"Ответный удар" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 3

Час перед началом капитанской вахты Коркоран посвящал обходу корабля. Обойти «Европу», на которой он прослужил семь предыдущих лет, обойти вот так, на собственных ногах, было невозможно: каждая из двенадцати палуб огромного крейсера тянулась как минимум на километр и все они были забиты людьми, припасами, оружием и боевыми машинами. Если не считать полугодовых ревизий, «Европу» не обходили, а осматривали из ходовой рубки, где большой многофасетчатый экран показывал все коридоры, отсеки и трюмы корабля. Но «Коммодор Литвин» был малотоннажным судном, вполне доступным для пешей прогулки, и, совершая ее, прислушиваясь к тихому рокоту двигателей, впитывая эмоции и мысли экипажа, Коркоран ощущал чувство единства со своим фрегатом. Временами ему даже казалось, что дядя Павел шагает где-то за его спиной, молчаливый, бесплотный, но довольный: все же коммодор Литвин участвовал в этой экспедиции, хоть и не в облике живого существа. Зато он стал босвой единицей эскадры, кораблем, способным перепрыгнуть сотню светолет и нанести сокрушительный удар.

Обход начинался с отсеков, примыкавших к ходовой рубке. Сразу за ней, у левого борта, находились пункт дальней связи и вторая рубка с дублирующим управлением, а у правого – главный орудийный пост, связанный с аннигилятором и всеми средствами уничтожения, какими располагал фрегат. Дальше была кают-компания, самое большое помещение на корабле, не считая трюмов, сблокированное с камбузом и санитарным и медицинским модулями. Врач по штатному расписанию корабля не полагался, но Сигурд Линдер, кибернетик, знал медицинскую автоматику, да и сам Коркоран при случае смог бы управиться с реаниматором, кибердиагностом и с автохирургом. После камбуза шел недлинный коридор, обшитый пластиком под светлую сосну, с каютами экипажа по обе стороны. Он упирался в шлюзовую с диафрагмами люков, ведущих к орудийным башням, выходным камерам и на нижнюю палубу – проще говоря, в трюмы. За шлюзовой коридор выглядел поуже и победнее, без скрывающей металл обшивки, так как в этой части корабля располагались кибернетические агрегаты, лаборатория экспресс-анализа, блоки системы жизнеобеспечения с рециклером и установка искусственной гравитации, не требующие особых забот экипажа. В самом конце верхней палубы была еще одна каморка, реакторная, или инженерный пост, рабочее место Санчо Эрнандеса и Сигурда Линдера. За ее выпуклой переборкой, усиленной металлокерамическими плитами, начиналась труба разгонной шахты, к которой с двух сторон примыкали планетарные движки, а снизу – похожий на огромную спиральную пружину аннигилятор. Попасть туда можно было через технический лаз, но он, как и реакторная, являлся скорее данью традиции, нежели чем-то необходимым. Контурный привод, черпавший энергию из любых источников, от излучения звезд до единого поля Вселенной, практически не требовал обслуживания.

В реакторной Коркоран задержался на минуту-другую, разглядывая массивные стойки контроля двигателей, расцвеченные спокойными зелеными огнями. Коммодор Литвин, витавший где-то над его плечом, одобрительно улыбнулся. «Здесь порядок, дядя Павел», – шепнул Коркоран и не торопясь зашагал обратно в шлюзовую, где спустился на нижнюю палубу. Она делилась на два трюма, носовой и кормовой; последний из них предназначался для грузов и припасов, а в носовом, в пусковых обоймах, хранились дюжина боевых роботов, информзонды, пара истребителей класса «сапсан» и краулер высокой проходимости. Здесь же, у специального шлюза, стоял малый боевой модуль, похожий на большую прямоугольную коробку со срезанным углом, одна из машин, уцелевших при катастрофе корабля фаата. Коркоран мог управлять ею, хотя это было непросто.

Осмотрев свой арсенал и даже пощупав мощные штоки толкателей, он вернулся наверх, прошел по тихому коридору, взглянул на табло хронометра в кают-компании и ровно в шесть ноль-ноль утра перешагнул порог ходовой рубки, где нес дежурство второй навигатор Оки Ямагуто.

– Капитан в рубке! – скомандовал Оки самому себе и живо выбрался из навигаторского кокона. – Докладываю, сэр: за время моей вахты происшествий не случилось. – Он подумал и добавил: – Не считая того, что вахтенного мучили тяжкие воспоминания. Вахту сдал!

– Вахту принял, – произнес Коркоран, усаживаясь в кресло Селины Праа. Оно хранило едва уловимый женский аромат, напоминавший ему о Вере и девочках. – И что же тебя терзало, Оки? Вид Саппоро в снегу? Память о цветущих вишнях?

Оки Ямагуто, маленький плотный японец, словно свитый из жил стальной проволоки, грустно понурился. Ирония, смешанная с печалью, – ощутил Коркоран.

– Когда я был молод, глуп и склонен к авантюрам, я совершил ошибку, капитан. Не послушался своего почтенного родителя.

Оки было двадцать семь – слишком юный возраст, чтобы сожалеть об ошибках молодости. «Что он натворил?.. – мелькнуло у Коркорана в голове. – Поджег петардой папе кимоно? Или сорвал не ту хризантему в отцовском садике?» Его телепатический дар не являлся настолько сильным, чтобы воспринимать смутные мысли – а именно такие и бродили в сознании большинства людей.

– Мой родитель, коммандер Оки Сабуро, направил меня в Токийскую школу пилотов. Такова семейная традиция – еще мой прадед закончил эту школу, и все мои достойные предки потом служили на Первом флоте ОКС, оберегая с неба Японию и всю планету. А я, – он почесал за ухом, – я, должно быть, выродок. Отучился два года и в восемнадцать лет удрал на Плутон, к лоона эо. В наемники, значит.

«Отправлюсь на Плутон… Туда прилетели эти… как их… лоона эо, вот! Им наемники нужны, бойцы!» – другой голос, совсем еще детский, прозвучал в ушах Коркорана. Как давно это было! Когда?.. И где?.. Память услужливо подсказала: Мальорка, четверть века назад, смуглый мальчишка Хосе Гутьерес из Барселоны… Вряд ли он стал наемником; скорее всего, торгует вином, как дед и отец. А вот Оки Ямагуто, потомок пилотов и навигаторов, все-таки добрался до Плутона.

– Сколько ты на них горбатился? – спросил Коркоран, припоминая, что в личных файлах Оки записей об этом эпизоде нет. – Стандартный контракт? Пятилетний?

– Мне хватило трех месяцев, командир. Хватило бы и одного, но я колебался… понимаете, гири и гиму[19], долг самурая и все такое… Потом решил: что за долг перед чужими?.. Они не сыновья Аматэрасу[20], не люди и даже не подобны людям, как фаата… Послал письмо отцу с мольбой о прощении. Он едва не разорился, но выкупил мой контракт. Упросил, склонив колени, чтобы восстановили в школе и не записывали в мое досье ни слова об этой позорной истории.

