"Игла" - читать интересную книгу автора (Грилелави Вольдемар)

1. САНЗАДАНИЯ

Флору и фауну пустыню Каракумы сотрясал грохот и шум, парящего над барханами и светящегося единственным огромным глазом с мелькающими огоньками под плоским пузом, темного монстра ночи. Это чудище наводило ужас на ночных обитателей песков, что вышли на охоту в поисках пищи и прохлады. Но его рычащий и грохочущий шум вновь вогнал их в норы, вызывая смятения и сомнения в их голодных мыслях. Как это шумное нечто посмело потревожить их спокойное течение равномерного распорядка суток, когда долгожданная ночь является специально и только для них, чтобы ночные обитатели Каракум смогли спокойно исполнить свои потребности и обязанности по наполнению желудков и щек в запас на будущее. А оно вот посмело в нарушение всех установленных правил и законов. Да еще и перепугало.

Ничего страшного и удивительного в самом этом явлении и не наблюдалось бы, если бы сей факт произошел в светлое время суток под ярким освещением солнца. Шумный зверь знаком и привычен. И старого, испепеленного сединой, зайца скандальным и крикливым летающим монстром, часто и регулярно парящего над его домом-норой, уже не испугать. Для этой твари добыча требовалась более крупная и упитанная. Поэтому на малое ушастое существо он просто внимания не обращал. Всегда пролетал мимо, словно игнорируя само его существование. Пусть себе, мол, бегает и прыгает по пескам, коль больше заняться нечем, да травку жует, если попадется на барханах такая. Больно маловат старый заяц такой громиле, как на обед, так и на ужин. Не сытно и небогато. Так что, серый порядком насмотрелся на это страшилище, и его появлению над барханами и норками не очень-таки испугался.

Но удивился. А удивления в данный момент вызывал факт несоответствия, поскольку этот чудовищный зверь вышел на прогулку после захода солнца. Да еще парит так низко, что не ровен час, и лапой зацепить может. Кто же его поймет в такой момент. А вдруг такое голодное время настало, что и зайцами нынче не брезгуют? Попрыгал старый заяц по бархану, пометался из стороны в сторону, и для большей безопасности на всякий случай нырнул в свою норку. Ох, неспроста все эти ночные пугающие полеты! Даже ему, старому и малограмотному да седому и серому, виделось в деянии летающего зверя явное нарушение определенных параграфов в летных законах и правилах.

Однако нарушать эти писаные законы экипажу вертолета Ми-4 в составе командира Григория Соколова, второго пилота Александра Соляк и бортового механика Рашмаджана Усманходжаева (в экипаже его все звали Мишей, поскольку, пока будешь выговаривать имя, забудешь, чего забыл спросить) вовсе не хотелось. Вот просто солнце не захотело немного переждать и село раньше их. А все правила и законы требовали сделать все наоборот. Хотелось, да вот не успели — светило опередило. Теперь приходится лететь под бледный блеск луны. Хотя, если по-честному, то они уже взлетали после посадки солнца. Но не оставаться, же на ночь в песках посреди пустыни. И пассажиры настоятельно требовали этого взлета в сторону родного порта в городке.

События с самого начала стали развиваться кривобоко, косолапо, скверно и абсолютно неправильно, словно за что-то постоянно цеплялись, спотыкались, тормозились, не желая брать правильный и верный курс. Явно все в этом мире желало толкнуть экипаж на нарушение летных документов, параграфы которых гласят: по ночам разрешается летать только подготовленным и проверенным экипажам на оборудованные для ночных полетов аэродромы или площадки. Ни того, ни другого и даже третьего у экипажа не имелось.

Аэродромчик, расположенный возле поселка городского типа, имел всего на всего небольшую асфальтовую полоску, заканчивающейся махоньким перрончиком. Транспортные проблемы окружающего района он решал успешно, выполнение народнохозяйственных задач обеспечивал. Так что, специально для Гриши с Сашей разбивать ночной старт необходимости не было. Пусть теперь сами выпутываются из лабиринта, куда добровольно и без посторонней помощи забрались. Иногда в целях личной и общественной безопасности требуется проявлять стойкость и принципиальность, а не соглашаться безропотно на всякие там просьбы и уговоры первых встречных и кого попало.

И так, подводя итоги, приходим к неутешительным выводам. Виновники нервных потрясений флоры и фауны обнаружены и опознаны. И все отлично понимают, что здесь имеет место грубое нарушение правила полета, касающегося темного времени суток. В атмосфере отчетливо чувствуется запах озона, предшественника грозы, нависшей над повинными головами. По всем признакам и предположениям ожидается неслабая буря, грозящая потрепать нервы и тела нарушителям.

Однако экипаж спокоен и хладнокровен. В их лицах просматривается лишь предельная осмотрительность и напряженная внимательность. Они думают только о полете и полны уверенности в успешном завершении рейса. А причиной такого спокойствия является вера в свои силы и способности и полнейшая уверенность в отсутствии какого-либо начальства, которого надо бояться, на территории аэропорта. Поскольку такие нежелательные субъекты при имеющихся транспортных возможностях могут появиться в поселке, а стало быть, и в аэропорту, лишь до обеда. Иных вариантов просто в природе не существует.

Да к тому же еще на их стороне и ПВО, по просьбе которого выполняется этот экстремальный полет. И само маленькое начальство аэропорта являлось посредником этого самого ПВО. Тылы прикрыты супер, как надежно. В этом и кроется основная причина олимпийского спокойствия экипажа. Все свои переживания и волнения они перепоручили этим главным виновникам беспокойства флоры и фауны.

— Отдохни, дай мне порулить, — попросил по СПУ (самолетное переговорное устройство) Саша и мягко взялся за рычаги управления.

Гриша плавно потянул ручку управления на себя, подбрасывая вертолет на пятьдесят метров, и передал управление вертолетом Саше. После захода солнца жара малость спала, но температура наружного воздуха упорно не желала снижаться ниже отметки плюс сорок градусов. В пилотской кабине было немного теплей, так как по непонятным законам физики при полете вертолета вперед, почему-то дуло в спину, что способствовало не только возникновению радикулита, но еще и тянуло жарой от работающей аппаратуры, расположенной в хвостовой части вертолета. Абсолютно лишним теплом при данных температурных условиях. И чем шире открываешь двери пилотской кабины, тем сильнее дует в спину. А точнее, выдувает из вертолета наружу излишнее тепло.

