"Победители чудовищ" - читать интересную книгу автора (Страуд Джонатан)

Глава 13

В течение трех дней Свейн шел по следу Коля. Он не ел и не спал, пока не вышел к лагерю разбойников на утесе вблизи Отрога. Их там было двадцать человек, но Свейн не колебался — он устремился вперед размахивая мечом, и началась битва. Вскоре восемь изгоев лежали мертвыми, однако и Свейну приходилось нелегко. Он отступал назад по тропе, не прекращая сражаться, пока не дошел до маленькой пастушьей хижины. Он забежал внутрь и запер дверь.

Коль и его люди осадили хижину и принялись ждать, когда Свейн выйдет наружу.

А Свейн нашел внутри кремни, свечу и несколько поленьев. Он поразмыслил и принялся вырезать из дерева грубое подобие человеческой головы.

Ночью разбойники увидели свет в окошке хижины и тень Свейна на противоположной стене. Они оставили одного человека на страже и улеглись спать.

Свейн же проделал дыру в задней стене хижины и выбрался наружу. Он обогнул хижину и отрубил головы Колю и его людям, одному за другим. Отрубленные головы он насадил на колья и расставил их вдоль дороги, ведущей через долину, в назидание, чтобы никто больше не вздумал разбойничать.

Халли ринулся вперед — его руки уперлись в корявую холодную оштукатуренную стену. Где же дверь? Шаря по сторонам, он услышал скребущий звук, как будто чем-то металлическим провели по полу.

Кочерга из камина!

Пальцы Халли наткнулись на дерево, и он принялся нащупывать задвижку.

Что-то прорезало воздух. Халли машинально пригнулся. Невидимое орудие с треском врезалось в штукатурку у него над головой. На волосы дождем посыпалась крошка.

Шепот в темноте:

— Проклятье! Я забыл, какой ты коротышка!

Треск, хруст: Олав высвобождал кочергу. Халли нащупал задвижку и отворил дверь. В глаза ему ударил тусклый свет; он смутно увидел темную галерею, а дальше, за перилами, огромное пространство чертога, слабо отсвечивающее красным. Халли бросился вперед, но тут что-то впилось ему в бедро. В ноге вспыхнула боль, и Халли потерял равновесие. Он врезался в дверной косяк и рухнул на галерею.

Когда он поднял глаза, то увидел, как из темной двери медленно-медленно выступил Олав Хаконссон, похожий на иссохшее привидение в шерстяной ночной рубахе. В руках он держал длинную черную кочергу. Лицо у него было бледное, глаза казались огромными; кожа на исхудалых руках висела как тряпочка. Он занес руки, чтобы нанести новый удар.

Халли откатился в сторону, оттолкнулся здоровой ногой и пополз по полу. Позади упорно шлепали босые ноги больного.

Халли согнул спину и начал вставать на четвереньки. Одна нога онемела, в бедре тонкими иголочками пульсировала боль. Мальчик перенес вес на другую ногу, поднялся и привалился к перилам.

Оглянулся: бледное лицо, занесенная кочерга.

Халли дернулся в сторону, к лестнице.

Перила хрустнули от удара. Щепки полетели вниз, в чертог.

Нога плохо слушалась, и наступать на нее было больно; подпрыгивая и хромая, Халли добежал до лестницы и, обеими руками ухватившись за перила, чтобы не упасть, бросился вниз. Снова что-то рассекло воздух у него над головой.

Олав хотел крикнуть, но получился только свистящий шепот, и пространство чертога поглотило его:

— Хорд! Хорд! Рагнар! Вставайте! Здесь враг! Ах, проклятье — куда делся мой голос?

Халли ковылял вниз по лестнице, наваливаясь на перила, занося вбок больную ногу, морщась каждый раз, как приходилось опираться на нее. Бежать быстро он не мог, но и Олав тоже не мог.

Мальчик слышал, как преследователь тяжело спускается по ступеням, хрипя и сипя горлом, как шуршит его рубаха.

