблюдала такое со стороны. Она изменилась. Это была совсем не та девушка, которая вчера ушла с Грэмом в Библиотеку. И дело не в том, что каштановые с рыжиной волосы стали гуще и словно подернулись пеплом более светлого подшерстка, не в том, что слегка посветлели карие глаза, и даже не во вновь обретенной грации хищника. Она просто была другая. Она больше не была человеком. Раньше я бы ни за что не обратила на это внимания. Ну, похорошела девочка, так мало ли для этого причин. Только теперь я поняла, что делает с нами тот мир.

После ночи, проведенной с Грэмом в лесу, она тоже изменилась, но то была обычная, человеческая перемена. Просто закомплексованная влюбленная девочка превратилась в счастливую влюбленную женщину. В ней проявились самоуверенность страсти и восторг обладания. Тогда я тоже это заметила, но никому ничего говорить не стала. Впрочем, это был секрет Полишинеля. Когда Син и близнецы увидели молодую пару, от них тоже ничего не укрылось. Гном тихо хмыкнул, а рожицы близнецов на мгновение приняли возмущенно-чопорное выражение, а потом эти мелкие сволочи покатились со смеху. Досталось от них Грэму не по детски, но вервольф лишь вяло отмахивался, и на лице его продолжала блуждать счастливая, неопределенная улыбка. Лишь Рената поначалу никак не отреагировала, но долго вглядывалась в Алену и Грэма, а потом, погрустнев, ушла к себе в номер и в тот день так больше и не появилась. Утром без всяких комментариев она отдала мне кольцо из зиральфира. Я тут же протянула ей рисунок ее апартаментов в Библиотеке, пообещав нарисовать Подгорье, когда там побываю.

— Мне надо найти в себе силы поговорить с Грэмом, — печально вздохнула она, даже не поблагодарив.

Но видимо, ей так и не удалось застать оборотня одного, поскольку никаких изменений в его поведение я так и не заметила, а Рената все мрачнела.

А теперь Алена появилась одна, без Грэма.

— Всем привет, — она сделала ручкой и, обращаясь к Шете и Павлу добавила, — Я — Алена, Целительница оборотней.

И это было правдой. Перед нами стояла именно волчица, наделенная даром, высоко ценимым всем ее народом.

— А где Грэм? — недоуменно спросила Рената, словно не веря, что этих двоих можно увидеть по отдельности.

— Скоро придет. Они с Гектором там какие-то маневры проводят, чтобы он смог взять с собой только одну ундину. Гектор просил оставить портал открытым.

— Я схожу, поздороваюсь, — тут же вскинулся Павел.

— Уверен, что ты им не помешаешь? — озаботилась Шета.

— Уж постараюсь.

— Мы с тобой, — близнецы подхватили парня под руки и, прежде чем кто-то успел как-то отреагировать, исчезли с ним в другом мире.

Я закусила губу. Последовать за ними хотелось немилосердно. Я готова была бросить все, сорваться с места и бежать следом. Если я сейчас этого не сделаю, я не увижу Гектора да следующего портала. С другой стороны, я понимала, что мое появление там может сорвать какие-то их планы. Пока я раздумывала над этой дилеммой, Алена слегка коснулась моей руки,

— Марта, можно тебя на пару минут?

— Конечно, — удивилась я и, вздохнув, пошла за ней в соседнюю комнату.

— Марта, ты хорошо разбираешься в традициях оборотней? — спросила она, когда мы остались одни.

— Боюсь, что нет. Это вопрос, скорее, к Ренате или Гектору, если ты не хочешь говорить ни с кем из своего народа.

— Гектор… он… понял… ну, в общем, что мы с Грэмом близки, и… Марта, она просто впал в панику. Запретил нам вместе появляться на глаза кому-либо из оборотней. Сказал, что нас до весны никто видеть не должен.

— Ну, раз Гектор сказал…

— Ты так ему доверяешь?

— Абсолютно. Смотритель, в некотором роде, самое главное существо того мира. Гарант равновесия. Гектор никогда не сделает ничего, что могло бы навредить. К тому же он… — я запнулась, но быстро договорила, — очень привязан ко всем иномирцам. Но я повторяю, тебе лучше поговорить с Ренатой. Она в том мире уже больше трех лет и во многом успела разобраться, в отличие от меня. К тому же, она дружит с оборотнями и часто бывает в Мешфене.

— Знаешь… — Алена прикусила губу, — мне казалось, я все делаю правильно… ну, тогда… И даже казалось, что ты…

— Что это я спровоцировала тебя затащить Грэма в постель? — усмехнулась я, и вдруг поняла, что своим давешним куражом могла навлечь на головы этой пары серьезные неприятности.

— В некотором роде. Точнее, не спровоцировала, а… поддержала идею, что ли… Я ведь сама этого хотела.

— А теперь жалеешь?

— Что ты! — бурно отреагировала она, но тут же смутилась и покраснела, — Просто после сегодняшней ночи, мне вдруг стало казаться, что это было неправильно. Не плохо, нет. Просто неправильно.

— Ты стала оборотнем, Алена, — пытаясь подобрать правильные слова, я снова залюбовалась новым обликом девушки, — После сегодняшней ночи ты воспринимаешь их табу и доктрины, не как выученные правила, а изнутри. По себе знаю. Моя магия словно набирает обороты. Я, и не скажешь, что учусь, просто открываю ее в себе. Я даже заметила, что во мне появилась некая эльфийская нетерпимость. Надеюсь, я не очень ею давлю.

— Нетерпимость? В тебе?

— А что, в глаза не бросается? — усмехнулась я, Знаешь, пожалуй, пора нарисовать твой портрет, Целительница. Есть у тебя бумага для рисования и карандаши, или мне домой сбегать?

— Бумага и карандаши найдутся. Я же биолог. Нас на половине предметов рисованием насилуют, она порылась в столе и извлекла искомое, — Гектор почему-то тоже сказал, что тебе меня теперь нарисовать не мешало бы. А что, для просто Алены много чести?

— Нет, просто я людей рисовать не умею, только магических существ, — усмехнулась я и снова вернулась к главной теме, — Алена, я не знаю, почему с точки зрения оборотней ваша близость в человеческой ипостаси так неприемлема. Но, наверное, этому есть причины. Ты разберешься. Просто поверь на слово Гектору и слушайся его советов.

— Он очень расстроился, — вздохнула она, — Мне кажется, он искре хотел помочь, но он так налетел на Грэма… Знаешь, как человек, он за нас порадовался. Мне понравился Гектор, Марта. Не сразу, но понравился. Это было вчера. А сегодня… сегодня эта его радость показалась мне какой-то… кощунственной, что ли…

— Алена, Гектор очень любит Грэма. Рената может рассказать больше, но, насколько мне известно, именно Гектор вытаскивал его из отчаянья, когда Грэм не мог вернуться к тебе. Именно Гектор понял, что Грэм полюбил тебя, как человек, а не как оборотень, и очень переживал за него.

— Почему как человек?

