"Возвращение Скорпиона" - читать интересную книгу автора (Кургузов Юрий)

Глава шестая

Каждому, конечно же, прекрасно знакомо так называемое "чувство возвращения". Должно быть, у всех это по-разному, однако мне, например, достаточно поотсутствовать где-либо хотя бы с неделю — и готово: налицо весь набор ностальгиеобразных эмоций и ощущений, неважно, с каким знаком — "плюс" или "минус". Те либо те, но они есть — и они начинают "работать".

Вот и сейчас, при въезде в оставленный почти год назад небольшой приморский город, я испытывал целую гамму самых разнообразных, разновеликих, разноокрашенных и разнозвучащих переживаний и воспоминаний.

С одной стороны — переживания и воспоминания хорошие. Сюда отнесем Маргариту и всё с нею связанное. Что еще? Слушайте, а действительно — что еще?.. Я покачал головой — не густо. Тем более если учесть, что и наши с ней отношения с начала и до конца были далеко не безоблачными…

— Гав! — неожиданно произнес Джон, и я оглянулся.

— Ох, прости! Прости, про тебя совсем забыл. Да-да, ты самое мое ценное приобретение в этом городе, не волнуйся!

Выспавшись почти за сутки пути, Джон теперь с интересом таращился в окно. Новая природа, новая погода, новые люди, новый город… А впрочем, почему — новый?

Не оборачиваясь, я протянул руку и потрепал пса по косматому загривку:

— С прибытием на историческую родину! Оркестр и дамы — при расквартировке.

Он не возражал, только, натосковавшись в тесной машине, шаловливо, но аккуратно вцепился мне зубами в ладонь и навалился на плечо.

— Эй! — Я опасливо выдернул руку и боднул шалуна затылком: — Место! Нельзя, кому говорят! Врежемся!

Джон с обидой вернулся на исходную позицию, однако я просить прощения не собирался — опять оседлает. Вообще-то месяцев до девяти (его месяцев) мы практиковали, в основном на природе — в лесу или парке, — так сказать, "контактные" игрища: гонялись друг за другом, катались в обнимку по снегу, боролись. Но когда вес Джона достиг отметки "восемьдесят кило", а снег сменился грязью, в которую он стал меня периодически ронять, я сократил количество занятий спаррингом. После же того, как он своим квадратным носом — не по злобе, конечно, а напротив, от избытка самых светлых чувств — посадил мне под глазом приличный фонарь и заодно рассек бровь, я эти поединки совсем отменил — спорт спортом, но здоровье и жизнь дороже.

Однако я отвлекся. За окном — завидуйте, северяне! — лето. Природа, правда, не набрала еще полного буйства зелени и прочих субтропических красок, но по всему ощущалось — вот-вот наберет. И люди уже загорелые, не то что мы. Поколесив по городу (небольшой променад по "памятным местам": больница, двухэтажный особнячок на красивой платановой улочке, т о т пляж, ну и еще пара объектов), я порулил на окраину в направлении дома Маргариты.

Вот до цели сто метров…

Вот двадцать…

Вот пять…

Тпру-у-у!

Я натянул вожжи, то бишь, нажал на тормоз, и мы лихо замерли у ворот. Гм, год-годом, Наталья-Натальей, но, ей-богу, меня внезапно пробил мандраж. Руки-ноги завибрировали, в горле пересохло, точно с перепою, и вообще…

Я деланно-браво сказал Джону:

— Ну всё, приплыли. Тебе страшно? Мне нет. — Глубоко вздохнул и — выпрыгнул из машины.

Джон рванул было следом, однако я осадил его:

— Место! — И пояснил: — Ждут здесь с нетерпением, между прочим, меня, а не тебя, понял?

…Эх, если бы только я знал, как именно меня ждали, возможно, не рвался б столь резво навстречу своей прошлогодней любви.

Решив преподнести Маргарите приятный сюрприз, я не стал звонить, а перемахнул через калитку и рысью приблизился к крыльцу. Взлетел по ступенькам, нажал на ручку, и… дверь бесшумно распахнулась в полутемную прихожую. Слегка в нос трогательное: "Где же ты, и где искать твои…"

Ба-бах!!!

Ощущение было такое, будто в голове раскололся колокол, а удар весьма приличной силы по затылку швырнул меня на несколько метров вперед, и, чтобы не упасть, я, используя инерцию собственного полубега-полуполета, врезался в противоположную стену рядом с дверью, ведущей уже непосредственно в коридор и далее.