Он добрался до площадки. Внизу слева открылось темное, как пещера, пространство — абсолютный мрак, если бы не угли, дотлевающие в очаге. Жаровни на стенах почти прогорели, обратившись в багровые точки; десятки кубков и блюд тускло блестели на столах.

Справа, на стене, были веером развешаны пять копий. Халли подобрался к ним, схватил одно, пытаясь сорвать его со стены. Ему нужно было оружие, чтобы защищаться, — зачем только он бросил нож? Какой же он дурак! Он тянул, дергал, едва не вывихнув себе руку. Все было бесполезно: копье оказалось приделано намертво, а Олав уже настигал, его глаза были как серые провалы, он спустился на площадку и держал свое оружие наготове…

Халли ссыпался по нижнему пролету, споткнулся и растянулся на животе на полу чертога. Медленно поднялся, развернулся к столам. Далеко справа, за смутно различимым рядом колонн, просматривались двери, ведущие во двор. Даже отсюда было видно, что они крепко заперты на засов.

Снова мучительный шепот:

— Хорд! Рагнар! Вставайте!

Халли, обернувшись, увидел, как Олав преодолевает последнюю ступеньку. Лицо больного блестело от пота, свалявшиеся волосы свисали на глаза, грудь судорожно вздымалась и опадала.

— Давай посмотрим правде в глаза, — предложил Халли. — Они все крепко дрыхнут, как пьяные свиньи, — впрочем, они и есть пьяные свиньи. Возвращайся в кровать, пока можешь. Эта погоня тебя погубит.

Олав жутко усмехнулся.

— Халли, Халли, но как же ты наружу-то выберешься? Двери все заперты!

— Ничего, придумаю что-нибудь.

Халли посмотрел в сторону лестницы, ведущей в кладовую, через которую он проник в чертог. Нет, чересчур рискованно: наружная дверь наверняка заперта, можно оказаться в ловушке. Единственный выход — попробовать сунуться в арки за Сиденьями Закона: может, там найдется окно или еще что-нибудь…

Он услышал тяжелое дыхание, краем глаза заметил размытое движение. Халли метнулся в сторону; кочерга рассекла воздух у его плеча и врезалась в каменный пол. Олав выругался.

— Это была неплохая попытка, но ты слабеешь, — констатировал Халли. — А моей ноге стало лучше.

Это была правда: онемение понемногу проходило. Мальчик похромал прочь, к яме, где над тлеющими углями все еще висела бычья туша: груда костей и жил с ошметками мяса. Пол возле туши был заляпан салом; Халли поскользнулся и чуть не потерял равновесие. Выпрямившись, он увидел два кованых вертела, прислоненных к краю ямы. Он наклонился, схватил их и обернулся навстречу надвигающемуся Олаву.

Халли взял в каждую руку по вертелу и угрожающе помахал ими.

Олав насмешливо засипел.

— О дух Хакона, страх-то какой! Будь я жареным цыпленком, убежал бы без оглядки!

— Берегись! — рявкнул Халли. — У нас в верхней долине умеют сражаться двумя клинками!

— То-то ты ими машешь так, точно мух отгоняешь! — хмыкнул Олав. — Чем дальше, тем больше я удивляюсь, как ты вообще сюда добрался. Ты не умеешь убивать, ты не умеешь драться — бестолковее парня я еще не встречал!

Он взмахнул кочергой и выбил один из вертелов из руки Халли. Вертел описал дугу и застрял, дрожа, в туше быка.

Халли, побледнев, сделал шаг назад вдоль ямы и метнул второй вертел в Олава, точно копье. Олав отклонился вбок; вертел скользнул по его щеке и со звоном упал на пол. Олав выпрямился, ощупывая щеку.

— Ты смеешь нападать на сына Хакона в его же собственном чертоге?! Будь я здоров…

— Будь ты здоров, я бы все равно был ловчее и проворней тебя, потому что я — сын Свейна, который, кстати, как-то раз усадил твоего предка задом в терновый куст! Знаешь эту историю? Я только надеюсь, что Хакон носил рубашки подлиннее, чем у тебя!

Говоря это, Халли торопливо отступал назад через чертог, не обращая внимания на протесты больной ноги.