– Ну почему же позорной, – сказал Коркоран. – Сотни тысяч идут на службу к лоона эо, миллионы переселяются в их миры. Китайцы, индийцы, арабы, выходцы из Черной Африки, из Бразилии, из Индонезии…

Оки поморщился:

– По нужде, сэр, по нужде, а я пошел добровольно, как последний глупец, презрев обычай предков. Что для других необходимость, то для меня позор!

В какой-то мере это было справедливо. Лоона эо являлись второй после фаата высокоразвитой расой, с которой земляне столкнулись в дальнем космосе, расой древней, лишенной захватнических амбиций, но обладавшей огромными богатствами. Они испытывали нужду в союзниках и защитниках, и Земля, с ее избытком населения, с множеством воинственных племен, вполне подходила на эту роль. Вербовочный пункт был открыт на Плутоне, где сила тяжести в четверть земной не доставляла особых неудобств пришельцам. За службу они платили с королевской щедростью, платили тем, чего хотелось их наемникам, – ценностями, привычными для землян, или благоустроенными мирами, где каждый, отслужив положенное, мог обрести новую родину. В этом была несомненная польза для перенаселенных бедных стран, Китая или Индии, но японцы к ним не относились. Гордый народ, подумал Коркоран, привычно анализируя ментальные импульсы Оки, гордый, независимый, с высоким понятием о чести.

– В моем досье нет сведений о службе на лоона эо, сэр, – сказал второй навигатор. – Но я хочу, чтобы вы об этом знали.

– Будем считать, что ты облегчил свою совесть, – ответил Коркоран и прикоснулся к его плечу. – Иди, Ямагуто, отдыхай. Через пять часов прыжок к Гондване… Успеешь немного поспать.

Отдав салют, навигатор вышел. Коркоран, не надевая контактного шлема, пощелкал клавишами на пульте, вызвал нужный блок из памяти АНК и приказал визуализировать картину. Экран переднего обзора словно раздался вширь и вглубь; голографическое изображение было ярким, объемным, заслонившим полупрозрачной пеленой стены и потолок рубки, круглый серый глаз локатора, пилотскую консоль с шеренгами приборов, подсвеченных желтыми и зелеными огнями. Коркоран восхищенно вздохнул. Сияющий сад Галактической Ойкумены раскинулся перед ним; сто миллиардов звезд, цефеиды и облака разреженного газа, туманности и жаркие светила, голубые, белые, желтоватые – Спика, Сириус, Процион, желтые и оранжевые – Солнце и Тау Кита, красные и белые карлики, красные и желтые гиганты – Капелла, Арктур, Альдебаран, чудовища-сверхгиганты – Ригель, Бетельгейзе, чья светимость превосходила солнечную в сотни тысяч раз. Звездные ассоциации, Магеллановы Облака, Гиады, Плеяды, древние шаровые скопления, висевшие выше и ниже Млечного Пути, и сама галактическая спираль – Рукав Стрельца, ближайший к центру Галактики, Рукав Ориона, в котором блестела искорка Солнца, и за Провалом, за темной мрачной пропастью в четыре тысячи парсек, внешний Рукав Персея. Оттуда, из этой невообразимой дали, пришли фаата, и где-то там, еще недосягаемый для кораблей Земли, таился их материнский мир возможно, центр обширной империи. Но ее граница, три планеты в двух звездных системах, была гораздо ближе, на краю Рукава Ориона: двадцать три парсека до Ваала, сорок – до Гондваны, и еще шестнадцать – до Новых Миров, как называли эти колонии бино фаата. Меньше восьмидесяти парсек, ничтожная величина сравнительно с пропастью меж Рукавами… Несомненно, Земля имела больше прав на этот регион. Как объясняли лоона эо, каждая звездная раса стремилась расширить свой сектор влияния до естественных границ, до туманности с протозвездным веществом, до водородного облака или провала в галактическом пространстве, лишенного звезд, планет и прочих объектов, способных стать опорными базами для экспансии соседей. Протяженность таких пограничных зон обычно равнялась тремстам-пятистам парсекам, что было вполне приемлемой гарантией от внезапной атаки чужого флота или удара кибернетических средств. С этой точки зрения Новые Миры входили в сферу земных стратегических интересов, но это являлось лишь внешней причиной для их аннексии. Внутренняя причина, никак не связанная с галактической политикой, касавшаяся только фаата и землян, была гораздо более веской: разгром флотилии Тимохина, руины земных городов и сорок три миллиона погибших.

Пальцы Коркорана вновь коснулись клавиш, и шаровые скопления, Магеллановы Облака, а за ними и сияющий светом центр Галактики начали уплывать вверх и в стороны. Он словно мчался сейчас на невидимом корабле, не в квантовой пене Лимба, а в реальном пространстве, минуя за доли секунды слабо светящиеся туманности, сингулярные точки с безднами черных дыр и гроздья звезд, расступавшихся перед ним и исчезавших за обрезом экрана. Эта галактическая карта, переданная людям посланцами лоона эо, была очень древней, составленной во времена даскинов[21] и, значит, насчитывающая миллионы лет. Но обе звезды с Новыми Мирами на ней имелись, торчали на границе Провала, будто пара гвоздей с оранжевой и беловатой шляпками, вбитых в черный мрамор вековечной тьмы. Вместе с Альфой Молота они составляли крохотный звездный кластер, где расстояния между светилами были примерно одинаковыми, не более половины парсека. С Земли этот объект был неразличим; Молот являлся одним из созвездий, видимых с Гондваны.

У Беты Молота, белого карлика, кружился Эзат, у Гаммы, оранжевой звезды, бино фаата освоили еще два мира, Роон и Т'хар. Разумеется, их не было на карте даскинов, фиксировавшей только крупные объекты, звезды, черные дыры, туманности; пересчитать мириады планет, комет и астероидов было не под силу даже этой мудрой древней расе. Но землянам – не всем, конечно, а тем, кому положено, – стало известно о Новых Мирах еще до контактов с лоона эо и изучения карты Галактики. Об этих трех планетах на самом краю Провала рассказывала Йо, и хотя поведать она могла немногое, важен был сам факт наличия этих миров, их близость к Земле, их воздух, пригодный для дыхания, их экология, гравитация, энергетический баланс, вполне подходящие человеку.

Про Эзат Йо знала только то, что он существует и обитаем, но населен с гораздо меньшей плотностью, чем две планеты Гаммы Молота. Собственно, и про Роон она знала не больше, так как родилась на Т'харе и, после периода инкубации, провела там несколько лет. Т'хар, безусловно, не был миром, являвшимся Коркорану в Снах, ибо не мог похвастать ни огромным щедрым солнцем, ни фиолетовыми небесами, ни равнинами, полными трав и деревьев. Т'хар большей частью покрывали скалы, камни и мхи, но экваториальный пояс с прохладным, однако не слишком суровым климатом освоила Связка Айн, пара тысяч полностью разумных и три с половиной миллиона работников-тхо. Коркоран считал, что его видения относятся скорее к Роону, более теплой и благодатной планете, которая располагалась ближе к центральной звезде, чем Т'хар. Возможно, его биологический отец был уроженцем Роона или, прилетев на звездном корабле, прожил там долгое время, гораздо дольше, чем было отпущено Йо. Сколько? Век или два? Или даже три? Это не исключалось – ведь предок-фаата принадлежал к высшей касте, что подтверждали унаследованные от него ментальные способности.

