"Возвращение Скорпиона" - читать интересную книгу автора (Кургузов Юрий)

Глава пятнадцатая

С водителем желтых "Жигулей" я расстался глубоко уверенный в том, что, не тронув всерьез его "крутых" друзей, поступил не только правильно, а и мудро. И лишний раз не взял грех на душу, и снова убедился, что враг играет грязно — а как еще прикажете квалифицировать сигнал в милицию? — ну и… Но, впрочем, об этом пока молчок.

Также в актив недавнего рандеву можно занести и кое-какую информацию о "заказчике". Негусто, правда, — только то, что "капитан Немо" приблизительно мой ровесник и носит длинные волосы (тоже поклонник старого доброго рока?), однако и это было достаточно важно. Хотя бы потому, что теперь вариант с Пауком практически отпадал. Нанимать вшивую шушеру да еще и приплетать ментов — нет-нет, до такого западло милейший Владимир Евгеньевич сроду бы не опустился. Старая школа есть старая школа.

Мысленно попросив у Паука прощения за первоначальные подозрения, я вдруг подумал: а не нанести ли ему визит? Перемирие в объявленной вчера здешнему высшему обществу войне еще действовало, а значит, я имею полное право навестить старичка в его паутине.

Да-да, отличная мысль — проведаю Джона и заодно узнаю, нет ли новостей. А адресок мне известен еще с прошлого года. Просто тогда он не понадобился.

Для разнообразия, а также ввиду наличия относительно свободного времени я решил прокатиться на автобусе. Ехать, по масштабам этого города, было далеко, и я автоматически начал рисовать в голове картину происходящего. Она складывалась из очень разношерстных обрывков и фрагментов, но все же не настолько разношерстных, чтобы не сложиться в близкий к элементарному логический ряд. Итак…

Итак, некто узнает (а может, и знает давным-давно, но почему-то только сейчас начинает активно действовать) о существовании полулегендарного алмаза "Чёрный Скорпион", зафиксированная более или менее достоверными сведениями история которого насчитывает уже около шести тысячелетий и который превратности "алмазной" и человеческих судеб забрасывают в наши дни в небольшой, раскинувшийся на берегу Понта Эвксинского город.

Но узнает загадочный покуда "Мистер Икс" не только это: ему становится известен и круг людей — очень ограниченный круг, — которые в той или иной степени соприкасались с камнем или же не соприкасались, однако знали о его существовании, а возможно, и местонахождении. И вот тогда (ежели, повторюсь, этому человеку меня просто-напросто не вломили, даже случайно, Паук или Маргарита) он выстраивает примитивную схему, в которой методом исключения определяет фигуру, которой с наибольшей долей вероятности может быть ведомо, где спрятан бриллиант. И фигура эта — я. Друг покойного последнего хозяина "Чёрного Скорпиона", приехавший в город по его просьбе, натворивший здесь достаточно малопонятных на первый взгляд дел, а после так же неожиданно уехавший.

Вывод? Этот тип (то есть я) знает, где алмаз. А вдруг и не только знает, а вот уже год нагло владеет им.

Следующий вывод? Прост: надо найти этого наглеца и отобрать камень, если тот у него, либо же выбить из паразита местонахождение тайника. И поскольку тайник все же, видимо, здесь, а не в его родном городе, то последнего надо заманить в "места былых сражений". Как? Да самым обычным со времен Адама и Евы способом — с помощью женщины, даже если сама та женщина ничего и не знает. (Или всё же знает?)

И такая женщина есть! Правда, она дочь очень опасного и влиятельного в местных кругах человека, но, чёрт побери! — и ставка же неплоха. И вообще — брать, так банк, иметь, так королеву!