Олав, то ли от гнева, то ли от боли в щеке, тоже прибавил шаг.

— Ах ты, трус! Что, убегаешь?

— Это называется «применяться к обстоятельствам»!

Халли поравнялся со столом, заваленным объедками и грязной посудой. Он схватил кубок и швырнул его в Олава, тот уклонился. Тогда Халли метнул блюдо, а за ним — сальную кость от окорока. От блюда Олав увернулся, а вот кость угодила ему в голову, вызвав залп хриплой брани.

Олав шел вдоль стола, а Халли отступал, швыряя в своего врага все, что попадалось под руку. Кубки, яблоки, чаши, плевательницы, обглоданные куриные тушки, столовые ножи, какие-то круглые овощи, сваренные, но оставшиеся несъеденными, — все это летело в лицо Олаву. От некоторых снарядов тот уворачивался, другие отбивал, но все равно доставалось ему изрядно.

Закончил Халли горстью спелых слив.

— Эй, открой рот пошире! — крикнул он. — Я попробую закинуть туда хотя бы одну!

Он испытывал радостное возбуждение — впервые с тех пор, как вошел в комнату Олава. Ну да, он не сумел сделать то, зачем пришел, и, возможно, теперь все пропало. Но сражаться за свою жизнь — это совсем не то, что пытаться прикончить беспомощного врага, и Халли обнаружил, что это ему нравится куда больше. Особенно теперь, когда ушибленная нога почти совсем отошла.

Он посмотрел вдоль чертога: оставалось всего полпути до возвышения и арок. Однако Олав не отставал, а если позволить ему выйти отсюда, он разбудит остальных. Значит, надо его как-то остановить…

Олав, пошатываясь, бежал на него, вскинув кочергу.

Халли метнулся к очагу, рассчитывая найти там какие-нибудь металлические инструменты, но ничего не обнаружил. На лице у него сразу выступил пот, потому что толстые чурбаки, присыпанные землей, все еще тлели, и белый, как кость, пепел у него под ногами был горячим.

Олав стремительно приближался. Халли наковырял башмаком побольше пепла и осыпал им босые ноги Олава. Тот запрыгал на месте от боли.

Из углей торчало несколько непрогоревших палок. Халли выдернул ближайшую, длинную кривую корягу. На конце коряги тлел ослепительно белый уголек. Держа ее обеими руками, мальчик принялся размахивать ею из стороны в сторону так, что коряга свистела в воздухе. На миг Олав отступил, потом выругался и ринулся вперед, бешено взмахнув кочергой. Халли поднял палку, чтобы отразить удар; сила удара была такова, что у него клацнули зубы и подогнулись колени. Мальчик выронил палку и рухнул в раскаленный пепел, который облаком заклубился вокруг.

Лицо Олава было ужасным: жуткая, ухмыляющаяся маска смерти. Он подступил к Халли и снова поднял руки.

Халли хотел было отползти, но его ноги оказались зажаты между ногами противника. Он заметался в панике, извиваясь, точно угорь, и ударил Олава под колени в тот самый миг, как противник опустил свою кочергу. Олав потерял равновесие; кочерга ударилась о камни возле головы Халли с громким звоном, который эхом раскатился под крышей чертога. Олав упал в золу, рядом с Халли, но ближе к огню, где зола была очень горячей.

Еще мгновение — и оба снова вскочили на ноги, все белые от золы. Нога Халли снова подвела его: он не успел убежать, Олав протянул руку и ухватил его за горло.

Хватка у Олава была стальная. Глаза у Халли выпучились. Он попытался слабо сопротивляться.

— Надеюсь, ты не такой глупец, чтобы рассчитывать на пощаду? — вопросил Олав. Он поднял руку, башмаки Халли оторвались от пола, и мальчик повис в воздухе.

Халли хрипел и брыкался. Дышать он не мог. Его пальцы впились в запястье Олава. Тот хохотнул.

— Бесполезно, мой мальчик. Я, может, и болен, но тебя не отпущу. Мне доводилось душить людей и покрупнее тебя.

