Маша Стрельцова Как растлить совершеннолетнего, Или Научи его плохому!

Прихрамывая на обе ноги, я наконец-то подошла к местной психушке. Ключи от машины Дэн у меня забрал, а с матерой волчицей в автобус не пустили, хотя я и клялась, что она смирная. Святоша глядела на кондуктора невинным взглядом овечки, но это все равно не помогло. Идею отловить частника я задушила на корню — опять же из-за Лоры, вот потому мне, полумертвой от боевых ран, и пришлось часа два идти пешочком, ибо мать следовало выручить по-любому.

Погода, как назло, вот ну никак не способствовала такой прогулке. Я и так-то еле живая, а тут еще и жарища выше тридцатника.

Итак, я ввалилась в холл психушки, устало брякнулась на ближайший стул и блаженно вытянула ноги. Медсестричка из-за стойки взглянула на меня и закричала:

— Девушка, вы что, не видите табличку — с собаками сюда нельзя!

Я укоряюще взглянула на Святошу — мол, опять из-за тебя проблемы! — и с достоинством ответила:

— А это и не собака. Это волк, вы что, не видите? Нет у вас такой таблички, что сюда с волками нельзя!

— Так тем более! Он же тут всех перекусает!!!

— Ой, да Святоша обгавкать человека — конечно, мастерица, а кусать — не, не станет. Грех это, а она у меня шибко набожная, — отмахнулась я.

— Девушка! — грозно поднялась медсестра.

Я ее быстренько перебила и представилась:

— Потемкина я. Магдалина Потемкина, и я звонила вам. Мне мать выдайте, и я тут же уйду.

В глазах медсестрички заметались молнии сомнений. С одной стороны — волк и все такое, с другой — мать одна из самых дорогих пациентов. Да и наверняка она тут весь персонал достала, так что все будут только рады ее выписке. В конце концов она сухо сказала — Сейчас врачу позвоню. А вы уж на своего этого… волка намордник-то наденьте.

— Да без проблем, — кивнула я и достала из сумки намордник. Лора, пока я его на ней застегивала, не проронила ни слова, лишь взгляд ее выражал вселенскую скорбь.

— Ну вот, хорошая девочка, — ободряюще похлопала я ее по боку. — И ошейничек, и поводочек, и намордничек — никто не придерется!

Хорошая девочка тяжко вздохнула от такого произвола и уселась на соседний стул.

И тут в холл влетела маменька.

— Явилась? — язвительно вопросила она.

— Ну, — буркнула я.

— Ну и доченьку мне Господь послал на старости лет! — запричитала она. — Мать в психушку сдать — ну мыслимое ли дело???

— Мать, — скучным голосом отозвалась я. — Вот смотри — я с врачом договорилась, чтобы тебя отпустили, и в больничном листе поставили безобидное нервное расстройство, а вовсе не шизу. На работу не стыдно будет его принести. Ты могла бы мне хоть нервы не трепать, а? Мне и без тебя худо!

— Да с чего б тебе худо-то было??? — закричала она. — Сладко поди ела, мягко спала, а я тут…

— А у тебя тут была отдельная палата, смахивающая на люкс в отеле, — отбрила я. — Не, серьезно, не трепи нервы, а? Я и так еле живая.

Мать подошла поближе, рассмотрела меня и охнула.

Я ее реакцию понимала. Голова в бинтах, под глазом фингал, нос распух, на шее отчетливые синие пятна от пальцев.

— Это что это с тобой, доченька? — дрожащим голосом спросила мать.

— Да так, — неопределенно буркнула я. — Тебя вообще как, выписали? Мы можем идти?

— Да вот, сейчас подойдет врач, больничный отдаст. А вещи санитары принесут, они их пакуют. Так что с тобой такое-то? Вот ведь так и знала, что твои темные делишки до добра не доведут! Вот пошла бы в педагогический, как я тебе и говорила! Не, ну мыслимое ли дело — ведьмой работать, а?

— Ой, мам, давай потом, а? — уныло произнесла я.

Чувствовалось, что матери рассказать, как все было — придется. Да наверно это даже и мой долг — ибо не только я чудом жива осталась после многочисленных покушений, но и мать в психушку загремела.

Двери в приемную распахнулись, и дюжие санитары принялись укладывать около нас перевязанные бечевкой коробки. Гора их ширилась и высилась, и, наконец, я недоуменно спросила:

— А это что?

— Вещи мои, — пояснила маменька.

Я схватилась за голову.

Каким образом я все это уволоку???

Сухонький старичок в белом халате подошел ко мне:

— Магдалина Потемкина?

— Ага, я, — заморочено кивнула я.

— Вот вам больничный вашей матери, вот карта, — тут он с сомнением поглядел на мать и, понизив голос, сказал: — В случае обострения — не откладывайте, срочно к нам!

Я саркастически улыбнулась — мать как раз разорялась на всю больницу, что санитары криво перевязали коробки, и буркнула:

— Так у нее это обострение уже началось, что, не видите?

Врач понимающе улыбнулся.

— Ну, если вопросов больше нет…

— Есть, — перебила я его. — Не могли б вы нам машину дать служебную? А то барахло материно не знаю на чем увезти. Я заплачу.

Врач Святошу из-за коробок не видел, и потому легко согласился:

— Да, машины свободные есть, подождите, сейчас распоряжусь.

Тут двери, выходящие на улицу, распахнулись, и моим глазам предстал Дэн.

Он сделал пару шагов по инерции, увидел меня, недоуменно нахмурился и осведомился:

— Сбежала все ж?

— А ты сам полежи день-деньской в кровати — волком взвоешь.

Святоша согласно провыла.

— И волчицу прихватила? — тяжко вздохнул он. — Ну и что мне с тобой делать?

— Правильно вы ее, Денис Евгеньевич, ругаете, — встряла мать. — Родную мать в психушку сдать!!!

— А что мне оставалось делать, если у тебя то парень в цветной фате на кровати сидит, то мужик с заячьими ушами борщ на кухне наворачивает??? — психанула я.

Мать смутилась, опасливо оглянулась на врачей, внимательно прислушивающихся к диалогу, и тут же переменила тему.

— А почему ж ты, доченька моя любезная, родную мать даже ни разочка не навестила, а???

— А некогда мне было!

— И чем же ты была занята??? — рявкнула в ответ мать. — Денис Евгеньевич вон чужой человек, да через день да каждый день ко мне приходил. Дочь, называется!!!

— А меня сначала отравили, потом утопили, — скучным голосом поведала я. — Потом придушили и под поезд скинули, в общем, непонятно как я жива осталась. А ты все это время в люкс—палате отлеживалась! Мать, называется! Пошли-ка, Святоша, отсюда!!!

Какое там! Святоша уже ластилась к матери, та небрежно гладила ее по шерстке — полное взаимопонимание. Тьфу!

Я так и думала, что они — два сапога пара.

— В общем, так! — железным тоном молвил Дэн. — Ругань прекращаем, загружаемся в машину и едем домой! Там все обсудим, не на людях же!

Люди в лице медсестры, санитаров и врача в это время внимательно нас слушали и на их лицах явно читались сомнения — а не оформить ли нас с матерью напару в пациенты, не отходя от кассы?

Мать у меня при всей стервозности очень неглупая женщина, и она тоже это поняла. Посему, нервно схватив поводок от ошейника Святоши, она бочком — бочком пошла на улицу.

Я вздохнула и схватила ближайшую коробку.

— Положи, — сухо велел Дэн. — Еще не хватало тебя снова в реанимации откачивать. Сам унесу.

Я снова села на стул, поражаясь тому, как, как мать могла за несколько дней накопить столько барахла, а?

Мать в дороге демонстративно молчала.

Дома она позавтракала приготовленной Сонькой курочкой, потребовала валерьянки, закатила глаза, схватилась за сердце и простонала:

— С места не сойду, пока мне все не расскажешь!

— Мам, ну чего ты, в самом деле, — промямлила я.

— И подробно! — рявкнула мать. — Должна ж я знать, за что мне такое горе!

— Ну, в общем, меня тут отравили, потом утопили, в общем, убивали капитально, да я не убилась, живучая больно, — глубокомысленно ответила я.

— Не-ет, милая, так не пойдет! — решительно сказала мать. — Давай-ка все сначала! С самого начала!

— Ой, Госсподи, — наморщила я лоб. — А что ж было с самого начала-то?

— С самого начала — это Сонька приехала, — подсказал Дэн. — И влюбилась.

— Не, наверно самое начало — это когда Сонька замуж вышла, — с сомнением перебила я его.

— Ты вышла замуж? — вскричала мать, глядя на племянницу. — Господи, что ж я Райке-то, матери твоей скажу? Ой, да впрочем что это я? Дочка-то у меня шутница знатная, а я и купилась!

Сонька уронила поварешку, попятилась от матери и быстро перевела разговор:

— А мне кажется, все началось, когда тетя Оля стала с ума сходить! Точно—точно!

Мать, она же тетя Оля, стала наливаться дурной краснотой, что служило признаком сильнейшего гнева.

— Вспомнила! — быстро воскликнула я. — Началось все это с того, что мне стали сниться сны про то, что я умерла! Верный знак, что и вправду скоро помру, между прочим!

— Рассказывай, — тут же поддакнул Дэн, тревожно глядя на мою мать.

И я начала повествование…

Пробуждение было странным. Сначала я с трудом открыла глаза, веки были словно чугунные, да еще и на них лежали холодные кругляшки. Впрочем, вокруг все равно была вязкая, какая-то плотная тьма. Казалось, ее можно было резать на брусочки, словно сливочное масло.

Потом я попыталась встать и тут же треснулась обо что-то лбом.

Я прилегла обратно и задумалась.

«Милая, прости — ты вчера пила?» — осведомился внутренний голос.

«Не-а», — помотала я головой, чувствуя, как она с трудом мне повинуется.

«Ситуация мне кажется несколько странной…»

«Да и не говори», — согласилась я, вытянула руки и потрогала пространство вокруг. Справа тут же нащупалась стенка. И слева. И сверху. Я потянула носом и скривилась. Пахло свежими стружками, прелой листвой, сырой землей.

Землей???

Эээ…

«Это то, что я думаю?» — наконец, как-то очень робко осведомилась я.

«Аг-га», — судорожно вздохнул внутренний голос.

Странно…

И когда ж меня успели похоронить?

Я пила утренний кофе, пыталась смыть неприятный осадок с души и рассеянно читала с экрана ноутбука форум cosmo.ru. Букв я почти не видела и на каждую страницу тратила не менее двадцати минут. Шутка ли — видение о том, что ты умерла и тебя похоронили? Вот так вот так обнаружить, что ты лежишь в гробу?

«Это тебе всего лишь приснилось», — мудро заметил внутренний голос.

«Может быть», — неопределенно пожала я плечами.

«Но ты все же погадай, а то вдруг чего», — продолжил голос.

Совет был дельным. Такие сны просто так не снятся.

На подоконнике валялась колода индийских карт, я расчистила стол перед собой и принялась выкладывать цветные квадратики.

Индийские карты выглядят несерьезно. Всего лишь кусочки картона с четырьмя сегментами от разных картинок. И если они картинка сложится — смотри, что означает. Сколько раз я поражалась точности такого несерьезного гадания — кто бы знал!

Мои руки выложили первую карту, вторую, третью, и вдруг в конце ряда мне выпало… обручальное кольцо!

«Мать честная!», — ахнул голос, а я недоверчиво покачала головой. Дело в том, что ряд был равен одной неделе, и судя по картам — означало, что в конце недели будет свадьба. Моя, понятно. Хотя может быть и кто-то из родственников женится, да только вряд ли. Дело в том, что я влюблена, и у нас все действительно идет к походу в ЗАГС.

Но в конце этой недели??? Нереально…

«Выкладывай дальше!», — велел голос.

Я глубоко вдохнула, выдохнула, и принялась дальше выкладывать карты. И правда, чего это я обрадовалась? Вот сейчас как выпадет воздушный шарик — и все, пиши пропало. Это знак, что карты смеются и серьезно отвечать не собираются.

И сразу же за обручальными кольцами соединилась больная постель.

«Дальше!» — рявкнул голос.

Я послушно выложила еще две карты и замерла.

Вышел гроб.

Сколько я ни гадала в своей жизни — эта карта очень, очень редко выпадала. Все же не так часто мои клиенты умирали. Но если уж выпадала — то да, вскоре человека хоронили.

Потрясающе…

Это что получается? Я выйду замуж, тут же заболею и умру, что ли?

«Может, умрешь не ты, а?» — с надеждой спросил голос.

«Закон подлости знаешь?», — грустно хмыкнула я.

«Послушай, но тебе всего лишь надо нарушить ход предсказания, ясно??? — закричал голос. — Не выходи замуж, сиди дома, пей аспирин — и все будет хорошо!»

Подумав, я плеснула в стакан родниковой воды, сунула туда щепотку соли и трижды прошептала:

— Ночь ушла, забрала сон, что дала. Сон плохой, чужой, пусть смоется росою ночной.

Умывшись, я почувствовала себя легче. Так-то вернее будет.

Ну а насчет предсказания — разберемся.

А потом на кухню зашел мой Дэн, и все мысли вылетели из моей головы. Посмотреть на него стоило — одни синие джинсы на сильном загорелом теле — Господи, да за что ж мне, уродине, такое счастье-то привалило?

— Выспался? — ласково осведомилась я.

— Привет, солнце, — усмехнулся он. — С тобой выспишься.

— Может, кофейку? Я еще круассанчиков испекла…

Насчет последнего я нагло врала — они были покупные, но парни — они такие наивные! Все верно — Дэн чуть не прослезился от такой заботы. Уселся за стол и рассиялся — хоть абажур на него одевай.

Я поставила перед ним кофе и блюдце в круассанами, уселась на свой стул и стала искоса наблюдать за ним, медленно смакуя кофе. А любимый раскрыл Men’s Health принялся деловито его листать, не забывая про круассан.

Через минуту он со значением меня проинформировал:

— Магдалин, а вот тут пишут, что одиннадцать тысяч человек ежедневно получают травму, пытаясь освоить новую позицию в сексе!

— Так в Камасутре осталось-то страниц пятнадцать от силы, — удивилась я. — Ты что, хочешь все бросить? Тогда, когда близка последняя страница? Наука не простит столь бесславного завершения эксперимента!

— Не-ет, — не выдержал он моего испытующего взора.

— Вот и умничка, — довольно кивнула я. — А у меня в Космо пишут, что первые три месяца отношений всегда напоминают съемки порнофильма, потом проходит.

Денис помолчал, а потом осторожно спросил:

— Совсем проходит?

— Ага, — меланхолично ответила я, принимаясь грызть морковку. Для зрения полезно и вообще…

— И что потом? — не успокаивался он. — Мы уже два месяца вместе, срок выходит!

— А потом, — задумалась я. — Хм… А и правда, что потом? Ну, в любом случае, я тебя не брошу. Ты мне как человек дорог. Отселю тебя в соседнюю спальню, все веселее вдвоем будет, верно? Будем с тобой по сети в Героев меча и магии играть, дав форумах встреча…

— Та-ак! — решительно перебил Дэн. — Кто у нас на эти выходные программу заказывает?

— Ну, если в прошлый раз ты танцевал стриптиз — значит, я свое право использовала! — пожала я плечами.

— Тогда сегодня стриптиз танцуешь ты! — радостно объявил он. — После завтрака можешь начинать!

Я поперхнулась кофе, похлопала себя по спине, прокашлялась и осторожно спросила:

— А может, его другого попросишь, а? Помнишь, я тебе как-то та-акой классный массаж стоп сделала?

— Стриптиз! — он был неумолим. — Как вспомню, чего я натерпелся в прошлый раз… А массаж, пожалуй, в следующий раз закажу!

— А я эта… стриптиз-то не умею танцевать, — честно призналась я.

Он посмотрел на меня неверящим взглядом, после чего со стуком отставил чашку и закричал:

— А я — умел???

— Ну, у тебя же получилось! — мечтательно улыбнулась я.

— Ах вот как? — хреновым голосом начал он. — Ты из меня делаешь идиота, а теперь идешь на попятный???

— Давай решим все мирно! — подняла я вверх руку. — Тащи банку, может, и не твоя вовсе очередь!

— Молись об этом, — хмуро посоветовал он. — И о том, чтобы не выпала свободная тема. Я вдруг понял, что я грязный извращенец. Я тебе та-акое закажу!!!!

— Уже боюсь, — буркнула я ему в спину.

Он молча притащил из Каморки трехлитровую банку и вывалил из нее на стол кучу бумажек.

— Я тяну! — предупредил он.

— Ты, ты, — уныло согласилась я, размышляя об его словах насчет извращенности.

— Ну-ка, смотри скорее, — поторопила его я, — вдруг там опять чего-нибудь интересненькое!!! Помнишь, как мне однажды выпало переодеться девушкой по вызову и явиться к тебе?

— Это когда ты меня обобрала как липку? — хмыкнул он.

— То есть? — подняла я на него изумленные глаза. — Хочешь сказать, что мой массаж стоп не стоил той несчастной штуки баксов???

— Первый раз было здорово, — признался он. — Но вот на десятый…

— Я в этом бизнесе новенькая, — жалобно сказала я, — пока только это умею. А твои десять тысяч мне пригодятся, я уж старенькая, пенсия не за горами! Не жалей о деньгах, Денис — на том свете тебе зачтется!

— Старушка, — снова хмыкнул он, окинув меня взглядом.

— Ну, так что у нас сегодня? — нетерпеливо спросила я.

Он вскрыл бумажку с заданием, прочитал, хмыкнул в третий раз, и тут зазвонил мой сотовый.

— Не бери! — тихо попросил он, заранее зная ответ.

— Не могу, — я твердо посмотрела ему в глаза и нажала на кнопку.

— Машенька, — раздался в трубке дребезжащий старческий голос. — Это Александр Васильевич, мы вчера договаривались…

— Да-да, Александр Васильевич, я помню, у вас сын пропал, — вежливо отозвалась я. — Что-то изменилось у вас?

— Нет-нет, что вы, — со старомодной учтивостью сказал он. — Я вот тут сообразил, может, принести чего надо?

— Да нет, — с недоумением сказала я. — А что вы имели в виду?

— Ну, может быть, вещи какие от сына нужны, или еще чего.

— Александр Васильевич, сейчас мы только посмотрим, что с вашим сыном, и не факт что я возьмусь за вызов, понимаете? Так что пока ничего нести не стоит.

— Ну, извините за беспокойство, Машенька, — засуетился старичок. — Я ведь что мыслю — лучше позвонить да узнать, чем напрасно приехать, верно?

— Верно, — улыбнулась я.

Дэн в протяжении всего разговора гипнотизировал меня хмурым взглядом.

— Ты что, хочешь сказать, что ты сегодня будешь работать? — начал он, едва я положила трубку.

— Не заводись, — посоветовала я.

— Знаешь что? — он посмотрел мне в глаза и жестко сказал: — Я не желаю, чтобы моя жена всякой ерундой занималась!

— Это — не ерунда! — припечатала я. — И я тебе, милый, не жена, не забывай об этом!!!

— И не будешь! — холодно пообещал он. — Еще на ведьме я не женился!!!

Я сосчитала до десяти, давя в себе ярость, после чего подняла на него глаза и ласково спросила:

— Посмотри-ка, милый, что ты там видишь?

Он проследил в направлении моей руки и пожал плечами:

— Холл.

— А поточнее? — еще нежнее спросила я.

Он купился. Тщательно провел траекторию, после чего уточнил:

— Дверь. Входную.

— А также и выходную! — рявкнула я. — Если что-то не устраивает в моем образе жизни — катись колбаской!

Он со стуком поставил чашку кофе на стол и пошел одеваться, а я сидела на кухне и изо всех сил жалела себя. И за что ж мне такое наказание-то? Я ведь к нему лучше — лучшего — массаж стоп вон однажды десять раз подряд сделала, потом руки дня три болели. Кофе варю, круассанчики опять же… К тому же усиленно изображаю из себя суперлюбовницу, памятуя, что раз Господь не отсыпал мне красоты и обаяния — будем брать сексом.

А оно мне надо вообще? Я б лучше в инете посидела, книжку почитала, а еще лучше — просто поболтала с ним по душам, сидя на диванчике и укрывшись одним пледом на двоих. Нет же, стараюсь, лишь бы ему было хорошо…

А он все эти мои жертвы оценить не может.

Гад!

Я поглядела в зеркало на стене, оценила свой жалостливый вид и погладила себя по головке. Сразу стало легче.

С лестницы третьего этажа послышались мерные скачки — любимый как обычно игнорировал пару — тройку ступенек, предпочитая слаломный спуск. По установленному ритуалу он заглянул на кухню, где я уже набирала телефон Мультика, и положил передо мной магнитную карту — ключ от моей квартиры.

Я небрежно швырнула ему заготовленные ключи от его коттеджа, после чего сказала в трубку:

— Мультик, Мультик, этот мерзавец опять меня бросил!

Мультик посоображала и уточнила:

— Дэн, что ли?

— А кто еще? — изумилась я. — Конечно он.

— Козел! — припечатала она.

Я радостно заулыбалась. За что люблю Мульти — так за то, что она единственная мне сочувствует в данной ситуации. Другие менее корректны. Или ржут, или отмахиваются.

Ибо расстаемся навсегда мы с Дэном примерно раз в неделю.

Обсуждаемый объект меж тем шнуровал ботинки и решительно не собирался купаться в слезах и валяться у меня в ногах.

— Так чего он натворил на этот раз? — снова подала голос Мульти.

— Так у меня клиент должен прийти, а ты же знаешь, как он к этому относится, — пожаловалась я. — Типа он — он работает, а я так, шарлатанством занимаюсь.

— Да кому его бизнес нужен, — презрительно усмехнулась в трубку подружка. — Ты если захочешь, больше заработаешь! И вообще — не слишком ли быстро он у тебя оборзел?

— Мультик, — паническим шепотом сказала я, выглядывая в холл, — Мультик, ты знаешь, а ведь он уходит…

— Пусть катится колбаской! — отрезала она.

— Какой колбаской, ты чего? — жалобно простонала я, отключилась и побежала в холл, дабы милостиво даровать подлецу высочайшее прощение.

И тут в домофон позвонили.

Негромко матерясь на инглише, чтоб Дэн ничего не понял, я взяла трубку.

— Магдалина Константиновна, к вам гостья тут пришла, — начал охранник снизу.

— Впусти, — обреченно махнула я рукой.

Раз уж секьюрити обращается со мной прямо при гостье — отказать было бы неслыханной наглостью. Даже и смысла нет выяснять имя визитерши в такой ситуации, верно?

— Кого-то ждешь? — подозрительно спросил Дэн.

Я смерила его недоуменным взором и холодно осведомилась:

— Ты еще тут? Поторопись, дружок, ко мне та-акой парень идет в гости!

— Правда? — поднял он бровь и решительно уселся на диван.

Я сложила руки на груди каралькой, встала у косяка и принялась задумчиво насвистывать, не забыв при этом открыть входную дверь.

Нет, и правда, кого ко мне несет? Я никого не жду, всех подруг я давно отшила.

Когда в моей жизни появился Дэн, я сразу смекнула, что он — стопроцентный принц на белом коне. Первой и последней из моих подруг его видела Кристя, красавица Кристя, у которой поклонников столько, что она от них прячется. У нее точеная хрупкая фигурка, огромные глаза в пол-лица, которые так любят рисовать японские мультипликаторы, и врожденное умение кокетничать. Сами понимаете, как я смотрюсь на ее фоне. Так вот, однажды я сидела в машине около офиса Дэна и ждала его, ну не терпелось мне его увидеть. Сюрприз хотела сделать.

И тут смотрю — с тротуара сворачивает ко мне Кристя, здоровается, усаживается на переднее сидение, и щебечет:

— Ой, Маш, а я из гипермаркета, еле ноги волоку, как хорошо, что тебя встретила — довезешь до дома?

— Слухай, у меня, в общем-то дела, — честно призналась я.

— Ну, коль так, — слегка обиделась она, — то не буду задерживать.

И только она потянулась к дверце, как замерла и совершенно изумленным голосом воскликнула:

— Бо-оже, какой парень!

Я проследила за ее взглядом и обнаружила, что она, не отрываясь, глядит на моего собственного бойфренда. Тот, не подозревая о моем присутствии, легко сбежал с крыльца и направился к своему «бэтмобилю» — так мы называли его серебристый Крайслер немыслимого футуристического дизайна.

— Бо-оже, какая тачка, — простонала Кристя и я решилась.

— Знаешь, — мрачно сказала я. — Я тебя и правда довезу.

И быстренько увезла красотку, пока она не сообразила идти знакомиться с моим парнем. Простите, но я не дура и отлично понимаю — мне соперничества с Кристей не выдержать. А если честно — то мне вообще ни с кем из подруг его не выдержать.

И вот тогда, пока я везла Кристю и слушала ее стоны «Ка-акой парень!» я осознала — с подругами надо завязывать. Счастье свое надо охранять. Я прикинула — из подруг мне неопасна только Мультик. Ибо у нее двое вредных детей, попа полтора метра в обхвате и Лешка, которого она точно не променяет ни на какого распрекрасного Дэна. А вот остальные — увы, будут только рады увести у меня парня, без которого я просто не мыслю жизни.

И тогда я аккуратненько отдалилась от подруг — друзей. Нет, не рвала я ни с кем, просто дала понять, что мне их визиты в тягость. По телефону перезваниваемся, а в гости ходить и так ко мне охотников не было, ибо я славлюсь тем, что днем сплю, ночами сижу в интернете. Некогда мне, в общем, гостей принимать! Нет, они в курсе о том, что у меня есть некий бойфренд, Корабельников его даже видел. Я не то что Дэна скрываю — я просто разумно опасаюсь за свое благополучие.

И, тем не менее, кого-то ко мне сегодня занесло…

Кого б это?

Тут двери лифта с мелодичным звоном раскрылись, и из него вышла девушка сказочной красоты (Кристя умрет от зависти) с огромной дорожной сумкой в руках. Я мгновенно загородила собой дверь, чтобы Дэн это чудо не увидел, и злобно уставилась на красотку — мол, проходи скорее, не видишь — тетя злая, сейчас залает!

Девушка же застыла около лифта, с каким-то страхом глядя на меня наивными котеночьими глазами. Была она очень юна, почти ребенок, тоненькая, словно тростинка, в синих джинсах и светлом топике.

— Вам кого? — не вытерпела я.

— А Потемкины туточки живут? — робко вымолвила она.

— Туточки, — хмуро ответила я.

— Маня Потемкина, которая? — уточнила девчушка, глядя на меня бесхитростными голубыми глазами, которые и придавали ей сходство с котенком.

Я скрипнула зубами, и все равно кивнула.

— А можно ее позвать? — совсем тихо спросила девица.

— А вы кто такая будете, простите? — я намертво стояла в дверях, загораживая ее от Дэна.

— Так родственница мы ихняя, — молвила та. — Из Гусинки, тети Раи я дочка.

Я изумленным взглядом посмотрела на нее, совершенно не представляя, что делать.

Я вспомнила.

Еще в начале лета мать мне залезла под шкуру с какой-то мелочью, а когда мать вцепится — пообещаешь все на свете, лишь бы она отстала. Так вот, в тот раз я пообещала приютить у себя на время учебы в университете Софку, дочь материной сестры, моей тетки. Софку я немного помнила — последний раз я ее видела, когда той было три годика, и она была в то время человеком — без проблем крала для меня на огороде клубнику. Таким образом, когда мать на меня насела, я поддалась этим сентиментальным воспоминаниям. Я тогда даже выделила какие-то деньги на гуманитарную помощь абитуриентке. Но тогда у меня не было Дэна.

Сейчас до меня начало допирать. Пять лет с ней под одной крышей, да плюс Дэн… Мама, у меня же Дэн!!! Да такой девицей и святой бы увлекся, а насчет того, что Дэн кроме меня никого вокруг не видит — я была совершенно не уверена.

И что мне делать, люди?

— Так как, можно Маню увидеть? — прошептала девица с каким-то отчаянием в голосе. Я посмотрела на нее — девчонка была явно замучена долгой дорогой. Плюс — ошеломлена моим домиком для новых русских. Плюс — она заранее боялась неведомую Маню, которая тут живет.

— Проходи, — вздохнула я и обернулась к Дэну, собираясь выгнать его недрогнувшей рукой, только бы сократить его контакты с этим ангелочком. К черту! Пусть лучше он на меня всерьез обидится, нежели потом наблюдать его влюбленным в тетираину дочку.

Однако мерзавец, когда я обернулась, стоял на коленях. Одну руку он приложил к сердцу, во второй он держал вытащенный из вазы букет роз, с которого капала на паркет вода.

— Донна Магдалина, — проникновенно глядя на меня, заговорил он. — Я старый солдат, и не знаю слов любви, но при виде вас мое сердце разрывается от нежности…

У меня аж руки опустились.

Дэн, нахально улыбаясь, достал из кармана ключи от своего коттеджа и протянул их мне.

Что мне оставалось делать?

Я вздохнула и выдала ему карту от своей квартиры.

И только он собрался меня хорошенечко, минут на десять, поцеловать, как от двери послышалось шуршание. Сонька явно решила воспользоваться моим приглашением. Я внимательно посмотрела на Дэна. Слава Богу, ничего кроме некоего раздражения у него на лице не появилось. Но — черт возьми! — мужчины — они такие притворщики!

Я вздохнула, решив про себя жестко контролировать их отношения, и повернулась к Соне.

— А Маня-то где? — у нее так и был трогательный потерявшийся вид.

— А Мани тут вообще нет, — спокойно пояснила я.

— Как так? — вскинула она на меня измученные глаза.

— Терпеть не могу, когда меня так называют, — пояснила я. — Магдалина я.

— Простите, — прошептала девчонка, заливаясь пурпурной краской.

— Да не, ты в голову не бери, — посоветовала я. — Разувайся, и пошли устраиваться. Это, кстати — Денис, мой муж. Любимый муж.

Я намеренно выделила голосом последние два слова. Я предупреждала ее — чего тут было непонятного. Денис приосанился и схватился за Сонькины чемоданы.

— Давайте, девушка, я вам помогу, — вежливо предложил он.

— Да не, дядя Денис, что вы, я сама, — путаясь в словах, отнекивалась Сонька.

Лицо Дэна приняло озадаченное выражение. «Дядя Денис»? Да парню всего-то двадцать девять лет!

Нормально! Девчонка начинала мне нравиться.

— Пошли, чадо! — ласково улыбнулась я и повела Соньку в ближайшую гостевую комнату на втором этаже.

Там она села на краешек кровати и тихонько меня заверила:

— Я, тетя Магдалина, как мышка буду, вы меня и не увидите, и не услышите. По дому все вам сделаю. Я б вас и не стала стеснять, да деваться некуда — не дают в университете места в общежитии. Все по большому блату, а где его взять?

«У тебя зато любой блат найдется!» — утешил меня внутренний голос.

А что? Это мысль! Отправлю девчонку в общежитие, и буду помогать материально — чем не выход?

— На кого учишься-то, Сонь? — поинтересовалась я.

— Я на ФРГФ — факультет Романо-германских языков поступила, — с гордостью ответила Соня. — Переводчиком буду! Правда, все же на платное отделение — бюджетное место дороже стоит.

— Погоди, — нахмурилась я. — Бюджетное — значит, бесплатное?

— Бюджетное — значит престижное, ведь только очень умные ученики смогли бы выдержать экзамен, — объяснила мне она.

«Девочка еще и не дура», — скорбно отметил внутренний голос.

— Погоди, — почесала я в затылке. — А ведь мать мне вроде говорила, что ты школу с золотой медалью окончила — и что, все равно на бюджетное не взяли?

— Так говорю же, бюджетное — оно дороже платного, я и рассудила, что зачем деньги зря переводить? — терпеливо повторила мне Сонька.

«Ничего не понимаю я в этой жизни!», — озадаченно сказал внутренний голос.

— Я, тетя Магдалина, буду с ранья уходить, и поздно — поздно приходить, — жалобно глядя на меня, продолжала Сонька. — Вы меня и не увидите. Мать скоро кабанчика заколет, сюда привезет, картошка опять же своя, капуста — не объем я вас.

— Сонька! — рявкнула я. — А ну кончай!!! Ты чего? Какое «объем»??? Какое «с ранья»? Раз уж навязалась ты на мою голову-то будь спокойна, не брошу. Если, конечно, не накосячишь.

— Не накосячу!!! — истово помотала она головой. Потом подумала и добавила: — А это как — «накосячишь»?

Я выглянула в коридор, убедилась, что Дэна поблизости нет, присела к ней на кровать и пояснила:

— Сонька, говорю с тобой откровенно. Дэна я люблю без памяти, замечу чего меж вами — вылетишь без выходного пособия.

В глазах ее плеснулось крайнее изумление, и она, не сдержавшись, воскликнула:

— Так он же старый!

Я внимательно посмотрела на нее и спросила:

— А тебе-то сколько?

— Восемнадцать на днях стукнуло! — призналась она.

— Тогда может и правда старый, — задумчиво согласилась я. — Ну ладно, Сонь, я тебя честно предупредила. Если чего замечу — пеняй на себя. Хотя вообще — я девушка добрая, и жить ты у меня будешь как у Христа за пазухой.

— Не, ничего не заметите! — тут же поклялась она.

— Смотри, — я поднялась с кровати.

— Тетя Магдалина, — неуверенно спросила она. — А если он сам ко мне начнет приставать? У нас в деревне девчонок мало было, так я от наших мужиков не знала, куда и спрятаться. Хотя честно — честно я их никак не завлекала. А если и тут так получится?

— А вот как начнет приставать — так ты мне сразу и скажи, — строго велела я. — Тогда он вылетит, а ты останешься. Ясно?

Она покивала головой.

— В общем, Сонь — вон там за дверью ванная комната, мойся, приводи себя в порядок, мы с Дэном сейчас ненадолго уйдем, вернусь — обед приготовлю. Пока уж бутербродами тебя накормить придется, извини.

— Я и сама могу все приготовить! — тут же вызвалась Сонька.

— Да? — с сомнением посмотрела я на нее.

— Я люблю готовить! — уверила она меня. — И вообще — приятно будет вам помочь, все не нахлебницей у вас буду жить.

— Ты — не нахлебница, а родственница, — наставительно сказала я.

— Тогда тем более говорите, где кухня! — улыбнулась она.

— Из холла одна из дверей ведет на кухню. Вернее, это столовая, кухня дальше, смежная с ней, но думаю, что разберешься.

— Найду! — кивнула она.

Дэн дожевывал на кухне круассанчик и с интересом читал Men's Health.

— Послушай, — я села напротив него и вздохнула, — как тебе Сонька?

— Да ничего, вроде, но вот медовый месяц она нам подпортит, — отозвался он. — Впрочем, я уже продумал. Будем снимать номер для новобрачных в отеле несколько раз в неделю. Так даже романтичнее, верно?

— Верно, — с облегчением улыбнулась я. — Только имей в виду — не дай Боже на Соньку взглянешь с интересом.

Он отложил в сторону журнал, посмотрел на меня долгим взглядом и, наконец, сказал:

— Магдалин, я не страдаю педофилией.

— Наше дело — предупредить, — пожала я плечами. — Я с тобой честна. И прямо говорю — что не переживу, если ты еще кем-то увлечешься.

— Мадемуазель ревнива? — светски осведомился Дэн.

Глаза его при этом смеялись.

— Мадемуазель ЖУТКО ревнива, — наставительно ответила я.

— А почему я этого раньше не замечал? — слегка разочарованно спросил он. — Я уж было, подумал, что тебе все равно.

— Так раньше повода не было!

— И не будет! — твердо пообещал он и полез целоваться.

— Теть Магдалин… ой!

Мы резко отпрянули друг от друга и покосились на дверь. Там, вся пунцовая, стояла Сонька и пялилась в пол.

— Что, София? — слегка кашлянув, спросил Дэн.

— Да я в ванную пошла, а там ни шампуня, ни мыла, — тихо проговорила она.

— Сонь, там все в шкафчиках лежит, неужели ты их не заметила? — жалобно сказала я.

— Заметила, — прошептала она. — Только рыться не стала — чужой ведь дом, еще чего…

Я аж застонала от такой простоты.

— Соня!!! Все что в комнате и в ванной — все твое, ясно? И, надеюсь, ты у меня не будешь спрашивать, можно ли включить телевизор или лечь в кровать, ладно?

— Ладно, — пискнула она и исчезла.

Мы с Дэном переглянулись.

— Намечаются непредвиденные трудности, — заметил он. — Может, переселимся в мой коттедж?

— А Соньку одну тут оставим? — мрачно ответила я. — Не выход. Девчонка еще одна жить явно не умеет.

— Может, ей квартиру тогда купить?

— Думала, — вздохнула я. — Говорю ж, девчонка несамостоятельная. Молодая. Как такую одну оставить?

— Тогда, может быть, мать твоя ее к себе возьмет? — осторожно предложил он.

Я посмотрела на него как на идиота, ей-богу.

— Ясно, — без слов понял он.

— Слушай, я вот одного понять не могу — как молодые семьи живут с родителями в одной квартире? — задумчиво произнесла я.

— Скоро мы нечто подобное выясним, — скрипнул он зубами.

— Собирайся, чадо, — вздохнула я, вставая. — Пошли погуляем.

Гулять мы с ним любили. Было в этом нечто чудесное — взяться за ручки и бродить по улицам, беседуя при этом. Дэн обычно брал с собой цифровой фотоаппарат и приставал к прохожим — сфотографируйте нас. Те никогда не отказывались, видя наши счастливые рожицы. Еще он постоянно тыкал меня — мол, ты обратила внимание, как на нас люди смотрят? Голос его был исполнен гордости, я же лишь дипломатично кивала. Я б тоже пялилась во все глаза, увидев предмет своих девичьих грез, двухметрового парня, от красоты которого перехватывает дыхание — рядом с невзрачной простушкой, даром что коса до колен.

Я так и не поняла — сам он меня любит — или действует мой приворот? Не знаю… Во всяком случае, я после приворота его не разлюбила, как обычно бывает в таких случаях. С каждым днем он мне все дороже и дороже. Но я — здравая девушка, и понимаю, что я некрасива. Что же его держит тогда около меня? Хотела бы я знать ответ на этот вопрос…

Очень бы хотела…

Около книжного магазина сидел дед Минька, местный нищий и наш подопечный. Мы бросили ему в кепку денежки, присели около него и я спросила:

— Ну что, дед Минь, как дела?

— Да ничо, — в его седой бороде мелькала хитрая улыбка, пока он ловко выхватывал наши купюры из кепки, оставляя там медяки. — Сама как?

— Сама трудится, — пожала я плечами и достала из сумки собственноручно приготовленную ватрушку.

— Опять? — скривился он.

— Дед Минь, ну ты ж знаешь, что ничего злого тебе это не принесет, — заверила я его.

На эту ватрушку была сведена нелюбовь мужа к жене, что заказала мне этот обряд, и ее непременно надо было дать нищему милостыней.

— Да знаю я, что мне ничего с нее плохого не будет, — вздохнул дед. — Но уж очень ты, Марья, готовишь погано, уж прости за правду.

Дэн заржал.

Я хмуро на него посмотрела.

— А чего? — сквозь смех сказал он. — Дед правду говорит. Вот только круассаны у тебя классные, да и те покупные.

Я пристыжено заткнулась.

— Ладно, дочка, не печалься, — похлопал меня дед Миня по плечу и храбро принялся жевать ватрушку.

— Я если что — визит к стоматологу оплачу, — тревожно глядя на него, пообещала я.

— Да ладно тебе, — отмахнулся он. — С утра не жрамши, не до хорошего. Попить будет?

— Дэн, — посмотрела я на любимого.

Тот без слов понял, сбегал на угол и принес большую бутылку коки.

— Лучше б пивка взял, — тревожно косясь на меня, прошептал ему дедок.

— Я слышу, — заметила я. — Дед, ты конечно большой, но ведь знаешь, как я к алкоголю отношусь.

— Эх, Марья, — укоряюще посмотрел на меня дедок. — Жизня-то у меня не сахер, вот беленькой сугреюсь с вечерка — глядишь, и повеселей стало!

Мы с Дэном переглянулись и он спросил:

— Опять из дома выгнали, что ли?

Денис у меня очень ответственно подошел к вопросу попечительства над дедом Миней. Побеседовал с его дочерью, от которой дед однажды и сбежал в вольное плаванье, ну и та после беседы с ним была готова хоть черта с рогами приютить — Дэн у меня обаятельный! Материальную помощь опять же подкидывает. Самого дедка устроил лифтером, только тот в первую же смену напился до поросячьего визга, и больше его к честному труду не потянуло.

— Не, Клавка моя за ум взялась, — радостно сообщил дед. — Ко мне как к родному относится.

— Еще б, ты ж ей отец, — усмехнулся Дэн.

— Не, сынок, ты ж знаешь как она меня раньше гоняла, — вздохнул дед Миня. — А чичас по головке гладит, горемычным называет да котлетами кормит. Аж не знаю, куда сбежать от такой заботы.

— Ты у нее побывал, что ли? — недоуменно посмотрела я на Дэна.

Хотя… Котлетками Клавдия своего отца даже после визита Дэна не кормила. Да и Дэн все по вечерам вспоминает, что вторую неделю уже как собирается Клавдию навестить, но никак не выберется, все время я да работа отнимают.

— Не, не был, — помотал он головой.

— В секту попала моя Клавка, тама ей мозги и прочистили, — авторитетно пояснил дед. — Хоть и бесовская секта, а отца везде велят почитать.

— Что за секта? — насторожилась я.

— Да энти… баптисты, — почесал дед седую бороденку.

Я лишь вздохнула. И чего бедных баптистов, к коим я и сама почти принадлежу, некоторые отсталые элементы считают сборищем сатанистов? Непонятно. У нас наркоманы перестают колоться, мужья — гулять от жен, а налоговые инспектора так и вовсе пачками каются во взятках. То есть — положительные результаты — налицо! Зато тот же дед Миня, православный — сидит у книжного магазина с кепкой и по вечерам сугревается беленькой.

Нет, я не хочу сказать что какая-то деноминация хуже, а какая-то лучше! Везде есть истинно верующие, а есть и фарисеи. Но перекрасить всех баптистов в сектантов…

— Ладно, деда, — встала я. — Деньги наши пропить не вздумай — сам знаешь, что будет.

— Злая ты, Марья, — печально ответил дед. — Злая.

— Какой уж уродилась, — ехидно улыбнулась я.

После дяди Мини мы завернули в книжный магазин, я набрала себе новинок, ухитрилась хорошенько поцеловать Дэна между стеллажами и под дикий взгляд молоденькой продавщицы (неужто видела?) мы, смеясь, выбежали на улицу.

— Так чего с дедом нашим будет, если он деньги пропьет? — спросил Дэн, наконец просмеявшись.

— Жесточайшая диарея, — стыдливо призналась я.

— А это чего такое?

— Потом в словаре посмотришь, — потупилась я.

— Это то, что я думаю? — медленно осведомился Дэн.

— Ага, — кивнула я и мы снова заржали.

— Сволочь ты у меня все-таки, Магдалиночка, — утирая слезы, пожурил Дэн.

Я усердно поковыряла носком туфельки асфальт.

— Видели глазки, кого брали! — указала я ему наконец.

Он чмокнул меня в макушку и задумчиво сказал:

— Надо Клавдию-то все ж навестить.

— Конечно надо, — поддержала я его. — Вот завтра и сходим.

Это была классная идея — насчет деда. Однажды я где-то вычитала, что самые крепкие отношения тогда, когда людей связывают общие интересы. Я долго ломала голову — что же это может быть? Я работаю ведьмой, у Дэна — сотовая компания, несколько веток городских телефонов, интернет и спутниковое телевидение. Ну что, что у нас может быть общего? Собачку завести — так у меня Бакс, матерый котяра, ее порвет как газетку. Котенка — его постигнет та же участь, Баксюша у меня ревнивый. Он на Дэна-то до сих пор шипит.

И тогда мы завели деда Миню, который и стал связующим звеном меж нами. Ибо теперь нам приходится его контролировать, читать книги по педагогике и жарко обсуждать методы его перевоспитания.

А получилось это случайно. Мы в тот день сидели на лавочке, ели мороженки, а в нескольких метрах от нас, привалившись к стене здания, сидел нищий старичок с кепочкой у ног.

Я невольно к нему приглядывалась. Уж больно сильно кашлял он на июльской-то жаре. Заваливался куда-то вбок, словно ноги его не держали. Практически не открывал глаз. И чувствовалось, что не пьян он. А уж когда он не отреагировал на то, что мальчишки неторопясь выгребли всю милостыню из кепки — я встревожилась.

— Слышь, — наконец толкнула я Дэна. — Ты как хочешь, но деда мне жалко. Смотри, какой он больной.

— Да придуривается, чтобы денег дали, — пожал он плечами.

Я посмотрела на него долгим взглядом, в котором сквозило беспредельное разочарование, и любимый тут же сорвался с лавочки, чуть ли не на цырлах поскакав к нищему.

— Дед, — потряс он привалившегося к стене старичка. — Дед! Пьяный, что ли?

Дед с трудом открыл красные глаза и очень по-человечески его попросил:

— Мужик, отстань, а? Худо мне.

Тут уж включилась я.

— Худо — с чего? С перепою, водкой отравился, еще что-то?

— Да не, — простонал дед, — повадился на свою голову на стройке ночевать, да видать простыл на холодных плитах.

Мы с Дэном переглянулись, после чего он неуверенно спросил:

— А чего это тебя на стройку понесло? Чего дома не спалось?

Дед посмотрел на него в крайнем изумлении и сердито ответил:

— Да я уж забыл, что такое дом.

И тут Дэн повел себя как настоящий мужчина. Я, если честно, хотела просто положить купюру побольше в кепку, да и все, но Дэн — Дэн устроил деда в больницу. И вовремя — у деда было двустороннее воспаление легких. Врачи вообще любят говорить — мол, еще бы немного — и его б не спасти, сказали они так и в этот раз. Только вот почему-то в этом случае я им поверила. Ну, а пока дед поправлялся — Корабельников, друг детства и стопроцентный мент, пробил нам по своей базе данных дедка, и мы сходили в гости к его дочери. Я скромно молчала во время визита, предоставив первую скрипку Дэну, а уж тот сделал все как нужно. Он терпеливо выслушал жалобы Клавдии на то, что отец не просыхал, пока здесь жил, и слава богу что убрался (1 час 47 минут), на правительство (32 мин) и на бешеные цены в магазинах (48 мин). Он сочувственно кивал, а потом произнес прочувственную речь в стиле пастора Тима, о том что родители у нас одни и их надо беречь. Откуда только таких мыслей-то нахватался — поразилась я тогда про себя. Дело в том, что со своими родителями он бесповоротно порвал, и поделом. Они, собаки этакие, мной попользовались и после этого планировали укокошить.

Клавдия в конце его речи утирала слезы передником и рвалась из дома — искать заблудшего папеньку. А уж когда Дэн недвусмысленно намекнул на то, что будет ходить в гости — и вовсе растаяла.

После этой истории я, честно говоря, здорово задумалась. Раз уж обаяние Дэна таково, что он вполне может уговорить курочку нанизаться на вертел — мои дела плохи. Сколько он со мной будет? Еще день? Неделю?

И вот тогда, дабы укрепить эээ… отношения — я и завела пресловутую трехлитровую банку. Хорошенечко, до хрустального блеска ее вымыла, после чего взяла ножницы, ручку, и достала из Каморки свидетельство своего позора — толстенную, словно Библия, книгу в роскошном кожаном переплете. Эту пакость мне подарили подружки на двадцативосьмилетие, что б им не чихалось, собакам этаким. На черной обложке золотыми витыми буквами было начертано: «Откровения Св. Магдалины», а чуть ниже пояснялось — «Самый полный список моих любовных побед с подробными комментариями, а также ВСЕ, что я знаю о сексе». Замирая от сладкого ужаса — книга была ОЧЕНЬ толстой, и я представляла, сколько выдуманных и смешных историй я в ней увижу, но ведь обо мне, любимой, ай да молодцы подружки! — я открыла книгу и увидела тончайший белоснежный лист. Чистый. Я перелистнула — и там не было текста!

«А, это для заметок пустые страницы!» — догадалась я и принялась листать дальше. Через пару минут я поняла горькую истину. Книга была чиста, как ванна после доместоса.

Так вот, я взяла эту так называемую книгу, варварски выдрала из нее несколько листов и принялась их кромсать пополам. Внутрь половинок писала задание. Чепуху всякую. Типа — попытаться склеить меня в баре, делая вид что мы незнакомы. Потом сворачивала квадратиком и сверху писала «Магдалина» или «Дэн» — в зависимости от задания. Несколько листиков оставила пустыми — подразумевалось, что испытуемый должен проявить креатив. Через пару часов книга здорово похудела, зато банка радовала глаз несметным количеством свернутых бумажек.

В общем, я не знаю, что мне помогло — банка или взятый нами на поруки дед — но пока мой драгоценный от меня убегать не собирается.

Но я все равно настороже!

— Пошли-ка домой, душа моя, — тяжко вздохнула я от таких мыслей и мы, покрепче взявшись за руки, развернулись на сто восемьдесят градусов.

Дома, не успели мы выйти из лифта, я насторожилась.

— Слышишь? — шепотом спросила я у Дэна.

— Ага, — кивнул он.

Из моей квартиры доносился чистый, хрустальный голос. «Аве Мария», красивейшая католическая молитва, я порой пытаюсь ее изобразить, когда никого дома нет. Мне это доставляет удовольствие, а остальные про мои потуги и не в курсе — так что чего стесняться? Да и вообще: «Аве Мария» — не для обычных голосов!

— Божечки, красиво-то как…, — мечтательно улыбалась я, открывая дверь. — Ты с инета скачал?

— Нее, — помотал головой любимый.

— Диск купил? — рассеянно спросила я.

— Да нет же!

— Значит, Сонька привезла, умничка.

Мы зашли в дом, я повела носом и рысцой, не разуваясь, ринулась на кухню.

Картина, что мне предстала, была достойна кисти Репина.

Сонька помешивала что-то в сковородке, выводя голосом сложнейшие рулады, а на стуле около окна сидел Серега, мой сосед и давний поклонник и чуть ли не открыв рот смотрел на нее. Но больше всего меня добил Бакс. Он копилкой сидел на холодильнике, одним ухом явно ловя звуки, а глазом — алчно заглядывая в сковородку. Бакс у меня вообще не дурак — дело в том, что пахло на кухне просто божественно.

«Девочка поет как ангел и готовит как шеф-повар», — скорбно подвел итог внутренний голос.

Через месяц Дэн на ней женится.

Любимый подошел сзади, обхватил меня за плечи и шепнул на ушко:

— Вот это голос у девочки…

«Через неделю», — печально скорректировал итог моих размышлений внутренний голос.

Мама!!!

Я слегка кашлянула и брякнула:

— А вот и мы. Серега, привет!

Троица на кухне дружно вздрогнула.

— Привет, — кивнул сосед и мрачно посмотрел на моего официального бойфренда.

Сонька испуганно посмотрела на меня и залепетала:

— Ой, извините:

— За что извиняемся? — кисло поинтересовалась я.

Та молчала, как обычно покраснев до корней волос.

— Сонь, а чего это ты в сковородке помешиваешь? — вылез из-за моего плеча Дэн.

— Грибной соус, — не поднимая глаз, ответила девица. — Я рулет мясной запекла, к нему самое то будет.

— Уже все готово? — радостно спросил любимый.

— Готово, — робко ответила Сонька.

— Так давай я тебе помогу накрыть на стол! — засиял Дэн.

— Я тоже помогу! — решительно подала я голос.

— Дорогая! — он ловко усадил меня на табуретку. — Не суетись. Отдохни немного!

И мне пришлось как идиотке сидеть и смотреть, как эти двое сноровисто накрывают на стол. Обмениваются словами, соприкасаются локтями, о чем-то договариваются. Интересно, это уже можно рассматривать как связующее совместное звено?

Черт знает…

Но раньше мы с Дэном любили вместе готовить. На соседних досочках строгали овощи, и болтали, болтали. А пока в кастрюльках уютно что-то булькало, доходя до кондиции, мы не теряли время попусту и целовались на угловом диванчике.

А теперь приехала Сонька, и я чувствую себя лишней.

Вот черт!

Рулет был действительно выше всяких похвал. Нежный изнутри, сверху он был покрыт румяной зажаристой корочкой. А грибной соус и вовсе придавал ему божественный вкус.

Парни слопали по кусочку и дружно закатили глаза.

— Сонька, я на тебе женюсь! — промычал Серега.

«Чего??? — завопил внутренний голос. — Это же наш поклонник!!!»

— Эх, Магдалина, чего же ты как София готовить не научишься? — укоризненно сказал любимый.

Это был и вовсе удар ниже пояса.

«Ты заметила — он ее называет не Софкой, не Сонькой, а исключительно Софией?» — меланхолично сказал внутренний голос.

«Это ничего не значит, — с трудом ответила я. — Меня вон тоже все Марьей да Маней зовут, а он полным именем — Магдалиной. И вообще — девушек он называет девушками, а не девками, телками и прочим. Воспитан он так».

«Тебе видней», — явно жалея меня, дипломатично ответил внутренний голос и заткнулся.

Я молча хватала ртом воздух, пытаясь прийти в себя и не сорваться, а Сонька в это время алела как маков цвет от похвал.

— Милые мои, пейте чай и выметайтесь — ко мне через полчаса клиент придет, — хмуро проинформировала я общественность.

Сонька от моего тона побледнела.

Серега внимательно на меня посмотрел и участливо спросил:

— Магдалиночка, у тебя что, неприятности?

— Э! — воскликнул Дэн. — Давай-ка, дружок, я ее сам если нужно пожалею, хорошо?

— Хорошо! — тоном, который говорил что все очень даже нехорошо, буркнул Серега.

Я встала, налила всем чай в кружки — обыкновенного липтона, нечего их сваренным кофе баловать — выставила на стол и задумчиво спросила:

— А чего это я лишнюю кружку налила?

— Это не лишняя, — пояснил Дэн, — это София ушла к себе.

Я посмотрела на ее почти нетронутую порцию и тяжко вздохнула. Девочка смолоду бережет фигуру, не то что я, ем как мамонт, скоро разжирею и Дэн меня бросит.

Подумав, я налила себе минералки.

Дэн внимательно посмотрел на мои действия, после чего со вздохом спросил:

— Чего на этот раз на чай наговорила? Надеюсь, не жесточайшую гм: диарею?

— Чего? — воззрилась я на него.

— Но ты же пить не стала! Значит, дело нечисто!

— Приворот, милый, приворот! — хищно улыбнулась я.

— О-ооо…, — синхронно протянули парни в мгновение ока выдули свой чай.

После чего подозрительно уставились друг на друга.

Я блаженно улыбалась.

— Что, милый, — ехидно сказала я, — это поменяло дело, да?

— Ну, я подумал что ты у меня девушка совестливая, добрая, и не бросишь того, кого приручила, — ответил милый, не отрывая изучающего взгляда от Сереги.

— Да я тебя и так не брошу, — удивилась я.

— Батюшки! — «спохватился» Серега. — Вы о чем — о чем тут говорите? Чай был заговорен? А ведь я его тоже выпил!

— Ну все, — скорбно подвела я итог. — Придется вам, други мои, меж собой договариваться…

— О чем? — холодно спросил Дэн.

— Ну как? — похлопала я ресницами. — Дни делить. Я ведь и вправду девушка совестливая и добрая. Тебе, допустим, понедельник, среда и пятница. Сереге — вторник, четверг и суббота. А в воскресенье у меня выходной и я иду в парикмахерскую!

— Нет, милая, — хреновым голосом, четко проговаривая слова, сказал Дэн. — Ты сейчас же готовишь отворот для своего соседа.

— Ну ты же во все это не веришь, — тон мой был наиехиднейшим.

— Не верю, — медленно качнул он головой. — Вот только всякое бывает.

Тут Серега схватился за сердце.

— Что такое? — всполошилась я.

— Кажется, начинает действовать, — тоном умирающего лебедя проговорил он.

— Я тебе сейчас так подействую! — рявкнул выведенный из себя Денис.

— Брейк! — жестко сказала я. — Чай вы попили, так что руки в ноги и валите отсюда. Дэн, если узнаю что ты на Серегу в мое отсутствие наезжал — поругаемся. Все ясно?

— Вернусь — поговорим, — холодно уронил любимый, вставая со своей табуретки.

Я промолчала, позволив ему оставить последнее слово за собой.