Да-да, таким образом он и действует, провернув предварительно нехилую подготовительную работу, чему свидетельством — моя фотография у родимого подъезда, конфискованная у этой жалкой троицы. Судя по заснеженному пейзажу, щелкнули меня месяца три назад, в январе или феврале. Дьявол, а я тогда как раз встретился с Натальей…

Замотал головой — не отвлекаться! Итак, я получаю фальшивую телеграмму, приезжаю, заваливаю в дом Маргариты, которая, оказывается, "отдыхает на Крите", и знакомлюсь с "внучкой" Паука. Знакомство, впрочем, длится недолго — ее убивают вместо меня и…

И тут я подпрыгнул на жестком сиденье. Вот! Вот что подсознательно не давало мне покоя все последние сутки. Я жалел девчонку, которой досталась пуля "вместо меня", и одновременно не понимал, почему меня сразу же решили убить, не узнав ничего об алмазе.

Да они, мать их еди, и не собирались убивать! И пуля лжевнучке досталась отнюдь не вместо меня — ей она и предназначалась. Суки, угробили девку, чтобы облажать меня в первый же час после приезда! И друг тот в окно полез вовсе не добивать меня — наоборот, он испугался, что я готов, а ему теперь нагорит от "начальства".

Ну конечно: он чуть ли не собирался оказать мне первую медицинскую помощь, а я, дубина, его благих порывов не понял и от волнения придушил сильнее, чем следовало. Второй же, почуяв, что пахнет жареным, слинял. Ну а потом уж я, совсем запутавшись, вызвал Паука, и так далее…

Что "и так далее"? Я еду к Ларисе, узнаю, что Маргарита ушла и не вернулась. Выхожу от Ларисы и получаю от проезжающего мимо мотоциклиста прямо на улице лаконичное послание, которое в определенной степени расставляет точки над "i". Дальше… А вот дальше я своим партизанским налетом на "Голубой поплавок", возможно, делаю глупость… А возможно, и нет. Боссики-то зашевелились.

Ну и — покуда почти всё, ежели не считать нестандартной ночки, проведенной в квартире Ларисы, и знакомства с нанятыми "длинноволосым" орлами. Нет, все-таки я не вполне понимал логику его действий (если главный действительно он). Одновременно ведет переговоры и ставит на меня капканы — натравливает ментов и проч.

Ладно! Тряхнул головой и посмотрел в окно. О, следующая остановка моя! Соскочил с подножки автобуса и поканал по кипарисовой аллее, ведущей к еще одной, подобной Маргаритиной, "долине нищих". Я вышагивал по дорожке и думал о том, что опять влип, и влип капитально. Вдобавок влип не только сам, а пусть и косвенно, но втянул в это дерьмо Маргариту. Гм, если только не она втянула в это дерьмо меня…

Нет, можно, конечно, возразить: мол, а разве же год назад было легче?

Да, год назад было легче. Год назад все основные события тоже закручивались вокруг бриллианта, но я был отнюдь не единственным их участником. И тогда я вполне мог, коли бы захотел, сойти с дистанции на любом этапе и преспокойненько унести свою драгоценную задницу за тысячу километров отсюда, предоставив остальным кладоискателям самостоятельно рвать друг другу глотки, в то время как теперь…

Да, теперь я мог сойти с этой долбаной дистанции лишь в одном случае — с пулей в башке. Потому что отныне я, увы, отождествлял собой для неведомого покамест врага и себя лично, и "Чёрного Скорпиона" одновременно. Гм, забавно, забавно…

Эта "долина нищих" располагалась на невысоких, разбросанных к северу от города холмах. Судя по размерам и архитектуре домов, возникла она раньше, чем поселок, в котором жила Рита: дома были поменьше и внешне на дворцы и замки почти не походили. А вот участки были больше; некоторые особняки торчали на вершинах холмов, а некоторые, подобно ракушкам, лепились к склонам предгорий. Дальше же постепенно начинались и сами горы.

Резиденция "папы"-Паука стояла на отшибе от остальных владений. И место было получше — участок ровный. Рядом с массивным двухэтажным домом-кубом, безо всяких дизайнерских излишеств, два гаража, а от дома до каменного забора — огромная и уже вовсю зеленая лужайка. Вокруг — густые кусты и высокие деревья — настолько высокие, что, по-видимому, Владимир Евгеньевич отгрохал себе эту хижину еще задолго до времен перестройки и гласности.