— Потому что юный оборотень ни за что не стал бы хранить тебе верность. Ты же должна разбираться в поведении животных, биолог. Не верю, что ты не проштудировала всю доступную по этому вопросу литературу еще три года назад, — Алена только хихикнула, — Уверена, им не свойственны моногамные браки на всю оставшуюся жизнь.

— Мне нравится, как звучит "на всю оставшуюся жизнь", — улыбнулась девушка.

— Не упрямься, поговори с Ренатой. Она объяснит тебе то, чего я просто не знаю.

— Я ей не нравлюсь, — Алена зябко повела плечами.

— Глупости! — засмеялась я, понимая, что Рената переживает сейчас те же чувства, что и Гектор, — Ей не нравилось, что из-за тебя Грэм был несчастен, а теперь она примет тебя со всей душой. Лучше скажи, что вы решили с Грэмом, как собираетесь прятаться от всех?

— Я буду заканчивать Академию. Мне, как Целительнице, это необходимо.

— Здравая мысль.

— Но тут выплыла эта проблема с порталами. Марта, это правда, что мы не всегда сможем сюда возвращаться?

— Очень надеюсь, что нет. Фарияр пришлет своих ученых в Библиотеку. Просто из-за претендентов на должность Смотрителя это все затягивается, и нам приходится пока открывать порталы как можно реже. Мы ведь еще не знаем, насколько это на самом деле опасно.

— Гектор сказал, что мы с Грэмом Павлу и Шете тоже не должны на глаза показываться, — снова вернулась к прежней теме Алена.

— Перестраховщик! — фыркнула я, — Глупости какие! Можешь безоговорочно доверять обоим. Могу сразу предсказать, что Паша чисто по-человечески за вас порадуется, а Шета только покраснеет и ничего не скажет. И уж точно никто из них не побежит сплетничать о вас.

Алена кивнула, но она словно уже не слушала меня, а думала о чем-то другом. Наконец, словно решившись, она спросила.

— Марта, скажи, вам с Ренатой еще нужна моя помощь?

— Почему ты спрашиваешь?

— Понимаешь, я, наверное, тоже что-то открываю в себе. Мне столько всего хочется попробовать. Я хочу до конца понять, что значит быть оборотнем.

— Тогда тебе точно придется доверять Шете безоговорочно, — усмехнулась я.

— Почему?

— Потому что круг предвиденья — это абсолютное доверие. Иначе он просто не сработает.

— Это магия оборотней?

— Это объединенная магия. Если не хватает хотя бы одного звена, она до конца не действует. Мы пробовали всего один раз, но у нас не было оборотня. Кое-что мы увидели, но найти никого не смогли. Вот поэтому нам и нужна твоя помощь.

— А почему Грэм отказался?

— По самой банальной причине, — я невольно расхохоталась, — Как все мужчины, он побаивается слишком умных и сильных женщин.

— Ясно! — фыркнула Алена и тоже рассмеялась, — Думаешь, у меня получится?

— Не сомневаюсь. Ты должна кое-что знать, Алена. Этот техногенный мир то ли усиливает, то ли аккумулирует магию. Те, кто родился и вырос здесь, или хотя бы пожил какое-то время, как Грэм, наделены очень яркими и сильными магическими способностями. И твои еще проявятся, и проявятся совсем не так, как все ожидают, а гораздо мощнее и многогранней. Будь к этому готова.

— Эй, вы еще долго собираетесь секретничать? — Рената просунула голову в дверь.

— Мы — нет. Теперь твоя очередь секретничать с Аленой. У нее много вопросов, на которые я ответить не могу, а ты можешь.

Алена покосилась на меня, но сопротивляться не стала.

— А что за вопросы?

— Она сама тебе все расскажет. Наши еще не вернулись?

— Только Павел. Говорит, Гектор хочет Шету видеть.

У меня появилось нехорошее предчувствие. С чего это ему вдруг Шета понадобилась? Да еще сейчас, когда, наконец, удалось уговорить Алену нам помочь.

— Она уже ушла?

— Нет, она тебя хотела. Пойдешь?

— Ладно. Вы пока пообщайтесь.

Шета была в гостиной одна. Голоса Павла и Синдина доносились с кухни.

— Марта, что там с Аленой?

— Все нормально, милая. Она теперь с нами, так что, готовься.

— Хорошо. Когда?

— Посмотрим. Мы полетим в Майями, но при первой возможности вернемся через портал. Хорошо хоть в пределах одного мира их можно сколько душе угодно открывать.

— Мне не нравится, что меня затребовал Гектор.

— Мне тоже. Едва ли ты понадобилась ему, как целительница. Алена сказала бы, если бы кто-то заболел.

— Марта, он видел вчера Алену, он знает, что теперь она истинный оборотень. Как думаешь, он мог догадаться о наших планах? В прошлый раз его очень возмутило, что мы сомкнули круг предвиденья.

— Гектор не дурак, Шета. Если он решит нам помешать, у него может получиться.

— Но иначе мы никогда не найдем Белый Огонь!

— В том-то и дело. Ты обязательно должна вернуться.

— А если они закроют портал с той стороны?

— Тогда жди. Вернешься, когда мы приведем Жемчужницу.

— Хорошо. Если они меня там задержат, свяжись с Марком, — она слегка покраснела, — Скажи, что я не совсем пропала и скоро опять появлюсь.

— Конечно, — я улыбнулась, — Марк поймет, Шета. К тому же он, наверное, скоро закончит свои дела и придет насовсем.

— Скорей бы, — вздохнула девушка и потупилась.

— Ну, все, иди. Постарайся там не задержаться, а если не получится, не прозевай следующий портал. Ради тебя одной Гектор его уж точно не откроет.

Она кивнула и вошла в проход. Я посмотрела ей в след и вернулась в комнату Алены. Вид у Ренаты был расстроенный, а у Алены и вовсе напуганный.

— Что случилось? — вздрогнула я.

— Нас с тобой убить мало! — проворчала гномка.

— За что, дорогая?

— Две старые дуры поспорили ради собственного интереса, а за последствия Алене с Грэмом расплачиваться.

— Брось, Рена, — улыбнулась я, — все и так случилось бы, может, чуть позже. И оставлять их одних никто не собирается. Скорее Белый Огонь искать не станем, а для них порталы сохраним.

— Ты не понимаешь! — взвилась Рената, — Все правила и табу оборотней носят, скорее, по-звериному эволюционный характер, чем социальный! Думаешь, почему они так негативно относятся к первой близости в человеческой ипостаси? Только из ханжества? Да ни фига! Потому что, если, например, волчица уже родила щенков, ее организм перестроен, она в человеческой ипостаси от своего партнера-волка не забеременеет. А если не рожала, то запросто. И ни один трансформатор потом этого малыша не спасет! Он человеком родится!

— Господи! — только и смогла выдохнуть я и уставилась на Алену.

Мне хотелось придушить саму себя. Права Рената, я — старая дура. О чем только думала?! Бабушка!

— Алена, вы… — проблеяла я, не зная, как спросить.

Волчица нервно хихикнула.

— Что? — вздрогнула Рената.