Когда мы вышли в холл, дверь за Сонькой уже закрывалась. Входная. А так же и выходная. Как она умудрилась проскользнуть мимо столовой незамеченной — неясно. Но тем не менее вот она — уже стоит на лестничной площадке, в руке здоровенная дорожная сумка и пытается ногой осторожно закрыть дверь.

— Сонька, — растерянно позвала я. — Ты куда?

Она вздрогнула, обернулась и посмотрела на меня своим котеночьим взглядом, у меня аж сердце защемило.

Парни подскочили к ней и наперебой принялись заводить ее обратно в дом. Та на удивление успешно упиралась, но наконец, не выдержав, подняла на меня отчаянный взгляд и попросила:

— Тетя Магдалина! Ну скажите вы им!

— Чего сказать? — недоуменно спросила я. — Ты куда вообще собралась?

— Так а вы ж меня выгнали, — тихонько пояснила она, низко-низко наклоняя голову.

— Чего??? — возопила я. — Это когда я тебя выгнала???

По Сонькиным щекам уже вовсю катились слезы, но она нашла в себе силы спокойно ответить:

— Вы же сами сказали — мол, пей чай и катись отсюда.

— Да я с тобой помру, Сонь, если ты каждое мое слово будешь так интерпретировать! — завопила я, хватаясь за голову. — Заходи в дом. Я всего лишь имела в виду, что пока у меня клиент — вы все ВТРОЕМ, а не ты одна, посидите в кафе внизу или погуляете по улицам.

— А я предлагаю — в кино! «Ночной дозор» идет! — вылез Серега. — Дрянь, конечно, но…

— Это по книге Лукьяненко? — вскинула Сонька на него глаза.

— Ну!

— Ой, — заулыбалась она. — Я очень хочу его посмотреть, такая книга хорошая!

«У девочки еще и вкус неплох», — тяжко вздохнул внутренний голос.

— Зато кино плохое, — кисло сказала я. — Но ты все равно иди, раз книжка нравится.

— А мне можно? — ухмыльнулся Дэн.

— А ты на ДиВиДи посмотришь, — тут же откликнулась я.

— А у нас есть диск? — озадачился он.

— Нет, — улыбнулась я. — Вот как раз и съезди в магазин, купи его. И софта свеженького посмотри.

Домофон заверещал, и я не глядя ткнула кнопку на аппарате.

— Ну все, други мои, это точно клиент, — подтолкнула я троицу к двери, — задачи всем ясны — так что ариведерчи, и до новых встреч! Дэн — ты через минут сорок можешь возвращаться.

— Через час, — ухмыльнулся он.

— Сорок пять минут — и ищу тебе замену! — нежно улыбнулась я ему.

— Тогда я буду через полчаса, — серьезно ответил он и чмокнул меня в макушку. — Тобой я рисковать не намерен даже шутя.

Тут раскрылись двери лифта, на ковровое покрытие ступил аристократичного вида старичок, сухонький, седенький, и несмотря на жару — в сером дорогом костюме. Он сделал неуверенный шаг вперед и вопросительно посмотрел на нашу честную компанию.

— Александр Васильевич? — улыбнулась я ему.

— Да-да, Машенька, — учтиво склонил он голову. — Простите что я не вовремя, у вас гости…

— Вовремя, вовремя, они уже уходят, — сказала я, выразительно глядя на народ.

— Ваши родственники? — так же вежливо спросил старичок.

— Родственница у меня тут одна — София! — указала я на девушку. — Прошу любить и жаловать, горячо любимая сестричка.

Сонька вскинула на меня глаза, полные беспредельной благодарности, мне аж неловко стало. Ну да ничего, девчонку надо было поддержать, дать ей раз и навсегда понять, что мы — семья. И нечего чемоданы взад — вперед таскать.

— Мда? — неопределенно хмыкнул Дэн, а Серега посмотрел на меня обиженным взглядом.

— А для остальных я, Александр Васильевич, как и для вас — ведьма, — с долей ехидства ответила я. — Пойдемте же, что я вас на пороге держу.

Дэн одарил меня на прощание задумчивым взглядом и вся компания загрузилась в лифт.

А я проводила старичка в гостиную, вытащила ящик с картами и попросила его рассказать о беде.

— Странное тут дело вышло, Машенька, — начал он, глядя на меня темными глазами. — Сыночек у меня, Алешенька, всегда был крайне разумным мальчиком, вот, крайне разумным. Школу закончил хорошо. В институте его хвалили. Я ведь, Машенька, большим человеком был в свое время, только Алешенька сам себе дорогу пробивал, на меня не оглядывался, вот. Хороший он у меня мальчик, все знают.

— И что с ним случилось? — спросила я, втайне желая ускорить повествование.

— Я ваше нетерпение, Машенька, понимаю, — внимательно глянул на меня Александр Васильевич. — Только не ради праздной болтовни я это рассказываю. Я ведь до вас в милиции был, — не взяли у меня заявление, и связи не помогли. Говорят — мол, Александр, он взрослый мужик, имеет право.

— На что? — чуть не взвыла я.

— Так продал он квартиру, Алешенька мой, — вздохнул дед. — Фирму свою и квартиру.

— Брр, — потрясла я головой. — Какой криминал в этом?

— Но ведь мы же с ним не ругались, золотая вы моя, — торопливо начал старичок, понимая, что я его не понимаю. — Мы всегда были в отличных отношениях, а тут я уехал погостить к сестре в Киев на месячишко, возвращаюсь — а квартира продана.

— Квартира ваша, что ли? — начала я проникаться ситуацией.

— Нет, — покачал он головой. — Я на Закатном бульваре живу, а он в центре. Его квартира продана, его, со всей обстановкой. А знали бы вы, Машенька, как он эту квартирку лелеял и холил. Все каких-то дизайнеров нанимал, интерьер разрабатывал, столько денег в нее вгрохал…

— Может, задолжал кому, вот за долги его и…, — начала я.

— Ну о чем вы! — замахал старичок руками. — У него крыша ментовская была, а это вам не бандиты, согласитесь.

Хм… И правда, если ментовская крыша — то это и меняет дело. Менты на счетчик не ставят, имущество за долги не отбирают.

— Так враги, завистники — мало ли их, — снова пустилась я в предположения.

— Думал, — отозвался старичок. — Но тогда — отчего я ничего про это не знал? Отчего его проблемы после его побега не отразились на мне?

— Ну, тогда, вероятно, у парня просто изменились планы, — терпеливо разъяснила я. — Он у вас, я так понимаю, совершеннолетний, и посему имеет право продавать по своему усмотрению свою собственность. Это к юристу не ходи. Продал и переехал в другой город. Ждите письма.

— И вы меня не понимаете, Машенька, — покачал головой дед. — Ну вот сами-то представьте — как бы вы продали свою квартиру, фирму, переехали в другое место и матери ничего не сказали? Даже записочки не оставили? Даже друзьям ничего не сказали?

«А это вариант!» — воодушевился внутренний голос, давно подбивавший меня свалить от матери подальше.

Я слегка усмехнулась. Вот как раз это — я однажды и сделаю.

— Так, Александр Васильевич, — подвела я итог. — Мое мнение — это только мое мнение. Вы ко мне не за этим пришли, верно? Что от меня требуется?

— Разыскать Алешеньку, — твердо ответил дед. — Пусть даже он просто уехал и не пожелал со мной общаться — что невероятно — но тогда пусть он мне об этом сам скажет.

— Разыскать — не гарантирую, — поморщилась я. — За этим — пожалсте в детективные агентства. А я могу просто посмотреть — что с Алешей, определить причины его побега и что с ним теперь.

— Но позвольте, — старичок от волнения аж привстал, — позвольте, Машенька, мне говорили, что вы однажды делали вызов в подобной ситуации — человек через несколько дней с другого конца страны приехал! Ноги сами его принесли!

— Тогда я помоложе была, — пожала я плечами.

Вызов делать — это надо неделю поститься до, и три дня в течение ритуала. Поститься — это не только не есть, но и в телесном плане. Да Денис за полторы недели воздержания от меня сбежит! Да, вызов крайне хорошо оплачивается — но так рисковать Дэном я не могла. Ну получу я за вызов десятку — и что, утешат меня эти баксы потом?

Простите, но Дэн для меня приоритетнее.

— Так а что же делать? — устало посмотрел на меня Александр Васильевич.

Я задумалась, после чего сказала:

— Давайте так. Я сейчас посмотрю на картах, все запишу, и договорюсь с кем-нибудь из наших, чтобы они вам помогли. Это в случае, если действительно вызов требуется.

— Как не требуется, конечно требуется, вот, — вскинул он на меня глаза.

Я промолчала. Если Алешенька его, допустим, мертв — то тут только некромант поможет. Но все это только мои предположения, так что, взяв из ящичка первую колоду, я протянула ее Александру Васильевичу.

— Молча перетасуйте, думая о сыне, потом отдадите мне, — велела я.

Он взял, принялся как-то неумело перемешивать карты, они валились из его рук, он суетливо пытался их поднять, я быстро выхватила их сама. В общем, нервозность какая-то в старичке была.

В конце концов он сдался, отдал мне карты и сказал:

— Да я бы и сам карты поднял, что же вы…

А я уже разложила выпавшие карты и внимательно их смотрела.

«То ли я дура», — подумалось мне.

Я вскинула глаза на Александра Васильевича. Он пристально смотрел на меня.

Нахмурившись, я подала старичку другую колоду.

— Перетасуйте-ка, — попросила я.

Его руки принялись споро мешать карты, а сам он с видимым безразличием спросил:

— Машенька, голубушка, а что вы уже увидели?

— Надо уточнить, — задумчиво сказала я и взяла у него колоду.

Прикрыв глаза, я принялась за раскладку на тринадцать. Не глядя вытаскивала карты, выкладывала их полукругом, после чего отложила колоду и принялась анализировать картинку.

— Что-то видите? — нервно спросил дед.

— Вижу, — спокойно ответила я. — С сыном вашим вы расстались пятнадцать минут назад, он вас сюда и привез, и ждет на машине неподалеку. Оплатите мне сеанс и убирайтесь на все четыре стороны. Нормальную вы мне сказку рассказали, браво. Я даже поверила.

Дед набычился:

— Да с чего это ты так решила? Я к тебе как к человеку пришел, погадать, а ты мне такое говоришь!

Переход на «ты» меня добил.

— Еще раз говорю — оплатите сеанс и уходите! — железным голосом велела я.

— Погодите, — дед снова перешел на вы, обмахнул платком лоб и продолжил: — У меня к вам деловое предложение. Это, так сказать, была проверка…

А вот этого ему говорить не следовало. Знал бы он, сколько идиотов видели эти стены, которые хохмы ради приходили сюда. Чтобы унизить меня в моем же доме. Чтобы посмеяться…

— Никаких предложений, дедушка, — холодно сказала я. — И говорите спасибо, что я сегодня в хорошем настроении. Раньше я за такие сказки наказывала.

— Да что ты можешь? — запальчиво крикнул дед.

— За такие сказки у меня наказание одно, — не обращая на него внимания, продолжила я. — Я их реальностью делаю. Придет ко мне такой шутник, пожалуется на несуществующие болячки, и заранее радуется — ах, как я над ведьмой-то посмеюсь! Ужо я ее проучу, как людей дурить. А то не знает, как мне все это тяжело дается. И уносит тогда сказочник все, чего он себе нажелал. Вы, я так понимаю, хотите сына лишиться?

Дед посмотрел на меня изумленными глазами, после чего сменил тему. Он покраснел от гнева и закричал:

— Тогда я платить не стану! За что платить?

— За гадание, — терпеливо объяснила я. — Сто долларов. Я ведь вам всю правду сказала, так что деньги — заработала.

— Шарлатанка!!! — заверещал он, схватил шляпу и ринулся на выход.

Я б его выпустила. Неприятен он мне был, мараться не хотелось. Да вот незадача — Баксюша мой сегодня был здорово не в духе. То ли соседская кошка ему отказала в любви и ласке, а скорее всего — я забыла подсыпать ему в лоток свежих долларов — но он встал на пороге комнаты, взревел дурниной и выгнулся дугой, встопорщив смоляную шерстку.

— Брысь! — запальчиво крикнул ему Александр Васильевич.

Бакс в ответ так рыкнул, да так полыхнул яростным взглядом, что я и сама забоялась. Волкодав, не меньше!

— Убери кота, шалава! — тоненько завизжал старик.

Я переглянулась с Баксом и твердо заявила:

— Двести долларов!

— Че-его???

— Сто за гадание, и сто — за шалаву, — невозмутимо пояснила я ему. — С котом договариваться сам будешь, он баксы тоже любит.

— Да я тебя! — дедок ринулся на меня, но я была наготове и махнула в него ладонью с заготовленным заклинанием фриза.

Дедок застыл посреди комнаты как памятник самому себе, Бакс его обнюхал и презрительно задрал заднюю лапку.

— Эээ, — осадила я его. — Не увлекайся ролью злой собаки!

Но Бакс, индифферентно задрав мордочку, сосредоточился и все же пописал деду на штанину. После чего с достоинством гавкнул и пошел на подоконник грызть традесканцию.

Я же сходила на кухню, достала припасенную на такой случай бутылку водки, ложку и пошла отпаивать деда. Фриз, по-русски — замораживание — штука серьезная, держится часов шесть — восемь, кстати — мое изобретение. Снять его можно лишь алкоголем. Посему я ложкой разомкнула губы старика и принялась вливать в него водовку. Вскоре дед со скрипом смог прошепелявить:

— Ду-а, я во-у не пю.

— Да мне без разницы, что вы пю, а что не пю, — учтиво ответила я. — И не ругайтесь, я в данный момент социально опасна.

Споив ему примерно грамм двести, я села в кресло и предложила:

— Предлагаю вам со мной расстаться.

— Согласен, — буркнул старик, и кое-как переставляя ноги двинулся восвояси.

— А расплатиться? — ангельским голосом произнесла я.

Дед хотел что-то сказать, но, к счастью для него, после фриза наблюдается некая замедленность в действиях. Поэтому пока он открывал рот, мысля, что лучше не скрести на свой хребет — его все же посетила.

Он с трудом вытащил бумажник, выкинул из него на пол две стодолларовые бумажки и не глядя пошел дальше.

Бакс спрыгнул с подоконника и многозначительно мне подмигнул, заходя старичку за спину.

Я посоображала и наконец и кротко заметила:

— Триста долларов, Александр Васильевич.

— За что? — возопил он.

— А не люблю, когда меня оскорбляют и держат за дуру, — жестко ответила я, глядя ему в глаза. — И считайте, что легко отделались, ясно?

Старик кинул на пол еще одну бумажку и резво побежал из моего дома.

Бакс вспрыгнул мне на колени, я взяла его на руки и пошла закрывать дверь за клиентом.

— Бакс, ну вот скажи, — по пути вслух размышляла я. — Вот откуда берутся такие идиоты? Идти на прием к ведьме, гадать! — и врать ей. Смысл в этом какой? Я же все равно все вижу по картам.

— Мур-хрюк, — подтвердил Бакс.

— И ведь взрослый человек, — сокрушенно покачала я головой. — А ведет себя хуже первоклассника, ей — богу. Бакс, я ему поверила, понимаешь? Такую жалостливую историю рассказал, даже мысли не было что он врет.

— Хррр, — согласно сказал Бакс.

— А ведь каким был хорошим вначале-то, правда? — запечалилась я. — «Машенька», «голубушка», манжеты белоснежные… Прям как тот профессор, который пари на машину заключил с дружками, что я его шарлатанка, помнишь? Который пришел и стал на сердце жаловаться, печенку и селезенку, а сам здоров был как бык. Ну да я его проучила тогда славно, да?

— Хррррююю, — поддакнул кот.

— Один ты меня понимаешь, — умилилась я и скосила на него глаза.

Мерзавец, оказывается, сладко дрых у меня на руках и при этом безбожно храпел.

— Баксов хочешь? — тихо — тихо произнесла я.

Кот тут же навострил уши и открыл один глаз.

— Вчера печатала, — посулила я.

Взгляд моего годовалого котеночка наполнился мировой скорбью.

«Так чего ж ты, собака этакая, — читалось в нем, — мне вчера в таком разе гранулированный наполнитель в лоток подложила, а?»

— Не смотри на меня так, — предупредила я. — Мне стыдно. Мы с Дэном Камасутру читали, не до тебя было.

«Вы ее уже второй месяц читаете, хочу неухоженный, некормленый, как бомж какой-то», — взгляд кота сделался еще горше.

Я тут же раскаялась и пошла коту сыпать баксы.

Ну, кто не в курсе — то мой придурочный кот предпочитает гадить исключительно на американскую валюту. Так получилось, что когда я его принесла из зоомагазина, то под рукой не оказалось никакой газетки, и в ход пошли фальшивые доллары, которыми мы с друзьями накануне расплачивались в монополию Бумагу для принтера я откровенно пожалела, она вечно заканчивается невовремя, а газет я не выписываю, так как новости читаю в виртуале.

И вот, значит, пользовала я эти доллары с недельку, пока они не закончились и мне не пришлось все же съездить в магазин за специальным наполнителем для кошачьего лотка. Однако котеночек проявил решительность. Где-то в его крохотном подсознании накрепко засела ассоциация, этакая неразрывная связка: Туалет — это там, где лежат зеленые бумажки. А вовсе не гранулированные комочки.

Выбить я эту мыслю из него так и не смогла. Таким образом раз в недельку я засучиваю рукава и превращаюсь в фальшивомонетчика. У меня в компьютере даже специальная форма лежит для распечатки долларов.

В общем, мой котеночек крутит мной как хочет.

Вскоре в холле послышались шаги, я выглянула на лестницу — от двери на меня смотрел Дэн.

— Тридцать минут, — ухмылялся он. — Меня не заменили еще?

— Ну раз уложился по времени — так о какой замене речь? — меланхолично ответила я.

Он мягким шагом пересек холл, остановился под лестницей и глядя на меня снизу вверх, пропел:

— Рапунцель, Рапунцель, спусти свои косоньки вниз.

— На, мне не жалко! — я лихо перекинула через перила две длиннющие, до коленок, косы.

Денис, безжалостно топча диван, залез по нему на поддерживающую лесенку колонну, подтянулся, ухватился за перила и сладко меня поцеловал.

— Не свалишься? — шепнула я.

— Так держи крепче! — посоветовал он. — А то вот, сползаю! — его губы спускались все ниже и ниже. Я ржала от щекотки как сумасшедшая, а он усердно чмокал мою футболку в районе пупка.

— Что тут происходит? — раздался вдруг ледяной голос.

— Мама, — сказала я от неожиданности.

А бедный Дэн все же свалился.

Тут надо сделать лирическое отступление. Дело в том, что у меня есть маменька. Благодаря ей я никогда не стану доброй христианкой — заповедь о любви к родителям мне решительно не соблюсти. Мать у меня, прости Господи, змея еще та. Заслуженная учительница по виду и повадкам, седоватые волосы всегда аккуратно уложены каким-то валиком, худенькая, и даже вроде с виду безобидная — пока не открывает рот. А если уж открыла — все. Тушите свет. Ибо далее последует в зависимости от ситуации либо нуднейшая проповедь, причем в прямом смысле, с извлечением из сумки брошюрок — мать у меня Свидетельница Иеговы, — либо нотация. Что лучше — непонятно.

Мой образ жизни она решительно отвергает, считает что я ерундой занимаюсь, и до сих пор пытается отправить меня учиться в педагогический. Так же она крайне желает видеть меня замужней дамой, с выводком ребятишек около юбки — но вот то, что я открыто живу с Дэном нерасписанная — повергает ее в столбняк. Однажды, после пары часов ее воплей, что я распутница и падшая женщина, что он мной попользуется и бросит меня брюхатой, причем непременно двойней, которую я принесу ей, маменьке, в подоле — я совершила необдуманный поступок. Я встала и сказала — что Дэн мне в общем-то давно предложение сделал, так что пусть успокоится! Мать посмотрела на меня недоверчивым взглядом и язвительно спросила, чего ж я до сих пор не замужем, а? А я возьми да ляпни — мол, я считаю что надо сначала пожить вместе годика три, дабы потом не пришлось со скандалом имущество делить и детей одной растить на алименты.

С тех пор мать моя беззастенчиво наезжает на Дэна — мол, ты мою дочь опозорил и грех покрыть не хочешь, Дэн скрипит зубами, явно проклиная свое хорошее воспитание, которое не позволяет ему сказать моей маменьке все, что он о ней думает. Ну а потом они дружно начинают капать мне на мозги — когда ж я узаконю наши отношения.

Сначала я яростно отстаивала свою точку зрения, теперь же с видом олигофренки пялюсь в окошко, иногда открывая рот, чтобы сказать: «Мамочка, ну перестань!» С таким же успехом можно просить грозу не проливать дождь из тучек на землю.

В общем, все поняли, насколько тяжела моя жизнь? Тогда прекращаю ныть и идем дальше.

Когда я увидела маменьку, мне враз поплохело от мысли, что у нее, оказывается, есть ключ. Дэн сидел около дивана, потирал ногу и на мой панический взгляд уныло покачал головой:

— Это не то что ты думаешь. Это я растяпа и не закрыл дверь.

Уже который раз замечаю, что мы с ним понимаем друг друга без слов!

— Маня, — снова возмущенно повторила маменька. — Что за разврат я вижу?

Мы с Дэном поежились под ее брезгливым взглядом. Маменька же набрала в грудь побольше воздуха и начала:

— Вы ведете себя недопустимо!

— Мам, — прервала я ее.

— Не смей меня перебивать!

— Послушай меня все-таки, — пожала я плечами. — Во-первых, я у себя дома и имею право делать все что мне в голову взбредет. Во-вторых, мне двадцать восемь лет. В-третьих, простите, но чему ты возмущаешься? Дэн мне почти муж!

— Он тебе, милочка, не муж! — злобно заметила она. — Попомни мои слова, он:

— Леди, а я тут, если вы не заметили, — тактично проинформировал Денис. — Здравствуйте, Ольга Алексеевна.

Мать смерила его уничтожающим взором и снова развернулась ко мне.

— Перед соседями стыдно, — шипела она. — Меня все спрашивают — мол, это кто с твоей Маней, муж? А мне и сказать нечего.

— Как это нечего? — удивился Дэн.

— А кто ты ей? — рявкнула мать. — Любовник ты ей! Хахаль! Сегодня тут, завтра там, а пока пользуешься Манечкой да растлеваешь ее!

— Это еще кто кого растлевает, — несчастно буркнул Денис.

— Мать! — твердо сказала я. — Перестань пожалуйста!

— Да как перестать??? — завопила она. — Перед людьми стыдно!!!

И тут Дэн психанул.

— Помолчите, Ольга Алексеевна! — неожиданно рявкнул он, схватил из вазы букет и начал медленно подниматься ко мне по лестнице, смотря прямо в глаза.

— Магдалина, — голос его был мягок, словно шелк. — Я гарантирую, что у нас еще будут трудные времена.

Я во все глаза смотрела на него, не понимая, что он задумал.

— Я гарантирую, что однажды кто-то из нас захочет уйти, — продолжал он идти ко мне, не отрывая от меня взгляда. — Но я так же гарантирую, что если я на тебе не женюсь, я буду жалеть об этом каждый миг моей жизни.

На миг замерев, он слегка нерешительно признался:

— Потому что ты единственная в моем сердце…

Он добрался по второго этажа, остановился передо мной и серьезно, слегка печально сказал:

— Ты выйдешь за меня?

— Да, — прошептала я, донельзя изумленная.

Пока Дэн меня целовал, маменька не проронила ни звука. Я специально косилась на нее — она стояла около двери и раскрыв рот, во все глаза смотрела на нас. Черт возьми, в конце концов это неприлично! Могла бы и отвернуться! Впрочем, гораздо страннее было то, что она не завопила, что мы занимаемся развратом.

Дэн наконец оторвался от меня, и тут маменька очнулась. Слегка прокашлявшись, она робко подала голос:

— Денис Евгеньевич, а регистрация когда?

Мы с Дэном одновременно ухмыльнулись. Ну вот, махом он из растлителя несчастных девиц превратился в Дениса Евгеньевича!

«Дура! — завопил вдруг голос, — Вот тебе и свадьба! Ты что, забыла??? А следом — болезнь и гроб!».

— Я думаю, что в конце нед…, — начал Дэн.

Я ловко закрыла ему рот ладошкой и принялась подсчитывать:

— Так… Банкетный зал надо заказывать во «Временах года», — там еще неизвестно когда примут заказ, платье шить буду у Мюглера, он с кожей работает классно, это тоже время надо…

— Ух ты! — восхитился Дэн. — Кожаное свадебное платье!

— Не мешай, — отмахнулась я. — Ну насчет свадебного путешествия тоже решить надо. У тебя как проект, над которым ты сохнешь? — повернулась я к Дэну.

— Работаем, — пожал он плечами.

— Когда готов будет?

— Месяца через два. А что?

— Так, — задумалась я. — Уже получается очень определенно, что пока проект не будет закончен, свадебное путешествие накроется пшиком.

И тут мать снова завопила:

— Манечка, доченька, что ты несешь??? Какое платье? Какой банкет? Хватай его, пока он согласен!

— Да-да, через плечо и в загс! — тихонько согласился Денис.

— А к чему спешка-то? — не поняла я.

— Так тебе ж уже тридцать!!! — трагически понизив голос, пояснила маменька.

— Двадцать восемь! — поправила я.

— Так ведь много!

— Да? — удивилась я.

Хм… Кому может и много, но по мне так молодость в разгаре. Скачу, аки козлик на лужайке. Серьезности — ни на грош. Незнакомые люди обращаются ко мне «девушка». Ну не чувствую я груза лет!

— Мать верно говорит, — жарко дышал мне в затылок Дэн, — ты ее слушай!

— Чего? — я развернулась к нему, уперев руки в боки. — Ты хочешь сказать, что согласен с тем, что я уже старая, и следовательно, раз уж нашелся дурачок — покупатель на залежавшийся товар — надо ловить удачу за хвост???

— Ты чего? — хором воскликнули маменька и любимый.

— Я — обиделась! — с металлом в голосе сообщила я присутствующим и с достоинством удалилась в свою спальню на третий этаж.

Там я тщательно заперлась, схватила со столика корзинку с фруктами и уселась перед компьютером, радуясь тому, что нашла предлог улизнуть от скандала.

Мать с Дэном о чем-то шушукались в холле.

«Спелись», — ухмыльнулась я и принялась проверять свои онлайн — угодья. Почта как обычно порадовала свеженьким спамом. Все б ничего, но уже примерно полтора года как активизировались российские спамеры. Раньше-то про них и не слыхать было, а теперь — здрасьте, вот они мы. Их западные коллеги, ей-богу, были предпочтительнее. Они хотя бы в конце мэйла делали приписку — что, мол, если хотите чтобы вас убрали из листа рассылки — нажмите вот сюды или перейдите по линку вот туды. А россияне — увы. Бомбят как с добрым утром, и никакого от них спасенья….

— Магдалина, — поскребся в дверь Дэн.

— Меня нет! — холодно ответствовала я.

У меня еще избранные форумы и гостевые не проверены, новости не просмотрены!

— Манечка, — послышался вскоре голос маменьки.

Я хранила гордой молчание, споро кликая мышкой и лакомясь арбузом. Сахарно-алую на изломе мякоть я заранее порезала кубиками, и теперь, не мудрствуя лукаво, нанизывала их на длинный коготь и отправляла в рот. Маменьку бы удар хватил от такого зрелища.

— Магдалиночка! — голос у Дэна был нужной кондиции — виноватый и тревожный.

Так…

Осталось новости посмотреть. А там глядишь и маменька созреет.

Маменьку пришлось ждать долго. Я даже успела со своим канадским дружком Лешкой поболтать по аське,[1] пока она смиренно поскреблась в дверь:

— Доченька, да прости ж ты меня, дуру старую…

Как я не свалилась с кровати от удивления — не понимаю. Чтобы такое от маменьки услышать… Неужто это на нее так Дэн повлиял???

Я открыла дверь и посмотрела на них. Парочка стояла у дверей с виноватым видом.

Я напустила на себя грозный вид, нахмурила брови, надула щеки и сказала:

— Тема замужества закрыта! Я в данный момент ее обсуждать решительно не готова! Мам, а ты вообще по какому вопросу изначально пришла?

— Я что, не могу уже к тебе и прийти??? — взвилась она, потом посмотрела на Дэна и осеклась.

Мне стало вовсе нехорошо… Если он и маменьку очаровал за десять минут — то все… Я его девушка только до того момента, пока его путь не пересечется с какой-нибудь суперкрасоткой, одна из которых, надо сказать, поселилась в этом доме. Мне остается паковать манатки и срочно договариваться о пострижении в монашки — ибо именно так я и сделаю, когда он меня бросит. Маменьку очаровать — задача невыполнимая. Проще дождаться ласкового поцелуя от кобры.

— Я, собственно, пришла узнать, как тут Софка устроилась, — смиренно молвила мать.

— Хорошо, — вздохнула я, думая о том, что в монастырях кормят на редкость погано. — Хорошо, мам. Пошли ее комнату покажу.

Комната произвела на мать благоприятное впечатление. Она даже ни к чему не придралась. Ничего не охаяла. Только посмотрела на широченную кровать и, поджав губы, велела:

— Смотри, что б парней к себе не водила!

— Да как можно? — ужаснулась я. — Да и ты ее что, не видела? Сонька не такая!

— А где она сейчас, эта не такая? — осведомилась мать.

— Она в кино, Ольга Алексеевна, — перебил меня Денис.

— С парнями наверное? — подозрительно сощурилась маменька.

— С моей сестрой! — твердо ответил любимый. — Ей сорок пять лет, и у нее трое детей. Замужем. Мужа любит. Весит сто тридцать килограмм и вообще добропорядочна.

— Ну, коль так, — мать совсем успокоилась. — Ладно, я в церковь пошла. А ты, Мань, давай решай по свадьбе-то. Денис Евгеньевич — человек положительный, сразу видно. Да и детей пора рожать, а то скоро тридцать…

— Ольга Алексеевна, — перебил ее Дэн, видя как я аж белею от гнева, — позвольте я вас отвезу на машине.

— Ну, если предлагаете, — засмущалась маменька, — то конечно.

И любимый, ловко подхватив почти тещу под локоток, быстренько повел ее из квартиры.

— Через неделю зайду! — только и успела пригрозить мне маменька. — Посмотрю, как ты на Софку влияешь, в то не дай Боже…

— Все нормально будет, Ольга Алексеевна, — успокаивал ее Дэн, решительно таща ее за собой.

Я вернулась к себе в спальню, села на кресло и пригорюнилась. День еще не кончился, а у меня уже появилась под боком соперница, а любимый ради маменьки разыграл спектакль. Но как бы то ни было, а то, как он ко мне поднимался по лестнице, делая предложение — буду помнить всю жизнь.

«…потому что ты единственная в моем сердце…»

«Может, не врал?» — с надеждой спросил внутренний голос.

«Дурак ты», — тоскливо ответила я. Маменька когда под шкуру залезет — с самолета без парашюта выскочишь, не то что предложение сделаешь.

«Но он же делал тебе уже предложение», — напомнил голос.

«Он тогда был под приворотом».

«А сейчас?»

«А сейчас, — психанула я, — сейчас продолжает жить со мной по закону инерции, который еще никто не отменил! Ясно?»

«Ясно, — печально вздохнул голос. — Но как красиво он делал предложение, Бо-оже…»

Я на всякий случай обернулась и посмотрелась в зеркало. Увы! Как была я чучелом, так я им и осталась. Так что мысль о реальности предложения была напрасной.

Зато, раз не будет свадьбы — ход предсказания нарушится и я останусь жива. Во всем есть плюсы.

Внезапный стук заставил меня вздрогнуть. Я даже ничего и не поняла сначала. Какое-то резкое хлопанье крыльями, отчаянный клекот, стремительный полет черной тени…

Я с ужасом смотрела на то, как кружатся по спальне окровавленные белые перья.

На то, как Бакс уволакивает в угол безжизненную тушку случайно залетевшего голубя.

— Ну я же сорвала свадьбу, — прошептала я в совершенном ужасе.

Беда в квадрате — вот как это называлось. Мало того, что в дом залетел голубь, это к покойнику, так еще его и кот прикончил невинную голубку.

Два этих знака не превозмочь даже мне…

«Гроб в этом доме неминуем…», — заскулил голос.

Следующие дни ничего особенного не принесли. Я отлупила Бакса за голубя и как-то забегалась, закрутилась, и забыла дурное. Ведь все было хорошо.

Сонька посещала универ, любимый — свой офис, а я, пока их не было, успевала принять клиентов и поработать. С появлением в моей жизни Дэна мне пришлось очень сильно подкорректировать свою трудовую деятельность. Например, я отказываю тем клиентам, для которых надо работать вечером. Помню, как в самом начале я на вечерней заре принялась отчитывать мужа клиентки от страсти к любовнице. И вот стою я на лоджии, босая, с распущенными волосами, глаза закрыты, и громко читаю заклинание. После этого оборачиваюсь и вижу, как в дверях стоит Дэн и потрясенно смотрит на меня.

Мы тогда оба промолчали. Он развернулся и ушел, я тоже не торопясь собрала свои причиндалы и вернулась в квартиру. Все как всегда с тех пор, и тему мы эту не поднимаем.

Но с тех пор максимум, что я делаю по вечерам, а так же в выходные — это предварительный прием клиентов. А это — только гадание, анализ ситуации и выбор способа помощи. И то все это происходит за закрытыми дверями, и Дэн ничего этого не видит.

Черт возьми… Никогда не думала, что начну стесняться того, что я ведьма. Но это так.

Еще мне упорно продолжал сниться каждую ночь тот сон. Про то, что я просыпаюсь в гробу. Про то, что меня похоронили.

А где-то через неделю маменька начала сходить с ума. В общем-то я давно этого опасалась, неконтролируемая злобность часто к этому приводит.

Началось все почти безвинно. Она позвонила мне и завопила:

— Манюша! Ты когда начала курить?!!

— Я не курю, — удивилась я. — И не начинала!

— Как это не начинала! — кричала она. — У меня вся квартира продымлена! Хоть топор вешай!

— Слушай, а я тут при чем? — резонно вопросила я. — Я к тебе не заходила и в квартире не курила.

— А кто кроме тебя может это сделать? — запальчиво возразила она.

— Слушай, ну может быть, тетя Капа, — предположила я в растерянности. — У нее есть от твоей квартиры ключи.

— Капитолина не курит!

— Я тоже!

— Но кто тогда? — рявкнула она.

— Ну может быть папенька, — терпеливо произнесла я.

— Папенька не курит!

— Послушай, может быть воры? — ужаснулась я догадке.

— Не воры, — буркнула мать. — Все на месте.

— Ну тогда я не знаю, — устало сказала я. — Если хочешь — могу справку принести от Дэна и охраны моего дома, что я сегодня вообще никуда не выходила.

Мать подумала, гневно подышала в трубку, после чего задиристо спросила:

— А обезьянка?

— Какая обезьянка? — нахмурилась я в удивлении.

— Которая на люстре висела!

— Игрушечная? — в сомнении спросила я.

— Живая!

— А где ты ее взяла? — глупо спросила я.

— Так она не твоя? — подозрительно спросила мать.

— Не-а.

Мать помолчала и бросила трубку.

Я не придала этому значения. Думала — обычные завихрения, с маменькой не соскучишься. Дальнейшие события показали, что я фактически упустила начало беды.

За Сонькой я тем временем присматривала в оба глаза. Девчонка и правда была вроде скромницей и умницей. Готовила так, что пальчики оближешь, уборку тоже как-то незаметно взяла на себя, да и на Дэна совершенно не смотрела.

Девчонка начинала мне здорово нравиться.

Тем более что и Дэн на нее тоже не смотрел.

Но однажды разразилась гроза.

Я как обычно сидела в аське, никому не мешала, когда раздался первый звонок.

— Здравствуйте, — раздался осторожный мужской голос. — Вы услуги оказываете?

Слово «услуги» он произнес с какой-то запинкой.

— Да, разумеется, — спокойно сказала я. Зачастую мои клиенты несколько стесняются того, что им пришлось обращаться к ведьме. Предрассудки, что б им…

— А сколько стоит? — опять с запинкой спросил мужчина.

— Ну, — улыбнулась я в трубку, — это в зависимости от того, что вы мне закажете. Но предварительный прием, на котором мы определимся, что вам требуется — будет стоить сто долларов.

— Скока — скока??? — потрясенно переспросил потенциальный клиент.

— Сто долларов, — недоуменно ответила я.

Обычно люди если звонят, то примерные расценки знают. И совершенно непонятно, чего он так расстроился. Ведь если потом за обряд придется выложить несколько тысяч долларов — странно, что на него такое впечатление произвела несчастная сотня.

— И это мы за эту сотку только определимся, что мне требуется? — еще изумленнее переспросил мужик.

— Именно.

— То есть вы ничего реально делать не будете???

— Реально — я определю, что вам требуется, — терпеливо ответила я.

Мужик бросил трубку в состоянии тихой истерики.

Следующий звонок раздался следом.

— Алё, девчо-онки! — хамовато обратился ко мне некий субъект.

Я поморщилась.

— Вы, молодой человек, номер набирайте правильно, — сухо сказала я и потянулась к кнопке отбоя.

— Эээ! — закричал он. — Погоди! Это услуги?

— Услуги, услуги, — холодно ответствовала я. — Только тебе точно моим клиентом не быть, ты мне уже неприятен.

Парень на меня видать обиделся, потому как тут же перезвонил.

— Эй ты, корова, ты как со мной разговариваешь? — вопил он. — Ты знаешь вообще кто я?

— Да мне-то, — усмехнулась я.

— Кто у тебя крыша? — неожиданно жестко спросил он.

— Никто, — честно призналась я.

— Сама на себя, что ли, работаешь? — слышно было, что он аж ушам своим не поверил.

— Ага, — с удовольствием подтвердила я. — А что?

Парень помолчал, после чего очень хреновым голосом сказал:

— В общем так. Через час жду тебя в баре «Техас», на Севастопольской, там все перетрем.

— Не могу, — забавляясь нелепой ситуации, улыбалась я в трубку. — Дела, милый!

— Прибежишь, коль дальше работать хочешь, — рявкнул он.

— Ой! — удивилась я. — А кто ж мне запретит? Ты, что ли?

Он помолчал, после чего с некоторой долей удивления спросил:

— А ты чё такая борзая? Я из янушевских. Думай, с кем говоришь.

— Янушевские? — задумалась я. — А это кто такие?

Парень аж дар речи потерял.

— Ну все, — наконец выдавил он. — Конец тебе, мочалка. Жди в гости.

— Ты ко мне попади сначала, — ехидно улыбнулась я.

— Попадем! — рявкнул он на прощание.

Я пожала плечами — мало ли придурков на свете? — и вернулась к компьютеру.

В течение пары часов позвонило еще несколько человек.

Я заметно встревожилась. Дело в том, что мой телефон нигде не печатается. Клиенты его передают от одного к другому. И звонков у меня не так уж много — один — два в неделю. Но чтобы подряд? Такого никогда не было…

Я пораскинула мозгами и решила, что коль еще кто-то позвонит — буду его пытать насчет того, где он взял мой номер и все остальное.

Тут как раз запиликал телефон.

— Алло! — буркнула я.

— Здравствуйте, Мария, — раздался вежливый мужской голос. — Это Виктор Януш говорит.

— Это которым меня сегодня пугали? — подозрительно осведомилась я.

— Ошибочка вышла, — повинился парень. — Но встретиться надо б.

— По поводу? — еще подозрительнее осведомилась я.

— Вам имя Соня — о чем-то говорит?

— Конечно, — похолодела я.

— Тогда назначайте встречу!

— В «Лукоморье» через пятнадцать минут!! — рявкнула я.

Бо-оже…

Соньку что, похитили???

— Хорошо, — спокойно сказал Виктор и отключился.

Я нервно натыкала на телефоне номер Козыря, местного смотрящего. Надо срочно узнать, что там за Януш, чем он дышит, и вообще — попросить подстраховать. Дядя Козырь меня в беде бросить не должен!

Его сотовый был вне зоны. Домашний — наглухо занят. «Досадно», — подумала я, натягивая джинсы и наскоро заплетая косу. Вечно так — как кого-то надо позарез, так того и нет. Ну да ничего! Дозвонюсь по пути! Так что я надела босоножки и рванула вниз. Если с Сонькой что-то произошло — порву всех, как газетку!!! Эх, Сонька, Сонька, она ж у меня золотая, тихая и скромная, жизни еще не нюхала!

Порву!!!

Так я думала, пока неслась по мощеному двору к брошенной у забора бээмвушке. Я пыталась дозвониться Козырю. Черта с два! Телефон его так и оставался наглухо занятым.

Ладно!

Я на миг остановилась, подняла пред собой руку и прошептала вызов на защиту, а то мало ли что может случиться.

— Тысяча тьма одесная, сила защитная и чудесная, ангелы предо мной и их крыла надо мной!

После этого спокойно села в машину, завела ее и поехала в «Лукоморье» — симпатичное кафе недалеко от моего дома. Не успела я туда зайти, как от ближайшего столика на меня вопросительно поднял глаза рыжеватый худой парень.

— Виктор? — хреновым голосом спросила я.

— Садись, — кивнул он.

— Говори, зачем звал, — сухо велела я ему.

— Марья, потише, — поморщился он. — Я контролирую проституцию в нашем городе.

— ЧЕГО???

— Не ори ты так, — снова поморщился он.

«Сонька сдана в бордель», — скорбно высказался внутренний голос.

— Так, — я на миг зажмурилась и попыталась взять себя в руки. — Что с Сонькой?

«И ты еще с ним разговариваешь?» — укорил меня внутренний голос.

«Погоди, мало ли чего», — устало ответила я.

— Марья, надо один вопросик прояснить. Посмотри, что мне сегодня принесли мои парни, — и Януш, порывшись в карманах куртки, выложил предо мной мятый листок.

Я всмотрелась в него, потрясла головой, подняла на Януша изумленные глаза, после чего снова перечитала текст.

Это было объявление.

Телефон был мой. Домашний.

— А где Сонька? — тупо спросила я, разглядывая бумажку.

— Вам виднее, я ее что, пасу? — усмехнулся Януш. — Мои сегодня приносят объявление — мол, какая-то охреневшая проститутка, сама на себя работает, стали ее пробивать — а она в таком крутом доме живет, охрана, видеокамеры, мышь не проскочит. Да потом еще и выясняется, что это твой телефон. Я и решил с тобой переговорить.

— Виктор, — к столу подсел какой-то коротко стриженый парень. — Тут девчонка пропала, из «Афродиты» жалуются.

— Опять? — досадливо поморщился Януш.

— Ну. Разобраться бы.

— Ты видишь, что я с человеком разговариваю? — оборвал его Януш. — Подожди в машине.

— Понял, — медленно сказал парень, взглянул на меня и исчез.

— Значит, Соньке вы ничего не сделали? — тихо спросила я.

— Нет, конечно. Она вам кто?

— Сестра, — с отсутствующим видом призналась я. — Двоюродная.

— Присматривай за ней получше, — посоветовал Януш. — А еще лучше — отлупи хорошенечко.

— Пойду я, — в полной прострации я поднялась и пошла к выходу. — Пойду…

— Пока, — донеслось мне в спину.

Я остановилась, обернулась и попросила:

— Не говори никому, ладно?

— Будь спокойна, — сочувствующе сказал он.

На негнущихся ногах я дошла до машины, села и поехала обратно, ничего не видя перед собой. Господь хранил меня, не зря я сделала вызов на защиту. Во всяком случае, я никого не сбила и ни в кого ни врезалась.

Сонька была уже дома. Напевая, она драила кухню.

— Собирайся, — велела я ей.

Она, ни слова ни сказав, встала, сняла фартук, сполоснула руки и обулась.

— А куда едем? — спросила она, глядя на меня бесхитростными глазами.

— Увидишь, — сквозь зубы ответила я.

Она ни слова не проронила, пока мы ехали. Слегка удивленно покосилась на вывеску здания, куда я ее привезла, но не запротестовала.

«Еще бы, наверняка сюда частенько заглядывает», — злобно думала я, таща ее за руку по лестнице городского вендиспансера. Завидев на двери табличку «Гинеколог», я беспардонно вломилась в кабинет, и на вопросительные взгляды пожилой женщины четко сказала:

— Эту — на вензаболевания проверить.

И положила перед ней сотку баксов.

Женщина покосилась на бумажку, на Соньку, и кивнула той:

— Раздевайся, милочка, да на кресло.

— Тетя Магдалина! — вскрикнула Сонька.

— Результатов сколько ждать? — не обращая внимания на нее, отрывисто спросила я.

— Ну, что-то сразу, что-то через пару дней, — спокойно ответила она.

— Раньше никак?

— Никак, — усмехнулась женщина.

Я молча повернулась и вышла, игнорируя Сонькины слезы. Около двери кабинета я села на жесткий стул и попыталась справиться с яростью, кипевшей во мне. Сонька, Сонька, вот что я в жизни терпеть не могу — так это вот такой беспардонный разврат. То, что ей нужны деньги — можно отмести сразу. Денег я Соньке даю предостаточно, одежду и обувь я ей в первые же дни купила. Так что похоже — маленькой сучке элементарно требуется потрахаться.

Вот черт! Кого я пригрела!!! Вот тебе и ангелочек с невинным взглядом месячного котенка! Выкину, сегодня же безжалостно выкину ее из дома! Пусть идет куда хочет — но мне такого под своей крышей не надо!

Минут через пятнадцать дверь приоткрылась.

— Девушка, зайдите, — попросила докторша.

Я строевым шагом зашла, готовясь к самому худшему. Если СПИД — то еще ерунда, им в быту не заразиться. Но если она нам сифилис оставит на прощанье — вот где позор. Надо мной будет ржать весь город. Меня перестанут пускать в приличные дома. И — что скажет Дэн?

Сонька, сглатывая слезы, одевалась. Я мельком бросила на нее взгляд, после чего сурово спросила:

— Когда анализы будут готовы?

Женщина взглянула на меня из-под очков, после чего попросила:

— Вы присядьте.

Я села и вопросительно на нее уставилась.

— Девушку я осмотрела, и дело в том, что половых контактов она не имела.

Я задумалась, вспомнила текст объявления и, с трудом произнося слова и коря себя за ханжество, спросила:

— Вы в этом уверены?

Врачиха посмотрела на меня как солдат на вошь, неодобрительно так очень на меня посмотрела, и сухо ответила:

— Девственна ваша подопечная. Очень редкое, надо сказать, явление, в ее-то возрасте.

— Вы уверены? — весьма неуверенно повторила я.

— Абсолютно! — отрезала та.

По дороге обратно Сонька со мной не разговаривала. Молча отворачивалась, глядела в окошко и ревела.

— Может, в пиццерию заглянем? — пыталась я ее улестить.

Сонька хранила молчание.

— Сонь, хочешь в магазин заглянем, чего хочешь тебе куплю? — тоскливо вопрошала я.

Ответа не было.

Смутно я чувствовала, что я здорово накосячила.

Дома надрывался телефон. Я подумала, сняла трубку, и услышала открытым текстом:

— Але, а че, скока минетик будет стоить?

— Нискока, — передразнила я говорящего, — если сам его себе сделать ухитришься.

И едва я нажала на кнопку отбоя, как тут же телефон вновь запиликал.

— Алло! — раздраженно рявкнула я.

— Маняша! — ледяным голосом сказала мать. — Как ты со мной разговариваешь!

— Мам, извини, у меня тут запарки, — виновато произнесла я.

— Маняша, ты должна немедленно ко мне приехать, — не терпящим возражения голосом велела мать.

— Сейчас — не могу! — твердо произнесла я. — У меня с Сонькой проблемы кой — какие.

— Значит, не приедешь? — почти спокойно произнесла мать.

— Мам, ну я правда не могу.

— Ну что ж, раз тебе чужие люди дороже матери…, — как-то задумчиво сказала она и отключилась.

Вот черт! Спокойной жизни мне теперь маменька долго не даст. Неповиновения она не терпит. Я вздохнула, отключила звук на телефоне и пошла к Соньке в комнату. Та, разумеется, глотая слезы паковала чемоданы.

— Сядь, — велела я ей.

Она упрямо делала вид что слепоглухонемая.

Я порылась в сумке, достала объявление и подала ей.

— Это как ты объяснишь?

Сонька машинально взяла бумажку, прочитала, вскинула на меня огромные невинные глазищи и зарыдала в голос.

— Ты чего? — недоуменно спросила я.

— Это что, про меня, да? — сквозь рыдания спросила она.

— Ну так, получается, — вздохнула я, села около нее и принялась гладить по головке. — Да не реви ты, дурочка. Подставили тебя или у тебя проблемы? Говори, решать будем.

Сонька самозабвенно порыдала еще минут десять на моей груди, после чего кое — как выдавила:

— Это Колька Чемакин, он обещал…

— Что обещал гадкий Колька? — терпеливо выспрашивала я.

— Что устроит мне, — рыдала она.

— Чего именно устроит? — напирала я.

Сонька утерла лицо моим топиком и наконец сбивчиво пояснила:

— Колька — он с пятого курса, и пристает ко мне. Приставал, приставал, а потом сказал, что раз не хочу по хорошему — будет по плохому, и он мне устроит…

— Ясно, — вздохнула я. — Обещался отомстить за невнимание.

Сонька сквозь слезы закивала.

Не, каков мерзавец!

— Сонька! — решительно сказала я. — Не реви! Телефон или адрес его знаешь?

— Телефон, — подняла она на меня несчастные глазищи, — он мне его на тетради по социологии написал. Тетя Магдалина, ну вы же все можете….

— Сонька, — перебила я ее. — Во-первых — я тебе не тетя. Я тебе сестра двоюродная! Во-вторых — хватай свою тетрадку и пошли ко мне в спальню!

— Поможете? — жалобно спросила она.

— Ясен пончик! — кивнула я. — Сейчас мы с тобой ему такую пакость устроим!

Сонька утерла слезы и радостно заулыбалась.

И работа закипела.

В спальне, около компьютера, я на миг замерла, обдумывая свою страшную мстю, после чего открыла ворд и принялась рисовать объявление.

«Недорого продам, — вдохновенно писала я, — Мешок анаши. Посредникам просьба не беспокоить. Телефон…»

— Сонька! — подняла я глаза. — Какой там, говоришь, телефон-то у этого козлика?

— 2548617, — с готовностью ответила она.

Я, пакостно улыбаясь, отстучала цифры, впечатала их в «бороду» на краю объявления, на минутку задумалась и добавила: «Спросить Колю». Вот так-то, милый!

— Сонька, хватай ножницы! — велела я, выводя свое творчество на печать.

Принтер ожил, начал весело плеваться бумагой, я оставила Соньку разрезать листы пополам, а сама пошла звонить тете Капе, материной подружке. Они живут рядом, на одной площадке, и та наверняка должна знать, чего с ней приключилось.

Тетя Капа взяла трубку после третьего звонка.

— Здравствуйте, это Маша, — представилась я.

— Ой, как хорошо, что ты позвонила, — сходу затараторила та.

— А что случилось? — нахмурилась я.

— Слушай, с матерью что-то странное творится, — зашептала тетя Капа в трубку.

— А поконкретнее?

— Ой, страсти сегодня были! — вдохновенно принялась вещать та. — В общем, прибегает мать твоя ко мне сегодня, и лица на ней нет. Говорит, прихожу из булочной — а на кухонном столе стоит парень на четвереньках, увидел ее и ка-ак зарычит на нее!

— Чего — чего он сделал? — донельзя пораженная, переспросила я.

— Зарычал!

— А что за парень? — только и смогла я сказать.

— А мать его не знает!

Я помолчала, после чего в крайнем изумлении спросила:

— Вы шутите, да?

— Да какие тут шуточки, — вздохнула тетя Капа. — Сама ничего понять не могу. Я тут же подхватилась, побежали мы с ней обратно — никого нет. Видимо, сбежал парень-то.

— Видимо, — оторопело кивнула я. — Ничего не пропало?

— Нет, все на месте. Мать-то переживает, ты к ней зайди, успокой, — посоветовала тетя Капа.

— Обязательно, — пробормотала я.

Господи, что на мою мать нашло??? Какого такого парня она увидела у себя на столе???

Впоследствии я долго ругала себя. Ну почему, почему я все не бросила и не побежала разбираться в этой неправдоподобной истории?

И ничего бы и не было, ни свадеб, ни болезней, ни смертей….

Я же, глупая и беспечная, положила трубку и обернулась к Соньке.

— Давай бегом, — поторапливала я ее. — Надо все провернуть до прихода Дэна.

— Ой, — снова съежилась она. — Он ведь ругаться на меня будет.

— Да не, — успокоила я. — Не будет.

На самом деле, зная Дэна — скорей всего, он тут же поедет бить морду гадкому Чемакину. Сори, но я хотела быть единственной девушкой, за честь которой он вступается. Вот такая я эгоистка. А за Соньку я уж сама как-нибудь вступлюсь.

— Тетя Магдалина, — не отставала моя подопечная.

— Магдалина, — поправила я ее, — или Маша, и на «ты», ради Бога.

— Магдалина, — кивнула она. — А что ему будет?

— Завтра узнаешь, — загадочно улыбнулась я и встала. — Все, родная, по коням!

Перед выходом я демонстративно одела перчатки.

— Жарко ведь! — покосилась на меня Сонька.

— Не учи! — откликнулась я.

И мы поехали на свое черное дело. Сначала проехались по городу, просмотрели все остановки и сорвали десяток чемакинских объявлений. Потом принялись клеить свои, стараясь это делать в радиусе десяти метров от городских ГОМов. Если менты это пропустят — то я конченая дура.

Менты не пропустили.

На следующий день Сонька принесла вести — ночью к Чемакиным вломился ОМОН и бедного Коленьку куда-то увезли. Говорят, шьют статью за распространение наркотиков. Ай-яй-яй…

То-то наш шутник изумился сегодняшней ночью…

Пусть еще спасибо говорит — у меня вообще была у меня мысля тиснуть объявление в местной газетке, в разделе «Мужчина ищет мужчину». Не рой другому могилу, как говорится.

В тот же день я купила Соньке сотовый. Если еще кто-то захочет ее так подставить, так пусть хоть левый номер указывают, нечего меня позорить. Да и вообще — как без сотового в наше время?

Сонька за подарок долго благодарила, я аж устала, после чего снова завела разговор о гадком Чемакине.

— Магдалин, — тревожилась Сонька, — а его не посадят?

— Неплохо бы, — вздохнула я. — Но к сожалению — не получится.

— А что будет? — не отставала она.

— Так промурыжат семьдесят два часа, установят, что анаши у него отродясь не бывало — да и отпустят.

— Может быть ему апельсинчиков отнести в камеру? — жалобно спросила Сонька.

Я воззрилась на нее в немом изумлении.

— Так а чего, — смутилась она. — Жалко же…

— Дура ты, прости Госсподи, — вздохнула я. — Если пойдешь — я тебя знать не знаю. Ясно?

— Но ведь из-за меня пострадал, — прошептала она.

Я порылась в сумке, достала Колькино объявление о секс — услугах, положила перед ней и сурово велела:

— Читай, из-за чего он пострадал!

Сонька перечитала объявление, шмыгнула носом и буркнула:

— Гад.

— Вот — вот! — кивнула я. — А то еще на почве жалости спутаешься с ним.

— Не, не спутаюсь, — помотала Сонька головой и чему-то нежно про себя улыбнулась.

Мне такие взгляды были ну очень знакомы. Каждый день по утрам их в зеркале вижу, когда расчесываюсь.

— Влюбилась никак? — робко спросила я.

«Господи, только бы не Дэн!» — стучало в висках.

Сонька молчала, опустив голову и продолжая улыбаться.

— Рассказывай, может, чего и посоветую, — присела я около нее. — А то парни — они такие….

— Данила не такой, — подняла она на меня счастливые глаза.

Мне явственно полегчало. Хоть Васиссуалий, лишь бы не мой драгоценный Дэн.

— А он — какой, если не такой? — осторожно спросила я.

— Он ко мне не пристает, — смутилась Сонька. — Он за мной ухаживает. Не то что Колька Чемакин.

— И давно?

— С первого сентября, я в парке села на скамейку после универа книжку почитать, там и познакомились.

— А чего в гости не ведешь?

— А можно? — удивилась она.

— Нужно! — твердо ответила я. Соньке я теперь и мама и папа, если чего с ней случится — с меня два раза спустят шкуру. Сначала — маменька, потом тетя Рая.

— Ну, я завтра его приглашу, — заулыбалась она.

— Вот и славненько, посмотрю хоть, что он за человек.