От ворот и калитки до дома было метров сорок, к нему вела аккуратная, посыпанная каменной крошкой дорожка — асфальтовое же полотно сворачивало вправо, к гаражам. Я постоял, повертел головой, однако ни единой живой души во дворе не узрел. Тогда, вцепившись в толстые металлические копья, рывком подтянулся и, с риском усесться на наконечник такого копья, оседлал калитку и через секунду спрыгнул вниз.

Знаете, вообще-то у меня еще с юности какой-то с трудом преодолимый трепет перед подобными "заборными" и "оградными" конструкциями, и пошло это с того дня, а вернее, вечера, когда лет двадцать пять назад на одной из танцплощадок, обнесенной таким же вот частоколом, произошел кошмарный случай. Перелезая через ограду, чтобы попасть на танцы бесплатно, какой-то парень не удержал на самом верху равновесия и сорвался, однако не полетел вниз, а напоролся руками на острые штыри. Это было действительно жутко: он висел на пробитых черным железом кистях, извивался, корчился от боли и страшно кричал. (Ансамбль, помнится, играл тогда "Видел ли ты когда-нибудь настоящий дождь?" "Криденс".) Его попытались снять, но безуспешно. Музыка еще играла, а толпа стояла и, вся в шоке, безмолвно глазела на муки несчастного. Наконец подкатила "скорая", понабежали ребята в серых мундирах, и объединенными усилиями парня сняли с копий и увезли. Через несколько минут музыканты врубили "Дым над водой", а я ушел. И хотя за последующие годы повидать довелось всякого, однако копья оград до сей поры вызывают в моей вроде бы уже и достаточно заскорузлой душе самые неприятные ассоциации. И та песня Фогерти тоже.

Но мы отвлеклись. Итак, я спрыгнул на дорожку, и вдруг… И вдруг из-за угла дома выскочило и решительным намётом направилось прямо ко мне косматое чучело с разверстой пастью и весьма красноречивым обликом и взглядом. Правда, уже в следующий момент я врубился в ситуацию и по возможности решительно постарался прокукарекать:

— Линда!.. Ой, то есть, Герда! Свои! Фу! Кому сказал!..

Да считай, что никому — ей, собаке, на мои страстные призывы было абсолютно начхать. Она молча приближалась, и я инстинктивно сжал в кармане чужой куртки рукоятку трофейной пушки…

Спасение пришло едва ли не в самый последний миг. В лице, а вернее, морде моего ненаглядного дебила, который с грацией медведя-гризли внезапно выломился из кустов слева от дорожки и чудом успел в невообразимом прыжке сбить всей своей массой с курса негостеприимную хозяйку. Та закувыркалась по траве, а когда встала наконец на ноги, дёргаться было уже поздно: Джон передними лапами охаляпил меня за шею и, радостно взвизгивая, лизал в физиономию. Эта сука сделала было, правда, еще одну попытку исполнить свой профессиональный долг, но Джон моментально бросил лизаться и, развернувшись к ней, грозно оскалился. Чёртова мадам прижала обрубки ушей и попятилась, а я с благодарным умилением и даже каким-то отцовским чувством в душе подумал: "Надо же, похоже, юноша и впрямь стал мужчиной! Так их, брат, так!.."

На взаимные приветствия ушло еще минуты две, в течение которых Герда совсем сникла — видимо, окончательно сообразила, что со мной ловить нечего, проще найти другую жертву. Наконец я сказал:

— Всё! Всё, Джон, отстань! Фу!

Он отстал и подбежал к своей пассии, игриво ткнул носом в морду.

Пассия с демонстративной обидой отвернулась, точно говоря: "Иди вон целуйся со своим этим!", однако мне тратить время на дальнейшие этологические наблюдения было некогда, и я решительно тронулся к дому. Джон — за мной. Герда подумала-подумала — и тоже поплелась следом.

Всей оравой мы поднялись на крыльцо. Я увидел кнопку звонка, нажал. Да, Паук и в быту был консерватором — никаких тебе "Турецких маршей" и "Ламбад". Из-за двери донеслось лишь старорежимное "динь-динь" и — тишина.

Немного подождав, я нажал еще раз:

"Динь-динь".

Нет ответа.