Но приходится терпеть, так как летом в Каракумах за последние сто-двести лет холодов не наблюдалось. Июль показывал в полной мере свои права и силу. Беспощадно палил землю, загоняя все живое по норкам и щелям. А в полуденный зной отказывали порой и кондиционеры. Техника оказывалась неспособной одолеть злые силы природы. Это и есть летние Каракумы — беспощадные, сердитые и равнодушные ко всему живому. Вокруг до самого горизонта лишь песок и солнце. А над раскаленным песком атмосфера дышит, как над сковородкой, а в горле от перегретого воздуха все пересыхает и горит. И не приведи господь в такой момент напиться сырой холодной воды большими жадными глотками. Пропал человек. Теперь до утра не напьется хоть кружками, хоть ведрами. Очень опасна вода в июле. Горлышко прополоскав, лобик протри мокрой тряпочкой, но не пей. Только-только промочи.

Но наш экипаж на мякине не проведешь, и теплой водой из канистры с надписью "для непищевых и негорючих веществ" не соблазнишь. То вода для инспектирующих и прочих проверяющих. А для экипажа у Рашмаджана, которого все звали Мишей, всегда в запасе имелась фляга с чаем, питие из которой строго лимитировалось. Однако лишь таким способом можно спастись от Каракумской летней июльской жары. Вот уже вечером после полетов отпивались горячим зеленым чаем без ограничений и лимитов. Хоть пиалами, а хоть и кесушками (большими пиалами, предназначенными для потребления лагманов).

— 73-ий — послышался голос диспетчера в эфире.

— Слушаю, — ответил Гриша, прижимая ларенги к губам.

— Далеко еще?

— Минут через десять встречай.

— Переживает, — усмехнулся Саша.

— Конечно, страшновато. Кому же захочется задаром седину наживать? — понимающе вздохнул Гриша, оправдывая переживания диспетчера Адхама.

— Хи-хи-хи! — похохотал на ухо Саше Рашмаджан (Миша). — Никому неохота. Вот только нам эта халява вечно достается. И все по своей мягкотелости влипаем в какую-нибудь авантюру. Всех нам жалко, вечно всех мы должны выручать. А вот, как седина и прочие халявные сопутствующие аксессуары, так сразу нам.

— По твоей черной шевелюре переживаний я как-то особо не заметил, — усмехнулся Гриша.

— Так скоро будет и она. Вот еще пару-тройку таких санзаданий — вся голова побелеет. Это тебе хорошо. Осталось на голове две волосинки, так без разницы их цвет.

— Он свою голову вечно на сквозняках держит. Вот и сдуло всю растительность, — смеялся Саша под грозный и сердитый взгляд Гриши, которому и самому не очень нравилось такое экстренное и ускоренное покидание в последний год богатой пшеничной прически. Даже расческой прекратил пользоваться, боясь таким прибором остатки счесать, окончательно превратив голову в сказочный персонаж.

— Это все от чужих подушек, — заметил Миша.

— Можно подумать, он всегда на своих спит, — прокричал по СПУ Гриша, довольный ответом на сарказм товарищей.

Теперь смеялись все, и обстановка разрядилась.

А влипать экипажу, ни в какие неприятности и сомнительные истории не хотелось. Да очень уж жалостливо просили, что под конец уговорили. Гриша даже, уже соглашаясь, хотел всплакнуть, да только давно разучился, как это делается. Саша и Миша (Рашмаджан) плакать не желали и не собирались. Но, соглашаясь, громко и звучно скрипели зубами и прочими подвижными скрипящими частями организма. Сдались под напором плакальщиков. Только Миша тихо похихикал и сказал:

— Хи-хи-хи! Опять уговорили.!?

В таких ответственных случаях, когда под угрозой нависала вся летная карьера всего экипажа, одного Гришиного согласия и команды было недостаточно. Требовалось не просто единодушие, но и добровольное принятие решения.

А начиналось все с того, что начальник УРБ (Управление разведочного бурения), заказчик, заявки которого выполнял экипаж, отпустил их на отдых раньше обычного. Потом термометр зашкалил за плюс сорок пять по Цельсию, что категорически не разрешало полеты, и экипаж забрался в вагончик под защиту кондиционера. Сильный попался зверюга. Шумел, рычал, громко возмущался, но нужный холод все равно извергал, лаская тело страждущих и испепеленных солнцем.

Гриша заслуженно гордился им, так как сам выбирал из огромной горы один единственный. Долго рылся на складе, нервируя его работников и иных, материально ответственных работников этого хранилища многочисленных ценностей, пока данный агрегат не приглянулся ему. Как он не пояснил экипажу, что этот аппарат сам напросился в руки и подмигнул ему при встрече. Саша и Миша вслух поддержали его гордость, но между собой иногда посмеивались с сомнениями и подозрениями, поскольку такой сложный агрегат, как кондиционер, машина сложная и, вполне допустимо, что умная, но железная и безмолвная. В душу к ней не заглянешь, про настроение не спросишь, и на свои недомогания пожаловаться не сумеет.

Одним словом — лотерея. Повезло, значит выиграл. Лично Саша по лотереи никогда и ничего не выигрывал. Покупал регулярно, погружая семейный бюджет в непредвиденные расходы, в надежде на успех и желании окупить столь неоправданные расходы. И всегда не доставало одной цифры, что только подталкивало на новые покупки, чтобы догнать эту недостающую циферку. Миша (будем теперь все время называть его так, поскольку настоящее имя, как выговорить, так и написать без ошибок очень сложно) выиграл один раз рубль.

Потопчемся вокруг кондиционера и выйдем во двор, чтобы несколько минут полюбоваться вагончиком, в котором отдыхал экипаж. О нем хотелось бы говорить не только на восторженной ноте, но и про него спеть симфонию, если бы ко всему прочему имелся в наличии голос и слух. Однако ни того, ни другого в наличии не имеется, но постараемся подобрать интонацию и много красочных выражений, чтобы создать о нем правильное впечатление, и позволить читателю восторгаться вместе с экипажем.

Его история начала формироваться еще несколько месяцев назад. Но не много, где-то в конце зимы. А поскольку сейчас лето, то и большим математиком быть не надо, чтобы приблизительно высчитать срок. Новое, недавно сформированное, УРБ затребовало вертолет, поскольку по пескам на наземной технике добираться до буровых установок, разбросанных на многие десятки и сотни километры друг от друга, нудно и утомительно. Во-первых, начальство желало быстро и комфортно перемещаться от объекта к объекту, а во-вторых, новая смена после такой утомительной поездки еще сутки отдыхать желает. И устают от длительных покачиваний по барханам, да и водки напиться успевают до поросячьего визга. А на вертолете можно за час-полтора оказаться на рабочем месте.

УРБ попросил, а командование авиационного отряда, в подчинении которого работал экипаж, заключило с, выше перечисленной, организацией постоянно действующей и экономически выгодный обеим сторонам договор. После подписания документов и небольшого, но продолжительного банкетика в эту честь, закрепляющего права и обязанности, высокие стороны разъехались по домам, а экипаж остался один на один с недовыполненными обязательствами высоких сторон.