— Он хороший, — мечтательно улыбнулась она. — Он лучше всех, Магдалина. А Кольке Чемакину до него как до луны.

Мда… Противопоставление Чемакину смотрелось убедительным.

Я вовсе растаяла. Раз уж такие речи ведет — значит, мой Дэн ей до лампочки. А это самое важное. И вообще… То что она влюбилась в некоего Даню — это же отлично! Просто супер! Я хотя бы спать буду спокойно, не боясь посягательств на любимого.

Тут пришел с работы пресловутый любимый и беседу мы прекратили.

Лишь за ужином я оповестила Дениса:

— Слышь, на завтра ничего не планируй! Завтра Сонька бойфренда на смотрины приведет!

— Мадемуазель влюблена? — поднял Дэн бровь.

Сонька, улыбаясь, уткнулась в тарелку.

— Замуж-то еще не звал? — подначила я ее.

— Звал, — кивнула она.

Мы с Дэном ошеломленно переглянулись.

— Кхм… уже??? — наконец спросил Дэн.

— Уже! — Сонька с неким вызовом посмотрела на нас сияющими глазами.

— А ты чего? — спросила я.

— А я не знаю, — загрустила она. — Он как-то вскользь, может и вовсе пошутил, а я радуюсь.

— Ерунда какая-то, — нахмурился Дэн. — Вы сколько друг друга знаете?

— Сударь! — вступилась я за Соньку. — Сам-то помнишь, когда мне в первый раз предложение сделал?

— У нас между первой и второй встречей было полгода на обдумывание! — твердо ответил он. — Я как раз за это время все и осознал.

— Да? — ехидно улыбнулась я. — А кто меня уверял, что на следующий день после первого свидания искал меня, чтобы сделать предложение, а?

— Так я-то тебя люблю! — терпеливо объяснил он.

— Может, Данила меня тогда тоже любит? — робко предположила Сонька.

— Может, — с сомнением сказала я. — А еще может — он вешает тебе лапшу. Молоденьким девочкам все лапшу вешают.

— Данила не такой! — жалобно сказала Сонька.

— О чем спорим, дамы? — усмехнулся Дэн. — Зови своего Ромео завтра в гости — вот и посмотрим на него.

— Точно! — поддержала я. — Звони прямо сейчас!

— А я его телефона не знаю, — смутилась она.

— О-о… — протянул Дэн, внимательно глядя на нее.

— Ну и что! — кинулась я на защиту Сонькиного бойфренда. — Ты вон меня уже гм… ну в общем, ты тоже не сразу мой телефон узнал, несмотря ни на что!

— Сразу же! — отрезал он.

— Ага, у людей спросил! — покивала я. — А я тебе его — не давала!

— А ты, Сонь, чего ж не спросишь? — повернулся к девчонке Дэн.

— Так а не у кого, — пожала она плечами. — Да и вообще — может, у него нет дома телефона!

— А сотовый? — вырвалось у меня.

Сонька посмотрела на меня укоризненным взглядом, в котором явственно читалось, что я зажралась и тихо ответила:

— Так ведь не у всех они есть…

— И как он семью собирается создавать, если у него даже на сотовый денег нет? — сурово вопросил Дэн.

Сонька на миг поникла, но только на миг. После чего она неожиданно вскинула голову и не менее сурово ответила…

— Не в деньгах счастье!

— … а в их количестве, — меланхолично согласилась я.

Сонька жалобно на меня посмотрела и тихо спросила:

— Маш, а вот если бы у Дениса денег не было, ты бы что, на него и не посмотрела?

Я задумчиво почесала за ухом, косясь на любимого.

— Ну, и что молчим? — печально вопросил Дэн. — Актуальный вопрос девочка задала!

— Так а крыть нечем, — смущенно призналась я. — С одной стороны — Соньку неохота отдавать парню, который ничего в жизни не добился, а с другой — в случае с тобой это не имело бы ни малейшего значения.

— София, отвернись! — велел любимый, радостно ухмыляясь.

— Уже, — дипломатично ответила она.

Она посидела спиной к нам минут пять, после чего снова подала голос:

— Маш, а уши тоже закрыть? Очень уж вы целуетесь громко.

— Увлеклись немного, — виновато ответила я.

— Мда, — согласился Дэн, снова устраиваясь на своей табуретке. — София, можешь обратно поворачиваться.

— Спасибо, — тихо ответила та.

— Больше ребенка смущать не смей, — буркнула я, выразительно глядя на любимого.

— Клянусь! — горячо заверил он, глядя на меня честными глазами.

Почему-то я ему не особо поверила.

На следующий день Сонька с утра пораньше ускакала на свидание, а я принялась готовиться к приему жениха.

— Господи, чем его кормить, чем кормить? — стонала я, бродя по этажам квартиры.

— А в чем проблема? — меланхолично вопрошал Дэн.

— Так я не знаю, чего парни едят! — страдальчески пояснила я.

— Приехали! — он высунул изумленное лицо из-за газеты. — А я значит не парень?

— Отлично! — кивнула я. — И чего ты ешь, вот объясни!

— Да то же, что и ты.

— Неправда! Я с утра ем мюсли, или тост с йогуртом, или салатик — а тебе надо отбивную. Верно?

— Ну, в общем-то меня и котлеты устроят, — подумав, скорректировал он.

— Ну вот видишь! Так, а теперь ответь — что бы ты хотел съесть на званом ужине?

— Магдалиночка, не разводи всего этого, а? — поморщился Дэн. — Свари пельменей, да и дело с концом. Мы, парни, создания брутальные. Чего есть на столе, то и едим. И не заморачиваемся.

— Не, — помотала я головой. — Он еще решит — ага, родичи у Соньки богатые, а ему пожалели вкусненького, пельменей наварили, значит — заранее не уважают. Надо чего-то поизысканнее.

— Закажи в ресторанчике утку в апельсинах, — пожал плечами любимый. — Потом скажешь, что полдня у плиты стояла — аплодисменты обеспечены.

Я покраснела. Сильно. Ну откуда, откуда он мог узнать, что ту утку, свое коронное блюдо, я не готовлю сама, а заказываю???

— Гад, — пробурчала я.

Дэн ехидно улыбнулся.

— Наврали тебе! — твердо сказала я.

— Как скажешь, дорогая, — еще ехиднее ответил он, укрывшись газетой.

«Милая, он над тобой издевается», — заметил внутренний голос.

«Думаешь?» — усомнилась я.

«А то ты его рожу ехидную не видела!»

Я задумалась. Рожу я видела. Голос был прав.

«Гоним его в шею? — деловито поинтересовался голос, — нельзя ж ему такое позволять, в самом деле!»

«Дурак ты», — печально отозвалась я и пошла в спальню, жаловаться виртуальным знакомым на свою нелегкую жизнь.

В спальне я уселась на кровати и пододвинула к себе клавиатуру. Да — да, не удивляйтесь, я настолько ленива, что основной компьютер стоит у меня на прикроватной тумбочке. Крайне удобно, всем рекомендую. Можно валяться в постельке и при этом бодро отстукивать посты в гестбуки,[2] форумы и в аську. Можно геймиться.[3] А как удобно с утречка пить первую чашечку кофе и просматривать газету. ру! Лепота!

Скринсейвер[4] — банальные аквариумные рыбки — моргнул и исчез, едва я тронула мышку. Сразу стало видно, как аутлук[5] навешал мне предупреждений. Та-ак… У меня на сегодня встреча с Сонькиным женишком и ведьмами.

Ведьмами, черт возьми!

Я явственно застонала.

Дело в том, что я однажды настояла на том, что надо делиться опытом. Двинула речь о том, что мы с ними как в каменном веке живем, сидим по углам и не сотрудничаем, хотя это может быть выгодно всем! Вот я например изобрела заклинание фриза — и что, плохо кому-то стало оттого, что я поделилась? Кому будет плохо оттого, что Прасковья научит нас хитростям приворотной магии? Или Лора — Святоша тряхнет родовой Книгой да собственным опытом, она ж крайне сильна в лечебной магии. Надо сказать, что практически все мы владеем любой магией, дурное дело нехитрое. Но вот чтобы стать действительно сильной ведьмой — необходимо сосредоточиться только на одном. Я, например, специалист по охранкам, никто лучше меня их не ставит.

И я предложила — мол, давайте раз в неделю устраивать семинары. Вести их по очереди, делясь опытом. И вот, други мои, сегодня я как раз должна была вести семинар. И все б хорошо, да только про охранную магию я уже все что знала (кроме кой-каких родовых секретов, ессно) — рассказала!

«Позвони ведьмам да скажи что ты при смерти, семинар вести не можешь», — деловито предложил внутренний голос.

«Сейчас, — хмуро кивнула я. — Они прибегут лечить меня, а у Прасковьи, спеца по приворотам, дочка на выданье. Сильно умно перед ней Дэна светить».

«И чего тогда делать?»

Я вздохнула и пошла на Яндекс.

«Обряд, заклинание, колдовство» — набрала я в поисковой строке. Половим рыбку в мутной воде? Все равно у моих ведьм интернета нет, темные они. А если найду что интересное — выдам как за непроверенные данные, что я нашла в бабушкином сундуке. Если кому надо — пусть на своей шкуре проверяют.

Пара тысяч линков содержали отсканенные с книг Степановой заговоры, без указания авторства, разумеется. После чего я нашла искомую рыбку — форум «Мир Теней», а там — топик с крайне интересным названием «Пособие по превращениям (Оборотничество)»

«…Итак, начнем с того, что рассмотрим само превращение с физической точки зрения. А с физической точки зрение, оно таково, что не один человек не может мгновенно превратиться в другое существо».

«Здравая мысль!» — одобрил голос.

Я была с ним согласна.

«Так почему же превращались в животных и принимали облик других людей колдуны и их жертвы. Все оказалось чрезвычайно просто, во всех видах превращения основное действие производят духи. Все что видят люди после превращения — не что иное, как иллюзия. Мастерски построенная и наведенная. Итак, существует несколько видов так называемых превращений.

1) Полное превращение человека в зверя.

То есть колдун приказывает духу накинуть на себя иллюзию, для каких то своих дел. Либо на человека воздействует тот же колдун, превращая человека в обезумевшее от ужаса животное. В данном случае стрела либо другое оружие вполне легко убьет такого оборотня. Однако если колдун достаточно сильный — требуется именно серебряные пули.

2) Человек впадает в спящее состояние. Либо полуспящее состояние для более продвинутых. И в определенном месте появляется дух животного. Обычно такого животного ранить или убить невозможно, поскольку с телом человека оно не связано никоим образом. Примеры: неуязвимый медведь на поле боя, ведьмы в облике сороки.

3) Связь с животным со времени его рождение переливания малой части крови животному наподобие ритуала братания. С помощью этого, возникает способность контролировать животное, находясь в трансе, либо во сне.

4) Болезнь, что в древние времена называли ликантропией. Именно с оборотничеством она связано мало скорее больше похоже на одержимость. Человек считает себя волком и ведет себя как волк, хотя со стороны все видят его человеком».

Я призадумалась. Третий пункт — сложно, четвертый — простите, только психов нам не хватало. А вот что касается первых двух пунктов — отчего бы и не предложить это ведьмам? Все, абсолютно все слышали про колдунов, что превращаются в свиней. Почему-то именно в них. Я не раз слышала байки про то, что подстрелят люди свинку в лесу, а потом местная колдунья на печи отлеживается, вся кровавыми бинтами обмотанная.

«Ты дальше читай, кота за хвост не тяни!», — нетерпеливо велел внутренний голос.

«…Итак, для начала должен всех предупредить — превращение очень сильно влияет на психику! У разных людей влияние сказывается по-разному. Появляется привыкание как к наркотику и желание превратиться еще, убежать в лес повыть или знакомые запахи начинают вызывать омерзение могут быть иные другие симптомы. Если не уверены, что переборите это желание, превращаться вам не стоит! В облике животного пребывать не более одной ночи, это менее всего влияет на психику.

О воздействии луны — полная луна всегда благоприятно воздействовала на превращения. Конечно она не обязательна, но лунный свет сильно облегчает превращения. Кроме того для превращения существуют разные духи.

1) Природные, самые распространенные. (Природными их называю я, возможно, для некоторых будет более приемлемое название лесные элементали). В большинстве случаев именно эти духи отвечают за шаманские и человеческие превращения. Когда нет непосредственного общения с духом, проводится достаточно простенький ритуал с кувырканием и отождествлением себя животным.

2) С помощью злых духов теоретически они ближе к сатанинским духам, однако я считаю, что не стоит смешивать. Таким образом превращаются в основном колдуны.

3) Сатанинские (дьявольские) здесь уже идет речь о конкретном договоре и эти духи объясняют, что и как сделать. Однако иллюзию так же набрасывают они, так что варение ребенка в котле делается исключительно для их удовольствия.

4) Божественных превращений в животных нет. Силой бога можно только приказать демону обратить человека в зверя. Либо наоборот превращенному человеку вернуть его прежний облик».

«Ой, ты давай смотри метод, как обернуться в зверя!», — нетерпеливо возопил голос.

«Так мне ж это потом рассказывать все ведьмам», — возразила я.

«Ага, им си-ильно интересно будет такое вступление! Ты им еще Вергилия почитай!»

Ладно…

Мерзавец был прав. Я вывела на печать руководство по превращениям, и тут зазвонил телефон. Вот черт! Если кто-то из подружек намеревается пару часиков поболтать — я повешусь.

— Алё, — крайне сонным голосом буркнула я в трубку. Это моя обычная хитрость, коль кто-то из знакомых рвется в гости, то должен сразу передумать от такого. Ибо народ давно усвоил — внезапно разбуженная, я — не человек, а ведьма.

— Добрый день. Могу я услышать Потемкину Магдалину? — раздался официальный женский голос.

— Можете, — недобро покивала я головой. Потому как таким тоном со мной разговаривала только баба из ЖЕКа. Я три месяца уже ни за что им не платила, ни за свет, ни за воду, ну все мне как-то недосуг было, и взяла эта баба моду мне названивать, грозить. А что она мне может сделать?

В общем, только я раскрыла рот на 56 сантиметров, чтобы дать бабе бой, как в трубке послышалось:

— Вас беспокоят из издательства «Эра», меня зовут Вероника Николаевна Терехова. Я по поводу вашей рукописи.

— Моей рукописи? — тупо переспросила я.

Бо-оже…

Это сон и я сейчас проснусь.

Я про ту рукопись уже и забыла.

— Вы не получали мой мэйл? — спросила жэковская ба…, тьфу, эровская жен…, да не, наверно девушка, по голосу молодая.

— Не-а, — истово помотала я головой. — А чего там было?

«Ведешь себя как идиотка», — укорил меня внутренний голос.

«Отстань», — огрызнулась я. И так руки от волнения трясутся. Мне звонят по поводу моей рукописи!!! Из самого крутого издательства страны! С ума сойти!

— Я писала, что рукопись может быть принята, но требуются кое — какие доработки, — Вероника Николаевна слегка улыбалась в трубку. Наверное, привыкла уже, что свежепринятые авторы в этот момент обычно превращаются в идиотов.

— Да все что хотите! — поклялась я, — хоть заново перепишу!

— Думаю, этого не потребуется, — еще явственнее улыбнулась девушка. — А теперь об условиях. Если доработанная книга нам подойдет, то она выйдет через полгода. За месяц до ее выхода вам надо будет приехать к нам в Москву и подписать договор. Книга выйдет тиражом пять тысяч экземпляров и ваш гонорар составит четыре тысячи рублей. Устраивает вас это?

— Устраивает! — с готовностью отозвалась я.

«Сикока-сикока того гонорара???» — в крайнем изумлении завопил внутренний голос.

«Молчи, идиот! — рявкнула я. — Говори спасибо, что вообще издают!»

«Так ведь люди засмеют, — жалобно сказал он. — Скажут — написала хрень, за которую больше ста баксов в большом издательстве не дали!»

«А мы людям не скажем! — мрачно пообещала я ему. — Будем врать напропалую!»

«Будем», — скорбно вздохнул голос.

Голос Вероники Николаевны вывел меня из этого диалога.

— В таком случае, Магдалина, я отправлю вам на мэйл рекомендации по доработке. Постарайтесь не затягивать.

— Сделаю в два счета! — поклялась я.

На этом мы распрощались, а я в крайнем изумлении уселась на кресло.

Этой весной я влипла в крайне неприятную историю. Я, Мультик и некий Олег, который был за рулем, сбили парня на центральной улице нашего города. И Олег, гад, быстренько дал по газам и свалил, пока мы с Мульти от шока визжали как недорезанные. Так началась долгая и грустная история, ну да дело не в том. Дело в том, что на следующий день мы с Мульти решили узнать у Витьки Корабельникова, моего друга детства, а заодно и мента — что нам за это светит. А так как прямо сказать — мол, Витя, мы человека грохнули — язык не поворачивался, мы сказали, что якобы я решила стать писательницей, пишу детектив и надо обсудить сюжет. Витенька, здравый мент, повелся на эту лажу как первоклассник. Вернее, он не велся до тех пор, пока я не ляпнула, что в главной роли в моем детективе — он, Виктор Корабельников, гроза местного криминалитета. Все! После этого Витька уверовал полностью и безоговорочно. Причем настолько, что тут же раззвонил по всему УВД, что он теперь — звезда покруче Дукалиса будет. Какое-то время ему очень верили, а потом стали спрашивать — так где та книжка-то? Отчего она не продается? Я Витьку пожалела, иногда на меня находит такое. Как раз закончилась запутанная история со сбитым пешеходом, который через пару дней, к слову сказать, ко мне на прием здоровехонький явился. И села я за комп, открыла ворд, да не мудрствуя лукаво и описала все это. Три недели я не вставала из-за компа, кот ходил голодный и злой, мне потом жаловались на него соседки — он лупил окрестных собак, но книгу я написала. После этого я нашла по яндексу сайт издательства Эра, изучила его, и по мэйлу для новых авторов отправила свою клавопись.

Я — девушка разумная. Потому ложных надежд не питала. Ну какой из меня писатель? Одиннадцать классов образования, ни Литинститута имени Горького за плечами, не филфака МГУ. Посему я мудро про отправленный файл забыла, книжку распечатала на принтере и подарила по экземпляру всем страждущим в Витькином УВД. Как ни странно — это всех удовлетворило, а меня менты и вовсе зауважали выше крыши. Особенно Витька.

Самое смешное, что Дэн, прочитав книжку, сразу и безоговорочно сказал что ее издадут. Вот тогда у меня и закралась мысль — что он меня наверно и правда любит. Все-таки стать писателями — не каждому дано. Наверняка надо иметь такие связи, которые мне и не снились.

И вот те на — этот звонок…

— Баксю-юша, — позвала я дрыхнувшего на мониторе кота.

Он не отреагировал.

— Баксюша, ты ж у нас теперь кот писательницы! — я смотрела на него с какой-то затаенной гордостью. Котяра открыл глаз, смерил меня пренебрежительным взглядом и явственно хмыкнул. «Это ничем не хуже, чем быть котом ведьмы», — поняла я.

— Дэн! — закричала я. Надо срочно сообщить и ему, что он теперь — бойфренд писательницы!

— Я за сигаретами вышел, сейчас приду, — отозвался он снизу и входная дверь захлопнулась.

Вот черт!

Ну да подождем…

Все пятнадцать минут, что он отсутствовал, я тренировалась писать автографы. Вытащила листы из принтера и пыталась красиво вывести «Потемкина Магдалина Константиновна». Или просто расписаться.

Получалось коряво — я уже много лет все отстукиваю на клаве, ручками только подпись в банке на бумажках ставлю.

«С твоими гонорарами — не напрасно ль ты тренируешься?» — буркнул внутренний голос.

«Не в деньгах счастье», — отрезала я.

«В данном случае — это показатель твоего таланта», — заметил он и быстренько юркнул в дальнюю, узкую и очень глубокую норку.

Я вздохнула, опустила руку с занесенным тапочком и отодвинула испорченные листы.

Мерзавец всегда знает, как меня расстроить.

— Настоящий художник всегда нищ и бос! — твердо оставила я последнее слово за собой.

Таким образом, когда пришел Дэн, нищая и босая писательница спустилась с третьего уровня своей квартиры и просто и очень скучно ему сообщила:

— Звонили из издательства.

— И? — остро взглянул он на меня.

— Издают! — небрежно пожала я плечами.

— Ну я ж говорил!!! — закричал он и сграбастал меня в объятия. — Линка, какая ж ты молодец!!!

«С гонораром в четыре тысячи рублей, — ехидно отозвался внутренний голос. — Ай, маладца!!!»

— Гонорар — четыре тысячи… долларов, — судорожно брякнула я. — Ну, да это для начала, ты же понимаешь, что за первую книгу много не заплатят!

— Не в деньгах счастье! — легко согласился Дэн.

«О, знал бы он, наивный, страшную истину! — взвыл голос. — Да он бы тебя тут же бросил, бездарность!»

— Магдалин, — любимый серьезно взглянул на меня. — Это твой первый серьезный успех, и словами не передать, как я рад за тебя. Какие у тебя сейчас планы?

— А какие могут быть планы? — потрясла я головой. — Матери вот надо на даче помочь, а то запилит, машину загнать на техосмотр…

— Нет, — перебил он меня. — Ты чего? Это же такой шанс! Ты наконец-то хоть делом займешься, магию свою бросишь! Ты следующую книгу когда писать начнешь?

— Да я как-то и не думала об этом, — призналась я.

— Я хочу, чтобы ты была писательницей, — твердо сказал он. — Одна книга — это хорошо, но ее скоро забудут.

— Ты чего? — испугалась я, — я книги писать не умею. У меня первая-то случайно получилась!

— Попробуй, — мягко попросил Дэн. — Пожалуйста.

Я взглянула в его глаза и кивнула. Ну как я могла ему отказать в такой малости? Всего-то — стать писательницей.

Если кто-то думает что это несложно — возьмите и просто перепечатайте любую книгу, чисто механически повторите за писателем все буковки, вам даже не придется обдумывать сюжет и предложения. А потом, когда вы, поставив последнюю точку, вы утрете пот со лба — мы с вами поговорим о том, что писать — не мешки ворочать. Но любимый просит — и значит я должна это сделать. Я не могу его разочаровать.

«А если он попросит, чтобы ты стала звездой уровня Донцовой, или, не приведи Господи, Ролинг — что делать будешь?», — участливо спросил голос.

«Вешаться», — сцепив зубы, ответила я.

Ибо такое мне ни за какие деньги не купить.

Мои размышления прервал писк домофона, Дэн чмокнул меня в макушку и сказал:

— Я открою.

Вернулся он несколько озадаченным.

— Послушай, там твоя мать.

— О Боже!!! — застонала я. — Не мог сказать, что меня дома нет?

— По-моему, ее бы это не остановило, — виновато пожал он плечами.

— Господи, Сонька с женихом сейчас придут! — схватилась я за голову. — А тут маменька! Да она же все испортит!!! Жених от Соньки тут же сбежит!

— Я же от тебя не сбежал, — заметил Дэн. — Пусть это ему будет тест на прочность чувств.

— Да у меня к тому же и ничего не приготовлено!

— Не проблема! — горячо заверил он. — Магдалиночка, да не расстраивайся ты так, солнышко ты мое милое! Я сейчас все закажу в ресторане, а ты уж маменьку принимай, может быть, она уйдет и жених с ней не столкнется!

В дверь требовательно позвонили. Мать на пороге и недоумевает, почему ее не пускают. Я вздохнула, пододвинула к Дэну телефон и велела:

— Ой, только не говори матери, что у меня книжку издают, она меня запилит — книжка-то бесовская, не про Бога! И утки заказывай две, нас много.

— Конечно, — кивнул любимый. А я пошла сдаваться.

Мать была непривычно тиха, как-то мялась на пороге, и говорила вполголоса.

— Маняша, нам нужно поговорить.

— Разумеется, — я указала ей на диван в холле.

— Наедине, — нервно подчеркнула мать.

— Денису не до нас, — пожала я плечами.

Мать прислушалась к тому, как Дэн делает заказ в ресторане, и наконец решилась.

Села на диван, дождалась, пока я присяду рядом, и настороженно спросила:

— Тебе Капа ведь рассказывала, что я парня тут застала у себя в кухне?

— На кухонном столе, — уточнила я.

— Ах, да! — небрежно кивнула она.

— И он рычал, — я внимательно глядела на ее лицо.

— Да, да, — нетерпеливо подтвердила мать.

О, черт! А я-то надеялась, что тетя Капа пошутила!

— Так вот! — продолжила мать. — С тех пор каждый раз, как я возвращаюсь домой — у меня накурено. Но это еще не все!

Я выразительно посмотрела на нее.

— Вчера я вышла на пять минут к Капитолине, возвращаюсь — а на столе…

— Кухонном? — не выдержала я.

— Не перебивай! Да, на кухонном столе сидит парень…

— И рычит? — устало спросила я.

— Рожи корчит и на гитаре бренчит, — шепотом сказала мать.

— Бренчит??? Чего бренчит? — я недоуменно воззрилась на маменьку.

— «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед!», — поведала мне та со страдальческим видом.

— А-аа? — только и смогла протянуть я.

Мать меня поразила.

— А потом заржал мне прямо в лицо, я не выдержала и побежала к Капе.

— Потом вы с ней вернулись, а дома никого? — полуутвердительно вопросила я.

— Убежал! — расстроено кивнула мать. — В общем, ты как хочешь, а я к тебе пожить приехала. Домой не пойду. Боюсь. У меня ведь и до этого случаи были — то парень в фате на моей кровати сидит, то мужик с заячьими ушами на кухне борщ ест.

— Оооо, — только и смогла пискнуть я.

— Что, не пустишь? — горько усмехнулась она.

— Как это не пущу? — усердно закивала я головой. — Конечно пущу. Вон, давай на втором этаже, занимай одну из гостевых комнат.

— Выбери мне любую, — утомленно велела она. — За вещами потом съездим, а сейчас я хочу немного поспать. Перенервничала.

— Конечно — конечно! — я твердо взяла ее за свободное от рукава запястье и повела наверх. Пока шли, я пустила через наши соприкасающиеся руки в мать искорки Силы. Мне надо было понять — что это? Не козни ль это врагов? Заклинание может какое наложено?

Когда я ее довела до гостевой комнаты, я знала твердо одно — никакого магического вмешательства над маменькой совершено не было.

Но что же тогда с ней случилось, черт возьми???

Маменька немного повыкаблучивалась, потребовала сменить шелковое постельное белье на льняное и иностранные шампуни — мыло в прилегающей ванной на отечественную продукцию, и наконец угомонилась. Я посидела около ее кровати минут десять для страховки, но маменька сладко спала и опасности не представляла.

Тогда я пошла в кухню, по пути набирая номер Сонькиного мобильного.

— Алло! — прощебетала она.

Видно было, что у ребенка хорошее настроение.

— Сонь, если хочешь представить жениха — то бегом домой! — велела я. Уж проведем встречу, пока мать спит, от греха подальше.

— А что случилось? — посерьезнела девчонка.

— Да, долго рассказывать, — расстроено отмахнулась я. — Через сколько будете?

— Ну, мы недалеко в общем-то, — неуверенно протянула она. — Минут через пятнадцать, наверное.

— Жду! — коротко ответила я и нажала на кнопку отбоя.

К тому времени я добрела до кухни, села напротив любимого и сказала:

— Дэн, вот ты у меня парень умный. Скажи, что с маменькой делать?

— А что такое? — нахмурился он.

— Ну так смотри: ей постоянно кажется, что в ее отсутствие кто-то курит в ее квартире, а еще она постоянно застает у себя в доме парней. Они то бренчат на гитаре и ржут, то стоят на четвереньках на кухонном столе и рычат на нее, аки звери, то являются в свадебной фате, то она видит мужиков с заячьими ушами. Один раз обезьянка на люстре висела.

— Чего???

— Того, — вздохнула я. — У меня и у самой была такая же реакция.

— Бред какой-то, — нахмурился любимый. — Может, воры так ее внимание отвлекали? Залезли к ней домой, а тут хозяйка не вовремя вернулась, вот и решились на нестандартные ходы, дабы ее отвлечь.

— Думала я уже про это, — вздохнула я. — Во-первых — какой вор мою маменьку напугается? Да, она вредная, но ее раз стукнул — и все, дорога на свободу открыта. А во — вторых — у нее ничего не пропало. В-третьих — что, воры к ней каждый день стали б лазить?

— Магдалин, — осторожно сказал Дэн, — тебе не кажется, что ее надо показать эээ… специалистам?

Я нервно налила кофе, поболтала ложечкой и наконец кивнула:

— Кажется. Только как ее к этим специалистам заманить? Она же у меня свидетельница Иеговы, таблеток не пьет, по врачам не ходит. «Все в руках Божиих», как они говорят.

— Ну, давай выждем, — неуверенно сказал он. — Не в наручниках же ее в больницу вести.

— Ладно, — хмуро кивнула я. — Слушай, ты заказ-то сделал?

— Разумеется. Скоро уж привезти должны.

— И Соньке я с женихом позвонила, чтобы пришли поскорее. Может, успеем до того, как мать проснется?

И тут заверещал домофон.

— Заказ прибыл! — переглянулись мы с любимым. У Соньки и ключи есть, и охрана ее знает. Дэн пошел принимать разносчика и рассчитываться, а я задумчиво допивала кофе. Я не могла понять, что это с маменькой случилось. Как ни крути, а она здравая женщина.

«Может быть, ей просто внимания хочется?» — выдвинул версию внутренний голос.

«Может», — согласилась я.

И тут раздался дикий визг.

Отбросив чашку, я метнулась в холл и застала дикую картину. Молодой разносчик, прижимая к себе огромную сумку испуганно жался в угол, остановившимся взглядом смотря на матушку. А та, в едва наброшенном халате поверх ночной рубашки, неслась на него, словно выпушенное из пушки ядро.

И она визжала так, что ее наверняка видно было на другом конце города.

— Паску-уудник!!! — маменька добежала до несчастного парнишки и накинулась на него, молотя сухонькими кулачками.

Парень закрыл глаза, втянул тощую шею в плечи и молча закрывался от нее сумкой.

— Дэн! — закричала я. — Дэн!

А любимый и так не дремал. Он изо всех сил пытался оттащить мать от парнишки, да только той гнев явно придал сил.

— Не лезь под руку! — рявкнула она Дэну и ловко лягнула его ногой. Дэн отлетел в угол и там затих.

— Мать! — закричала я. — Что ты творишь? Бог что сказал? Ударят тебя по одной щеке — вторую подставь!

— Да-аа, — закричала она в ответ. — А сам так грешников в геену огненную сбрасывает! Так не печалься, Маняша, я ему просто помогаю в меру сил!

И мать дробно отстучала турецкий марш на несчастном разносчике. У того уже были совершенно малиновые уши, на лбу наливалась шишка, а под левым глазом — фингал.

Тут Дэн поднялся из своего угла, примерился и дернул мать за ноги. Та охнула и кулем свалилась на пол. Парень, очнувшись, тут же метнулся за дверь, бросив сумку.

— Догони его и рассчитай! — крикнула я Дэну, а сама вцепилась в маменьку.

А маменька кое — как встала, села на пуфик и неожиданно горько зарыдала.

— Мать, ты чего? — недоуменно вопросила я.

— Дочь, я тебе еще кое — чего не рассказала, — сквозь слезы сказала она. — Стыдно было.

— А что такое? — я присела рядом и обняла ее за плечи.

— Я ж сегодня чего к тебе подхватилась и побежала? — рыдая, начала она. — Я ведь, доча, поспать прилегла, ну, ты же знаешь что я днем пару часиков перехватываю. И вот только заснула, как чувствую — рядом кто-то есть. Я глаза открываю — а этот гад стоит около моего диванчика и смотрит так нехорошо.

Я сидела, ничего не понимая.

— Ну и начал мне он вещать, что он посланник Сатаны и я избрана быть жертвой, — продолжила мать. — Я уж не выдержала да закричала, а он окутался дымом и исчез.

— Как — исчез? — тупо спросила я.

— А вот так, — потерянно сказала она. — Как дым пошел — помню, а дальше — провал в памяти. Я как очнулась, так и поняла — бесы у меня в квартире. Бесы! Поднялась да к тебе побежала, дочка. Ты уж меня не гони, — и она снова разрыдалась.

— Мать, — я потрясла головой, пытаясь привести мысли в порядок. — А чего ты на этого парнишку-то налетела?

— Что значит зачем? — она вскинула на меня разгневанные глаза. — Так это же он и есть посланник Сатаны! Только у него были рога на голове. Сейчас нет. Спилил, наверно.

Я просто выпала в осадок.

Да парнишечка явно своей тени боится, весь какой-то трогательный, как воробушек, какой из него посланник такой важной шишки, как Сатана? И к тому же — странное совпадение, вот час назад он эээ… наносил визит матери, а вскоре несет ко мне заказ из ресторана.

— Мам, а как он к тебе попал? — задумчиво спросила я.

— Не знаю! — покачала она головой. — Наверно, замок отмычкой отпер. Ты же знаешь, какая сейчас молодежь пошла.

На пороге показался взмыленный Дэн.

— Насилу догнал, — негромко сказал он, тревожно косясь на мать. — Денег дал с лихвой, в суд подавать не будет. Но надо сумку отдать, говорит, ему за нее голову оторвут.

Мать потерянно смотрела, как любимый выгружает из сумки запаянные в фольгу лотки.

— Что, зятек, и ты скурвился? — наконец со странной усмешкой сказала она. — Преступникам пособляешь?

Дэн молча взял сумку и вышел. Я посмотрела на мать — и у меня от жалости аж сердце защемило. Она сидела на диване, и вся ее поза выражала усталость. От былого запала не осталось и следа. Сгорбившись и слегка покачиваясь, она тоскливо смотрела прямо перед собой.

— Мам, знаешь, давай-ка я тебе новопассита дам, — растерянно сказала я, поднимаясь. Я со-вер-шенн-но не понимала, что творится в этом мире.

По пути на кухню я услышала как мелодично звякнул прибывший лифт, я машинально обернулась и увидела через оставленную нараспашку дверь Соньку с каким-то парнем. Он мне с первого взгляда чисто по-человечески понравился. Среднего роста такой парень, стройный, темненький, в очках, а глаза за стеклами — умные и слегка насмешливые.

— А вот и мы, — радостно сказала Сонька и они, улыбаясь, шагнули на порог.

— Ах ты гад! — гневно воскликнула мать, в два прыжка пересекла холл и принялась мутузить парня.

Я аж потерялась.

«Ее собачка часом не кусала? — в шоке спросил внутренний голос».

Картина напоминала какой-то сюр. Моя мать, да, змея конечно еще та, но она учительница — и этим все сказано! — так вот, она остервенело избивала бедного парня. Запнула его в тот же угол, что и несчастного разносчика, и знай его охаживала расческой.

— Тетечка Олечка, ну не надо, не надо! — это Сонька стояла на пороге и громко, испуганно ревела.

— Я тебе покажу — не надо! — злобно рычала мать, удваивая усилия.

У парня вид был скорее потрясенный, чем испуганный, он ловко блокировал материны удары руками и ногами, и пытался вести с ней переговоры.

— Женщина, что с вами? — вопрошал он. — Я Соньку еще пальцем даже не тронул, не беспокойтесь!

Мать взревела и ткнула ему кулаком в печень.

Он охнул и признался:

— Ладно, каюсь, я ее целовал.

— Гаденыш! — закричала мать.

— Но у меня самые честные намерения! — возразил парень.

— Да я таких честных как ты! — мать схватила забытую Серегой в углу балалайку и замахнулась.

— Я женюсь, женюсь на ней, не на-ада! — только и успел прокричать парень, как балалайка соприкоснулась с его головой и отчего-то брызнула во все стороны щепочками.

Мать гневно попинала его разом осевшее тело и запальчиво сказала:

— Ну вот, одним маньяком меньше. Зови милицию, доча.

— Он не маньяк, — рыдала Сонька от порога. — Он меня только поцеловал разик!

— Разик? — тупо спросила я.

— Ну ладно, несколько разиков, — рыдала девчонка, — так что его теперь, убивать за это?

На пороге появился Дэн.

— О, София! — улыбнулся он. — А где жених?

— Вот, — кивнула я в угол и севшим голосом спросила: — Мать, скажи, а этого ты за что избила?

— Это тот, который рычал на кухонном столе! — победно сказала мать и хорошенько пнула поверженного врага. Тот застонал и попытался приподнять голову.

— Лежать, аспид! — рявкнула она и для убедительности стукнула ему по темечку грифом балалайки.

Парень снова обмяк.

Мы с Дэном переглядывались примерно минуту. Совещались. Наконец, безмолвно договорившись, принялись действовать.

— Маменька, — защебетала я. — Да что ты около этого парня сидишь, пошли-ка в кухню, там утка с апельсиньями, хочешь?

— Да никуда я не пойду, что мне твоя утка? — раздраженно ответила мать. — Зови милицию, маньяка сдавать будем!

— Мам, — всплеснула я руками. — Ну ты что, это же совершенно неженское дело! Пошли в кухню, а с маньяком разберется Дэн. У нас ведь теперь в доме мужчина есть!

Мать посмотрела на Дэна, и взгляд ее оттаял.

— Хорошо, доча, — кивнула она наконец. — Пошли. А вы, Денис Евгеньевич, уж проследите, чтобы маньяка наказали как следует!

— Разумеется, леди, — учтиво заверил ее Денис. — Сделаю все в лучшем виде.

Мать строевым шагом прошла на кухню, уселась на табуретку и, схватив веер, принялась яростно обмахиваться.

— Да что ж это такое! — злобно приговаривала она при этом. — Дома от них никакого покоя, вот, к родной дочери переехала — и тут они!

— Ты не ошиблась? — тревожно на нее косясь, спросила я.

— Да слава Богу, склерозом не страдаю! — отрезала мать. — Ох, да за какие же грехи мне Господь такое испытание послал? Ой, доча, накапай валерьянки! А то ведь до того разнервничалась, что на людей руку подняла. Не надо наверно было делать, да ведь себя не помнила от злости, как их увидела. Довели!

Я тем временем налила матери жасминовый чай из кувшинчика, тайно кинула в него клофелинку и открыто — капнула валерьянки.

— Горячий чай в жару, — скривилась она при виде чашки около себя, удваивая скорость движений веером.

— Нет-нет, это зеленый чай, из холодильника, — уверила я ее.

— Ладно, — она поджала губы и двумя пальчиками взялась за ручку чашки.

Я же тем временем держала ушки на макушке и слышала, как Дэн, тяжело ступая, направился по лестнице вверх. Видимо, тащил жениха наверх на собственных плечах. Ступеньки под ним скрипели, Сонька явно плелась сзади и что-то лихорадочно шептала.

А мать тем временем допила свой чай, перевернула чашку на блюдце кверху донышком, и с чувством сказала:

— Дочь, вот скажи — куда ж мне теперь деваться? Из дому от них сбежала, а они тут же у тебя появились! Они меня преследуют!

Я тяжко вздохнула.

— Мам, может быть, тебе показалось? — осторожненько спросила я.

— Чего? — недоуменно посмотрела она на меня. — Хочешь сказать, я из ума выжила на старости лет???

— Ну что ты! — малодушно отступила я. — И в мыслях не было!

— Впрочем, — задумчиво сказала маменька, — двое из всех визитеров в мою квартиру — уже объявились. Конечно, хотелось бы надеяться, что до завтра объявится остальные — и все, программа окончена. Но что-то мне подсказывает, что это не прекратится…

«Угум-с, шиза так просто не проходит, ее лечить надо», — согласился внутренний голос.

— Мам, еще чай налить? — подняла я на нее глаза.

— Да нет, — как-то устало вздохнула она. — Я, Маняша, лучше пойду посплю, переволновалась видимо, глаза совсем слипаются.

Я покорно кивнула, отвела мать в ее комнату и сидела около кровати, пока из-под одеяла явственно не послышалось похрапывание. После чего вздохнула и пошла искать народ.

Народ нашелся в моей спальне.

Дэн нервно мерил ее шагами, жених лежал на кровати, и Сонька, закусив губу, протирала влажной салфеткой его лицо.

— Привет, я Магдалина, — сходу представилась я жениху. — Как самочувствие, орел?

— Нормально, — бесстрастно вымолвил он после секундной паузы.

Я присела на угол столика, что стоял около кровати, и сказала:

— Слушай, ты извини, что так вышло. Родителей не выбирают, сам должен понимать.

— Я понимаю, — так же сухо ответил парень.

— Ну, раз понимаешь, то может быть, пойдем в кухню, помолвку отметим? — подняла я бровь. — Замнем, так сказать, инцидент.

Парень помолчал, после чего взглянул на меня и попросил:

— Магдалина, вы не могли бы нас с Сонечкой оставить на несколько минут наедине?

— Да конечно, мы вас ждем на кухне, — кивнула я, и мы с Дэном отчалили.

— Неудобно-то как получилось, — вздыхал он по пути.

— Да и не говори, — уныло вторила я. — Ну вот объясни ты мне, дуре, что нашло на матушку, а?

— Лечить твою мать надо, ты уж извини, — жестко сказал он.

Тем временем мы дошли до кухни, я уселась на подоконник и принялась дрыгать ногами.

— Понимаешь, мне не верится в такое поведение матери, — призналась я. — Я пытаюсь найти этому разумное объяснение.

— Ты это жениху объясни, — покивал Дэн.

— Мда, — раздумчиво протянула я.

На лестнице послышались шаги, и вскоре мы увидели Данила.

— Присаживайтесь, — подскочила я и принялась сервировать стол.

— Ничего не надо, — холодно сказал парень и взглянул на меня. — Соня ушла умываться. Я так понимаю, вы ее ближайшая родственница?

— Правильно понимаете, — я была не на шутку обескуражена его тоном. Не, ну я понимаю, что он обижен на мать, но нельзя ж так долго дуться! К тому же я за мать извинилась!

— Тогда я с вами и буду говорить, — слегка склонил он голову. — Дело в том, что я сюда шел, чтобы сказать, что мы с Соней решили пожениться. Сегодня я сделал ей предложение.

— Ой, поздравляю, — расцвела я. — Очень, очень за вас рада.

— Присоединяюсь, — Дэн внимательно взглянул на Данилу и заверил: — Мы за Софию всей душой переживаем, так что тебе действительно рады.

— Минутку, — поморщился парень. — Оставьте на время восторги. Дело в том, что данный момент мои намерения претерпели значительные изменения.

— То есть? — очень спокойно спросил Дэн, как-то задумчиво его рассматривая.

— То и есть, — так же спокойно ответил Данила. — Шизофрения, которой больна ваша мать — передается по наследству. Откуда у меня гарантии, что Соня через пару лет не съедет с катушек?

— Позвольте, моя мать вовсе не шизофреничка! — возмутилась я. Парни оба внимательно на меня посмотрели, словно спрашивая — я еще сомневаюсь?

— А какие могут быть гарантии, что через пару лет София, не дай боже, не станет беспомощным инвалидом? — прищурившись, спросил Дэн. — Ты ее тогда бросишь? Знаешь, что я тебе скажу — семья — она на то и семья, чтобы и радости, и беды с любимым человеком делить пополам. Коль такова твоя любовь к Софии — так скатертью дорога.

— Ты сам-то, я так понимаю, собираешься создавать семью с Магдалиной, так? — спросил его Данила, оставив мою реплику без ответа.

— Безусловно, — коротко ответил Дэн.

— Тогда скажи — каково вам будет, если ее минует эта болезнь, а дети родятся шизофрениками?

Мы с Дэном в изумлении уставились друг на друга.

И я увидела в его зрачках малыша, с его медальным профилем и моими глазами. Услышала его первый крик и первое слово.

Видела нашу радость и нежность к нему, и нашу боль, когда он оказался неполноценным. Сумасшедшим.

— Мы этих детей будем любить, — медленно сказал Дэн, а я сморгнула с ресниц слезу и устало сказала:

— Я тебя поняла, Данила. Поняла. Приятно было познакомиться.

— Погодите, Магдалина, — так же холодно сказал Данила. — Я люблю Соню и не хочу от нее отказываться.

— Ну а как же сумасшедшие дети? — язвительно спросил Дэн.

Данила внимательно взглянул на него и спросил:

— Будем пикироваться или беседовать?

— Ок, — склонил голову любимый. — Говори.

— Я бы хотел, чтобы ваша мать прошла обследование у психиатров, или генетиков, ну, не знаю я этих тонкостей, как-то не приходилось сталкиваться с этим, — вздохнул парень. — В общем, пусть специалисты скажут, не отразится ли ее недуг на следующих поколениях. Поймите меня правильно.

— Я согласна, — решительно сказала я. — Дэн, у тебя есть знакомый психиатр или генетик?

— Только стоматолог, — развел он руками.

— В принципе, у меня есть знакомый психиатр, но знакомство очень шапочное, сразу говорю, — уронил Данила. — Однако впечатление он на меня крайне хорошее произвел.

— Ммм, отзывы пациентов о нем слышал? — с сомнением произнес Дэн.

— Нет, мы ему с другом ремонт в квартире делали, крайне серьезный мужик, — спокойно ответил Данил.

— Ремонт? — непонимающе посмотрела я на него.

— Да, мы с другом зарабатываем евроремонтом, — так же спокойно ответил он. — Платят очень хорошо, на жену хватит. Ну так что, звонить этому психиатру?

— Звони! — кивнула я и протянула ему телефон.

— Не надо, — жестко сказал Дэн. — Если любит Софию, то и без психиатров ее замуж возьмет.

«Ну, не все же приворожены, как ты», — ехидно сказал внутренний голос. А я вздохнула и ответила Дэну:

— Все равно мать явно нуждается в медицинской помощи, верно?

Дэн подумал и нехотя кивнул:

— Ладно.

А Данила тем временем порылся в записной книжке, натыкал номер и заговорил:

— Борис Карлович? Это Данила, мы у вас ремонт делали. Да, все в порядке. Спасибо. Борис Карлович, я к вам по делу, ничего? Да нет, у знакомых с родственницей проблемы, не посмотрите ее? Да. Ну, я таких подробностей не знаю, если честно, потом уж родственники все объяснят. Да. Да, — тут он прикрыл трубку рукой и взглянул на меня: — Завтра, в одиннадцать утра у него окно. Устраивает?

— Ну, я даже и не знаю, — засомневалась я. Вдруг не сможем мать уговорить к тому времени?

Парень возмущенно посмотрел на меня и сказал:

— Послушайте, на другое время у него по записи пациенты! Или в одиннадцать, или никак.

— Хорошо, — вздохнула я.

Парень отнял ладонь от трубки и ответил:

— Да, Борис Карлович, время устраивает. Фамилия пациентки? Сейчас, — он вопросительно посмотрел на меня.

— Потемкина, — быстро подсказала я. — Потемкина Ольга Алексеевна.

Данила послушно повторил за мной материно имя, поблагодарил врача и нажал на отбой.

— Ну все, завтра в одиннадцать в «Виртус», частную клинику, врач Крамской Борис Карлович, вам назначено.

— Спасибо, — кисло поблагодарила я.

— Могу я надеяться, что вы Соне ничего не скажете? — сухо спросил он.

— А отчего бы ни сказать? — так же сухо поинтересовалась я. — Должна ж она знать, за кого замуж выходит.

— Я не уверен, что она правильно поймет, — поморщился Данил.

— Я и то, видимо, все неправильно понял, — заметил Дэн. — Не понять мне такой безумной любви, ты уж извини.

— Я на ней жениться собираюсь, какие еще доказательства моих чувств нужны?

Дэн внимательно посмотрел на него, после чего медленно сказал:

— Послушай, мать мы завтра проверим. Но просто так мы теперь тебе Софию не отдадим. Если любишь ее — тебе это придется доказать.

— Я все понял, — скучным тоном сказал Данил. — Я могу идти?

— Разумеется, — пожал плечами Дэн.

Пока он молча обувался, я стояла над ним и горячо лепетала оправдания. Мне правда было до жути неудобно, что мать так с ним обошлась. И то понятно, чего он так разобиделся, вы б тоже обиделись, коль вас с порога балалайкой отходили.

— Да ладно, я ж не зверь, все понимаю, — Данил наконец поднял на меня глаза и взялся за ручку двери. — С кем не бывает, но мать все же проверьте, ладно?

— Хорошо — хорошо! — горячо заверила я его, обрадованная некой теплоте в голосе. — А вы завтра заходите, все и узнаете.

— Да мне Сонька скажет, — хмыкнул парень. — Всего доброго, рад был познакомиться.

— Пока, — кивнул Дэн.

Я вздохнула и тоже покивала. А что мне еще оставалось делать?

Только за женихом закрылась дверь, как я рысцой ринулась искать сестричку. Та нашлась в ванной.

— Ты чего тут делаешь? — нервно спросила я. — Чего к народу не идешь?

Сонька подняла на меня несчастные зареванные глаза и сказала:

— А где Данилушка?

— Ушел твой Данилушка, — отмахнулась я. — Пошли в кух…

Сонька на полуслове опустила лицо в уже порядком подмоченное полотенце и горько, навзрыд, зарыдала.

— Господи, — тяжко вздохнула я и присела рядом. — Ну что такое с тобой, а?

Сонька поревела еще пару минут, после чего приподняла лицо и глухо спросила:

— Он на мне не женится теперь, да?

— Да как это не женится? — воскликнула я. — Конечно женится.

Сонька взглянула на меня красными глазами:

— Ты меня за дуру держишь, да?

Я на минуту смутилась, после чего взяла себя в руки и твердо сказала:

— Ну, коль ты у нас больно умная, то мигом умывайся холодной водой, и поговорим.

— О чем? — глухо вопросила она.

— О женишке твоем! — я выразительно посмотрела на нее.

— Ну говори, — буркнула Сонька. — Потом умоюсь.

— Ты чего, сильно за него замуж-то хочешь?

— Сильно, — несчастно кивнула она и приготовилась зареветь.

— Не реветь! — железным тоном молвила я. — Аль забыла, кем я работаю? Водичкой обпою, на ветер отчитаю — и твой он будет навек, и на родственников не посмотрит!

— Значит, он все же отказался жениться, — мигом смекнула Сонька и все — таки зарыдала.

— Господи! — закатила я глаза. — Да говорю ж я тебе, дуре — я его к тебе так приворожу, что все на свете твой Данила позабудет!

— А мне не надо с приворотом, — тихо, но упрямо сказала она. — Мне надо чтобы по — настоящему.

— Ну по-настоящему так по настоящему, — вздохнула я. — Он ведь тебе уже сделал предложение без приворотов, так чего ревешь?

— Он передумал, видно ведь!

— Совсем нет, — твердо сказала я. — В кухне мы поговорили с ним, он понял, что мать у меня не подарок, даже знакомому врачу позвонил, записал ее на прием!

— Правда, что ли? — недоверчиво спросила она.

— Клянусь! — веско уронила я.

— Надо же, — покачала она головой. — А в спальне твоей, когда вы ушли, он на меня так посмотрел, что я сразу реветь убежала. А он за мной не пошел!

— Парни — они вообще сложные создания, — глубокомысленно заметила я.

— Да я уж вижу, — вздохнула она.

— Тогда реветь прекращай, я поеду сейчас на семинар, а ты чего делать будешь?

— Позанимаюсь матанализом, — пожала она плечами. — Математичка у нас — старая коммунистка, к каждой точке придирается.

— Ну вот и ладненько! За матерью присматривай, — обрадовалась я и пошла к двери.

— Погоди! — вскричала Сонька.

— Ну! — обернулась я.

— А чего Данила сказал про меня? — застенчиво спросила она.

Я почесала в затылке и припомнила:

— А! Детей он с тобой заводить собрался!

— Ой! — изумленно прикрыла она ладошкой рот и глаза ее засияли.

— Серьезный парень, — кивнула я и пошла к себе в спальню. На мониторе как обычно плавали рыбки. От нажатия на ESC скринсейвер пропал, я покопалась, нашла файл с оборотной магией и вывела десять копий на печать. Надеюсь, больше ведьм не придет и всем хватит.

Листы я сложила в папку, схватила ключи от машины и пошла вниз, по пути расплетая косу и расчесывая волосы.

— Дэн! — закричала я у порога.

Он высунулся из кухни и внимательно на меня посмотрел.

— Классно тебе с распущенными волосами, — заметил он.

— Да я просто косу переплетаю, — засмущалась я.

— Не вздумай! — решительно сказал он.

— Ну как «не вздумай»? — улыбнулась я. — Я на семинар поехала, буду к вечеру.

— Я тебя отвезу! — вызвался он.

— А обратно?

— Обратно я тебя тоже подхвачу, позвонишь на сотовый, и я тут же буду! — пообещал он.

Я посмотрела на него и как обычно уступила:

— Хорошо!

Мы взялись за ручки и пошли в гараж.

«Съешь лимон, помогает от таких идиотских улыбок», — мрачно буркнул голос.

«Сам его ешь!» — счастливо отозвалась я.

«А чего я? Это ты у нас рохля, во всем ему уступаешь, он из тебя веревки вьет!»

«Ну и пусть!»

«Дура!»

«Сам такой!»

«Обзывайся, — мрачно предрек голос. — Вот когда он тебя бросит, тогда попомнишь!»

«И с чего бы ему меня бросать?» — удивилась я.

«Так ведь — чем меньше мы мужчину любим, тем больше нравимся ему!»

Я задумалась. Может, он не так уж неправ?

Любимый наклонился, чмокнул меня в щечку и я тут же про все забыла.

«Дура!» — горько сказал на прощание голос.

По пути мы с Дэном болтали о всяких пустяках и украдкой целовались, когда машина притормаживала на светофорах.

За пару кварталов от дома Прасковьи, где мы сегодня собирались, я одумалась. У Прасковьи же дочь незамужняя, а сама она — спец по приворотам! Не-ет, выйду-ка я лучше подальше, пройдусь пешочком от греха подальше, ибо показывать сейчас Дэна озабоченной поисками жениха мамаше — все равно что помахать перед носом голодной собачки шматом парной свининки, которую собачка тут же сожрет и не подавится, а ты останешься без оной, да еще и покусанной.

— На остановке меня высади, — попросила я.

— Да нет уж, довезу! — воспротивился любимый.

— Не, мне надо еще в магазин зайти, того — сего подкупить, да и пройтись хочу, целыми днями дома сижу! — нежно улыбнулась я ему.

Он притормозил, я открыла уже дверь и помахала любимому:

— Пока, через пару часов позвоню.

— А поцеловать на прощание? — укоряюще сказал он и полез целоваться.

Ух! Целовал он меня, словно в последний раз. И все б хорошо, но тут позади меня раздался скрипучий голос:

— Марья, ты ль это?

Я аж вздрогнула. Резко оторвавшись от Дэна, я обернулась и наткнулась на чопорно — возмущенный взгляд Святоши, ведьмы из наших.

— Блудодействуем? — визгливо осведомилась она.

— Не, что вы, — почему-то тут же открестилась я, жутко покраснев.

— Ты нас не познакомишь, Магдалина? — ухмыляясь, спросил Дэн.

«Ну щаз!» — мрачно подумала я. У Святоши тоже дочка незамужняя, разведенка с двумя детьми. И привороты Святоша тоже делает не в пример мне крепче.

— Созвонимся! — буркнула я и не оглядываясь вылезла из машины.

— Это кто? — осуждающе взглянула на меня Святоша из-под черного платка, повязанного под самые брови.

— Да, так, — неопределенно махнула я рукой.

— О горе, горе Вавилону, — страдальчески воскликнул басовитый голос сбоку. Я покосилась и увидела попа. Самого натурального.

— А это кто? — в свою очередь вопросила я Святошу.

— Диакон Филарет, — со значением сказала она.

Я оглядела того диакона с ног до головы и осмотром осталась недовольна. Наверное, потому, что мне не нравятся тощие мужчинки с козлиной бородкой и выцветшими глазами. Одет он был в черную рясу и смешную шапочку.

— Магдалина, — представилась я ему.

— И имя у тебя, как у библейской блудницы, — покачал он головой.

— Вы уж простите, но Мария Магдалина была к самому Христу приближена, так что не думаю, что мне надо этого имени стыдиться, — хмыкнула я.

— Но позвольте, это не умаляет того факта, что она спала с мужчинами, брала с них деньги, — возмущенно завопил батюшка.

— Я денег с мужчин за секс точно не беру, — заверила я его и обратилась к Святоше: — Лора, ты вообще как тут оказалась? На семинар никак идешь?

— На автобусе приехали с батюшкой Филаретом, спешим на этот ваш… семинар, — поджав губы, ответила та. — Выходим — а тут такое безобразие!

— Ясно! — покивала я. — Ну, я пошла, мне еще подготовиться надо к выступлению, так что уж извини, вперед вас побегу.