Халли внезапно прекратил отбиваться и повис совершенно неподвижно. Он медленно поднял руку и указал сперва на Олава, потом на пол, на очаг и опять на Олава. После паузы он повторил это снова.

Олав сощурился.

— Что такое? Я тебя не понимаю. Что ты хочешь сказать?

Халли, лицо у которого побагровело, все так же неторопливо и тщательно повторил свои жесты.

Олав покачал головой.

— Извини. Не понимаю.

На этот раз жесты сопровождались долгим загадочным бульканьем и непонятными движениями бровей.

Олав нахмурился.

— А, это все бесполезно! Не можешь сказать толком, так и не пытайся!

Халли многозначительно указал на пальцы, стискивающие ему горло. Олав закатил глаза и чуть ослабил хватку.

— Ну?

Слабый хрип:

— Ты горишь…

Олав уставился на Халли. Потом посмотрел вниз — и увидел длинные желтые языки пламени, лижущие подол его рубашки. Как раз когда он это увидел, пламя весело взметнулось и охватило всю его спину. Шерстяные нити одна за другой вспыхивали белым, потом чернели.

Олав шепотом взвыл от ужаса, отшвырнул Халли и запрыгал по чертогу, судорожно хлопая себя по бокам.

Халли, растирая горло, бросился в противоположную сторону, остановившись только затем, чтобы подхватить тлеющую палку. Он прохромал мимо возвышения и нырнул под галерею. Оглянувшись, он увидел мечущегося Олава — тонкую черную фигурку, окутанную пламенем. Олав наткнулся на висящий на стене гобелен, вцепился в него — он, должно быть, хотел укрыться чем-нибудь, чтобы сбить пламя, но вместо этого сухая ткань гобелена тоже воспламенилась, и желто-оранжевые языки побежали по стене.

Халли решил, что это недурная идея. Он ткнул своей палкой в ближайшую занавеску и стал смотреть, как ткань вспыхнула и загорелась.

Горящий гобелен внезапно рухнул со стены, накрыв собой Олава.

Над головой, на галерее, послышались крики и топот бегущих ног.

Халли представил себе, как Хорд и Рагнар несутся вниз по лестнице. После еле передвигающегося Олава оказаться лицом к лицу с ними ему не улыбалось. И Халли, прихрамывая, выскочил из чертога.

Коридор, которым он бежал, оказался длинным, темным, со множеством поворотов и несколькими дверьми, за которыми были помещения для слуг. Он смутно видел людей, свернувшихся на лавках, сонные лица… Еще немного — и все они проснутся. Халли ускорил темп, понуждая свое тело двигаться быстрее, высматривая путь, которым можно было бы выбраться из чертога Хакона.

На бегу тлеющая палка в его руках разгорелась и теперь полыхала не хуже факела. Чтобы отвлечь погоню, Халли поджигал на своем пути все, что мог: занавеску, корзину с бельем… Коридор у него за спиной заволокло дымом.

Наконец он увидел окно: высокое, узкое, закрытое ставнями. Халли распахнул створки, вскарабкался на подоконник и прищурился, вглядываясь во тьму. В лицо хлестнуло холодным дождем, отчего вспотевший лоб сразу зачесался.

В нескольких футах впереди и чуть внизу проступила широкая каменная полоса — вершина большой троввской стены, окружающей Дом. За ней ничего видно не было. А прямо под окном зиял черный провал; Халли подозревал, что там очень высоко, все ноги переломаешь.

Халли выглянул обратно в проход. Там слышались приближающиеся шаги и отдаленные крики. Где-то совсем далеко, за темным пространством чертога, ударили в набат.

Медлить было нельзя. Халли швырнул свою палку за спину, в коридор, отступил назад, насколько это можно было сделать на подоконнике, и, опираясь на здоровую ногу, прыгнул вперед, в темноту.

Шум сразу стих, как отрезало. В лицо ударил дождь. Он подобрал ноги.