Но заказчик доволен, что приобрел удобное транспортное средство, и клятвенно заверил, что при ближайшей удобной возможности выполнит и остальные пункты договора, касающиеся быта экипажа. Такой удобной оказии не появлялось вот уже несколько месяцев, поэтому экипажу приходилось коротать досуг и личное время, отведенное для отдыха, в поселковой гостинице в номере с многочисленными удобствами во дворе и за барханами.

Трехместный большой квадратный номер в гостинице на втором этаже украшали четыре железные кровати времен Турксиба и Магнитки, с прогибающимися до самого пола пружинами. Посреди комнаты громоздился старый канцелярский стол и один поломанный стул с тремя целыми ногами. Максимальную нагрузку он мог выдержать десять-одиннадцать килограмм. Таковых в экипаже не было. Лишь секретный портфель с картами и штурманским снаряжением. Поэтому кроватями пользовались вместо стульев, как для канцелярских работ, так и в вечерние чаепития. Сон всю ночь находились в очень сложной позе йога. Если ноги и голова приблизительно в положении лежа и находились на одном уровне, то центральная часть туловища провисала на полметра ниже.

Ночью при повороте на другой бок стуком бедер и ягодицами об пол будили весь экипаж. Договорились переворачиваться строго по расписанию, редко и одновременно. Иначе ночь получалась бессонной, а при длительных перелетах днем некоторые пытались наверстать упущенное. Автопилота на вертолете Ми-4 не было. Не успели оборудовать. Только трудно предположить вероятность его наличия. Кто-то ведь должен и наблюдать за перемещением.

С питанием дела обстояли еще хуже. Курящему на завтрак доставалось пару сигарет. А некурящий обходился двумя стаканами теплой воды из графина. Обедали в аэропортовском ресторанчике по цене Московских ресторанов высшей категории. Но очень невкусно и несвеже. Порой диву давались фокусам поваров. Как это такие высококлассные специалисты умудрялись так профессионально и быстро испортить набор свежих и качественных продуктов? На ужин ели ложками красную рыбу (кильки в томатном соусе). Запивали водой из графина.

На четвертый месяц, устав от неполноценного отдыха и безобразного питания, экипаж решил провести общее собрание с присутствием технического состава в лице единственного техника Италмаса, обслуживающего вертолет на земле перед полетом и после. С докладом о злостных бездельниках, не желающих выполнять основные пункты договорных обязательств, касающихся быта и обеда, выступал Гриша. В прениях свое отношение к волнующему вопросу высказали Саша и Миша. Технический состав молчал, так как в его основные обязанности на этом собрании входили процедуры по разливанию водки по стаканам и разносу их по койкам, где восседали ораторы. И слушатели.

Собрание многократно прерывалось жесткими нотами и репликами, иногда сопровождаемые громким пением и галдежом, когда забывалась тема дискуссии. Потом долго приходилось вспоминать и приглашать народ к вниманию. С трудом, но все же под конец Грише удалось зачитать проект решения, хотя слышали его уже не все, а некоторые в момент чтения громко храпели. Однако утром с содержанием текста были повторно ознакомлены остальные, случайно не услышавшие его по ряду уважительных и не очень причин.

Но где-то к обеду все было повторено, как в устной форме своими словами, так и с вручением петиции заместителю начальника УРБ по хозяйственным вопросам. В частности в этом судьбоносном документе гневно осуждалось бездействие и безделье руководства, и его полное безразличие к быту и отдыху экипажа. Было отмечено и указано, что ряд таких заболеваний, как язву, гастрит, колит и радикулит они приобретут и без посторонней помощи, а именно, самостоятельно и по собственной прихоти, а не благодаря усилиям, или бездействиям таких безответственных личностей, как некоторые субъекты, присутствующие при данном разговоре. Не хотелось бы показывать пальцем.

И очень нервирует тот факт, что эти вечные спутники командировочной жизни становятся явлением по причине нежелания некоторых, не будем снова показывать пальцем, этим же пальцем просто пошевелить. И возмущению общественности в лице экипажа и одного техника нет предела. Да обрушит аллах свой праведный гнев на их бессовестные головы. Да пусть самим так несладко проживется хоть пару дней, какие достаются несчастному экипажу на полжизни, что приходится проводить по командировкам. Бизимилла Рахман Рахими Малинкин Мустафин Аллах Акбар. Аминь. И пусть их бог покарает.

Заместитель начальника по хозяйственным вопросам слушал с глубочайшим сочувствием и дружеским сердечным пониманием и заверил экипаж, что при первой возможности что-нибудь когда-нибудь он придумает и обязательно где-нибудь и как-нибудь, но кровь с носа, а сделает. От таких клятвенных заверений и искренних обещаний во рту стало кисло, горько и солено одновременно. Словно в рот положили сухую коровью лепешку, а рассказывают про сгущенное молоко. А еще предложили всю эту смесь запить ослиной мочой. Всему миру стало ясно, а экипажу в первую очередь, что обещанное не выполнится просто никогда, а не то, что через обещанные три года, как обычно говорится в таких случаях. Хорошо бы последнее не отобрали.

И только Миша тихо и беззвучно сказал:

— Хи-хи-хи! — тем самым давая полную оценку словам заместителя начальника.

Однако мир не без добрых людей, и Гриша предложил заняться их поиском. Компасом и главным помощником в таких случаях и в этом благовидном деле служила тара с магической жидкостью, именуемой полулитром. Она в таких процессах служила не только указателем, но и катализатором в химических реакциях, способная преодолеть межведомственные барьеры, покрыть нехватку времени и восполнить людские ресурсы, превращая с легкостью недоступное и остродефицитное в видимое и осязаемое, которое можно не только пощупать, но и заполучить. То есть, с ее помощью материализовать мифическое.

Вот так сразу и возникло ниоткуда специфическое транспортное средство с подъемником для погружения и доставки, комфортабельных двух вагончиков из промбазы УРБа, расположенной в двадцати километрах от городка в песках, на саму территорию аэропорта. С помощью того же катализатора укомплектовали жилье всеми необходимыми бытовыми атрибутами, как спальными, кухонными и культурно развлекательными: шахматами, картами (игральными) и нардами, без которых не обходилась ни одна оперативная точка.

Вечером, как само собой разумеющееся, бурно и помпезно отпраздновали новоселье, на котором присутствовал на правах равного заместитель начальника по хозяйственным вопросам. Он почему-то, правда, непонятно почему, считал себя причастным к новоселью. А после пятого стаканчика и вовсе возомнил самым главным виновником торжества. Ведь все это, что видят глаза и ощущает тело, включая и ту часть, чем сидим, выдано с его склада и по его личному распоряжению. Оно до этого принадлежало лично ему.