"Динь-динь, динь-динь… Динь-динь, динь-динь, динь-динь…"

Эффект тот же, вернее — никакого.

Тогда я осторожно толкнул дверь, и она бесшумно распахнулась передо мной и собаками, которые уже через несколько секунд как лошади загарцевали где-то во чреве здания. Я же скромно остался на пороге и правильно сделал, потому что откуда-то из-за дома раздался вдруг приглушенный расстоянием женский крик:

— Герда, бессовестная, где ты там? А ну-ка иди ко мне! Слышишь?..

Кто бы это мог быть?

Спустившись с крыльца, я невольно подтянулся и приосанился. Обогнув дом, пересек целую маленькую рощу платанов, магнолий и кипарисов и увидел бассейн. Небольшой, приблизительно шесть на восемь метров, но шикарный как в заграничном кино: отделанный разноцветной плиткой (дно — небесно-голубой) и "обсаженный" по периметру стилизованными под старину, с понтом газовыми фонарями. Обрамляла бассейн зеленая лужайка, и повсюду в живописном беспорядке были разбросаны (в смысле — стояли) зонтики от солнца и несколько шезлонгов и плетёных стульев. "А уездный предводитель команчей живет, однако, в пошлой роскоши", — плагиаторски подумал я и внимательно обозрел окрестности.

А обозреть, признаюсь, было что, хотя почти все шезлонги и пустовали. За исключением одного. И вот в этом-то одном, подставив себя небу, в томной позе возлежала загорелая дама, одетая в нижнюю половинку купальника и черные очки. В правой руке ее дымилась сигарета, а ошую стоял мраморный столик, украшенный двумя красивыми бутылками и парой стаканов. А еще на крышке столика, рядом с пепельницей, лежали изящный дамский пистолет с рукояткой из слоновой кости и "Аргументы и факты".

На первый взгляд женщина в черных очках производила впечатление достаточно молодой. Однако уже на второй — увы, недостаточно. Нет-нет, у нее все, что надо, было еще в порядке — просто пытливый взор не мимолетного, а более вдумчивого исследователя все же отметил бы некоторые симптомы грядущего увядания. Но, впрочем — только грядущего. Короткие же светлые волосы приятно контрастировали с загорелой золотистой кожей.

Глядя на эту разомлевшую под солнцем ундину, я вдруг вспомнил, что все еще парюсь в чужой куртке, и невольно пошевелил для вентиляции плечами. Потом, подумав о пистолетике со слоновой ручкой, решил, что лучше скрыться в кустах и пошуметь там малость для приличия, дабы дать незнакомке время задрапироваться.

Сказано — сделано. Осторожно шагнул назад и… кр-р-рак! — треснув каким-то проклятым сучком, застыл в виноватой позе.

Хотя мог бы и не застывать.

Женщина даже не повернула головы. Только спросила:

— Это ты, Герда?

Я скорбно вздохнул:

— Да как сказать… Очевидно, нет.

После этого она повернула голову, медленно стянула с носа очки и слегка привстала на локте, отчего грушеобразные груди с крупными коричневыми сосками переместились из вертикального положения в полугоризонтальное. Большие серые глаза не-сколько секунд пристально и совершенно не удивленно смотрели на меня, после чего женщина лениво потянулась и, вытащив откуда-то из-под тулова белый газовый платок, накинула его на грудь.

— Извините, я нечаянно… — удрученно пробормотал я, ожидая душещипательно-целомудренной сцены, но сцены не последовало. Держа сигарету в одной руке, а очки в другой, незнакомка спокойным и мелодичным, почти девчоночьим голосом поинтересовалась:

— А где Герда?

Я снова вздохнул:

— В доме. Понимаете, я, увы, нечаянно открыл дверь, и…

— С ума сошли, — ровным тоном сообщила она. — Мы не пускаем собаку в дом во время течки. Теперь перепачкает там всё!

Я повесил нос.

— Простите…

Женщина не ответила. Только выбросила сигарету и, придерживая шарф на груди, приняла сидячее положение.

— Но почему же она вас не съела?

