"Что происходит с Россией? Куда нас ведут? Куда нас приведут?" - читать интересную книгу автора (Кара-Мурза Сергей Георгиевич)

Часть третья. Как выполняется проект "большого скачка" в капитализм?

— В самом начале вы усомнились в том, что у нас вызревает рыночная экономика. Почему?

— Конечно, Гайдар может сказать, что он строит рынок, как и Ерин — демократию. Пресса в их руках, и тумана вокруг понятия "рынок" и "демократия" напустили много. Но туман этот — идеологический. На деле произошел просто планомерный демонтаж всей хозяйственной системы СССР (и России), экономика погрузилась в хаос "без плана и без рынка". В 1990 г. был я на Западе и пригласили меня на совещание экономистов, изучающих наши реформы. Обсуждался Закон о кооперативах — с дотошностью, которой нам видеть не приходилось. Никто не сомневался в том, что закон был направлен на подрыв "тоталитарной экономики" и был сугубо политической акцией. Ликвидация монополии внешней торговли при несопоставимости внутренних и мировых цен однозначно вела к массовому вывозу ресурсов и товаров. Если цена тонны солярки в стране 5 дол., а мировая 500 дол., то отдать ее своим колхозникам — просто святотатство. Когда я заикнулся о некомпетентности наших экономистов, меня подняли на смех. И сегодня я спрашиваю г-на Бунича, Шаталина и компанию: вы знали, что разрушаете экономику страны? Если не знали — порвите свои дипломы и выбросьте в отхожее место. Не порвут и не выбросят, ибо — знали.

— Вы считаете, без кризиса можно было обойтись?

— Конечно, любая реформа ведет к временному спаду. Но для такого кризиса объективных причин не было — в стране имеются и ресурсы, и кадры. И принципы выхода из кризиса при всех режимах одни: "оживление" омертвленных ресурсов вместо спада производства, стимулирование спроса вместо искусственного обеднения и безработицы, политическая стабилизация путем поиска компромиссов и национального согласия. Для этого надо идти на дефицит госбюджета — "брать в долг у будущего", ибо безработица и распад производственной системы обходятся несравненно дороже. У нас же происходит совершенно обратное.

— Вы говорите "планомерный" демонтаж. Опять имеете в виду какой-то дьявольский заговор?

— Не будем разыгрывать наивность. История перестройки у нас и во всем соцлагере уже хорошо изучена. Задача была — сокрушить "империю зла", так и формулировалась стратегическая цель холодной войны. В военной сфере это оказалось невозможным — установился паритет. Но тут предложила свои услуги номенклатура, готовая провести демонтаж экономического базиса. Этого уже никто и не скрывает, они горды своим подвигом. Один из pазpаботчиков доктpины Тpумэна, диpектоp Гpуппы планиpования госдепаpтамента США, Дж.Кеннан сказал в 1965 году, что проект холодной войны был pазpаботан людьми "неспособными искать pешение евpопейской пpоблемы без абсолютного военного поpажения Советского Союза или без фантастического, необъяснимого и невеpоятного пеpевоpота в политических установках его pуководителей". Как видим, такой переворот произошел, и хотя он фантастичен, мы должны попытаться его объяснить. Кстати, график разрушения экономики, ее "технология" уже хорошо изучены и не так уж интересны. Важнее понять — зачем?

— Что же двигало реформаторами, как вы думаете?

— Не будем говорить о криминальном интересе — сколотить в условиях хаоса состояние. Об этом потом. Попытаемся понять реформаторов-"идеалистов". Почему они приняли схему Международного валютного фонда, заведомо ведущую к размалыванию национальной экономики и втягиванию ее в орбиту Запада? Ведь это было уже проверено в десятках стран.

Причина в том, что весь проект нашей "Реформации" основан на свойственном истмату убеждении, будто бытие определяет сознание. Достаточно создать искусственно слой криминальных предпринимателей, назвать их бизнесменами, как вслед за этим "бытием" возникнет и сам капитализм. Такое убеждение могло родиться только в дремучем сознании бывших профессоров марксизма-ленинизма. В действительности возникновение современного капитализма было мутацией в развитии европейской культуры. Дух капитализма не развился в результате практики свободного предпринимательства, а именно эта практика возникла на базе нового и специфического мироощущения — "сначала было Слово". Проводимая в России тоталитарным режимом "Реформация" не только разрушительна — она еще и уродлива, она в принципе не может привести к появлению здорового капитализма.

Фетишизация рынка началась с 1988 года, но уже и раньше состоялась философская атака на саму идею жизнеобеспечения как единой производительно-распределительной системы. Бросили идею "тектонического сдвига всего нашего хозяйства в сторону продуктов потребления". Были резко уменьшены капвложения в энергетику, хотя специалисты с отчаянием доказывали, что сокращение подачи энергии и тепла в города Севера и Сибири просто приведет к исчезновению "потребителей". За 1988-91 годы было подорвано воспроизводство основных фондов базовых отраслей, на которых основывается вся нормальная жизнедеятельность людей, включая потребление. В 1993 г. ввод мощностей по добыче угля составил 3,3 млн. т (вместо 20,3 по "старым планам), а выбытие — более 22 млн. Начинаем собирать основной урожай перестройки. Сейчас страна "проедает" остатки промышленной инфраструктуры, созданной нецивилизованным режимом. И даже если бы сегодня начали делать массированные капиталовложения, на что нелепо надеяться, то ввода новых мощностей можно ожидать лишь через 7-8 лет.

— Что же за этим кроется? Ведь это академики советовали.

— Тут проявилась родовая болезнь русской интеллигенции — в своих философско-экономических воззрениях она опять придает гипертрофированное значение распределению в ущерб производству. На вопрос "Что убедит людей в том, что намечаются реальные положительные сдвиги?" 73,9 проц. респондентов из числа интеллигенции ответили: "Прилавки, полные продуктов". Это кажется даже невероятным, в этом есть что-то мистическое. Ведь это значит, что для них важен даже не продукт потребления, а образ этого продукта, фетиш, пусть недоступный. Ведь ясно, что наличие продуктов на прилавках вовсе не означает его наличия на обеденном столе. Они на это соглашались — пусть человек реально не сможет купить продукты, важно, чтобы они были в свободной продаже. Здесь опять виден тот скрытый религиозный смысл понятия свободы, который сжигает реформаторов.

— Да это просто романтизм. Реформатор и должен быть романтиком.

— Но надо же и меру знать. Смотрите, как легко стираются из памяти события буквально полугодовой давности. А значит, и способность к рассуждению утрачена. Как загипнотизированные смотрят зрители на политическую сцену, куда невидимые фокусники вдруг выдвигают в качестве пророков и вождей ничем не примечательных человечков — и так же неожиданно убирают их со сцены в небытие. И все о них тут же забывают. Где наш героический премьер Иван Силаев с его умопомрачительными "трансфертами"? И по чьему приказу вся "свободная" пресса вдруг потеряла к нему всякий интерес? А как Лариса Пияшева доказывала, что либерализация цен приведет к их повышению лишь в два-три раза, не больше: "Если все цены на все мясо сделать свободными, то оно будет стоить, я полагаю, 4-5 руб. за кг, но появится на всех прилавках и во всех районах. Масло будет стоить также рублей 5, яйца — не выше полутора. Молоко будет парным, без химии, во всех молочных, в течение дня и по полтиннику" — и так далее по всему спектру товаров. Когда она это писала, был известен расчет Госкомцен, сбывшийся с точностью до рубля — он предсказывал скачок цен на продукты сразу в среднем в 45 раз. Был известен опыт Польши — рост цен в 57 раз, и эти данные публиковала не газета "День", а бюллетень ЦСУ. Казалось бы, очевидно, что Пияшева или нагло врет людям, или ничего не смыслит в экономике. Но ведь верили-то именно ей, именно ее назначили советником мэра по экономике. Что же сегодня, вспомнили ее "прогноз специалиста"? Нет, она так и не слезает с экрана, став уже доктором наук и фигурируя как ведущий ученый-рыночник. Ведь как-то должен демократ объяснить этот феномен беспредельного доверия и забывчивости. Хоть самому себе объяснить!