— Вообще-то вы и вправду ни в чем не виноваты, если так подумать, — мне совершенно не нравилась ее улыбка, — Я на таблетках. Я вдруг начала их принимать, еще когда только узнала, что вы меня ищете. Так что, я, видимо, заранее все для себя решила, и никто из вас меня не провоцировал.

Рената облегченно вздохнула, но тут же снова нахмурилась.

— А вдруг человеческие гормоны не подействуют? — обеспокоено спросила она.

— Но я ведь до сегодняшней ночи оставалась человеком! — возмутилась Алена, но вдруг осеклась и побледнела.

— Что? — хором спросили мы.

— Сегодня утром…

Мы хором застонали.

В гостиной послышались голоса. Грэм звал Алену.

Рената вскочила.

— Вот что, дамы, — решительно заявила она, — Будем надеяться, что все обойдется. В случае чего, будем решать проблемы по мере их возникновения, — мгновение она прислушивалась к тому, что происходит в соседней комнате, потом свирепо глядя на девушку добавила, — И не полагайся больше только на таблетки!

Алена покраснела, но тут же взяла себя в руки и встала. Я открыла дверь, и мы вышли в гостиную.

Все уже собрались там. Синдин и Павел, хмурый, чем-то озабоченный Грэм, близнецы и… Дилия. Портал был закрыт. Шеты не было.

Уме

— Ты сама делаешь артефакты, а какими магическими свойствами ты их наделяешь?

Вопрос очередным образом поставил меня в тупик. Уже далеко не первый вопрос. Ну, как, скажите, я должна была ответить, когда она спросила меня, каким оружием я владею лучше всего?

Нет, вообще-то, мне нравилась эта девушка. Миниатюрная, стройная, черноволосая и очень задорная. Я видела, как ей все интересно в нашем мире. В глубине души я знала, что хотела бы быть на нее похожей.

— Дилия, дорогая, Уме только два дня назад узнала, что она волшебница. Так что ее артефакты не магические, — свирепо прошептала коренастая тетка ей на ухо так, чтобы Хэнк не услышал, — И вообще, закрыли магическую тему.

— Извини, Рената, я все время об этом забываю, — прыснула Дилия и тоже тихо добавила, — В этом мире столько необычных вещей, а я кроме самолетов, ничего не видела.

Рената покосилась на ундину с сомнением. Было странно сознавать, что эта женщина — гномка. Ну, низкорослая, некрасивая. Но гномка? А Дилия сказала, что она — одна из сильнейших магов того мира. И Дэн относился к ней с явной симпатией. Из всей почтившей меня своим визитом компании, прежде он встречался только с ней. Зато к нему приезжал оборотень. И саламандр. Оборотень это понятно. Про них я слышала страшные сказки еще в детстве, хоть Дэн и сказал, что его гость был симпатичным веселым парнем. А вот саламандры — существа, состоящие из огня, как не очень внятно объяснила Рената — вообще у меня в голове не укладывались. И ундина к Дэну приезжала другая. Высокая атлетическая блондинка Арианна. Хорошо, что за мной приехала Дилия. Если бы, кроме эльфов, еще и ундина была бы красавицей, я бы вконец закомплексовала.

О, да! Эльфы! Ну… эльфы. Ну что можно сказать? У Питера Джексона то ли с фантазией, то ли с кастингом явно проблемы были. Не то, что Уивинг или Кейт Бланшет, там милашка Орландо Блум и мимо не пробегал. В общем, не стоит и пытаться на наши представления ориентироваться. Тут и слов-то подобрать невозможно. И дело, наверное, даже не в том, что они красивы. Очень красивы. Запредельно красивы. Они сияют. Они завораживают своим сиянием. К тому же они одинаковые. В смысле, близнецы. Не знаю почему, но эльфийка не показалась мне на их фоне такой уж сногсшибательной. Зато больше других вызывала доверие. Ну, кроме Дилии. Даже Дэн казался немного пришибленным, когда привел их ко мне.

Дэн встретил их с самолета, проводил до отеля, помог устроиться, а потом привез прямо ко мне домой. Мне показалось, что он очень хочет, чтобы я согласилась уйти с ними. Это было обидно. Он словно, как и Каролина, старался навсегда вычеркнуть меня из жизни Гордона.

Разговор у нас получился долгий и странный. Хоть и выглядели они, как люди, но то, что они не такие, как мы, было без объяснений понятно. И меня это захватило. Мне понравилось, что они не только нахваливали свой мир, расписывая, как там все замечательно. Дилия сразу сказала, что они с напарницей искали меня, если не вопреки воле своей царицы, то уж точно без ее благословения. Она рассказала и о войне, в которой погибли мои дальние родственницы, наследовавшие дар Жемчужницы. В общем, их мир был такой де неблагополучный, как наш. И жить мне предстояло, если я уйду, не в самой процветающей стране. Но, в отличие от нашего мира, там я могла бы сделать что-то значимое, изменить судьбы целого народа, даже не одного. А главное, я бы жила в море.

В общем, я всей душой потянулась к ним. Я хотела уйти в тот мир, стать настоящей ундиной. Но для этого мне пришлось бы уже окончательно отказаться от Гордона. И не только. Я вдруг поняла, что, несмотря на свое одиночество среди людей, я успела обрасти привязанностями и друзьями. Мне было невозможно грустно от мысли, что я не увижу больше Шарля или Хэнка, никогда не пройду снова по улицам Нового Орлеана.

Ночью Дилия потащила меня на пляж.

— Ты должна это увидеть, тогда ты поймешь и уже ни за что не сможешь отказаться.

Эльфы увязались с нами.

Найдя укромный уголок, где в столь поздний час нас наверняка никто не увидел бы, Дилия, совершенно не смущаясь перед красавцами-близнецами, разделась донага и шагнула в воду. Мне захотелось кричать от восторга, когда я увидела превращение. Это было мое. Это было то, чего мне всегда так не хватало в этой жизни.

— Я тоже хочу! — прошептала я.

— Для этого тебе придется сначала побывать в том мире, — Марта положила мне руку на плечо, — Ты не сможешь перекинуться, пока не впитаешь в себя его магию.

А если впитаю, я уже никогда не смогу от этого отказаться.

Дилия вышла из воды, снова став человеком. Завернувшись в полотенце, она молча уселась рядом со мной на песок, словно почувствовала, что слова сейчас будут лишними. А я думала о том, что меня ждет. Что именно — зависело только от меня, от моего выбора. Я хотела уйти с ними, но я не могла просто уйти, не объяснив, чего это будет мне стоить. Они рассказали и показали мне все, что было в их силах. Они ничего не скрыли от меня. Они были честны со мной. Я поняла, что просто обязана тоже быть с ними честна. И я рассказала. О маме и Уме, о Розалии, отце и Каролине, о Дэне и Гордоне, о Шарле и Хэнке, о жемчуге и о джазе.

Они слушали молча. Дилия обнимала меня, словно стараясь защитить от моих собственных горьких воспоминаний. Когда я закончила, никто не проронил ни слова. Так мы и сидели в молчании, пока не наступил рассвет.

— Ты хочешь попрощаться? — спросила, наконец, Марта.

И я поняла, что хочу.

