"Дзен в большом городе" - читать интересную книгу автора (Стрельцова Маша)

Глава девятая

К Женьке нас попытались не пустить. И время было неприемное, и вообще к нему пускали только родственников, коими мы не являлись.

«То, что ты невеста — у тебя на лбу не написано, много вас тут таких ходит!», — объяснила мне неприветливая усатая тетенька. Пришлось рассовать взятки.

Вскоре мы уже стояли около тела Женьки. В крошечной палате еле помещалась кровать, на которой он лежал, опутанный проводками капельниц.

Это было именно тело. Пустая оболочка. Холодная, неподвижная. Неживая. Черты лица заострились, иссушились, словно кто-то отжал из кожи влагу и лишил красок. Казалось: тронь — и на пальцах останется след серого пепла.

— Женечка…, — оторопело прошептала я.

— Черт! — Алекс рывком снял куртку, сел прямо на пол около кровати и велел мне: — Магдалина, прикройся ветошью и …

— Не отсвечивай, поняла.

— …и никого не пускай. Ни под каким предлогом. Ясно?

Я посмотрела на Женьку, ощутила кожей что-то темное, притаившееся рядом, и внезапно содрала со своей шеи крестик.

— На время даю, это оберег, — вздохнула я, одевая его на Тау.

Сама-то как-нибудь отмашусь, я же ведьма, а вот у него таких талантов нет, еще отвечай потом за него.

Тот молча кивнул, уселся прямо на пол перед Женькиной кроватью, взял его руку в свою — и замер.

Минуты текли, а я сидела как мышка и пристально вглядывалась в лицо Алекса, пытаясь понять, как там протекает процесс. Я видела, как расслабленно разгладились его черты, видела, как безмятежность надежно укрыла от меня все, что происходит там, куда он ушел.

Ни разу он не пошевелился, сидел в позе лотоса с идеально прямой спиной, бесстрастный и отсутствующий.

Я мучалась от неизвестности и нетерпения. За окном сумерки плавно сменились чернильной тьмой, зажглись фонари, а Алекса все не было. Пару раз пытались зайти медсестрички, я молча высовывала им руку с купюрой и ободряюще улыбалась.

В одиннадцать часов я не выдержала. Осторо-ожно села около Алекса, коснулась его руки, там, где она соединялась с Женькиной — и сначала даже не поняла истины. Просто до меня не дошло, что Алекс стал таким же… серым и холодным, как и Женька.

Нахмурившись, я коснулась его щеки рукой, провела — и с ужасом увидела, как на пальцах остался серый след от пепла.

«Мама», — потрясенно сказал внутренний голос.

И тут Алекс открыл глаза.

— Слава Богу, ты жив! — облегченно вздохнула я и осеклась об его взгляд. Темно-карие, почти черные глаза под тяжелой складкой верхнего века смотрели на меня как-то очень… мертво. Это были глаза человека, которому неведомы более земные страсти и эмоции. Глаза человека, который легко разорвет котенка, не потому, что жесток, а потому что не знает что такое жестокость. Потому что …

— Эт-то мое, — его губы шевельнулись, трещиной зазмеились на неподвижном сером лице.

— Алекс, ты чего? — настороженно спросила я. — Я тебя боюсь, имей в виду.

— Эт-то мое, не тронь, — прошипел он, я внимательно вгляделась в его глаза, припорошенные пеплом — и замерла от ужаса, ибо поняла…

«Идиотка, это же не он!!! — заверещал внутренний голос. — Это мертвый!!!»

… что я подставилась как никогда в жизни. Серая аура — аура мертвого. Но ведь он живой, черт побери, как такое быть может???

«Делай же что-нибудь!!!»

Ме-едленно, не отрывая от него взгляда, я попятилась назад, контролируя каждое движение, чтобы не насторожить, не разъярить это.

Я не заметила его движение, настолько оно было молниеносным. Миг — и ледяная рука Алекса метнулась к моей лодыжке, дернула — и я повалилась на пол.

Словно куклу, он легко подтащил меня за ногу к себе, склонился и легко разорвал высокий воротник джемпера. Изучающее провел пальцем вдоль сонной артерии, парализуя могильным холодом мое тело — и равнодушно сжал горло, словно прикидывая, сумеет ли он его обхватить одной ладонью.