Иногда возникало острое желание прервать речь сильно завравшегося зама и указать ему его истинное место в этом мире. Но, поскольку большого вреда, кроме слабого и незначительного покалывания личного самолюбия, его болтовня не приносила, а польза в будущем могла оказаться, то все лишь тихонько посмеивались и согласно кивали головами. Говори, мол, говори, нашей славы не убудет. Главного виновника и без тебя знаем. Он, как раз, на столе и находится и усиленно всеми поглощается. С его помощью и тебя сюда заманили.

А теперь вернемся к кондиционеру, под защиту которого забрался в вагончик экипаж. Миша (Рашмаджан) сидел рядом с ним с широко раскрытым ртом и жадно ловил холод, проклиная невыносимую жару, вот уже несколько дней кряду беспощадно изводящую флору, фауну и его самого. Гриша сладко растянулся на кровати и сквозь дремоту недоумевал. Как это, родившийся и проживший всю сознательную жизнь в песках, Миша так болезненно реагирует на слегка повышенную температуру наружного воздуха. Это же твоя родная стихия, родина, можно так сказать. Люби и радуйся теплу и солнцу. Ведь другого лета здесь отродясь не было и не будет. Это еще пока ты молод. А под старость всего себя, как подушками, кондиционерами окружать будешь?

Саша стоял на голове. Не спортивный интерес и не увлечения йогой подвигли занять такую нелепую и неестественную позу. Таким методом он боролся с голодом. А поскольку острое желание пожрать его практически не покидало, то и на голове приходилось стоять каждое выпавшее мгновение. Сложно, нудно, трудно, а чего поделать? Дело в том, что Саша курить бросил. Получилось само собой легко и просто. Даже удивился, что и ломки обещанной нет, и страданий от излишнего желания затянуться дымком. Ну, и радуйся такому счастью. Ан нет. Иная напасть навалилась на голову. Точнее, на желудок. Теперь вместо курения его не покидало желание пожевать. И присутствовало это желание и днем, и ночью.

Не такое уж нудное присутствие. И вредной привычки в хорошем аппетите нет. В здоровом теле он и должен находиться. Лично Гриша был сторонником много и вкусно поесть, и всегда приветствовал сие желание в других. Но Саше причудилось, что он быстро поправился в результате таких процессов аж на полкило, если не больше. А поскольку всю жизнь он выделялся среди окружающих своей стройной худой фигурой, то такое преображение слегка пугало и претило личным принципам. И он усиленно начал борьбу с голодом, а точнее, с едой, пытаясь любыми упражнениями и действиями отохотить организм от приема пищи.

Миша вообще понять не мог ни Гришу, ни Сашу. Ну как это в таких экстремальных условиях, когда весь организм донимает жара, и хочется лишь пить, у некоторых еще появляется и апатит. Лично он кроме чая и воды вообще ко рту ничего поднести не может. Если только ранним утром зажевать пару бутербродов хватало сил и желания.

И в это время шумно распахнулась дверь, и с улицы в прохладный вагончик ворвалось облако горячего воздуха. На пороге стоял перепуганный и перевозбужденный диспетчер Адхам и врач санитарной авиации Ниязбай Хафизов. При виде такого тандема все стало и без слов и объяснений предельно ясным и понятным. Теперь от посетителей требовались лишь детали, подробно обрисовывающих картину некоего происшествия, где-то случившегося.

Заговорил первым врач Ниязбай:

— Взорвалось, загорелось, там такое, что надо быстро, иначе очень плохо, можно не успеть. Полетели скорее, нельзя ждать. Они передали, что очень скверно.

Гриша с пониманием кивнул головой, предложил доктору стул и пиалу чая и вопросительно посмотрел на Адхама, требуя более содержательного и внятного объяснения, чтобы, в общем, понять картину и принять правильное решение.

— Под Сакарчагой у чабанов в костре что-то взорвалось. Мальчишку сильно поранило. По радио помощи запросили.

Гриша еще более внимательней посмотрел на часы и на Сашу. Теперь ему требовалась информация о возможностях без, а точнее, с минимумом нарушений выполнить полет.

— Даже при самых благоприятных условиях и при попутном ветре в обоих направлениях и то сумерки прихватываем, — прочитал приговор Саша. — А я уже и дорисовать весь рабочий день успел, так сказать, полностью завершил виртуально летный день.

— Плохо, поспешил. А как дела на метеостанции? — спросил Гриши диспетчера.

— Еще хуже, — обреченно вздохнул Адхам. — Плюс сорок четыре. И понижение ожидается нескоро. Возможно, лишь к утру, да и то незначительное, градусов на пять.

— М-да, — сказали все втроем: Гриша, Саша и Миша и ненадолго примолкли.

Взвешивалось все за и против, хотя на весы "за" положить было совсем нечего. Законы авиации и природа придавили свою сторону плотно и безапелляционно. Но лететь надо, перетягивая запретную сторону весов в обратную сторону, так как под угрозой жизнь маленького человечка. Пусть глупого и во всем виновного, но гражданина страны, сама жизнь которого зависит сейчас от их решения. А лететь нельзя, поскольку под угрозой летная карьера экипажа. А по всем метрическим законам, своя рубашка ближе к телу, чем какого-то чабанского сынишки.

Но с другой стороны, так обидно и стыдно ведь, что ради карьеры не захотели спасти. Совесть мучить не будет, поскольку никто их не осудит и не накажет за отказ. Даже похвалят и в пример поставят, мол, какие молодцы, что не поддались на сантиментальные уговоры, не нарушили параграфы летных документов.

Молчание и размышления экипажа несколько раз пытался прервать врач Ниязбай. Просил ускорить процесс принятия решения, страстно подбирая убедительные доводы, словно там далеко истекает кровью очень близкий ему человек.

Помолчали еще минут пять. Больше для приличия и повышения своей значимости. Нельзя же сразу по первому призыву поддаваться и сдаваться. Так можно и лицо потерять. Вертолет не телега, или арба, как это транспортное средство у них зовется. Но все уже понимали, как поступить. Конечно полетят, и обязательно спасут ребенка, поскольку авиация для того и существует, чтобы по первому призыву спешить на помощь. Не ради цветов и лавров. Это их работа. А в данную минуту кроме них этого не сделает никто. Жизнь того далекого пиротехника только в их руках. Он умирает, а наша задача — спасать.

Хочется заметить и уточнить, что данный эпизод совершенно не означает, что их работа состоит сплошь из нарушений. Экипаж, чаще всего, старается придерживаться правил, что регламентируют работу авиации. Но иногда приходится отступать от общих правил, грубо нарушать законы, поддаваясь на такие вот уговоры. Разумеется, это делалось только в полной уверенности в свои возможности, стопроцентно доверяя технике и при отсутствии контроля, зная, что в данный момент о проверяющих и контролирующих даже речи не может быть. И, как всегда, во главе угла общенародный принцип: "со мной ничего и никогда плохого случиться просто не может". И не должно.