Вздохнув, Коркоран убрал изображение Галактики и, подобно неощутимой тени, коснулся разумов экипажа. Они спали, кто-то спокойно, кто-то метался в тревожном забытьи; Селина Праа, кажется, улыбалась, Оки терзался чувством вины, Светлой Воде, стрелку, индейцу навахо, снилось что-то приятное. Их сны были недоступны Коркорану, он мог уловить лишь отблеск рожденных ими эмоций, нечто вроде ментального эха, которое, постепенно затухая, реверберировало в сознании спящих. Мысль или образ, понятные ему, нуждались в четком оформлении, и к тому же он «слышал» людей по-разному – кого-то более ясно, на уровне едва ли не акустического и визуального восприятия, а чьи-то мысли казались размазанными и смутными, точно пейзаж, скрытый редеющим туманом. По мнению Зибеля, это определялось ментальным потенциалом того или иного мозга, причем вариации были весьма значительны – кроме массы средних интеллектов, на Земле исправно рождались и гении, и дебилы.

Его команда спала. Спали все, за исключением Клауса, который то ли притворялся спящим, то ли дремал вполглаза, то ли прятался в непроницаемой для телепатической связи скорлупе. Такая неопределенность давно уже не удивляла Коркорана, поскольку Клаус Зибель, его ближайший друг, почти что брат, был личностью загадочной и странной. Он, несомненно, мыслил с редкой логикой и четкостью, и мозг его, казалось, был открыт, но в то же время недоступен для глубокого проникновения. Проистекало ли это из его деятельности как офицера Секретной службы ОКС, было ли результатом долгой тренировки или являлось уникальным свойством разума, способного отгородиться от чужих ментальных импульсов?.. Так ли, иначе, но Коркоран никогда не пытался пробить его барьеры и нащупать скрытую за ними сущность. Не из страха найти что-то ужасное, неожиданное, неприятное; просто он, носитель собственных тайн, уважал секреты друга. А другом Зибель был верным.

За час до окончания вахты экипаж пробудился, и вскоре рубка наполнилась людьми. Коркоран пересел в капитанское кресло, Праа, Туманов и Ба Линь, дежурный пилот, заняли свои места, Клаус устроился в коконе у люка. Все шло по распорядку, знакомому и привычному для военного судна: доклады секций, пляска глифов над пилотским пультом, негромкий голос Селины Праа, отсчитывающей время до скачка, силуэты крейсеров на экране локатора, ожившая алая полоска, неторопливо ползущая к пентальону… Еще – спокойные непроницаемые лица и безмолвный хор молитв. Они, эти мольбы, напоминали, что человек совсем не то, чем кажется, что внешнее обличье только маска, скрывающая страх, тревогу, неуверенность и страстное желание преодолеть их, как подобает людям, бойцам и странникам Вселенной.

Потом раздался резкий звук сирены, мышцы пронизала дрожь, далекое солнце Ваала исчезло, и в левом верхнем углу обзорного экрана вспыхнул маленький, но яркий диск. Мгновение в Лимбе – и сорок парсек за кормой… Быстрее света, быстрее солнечного ветра, быстрее реликтового излучения Вселенной… Быстрее всего, что может излучать и двигаться, передавать возмущение, распространяться в реальном пространстве…

Они находились в системе Гондваны.

Здесь было пять планет и три астероидных пояса – руины миров, погибших в столь далеком прошлом, что время этих катастроф даже не поддавалось исчислению. Астероиды кружились между четвертой планетой и пятой, двумя газовыми гигантами, превосходившими массой Юпитер; видимо, их тяготение и разорвало небесные тела, имевшие несчастье очутиться между ними. Каждая из этих протозвезд владела набором сателлитов всевозможных форм и величин – больше сотни у пятого мира и восемнадцать у четвертого. Третья планета, маленькая, сухая и бесплодная, напоминала Марс, первую, самую близкую к звезде, сжигали и плавили солнечные бури, тогда как вторая, Гондвана, была пригодна для обитания и двигалась тем же путем эволюции, что и Земля. Сейчас на ней царил благодатный миоцен[22]: двадцать четыре процента кислорода в атмосфере, сутки – двадцать два часа, тропический климат, широколиственные леса и мириады животных, которых с некоторой натяжкой можно было считать млекопитающими. Суша Гондваны уже разделилась на два огромных континента, но их не заселяли, ибо вопрос о сохранении местной фауны и флоры или глобальном терраформировании[23] все еще висел в воздухе. Земные колонисты и база ОКС располагались на архипелаге вблизи восточного материка, и места здесь хватало с избытком – три острова величиной с Сицилию и один с Мадагаскар окружали внутреннее Бирюзовое море. Над этой точкой поверхности висел орбитальный док, имелись также три больших заатмосферных спутника и пара крейсеров, объединенных в оборонительную систему. Кроме этой военной функции у Гондваны были большие туристические перспективы: со временем она могла превратиться в курорт и охотничий заповедник.

Трое из экипажа Коркорана здесь уже бывали и, когда готовность к «красной тревоге» была отменена, собрались в кают-компании, просвещая новичков о предстоящих удовольствиях, купаниях в море, танцах и флирте с местными нимфами, верховых прогулках и потрясающем вине из мутировавшей до размера груш смородины. Коркоран не мешал им, оставив у пульта Праа и Ба Линя; общение, чашка кофе, смех и легкая болтовня снимали недавнюю напряженность. Эскадра, возникшая из небытия за орбитой пятой планеты, двигалась к Гондване, где предстояло провести неделю или больше, сбросить предназначенный для базы груз и переправить на спутники сотню «сапсанов». Гондвана являлась конечной точкой на пути к чужим и враждебным мирам, и Врба, как предписывалось инструкциями, должен был укрепить оборонительный рубеж людьми и техникой. Никто не знал, вернется ли спецгруппа «37» или будет уничтожена и что в последнем случае сделают фаата – снова атакуют Землю или ударят по ее колониям. Но выяснение этих обстоятельств было делом будущего, а сейчас на всех кораблях царили мир, покой и предвкушение краткого отдыха на теплой гостеприимной Гондване.

Отправив Селину развлекаться в кают-компании, Коркоран ослабил объятия кокона, вытянулся в кресле и прикрыл глаза. Срок капитанской вахты истекал через семнадцать минут, распоряжений от начальства не поступало, и можно было слегка расслабиться. Тихо пели гравитационные движки, Ба Линь, играя голосом, что-то мурлыкал по-китайски, в кают-компании переговаривались, звенели чашками, и оттуда тянуло ароматом свежесваренного кофе. Коркоран знал, что их с пилотом тоже не забудут, принесут, и сделает это или Селина, или Клаус Зибель. Но не сейчас. В данный момент они были заняты друг другом: Праа рассказывала Зибелю о чем-то смешном, и Коркоран ощущал, как ниточка, соединяющая их, становится заметней и прочнее.