— Ну романтики же! А вот поговорим о серьезном, о собственности. Мы часто слышим: "Частная собственность — естественное пpаво человека". Что это означает?

— Это — опора всей идеологии "рынка", а идеология примиряет людей с общественным строем, доказывая, будто "так уж устроен мир". То есть, объясняя чисто социальные, человеком установленные порядки природными ("естественными") законами. За этим стоит разумное желание собственников пpидать силу пpиpодного закона их пpаву на эксплуатацию тех, кто лишен собственности. Ведь выступать пpотив пpиpодных законов — безумие. Таким образом, это утверждение идеологическое, не основанное ни наукой, ни здравым смыслом.

Естественное право обычно называется и священным, ибо мир устроен Творцом. Это позволяет применять к нарушителям самые жестокие репрессии. "Отец" политэкономии Адам Смит писал: "Правительство устанавливается для защиты собственности и является, в действительности, защитой богатых пpотив бедных, защитой тех, кто владеет собственностью, пpотив тех, кто никакой собственности не имеет". В 1700 г. 50 видов пpеступлений в Англии каpались смеpтью, а в 1800 — 220. Почти все — pазные виды покушения на собственность. В начале XIX в. в миpе не было дpугой стpаны, где бы так шиpоко пpименялась смеpтная казнь. Даже дети шли на виселицу за кражу собственности в 5 фунтов стерлингов и больше. Но ужасы "дикого" капитализма заставили убавить пыл, и частную собственность стали считать не естественным правом, а предметом общественного договора. На этом основаны буржуазные конституции, включая США. Таким образом, частная собственность перешла в разряд явлений не природных, а социальных.

Это подтвердил даже Ватикан, полностью отрицающий социализм. В последних папских посланиях читаем: "Бог дал землю всему человеческому pоду, чтобы она коpмила всех своих обитателей, не исключая никого из них и не давая никому из них пpивилегий. Здесь пеpвый коpень всеобщего пpедназначения земных вещей". И: "Собственность на сpедства пpоизводства, как в области пpомышленности, так и в сельском хозяйстве, является спpаведливой и законной, когда используется для полезной pаботы; но является незаконной, когда не ценится или используется для того, чтобы не дать доступа к pаботе дpугим или для получения пpибыли, котоpая [служит] для своего накопления, для незаконной эксплуатации, для спекуляции и подpыва солидаpности в тpудовой сpеде". В православии и исламе уравнительный дух выражен сильнее, и нажива — дело не богоугодное.

Это — религия. Наука же полностью отрицает представление о собственности как естественном праве. Это — явление историческое, не связанное с врожденными, биологическими свойствами человека. Пеpиод капитализма составляет всего один миг (0,05 проц.) в жизни человеческой цивилизации, а земледелие, начиная с котоpого вообще появилась собственность — 2 проц. Раньше люди жили общинным строем, и у многих народов общинный дух силен и поныне. Отношение к собственности определяется условиями момента — долгое вpемя, напpимеp, существовало pабство (в США — до недавнего вpемени). Тогда pабство также считалось естественным пpавом. А в России никогда его не было и, возможно, не будет.

Значит ли, что частная собственность плоха? Нет, это — вопрос идеалов (веры). Важно лишь не обожествлять то, что есть дело сугубо земное, и подходить к нему не с идеологией, а здравым смыслом. А если идет волна заклинаний — дело нечисто. Салтыков-Щедрин говорил: "Горе — думается мне — тому граду, в котором и улица, и кабаки безнужно скулят о том, что собственность священна! Наверное, в граде сем имеет произойти неслыханнейшее воровство!". Похоже, так оно сегодня и есть.

— А если частная собственность — предмет общественного договора, что это означает сегодня у нас, в России?

— Это означает, что к делу можно подойти спокойно, без мистики и священной войны — хоть за собственность, хоть против нее. А надо вести диалог, даже торг — найти приемлемый для всех договор, а значит, всем в чем-то уступить. В чем суть торга?

Во первых, за перестройку многих (а может, и большинство народа — узнать трудно) уговорили отказаться от советского строя и попробовать жить при капитализме. Для этого надо было перераспределить собственность и образовать класс капиталистов. Как? Передав на каких-то условиях общенародную собственность небольшому числу лиц (хотя символическую акцию можно было дать каждому — но это мелочь, о ней и говорить не стоит). Значит, cуть договора, хотя бы и негласного, была в том, на каких условиях и кому передавать собственность.

Раньше весь капитал России (земля и недра, заводы и пр.) был национальной собственностью, а государство было лишь распорядителем. Отсюда и уравниловка — все поровну получали с капитала дивиденды (и наши бы дети их получали). Низкие цены, бесплатное жилье и т.д. были отсюда, никакого чуда в этом не было. Нам сказали, что мы заживем лучше, если поровну прибыль делить не будем, а отдадим капитал небольшому классу собственников. Он с ним лучше управится, прибылью распорядится, но и нас не забудет. В результате работящий человек станет зажиточнее, молодежь купит себе джинсы, расцветет культура, а Россия станет процветающей страной.

В этом и был предложенный нам договор. Было в уговорах много обману? Да, — но не будь простаком, ты же на рынке. Сегодня уже обмана нет, но мнения своего множество людей не изменили, и с этим надо всем считаться, даже Нине Андреевой.

— Почему же дело не идет на лад? Кто не выполнил договор?

— Поначалу был энтузиазм, и даже Лигачев прославлял, по установке ЦК КПСС, рыночную экономику. Верховные Советы без звука утвердили законы о приватизации — передаче национального капитала в частные руки. И дали правительству все мыслимые полномочия. Рабочие тоже не сопротивлялись. Но быстро оказалось, что другая сторона свою часть договора не выполняет. Капитализм — это строй, основанный на рачительном хозяйстве и приращении национального богатства ("хотя и не без кровопивства", как говорил Салтыков-Щедрин). У нас же под крики о строительстве капитализма "буржуазия" стала просто расхищать национальный капитал, сколачивать огромные состояния и переводить их за рубеж. Данные различаются, но даже такой ярый враг СССР как Збигнев Бжезинский пишет, что "новый класс" России перевел за границу до 40 млрд. долларов. Промышленность, сельское хозяйство и все сферы жизни в России просто обескровлены. Никакого капитализма в таких условиях возникнуть не может. Естественно, не выполнены и все понятные простому человеку обещания зажиточной жизни. Изъятая у него доля общенародной собственности пошла не в дело, а в иностранные банки да на кутежи. Западная пресса с ужасом пишет, что русские богатеи платят за обед по 500 долларов на брата — годовую зарплату профессора МГУ. Такого не позволяли себе нефтяные короли из Кувейта.

— Да много ли 40 миллиардов долларов для России? Ведь мы — богатая страна. А предпринимателям надо для дела жить шикарно.

