"Дзен в большом городе" - читать интересную книгу автора (Стрельцова Маша)

Глава восьмая

Настоящие японские воины стояли около входа в додзё — именно так назывался их зал для тренировки. Стояли неподвижно, словно статуи Будды, сосредоточившись и уйдя в себя. Одеты они были несколько необычно. В моем сознании прочно утвердилось представление, что все парни, занимаясь восточными боевыми искусствами, носят белое кимоно, и так оно отчасти и было. Однако большинство присутствующих буси были облачены в рубашки с закатанными по локоть рукавами и какие-то странные широченные брюки, похожие на юбки.

Я внимательно вглядывалась в их лица и поражалась тому, насколько же они прекрасны. Не в обычном понимании этого слова, не все лица были совершенны. Но была в их чертах некая суровая одухотворенность и умиротворенность, отсветом ложившаяся на их лица.

В этот момент мне вспомнилось, как однажды я работала для одного российского олигарха, ставила ему годовую охранку. После обряда он пригласил меня осмотреть его владения. В память врезалась его конюшня — нереальная чистота, запах свежеструганного дерева, сена, и умные лошадиные глаза. Я ходила от одного скакуна к другому, и поражалась их стати и грациозности. А потом я увидела ЕГО.

Черный, как ночь, с белой звездой во лбу, он в этой элитной конюшне смотрелся как драгоценный камень среди прибрежной гальки. Все в нем кричало о его исключительности — наклон головы, стать, взгляд, сила, что волнами расходилась от него. Немыслимая грация породы.

Я, не имеющая никакого понятия о лошадях, сразу поняла, что вот это стоит больше всех остальных жеребцов в конюшне, вместе взятых. Позже я узнала, что это был чистокровный арабский скакун, и он действительно стоит около миллиона долларов.

Так вот, эти парни здорово напомнили мне того скакуна. Спокойные, грациозные и породистые. Никакой суеты и лишних движений.

Женька стоял среди них, такой же неподвижный и бесстрастный. Светлая челка ложилась на прикрытые веками глаза, и хотела б я знать — о чем он сейчас думает?

Пригласили в додзё. Они вошли, а я мышкой скользнула за ними и осмотрелась. Противоположная сторона была полностью зеркальная, у стены слева между окон стояло нечто вроде алтаря с изображением мужчины с японскими чертами и безмятежной мудростью в глазах.

Женька все так же держался около парней, так же как они спокойно и без спешки поклонился на все стороны света. Вот только не замечали они его…

«Бо-оже, посмотри, как они это делают! — почтительно прошептал внутренний голос. — Посмотри, какая осанка…».

— Люди добрые, — растерянно спросила я. — Мне тоже кланяться, да?

Добрые люди, ушедшие в себя, особо на меня внимания не обратили.

А ко мне подошел мужчина среднего возраста, средней внешности и среднего роста и улыбнулся:

— Здравствуйте. Вы Магдалина, я так понимаю.

— Магдалина, — тут же призналась я.

— Я Владимир Сергеевич, мы с вами говорили по телефону. Присядьте пока, посмотрите на тренировку, а потом мы поговорим, — он указал на лавку.

Женька все это время стоял около него, выжидающе склонив голову. Сэнсэй на него не обращал ни малейшего внимания.

— Владимир Сергеевич! — наконец он не выдержал, обратился к учителю, но тот, не замечая его, повернулся и пошел прочь.

В глазах Женьки метнулась растерянность, недоверие, он оглянулся на парней, пошел к ним…

— Тау, — тихо обратился он к шатену, чьи вьющиеся волосы были заплетены в косичку до лопаток. — Тау, твою мать! Ну ты что, меня не видишь???

Тот даже глазом не моргнул, ничто не отразилось на его бесстрастном лице.

— Жень, не надо, — шепотом позвала я его. — Пошли со мной на лавку. Не слышит он тебя…

— Ладно, друг, я тебе это припомню, — с обидой воззрился Женька на парня со странным именем Тау и пошел ко мне.

Мы сели на лавку, и шоу началось.

Миг — и они выстроились в ряд около зеркальной стены.