Такие незначительные отступления от законов сверху не очень поощряются. А даже наоборот: строжайше пресекаются, а нарушители жесточайше высекаются. Но сама жизнь часто просит не быть всегда пунктуальным и законопослушным к буквам параграфов. Хотя нарушать их иногда бывает страшновато.

— ПВО известил? — спросил Гриша у Адхама.

— Да, договорился. Связь на всем пути поддерживаете с ними. Со мной выходить лишь по моему вызову. Они вас будут вести весь полет. Только опознавательные не забудьте включать.

— Саша, запишешь коды и с Мишей бегом на вертолет. Я заскочу на вышку.

Больше не думали и не говорили. Лишь готовились к срочному вылету в неизвестность. До Сакарчаги долетели без задержек и приключений. Ветер в том направлении хорошо облегчил полет, подталкивая и подгоняя вертолет. Только один раз их отвлекли два симпатичных и стройных джейрана, выскочившие из-под капота. Запрыгали, засуетились в панике, выбирая направление для бегства. Затем остановились на бархане и со страхом следили за источником беспокойства. Гриша выполнил глубокий вираж над ними и с восхищением воскликнул:

— Красота!

— А вкуснотище-то, какая! — мечтательно пропел по СПУ Саша, потирая район желудка.

— Чудесный шашлык по пескам бесхозно бегает. Обидно, что спешим, а то с собой прихватили бы, — с сожалением произнес Миша, проглатывая слюну в совершенно пустой желудок.

Гриша вывел вертолет на курс и с осуждением произнес:

— И как только у вас рука поднимается на такую красотищу? Глазами любоваться надо, а не желудком.

— А он сегодня шашлык ногами кушать будет, — иронически заметил Саша, подмигивая бортмеханику.

— Эквилибрист-эксцентрик выискался, — поддержал осуждения второго пилота Миша.

— Друг фауны и брат флоры, — никак не мог успокоиться Саша. — А на ужин технику жаркое заказал. Я не думаю, что оно будет из макарон или иных не мясных продуктов.

— Гринпис самоучка, — продолжал распыляться Миша. — Давно ли у самого ружье отобрали?

Действительно, приблизительно два месяца назад инспектор Садовский отнял у Гриши хорошее двуствольное охотничье ружье, обвинив весь экипаж в браконьерстве. Хотя Гриша пытался доказать, что без ружья летать в песках небезопасно. Оно просто обязано присутствовать на борту, как один из обязательных предметов первой необходимости в случаях непредвиденных и аварийных.

Если говорить правду, то оно всегда и присутствовало, независимо от указаний и распоряжений руководства. Но теперь более надежно и недоступно от них припрятано. Мясо в магазинах не продается, а макароны быстро приедаются. Поэтому экипаж в начале командировки один день посвящал заготовке мясных и рыбных продуктов. Холодильник плотно забивался рыбой, мясом и прочей дичью. А без ружья и в самом деле никак не обойтись. Того же сома из канала не вытащить, пока пару дырок в голове ему не сделаешь.

Но Гриша гордо промолчал и ничего не ответил на высказанные замечания. Просто продолжил полет с намеченным курсом. А Саша и Миша страстно продолжали обсуждать меню на ужин. Обед прошел давно, а ужин оттянулся в связи с незапланированным полетом на неопределенное время. Так что, Гришины восхищения красотами обитателей пустыни просто оказались не к месту. У них перед глазами маячило лишь тушеное и жареное мясо. Что уж говорить о других, если даже у Миши прорезалось аппетитное чувство, и он успел проголодаться.

— Товарищи, а нельзя ли заткнуться? — не выдержал Гриша описаний предстоящего ужина и матерно выругался. — Слюной подавиться можно. Устал заглатывать.

Они приняли замечание к сведению и примолкли. Ворчание и нытье не приносило сытости, и Саша с Мишей мирно заткнулись, переключив внимание на пунктуальное выполнение своих функциональных обязанностей. Миша, прислонившись к спинке сиденья второго пилота, сладко задремал под гул и грохот четырнадцати поршней, а Саша забрал управление у командира и повел вертолет самостоятельно, позволив и Грише беззаботно вздремнуть несколько минут.

Стоянка у чабанов оказалась в пятнадцати километрах от поселка. И пока ее искали, солнце склонилось к самому горизонту. Стало ясно, что теперь и сам взлет придется выполнять в ночных условиях с необорудованной площадки.

Мальчик лет тринадцати, неумело перевязанный окровавленными тряпками, был без сознания. Крови много потерял. Пока сообразили, что к чему, пока взрослых позвали, вот и упустили много времени, так необходимого в такой критической ситуации. Хорошо, что вообще от страха не разбежались, и хватило смелости обратиться за помощью к пастухам, которые в такое важное время оказались так неудачно далеко от места развлечения детей. Но, слава богу, ребенок жив. Мертвенно-бледное лицо, посиневшие губы, кровавые пятна — все напоминало о свершившейся недавно трагедии, о несчастье, свалившемся по чьей-то злой воле или шутке на этих, заброшенных далеко от цивилизации, людей.

— Что там у них взорвалось? — спросил Гриша у чабана. — Какое это взрывное устройство, кроме бараньего гороха, можно в этих голых песках отыскать?

— Говорят, что не знают. А скорее всего, говорить не хотят. Сейчас остается лишь гадать. Правду от них не добьешься. Мне кажется, что мальчишка сам чего-нибудь подбросил, да отскочить не успел. Вот и принял весь взрыв на себя, — ответил за чабана врач. — Но безосколочное, так что это его и спасло от большей беды.

Перевязку доктор заканчивал уже с последними лучами солнца. Если раньше теплилась хоть маленькая надежда справиться до наступления темноты, захватив лишь сумерки, то теперь даже сам взлет придется выполнять в ночных условиях. Однако и сумерки по правилам считаются для авиации ночью, так что говорить о каких-то параграфах с суровыми и строгими законами в данный период абсолютно нельзя. Состояние ребенка требовало неотлагательных действий, невзирая на эти буквы, что написаны в авиационных учебниках. А объяснять чабанам о запретах сейчас настолько рискованно и опасно для жизни и здоровья экипажа, что лучше уж об инспекторах не вспоминать. Число пострадавших моментально возрастет в геометрической прогрессии.

Вопрос решили без собраний и совещаний с голосованием. Гриша просто сел в вертолет, запустил двигатель, раскрутил трансмиссию и предложил желающим остаться. Таковых среди присутствующих пилотов и докторов не оказалось, и экипаж в полном составе, с доктором и тяжело раненном на борту на предельно малой высоте (от нуля до двухсот метров) на максимальной скорости бросил вертолет в темную ночь навстречу приключениям и подвигам.

