"Любовь не игрушка" - читать интересную книгу автора (Григ Кристин)6Дина Уэйд устроилась за столом на кухне Глэдис. Подперев голову кулачком, она следила за тем, как подруга месит тесто. Впрочем, процесс скорее напоминал безжалостную расправу. Дина глянула на часы и скептически приподняла бровь. Вот уже пятнадцать минут Глэдис свирепо мяла и колошматила вязкую массу. Точнее, вот уже пятнадцать минут Дина наблюдала ее за этим занятием, а кто знает, как давно хозяйка приступила к делу? Когда молодая балерина заглянула к соседке на традиционные пятничные посиделки – как-то само собою повелось, что в конце недели Глэдис пекла пироги, ежели не возникало необходимости сбросить килограмм-другой, – носик фотомодели уже был испачкан в муке, а глаза зло поблескивали. Мука – одно дело, злой блеск – совсем другое. Дина нахмурилась: Глэдис шмякнула тесто о стол и стукнула по нему кулаком с такой силой, что соседка сочувственно поморщилась. За все три года их знакомства подруга никогда еще не бывала настолько раздраженной, но в последние дни она просто рвет и мечет… А то на прелестном лице возникает совсем иное выражение – глубокого, беспросветного отчаяния. Вот уже четыре недели Глэдис места себе не находит. С того самого вечера, когда она отправилась на ужин с Мартином Фагерстом. И вот с тех пор она ни разу не произнесла его имени, и сам мистер Фагерст больше сюда не заглядывал. Что за нелепость! Уж Дина-то видела, как он смотрел на Глэдис и как Глэдис смотрела на него, пусть даже не отдавая себе в этом отчета. Да любой ученый, оказавшись между ними, всерьез усомнился бы, что выброс углекислоты – единственный фактор нагревания атмосферы! Дина нахмурилась. Даже ее непробиваемый муженек Дейви и тот понял бы, что у соседки проблемы. Еще парочка таких ударов – и тесто просто побоится подняться. Соседка откашлялась, выпрямилась, скрестила длинные стройные ножки и сцепила руки на коленях. – Я его знаю? – небрежно обронила она. – Кого? – Ну, того типа, которому в данный момент изрядно достается от твоих кулаков. Похоже, в тесте ты различаешь некое знакомое лицо. Глэдис вытерла лоб тыльной стороной руки. – У тебя воображение шалит. Я пеку пирог, а вовсе не пытаюсь выместить раздражение. – А-а, – понимающе протянула Дина. Глэдис еще пару раз перевернула тесто, потыкала в него пальцем, а затем вывалила массу в миску и накрыла влажным полотенцем. – Мне тут пришло в голову, – продолжала Дина по наитию, – уж не викинга ли ты «обрабатывала». – Викинга? – не поняла Глэдис. – Ну, того скандинава, – услужливо пояснила Дина. – Голубоглазого красавца с толстым кошельком. Мартина Фагерста. Глэдис отвернулась, нервно комкая в руках салфетку. Подруга видит ее насквозь, вот в чем проблема! – Я уже объяснила: я пеку пирог, – холодно отрезала Глэдис. – И все? – И все! Дина снова откашлялась. – Значит, он объявлялся? – Дина, ты еще вчера меня об этом спрашивала. И я ответила, что нет. – И ты не ждешь звонка? И видеть его не желаешь? – Угадала! Глэдис сняла с плиты кофейник и наполнила чашку подруги. Затем взялась было за свою, но при виде темной маслянистой жидкости, что плескалась на самом дне, вдруг ощутила легкий приступ тошноты. Потрясающе! Все-таки подцепила какой-то вирус. Только этого не хватало! – А где сегодня носит твоего красавчика? – Накачивает мышцы в спортзале, чтобы верные поклонницы продолжали пускать слюнки. И не пытайся уклониться от темы. Речь шла о твоем красавчике. – Моем? – Глэдис возвела глаза к потолку. – Ну как тебя убедить? Мартин Фагерст мне вообще никто! Дина поднесла чашку к губам, подула на кофе и осторожно отхлебнула. – Ты самая здравомыслящая, рассудительная женщина из всех, кого я знаю. – Спасибо, мне тоже так кажется. – Поэтому я повторяю: как может здравомыслящая, рассудительная женщина так просто взять да и отфутболить мультимиллионера с внешностью скандинавского бога? – Повторяю тебе: Мартин Фагерст и я вместе поужинали и… – Ты и зовешь его Мартинфагерст – слитно, не делая паузы, словно вообще его не знаешь, – перебила подругу Дина. Словно я