— Во-первых, подобный шик вызывает у настоящего предпринимателя брезгливость. Он сразу видит, что с таким человеком дела иметь нельзя (обобрать его — это да). А много ли это — миллиард долларов? Посмотрим. Это, к слову, стоимость всех выданных Чубайсом ваучеров, так что любой молоденький миллиардер из номенклатуры мог бы запросто купить всю "возвращенную нации" собственность. Но ваучер — это так, мираж. Поговорим о вещах осязаемых. Вот, в Испанию нагрянула большая компания наших "предпринимателей" и "слуг народа" покупать дома на побережье (по 5 млн долл. домик). Как пишут газеты, кое у кого из них в кармане по миллиарду долларов. Какие ресурсы изъял из России человек, вроде бы никого не ограбивший, а получивший по общественному договору такое состояние? По ценам октября эта сумма эквивалентна 8-9 млн тонн бензина. Это больше, чем истратил за год весь агропром России. Тот, кто делает деньги на нефтепродуктах, оставляет без горючего целые регионы.

Вот другая мера. Весь урожай зерновых 1992 г. в России был около 100 млн тонн. Правительство Гайдара было готово платить за тонну 12 тыс. руб. (еще и не расплатилось сегодня). Значит, урожай всей России мог быть скуплен как раз за миллиард долларов — одним таким "предпринимателем". Так что вывезти миллиард — это сегодня нанести по России тяжелейший удар. А таких дельцов уже десятки.

И дело еще в том, что вывозят-то они не прибыль. Нет ее, прибыли, в условиях разрухи — есть ее мираж. Они изымают ресурсы из действующего производства, и ресурсы незаменимые. Потому-то и разруха. И дело даже не в неминуемом падении производства, это было бы дело наживное. Главное — подрывается база, уже не мясо, а костяк. Капитал отдали не предпринимателю, а хищнику, и он рвет из тела предприятий все, что можно продать. Этого пока не видно простому человеку — заводы еще работают. Мотор уже заглох, а маховик крутится по инерции.

— Но ведь многие стали лучше жить. Сколько куплено машин, молодежь стала хорошо одеваться, многие строят дома, дачи.

— Это так, и это-то успокаивает людей. А если подумать, это — страшный признак. Как будто люди махнули рукой, закрыли глаза и решили гульнуть напоследок. Откуда берутся средства на "мерседесы" или хотя бы видеомагнитофоны, если падает производство, да еще такими темпами? Прежде всего, мы пустили на распыл наше народное хозяйство, меняем его на баночное пиво и джинсы. Чтобы завлечь людей, наши правители уже 7 лет как перестали вкладывать средства в обновление и даже ремонт заводов, дорог, городов. Проедаем то, что было накоплено, и это подходит к концу. Второй источник фальшивого благосостояния части людей — изъятие средств у другой части, обеднение уже большинства соотечественников. Чудес не бывает, и даже при стабильном производстве рост благосостояния одной части населения означает лишь перераспределение доходов, а при спаде уже и кусок из рта у сограждан вырывать приходится. А если кто из благополучных в этом себе признаться не хочет — значит, просто смелости не хватает. По сути, третий важный источник их благополучия — продажа совести.

— Да разве есть на нее спрос? Кто же за нее платит и как?

— Платят, представьте себе, неплохо, да радость от такого дохода недолгая. Раньше говорили, что совесть всегда непрочь купить дьявол. Но это — мистика. Ее постоянные покупатели — политики, проталкивающие дурно пахнущий проект.

Чем же платят за совесть? Всем это известно, да не хотим признаться. Вот пенсионеры — отработали свое, выполнили свой контракт с обществом. А им заработанное не выплатили, оставили доживать впроголодь. Куда же пошли эти огромные средства? Да ими и оплатили джинсы и пиво, и магнитофоны. Так на так получилось — от стариков к молодежи, ее поддержка для реформ очень нужна. А еще ограбили, да не ограбили, а по сути убили — детей, которые должны были бы родиться — и не родились — в этом и будущих годах. На те деньги, которые раньше шли на воспроизводство населения (коляски, распашонки, школы, квартиры), сегодня гуляет молодежь. И чтобы ее умаслить, политикам даже не приходится ущемлять "предпринимателей" — они просто перераспределяют средства самого же населения, да еще и нашептывают ему: один, мол, раз живем — гуляй, ребята.

— Вы опять упомянули квартиры. Разве проблема жилья стала острее? На улице люди вроде не ночуют.

— Пока не ночуют. Это — пока еще держится старая система. В СССР не было бездомности (и в коммуналках-то жило 5,8 проц. населения). Государство строило жилье и оплачивало 85 проц. его содержания. А в рыночном обществе, даже самом богатом (например, США) бездомность просто обязательна и поддерживается почти искусственно. Она как бы подстегивает людей шевелиться попроворнее — зрелище бездомных сильно действует на психику. Сейчас этот кнут плетется и для россиян, а то обленились за тысячу лет. Жилищное строительство парализовано, в 1992 г. капвложения составили менее 3 тыс. руб. на человека в год — три рубля в ценах 1985 года, т.е. в 600 раз меньше, чем до перестройки. В 1-м квартале 1993 г. построено 4,5 квартиры на 10 тыс. населения (это при строительном буме среди нуворишей!) — а в 1975 году за квартал сдавалось 22 квартиры. В пять раз! А ведь это пока достраиваются дома, заложенные при советской власти. Значит, родись сегодня дети, как раньше, расселяться им было бы некуда. Напротив, та часть народа, которой передали собственность, уже хочет жить, как буржуазия. Их притязания на жилплощадь возросли в несколько раз. Спрос так велик, что цены взлетели до небес. Взять Москву — здесь уже десятки фирм, которые скупают квартиры. Откуда же, ведь свободных нет? Скупают у обедневших людей — те съезжаются, уплотняются. Голод не тетка. Но главное — не голод. Отработано безотказное средство — врач. Как только рухнут остатки советского здравоохранения, люди начнут терять жилье — такая вот связь. Ибо нет такой вещи, которую не продаст мать, если надо сделать операцию ребенку. А что у нее есть, кроме почки да квартиры? Сначала продаст почку, потом квартиру — прожить можно и в картонном ящике (особенно если операция не помогла). А насчет того, что много строят коттеджей, то, во-первых, немного. А во-вторых, это те, кто и в городе свою квартиру расширяет и новой мебелью обставляет.

— Да ведь говорили, что если у нас будут богатые, значит, и страна богатая. Разве не так?

— Это говорилось именно при уравнительной психологии — и казалось правдоподобным, когда общество было построено по образу семьи, а не рынка. В семье люди делятся добром — богатеет один брат, что-то достается и другому, богатеет вся семья. В рыночном (классовом) обществе люди продают или обменивают добро. Здесь при самом немыслимом богатстве одних другая часть может умирать с голоду. У нас такое время начинается, когда по объему благ совсем нельзя судить о том, сколько их достается той или иной группе населения. Это даже при росте суммарного богатства.

А сегодня в России создан такой уникальный класс богатых, что чем они богаче, тем страна в целом беднее (уж не говоря о бедняках). Потому что когда обогащается хищник, он при этом многое портит зря — как волк режет овечье стадо. Возьмите мелкого хищника-предпринимателя, по образу действий он таков же, как и "кабинетный" хищник. Вот он выломал медные детали из шкафа сигнального оборудования железной дороги, продал скупщикам-эстонцам. Ему хватило на бутылку, а железная дорога отброшена по уровню технологии в тридцатые годы, стоимость перевозок возросла, возможны и аварии. Знал он об этом? Прекрасно знал — но на это его толкала вся идеология "реформы" и пример ее лидеров. За копейку уже готовы не только в бедность вогнать часть сограждан, а и погубить их.