Адхаму было от чего волноваться. Он ведь давно доложил в верха по инстанции о завершении работы аэропорта, о полнейшем спокойствии и тишине, давно наступившей в зоне его ответственности. Получается липа. Последний нарушитель пока в воздухе. А время в таких ситуациях тянется страшно медленно в томительном ожидании. Оставалось десять минут переживаний, но самых пиковых и критических. Впереди еще посадка в ночи на неподготовленный к таким сюрпризам аэродром. В Гришу то он уверен. Пилот опытный и умелый. Лишь бы железо не подвело. А то, по всемирно известному простому люду недавно открытому закону пакости, в такой обстановке чаще всего что-нибудь непредвиденное и неприятное как раз и случается.

Но сегодня, кажется, этот закон не сработал. И на фоне звездной тишины Адхам услышал сладкий успокаивающий рокот вертолета. Давненько этот звук не был таким приятным и услаждающим. По команде Адхама тремя прожекторами, направленными в одну точку, был освещен перрон, на который и примостил Гриша вертолет. Еще вращались винты, а люди в белых халатах, выбежавшие из подъехавшей машины скорой помощи, уложили больного на носилки, и "Волга" с красными крестами на борту, включив сирену, скрылась в темноте. К вертолету подошли Адхам и техник Италмас, радостно приветствуя героический экипаж.

— От лица пастухов и овцеводов вам огромная благодарность. Все отлично, Гриша. Врач сказал, что несостоявшийся пиротехник жить будет, — порадовал всех диспетчер.

Гриша улыбнулся и подмигнул экипажу. Слова не нужны. Экипаж понял друг друга по выражению лиц и соответствующему настроению. Рисковали не зря.

— Заканчивай полеты! — весело и громко закричал Италмас на весь перрон и ночной аэродром. — Мясо стынет, водка греется. Или понравилось? Так давайте, еще куда-нибудь сгоняем.

— А что? — спокойно ответил Гриша — Намного интересней и легче. Только немножко темновато. А так тебе никакой болтанки, ни турбулентности. И прохлада по кабинке гуляет.

— А до меня доходила информация, — решил высказать свое мнение Саша с точки зрения финансиста экипажа, на совести которого лежали все денежные и штурманские документы. — Что ночные полеты оплачиваются по иной тарифной сетке, чем дневные. А это на порядок выше. Да плюс подбор площадок. Ведь считай, что в оба конца полет выполнялся вслепую. Как ты думаешь, Миша, это к нам так же относится? Все-таки рисковали, подвиг совершили. Кроме дополнительной оплаты, хотелось бы увидеть освещенным наш благовидный поступок в местной прессе с фотографиями и умными комментариями. Уж, в крайнем случае, так я согласен на более узкую огласку, как в боевом листке, например. Народ, в конце концов, просто должен знать своих героев поименно и в лицо.

— Все же нежелательно. Народ, допускаю, поймет и оценит. А там, — Миша многозначительно ткнул пальцем в звездное небо. — Могут сформулировать неверно. И тогда вместо благодарностей они вкатят нам большую круглую дыню в адекватное место. Потом долго стоя будешь пить за дам, как истинный джентльмен.

Гриша осуждающе взглянул на свой разболтавшийся экипаж и командным голосом прервал лишние разговоры и мечтания о повышенных заработках и славе героев:

— При выходе из вертолета прошу о данном рейсе забыть, как о кошмарном сне, что бы он, не дай бог, не сбылся. И не вспоминать о нем даже в сильном опьянении. Ишь, герои, демагогию развели здесь. И медалей с деньгами захотелось им, и популярности с публикациями в газетах. Садовского на вас нет. Поощрил бы так, что и стоя пить, не захотели ни за дам, ни за собственный упокой. Сейчас Италмас награждать будет вас и штрафной рюмкой, и большим куском мяса.

— Мясо стынет, водку греется! — громко повторил свой призыв техник Италмас.

— Зачем кричать, Алмас, как испорченная пластинка! — возмутился Саша, озираясь опасливо в темноту. — Быстро иди и поставь водку в холодильник, а мясо на огонь. Как будто первый день в командировке. Разрекламировал тут вечернее меню.

— И почто посвятил весь персонал аэропорта в наши вечерние тайны? Сейчас сбегутся, как тараканы, — сердился Миша на техника за его излишнюю болтливость.

— Так никого уже в порту не осталось. Лишь сторож и его верный пес по кличке Леша.

— Это тебе так кажется. Ради водки с мясом они с радостью выйдут в ночную смену подработать.

Когда водку разлили по пиалам, а мясо разложили по тарелкам, дверь вагончика тихонько без скрипа и лишнего шума приоткрылась, и на пороге показались работники местной метеостанции Лариса и Шурочка, каким-то особым чутьем всегда улавливающие наличие жареного мяса в вечернем рационе экипажа. Высказывались предположения, что у них на наблюдательном пункте кроме прочих необходимых метеорологических приборов наличествуют особые улавливатели мясного жареного запаха. Вчера на жареные макароны они почему-то не пришли. Лично Миша, молча, обвинил в этом Италмаса за его громкий крик глашатая, афиширующего остывающее мясо.

Однако возгласы из-за стола полны доброжелательства и радости. Женщины всегда желанны в этом коллективе и способны только скрасить застолье. Даже, несмотря на здоровый и очень хороший их аппетит. А испортить в данную минуту торжественный момент и хорошее настроение способен лишь разве кто-нибудь из инспектирующих или проверяющих. Но даже если предположить и это практически невозможное бедствие (хотя от инспекции можно ожидать любой пакости), то и тогда охрана аэропорта своевременно предупредит экипаж о надвигающейся угрозе.

Тылы и фланги прикрыты надежно, и экипаж с гостями мирно и спокойно опустошал пиалы и тарелки. Елось и пилось с жадностью, с завидным аппетитом, с богатырским здоровьем. Ели молча, не отвлекаясь на пустую болтовню, поскольку пустые желудки требовали наполнения. А в такой большой голодной компании лишнее сказанное слово может стоить недостающего куска. Только лишь на короткое мгновение отрывались, чтобы соприкоснуться пиалами и выслушать краткий тост. И опять за щеку запихивался, заталкивался огромный жирный кусок мяса и пережевывался с упорством и неистовством.

И вот только тогда, когда, как всегда, Саше посчастливилось ухватить с тарелки последний кусок мяса, а Италмас показал народу пустой казан, объявив об окончании блюда, рассчитанного по его планам еще и назавтра, как минимум на два раза, все облегченно вздохнули и откинулись от стола, оторвавшись, наконец-то, от своих тарелок. Посмотрели друг на друга веселыми осоловевшими от пития и еда глазами, и приступили к беседе. Теперь уже можно позволить себе более пространственные и длительные тосты с умными и богатыми эпитетами, а так же уделить долю внимания красотам и очарованиям дам. Оказывается, они тоже присутствовали на церемонии поглощения мяса.