Он был рад за Клауса. Тот, казалось, не проявлял интереса к женщинам, или эта часть его жизни была надежно спрятана от посторонних глаз, но в одном Коркоран не сомневался – в том, что Клаус Зибель одинок. Время, однако, идет, и мнения у человека меняются, даже если сердце у него из стали, а душа суха, как марсианские пески. Когда человеку под шестьдесят, он понимает, что всякий шанс и всякий дар судьбы теперь последний; не используешь, будешь влачить одинокую старость, не жить – существовать без ласки и тепла.

Может, что-то у них получится?.. – подумал Коркоран, не открывая глаз. Клаус, конечно, старше лет на двадцать пять и вовсе не красавец, но эти мелочи не остановят женщину, особенно такую, как Селина. Это понимаешь, заглянув в ее досье. Упорная особа! Нищее детство в Сингапуре, семь попыток пробраться на местную базу ОКС, необоримая тяга к звездам и…

– Сообщение с флагмана, капитан, – прозвучал голос связиста Дюпресси. – Кажется, вы нужны коммодору. Переключить на рубку?

– Переключай, Камилл.

Ба Линь тотчас прекратил вокальные экзерсисы, сел прямо и подтянулся, шум в кают-компании стих. В обзорном экране, точно под созвездием Молота, раскрылось окно, и холодные глаза Карела Врбы уставились на Коркорана.

– Сэр, – сказал он, приподнимаясь и салютуя.

– Капитан, – в знак приветствия Врба чуть склонил голову. Затем поинтересовался: – Мечтаешь искупаться в Бирюзовом море? На этот раз придется отложить. Есть поручение. Совсем небольшое.

В кают-компании стало совсем тихо. Разочарованы, подумал Коркоран. Сам он дважды садился на грунт Гондваны, и в третий раз в этот Эдем его не тянуло – он привык отдыхать с Верой и девочками. Сейчас уж лучше заняться чем-нибудь полезным… Правда, прослужив на «Европе» семь лет под началом Врбы, он знал, что его «небольшие поручения» весьма трудоемки и большей частью опасны.

– Слушаю, сэр.

– У коммодора Диксона проблемы. – Диксон был начальником гондванской базы ОКС, фактически – главой местной администрации. – Они обнаружили чужой корабль. Недавно.

Ба Линь вздрогнул. В кают-компании воцарилась мертвая тишина.

– Фаата, сэр?

– Нет. Вероятно, нет… Очень странное судно. Похоже, оно в состоянии консервации. Дрейфует во втором астероидном поясе и на попытки контакта не отвечает. – Сделав паузу, коммодор продолжил: – Только что у меня была беседа с Диксоном. Он мог бы уничтожить этот корабль… то есть он думает, что мог бы, но поступил умнее – дождался нас. В нашей группе компетентные эксперты. Я посылаю к тебе Асенова и Хельгу Сван. Два опытных ксенолога плюс Зибель… Надеюсь, они разберутся.

– Время выполнения и инструкции? – спросил Коркоран.

– Не больше двух недель. Пока мы будем висеть у Гондваны. – Врба повернул голову, слушая кого-то из офицеров, и на экране локатора от «Европы» отделилась яркая точка. – Эксперты уже вылетели, их челнок оставь себе, пригодится. Проверь, в чем там дело, только аккуратно. Побоища нам не нужны. Что до инструкций… Ну, про НБЗ ты знаешь.

– Могу я применить оружие?

– В самом крайнем случае, с учетом мнения экспертов. Но эксперты экспертами, а я хочу, чтобы ты послушал сам. Ты ведь умеешь отлично слушать… Не так ли, Пол?

Коркоран молча кивнул. Карел Врба являлся одним из немногих людей, знавших о тайне его происхождения и даре, унаследованном от фаата. Возможно, таких посвященных на всей эскадре было только двое – коммодор и Клаус Зибель.

– Координаты переданы в твой АНК. Будь осторожен. Успеха, – промолвил Врба и исчез с экрана. В рубку устремились старшие офицеры, Селина Праа и Туманов, за ними появился Зибель, а в кают-компании опять зашумели. Но недавнего разочарования Коркоран уже не ощущал, что было совершенно объяснимо: Гондвана со всеми ее прелестями никуда не пропадет, а вот чужие корабли встречаются не каждый день.

– Корабль! – Тонкие брови Селины взлетели вверх. – В стадии консервации! Что бы это значило?

– Думаю, мы встретим судно, чей экипаж погиб, или автоматический зонд, чьи ресурсы исчерпаны, – предположил Туманов.

– Вероятность такой случайной встречи ничтожно мала, – сообщил кибернетик Линдер, просачиваясь в рубку. – Скорее всего, это уже активированное следящее устройство. Притворяется дохлым, но наблюдает за системой, в которой мы появились.

– Что нам известно о вероятностях! – сказал Зибель. – На карте даскинов отмечены десятки рас, и если каждая имеет флот с тысячами кораблей плюс беспилотные зонды, то…

– Командир! – В люке появилась массивная фигура Кирилла Пелевича. – Моей секции что делать? Разогреть аннигилятор? – Он перешагнул порог, и в рубке сразу стало тесно.

– Так, – произнес Коркоран, поднимаясь. – Всех лишних прошу удалиться. Твоя вахта, Николай. Рассчитаешь курс, доложишь о времени прибытия. Действовать будем по инструкции и сообразуясь с мнением экспертов. Инструкцию НБЗ еще не забыли?

У этого документа, определявшего порядок контактов с чужим и неизвестным кораблем, имелся номер и официальное название, но на всех флотах он был известен под аббревиатурой НБЗ. Не Бей в Зубы… во всяком случае, не сразу. Контакт был тонкой процедурой, требовавшей обоюдного терпения, толерантности и хотя бы грана доверия. Доверие было в Галактике столь же редким товаром, как благожелательная мудрость братьев по разуму. Сказки, и только! Особенно если речь шла о хапторах и дроми, с которыми уже встречались бойцы, нанятые лоона эо. Поэтому главным в инструкции НБЗ являлось определение момента, когда нужно стрелять или бежать.

Палуба под ногами чуть заметно дрогнула.

– Челнок с экспертами пристыковался, – доложил Ба Линь.

– Пойду встречу их. – Коркоран, бросив взгляд на корабельный хронометр, направился к люку. – Вахту сдал!

– Вахту принял, – откликнулся Туманов, опускаясь в кресло у панели АНК. – Пара минут, капитан. Сейчас я рассчитаю курс.

– Никогда такого не видел. Никогда и ничего подобного, – пробурчал Иван Асенов, ксенолог, специалист по инопланетным технологиям. – На боевые модули фаата не похож, и ничего общего с кораблями лоона эо, дроми и хапторов.

– Просто куча серой грязи, – заметила Хельга Сван.