И вот теперь мы сидели в клубе всей волшебной компанией, ожидая, когда подойдут Дэн, Шарль и Каролина с Гордоном. Не знаю, что уж там Дэн сказал Каролине, что она согласилась на эту встречу.

Хэнк старательно пытался изображать из себя радушного хозяина, но взгляд его постоянно возвращался к эльфийке и он замолкал на полуслове. Наконец, рыжий гном Синдин не выдержал его страданий и завел с ирландцем какую-то долгую не слишком интересную, но видно захватившую Хэнка беседу.

А потом они пришли. Все вместе. Я не знала, где они встретились и почему выступали против нас таким единым фронтом.

Марта почему-то вздрогнула и машинально покрутила на пальце тонкое плетеное колечко. Рената с любопытством посмотрела на нее.

А я смотрела только но сына. Я не смогла стать ему матерью. Не я растила его, воспитывала, утешала, когда он плакал, радовалась его первым шагам. Не я. Я лишь родила его. Но от мысли, что я навсегда расстанусь с ним, что даже издалека не смогу смотреть, как он растет, как добивается своих первых побед, как становится взрослым и, я уверена, хорошим человеком, мне стало совсем плохо. Казалось бы, уже принятое решение должно было помочь мне проститься с ним, но это оказалось выше моих сил.

Марта вернулась к столу вместе с Каролиной и Дэном. Я даже не заметила, когда они успели отойти.

— Не ешь слишком много сладкого на ночь, малыш, — мачеха потрепала Гордона по голове.

— Хорошо, мама.

Глаза мне застлала алая пелена. Не она — я! Мой! Это мой мальчик! Не отдам!

— Ты веришь в сказки, Гордон? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Смотря в какие, — совершенно серьезно ответил малыш.

Дэн напрягся.

— Мог бы ты поверить, что есть другой мир, где живут волшебные существа. Эльфы и гномы, оборотни и ундины.

— Наверное…

— Уме! — в голосе Дэна звучали предостережение и неприкрытая агрессия.

— А ты хотел бы там побывать? Жить среди этих волшебных существ, среди магии?

Дэн начал вставать. Мне показалось, он сейчас может убить меня. Но между мной и им — я даже не заметила, как — оказались близнецы-эльфы, а Марта рванулась ко мне.

— Уме, — беловолосая красавица взяла меня за руку, — Ты не составишь мне компанию? Мне нужно припудрить носик.

В глазах ее была такая непреклонность, что я не смогла сопротивляться.

Едва мы вышли из зала, она остановилась.

— Если тебе действительно нужно в дамскую комнату, можем пройти и туда, но как ты догадалась, я позвала тебя не за этим.

Я кивнула.

— Видишь это кольцо? Его сделала Рената. Она гномка-артефактер, очень талантливая. Так вот, это волшебный талисман. Когда в радиусе его действия оказываются двое любящих друг друга людей, он слегка сжимает мне палец. Сейчас он тоже проявил себя. Я пыталась понять, кого он имеет в виду. Шарль посоветовал мне проверить Каролину и Дэна. Это они, Уме.

— Я догадывалась, — улыбнулась я, — И я рада за них.

— Что ж, прекрасно. А теперь посмотри на этот браслет. Это тоже работа Ренаты. Он определяет магических существ в этом мире. Сейчас мы стоим рядом, и он жжет мне руку, потому, что ты — ундина. Но когда я поднесла его к Гордону, он остался холодным. Ты понимаешь, что это значит?

— Что Гордон не…

— Да, он не унаследовал магических талантов, и в этом нет ничего удивительного. В обществе ундин царит матриархат, женщины у них — маги и воины, а тритоны, в основном, охотники, строители и представители прочих мирных профессий. Но хуже всего то, что в том мире у него даже ипостаси тритона не будет. Он останется человеком. Нет, не думай, люди там есть тоже, но это люди когда-то приведенные отсюда. Они не наделены магическими талантами и влачат довольно жалкое существование в небольших патриархальных поселениях. К тому же, время от времени, возникают идеи превратить их в рабов. Ты не сможешь взять его с собой в море, и даже видеть его практически не сможешь, потому что людские поселения, в основном, расположены очень далеко от побережья. Подумай, Уме, разве это — то, что ты желаешь своему сыну? Здесь ты оставишь его с родным отцом и женщиной, которая растила его и любит. Бог даст, у них все сложится, и у Гордона будет нормальная любящая семья, возможно, братья и сестры. Он получит прекрасное образование, скорее всего, станет успешным человеком. А там? Что ждет его там?

Я молчала. Картина, которую нарисовала мне эльфийка, была просто ужасной. Но я уже однажды отказалась от своего сына, а теперь мне снова предстояло сделать выбор между своим счастьем и желанием быть поближе к Гордону.

— Но ведь тогда я больше никогда не увижу его!

— Будем жить, будем посмотреть, — загадочно ответила Марта и усмехнулась. — Если все будет хорошо, ты сможешь иногда наведываться в гости. Какое-то время.

— Что значит, какое-то время?

— Ну, будет довольно трудно объяснить, почему ты не стареешь.

— Не старею? Я что перестану стареть?

— Не перестанешь. Но будешь стареть намного медленнее. Ундины живут около четырехсот лет, их молодость длится два-три века.

У меня закружилась голова. Четыреста лет жизни! В море! А Гордон будет этого лишен…

— По меркам ундин, ты очень молода, Уме. Почти ребенок. У тебя будет время научиться всему, что нужно знать для жизни там, ты станешь полноправным и уважаемым членом их общества. И рано или поздно ты встретишь того, кто составит и твое счастье, и у тебя еще будут дети.

— Человек моря… — прошептала я.

— Да. Тот тритон, который, может быть, сам этого не зная, ждет только тебя. Ты сильная, Уме. Ты не испугалась того, что мы рассказали тебе. Я думаю, ты готова к борьбе, которая там тебе предстоит. И ты обязательно победишь, поверь. Мы все, и еще очень многие на твоей стороне, потому что это нужно не только тебе, а всему волшебному миру. У тебя свой путь, Уме. Так неужели ты откажешься от него? Или ты решишь, что вправе лишить Гордона его собственного пути?

— Почему ты все так хорошо понимаешь?

— Потому, что мысленно я уже нарисовала ту ундину, что живет в тебе. Я увидела ее, хоть ты пока еще человек. А значит, для тебя уже нет пути назад. Чтобы ты не думала сейчас, ты уже приняла решение.

Она была права. Это лишь прежняя боль говорила во мне. На самом деле, я давно смирилась с тем, что Гордон мне не принадлежит.

— Когда? — спросила я.

— Сегодня вечером. Мы с Ренатой проведем инструктаж. Момент первого перехода шокирует.

— Хорошо.

— Ты успокоилась? Хочешь еще с кем-нибудь попрощаться?

Я покачала головой. И вдруг поняла, что кое-что не сделала.

Я хочу спеть. Доставай трубу, Бобби.

We are trav'ling in the footsteps

Of those who've gone before

But if we stand reunited

Then a new world is in store (6)

Улыбайся, прекрасная эльфийка, смейся, Дилия, расслабься, Дэн. Такого я не позволю.