Хотя из глаз еще сыпались искры и боль в затылке была нешуточной, озверев от всего этого безобразия, я мгновенно обернулся и, приняв с кинг-конговским рыком наиужаснейшую изо всех мыслимых и немыслимых стоек (про себя я называл ее "Хрен таракана"), изготовился к отражению новой агрессии. Однако…

Однако ее не последовало, а физиономия моя стала вытягиваться — возле злополучной двери стояла высокая, крепкая девушка лет восемнадцати с огромной сковородой в руках, которую она держала перед собой, словно теннисистка ракетку. Выразительные ноги ее были рельефно напряжены, русые волосы разметались по плечам, а большие серые глаза смотрели на меня взглядом, в котором оригинально сочетались нескрываемый страх и непоколебимая решимость довести начатое до конца.

Тьфу!.. Я убрал "Хрен таракана" и принял нормальную человеческую позу. Пощупал черепок — слава богу, кожу не рассекла. Буркнул:

— "Тефаль"?

— "Цептер"! — машинально ответила она, но тут же испуганно зажала рот левой рукой: — Ой!.. — А сковорода продолжала воинственно подпрыгивать в правой.

Я вежливо постучал указательным пальцем по лбу.

— Ты тово? — И шагнул вперед.

Она отчаянно взвизгнула:

— Стойте! — И сковородка опять заплясала у меня перед глазами.

Я остановился:

— О-о, веерная защита! — И, без перехода: — Разряд какой!

Сковорода удивленно замерла.

— Первый…

— Молодец, — кивнул я и охнул от боли. Снова погладил сформировавшуюся уже шишку. — Молот или штанга?

Ее ноздри обидчиво затрепетали.

— Дзюдо!

— Замечательно. Ну а зачем же тогда… "Цептером"?

Она замялась:

— Для верности…

— Да-а-а, — только и нашелся что ответить я. — Однако результат, как видишь, не стопроцентный.

Девушка со сковородкой сожалеюще вздохнула:

— Кто же знал, что у вас голова дубовая!

— Ну, спасибо, — саркастически полупоклонился я. — Однако что-то не соображу, чему обязан такой жаркой встрече. — И еще шаг…

— Не подходите!

Нет, шутки-шутками, а это начало надоедать. Я полез в карман и достал телеграмму.

— Да послушай ты, кукла стоеросовая! Видишь, что это? Те-ле-гра-мма! И не от гиппопотама, а от хозяйки этого дома, Риты… то есть, Маргариты Владимировны. И в ней два слова: "Срочно приезжай". Ясно? И вот я бросаю все дела, мчусь как угорелый за тыщу километров, — чтобы схлопотать сковородкой по чану?

Ее оружие чуть опустилось.

— Н-но…

— Нет, погоди! — рявкнул я. — Ты уже выступила. — Показал на шишку. — Теперь моя очередь. Так вот, я не разбойник и не вор. Я друг покойного мужа Маргариты Владимировны и… ну, в общем, и ее друг тоже. Так что складывай-ка, родная, оружие и давай пообщаемся спокойно, а то не погляжу, что ты девица и перворазрядник, таких пенделей навставляю. Хау! Я всё сказал. Твой черед.

Однако она молчала. Молчала-молчала, а потом губы начали подрагивать… и вдруг она разрыдалась. Громко и звонко. Но сковороды из рук не выпускала.

Я подло воспользовался девичьей слабостью, как конь скакнул к ней, вырвал сковородку и… галантно приобнял за плечи. Она не протестовала: либо нервная реакция оказалась всепоглощающей, либо я наконец внушил ей своим благородным видом доверие.

— Ну-ну! — мягко похлопывал я девушку по упругой спине. — Что? Ну что тут у вас стряслось?

Минут через пять она вроде бы успокоилась. Я как маленькую взял ее за руку и привел на кухню. Усадил на табуретку, налил в стакан воды и, как она ни сопротивлялась, заставил пить, пока девушка не начала захлебываться. Когда начала, я убрал стакан и снова постучал ей по спине. Потом сел напротив, закурил и сказал:

— Валяй.

— Что валять? — не поняла она, все еще полуиспуганно тараща мокрые глаза.

— Валяй рассказывай. Да, кстати, тебя как кличут-то?

Она вытерла слезы и откинула светлую прядь со лба.

— Лиза.

— Ну так и что же, Лизавета, ты делаешь в этом доме?

Девушка вспыхнула:

— А что вы меня допрашиваете?! Я приехала на каникулы к тете.

У меня отвисла челюсть.

— Тете?!

— Ну да. Ведь тетя Рита младшая сестра моей мамы.

(Гм, вон оно как. То-то я иной раз думал, что папа Паук вроде бы староват для такой молодой дочери. Выходит, Маргарита младшенькая.)

— Ясно. И откуда же ты, прекрасное дитя, приехало?

— Из Москвы. Мы с мамой уже семь лет живем в Москве.

— Понятно… Но погоди-погоди, какие каникулы? Вроде еще рано.

Она пожала сильными плечами:

— Сессию сдала досрочно, сейчас это можно.

— А-а… Ну а… тетя-то где?

Елизавета улыбнулась:

— Отдыхает. На Крите.