— Как ни жаль несчастных, поговорим о державе. Может, мы переживаем болезненное оздоровление экономики? Отомрут бесполезные ветви, внедрят современные технологии — и наладится хозяйство.

— Никаких признаков того, что нынешние тяготы — путь к выздоровлению, пока что нет. Наоборот, распад хозяйства становится фатальным. Пользуясь моментом, наши дельцы решили собрать все сливки и переборщили — удушили даже такую небольшую отрасль как наука. Выгоды от этого получили немного, но на десятилетия оставили страну без источников научного знания. И в будущем надолго не только развития не может быть — имеющаяся промышленность работает на последнем издыхании. Без постоянной подпитки от своей науки не только падает производство — оно становится опасным. Нас ждет нарастающий вал отказов и аварий. И уже некому их анализировать, некому поддерживать системы контроля, изобретать, как было во время войны, замену вышедшим из строя системам. Ученые подались вон на заработки или торгуют пивом в ларьках, лучшие заводы откатились по уровню технологии к 60-м годам, а из вузов выходят недоучки. Учить их некому, не на что и не на чем. Никакого оздоровления без науки быть не может — будь Гайдар хоть семи пядей во лбу. Не говоря уж о том, что отечественное производство сознательно удушается — посмотрите, чем забиты все киоски. Что у нас, водку не умеют делать? А уже и спиртное на 90 проц. импортное. Еще три года назад все магазины были завалены всякими "Саянами" и "Буратино". А сегодня мощности заводов безалкогольных напитков используются на 19 проц. — а за нефть и алмазы нам ввозят какое-то ядовитое ситро. Не только обирают страну, но создают в ней психологию колонии.

— Ну что вы, Россия теперь независима, не сосут из нее соки ни Эстония, ни Грузия.

— Да, с "суверенизации" России и начался раздел хозяйства — сначала по национальному, а потом и по социальному признаку. Но от раздела богатства не прибавится, от потери Россией портов — тоже. А из-за того, что все хозяйство СССР было единым, разруху мы получили на многие годы. Хотя иметь специализированные заводы, работавшие на всю страну, было очень выгодно, причем всем.

Теперь о том, что из России якобы не будут сосать соки. Почему же? Передача собственности организована так, что просто ленивый не присосется. Вот "Уралмаш" — гигант, определяющий состояние тяжелого машиностроения в России. Мы слышим, что пятую долю его акций (а этого достаточно, чтобы контролировать деятельность комбината) получил скромный грузинский аспирант Каха Ендукидзе. Неважно даже, как он добыл 130 тыс. ваучеров (пусть не в чемодане прямо от Чубайса, а и впрямь скупая в метро). Факт тот, что эта странная фигура имеет теперь контроль над важной для России отраслью. Кто за ним стоит? Неизвестная группа дельцов Грузии? Из Кореи? Из Республики Чад? Неизвестно. Предположим, что из Грузии. Можно ли сказать, что в ее нынешнем состоянии Грузия — друг России, и Каха будет использовать свою власть над Уралмашем во благо нашей стране? Неизвестно. Россию открыли всем, как будто все дельцы мира — ее искренние друзья.

В отраслях, определяющих саму возможность развития России как державы, ключевые элементы будут наверняка приватизированы иностранцами — никаких ограничений на них не накладывается. При чудовищно завышенном курсе доллара конкурировать с иностранцами не сможет и криминальный отечественный капитал. Разрешение приватизировать отдельное структурное подразделение (например, заводскую лабораторию) позволяет иностранному инвестору с очень небольшими затратами контролировать весь технологический процесс. По заключению американских экспертов, преимущество компаний США в технологии превращает в их филиалы даже те иностранные фирмы, где они приобрели пакет всего 5 проц. голосующих акций.

— Но если иностранные инвесторы наладят у нас производство, нам перепадет большая доля прибыли. Разве нам этого не обещали?

— В рыночной экономике действует не мораль, а выгода и контракт. Везде, куда допускают дельцов "развитых" стран, они прежде всего вкладывают средства в создание местной элиты, которая за сходную плату берется служить их интересам. Прикормленные чиновники "не замечают" хитростей, записанных в контракте "мелкими буквами", а прикормленные журналисты не сообщают о них обществу.

Вот простой, всем известный случай. Уникальное Тенгизское нефтяное месторождение отдано под разработку фирме "Шеврон". Согласно контракту, она будет выплачивать Казахстану 80 проц. прибыли от добытой нефти. Пресса просто плакала от восторга — какая добрая фирма. И никто не спросил: а если нефть будет добываться, а прибыли не будет? А если будут убытки? Трудно ли это организовать? Нет, не трудно. И прекрасно знали эксперты, что давно уже иностранные фирмы не вывозят из "третьего мира" доходы в виде прибыли, ибо ее легко контролировать. А вывозят в виде внутрифирменных цен. В контракте мелкими буквами записано, что фирма имеет право ввозить оборудование и материалы для производства, купленные не на рынке, а внутри самой фирмы. Эти цены и завышаются — в сотни раз! Нефть утекает рекой, а прибыли нет. А 80 проц. от нуля — тоже ноль. Не взыщите, г-н Назарбаев, но контракт есть контракт.

Так, как идет дело, Россию неизбежно превратят фактически в колонию даже третьестепенных стран, вроде Тайваня. Да в этом уже мало кто и сомневается — только стесняются сказать. Ведь производство в машиностроении, химии, электротехнике катастрофически падает, а выпуск нужного Западу алюминия и свинца растет. Под кого же подстраивается наш промышленный контур?

— Но хоть на свинце заработаем — а там и выберемся из кризиса.

— Почему? Латинская Америка погружена за 80-е годы в тяжелейший кризис при постоянном росте производства и извлечения природных ресурсов. Кое-кому ослабили петлю исходя из сугубо политических соображений (Чили — ради борьбы с социалистическими идеями, Мексике — как соседу США, "буферной социальной зоне"). Механизмы создания "контролируемого кризиса" и извлечения ресурсов прекрасно известны экономистам в команде Гайдара. Как с нами решат — совершенно неизвестно.

— Так что же, выходит, мы, как крысы, пошли на звук волшебной дудочки? И процветающего капитализма нам не светит?

— Не хочется вас огорчать, но посудите сами. Какой образ будущего предлагали реформаторы? Начали со сладких утопий: будет как в Швеции! Нет, как в США! Теперь уже и Бразилия кажется недосягаемым идеалом. Не будет ничего этого. Искусственное создание класса частных собственников путем наделения их отнятым у общества достоянием к возникновению капитализма не приводит. Это известно из всех теорий капитализма. Капитал основан на договоре, признаваемом подавляющим большинством общества. То есть, он должен быть накоплен путем, приемлемым с точки зрения данного общества (в соответствии не столько с формальным правом, сколько с традиционными, органическими представлениями о допустимом и запретном). Наши созданные Гайдаром богачи таким правом не обладают — и сами это знают. В России разбойник с большой дороги, рискующий своей шкурой, и то накапливает первичный капитал более приемлемым способом, чем партократ, захватывающий капитал в ходе криминальной приватизации, сидя в кабинете или сауне.