And when the sun refuse to shine

And when the sun refuse to shine

O Lord I want to be in that number

When the Saints go marching in

When the moon turns red with blood

When the moon turns red with blood

O Lord I want to be in that number

When the Saints go marching in

Я с вами, мои новые волшебные друзья и соратники. Я приняла свое решение. И пусть эта песня совсем о другом, вы знаете, о чем я пою.

Some say this world of trouble

Is the only one we need

But I'm waiting for that morning

When the new world is revealed

On that hallelujah day

On that hallelujah day

O Lord I want to be in that number

When the Saints go marching in

(6. Церковный гимн "When The Saints Go Marching In", исполнявшийся, как спиричуэл, в джазовой оранжировке был представлен Луи Армстронгом)

Аллилуйя!

Артефактер Рен-Атар

— Тебе не кажется это странным?

— Рена, я тебя умоляю! Вокруг меня уже почти полгода жизнь все страньше и чудестраньше становится, а я еще не свихнулась, — Марта швыряла в сумку свой невеликий багаж.

Я прекрасно понимала, из-за чего она такая дерганная, поэтому и старалась ее отвлечь. Да и совет мне был нужен. Одна голова хорошо, а две — лучше. И нечего так психовать из-за того, что все мы сегодня пойдем в Библиотеку, а она останется. Скорее всего. Я так думаю. В прошлый раз же не пошла. Уж очень все нервничают, когда она в непосредственной близости от коварных претендентов оказывается. Скорее бы уже Гектор от них избавился. Ну, кроме Вела, конечно. А что? Я буду только рада, если учеником Гектора станет именно он. Такое солнышко! Так что нечего Марте там делать. Хотя, по Гектору уже даже я успела соскучиться. Но поговорить мне с ней надо.

— А я сейчас про человеческие странности, — я вытянулась на ее кровати, которой она в этом отеле даже ни разу и не попользовалась по назначению.

Марта продолжала крутиться по комнате, явно на ходу придумывая какие-то дела и всем своим видом демонстрируя, что не расположена к задушевным беседам.

— Ма-а-арта! Марта-Марта-Марта! Ну, Марта, же! — заныла я.

— Ну чего тебе? — она села со мной рядом и вздохнула, — Выкладывай уж, что за великие умозаключения не дают тебе покоя.

— Ты заметила, как Уме понравилась Дилия?

— Заметила.

— И что?

— Что "что"?

— Что делать-то будем, я тебя спрашиваю!

— А что мы должны делать? Вот отправим их, и пускай Гектор разбирается. Он самый главный, самый умный и Дилию нам вместо свиньи, наверное, тоже с большого ума подложил.

— Марта!

— Пятьдесят семь лет уже Марта, — поморщилась она.

— Ты почто на Гектора-то окрысилась? Грэм же все объяснил. Это ундины сами так решили, что если должна идти только одна, то пойдет Дилия.

— Решили они! Ха! Рена, ты, правда, веришь, что если бы Гектора это решение не устраивало, он бы их не переубедил?

— Мог, — согласилась я, — но ему времени не хватило. Он Шете зубы заговаривал, чтобы она обратно к нам не слиняла.

— Вот тоже! Еще одна партизанская вылазка. Почему он из всех именно Шету оставил? Столько мозгов нет, что ей там без Марка хреново будет? Уж уволок бы тебя. Чего ж проще-то?

— Я должна была поехать, чтобы свести вас с Дэном. Тебя надо прятать от претендентов. Грэма с Аленой вообще от всех, по возможности. Так что на счет Шеты — это логично.

Марта с минуту сверлила меня взглядом, потом подняла руки.

— Ладно, сдаюсь. Я просто зла. И даже не на Гектора, хотя причина, сама понимаешь, в нем. Я просто обратно хочу, — она помолчала, — У меня такое чувство, что мне показали мороженое, а съесть не дали. То есть, сначала вместо того, чтобы героически помереть, я стала молодой и прекрасной, потом меня сделали непонятно кем, а потом пинком под зад выставили обратно в родной мир. А я… Рената, вот скажи, у тебя тоже так было?

— Что именно?

— Я все больше становлюсь эльфийкой. Магия, которая казалась мне чем-то совершенно запредельным и непонятным, теперь стала просто инструментом. И учится я начала всему с первого, максимум со второго раза.

— Ну, я себя почувствовала гномкой, хотя тогда об этом еще и не знала, когда зиральфир впервые в руки взяла. Сразу поняла: мое! А потом, уже после перехода, я больше интересовалась местными обычаями, разными там магическими существами и народами. Хотелось узнать все и сразу. А магия… ну, она как бы крепла, что ли, тут ты права. Но я на этом не зацикливалась. А что ж плохого в том, что меняешься?

— А плохо то, что я стала нетерпимой. Я… Как бы это поточнее сказать? В общем, если кто-то неправ в чем-то, вот хотя бы, как Гектор сейчас, я начинаю злиться. И причина моей злости всегда одна: "Ну, что с них, дураков, взять? Надо было все самой сделать". Не уже ли во мне эльфийский гонор прорезался, а? Как думаешь?

— Марта, ты когда в прошлой жизни в последний раз на людей полагалась?

— На мужа полагалась во всем.

— Семнадцать лет назад? А потом? Ты просто привыкла за все сама отвечать, потому тебе все вокруг дураками и кажутся. Вот скажи, ты и на Алену злишься, и на Уме, и на меня?

— Н-нет… — неуверенно ответила она.

— А на кого-нибудь, кроме Гектора, ты вообще злишься?

— На жизнь.

Я засмеялась.

— И что смешного? — поджала она губы.

— Ты на жизнь без Гектора злишься.

Марта хмыкнула, подумала, а потом тоже расхохоталась.

— Совсем крыша едет, да? — жалобно спросила она, отсмеявшись.

— Нет, местами. Но не всегда вовремя. Да сходи ты сегодня в Библиотеку! Хоть повидаешься с ним.

Она грустно покачала головой.

— Это же не Марк, чтобы ему на шею при встрече кинуться. Что я скажу, если приду? Что делать там буду? Портал от силы на полчаса откроют. Гектор будет занят ундинами, со мной в лучшем случае поздоровается. Думаешь, мне от этого легче станет? И потом, я же сама не понимаю, чего хочу. Чего жду от него, от себя. А в таких вещах за полчаса не разберешься. Нет, не стоит. Потом как-нибудь.

— Ну, тогда не ходи. Только психовать перестань. Лучше скажи, что ты о Дилии думаешь? Тянет она на хитрую шпионку Ирэльтиля?

— Трудно сказать, — Марта закусила губу, — Так вроде не тянет. Мне только один момент не понравился.

— Когда она первым делом выложила, что они пошли против Лилеи?

— Ну, да. Хорошо, Уме не из робкого десятка оказалась, а то ведь таким сообщением всю охоту уйти отбить можно было. Но с другой стороны, показать девочке вторую ипостась, и тем самым окончательно ее купить, тоже было ее идеей.