не провела с ним ночь, подумала Глэдис, чувствуя, как предательский румянец заливает щеки. – Ага! – победно возвестила Дина. – Видишь? – Что вижу? – Ты краснеешь, вот что! И выражение лица под стать. Так всегда бывает, когда разговор заходит об этом шведе. Глэдис встала, подошла к раковине и включила воду. – Я очень тебя люблю, Дина, – сказала она, отжимая губку, – но любопытный нос, который ты так и норовишь сунуть в чужие дела, давно пора укоротить! – Дейви тоже так говорит, да только что он понимает? – улыбнулась соседка. – Послушай, ведь я была здесь тем вечером, помнишь? Я видела, как вы смотрели друг на друга. И что же? Ровным счетом ничего? Разошлись как в море корабли? Хоть убей, не верю! – Пожалуйста, передай мне ложку. – Ну как тут не подивиться? – не унималась Дина. – Ведь красавец, мультимиллионер, и такая душка! – Душка? – Глэдис крутнулась на каблуках, щеки ее ярко горели. – Мерзавец – вот он кто! – Почему? – Потому что… потому что… – Глэдис замялась. Хороший вопрос. Она отнюдь не героиня викторианской мелодрамы, соблазненная и брошенная. Она по доброй воле переступила порог его спальни – и ушла тоже по доброй воле. Если воспоминания преследуют ее и унижают, некого тут винить, кроме себя самой. – Дина, будь добра, давай оставим этот разговор… – О'кей. Считай, что тему закрыли. – Отлично! – Просто в толк не могу взять, – задумчиво протянула Дина, выдержав минутную паузу. Глэдис громко застонала, но соседка не унималась. – Этот Фагерст глядел на тебя так, как голодный бомж смотрит на обед из семи блюд. Да если бы к вам заявился сам изобретатель громоотвода Бен Франклин, он без всяких приборов определил бы, что молния и электричество – одной природы. Разряды так и вспыхивали в воздухе. – Классно придумано, Дина. Почему бы тебе не бросить балет и не начать писать сценарии мыльных опер? Дина встала и подошла к буфету. – И все-таки одна из молний угодила в цель, потому что на моей памяти ты никогда не вскакивала ни свет ни заря. – Балерина порылась в кухонном шкафчике, извлекла на свет коробку шоколадного печенья и заглянула внутрь. – Ням-ням. Как раз две штучки. Одна – тебе, другая – мне. При одном взгляде на печенье в шоколаде Глэдис снова ощутила знакомые спазмы в желудке. К горлу подступила тошнота. – Я – пас. – Значит, я могу слопать обе? – Считай, что сегодня – твой счастливый день. А откуда ты знаешь, во сколько я встаю? Дина с аппетитом вгрызлась в печенье. – Я отправилась на утреннюю пробежку, – пояснила она с набитым ртом, – на рассвете. Ты меня знаешь: люблю, когда на улицах ни души. А полы скрипят… Вот я и услышала, как ты разгуливаешь по квартире. Взад-вперед как заведенная. Из комнаты в комнату. Прошла целая вечность, прежде чем ты улеглась снова. Не вечность. Ровно столько, сколько нужно, чтобы убедить себя: бесполезно переживать о сделанном, потому что постыдная ночь уже в прошлом и никогда, никогда больше не повторится… – Куда вы с ним ездили тем вечером? – Ты отлично знаешь куда! – Глэдис подставила чашку под струю воды и принялась оттирать ее, словно закопченную сковородку. – На ужин. В «Старый замок». – И все? – захлопала ресницами Дина. А потом я узнала рай в его объятиях, внезапно подумала Глэдис, и упорно подавляемые эмоции, воспоминания о пережитой ночи, нахлынули с новой силой. Может, глупо она поступила, сбежав из квартиры? Наверное, надо было остаться. Занять место той блондинки… Чашка выпала из рук и со звоном разлетелась на куски. – Черт побери! – В глазах стояли злые слезы; она нагнулась и принялась подбирать осколки. – Ты хочешь знать, что произошло той ночью? – Глэдис выпрямилась, швырнула осколки в ведро и вытерла руки о джинсы. – О'кей, я тебе скажу. – Глэдис, милая, я не хотела… – Я провела ночь с Мартином. – Ой! – тихо вскрикнула Дина. – Я переспала с мужчиной, которого почти не знала, который мне совсем не нравился и которого я больше не желаю видеть, потому что… потому что… – Не продолжай, я поняла, – мягко откликнулась Дина. Глэдис резко развернулась к ней. – Избавь меня от этого покровительственного