И не дожидаясь ответа, повернулась и быстрым шагом припустила от них.

По пути я мрачно размышляла, отчего общение с Лорой, самой светлой из нас, белых ведьм, вечно оставляет неприятный осадок. Ведь Лора — истинно верующий человек, этого у нее не отнимешь. Она очень скромно живет, практически все деньги отдает на церкви и монастыри, никогда не пропускает обедни. В объемистой хозяйственной сумке она всегда держит несколько православных книг, и каждую свободную минутку она их читает. Правда, если в это время около нее есть кто-то посторонний, то ему тоже приходится читать, вернее — слушать чтение. И вроде бы да, Лора Божий человек, за что ей надо оказать почет и уважение, но отчего она у меня вызывает лишь глухое раздражение?

Прасковья сидела на кухне, рядом пили чай из кружек в синий горох почти все наши ведьмы.

— Приветствую вас, сестры, — несколько удивленно сказала я с порога.

— Приветствуем и тебя, Мария, — разноголосо отозвались они.

— Заходи, Марьюшка, я вон пирожков нажарила, — добродушно пригласила меня к столу хозяйка.

Я присела, тут же получила полную чашку душистого чайку и поинтересовалась:

— А вы чего это так рано? Я думала, еще никого и нет.

— Так а в лес за Колосовку ходили по травы, — охотно поведала Ирина, — кивнув на корзины в углу. — Тебя ждали, да ты так и не пришла! А ведь договаривались!

И верно — ведь в прошлые выходные был разговор сегодня сходить в лес, лекарственных травок добыть! Ох, как плохо-то, что я забыла! Трав все равно надо набрать, и срочно, лето уж кончается…

— Ну вот, — расстроено произнесла я. — Теперь придется мне одной идти за травами. Ну как я могла забыть!

— Да не переживай! — пожевала губами Пелагея, самая старая из нас. — Лора тоже с нами не ходила, вот вместе с ней и сходите.

— Спасибо, — скептически хмыкнула я. — Я уж тогда как-нибудь одна!

Входная дверь хлопнула, и мы из кухни увидели две черные фигуры в прихожей.

— Кто это? — прошепелявила Пелагеюшка.

— Свят — свят, она чего, рехнулась, попа сюда притащить, — в изумлении пробормотала я.

Дело в том, что хоть наша волшба и творится именем Христа, а печать ставится именем Пресвятой Троицы, ортодоксальная церковь твердо считает нас бесовками и грешницами.

— Приветствую вас, сестры, — проскрипела с порога Лора.

— Приветствуем, — недоуменно отозвались ведьмы, во все глаза глядя на батюшку.

Лора с попом как ни в чем ни бывало прошли на кухню, сели и Святоша удовлетворенно объявила:

— Вот, привела я батюшку Филарета, что б посмотрел он, чем вы тут занимаетесь.

Ведьмы в ошеломленном молчании смотрели на нее.

— Лор, прости, ты сегодня пила? — скучным голосом осведомилась я.

— Чего??? — воззрилась она на меня.

— Ну тогда объясни, с каких это пор церковь нас инспектирует?

И мы с ведьмами выжидающе на нее уставились.

— Все мы под Богом ходим, да только вы в грехах погрязли, про Бога забыли, молитв не творите, и черти у вас на подхвате! Вот ужо я диакона Филарета привела, пусть он вас усовестит. Он — человек святой…

— Ага, а мы тут все — грешницы, — понятливо покивала я головой. — Так чего ж ты сама-то, святая женщина, к нам ходишь?

— На путь истинный вас наставить пытаюсь! — благочестиво отозвалась она.

— Лора, ты чепуху мелешь, уж прости меня, — возмутилась Ольга из Южного микрорайона. — Во-первых — Марья права, и церкви мы не подчиняемся, во — вторых, ты чего, скандала хочешь, что его привела?

— Готов принять мученичество за веру, — немедленно возвестил поп.

— Чего — чего, милок, ты глаголешь? — подслеповато прищурилась на него Пелагея.

— Говорит, что думает, что мы его бить будем, — хмыкнула Прасковья.

— От вас, грешниц, всего ожидать можно, — обвиняюще сказала Лора.

— Что-то я себя грешницей не сильно ощущаю, — развела я руками.

— Совсем ты, Лора, рехнулась, — высказалась Галина, до сего молчавшая.

— Вот вы как? — уперла Лора рук в боки. — Значит, все на одну, да?

— Вот, я посылаю вас как овец среди волков, — нараспев протянул батюшка.

— Волки — это мы, — скорбно заметила я и мы все уставились на мрачных овечек.

— Господь сказал: «Ворожею в живых не оставляй!», — снова пророкотал поп.

На кухне повисло недоброе молчание. Батюшка поерзал на своем стуле под нашими взглядами, видать, понял, что не то ляпнул, но извиняться посчитал недостойным.

— Чего — чего вы сказали? — наконец ласково осведомилась я.

— Да ладно вам языками молоть, — оборвала меня Лора, — давай, проводи свой семинар, а мы с батюшкой послушаем, потом доложим куда надо.

— Лора, ты бы шла домой, голуба, — снова подала голос Пелагея.

— И дружка своего прихвати, — кивнула Ирина.

— Вы чего, меня выгоняете? — не поверила Святоша.

— Типа того, — подтвердила я. — Мы ж грешницы, а чего вам, святым людям тут делать?

— Никуда я не пойду! — сурово заявила Лора. — Что, драться будете? Взашей вытолкаете, да???

И они с батюшкой синхронно вздернули подбородки, выражая полную готовность пострадать за веру.

Мы переглянулись, и Прасковья пожала плечами:

— Сидите, коль сестры не против. Только уж не серчайте, коль потом вас за поганый язык сестры проклянут.

— Мы ж грешницы, нам это ничего не стоит, — ласково прошамкала Пелагея, хитро глядя на овечек из-под тяжелых век.

— Да я… — начала Лора.

— Пройдемте в зал, — намеренно перебила ее Прасковья и ведьмы дружно, с шумом поднялись.

Вообще, мы не злые. Большинство ведьм — простые бабы, толстые и добродушные, уже в летах, но вот сегодня Лора основательно всех взбесила. Ну надо же додуматься — батюшку привести к нам на семинар, чтобы он нас проинспектировал, все ли верно и по слову Божьему мы делаем? С каких пор мы церкви отчитываться стали, а?

Ведьмы расселись, я раздала листы по кругу, намеренно обойдя Лору (не к лицу ей бесовскую оборотническую магию знать!) и принялась вещать, одним глазом заглядывая в текст. Хорошо еще, что у меня память хорошая, и я смогла запомнить с одного раза основные моменты, а то бы пришлось бекать — мекать. Батюшка все это время возмущенно бормотал в углу и хватался попеременно за голову и нагрудное распятие. Ведьмы на него профилактически недобро посматривали и он ненадолго притихал, истово крестясь.

Я тем временем покончила с вводной теоретической частью и принялась за практику:

— Итак! Чтобы превратиться в волка, следует найти в лесу осиновый пень, воткнуть в него двенадцать ножей, и перекинуться через них слева направо. Чтобы вновь стать человеком, надо перекинуться через ножи справа налево. Если исчезнет хоть один из этих ножей, обратная трансформация невозможна. По этому пункту все ясно?

Ведьмы помолчали, после чего Галина деловито сказала:

— Ну ясно, а заклинание-то какое говорить?

— А никакое, — пожала я плечами. — Трансформация происходит тут совсем не за счет вербальной магии, я же говорила уже ранее…

— Чего-то, доча, вроде и по-русски глаголешь, а не словечка не пойму, — прошепелявила Пелагеюшка. — Ты мне лучше скажи — перекинуться через ножи — это как?

— Хм… — задумчиво протянула я. — А ведь и правда вопрос интересный. В моем представлении это что-то типа сальто, признаться.

— И в моем, — подала голос Ирина. — Только ведь мы так не сможем. Это же циркачом надо быть, чтобы такое смочь сделать.

— И правда, — подала голос Ольга, — с трудом верится, что знахарки как заправские циркачки сальто над пнем делали.

— Девушки, ну я не знаю, — развела я руками. — Я за что купила — за то и продаю. Написано — перекинуться надо через пень. Перекинуться, понимаете? Может быть, потому и оборотническая магия так мало применяется?

Ведьмы помолчали, после чего Прасковья с сожалением проскрипела:

— Права девка.

— Но ведь заманчиво, — грустно вздохнула Ирина.

— Ну так учись над пнем ласточкой порхать, — посоветовала ей Ольга и мы засмеялись.

За этими разговорами мы как-то выпустили из виду батюшку. А он спокойненько встал, пробормотал молитву, достал полуторалитровую пластиковую бутыль откуда-то из рясы и принялся вдохновенно поливать водой направо и налево.

— Мой макияж! — растерянно закричала я. Недавно я, измученная ежевечерним обдиранием туши от ресниц купила ланкомовскую тушь, что отлично держится, но легко снимается водой. И вот теперь-то и наступил звездный час моей покупки — черные потоки с ресниц устремились по лицу, залили мне глаза…

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! — нараспев читал батюшка.

— Ой! Это что такое?

— Он с ума сошел?

— Да перестаньте вы, вы чего?

— Бабоньки, да что вы смотрите, угомоните его.

— И да очиститесь вы святой водой от скверны!

И вдруг все стихло.

Мокрые ведьмы растерянно оглядывались, а Пелагеюшка хитро щурила подслеповатые глазки, встряхивая ладошки, с которых не так давно сорвались зерна фриза. А батюшка Филарет застыл в своем углу, одной рукой взявшись за крест, а другой вытянув бутыль. Борода его покрылась инеем, и лишь глаза жили на этом скованном льдом лице, они беспокойно смотрели на нас, еще не в силах осознать, что же такое случилось.

— Мученик! — скорбно возвестила Лора. — Посмотрите, вот истинный Божий муж, за веру пострадал, не убоялся гнева грешниц.

— Цирк кончай, — железным тоном молвила я. — В общем, вы как хотите, а я ставлю вопрос об отлучении Лоры.

— Чего? — изумленно уставилась она на меня. — А с чего это меня отлучать? Я в монастырях по полгода живу, не грешу, живу по слову Божию! Это уж тебя тогда надо отлучать! Сестры, я сама видела, как она сейчас с парнем целовалась в машине!

— Симпатичный парень-то? — тут же заинтересовалась Ирина.

— Ну наконец-то ожила девка, — прошамкала Пелагеюшка. — А то думала, она так по Димке всю жизнь и будет убиваться.

— Если привороты нужны — всегда помогу, — с готовностью вставила Прасковья.

— Да погодите вы! — вскричала Лора. — Вы что, не слышите, ОНА ЦЕЛОВАЛАСЬ С ПАРНЕМ!!!

— А что, он был слишком страшный? — непонимающе воззрилась на нее Ольга.

— Да не в том дело! — возмущенно кричала Святоша. — Там факт! Грех! Блудодейство.

— Лора, — ледяным голосом произнесла я. — Понимаешь, в чем твоя проблема? Ты вечно судишь людей. Ты всюду суешь свой нос. Какое тебе дело до того, с кем я целуюсь, а???

— Так грех! — железно молвила она.

— Да в конце концов, где в Библии сказано, что целоваться с парнем — грех??? — вконец выведенная из себя, закричала я. — Нигде!!! Нет там ни одной строчки, запрещающего это!

— Ну так вы наверняка не только поцелуями обходитесь, — слегка присмирев, откликнулась Лора.

— Это мое личное дело, чем я обхожусь, а чем не обхожусь, — раздельно сказала я. — За все, в чем я грешна — я перед Богом отвечу. Кто ты такая, Лора, чтобы я перед тобой отчет держала? Кто? Не кажется ль тебе, что ты взяла на себя роль Бога, роль Судии?

— Грешников надо обличать! — упрямо сказала Лора.

— Лора, а ты слышала, что Господь сказал: «Не судите, и не судимы будете»? — осведомилась Галина, глядя на Лору с непонятной жалостью.

— Достала ты меня, — устало сказала я. — Достала. Сестры, так как насчет отлучения?

— Я за, — твердо сказала Ольга. — Надо ж додуматься — батюшку с инспекцией привести.

— А что, бесовка, святой воды да креста напугалась? — удовлетворенно спросила Святоша.

— Ну коль мы тут все бесовки, так и правда тебе тут делать нечего, — рассудительно заметила Прасковья.

— Дело глаголешь, — прошамкала Пелагеюшка. — Отлучить конечно не отлучим, но ты, Лорка, нам на глаза теперича не показывайся.

— Да ну вас всех! — в сердцах крикнула Лора, схватила сумку и пошла вон.

— А дружка тут оставляешь? Нам на растерзание? — удивилась я. — Нехорошо, не по — христиански.

Лора замерла, развернулась и посмотрела на замершего в неудобной позе Филарета. Тот умоляюще поглядел на нее.

— Ну так вы его… разморозьте, — неуверенно попросила она.

Прасковья хмыкнула, принесла их кухни початую бутылку «Столичной» водки, чайную ложечку и поставила перед Лорой.

— Размораживай, — милостиво кивнула она.

— Но батюшка не пьет! — изумленно вскричала Святоша. — Его водкой отпаивать нельзя!

— Если знаешь другой способ — вперед, — меланхолично отозвалась Ольга. — А мы тебе не помощники. Ты его привела — ты и уводи.

— Я на вас жаловаться буду! — злобно закричала она. — Митрополиту напишу!!!

— И что? — дружно пожали мы плечами. — И что он нам сделает?

— В милицию заявлю! — затопала она ногами.

— А нет такой статьи, за применение магии против человека, — сердечно поведала ей Ирина.

— А будешь ругаться — так сейчас сына вызвоню, заберет он твоего замороженного Филарета да на машине вывезет к церкви, там и сгрузит. Как думаешь — помогут ему сильно родные стены? — сурово сказала хозяйка дома.

— Отмолят его православные от бесовских чар! — жарко возразила Лора.

— Сама-то в это веришь? — иронично хмыкнула Ольга.

— И то, не выделывайся, девонька, хватай ложку, да за дело, — прошамкала Пелагея.

И пришлось Лоре, скрипя зубами, отпаивать батюшку водкой. Ибо фриз можно снять лишь алкоголем, и на проблемы вероисповедания он внимания не обращает.

— Ладно, девоньки, пойду я, пожалуй, — поднялась Вера. — Все равно теперь уж — какой семинар.

— Точно, — кивнула я. — Испаскудила все нам эта парочка.

— А я б осталась и еще послушала, — с жаром заявила Ольга. — Тема очень интересная!

— И я! — поддержала ее Ирина.

— И я! — дружно сказали Вера с Галиной.

— Ну и насчет кульбитов мы не все выяснили, — добавила Пелагея.

— Девушки, правда настроя нет, — развела я руками. — Но в листах, что я вам выдала, все — все подробно рассказано, сверх этого я ничего не скажу. Прочитайте, а потом меж собой обсудим.

Филарет тем временем немного ожил и заплетающимся языком проговорил:

— Да падет на вас кара Божия, нечестивицы!

— А ты не шляйся по местам, где нечестивицы собираются, — пожала я плечами. — И подружке своей посоветуй.

Лора лишь злобно на меня зыркнула и влила в рот батюшки новую ложку водки.

— Пойду я, — вздохнула я.

— Ты меня не довезешь? — деловито спросила Ольга.

— Да не, я не на машине, — покачала я головой и пошла прочь в полном расстройстве. Хорошо прошел семинар, ничего не скажешь!

Где Лора — там всегда скандал. Ведь полно на свете нормальных и мудрых священников, нет, Лора отобрала специально недалекого фанатика для того, чтобы натравить его на своих же.

И что, скажите, с такой неадекватной дамочкой делать?

И вот кто бы знал, что спустя несколько дней Лора станет жить в моем доме и спасать меня от смерти…

Вернее — уже не совсем Лора…

Когда я вышла — на улице накрапывал дождик. Я еще успела позвонить Дэну, чтобы он меня забрал на той же остановке, где и высадил… А потом на небе кто-то повернул краник и хлынул ливень, словно из ведра.

Я мгновенно промокла до нитки и побежала бегом к месту встречи. Домой, скорее домой, стащить с себя мокрую и холодную одежду, что так противно липнет к телу. Домой, где не льется за шиворот холодный душ, где не вскипают пузырями лужи…

На глаза попалась бабушка, что сгорбившись сидела на коробке у ворот рынка. Вода ручьями текла с ее ветхой одежонки, а она лишь сжалась, пережидая природный катаклизм.

Я нахмурилась, подбежала к ней — и тут я увидела причину ее поведения. На коленях стояла пластмассовая мисочка, в которой лежало несколько монет.

Простите меня за черствость, но я никогда не подаю здоровым мужикам, что бренчат на гитаре на улицах. Да и за версту отдающий перегаром мужичонка у меня не вызовет сочувствия. А вот бабульки — это мое слабое место. Заработать себе на жизнь трудом многие уже не могут, здоровье не то, а пенсии государство им дает такое, что не выжить даже при строгой экономии. Одна надежда на взрослых детей, да только кто-то помогает, а кто-то и считает что у него своих проблем полно…

Эта бабулька была как минимум ровесницей Октябрьской революции. Годы смяли ее лицо, выбелили волосы.

— Бабуля, ты чего сидишь, беги домой? — закричала я ей, стараясь перекрыть свист ветра. — Заболеешь ведь!

Она молча смотрела на меня выцветшими, ничего не выражающими глазами.

— Бабушка, мы тебя сейчас отвезем домой, если сама не можешь!

— Не надо, — прошелестела она.

— Надо — надо, — отрезала я. — Конец смены!

Покопавшись в кошельке, я вынула три тысячных бумажки и сунула ей.

— Много, — с сомнением сказала бабуля. — Не возьму!

— Ну, выручите! — кричала я ей, — мне добрые дела надо делать, понимаете? Ведьма я!

Бабуля пытливо посмотрела на меня, а потом ее рука все же сжалась вокруг купюр.

— Я сейчас убегу, а потом на машине подъеду! — обрадовано сказала я. — И увезем вас домой, ладно?

Бабуля непроницаемо глядела на меня. Я приняла молчание за согласие, развернулась и побежала к остановке.

— Умрешь ты скоро, доченька.

Я развернулась — бабуля так и сидела на своей коробке.

— Что-то сказали? — переспросила я.

Она молчала.

Я снова побежала к Дэну, но через несколько шагов все же обернулась.

Бабуля еле виднелась за пеленой дождя, медленно, но верно она уходила куда-то одной известной ей дорогой.

«Умрешь…», — послышалось мне в шуме дождя.

Я потрясла головой. Что за глюки???

«Умрешь», — молния ветвистой трещиной расколола небо.

— Умерла ты там, что ли??? — Я вздрогнула, подпрыгнула от неожиданности и обернулась. Около тротуара остановился раздолбанный жигуль, и пожилой мужчина сердито на меня смотрел.

— Кричу, кричу ей — словно и не слышит, — ворчал он, — ехать, что ль куда? Вроде руками махала ж, что б остановился.

— Да! — я не колеблясь уселась в машину, отжала волосы и поехала в офис к своему адвокату, Алексу Швареву.

Через пятнадцать минут я уже была у него в кабинете.

— Мне надо написать завещание! — лихорадочно сказала я, схватила ручку и посмотрела на него. — Давай бланк или что там у тебя?

— Послушай, — терпеливо сказал Алекс. — Я адвокат. А завещания — это к нотариусу.

— Мне срочно надо, некогда мне нотариуса искать! — упрямилась я. — Прими, а там уж оформишь как надо.

Шварев вздохнул, встал и сказал:

— Пошли, горе…

Мы вышли из его кабинета, прошли два шага по кабинету и зашли в соседнюю дверь.

— Клиентку вам привел, Светлана Алексеевна! — сказал он пожилой строгой женщине.

Я вопросительно на него уставилась.

— А чего смотришь? Вот тебе нотариус, пиши свое завещание, — пожал он плечами и вышел из кабинета.

Я тоже вышла из кабинета, минут через двадцать. А за это время я успела распорядиться своей последней волей.

Деньги я поделила честно — половина — Буймову Денису Евгеньевичу, а вторая половина поделена на три равные части между папенькой, маменькой и Серегой, все же не чужой он мне.

Так же Дэну отошло все мое недвижимое имущество — а это трехуровневая квартира в элитном доме со всем, что в ней находится.

Итак, если что со мной и случится — есть гарантия, что маменька не сдаст мое имущество на церковь.

Остаток вечера я была задумчива и печальна. Почистила от всякого компромата компьютер, дабы вдруг что со мной случится — это не попало в чужие руки, а потом пошла в кабинет.

Я плавила в маленьком тигле золото, смешивала его со своей кровью, капала в него свою нежность к Дэну и боль, выливала в формочку из соломоновой звезды и остужала холодными словами заклятий и горькими слезами. Ибо этому талисману суждено было работать не только оберегом — но и вечной памятью обо мне. На остывшем металле я выгравировала положенные знаки, продела в отверстие цепочку и вышла из кабинета.

Дэн как обычно сидел в своем кабинете, изучал бумаги и стучал длинными пальцами по клавиатуре. Когда я подошла сзади, обняла его и повесила талисман — он на миг замер, а потом потянулся ко мне.

— Пообещай мне, что никогда это не снимешь, — шепнула я и чмокнула его в ушко.

— А что это?

Я накрыла золотую звезду ладонью.

— Моя любовь да пребудет с тобой, — шевельнулись мои губы.

Он развернулся на своем кресле, усадил меня на колени и велел:

— Ну-ка, поподробнее с этого места.

Подробней я не хотела. Да и что мне ему сказать? Что у меня куча фактов о том, что я возможно скоро умру? Что да, я приму все меры, дабы этого не случилось, но вероятность высока, и потому я надеюсь на лучшее, но готовлюсь к худшему? И что я замешала этот талисман на своей крови и на своей нежности к нему — чтобы он хранил его, если меня не станет?

— Скажи хорошее, — шепнула я, уткнувшись в его плечо.

Он погладил меня по голове и вздохнул:

— Что-то не то с тобой сегодня. Хочешь — куда-нибудь сходим, развеешься?

— Неа, — помотала я головой. — Хочу с тобой, у тебя на коленочках, прижавшись к тебе — сидеть и болтать. Можно?

— Конечно, — он склонился и ласково чмокнул меня в лоб.

«Как покойницу», — прошелестел голос.

Я с ненавистью отмела его в сторону, отшвырнула в какой-то мгновенной вспышке бешенства.

«Это мой вечер, ясно!», — зло рявкнула я, и он уполз, поскуливая и недоумевая.

А мы с Дэном проболтали весь вечер о каких-то пустяках. Смеялись, рассказывали анекдоты, пили мартини и воспитывали Бакса. Сонька нам не мешала — она в своей комнате с кем-то весь вечер проговорила по телефону.

В час ночи я спохватилась — Дэну ведь на работу с утра — и мы отправились в постельку. Но и там мы болтали, болтали и не могли наговориться.

А потом он сказал мне слова, которые запали мне в душу.

— Магдалина, — сказал он. — Ты мне очень родная. Я не могу себе представить, что когда-либо расстанусь с тобой. Это было бы как часть моей души оторвать.

— А с чего это ты о расставании заговорил? — хмыкнула я.

— Не знаю, — его руки покрепче обхватили меня и прижали к себе. — Не знаю. Просто давит что-то на сердце. Предчувствие какое-то.

Я замерла на мгновение, сердце пропустило удар.

Предчувствие?

— Все хорошо, — медленно ответила я. — Все хорошо, любимый. Я ведьма. Я справлюсь с любыми предчувствиями.

— И меня не оставишь?

— Пока жива — нет, — мрачно хмыкнула я.

— Ты — пообещала, — раздельно сказал он.

— Спи, — вздохнула я, натягивая на себя одеяло.

И вскоре я уснула, не ведая еще тогда, что наступит завтра — и я увижу плоды всех предсказаний и предчувствий.

И что завтра я встречусь со смертью.

Бабуля, моя милая бабуля стояла около моей кровати и ласково гладила меня по волосам рукой, пахнущей ромашками.

— Большая ты у меня уже стала, Магда, — приговаривала она.

А я жмурилась, как котенок и ластилась к ней.

— Бабуль, мне без тебя очень плохо, — жаловалась я. — Мать меня совсем не любит, слова доброго от нее не слышу. Я очень, очень по тебе скучаю.

— Не печалься, внученька, — улыбалась она. — Скоро вместе будем. Димка вот ремонт делает, тебя ждет.

— Ммм…, — неопределенно промычала я в глубокой задумчивости. Дело в том, что Димка меня скорее всего для начала отлупит за Дэна.

— Не бери в голову, — усмехнулась бабуля, каким-то образом считав мои мысли. — Что в мире живых с тобой было — мертвых никоим образом не касается. Ладно, пошла я. А ты собирайся, готовься. В течение этой недели Господь тебя приберет.

Я непонимающе таращилась на букет ромашек, что лежали на моей подушке. Потом, взвизгнув, я вскочила и закричала:

— Дэн!!!

Никто не отозвался.

— Дэн! — что было силы завопила я.

На лестнице послышались шаги и на пороге показалась маменька. Она отряхнула руки от муки и недовольно спросила:

— Ты чего разоралась с утра пораньше?

— Где Дэн? — снова закричала я.

— За сигаретами он вышел. Травит себя, хоть бы ты ему сказа…

— Мама, откуда у меня эти ромашки??? — перебила я ее, изо всех сил стараясь не сорваться на истерику.

— Дэн принес, — пожала плечами мать. — С утра в парке полянку оборвал.

— Он принес мне эти цветы? — медленно, неверяще спросила я.

— Ну да, — кивнула мать.

Я села и заревела.

Почему-то мне было неприятно, что бабушка, которая звала меня умирать — пахла этими ромашками.

— Да что с тобой сегодня такое??? — раздраженно вскричала мать. — Давай, иди в кухню, я завтрак приготовила, ты-то у меня косорукая, сроду у плиты не стояла!

— Сейчас приду, — несчастно сказала я.

За завтраком я переглянулась с Дэном, прокашлялась и начала:

— Мать, тут такое дело. Мы с Дэном решили пожениться, ну, ты в курсе…

— Ой как здорово, — воскликнула Сонька, простая душа, все принявшая за чистую монету.

— Доченька…, — тут же разулыбалась мать. — И когда?

— Скоро, — туманно пообещала я. — Но тут понимаешь какое дело. Хочется, чтобы первенец был именно мальчишка.

— Но ведь ты же знаешь — у нас одни девочки рождаются, — скептически сказала мать.

И это была истинная правда. Уж что за доминантные — рецессивные гены бродят в нашей родне — я не в курсе, но рождаются только девочки и все тут. У моей бабушки родилась только одна дочь, у матери — я, у материной двоюродной сестры, тети Раи — Сонька. Ну не рождаются парни, вот хоть ты тресни!

— В курсе, — кивнула я. — Дело в том, что есть новые генетические методики, которые могут спроектировать пол младенца, но для этого надо провериться у врачей и тебе.

— А я при чем? — удивилась она. — Вы ж ребенка заводить будете.

— Мать, я не в курсе, но врач хочет и тебя посмотреть, твои гены и так далее.

— Ну знаешь…, — начала она.

— Мам, ты внучонка хочешь? — скучным голосом осведомилась я.

— Хочу, — вздохнула она. — Как представлю, что около меня малыш бегает — прям сердце щемит.

— Тогда сегодня в одиннадцать нам назначено, — твердо оповестила я.

Мать задумалась, после чего неуверенно сказала:

— У меня ведь работа…

— Отпросишься, — постановила я.

— А я у вас буду шофером, — вставил Дэн.

Мать посмотрела на нас и добродушно рассмеялась:

— Ладно, куда вас девать! Уговорили! Чего ради внучонка не сделаешь!

«Отличная работа», — одобрил меня внутренний голос.

Сонька тем временем отодвинула от себя тарелку, улыбнулась нам на прощание ангельской улыбкой и была такова.

А я сидела, ковырялась ложкой в мюслях и озабоченно хмурилась.

Ибо ну не походила маменька на вчерашнюю неадекватную дамочку. И вообще — меня очень мучил сам факт, что я родную мать веду на прием к психиатру. Звучало это так, словно я ее уже в сумасшедший дом сдаю.

«У шизофреников это, говорят, периодами, — вздохнул голос. — И вчера было обострение. Так что провериться все равно надо».

Я вздохнула и скрепя сердце согласилась.

По дороге в больницу мать лезла под руку к Дэну и изо всех сил советовала ему, как вести машину.

— Что машину трясет так? — поджимала она губы. — Не дрова везешь!

Я внутренне ахала — новенький Крайслер футуристического дизайна двигался настолько плавно, что можно было на сиденье ставить стакан с водой и ехать, не расплескав по дороге ни капли.

— Да, Ольга Алексеевна, понял, — соглашался Дэн на ее нелепые претензии, внимательно следя за дорогой.

— И чего так быстро едешь? — снова приставала она. — Угробить нас хочешь?

— Никоим образом, — учтиво говорил ей Дэн и сбрасывал скорость с шестидесяти километров до пятидесяти.

Поерзав, мать молчала до тех пор, пока не придумала снова, к чему бы придраться:

— Вот, буржуи, такие деньжищи в машины вкладывают, а детям в детдомах есть нечего. Не по христиански это. А, Денис Евгеньевич?

И при этом она красноречиво осматривала салон Крайслера.

— Мать, — печально произнесла я. — Ты меня кажись замуж не так давно все мечтала выдать?

— А что? — настороженно отозвалась она.

— Так не лезь тогда будущему зятю под шкуру, хотя бы до тех пор, пока он на мне не женится! — укоряюще воскликнула я.

— Ну вот еще! — недовольно отозвалась она. — А что я такого сказала?

— Я с тобой помру старой девой, — раздельно сказала я. — Понимаешь ты хоть это?

Мать налилась краской, яростно на меня посмотрела, но тут вмешался Дэн.

Пряча ухмылку, он сказал:

— Ольга Алексеевна, на самом деле давно хочу вас поблагодарить.

— За что? — растерялась она.

— За то, что дочку воспитали именно такой, какая она есть, — серьезно сказал Дэн.

— А какой меня воспитали? — живо заинтересовалась я.

— Ты искренняя…

— … что признак неумности, — буркнула мать.

— Добрая…

— Ага, простота — хуже воровства.

— … и очень обаятельная, — закончил Дэн.

— Приехали, — железным тоном громко сказала я, заглушая комментарии маменьки по этому поводу.

Та недовольно на меня уставилась, но все же вылезла из машины без скандалов.

Я переглянулась с Дэном, и он, все поняв, пошел к крыльцу клиники, а я повернулась к матери.

— Послушай, — решительно начала я. — я Дэна люблю. Не могла бы ты меня перед ним не позорить?

— И как это я тебя позорю, интересно? — поджала она губы.

— Не говори ему про меня плохо, ладно? Мало того, что мне неприятно это слышать, так еще создается впечатление, что родная мать меня ненавидит.

— Да с чего бы это? — с апломбом отозвалась она. — Я просто указываю тебе на твои недостатки. Добра тебе желаю.

— Мать, — вздохнула я. — Тех, кого любят — ласкают, а не бьют.

И я, не дожидаясь ее ответа, развернулась и пошла к Дэну, который внимательно наблюдал за нами издали. Мать молча шла за мной следом.

— Все в порядке? — слегка обеспокоено спросил он.

— Да, — кивнула я, и, поднявшись на цыпочки, чмокнула его в ямочку на подбородке.

— Хоть бы на людях постеснялась, — буркнула сзади мать.

— А я его люблю! — глядя на нее в упор, сообщила я.

— Говори мне это почаще, — усмехнулся Дэн.

— Да ну вас, — махнула мать рукой. — Пошлите к вашему врачу, чего стоим? Меня не на целый день отпустили с работы, имейте в виду.

Мы согласно кивнули, зашли в клинику и пошли по коридору, глядя на таблички.

— О, я вижу! — наконец вскричал Дэн, указывая на дверь впереди.

Я не смотрела ни на него, ни на дверь. Я смотрела на мать, которая прижалась к стене и с трясущимися губами глядела на парня, что шел с какой-то девушкой по коридору. Парочка о чем-то беседовала, не обращая на нее ровно никакого внимания, до тех пор, пока мать не схватила парня за рукав.

— Простите? — обернулся он.

— Ты зачем, подлец этакий, фату напялил, да в моем доме на кровати валялся? — почти жалобно спросила она.

— Простите? — повторил парень, нахмурившись и глядя на мать ничего не понимающим взглядом. — Вы о чем?

— Мать! — кинулась я к ней, и хватая ее в охапку.

— Вы ошиблись, Ольга Алексеевна! — Дэн кинулся с другой стороны и встал между парнем и матерью. — Это был не он.

— Да как не он, если он! — уверенно отбивалась мать. — Вот и родинка на левой руке, я заметила ее, когда он поправлял фату.

— Мать, не пори чушь! — зло прошипела я. Черт возьми! На нас уже народ оборачиваться стал!

— Ты как со мной разговариваешь? — возмутилась мать.

— А чего ты к незнакомым людям пристаешь???

— Как это к незнакомым? Я должна выяснить, что он делал на моей кровати и в фате! А ну отвечай!!!

— В какой фате? — совершенно заморочено спросил парень?

— В розовой и с цветочками! — запальчиво крикнула мать. — Я тебя, оболтуса, очень даже хорошо запомнила, и не надейся, что у меня склероз! Денис Евгеньевич, хватайте его, а то убежит! А ты, Маняша, звони в милицию, пусть с ним разберутся!

К нам по коридору уже спешили врачи в белых халатах. Я нервно переглянулась с Дэном и он понятливо распахнул дверь в кабинет Крамского.

— Что случилось? — спросил нас подошедший врач.

— Нам у Крамского назначено, — отмахнулась я. — Мам, пошли, пожалуйста!

Врач покачал головой и встал в сторонке, глядя на нас.

Я же тем временем ловко впихнула в кабинет порядком взбешенную матушку, однако та сделала шаг в кабинет и замерла, не давая мне захлопнуть дверь.

— Мам, ну проходи, а? — попросила я, чувствуя, что сейчас точно зареву.

— Та-аак! — уперла она руки в боки. — Вижу, вижу теперь, где бесовское гнездо! Не врач это, Маняша!

— С чего бы это? — спросила я, глядя на представительного мужчину за сорок, сидевшего за столом и вопросительно на нас смотревшего.

— Это, доча, тот самый мужик с заячьими ушами, что у меня на кухне борщ наворачивал, — злобно поведала мать. — Тут, похоже, милицией не обойтись. Святой водой все надо окропить, а после бензинчиком, да сжечь во славу Божию!

Я беспомощно посмотрела на Дэна и услышала, как врач за спиной тихо говорит медсестре:

— Светка, живо санитаров покрепче!

Домой мы с Дэном вернулись в тот день поздно, и оба совершенно расстроенные. Мать положили в невропатологический диспансер, проще говоря — в сумасшедший дом. Предварительный диагноз был действительно — шизофрения.

На душе было гадко. Мать да, сначала, в кабинете Крамского, ругалась, качала права, пыталась у врача получить ответ, зачем он, собака, все мясо из борща вытаскал, пыталась позвонить в свою церковь и мобилизовать всех прихожан на борьбу с нечистью. Но когда за ней пришли санитары — мать растерялась и заплакала. Как вспомню, как она тянула ко мне руки и рыдала: «Манечка, доченька, не отдавай меня им, пожалуйста» — так до того муторно становится, кто бы знал…

Потом, правда, когда ей сделали укол, она впала в безучастное состояние и лишь бормотала, что падет на меня кара Божия за то, что я с ней сделала.

Я пыталась говорить с врачами — мол, я дома обеспечу матери уход, необязательно ее класть в психушку. Те лишь печально качали головой и говорили, что матери нужна усиленная медицинская помощь, которая невозможна в домашних условиях. Да и небезопасна мать сейчас для окружающих.

Последний аргумент меня убедил. Ибо мать действительно кидалась на людей.

Мы молча поднялись на лифте на наш этаж, Дэн достал карту-ключ и сунул в щель.

— Чего Соньке-то скажем? — тихо спросила я его.

— А что? — воззрился на меня Дэн.

— Так ведь теперь Данила ее на ней не женится.

— Ну и пошел он тогда, — жестко ответил любимый.

— Не дело, — решительно отозвалась я. — Она его любит.

— Разлюбит, — мрачно ответил он. — Я поговорю с ним, Магдалина. Я решу это, не переживай хоть из-за этого, ладно?

И он, склонившись, легко коснулся губами моей щеки.

— Тогда пошли в дом, — слабо улыбнулась я.

Дома было непривычно тихо и пусто. Лишь Бакс кинулся нам навстречу, сел копилкой у моих ног и с непонятным укором посмотрел в мои глаза.

— Сонь, — позвала я с порога.

Никто не отозвался.

Я скинула туфельки и побежала на кухню включать чайник.

Внимание сразу же привлек бумажный лист на обеденном столе. Я взяла его, пробежалась глазами и в полной прострации позвала:

— Дэн…

— Что такое? — отозвался он.

— Иди сюда.

Он явился и в глазах его читался немой вопрос.

— А наша Сонька замуж вышла, — задумчиво поведала я ему.

— Чего — чего? — не понял он.

— Читай, — протянула я ему листок.

— Дорогие Магдалина и дядя Денис, — принялся он читать. — Сегодня мы с утра с Данилой поговорили. И он признался, что вчера из-за тети Оли он сказал вам, что сомневается, возможен ли наш брак. Но за эту ночь он понял, насколько сильно он меня любит, и что никакие тети Оли не могут стать преградой нашему счастью. Он сделал мне предложение, мы пошли в ЗАГС и расписались. Сейчас вот забежала собрать вещи — мы уезжаем в свадебное путешествие. Я вам позвоню и все подробно объясню, извините, что все так быстро, некогда было нам большую свадьбу делать, главное для меня — стать женой любимого.

Я очень — очень счастлива!

Ваша Соня.

«А свадьба все-таки состоялась, — в отчаянии сказал голос. — И болезнь… Сбывается гадание, Марья!!! Сбывается!!!»

Закончив читать, Денис поднял на меня полные изумления глаза, а я горько спросила:

— Ну что за денек сегодня, а???

Дэн подумал, после чего поднялся:

— Поеду-ка я в ЗАГС съезжу.

— Зачем? — насторожилась я.

— Так, — неопределенно ответил он.

— Я с тобой! — тут же вызвалась я.

«Дура, сиди дома, отчитывай беду!» — вопил голос. Мне было не до него — я боялась. Очень.

Я видела, насколько неумолимо сбывается пророчество.

Свадьба.

Болезнь.

И я инстинктивно жалась ближе к Дэну, такому большому и сильному, который меня любит. Который укроет меня от беды…

Он помолчал, после чего кивнул:

— Ладно.

И мы поехали. В дороге я тихо спросила:

— Думаешь, он ее обманул?

— Всякое бывает, — пожал он плечами.

Я тоже думала, что тут что-то нечисто. Однако тетенька, встретившая нас в загсе, спокойно подтвердила:

— Да, Сегодня произошла регистрация брака Потемкиной Софии Николаевны с Переваловым Даниилом Александровичем.

— То есть все по закону? — не поверила я.

— Абсолютно, — отрезала тетка.

— Простите, леди, — кашлянул Дэн, встал, закрыл дверь в коридор и снова обратил взор на тетеньку. — А можно узнать, отчего их расписали за один день? Я так понимаю, заявления должны подаваться за месяц до регистрации?

Голос его был тих, задумчив, а красота его тембра отдавалась в душе некоей тоской по чему-то невыразимо чудесному.

— Между нами, — слегка склонился Дэн над ее столом и повторил: — Отчего вы их расписали?

И тетенька сломалась перед таким обаянием.

— Денег дал, — расстроено призналась она тихим голосом.

Видно было, что она глубоко раскаивается в совершенном поступке.

— Спасибо, леди, вы нас очень выручили, — тепло улыбнулся ей Дэн, взял меня под руку и мы пошли прочь.

— Может, к Корабельникову съездить? — озабоченно вздохнула я на высоком крыльце ЗАГСа.

— Зачем? — удивился он.

— В розыск подать, — жалобно ответила я. — Не, ну ты сам посуди — ведь это ненормально — то, что она взяла, раз — и вышла замуж! Мы его совсем не знаем! И вообще, она совсем еще ребенок.

— Магдалина, — серьезно взглянул на меня Дэн. — Понимаешь, она уже по закону взрослая. И может выходить замуж, нас не спросив, понимаешь?

— Ну а вдруг с ней что случилось?

— С ней — ее муж, пойми это. У них — семья. Все. Мы больше к ней лезть не имеем права.

Я лишь вздохнула.

Дэн тем временем кинул мне ключи от машины, сам побежал в магазин неподалеку за сигаретами, а я медленно побрела к нашему крайслеру.

— Тетенька, тетенька, купите у нас что-нибудь! — подбежали ко мне две девчонки лет десяти, и одна из них держала полиэтиленовый кулек с пирожками.

Я не покупаю пирожки на улице, даже такие, как эти — румяные, а уж запах какой от них шел — слюнки текли! Только вот где гарантия, что начинка в них не из собачатины, а?

Но девочки смотрели так умоляюще:

— Тетенька, ну купите, мамка домой не пустит, пока не продадим, — заканючила одна из девчонок.

— Эх, девчонки, и вам с матерью не повезло, — вздохнула я, достала кошелек и купила все пирожки. Двойная польза — и девчонок выручу, и бродячих псов подкормлю.

— Ой спасибо! — обрадовались девчонки, схватили деньги и умчались — только их и видели.

А я пошла кормить бродячих собак. Ближайшие обитали совсем недалеко — прямо за Дворцом бракосочетания было старое заброшенное кладбище, вот там барбосов было полным полно.

— Соба-ачки! — позвала я, подойдя к ограде.

— Гав — гав! — недобро поприветствовали они меня.

— А я тут вот чего вам принесла, — заискивающе глядя на их оскаленные пасти, я достала пирожок и покрутила перед ними. — Мир?

Собачки втянули воздух и крышу у них попросту сорвало.

«Затопчут!»— в панике взвизгнул внутренний голос.

— Ааа! — закричала я, глядя как они ринулись на меня. И тут, откуда не возьмись, огромный пес с порванным ухом встал между мной и сворой.

— Рры! — рявкнул он и собачки призадумались. Пес был уж больно отчаянного вида. Маленькая, но вредная дворняжка попыталась было прорваться мимо него к пирожкам, но барбос, недолго думая, поймал ее за хвост и жестоко отлупил. После этого собачкам тут же расхотелось обедать и они слиняли, а я осталась наедине с этим терминатором, изо всех сил кляня себя за доброту. Накормить, значит, собак решила? Так вот этот товарищ сейчас мной и пообедает. Что ему пирожки?

Однако я попыталась спастись. Я, кидая ему пирожки, потихоньку отступала. Барбос смотрел на меня совершенно бешеным взглядом, пирожки он ловил на лету и глотал не жуя.

— Собачка, хорошая такая собачка, — лихорадочно шептала я, кидая последний пирожок и встряхивая рукой, шепча заклинание. Надо бы его фризом заморозить, да у меня от страха в голове помутилось, слова путались.

Барбос коротко взрыкнул, требуя подачки. И когда не получил, все же кинулся на меня.

— Мама! — закричала я и побежала от него во всю прыть. Метров через пять я оглянулась — барбос и не думал за мной гнаться. Он лежал на заросшей тропинке и умоляюще глядел на меня. Лапы его как-то странно подергивало, словно их сводила судорога.

— Ты чего? — недоверчиво спросила я.

«Не ведись на это шоу! — сурово предостерег меня голос — Это у него такая военная хитрость».

Барбос тем временем вздрогнул всем телом и затих, глядя неподвижными глазами на меня.

«Военная хитрость», — неуверенно сказал голос.

На зрачок барбоса села муха, а он даже и не моргнул.

«Ой, чего-то мне нехорошо, — умирающе простонал голос, — это ведь пирожки твои его доконали!»

Мне тоже было нехорошо.

Очень.

Я вспомнила, какими румяными и душистыми были пирожки, так и просились они в рот — и медленно побрела с кладбища. Ангел — хранитель в очередной раз не дал мне умереть.

И вот так шла я в глубокой задумчивости, шла осторожно, ибо справа были колючие кусты, слева — обрыв метров семь над рекой. Барбос ухитрился загнать меня на противоположный конец кладбища, и я пыталась сообразить, как мне теперь отсюда выбраться. Параллельно я думала — а не отравленные ль пирожки имела в виду бабуля, когда намекала на скорую смерть? И могу ли я считать, что меня это уже миновало и опасаться больше нече… Ой!

Из кустов снизу, на уровне моей лодыжки, высунулась палка и сильно ударила меня в эту самую лодыжку.

От шока и неожиданности я с визгом подпрыгнула, отскочила — и с ужасом почувствовала, как земля ушла из-под моих ног…

«Вот сейчас и встретишься ты и с бабулей, и с Димкой», — задумчиво сообщил мне голос, пока я, истошно визжа, летела в реку. Я в диком ужасе ждала, что сейчас я ударюсь о скрытый под водой берег — и все, аста ла виста, бэби, была ведьма Марья, хорошая такая девчонка, и нетути!

Дальнейшее я помню смутно, все как-то смазалось от шока.

Помню, что река жестко ударила меня своей поверхность. Я словно со всего размаха врезалась в металлический лист. Помню, что я камнем пошла ко дну, совершенно оглушенная болью и шоком, а вода мгновенно хлынула в нос и рот, заливая легкие.

Но вот дно было чуть меньше моего роста, и это меня спасло. И не утонуть на такой глубине, и об каменистое дно не разбиться. Отфыркиваясь, я выплыла на поверхность, ощущая противную слабость и панику.

«Ну ты не стой, давай выбираться», — нетерпеливо подопнул меня голос.

Я помотала головой и уяснила две печальные для себя истины: ближайший берег повсюду, куда хватало глаз, представлял собой отвесную высоченную стену. Не взобраться. А противоположный берег был далеко. На горизонте виднелся ажурный мост, там ездят машины, там люди, но до него так же надо еще добраться. «Ну так добирайся, чего стоишь? — резонно сказал внутренний голос. — Кроме тебя никто тебя не спасет, кладбище безлюдно, а я уже есть хочу! Давай, родная, лапками-то дрыгай!»

Я кивнула и поплыла вдоль берега. Вернее, только я устало сделала пару гребков, как сверху просвистел увесистый гранитный каменище и даже почти в меня попал. Во всяком случае — предплечье ожгло невыносимой болью.

— Мама!!! — закричала я и погребла от берега с такой скоростью, что не сомневаюсь — я в тот момент побила все олимпийские рекорды. Движения рук просто сливались от быстроты, окрашенная моей кровью вода бурлила, и не прошло и полгодика, как я выбралась на пляж противоположного берега. Выбралась, без сил свалилась на песок и приготовилась все же помереть. Ибо ни ногой, ни рукой после такого заплыва я двинуть просто не могла.

Молодняк, отдыхающий неподалеку, помялся, после чего все ж направился ко мне.

— Слышь, ты чё, бухая? — вопросил меня тощенький пацанчик.

— Сам такой, — буркнула я.

— Ты чё грубишь?

— Дай помереть спокойно, а? — очень по-человечески попросила я.

— Вроде и правда не бухая, — вынес вердикт крепкий, коротко стриженый парень и спросил: — А чего ты в одежде-то тогда плавала?

— Да меня как-то не спросили, — поведала я ему.

— Слышь, ты и правда, чего грубишь? — осуждающе сказал третий парень. — Мы ж к тебе по-человечески, видим, что хреново тебе, да и рука вон поранена. Может, тебе помочь? В больницу там отвезти?

— Лучше д-домой, — дрожа от холода, отозвалась я. — Правда, парни, если вам не т-трудно, отвезите меня домой, а? Я на Кирова живу. Тысячу вам заплачу, если от-твезете.

— Да иди ты, — обиделся бритоголовый. — Я тебе что, таксист?

«Ну вот, не могла ты к нему по-человечески, что ли? — окрысился на меня внутренний голос. — Вот где сейчас машину брать будем? Кто тебя, чучундру мокрую, в машину посадит???»

Я закрыла глаза и приготовилась помереть, так худо мне было. О том, чтобы встать и пойти дальше себя спасать — не могло быть и речи.

Тем временем неподалеку взрыкнул мотор, молодняк быстренько собрал свои вещи с пляжа, и я неожиданно услышала:

— Слышь, красавица, тебе что, отдельное приглашение надо?

Я открыла один глаз, недоуменно посмотрела на бритоголового, восседающего за рулем Ландкрузера и отозвалась:

— Так ведь ты сказал, что ты мне не таксист!

— Верно, — кивнул он. — За деньги девчонок не вожу. Садись давай, и не выкобенивайся.

Я тут же птичкой вспорхнула с песка — откуда только силы взялись, втиснулась четвертой на заднее сидение, кое — как прикрыла дверь и принялась горячо благодарить:

— Ой, ребята, вы даже сами не представляете, как вы меня выручили! Да если б не вы…

— Ой, да ты сама не представляешь, как тебе повезло, что ты сейчас на мокрую кошку похожа, — передразнил меня бритоголовый. — Да если б ты была чуток посимпатичней — уж мы б тебя приласкали! Правда, парни?

— А то! — заржали они.

— Ой! — пискнула я, постаралась отодвинуться от них и всю дорогу молчала как партизан на допросе, настороженно следя — не собираются ль они все же, вопреки обещанию, меня эээ… приласкать?

Как выяснилось, привлекательность свою я все же переоценила, парни спокойно довезли меня до дома, не обращая на меня ровно никакого внимания, высадили у кованых ворот и на прощание посоветовали:

— Слышь, в следующий раз плавай в купальнике.

— Или без оного, — противно засмеялся тощенький.

— Ага, щаз, — буркнула я и пошла во двор. Джип побибикал мне на прощание и унесся. А я сделала пару шагов по двору и замерла.

Около своего крайслера стоял Дэн. Лучи закатного солнца вычерчивали его сильное тело на фоне неба, ложились отблеском на безумно красивые черты лица, ветер трепал темные пряди волос надо лбом, а глаза его холодно смотрели на меня в упор.

— Эээ… здравствуй, — нервно поежившись, пискнула я.

Он молча рассматривал меня, словно какую-то букашку.

— Знаешь, а у меня проблемы были, — торопливо принялась вещать я. — Я в речку упала, а вот парни меня и подвезли.

Он так же с каменным лицом продолжал на меня смотреть.

— Ну перестань, а? — жалобно сказала я.

И тогда он все же пошевелился. Лениво достал из кармана карту — ключ от моей квартиры, аккуратно положил ее на край клумбы и…

— Эээй, ты куда? — заволновалась я.

… сел в крайслер и, не глядя на меня, поехал со двора прочь.

— Да погоди ты, я все объясню! — закричала я в приоткрытое окошко, вприпрыжку несясь за машиной.

Он даже не посмотрел на меня. Стекло плавно поднялось, Крайслер прибавил скорости и унесся, увозя парня моей мечты.

Я добрела до клумбы, села на нее и заревела.

Черт возьми! Меня сегодня почти отравили, утопили и убили камнем. Я еле живая добредаю до дома — и тут Дэн от меня уходит.

— Так тебе, бесстыдница, — сухо проговорила Августа Никифоровна, проходя мимо меня. — Парень ее тут с собаками ищет, лица на нем нет, а она с хахалями на джипах веселится.

Я вскинула на нее глаза, но она уже уходила дальше.

Значит, Дэн меня искал. Августе Никифоровне можно верить — она у нас во дворе неофициальная глава партии старушек и посему денно — нощно сидит на лавочках, внучонка выгуливает и треплется с товарками.

Я взяла с бортика клумбы ключ-карту, которой касались руки любимого, вспомнила его непроницаемый взгляд и заревела еще горше.

Потом потянулась за сотовым, чтобы позвонить Дэну и только теперь поняла, что сумочки нет. Утопила, вместе с сотовым и ключом от дома.

Я вытерла слезы рукой, встала и побрела к подъезду.

Все люди, что были во дворе, внимательно меня разглядывали, и я ясно видела себя их глазами — грязную, мокрую, всю в крови от раны на руке и всклоченную. Две мамаши в беседке горячо зашептались, глядя на меня. Плюгавый мужичонка с первого этажа, возившийся около машины, посмотрел на меня как на бомжиху и отвернулся.

«Да пошли вы к черту!» — устало подумала я.

Я четко понимала — выжила я сегодня чудом. Я не понимаю, кому я сделала чего плохого, но меня определенно пытались убить. Пророчество практически сбылось, мне просто повезло остаться живой!

А любимый меня бросил, даже не пожелав выслушать. Интересно, если меня все же убьют — он будет плакать? Или уронит скупую мужскую слезу и постарается абстрагироваться от того, что уже не исправить?

Дома я, наплевав на свои переживания, первым делом сунула в любимую кружку Дэна пакетик чая, который пил только он, залила кипятком из чайника и долго ностальгировала над горьким напитком. Чай был отвратительный, аж скулы сводило от горечи, но я мужественно выпила его — ведь это была словно ниточка между мной и ним.

«Дура ты у меня», — неодобрительно вздохнул внутренний голос.

«Дура», — меланхолично согласилась я.

Надо не размышлять о мерзавце, что ушел в трудный для меня час, а думать — как себя обезопасить. Как разобраться в этой истории. Ибо я поняла, что двумя попытками дело не ограничится.

Порывшись в кухонных шкафах, я достала колоду карт, и принялась за раскладку на тринадцать. Прикрыла глаза и принялась их тасовать, мысленно читая заговор на правдивое гадание, и ограничивая сроки — мне надо было знать события на эту неделю. После чего принялась не глядя вытаскивать карты и выкладывать на стол.

Первые пять карт легли пиками. И именно в той редкой комбинации, что означает «смерть». Я даже не удивилась. Я была к этому морально готова.

«Ну что ж», — зло усмехнулась я, и принялась выкладывать карты дальше. Бедные птенчики просто не знают, с кем связались! Нашли овечку, которая будет безропотно ждать своей участи! Не на ту напали! Вот сейчас карты мне все расскажут, покажут, кто там под меня копает, и все, аста ла виста, бэби. В смысле — не рой ведьме могилу, сам туда загремишь.

«Кто?» — холодно спросила я и вытащила следующую карту. Упс! — валет, молодой парень. Ну ладно, я еще выложу к нему карты, посмотрю, кто такой. А пока я принялась действовать дальше. А дальше вылез король, который действовал рука об руку с молодым, и надо им было от меня…

Зазвонил телефон, прервав ход моих размышлений.

«Дэн!!!» — мелькнула безумная мысль, и я ласточкой вспорхнула на третий этаж, забыв о том, что мышцы ломит после олимпийского заплыва, что я устала, что я практически умираю.

— Марья, ты что ли? — недоверчиво сказал в трубку Витька Корабельников, услышав мой голос.

— Я, — уныло отозвалась я.

Надежды мои не сбылись.

— Ну слава богу, нашлась, — шумно выдохнул парень.

— А ты откуда знаешь что пропадала? — я села на диван, как-то враз навалилась усталость. Зарыться б в плед, закрыть глаза…

— Так твой любимый уже всему нашему райотделу телефоны оборвал! — тяжко вздохнул Витька, который служил дяденькой милиционером. — Дай-ка мне его к трубке!

Я помялась. Не хотелось мне ему говорить, что Дэн меня бросил.

— Позвони ему на сотовый, а? — промямлила я.

— Да выключен у него сотовый, — Витька помолчал, после чего задумчиво спросил: — Вы чего, поссорились, что ли?

Я молчала, боясь зарыдать в трубку.

— Лис, ну ты чего? Лис??? — звал меня он.

— Да ну его, — все же заревела я.

— Ох, — тяжко вздохнул Витька и дипломатично помолчал еще пять минут, пережидая, пока я наревусь. — После этого он велел: — Рассказывай!

— Он за сигаретами пошел, а я пирожки купила, — размазывая слезы по лицу, начала я. — Две девчонки подбежали, мол, купите, тетенька, пирожков, а то мать домой не пустит, а я их и пожалела. Купила весь кулек, да и пошла псов на старое кладбище за Дворцом бракосочетания кормить.

— А чего сама есть не стала? — осведомился Витька.

— Так а кто его знает, вдруг они из собачатины? — почему-то снова горько зарыдала я.

— Дальше, — тяжко вздохнул Витька.

— Ну, я скормила барбосу те пирожки, а он взял да сдох.

— Прямо сдох? — уточнил Витька.

— Ну, — всхлипнула я. — А потом я шла по берегу реки, что за кладбищем течет, а из кустов высунулась палка и меня в воду столкнула. Я реку переплыла, а там меня подобрали парни с джипа. Подобрали и до дому довезли. А Дэн увидел это и решил что я с ними каталась, пока он тут за меня переживал. Взял да уехал.