— Класс! — Я завистливо поцокал языком. — Мечта всей жизни! Икар-Дедал, Кносс-Минос, Минотавр-Лабиринт, Тесей-Ариадна. Класс!.. — И вдруг осёкся: — Что? На Крите?!

— Ну да.

— Давно?

— С неделю.

— С н е д е л ю?!

Она растерянно захлопала ресницами:

— Подождите, ничего не понимаю. А телеграмма?

— Вот именно, — угрюмо подтвердил я. — А телеграмма? — Развернул на столе бланк. — Насколько я разбираюсь в греческом, этот штемпель явно не почтового отделения Гераклиона. Ладно… — Встал, направился к двери. Снова остановился. — Знаешь, где ключи от ворот и гаража?

— Да, но…

— Расслабься. Мне не нужен автомобиль Маргариты Владимировны. Мне нужно поставить туда свой.

— Но там же машина тети Риты!

Я "удивился":

— Серьезно? А я думал, она поехала на ней в аэропорт и оставила на стоянке.

Лиза покачала головой:

— Нет, за тетей заехал какой-то человек, и они уехали на его машине.

("Какой-то человек"! Ёлки, стоит отлучиться на минуту, и уже появляется "какой-то человек"! О времена!..)

Я тяжело вздохнул:

— Но хоть ворота-то открыть можно? Загоню свою во двор.

Щеки девушки порозовели.

— Вы… вы собираетесь остановиться здесь?

Я мотнул шишкой.

— Не собираюсь, драгоценная, а уже остановился! Нет, а куда же мне, скажи на милость, податься?! Я понимаю: произошло недоразумение либо же затея с телеграммой чья-то дурацкая шутка, однако мне что прикажешь делать? Ну ладно, ежели ты чего-то там боишься в плане целомудрия, переночую в машине.

— Хорошо. — Елизавета встала, приблизилась, и глаза ее оказались если и не на одном уровне с моими — для этого потребовалось бы еще сантиметров десять, — то по крайней мере поближе, нежели (в свое время) глаза Маргариты. — Хорошо, ключи я вам дам, но… но потом все же позвоню дедушке.

— Дедушке я и сам с удовольствием позвоню, — заверил я. — Кстати, как здоровье дражайшего Владимира Евгеньевича? У него, кажется, проблемы с почками?

Лиза нахмурилась:

— Почему вы так решили?

— По радужной оболочке глаз, — пояснил я. — Ну и некоторым другим признакам. Ладно, давай ключи, а то меня там друг заждался.

Она замерла на пороге кухни:

— Какой еще друг?!

— Не волнуйся! — рассмеялся я. — Насколько я разбираюсь в молодых спортсменках, этот тип тебе должен понравиться. — И горестно вздохнул: — Не то что я.

Лиза фыркнула и пошла за ключами.

Получив знакомую связку, я тоже фыркнул и пошел на улицу. В голове зло пульсировало одно только слово — "ловушка"… Въехал во двор, закрыл ворота и зарулил за дом, чтобы машину не было видно с дороги. Ужасная, конечно, конспирация, но все равно как-то спокойнее.

Потом наконец выпустил Джона, и тот сразу же на полминуты задрал лапу на угол фундамента.

— … и пожалуйста, веди себя прилично, — наставлял я его по пути к крыльцу. — Сейчас познакомишься с девушкой. Новой девушкой. Она — своя. Своя, понял? Хотя возможно, и такая же "ловушка", как телеграмма, но пока — своя. Что теперь поделаешь — коли влипли, придется расхлебывать…

Лиза… (Я всё никак не мог привыкнуть к этому имени в данном приложении — раньше оно ассоциировалось у меня с кем-то нежным, тонким и хрупким.) Лиза встречала нас в прихожей. Волосы ее были уже аккуратно расчесаны, а по губам явно пробежалась помада. Не для меня, разумеется, — для тех, кого бьют сковородкой по балде, не причесываются и губ не красят. Ладно же…

Я коварно протиснулся в дверь первым и ехидно прошелестел:

— Ну, знакомьтесь!

Елизавета дежурно улыбнулась в ожидании…

Я сделал за спиной незаметный знак рукой — и распахнул дверь…

Когда мы в обнимку, как два пьяных грузчика, оба на задних лапах, ввалились в прихожую, мадемуазель Лизетта сначала побелела как, извините, труп. Однако ж не зря я еще раньше отмечал особую склонность Джона к женскому персоналу Земли…

Уже через секунду наглец аккуратно водрузил свои огромные лапы ей на плечи и трогательно лизнул в нос. Опасный, конечно, и весьма рискованный ход — а ну как истеричка?

Но когда еще через секунду вдруг раздался такой радостный девичий смех, что у меня заложило левое ухо, я подумал, что, кажется, этот дом нас принял.

…Гм, а примем ли мы этот дом?..