тона! Если я сама ровным счетом ничего не понимаю, тебе-то откуда знать? – Видишь ли, мое первое свидание с Дейви закончилось постелью. Глэдис рухнула на стул. – Как это?.. – Вот так! А до того я была девственницей. – Тогда зачем? Почему?.. Дина улыбнулась. – Как знать? Гормоны? Судьба? Так случилось, вот и все. – Видишь, я была права: тебе следует писать сценарии мыльных опер. – Наверное, мое тело и мое сердце мгновенно поняли то, что разум еще только пытался осмыслить. Мы с Дейви были предназначены друг для друга. Родство душ, знаешь ли. – Но у меня такого оправдания нет! Фагерст и я определенно не предназначены друг для друга. Я сделала то, что сделала, и теперь сама себя ненавижу. – Паразит! – Минуту назад ты называла его скандинавским богом. – Минуту назад я не знала, что он злоупотребил твоей доверчивостью, а затем поступил чисто по-мужски. – Поверь мне, Дина, – хмуро уточнила Глэдис, – он не злоупотреблял моей доверчивостью. Я сама этого хотела. Дина вытряхнула из коробки последнее печенье. – Речь не об этом. Я имею в виду другое, когда говорю, что он поступил чисто по-мужски. Хлоп, бам, спасибо, мэм, может, я еще перезвоню! Глэдис уставилась на подругу. Затем встала, сорвала с крючка полотенце, намочила его в раковине и принялась остервенело оттирать стол. – Я сама велела ему не звонить. – Что? – Что слышала! Он очень хотел увидеться. Я запретила ему приезжать и сказала, что продолжать наши отношения не собираюсь. – Ты и Мартин вместе провели незабываемую ночь – и ты дала ему отставку?.. – Я этого не говорила! – Так, значит, ночь не удалась? Или ты не дала ему отставку? Не выдержав взгляда подруги, Глэдис опустила глаза и отвернулась к раковине. – Чего ты добиваешься? – устало осведомилась она, подставляя руки под воду. – Я хочу понять, чего ты добиваешься, радость моя. С какой стати ты занималась любовью с этим типом, а потом дала ему от ворот поворот? – Я не занималась с ним любовью, – огрызнулась Глэдис. – Я с ним переспала. – Семантические тонкости, – пожала плечами Дина. – Послушай, Дина, у вас с Дейви было иначе: ты его любила. – И сейчас люблю, – улыбнулась балерина. – Ну, а я вот не люблю Мартина. Даже представить себе не могу, как его можно полюбить. Такого высокомерного, эгоистичного, самовлюбленного сукина сына… – Как сказано! – восхитилась Дина. – Он вообще не в моем вкусе… – А кто в твоем вкусе? Назови хоть одного парня, кроме этого подонка Кевина Ханта, кого бы ты удостоила хотя бы взглядом, и я до последней крошки съем то, что получится из этого истерзанного, замученного, многострадального теста. – …И я тоже не в его вкусе, – докончила Глэдис, умело обходя ловушку. – Вот тебе и весь сказ. – Это тебе только кажется, бэби. Я-то видела, как вы смотрели друг на друга! – У тебя… шоколад на губе. – Глэдис сглотнула, тошнота снова подступила к горлу. – Да? – Дина небрежно потерла указанное место пальчиком. – Все? – Теперь нормально, – с трудом выдавила Глэдис. Отвернулась и вцепилась в край раковины, ожидая, чтобы свистопляска в желудке утихомирилась. – Глэдис? С тобой все в порядке? – Конечно! Я просто… – Просто я утомила тебя своей навязчивостью, – покаянно вздохнула Дина. – Слушай, давай оставим эту тему. Захочешь поговорить – я тут как тут, не захочешь… – Приятельница беззаботно пожала плечами. – Может, поужинаешь с нами сегодня? Дейви готовит тефтели. Помнишь его тефтели? Последний раз ты ела их с большим аппетитом. – Ага. Они… они… Воображение услужливо нарисовало крохотные мясные шарики с луком. Ей и впрямь ужасно понравилось коронное блюдо Дейви, но сейчас вспоминались только маслянистые капельки жира… Жир тает во рту, застывает на губах… – Было очень вкусно, – поспешно заверила Глэдис, – но… но сегодняшняя выпечка – это мое последнее сумасбродство. Я сажусь на диету. Близятся очередные съемки, надо бы сбросить пару фунтов. Так что с тефтелями как-нибудь в другой раз, ладно? – Все равно приходи. – Дина похлопала себя по животу. – Мне бы тоже не грех сбросить вес, а уж про Дейви и говорить нечего. Ты видела его