Сэнсэй подошел к алтарю и склонился в поклоне. Идеально ровная спина, четкие движения. А на алтаре — катана сэнсэя. На миг меня поразило ощущение, что не алтарю он кланяется, но духу своего оружия… Словно испрашивает у него позволения воспользоваться его силой.

— Это что за штука? — тихо спросила я у Женьки, на портрет дяденьки, которому так усердно кланялся сэнсэй.

— Это не штука, это сёмэн, что-то типа алтаря. На картине — Иидзаса Тёисай Иэнао, основатель Тэнсин Сёдэн Катори Синто рю.

— Это которому мальчик на ветке привиделся с перепо…

И осеклась под тяжелым Женькиным взглядом.

— Да, Магдалина, — очень вежливо ответил он. — Именно ему явилось божество Фуцунуси-но микото.

— Извини, — раскаянно пробормотала я.

«Есть вещи, которыми не шутят», — сухо сказал внутренний голос.

«Ты меня еще поучи жизни», — буркнула я.

Два хлопка — и снова поклон. Взяв с сёмэна катану, сэнсэй вернулся в центр зала, сел лицом к ученикам, положив оружие за спиной.

— Сейдза, — скомандовал высокий парень в брюкоюбке, и ученики опустились на пятки.

— Это Олег, старший ученик, — ответил Женька на мой вопросительный взгляд. — А раньше я командовал…

— Ну, ты не переживай, — ободряюще улыбнулась я. — Все еще будет, накомандуешься.

Он хмыкнул и отвернулся.

— Слушай, а что это за штанишки-то у них такие странные? — шепотом спросила я, указывая на парней в брюкоюбках.

— Хакама, — мрачно ответил он. — Ее только старшие ученики носят, у которых черный пояс есть. Видишь, он там проглядывает?

— Тот самый черный пояс? — не поверила я. Ох, как же я много слышала об этом — но ни разу не видела.

— Тот самый, да.

— А у тебя есть?

— Конечно, — кивнул он и приосанился.

— Круто, — присвистнула я и вмиг его не по-детски зауважала.

Ангел-хранитель с черным поясом и катаной — девчонки определенно умрут от зависти!

А сэнсэй снова развернулся к сёмэну, сказал что-то на японском и поклонился. Его ученики, исполненные душевного равновесия, повторяли каждое движение своего сэнсэя. Что-то было нереально-мистическое в этом моменте. Я поймала себя на том, что внутренне собралась сама, будто прикоснулась к невыразимо мудрому таинству. Я не знала, что это было. Тайна оружия? Тайна победы? Или тот самый непонятный дзен?

Но я определенно как ведьма почуяла эту силу, что маревом повисла в додзё, окутала парней и отразилась тысячелетней мудростью в их глазах.

И я сама не поняла, как так получилось, что голова моя склонилась в поклоне перед этим…

Шелест хакама учителя нарушил нереальную тишину, встрепенулась я, поднялся из поклона сэнсэй. Сидя, он развернулся к ученикам, перебрасывая колено, и я опять этим залюбовалась — очень уж красиво у него получилось. Снова резкая и короткая команда, церемонный поклон ученикам, их ответный поклон — и вот сэнсэй встает.

«Все как у взрослых, — хмыкнул внутренний голос. — Прямо японские церемонии».

«И не говори», — согласилась я.

— Тате! — скомандовал старший ученик, встают и самураи, и начинается тренировка.

Катаны из дерева в руках буси четко и резко наносят удары незримому противнику, а в глазах — сосредоточенность и драйв.

— Что так некруто? — хмыкнула я, стряхивая наваждение. — Деревяшки какие-то.

— Не деревяшки, а боккены, тренировочное оружие. Не задавай глупых вопросов, ладно?

— Ну не смотрится, Жень, хоть ты деревяшкой, хоть боккеном назови.

— Это иай-то, Магдалина. Железные катаны будут только на иай-дзюцу.

Сэнсэй прошел совсем близко от нас, и мы замолчали.

— Ровнее руку держи, — поправил Владимир Сергеевич ученика.

Катана этого парня точно от середины лба описала изящную дугу, он сделал шаг вперед, как будто шел по четко очерченной линии.

— Молодец, — похвалил учитель.