— Кхм… Лис, — скептично сказал Витька. — Ты знаешь, я тебе друг, я тебя Дэну не сдам, мне-то чего заливаешь?

— Как это я заливаю? — жалобно сказала я. — Ничего я не заливаю.

— Не, ты хочешь чтобы я в ЭТО поверил? — со значением сказал мой друг.

Я помолчала, растерявшись.

— Я ничего не хочу сказать, — участливо продолжил он. — Но, я тут слышал про твою мать…

И он замер на полуслове, давая мне время на раздумья.

«Послушай, еще немного — и он предложит тебе провериться у психиатра, скажет что шизофрения передается по наследству, и все такое, — с беспокойством заметил внутренний голос. — А врачам — сама знаешь, нет большей радости, чем человека сгноить!»

— Вить, знаешь, мне надо отдохнуть, — вздохнула я. — Можешь как друг поговорить с Дэном? Чтобы он вернулся, а?

— Ну поговорю, мне нетрудно, — охотно согласился он.

— Тогда пойду я, Вить, устала я, — потерянно сказала я и положила трубку.

На самом деле я уже еле стояла на ногах, я просто себя не контролировала. Глаза слипались и дико хотелось спать.

«Иди, догадай, да и баиньки», — сонно велел внутренний голос. Я кивнула, с огромным трудом сняла мокрую одежду, упала на угловой кухонный диванчик и мгновенно отрубилась. Хотя нет, я вроде бы еще успела натянуть на себя плед…

И я снова увидела бабушку. Она стояла у зыбкой пелены, что разделяет мир мертвых и живых, теребила в руках платок и явно меня поджидала.

— Ну что ж так долго? — укоряюще сказала она. — Несколько часов уж тебя жду, вечно ты опаздываешь! Пошли!

— Погоди! — решительно сказала я. — Погоди. Ты хочешь сказать, что я должна с тобой пойти… туда?

Я протянула руку в направлении неведомого мира, что был там, за пеленой.

— Ну конечно, не тут же тебя оставлять! — удивилась бабушка. — Не по-христиански это.

— Бабушка, ты уж извини, я тебя люблю, но не кажется ль тебе, что это нехорошо, что ты меня попросту уговариваешь умереть? — осторожно осведомилась я. — Я еще молода и почти красива, а ты мне — родная бабуля.

— Ээх, внученька, — вздохнула она. — Господь — он ведь меня не спрашивает, когда кого прибрать. Я вот только и могла, что тебя предупредить, чтобы ты все земные дела завершила до срока, да встретить тебя тут.

— А зачем меня встречать? — кусая в недоумении губы, спросила я.

— После смерти одному тяжко найти дорогу, — просто ответила она.

— Но я не умерла!!! — закричала я.

— Магда, не вредничай, — успокаивающе сказала бабуля. — И ничего в смерти страшного нет, поверь. Все хорошо.

Она оглянулась себе за спину и воскликнула:

— А вот и Димка за тобой идет! Уж как он тебя ждал, как ждал!

И тогда я проснулась. Глаза было открывать лениво, и я просто лежала и думала о своем сне. Надо же, как все реально было. Словно наяву с бабулей поговорила.

Какая-то странность ощущалась вокруг. Словно за тоненькой стенкой суетливо ходило множество людей, я слышала их голоса, чувствовала странные аптечные запахи. Что-то неправильное было и во мне. И в диванчике, на котором я спала.

Подумав, я осторожно пошевелилась и открыла глаза.

И изумилась.

Я никогда в жизни не удивлялась сильнее, чем в тот момент. Не было ни моей кухни, ни диванчика. Небольшая комната, из мебели — кровать, стулья, два кресла и телевизор. Похоже на номер в гостинице, да только вот около кровати стоял штатив с капельницей, и жгуты ее тянулись к моим рукам.

«Господи, что ты пила???» — пробормотал внутренний голос.

— Очнулась? — ровно спросил меня Дэн, оборачиваясь от окна.

— Ну да, — кивнула я, пытаясь улыбнуться почему-то потрескавшимися губами. — А что произошло?

— А произошло, что твоя попытка суицида оказалась неудачной, — скучным голосом поведал Дэн.

Я подумала что ослышалась и переспросила:

— Чего — чего попытка?

— Суицида, — так же отстраненно сказал он, взял со стола мобильник и заявил: — Ну, раз ты очнулась, то я пошел.

— Куда? — я в полном недоумении смотрела на него. — А я? Ты что, меня тут оставишь???

— Я сделал для тебя все что мог, — так же сухо сказал он и ушел.

А я заревела. Я совершенно не понимала, в чем же я провинилась, но было очень обидно. И из-за тона, которым он говорил, и из-за действий. Если он дуется на меня из-за парней, что меня подвезли от реки, так ведь Витька наверняка ему рассказал про покушения на меня. Ему надо б гладить меня по головке и утешать, а он!

«Редиска он у тебя», — вздохнул голос.

Дверь распахнулась, и показалась медсестра:

— Очнулась! — слегка неодобрительно посмотрела она на меня.

— А вы что, предпочли бы обратное? — несчастно осведомилась я.

Медсестра не отвечая подошла ко мне, ловко сделала укол, проверила капельницу и накормила меня таблетками.

— Я домой хочу, — хмуро сообщила ей я.

— Какое домой! — всплеснула она руками. — Вам еще лечиться да лечиться!

— Отчего лечиться? — перебила я ее. — Я спать ложилась совершенно здоровой! Что случилось-то, можете объяснить?

— Интоксикация, у доктора подробности спрашивайте, — бросила сестра и вышла.

Я полежала, подумала и потянулась рукой, свободной от капельницы, к телефону на столе.

Витька взял трубку со второго гудка.

— Корабельников, — хмуро сказал он.

— Это я, — голос мой был не менее хмур. — Ты в курсе, где я?

— Очнулась? — как-то очень скучно сказал он. — Я признаться, так и думал, что черта с два ты загнешься.

— Витя, а вот с этого места поподробнее, — перебила я его. — С чего б мне загибаться?

Он помолчал.

— Я ничего такого не помню, — раздельно процедила я. — И не надо мне поминать про спятившую маменьку, я точно знаю, что я всего лишь легла спать, а очнулась в больнице!

— Марья, вспомнить маменьку придется, — сухо сказал парень. — После того, что ты в прощальной записке наговорила — тебе точно лечиться надо. А уж грамм героина вкалывать из-за того, что мы все такие — сякие тем более нелепо.

— Какой грамм героина? — вскричала я в совершенном изумлении. — Какая записка??? Ты чего несешь???

— Марья, знаешь, мне с тобой как-то и говорить не хочется, — признался Витька. — С одной стороны — понимаю, что у тебя были серьезные проблемы, раз уж на суицид пошла, а с другой…

— Какой суицид!!! — завопила я. — Рассказывай по порядку!

— Знаешь, мне в общем-то некогда, потом как-нибудь позвоню, — равнодушно сказал он.

И бросил трубку.

Я откинулась на подушку и поняла: мир сошел с ума. Иначе объяснить поведение Дэна и Витьки просто невозможно.

Однако с этим я как-нибудь разберусь потом, а теперь ясно одно — мне следует отсюда убраться.

Я потянулась к игле, что пронзала правую руку, как тут дверь распахнулась.

— Муж второй к вам явился, — любезно сообщила медсестра. — Принимать будете?

— Кто — кто явился? — нахмурилась я.

— Муж. Второй, — терпеливо объяснила она.

— А первый кто? — не отставала я.

— Высокий такой, красивый, ушел недавно, — вздохнула медсестра. А второй — маленький и щупленький. Мое мнение — не стоило вам после первого такого второго заводить.

— А второй — для души, — буркнула я.

— Ну так звать? — вопросила медсестра.

— Первого-то без вопросов пускали, — язвительно сказала я.

— Так первый за палату платит, — охотно пояснила она. — Да и спрашивать вас все равно смысла не было.

— Ну тогда зовите, — махнула я рукой, — и кстати — врача б мне.

— Обход в одиннадцать утра был, теперь только завтра, — мило улыбнулась она и покинула меня.

Зато на ее месте скоро нарисовался Серега.

— Ну садись, муженек, блин! — поприветствовала я его.

Он втянул голову в плечи, переминаясь с ноги на ногу и поведал:

— Так пускали только родственников.

— И как же ты доказал, что ты мой муж? — удивилась я.

— Денег дал, — стыдливо поведал он.

Я осуждающе посмотрела на него, вздохнула и велела:

— А теперь, муженек, расскажи мне всю эту историю о том, как я сюда попала! И без лишних вопросов и о том, что я помню, а что нет!

Серега с готовностью кивнул и сказал:

— Ну, я к тебе домой зашел, смотрю — ты лежишь на диване и с тобой чего-то не того. Не спишь, а похоже что без сознания. Рядом использованный шприц. А на столе записка. Ну, я вызвал скорую, и тебя спасли.

Он закончил свое животрепещущее сообщение, заткнулся и преданно на меня уставился. «Ну я же тебе жизнь спас, оцени, ОЦЕНИ!!!» — читалось в его глазах!

«Тихо! — рявкнул на меня внутренний голос. — Давай только без криков о том, что ты ничего не помнишь и этого не было, ладно? Задавай вопросы по порядку и по существу, а то и этот сбежит».

Я вздохнула, досчитала до десяти, после чего ровно спросила:

— Первый вопрос — отчего ты зашел в мою квартиру? Я тебе ключ оставляла на всякий случай, а не для того, чтобы ты туда ходил.

— Да ты не подумай, — тут же переменился он в лице. — Сроду я без тебя к тебе не ходил! Да никогда такого не было!

— Ну а в этот раз отчего все ж вломился ко мне?

Серега подумал и соврал:

— Бабуля послала к тебе за сахаром.

«Потом про это выяснишь! — сурово одернул меня голос. — Парень тебе жизнь спас, не придирайся! Давай про записку!»

Я снова посчитала до десяти и спросила:

— Что В записке было?

— А ты разве не…

— Не помню, — отрезала я.

— Ты написала, что все кто тебя окружают — дебилы. Что бабуля наша — старая маразматичка и ворует у тебя из дома все, что не приколочено. Про подруг написала гадости. Ну и про Витьку с Дэном тоже.

— Что конкретно я написала про Дэна? — требовательно спросила я. Может, это и объясняет его поведение?

— Что он гей, — покраснел Серега.

— Да ну нафиг, — не поверила я.

— И что ты видела своими глазами, что Витька и он ну, это самое, — вздохнул Серега. — И ты это в таких подробностях описала, да еще матами, что у меня до сих пор уши горят.

— Ты эту записку спрятал? — нервно спросила я.

— Какое там? Сначала не до того было, а потом вот ее врачи зацапали.

— Боже, — охнула я.

— В общем, Магдалина, на тебя все очень злые, — печально поведал Серега.

Я помолчала, осознавая ужас случившегося, после чего сказала:

— Серега, я эту записку не писала. Ты же знаешь мой почерк! Я тебе сколько раз писала названия дисков, которые мне надо купить! И я никогда, никогда не матерюсь!

— Твой это был почерк, — тяжко вздохнул он.

— А про тебя я что написала?

— Ничего, — с оттенком гордости поведал он.

— Ну хоть это хорошо, — слабо улыбнулась я.

— А еще на тебя Витька дело собирается открыть, — припечатал Серега.

— А за что? — недоуменно воззрилась я на него.

— Так ты в записке написала, что отца своего убила, полное признание, и, мол, поэтому-то и решила уйти из жизни.

— Господи, — охнула я. — С что с отцом?

— Да вот Витька его ищет, да пока найти не может. Ты написала, что в лес его завела и бросила, мол, не выбраться ему, точно знаешь.

— Серега, — слабым голосом сказала я. — Если еще что-то не рассказал — то выкладывай прямо сейчас, не томи.

— Да вроде все, — развел он руками. — Только одно скажу — ты уж сиди тут подольше, а то Витька тебя махом на нары определит. Злой он сильно, его в отделе все педиком дразнят.

Я зарылась лицом в подушку и застонала.

Черт! Черт!!!

«Неладно что-то в Датском королевстве», — подвывал внутренний голос.

«Чего делать???»

«Гони Серегу, и будем думать», — прекратив истерику, тут же деловито велел голос.

— Серега, оставь меня, — попросила я.

— А поговорить по душам? — обиженно заморгал он.

— Мне нехорошо! — твердо молвила я. — И передай на посту медсестричкам, чтобы ко мне не лезли, я в гневе неприятна!

Серега понуро кивнул и пошел из палаты.

— Я тебе фруктов принес, — он обернулся от двери и кивнул на пакет около стула.

— Спасибо, — покивала я.

Дверь за ним захлопнулась, а я принялась думать.

Итак.

Что мы имеем? А имеем мы то, что мой сон был явно неслучаен. В восемь вечера я сроду спать не ложилась. Я сова, к вечеру у меня наоборот на подвиги тянет!

Где ж мне могли снотворное-то подложить? Я прокрутила по шагам свои действия в тот вечер. Вот я падаю в реку, плыву, выползаю на пляж. Потом парни везут меня домой. Я ничего не ела и не пила с ними — так что они отпадают.

Потом ругаюсь с Дэном и захожу домой.

Потом… Потом я пью чай!!! И это была единственная еда и питье за тот вечер. Думаю — снотворное было растворено в воде, налитой в чайник. То-то мне напиток показался горьким. И будь я менее замученной, я бы несомненно обратила на это внимание, а так — рассеянно списала на неопробованный ранее сорт чая.

Итак, я засыпаю, и тогда злоумышленник, проникнув каким-то образом в дом, делает мне героиновую инъекцию и оставляет предсмертную записку.

А то что это было именно так — это да и аминь. Ведь, черт возьми, я героина в глаза не видела. Я не наркоманка! Да если б мне надо было умереть, быстро и безболезненно, я бы попросту выпила упаковку снотворного.

Вот только огромную дозу снотворного не растворить в чайнике. Слишком заметен будет вкус лекарства. И сложновато спящего человека насильно накормить таблетками. Именно из-за этого меня усыпили малой дозой, а потом сделали укол.

Осталось только решить, кто это мог сделать.

А ключи были у двух людей. У Сереги и у Дэна.

И на этом моменте я забуксовала.

Дэн — исключено. Он мне родной.

«Знаешь, или рассматривай всех беспристрастно, или не занимайся этим вообще», — хмыкнул внутренний голос.

Я в ответ хмыкнула еще презрительней и напомнила, что Дэн мне карту-то вернул, после того, как меня парни у дома высадили.

То есть — войти он ко мне не мог.

«А вот скажи, зачем Сереге тебя травить, колоть героином, а потом вызывать скорую? Выгода какая?» — задумчиво сказал внутренний голос.

«Да какая тут выгода, — вздохнула я. — Парень просто ревнует, вот и все».

«Тогда позволь напомнить тебе, что не так давно ты Дэну завещала все свое имущество».

«А позволь тебе напомнить, что Дэну отходит лишь половина! — сурово одернула я распоясавшийся голос. — Остальное делится меж материю, отцом, и Серегой».

«Значит, каждый из троицы получит примерно тысяч по шестьдесят баксами — если еще и стоимость имущества сюда добавить, — вздохнул голос. — Ты уж извини, но и Дэну, и Сереге есть интерес в том, чтобы тебя угробить. Но Дэну особенно».

«А у Сереги — ревность, — напомнила я ему».

«Думать надо, Марья, думать», — озабоченно сообщил голос.

«У меня уж голова опухла от размышлений», — хмуро поведала я.

«Ну отдохни тогда, не мешай мне», — раздраженно бросил голос.

Я подтянула Серегин пакет, достала зеленое яблоко и захрустела им. Настроение у меня было ниже плинтуса. А все оттого, что память услужливо подсунула мне эпизод, в котором Дэн рассказывал, как его знакомый, обладатель такой же двери, как моя, однажды попросту переделал свою кредитку еще и под карту — ключ. Потому как ключ он постоянно терял или забывал дома, попросту захлопывая дверь.

Да и, в конце концов, у него была родная карта от моей двери. Что мешало ему сделать дубликат?

Если это он — я попросту не переживу. Не переживу!!! Я слишком часто в последнее время встречалась с предательством тех, кому верила.

Маруська, моя подруга детства, которая украла деньги, предназначенные для уплаты за дорогую мне жизнь.

Оксана, которую я любила как мать родную, а она мало того, что подсадила меня на кокаин, так еще и чуть не убила меня, пытаясь омолодиться моей кровью. И не ее вина, что ей не повезло.

Родители Дэна, которые расправились со своими врагами, вслепую используя меня. Я думала, что спасаю Дэна. А они посмеивались и готовились меня убить, и смерть моя так же должна была послужить их интересам.

Я не переживу, если и Дэн меня предаст.

«Скажи честно — на нем есть приворот?» — вздохнул голос.

«Был, но он быстро испарился. Ты ж знаешь, я в приворотах не особо сильна».

«Тогда ответь себе честно. Именно себе, а не мне — что же его около тебя держит?» — мягко спросил голос.

Я молчала.

Красивей и обаятельнее Дэна я попросту не встречала. И я говорю не про ту массу парней, с которыми у меня может что-то получиться. Я говорю ВООБЩЕ про всех виденных мной людей. Как реальных, так и на экране телевизора. В Голливуде бы его оторвали с руками и ногами.

А он предпочитает по доброй воле жить со мной. Без приворота.

«Он меня просто любит», — тихо улыбнулась я, лелея свое счастье глубоко в душе.

Все у нас с ним будет хорошо. Я выйду из больницы, приду к нему домой и все — все расскажу. И он обнимет меня и скажет — «Магдалина, ты самое дорогое, что у меня есть. Я без тебя пропаду».

И я…

«Дура, прости Госсподи, — тяжко вздохнул внутренний голос. — Ну да ладно. Я тут подумал — валить нам отсюда надо».

«Зачем?» — на полном автомате поинтересовалась я.

«Так ведь Витька, я так понимаю, только и ждет, как бы тебя в кутузку упечь. Только на ноги встанешь — он тут как тут будет, а чувствуешь ты себя неплохо! Ну и во-вторых — я так подумал: надо папеньку-то выручать».

«Точно! — согласилась я и выдернула иглу капельницы из вены. — Точно! Вот щаз доберусь до дома, погадаю где папенька — и пойдем его выручать. Все остальное подождет».

Как обнаружилось, на мне была одета моя собственная ночная рубашка, около кровати стояли тапочки, а на стуле лежал халат. Больше я одежды не нашла.

Ну и ладно! Я одела то, что бог послал и пошла сваливать.

Сестричка на посту ахнула:

— Потемкина! Вы куда это?

— В туалет! — не моргнув глазом, соврала я.

— У вас отдельный санузел!

— А меня он не устраивает! — склочным тоном сказала я и пошла дальше.

— Вам вставать нельзя! — закричала девушка.

— Ну, если я встаю и иду, то отчего же нельзя?

— Не положено!

— Я не поняла! — вредно осведомилась я. — Я в больнице или в тюрьме?

— Но больные должны соблюдать режим!

— А что мне будет за несоблюдение? — полюбопытствовала я.

Медсестричка растерялась, после чего несчастно сказала:

— Вот выпишем вас, и помирайте тогда дома!

— А за неоказание врачебной помощи статья есть, или я что-то путаю? — ласково осведомилась я.

— Вот выпишем вас без больничного, тогда попляшете, — взяла себя в руки девушка и посмотрела на меня с видом превосходства.

— А мне больничный совершенно не нужен, — пожала я руками. — Я, как сказать, фрилансер, сама себе хозяйка.

Девушка посмотрела на меня как на врага народа. Молоденькая такая, светленькая, а в огромных, еще детских глазах — и растерянность, и непонимание, как поступить, и жаркая ко мне враждебность.

— Да вы не переживайте, — тут же раскаялась я. — Я ж понимаю, что у вас работа и все такое. Не собираюсь я ничего нарушать. Просто хочется ноги размять, свежим воздухом немного подышать. Разрешаете?

Девушка махом оттаяла и важно сказала:

— Ну погуляйте, Потемкина. Только недолго, обед скоро.

Ох, как же я ей улыбнулась, если б вы только видели! Как лучшей подруге. Как учителю, который мне неожиданно вместо тройки поставил пятерку. Как Дэну, нежно мной любимому. Потому что если б она уперлась в землю рогом — пришлось бы прорываться с боем.

Я, стараясь не бежать, прошла по коридору, спустилась по лестнице на первый этаж, и упс! — наткнулась на бравых ребят в пятнистой форме. Они стояли прямо у выхода из больницы, и проверяли всех, кто имел желание выйти или войти.

«Мне разрешили ведь, так?» — с сомнением спросила я у внутреннего голоса.

Он подумал и наконец отозвался:

«Знаешь, я думаю что рисковать не стоит. Витька-то на тебя злой, мог с парнями договориться».

Я тяжко вздохнула — ну все, все норовят меня обидеть! — и уверенно зашла в комнату, из которой на моих глазах пару минут назад вышла санитарка. Как я и думала — это оказалось подсобное помещение. В углу стояла ржавая ванна, забитая тюками, рядом громоздились коробки, ведра, швабры.

Полчаса ушло на то, чтобы расшатать намертво залитые белой краской шпингалеты. Пот струился по лбу, я дико устала, но каждый раз, когда я собиралась присесть и подумать над общемировыми проблемами, внутренний голос тут же командовал с интонациями заправского надсмотрщика: «Паши, негр, паши, солнце еще высоко!»

Наконец последний шпингалет поддался моим усилиям и со скрипом двинулся вверх.

Я спрыгнула с подоконника, расшибив коленку на асфальте, и услышала женский голос:

— Девушка, а что, дверей вам мало?

На лавочке метрах в двух сидела тетенька лет пятидесяти и недоуменно на меня смотрела.

— Там муж ждет, — брякнула я, помахав в сторону официального входа.

— А ты, значит, к любовнику? — понимающе улыбнулась тетенька.

— Как вы проницательны, — опустила я глазки долу. — Есть такой грех.

— Эх, молодежь — молодежь!

— Ну, я пойду? — спросила я у нее.

— Беги уж! — махнула она. — Если что — я тебя не видела.

— Сделайте милость! Спасибо большое! — горячо поблагодарила я ее и ринулась к огромным кованым воротам. Добежав до дороги, я подняла руку и принялась ловить машину. Как бы не так! Все водители как один категорически не хотели останавливаться около девицы, одетой в тапочки и халат.

«А Сереге позвонить не судьба была?» — укоряюще сказал внутренний голос.

«Если такой умный, мог бы раньше сказать, — огрызнулась я. — А то — бегом отсюда, скорей!»

И тут остановилась восьмерка с двумя мужичошками на передних сидениях.

— Вам ехать, девушка? — спросил меня один.

Я с сомнением посмотрела на них. С одной стороны — никогда не сяду в машину, где двое мужчин, с другой стороны, видно, что данные экземпляры простые и беззлобные.

«Садись, давай, нужна ты им больно, — нетерпеливо сказал голос. — Кроме них кто еще тебя подвезет?»

— У меня с собой денег нет, — вздохнула я. — До дома доедем — там расплачусь.

Водитель крякнул и вроде как с сомнением посмотрел на меня.

— Точно расплачусь, — пожала я плечами.

— А вас там что, с деньгами встречают? — полюбопытствовал он.

— Да нет, довезете, схожу домой да вынесу, сколько скажете.

— А ехать куда?

— На Кирова.

— Сто пятьдесят устроит?

Я кивнула.

— И Микола с вами сходит за деньгами, а то знаю я, довезешь — и все, поминай как звали, — слегка нахмурился мужик.

— Хорошо, — снова кивнула я.

— Ну, тогда, Микола, вставай, да усаживай даму на заднее сиденье, — велел он второму мужику.

Тот так и сделал, откинул свое сиденье и я, кое — как туда залезла. Не, ну до чего ж неудобная машина, а?

— Устроились, все нормально? — осведомился второй мужик, откидывая свое сиденье.

— Да, спасибо, — поблагодарила я.

Он уселся, перегнулся ко мне назад, пошарил глазами, приговаривая:

— А где ж та бутылка-то, где бутылка с пивом?

— Что-то ищете?

— Типа того, — прокряхтел он, резко подался вперед и едко пахнущая тряпка полетела мне в лицо.

— Поосторожнее! — вскричала я.

И тогда мужик принялся меня душить.

Руки у него были необычайно сильные, он сжал мое горло так, что мне казалось — еще чуть — чуть, и душа из него полезет, словно зубная паста из тюбика. Я изо всех сил пыталась отодрать его руки от моего горла, но он, похоже, моих усилий попросту не замечал.

— Ты что, едрить твою, идиот, что ли? — раздался крик водителя. — А ну живо девку отпусти!

«Спаситель!» — в приливе благодарности подумала я, почувствовав, что горло мое свободно.

— Выпустите меня, никуда я с вами не поеду, — прохрипела я.

— Вот как надо, едрить твою, нечего следы оставлять! — нравоучительно сказал водитель, перегнулся ко мне и ловко облепил мое лицо мокрой тряпкой. Да еще и ладошкой придержал.

Я гневно забрыкалась, вдохнула, — и почувствовала, что мир резко сузился до размера одной черной точки. А потом и ее не стало.

Вокруг был нежный весенний сад, залитый неверными предрассветными лучами. Я шла по каменной узкой тропинке и безотчетно улыбалась — настолько чудесно было все, что меня окружало. Цветущие яблоньки и черемуха, а вот и кустик сирени за поворотом. Ой! — а это что? Под кустом можжевельника сохранился островок снега, искрящегося своей белизной, и прямо из него росли подснежники. Я присела около них, зябко поежилась, когда крупинки снега коснулись босых ног. Легкий ветерок коснулся бледно-золотых венчиков, и цветы приветственно кивнули мне.

— И вам здравствуйте, — нежно улыбнулась я. Последний раз подснежники я видела много лет назад, когда жила в деревне у бабушки.

И я снова побежала по каменной дорожке, отчего-то зная, что я теперь буду приходить сюда и любоваться этими нежными цветами. Бежала, с удовольствием ощущая какую-то неимоверную легкость, босые ноги лишь слегка касались земли. Такое я последний раз тоже испытывала только в детстве, когда была еще слишком мала, чтобы пресловутые 9 же заставляли меня твердо ступать по земле.

Отчего-то в моей душе был такой мир, какого я еще никогда не испытывала. Я до краев была полна нежным и безмятежным счастьем.

Впереди послышался стук шагов по камню, и я пугливо ринулась за куст белой сирени. Мало ли кто там. Капля росы, пахнущей свежестью, упала мне на щеку, я дернулась от холода, и с потревоженных веток упало еще несколько капелек. А из-за поворота вышел Димка.

— Магдалина, — тихо позвал он.

Я отчего-то молчала, жадно рассматривая строгие черты его лица. Такие похожие на черты Дэна. Только вот Димка, а не Дэн — моя половинка.

На лицо упала еще одна капелька.

Теплая.

— Магдалина, — снова позвал он, обогнул куст и принялся стирать с моего лица слезинки.

И я уткнулась в его плечо, настоящее, твердое — и заплакала.

А он ждал, пока я успокоюсь, и гладил меня по голове.

— Я теперь всегда буду с тобой? — подняла я на него мокрые глаза.

— Не совсем, — печально улыбнулся он. — Не время пока. Спаситель тебе послан сверху.

И он поднял глаза на предрассветное небо.

Я поглядела — и обомлела.

На фоне зари отчетливо виделся волк с двумя ангельскими крылами за спиной. То, что крылья были ангельские — я поняла сразу. Ибо ни у кого в подлунном мире не может быть крыльев столь белоснежных в своей чистоте. Словно хрустальная вода горного ручья. Словно лик Христа. Словно бесконечная нежность истинной любви.

Димка осторожно коснулся губами моей щеки и я прикрыла глаза.

А когда я их открыла — ни сада, ни Димки не было.

Я огляделась по сторонам и поняла — вот теперь я точно сплю. The Matrix has you. На самом деле я лежу в своей чудесной кроватке, и мне всего лишь снится сон о том, что я лежу на земле в лесу. Ну как я могла там оказаться, сами подумайте? С логикой у меня вроде неплохо, поэтому ответ был очевиден — я сплю.

Я еще раз окинула окрестности зорким взглядом и заметила кой-какие несущественные детали.

Лежала я на рельсах, которые отчего-то ощутимо подрагивали, а из леса ко мне трусил волк, правда без крыльев. Я утомленно прикрыла глаза.

Матрица имеет меня.

Волк внимательно меня обнюхал, лизнул и сел рядом, напряженно глядя на меня.

— Ты б хоть зубы чистил иногда, — сварливо выговорила я ему.

Вернее — я попыталась это сделать. Но не смогла.

«Матрица», — отрешенно подумала я и прикрыла глаза.

«Какая к черту тебе Матрица, ты ж под фризом, дура!» — рявкнул внутренний голос.

«Под фризом?» — лениво удивилась я и пустила вдоль тела Силу. Через мгновение меня словно холодной водой окатили, аж зубы застучали б, если б они могли это делать. Увы, под фризом человек может только видеть и слышать. Все остальные функции — недоступны.

Рельсы дрожали все ощутимее и ощутимее, и я уже слышала некий шум.

«Ну чего ж ты, корова, разлеглась-то, — рыдал внутренний голос, — ползи, родная, ползи!»

«А кто мне глаза открыл, что я под фризом? — злобно осведомилась я. — Ты под фризом умеешь двигаться? Я — нет!»

«Ну так сделай что-нибудь!!! — заверещал голос. — Что, долго фриз снять, что ли???»

«Без водки, Силой снимать — минимум полчаса! — отрезала я».

«Н так хоть попробуй!!!»

Я закрыла глаза, прислушалась к шуму крови в венах и стуку сердца, открыла дверцу в душе и выпустила Силу, наказав ей убрать все зерна фриза из моего тела. И она потекла, медленно, но верно разъедая сковавшую мое тело заморозку. Очень медленно…

«Доволен? — холодно осведомилась я, — А теперь не мешай мне!»

«Ты что-то придумала? — с надеждой, больше смахивающей на подобострастие, спросил голос».

«Помолиться вот надо перед смертью, — вздохнула я и деловито забубнила: — Отче наш, иже если на небесех…».

«Господи, — подвывал голос. — За что, Госсподи! Я ж еще молод и почти красив!»

«Погоди, — изумилась я. — Ты что, парень?»

«А… ну не знаю, — смутился голос».

«А чего тогда от мужского имени вещаешь?»

Голос явственно шмыгнул носом и возмутился:

«Слушай, мы тут помираем, а ты пол мой выясняешь. Совсем сбрендила, да?»

Я скосила глаза вправо — Божечки, поезд-то уже показался!

«Все, отстань! — твердо сказала я. — Ибо настал час последней молитвы».

И тут волк, до того спокойно сидевший рядом, решил меня съесть. Он раскрыл свою пасть, сроду не чищенную колгейтом, и вцепился зубами в мое плечо.

Господь милосерден — под фризом не чувствуется боли. Я услышала лишь, как треснула ткань халата под его зубами, он глухо зарычал и трусцой побежал вдоль меня.

«Кусочек послаще ищет, — понял внутренний голос».

Волк тем временем ухватился за лодыжку и принялся тащить меня в лес. Разумное желание — я бы тоже не захотела обедать на пути у мчащегося поезда. Однако шло у него это дело с трудом, он пыхтел, ворчал, скулил, и периодически посматривал мне в глаза с некоей укоризной.

Последнего я совершенно не понимала, ибо дело двигалось.

«Поднажми, родной, — лихорадочно взывал к нему голос. — Немного уж осталось!»

«Странный ты, — осудила я его. — Ну вытащит он меня из-под поезда — так все равно ж это из огня да в полымя!»

«Там посмотрим», — туманно сказал голос, косясь на приближающийся поезд.

И тут волк дернул меня в последний раз и мы с ним кубарем полетели с насыпи. И надо ж было мне приземлиться в аккурат поперек волчьей спины! Волк хрюкнул от неожиданности и пугливым зайцем ломанулся в лес.

«Иго-го, лошадка! — радостно кричал голос. — Выноси, родная!!!!»

Я же изо всех сил сжимала веки и пыталась руками защитить глаза от веток — к счастью, руки уже начали меня слушаться.

Долго ли, коротко, а вынес он меня на чудесную полянку посреди сосен, одним движением скинул на землю и сосредоточенно завыл, вытянув мордочку кверху.

Я пошевелила руками — ногами, все работало. Села, принюхалась — и поняла: так это ж лес за Колосовкой! Только здесь так пахнет нечистью.

«А Колосовский лес мы с тобой как свои пять пальцев знаем!»— удовлетворенно сказал голос.

И он был прав. Ибо только тут мы, ведьмы, проводили свои шабаши. Только сюда мы ходили за травами — от дорог далеко, и простой народ траву не топчет — уж сильно дурная слава идет об этом месте.

Зато уж отсюда выбраться мне, ведьме — пара пустяков, хотя и чувствую, что я в самой чаще. А сама не смогу — так мертвых заставлю помочь, мертвых тут много.

Тут волк выдал особо жалостливую ноту, я вздрогнула от надрыва в его голосе и повернулась. Он сидел около пня и с непонятной надеждой смотрел на меня.

А во пне были воткнуты… ножи!!!

Мать честная!!!

Вскочив, я подбежала к пню и лихорадочно пересчитала — одиннадцать!!!

— Вытащил кто-то нож, что ли? — растерянно спросила я у волка.

Он усердно закивал.

— Так ты что, собака серая, человек??? — в полной прострации я села рядом с пнем.

Волк шмыгнул носом и кивнул на черную тряпичную кучу около кустика. Я подошла, схватила ткань, потянула, развернула — и предо мной оказалось длинное платье. Черное, простого фасона, плотное. В траве блеснул здоровенных размеров крест. А кто у нас ходит как пугало зимой и летом одним цветом? А кто у нас крест по все пузо носит?

— Святоша, зараза! Ты??? — укоризненно спросила я у волка.

Волк понурился. Вернее, понурилась, раз это Святоша.

— В общем так! — постановила я. — Искать того, кто у тебя ножик вытащил — мне некогда. Сейчас кругом очерчу, чтобы никто оставшиеся не упер — и домой. Ты со мной или тут останешься?

Святоша возмущенно зарычала.

— Не буду я твой ножик искать! — железным тоном еще раз повторила я. — И не надо мне напоминать, что ты меня из-под поезда вытащила! Проблем у самой выше крыши!

Я демонстративно наложила на ножи в пне заклятие, подобрала одежду и не оглядываясь пошла прочь.

Лора подумала и потрусила следом.

По дороге я злобно разглагольствовала:

— Вообще, Лора, тебе повезло что ты на меня наткнулась. Я добрая, и не скажу тебе всего того, что сказала б тебе Прасковья, Ольга, Галина, да любая другая ведьма! Я тебе не скажу — чего ж ты, зараза старая, поперлась в лес экспериментировать, если оборотничество ересь, а? Фарисейка ты, Лора! Попа тащишь к нам с проверкой, а сама втихушку тут же в лес шмыгнула проверять обряд — ну как это называется? Да еще и такую глупость сделала — ножи не заговорила от покражи! Лора, ты меня конечно извини, но ты вообще из ума выжила.

Святоша заскулила. Наверно от стыда.

— Да ладно, не плачь, я добрая, и потому я тебе этого ничего не скажу! Хотя тянет, Лора, ох как тянет все тебе высказать, — подвела я итог.

Дальше мы шли почти молча — как собеседница Лора всегда была отвратительной. В прошлом — излишне многословной, теперь вот наоборот.

Несколько раз я присаживалась на пеньки и коряги, переводила дух и шла дальше.

Отмахав километров двадцать, мы наконец вышли к околице Колосовки я возрадовалась и прибавила прыти. Скоро, скоро я окажусь дома! Первым делом понежусь в ванной, потом попью чайку с жасмином, а потом — в свою постельку, мягчайшую и чудеснейшую постельку в мире!

Лора как-то нервно рявкнула и прошлась глазами по мне сверху вниз. Я посмотрела и на себя вслед за ней и охнула. Весь халат в грязи, в дырах, рукав полуоторван — Лора постаралась, когда меня за плечо решила тащить. Лодыжка вся в крови — все же прокусила мне ее чуть Святоша, пока спасала, ну да я человек разумный и не в обиде.

— Гран мерси, мадам, за запасную одежку, — сделала я книксен волку, развернула Лорин балахон и махом скинула дырявый халат.

Волчица сдавлено хрюкнула, напряженно разглядывая мои прелести.

— Лор, ты уж меня прости, но у тебя с ориентацией все в порядке? — хмыкнула я, напяливая на себя ее платье.

Мы, ведьмы, друг друга не стесняемся. Порой ведь и в бане обряды приходится делать, есть обряды, где ведьма должна быть полностью обнажена. Это не распутство, ведь никто, никто этого не увидит кроме ведьмы и, если требуется, ее товарок.

Но Лорин взгляд мне не понравился.

И потому я в отместку надела на нее пояс от халата вместо ошейника и поводка. А сверху — ее крест, не в руках же мне его тащить, пусть сама о своем имуществе заботится!

Лора кресту обрадовалась, а вот поводку — не очень. Она рявкнула и нехорошо на меня поглядела.

— В городе иначе нельзя, родная, — мстительно сказала я. — Отловят тебя без ошейника и на мыло сдадут!

«Врешь!» — взглядом сказала она.

— Да с чего? — удивилась я. — Давным-давно такой закон — всех бродячих собак собирают и типа в питомник, да только кто его содержать будет? На мыло их и сдают!

Лора трагично завыла и я поняла — после обращения в человека она станет другом всех бродячих собак.

— А пока, милая, пошли-ка домой! — ласково сказала я ей и пошла в деревню.

Там я достаточно быстро нашла почти трезвого дедка, который сослепу принял меня за монашку (спасибо Лориному балахону) и охотно согласился меня подбросить до города на мотоцикле с коляской.

— Какая у вас, матушка, собачка-то умная, — кричал он мне сквозь свист ветра, уважительно поглядывая на чинно сидящую в коляске Святошу.

— Дрессированная! — кричала в ответ я, изо всех сил вцепившись в его спину.

— А так вообще как, злая? — снова орал он.

— Загрызет насмерть, коль ее разозлить! — хвасталась я. — Как охранница — лучше не сыскать. Вот, матери везу, пусть ей дом сторожит!

— А ест много?

— Да вы что, у нее ж пост вечно! Мясо вообще почти не ест, кашку жиденькую похлебает и довольно.

Последний аргумент мужика сразил.

— Продай, — алчно закричал он и просительно поглядел мне в глаза, — ну зачем тебе в монастыре собака, матушка?

Я, перепугавшись, тут же развернула его голову и рявкнула:

— А за дорогой кто смотреть будет? Пушкин???

Дед честно уставился на дорогу и заканючил:

— Ну продай, а? У нас в деревне жрать особо нечего, но вот крупы всегда найдем. Давно собаку хочу, пусть мой жигуль сторожит, да на нее же мяса не напасешься! Но и жигуль мой хоть и старенький, семьдесят первого года, да и не ездит давно, а тока вся деревня на него зарится! Я знаю! По глазам вижу! Уволокут его у меня однажды!

Святоша нервно следила за ходом переговоров.

— Ну не знаю, — кривлялась я. — Она ведь у меня еще и мышей ловить умеет!

Дед застонал:

— Продай! Спасу нет от мышей!!!

— Еще она грядки страсть как полоть любит! — прокричала я ему в ухо.

— Чего — чего? — не понял он.

Я опомнилась.

— Душевная, говорю, она у меня к хозяевам. В огонь и воду за хозяином пойдет! Сама живот положит, а хозяина в обиду не даст!

— Продай! — взмолился мужик. — Я ведь знаю, Николашка Бирюков давно примеривается, как бы меня половчее со свету сжить! Вот прямо хожу и чую — недолго мне с ним по одной земле ходить, сгубит меня он, чертяка.

— А за что хоть? — с сочувствием прокричала ему я.

— Да он меня с жинкой своей лет тридцать назад тому на сеновале застал, — довольно крякнул дедок. — Вот с тех пор и таит на меня черную думку. Мне твоя собака — во как нужна!

— Ну чего, Святоша, надо дедушке помочь, — посмотрела я на волчицу.

Та задрала нос к небу и принялась безостановочно выть.

— Чего это с ней? — не понял мужик.

— Да вредная она у меня да капризная, — пояснила я. — Сейчас домой приду, отлуплю да и будет как шелковая.

— Вот это я понимаю — дрессировка, — уважительно сказал мужик.

Так мы и доехали до дома. Он встал у ворот, а я побежала за деньгами.

— Собачку-то в залог оставьте, — хитро прищурился дедок. — А то вдруг с концами убежите.

Я внимательно на него посмотрела и поняла — ага, только я в подъезд зайду — дедок вместе с собачкой же и свалит.

— Собачку не оставлю, — твердо сказала я. — Она у меня слегка бешеная, может и покусать без меня. Так что уж извините. Пошли, Лора!

— Продайте, а? — тоскливо взвыл мужик.

Я развернулась:

— Вас как зовут?

— Дядя Толя, — оживился он.

Я обернулась к волчице и наставительно сказала:

— Будешь себя плохо вести — дяде Толе продам. Ясно?

Та лишь тяжко вздохнула и понурилась. К дяде Толе она не хотела.

У подъезда я встретила Серегу.

— Ты откуда? — вытаращил он глаза, в изумлении глядя на меня и на волчицу.

— Слушай, дай двести рублей, надо заплатить дедушке, он нас довез, — попросила я. — А то домой подниматься да потом спускаться не хочется.

Серега беспрекословно вынул деньги, я вручила ему пояс от халата, в данный момент — Лорин поводок, и понеслась к воротам.

— Так как, продашь собачку? — уныло вопрошал дедок, пряча деньги. Он уже понимал, что ничего ему тут не обломится, и скорбел всей душой.

— Да я б рада, да собачка против, — покаянно улыбнулась я и побежала снова к подъезду. Серега так и стоял с поясом в руках, опасливо глядя на Лору.

— Ты где ЭТО взяла?

— Где взяла, там уже нет, — отмахнулась я. — Мне, Сереженька, еще бы ключ!

— Да конечно, какие проблемы? — заулыбался Серега, мигом смекнув, что теперь я наверняка его приглашу в гости.

И мне стало стыдно. Ибо ясен пончик, что бедному парню никакие гости не обломятся — мне же надо ванну принять, чайку попить, потом и в постельку!

Итак, мы загрузились в лифт, доехали до Серегиного этажа, взяли карту от двери и пешочком пошли по лестнице вверх.

У дверей я замялась.

Вставила ключ и быстро сказала:

— Знаешь, ты извини, но мне надо побыть одной.

— А какие у тебя планы? — несчастно спросил он.

Я чуть приоткрыла дверь, впихнула туда Святошу, нырнула сама и только после этого высунула нос:

— Первым делом, Сереженька, мы сейчас примем ванну. Потом попьем чайку, хряпнем коньячку от нервов — и в постельку! День тяжелый был, расслабиться надо!

Он вздохнул и молча развернулся к лестнице.

— Первым делом значит ванну? — раздался сзади меня голос.

Сердце провалилось в пятки, я медленно развернулась и увидела Дэна. Он стоял, привалившись к косяку в столовую, и холодно смотрел на меня.

— Ну и видок у вас, мадам, — с некой печалью добавил он. — Да ты не стесняйся, Серегу-то зови, я вам не помешаю! Только вещи соберу и уйду.

Лора просеменила к дивану, уселась на него и принялась нехорошим взглядом рассматривать Дэна.

— Кончай концерты, — устало сказала я. — Вот что за люди? Услышат обрывок фразы — и все, сделают выводы. Ты вообще как тут оказался?

Он несколько удивлено поднял бровь:

— Не знал, что я уже зайти сюда не имею права. Нет, я понимаю, что развод неизбежен, но официально меня об этом никто не предупреждал!

— Я спрашиваю о совершенно другой вещи, — раздельно сказала я. — Один ключ был у Сереги, второй у меня. Как ты зашел???

«Вот теперь ты правильные вопросы задаешь, — одобрил голос. — Прижми мерзавца! Запасной ключ у него есть, это очевидно! Вот кто тебе героин вколол!»

— Я перед тобой обязан оправдываться? — холодно спросил он.

— Ответь, пожалуйста, — просительно сказала я.

Взгляд его оттаял — правда, не более чем на градус, и он отрывисто сказал:

— Я карту от двери я взял на столе, когда скорая за тобой приехала.

— А что ты делал тут, когда скорая приехала? — тихо спросила я. — Ты ведь отдал мне ключ и дал понять что все кончено…

Он окинул меня взглядом и молча принялся обуваться.

— Что ты тут делал??? — закричала я. — Отвечай!!!

— Слушай, мне твои истерики надоели, ясно? — спокойно сказал он. — Я понимаю, что ты не ожидала меня тут увидеть, я собственно за вещами пришел, извини. Сложи их в сумку, потом пришлю за ней кого-нибудь. Или себе оставь на память. А я тут больше оставаться не желаю.

Я встала около двери, раскинула руки крестом, и твердо сказала:

— Я тебя никуда не пущу. Все суета, но дороже тебя для меня никого нет. Я без тебя — ничто.

Дэн посмотрел мне в глаза долгим взглядом, и я ответила тем же. Когда ему надоело играть в гляделки, он подошел ко мне, поцеловал намертво прижатую к дверному косяку ладошку и притянул ее к себе.

— Скажи хорошее, — сразу оттаяла я.

Сейчас он мне скажет что любит меня. Или нет, он скажет что он — старый солдат и не знает слов любви, но его сердце разрывается от нежности, когда он видит меня… Или нет, он…

— Тебе новый бойфренд все скажет, — криво усмехнулся Дэн, легко меня отодвинул и вышел из квартиры.

Минуту я молчала в ошеломлении, после чего повернулась к Лоре:

— За ним!!!

Волчица демонстративно зевнула.

— Для чего я тебя держу! — злобно выговорила я ей и ринулась вслед за Дэном — он не стал ждать лифта, пошел по лестнице, как всегда скачками через несколько ступенек. Ну, да адреналин придал мне сил. Я догнала его на третьем этаже, вцепилась в его тишотку[6] мертвой хваткой и сказала:

— Пожалуйста, не бросай меня. Пошли домой и поговорим.

— Уже поговорили, — бесстрастно указал он.

— Плохо поговорили! Я знаю, ты злишься из-за той записки, но понимаешь, я ее не писала!! Как ты мог подумать, что я про тебя, самого дорогого мне человека — я могу такое написать, а?

— Я в курсе, кто твой любимый человек, — жестко сказал он и сделал попытку вырваться.

— Не пущу! — решительно сказала я.

— Магдалина, — оставь меня в покое, — равнодушно сказал он. — Я твоего нового бойфренда видел в твоей квартире, переговорили мы с ним, и я в ваши отношения вмешиваться не желаю. А если он тебя бросил, да ты теперь снова ко мне решила вернуться — то уж извини, я такое прощать не умею.

— Что ты несешь??? — недоуменно воззрилась я на него. — Какой бойфренд в моей квартире?

— И не вздумай идти за мной, — раздельно сказал он, грубо вырвал из моих пальцев ткань тишотки и пошел вниз.

И я не выдержала.

Я заплакала, запричитала ему в спину:

— Денис, не бросай меня, пожалуйста! Я не знаю, что происходит, но меня ведь убивают, понимаешь?

Его спина на мгновение напряглась, и он бросил:

— Кто?

— Я не знаю, — обрадовалась я его реакции затараторила: — Кто-то убивает меня и пытается это обстряпать под несчастный случай, понимаешь? То отравить пытались, то утопить, сейчас вот героин мне вкололи, и даже записку написали…

— Лечиться попробуй, — оборвал он меня и продолжил путь по лестнице.

Я еще стояла минут пять, ждала что он вернется. Потом открылась дверь справа и мужчина в дорогом длинном халате недоуменно спросил:

— Девушка, что случилось? Вы так плачете горько…

— Да нет-нет, ничего, — смутилась я и побежала наверх, домой, прикрывая красные от слез глаза.

Там я приготовила себе ванну с ароматной пеной, забралась и принялась яростно намыливать шампунем волосы.

Дверь скрипнула, и Лора, бочком-бочком вошла в ванную, неловко устроилась на стуле и выжидающе посмотрела на меня.

— Знаешь, Лора, он меня бросил, — горько сообщила я.

— Гав! — радостно сказала она.

— Злая ты, — укоряюще сказала я.

«Знаешь, а ведь нет худа без добра», — сказал доселе молчавший голос.

Я прополоскала волосы и привстала, потянувшись за гелем для душа, стоявший на полочке.

Лора занервничала, высунула язык и во все глаза уставилась на меня.

— Лора, ты чего? — недоуменно спросила я.

Та заскулила, виновато поглядела на меня, несколько раз треснула себя лапой по глазам и отвернулась. Но я-то видела, что она подглядывает. Черт, а ведь мне надо было достать скраб для пяток — он стоял на верхней полке. И вроде бы мы обе ведьмы, обе девушки — но мне было как-то неудобно вставать во весь рост перед ней.

«Да ну и черт с ней, будешь ты еще на старую маразматичку внимания обращать», — заметил внутренний голос.

«Точно», — согласилась я, глубоко вздохнула и встала из воды, потянувшись к скрабу. Лора с несколько секунд таращилась на меня, после чего тоненько взвизгнула и с грохотом свалилась со стула.

«Господи, что это с ней???» — недоуменно воскликнул внутренний голос, а я одним движением выскочила из ванны, подбежала к волчице и потрясла ее. Ноль реакции — та была в глубоком обмороке.

«Это она как увидела тебя а ля натурель, так и скопытилась от зависти», — радостно захохотал голос.

«Ага, или от ужаса», — мрачно сказала я и полила волчицу холодной водичкой.

Та слабо застонала, открыла глаз, посмотрела на меня и снова приготовилась отключиться.

— Стоять! — рявкнула я и махом накинула на себя махровый халат, подпоясалась потуже и повернулась к ней. Ну как, как я могла забыть, что Лора — придурочная!

Та кроткой овечкой взирала на меня и виляла хвостиком.

— Лора, — злобно сказала я ей. — Вот выздоровеешь — я тебя психоаналитику сдам, ясно? И попробуй отказаться! А пока — вон из ванны, дай домыться!

Лора посмотрела на меня как нашкодивший школьник, опустила голову, поджала хвост и, тяжко вздохнув, ушла.

А я долгим взглядом посмотрела ей вслед и снова забралась в ванну. Похоже, от оборотничества у Лоры в мозгу что-то переклинило.

«Так что ты там говорил про то, что нет худа без добра?» — как можно безразличнее спросила я у внутреннего голоса.

«Ну а как? — охотно отозвался он. — Пусть этот твой любимый валит на все четыре стороны, включая северо-восток, свою сущность он показал».

«Очень красивая у него сущность, — печально вздохнула я. — И родная».

«А главное, — подхватил голос, — коварная и жадная».

«Чего — чего ты мелешь???» — недоуменно спросила я.

«Это мельница зерно мелет, а я тебе умные вещи говорю, до которых ты сама вследствие влюбленности додуматься не можешь, — отбрил он. Ну-ка, скажи — зачем ему врать насчет нового бойфренда, якобы встреченного в твоей квартире?»

«Он просто что-то не так понял, — пожала я плечами. — Или я что-то не так поняла».

«Да все ты поняла прекрасно, — усмехнулся он. — Только ты настолько его беззаветно любишь, что поводов с тобой расстаться у него вроде бы и нет. Приходится придумывать».

«Ты чего такое собираешь???»— закричала я.

«Собирает грибник мухоморы в лесу, а я тебе, повторяю, даю беспристрастный анализ!»

«Пристрастный у тебя анализ! Если ему надо повод расстаться — то предсмертная записка, которую я не писала — всем поводам повод!!!»

«Ну, у записки несколько другая роль, — хмыкнул голос. — Ты выжила, она не сработала, и придуман бойфренд».

«И какая же у нее роль была?» — севшим голосом спросила я.

«Судя по тому, что в ней были тобой опорочены все люди, которым ты дорога — то сделано все, чтобы после твоей смерти ни у кого не возникло охоты копаться в том, действительно ли ты сама умерла, или тебе помогли. Это как страховка».

«Серегу в ней не помянули», — заметила я.

«Серега — растение, — безжалостно охарактеризовал его голос. — Тюфяк. Сколько лет он в тебя влюблен — и все кругами ходит, ни разу даже не хряпнул для смелости и не пришел к тебе со скандалом. Да, цветочки на могилку носить он будет, а вот на что-то более решительное — кишка тонка! Потому его можно и в расчет не брать. И потому, кстати, он и не может быть убийцей!»

«Знаешь, а почему это Дэн может быть убийцей, а Серега нет???»— возмутилась я.

«Сереге завещана шестая часть твоих денег потому что! — рявкнул голос. — Стоит ли мараться ему за сумму, которую он выручает за две картины??? А Дэну ты завещала в три раза больше денег и плюс — всю недвижимость!!!»

«Да у Дэна и так денег полно», — хмыкнула я.

«Ты его просто невнимательно слушала. Помнишь о том, что он говорил о новом проекте? И у него эти новые проекты каждый месяц! И знаешь, милочка — все это требует средств! А Серега живет тихо и мирно, носит одни джинсы уже который год, и не от жадности, а потому что привык он просто жить».

Я намылила пятку, подумала и меня осенило.

Дотянувшись до халата, я достала из кармана халат и позвонила Вовке Смирнову, который тоже был художником. Я вспомнила! — в тот день, когда меня кололи героином, у Смирнова должны были играть в преферанс. И Серега редко пропускает эти вечера. Таким образом, надо узнать, во сколько Серега ушел от Смирнова и вычислить по времени — успел бы он мне в тот день подсыпать снотворное и уколоть? Чисто теоретически. Просто самой что-то понять, для себя.

Смирнов был бодр, весел и главное — не знал о том, что я недавно собиралась якобы совершить суицид.

— Привет, — радостно закричал он в трубку, услышав мой голос. — С чем пожаловала???

— Да спросить надо кой чего, — улыбнулась я.

— Спрашивай, — тут же согласился он.

— Серега позавчера был у тебя?

— Долг отдам на днях, — тут же поскучнел Вовка.

— Вы там чего, на деньги играете? — не поверила я. — Пошло это!

— Да не, ты меня не так поняла, — заюлил он и я поняла — ну точно, на деньги.

— Что, сильно проигрался? — сухо спросила я.

— Да уж поменьше чем Сашка с Генкой, — задиристо ответил он.

— Он чего, и их обыграл???

Вовка подумал, после чего сообщил:

— Зато у меня девушка есть! И у Сашки с Генкой есть! Ясно!

«Это он что, на твою холодность к Сереге намекает, что ли?» — подозрительно спросил голос.

Я за Серегу расстроилась и посему буркнула:

— Зато если б Серега проигрался, то его и пилить было б некому.

Вовка тяжко вздохнул и уныло отозвался:

— Мда. Это точно.

— Сидели-то долго? — невзначай обронила я.

— Да почти до утра, — еще тяжелее вздохнул Вовка. — Все отыграться хотели, да куда там!

— И что, Серега никуда не выходил? — не поверила я.

— Да нет, только что в туалет.

— А я так поняла что он вечером домой ездил, — в недоумении сказала я.

— Ты чего? — поразился Вовка. — И что, мы бы тут втроем сидели и его ждали б, что ли? Не-ет, Машка, как сели мы часов в шесть — так и до утра!

«В шесть часов ты в речке купалась», — хмыкнул голос.

Я в глубокой задумчивости попрощалась с Вовкой и тут же позвонила и Генке с Сашкой. Однако и те сказали то же самое — Серега до утра был у Смирнова…

«Он не мог меня спасти!!!» — беззвучно закричала я.

«Не ори, а? — поморщился голос. — Но и убить тебя он тоже не мог».

«Они врут, — решительно сказала я. — Они врут и его покрывают».

«Ты головой хоть иногда думай, а? — посоветовал мне голос. — Ага, специально договориться с тремя людьми насчет алиби, и после этого тебя кокнуть? Да едва бы им милиция сказала, что подозревают, что в это время он совершал убийство — все трое тут же бы его заложили. Кому охота пособлять убийце? Таким образом он бы не алиби себе, а трех свидетелей против него только бы сделал».

«Логично, — кивнула я. — Но кто тогда меня спас??? И отчего Серега соврал, что это он меня спас???»

Голос помолчал, после чего сказал:

«Знаешь что? Я не знаю, что там произошло, но то, что Серега невиновен — это да и аминь. Потому что я интуитивно чувствую, что это не он, да еще и плюс алиби… Не он!»