— Почему? — Я почесал вчерашнюю шишку. — Видите ли, дело в том, что… — И, рухнув на четвереньки от игривого толчка в спину дорогого питомца, завертел головой, уворачиваясь от слюнявого языка Джона.

Миссис в шезлонге кивнула:

— Теперь вижу, в чем. Значит, вы и есть хозяин этого мужлана?

Я обиделся:

— Почему — мужлана?!

Женщина заливисто рассмеялась:

— Да потому что лезет все время! — Добавила: — И не только к Герде.

Ага, грань приличия задана. Тетя без особых комплексов. Я поднялся с четверенек и, отряхивая брюки, туманно пояснил:

— Уважает он вашего брата… то есть, сестру. На улице даже незнакомых целует. И идет вроде смирно, а чуть зазеваешься — прыг! скок! чмок! — И — замолчал. Потому что понятия не имел, о чем говорить дальше.

— Так-так… Выходит, вы и есть знаменитый прошлогодний ухажер нашей Риточки?

Я невольно оторопел:

— "Вашей"?!

Но женщина шаловливо погрозила мне украшенным перстнем пальчиком:

— А ну-ка не хамите! Сколько, вы полагаете, мне лет?

Я мысленно крякнул — гулять так гулять!

— Тридцать… четыре?

Она лучезарно улыбнулась:

— Льстец! — Капельку погрустнела: — Увы, уже тридцать восемь…

— Не может быть! — запротестовал я.

— И тем не менее. Но все уверяют, что выгляжу я неплохо.

— Все? — невинно уточнил я.

Снова заливистый хохоток:

— А вы остряк! Ну, пусть не все — но многие.

Я приблизился и, окинув ее по возможности нейтральным взглядом, признал:

— Пожалуй. — Придвинул стул. — Позволите? — Но тут же спохватился: — Простите, может, мне отвернуться, а вы… — И деликатно показал на грудь. Свою.

Она махнула рукой:

— Да ладно. Всё равно у меня здесь ничего нет, я так и пришла.

Я изумился:

— Где — "ничего нет"?! А-а-а, в смысле одежды. Ну, тогда конечно… Только вот боюсь, что если нагрянет Владимир Евгеньевич, ему это не очень понравится.

Женщина округлила глаза:

— Вовику?!

— "Вовику"?! — округлил свои и я, но сразу же врубился. — А-а, ну да, понятно…

— Что вы-что вы! — жаворонком щебетала меж тем она. — Вовик у меня совсем не ревнивый. Когда мы с ним пять лет назад поженились…

— Миль пардон! — не выдержал я. — Это вам, значит, было…

— Тридцать три, — поспешно сказала она. — А Вовику… — зарделась, — пятьдесят девять. Так вот, я сразу поставила ему условие — не ревновать. Слышите?

— Слышу, — кивнул я, думал про себя, что что-то явно не тянет "Вовик" на шестьдесят четыре, и не исключено, что одна из главных причин того (помимо больных почек) находится сейчас передо мной. А впрочем, еще не известно, как буду выглядеть я сам, when I" m sixty four1.

— …и заверяю вас, — продолжала она. — За все эти годы я не дала Вовику ни малейшего повода для ревности. Ни ма-лей-ше-го! — Это прозвучало торжественно и гордо. Очень торжественно и очень гордо.

— Ну ясное дело, — согласился я. — А как же иначе. Простите, а мать Риты…

Скорбь на красивом лице:

— Мать Риточки и Людмилы… — Пояснила: — Это старшая дочь Вовика, она живет в Москве.

— Да-да, — сказал я. — Кажется, там имеется еще и внучка?

Моя собеседница вновь расцвела:

— Конечно-конечно. Прекрасная, прекрасная девушка! Студентка, спортсменка…

— Комсомолка, красавица… — пробубнил я себе под нос.

— Что?

— Ничего-ничего! Продолжайте.

Она опять тяжко вздохнула:

— Так вот, мать девочек давно умерла. Риточка еще училась в школе. У бедняжки было слабое сердце…

(Небось Паук довел, вяло подумал я.)