Почти не двигаясь по залу, сэнсэй видел каждого ученика, и подходил к ним лишь тогда, когда движения не были верными. Поправлял он до тех пор, пока рука ученика не начинала двигаться правильно, ноги не занимали нужной, тысячелетиями выверенной позиции. Правда, это было нечасто. Старшая группа, все уже умные, не первый год катану в руках держат.

Короткая команда — и вон уже буси выстроились около противоположной стены, взмахнули боккенами, стремительно ринулись ко мне. От них шла такая волна силы, что я пискнула, вжалась в стенку и принялась читать молитву — говорят, здорово помогает при переходе на небеса. При этом я очень радовалась, что прибьют меня сейчас мгновенно, со знанием дела, так что больно не будет. Вот тут я и вспомнила всю свою никчемную жизнь и от души пожалела бедного Женьку, которого теперь некому будет спасти.

«Ну, кирдык тебе пришел, покойся с миром, дорогая», — судорожно вякнул голос, я быстро закрыла глаза и зашептала молитву. Помогает, говорят, в случае перехода на небеса.

В метре от меня топот на мгновение стих. Я осторожно открыла один глаз. Буси, оказывается, уже развернулись, и теперь возвращались обратно тем же манером.

«Уберег Господь, надо завтра пожертвование сделать на церковь», — нервно сказал голос.

— Это что бы-ыло? — простонала я.

— Йоко-мен, — любезно подсказал Женька.

— Чего?

— В этой части отрабатывается боковой удар йоко-мен. А сейчас будет иай-дзюцу, смотри.

Парни взяли боевые катаны, сели на корточки, преклонив одно колено. Поправили ножны, расправили веревочки, которыми крепили их к поясам. И началось это…иай-дзюцу. Сосредоточенный взгляд, будто перед ними стоит враг. Предельная концентрация. А потом они высоко подпрыгнули вверх, мгновенно выхватывая катаны из ножен, и громко крикнули! Катаны описывают в воздухе четкую дугу — и все…

Враг покрошен на бульонные кубики.

В тот момент они были похож на леопардов на охоте. Затаились — приготовились — сжались пружиной — резко взмыли вверх — настигли жертву! — и па-арубили ее. Снова преклоняется колено, убирается за пояс оружие, и снова они собираются перед тем, как взорваться в прыжке.

Боже, как же это было красиво…

Сэнсэй гортанно кричал кошмарные команды на японском, но я его уже не боялась. Слишком его лицо светилось одухотворенностью и пресветлой силой.

«Чистота от него прет, вот что я тебе скажу, — внезапно прошептал внутренний голос, — Он словно родник с хрустально-чистой водой в заповедном лесу. Придите ко мне, страждущие — и я напою вас, утолю вашу жажду и вашу печаль».

«Точно», — медленно согласилась я, во все глаза следя за сэнсэем.

Разум еще пытался мне указать на то, что это просто обычный мужчина лет тридцати пяти, с коротко стрижеными волосами и обычным лицом, но я уже ничего этого не замечала, с неким восторгом ловя отсветы той самой непостижимой силы в его глазах.

— Магдалин, — скучным голосом сказал Женька. — Если ты и дальше так будешь смотреть на нашего сэнсэя — я тебе голову отрублю. И остальные ученики будут стоять и мне аплодировать.

— Ревнуешь? — самодовольно отозвалась я, даже не став с такой радости указывать ему на то, что катану ему теперь не поднять.

Он посмотрел на меня как на дуру, ей-богу.

— Это наш сэнсэй, Магдалина. Мы за него — в огонь и воду, ясно? — припечатал он.

«Получила?» — ласково осведомился внутренний голос.

— А я что? — раздосадовано сказала я. — Я же просто смотрю. Он на моего дядюшку похож, только и всего.

— Вот и смотри на дядюшку. А у Владимира Сергеевича и девушка есть, она тебя сама как капусту порубит.

— Ну и нравы у вас тут, — несчастно отозвалась я.

Он промолчал, тоскливым взглядом наблюдая за своими друзьями.

Через полчаса буси были мокрые от нагрузки, лица их раскраснелись, словно они только вышли из сауны, и тогда же выяснилось, что это были еще цветочки.