И все это произошло между одним моим вздохом и выдохом, я даже не успела закричать.

А потом мертвые пальцы с силой сжали мое горло, потянулась и вторая рука помочь меня придушить, и я поняла — игры кончились.

Лицо его было близко-близко, от него несло студеной осенней землей да кладбищенскими елями, но я не колеблясь закрыла глаза, дернулась навстречу ему и коснулась серых пепельных губ.

«Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка», — медленно читал в это время внутренний голос Песнь Песней, пытаясь разбудить в моей душе столь необходимую нежность…

Невыносимо обожгло холодом, мир качнулся, заскрипел пепел на зубах, но я лишь вскинула руки и сцепила за его спиной. Чтобы ничто не помешало мне его целовать.

«Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне».

Я согревала его губы своими, я капала на них крепкой настоянной нежностью, что хранила в сердце для любимого, я проливала на них мирру и елей.

«Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных, прекраснейшая из женщин? Чем возлюбленный твой лучше других, что ты так заклинаешь нас?»

Нечто разъяренной кошкой зашипело, забилось в его теле, и несдобровать бы мне, но губы его вдруг слабо подались под моими, ответно шевельнулись, а значит — душа возвращалась в тело.

«Уста его — сладость, и весь он — любезность. Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой, дщери Иерусалимские!»

«Метод мертвой царевны» — так называется это.

Если душа недавно покинула тело и оно невредимо, самый простой способ вернуть ее в тело — хорошенько поцеловать. Чтобы вскипели гормоны в крови тысячью пузырьков, чтобы душа затрепетала от неги — и вернулась.

Основной инстинкт, сэр.

«Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь», — мерно шептал внутренний голос, и нечто взбесилось.

Оно вскинулось на дыбы, зашипело, руки Алекса хлестали меня, выдирали волосы, кидали к стене. Я не сомневалась, что сам Алекс, японский воин, меня бы сломал, коль захотел. Но это дралось слишком обычно, яростью компенсируя силу и умение. К счастью для меня, оно не использовало шикарный потенциал Алексова тела.

Краем глаза я увидела, как распахнулась дверь, как вбежали медсестрички, закричали…

«Ты заплатишшшь», — бешено прошипел голос у меня в голове, Алекс на миг замер, перестав меня бить, а после — вздохнул и одним движением отстранил меня от себя.

— Алекс? — настороженно спросила я, вглядываясь в его глаза. Нормальные такие глаза, цвета расправленного шоколада. И никакого пепла.

— Да, теперь я, — слегка растерянно отозвался он.

— Вы что, места другого не могли найти? — напустилась на нас пожилая медсестра с усиками над верхней губой.

— Любовь нечаянно нагрянет, блин! — любезно объяснила я, потирая шею и глядя на Алекса. — Вы уж простите нас, не со зла.

— Выйдите, — коротко рявкнула она, указав на дверь.

Мы не преминули воспользоваться ее советом. Внизу, в больничном холле, села на подоконник и нервно спросила:

— Это что было?

Он посмотрел на меня и раздельно сказал:

— Без понятия.

— Опиши, что произошло в твоей медитации.

— А смысл? Ты же все равно в этом не разбираешься.

— Да перестань ты препираться! — закричала я. — Я вообще-то тебя спасла, если до тебя не дошло!

— Не ори на меня, — холодно сказал он и пошел к выходу.

Я мгновенно соскочила с подоконника, догнала его и просительно заныла:

— Алекс, ну как ты не поймешь, тут же вопрос жизни и смерти для Женьки.

— Дура, он уже умер.

Я остановилась, нахмурилась и внимательно посмотрела на него:

— Что ты сказал?

— Он умер, Магдалина. Ему не помочь.

— Не может быть, — покачала я головой. — Нет. Нет, Алекс, ты ошибаешься! Все же нормально — дух в отличной форме, тело тоже. Все работает. Надо только их соединить.

— Магдалина, нет около его тела духа, а значит — все кончено. Пойми это. Я искал его тщательно, но нашел только…, — он запнулся, не зная как это назвать.

— Это был мертвый, — с отсутствующим видом сказала я. — То, что выкинуло твою душу и заменило собой.

— Откуда знаешь?

— По ауре твоей увидела.