снимки крупным планом? Долой пироги и тефтели. Давай-ка возьмем парочку вегетарианских лазаний да разогреем их в духовке. Хорошая мысль? Лазанья. Глэдис представила себе ярко-алый томатный соус, вдохнула кисловатый запах. И сглотнула. – Собственно говоря, я вообще не буду ужинать. Похоже, подцепила какую-то заразу. На той неделе я снималась в парке. Все там кашляли и чихали как сумасшедшие. С тех самых пор чувствую себя отвратительно. – Простуда, – философски заметила Дина, стряхивая с ладони крошки. – От нее никто не застрахован. Таблетка-другая аспирина и горячий куриный бульон… Глэдис? Что с тобой? Горячий куриный бульон. Пленка жира плавает на поверхности… – Все в порядке, – заверила Глэдис, – все в поряд… О, черт! – Молодая женщина застонала, закрыла рот ладонью и выбежала из комнаты. Спустя минут десять она возвратилась из ванной, бледная и измученная. Дина ждала в спальне. Скрестив ноги, она устроилась на кровати. – Ты как? – с тревогой спросила приятельница. – Все отлично, – криво улыбнулась Глэдис. – Отлично, как же! – Дина внимательно пригляделась к подруге. Кожа бледная, глаза лихорадочно блестят, на лбу поблескивает испарина. – Да ты совсем больная! – Говорю тебе, подцепила какой-то вирус. – На тех самых съемках, где все чихали и кашляли? – Угу. Дина встала с кровати. – Но ты не чихаешь и не кашляешь! – Грипп сказывается на мне иначе, вот и все. – Ага. – Наступило долгое молчание, затем Дина произнесла: – В прошлом году у моей сестры были те же симптомы. Приступы тошноты по утрам, рвота, головокружения, и в целом вид такой же кошмарный, как у тебя. – Спасибочки! – Глэдис отбросила со лба влажную прядь волос. Руки слегка дрожали, и хотя в желудке не осталось ни грамма пищи, он по-прежнему так и норовил вывернуться наизнанку. – Послушай, Дина… – Сестра пошла к доктору… – А я вот не пойду к доктору! Все что мне нужно – это отдохнуть пару дней… – … и выяснилось, что она беременна, – тихо продолжила Дина, не сводя глаз с подруги. – Беременна! – расхохоталась Глэдис. – Не говори глупостей. Я вовсе не… О Боже! Пол закачался под ногами. Беременна? Нет! Это невозможно! Или возможно? Глэдис рухнула на кровать, ощущая себя опустошенной и надломленной. В ту ночь все произошло так быстро… Сама она точно ничем не воспользовалась. Зачем пить таблетки, когда ведешь целомудренный образ жизни? Есть женщины, что носят презервативы с собою в сумочке, как если бы речь шла о носовом платке или записной книжке, но она, Глэдис, не из их числа. У тех, других, совсем иная психология, они в любой момент готовы оказаться в кровати с малознакомым мужчиной, лишь бы позвал, а она никогда… никогда… Глэдис тихо застонала. – Как можно? Как я могла забеременеть? – За последние несколько веков способ не особенно менялся… – Да, но одна ночь… Одна ночь. Одна бесконечная ночь! – Почему бы тебе не сходить к доктору? – мягко предложила Дина. – Нет, – Глэдис вздернула подбородок и гордо воззрилась на подругу. – Нет, – твердо повторила она. – Это глупо. Я не беременна. У меня грипп! – Скорее всего, так оно и есть, – улыбнулась Дина. – Но, может, лучше проверить? – Послушай, как тебе мой план? Завтра я весь день проваляюсь в постели. Проглочу тонну аспирина, запивая его литрами чая, а если к понедельнику мне лучше не станет, позвоню доктору. – Гинекологу. – Право же, Дина, – Глэдис обняла подругу за плечи и развернула в сторону выхода, – дай отдохнуть своему воображению, а я поступлю так же с изнемогающим от гриппа организмом. И передавай привет Дейви. – Выгоняешь? – Ну, – натянуто рассмеялась Глэдис, – если хочешь остаться и полюбоваться на очередной приступ… пожалуйста! И Глэдис мило улыбалась до тех пор, пока за подругой не закрылась дверь. Тогда улыбка исчезла. Молодая женщина прислонилась к стене, чтобы не упасть, и крепко зажмурилась. – Я не беременна, – прошептала она. – У вас срок – четыре недели, – сказала доктор Карлтон во второй половине того же дня, глядя на пациентку через широкий стол. Просторный и светлый кабинет, изобилующий цветами и зелеными растениями, располагал