Оба ксенолога в недавнем прошлом были сослуживцами Коркорана, и он отлично помнил, что специальностью Хельги является трансинформатика. Точнее, расшифровка сигналов и символов чужого языка.

– Никогда не видел… Просто куча грязи… – медленно повторил Коркоран. – Ну, эксперты, что еще скажете толкового? Чем порадуете?

С Клаусом Зибелем и пилотом Серым их было пятеро. Облаченные в скафандры, они находились в челноке, под прозрачным панцирем кабины, загроможденной приборами Сван, дешифраторами, оптическими и акустическими датчиками и всевозможными сигнальными устройствами. В километре от них, нацелив на чужака орудия, висел «Коммодор Литвин», а прямо по курсу застыла та самая груда пыли или грязи, которая, вероятно, являлась кораблем чужих или прятала его под серой шкурой с множеством наростов и морщин. Если это была маскировка, то совсем нелепая – объект заметно отличался от астероидов, каменных и металлических глыб, поблескивающих острыми гранями в свете далекого солнца.

– Егор, – сказал Коркоран пилоту, – давай-ка облетим вокруг и снимем все в подробностях. Только сбрось прожектора… Думаю, четырех достаточно.

– Слушаюсь, командир.

Четыре капсулы вылетели из обоймы над кабиной, разошлись в стороны и вспыхнули, заливая яркими лучами странную конструкцию. Катер начал неторопливо огибать ее, держась на расстоянии пары сотен метров. Тихо застрекотали голокамеры.

– Двигатель, – в явном замешательстве молвил Асенов. – Владыка Пустоты, где у этой хреновины двигатель? Должна ведь она как-то перемещаться…

– На сигналы не реагирует, – сказала Хельга Сван, склонившись над своими приборами. – Тишина на всех частотах, кроме диапазона ИК[24].

– Профиль?

– Нормальное распределение[25]. Температура примерно сто двадцать градусов Кельвина. Пол, может быть, подойдем поближе, поищем шлюз? Я прозондирую поверхность интраскопом, и тогда…

– Не нужно, – вдруг произнес молчавший до этой минуты Зибель. – Не нужен интраскоп, коллега. Перед нами корабль сильмарри, и вон тот холмик, что смотрит в сторону от звезды, – стыковочный узел. Если немного поднять температуру, мы сможем пробраться внутрь.

– Скажи «сезам», и дверка отворится… – Асенов хотел почесать в затылке, но рука наткнулась на шлем. – Откуда вы это знаете, Клаус?

– Из отчета коммодора Литвина и протоколов, в которых зафиксированы собеседования с Йо. Вы что же, Иван, с ними не знакомились? У вас ведь высшая форма допуска!

– Конечно, я их просматривал. – Вид у Асенова был слегка ошеломленный. – Просматривал, однако не помню…

– Читать надо было, внимательно читать, а не просматривать. Фаата враждуют с сильмарри и накопили о них порядочно информации, – сухо заметил Зибель. – С твоего разрешения, Пол… Если мы подойдем к тому бугорку, похожему на японскую шляпу, и посветим на него прожектором, лучше двумя, то шлюз раскроется и мы попадем в корабль. Думаю, это вполне безопасно.

Секунду Коркоран колебался, затем кивнул пилоту:

– Выполняй, Егор. Подтяни туда все прожектора.

Катер двинулся к коническому выступу. Два светящихся шара плыли за ним, два – впереди, освещая серую неровную поверхность, будто слепленную из глиняных комьев.

– Как у этих сильмарри с защитными системами? – спросила с нервной улыбкой Хсльга Сван. – Есть какая-то оборонительная автоматика? Сторожевые компьютеры, роботы или что-то ещё?

– Корабль имеет мощное вооружение, но, если я не ошибаюсь, там нет привычных для нас средств защиты.

– Почему?

– Потому, моя дорогая, что сильмарри не люди, мыслят иначе и не нуждаются в компьютерах и роботах. Защита корабля – его экипаж… если быть совсем уж точным, коллективный разум его обитателей.

Пара светильников придвинулась к вершине шлюза. Эта часть корабля находилась в тени; его массивный корпус, половина километра в поперечнике, загораживал солнечный свет, и оттого казалось, что звезды сияют особенно ярко.

Коркоран наклонился над пультом, щелкнул клавишей интеркома.

– Праа? Это капитан. Пытаемся проникнуть на их корабль.

– Поняла, сэр. Мы в боевой готовности.

Форма конуса внезапно изменилась, он начал вытягиваться вверх и загибаться, став похожим на клюв хищной птицы. По корабельной обшивке покатились волны, конус, будто впитывая их, вырастал на глазах, делался шире и длиннее, затем его поверхность по обе стороны от вершины прорезали черные линии. «Клюв» неторопливо раскрывался; нижняя половина отъехала, словно подвешенная на шарнирах челюсть, и лучи прожекторов осветили просторную камеру. Челнок мог бы поместиться в этом шлюзе, но Коркоран, поймав вопросительный взгляд пилота, покачал головой.

– Нет. Оставайся здесь, Егор. В случае чего подстрахуешь нас.

Прозрачный колпак над кабиной сдвинулся. Теперь их отделяли от пустоты лишь шлемы и гибкая прочная ткань рабочих скафандров. В отличие от боевых они были не такими громоздкими, лишенными экзоскелета, не требующими специальных навыков. Пожалуй, только Коркоран сумел бы нормально перемещаться в боевом скафандре да еще, быть может, Зибель. Но он о своих умениях распространялся редко.

Закрепив на плече голокамеру, Коркоран оттолкнулся и перелетел в раскрытую пасть шлюза. Его движения были уверенными, изящными и четкими, как у любого астронавта, привыкшего к невесомости, где не шагают, не бегают, а прыгают и летят. Один из прожекторов, висевших за кормой катера, подчиняясь команде, притушил свой яркий блеск и последовал за ним.

Прыгнул Зибель, потом Асенов. Хельга Сван, вцепившись в спинку пилотского кресла, глядела, как они исчезают в шлюзе инопланетного корабля. Страх сковал ее; Коркоран ощущал это так же отчетливо, как нерушимое спокойствие Зибеля и любопытство Асенова. Ему припомнились рассказы дяди Павла, отрывочная информация о сильмарри, которую передал Литвину квазиживой механизм или, возможно, существо, что управляло прибывшим с Новых Миров звездолетом. Согласно этим сведениям, сильмарри были странной расой – гигантские черви, не обладавшие индивидуальностью и не имевшие ни глаз, ни конечностей, ни легких, ни желудка. Но, несмотря на это, они странствовали в космосе и были далеко не безобидны, о чем могли поведать многие, включая пилотов фаата – тех, что пережили встречу с ними.

– Хельга, если не хочешь, ты можешь с нами не идти, – мягко промолвил Коркоран. – Останься на катере с Егором.

– Я пойду.