Короткая команда — и они отложили боевые катаны, снова взяли деревянные и разбились по парам. Начались бои.

Боккен Тау описывает дугу — и …

— Алекс, не увлекайтесь, — останавливает его наставник, спасая противника Тау от неминуемой смерти. — Поединки между учениками запрещены. Вот представьте, вас убьют, а сэнсэй расстроится.

Тау, который оказался в миру Алексом, согласно кивает и кланяется, а сэнсэй оборачивается к единственной девушке, что тренируется с парнями:

— Катерина, ну что это за позиция испуганной мыши? Режьте его, пожалуйста. Путь к сердцу мужчины, да будет вам известно, лежит через ребра!

«Госсподи, чему их тута уча-ат», — простонал внутренний голос.

А буси тем временем продолжали тренировку. Парный бой на самом деле не выглядит красиво. Если представить себе, что в руках у них боевые катаны и кто-то из них должен быть убит, то приятного мало. Это страшно! Впрочем, это мои пацифисткие заморочки, ибо боевые катаны мирно лежали у стены. Меж собой они рубились на деревянных боккенах, аккуратно фиксируя удары, мягко, но четко отражая удары противника.

И все — с немыслимой грацией совершенных тел.

Вжавшись в стенку, я наблюдала за парой старших учеников в хакама, которые рубились прямо передо мной. Еще бы они иногда не забывали обо мне и не махали боккенами прямо над головой и в сантиметрах от моего носа — было бы вообще чудесно.

— Андрей, что это за поза уставшего бойца? Где киай, где сисэй? Стоя, тоже не облокачивайтесь на меч как Александр Невский!

Андрей кланяется подошедшему сэнсэю, собирается, наносит удар…

— Меч, тело, — мерно говорит сэнсэй на каждый удар. — Тело, меч. Андрей, так не пойдет. При виде подобного Ямада-сэнсэй упадет в обморок. А нам нужно его беречь, еще пригодится. Встаньте в правильную стойку и уж тогда бейте со всей… ну что там у вас есть?

Андрей наконец делает все как полагается, и сэнсэй идет дальше, а эти два ученика на миг прервались, чтобы отдышаться.

— Ты чего, Андрюх, сегодня такой неповоротливый? — спрашивает один другого.

— Плечо на прошлой тренировке здорово растянул, рука почти не работает, — мрачно отвечает парень. — Только Владимиру Сергеевичу не говори, а то ведь отстранит.

Через минуту их боккены снова скрестились, но теперь я видела, как щадит противник Андрея.

«Я прямо тронут до слез», — издевательски прокомментировал это внутренний голос.

«Брысь под лавку, шизофрения», — холодно велела я ему.

За полчаса до окончания занятий сэнсэй начал отрабатывать с учениками в хакама сражение двумя мечами: большим и малым. Додзё словно наполнилось мельницами, и волосы мои развевал ветерок хоть все окна и были закрыты…

Все кончилось в девять вечера.

Буси снова поклонились на все стороны света, сказали: «Домо аригато годзаимасита»[2] и пошли к выходу.

Я чувствовала, как марево непонятной силы тихо исчезало из додзё, а взамен…

Я перевела взгляд на огромные, затянутые сеткой окна — десятый час, по осенним меркам — ночь.

… а взамен наползает нечто темное и неживое.

Встряхнуть головой — что за шутки подсознания? Оглянуться вокруг…

Женька потерянно бродил по додзё, пытался ухватить катану, обратиться к сотоварищам — все тщетно. У меня сердце как-то странно саднило от этого зрелища. Светлый, почти прозрачный мальчик, застрявший между мирами…

Я задумчиво взяла оставленную кем-то катану, попробовала пальцем острие — без заточки. Жаль.

— Магдалина, — напряженный Женькин голос за спиной заставил меня резко обернуться. — Ты ничего странного не чувствуешь?

— Нет, — соврала я, краем глаза следя за тем, как справа ко мне приближается сэнсэй, а слева — какая-то неясная тень.

— Ну так я тебе говорю — какая-то пакость в зале!

— Что делать будем? — спросила я, медленно идя навстречу тени.