Вся практика реформаторов показывает, что никакого производительного капитализма создавать не собираются и формирования хозяина не предполагается. Происходит целенаправленное и последовательное уничтожение всего производственного потенциала страны, разорение и превращение в пролетариев всего "среднего класса" и вытеснение на дно существенной его части. То есть, происходит разрушение тех необходимых условий, в которых могли бы возникнуть хоть слабые ростки капитализма и соответствующей ему этики. Мы неминуемо катимся к торжеству уравнительной психологии ("военному коммунизму") как условию физического выживания народа — и к торжеству волчьей преступной морали меньшинства, которое хочет наслаждаться через грабеж.

— Так что же вы предлагаете, будь ваша воля — опять вернуться к Госплану?

— Сразу уж и к Госплану. Как будто нет иных вариантов — или колония, или "казарменный социализм". В нашей ситуации к Госплану и неплохо было бы вернуться — разруху лучше всего преодолевать при плановом хозяйстве, мы сами это знаем по 1945-50 годам. Наше-то чудо было почудеснее немецкого (но это — особый разговор). Да невозможно это сделать. Для преодоления разрухи национальное согласие еще важнее, чем Госплан. А большая часть народа Госплана не желает — значит, нечего о нем и говорить. Это если наши политики-дуболомы доведут дело до гражданской войны, то никаких вариантов не останется — переживем военный коммунизм, потом НЭП, потом сталинские пятилетки (имя-то будет другое, но не в нем суть). А пока еще варианты есть.

Главное — прекратить болтать о "естественном праве" и начать гласный и четкий социальный диалог о судьбе национального производственного капитала. Те группы, которым он передавался, показали свою полную непригодность к роли распорядителей собственностью. Государство уже разрушено и быть распорядителем хозяйства также не может. Можно предложить для обсуждения проект срочной передачи прав распоряжения предприятиями трудовым коллективам — хотя бы на период острого кризиса. Как уже показал опыт, коллективы сохраняют производство, они вовсе не ориентированы на его "проедание", ибо стабильное существование рабочих мест для них намного важнее, чем соблазн разбазарить завод сегодня. Такое разгосударствление технически очень просто и не связано с коррупцией и утратой контроля за отечественной промышленностью.

В то же время, надо использовать сырье, оборудование и помещения нерентабельных предприятий для создания широкой системы малых частных предприятий, гласно передав эту часть общего достояния той социальной группе, которая не вывезет его за рубеж, а "оживит" и создаст массу рабочих мест. Эта группа — высвобождаемые рабочие и ИТР. Они обладают, в отличие от криминальных дельцов и демноменклатуры, и необходимыми навыками, и этикой. Испания вышла из похожего на наш кризис именно благодаря тому, что государство помогло увольняемым рабочим создать миллион малых предприятий — и они быстро насытили рынок конкурентоспособной продукцией и впитали, как губка, огромное число безработных. По этому же механизму совершалось "экономическое чудо" в странах Юго-Восточной Азии. Предложения и даже разработанные программы по созданию системы производственных малых предприятий были в России отвергнуты, видимо, лишь потому, что слишком велик был соблазн организовать тотальное расхищение ресурсов.

— Но сейчас, после октября, Ельцин набирает силу. Может быть, его крепкая рука поможет?

— Глубокие социальные реформы невозможно провести (даже в условиях кровавой диктатуры), если большая или хотя бы значительная часть общества не признает их справедливыми. Что есть человек и как ему следует жить с другими людьми? — Если главная идея реформы противоречит ответу на этот вопрос в национальном самосознании, она обречена на провал. Либералы, с их повадками революционеров, и не делали попытки найти компромисс между своей моделью и воззрениями православных и мусульманских народов — они просто отвергали и высмеивали в оскорбительной форме эти воззрения. Начнут диалог — можно будет выбраться на негибельный путь.

— А вы считаете, они такого диалога не хотят?

— Судя по всему, что-то мешает верхушке режима пойти на объяснение с обществом. Что — мы можем только гадать. Может быть, действительно с коррупцией перебрали и теперь стесняются? Приходилось видеть этих миллиардеров от демократии — очень ранимые натуры. Чуть затронешь вопрос об источнике их капиталов, краснеют, смущаются, впадают в истерику. Хотелось бы, чтобы Ельцин перешагнул через это смущение — было бы лучше всем. Но пока симптомов такого выбора нет.

— Да разве наши либералы — не "плоть от плоти"?

— Знаете, в течение этих лет я почти еженедельно пытался найти в действиях "команды Гайдара" разумные мотивы, соответствующие интересам России. Может быть, они — молодые технократы, принявшие на себя кровавый труд хирурга? И каждый раз, суммируя все свидетельства в их пользу, я прихожу к выводу: нет, они — инструмент чужой и враждебной России силы. Я вижу это в их лицах, улыбках, шутках. Они знают, какие материальные и душевные лишения переживает большинство сограждан — и улыбаются. Хирург, ради спасения ближнего делающий ему срочную операцию даже без наркоза, не может улыбаться. И даже если он ошибется и погубит человека, я не брошу в него камень. Но это — не тот случай. Если это и ученые, то те, о ком сказал Ницше: "сострадание в человеке познания почти так же смешно, как нежные руки у циклопа". Это — новое для России явление.

— В чем же его корни?

— Думаю, в той "этике прогресса", за которой стоит отказ от любви к ближнему. А он перерастает в ненависть ко всем тем, кто "не соответствует" сегодняшним идеалам. Философ C.Л.Франк пишет о радикалах времен первой революции: "Так из великой любви к грядущему человечеству рождается великая ненависть к людям, страсть к устроению земного рая становится страстью к разрушению". За этим — антихристианизм Ницше, который писал: "Чужды и презренны мне люди настоящего, к которым еще так недавно влекло меня мое сердце; изгнан я из страны отцов и матерей моих". И это сопровождается морализирующим тоталитаризмом. Помните, на все лады повторяли: "Если улица не ведет к Храму — зачем она?". Не только должны быть разрушены все улицы, ведущие куда бы то ни было, помимо Храма, но ведь и все остальные, "плохие" храмы, помимо Храма либералов, должны быть разрушены. Любой фанатик верит, что его Храм лучше.

— Но надежда ведь не на фанатиков, а на деловых людей.

— Да разве им не нужна этика? При гораздо меньшей глубине разрушения культурных устоев "разрешили" свободное развитие капитализма в России прошлом веке, призвав для этого Колупаевых и Разуваевых. И пришли к тяжелому кризису и революции. Вспомним, без идеализации старины, что за тип предпринимателя тогда возник. "В последнее время русское общество выделило из себя нечто на манер буржуазии, то есть новый культурный слой, состоящий из кабатчиков, процентщиков, железнодорожников, банковых дельцов и прочих казнокрадов и мироедов, — пишет М.Е.Салтыков-Щедрин. — В короткий срок эта праздношатающаяся тля успела опутать все наши палестины; в каждом углу она сосет, точит, разоряет и, вдобавок, нахальничает… Это — ублюдки крепостного права, выбивающиеся из всех сил, чтобы восстановить оное в свою пользу, в форме менее разбойнической, но несомненно более воровской… Повторяю: это совсем не тот буржуа, которому удалось неслыханным трудолюбием и пристальным изучением профессии (хотя и не без участия кровопивства) завоевать себе положение в обществе; это просто праздный, невежественный и притом ленивый забулдыга, которому, благодаря слепой случайности, удалось уйти от каторги и затем слопать кишащие вокруг него массы "рохлей", "ротозеев" и "дураков". Это написано в прошлом веке, но то же самое делают сегодня ублюдки "номенклатурно-крепостного строя", и ничего иного быть и не могло.

— Но это все о промышленности. А основа все-таки хлеб. Разве вы не согласны с теми переменами, которые идут в селе?