Словно бросаясь в омут, она стремительно скользнула сквозь разделяющее их пространство. Теперь они, все четверо, стояли в шлюзе – обширном помещении цилиндрической формы, тянувшемся в глубь корабля на сорок-пятьдесят шагов. Вдоль его стен извивались спиралью шесть широких желобов, сходившихся в дальнем конце у округлого клапана, похожего на плотно стиснутые мясистые губы.

– Запирающий сфинктер, – сказал Зибель. – Думаю, надо на него посветить.

Световой шар, разгораясь, двинулся к клапану.

– Не стоит слишком поднимать температуру. Вот так, достаточно… Здесь очень чувствительные механизмы.

– Желоба, – произнес Асенов, озираясь. – Если они перемещаются в этих желобах, то масса тела будет побольше, чем у человека. Я бы сказал, значительно больше, на порядок.

– Не исключено. – Зибель глядел, как медленно раскрывается мясистый зев, растягиваясь в кольцо. – Коммодор Литвин, видевший записи на корабле фаата, оценивает их размеры как метров шесть в длину и метра полтора в диаметре. Но тело их может сильно вытягиваться, достигая…

– Огромные змеи! – вздрогнув, прервала его Хельга Сван. – Любого из нас проглотят как кролика!

– Чушь, – буркнул Зибель – Как глотать, если нет ни глотки, ни пищевода? У них кожное питание.

Коркоран в этой дискуссии не участвовал, а, напрягая свой внутренний слух, пытался уловить хотя бы отзвук ментальной волны. Но тщетно! Ни визуальной, ни звуковой информации, ни даже ощущения тепла, которое несет прикосновение к чужому разуму… Он мог поклясться, что корабль пуст или дрейфует среди астероидов с мертвым экипажем.

Через кольцевой клапан они проникли в следующее помещение. Оно оказалось огромным – вероятно, занимало практически весь объем корабля, простираясь на сотни метров вверх, вниз и в стороны. Тонкие, прозрачные, хрустальной чистоты пластины разнообразных форм, сияющие в свете прожектора, были соединены в хаотическую, невероятную для человеческой логики конструкцию; они пересекались и сочленялись друг с другом под острыми или тупыми углами, образуя трехмерный лабиринт из сотен или, быть может, тысяч камер. Эти ячейки не имели ни пола, ни стен, ни потолка, а лишь обрамляющие поверхности, испещренные множеством дыр – круглых, ровных, диаметром около метра. Тут и там от наружной обшивки вдоль сочленения пластин тянулись гибкие шланги или кабели из более темного вещества, раскрываясь на концах широкими глубокими чашами, похожими то на огромные тюльпаны, то на лилии с округлыми лепестками и несколькими усиками. Сквозь эту заполнявшую объем структуру, казавшуюся бесконечной, хрупкой и призрачной, точно астральное видение, просвечивал центральный стержень, массивный, длинный и как бы отлитый из черного граненого стекла, поглощающего свет. Вероятно, он пронзал корабль от носа до кормы, если здесь были такие понятия.

– Тебе хотелось взглянуть на двигатель? – Зибель притронулся к локтю Асенова. – Кажется, это он и есть. Та черная труба.

Ксенолог кивнул:

– Согласен. Раз труба, значит, контурный привод, и значит, они перемещаются в Лимбе. Вот только как рассчитывают направление и длину прыжка? Я не вижу…

– Экранов, молекулярных чипов, датчиков, сенсоров и так далее? – с усмешкой прервал его Зибель. – Накрытого столика тоже нет, и нет фанфар в честь нашего прибытия. Это не люди, Иван, не забывай! Не люди, а существа совсем иной природы.

– Ты это мне говоришь? Ксенологу? – Усмехнувшись в свой черед, Асенов задрал голову и уставился на хрустальные пластины. – Вытягивая свои тела, они, очевидно, могут перемещаться через эти отверстия… но, разумеется, в невесомости… а полусферические конструкции на темных жгутах или жилах похожи на органы управления… Ты как считаешь, капитан?

– Никак. Я только фиксирую обстановку и выводы специалистов.

Коркоран коснулся камеры на своем плече. Но, против воли, в его сознании возникла ясная, четкая картина: огромные черви быстро и плавно скользят в хрустальном лабиринте, то сжимаясь в белесый комок, то вытягиваясь в длину на десять-пятнадцать метров, склоняются над чашами-тюльпанами, суют в них безглазые головы, а может, хвосты, и замирают, став единым, способным к действию, одаренным разумом существом. Он почти не сомневался, что это не игра фантазии, а отзвук реальности; его уверенность подкреплялась тем, что видение походило на Сон, только промелькнувший наяву. Правда, оснований для него в генетической памяти не было и быть не могло – трудно поверить, что какой-то его предок наблюдал живых сильмарри, да еще в их корабле. Вероятно, его наследственный дар не ограничен Снами и ментальным восприятием, а способен к чему-то большему…

В руках Хельги Сван защелкал анализатор.

– Тут есть атмосфера, но разреженная, – сказала она. – Азот, окись углерода, метан, инертные газы и органика… странная органика, прибор не может ее определить… Их пища?

Она взглянула на Зибеля, но тот лишь пожал плечами:

– Возможно. Не знаю. У нас мало информации, только из тех источников, о которых я сказал. О сильмарри вообще мало известно. К примеру, лоона эо, наши друзья-приятели, ничего о них не ведают и не стремятся что-то узнать. Просто пропускают их через свой сектор и никогда не конфликтуют с червяками,

– Выходит, нам повезло, – сказал Асенов. – У нас большой материал для изучения – целый корабль, наверняка покинутый.

Клаус Зибель хмыкнул, бросил взгляд на Коркорана, но тот едва заметно покачал головой – мол, ничего не чувствую, не ощущаю.

– Ошибочное заключение, Иван. Сильмарри не покидают своих кораблей, ибо нет у них другого мира, иного пристанища. Они галактические странники… В каждом корабле – семейная ячейка, и если мы как следует поищем, то найдем ее.

– Мне что-то не хочется их искать, – побледнев, выдавила Хельга Сван. – Пожалуй, я принесу из катера свои приборы и займусь анализами.

– Разумно. Ну а мы все-таки поищем.

Зибель оттолкнулся носком башмака и проскользнул в отверстие в косо нависавшей переборке. Коркоран и Асенов поплыли следом, то придерживаясь о закраины дыр, то подпрыгивая на прозрачных пластинах, оказавшихся не твердыми, а гибкими и упругими, как полотнище батута. Они поднимались и опускались, минуя камеру за камерой, прослеживая направление темных жил, заглядывая в полусферические ниши, усеянные присосками, – возможно, то были контактные устройства. Казалось, Зибель знает, куда их вести, и, следуя за ним, Коркоран вдруг начал понимать, что эти камеры-отсеки странных форм и различных размеров, небольшие, точно кают-компания на «Литвине», или величиною с трюм, вовсе не являются, как у людей, местом локального обитания, комнатой или каютой, где кто-то работает или живет. Таким пространством был сам корабль, а эти прозрачные упругие поверхности играли ту же роль, что нити паутины, давая опору телам обитавших в пей существ и линиям связи, что соединяли их друг с другом и, вероятно, с поверхностью корабля, двигателем, шлюзами и прочей машинерией. Озарение пришло к нему внезапно, как и мысль о том, что все это судно, и наполняющая его паутина, и шахта гиперсветового привода, и чаши, подобные цветам, являются скорее биологическими объектами, а не устройствами из металла, керамики, пластика.