— М-м-дя! Аналитики из нас аховые. Ты в курсе, что Гектор припахал Хана? Типа кинул его на хвост этим двум фраерам.

— Господи, Рена, ну, ты и изъясняешь, порой! А еще филолог!

— А нам, филологам положено знать русский язык во всей его полноте, — хихикнула я, — Нет, если хочешь, могу, конечно, вещать высоким штилем, а-ля старик Державин. Но оно тебе надо? Ты ж меня и так понимаешь.

Марта рассмеялась, а потом все же ответила на мой вопрос.

— Кант вскользь упоминал что-то такое. А что, нарыл Хандариф что-нибудь?

— Ну, у Грэма такой информации не было, но Хан тот еще проныра, может и нароет.

— Это тоже здорово раздражает, — снова загрустила она, — Скорее бы уж все определилось. Так противно своих же подозревать. У меня такое желание было с этими двумя девчонками по-бабски посекретничать, но кто ж даст-то! Эти гады ушастые меня ни на секунду с ними не оставили.

— Успеешь еще с Уме посекретничать. А в круг ее брать будем?

— Шета сказала, что только оборотня не хватает. Не стоит еще и эту девочку в авантюру втягивать.

— Не стоит, так не стоит, — легко согласилась я.

На самом деле меня и саму не очень-то грела эта идея. Если Дилия все же шпионка, значит, она не заинтересована в новой Слезе Солнца. А Уме уже успела с ней почти подружиться. Мало ли, вдруг Дилия ее против нас настроит. В круге это неприемлемо. И так безумца искать предстоит, хорошо, если сами с катушек не слетим, когда до его разума доберемся. Тут вся фишка в том, чтобы поддерживать друг друга, не дать членам круга утонуть в водовороте чуждого больного разума. А если еще хоть кто-то в диссонансе окажется, то привет нашим крышам. Нет, Уме нам в круге не нужна. По большому счету и мое присутствие не обязательно. Но не бросать же их! Чтобы в дерьмо и без меня? Не, не прокатит, я первая обеими ножками вляпаюсь. И потом, если я с ними буду, я смогу потом какой-нибудь артефакт сделать, чтобы искать проще было. С нюхом оборотня он должен нормально информацию выдавать, не то, что та подвеска.

В дверь постучали. Вот не вовремя! Я еще столько у Марты спросить хотела!

— Входи, Дилия, — Марта улыбнулась ей приветливо, как лучшей подруге.

— Леди Маргарита, Рен-Атар, я не помешала?

— Ну, что ты! — поморщилась я, — Что, уже пора?

— Ребята ждут внизу, — кивнула Дилия.

Мы должны были выписаться из отеля, заехать к Уме и, уже из ее квартиры, уйти к Марте. И только потом в Библиотеку. Марта уперлась, что Паша обязательно захочет поздороваться с Гектором.

Марта прихватила сумку, и мы вышли из номера.

Уме ждала нас одна. Она была совершенно спокойна и собрана, и на портал почти никак не отреагировала. Но когда мы вышли в гостиной Марты, заозиралась по сторонам.

— Где мы? — недоуменно спросила она.

— У меня дома, — улыбнулась Марта, — В России.

— С ума сойти! — выдохнула девушка.

— Не советую, — засмеялась я, — Это еще самый незначительный повод для сумасшествия. Дальше хуже будет.

Павел, наконец, тоже появился. Вид у него был, мягко говоря, убитый.

— Привет, Уме, — поздоровался он по-английски и тут же перешел на родной язык, — Марта, плохо дело!

— Что такое, Паша? — вскинулась эльфийка.

— С работы звонили, отзывают из отпуска. Ты же понимаешь, что тогда мне и домой вернуться придется. Не дай Бог, кто-нибудь увидит и настучит благоверной.

— Значит, возвращайся.

— А поиск? Мы же к Белому Огню ни на шаг не приблизились!

Мы с Мартой переглянулись. Удалить Павла из квартиры было одной из наших первостепенных задач, а тут такой шанс!

— Ничего, справимся как-нибудь, — я подошла и обняла его, — Близнецы уже насобачились без тебя обходиться. Не переживай, Паша.

— И потом, ты же своих две недели не видел, — добавила Марта, — Не уже ли не соскучился?

— Соскучился — не то слово, — улыбнулся Паша, — особенно по детям.

— Паш, ну что ты за чудо такое, а? — засмеялась я, — У тебя же своя жизнь прекрасная есть, а ты на нас, как раб, пашешь.

— Моя жизнь никуда от меня не денется. А чудо — это вы все, другой мир… Если порталы перестанут открывать, я уж и не представляю, как без всего этого жить смогу.

— Ну, нас пока не отзывают, а ты не в тюрьму идешь, — постаралась успокоить его Марта, — Можешь хоть каждый день в гости заглядывать. И к Гектору наведаешься, уж подгадаем как-нибудь.

— Думаешь?

— Конечно! — поддержала я, — Мы тебе каждый день звонить станем и все новости сообщать. И помощи попросим, если понадобится, уж не сомневайся.

— Идея! — воскликнула Марта и выскочила в спальню.

Через минуту она вернулась с пачкой вязов в руках.

— Вот держи, — она сунула деньги Паше, и те тут же превратились в баксы, — Скажешь своим, что тебе частный приработок подвернулся, и можешь хоть все вечера здесь проводить.

— Марта, ты что! — Паша аж отшатнулся, — Не возьму я денег!

— Вот чудак! — засмеялась эльфийка, — Что, у нас с деньгами проблемы, что ли? А тут такой шанс лишний раз Ирэльтиля по носу щелкнуть! Бери, бери. Запишем в графу расходов на маскировку. И пусть хоть кто-нибудь попробует опровергнуть.

Решив таким образом проблемы Павла, Марта вдруг сникла. Дилия уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, в ожидании портала.

— Пошли, — я взяла Пашу за руку, — С Гектором повидаешься.

Он кивнул.

Марта прикрепила к стене рисунок, дорисовала недостающую линию. Потом подошла и обняла Уме.

— Все у тебя будет хорошо, девочка, — мне показалось, что она готова расплакаться, — Ты умница. Ты справишься.

— Спасибо, — девушка обняла ее в ответ, — Еще увидимся, Марта.

— Конечно, еще увидимся.

Настроение Серебряной леди мне совсем не понравилось. Я тихонько просочилась через толпящихся в комнате людей к близнецам и попросила их остаться. Мальчишки переглянулись и кивнули.

Смотритель Гектор

Поздновато они, ночь на дворе. Не думал, что они вернутся так скоро. Значит, все-таки нашли Жемчужницу. Что ж, отлично. Завтра же постараюсь выяснить через Хана, можно ли отказаться от поисков белого Огня. Фарияр, похоже, и сам уже не рад, что затеялся с этим геномом. Хотя… трудно отказаться от шанса на вторую жизнь. Но, если верить древним источникам саламандр, ни один разум не выдерживает конфликта со временем. Белый Огонь заведомо безумен. Да еще если вырос в том мире. Это здесь мудрецы и исследователи когда-то разработали специальные техники, позволяющие носителю генома справляться с чуждой для огненного народа магией. Да и те — не гарантия. Лишь эльфам дано безнаказанно управляться со временем. Даже странно, что такой прекрасный и одновременно опасный дар достался саламандрам. Могло ли это быть случайностью? Я не знаю. Как не знаю и того, почему Равновесие позволило уничтожить его в этом мире. Может, действительно не стоит его возвращать. Хотя, если он сохранился там, значит тоже так надо.