— Я не вижу особых различий. Схема та же. Демонтаж культурного ядра — изъятие собственности — развал производства.

— Да ведь производство в колхозах неэффективно, они убыточны и камнем висят на шее государства.

— Это — тоже символ веры. Факты же таковы. С 1985 по 1989 г. средняя себестоимость производства тонны зерна в колхозах была 95 руб., молока 330 руб., сотни яиц 90 руб. На производство 1 ц товарного зерна у нас тратилось всего 1,1 человеко-часа трудозатрат. Именно за счет низкой себестоимости даже при исключительно низких ценах на продукты питания колхозы были поразительно рентабельными. Вот последний более или менее стабильный год — 1989. В СССР было 24720 колхозов. Убыточных было 275 колхозов (1%), а убытки их составили 49 млн руб. — 0,2% от прибыли рентабельных хозяйств. Но это же смехотворная величина! В целом рентабельность колхозов составила 38,7% — и это при том, что мы покупали буханку хлеба за 18 коп, а килограмм сахара за 90 коп. Разрушать такое производство мог или безумец, или сознательный враг "этой страны", или плут, желающий нагреть руки на хаосе разрушения. Думаю, у нас сложился союз всех этих типов.

— Да при плановой системе в колхозы закачивали огромные средства, а фермер крутится сам — вот он и более эффективен.

— Наслушались вы Черниченко. На Западе сельское хозяйство — это практически не рыночная, а бюджетная отрасль, она сидит на огромных дотациях. В среднем по 24 развитым странам госдотации составляют 50 проц. стоимости сельхозпродукции (а в Японии и Финляндии — до 80 проц.). Около 30 тыс. долларов в год на одного фермера! Нашим крестьянам такие дотации никогда не снились. В России и СССР крестьянство всегда субсидировало промышленность, а не наоборот.

— Вы говорите о дотациях. Но ведь и горожанина уже душат цены на продукты. Если крестьяне добъются своего, город вообще не сможет ничего покупать.

— Ваш вопрос показывает, что мнение формируется прессой. Судите сами. Батон хлеба в Москве стоит сегодня 230 руб. Он испечен из 330 г. пшеницы урожая 1992 года. За это количество пшеницы обещали селу заплатить 4 рубля. Выпечка хлеба не может быть дороже муки. На то на се — еще 4 руб. Итак, правительству батон обходится в 10-12 руб. Куда пошли 220 рублей из 230? Где осела эта невиданная в истории прибыль? Кто нанял журналистов, убедивших город, будто в росте цен виноват жадный крестьянин?

— Я вижу, вы сторонник колхозного строя.

— Спасибо, что не сразу фашист. В аграрной сфере сделаны огромные стратегические ошибки — но именно на пути подражания Западу ("Догоним Америку…"). Колхозы укрупнили, превратили в латифундии, скот сосредоточили в одной-двух точках. Отсюда — разрыв системы человек—земля—скотина. Пасти стало нельзя, стали кормить зерном, затянули "зерновую петлю" — и пошло. Но сделать из этого вывод, что надо колхозы разогнать, а не бережно реформировать — безумие. Но оно и происходит. Ведь "ножницами цен" разорили село. А в какую сторону идут структурные изменения?

Известно, что в АПК очень слаба база переработки и хранения — отсюда и огромные потери. Изменилась ли ситуация благодаря реформе? Изменилась, но катастрофически — в худшую сторону. В 1986-90 гг. в среднем за год вводились мощности по переработке 425 т. мяса в сутки, а в 1992 году — 25 т. По производству комбикорма в "дореформенную" пятилетку в год — мощности на 3930 т. суточного производства, а в 1992 г. — на 100 т. О 1993 годе и говорить нечего. И так по всем позициям.

Результат неизбежен — только за 1992 год производство молока упало почти наполовину (а ведь уже 1991 год был очень тяжелым). По численности коров Россия отброшена к 1970 году, а овец — 1952 году. Под нож пошли лучшие племенные животные, на много лет вперед подорвано воспроизводство. Закупки племенного молодняка в 1993 году по сравнению с 1985 по коровам упали в 5 раз, а по овцам — в 16 раз. Во время войны ученые в Ленинграде умирали от голода, но до зернышка сберегли лучшую в мире коллекцию сортовых семян. А сегодня разбазаривается генофонд элитных семян и гибридов.

По данным специалистов, доложенным и Минсельхозу, в 1993 г. спад производства сельхозпродукции уже составит 40-45 проц. от среднегодового производства 1986-1990 гг. При продолжении реформ по той же схеме в 1994-1995 гг. спад может достичь 55-60 проц., что означает экономическую и социальную катастрофу. Поневоле возникает вопрос: ради чего удушается сельскохозяйственное производство России? Ведь не может же это быть по ошибке — достаточно было времени одуматься и послушать специалистов. Зачем под флагом "рыночных" реформ нас ведут от рынка к допотопному натуральному хозяйству? Ведь по сравнению с "нерыночным" 1985 годом в "рыночном" 1992 году товарность зернового производства снизилась в России с 40,4 до 24,2 проц., а картофеля — с 22 до 8 проц. Село "отступило на подворье", стало вести натуральное хозяйство — а реформаторы рады. Напрашивается ответ: по неведомым нам причинам правительство предпочитает брать кредиты на Западе и закупать там сельхозпродукты по цене в пять-шесть раз выше, чем производят свои колхози и совхозы. То есть, внешним долгом необратимо, как Латинскую Америку, привязать нас к орбите Запада.

— Потому-то и надо развивать фермерство.

— Стыдно нам в России, стране крестьянской культуры и философии, где работали такие гиганты, как Лев Толстой и А.Чаянов, делать вид, будто мы не знаем разницы между крестьянином и фермером.

— Да велика ли разница? И тот, и другой, работая на земле, производит хлеб насущный.

— Тут и видно "техноморфное" мышление. Сложное явление сводится к абстрактной модели "производства". Это то же самое, что сказать: автомобиль и лошадь — две машины для перевозки грузов; разница между ними несущественна, просто одна машина сделана из мускулов и костей, другая из железа и резины. А для человека с иным мышлением лошадь — тварь Божья, и отношение к ней сопряжено с этикой, а не только с "экономикой". Так же, отношение крестьянина к земле наполнено этическим смыслом, а у фермера на первом плане отношения экономические.

— Что же нам в России, не развивать фермерство?

— К чему штампы. От того, что человек вышел из колхоза, взял землю и завел хозяйство, его мировоззрение не переворачивается, хотя бы телевидение и назвало его "фермером". Этот русский, башкир или мордвин остается крестьянином. А вот если какой-нибудь ливанский миллиардер купит через адвоката 20 тысяч гектаров где-нибудь в Саратовской области, да пришлет менеджера-немца, да наймет рабочих и пустит охранников на джипах с автоматами "узи" (охранники пусть хоть и русские) — вот это будет фермерство. И пшеница из Саратова пойдет куда-нибудь в Сингапур, закупленная на бирже в Нью-Йорке. Суть-то в этом, а шумная кампания с "фермерством" — это промежуточный этап по расшатыванию села. Потом этих "фермеров" разорят в два счета, да и уже разоряют. Они уже в долгах, и их земля готова к изъятию — они ее просто пока охраняют. Вся эта шумиха смахивает на колоссальную провокацию. Отрезали фермерам 11 млн га угодий — огромный клин. А оставили без средств, несмотря на массу обещаний. Сейчас у нашего фермера на 1000 га 3 трактора, а в Германии — 124. И кричат, что фермер накормит Россию! Он себя еле может прокормить, товарность у него нулевая.