Откуда он это узнал? Вопрос не праздный, однако оставшийся без ответа. Знание не могло объяснить само себя.

Они продвинулись метров на двести от шлюза, когда Зибель остановился и, призывая к вниманию, поднял руку. Гибкая пластина под их ногами сочленялась еще с пятью или шестью – они шли наклонно, образуя некое подобие пирамиды в три человеческих роста; в соседних камерах такой же величины на концах темных стеблей распускались чаши-лилии, а наверху маячила граненая поверхность разгонной шахты – как показалось Коркорану, самый интересный объект в ближайшем окружении. Но Зибель глядел вниз, туда, где простиралась обширная полость, днище которой было затянуто белесоватым туманом. Присмотревшись, Коркоран заметил, что эта облачная масса словно бы распадается на отдельные фрагменты, то вытянутые в длину, то свернутые кольцами, как если бы мгла была зернистой, составленной из отдельных, довольно больших частиц. Они, все трое, плавали в невесомости над этим образованием, словно пассажиры взмывшего над облаками стратолета.

В шлеме, донесенный рацией, раздался шумный вздох Асенова.

– Вот они какие… целая стая или стадо… не меньше нескольких сотен…

– Не стая и не стадо, а семейная ячейка, – возразил Клаус Зибель. – Разумное существо, коллеги. Достаточно разумное, чтобы переселиться в космос, когда на Земле кроманьонцы выслеживали мамонтов у подножия вюрмских ледников[26]. Создания, отринувшие твердь планет и сотворившие свой мир таким, как им хотелось. – Зибель оглянулся и плавно повел рукой. – Не стремящиеся к контакту с другими расами, не агрессивные, не воинственные, если их не задевать. Но если кто-то их ущемляет, уничтожает корабли или препятствует их движению… Словом, лучше этого не делать.

– Отринувшие твердь планет… – задумчиво повторил Асенов. – Ну, в этом они не оригинальны, лоона эо тоже обитают большей частью в космосе. Хотя, конечно, поселения лоона и это лежбище гусениц… – Он уставился вниз, потом метнул тревожный взгляд на Коркорана. – Пол! Ты снимаешь, Пол?

– Каждую мелочь, – успокоил его Коркоран, разглядывая сбившихся в огромную кучу хозяев корабля. – Хотел бы я знать, что это с ними. Полная неподвижность, инертность, отсутствие связи с внешним миром, ни чувств, ни мыслей, ни реакции на вторжение… Спят? Залегли на зимовку? Или умерли?

– Заняты важным безотлагательным делом: ожидают потомство, – объяснил Зибель. – Они очень уязвимы в такой момент. Но, как было сказано, лучше их не трогать. Закончится этап воспроизводства, и они исчезнут, уйдут тихо-мирно, никого не беспокоя. Так и доложи Врбе и Диксону.

– И это все?

– Ну почему же… Теперь мы знаем о них немного больше – твои записи, анализы, которые делает Хельга, и наши общие наблюдения. Люди в Галактике новички, можно сказать чечако, и главная для нас проблема – выяснить, кто представляет угрозу, а кто нет. В чем бы ни заключалась цель существования сильмарри, людьми они не интересуются. В этом я полностью уверен.

– Они воюют с фаата, – заметил Коркоран.

– Воюют. И как ты думаешь, кто первый начал? – Краешек рта у Зибеля приподнялся – то была не усмешка, а лишь намек на нее. – Вот что, коллеги, давайте-ка выбираться отсюда. Нехорошо подглядывать в чужой спальне.

Сквозь бесконечную череду отверстий они поплыли к Хельге Сван и сиявшему у шлюза прожектору.

«Коммодор Литвин» поджидал эскадру за орбитой пятой планеты. Идти к Гондване было лишней тратой времени; крейсера, освободившись от грузов, двигались к периферии системы, чтобы совершить последний в этом походе прыжок. Любое место подходило для погружения в Лимб, но точку старта обычно выбирали подальше от звезды – при сильных полях тяготения область финиша размывалась. Искусство навигатора состояло в том, чтобы попасть на окраину звездной системы и чтобы группа кораблей, стартующих совместно, не оказалась разбросана на световые месяцы. Контурный привод сделал возможным полеты на очень большие расстояния, но наведение на цель требовало сложных вычислений с поправками на все мешающие факторы. Задача упрощалась, если точка старта находилась подальше от центрального светила и планет, где-нибудь в районе облака Оорта.

Итак, «Литвин» ждал, зависнув в темной холодной пустоте, экипаж отстаивал вахты, специалисты – Зибель, Асенов и Хельга Сван – просматривали записи, сделанные на корабле сильмарри, а капитан предавался раздумьям. Что-то происходило с ним, рушились некие стены в сознании, падали барьеры, раскрывались двери; незримый ментальный поток сносил обломки препятствий и увлекал его с собой, все дальше и дальше, быстрей и быстрей – но куда?.. Этого он не знал, но относился к свершавшимся переменам без страха. Такое уже было – в детстве, когда он начал ловить обрывки мыслей, воспринимать эмоции, сопереживать, попадая против желания и воли в метапсихический резонанс с чужими разумами. Тогда он испугался и, если бы не Клаус Зибель, жил бы в ужасе долгие месяцы, возможно – годы… Тогда, в детстве! Но теперь он был зрелым человеком, и перемены вызывали не испуг, не ужас, а любопытство.

В чем состояла их причина? Возможно, он достиг подходящего возраста, в котором новая мутация стала неизбежной; возможно, этот полет к Новым Мирам явился чем-то вроде пускового механизма – сам полет или то необычное, странное, что он увидел на корабле сильмарри. Его способность к восприятию ментальных образов как будто не усилилась, и Сны посещали его с прежним постоянством, однако начал проявляться новый дар: предметы, веши, окружающая обстановка вдруг заговорили с ним. Их голос был тих, видения то смутны, то отчетливы, но кратковременны, как вспышка молнии в ночи. Первый раз – хрустальный лабиринт и гибкие тела сильмарри, скользящих в сумеречном пространстве, затем другие миражи, являвшие то маму, то Йо, то дядю Павла, но приходили они не такими, как на портретах и фотографиях, а в эпизодах и ситуациях, которых в памяти Коркорана не было и быть не могло. Скажем, в тесной и темной каморке: мама опирается о стену, Йо склонилась над ней, а дядя Павел, словно защищая их обеих, стоит, закованный в боевой скафандр. И все они молоды, как будто время обратилось вспять, вернув их снова пленниками на звездолет фаата…

Эскадра миновала третий пояс астероидов и ожидалась через сутки. Утреннюю вахту несла Селина Праа; на корабле и в его окрестностях царило нерушимое спокойствие. Сменившийся с дежурства Коркоран, прищурив глаза и вытянув ноги, сидел в каюте Зибеля. Она была такой же крохотной, как его собственная, капитанская, но вместо дублирующих пультов здесь находился узкий длинный стол с парой голографических проекторов, стопкой книг, покетпьютом и растянутым над ним пленочным экраном. Стол украшала какая-то безделушка, похожая на крохотного осьминога из разноцветной пластмассы или стекла. Видимо, этот сувенир был дорог Клаусу – его защищал полупрозрачный колпак, гасивший цвета и размывавший контуры.