Первыми в проеме показываются гномы и Павел. Вид у Ренаты задумчивый, и снова я ловлю легкое недоверие в ее взгляде.

— Приветствую, прекрасная Рен-Атар, — я искренне рад ее видеть, — Давно ты ко мне не заглядывала.

— Брось, Гектор, всего один портал пропустила, — она улыбается, и я узнаю прежнюю Ренату.

Павел едва успевает поздороваться, как в проходе появляется Дилия. Она ведет за руку чернокожую девушку. Жемчужница делает пару шагов, и Синдин подхватывает ее на руки. Все, как всегда.

А Марта опять не пришла. И близнецов нет. Интересно, почему они-то не заявились?

— Позови Арианну, Син, — прошу я, когда он укладывает Жемчужницу на диван.

Гном кивает и выходит. Дилия склоняется над Уме, держа ее за руку.

— А где Шета? — спрашивает Рената.

— У себя, наверное, — я пожимаю плечами, — Мы не ждали вас сегодня.

— Пойду ее позову. Марк уже волнуется, куда она делась.

Рената порывается выйти, но я хватаю ее за руку.

— Нет.

— В чем дело, Гектор?

— Не нужно тебе одной по коридорам бродить среди ночи. Я обещал конунгу, что не оставлю тебя без охраны.

— Но я хочу видеть Шету, и ей надо вернуться, — гномка смотрит на меня исподлобья.

Так я и думал! Ну, нет! Обойдутся без своих пьяных авантюр.

— Зачем?

— Что "зачем"?

— Зачем ей возвращаться?

— Ее Марк ждет!

— Передай Марку, чтобы заканчивал свои дела и сам сюда приходил. Чего он тянет-то?

— Он ждет, когда к нему сын приедет, Гектор, и ты это прекрасно знаешь! Так что отпусти!

— Уж извини. Не отпущу я тебя одну. Хватит, Рената! — прикрикиваю я, когда она набирает полную грудь воздуха, чтобы высказать мне свое недовольство, — Не веди себя, как ребенок! Мы все здесь по краю ходим. Лучше расскажи, что там у вас нового.

Рената закусывает губу, косится на Павла, но подчиняется.

— Пойдем в кабинет, — говорит она и делает знак Паше.

Когда они заканчивают сообщать мне невеликую накопившуюся за три дня информацию, в соседней комнате успевает прибавиться народу. Мне очень хочется спросить их о Марте, но я сдерживаюсь. А Рената, словно чувствуя мое настроение и все еще вредничая, о ней даже не вспоминает.

Син привел с собой не только ундину, но и оборотней. Уме уже пришла в себя и с любопытством оглядывается по сторонам.

— Добро пожаловать в наш мир, — говорю я, и она улыбается.

Очаровательная девушка! Штред пялится на нее, открыв рот, и Бриза ревниво дергает его за рукав. Краем глаза я замечаю, что амазонки тихо, но ожесточенно спорят в углу. Черт, зря я не сказал Сину, чтобы он и Хана привел, а теперь если пошлю его еще раз, Рената увяжется следом и притащит Шету. И тогда наши самоуверенные дамы, все четверо, окажутся в том мире. Нет, не могу я этого допустить.

— Что, ж, Паша, надеюсь, мы действительно не навсегда прощаемся, и ты еще заглянешь ко мне в гости, — обращаюсь я к молодому человеку.

— Что значит "прощаемся"? — настораживается Рената.

— Поздно уже, Рената, пора вам, — небрежно отвечаю я, мечтая поскорее закрыть портал, пока она все же не вырвалась из моих апартаментов.

— Но как же так, Гектор! — начинает она канючить, — Я же никого не повидала!

— Рената! Ночь на дворе! Спят все давно уже, только мы полуночничаем. На днях ведь снова портал откроем!

— Когда? — тут же вскидывается гномка.

— Вот как только саламандры из Пламенных Гротов вернутся, — слегка привираю я, — так и откроем, чтобы они свой Белый Огонь искали.

Рената кусает губы, но аргументов больше не находит.

— Шету с ними пришли! — хмуро требует она.

— Лучше Марка поторопи, — усмехаюсь я.

Едва за Павлом и гномами закрывается портал, ундины тоже начинают собираться в свои апартаменты.

— Штред, постой на часах, — прошу я, и оборотень кивает.

— Зачем? Мы же с ней будем, — недовольно морщится Арианна.

— Лучше перестраховаться, — успокаивающе говорю я, и она молча кивает в ответ.

Что ж, теперь можно и подумать до утра о том, что же мы имеем на данный момент. Не так уж мало. Осталось лишь дождаться Вождя Предреченного и найти Белый Огонь. Меньше месяца понадобилось нашим эмиссарам, чтобы отыскать и уговорить троих из четверых бэк-апов. И это если не считать Джесси, что само по себе стало подарком нашему миру. И задерживать их там мне нужно еще дня два-три. Все испытания пройдены, все точки расставлены. Завтра явится Ирэльтиль, и я смогу с чистой совестью избавиться от них. Вот только с нашим юным гением что делать, совершенно не понятно. И оставить в качестве ученика нельзя, и выгнать, вроде, тоже не получается. Не хочет этого Библиотека. И зачем он ей только понадобился?!

— Гектор!

Я вздрагиваю. Хандариф вошел тихо. Или я так задумался?

— Хан? Ты чего не спишь?

— Разбудили. А ты почему нас не позвал? Ушли бы прямо сейчас, портал лишний раз открывать не пришлось бы.

— Ты мне здесь пока нужен. От претендентов только завтра избавимся, а еще ваших ученых встретить нужно. Да и за Уме присмотреть не помешает.

— Совсем из меня няньку сделал, да? — морщится саламандр, — Видишь же, ничего у меня не выходит. Не могу я за ними следить. Да, может, и нет среди ни никаких шпионов.

— Может, и нет, — вздыхаю я, — Может, я просто перестраховываюсь. А ты все еще уверен, что хочешь тащить с собой Дашмира?

— Надо. Мне удалось кое-что узнать, но этого недостаточно. Фарияру совсем не улыбается получить Белый Огонь, чтобы его на второй день загасили.

— А может, ну его на фиг, этот Белый Огонь? — с надеждой спрашиваю я.

— Сам бы не связывался, — ворчит Хан, — Но Фарияр уже даже старейшин уболтал. Конечно, из них из всех пепел сыплется, вот слюнки-то и потекли.

— Из меня из самого пепел сыплется, — усмехаюсь я.

— Брось, у тебя мозги еще набекрень не съехали. Да и не действует магия Белого Огня на людей, так что тебе и надеяться нечего. Поэтому-то ты и способен еще трезво мыслить.

