Глава 9

            Глава 9

"С тех пор прошло уже почти три года,

И я скажу, что черезмерно много

Ходило слухов обо мне среди народа

О том, что я мессия и сын Бога.

Из уст в уста порой передавались

Какие-то нелепые рассказы:

Я сделал то, я сделал это; фразы,

Мной произнесенные, так перевирались,

Что мысль, в них заключенная, порою

Переворачивалась в противоположность,

Ненужной обрастала мишурою,

Теряла глубину, логичность, сложность.

Рассказывали так: когда в ученье

Беру кого-нибудь, то принуждаю

Его свершить от мира отреченье;

Учеников я, дескать, заставляю

Возненавидеть мать, отца и братьев,

Сестер, детей, жену, чтоб оголтело

С учениками мы сумели бы поднять и

Нести флаг веры, не жалея тело.

И ненависть к родным не подносилась

Как что-то некрасивое, напротив -

В рассказывавшем это даже вроде

Слепая гордость за меня искрилась:

Вот, мол, как жестко он и энергично

Своих апостолов на службу наставляет,

Содержит сухо их и аскетично

И этим близость к Богу проявляет.

Рассказывали, что свое ученье

Не с миром, но с мечом несу народу.

Но ты же знаешь, я ведь всепрощенье

И полную душевную свободу

Как цель конечную для царства Бога вижу.

Ты знаешь также то, что я считаю,

За что хулу в свой адрес часто слышу,

Что Бог всемилостив, он всех всегда прощает.

Им будут прощены для вящей славы

Все грешники на этом бренном свете.

Не удивлюсь, когда в одном букете

Со всеми будет Им прощен и дьявол.

Я понимаю то, что всепрощенье

Не хорошо, когда дурные люди,

Не сдерживаясь в грязном поведенье,

Все будут знать, что при любом паденье

Вовек к ним милость Божья не убудет.

Но как бы ни было, нам отказаться нужно

От принуждения, насилья, даже к самым

Безнравственным, жестоким и бездушным

Преступникам, льстецам, глупцам и хамам.

Мы не имеем права осужденья,

Пусть судит Бог, Ему с небес виднее,

Любой судья хотя б один имеет

В себе порок, достойный утаенья.

Мы тленны телом, но должны ли разве

Мы бренности поддаться страшной язве

И худшему, что в душах обитает,

Давать простор, наружу выпуская.

Я думаю, насколько только можно

Нам следует к бессмертию подняться,

Отбросив тленное, отбросив то, что ложно,

И с лучшим, что в нас есть, соизмеряться.

...И о моем искусстве врачеванья

Бытуют домыслы и преувеличенья,

Мол, так силен я, что своим леченьем

Могу и мертвого вернуть в сознанье.

В Вифании однажды (этот случай

И дал, наверно, корни глупым слухам)

Я излечил больного, что падучей

Подвержен был, слаб телом был и духом.

Когда пришел к больному, мне сказали,

Что поздно, и несчастный час как умер,

Но раз уже меня к нему позвали,

Решил взглянуть я на беднягу без раздумий.

Его запястия, холодные, сухие,

Ощупал я, пульс все же ощущался,

Хоть очень редким был и слабым. "Летаргия", -

Я с облегченьем тихо рассмеялся.

А родственники Лазаря (так звали

Больного этого) слегка оторопели -

Чему я радуюсь у траурной постели,

Когда они скорбели и рыдали?

"Встань, Лазарь", - всем своим сознаньем

Я дал приказ ему для пробужденья,

И он проснулся с кашлем и ворчаньем.

Все посчитали это чудным воскрешеньем..."

Учитель много мне привел примеров

Того, как был нелепо истолкован,

Когда слепая человеческая вера

Переиначивала сказанное слово.

И он не жаловался, больше сожаленья

Я чувствовал в его повествованье,

Что он не смог через свое ученье,

Дать людям доступ к радости познанья.

До самого утра мы говорили

И обсуждали разные вопросы,

Пока лучи рассветные откосы

Холмов окрестных не позолотили.