А присутствие дам намного скрашивало речь мужчин, исключив из богатого лексикона нелитературные выражения, обогащало содержание беседы, так же опуская из нее такие, как "правила полета вертолета", "теория полета и аэродинамика вертолета", а так же, "как я однажды куда-то за чем-то летел", и конструктивные особенности планера и силовой установки. В другое время и без дам в таких застольях можно повышать свою квалификацию, обогатиться отсутствующими знаниями. А командованию можно порекомендовать прямо за столом и под рюмочку принимать зачеты по авиационным дисциплинам. Знания они увидят хорошие. Заодно и свои прилично расширят.

Сегодня за столом говорили о политике, о погоде, о женщинах, о рыбалке, охоте и так далее. Да мало ли общих тем в такой веселой и сытой компании. Саша, правда, один раз попробовал затронуть производственную тему, вспомнив из летной практики один эпизод, как когда-то с кем-то и где-то совершенно некстати вышли из строя аккумуляторы, и они сумели запустить двигатель за несущий винт, соединив его через валы, шестерни и прочие подвижные детали с коленчатым валом. Ведь если от двигателя вращается винт, то почему не использовать процедуру наоборот. Много раз так приходилось автомобиль заводить.

После непродолжительных дебатов всем, технически грамотным, членам экипажа совместно с умным техником удалось убедить Сашу в невозможности и невероятности такой операции. Вертолет, однако, не автомобиль, который легко заводится от толчка. И беседа влилась в привычное русло со смехом дам и шутками мужчин. Но приблизительно через час Саша попытался вернуться к своей теме, и Грише пришлось уложить его спать, чтобы окончательно не испортил вечер.

— Какой же ты мерзопакостный во хмелю! — читал он нотацию, уже храпевшему, Саше. Это он с усталости заговариваться начал, — оправдывал уже перед присутствующими.

А утром с Сашей приключился новый казус. Он, как всегда, по привычке проснулся раньше всех, разбудил техника, отправив его на площадку готовить к вылету вертолет, а сам выполнил комплекс гимнастических упражнений. Этот метод так же был включен в список борьбы с лишним весом. Особенно после вчерашних лишних килокалорий возникает естественная необходимость их спешно израсходовать, чтобы они не отложились в организме лишними килограммами.

Покончив с утренней зарядкой, Саша разбудил остальных членов экипажа и сам забрался под прохладный душ, построенный на очередном субботнике рядом с вагончиками. Радостно подставляя лицо под живительные струи влаги, Саша вдруг с ужасом вспомнил, что у них сегодня по графику законный плановый выходной, и вполне допустимо, что его сейчас могут побить. На всякий случай он закрыл дверь на защелку, чтобы обезопаситься на первые самые злые минуты. Для большей надежности еще и скамейкой подпер.

За толстой стеной послышался мат и прочие литературные ругательства, подтверждаемые нехорошие намерения грубым стуком тупыми предметами в запертую дверь. Саша, молча, и с тревогой ожидал развязки. Но он знал, что большие любители продолжительных утренних снов недолго будут бушевать. Теплая и уютная кроватка вновь заманит их в свои объятия. И действительно, ровно через минуту, ровно настолько хватило у них злости и ярости, продолжая посылать нехорошие эпитеты в адрес Саши, экипаж вновь ушел в вагончик. Когда страстные крики поутихли, Саша распахнул дверь и показал уходящим обидчикам язык и кулак, покрикивая, чего бы они добились, если бы рассердили Сашу.

Выходной в командировке никогда не радовал пилотов. Скучный и нудный день. Много спать не хочется — отвыкли за рабочую неделю. Разгуляться так же не разгуляешься, поскольку в таком захолустье и пойти некуда. Конечно, попробовали прогуляться по городку, но только настроение испортили: пиво оказалось теплым и кислым, в кино не пустили, так как у них существует некий таинственный минимум зрителей, при котором допускается демонстрация фильма.

Правда, толстая и потная кассирша прозрачно намекнула, отпивая чай из пиалы, что при наличии у них двадцати билетов им покажут кино. Но на такое крамольное предложение Саша еще категоричней и понятней намекнул о полном и твердом нежелании тратить свои кровные, трудом и потом заработанные рубли. Нелегко они даются пилоту. И вообще, в командировку они прилетают зарабатывать, а не сорить деньгами. Дома жена и дети настойчиво требуют наличность на расходы насущные. Еще минут десять поспорили, обругали друг друга плохими словами и ушли. Потом их облаяла собака, и на этом выходной закончился. Когда ложились спать, душа радовалась предстоящему рабочему дню, полному забот и хлопот, но своей суетой указывающему на полезность и нужность их труда.

Природа взбесилась окончательно. Красные спиртовые столбики термометров подкрадывались к пятидесятиградусной отметке. Солнце палило, как никогда. В таких экстремальных условиях экипаж мог работать только до обеда, когда температура еще лишь приближалась к критической цифре. Стоило лишь красному столбику подползти к границе, Адхам отправлял экипаж на отдых, не желая выслушивать никаких отговорок и уговоров. Температурные данные отправлялись по всем инстанциям, и никто не допустит функционирование аэропорта при таких показателях. Тем более, что их вертолет по инструкции обладает самым максимальным пределом среди остальных летательных аппаратов. Для остальных воздушных судов Адхам закрывал аэропорт задолго до обеда. Только и успевали отправлять утренние рейсы.

Вот такие полу-отдых полу работа продолжались в течение всей недели, поэтому экипажу приходилось вставать раньше солнца, чтобы взлетать вместе с его лучами. А сегодня, вдруг, откуда не возьмись, появились облака, очень схожие с дождевыми тучками. Даже пара капель упало с неба. И как они только сумели долететь и не растаять в сухом воздухе? На термометре красный столбик застыл на отметке плюс тридцать. Воздух можно назвать даже прохладным. Видимо, природе тоже понадобилось устроить себе положенный выходной.

Саша сидел на вертолетном колесе, когда на площадку пришел начальник участка Меньшиков. Он вразвалочку небрежно обошел вокруг вертолета, словно решил самолично удостовериться в готовности транспортного средства к полетам, постучал носком сапога по колесу, на котором и сидел Саша, и присел рядом со вторым пилотом, протягивая ему раскрытую пачку сигарет, великолепно помня, что он бросил курить. Саша давно понял, что начальнику надо нечто, несовпадающее с возможностями экипажа, и попросил не юлить, а сразу приступать к деловому разговору. Зачем, мол, такие предисловия.

— Говори правду и только правду. Как на исповеди перед самим господом богом.

— Да ну, зачем ты так сразу с подозрениями на криминал, — смутился Мельников такому откровению.