— Хан, как думаешь, почему на людей не действует магия такого рода? — задаю я давно беспокоящий меня чисто академический вопрос.

— Трудно сказать. Может, потому, что вы не наделены магией. А может, потому, что этот мир так вас до конца и не принял. Но я же не теоретик. Вот приедут сюда мои высоколобые соотечественники, у них и спроси.

— Спрошу, — киваю я и снова вздрагиваю.

Хандариф тоже напрягается. Не сговариваясь, мы встаем, словно готовясь к атаке. По коридору грохочут копыта, и стук стремительно приближается к моим апартаментам.

— Гектор, как ты мог?! — разъяренная Шета врывается в комнату.

— Шета, успокойся, я думал, ты спишь, — пытаюсь я предотвратить скандал.

— Так разбудил бы! — она надвигается на меня всей своей массой, заставляя отступать к стене, — Теперь ты откроешь портал! Для меня!

— Забудь об этом! — я начинаю злиться, — Ты прекрасно знаешь, что мы не можем позволить себе такого расточительства.

— Расточительством было оставить меня здесь! Я нужна им! Я нужна Марку!

— Шета! — Хан обнимает девушку за талию, пытаясь остановить, но удержать несущуюся лошадь ему явно не под силу.

Небрежным движением кентаврица стряхивает его с себя и продолжает двигаться в мою сторону. Хвост, как у разозленной кошки, мечется из стороны в сторону. Одним движением она смахивает со стола бумаги, и они веером разлетаются по комнате, но Шета даже не замечает этого.

— Мне плевать на расточительство! Это ты виноват, что я осталась здесь и придется открыть лишний портал! Ты знал, что я должна уйти! Ты специально оставил меня здесь!

— А если и специально! — ору я, — Я думал, у тебя хватит мозгов не ввязываться в авантюры! Так эти чокнутые и тебя с ума свели!

— О чем ты? — Шета вдруг останавливается.

Я бы поверил в это недоумение, если бы не хитрый огонек, пляшущий в ее глазах.

— О круге предвиденья, — уже спокойней отвечаю я.

— Ах, это… — кентаврица пожимает плечами, — Мы же, вроде, решили, что Хан сам этим займется. Не так ли? — она оборачивается к саламандру.

— Тогда чего ж ты так разбушевалась? — ухмыляется он.

— Ну… вообще-то у меня личные причины хотеть вернуться в тот мир.

— Потерпят твои личные причины. Или поторопятся, — ворчу я.

— Что ж, тогда извините, — она обводит нас взглядом, потом вдруг преподает на передние ноги, разводит руки в ритуальном жесте, — Прости, Гектор, я вела себя неподобающе.

И прежде, чем я успеваю придти в себя от такого странного перехода, выскакивает из комнаты.

— Ты что-нибудь понял? — спрашиваю я Хана.

— Гормоны! — хихикает он.

— Женщины! — вторю ему я и начинаю собирать рассыпанные по полу бумаги.

Хан помогает мне. В согласном молчании мы быстро наводим порядок.

— Ладно, хватит с меня на сегодня эмоциональных потрясений, — Хандариф потягивается, — Пойду досыпать. Ну и ночку они нам устроили!

И тут у меня по шее пробегает холодок. Где-то в библиотеке только что открыли портал между мирами.

— Шета! — кричу я, и Хан недоуменно на меня смотрит, — Смылась все-таки! Хан, ее надо вернуть!

Я принимаюсь лихорадочно шарить по столу и ящикам в поисках Мартиного рисунка. Но его нет.

— Черт, она через наш портал ушла! Когда только успела его умыкнуть! Я ж с нее глаз не спускал!

Мы выскакиваем в коридор и бежим к апартаментам кентавров. Дверь заперта, и на стук никто не отзывается.

— Ломаем, — рычит Хандариф.

Увы, саламандру не так легко сломать магическую печать кентавров. Даже такому талантливому, как Хан. Тихо чертыхаясь, он возится с дверью, когда я слышу цокот копыт. Эврид останавливается и недоуменно смотрит на нас.

— Гектор? Что случилось? Что-то с Шетой?

— Хвала богам! — Хан отрывается от хитрого замка, — Открой эту дверь, Эврид, или я ее просто сожгу.

— Да что случилось-то? — недоумевает кентавр, но к двери все же подходит.

— Шета умыкнула у меня рисунок Марты и удрала в соседний мир, — поясняю я, — Ее обязательно надо вернуть, а другого портала у нас нет.

— А что за спешка? — Эврид распахивает перед нами дверь.

Мы с Ханом влетаем в комнату и принимаемся шарить глазами по стенам. Эврид тоже присоединяется к поискам. Рисунка нигде не видно.

Спустя минут двадцать мы убеждаемся в тщетности своих стараний.

— С собой забрала, — вздыхает Хан.

— Весело! Мы остались без портала, господа, — мне хочется свернуть кому-нибудь шею, — Так что связь теперь у нас одностороння.

— А портал в квартиру Алены?

— Грэм с собой забрал. А других Марта и не рисовала вовсе. За ненадобностью. Не можем мы сами к ним пройти. И они не придут, ведь все, кроме этих ненормальных, будут осторожничать. Сами всех зашугали, теперь никто просто так портал не откроет.

— А милые дамы откроют портал только когда вляпаются в дерьмо, — с тоской сообщает Хандариф, как будто мне самому это не понятно.

— Может, вы объясните, наконец, что такого натворила моя дочь? — хмурится Эврид.

— Объясним. Почему ж не объяснить? — я нервно хихикаю, — Теперь нам только говорить да объяснять и осталось. Сделать-то все равно ничего нельзя.

— А может, Вела попросить? — задумчиво предлагает Хан.

— О чем?

— Портал открыть. Вдруг сможет.

— Вряд ли. Энгион полжизни этим занимался, а так и не сумел. А ты хочешь, чтобы мальчишка с бухты-барахты разобрался. Да и опасны эти его голосовые порталы, он же сам сказал. Я на такое не пойду. Как ни прискорбно, но для мира лучше потерять и Серебряную леди, и Рен-Атар, и Целительницу, и, уж прости, Эврид, Шету, чем разрушить грань.

— Гектор, ты циник.

— Я реалист, Хан.

— А руки-то у реалиста трясутся, — хмыкает саламандр, — Из-за кого, хотел бы я знать.

— Из-за всех этих дур вместе взятых! — рявкаю я.

— Спокойно! — первый раз слышу, чтобы Эврид повысил голос, — Не знаю, что моя дочь-дуреха учудила, но если сейчас вы перегрызетесь, лучше никому не станет. Гектор, перестань трястись, как мальчишка! Хан, включи мозги, собери остальных умников, расскажите, что девчонки натворили, и устроим мозговой штурм. Приказ ясен?

Я начинаю смеяться.

— Прекратить истерику! — орет Эврид.

— Это не истерика, друг мой, — я с трудом успокаиваюсь, — Я просто настолько привык общаться с дипломатами, что совершенно не был готов услышать приказы боевого командира. Спасибо, Эврид. Теперь все в порядке. И ты прав, нужно собрать всех и подумать, что мы можем сделать.