Самое поганое — я безошибочно чувствовала: она тут по мою душу. Неясные темные очертания человека, но подробностей не разобрать, зато очень четкое ощущение, что сейчас произойдет что-то очень нехорошее… Непоправимое.

Когда меж нами осталось всего три метра, я метнула в нее заготовленным фризом. Это никогда меня не подводило, человека мгновенно замораживало. Вот только на этот раз голубое зернышко пролетело сквозь тень, словно ее и не было.

— Я мог бы ее порубить! — отчаянно крикнул Женька. — Пусти меня!

— Как? — рявкнула я.

— А я откуда знаю!

— Ну так придумай что-нибудь! Войди, черт бы тебя побрал!

Не отрывая взгляда от моих зрачков, он шагнул прямо в меня, на миг я ощутила острую боль, словно что-то от меня оторвали и выбросили…

Моргнула, и натолкнулась на внимательный взгляд сэнсэя.

— Неплохо, — медленно сказал он.

Я оглянулась вокруг. Тени нигде не было. Женька стоял рядом.

— Все нормально, — шепнул он.

— Магдалина, где вы занимались?

«Похоже, что тут», — мерзко хихикнул оправившийся от недавнего ужаса внутренний голос.

— Нигде, — растерянно ответила я учителю.

— Талант от Бога? — иронично усмехнулся он, не поверив ни на секунду.

— Типа того, — я отводила глаза, не смея на него взглянуть. Врать ему оказалось ужасно некомфортно, но и правду сказать — совершенно невозможно.

— Если захотите тут тренироваться — буду вам всегда рад, — улыбнулся он.

— Спасибо, — вымученно ляпнула я и поспешила прочь из додзё.

«Лучше б сказала „До свиданья“», — хихикнул внутренний голос.

«Спасибо — за то, что не стал докапываться», — натянуто пояснила я и взглянула на Женьку. Тот понял и начал докладывать:

— Эта тварь сразу же свалила, как я в тебя вошел.

— А чего не догнал? — не разжимая губ, прошептала я.

— Догнал и порубил, но на нее меч не действовал. Похоже, она просто поняла, что это не ты, а на меня у нее силенок не хватит.

Я только хмыкнула — какое самомнение! Вслух же сухо спросила:

— Меня другое интересует — ты как смог в меня войти?

— Да я и сам не знаю, — покаянно признался он. — Словно раз — и затянуло в тебя. Ну, я не растерялся, тут же на тварь пошел. Ты как раз удачно катану в руках держала.

— А что за тварь? — жадно спросила я. — Не рассмотрел?

— Да я откуда знаю? Что-то такое, расплывчатое… Но очень злобное.

— Тоже почуял?

— Да почувствуешь тут, холодом от нее так и несло.

— Ладно. Жень, слушай, мы же сюда не просто так пришли. Кто тут у вас специалист по медитациям, говори скорее, а то сейчас все разойдутся.

— Не разойдутся, они сейчас еще в душе полчаса плескаться будут. Парня с косичкой видела?

— Ну.

— Так вот он нам и нужен. Это Тау, мой лучший друг мой, за меня в огонь и воду, да и в медитации силен.

— Подождем, — кивнула я и уселась на подоконник около выхода и задумалась.

О том, что ситуация все страннее и страннее. Что я вообще ничего не понимаю. Что все это не укладывается ни в какие привычные рамки. Что я иду практически наощупь. В любой момент я оступлюсь и свалюсь в пропасть, но и не идти — нельзя.

Ибо на карте самое дорогое, что у меня есть — я. Сильная мотивация, сильнее не бывает.

Но все же — откуда взялась эта тварь? И отчего Святоше снилась моя смерть? Ведь я утром гадала — для меня лично особых пакостей запланировано не было!

— Идет! — подал голос Женька.

Я соскочила с подоконника и ринулась наперерез шатену:

— Тау?

— Привет, — недоуменно воззрился он на меня. — Ты меня откуда знаешь?

— От Женьки тебе привет.

— Какого именно?

— Никифорова!

— Спасибо, — вежливо ответил парень. — А что он сам сегодня на тренировку не пришел?

— Заболел! — потупилась я. — Послушай, у тебя время есть? Надо поговорить. Я сюда только ради тебя и пришла.