«Ага, а насчет Дэна твоя интуиция так прямо кричит — вот он, убийца?» — желчно спросила я.

«Интуиция? — усмехнулся голос. — Говорю прямо — это он. И ты сама это знаешь, недаром давно уже задаешься вопросом — что такому красавцу около тебя, мартышки, надо. И заметь, привороты давно закончились!».

«Он меня любит! — холодно сказала я. — Сколько раз он мне предложения делал?»

«Два, — ровно сказал голос. — А ты помнишь о том, что муж наследует жене? Помнишь?»

«И что?» — с некоторой робостью спросила я, хотя и знала ответ.

«А то, что теперь он и так твой наследник, — озвучил голос мои мысли. — И между ним и наследством стоишь только ты».

«Он не может быть таким гадом», — покачала я головой.

«Ну а зачем бы ему тогда тебя обхаживать столько времени? Вообще, я думал что ты умнее, — усмехнулся голос. — То, что ему Шварев сказал про завещание — это как дважды два. Они на футбол вместе ходят, пиво по субботам пьют. Так что цель достигнута — юридически он твой наследник. И тут же начались покушения. Тут же. Так сними же, черт возьми, розовые очки, и взгляни на вещи трезво!!! Убивает тебя твой любимый!!!»

Я молчала.

Я отказывалась верить.

Дэн, бесконечно родной мне парень — хочет, чтобы я умерла…

Этого не может быть!!!

Нет!!!

«Истерику прекрати! — рявкнул голос. — Что значит — „не может быть?“ Смотри — все твои смерти замаскированы под несчастные случаи и самоубийства. То есть — цель не только убить тебя, а избежать судебного расследования. И кстати — заметь, как ловко выведены из игры твои родители. Папенька — скорее всего убит, а маменька недееспособна. Соответственно — доля Дениса стала больше».

Папенька!!!

Вот черт! Я тут прохлаждаюсь, а он может еще жив!!!

Я выскочила из ванны, наспех обтерлась, накинула халат и вылетела из ванной, ударив дверью Лору. Та жалобно заскулила, посмотрела на меня честными глазами и отвернулась.

— Подглядывать — нехорошо! — рявкнула я и побежала в спальню. Там я достала карты, сосредоточилась и принялась их выкладывать.

«Только б не смертельная комбинация пикей, только б не они», — стучало в висках.

Не глядя, я вытащила тринадцать карт, после чего открыла глаза, увидела, что раскладка пестрит краснотой и явственно успокоилась. Папенька где-то пил и было ему на редкость хорошо. Вокруг карты грандиозной пьянки лежала сплошная мелочь, что свидетельствовало — что ни забот у него, ни хлопот.

Ну что ж… На пьяного человека колдовать нельзя, так что мне надо всего лишь дождаться, пока он чуток протрезвеет — да и сделать ему вызов. Домой придет, тут и поговорим.

«А как насчет того, что в записке было сказано, что ты его кирдыкнула? — осведомился голос. — Типа в лес завела и бросила. Думаешь, преступник пошутил?»

«Думаю, что у преступника ничего не получилось, ибо откуда в лесу отец мог напиться? — усмехнулась я. — Я тут совсем с тобой забыла — я же отцу на день рождения подарок сделала, крепкую годовую охранку! Так что все пучком! Потому и сделать ему ничего не смогли, типа в лес только вывезли. Да, видать, и там от него удача не отвернулась!»

«Ну ладно что с папенькой все в порядке! А что с мерзавцем Дэном делать будем?»

Я затолкала подальше поднявшуюся в душе печаль, взяла трубку телефона и набрала номер мерзавца. Как ни странно — он трубку взял. Я была уверена — мой номер стоит на его телефоне в черном списке.

— Да? — холодно сказал он.

— Я тебе говорила, из-за чего я с тобой связалась? — голос мой был тих и задумчив.

— И из-за чего же?

— Парня ты мне одного напомнил. Очень. Диму Воронова, а уж его я любила больше жизни…

— Я в курсе! — резко перебил он меня. — Дальше что?

— И ты наверно в курсе, что ты — просто его копия внешне?

— Тебе виднее.

— А то, что он тоже пытался меня убить — тоже в курсе? — в упор спросила я.

— Хорошие у тебя любимые, — помолчав, сказал он.

— И не говори, — согласилась я. — Не везет мне с парнями… Я в общем-то чего звоню? Я тебе хочу сообщить, что я завтра все свои средства завещаю в фонд помощи голодающим Зимбабве. Все! До центика!

— А что, такой фонд есть? — усмехнулся он.

— Создам, если нет, — успокоила я его. — Прямо с утра этим и займусь. Так что ариведерчи, пишите письма, но на глаза не показывайтесь!

И я быстренько нажала на кнопку отбоя, дабы последнее слово осталось за мной.

«Молодец, причину тебя убивать ты устранила, — похвалил голос».

«Думаешь, теперь все будет нормально?» — в сомнении спросила я.

«Пятьдесят на пятьдесят, — подумав, прикинул голос. — Раз, как оказалось, он на убийство способен, то теперь тебя кокнуть может по чистой вредности, ты ж ему так игру всю поломала. Ладно, иди пореви, оплачь своего неверного возлюбленного. Можешь даже тарелки побить».

Реветь я не стала. Вместо этого я села за комп, зашла на виртуальную библиотеку к Альдебарану и скачала несколько самых рейтинговых детективов. После чего я принялась читать их по диагонали.

Я, мирный до мозга костей человек пыталась понять что делать простому человеку, когда он оказывается в эпицентре преступления. Жертвой.

Возможно — уловить некую мудрую мыслю, которая станет ниточкой, за которой распутается весь клубок.

И найти факты, что Дэн — не виновен…

Святоша бочком — бочком зашла в спальню и настороженно посмотрела на меня.

— Делай что хочешь, только мне не мешай, ладно? — отмахнулась я от нее. Та деликатно улеглась на кровать, уткнула нос мне в пятку и тяжело задышала.

— Одышка у тебя, однако, — вскользь заметила я и снова вперила взгляд в экран.

Через час я вывела следующие постулаты:

А) преступник всегда не тот, на кого думаешь (очень хорошо! Значит, все-таки Серега!)

Б) Ищи того, кому выгодно (треть моего состояния — тоже деньги, значит, Серега!).

В принципе, я это и так знала, но ведь как приятно, когда твои мысли подтверждают умные люди типа Агаты Кристи и любимого писателя английской королевы Дика Френсиса!

«Дура ты у меня, прости Госсподи, — скорбно вздохнул голос. — Учу ее, учу, все бестолку, лишь бы Дэна своего оправдать…».

«Но преступник всегда не тот, на кого думаешь! — твердо возразила я. — Раз все факты против Дэна — значит точно не он».

Голос помолчал, после чего с жалостью осведомился:

«Слушай, тебе жить охота? Или готова помереть, но Дэна оправдать?»

«Так в книгах же говорят…»

«В Москве, говорят, кур доят», — непривычно грубо отрезал голос.

«И чего делать??? — закричала я. — Я запуталась! Серега говорит что меня спас — а сам в это время в преферанс резался!!! А Дэн…»

Я запнулась, не смея озвучить факты против любимого.

«Иди спать, — устало вздохнул голос. — Завтра разберемся, а мне подумать надо».

Я еще на раз погадала на папеньку — все то же самое. Он пьян и счастлив. Ну и слава богу. Главное — он жив.

Перед сном я пошла проверила автоответчик — и была весьма удивлена.

— Магдалина и дядя Денис! — услышала я слегка виноватый, но все же радостный голос Сони. — Вы там на меня сильно сердитесь? Ну простите меня, пожалуйста! А у меня все—все хорошо, купаюсь в море и вообще Данила у меня — супер! Я еще позвоню, так хочется все вам рассказать! Только маме пока не говорите ничего, ладно? Ну все, целую всех, ваша Соня!

«Слава богу, хоть у нее все хорошо», — с облегчением подумала я. Все же хорошо, что она так вовремя уехала в свадебное путешествие, ибо как бы вся эта круговерть на ребенке отразилась — непонятно.

Я прочитала вечернюю молитву (Лора при этом стояла рядом на коврике, усердно подвывала и стукалась лбом об пол), выключила свет и легла в постельку. Волчица тут же предприняла попытку забраться ко мне в кровать.

— Ну уж нет! — возмутилась я. — Иди-ка, дорогая, в гостевые комнаты — выбирай любую!

Та обиделась и ушла.

«Совсем у Лоры крышу сорвало!»— сердито подумала я и с этой мыслей заснула.

И с этой же мыслей мне пришлось и проснуться.

Лора, собака серая, глухо рыча, тянула меня за щиколотку из кровати. Я же, хоть и сонная, но не растерялась — завизжала и прицельно засветила Лоре пяткой в глаз.

— Ты чего, совсем с ума сошла!!! — закричала я. — А ну, собирай манатки и уматывай из моего дома!!!

Дотянувшись, я включила настольную лампу на прикроватной тумбочке и злобно уставилась на Святошу. Та смерила меня жалостливым взглядом, поправила крест на шее и пошла к стулу. Порылась мордой в ворохе одежды на спинке, ухватила зубами свой балахон и пошла с ним на выход. У двери она приглашающее оглянулась. Мол, хозяйка, раз выгоняешь — так иди, провожай.

Безмерное счастье затопило меня. Неужто она сама решила меня покинуть? Самой-то мне бы ни в жизнь не хватило духу ее на улицу выставить, а раз сама уходит — флаг в руки! Ветер в паруса!

Мгновенно проснувшись, я побежала вперед волчицы.

— Лорочка, — радостно кричала я, сбегая по лестнице. — Ты уж лихом не поминай, если что не так было! Я тебе сейчас и курочки в дорогу дам, и евангелие карманное! Все для тебя, только б ты умота… тьфу, в смысле улыбалась!

На втором этаже моих ноздрей коснулся странный запах, но я, в эйфории от расставания с дорогой коллегой на него не обратила внимания. Вот сейчас выставлю Святошу — тогда и разберемся. На первом этаже я закашлялась — дышать было вообще нечем.

— Что за черт? — недоуменно пробормотала я, молнией метнувшись на кухню. Так и есть — газовая конфорка с тихим шипением наполняла мою немаленькую квартиру смертоносным пропаном, на плите — турка со сбежавшим кофе, на диване — Бакс в бесчувствии. Кашляя, я закрыла вентиль, распахнула окна в кухне, схватила Бакса и побежала наверх — до спальни на третьем этаже газ еще не дошел в таких количествах, как тут.

Деликатное порыкивание остановило меня около лестницы. Я обернулась — у выходной двери стояла волчица и умильно на меня смотрела — мол, ну что, откройте дверь, да я пойду, да?

— Давай наверх, — буркнула я, и Лора тут же, словно ждала, ринулась ко мне, счастливо повизгивая. Вот черт возьми! Ну как, как мне ее выгнать после того, как она мне считай жизнь спасла? Если бы не она — я бы не проснулась больше никогда.

Отчего-то особой благодарности я не чувствовала, лишь разочарование, что избавиться от нее не получилось.

В спальне я открыла окна, положила на подоконник Бакса и пошла на второй этаж — его так же следовало проветрить.

В какой-то момент меня кольнул страх — я по всей квартире хожу, а вдруг Дэн еще здесь???

«Поверила наконец-то?» — злорадно спросил голос.

«Иди в баню», — огрызнулась я.

«Тазики пинать? — мрачно хохотнул он. — Нет, милая, то что тебя опять сегодня чуть не убили — лучшее доказательство, что это — он».

Я молча пошла снова на кухню, а голос все зудел и зудел:

«Попытка отчаяния, так сказать. Зачем ты ему сказала, что с утра пойдешь завещание переписывать? Ты на место преступника себя поставь — сейчас он еще наследник, а утром уже упс! — и денежки утекут в Зимбабве! Да тут любой бы тебя кирдыкнул!»

Я с ним не разговаривала. Кухня уже проветрилась, я встала около плиты и внимательно ее осмотрела. На конфорке стояла обычная турка на две маленькие чашки, а около горелки под ней расплылось бурое пятно. Видимо, пена и загасила огонь. И все бы хорошо, но! — я никогда не варю кофе в турке. Ни-ког-да! Тут сказывается природная лень. Мне две чашечки кофе — это как слону дробина, и посему я варю кофе в большом эмалированном чайнике. Сию бадейку я ставлю около компьютера на подставке и попиваю кофеек весь день. То, что он вскоре остывает — меня нисколько не смущает.

Для гостей же достается элегантная кофеварка.

А вот турка как куплена в наборе посуды, так и стоит с тех пор без дела на полке, глаз радует дизайном.

Что-то тут не так. Кто меня знает — не мог инсценировать, будто я варю кофе в турке.

«Дурочка ты, — разъяснил голос, — турка удобна тем, что если в нее кофе сыпануть побольше да воды не пожалеть — гарантированно будет море пены. Что и требовалось для того, чтобы сделать вид, что пламя конфорки случайно было погашено…»

Я, не слушая его, оделась, вышла из квартиры и вызвала лифт.

«Не знаю что ты задумала, но чувствую, очки ты снимать никак не хочешь», — проницательно заметил голос.

«У меня отличное зрение», — ровно сказала я.

«Ты знаешь о чем я».

Я промолчала, зашла в подъехавший лифт и вскоре оказалась в холле на первом этаже. Машинально бросила взгляд на большие часы на стене — было половина третьего утра. Та-ак, спать я легла примерно в двенадцать, да и газ не успел распространиться по всей квартире… Получается, Дэн… тьфу, преступник пробрался в мою квартиру меньше часа назад.

Стуча каблуками по каменному полу, я пересекла холл и постучала в стеклянную будочку наших секьюрити. Потом еще раз. Звуки громко раздавались в сонной тишине нашего дома.

— Щаз, — раздалось из-за двери, что вела из охранницкой куда-то вглубь. Через минуту и правда появился встрепанный Сашка.

— Ну кто ж на посту спит? — укорила я его.

— Да какой пост, — махнул он рукой. — Ночью двери все заперты, у жильцов ключи, так что ходят только свои. А если дебош какой — так сплю я чутко. Вы чего хотели-то, Магдалина Константиновна?

— Слушай, — помялась я. — Мой заходил?

— И заходил, и выходил, — кивнул он. — А что?

Сердце дало сбой.

Все же он…

А я-то надеялась…

«Я тебе про что говорил?» — ехидно сказал голос.

— А во сколько уходил? — непослушными губами спросила я.

— Да часов в восемь вечера, сразу как вы зашли, — Сашка смотрел на меня и явно силился понять — чего мне от него надо в такое время.

Камень с сердца с грохотом свалился.

«Ну, что скажешь???» — ликующе закричала я голосу.

«Видеозапись с камер посмотри, — буркнул он. — Кто-то все равно заходил, не сама же турка на плиту спланировала».

«Это мысль», — я решила быть великодушной и не стала припоминать ему то, как он лажанулся, обвинив Дэна во всех грехах.

— Саш, мне б кассетку поглядеть с камеры у двери, можно? — лучезарно улыбнулась я охраннику.

— Не можно, — буркнул он. — Такие вещи только с разрешения начальника охраны.

— А все же? — нахмурилась я.

— Не по правилам. Завтра напишете начальнику заявление, укажете причины, он и рассмотрит вашу просьбу.

Саня явно не выспался и был потому слегка зануден.

Я облокотилась на стойку будочки и задушевно спросила:

— А спать на работе — это по правилам?

Парень явно задумался.

— А я ведь, Сань, трепло, каких еще поискать, — покаянно поведала я ему. — Меня к начальнику никак нельзя — все-е ему расскажу.

— Все — это что? — нахмурился Саня.

— Ну в общем-то ничего страшного, ты не переживай, — снова тепло улыбнулась я. — Ну и что, что вы с дружком намедни пиво пили тут, а потом песни на лавочке горланили? Надо расслабляться, все верно! Да и ночами спать — это обязательно! Иначе для организма вредно! А вот еще помню, как вы на день десантника….

— Ладно, хватит, — поморщился парень. — Заходите.

Дважды меня приглашать не пришлось.

Я ужом скользнула в будочку, из нее — в заветную дверцу, и вскоре я уже сидела перед экраном телевизора и просматривала пленку, отмотанную на два часа назад. Для надежности.

В час ночи народ еще ходил туда — сюда, но ни Дэна, ни Сереги, ни кого-то незнакомого. Все свои, жильцы. Правда, в полвторого зашел сосед с десятого этажа с вульгарной девицей, да спустя пятнадцать минут появилась молодая вдова с третьего этажа в обнимку с каким-то солидным мужчиной.

«Эх, все по парочкам», — грустно подумалось мне.

А потом дверь в подъезд на экране распахнулась, и в его проеме показалась знакомая двухметровая фигура. Дэн, не глядя по сторонам, прошел к лифту, а я сидела в полном ошеломлении…

Бо-оже…

Через двадцать одну минуту, судя по таймеру в углу экрана, двери лифта снова открылись, Дэн шагнул из него в холл и быстро пошел на выход.

Ну да, много времени на то, чтобы приготовить любимой девушке утренний кофе у него не ушло.

Я смотрела на его совершенное, неправдоподобно — прекрасное лицо, перекошенное злобой, и беззвучно рыдала. Любимый мой, это на меня ты так зол? За то, что ни в какую не умираю, за то, что рушу твои планы на мое наследство?

— Саня, продай кассету, — бесцветно сказала я.

— Продать — никак, мне утром отчитаться за нее надо, — покачал он головой. — А вот переписать ее — перепишу. Утром со смены пойду — занесу.

— Спасибо, — выдавила я из себя, повернулась и на негнущихся ногах поковыляла к лифту.

Сейчас главным было донести свою боль до дому, не расплескав. Не упасть посреди холла на колени, рыдая от того, что душу мою жгут каленым железом, и это непереносимо. Не выть, словно на похоронах, оплакивая нечто умершее в моей душе.

— Ангелов тьма одесная, — шептала я непослушными губами, — сила защитная и чудесная…

Дверцы лифта бесшумно разошлись, я зашла, нажала на кнопку своего этажа и бессильно упала на банкетку, чувствуя, как слезы комом встали в горле.

— Их крыла надо мной…, — с трудом продолжила я вызов на защиту, и тут не выдержала.

Я упала навзничь на обитую черным атласом банкетку. Меня ломало и корежило от немыслимой боли…

«Я старый солдат, и не знаю слов любви, но при виде вас мое сердце разрывается от нежности…».

Меня словно сжигали на костре, кровь вскипала болью в моих венах, а сквозь языки пламени и вопли толпы я слышала его бархатистый и родной голос.

«Но я так же гарантирую, что если я на тебе не женюсь, я буду жалеть об этом каждый миг моей жизни».

И я не выдержала, я зарыдала, громко, в голос, по-бабьи. Я заткнула уши, я не желала слышать более слова, которые раскаленными иглами выжигают рваные дыры в моей душе. Каждое слово заставляло выгибаться мое тело от немыслимой боли…

«Потому что ты единственная в моей жизни», — строго и печально сказал он мне, преодолев все преграды.

До утра я рыдала, словно пытаясь вместе со слезами выплакать и горе. Ничего не видя от слез, я бессмысленно ходила по квартире, светло улыбалась, натыкаясь на вещи Дэна, прижималась к ним щекой, а потом раздирала их в мелкие клочки.

Только на фотографии, где мы вместе — рука у меня не поднялась.

Все это время он был со мной, чтобы в конечном итоге меня убить. Если бы я вышла замуж за него — я бы умерла. Я сделала его наследником — и потому он посчитал, что мне пора умереть.

А я его все это время любила. У меня замирало дыхание, когда я смотрела на его точеный профиль. Его голос был для меня чудеснее пения ангелов. Он действовал на меня, словно наркотик, ибо без него меня — ломало.

Несколько зеркал, попавшихся мне на пути, я разбила. Ибо мое лицо и без того некрасиво, а уж многочасовая истерика и слезы и вовсе сделали его уродливым.

«Вот почему Дэн не смог тебя полюбить», — шептали мне отражения, и тогда я уничтожала их.

«Сейчас я проплачусь, — тупо твердила я себе, — я склею разбитое сердце и все у меня будет хорошо. Вот только никогда, ни одному парню за свою жизнь я больше не поверю… Хватит с меня боли. Я буду беречь свое бедное сердечко от самой малой привязанности, и тогда никто не сможет сделать мне больно. Я смогу. Я сильная, черт возьми!»

Лора тенью ходила за мной, молча переступала через осколки зеркал и разорванные на клочки джинсы, принадлежащие парню, которого я любила. Я была ей благодарна за то, что не видела радостного блеска в глазах. За то, что она молчала и лишь тяжко вздыхала, но мнения не высказывала.

В девять часов утра я пошла в ванну и долго умывалась холодной водой. Потом сделала макияж, попытавшись замаскировать следы истерики, заплела косу и поехала в нотариальную контору, вывеску которой я видела неподалеку от дома.

Дэна я из числа наследников не исключила. По новому завещанию он получал картину, написанную лично мной. Весьма неудачный мой опыт в живописи, даже не знаю отчего, но детям картина крайне не нравится. Мультиковская дочка аж зарыдала и за мать спряталась при виде моей мазни. На ней был запечатлен Баксюша на ветке березы, правда, был он похож больше на крокодила, чем на кота — но кого волнуют такие мелочи? Дорог не подарок, дорого внимание!

После этого приехала домой и засела за телефон.

Возможно — мой любимый меня все же похоронит, просто из вредности. Но уж совершенно точно то, что я за все, что он сделал — отомщу. Нельзя вот так грубо в сапогах пройти по душе влюбленной девушки.

От души никому не советую этого делать.

Потому как кто-то может и стерпит.

А я — я ему отомщу.

Только сначала он помучается ожиданием наказания.

С родителями он не общается, а так бы начала с них. Таким образом, прежде всего достанется тем, кто ему помогал меня убивать. Подельникам. А такие — были. Девочки, которые продали мне отравленные пирожки — исключаются, вряд ли они знали о начинке.

Но мужики в восьмерке и ведьма, что заковала мое тело фризом — их я найду. И Дэн узнает об этом.

«Слушай, ты уверена, что все то надо делать?», — осторожно спросил голос.

«Он мне сердце разбил», — ровно ответила я.

«Тогда конечно», — вздохнул он.

Достав сотовый, я набрала номер Галины.

— Мне нужна ты и твоя Сила, — коротко сказала я ей.

Галина прошлым летом попросила ведьм о серьезной услуге, и потому попала ровно на год в рабство. Любая из нас теперь смело может пользоваться ею.

— У тебя или у меня встречаемся? — только и спросила она меня.

— Лучше ты ко мне. И надо срочно.

— Минут через сорок устроит? — вздохнула она.

— Вполне, — кивнула я.

Она не опоздала ни на минуту. Зашла, быстрым взглядом окинула меня и тихо сказала:

— Приветствую тебя, Марья.

— Приветствую и тебя, Галина, — ритуально отозвалась я. — Проходи.

Я была уже готова — собранная внутренне, с распущенными, без заколок, волосами.

Шагая по ступенькам на второй этаж, я не оборачивалась — знала, что старая ведьма и так идет за мной. В кабинете я подала ей расческу и сказала:

— Будем колдовать.

Та молча принялась расплетать тяжелую, до бедер, косу, я же уселась на столик и наблюдала за ней.

— Случилось чего? — наконец не выдержала она.

— Это личное, — пожала я плечами.

— Ну так говори, чего делать надо!

— Посмотри меня, — попросила я. — Вчера меня фризом заморозили, и мне надо найти того, кто это сделал. Сама не вытяну.

— Тяжко это, — Галина последний раз взмахнула щеткой, отложила ее и с сомнением на меня посмотрела.

— Это важно, — раздельно сказала я.

Я встала, вытянувшись в струнку, и Галина стала около меня, близко—близко, так, чтобы наши ауры соприкоснулись и проникли друг в друга, став в какой-то точке одним целым.

Под сердцем стало неприятно щекотно, в голове на миг потемнело и отпустило. Все получилось. И тогда Галина принялась медленно водить ладонями вдоль моего тела. Я видела, как хмурится ее лоб, как выступают на нем бисеринки пота. Чувствовала, как ее пальцы копаются в моем прошлом и будущем, перебирая события…

И наконец она нашла.

Слабый, уже почти затертый след чужой магии. Опытная ведьма осторожно подцепила его, вытянула на поверхность, словно нитку из ткани.

— Что хочешь с ним делать? — тяжело дыша, словно после стометровки, спросила она.

— Мне надо, чтобы она ко мне пришла.

— Сложно.

— Лишение воли плюс послушание, накладываем на след — и придет как миленькая.

— Ты уверена?

— Вполне.

— Тогда за работу.

И мы развели руки в стороны, соприкоснулись ладоням. Вокруг, точно снежинки в метель, закружились крошечные искорки Силы — моей и Галины, что были сейчас едины.

И мы склонились над следом чужой магии, одновременно выдыхая слова, пускали их вслед ведьме, словно гончих на лисьей охоте…Мы шептали заклинания, которые опутают ее мозг, заморочат, покорят нашей воле. Посылали образы моего дома и сладкими голосами звали ее сюда. Ибо тут ее ждут родные и близкие люди, здесь небо голубое, а на деревьях поют райские птицы…

Наконец мы обе почувствовали — колдовство свершилось. Последний раз шевельнулись наши губы, запечатывая наши заклятья, последний раз вспыхнули искорки Силы, и мы устало разъединили ладошки…

Галина, тяжело дыша, без сил свалилась в кресло.

Я же снова уселась на стол, налила в стакан кока-колы и передала ей. Она с благодарностью приняла его, выпила одним махом и сказала:

— Умотала ты меня. Ног под собой не чую.

— У меня тоже все тело ломит, — пожала я плечами и взглянула на часы. Без малого два часа мы с Галиной заговаривали след ведьмы. Два часа в одной статичной позе, на ногах, не шевелясь…

— Ну слушай, если ты меня гонять будешь только за то, что кто-то там тебе из наших насолил, то я не знаю, — раздраженно бросила она. — А у меня внуки между прочим дома, соседку пришлось просить за ними приглядеть…

— Галина, не злись, — спокойно сказала я. — Причина есть, и серьезная. Пока не спрашивай — потом расскажу.

— Нет уж, милая, — покачала ведьма головой. — Мне лишнего знать ни к чему. Меньше знаешь — спится крепче.

— И то верно! — задумчиво согласилась я.

На том мы с ней и расстались. Я проводила ее до ворот, после чего вернулась и подошла к охраннику.

— Андрей, — попросила я. — Скоро ко мне женщина придет, молчком станет подниматься ко мне — ты ее не останавливай, ладно?

— Понял, — кивнул парень. — А зовут ее как?

— Не знаю, — развела я руками. — Как-то не успела познакомиться.

— Ну а выглядит как?

— Андрюша, — тепло улыбнулась я ему, — просто пропусти женщину, которая молча станет подниматься по лестнице, ладно? Это по моим ведьминским делам.

Андрюша подумал, вспомнил, кто я по профессии и с готовностью кивнул.

— Хорошо. И еще кассету возьмите, Сашка просил передать.

Ох, а про кассету я и забыла… Впрочем — для чего она мне? Только что заниматься мазохизмом — прокручивать кадры любимого лица, искаженного злобой.

Ко мне.

Кассету я забрала, и пошла домой. А когда переступила порог дома — дверь запирать не стала. Ждем гостей!

Первым делом я направилась в кухню — там стоял белоснежный моноблок, тиви и видео в одном флаконе.

«Послушай, не стоит тебе смотреть на него, — с жалостью сказал внутренний голос. — Не стоит. Сейчас ведьма придет, и тебе надо быть собранной и хладнокровной».

Я подумала—подумала и возразила, уж очень хотелось на Дэна поглядеть:

«Знаешь, я вот как посмотрю — так сразу стану сильной и безжалостно!»

«Ага, только сначала уревешься», — вздохнул голос.

С досадой я положила кассету на холодильник, достала курочку гриль и уселась в холле на диван — завтракать и поджидать гостью. Лора, до сей поры пропадающая черт знает где прибежала, завиляла хвостиком и преданно на меня уставилась, косясь на курочку.

— Знаешь, милая, а ведь быть волчицей тебе больше идет, — задумчиво сказала я, подавая ей на тарелочке куриную ножку. — Прямо человеком сразу стала. Спасла меня опять же сегодня, и под шкуру не лезешь…

Святоша скромно опустила глаза, одним движением челюстей схрумкала ножку и снова задумчиво посмотрела на курочку.

— Грудку будешь? — любезно предложила я ей.

Лора помотала головой.

— Ну и выделывайся, — пожала я плечами и сунула грудку подбежавшему Баксу.

— Я пришла.

Чужой голос, высокомерный и резкий, прозвучал совершенно неожиданно. Я аж подпрыгнула, после чего развернулась к двери и увидела высокую брюнетку в черных брючках и алом топике, с великолепной фигурой и пленительным, тонким лицом.

— Ты кто? — отчего-то севшим голосом спросила я. Девушка вызывала какие-то странные эмоции, хотелось отползти в уголок, прикрыться ветошкой и не отсвечивать. Только бы не встать у нее на дороге. Только бы она не задержала на тебе взгляд…

Девушка мягко, словно экзотический хищник, двинулась ко мне:

— Ты что же, думала, что сможешь меня подчинить? — высокомерно улыбалась она. — Думала, я стану послушна твоей воле? Бедная наивная ведьма Марья! Да ты дитя предо мной, а еще Мастером зовешься!

— Стой где стоишь! — рявкнула я, однако вышло это как жалкий мышиный писк. На самом деле душа отчего-то забилась в пятки и сидела там, дрожа от непонятного ужаса.

— Да неужели? — усмехнулась она и подняла ладонь, в которой мерцало голубое зерно фриза. Я смотрела на него и понимала — надо, надо так же срочно шепнуть заклятье фриза, оно коротенькое — прекоротенькое, но от непонятного ужаса у меня просто в голове помутилось. Что это со мной? Что?

— Может, поговорим? — отчаянно проговорила я непослушными губами, пытаясь выиграть во времени.

— Несомненно, — холодно кивнула она. — Только сначала…

И она метнула в меня фризом.

И в миг, когда она сосредоточилась на этом — меня словно освободили, я смогла сделать фриз, и вот уже его зернышко в моей ладони, но я не успеваю, бог мой, как обидно — не успеваю!!!

Серая тень мелькнула передо мной, Святоша в полете словила на себя фриз и рухнула на меня замороженной тушей. Я охнула, но теперь-то я уже не растерялась. Выглядывая из-под Лоры, я доброжелательно улыбнулась красотке:

— Мой ход, леди!

В глазах ее метнулось недоверие, а я метнула в нее фризом.

— Нечего было выпендриваться, — наставительно сказала я ей, с трудом выбираясь из-под Лоры. — Как зашла — сразу бы и замораживала, нет, поговорить решила. А что такого ценного ты мне сообщила, чтобы ради этого время тратить, а? Объяснить мне, что пришла не по моей воле, а по своей и типа я тебя не подчинила? Так это ерунда, все равно ведь ты пришла, верно? Значит, ты мне — подчинилась! Так что стой, молчи, и не строй из себя крутую! Мастер, блин! Видали мы таких Мастеров!

На самом деле я храбрилась. Я отчетливо понимала, что девушка зов уловила, но пришла сюда действительно по своей воле. Чтобы поиграть со мной, как с неразумным мышонком.

Первым делом я пошла на кухню и достала приготовленную для таких случаев водку. Когда я протянула руку за бутылкой — она тряслась мелкой дрожью.

Первым делом я принялась отмораживать Лору.

— Спасительница ты моя, — умильно приговаривала я, заливая в пасть волчице алкоголь. Половина лилась на пол, ну да вскоре Святоша оттаяла, мутным взглядом посмотрела на меня и, нимало ни смущаясь, принялась слизывать с паркета водочную лужицу.

Я недоуменно наблюдала за ней — надо же, как человека магия поменяла! Ведь в данный момент Лора водку потребляет по собственному желанию, тело ее оттаяло и в размораживающем действии алкоголя нет нужды!

Внезапно волчица замерла, навострила уши, после чего моргнула мне глазом и покосилась на девицу.

Я ее намеки поняла, и так же осторожно кинула взгляд на гостью.

И глазам своим не поверила.

Она медленно, но шевелила губами, беззвучно что-то шепча, и уж явно не рождественский стишок. Я аж в ступор впала — вот это силища у человека! Получается, за несколько минут она смогла разморозить лицо!!!

Подскочив, я треснула ее по губам.

— Леди, извините за грубость, но лучше б вам помолчать, — рявкнула я.

— Я тебя уничтожу, ясно? — проскрипела она, глядя на меня как на букашку.

— Поняла, не дура, — кивнула я и повернулась к Святоше: — Даму посторожи минутку, ладно? Если губы шевельнутся или что-то другое — разрешаю тебе ею закусить!

Лора с готовностью уселась напротив гостьи и улыбнулась ей так, что мне самой не по себе стало. Бакс зашипел и выгнул спину.

«Дурочка, куда ж ты попала? — скорбно выговаривал мне голос, пока я неслась на третий этаж. — Вокруг — одни хищники. Лора — волчица, видела, как она пасть скалит? Однажды ты уснешь, а она тебе возьмет и отгрызет…чего-нибудь. А эта — эта еще хуже волка, поверь мне. Сожрут ведь они тебя за милую душу!»

«А вот это мы еще посмотрим», — огрызнулась я, достала из комода наручники, скотч, и ринулась снова вниз.

Лора так и сидела перед девушкой, внимательно за ней следя. Я первым делом сковала ей руки, потом связала поясом от плаща ноги, и, держа наготове кусок скотча — спросила:

— Ну, и на кого работаем?

— Пошла вон, — обронила девушка.

— Это моя квартира, — разъяснила я ей. — Ну куда ж я отсюда?

Девушка немигающим взором уставилась на меня.

— И не надо на меня так смотреть, — предупредила я. — У меня нервы от этого шалят, еще сделаю чего не так. Кстати — как там мой любимый? Привет не шлет?

— Кто? — нахмурилась она.

— Дэн. Любимый мой, — раздельно сказала я, следя за ее реакцией.

— Убогая, ты на себя в зеркало давно смотрелась? — презрительно уронила она. — Дэнни на тебя второй раз и не взглянет.

— А на тебя взглянет? — поинтересовалась я.

— Он меня боготворит.

— Спасибо за интервью, — кивнула я.

Это все, что мне и требовалось — подтверждения. У меня даже в душе ничего не шелохнулось. Нет, правда, не шелохнулось. Ну, ладно — почти не шелохнулось.

Я отвернулась, смахнула слезы, после чего все же залепила девице губы скотчем и потащила ее в Каморку. По пути я стонала и злобно ей выговаривала:

— Что ж ты, красавица, зад-то себе отрастила? Весишь тонну! Ты вообще знакома с такими словами как диета и фитнес? Не-ет, милая, Если ты и в самом деле имеешь виды на моего Дэна — то худеть тебе надо. Срочно. А то ведь знаешь какая конкуренция за него? Поматросит, в общем, он тебя — да и бросит, помяни мое слово.

Я сгрузила ее на раскладушку в Каморке, утерла пот со лба и доброжелательно заметила:

— А я тебе похудеть помогу по доброте душевной. Располагайся, милочка, тебе тут долго гостить!

Ведьма одарила меня яростным взглядом.

— Знаю — знаю, — улыбнулась я. — Скоро прибежит твой прекрасный принц и тебя спасет, а меня закопает. Может быть, может быть…

Я покопалась в столе, достала ножницы и приблизилась к ней.

— А пока я и тебя накажу за нападение на меня, и любимого моего потороплю. Или твоего? Эк он у нас на двоих, что ли, был? Надеюсь, ты никакими заразными заболеваниями не страдаешь? Олигофренией там или чесоткой? Нет? Ну вот и ладушки. Поверим. Да не дергайся ты так, ради бога. Не искушай. Я всего лишь хочу тебе обрезать волосы, но ты так вертишь головой, что может случиться несчастный случай. Они у тебя давно были? Молчишь? Ну в любом случае скоро будут. А пока полежи спокойно, я то ножницы вдруг ненароком в шейку воткнутся? Думаешь, я заплачу? Или Дэн? Во-от, умничка.

Я наконец отстригла густую копну волос, оставив ведьме лишь короткую неровную щетинку.

— Тебе идет, — покривила я душой.

Что поделать — я всегда была доброй девочкой.

Ведьма смотрела в потолок и беззвучно плакала. Все верно — ведьма без волос — это как автомобиль без сидений. Ехать можно, но вот КАК ехать — это другой вопрос. Качество Силы меняется в худшую сторону, ведьма значительно слабеет, да и многие заклинания станут ей, безволосой, недоступны.

Помнится, когда Оксана на меня наслала рак и от курса химиотерапии у меня выпали волосы — я это испытала в полной мере.

Так что я вовсе не издевалась над беспомощной плененной ведьмой, но — наказывала.

Перед уходом я напоила врагиню кока-колой со снотворным. Она сначала брыкалась, но когда я ей сказала, что до завтра пить не дам, то уступила.

А я, напевая, пошла к себе в спальню. Этот раунд за мной!

Первым делом я позвонила в офис Мультилока и по срочному заказу вызвала себе домой мастера. А пока он ехал — я готовила любимому подарок.

Нашла красивую коробочку, в нее витиеватым узлом уложила волосы врагини, перевязанные красивой ленточкой, украсила все это дело елочным серпантином, а сверху бросила туз пик.

Туз пик — карта легендарная. Любой, получивший его — смекнет, что дело пахнет керосином и пора написать завещание. Так, на всякий случай, а то ведь и кирпичи иногда на голову падают и все такое…

На самом деле значение его сильно преувеличено. Если ножкой вверх — то да, жди неприятностей. Но чтобы помереть — надо еще рядом иметь в раскладке четыре определенные карты. А вот туз пик рюмкой вверх — всего лишь обозначает грандиозную пьянку. Моему папеньке он часто выпадает. Вернее, всегда, сколько себя помню.

Тем временем явился мастер, покопался в дверях и выдал мне новый комплект карт от замка.

Ну, любимый, попробуй теперь ко мне незваным прийти — зубки пообломаешь!

Мастеру я дала чрезмерно щедрые чаевые, после чего выдала упакованный подарочек для Самого Любимого Парня и за отдельную плату парень согласился завезти презент в офис Дэна и отдать лично в руки.

Закрыв за ним дверь, я, довольная собой до ужаса, пошла наверх. По пути я пела песенку.

— ШумееелкаМышь дереееевья гнулись, а ночка тё-ёмная-я была-ааа…

— Ууууу, — подвыла мне Лора.

— Дальше не помню, — огорченно призналась я. — А ты?

Она помотала головой.

Тут мне на глаза попалась Каморка, я остановилась и вдохновенно пропела:

— Не пла-ачь девчо-онка, пройдут да-аджи! Солдат верне-еется, ты только жди!

За дверью стояла тишина.

— Кхе, аплодисментов я похоже не дождусь, — светло улыбнулась я и на всякий случай заперла Каморку и на засов. А то ведьмы — народ такой, особый. Нельзя им доверять. Вроде она сейчас беспомощна и глядит на тебя глазами Бэмби, но только расслабься — и вот уже она сидит у тебя на спине и заламывает тебе руку.

Неприятно было б так подставиться.

Таким образом то, что ведьма острижена и напоена снотворным — не повод снизить бдительность.

В спальне я улеглась на кроватку, достала сотовый и позвонила Грицацуихе, темной ведьме, с которой я немного дружила.

— Тетя Клава, здравствуйте, я к вам по делу, — быстро сказала я в трубку. Грицацуиха — трепло почище меня будет, как присядет на телефон поболтать — то до сути доберешься не раньше, чем через часишко — другой. Н сегодня явно был мой день.

— Давай быстрее, — недовольно сказала она. — Клиента жду.

— Мне информация нужна, — затараторила я. — Ведьму знаете такую — лет двадцати пяти, высокую, красивую, что-то нерусское в лице, и смоляные волосы ниже попы…были.

— Да не припомню даже, — хмыкнула она.

— Так может кто из новеньких?

— Не, Марья, — протянула Грицацуиха, — у нас точно таких нет. У нас молодая только Ленка, да только кака ж она тебе нерусская? Колхозная рязанская рожа у нее, а еще красавицей себя считает…

— И все? — перебила я ведьму. Ленку я видела, и знала, что это уж точно не она.

— Ну может еще Зинка — разведенка из Голышманово, ей всего тридцать шесть, — раздумчиво сказала ведьма.

— И эту я знаю, не то, — снова влезла я. Ага, толстая Зинаида и супермодель в моей Каморке походи друг на друга как свинка на лебедя.

— Ну тогда не знаю. У своих, беленьких, погляди.

— У беленьких я и так всех знаю, — задумчиво сказала я. — В принципе, теть Клав, я и черненьких знаю, да только вдруг к вам новые люди пришли?

— Да не было никого, — нетерпеливо ответила Грицацуиха. — Ладно, Марья, вон ужо клиент к калитке идет. Встретимся, ага?

— Ага, — вздохнула я.

Итак — ведьма-то чужая! Ненашенская! И откуда ж это чудо на мою голову свалилось, а?

«Думаю, пора звонить Витьке, — твердо молвил голос. — Пусть с ней милиция разбирается. Снимут отпечатки, то-се…».

«Индюк тоже думал, да в суп попал, — сварливо отозвалась я. — Во-первых — я ее в плену держу, а это уголовно наказуемо. А во-вторых — не думаю, что Витенька забыл про предсмертную записку и то, что я якобы его геем выставила».

Зазвонил сотовый и я с удовлетворением увидела номер Самого Любимого Парня.

— Да, солнышко, — пропела я.

— Что это с тобой? — подозрительно спросил он.

— Настроение чудесное, — я почти не покривила душой. Было отличное — пока я не услышала его голос.

— Послушай, мы в последнее время оба перенервничали, — задушевно сказал он. — Давай встретимся, поговорим…

— Подарочек получил? — в лоб спросила я.

— Да, — сухо сказал он, так же меняя тон.

— И сразу решил встретиться и поговорить? — насмешливо спросила я.

Он помолчал, после чего осторожно спросил:

— Это был какой-то ритуал? Волосы, туз пик…

— Всего лишь намек, — широко улыбнулась я.

— На что?

— На будущее, — интимно шепнула я в трубку. — Завтра снова жди посылочку, любимый!

— Это какая-то игра?

— Несомненно.

— А в чем ее смысл?

— В конце игры в коробочке будет лежать самое ценное для меня.

— Что именно???

«Твое сердце, идиот!», — вздохнул внутренний голос.

— Не нервничай так, любимый, — мурлыкнула я. — Придет время — все узнаешь. А пока удовольствуйся тем, что я буду дарить тебе то, что ценно для тебя. Созво…

— Подожди! — вскричал он.

— Созвонимся! — непреклонно сказала я и нажала на кнопку отбоя.

«И чем теперь займемся?», — спросил голос.

«Виртуалом, ессно!» — удивилась я странному вопросу. Оторванная на такое долгое время от компьютера, я уже начала чувствовать непонятный дискомфорт в душе.

Deep…

Клавиатура приветственно мигнула огоньками, забегали по ней пальцы, набирая адреса в поисковых строках, и в душе у меня установился мир…

«Глубина — глубина, я твоя…», — шепнул голос внутри меня, а в дверь позвонили.

Я вывела на монитор изображение с дверной видеокамеры — упс! — там стоял мой Самый Любимый Парень. С букетом роз и озабоченностью на прекрасном челе.

«Дэнни — Дэн, а я не твоя…»

И окно с лицом Любимого Парня перекрыл мой Живой Журнал,[7] я улыбнулась и написала:

Здравствуйте, мальчики и девочки! Сегодня у меня произошло чудесное событие — я рассталась с любимым парнем…

На следующее утро я проснулась весьма в чудесном настроении. Что важно — это была первая ночь, когда мне не снилось, что я умерла. Мне вообще ничего не снилось сегодня. И слава богу!

Бакс по привычке храпел, улегшись у меня на голове, птички весело щебетали за распахнутым окном, в общем — жизнь была определенно прекрасна! Я почистила зубы, заглянула к Лоре в спальню — та спала как младенец. Вообще, картина еще та — здоровенная волчица на белоснежных льняных простынях с кружевами, из-под одеяла торчат только нос да хвост.

Сюр какой-то.

— Святоша? — позвала я ее.

Из-под одеяла немедленно высунулось серое ухо.

— Завтракать будешь?

— Гав! — ответила она, с хрустом потянулась и выползла из кровати.

— Только я еще не приготовила ничего, уж извини, — покаялась я. — Но полна идей!

И я помахала у нее перед носом распечаткой с кулинарного сайта.

— Гав? — скуксилась Лора.

— Да не, минут пятнадцать, не расстраивайся, — успокоила я ее и мы пошли на кухню.

Там я нацепила кружевной фартук и принялась водить наманикюренным пальчиком по бумаге.

Лора же уселась на стул и следила за мной, свесив язык из пасти.

— В общем, Лора, я решила стать идеальной девушкой, — вещала я, доставая продукты согласно списку. — Лицо перекрою в клинике, стану красавицей, грудь уменьшу, вот только готовить надо научиться. Руки от поварихи мне не пришьют в клинике, верно?

Лора одобрительно гавкнула.

— Вот и я про то, — вздохнула я и развела кипятком сухое картофельное пюре. — Готовить, Лора, мне придется самой учиться, как это не прискорбно! Так что вот, нашла про-остенький рецепт, должно все получиться.

— Гав-гав, — благословила меня собеседница.

А я намазала картофельным пюре вафельные пласты, налила в широкую кастрюльку немножко молока и по очереди опустила туда пласты.

— Это чтобы вафли размокли чуток, — важно объяснила я Лоре. — Их потом надо будет трубочкой заворачивать потому что. А вообще, знаешь, если я стану вдруг красавицей, да еще и готовить научусь — никакой Дэн никогда от меня не сбежит! Верно, Лора?

Лора скучающе отвернулась и принялась рассматривать птичек за окном.

— Не, я заметила, что он тебе сразу же не понравится, — хмыкнула я и достала мисочку. В нее я разбила яйцо, капнула столовую ложку воды, посолила и включила миксер. — А вообще, у меня крайне дьявольский план отмщения! Лора, ты меня слышишь?

— Уу, — провыла она, заглушая жужжание миксера.

— Ох, какая ты отличная собеседница, когда в волчьей шкуре! — восхитилась я. — В общем, вот стану я красавицей, умницей, и отменной кулинаркой, да и приворожу этого гада на семи соборах! Чтобы навек!!! Чтоб жить без меня ни минуточки не мог!!! — я аж глаза прикрыла от чудесных мечтаний.

Лора хмыкнула.

А я взяла вафельно-картофельный пласт, положила на край сосиску, завернула в рулетик и сообщила:

— И пусть он тогда настрадается. Ибо я его больше — не люблю! Вот так-то!

Рулетик я ожесточенно покромсала ножом на три части, обмакнула каждую во взбитое яйцо, потом в панировочные сухари и кинула на шкворчащую сковородку.

— Он мне сердце разбил, понимаешь? — вздохнула я. — Это больно, Лора. Очень. И знаешь — я хочу, чтобы он это понял на своем опыте, насколько это больно…

Лора сострадательно глядела на меня.

— Я его верну, не смотри на меня так, — жестко сказала ей я. — Только теперь наши отношения будут развиваться так, как мне хочется.

«Он меня боготворит», — раздался в душе холодный голос красавицы.

— И он будет меня боготворить, ясно? — поставила я точку и перевернула рулетики. — Только сначала я все же накажу тех, кто ему помогал — а он пусть мучается неопределенностью — что-то я ему готовлю! А знаешь, Лора, он ведь уже забегал! Начал звонить, с цветочками притащился! Он уже в курсе, что я его красавицу одолела! Ну вот и пусть сидит и думает — что с ней и что с ним будет! Вот так-то!

Из кармана донеслось: «Это суро-овый рэп!», я вытащила телефон и поглядела на экран. Легок на помине — определитель загрузил фото Самого Любимого парня.

— Привет!

— И вам того же! — с энтузиазмом ответила я.

— Чем занята? — чувствовалось, что он явно обескуражен моим эмоциональным настроем.

— Завтрак готовлю!

— Кому???

Я неторопясь достала рулетики со сковородки, кинула туда следующую порцию и любезно поинтересовалась:

— А ты чего хотел-то?

— Так кому завтрак готовишь? — не отставал он.

— Бойфренду новому, — с удовольствием ответила я. — С которым ты у меня дома встречался, ясно?

Он подышал в трубку и отключился не прощаясь.

— Это, Лора, он сообразил, что я все его ходы просчитала, — похвалилась я. — Надо же, придумать байку о том, что я якобы от него отказалась и другого парня завела! Да не с его счастьем!

Лора неодобрительно на меня посмотрела и тоскливо уставилась на рулетики на тарелки. Бакс с холодильника тоже тревожно мяукнул.

— Ах, завтрак! — спохватилась я, повязала волчице салфетку на шею и принялась кормить свой зоопарк.

— Нет, ты видела, как он забегал, видела? — настойчиво спрашивала я у Лоры. — Сразу же звонки, цветы… А с чего бы это?

«А с того, что ты его девушку в плену держишь», — отрезал голос.

— Кстати о девушке! — вскричала я, быстренько нагрузила поднос высококалорийной снедью и двинулась в Каморку.

«Ты ж ее на диету хотела посадить!» — недоуменно воскликнул голос.

«Я пошутила, — терпеливо разъяснила я ему. — Какая диета, если у девушки талия тоньше моей? Нет уж! Пусть кушает!»

Девица сидела на раскладушке, и было ей неудобно. Ноги я в лодыжках связала, руки сковала за спиной — не до комфорта.

— Привет, — доброжелательно улыбнулась я ей, поставила поднос на стул, а сама осторожно отогнула краешек скотча.

— Чего тебе надо от меня? — немедленно вопросила она.

— Знаешь, я еще не определилась на самом деле, — пожала я плечами. — Поговорить по душам — точно хочу, да только я вижу, что девушка ты с норовом и разговора не получится.

— Не получится, — обронила она. — И дальше что?

— Ну поживи пока, там видно будет, — туманно сказала я.

— Мы тебя похороним.

— Много вас таких желающих было, — хмыкнула я. — Считай раз в квартал, как по графику — кому-то да надо чтобы я померла. Только, милочка, я еще молода и почти красива, ясно? Другие обломались, а ты вообще сидишь у меня в плену и без волос, так что кто бы угрожал…

— Дэнни не в плену, — усмехнулась она.

— Ой-ей-ей! — всплеснула я руками. — Дэнни ни в плену… И что интересно мне твой Дэнни сделает? Замки я сменила, а сейчас еще и приворожу его на семи соборах — долго он тебя помнить после этого будет???

— А откуда в твоем городе семь соборов? — снова усмехнулась она.

Мда… В том и была вся сложность этого приворота.

В нашем немаленьком миллионном городе церквушек полно, а вот собор — собор всего один.

Такая же ситуация и по всем остальным городам, только в Москве наберется нужное количество соборов, ну да может в Питере.

— Найду, — пообещала я ей. — Ради такого дела и в Москву слетать недолго!

— Ну приворожишь, — терпеливо сказала она. — А я-то тебе зачем?

— А я вообще гостеприимная, — покривила я душой. — Вот тебе завтрак даже в постель принесла. Вот, погляди, ка-акой кусочек шпика! Сало розовое, с прожилочками, вкуснотища неописуемая…

— Я это не ем! — скривилась она.

— Дело твое, — согласилась я. — Но ты сейчас я снова заклею тебе губы и сидеть тебе голодной.

— Я это не ем! — упрямо повторила она.

— Не дело хозяйское, — вздохнула я, прилепила скотч на место и пошла звонить Галине.

По пути голос допытывался:

«Ну так чего с девицей-то делать будем?»

«Ой, да откуда я знаю?», — раздраженно отмахивалась я.

«Ты понимаешь, что нарвалась на войну?»

Я аж остановилась от неожиданности.

Вот черт!

«Думаешь?», — неуверенно спросила я.

«Думаю? — хмыкнул голос. — Говорю прямо! Она не из тех, что простит тебе свои волосы! И знаешь — ты против нее как слон и моська».

Я аж застонала от своей тупости, подошла к стене и побилась об нее дурным лбом.

Голос был прав.

Я ведь полагала — придет ведьма, послушная мне и подчиненная заклятьями, да мы и поговорим. Малость прокляну ее, малость рожу подпорчу — вот и все дела. И я совершенно не ожидала, что ведьма будет намного меня сильнее. Я думала — кто-то из наших городских ведьм, примерно равных мне по силе, решил подзаработать и клюнул на денежки Дэна. А тут непонятно что и непонятно откуда…

Ну обстригла я ей волосы, ну пленила — и что дальше? А пес его знает… Но не отпускать ведь мне ее теперь. Голос прав — я нарвалась. С такой-то силищей она меня порвет и без волос как газетку. Ну не как газетку, но все равно нельзя ее отпускать…

Если честно — если бы я знала, что она такая сильная ведьма — я бы не стала с ней связываться. Да только знать бы где упасть — соломки б подстелил…

В любом случае мне стало сразу дурно, когда я начала думать о перспективах наших отношений с красоткой. Потому что теперь у нас было всего два пути. Или кто-то из нас умрет, или нас ждет война. А войны среди Мастеров — вещь редкая, но очень, очень жестокая. И если кто-то из враждующих сторон не уверен изначально в своих силах (как я, например) — то лучше ему купить веревку, мыло и написать завещание. Завещание у меня есть, мыла полно, да и веревка в хозяйстве найдется…

Я помню, как Мастера, что приезжали к бабуле, шепотом рассказывали на кухне новости о большой войне, что случилось тогда меж двумя ведьмами из Рязани. Бабушка меня всегда выгоняла в такие моменты, но я не терялась и подслушивала.

В общем, воевали они жестоко, не на жизнь, а на смерть. Один за другим умирали их родственники, погибающие после жутких мучений, ибо каждая хотела сделать другой больнее, чем она сделала ей.

Сами же они, закутанные в обереги — жили, хоронили своих детей, мужей и родителей, и снова шли на тропу войны. Чтобы врагиня умылась кровью. Чтобы она сдалась и умерла. Чтобы были отомщены все дорогие люди.

Так думала каждая из ведьм.

Длилась эта война года два, и ни одна из ведьм не уступила и не пришла к другой с миром. Потом каким-то образом одна одолела другую, проследила за ее похоронами и ушла в монастырь.

Вот такой был итог ссоры между двумя ведьмами.

Два рода были истреблены, да и победа у оставшейся в живых была горькой. Всю жизнь ей замаливать грехи в темной келье. Всю жизнь ей помнить о своих детях, которых она пережила.

И вот теперь такая война ожидает и меня.

«Да может наша ведьма как-нибудь сама помрет? Поскользнется вот прям сейчас в каморке, упадет неловко, да шейку и свернет, а?» — с надеждой спросил внутренний голос.

«Да не с моим счастьем», — вздохнула я.

В задумчивости я взяла трубку и набрала номер Галины.

— Послушай, — сказала я ей после приветствий. — Ты мне опять нужна.

— А кончился мой срок сегодня, Марьюшка, — с неким ликованием в голосе сказала она. — Кончился!!! Ровно год прошел с того времени, как я вас об услуге попросила!

— Мда? — озадачилась я.

— Точно тебе говорю! — радостно воскликнула ведьма. — Ох, как же я ждала этого! Считай год только для вас и прожила!

— Послушай, — осторожно сказала я. — Так может быть, ты мне поможешь как коллега коллеге? Окажешь мне услугу, а там и я тебе помогу!

— Ну, Марьюшка, ты не серчай, но откажу я тебе. Для себя теперь пожить хочу, устала я шибко!

— Совсем — совсем никак не согласишься? — уныло спросила я. — За мной бы не заржавело…

— Никак, — радостно отозвалась она.

В телефонной трубке слышались детские голоса, собачий лай, по всему видно было — человеку не до меня.

— Ну пока тогда, — печально сказала я ей и нажала на кнопку отбоя.

После чего я тяжко задумалась.

Следовало разузнать — во что я опять влипла, из огня да в полымя? Кто есть эта ведьма, у которой я даже имени-то не знаю. Одежда на ней без карманов, к телу прилегает как вторая кожа, и никаких документов при ней явно нет.

Возможно — это вообще коронованная ведьма, откуда-нибудь с Кавказа, и потому я ее не знаю. Если так — то мне следует перестать барахтаться и искать веревку, благо мыло и завещание есть.

«Знаешь, я так понял, ты собиралась копнуть в этой истории поглубже?»— осведомился голос.