к задушевной беседе. – Я очень рада, что в последнюю минуту нашлась возможность принять вас сегодня, – улыбнулась гинеколог. – И я рада, что могу сказать совершенно определенно: вы ждете ребенка. Ребенка! Ребенка Мартина! – Со времени нашей последней встречи вы вышли замуж? – Добродушное лицо собеседницы снова озарилось улыбкой. – Или, как это принято в наши дни, решили воспитать дитя в одиночку? Глэдис облизнула пересохшие губы. – Я… не замужем. – А! Вы уж простите меня, если я злоупотреблю правом лечащего врача и дам вам совет: отец вашего малыша должен участвовать в воспитании сына – или дочки – как можно активнее. Знаю: феминистки меня бы четвертовали за подобное заявление, но ребенку нужны оба родителя. Мать и отец! Оба! С этим не поспоришь, мысленно согласилась с врачом Глэдис. – Вопросы есть? – Нет… – Тогда на сегодня все. – Доктор Карлтон взяла со стола визитку, нацарапала на ней несколько строк и протянула ее пациентке. – Позвоните мне во вторник, и я скажу вам результаты анализов. Впрочем, не думаю, что обнаружится нечто непредвиденное. Вы абсолютно здоровы, моя дорогая. Не вижу причин, почему бы вашему малышу не родиться здоровеньким и крепеньким. Что-то в лице молодой женщины заставило врача встревожиться. Немного помолчав, она сдвинула очки на самый нос и мягко предположила: – Разумеется, если у вас другие планы… – Вы говорите, у меня срок – четыре недели? – Около того. – И… и все идет нормально? – Просто превосходно! Глэдис опустила взгляд и сцепила руки на коленях. – Если я сочту нужным… то есть, если бы я… – У вас много времени на то, чтобы все обдумать, дорогая. Глэдис кивнула. Как будто я постарела на тысячу лет, обреченно подумала она. – Спасибо… Доктор встала, обошла стол и обняла поникшую Глэдис за плечи. – Я понимаю, как непросто принять решение, – проговорила она. – Если вам захочется побеседовать по душам, вы знаете мой телефон. Ребенок, размышляла Глэдис, спускаясь в лифте. Плоть от плоти ее. Ее… и Мартина. Детей полагается зачинать в любви, а не в неистовстве бессмысленной, нелепой страсти. Все эти недели она пыталась выбросить позорный эпизод из головы, но тщетно. В безжалостном свете дня та ночь снова и снова возникала перед ней, и Глэдис с удвоенной силой принималась себя ненавидеть. Но по ночам в серебристом лунном сиянии она грезила о Мартине и просыпалась, ощущая на губах вкус его поцелуев. Однако сейчас не время предаваться пустым сожалениям. Надо принимать решение. Впрочем, единственно возможный выход напрашивается сам собой. В ее жизни нет места ребенку. У нее маленькая квартира. Настоящее – сплошной хаос, карьера идет на спад, впереди – крайне неопределенное будущее. И наконец, главный довод. Доктор Карлтон права: многие сочли бы ее старомодной, многие, но не Глэдис. У ребенка должны быть и мать и отец, – хотя бы в самом начале жизни. Дверь лифта открылась. Высокие каблучки зацокали по мраморному полу. Ребенок… Мягкий, благоуханный, невинный сверточек… Вот он улыбается, гукает, тянет ручки… Любимый, родной! Малыш согреет ее сердце и придаст смысл ее существованию. Горло перехватила судорога. Ребенок – часть Мартина, которую у нее никто не отнимет. Глэдис вышла из здания. Порыв ветра взметнул ее волосы, облепив вокруг ног тонкую шелковую юбку. Какой смысл себя мучить? У нее не будет ребенка. Ведь она уже решила! Все логично, все оправданно. Единственно возможный выход… – Глэдис! Сердце беспомощно дрогнуло. Голос, его голос! Все эти недели, долгие и мучительные, Глэдис тысячу раз слышала его во сне, однако сейчас упрямо убеждала себя, что ошиблась. Она вообще не желает видеть Мартин, а тем более в такой неподходящий момент. – Глэдис! О Боже! Она обернулась. Фагерст стоял у того самого черного лимузина, что месяц назад перенес ее из мира реальности в бредовый сон. Ветер тут же усилился, словно только того и ждал. В глазах потемнело, и Глэдис пошатнулась. Она падала, падала в пропасть, и только руки Мартина могли удержать ее на краю, только в его объятиях могла она ощутить себя в безопасности. |
||
|