– Это все? – спросил Зибель.

Коркоран кивнул. Взгляд его то и дело возвращался к безделушке под колпаком, порождавшей вспыхивающую на мгновение картину: что-то завернутое в ткань на узкой, с четырьмя пальцами ладони. Рука лоона эо, автоматически отметил он.

– Интересные вещи ты рассказал… – На переносье Зибеля прорезалась глубокая морщина. – В прошлые века это называли ясновидением. Прикосновение к предмету раскрывало судьбу его хозяина – ну, например, взяв в руки ботинок, снятый с трупа, ясновидец мог изобличить убийцу. Конечно, чушь, ерунда! Но занимательно.

– Изобличать мне некого, – промолвил Коркоран. – С трупами у нас напряженка, и эта новая моя способность мне не подчиняется.

– В том смысле, что ты не можешь ею управлять?

– Да. Мелькают всякие странные эпизоды, но исключительно по своему желанию… – Он протянул руку к штуковине под колпачком. – На каракатицу или осьминога похоже. Позволь взглянуть?

– Нет. – Клаус отодвинул колпак подальше, за голопроектор. – Вещица не из тех, которые разглядывают. Как-нибудь я тебе объясню, в чем ее секрет, а сейчас, будь добр, повтори, что ты видел в корабле сильмарри. Под запись, со всеми подробностями.

Коркоран повторил. Затем поискал глазами «осьминога», убедился, что его не видно за корпусом проектора, и, насупившись, буркнул:

– Все у тебя тайны, Клаус, даже стекляшка на столе, и та секретная. Не говоря уж о тебе самом.

Тонкие губы Зибеля дрогнули в усмешке.

– Такая служба, Пол. Мы оба, ты и я, личности таинственные. Ты человек наполовину, а я… – он снова улыбнулся, – я, быть может, вообще не человек.

С минуту Коркоран молчал, обдумывая это заявление. Шутка, розыгрыш? Но, несмотря на усмешки Зибеля, ни шуткой, ни розыгрышем тут не пахло. Определенно не пахло! Наоборот, он ощущал некую твердую решимость, словно его другу надоело притворяться. Казалось, маски, скрывавшие лицо, душу и разум Клауса Зибеля, были готовы спасть.

Какая-то мысль билась в сознании Коркорана, словно он прозревал уже сущность, спрятанную под всеми масками.

– Сильмарри, – медленно вымолвил он, – сильмарри… ты слишком много знаешь о сильмарри. Откуда, Клаус? Йо о них точно не говорила. Вся информация – в отчетах Литвина, и я ее неплохо помню, в отличие от Асенова. Есть там про коллективный разум, про вражду с фаата и про корабль, уничтоженный в зоне Юпитера. Еще описание внешнего вида, без указания размеров… Больше ничего.

– В самом деле? – Зибель с иронией приподнял брови. – Ну, и чего там нет?

– Ни слова о том, как попасть в их корабль, о механизмах, чувствительных к теплу, о кожном питании сильмарри, об их воспроизводстве и странствиях в Галактике, – перечислил Коркоран. – Ты мне, Клаус, очки не втирай, я тебе не простодушный Асенов! Этого нет в отчетах и быть не могло – думаю, по той причине, что ни один фаата не видел живого сильмарри.

– Фаата не видел, но мы – я про Секретную службу говорю – куда любопытней. Это ты учитываешь, Пол? Может быть, сильмарри мы встретили не в первый раз, только не все об этом знают. Не каждый офицер космофлота, скажем так.

– Ксенологи были бы в курсе… и Врба… – Коркоран смолк на секунду, потом, улыбнувшись, коснулся пальцами виска. – Кого ты хочешь обмануть, Клаус? Телепата? Ты закрыт, я не воспринимаю твои мысли, но вот эмоции – другое дело, их за барьер не упрячешь… И если уж начистоту, не попадались мне люди, умеющие ставить ментальный блок. Никто и никогда, кроме одного сотрудника Секретной службы!

Зибель рассмеялся, но взгляд его был серьезен, даже печален.

– Ну, будем считать, что ты меня разоблачил. Может быть, не сегодня, а давным-давно, и если так, я ценю твою деликатность. Но мир движется вперед, вращаются колеса судеб и, независимо от нашего желания, подталкивают к этому или к тому… Когда-нибудь такой разговор должен был случиться, так почему не сейчас? Время вполне подходящее, особенно если представить, что нужно коммодору.

– Врбе?

– Да. Что ему нужно от тебя, зачем на твой корабль погрузили модуль, и для чего ты в этой экспедиции… Ты думал об этом?

– Вообще-то я парень догадливый, – сказал Коркоран.

– Не сомневаюсь. Ну, смотри!

Зибель потер лицо ладонями, и его черты вдруг стали расплываться, лоб и щеки потемнели, нос сделался шире, с глубоким вырезом ноздрей, губы оттопырились, а волосы, темные, как ночь, завились тугими кольцами. Хотя Коркоран был готов к чему-то подобному, он невольно вздрогнул и в изумлении приоткрыл рот. Магия, чертовщина! Над щуплыми плечами Зибеля торчала голова гиганта-негра – крупный череп, кожа цвета шоколада, мощные надбровья, выступающие скулы… Этот человек был еще молод и удивительно красив, красив той благородной красотой, какую дарила своим сыновьям Черная Африка.

– Кто? – прохрипел Коркоран. – Кто?

– Умконто Тлуме, дипломат, бывший представитель Свободной Территории Зулу в Совете безопасности. Именно так записано в досье Гюнтера Фосса, в секретном документе номер 112/56–AD… На Фосса хочешь посмотреть? Или на Роя Банча, Лю Чена, Николая Кривина? Есть и другие фигуранты… Показать?

Коркоран с шумом выдохнул воздух.

– Хватит, пожалуй. Я, конечно, не совсем человек, но для любой из моих половин зрелище жутковатое. Могу я попросить… да, так хорошо. Негр из тебя красивый, но к Клаусу я все-таки привык.

– Насчет половинки человека я пошутил, – с серьезным видом произнес Зибель. – Прости, если это тебя обидело. Что земляне, что фаата – люди, и сам ты – лучшее тому свидетельство. А я… даже я… вроде бы стал человеком. Почти.

Они сидели в тесной каюте небольшого корабля, заброшенного на окраину звездной системы Гондваны, смотрели друг на друга и улыбались. Потом Коркоран спросил:

– Расскажешь, Клаус?

– Расскажу. Это, Пол, долгая, очень долгая история…