«Копнула уж на свою голову, — мрачно отозвалась я. — Ведь что мне стоило просто переписать завещание и сделать вид, что все пучком, я никого не подозреваю, всем довольна?»

«Тем более у тебя нет выхода. Или убей ведьму, или иди дальше и распутывай этот клубок. Более увязнуть, чем ты уже увязла — ты не сможешь. Так?»

«Так», — вздохнула я.

«Ищи мужиков из восьмерки, они ведь все из одной команды, глядишь и скажут тебе что-то про эту ведьму. Хотя бы имя, а это уже очень важно — сможешь ее проклянуть. Отрабатывай мужиков потщательнее — кто такие, чем дышат. Найди их и сразу не хватай за горло — последи. В общем — большая девочка, мне тебя что, учить как сморкаться?»

Подумав, я кивнула.

После чего достала из шкафа длинное платье с пуговицами спереди и шкатулку для рукоделия. Пришло время поработать ручками. Прежде всего я срезала с платья двенадцать пуговиц, а потом принялась их заново пришивать — но на этот раз с заклинанием на встречу. Не глядя, с закрытыми глазами я делала стежки, держа в голове лицо мужика, что меня душил в восьмерке, и читала заклинание.

— Иголка шей, зашивай, на встречу зазывай, по какой бы тропке он не шел — все б меня на ней нашел, По какому б пути не бежал — все меня на нем встречал, — шептали мои губы.

Около часа я творила свое колдовство. После чего помолилась, перекрестилась, одела заговоренное платье и пошла на улицу.

— Ууу? — вопросительно раздалось за спиной, когда я открывала дверь.

Я внимательно поглядела на Святошу, вспомнила, как она геройски повела себя недавно, прикрыв меня грудью и позвала:

— Идем!

Лора тут же выскользнула на лестничную площадку, вильнула хвостом и по лестнице побежала вниз. Я же вызвала лифт.

Когда я вышла из подъезда, волчица сидела на лавочке прямо как человек, болтала ногами и откровенно скучала. Сидящие по соседству бабульки боялись пошевелиться, в ужасе глядя на нее, а Святоша, как специально, иногда рассеянно им улыбалась во всю пасть.

— Лора! — закричала я и кинулась к ней, стащила с лавочки и принялась горячо лепетать:

— Бабушки, вы уж извините, Святоша у меня малость придурочная, но злого ничего не держала, вы не смотрите, что у нее зубов так много, на самом деле она у меня тихая, словно ягненочек!

— Какой же это ягненочек, — отмерла баба Лена. — Толь я в деревне не жила? Волк это! Самый натуральный волк!

— Волчица! — поправила я ее. — Да безобидная она, поверьте!

— Ногу мне твоя безобидная отдавила — будь здоров! — взвизгнула Августа Никифоровна.

— Да, спасибо что сказали, я с ней поговорю, — лепетала я.

Лора же смирно стояла около меня и внимательно глядела на бабулек.

— А крест почто ты ему на шею повесила? — возопила третья бабулька.

И тут Лора не выдержала. Крест — это святое.

Она открыла свою пасть на пятьдесят четыре сантиметра и ка-ак рявкнула!

— Святоша, ну нельзя же так, — укоряюще сказала я, глядя на обмерших бабулек. — Тебя батюшка не поймет, если ты на исповеди ему расскажешь, что на старушек голос повышала.

Волчица жалобно заскулила, побила себя лапой по носу и опустила голову в жутком раскаянии.

— Прощения просит она у вас, — перевела я. — Как, простите ее? Она больше не будет.

— Простим, — судорожно кивнули бабульки.

— Ну, мы пойдем тогда?

— Ага, — снова кивнули они.

На их челах явственно было написано: «Ну когда ж вы, ироды, уберетесь?»

Я их желание исполнила.

Около часа мы болтались со Святошей по городу. Жарища была просто ужасная, так что в конце концов мы купили по мороженке и уселись в парке на лавочку.

— Вот где этого мужика черти носят, а? — злобно выговаривала я, сдирая обертку с мороженки. Лора заскулила и выжидающе распахнула пасть. Я сунула в нее вафельный рожок, и пасть тут же захлопнулась.

— Слушай, — осенило меня. — Ты ж у нас вроде как собачка теперь! Так понюхай вокруг — может и учуешь вражеский запах, а?

Лора с минуту смотрела на меня долгим взглядом врача психушки, после чего покрутила лапой у виска и отвернулась.

— Ну и для чего я ее держу, а? — расстроено вопросила я пустоту, развернула свою мороженку, и в этот момент искомый мужик торопливо прошел по дорожке мимо меня.

Это был точно он. Небольшая козлиная бородка, нос крючком — все совпадало!

Я молниеносно отшвырнула рожок в сторону, подскочила и осторожно двинула за ним. Впрочем, мужик по сторонам и не смотрел. Он целенаправленно куда-то шел, и что странно — за спиной у него висела гитара в чехле. А может — и не гитара. Может — в футляре у него пиастры были на старость припрятаны. Или героин. О, добрый Боженька, сделай так, чтобы героин! Ну или еще что-нибудь противозаконное, чтобы можно было его схватить за руку и сдать родной милиции лет этак на надцать…

Следуя за мужиком, я не терялась. Достав пятисотенную, я на мгновение притормозила около уличного лотка, схватила какую-то старушечью панамку, очки с самыми темными стеклами, дешевую резинку — махрушку для волос и кинула продавщице купюру.

— Я тороплюсь очень, так что сдачи не надо, — пробормотала я и побежала нагонять мужика. Он, умница, так и шел по парковой дорожке, в кустах не прятался и не петлял. Я же, видя что он не оборачивается — совсем оборзела. Перекинула распущенные волосы вперед и принялась лихорадочно плести косу. Если б он обернулся — он бы меня по ним в два счета опознал — ибо волосы длиной почти до колена встречаются, гм, не часто. И именно потому я и плела косу. Закончив, я закрепила ее махрушкой и затолкала в вырез платья на спине. Да уж, вид сзади у меня стал наверняка странный, зато в глаза не бросается.

Вот так следом за убийцей я и вышла из парка, перешла через дорогу и вошла в здание налоговой инспекции.

Мужик подошел к охраннику около КПП. По другому я это сооружение назвать не могу — две панели высотой по пояс, образующие мини — коридорчик, и он перегораживался двумя створками. Так вот, мужик что-то сказал охраннику, что-то от него взял, и створки раздвинулись, пропуская его.

А меня — меня охранник тормознул.

— Вы к кому? — железным тоном спросил он.

— Да я вон за тем мужиком, — нетерпеливо бросила я ему. — Открывай избушку!

— То есть вам пропуск не заказан? — уточнил парень.

— Нет, — слегка растерялась я.

— Тогда пропустить не могу, — сказал парень и отвернулся. Я посмотрела на него и поняла — точно не пропустит.

«О, черт!» — подумала я и достала сотовый. Самое смешное было то, что царствовал тут мой хороший знакомый, Семенецкий, и меня же сюда и не пускают!

— Здрасьте, Анатолий Юрьевич, — кисло сказала я.

— Магдалина Константиновна! — воскликнул Семенецкий, — Сколько лет! Ну, как дела?

Семенецкого, главу областной налоговой службы, я нежно люблю как человека. Дяденька он веселый, совершенно не задается, а главное — столько раз меня выручал просто по доброте душевной, что и не сосчитать… Меж нами нет никаких романтических отношений, он никогда не пользовался моими услугами как ведьмы, мы просто дружим.

— Анатолий Юрьевич, я тут у вас на ресепшене стою, меня не пускают, — пожаловалась я. — Вы за меня словечко не замолвите? Мне очень — очень надо зайти к вам.

— Ну конечно! — сказал он. — Сейчас со своего телефона перезвоню охраннику. Ко мне зайдете?

— А вот как получится, — улыбнулась я. — Но в любом разе — созвонимся, ладно?

— Ну хорошо, — легко согласился он и я отключилась.

Я повернулась к охраннику и спросила:

— Послушайте, вы мне не скажете, мужчина, который передо мной прошел — он кто такой?

— Не могу знать, — обронил охранник.

— Ну вы же тут работаете, — я посмотрела на него самым умоляющим взглядом, на который была способна.

— А он тут зато не работает, — усмехнулся парень, и тут у него зазвонил телефон на столе. Переговорив, он подал мне бумажный квадратик и сказал: — Проходите.

— Ну а куда он тогда пошел — можете сказать? — в отчаянии спросила я парня.

Если он сейчас упрется, то мне остается только сесть на крылечке и караулить мужика с гитарой.

Охранник же заинтересованно на меня посмотрел и хохотнул:

— Понравился, что ли?

— Ну, — я скромненько опустила глаза, дабы не выдать взглядом обратного.

— Ну иди тогда в актовый зал на втором этаже, они там евангелизацию проводят.

— Еван… чего? — не поняла я.

— Богомольный твой мужик, — ухмылялся охранник. — Не передумала?

— Там разберемся, — туманно сказала я и двинула к лифту.

— Только с собаками сюда нельзя.

Я обернулась — и наткнулась взглядом на Лору, которая беспечно улыбалась охраннику так, что у меня и то мороз по коже прошел.

— Слышала, что дяденька говорит? — спросила я ее. — Иди в уголке посиди, меня подожди, ясно?

Святоша тяжко вздохнула, кивнула и пошла к стоявшим в холле стульям.

— Ух ты! — восхитился парень, — прямо как все поняла!

— Ну конечно поняла, — пожала я плечами. — Лора же хоть и собака, прости господи, но не олигофренка.

Оставив охранника пялиться на мою коллегу, я поднялась на второй этаж, и обнаружила, что этаж настолько длинен и огромен, что я аж растерялась. Однако не сдалась, потыкалась — помыкалась, и наконец я нашла актовый зал. И думаете как? А потому что там очень громко пели, и главное — под гитару. Перед этим я с минуту бродила по этажу, вглядываясь в таблички и поражаясь, какой идиот распевает на всю налоговую среди бела дня песенки, а потом меня как током дернуло — черт возьми! Песенки под гитару! А ведь мой мужик как раз шел сюда с гитарой!

Тут с лестничной площадки в коридор шагнули три тетеньки с дяденькой, и направились к широким двустворчатым дверям в конце коридора. Я, не будь дура, надвинула панамку поглубже и пристроилась за ними в хвост.

Народа в зале было немного, но и немало — человек двадцать. А на сцене в это время мой давешний знакомый пел песенку.

— В моей жизни — славься, Господи, славься Господь…

В моей жизни — славься, великий Бог…

Песенка была на диво мелодичная и красивая, да и голос у мужика оказался что надо — сильный и бархатистый. Кроме него на сцене сидели на стульях несколько девушек и солидный дяденька в костюме.

«Это что такое?» — в недоумении спросил голос.

Если б я знала!

Присев в уголке, я принялась вникать в ситуацию.

А мужик тем временем допел песню, и его место около микрофона заняла одна из девушек. Она улыбнулась — и словно солнышко засияло, настолько тепла и добра была ее улыбка. И даже ее курносенькое и конопатое личико стало вмиг — нет, не красивым, — но чудесным своей открытостью и доброжелательностью. С такими людьми, как эта девочка, хочется дружить.

— Приветствую вас, — просто сказала она. — Меня зовут Таней. Я пришла сюда, чтобы рассказать вам про свои отношения с Господом. Тут до меня брат Сергей рассказывал, что был наркоманом, пока Господь не исцелил его от пагубного пристрастия. Ну а я не была ни наркоманкой, ни алкоголичкой. У меня была хорошая семья, у папы был серьезный бизнес, а мама все силы отдала на мое воспитание. Но три месяца назад они…

Она запнулась, глубоко вздохнула, выдохнула и тихо закончила:

— Они разбились на машине. Насмерть.

Женщины около меня ахнули и с жалостью уставились на Таню.

— И мне было очень трудно преодолеть свое горе, — медленно, с трудом продолжала девушка. — Я была в жесточайшей депрессии, я не хотела жить и постоянно размышляла над тем, каким образом мне лучше уйти из жизни.

Она снова помолчала, а люди в зале смотрели, как по ее личику медленно стекает слеза. Наконец, Таня взяла себя в руки, вскинула поникшую было голову и снова улыбнулась сквозь слезы:

— Но Господь не допустил, чтобы я совершила грех. Я случайно попала на богослужение в нашей церкви, и слово Божие коснулось моего сердца. Пастор читал проповедь о том, что Господь послал Сына своего в наш мир, зная, что он умрет за наши грехи — но послал. Самое дорогое от себя оторвал, не пожалел.

У меня нет дара красноречия, и я не могу так же проникновенно пересказать ту проповедь, простите меня. Но каждое слово тогда падало в мою душу, словно зерно на плодородную пашню. Я остро, всем сердцем поняла — насколько же велика любовь Господа к нам… И я как-то очень по человечески пожалела Христа, которого унизили перед смертью те, кого он любил и за кого он умер. А еще я поняла — что на самом деле я не одна в этой жизни. Что мои папочка и мамочка сейчас в лучшем мире, и мне надо не плакать по ним, а радоваться. И что хотя они не со мной, но Господь, мой Отец — он всегда рядом, он тут, и я его чувствую всей душой. Правда, чувствую. Он рядом — и оттого в душе моей какой-то тихий и благостный мир. Знаете, я сейчас словно на островке посреди бушующего моря. Шторм, ветер, волны — а над моим островком небо безмятежно синее и волны о его берег словно разбиваются. Нет, мои проблемы никуда не делись, Господь не золотая рыбка, и жизненный путь розами не усыпает! Но он со мной, он ведет меня за руку. Почти три месяца как я во Христе. И ни одного дня я не пожалела. Ни одной минуты я не была несчастна. Вот такая вот моя история. Простите, если говорила сумбурно.

Она ушла от микрофона, а на ее место снова встал мужик, что душил меня. Он снова запел песню о Христе, и снова она была чудесной, как и прежняя. После чего мужчина в костюме читал проповедь о блудном сыне и о том, как его ждет дома отец.

И я видела, как лица людей, что сидят в зале — становились мягче, что они ловят каждое слово, и оно проникает им прямо в сердце.

Я только не понимала одного — какое отношение имеет мой душитель к христианам? Я сама баптистка, моя церковь находится в бабушкиной деревеньке. Далековато, но другой мне не надо — оттого и редко хожу на службы, а потом грешу, ибо некому меня на путь истинный наставить. А после того, как Дэн завелся — и вовсе дорогу забыла. Ибо в церкви не поймут то, что мы живем вместе невенчанные.

В общем — я крайне плохая христианка, и я знаю об этом. Однажды я или уйду из церкви, или упаду посреди молитвенного дома, рыдая от осознания своих грехов, раскаюсь и стану святой.

Но я четко знаю, все протестанты — блаженные. Ибо когда я задерживаюсь по делам в бабушкиной деревеньке — я там собираю болиголов и медвяницу — то постоянно хожу в молитвенный дом. И мне хватает недели, чтобы проповеди пастора Тима проникли в мое сердце, и я стала мучаться от своих грехов. А так как мой основной грех — это занятие магией, то я быстренько уезжаю в город. Потому что если я раскаюсь и брошу магию — на что я жить-то буду?

То есть — у настоящих христиан очень развито чувство греха, они от него бегают, как от чумы. И вот передо мной стоит на сцене мужик с гитарой, прославляет Христа, как ни в чем не бывало, словно он и не совершил грех убийства не так давно… То что я осталась жива — это моя удача и с него вины не снимает.

В общем, чем дольше я сидела, тем больше поднималась у меня в душе беспокойство за церковь, что приютила у себя моего душегубца. Поет он, конечно, замечательно, однако я обязательно должна предупредить пастора. А пасторы, надо сказать — люди обычно мудрые, готовые вникнуть в чужие проблемы. И если я ему расскажу о том, как его прихожанин меня душил, а потом уложил под поезд — он это воспримет очень близко к сердцу.

Евангелизация тем временем подошла к концу, христиане сошли со сцены и принялись раздавать тоненькие книжечки. А ко мне подошла и давешняя девчушка с хорошей улыбкой, Танюшка.

— Возьмите, — протянула она мне брошюрку.

Я взяла, и тут же спросила:

— А где ваша церковь, как найти?

— А на обратной стороне и адрес я написала, и время службы, — объяснила она. — Но можно и в любое время прийти, там всегда кто-нибудь есть, многие там прямо и живут.

— А пастор ваш когда бывает?

— Пастор Александр только на службах бывает, — улыбнулась девушка. — У них дел много, они по селам ездят, евангелизируют.

— Спасибо, я обязательно приду, — кивнула я, и девушка пошла дальше.

Перевернув книжечку, я обнаружила надпись синей ручкой. Лесная, дом 10, — гласила она, — службы: вск. 12.00 и 17.00, вт. — 20.00, пят. — 20.00.

«И где ж это такая улица — Лесная?», — удивился голос.

«А я откуда знаю», — вздохнула я, остро жалея о карте, оставленной в машине. Да и сама машина не помешала бы, ибо чувствует мое сердце — улочка у черта на куличках.

«Господи, чего стоишь — мужик уходит!», — завопил голос. Я вздрогнула, завертела головой и успела заметить исчезающий за дверью гитарный гриф.

Мужика я догнала только на выходе из налоговой. Вернее — как догнала? Он уже выходил на крыльцо, когда я только выскочила в холл. Дистанция меня устраивала, и потому я тихо, как ежик, пошуршала вслед за ним. И вот так я шуршала, шуршала, а потом на моем пути вырос охранник и его КПП. Я ткнулась в не желающие раскрываться створки и недоуменно уставилась на охранника.

— Пропуск сдайте, — меланхолично пояснил он.

— Какой пропуск?

— Надо сдать пропуск на выходе, который я вам выдавал, — пояснил он.

— Да нету его у меня! — завопила я. — Откуда ж мне знать, что его сдавать надо!!!

— Нужен пропуск! — мгновенно нахмурился он.

— И что мне теперь, ночевать тут? — чуть не заревела я. — А у меня ведь мужик сейчас уйдет, пропадет и поминай как звали!!!

— Не успела познакомиться, что ли? — ухмыльнулся он.

— Да не, он все песни пел, не до того было, — хмуро призналась я.

Парень подумал и сказал:

— Ладно, иди! Только потом Семенецкому уж про меня как-нибудь доброе слово замолвь, ладно?

— Вот если щаз мужик от меня свалит — я такое доброе замолвлю — не унесешь, — злобно пообещала я, тут же вспомнив про то, кто есть кто. — Что такое — мой лучший друг Семенецкий, который ко мне как к себе ходит в гости, тут начальник, а меня как парвенюшку на проходной держат, а???

Про лучшего друга я конечно загнула, но парень поверил. Металлические створки тут же уехали в сторону, я рванула на выход, а охранник спохватился:

— Эй, — кричал он вслед, — совсем забыл — ты собачку не продашь?

— Такая корова нужна самому! — рявкнула я. — Пошли, Лорка!

Волчица благодарно гавкнула, мы с ней вылетели на крыльцо, обозрели окрестности и в голос застонали — мужика не было!!!

Постояв немного и посокрушавшись, я пошла домой. Именно что пошла, потому как в автобус нас с Лорой не пускали, а частники не останавливались. Дом мой был неблизко, потому, пока я дошла — основательно устала.

Поднимаясь по лестнице на свой этаж, я анализировала — чего ж я добилась?

А добилась я того, что узнала, где пасется мой убийца. Теперь-то он от меня не ускользнет. Потому что у нас в церкви тоже иногда проходят такие евангелизации, только мы их просто называем богослужениями. Пастор Тим или кто-то из проповедников с особо доверенными лицами отправляются по окрестным селам — нести слово Божие. Подчеркиваю — с особо доверенными лицами. Новообращенного до такого важного дела не допустят. К тому же мой душитель там не на последних ролях, он регент. Что-то типа руководителя хора, если по-мирски говорить. Уважаемая и серьезная должность, надо сказать! Как так получилось, что регент этой церкви стал убийцей — у меня в голове не укладывалось. Ну да ладно, там разберемся. Главное — я знаю, где его искать. Сейчас пообедаю, приму душ, загримируюсь и поеду в эту церковь, пробью обстановку.

Однако первым делом, зайдя домой, я рванула в Каморку.

Девица лежала на раскладушке, отвернувшись от меня к стене.

— Э-эй, та как? — поинтересовалась я.

Она не отреагировала.

«Может, померла?», — с робкой надеждой спросил голос.

«Не с моим счастьем!», — вздохнула я и пошла к раскладушке. Перевернув девицу на спину — я поняла, чего это она от меня отвернулась.

Лента скотча была на треть оторвана!!!

— Ну, Марья — искусница! — всплеснула я руками. — Что за бунт на корабле, а?

Девица злобно глядела на меня.

— У меня ноги затекли, уродка, — выплюнула она. — Развяжи!

— Нашла дуру, — хмыкнула я.

— Я ж без ног останусь!

— Дэн тебя будет любить любой, — улыбнулась я ей. — Все на сегодня просьбы?

— Мне в туалет надо, — неохотно призналась она. — Срочно. Уж сил терпеть нет.

Я сострадательно на нее посмотрела и, вздохнув, ответила:

— Слушай, как там тебя… Я не зверь, но и не дура. Ежли я сейчас тебе хотя бы ноги развяжу да в туалет свожу — подозреваю, кончится это для меня плачевно.

— И что мне делать?!

— Под себя, милая, — вздохнула я. — А что делать? Снайперы, когда жертву выслеживают — по трое суток не двигаются. И клозета рядом обычно нет. Я в книжках про это много раз читала, вот! Ну а ты сама по своей воле в это ввязалась, и цель у тебя была — уничтожить меня. Так что присваиваю тебе звание снайпера и напутствую: терпи, казак, атаманом будешь!

— Я тебя ненавижу! — прошипела она.

— Слушай, я тоже к тебе любви не питаю, — заметила я. — Причем обрати внимание — если ты так меня ненавидишь только за то, что я не имею возможности держать тебя тут со всеми удобствами — то как же мне тебя ненавидеть за то, что ты меня почти убила, а?

— Пошла к черту!

— Говорить так и не будешь?

— Пошла к черту!!!

— Ну и дура, — обиделась я. — Если бы мы поговорили как два умных человека — глядишь — и договорились бы до чего-то, верно?

— Это ты, убожище, умная?

— Аудиенция окончена, — вздохнула я, отрезала новый пласт скотча, подлиньше, и на совесть залепила ей рот.

Не хочет человек по-хорошему. Эх, как бы было замечательно, если б она пошла на контакт, мы с ней переговорили, и все это закончилось мирным чаепитием и заверениями в дружбе!

Мечты, мечты…

Выходя из Каморки, я не пленилась наложить охранные чары на дверь, а то ведь девушка-то активно рвется на свободу! И на всякий случай я еще и задвинула засов, а то мало ли чего.

«Ну и чего потом с ней делать-то???», — настойчиво вопросил голос.

«Ой, отстань, а?», — страдальчески поморщилась я. Откуда я знаю, что с ней делать? Убивать людей я не умею, у меня кишка на это тонка. А больше… Больше я не знаю, что делать.

Вот и оставалась мне следовать путем Скарлет и задвигать обдумывание этой проблемы на завтра. А лучше — через недельку. Или две.

А пока — пока я разберусь с душителем. И постараюсь через него узнать про фифу.

Приняв душ, мы с Лорой подкрепились, после чего я потратила кучу времени на выполнение своего святого материнского долга. То есть я сменила Баксу доллары в лоточке, нарезала ему мяса, налила сметанки и несколько раз погладила его по головке. Сыночка мой отчего-то смотрел на меня хмуро и материнской ласке не радовался.

— Я вот разделаюсь с делами — и заведу щеночка, а тебя на помойку выкину, ясно? — припугнула я его. — Щеночки — они всегда хозяевам рады, а не только тогда, когда в желудке пусто!

Кот посмотрел на меня долгим и внимательным взглядом, презрительно фыркнул и отвернулся к сметане.

— Правда выкину! — жалобно сказала я.

Кот не повел и ухом.

Вздохнув, я схватила ключи от машины, и мы с Лорой пошли в церковь. Пока мы спускались на лифте на первый этаж, я ей жаловалась:

— Вот, Лора, ростишь деток, ростишь, а они потом тебе такой вот кукиш показывают.

Лора согласно что-то пробурчала.

Не успела я выйти из лифта, как меня окликнул охранник.

— Магдалина Константиновна!

Я обернулась и выжидающе на него уставилась.

— Вам тут передать велели, — улыбнулся он и протянул мне здоровенный веник — букет из полураспустившихся, тугих роз.

Я аж в осадок выпала.

Подбежала, схватила веник, и только собралась помечтать о том, что мной увлекся какой-нибудь достойный молодой человек — как из букета выпала визитка.

На одной ее стороне было написано «Прости меня. Твой суслик», а на другой — «Буймов Денис Евгеньевич, генеральный директор …», и т. д. и т. п.

Безмерная печаль затопила мое сердце…

Эх, генеральный директор, уж как бы мне хотелось тебя простить и все вернуть как все было… Дни, что ты был рядом со мной — были самыми счастливыми в моей жизни, и я как наркоманка готова была душу продать за следующую дозу такого счастья. Только вот к счастью — у меня есть внутренний голос, и он не допустит, чтобы я сгубила себя из-за того, что полюбила тебя.

«Выкинь эту гадость, — тут же сухо сказал голос. — Выкинь. Это цветы от убийцы, и поверь — с большим удовольствием он их положил бы на твою могилу. А то, что он хочет помириться — так не забывай, ты его красотку в плену держишь!»

«Бывшую красотку», — злобно поправила я и строевым шагом направилась из подъезда. Лора еле успевала за мной.

Ща выкину розы на помойку. Пусть торчат из бачка, и когда Дэн приедет — надеюсь он увидит, что я сделала с его презентом. Почему-то я не сомневалась, что он еще явится.

Выйдя из подъезда, я приложила руку козырьком и обозрела двор. Бачков не было. Странно… Около материной хрущевки бачки есть, а куда отправляется мусор в элитных домах? У жильцов есть мусороприемники, а дворники что делают?

Я побродила по двору, бачков не нашла, зато обнаружила в беседке, увитой зеленью, наших старушек. Они выгуливали внуков, а заодно и болтали о своем, о девичьем.

— Потемкина совсем ума лишилась, — шипела одна из них. — Завела волка и выдрессировала!! И вот скажите — а для чего это она его дрессировала, а? Может, диверсия какая, а?

Я заинтересовалась, остановилась и принялась подслушивать. Потому как Потемкина — это я, и сплетни о себе, любимой, меня крайне интересовали.

— Да совсем эти новые русские очумели, — подхватила вторая старушка, словно сама жила в хрущевке, а не в элитном доме, следовательно — дочь или сын — «новее» некуда. — Ерофеев из пентхауза себе крокодила завел, Потемкина волка! Скоро детей в зоопарк водить не надо будет!

— А во втором подъезде недавно тигренка на прогулку выводили, — влезла третья старушка. — Маленький такой, да хорошенький, да ласковый! Прям котенок, только ростом с собаку.

— Вот вырастет этот котенок, — неприязненно возразили ей, — и сожрет кого-нибудь.

— Непременно сожрет!

— Так куда ему — такой хорошенький!

— А вот вырастет твой хорошенький…

— Да не спорьте вы. Вот вы скажите — а чего у потемкинского волка крест на шее, а?

— Насмешила! Вон у Дорофеевых питбуль в ошейнике с брильянтами ходит — и ничего.

— Так то брильянты — а то крест! Вот с какой целью она волку его повесила, а?

— А ведь Потемкина — она ведьма! С чертями знается, а как то бес вместо волка?

— Так ить крест на шее…

— А где ты видела нормального волка с крестом? Неладно это, бабоньки…

— Святоша у меня сильно богомольная, — дружелюбно пояснила я, заглядывая в беседку.

Старушки припухли, в смущении глядя на меня.

— На службы все ходит, по полгода в монастырях живет, так что сами понимаете. Без креста ей никак.

— А как же волка в церковь-то пускают? — робко осведомились у меня.

— И в монастырь…

— Да она ж не всегда собакой-то была, — туманно объяснила я. — И вообще — у нее связи в церковных кругах знаете какие? Митрополит с ней за ручку здоровается.

Старушки как по команде перевели взгляд на Лору, что сидела в месте от меня. Особа с обширными связями в церковных кругах в это время старательно зубами выдирала репейник из хвоста, а когда ей это удалось — зевнула во всю пасть. Со вкусом так зевнула.

Бабульки истово перекрестились и как-то сжались.

— Ладно, бабушки, я вас понимаю, сама ее не особо люблю, — вздохнула я. — Нате вам на память, да не серчайте!

И я всучила им букет.

— Ой, это нам? — недоверчиво спросила одна.

— Вам!

— А за что?

— Ну, — почесала я лапой за ухом, — за моральный ущерб!

Ибо зрелище зевающей Лоры — это, мда, не для слабонервных.

Избавившись от букета, я пошла в гараж, уселась в свою бээмвушку, посмотрела карту и поехала в церковь к душителю. Лесная улица, как я и думала — была на окраине города. На самой окраине — ибо далее, после нее, улиц не было.

Пару раз я заплутала, пару раз уткнулась в тупик, и наконец часа через полтора я все же нашла эту Лесную улицу. Название она свое оправдывала — в самом конце, за огромным доминой вставала стена из сосен.

А перед воротами был припаркован Крайслер. Да-да, тот самый, серебристый, весь такой обтекаемый и хорошенький.

«Ах, черт!», — выдохнул голос.

Я же молчала в неком потрясении. А Дэн-то что тут делает??? И ладно б один Дэн! Но около Крайслера бедной сироткой приткнулась подозрительно знакомая ржавая копейка. Если у нее номера такие же знакомые — то я ничего не понимаю.

Машину я бросила на соседней улицу от греха подальше, сунула полтинник местной ребятне, чтобы посторожили, и чуть ли не по-пластунски мы с Лорой прокралась обратно.

Номера на копейке оказались и правда знакомые — А675КД. Витенькина это машина, если кто не понял.

Но это было еще не все. Чуть далее стояла и Серегина тойота…

«У них тут что — стрелка?», — снова в изумлении спросил голос.

«Мальчики мои к Богу приобщаются, чего тут непонятного?», — рассеянно ответила я, зорко поглядывая по сторонам.

То и дело из ворот кто-то заходил или выходил. Люди были самые разные — и старушки, и молодежь. Мое появление явно не привлекло бы внимания — но вот Лора!

— Подожди-ка меня тут! — велела я ей и решительно направилась в молитвенный дом.

Позади меня раздалось злобное рычание, я обернулась и увидела — Лора-то оказывается несогласна! У нее аж шерстка вздыбилась, зубки показались.

— А ты чего разнервничалась? — удивилась я.

— Ррр! — рявкнула она, и стало понятно — просто так она меня одну не отпустит.

— Лора, ну будь умницей, а? — просительно заглядывая ей в глаза, сказала я. — Ну ведь меня с собакой в дом не пустят, пойми ты!

Лора поняла и дико на меня обиделась. Горько заскулила, оплакивая свою несчастную судьбу, да так, что мне вмиг стало ее жалко. Пришлось для начала обойти домину кругом, проводя разведку местности и заодно прикидывая, как от этой придурочной избавиться.

А за домом оказался огород. Большой и невероятно ухоженный. Грядочки все в геометрическом порядке, и видно было даже издали, что вряд ли можно там обнаружить сорняк.

Лора внезапно насторожилась, уши ее стали торчком и ме-едленно повернулись в сторону леса.

— Белку увидела, что ли? — с надеждой спросила я. Эх, вот бы она задрала хвост и унеслась в лесок по своим нехитрым волчьим делам.

Лора посмотрела на меня как на дуру, ей богу. «Сама ты белка», — читалось в ее глазах, после чего она, осторожно ступая, пошла в лес.

«Отвязалась наконец-то!» — вздохнул голос.

Тут волчица остановилась и требовательно на меня посмотрела.

— Если ты меня из-за белки туда тащишь — я тебя не пойму. Ясно? — печально сказала я и пошла за ней.

Лора Мой вопрос проигнорировала, повела меня по какой-то немыслимой дуге, так, что через полчаса блужданий я снова увидела в просвет сосенок знакомый огород.

Уперев руки в боки, я только собралась разораться на глупую Лору, как услышала голос. Замерев, я прислушалась, выяснила, что ничего разобрать, и потихоньку стала пробираться поближе, выставив ухо и идя на звук.

— … я ее не могу найти никак в последние дни, — вскоре расслышала я голос Дэна. — Да и если встречу? Она ведьма, не забывайте. У меня ощущение, что она все просекла и читает все мои намерения как открытую книгу.

— Денис, тебе морда для чего дана? — попенял ему … Витенька. Да, да, голос был Витькин, моего лучшего друга детства! Я хватала ртом воздух от такого удара, а он тем временем продолжил: — Неужто ты бабу не сможешь окрутить так, чтоб она голову потеряла?

— Она меня не привлекает, — холодно обронил Дэн.

— Так тебе что, детей с ней крестить? — вступил в разговор Серега, мой давний поклонник. — Для дела надо ее окрутить. Будь сознательнее.

— Вот сам ее и окручивай.

— Дэн, да что ты ломаешься как малый ребенок, ё-моё? На нас с Серегой она не клюнет!

— Да она и на меня не клюет! Я уж к ней и так и эдак…

— Будь настойчивее! Девушки настойчивость уважают!

— Да вы меня что, не слышите? Ведьма она! Она ж нас как курят передушит…

На мгновение воцарилась тишина, после чего Витька скучным голосом сказал:

— Денис, я тебя не пойму. Ты свою любимую девушку выручаешь, а мы тебе помогаем, или не так?

— Ты что, хочешь сказать что я трус?

— Говорю прямо!

— Хватит! — решительно сказал Серега. — Еще подеритесь тут.

— Мужики, я хочу сказать, что надо здраво подойти к делу, а ты, Витька, все по-гусарски решить хочешь, с наскока. Надо план!

— Да заколебал ты с планом! Действовать надо!

— Ну действуй, раз такой смелый!

— А ты не смелый, да?

— Вам что, подраться так охота? — снова вступил Серега. — Витька, перестань. Денис дело говорит — надо прикинуть план.

— Так мы же договорились — что он к ней подберется поближе, да и…

— Господи, — в сердцах сказал Дэн. — Ты меня вообще слышишь, или только себя? Я тебе который раз говорю — мне к ней не подобраться! Она меня уже поняла! А вот допустим Серый или ты — могли бы попытаться.

— На верную смерть посылаешь, да?

— Ну ты ж не трус, — ехидно ответил Дэн. — Я же смог это сделать, чего бы и тебе не повторить?

— Знаете что, — задумчиво сказал Серега. — Мне непонятно, отчего вы отца не потрясете? Не свет же клином на ней сошелся.

— Ты этого батюшку еще найди, — хмыкнул Витька. — Лично я не смог. Неуловимая личность.

— Надо найти! — решительно сказал Серега. — Чует мое сердце, он мно-ого интересного может сказать.

— Я думал уже об этом, — согласился Дэн.

— Вот и давайте договоримся, — подвел черту Витька. — Я лямур-тужур, а вы давайте отче ищите да крутите. Дэн, лямуры профинансируй. На первое время — пару соток баксов хватит, а там поглядим.

— А, да, конечно.

— Ну тогда все. Расходимся, друг друга не знаем.

— Созвонимся.

Я сидела под сосной, сухие иголки и веточки нещадно кололись через платье, а я глядела вверх, туда, где на безмятежном голубом небе плыл кусочек перистого облачка.

У Христа было двенадцать друзей, и лишь один его предал. У меня же ближе этих троих — только Мульти да Нелька. И вот, из пятерых трое меня предали. Печальная пропорция.

— Господи, благослови, — шептала я, сухими глазами глядя на облачко в немыслимой выси. — Благослови, Отче. Ибо это сильнее, нежели я могу перенести…

«Дура, да это не про тебя они говорили!» — как-то очень решительно сказал внутренний голос. Слишком решительно.

«Я так и поняла, что про принцессу Диану», — усмехнулась я.

«Да нет же! — все с тем же наигранным апломбом продолжал он. — Это они про ту ведьму, которую ты в плен взяла! Не про тебя! Не про тебя!»

«Спасибо, — с внезапной благодарностью сказала я ему. — Спасибо, что пытаешься утешить».

Он смущенно заткнулся.

Лора сочувствующе лизнула меня в щеку, я посмотрела на нее и сказала:

— У меня выхода нет, Лора. Я устала барахтаться. Устала от предательств. Все. Ухожу в монастырь. Имущество — что-то матери отдам, а большая часть пойдет на монастырь. И нет проблем. Мальчики мои от меня отстанут, да и нет им хода в обитель, а ведьма меня там тронуть не посмеет.

Лора вздохнула и лизнула мою коленку.

— Пошли, — я встала и не оборачиваясь зашагала из леса.

Я никогда не находила привлекательной монастырскую жизнь. Скудное питание, отсутствие Интернета и книг делало ее просто ужасной.

Однако теперь я вспомнила, как старая монахиня мне однажды говорила, что просто так не идут в монастырь. Должно произойти что-то, чтобы жизнь мирская стала немила. Чтобы тихая монастырская жизнь в труде и молитве вдруг стала казаться единственно верной.

Так вот у меня это только что произошло. Люди, которых я любила, и в которых была уверена — меня предали. Мать с отцом… Эх. У нас проблемная семья, и вряд ли они расстроятся из-за того, что я переселюсь в монастырь. Я обеспечу их, это само собой. Но вот горевать из-за моего решения они не станут. Мультик с Нелькой… Я их люблю. Но боль от предательства других — это не пересилит.

Я не могу бороться со своими друзьями. Серега, Витька — сколько всего нами пережито вместе, и наказать их — что себя высечь.

А Дэн… Дэна к тому же хранит моя любовь и мои слезы, которые я подмешала в талисман.

И этого мне — не превозмочь.

Эту ограду мне не обойти, и поднять руку на него я просто не смогу.

Да и не хочу.

По дороге домой я не плакала. Я холодно и рационально обдумывала организацию ухода в монастырь.

А около ворот в мой двор меня ждал сюрприз.

Дед Миня сидел под деревом на газетке и зорко смотрел по сторонам. Завидев мою машину, он вскочил, засуетился, бросился наперерез, дабы я не успела въехать во двор, куда ему хода нет.

Притормозив, я высунулась в окно.

— Дед, какими судьбами?

— Машка, дочка, выручай, — заголосил он. — Беда у меня!

— А что такое?

— Клавка моя ить пропала, — затараторил дед. — И в доме чужие люди живут. Я, почитай, полмесяца домой не совался, прихожу — а там детина дверь открывает и меня гонит, говорит, мол, делов не знаю, хату законно купил, вали отсюда, пока не накостылял!

«Где-то я уже подобное слышала», — озадаченно подумала я и велела:

— Садись, дед, в машину, поедем ко мне, там решим.

Дедок проворно юркнул в машину, а я въехала в ворота, загнала машину в подземный гараж и мы пошли к лифту.

По дороге он, обычно бравый, как-то сиротливо бормотал:

— Это шо ж такое деется-то, люди? На старости лет остался без кола и без двора. А Клавка-то, Клавка то где? Не, не могла она квартиру продать, квартира ж у нас одна, продаст ее — а сама куда? Ох, сердце отцовское у меня болит за нее дюже. Поди влипла моя доченька в историю.

— Дед, не переживай ты так, — жалостливо взглянула я на него. — Сейчас во всем разберемся.

— Вот только на тебя и надеюсь, — вздохнул он.

Дома я порылась в адресной книге, нашла телефон Ирки, и тут же его набрала.

Ирка, надо сказать, совсем недавно была одной из центральных фигур теневого бизнеса нашего города. То есть — она лихо управлялась фирмой девушек по вызову. Не так давно она мне крепко помогла, памятуя о нашей школьной дружбе, а я, когда выпуталась — тоже о ней не забыла и устроила ее на приличную работу. Теперь Ирка — шишка в крупнейшей риэлторской конторе нашего города. И это при том, что взяли ее первоначально на гораздо более скромную должность. «А чего тут сложного, — усмехалась обычно Ирка. — Я фирму семь лет держала, опыта выше крыши, а структура в агентстве та же самая, что и в фирме девушек по вызову. Поступает звонок на услугу, и мои сотрудницы так же едут к клиенту. А то, что они не ноги раздвигают, а подбирают квартиры — это уже детали».

Как бы то не было, Ирка преуспевает, чему я крайне рада.

— Глухарева, — раздалось из трубки.

— Ирка, это я, Лис. Мне срочно надо кой — чего узнать.

— Ох, давай попозже, а? — заупрямилась она. — Дел полно.

— Ирка, вопрос жизни и смерти!

— Говори, — вздохнула она.

— В общем, суть дела такова. Моя знакомая продала квартиру, а тут рядом со мной ее отец, который говорит что это для него неожиданно и очень странно. И сама она куда-то пропала, я так поняла. Можешь пробить у себя да по соседним конторам эту сделку?

— Могу конечно, у нас ведь единая база! — воскликнула она. — Говори давай адрес проданной квартиры и фамилию продавца.

— Какой продавец? — споткнулась я.

— Ну у бабы как фамилия, что квартиру продала?

— А, у Клавки-то? Ефимова она! Ефимова Клавдия Михайловна! А квартиру продала по Севастопольской шестнадцать, квартира сто семь.

Ирка с полминуты помолчала, щелкая клавишами, после чего сообщила.

— Так, все верно. Квартира продана через наше агентство. Шестнадцатого выставлена, а восемнадцатого уже ушла.

— Ирка! — воскликнула я. — Нечисто тут что-то. Не могла та баба квартиру продать! Никак не могла! Чую я, тут какие-то махинации с квартирой! Ну, знаешь, как наивных пенсионеров разводят — продадут их квартирки без их участия, дадут денег с гулькин нос — и вали на все четыре стороны!

— И откуда ты это взяла? — насмешливо спросила она.

— В газетах писали!

— В газетах еще и про зеленых человечков пишут, слушай больше! Чтобы квартиру продать — надо знаешь сколько бумаг собрать именно владельцу, и именно ему поставить на них подпись? Поневоле самая тупая бабка начнет соображать в процессе, что ее дурят. Не, надуть конечно можно при удаче да при подмазанных чиновниках, но кому это надо? Да и никакие аферисты не продадут квартиру без согласия всех прописанных там людей.

— Дед! — встрепенулась я. — Ты ж дома-то прописан?

— Нет, — вздохнул он. — Клавка, зараза, выписала. Сказала — денег с меня никаких, а за воду да за прочее — за меня как за прописанного берут.

— Ясно, — буркнула я и вернулась к разговору с Иркой. — Слушай, а вот как бы мне с агентшей поговорить — хочу убедиться, что Клавка сама, в добром уме и здравии квартиру продала.

— Так я тебе сама подтвержу — да, в добром уме и здравии она это делала, — хмыкнула Ирка. — Помню я ее.

— А ты-то откуда ее помнишь?

— Милая, у нас сделки на продажу квартир не по десятку в день заключаем! Дай бог если три — пять сделок провернем в неделю! И сделку по Севастопольской шестнадцать помню прекрасно! Клавдия твоя — неопрятная такая тетка с висячей бородавкой на шее, верно?

— Верно, — уныло вздохнула я.

Против родинки не попрешь. Родинка — аргумент весомый. Коричневая, она уродливо свисала с левой стороны шеи и сразу бросалась в глаза. Клавдия же даже не пыталась от нее ни избавиться, ни как-то замаскировать.

— Так вот, твоя Клавдия сама выставила на продажу квартиру, и цену за нее назначила немного ниже реальной — чтобы ушла быстрее. Бормотала что-то про пьяницу — отца, мол, надо все провернуть, пока он домой не пришел. Мол, сил на него нет, вот и решила тетка продать квартирешку да свалить от такой семейки.

— Так и сказала? — поморщилась я.

— Ну, что-то типа этого бурчала. Неприятная тетка, не понравилась она мне. Но сделка была оформлена честно, комар носа не подточит. По доброй воле она ее продала, Лис.

— Но ей же жить негде кроме как в той квартире!

— Странная ты. Она ж квартиру продала, а не подарила. То есть — деньги на новое жилье у нее есть. Не пропадет. В общем — у тебя все?

— Если что узнаешь еще — свистни, ладно? — с тяжелым сердцем сказала я.

— Да без проблем, только все что знала — я тебе рассказала.

Мы попрощались, я положила трубку, а дед ко мне тут же пристал с вопросами.

— Что, Марья, про Клавку-то тебе сказали, а?

— Дед, — подняла я на него глаза. — Действительно твоя Клавдия продала квартиру. Все у нее нормально, я так поняла, просто она решила ммм… переехать.

— Как переехать? — растерялся дед. — А как же я?

Я вздохнула.

— А как же я? — закричал дед. — Не могла ж она меня на улице оставить! Ладно лето — перекантуюсь как-нибудь! Так ить скоро зима!

Что я могла ему сказать? Что хоть квартирка у них и бедная, но в центре города, к тому же — сталинка, а не позорная хрущевка, и стоит такая квартира немаленько. Побольше чем папенька — алкаш, как, видимо, посчитала Клавдия.

— Куда ж мне теперь идти-то? — горестно вопрошал дед.

«Да, — вылез голос. — Как была квартира, так по подвалам да стройкам ночевал, а как лишился — так сразу запричитал!»

«Помолчи», — сурово цыкнула я на него и повела деда Миню кормить. Выставила ему малосольной семги, кусочки воздушного торта, котлетки, разогрела пиццу, достала пакет сока, йогурты, фрукты. Хотелось мне деда побаловать, а то он вон какой худющий, да еще и горе вон какое.

Сама же я ломала голову над тем, куда пристроить дядю Миню. У меня пожить — никак. У меня сейчас тут горячая точка, зона военных действий, и нормальному человеку лучше б отсюда держаться подальше.

В принципе, материна квартира стоит пустая — но черт возьми, маменька меня на котлеты пустит, если узнает что я кого-то пускала пожить в ее отсутствие. А тем более такую маргинальную личность как деда Миню.

Может быть к …Дэну?

Последняя мысль была высказана мной как-то очень робко. С одной стороны — да, мы враги. С другой — а дед-то с ним ведь не ссорился!

«Слушай, хорош по Дэну убиваться», — раздраженно велел внутренний голос.

«Я не убиваюсь».

«А то я не вижу что ты дедка просто как предлог используешь!»

«Я же не встречаться с ним собираюсь — просто позвонить и уладить вопрос с дедом!»

«Ну да, а я весь такой дурной и наивный».

Я молчала.

Мне и правда хотелось просто ему позвонить и услышать его голос. Да, пусть он меня предал и растоптал, пусть я его ненавижу за это и желаю ему всего самого худшего — но это не мешает мне в нем нуждаться. Как наркоман нуждается в дозе. Проклинает свою слабость — но идет на все, чтобы влился героин в его кровь и пропитал тело лучами радуги. И свободой от ломки.

«Хорошо, звонить не буду, — покорно согласилась я. — Но тогда не смей запрещать мне другое. Ясно?»

И я одним движением воткнула кассету в моноблок, щелкнула кнопкой и принялась скачками перематывать пленку на эпизод с Дэном.

— А я этому мужика знаю, — внезапно сказал деда Миня, обгладывая куриное крылышко.

— Какого? — встрепенулась я.

— Ну вон, в телевизере который! — указал дед остатками крылышка на экран.

Я посмотрела — ага, там как раз сосед с вульгарной девицей заходил в подъезд.

— Я тоже его знаю, — вздохнула я. — Он в нашем доме живет.

— Да я не про ентого! Я про того, который раньше был!

Недоуменно посмотрев на дедка, я зачем-то отмотала пленку назад, вот вдова с импозантным мужчиной входят в лифт…

— Он, собака, — удовлетворенно сказал дед. — К Клавке моей все ходил, он ее в секту и затащил.

— Хороши там сектанты — к вдовушкам по ночам ходят! — хмыкнула я.

— Ну а что такого? — вступился дед. — Мужик он в самом соку, чего б по бабам не побегать, пока годы дозволяют?

— Верующие по бабам не бегают! — отрезала я.

Дед отвел глаза, спорить не стал, лишь с усердием принялся за пиццу.

А я с нежной улыбкой идиотки пялилась в экран, наблюдая за искаженным злобой лицом Самого Любимого Парня. Вот он уже вышел из лифта, сделав свое черное дело, вот он пошел из подъезда…

Я встала, собираясь налить деду чая.

— Вовсе он и не бегал по бабам, — буркнул дед.

— Чего? — обернулась я.

— Вон, — кивнул он на телевизор.

Я равнодушно мазнула взглядом по экрану — давешний мужчина, который заходил с вдовой, так же покидал наш дом.

Я повернулась к чайнику, через секунду мысль оформилась, и я снова вгляделась в экран. Дело в том, что мужик был в перчатках. В августе. И лицо его я определенно где-то уже видела. Вот только не помню где. Какое-то невыразительное оно, увидишь — и взгляду зацепиться не за что.

— То ли я дура…, — в полной прострации сказала я.

— То ли лыжи не едут, — поддакнул дед.

Я внимательно на него посмотрела, размышляя, после чего спросила:

— Дед, а ты часом не знаешь, что за секту Клавдия посещала?

— А вот не знаю, — почесал он за ухом. — Не знаю. Я ж дома редко бываю. Мужик ентот попытался и меня затащить к ним, да я ему, Марья, твердо сказал — православный я! Родился православным, и помру православным! Вот так!

— Дед! — я решительно встала. — В общем — я по делам, ты никому не открывай, трубку телефонную не бери, а главное — не открывай, ради бога, Каморку на втором этаже. Ясно?

— Ну дык, — спокойно кивнул дед. — Понял, не дурак.

— Ванных на втором этаже две — при гостевых комнатах, сходи попарь косточки, спать ложись где хочешь, а я все — все, побежала, — торопливо сказала я и сорвалась с места.

— Гав!

— И ты конечно же со мной давай, — не оборачиваясь, согласилась я, и Лора тут же побежала вперед меня. Мы проскакали по лестнице (лифта ждать было некогда), ворвались в гараж, уселись в машину, и я рванула на эту Лесную, словно за мной черти гнались.

И я была уже недалеко, когда врезалась в бок белой десятки. Она сама была виновата. Уже на исходе желтого света пыталась проскочить перекресток. Я думала примерно то же самое, решив что желтый — это почти зеленый, и уже можно.

«Черт!», — рявкнул голос, и мы с десяткой пересеклись в одной точке.

Владелец ее, дяденька за сорок с круглым, как шарик, животом, тут же выскочил из нее и начал на меня кричать.

— Ты чего, права вчера купила, что ли???

— Позавчера, — мрачно буркнула я ему.

Шарик шутки не оценил. Он открыл рот на пятьдесят шесть сантиметров и принялся очень громко рассказывать, что он думает о блондинках за рулем.

Я его слушала примерно минуту, после чего терпение мое кончилось.

— Шар… тьфу, дяденька, — сказала я ему, — послушай, а сам-то ты что, разве не на желтый ехал?

— На зеленый! — твердо ответил он.

— И я, милок, на зеленый, — вздохнула я. — В общем, ладно, пока гуляй, твое счастье что мне некогда. Номера твои записала, потом за компенсацией подъеду.

У Шарика от моей наглости аж глаза на лоб полезли.

— Чего??? — завопил он. — За какой такой компенсацией ты ко мне собралась? Ты же виновна!!! У тебя морда в моей бочине!

Я на него посмотрела долгим взглядом, однако на него это не подействовало.

— Я ГАИ вызываю! — рявкнул он.

И вы не поверите — следующие три часа я провела совершенно бездарно! Слушала маты Шарика, читала карманное Евангелие и ждала гаишников. Лора дрыхла на заднем сидении.

Когда же явились доблестные орлы в шестерке с мигалкой на крыше — я посмотрела на них столь злобно, что они тут же решили что именно я и виновна в наезде. Спорить у меня времени откровенно не было.

Я покорно подписала протокол, тут же рассчиталась с дядькой, на прощанье буркнула: «Что б тебе подавиться», — и уехала.

Все норовят девушку обидеть — ну и времена настали!

А на Лесной меня ждал очередной удар.

Только я кинула машину на знакомых ребятишек, подошла к дому — как увидела невероятную картину. Из ворот вышел мой Самый Любимый Парень, а рядом вышагивала… моя пленница! Я протерла глаза, потрясла головой — ничего не изменилось.

«Может, сестра — близнец?» — с надеждой спросил голос.

«Щаз, — тоскливо ответила я. — На ней мой сарафанчик, что я своими руками шила по „Бурде моден“. Второго такого нет».

«Дед!» — вскричал голос.

«Угу», — тяжко выдохнула я.

Любопытство сгубило кошку, как говорится. Потом уже, много позже, я найду своего старичка в каморке, связанного и несчастного. «Вот так и помогай людям», — будет горько жаловаться он на судьбу.

А пока парочка как ни в чем не бывало уселась в серебристый крайслер Дэна, а я рванула к своей бээмвушке. Выезжать отсюда все равно они будут по прямой, это девять из десяти. Чего им по окрестным, плохо асфальтированным улочкам шариться? Один им путь — на Московский тракт.

Бежала я так быстро, что ветер свистел в ушах, коса реяла по ветру, а Лора еле поспевала за мной.

— Господи, только не дай им сбежать, — горячо молилась я, и, видимо, это мне и помогло. Ибо не успела я выехать на тракт, как тут же увидела знакомый Крайслер.

«Падаем на хвост!» — скомандовал голос.

«Ага, без тебя б не догадалась», — буркнула я.

Шпион из меня, конечно, аховый, но и Денис не подозревал о том, что за ним могут и последить. Впрочем, когда рядом сидит красивая девушка — обычно мысли заняты лишь ей.

Это мне и помогло, не иначе.

Долго ли, коротко — а приехали мы в цыганскую слободу на восточной окраине города. Дома тут были сплошь большие да богатые, срубленные из желтого дерева, с высокими крышами, да вот только на окнах красовались обычные ситцевые занавесочки в кухнях, и совковый тюль в гостиных. По улицам шастали цыганки в цветных национальных одеждах, толпами бегали ребятишки со смоляными кудрями, а еще тут было полно наркоманов. Не хочу ничего плохого сказать о цыганах в целом, но вот в нашем городе это поселение — гигантская торговая точка героином.

И все об этом знают. Меры принимаются самые бесхитростные — на выезде из слободы всегда дежурит машина с ментами, тормозя всех, чьи лица выдают пагубную страсть к наркотикам. На месте освобождение будет стоить триста рублей, ежели денег нет — наркомана отправляют в кутузку, и уже тогда родственникам придется заплатить от трех тысяч за освобождение неразумного чада.

Однако крайслер Дэна они не тормознули, да и по мне лишь мазнули взглядом по лицу и отвернулись. Еще бы — глаз у дежурных по слободе уже наметанный, наркомана за три версты видят, а обычные люди им без надобности.

Я попетляла вслед за Крайслером по пыльным неасфальтированным улицам, и еле — еле успела юркнуть в проулок — Дэн остановился около большого дома в конце улицы. Вышел, обогнул машину, открыл дверцу и под локоток вынул свою фифу, улыбаясь ей при этом.

«Я его приворожу», — помертвела я.

И она так же улыбнулась ему и, приподнявшись на носочках, чмокнула его в подбородок.

«Я его приворожу!!!»

Я с трудом выдохнула, причем явно парами серной кислоты, настолько меня трясло от ненависти к ведьме. Голубки уж скрылись, а я все не могла совладать с собой.

— Парень, — проскрипела я, подзывая проходящего мимо мальчишку. — Заработать хочешь?

— Ну? — поднял он на меня угольно — черные глаза.

— Во-он у того дома сходи посмотри, какой адрес.

— Я и так знаю — Запольная, тринадцать, — спокойно сказал он и протянул руку.

Я пошарилась в кошельке и выдала ему купюру.

Он посмотрел на полтинник, ловко его цапнул и пошел, буркнув напоследок:

— Только вы туда не ходите.

— Почему? — крикнула я ему вслед.

— Плохо там! — отрезал цыганенок и свернул на соседнюю улицу.

Отчего я тогда не послушалась доброго совета?

Как бы то ни было, я достала сотовый, набрала номер Ромки Ивлева, сослуживца Корабельникова из соседнего отдела, который меня после книги сильно зауважал — я там одного из третьестепенных героев назвала его именем.

— Ромка, — покончив с приветствиями, сказала я. — Ромка, нужна помощь.

— Говори, — добродушно пыхнул тот трубкой. Я прямо так и видела, как он сладко посасывает вишневый трубочный чубук, периодически выпуская дым в стильную бородку.

— Я в Цыганской слободе, и тут в одном из домов можно проверить человечков?