— Господи! — воскликнула вдруг она таким драматическим голосом, что я подпрыгнул. — Господи, но мы же с вами до сих пор не познакомились! — А впрочем, — лукаво улыбнулась она, — ваше-то имя мне известно.

Я галантно привстал:

— Весьма польщен! — И оттолкнул подбежавшего в очередной раз поделиться какой-то своей собачьей радостью, возможно, новой победой над Гердой, Джона. — Весьма!

Она протянула руку, формально придерживая шарфик на груди.

— А меня зовут Татьяна Николаевна… То есть, Татьяна, — моментально поправилась она. — Но, разумеется, для своих — просто Таня.

— Очень приятно, — заверил я, думая про себя, что, невзирая на неоспоримую соблазнительность новой знакомой, до "Тани", пожалуй, все же лучше не добираться, остановившись в крайнем случае на "Татьяне", и задал, показывая на пистолет, вполне нейтральный вопрос: — А… это, извиняюсь, зачем?

Татьяна Николаевна пожала округлыми шоколадными плечиками:

— Господи, да бред, конечно, но Вовик настаивает, говорит, мало ли что.

(Так-так, значит, для Тани Николаевны образ и стиль жизни горячо любимого супруга отнюдь не секрет.)

— А стрелять-то умеете? — поинтересовался я.

Она важно кивнула:

— Ну разумеется! — Подумав, добавила: — Только очень плохо. Когда тренируюсь, все время попадаю не туда, куда надо. Понимаете?

Я хмыкнул:

— Понимаю. Слушайте, ну а почему бы Владимиру Евгеньевичу не приставить к вам охранника? Уж хоть на одного-то раскошелиться мог бы.

Татьяна Николаевна горько вздохнула:

— Да он приставлял. Были, были у меня охранники! Сначала один, потом другой, третий… А потом… — В девчоночьем голосе ее зазвучала неподдельная обида: — Потом он почему-то заявил, что хватит, лишних людей у него нет, привез эту собаку, дал мне пистолет и сказал, что обойдемся сигнализацией.

— Ясно, — посочувствовал я и осуждающе покачал головой: — Эх, да разве же на таких женщинах экономят!.. — И вдруг обмер: — Что? Что вы сказали?!

Она растерялась:

— А что я сказала?

— Сигнализация?!

— Ну да. Если при неотключенной сигнализации кто-то перелезет через забор или войдет в дом, то у Вовика запищит такая маленькая штучка… Она у него всегда с собой, в специальном карманчике… Ой, вы чего?!

Я схватился за шишку.

— Ничего. — И пояснил: — К сожалению, уважаемая, я и перелез, и вошел, так что штучка у Вовика давно пищит. — Вскочил на ноги. — Вставайте. Скорее! Господи, да скорее же!

Она медленно поднялась.

— Но почему?

Я скрипнул зубами.

— Нипочему! Дайте-ка завяжу вам эту косынку.

— Да зачем?.. О-о-о, слушайте, неужели вы думаете, что Вовик будет вас ко мне ревновать?!

Но я уже развернул ее к бассейну передом, к себе задом и отобрал псевдоплаток.

— Меня к вам, может, и не будет, а вот вас ко мне — не исключено. Стойте смирно! — Торопливо сложил платок в несколько раз, заметно уменьшив тем самым его оптическую проницаемость, и: — Пардон… — жестом фокусника накинул на торс. — Не жмёт?

Татьяна Николаевна помотала головой:

— Нет-нет, не жмёт, очень хорошо, большое спасибо.

— Это вам спасибо! — Я завязал концы на золотисто-коричневой мягкой спине на два крепких узла. — Фу-у, вроде успели…

Она весело рассмеялась:

— И правда успели!

Со стороны ворот раздался не слишком злобный, однако достаточно серьезный лай Джона. Я устало рухнул обратно на стул и утёр со лба трудовой пот:

— Успели…

Татьяна Николаевна тоже присела на краешек своего шезлонга, но тут же поморщилась:

— Ой, а вот так жмёт… — И жалобно проговорила: — Слушайте, а кто же потом мне это развяжет?

Я сделал каменную физиономию и потянулся за газетой.

— Вовик…