Халли приземлился на стену, перекатился и тотчас вскочил, ощутив внезапную острую боль. Больная нога: то ли он ее подвернул, то ли еще что… Некогда! Тут, снаружи, звон набата был слышнее. Ему откликнулись другие колокола по всему Дому.

Камни троввской стены были истертые, гладкие, скользкие от дождя. Халли трусил вдоль парапета, точно раненый зверь, озираясь по сторонам: назад, через плечо, наружу, за парапет, в темноту, вниз, на хижины, которые лепились к стенам Хаконова чертога, где сейчас в окнах зажигались огни. Колокола повсюду трезвонили все тревожнее. Мальчик никак не мог решиться: ему не нравилось то, что ждало за парапетом, он слишком хорошо помнил высокие стены и глубокий черный ров внизу.

Однако задерживаться в Доме Хакона ему тоже не хотелось.

Впереди, за поворотом стены, где-то у ворот, замелькали огни факелов. Они множились с угрожающей стремительностью, распространяя вокруг себя гневное зарево, которое освещало стены хижин и виселицу, установленную на стене (Халли не преминул обратить на нее внимание). Огни вдруг разделились на два потока: часть преследователей направилась в одну сторону, часть в другую. До Халли доносились властные голоса, топот сапог по камням, гавканье и вой собак.

Халли вздохнул и оглянулся назад. Вдалеке, на стене, тоже мелькали огни и виднелись бегущие люди.

Он накинул капюшон, чтобы никто не разглядел его лица, подступил к краю стены и оценивающе посмотрел вниз. Там царила непроглядная тьма. Где-то далеко внизу слышался шум дождя, падающего в воду. Мальчик нерешительно закусил губу.

Осколок камня отлетел от стены и ударил его в щеку рядом с глазом. Сломанное древко стрелы подпрыгнуло и упало на парапет.

Халли зажмурился, разбежался и прыгнул.

Падение оказалось коротким, но на удивление прерывистым — оно превратилось в бесконечное множество отдельных моментов, когда Халли зависал в воздухе, дрыгая ногами, раскинув руки. Навстречу дул ветер, желудок подпрыгнул к самому горлу, а заплечный мешок и волосы болтались где-то над головой. Однако он не успел ничего с этим поделать до того, как ударился о воду и тьма поглотила его.

Воздух исчез, вокруг была лишь ледяная чернота.

Исчезло все: дождь, огни, колокола, шум…

Глядя перед собой, раскинув руки, Халли тихо опускался на дно черного рва.

У крестьянина из Глубокого дола было три дочки, и Свейн наведался к нему, чтобы решить, которую из них взять в жены. Он увидел, что все три хороши собой: у них были длинные душистые волосы и крепкие ляжки. Выбрать одну из них было нелегко.

Тогда Свейн сказал:

— Я отправляюсь в чертог троввского короля. Что вам принести оттуда?

— Золота и серебра, — сказала старшая, — чтобы мне было что носить на шее.

— Горшок и половник, — сказала вторая, — а то мой горшок разбился, а половник сломался.

Младшая же улыбнулась и сказала так:

— Принеси мне только цветочек с пустошей, чтобы я смотрела на него и думала о тебе!

Свейн отправился в чертог троввского короля. Это был уже второй его поход На этот раз он проник глубже, миновав пылающий очаг и развешанные кости, в самое логово, где жили троввы. Они все спали, забившись в дыры и щели, и Свейн без труда перебил многих из них. Он дошел до лестницы, ведущей дальше под землю, но было уже поздно, и он пошарил вокруг, добыл золото и серебро, горшок и половник и ушел. Выйдя на пустошь, он сорвал цветок. Потом вернулся обратно в дом крестьянина и дал его дочкам то, о чем они просили.

— Что же, решил ли ты, которую из нас возьмешь в жены? — спросили они.

— Да, решил, — ответил Свейн. — Ты, старшая, тщеславна и распутна, а ты, младшая, не в своем уме и не приспособлена к жизни. Я выбираю тебя, средняя, потому что твоя просьба была здравой и разумной.

Он вернулся домой со средней из сестер, и она стала ему очень хорошей женой.

Таков был второй визит Свейна в чертог троввского короля.