— Да как тебе сказать, — задумчиво протянул он. — Цыганская слобода, говоришь? Гнилое место, наркоманское, но мне ж знаешь сколько времени надо на то, чтобы мне ордер дали на обыск?

— Да не, мне вовсе не надо, чтобы вы искали там героин! — скупо улыбнулась я. — Просто с проверкой нагрянуть — можно? Ну и там заодним паспортные данные посмотри.

— А основание? — помолчав, спросил он.

— Я тебе потом, задним числом напишу заяву, ладно? — просительно сказала я. — Просто сейчас очень срочно надо.

Ромка подумал, подумал да и сказал:

— Эх, по уму, конечно, тебя б к участковому тамошнему послать…

— Не надо мне участкового! — перепугалась я. — Мне свои нужны!

— Я так и понял, — продолжил он. — Так что сейчас все ж возьму ордер на обыск, потом напишешь заяву, что там наркоманский притон?

— Напишу конечно!!! Пиши адрес, а то у меня заряд почти на нуле! — велела я, скосив глаза на назойливо мерцающий красный огонек.

Ромка все старательно записал.

— Ладно, тогда я пошел за ордером к кора…, — начал он, и тут сотовый разрядился.

Вовремя я успела отзвониться!

— Лора, я в дом, — не оборачиваясь, сказала я. — Ты тут сиди, а то мало ли чего.

— Гав! — предупреждающе сказала я.

— Не спорить! — равнодушно велела я.

— ГАВ! — рявкнула она в ответ.

«Ты что, идиотка? — вздохнул голос. — Забыла, как она тебя собой прикрыла! Хватай ее, пока она согласная — подобное самопожертвование так редко встречается в этом мире!»

Я взвесила все и наконец кивнула:

— Пошли, горе!

И я вышла из машины, Лора выпрыгнула следом.

Охранное заклинание я ставить не стала — каждая капля силы была мне нужна, а то мало ли.

Навстречу мне шла старая цыганка, и я светло улыбнулась ей:

— Здравствуйте, бабушка!

И ее ответная улыбка, избороздившая и без того морщинистое лицо, одарило меня толикой ее тепла.

Весомой каплей Силы.

Я не поленилась перейти улицу и подойти к куче песка, в которой копошилась детвора.

— Как дела, ребятишки? — ласково, словно самая лучшая в мире мать, спросила я.

И они почувствовали, что я и правда их люблю, потянулись ко мне, прижались, а я гладила их по кудрявым головенкам с невыразимой нежностью и собирала их улыбки — чистейшие крупные слитки Силы.

Искренняя Улыбка — это то, что ничего не стоит. За нее не заплатишь, ее можно только получить в дар. Простому человеку она добавит радости в жизни, а ведьме даст Силу и осветлит ее магию.

— Спасибо, спасибо, дорогие мои, — я чмокнула каждого в смуглую щечку и пошла дальше.

— Тысяча тьма одесная, — шептала я, идя к дому, — Сила защитная и чудесная, ангелы предо мной, и их крыла надо мной.

Я шла, и чувствовала, как меняются вокруг меня нити моей судьбы, убирается в сегодняшнем дне то, что может мне повредить.

— Благословишь, Господи? — подняла я бровь, бросив взгляд на небо. И ответ пришел — в виде мира и покоя в моей душе.

О да. Я поняла, что имела в виду та девочка на евангелизации. Как там она сказала? «Словно я стою на крошечном острове посреди бушующего моря — волны, ветер, молнии… А на моем островке — покой, ибо Господь хранит меня».

Господь услышал меня и осенил благодатью. Я знала это. Я чувствовала.

И потому я не колеблясь вошла в ворота дома.

Цепной пес, огромный волкодав, даже не взглянул на нас с Лорой.

«Спасибо, Господи», — сказала я.

«Да просто пес ленивый», — хмыкнул голос.

Я пересекла двор и бесшумно вошла в дом — двери заботливо были распахнуты настежь.

«Спасибо», — улыбнулась я.

«Жара на улице, потому и открыты», — буркнул голос.

«Прости его, Господи», — вздохнула я, мягко пересекла просторные сени и встала около занавешенной ситцевой занавеской двери, ведущей в дом. Лора понятливо уселась около стены.

А на кухне в метре от меня любимый и какой-то мужчина пили пиво и болтали о сущих пустяках. О ценах на бензин и политике нынешнего президента. О сухом и жарком лете.

Но ни слова не говорили ни о чем, что я хотела услышать. Обо мне или о Дэне.

Прижавшись к побеленной стене около косяка, я совершенно напрасно рисковала своей бесценной для меня шкурой.

И наконец, я услышала хоть что-то, относящееся к делу.

— А что, говорят, ты крупное пожертвование хочешь сделать на нашу церковь, мил человек? — Спросил неизвестный мне мужчина.

— Есть такая мыслишка, — согласился Дэн, — вот и просил Гульнару нас свести. Не в ящик же мне церковный десять штук баксов совать, верно?

— Это ты правильно мыслишь, — согласился мужчина. — Доброхотно дающему дает Бог.

— Ну, от него особо не дождешься, — цинично заметил Дэн. — Я этой акцией налоги хочу снизить. Так что если все получится — поступления от меня будут регулярными.

— А что, много налогов? — помолчав, спросил мужчина.

— Не то слово, оборот-то огромный. У меня компания, которая занимается телефонией — городские домашние телефоны, сотовая связь, спутниковая, плюс провайдерские услуги и опять же спутниковое телевидение.

— Неплохо, — крякнул незримый собеседник Дэна.

— Но, — продолжил Дэн, — наше сотрудничество имеет смысл, только если вы зарегистрированы честь по чести, и таким образом вы как пастор сможете официально подписать бумаги о передаче вам денег на благотворительность.

— Конечно же мы зарегистрированы!

— Бумаги можно посмотреть? — деловито отозвался Дэн.

Мужчина пошел за документами, а я стояла у стены и печально размышляла, как же много я не знала о Дэне. Не знала, что он такой жлоб. Да, вроде и правильно все, как ни крути — а он дает солидную сумму на благотворительность, однако причины как-то царапали мою нежную душу. Будь на месте Дэна кто-то другой — я бы только похвалила его, но вот Дэн — внушал омерзение.

Парадокс…

А Дэн тем временем просматривал бумаги, бормоча себе под нос:

— Та-аакс, Перевалов Александр Васильевич, на которого зарегистрирована ваша организация — это кто?

— Да я это! — слегка возмущенно отозвался мужчина. — И не организация, а церковь!

— Разберемся, — хмыкнул Дэн, а я нахмурилась, ловя какую-то ускользающую от меня мысль.

И в этот момент Лора прыгнула, снова заслоняя меня своим телом.

Я не успела ничего понять. Не успела словить причины ее поведения, лишь краем глаза заметила какой-то очень знакомый сарафанчик, и мое подсознание сработало молниеносно, тут же кинув зерна фриза в ладони. И когда они летели в мой сарафанчик, прожигали его ледяными голубыми каплями и впивались в теплую плоть под ним, я заглянула в глаза ведьмы.

Ненависть, вот что я там увидела. Впрочем — это было предсказуемо.

— Дура, — успела выплюнуть она, после чего замерла ледяным изваянием. Так же как и Лора, во второй раз принявшая фриз на себя.

Во дворе хлопнула калитка, зашелся в лае волкодав, и кто-то побежал в дом, так быстро, словно от этого зависела его жизнь. А из дома в мои сенки рванулся Дэн с хозяином.

Я была готова.

И когда мгновение спустя в сени влетел Дэн с хозяином дома — я молниеносно метнула в них фриз, и тут же обернулась ко вторым дверям.

— Магдали…, — закричал появившийся Серега, но договорить мое имя он не успел.

Я холодно оглядела парк ледяных скульптур.

И первым делом я подошла к ведьме, помня о том, что для нее фриз когда-то был недолговечен. Да, я обстригла ей волосы, но недооценивать не стоит.

Ей я крепко, в который раз, связала руки поясом от старого плаща и ноги шарфом.

Потом подошла к Сереге.

— Что ж ты, собака, меня предал? — устало спросила я. — Что я тебе плохого сделала, а?

Он, лишенный возможности ответить, лишь отчаянно смотрел на меня.

А потом я взяла со стола кухонный нож и подошла к Дэну. Молча, не глядя на него и испытывая какую-то брезгливость, я надрезала его запястье, потом свое, и приложила ранки друг к другу.

И, закрыв глаза, я начала читать привязку на кровь.

Текла кровь, смешиваясь и пропитывая наши руки, а я стояла, улыбалась, и нерушимыми цепями приковывала к себе Дениса.

В наказание за его подлость.

Я чувствовала, как каждое мое слово — работает, да и не могло быть сегодня осечки. Ибо Сила моя сегодня — осененная Божьим благословением.

Если Бог со мной, то кто против меня?

Я запечатала заклятье печатью, и презрительно посмотрела на любимого.

Вот и все. Теперь быть тебе моей комнаткой собачкой.

Калитка снова хлопнула, и снова дворовый пес зашелся в лае.

Вздохнув, я повернулась к двери. Я не боялась ничего — у меня было стойкое ощущение, что теперь — все будет хорошо.

Я со спокойной улыбкой ждала гостя, и даже не особо удивилась, когда на пороге показался Корабельников.

— Марья! — с порога закричал он, хватаясь за голову.

— Да? — подняла я бровь, перекатывая зернышко фриза в свободной ладони.

— Твою мать! — страдальчески закатил он глаза. — Что ты тут за икебану устроила???

— Ты рот-то сильно не разевай, — миролюбиво посоветовала я ему. — Горлышко простудишь.

— Да навязалась же ты на мою голову, — продолжал разоряться он. — Хорошо еще, Ромка ко мне пошел ордер подписывать, я на машину сразу упал да сюда погнал. Да, видать, не успел.

— То есть Ромка с милицией не приедут?

— А я тебе что, не милиция? — окрысился он. — У вас тут что, побоище было? Наши победили, но без потерь не обошлось? Ты давай, что-нибудь делай, а то что это у тебя Денис с Серегой как статуи стоят?

— Сейчас и ты к ним присоединишься, — пожала я плечами. — Я в курсе, что вы трое меня предали, Денис уже наказан, дело за тобой и Серегой.

— Мы тебя — чего-чего??? — воззрился на меня Витька.

— Предали, — любезно пояснила я.

Витька вытаращил глаза, набрал в грудь воздуха и заорал так, что у меня аж уши заложило.

— Ах ты, Машка, тварь неблагодарная!!! Я тут ночей не сплю, шкуру ее спасаю, меня Людка уж скоро из дома выгонит, а она вона чего мне заявляет!!!

— Не ори! — рявкнула я в ответ. — Я, знаешь ли, своими глазами слышала, как вы в лесу договаривались, мол, тот меня охмуряет, а другой папеньку трясет!!!

— Юродивая, — завопил Корабельников. — Так это ж про Гулю речь шла!!!

И он ткнул пальцем в мою ведьму.

«Ну я ж тебе говорил», — скорбно сказал голос.

— Да у меня столько доказательств, что Дэн меня самолично из-за наследства собирался прикончить, что даже мне пришлось в это поверить, — желчно ответила я. — Так что ты мне этой Гулей зубы не заговаривай!

— Вон мужика видишь за Дэном? — зло сказал Витька. — Вот подойди и познакомься — это и есть твой убийца. А пока — извини, надо в отдел позвонить. Раз такая каша заварилась — то все, надо брать эту шайку. Я ж повременить хотел, доказательств собрать побольше, Дениса сюда послал на разведку, якобы он жертвовать большие деньги собрался, то — сё, да вечно ты куда не надо рыло мочишь!

— Так! — не терпящим возражения голосом велела я. — Витенька, послушай. Я в данный момент социально опасна. Вот и хочется тебя фризом припечатать, чисто по причине дурного настроения, да с другой стороны надо бы и послушать — вдруг ты чего умного скажешь? Так что давай так — ты меня не зли еще больше, ладно? А отложи трубочку в сторону, сядь вон на табуреточку да расскажи что к чему.

Витька хотел было что-то возразить и даже открыл рот и грозно нахмурил брови, однако потом ему хватило ума посмотреть на меня, на «икебану», и осознать, что я не шучу.

— Ведьма, — выплюнул он.

— Я в курсе, — согласилась я. — Рассказывай.

— А чего рассказывать? Помнишь, ты мне позвонила и начала плести, что тебя пытались отравить да утопить?

— Помню, — кратко ответила я.

— Ну я так репу тогда почесал, с Дэном поговорил, да и решил проверить твои слова. Вроде ты ж просто так языком-то никогда не болтала, вот и подумал — а как у тебя и правда проблемы? Пошел к парням, что дом твой охраняют, посмотрел видеозаписи, срисовал номера джипа, что тебя тогда подвез, да и поговорил с ребятами. Они и правда подтвердили, что подобрали тебя на противоположном от кладбища берегу реки. Сказали, что выплыла ты в одежде и слегка расстроенная.

— Слегка! — возмутилась я.

— Потом подумал, — не обращая на меня внимания, продолжил Витька, — да и наведался на кладбище, которое за ЗАГСом. Нашел я того мертвого барбоса, смотрю — и правда явно отравлен, да и попросил ребят не в службу а в дружбу экспертизу провести. Цианистый калий был, кстати, так что тебе памятник тому барбосу ставить надо. Ну, и только я начал размышлять, что наверно и правда у тебя какие-то проблемы, а не наследственная шизофрения, как упс! — ты себе героин колешь, а меня гомосеком в прощальной записке обзываешь!

И он укоряюще уставился на меня.

— Витька, да не писала я никакой записки!!!

— Да я уже в курсе, — вздохнул он. — Но тогда-то знаешь как я зол был? Надо мной ведь весь отдел ржал! А потом нас с Дэном Серега у себя собрал, мы пивка попили, сверили сведения да и начали понимать, что и правда тут не все чисто.

— То есть ты хочешь сказать, что Дэн меня не убивал? — устало сказала я. — Ты б хоть чего поумнее придумал, а?

Я хотела в это верить. Бог видит — как я хотела в это верить, что любимый меня не предавал и не хотел моей смерти. Да вот только факты — вещь упрямая.

— Ты на мужика посмотри внимательно, — посоветовал Витька. — Я ж тебе с самого начала сказал — вот твой убийца.

Я посмотрела.

— Морда знакомая вроде, — пожала я плечами.

— Перевалов Александр Васильевич, он к тебе пару недель назад на прием приходил — не помнишь разве?

Я вгляделась в замершее лицо и поморщилась:

— А, это тот, который мне сказки рассказывал про пропавшего сына?

— Ну, не знаю, что он там тебе рассказывал, но приходил он к тебе с целью пробить твою силу да предложить работу. Он, Машка, священник. Правда отлученный уже, но это не помешало основать ему новую протестантскую ветвь, «Ангелы Господни». И ему нужна была ведьма — чтобы побольше со своих прихожан состричь.

— Ну надо же, — изумилась я.

— Вот тебе и надо же, — передразнил меня Корабельников. — А после того, как ты ему отказала, он с Гулей сговорился.

— И что, типа за отказ он меня и порешить хотел? — скептично молвила я. — «Я мстю, и мстя моя будет страшна»? Ерунда какая-то. За такое не убивают.

— За отказ — нет. — А вот за все твое добро — запросто.

— А кто ему мое добро отдаст? — опешила я.

— А там комбинация была целая продумана, уж сильно твоя трехуровневая квартира произвела на Перевалова впечатление. Так вот, он после того разузнал о тебе, да и его сын подкатился к Софии.

С секунду я смотрела на снисходительно — улыбающееся лицо Витьки, после чего хлопнула себя по лбу:

— Ну точно! Все срастается! Сонька же по мужу теперь Перевалова! И что, думаете, что если я помру, то все Соньке достанется? Да вот и нет! Я ее даже и не упомянула в завещании!

— Слушай, ты меня достала, — сурово сказал Корабельников. — Давай-ка теперь ты сядь на табуреточку, рот прикрой, да послушай, как оно все было? Лады?

— Лады, — кивнула я, и приготовилась слушать.

Александр Васильевич Перевалов был священником — миссионером. Есть на Кавказе большое село христиан — евангелистов, в основном славян, и жизнь там течет спокойно и размеренно, с божьим благословением. Жители с малолетства приучаются следовать заветам Христа, а так как одна из них — идите и научите других — то нет-нет, да и отправляют сельчане миссионерские группы по странам бывшего СССР. Не знаю уж как сейчас дело обстоит, когда каждая республика отгородилась от другой границей, но Александр Васильевич в России уж лет двадцать миссионерствует, так что уже и натурализовался давно. Сельчане на него и нарадоваться не могли. Основав крепкую церковь в одном городе — он не сидел на месте. Сформировав крепкое руководство, он тут же ехал в соседний город.

Сельчане только успевали отсылать Александру Васильевичу деньги, так как новообращенные жертвовали неохотно, а евангелизация — дело хлопотное. Надо было оплатить и регистрацию новых церквей, и аренду залов для богослужений, и священнику с семьей надо было где-то жить и что-то есть. А потом, после становления церкви, в каждом городе требовались еще и средства на постройку молитвенного дома, способного вместить всю немаленькую паству. Расходы были значительны, однако село на Кавказе — богатое, Господь благословляет его, и люди с радостью жертвовали на богоугодное дело.

Раз в два — три года Александр Васильевич приезжал в родные пенаты, с семьей и несколькими доверенными людьми, отчитывался, и все были довольны. Скандал грянул лет пять назад. Один очень богатый человек в Новгороде умер, завещав значительную сумму церкви Александра Васильевича, прихожанином коей он являлся. Пастор положил сумму в карман, ни с кем не делясь. А вскоре на Кавказе раздался звонок, и сельчане с недоумением узнали от Сергея, казначея из новгородской церкви, что их активный миссионер — вор и водит их за нос. Что жертвуют россияне, и охотно жертвуют, и вовсе нет нужды еще и деньги с Кавказа требовать. И что в последнее время пастор совсем жаден стал — все гребет себе в карман, и забывает поделиться. И раз так — то Сергей тоже молчать не станет, не резон ему теперь пастора прикрывать.

Сельчане были шокированы до предела. Но все же отправили людей в Новгород и еще в пару городов, где Александр Васильевич основывал церкви. Сергея — казначея они не нашли. А пастор встретил гостей очень доброжелательно, с укоризненным видом дал проверить бухгалтерию, и вел себя так, что проверяющим даже неудобно было за свои подозрения. Да, судя по записям — жертвовали крайне скудно. В воскресение с утра пастор отвез их на вокзал, а сам поехал на утреннее богослужение. Вот только на железнодорожных путях случилась авария, и таким образом рейс был перенесен на вечер. Гости, не долго думая, собрались да поехали в культпросветучилище, в актовом зале которого и проходили богослужения.

Попали они к самому концу. Как раз закончилась последняя проповедь и Александр Васильевич пустил по рядам большую чашу, размерами смахивающую на тазик, призывая жертвовать на строительство молитвенного дома. И народ, до отказа забивший немаленький актовый зал, очень охотно расстегивал кошельки. Ибо всем уже надоело тесниться в этом чужом зале.

Гости, онемев, наблюдали, как растет в тазике ворох купюр, там были и крупные российские купюры, и доллары, люди не скупились. После чего переговорили с прихожанами, что сидели поблизости — и те подтвердили, что все ждут — не дождутся, когда же будет построен собственный молитвенный дом, и посему тазик к пастору всегда возвращается полным.

А по бухгалтерским книгам следовало, в пересчете на доллары более пятидесяти за воскресный сбор прихожане еще никогда не жертвовали…

О хороших пожертвованиях сообщили и посланцы в другие города.

Вот только церковная казна везде была пуста. Деньги, которые должны были пойти на помощь бедным, строительство молитвенных домов и прочие богоугодные дела — пошли в карман пастора, светлого и активного миссионера, и сомнения в этом более не было.

Александра Васильевича сельчане отлучили от церкви. Только вот его не сильно это и расстроило, ибо для него христианство давно стало всего лишь синонимом слова «бизнес». На лбу у пастора не написано — отлучен он или нет, — так рассудил он, и…снова принялся за основание церквей, благо опыт был. Нет, он не создавал секты, он основывал нормальные протестантские церкви, нес Слово Божие людям, вернее — теперь он его продавал. Вот только Господь был явно против самозванца — и плохо, плохо у него все клеилось. Люди теперь и в самом деле жертвовали отлученному пастору неохотно, словно чуяли, что не на богоугодные дела пойдут их денежки. Александру Васильевичу на пропитание порой не хватало. Вот и пришлось ему задуматься, как бы выжать из прихожан по максимуму. Ведь посещали церковь те, у кого имелась деньга. Максимова, владелица сети продуктовых супермаркетов, которой наш пастор попался в лихой для нее час — дочь была в реанимации после аварии. Как бы то ни было, но старая прожженная тетка, послушав о том, что все мы — дети Господни, кинулась на колени в молитве — и вымолила—таки жизнь своей дочери. С тех пор и ходит на богослужения, да вот только мошной тряхнуть серьезно не хочет. Сотку кинет в ящик для сбора — и считает, что достаточно. А Степанов, владелец автосервиса? А Леночка, прехорошенькая жена нового русского? Пастора аж злоба душила — вот они, денежные мешки, ходят рядом, да только как бы их потрясти?

Откуда он узнал про меня — то неведомо. Однако прикинул, как выгодно было бы сговориться с ведьмой, и просто заболел этой мечтой. С сыном поделился, а тот его решение только одобрил. И, не откладывая дела в долгий ящик, наш пастор позвонил мне и я назначила ему встречу. Намерения у него и в самом деле были чисты, аки слеза ребенка. Он вовсе не желал меня обидеть, зря я тогда так на него напустилась. Старичок всего лишь хотел узнать, каковы мои способности, и коль я действительно ведьма, а не шарлатанка — сговориться со мной о прибыльном бизнесе. Я же, дрянь такая, выманила у него последние баксы, оскорбила, и вытолкала взашей.

И лже-пастор ушел, но злоба на меня и вид моей трехуровневой квартиры занозой сидели в его душе. Сыну он все рассказал, он подумал, подсобрал сведений обо мне, договорился с подходящими людьми, да и родил план о том, как достаточно просто и безопасно стать моими наследниками.

Прежде всего — Данила начал охмурять мою Соньку, а простодушное дитя все приняло за чистую монету. А так же — они принялись сводить с ума мою маменьку, дабы она потом не смогла оспорить завещание, а еще лучше — вообще попытаться ее лишить наследства как недееспособную. Да, пастор с сыном были умны, раз столько серьезно отнеслись к моей маменьке, она бы явно подняла шум, если б заподозрила неладное. И Данила подговорил знакомых парней «подшутить над своей тетушкой», при этом одну из ролей исполнил сам, вторую — казначей церкви, который был полностью в курсе аферы. Проникнуть в материну квартиру было несложно, замки у нее на двери самые обычные. Согласитесь, если в своей квартире увидишь парня в фате или заячьими ушами, как ни в чем не бывало трескающего борщ на кухне — поневоле начнешь сама сомневаться в своем рассудке из-за абсурдности происходящего. А до самой не допрет — так окружающие быстро диагноз поставят, коль ума молчать не хватит. У моей маменьки — не хватило.

А Данила ставил спектакль далее. Тут ему, надо сказать, просто неслыханно везло. Маменька приехала пожить ко мне, и мало того, что разносчик из ресторана оказался одним из участвующих в спектакле — случайно, совершенно случайно! — так еще маменька и с Данилой столкнулась. И маменька, не выдержав психической атаки, поколотила обоих обидчиков, тем самым дав неопровержимые доказательства своей психической ненормальности. А Данила еще и подсуетился — направил нас на прием ни к кому-то, а к Крамскому, казначею церкви, который так же побывал у матери дома. Да и парень, в которого мать вцепилась в коридоре больницы — его так же подослал Данила!

Папеньке же первоначально планировали дать в зубы тыщщонку баксов, и пусть валит на все стороны, он у меня тихий алкоголик, так что всерьез его не восприняли. Однако позже жадность перевесила, это же целой тысячи лишаться! — и потому Александр Васильевич его напоил и завез в далеко — далеко в лес. Сгрузил под елкой пребывающего в нирване отца и уехал.

Все же не хватало у преступников окаянства совершить прямое убийство. А вот создать условия для того, чтобы человек вроде как и сам помер — это они запросто. Хотя — может я и зря так про них хорошо думаю, возможно, они просто тщательно следили за тем, чтобы убийство не было похоже на убийство.

Итак, мать была устранена, и сынишка с папочкой принялись непосредственно за меня. И я, надо сказать, здорово им помогла. Ибо Данила смог за время краткого визита в мой дом стащить у меня листы формата А4, на которых я тренировалась писать автографы. И таким образом, подкупленный нотариус впечатал в верхнюю половину листа завещание, по которому все, что я имею — отходит моей дорогой сестричке Соне, которая на Данилу надышаться не могла. Они мудро не стали писать завещание на себя, ибо тогда и вовсе было бы подозрительно — чего это я умерла в расцвете сил, да еще и совершенно незнакомым людям все отписала. А двоюродная сестричка, что жила у меня и с которой я подружилась — ни у кого не вызовет сомнений.

Моя размашистая подпись — «Магдалина Константиновна Потемкина», была подлинной и могла выдержать любые проверки. Завещание было сделано без сучка без задоринки, и судьба моего имущества и меня самой была решена. Да и Сонька тоже, наверно, долго бы не зажилась. Данила был ее мужем, а следовательно — и ее наследником.

И когда все было готово — меня принялись настойчиво, гм, отправлять в лучший мир.

Девочек, которые предложили мне отравленные пирожки, Александр Васильевич нашел улице, неподалеку от ЗАГСа. Он дал им полтинник и сказал, что если продадут мне пироги, то получат сто долларов. И вдохновленные такой суммой девчонки расстарались.

Сто долларов им, кстати, не обломилось — добрый дяденька их не дождался на условленном месте. Ну, да винить его в том не стоит — не разорваться ж ему было! Александр Васильевич пристально следил за мной, дабы проконтролировать процесс превращения в моего наследника. Я же, зараза эдакая, мало того что поперлась на кладбище, так еще и собак принялась кормить. Представляю, каким злобным взглядом провожал каждый пирожок пастор — ибо пойди найди в наше время цианистый калий! А я так безрассудно и неэкономно перевела дефицит на каких-то шавок!

Да еще и имела наглость остаться живой!

Впрочем, пастор не сплоховал, и смог меня столкнуть в реку. Еще и камешками сверху побросался, однако я, редиска, оказалась на удивление живучая и быстренько уплыла из пределов досягаемости летающих булыжников.

Однако в качестве трофея ему досталась…моя сумочка! Да-да, она не утонула! А в сумочке обнаружился ключ от моей двери. Старичок с толком использовал свою находку и тут же послал ко мне домой одного из сообщников, дабы все же травануть понадежнее мерзкую ведьму. Да, вот его-то и застал Дэн, вот тогда-то преступник и ничего умнее не придумал, как ляпнуть, что он — мой новый бойфренд. Дэн хлопнул дверью, наткнулся во дворе на меня, кинул мне ключи и уехал, чтобы больше не возвращаться.

А я, глупая, побрела, утирая слезы, в квартиру, где меня ждал мой убийца. Снотворное в чайнике было уже растворено, и шприц был наготове. И как завершающий штрих — буковки размера 14, шрифт Arial, которыми был напечатан текст моей предсмертной записки. Да-да, вы правильно догадались — все на том же листе для принтера, с моим автографом.

Дорого же мне далось мое увлечение писательством. Однако — не будь этого — преступники еще бы чего придумали.

И я имела наглость снова выжить. Потому что Дэн, обдумав ситуацию, решил набить сопернику морду напоследок. Приехал, до меня достучаться не смог, но, так как свет у меня горел — он потопал вниз, к Сереге, за запасным ключом от моей квартиры. По пути он размышлял о том, чем я там занимаюсь с новым бойфрендом, что даже дверь не открываю, и потому решил, что прибьет обоих.

Сереги дома не было, дверь открыла баба Грапа, но ключ ему выдала. Денис открыл дверь, нашел меня, вызвал врачей и принялся меня спасать. И в суматохе лишь каким-то дотошным медбратом была обнаружена и зачитана вслух та предсмертная записка. Услышав такие вещи про себя, Денис психанул, рявкнул «Спасайте эту дуру сами!» и свалил, благо врачи успели твердо пообещать, что жить я буду.

Вскоре и остальные персонажи, упомянутые в записке, узнали, как я их перед смертью приголубила. Мои ближайшие друзья — подруги ходили на меня злые, и лишь один Серега, по непонятной причине обойденный в записке, собрал Витьку с Дэном и наорал на них. Вот тебе и тихоня! Он кричал, что как они вообще могли поверить, что Магдалина может такое про кого-то сказать? И что я, ведьма, могу пойти на суицид — полная нелепица! Да и нет у меня точек пересечения с наркоманским миром, а в магазинах наркотики пока не продают, не Амстердам! Откуда у меня героин мог взяться?

А пока мои парни беседовали и приходили к решению, что мне, кажись, и правда нужна помощь, что я не притворяюсь — меня, без сознания и под фризом для стопроцентной надежности — в это время раскладывали на рельсах. Надо сказать — пастор ведьму все же нашел. Вернее, Данила вспомнил, что была у него в Минеральных Водах знакомая, про бабушку которой говорили, что она ведьма. Парень быстренько смотался туда, да и выяснилось, что Гуля и сама теперь Мастер, а бабушки уже и нет. Сговорились они быстро — вот так и появилась у пастора ведьма на подхвате. Для нее сняли дом в цыганской слободе, ибо у пастора был финансовый кризис, а тут цены на жилье радовали нереальной дешевизной. Понятно, что в селении, по улицам которого табунами бродят наркоманы — снимать дом никто особо не хотел, но Гуле, ведьме — что они могли сделать?

И первой работой ее стал фриз на меня. Второй, кстати сказать, было одурманивание Клавдии, которая продала квартиру и отдала вырученные деньги на церковь.

Но вернемся ко мне. Господь и в тот черный миг не оставил меня в совершенно безвыходной ситуации. Его провидение заранее послало Лору в колосовский лес, где она благополучно обернулась волком, побегала, попрыгала, а потом вернулась и ножа не досчиталась. А все ради чего это было сделано? Чтобы с расстройства пошла она бродить по лесу, и, наткнувшись на меня — спасла. Да и потом — как она меня наловчилась меня от фриза прикрывать? Нет, что ни говори — а Господь — очень мудрый товарищ. Ибо если бы Лора волком не обернулась — разве б я сейчас была жива?

Чего не отнять у преступников — так это оптимизма и работоспособности. Узнав, что я опять осталась жива (!!!), они не психанули, не отступились. Они просто снова достали ключ от моей квартиры и снова ко мне отправился гость. Убедившись, что свет во всей квартире у меня погас, преступник проник ко мне в квартиру и инсценировал «кофепитие».

— Чего??? — завопила я, не выдержав. — Да уж помолчал бы, уши вянут, как ты Дэна своего выгораживаешь! Я запись смотрела — Дэн как раз в то время, когда меня ориентировочно «кофеем поили» — в подъезд зашел! И через двадцать минут вышел!

— Балда! — завопил Витька в ответ. — У Сереги он был! Мы в тот день там собирались на совещание!

— А что-то я тебя не видела, как ты входил!

— Так я заранее пришел — футбол посмотреть! У Сереги видела, какой домашний кинотеатр? А у меня — махонький Akai, чувствуешь разницу???

— А кто же тогда у меня на кухне хозяйничал, коль не он?

— Шалагин Геннадий, неприметный такой мужичонка, лет тридцати, — пожал плечами Витька. — Он уже показания вовсю дает, в принципе, можно было уже и остальных брать, да вот ты с инициативой вылезла.

А я молчала. Я вспомнила!!!

Парень в психиатрической клинике, в которого вцепилась мать.

Один из мужиков, что меня в восьмерке травили.

И мужчина в костюме, который поддерживал весьма пьяную мамзель из нашего дома. Я ведь подумала — они вместе — а он наверняка ее просто подцепил у ворот, воспользовавшись ей как пропуском в наш дом.

И это все был один мужчина. Лицо его и правда было настолько незапоминающееся, что я лишь в последний раз, просматривая видеокассету, обратила внимание, что где-то я эту рожу видела. Да и то, если бы дед не ткнул меня носом, да если бы не перчатки на его руках — сроду бы не зацепилась на нем взглядом.

— Господи, — пробормотала я. — Слушай, а еще вопрос. Чего Серега наврал, что это он меня спасал-то?

— Дэн с ним договорился, — хмуро ответил Витька. — После той записки он тебя видеть не мог, и как-то неудобно ему было признавать, что это он тебя спас.

Я посмотрела на Дэна, все еще замороженного, бесстрастно взирающего на нас — и поежилась.

— А с Сонькой чего? — вздохнула я, отводя глаза.

— А что Соньке твоей сделается? — пожал плечами Витька, доставая сотовый. — У нее медовый месяц, купается на море, Данила ее обхаживает вовсю. Мы за нее и не волновались — пока ты жива, ей совершенно ничего не грозит.

— Витенька, — жарко задышала я. — Арестуй того Данилу побыстрее, а Соньку домой верни, а? А то что-то неспокойно мне.

— Ну понятно, что если папочку с подельниками повяжем, то и сына местные опера возьмут сегодня же, — снисходительно просветил меня доблестный мент. — Кстати, деда Миня твой с Клавдией и еще одна девочка без жилья остались, смогли, смогли мошенники их задурить. Чего делать — ума не приложу.

— Обратно квартиры им не вернут разве? — нахмурилась я.

— Запутанное дело, — скривился он. — Там уж люди живут, что честные денежки за квартиры те заплатили.

— Ну значит пущай едут в бабушкину деревню, там брошенных домов полно, и дома-то хорошие. И церковь там есть!

— Ну предложу, — кивнул он. — Тоже вариант. Ты наших-то разморозь, а то что они как куры на прилавке растопырились? Да и ненаших тоже можно, сейчас только наручники надену!

Я пошла в кухню, в холодильнике сразу же увидела бутылку водки (у пастора в доме!!!), и принялась с ложечки отпаивать Серегу. Потом — Лору. А потом приехали менты, я отдала водку Сереге и принялась давать показания.

В сторону Дэна, которого Серега усердно отпаивал, я даже и не глядела. Боялась. Боялась увидеть в его глазах безоговорочное восхищение, искреннее — и все же такое искусственное. С ужасом думала — каковы же будут его первые слова? «Магдалиночка, любимая»? «Я без тебя жить не могу»?

Сахар в шоколаде.

У меня заранее начинался кариес.

Господи, но почему, почему ты меня не образумил, почему Витька не появился чуть ранее, почему я успела сделать приворот.

Подписав протокол, я встала с табуретки и вознамерилась уйти. Только чтобы не видеть по-собачьи преданных глаз любимого. У меня здоровье после всего, что произошло — плохое, и мне расстраиваться нельзя.

— Постой-ка, — раздался голос Дэна сзади меня.

Я недоуменно нахмурилась. Мне показалось — или в его спокойном, нарочито спокойном голосе проскользнули какие-то странные нотки?

— Ну, — со вздохом развернулась я.

— А вот теперь объясни-ка мне, милая, что значили эти твои многозначительные намеки про завещания и отрезанные косы??? — рявкнул он. — Какого черта ты меня домой не пускала? Какого черта ты меня дураком даже перед охраной выставляла?

— Не выставляла я тебя дураком, — изумленно ответила я.

— Ага, я только появляюсь — я охрана сразу же — «Денис Евгеньич, а ваша Магдалина Константиновна ваши цветочки выкинула в помойку!»

— Врут! — возмутилась я. — Я только подумала об этом, да помойки не нашла! Я их бабушками подари…

И споткнулась о хмурый взгляд Дэна.

— Бабушкам значит?

— Подарила, — икнула я.

— Вот как?

— Слушай, а ты меня что, не любишь? — растерянно спросила я.

Как-то он себя вел совсем не так, как ведут себя привороженные.

— Да просто обожаю, — ехидно ответил он. — То, как ты себя вела, этому крайне способствует.

«Ты печать ставила ему на грудь, а там же охранный талисман, еще бы чего у тебя вышло», — зевая, сообщил голос.

«Погоди, но ведь фриз сработал», — растерялась я.

«Слушай, я не знаю, как работает магия, — рассердился голос. — И ты не знаешь. Радуйся, что все получилось именно так!»

— Уррааа! — завизжала я и повисла на шее у любимого.

— Гм, гм, — покашлял белобрысый мент, неодобрительно глядя на меня. — Денис Евгеньевич, показания бы ваши снять!

Любимый чмокнул меня в щечку и пошел с ним на кухню, а я, оглянувшись, увидела уже размороженного Александра Васильевича в наручниках, под Витькиной опекой.

— Знаете что? — ехидно сообщила я ему. — А ведь денежки вам мои бы не достались, зря бы вы грех на душу взяли! Я за эту неделю аж два завещания написала, последнее — вот прямо вчера! Так что ваша подделка была бы попросту недействительна, ибо лишь самое позднее завещание имеет силу! Вот так-то!

Бо-оже…

Каким взглядом он полоснул по мне… Все было в нем — и разочарование, и беспредельная ярость, и ненависть…

А я показала ему язык и пошла следом за любимым на кухню — помогать давать показания.

Маменька посмотрела на меня и с осуждением сказала:

— И ты хочешь сказать, что я должна поверить в эту…, — она запнулась, словно затрудняясь подобрать слова, — эту дикую историю???

— Мать, — укоризненно сказала я. — Как было — так и рассказала.

— Денис Евгеньевич! — возмущенно повернулась она к любимому. — Хоть вы ей скажите!

— А, ей что в лоб, что по лбу, — махнул тот рукой. — Больно она меня слушает! Сказал ей — лежи в кровати, поправляйся, и не успел выйти из дома, как она тут же сбежала!

— И от чего бы ей, интересно, поправляться? — поджала мать губы. — Девка здоровая…

— Ну так вам же только что она все подробно рассказала, — терпеливо усовестил ее Дэн. — Что ее чуть не утопили, потом чуть не придушили, потом отравили и прочее — прочее. Тут никакое здоровье не выдержит.

Мать на него посмотрела долгим взглядом, после чего нахмурилась:

— А вы мне казались здравым молодым человеком. А туда же, под ее дудку пляшете!

— А кольцо обручальное у Соньки на пальце тоже я придумала???

Все-таки у меня дурной характер. Мать еще и пяти фраз не сказала, а я уж воплю как на пожаре.

— И что, вы хотите сказать, моя племянница … замужем? — запнувшись, спросила мать.

Сонька отчаянно покраснела и пискнула:

— А дядя Витя Корабельников нас уже разводит! Я же не знала ничего!

Мать помолчала, после чего решительно заявила:

— Не верю!

И треснула сухоньким кулачком по столу.

— И для кого я тут два часа распиналась? — глядя на Святошу, задумчиво вопросила я. — Мать, ты мне можешь верить. Можешь не верить. Ты меня попросила все подробно разъяснить — и я подумала, что и правда надо это сделать, все же и ты тоже пострадала. Я твою просьбу выполнила, в общем, теперь и ты мою выполни, ладно? Одну. Всего одну.

— И какую же? — с подозрением спросила она.

— Не нуди. Дай помереть спокойно.

— Я нужу? — возмутилась она. — В смысле — я не нудю! Тьфу ты! В смысле — я не нудистка!

— Правда? — подняла я бровь, от души веселясь.

— Тьфу на тебя, — рассердилась она, поджала губы и отвернулась.

— Ладно, вы тут пейте чай, беседуйте, а я пожалуй пойду. У меня дела.

— Какие такие у тебя дела? — голос Дэна был не менее нудным и подозрительным, чем у матери. Хоро-оший зятек, на лету привычки перенимает.

— В спальню, — любезно пояснила я. — Мне доктор прописал покой и сон.

— Ну тогда конечно, — кивнул он.

— И дверь я закрою, — уточнила я.

— Значит, Святоше так можно?

Я посмотрела на преданно заглядывающую в глаза волчицу, которая конечно же бесшумно, но неотвратимо шла за мной следом — и ответила:

— А Святоша вопросов не задает. И не нудит!

— Я нужу? — возмутился он. — Тьфу, в смысле, я не нудю! Тьфу!..

— Ну да, я в курсе, что ты не нудист, — усмехнулась я и пошагала наверх.

Денис может сколько угодно меня опекать и кричать, что решит все сам, но вот маменьку я выручила — теперь надо и за папеньку взяться.

Раскинутые карты показали привычную картину. Папенька пьян и весел, около него теплая компания и ему на редкость хорошо. Господи, да где хоть он в лесу компанию-то нашел? Только что медведей споил…

Но тогда вопрос — чем???

Хотя, с другой стороны, я много раз замечала, что истинные алкоголики крайне изобретательны по части выпивки. Возможно, когда я приеду за папенькой — я обнаружу, что он владелец маленького лесного заводика по производству мухоморовки.

Взяв приготовленную отцову рубашку и телячий послед (у Грицацуихи как раз как раз отелилась корова), я сделала обряд на пуповину. На несколько месяцев, покуда теленок мал и не отходит от матери — этот обряд дает неразрывную связь с выбранным кровным родственником.

Бабушка моя делала этот обряд на меня. Старенькая она была, бабуля моя, когда ей меня спихнули родители, сложной ей было углядеть за такой егозой, как маленькая девчонка. И с тех пор жизнь моя существенно осложнилась. Бабуля всегда знала, что я делаю и где. Бессмысленно было врать, что я-де учила уроки, пока она лечила людей в соседней деревне. Бабуля точно знала, что я с мальчишками лазила по деревьям и даже разок свалилась и набила шишку.

Рука у нее была тяжелая, и посему я вскоре осознала, что врать — наказуемо. Лучше уж честно признаться. И с тех пор прошло уж много — много лет, а я до сих пор считаю, что врать — плохо для репутации, все равно правда всплывет и навредит. Уж лучше так не подставляться и быть честной.

Тихо — тихо мы с Лорой пересекли холл. Сонька, что стояла в столовой и доставала из тостера поджаренный хлеб — увидела меня, но я сделала большие глаза, и девчонка понятливо отвернулась. Мать в столовой, что располагается чуть дальше кухни, громко жаловалась Денису на то, как ей не повезло с дочкой. Со мной, то бишь.

А я тем временем спустилась в гараж, свистнула из Серегиного бокса навороченный мотоцикл, посадила сзади себя Лору, и поехала выручать папеньку. Пуповина меня вела просто безошибочно, я четко знала, где он. С такими мыслями я и направилась к колосовскому лесу.

Уехала я недалеко. На выезде из города меня остановил толстый гаишник и начал нудеть:

— А отчего без каски едем? А если авария какая? Каска — она ведь четыреста килограмм выдерживает!

Я толкнула Лору, та понятливо заулыбалась во всю пасть. Мне аж самой дурно стало.

Но бравому гаишнику все было нипочем.

— И на животное так же касочку надо б надеть! Каска — она ж четыреста килограмм выдерживает!

Лора тут же скуксилась, а я понятливо вздохнула:

— Сколько?

— Двести! — пожал плечами мужик.

А я с ужасом поняла, что сумочку-то я и не взяла! Пошарив по карманам, я нашла с превеликим трудом девяносто рублей, подала гаишнику и твердо сказала:

— Больше нет!

— Грабеж! — возмутился он.

— Да правда больше нет! — взмолилась я. — Дяденька, ну опаздываю я, ну не серчайте, а?

— Будешь должна, — сурово припечатал он.

— Всенепременно занесу должок, — кисло пообещала я и отчалила.

Завезли моего папеньку в лес на совесть. Я часа три петляла между сосен, пока наконец не почуяла — вон оно, рядом! Рядом родной мой папенька! Еще немного, еще чуть — чуть….

…И я выехала на опушку. Трава на ней была варварски истоптана, а посередине стояла крошечная избушка.

Я прислушалась.

Было как-то очень тихо, и лишь разноголосый храп разносился далеко окрест…

Соскочив с мотоцикла, я ласточкой влетела в избушку, обо что-то споткнулась и рыбкой полетела дальше, приземлившись как раз в аккурат поперек папеньки.

— …! — хором сказали мужики около меня. Особенно старался тот, об которого я споткнулась.

— Ой, доча, — пьяненько заулыбался проснувшийся отец.

Я кое-как встала, уперла руки в боки и сурово спросила:

— Что, пьем? А это кто такие? — едва заметным кивком я указала на трех мужичков, хмуро взирающих на меня.

— Так то Славка, Колька да Васька, доча, — не переставая улыбаться, сердечно поведал папик. — Охотники они. Вот, встретились тут, да немного за знакомство решили выпить, ты уж не ругайся…

Я внимательно посмотрела на этих… охотничков.

Три пропитые рожи так же внимательно смотрели на меня и тихо матерились. Я их понимала — приехала, весь кайф обломала.

— Спасибо вам, мужики, — вздохнула я.

Эх, кабы не они — пропал бы мой непутевый отец в лесной чаще…

А Лора, взвыв раненым зверем, вдруг ринулась к крошечному столу в углу избушки, лапой расшвыряла селедочные скелеты и мертвой хваткой вцепилась в…

— Мой нож! — завопил один из охотников. — Отдай!

— И правда отдай, — укоряюще сказал папик. — Я ить его Ваське подарил, нехорошо подарки забирать!

— Ррр, — Святоша стояла в углу с ножом в зубах, и было по ее взгляду понятно, что в данный момент она социально опасна. Загрызет, и не чихнет.

— Усмири свою собаку! — злобно бросил мне Колька.

— Волчицу, а не собаку, — огрызнулась я. — Охотник, называется. И вообще — что вам, ножа жалко?

— Подарок! — припечатал Васька.

— Ладно, сейчас я с ней поговорю, — со вздохом согласилась я, подошла к Лоре и спросила: — Ну что ты в этот нож вцепилась? Мало тебе ножей?

Лора отчаянно закивала головой, жалобно заскулила и как-то странно закосила глазом. Прямо на рукоятку.

Я присмотрелась. Потом еще раз, будя смутные воспоминания. После чего спросила ее:

— Это то, что я думаю?

Лора закивала так, что мне стало тревожно — кабы голова не отвалилась.

— Пап, ты этот нож где взял?

— Так в лесу нашел, — с готовностью ответил он.

— Прямо так в лесу ножи и валяются? — усомнилась я.

— Да он во пне торчал, я и взял. Думаю — пригодится. Я ж, доча, однажды просыпаюсь — чу! — а вокруг меня е-елки, а рядом пень, весь ножами утыканный… О, думаю — допился. А потом смотрю — и правда елки, правда ножи. Как оказался, зачем — ничего не помню. Ну, я взял один ножик на всякий случай — мало ли, боровичок какой срезать, да и пошел. К ночеру вот на мужиков наткнулся, на радостях ножик и подарил.

— В общем так, — решительно сказала я. — Те ножи в пеньке принадлежат вот этой волчице, ясно? Так что дарить ты их права не имел, мужики, уж извините.

— Да ладно, все равно ведь не отдаст, — расстроено махнул Васька на оскалившуюся Святошу.

— Ну, все хорошо, что хорошо кончается, — довольно заключила я, в который раз поражаясь промыслу Божьему. Это ж надо — если б мы папеньку не нашли — не нашли бы и нож. И быть бы Лоре весь свой век в волчьей шкуре.

Пока отец прощался с собутыльниками, я смотрела на скулящую Лору и думала. Дэн меня после второго за день побега свяжет веревками и никуда не отпустит, да и бедная Святоша совсем в волчьей шкуре измучилась. Лето ведь, жарко поди животине.

И потому поехали мы не домой — поехали мы к пеньку. Мы с папенькой — на мотоцикле, осторожно лавируя между сосен, а Лора — счастливо повизгивая, скачками неслась впереди и показывала дорогу.

И когда я выехала на полянку — она уже в нетерпении носились кругами около пенька.

«Ну быстрее же, быстрее!» — так и слышалось в ее скулеже.

— Ну точно, тот пенек, те елки! — восхитился папик, озираясь вокруг.

А я воткнула недостающий нож в пенек и выжидающе посмотрела на Лору. Очень уж хотелось посмотреть — как она все же кульбит-то над пеньком делает, а?

Святоша же потупила глаза, и показала хвостом на елки.

— В смысле — мне уйти, что ли? — нахмурилась я.

Святоша кивнула и хвостом указала и на папеньку.

А, точно, она ж совсем… голая останется после оборота.

Голая…

Меня мороз пробрал до костей. Господи, а одежки то ее, черные хламиды — я утащила!!!

— Отец, — слабым голосом сказала я, — пошли-ка, выйдем.

— Куда? — наивно поинтересовался он.

— Туда, — вздохнула я и потащила его в кусты.

Усевшись на поваленное дерево спиной к полянке, я придирчиво осмотрела папеньку.

— Доча, а ты чего это так смотришь? — поинтересовался он.

— У тебя майка под рубашкой есть?

— Есть, — покладисто согласился отец.

— Тогда давай рубашку, — велела я.

Папик беспрекословно ее снял.

Ладно. Сверху мы ее прикроем. А нижний этаж???

Подумав, я пришла к выводу, что мне ничего не остается, как отдать свою летнюю юбку Лоре. В принципе, мне крайне не нравилась мысль остаться в одних кружевных шортиках. Но, с другой стороны, выхода нет, Лоре папина рубашка снизу вообще ничего не прикроет, не могу же я ее в таком виде в город везти. А шортики — не стринги, можно сделать вид, что так и надо, последний писк моды. Да и темнеет, авось никто и не поймет.

Придя к такому выводу, я закричала:

— Святоша! Ты там все?

— Все, — скорбным басом донеслось с поляны.

— Простыла, что ль?

— Здоров, — коротко ответила она. — Но гол, аки младенец, и если Господь не пошлет одежд…

Охнув, я ринулась на поляну, и тут же попятилась:

— Из-звинитте.

На пеньке была не Святоша. На пеньке, прикрывая ладошками причинное место, сидел… диакон Филарет!!!

Отдышавшись, я жалобно спросила:

— Ну как же так-то, батюшка?

— Пьян был, — сварливо ответил он. — Вы ж меня напоили, бесовки, когда размораживали!

— И что из этого?

— Так вот я и решил доказать, что учения ваши дурные и бестолковые. Пошел в трапезную, спер…эээ, то есть взял двенадцать ножей, да и пошел в лес, искать пенек.

— Но ведь пенек километров за десять от собора! — возопила я. — Что, так просто пошли и нашли этот пенек?

— А то только Господь ведает, как я тут оказался, — степенно ответил Филарет. — Мне так показалось — что недолго шел, а вот поди ж ты…

— Батюшка, — смиренно осведомилась я. — А вы скажите — как же вы кульбит-то делали?

— Да никакого кульбита я не делал, — рассердился он. — Разбежался да и перепрыгнул. Лучше скажи — одежа где?

— А то Господь только ведает, — огрызнулась я. — Могу предложить отцову рубашку и мою юбку.

— ЧТО???

— А больше нет ничего, — оправдывалась я.

— Боже, да за что ты мне такое наказание послал? — нервно сокрушался батюшка.

— Могу предложить либо юбку с рубашкой, либо голым в город возвращаться!

— Господь повелел не облачаться в женскую одежду! — громыхнуло с полянки. — И от завета сего — не отступлю!

— Эээ, батенька, да вы плохо знаете историю, — посочувствовала я. — Я уж маменьке своей как-то объясняла, что когда Господь такой закон устанавливал — женщины ходили в брючках, а мужчины в халатах. Так что юбку одеть вам — совсем не грех!

Филарет подумал и со стоном душевным сказал:

— Хорошо, дочь моя. Испытывает меня Господь, ой испытывает… Давай свою одежду.

Я просунула тряпки между елок, села на мотоцикл и крикнула:

— Отец!

— Что, доча? — сонно отозвался он из-за деревьев.

— Иди сюда, домой поедем.

Папенька, пошатываясь, добрался до мотоцикла, взобрался сзади меня и тут же уронил голову на мое плечо и блаженно захрапел.

— Батюшка? — позвала я.

Тот вышел с полянки, и тут же замер.

— Ну? — нетерпеливо вздохнула я, и тут мой взгляд упал на зеркальце на руле.

Диакон Филарет застывшим взглядом пялился на мою обнаженную ногу…

— Что, в ванной не насмотрелись? — нервно буркнула я, заливаясь краской до ушей.

Бо-оже… Он же меня видел в ванной!!

Гад!

— Бесовское отродье, — скорбно выругался Филарет и полез сзади папеньки на сидение мотоцикла.

И я только раскрыла рот на пятьдесят шесть сантиметров, чтобы возопить на всю ивановскую, что еще одно слово — и я завтра же пойду к его начальству, чтобы рассказать, как он за мной в ванной подсматривал, пользуясь тем, что я думала, что в шкуре волчицы — женщина, как вдруг одумалась.

«То-то и оно, что никто не поверит», — скорбно подтвердил внутренний голос.

— Батюшка, — ровным голосом сказала я. — Будете обзываться — тут и оставлю. С Божьей помощью дорогу найдете.

— Поехали, — недовольно пропыхтел он сзади.

И мы поехали.

Папенька храпел мне в ухо, а меня, чем ближе мы подъезжали к городу, тем сильнее беспокоил усатый гаишник.

— А что, Святоша, делать-то будем? — вопила я, стараясь перекричать ветер. — Денег-то больше нет на штраф!

Батюшка невнятно покряхтывал.

— Смотри, — кричала я. — Волк — это не только мерзкий характер, но и ценный мех! Вот расплачусь тобой, если возьмет!

— Я больше не волк! — обиженно донеслось сзади. — А ну, останови!

Я свернула к обочине и выжидающе посмотрела на него:

— Ну?

А батюшка уже спрыгнул с сиденья, сбегал к канаве и вытащил большой детский мяч. Синенький, с красной полосочкой по центру. Правда — проколотый, сдутый, слегка грязный…

Я с полминуты на него смотрела, после чего достала Святошин нож и от души похвалила:

— Гений ты, батя!

Филарет зарделся и воровато уставился мне на ногу.

Я ловко шмякнула ему на макушку половину мячика, закрыв глаза, вторую напялила на себя, и перекрестилась:

— Ну, батюшка, садись, да с Божьей помощью поедем — авось и в сумерках не заметит тот гаишник подмены.

— Так ить родитель ваш без каски, — прогудел диакон.

— Ты мячик еще один видишь?

— Нет.

— И я нет, — вздохнула я. — Так вот и говорю — поехали, да с Божьей помощью…

По дороге батюшка что-то бубнил, похоже, что молился, да видать, плохо.

Ибо только мы подъехали к посту на въезде в город, как усатый гаишник тут же приветственно помахал нам жезлом.

Ну что делать бедной сиротке?

Подъехала я к нему, и сразу честно предупреждаю:

— А денег нет, дяденька. Я ж еще дома не была.

Он осмотрел нашу троицу орлиным взглядом, и заметно подобрел:

— Это хорошо, что вы каски все же надели. Очень хорошо, только отчего ж вы мужику посередине каску не одели? А если авария? Ведь потом запчастей не соберете! Ладно руки — ноги, они срастутся, а голова новая вам не вырастет! А ведь каска — каска четыреста килограммов выдерживает! О, гляди, ща покажу!

И гаишник со всей дури влепил палкой батюшке по темечку.

Тот хрюкнул и сполз прямо на пыльный асфальт.

— Что это с ним? — удивился дядька.

— Уби-ил! — истошно завопила я, спихивая папика с плеча и кидаясь к Филарету.

— Китайские у вас каски, что ли? — недоуменно почесал жезлом за ухом гаишник. — А если авария?

— Батюшка, батюшка, ну очнитесь! — завывала я, баюкая голову Филарета на коленях.

— А чего это он у вас в юбке? — приставал настырный гаишник. — А вы в эээ…

— Шортики это! — рявкнула я. — Шортики, а не то, что вы подумали!

— Да я разве против эээ… шортиков, — засмущался вдруг дядька. — Красиво очень.

— Ну, если не против — так тащите аптечку! А то если он помрет — вам же отвечать!

Гаишник внимательно вгляделся в мертвенно — бледное лицо диакона и занервничал:

— Ага, сейчас, одна рука тут, другая нога там! Эх, руки бы китайцам оборвать, такие дрянные шлемы выпускают!

Едва он скрылся в будочке, как Филарет открыл глаза, потерся щекой об мою ногу и деловито сказал:

— Дочь моя, ну чего расшеперилась? Поехали, поехали, покуда Господь аспида увел!

И когда через секунду мотоцикл понес нас к городу, я наконец-то осознала, что это — все.

Что больше меня убивать никто не будет, преступники схвачены.

Что все дома.

Что все хвосты в этой истории подчищены.

«Аминь», — усмехнулся голос.