— А ты кто вообще такая?

— Ведьма, — я холодно посмотрела на него. — Профессиональная.

— Смеяться можно?

— Лучше скажи другое. Мертвый тот — это часом не Женька? Он же умер, как ты говоришь.

— Чушь, — скептически скривился он. — Если бы около тела в астрале был и родной дух — их бы как магнитом притянуло, и проблемы бы не было.

— Значит, какой-то другой мертвый?

— Тебе виднее. Ты же у нас ведьма.

— Слушай, смени свой издевательский тон, а?

— Магдалина, ты втянула меня в какую-то непонятную историю. Какая-то дрянь была в моем теле. И теперь ты хочешь, чтобы я был максимально серьезен? — насмешливо спросил он. — Я же тогда просто шизанусь. Стану таким же придурком как ты.

— Настоящие мужчины не бросают девушек в беде, — с обидой сказала я. — К тому же Женька еще и твой друг. Мог бы и помочь.

Он усмехнулся, достал листок бумаги, накарябал там цифры и подал мне:

— Мой телефон. Если что — звони.

— А ты куда сейчас? — как-то тоскливо спросила я.

— В кино.

— Так ведь поздно.

— Для ведьмы ты удивительно занудлива…

— Ты как со мной разговариваешь!

— … но целуешься классно, — закончил он фразу, наклонился и чмокнул в щечку. — Пока, Магдалина. Звони. Но не слишком часто.

А в ладонь мне лег крестик на старой вытертой веревке.

Я молча смотрела, как он развернулся, как со стуком закрылась за ним выкрашенная голубой краской больничная дверь и поняла одну вещь: я его ненавижу.

Женька вышел у меня из-за спины, сел на подоконник и безмятежно посмотрел на меня:

— Я все слышал.

— Твой друг — хам, — отрешенно сказала я. — Хам и грубиян.

— Магдалина, ты просто его не понимаешь, — спокойно ответил он. — Послушай одну историю. Любой странствующий монах мог остановиться в дзенском храме при условии, что он будет победителем тех, кто живет в этом храме. Если же он будет побежден, ему придется уйти. В одном храме на севере Японии жили два брата монаха. Старший брат учился, а младший был дурачком, да и к тому же еще и одноглазый. Однажды к ним зашел странствующий монах и попросился переночевать, предложив, в соответствии с обычаем, побеседовать о возвышенном учении. Старший брат, уставший от занятий за день, велел младшему выступить вместо себя. «Пойди и потребуй разговора в молчании», — научил он его. Итак, младший брат и странник пошли к святыне и сели. Вскоре странник поднялся, подошел к старшему брату и сказал: «Твой младший брат удивительный парень. Он победил меня». «Перескажи мне диалог», — попросил старший брат. «Сначала, — сказал странник, — я поднял один палец, символизируя просветленного Будду. Тогда твой брат поднял два пальца, символизируя Будду и его учение. Я поднял три пальца, символизируя Будду, его учение и его последователей, живущих гармонической жизнью. Тогда твой брат потряс сжатым кулаком у меня перед лицом, указывая, что все три произошли из одной реализации. Таким образом он победил, и я не имею права оставаться здесь».

— Слушай, к чему ты мне это рассказываешь? — устало сказала я.

— Ты послушай дальше, — мягко улыбнулся он. — Странник ушел, и тут вбежал младший брат. «Где этот парень?»— спросил он. «Я понял от него, что ты победил в споре». «Ничего я не победил. Я хочу поколотить его». «Расскажи мне, о чем вы спорили», — попросил старший брат. «Ну, минуту он смотрел на меня, потом поднял один палец, оскорбляя меня намеком на то, что у меня один глаз. Так как он странник, то я подумал, что мне надо быть повежливее с ним. Поэтому я поднял два пальца, поздравляя его с тем, что у него два глаза. Тогда этот грубиян и негодяй поднял три пальца, намекая на то, что на нас двоих у нас только три глаза. Тогда я взбесился и стал колотить его, а он убежал. На этом все кончилось». Понимаешь, Магдалина? Люди часто домысливают друг за друга. Тау вовсе не мерзавец, просто ты его не захотела понять с его точки зрения.

— Расскажи теперь эту историю ему, — сухо посоветовала я и поехала домой.