— Но ведь это — только начало. Главное — разрешить куплю-продажу земли.

— Вот это и есть главный пункт реформы. Землю изъять!

— Да ведь А.Д.Сахаров был за приватизацию земли.

— Вопpос о купле-пpодаже земли лежит вне компетенции науки, и А.Д.Сахаpов не мог делать заявления по этой пpоблеме как ученый. Наука не опеpиpует нpавственными категоpиями, она лишь добывает объективное, не зависящее от пpедставлений о добpе и зле знание. Если ты задумал пpодать мать pодную, то полезно обpатиться к науке (особенно в Институт рынка). Но чем она может помочь без обмана? Она может сделать pасчет "затраты—эффективность" пpи выходе на pазные pынки, оптимизиpовать тpанспоpтиpовку. Она может даже посоветовать, что выгоднее — откаpмливать ли мать пеpед поставкой или нет, а если откаpмливать, то чем. Но наука в пpинципе неспособна ответить на вопpос: хоpошо ли пpодавать pодную мать. И обязан ли ты по завеpшении сделки повеситься. Эти вопpосы, как говоpил Кант, лежат в том цаpстве, куда науке входа нет.

— Да при чем здесь Мать сыра земля? Тьфу ты, черт — мать родная? Мы же об экономике говорим, а не о религии.

— Вопрос о собственности на землю не сводится к экономике. Он как раз наполнен религиозным смыслом. Во все времена противоречащее традициям конъюнктурное решение этого вопроса — хоть силой, хоть парламентским путем, хоть референдумом — приводило к тяжелым потрясениям и гражданским войнам. Резкая смена типа собственности на землю категорически недопустима в момент острого кризиса и раскола общества. Этот вопрос можно решать лишь при стабильном, спокойном состоянии и лишь при условии достижения национального согласия, при обстоятельном диалоге. Надо отложить кардинальное решение вопроса о земле на несколько лет, соглашаясь сегодня на временные компромиссы.

Нужно надежное выяснение нынешних взглядов на проблему всех социальных групп и народов России и прежде всего тех, кто непосредственно работает на земле. Культурные традиции православных и исламских народов России отрицают частную собственность на землю с правом ее купли-продажи. Эта установка сохранилась и в ХХ в., она была подтверждена и в момент кризиса 1917 г. Сегодня и сами идеологи приватизации земли признают, что исходная установка крестьянства не изменилась. Они надеются преодолеть ее экономическими и правовыми рычагами — и даже силой. Это будет иметь для России катастрофические последствия.

Осложняющим обстоятельством являются и распространенные в мире представления об истощении экологических ресурсов. Идет повсеместная и лихорадочная скупка земельных участков, сюда направляются и нефтедоллары, и "грязные" деньги наркомафии. Россия реально не имеет никакой правоохранительной системы в отношении земельной собственности, она беззащитна против преступных спекуляций. В этих условиях, даже если земля будет передана крестьянам безвозмездно, она будет вырвана у них подкупом, шантажом и террором.

— Да что вы пугаете. Продадим землю, а окрепнем — обратно выкупим.

— Пpодажа земли — акт необpатимый. Выкупить ее обpатно не удастся никогда, а попытка национализации вызовет бешеную яpость новых хозяев. Возникнет угpоза войны на уничтожение. В 1954 году "Юнайтед фpут компани" добилась от ЦРУ втоpжения в Гватемалу для свеpжения пpезидента Аpбенса — только потому, что он национализиpовал 81 тыс. га (всего-то) земли этой компании, пpичем со всеми компенсациями.

— Так что ж нам, век изобилия не видать?

— Да при чем здесь купля—продажа? Земля в Израиле национализирована, а производство сосредоточено в кибуцах — прототипах наших первых колхозов, которые чуть не погубили Россию, потому что проектировались не для русского крестьянина, а для колониста в Палестине. Но ведь кибуцы очень продуктивны (надеюсь, у вас к Израилю предубеждения нет?).

Вот пример поближе к дому — Польша. К началу шоковой терапии там было 2,7 млн. частных хозяйств, пpоизводящих 78 пpоц. всей сельхозпpодукции. Есть и госхозы, и кооперативы. Идеальный случай! Вот факты. В 1991 г. уpожайность зеpновых была: у фермеров 29,3 ц, в коопеpативах — 34,7; в госхозах — 40,2. Это соотношение деpжится уже десять лет. Кстати, в госхозах на 100 га занято 14 pаботников и 3 тpактоpа, в единоличных хозяйствах — 24 pаботника и 6 тpактоpов. Кстати, Польша импортировала продовольствие. В ГДР сельское хозяйство базировалось на крупных кооперативах и госхозах — и ГДР была экспортером продуктов.

— И все же колхозный ГУЛАГ должен быть разрушен!

— Разрушая колхозы, не забудьте, что это не столько предприятия, сколько способ совместной жизни на земле, что 40 проц. тех, кто в них живет — старики-пенсионеры. Ликвидация колхоза означает неминуемую ликвидацию всей той системы жизнеобеспечения, без которой последние годы этих стариков превратятся в пытку. Весь этот жизненный уклад складывался столетиями (помните: "у бурмистра Власа бабушка Ненила починить избенку лесу попросила"). В поддержание этого уклада фермер еще долго не сможет вложить ни денег, ни времени — после трудового дня он будет лежать с автоматом в секрете, охраняя свой амбар.

— Какие вы страсти говорите, слушать не хочется. Что вы-то предлагаете?

— Прежде всего, реально оценивать состояние общества и последствия каждого шага. Если с курсом правительства не согласно 3 проц. населения — их еще можно подавить, хотя это и дорого (о морали уж и не говорим — ее отшвырнули, как тряпку). Если 10 проц. — подавить уже невозможно, надо договариваться. А если, как сегодня в России, треть населения, то идти напролом — это в лучшем случае безумие. Пока что нынешний политический режим идет напролом — и радикализует своих оппонентов. Но на штыках долго не усидишь, и уж никакого стабильного строя наверняка не построишь.

Во-вторых, немедленно изменить сам стиль отношений власти с обществом. Вот типичный пример. Положение об общенародной собственности было тайком, без всяких дискуссий изъято осенью 1990 г. из текста конституции СССР в ходе "уточнения формулировки" ряда статей. Это было сделано настолько незаметно, что в мае 1991 г. при обсуждении закона о приватизации большинство депутатов было уверено, что общенародный характер собственности есть конституционная норма. Как издевался над депутатами разработчик закона: "Посмотрите в Конституцию, там ни о какой общенародной собственности и речи нет, давно вы сами же ее и отменили". Я участвовал как эксперт, и цинизм этого подлога просто потрясал. И ничего с тех пор не изменилось.

Тактика реформ основана на полной информационной блокаде общества и на отказе от социального диалога. Ведь большинство граждан не знает и не понимает замысла реформ. О таких глубоких потрясениях как приватизация промышленности, беспрецедентная в истории, не было ни одного вразумительного, обстоятельного выступления, ни одной серьезной статьи. Правители отделывались двумя-тремя афоризмами в интервью, где-то в коридоре, на бегу. Уже это создает в обществе напряженность — за этим виден обман. Сегодня говорится, что "шоковая терапия" закончена. Каков ее результат? Мы видим только разруху, которая и предсказывалась специалистами. Есть невидимые нам достижения? Скажите о них. Если нет — почему опять в правительстве заправляют авторы этого проекта?

— Давайте закругляться. Каковы, коротко, сегодня самые опасные тенденции?