— Ну, так давай постепенно, раз тебя смущает скорая правда. Мы сейчас не торопимся.

— Понимаешь, сейчас подвезут небольшую железку. Ее срочно надо на тринадцатую буровую отправить. Авария у них, а на месте никак не справляются. Вот и решили на помощь отправить этот агрегат. Маленькая, килограммов на триста. Можно загружать?

— Можно, но если твои слова правдивы, и вес совпадает с твоей версией, а не с моими догадками.

— Нет, нет, точно, как я и сказал. Впятером грузили без крана. У меня же нет богатырей.

Из-под вертолета выполз Миша. На стоянках он всегда от жары прятался под фюзеляжем. На борту для этих целей он возил старое одеяло, которое и стелил под вертолетом, если время стоянки позволяло расслабиться и поваляться. Сейчас Миша хотел выяснить некоторые нюансы у начальника участка.

— Точно триста килограммов? — спросил он Мельникова, пронзая его пронзительным взглядом, выражая тем самым полное недоверие его словам.

— Обижаешь, Миша, разве я когда обманывал? — обиженно воскликнул начальник, на что Миша отреагировал своим традиционным и красноречивым:

— Хи-хи-хи! — давая точную оценку своего отношения к заверениям заказчика.

Буквально в прошлую командировку Мельников привез на площадку подозрительную пятидесятилитровую бутыль, чистосердечно заверяя, что в ней находится чистейшая дистиллированная вода.

— Чище не бывает, — стучал он кулаком в грудь и для большей убедительности опустил палец в бутыль и облизал его.

Ну не существует в природе более убедительных доказательств своей правоты. И все бы проскочило, если бы в спешке не опрокинули эту подлую посудину, и часть водички не выплеснулось на песок. Шипение и дымление опровергли такие явные убедительные доказательства, поскольку так себя могла повести лишь кислота, запрещенный для перевозок на воздушных судах груз. Картину позора и изгнания Мельникова с площадки пришли пронаблюдать почти все работники промышленной базы. А явились они на сумасшедше громкий крик и мат Гриши, обличающего начальника в подлых умыслах на покушение. Долго потом не подпускали его к вертолету и к самой площадке.

Вот и теперь с этой маленькой железкой история могла повториться. Ведь в его понятии, что вертолет, что трактор "Беларусь" — все едино. Грузи все подряд и сколько влезет. А все математические расчеты по максимально взлетному весу он считал Сашиными бреднями. Появление на горизонте из-за бархана автокрана с грузом на стреле еще больше усилили сомнения. Зачем же тогда понадобилось ему из-за такого легкого груза гонять мощный кран?

Шесть крупных грузчиков, а не слабеньких рабочих, о которых рассказывал Мельников, обступили железный предмет и громко кряхтели в диком танце вокруг него. Груз мертвой хваткой вцепился в песок и не желал подчиниться мускулам буровиков. Приказы и мат Мельникова желательных изменений в обстановку не вносили. Чем бы это кончилось, неизвестно. Возможно, сильное желание начальника участка любой ценой отправить нужный груз, и победило бы, если бы в это время не вернулся Гриша. Он успел пробежаться по всем складам промышленной базы, проверяя их содержимое и ругаясь со всеми кладовщиками, преследующих его по пятам и не позволяющих ничего ему без разрешения прихватить, и моментально изымая понравившийся предмет.

Злой и страшно рассерженный, да еще с пустыми руками, вернулся он на площадку и сходу вмешался в погрузку. После тщательного осмотра груза под слоем засохшей грязи он обнаружил бирку с четырьмя цифрами и двумя буквами "2100 кг".

Длительное молчание нарушил Миша:

— Хи-хи-хи!

Больше никто ничего не сказал. Только Саша крепко вцепился в Гришину руку, рвущуюся к физиономии Мельникова. Груз тем же краном и с того же места загрузили на машину и отправили на буровую. Сам Мельников ретировался в контору. Когда пришел главный инженер, Гриша пожаловался на противозаконные действия начальника участка. Он указал пальцем на многодетного Мишу, чьи дети чуть не остались сиротами, и малосемейного Сашу, фамилия которого могла так внезапно прерваться преступными деяниями некоторых беспечных и безответственных граждан. А его вдове пришлось бы вновь заниматься поисками мужа, на что Миша красноречиво повторил свое коронное:

— Хи-хи-хи! Она бы это сделала с большой радостью. Хотя и при жизни никто не мешает заниматься ей поисками. По-моему, долго она плакать и тосковать не будет.

За такие пошлые намеки он получил от Гриши по шее, а Саша посоветовал за правдивые высказывания не бить Мишу по шее, так как бортмеханик абсолютно прав. Но про женитьбу и жену Саши мы расскажем чуть погодя. А сейчас главный инженер содержательно и клятвенно заверил этот безобразный случай основательно разобрать и кого попало, чем попало строго наказать.

Саша забрался в кабину пилотов и включил радиостанцию, чтобы связаться с аэропортом. Но не успел он нажать на кнопку радио, как эфир огласил беспокойный голос Адхама:

— Семьдесят третий, ответь!

— Отвечаю, — Саша от неожиданности растерялся.

— Срочно необходимо лететь на юг.

— Да мы вроде находимся не на севере.

— Санзадание, — не меняя интонации, кричал Адхам.

Теперь всем стало ясно, о каком юге идет речь.

— И что на этот раз у них могло случиться? — спросил в эфир Саша.

— Беременная женщина консервами отравилась. Нужна срочная помощь. Когда вылетаете?

— Что он сказал? — не понял Гриша.

— Двое отравились консервированными продуктами.

— Спроси, а нормальную пищу, они жрать не могут?

— Нет, откуда же у них дичь. Кругом одни пески, а вертолета под рукой нет, — в оправдание за тех других ответил Саша, словно в этом их вина тоже незначительной была.

— Спроси, врача брать будем?

— Адхам, — прокричал в радио Саша. — Доктора брать будем?

— Нет, везите их сюда. В аэропорту встретят.

— Ясно. Гриша, санитарная авиация сачкует. Говорит, что хотят встретить уже в аэропорту.

— Передай Адхаму, — сказал Гриша, — залетать в аэропорт не будем. Отсюда пойдем. Топлива с запасом хватает, а светлого времени еще больше, так что, про ночные полеты можете забыть, — и, повернувшись к главному инженеру, Гриша виновато развел руками. Ничего, мол, не поделаешь. Двое взывают о помощи, надо лететь спасать. Ведь во всей округе им и надеяться не на кого. Там с надеждой вслушиваются в тишину пустыни, томительно ожидая ласковый желанный рев четырнадцати цилиндрового двигателя. А управляет им Гриша, Саша и Миша, которого правильно звать Рашмаджаном, но про это многие забыли.