— "Освоение насилия" всеми радикальными течениями. И критическим пунктом, "точкой невозврата" было 1 мая. Как откровенно сказал управляющий делами мэрии Шахновский, "1 мая был тот Рубикон, который мы должны были перейти". Кто уговорил пойти на это Ельцина? Это — из тех тайн, что не удается разгадать даже историкам. Ведь не знаем же мы, кто надоумил устроить Кровавое воскресенье, которое необратимо запустило маховик революции 1905 г. Зубрили про "стрелочников" вроде попа Гапона, а от главного-то вопроса нас уводили: в каких кабинетах реально было решено расстрелять шествие с хоругвями? Сегодня история повторяется, и опять будут искать и наказывать стрелочников с обеих сторон. А значит, колесо будет крутиться и набирать обороты. Затормозить его еще можно, но с каждым днем все труднее.

— Но разве насилие — не функция государства?

— Да есть такая формула: "Государство — это узаконенное насилие". Но если власти при этом нарушают закон или выпускают монополию на использование этого ужасного средства, государство рассыпается, из него вынимается главный его корень. Но ведь лейтмотивом всей перестройки и было снятие законности насилия как средства государственной власти — вспомните Тбилиси. Сейчас мы видим — за этой ширмой узаконили возникновение неформальных военных групп, прообраза "эскадронов смерти". Их нам и продемонстрировали 4 октября — они первыми атаковали Дом Советов.

И самое страшное, что на свою долю узаконенного насилия все громче претендует преступность. Мы находимся накануне качественного скачка: до сих пор преступное насилие совершалось против личностей — завтра вооруженная преступность станет важной силой господства над социальными группами. Взят курс на построение рыночной экономики через легализацию криминального капитала, значит, предприниматели будут создавать собственные силы для репрессий и устрашения трудящихся. Борьбу с возникающим рабочим движением смогут взять на себя лишь так называемые паравоенные организации криминального типа — ведь для нас теперь образец Бразилия. Их социальная база — деклассированная молодежь (с примесью радикальной идеологии, неважно какого "цвета"). Сейчас создается и социальная база, и кадры "офицерства". Напротив, рабочее движение формируется медленно, и оно уступит арену. Потом ее придется отвоевывать с большими жертвами. Ясно, что если криминалитет начнет диктовать свои условия, общество неудержимо покатится к новой революции большевистского типа — она опять окажется единственным спасением нации.

— Да откуда это все известно?

— Из анализа тех образцов, с которых списаны реформы. Да и идеологи реформ все ясно сказали. Вот как сформулировал Г.Попов их установки в связи с опасностью "голодных бунтов": "Я считаю возможным и необходимым применить в этом случае силу и применить ее как можно скорее. Лучше применить безоружных милиционеров, чем вооруженных. Лучше применить вооруженную милицию, чем выпускать войска. Лучше применить войска, чем выпускать артиллерию, авиацию… Так что с этой точки зрения — вопрос простой". Итак, вопрос для демократа простой — можно без суда, без выяснения вины отдельной личности бомбить толпу. Ведь не думает же Попов, что самолеты и гаубицы будут гоняться за профсоюзными активистами. Для этих родов войск объектом является целый населенный пункт. Но почему же как можно скорее? Чтобы путем устрашения парализовать всякие попытки сопротивления. Так грабитель наносит жертве быстрый и сравнительно безвредный удар, чтобы подавить волю — а не потому, что ему нравится бить людей. А что раздетый на морозе человек замерзнет, или дети после вздувания цен захиреют — так это издержки переходного периода, зато всем будет лучше, когда у нас появятся богатые. Источник богатства в обоих случаях один и тот же — не производство, а перераспределение благ (снимают ли с тебя пальто в переулке или заставляют покупать мясо по 2000 руб.).

В арсенал законных политических средств демократ Г.Попов включает уничтожение больших масс безоружного населения с помощью современной военной техники. В этом отношении он делает колоссальный шаг вперед по сравнению со всеми известными диктаторскими режимами. Такова логика реформы: врагами "антинародного режима КПСС" было две-три сотни диссидентов, врагами демократической власти оказались народные массы.

— К чему же мы пришли на сегодняшний день?

— Во-первых, к антагонистическому классовому обществу из собственников и неимущих, взаимная вражда которых нарастает. Советское общество представлялось как классовое, а на деле именно классовые противоречия были там почти сняты. Они возникают как раз в результате реформы. Ведь либеральная модель экономики конфронтационна, и выбор между сотрудничеством и борьбой сделан в ней сознательно. Развивая идею войны всех пpотив всех, Гоббс пишет: "хотя блага этой жизни могут быть увеличены благодаpя взаимной помощи, они достигаются гоpаздо успешнее, подавляя дpугих, чем объединяясь с ними". Борьба людей, групп, классов, наций является здесь не аномалией, а порядком вещей.

Сам язык выдает. Раньше у нас часто звучало слово битва. Уж как над этим потешались демократы. Но это всегда была битва за что-то хорошее (за хлеб, за здоровье, за грамотность). И в этой битве наше общество представлялось единым целым. Что же доминирует в нашем языке сегодня? Слова социальная защита и социальная незащищенность. Создано общество, в котором надо срочно защищать стариков, детей, учителей, офицеров — почти всех! От кого же? От общества — от стариков, от детей, от учителей и т.д. Внезапно каждый человек и каждая социальная группа оказались в джунглях. Если они быстро не обзаведутся средствами защиты (а лучшее средство защиты — нападение), то их сожрут, растерзают, затопчут. К чему же нас привели?

— Ну что ж, будет и Россия, как страны Запада, нормальным классовым обществом.

— Да, если согласятся тихо-мирно вымереть те 9 миллионов (а потом новые 9 миллионов и т.д.). Но все равно это будет не Россия. Ибо второй результат — это незаметное ее превращение в теперь уже действительно неоколониальную империю, с переносом тяжести кризиса в зависимые регионы и с нагнетанием расизма в метрополии. Ведь когда власти, чтобы смягчить шок от расстрела Верховного Совета, выпустили ОМОН бить "лиц кавказской национальности", москвичи это поддержали. И это уже был расизм. Никого не интересовал тот факт, что "развитые регионы" теперь сбрасывают кризис на окраины, как США — в Латинскую Америку. Что разница в доходах москвича и жителя Чечено-Ингушетии в 1980 г. составляла 2,6 раза, а в 1992 — 9,1 раза. Что москвич купил в 1992 г. товаров и продуктов на 52,3 тыс. руб., а житель Чечни и Ингушетии — на 3,3 тыс. В 17 раз меньше! Что в Москве все-таки ввели детских учреждений 134 места на 10 тыс. детей, а в Дагестане — 5. Отсюда и "наплыв гостей", и преступность. И это — только начало.

И третий, главный результат "реформы", который и предопределяет первые два — явный уже распад души в значительной части русского народа. И это именно распад, а не превращение в душу "цивилизованного человека". В 1918 году, после того как миллионы людей прошли четыре года кровавой бойни, радикалам с обеих сторон потребовалось полгода колоссальных усилий, чтобы заставить русских стрелять друг в друга. В октябре 1993 года огромная толпа хорошо одетых москвичей стояла на солнышке и наблюдала, как в сотне метров расстреливают из танков здание, в котором находились тысячи безоружных русских людей. И при каждом удачном выстреле толпа кричала от радости. А тем, кто ехал выполнять миссию палача, дарила коробки шоколадных конфет и банки "кока-колы". Радуйтесь, господа демократы. Вашей прекрасной даме по имени Смерть косить подано.