— Только ради меня? Звучит чудесно, — пакостно усмехнулся он. — Время есть.

Я внимательно посмотрела на него. Четко очерченные скулы, слегка влажные после душа кудрявые волосы, заплетенные в косичку. И моложе меня лет на пять. Ну точно не Король треф.

— Алекс, ты как относишься к привидениям и прочей чертовщине? — вздохнув, спросила я.

— В сказки не верю, вырос уже.

Я посмотрела на его улыбочку и внезапно решилась:

— Плохо. Дело в том, что Женька сейчас в коме. В смысле тело его в коме. Но вот дух его стал привидением.

Он внимательно посмотрел на меня и спросил:

— Слушай, а ты вообще кто?

— Магдалина.

— По паспорту или сама придумала?

— Мама придумала, — ворчливо отозвалась я. — У нее и спрашивай.

— Послушай, не хотелось бы показаться невежливым, но ты не могла бы у нее спросить — как у вас в роду с шизофренией?

— Вот гад, — печально сказал Женька. — С каким же уродом я дружил… Скажи, что диски с японскими мультиками я ему хрен отдам.

— Да ты и так не отдашь, — усомнилась я. — Ты же как бы привидение.

— В смысле нормальным стану — не отдам. И руки не подам.

— Белка прогрессирует? — усмехнулся Тау, глядя на меня, разговаривающую с невидимым ему Женькой. — Приятно было познакомиться, мне пора.

И он преспокойно вышел на улицу. Я выбежала следом и крикнула ему в спину:

— Ну и катись! А Женька сказал, что ты гад и хрен он тебе японские мультики отдаст.

Тау обернулся и бесстрастно спросил:

— Слушай, чего ты от меня хочешь?

— Я? — улыбка моя была нежна, как утренняя заря, ибо зла я была на него до невозможности. — Мне лично от тебя вообще ничего не надо. Это Женька говорит, что ты мог бы ему помочь, вот и обратилась к тебе. Но, коль тебе на друга начхать — что же, не смею задерживать!

Он молча сверлил меня с полминуты глазами, потом неохотно подошел:

— Рассказывай, что там стряслось.

— Поможешь?

— А мультики все равно не отдам, — пробурчал Женька.

— Там видно будет, — уклончиво ответил Тау.

— Вот скажи… Может быть такое, чтобы при медитации человек как бы вышел из тела?

— Конечно, — кивнул он. — Это состояние сатори, «просветление» в переводе на русский. Но этого очень нелегко достичь. Надо иметь большой опыт практики медитации, чтобы смочь вот это.

— А вот теперь скажи. Если не получается в тело обратно войти — что делать?

Он внима-ательно на меня посмотрел и сказал:

— Вообще-то это на автомате получается.

И я, нервно пиная опавшие листья, выложила ему эту дикую историю. Про то, как Женька пошел медитировать, про то, как сердце его почти остановилось, и про то, как он потом разделился.

— Кроме меня его никто не видит, и я вообще не знаю, что мне делать, — расстроено закончила я. — Мать его с инфарктом, тело его увезли в реанимацию, а сам он не знает, как вернуться в тело. Говорит, что был бы опытный проводник — вытащил бы.

— Он тут? — коротко спросил Тау.

— Тут, тут, — ворчливо отозвался Женька.

— Спроси у него, что мы собирались делать на эти выходные.

Женька смутился и пробормотал:

— Ну не при девушках же…

— Говорит, что не при мне же такое обсуждать, — передала я, отчего-то усмехаясь.

— Не, про то — я пошутил, — мечтательно улыбнулся Тау. — А еще?

— Скажи, что после того, о чем он шутил, мы собирались в кино пойти, но теперь пусть обломается — билеты у меня дома лежат.

— Так я могла бы квартиру и открыть, — заметила я.

— Он помогать не хочет другу, а ты ему — билеты?

— Да он почти хочет, не психуй.

— Чего-чего я хочу? — с интересом спросил Тау.

— Помогать. А то Женька говорит, что фиг тебе, а не билеты в кино.

— Это аргумент, — кивнул он. — Ладно, Магдалина, коль не шутишь — скорей в больницу.

— Я сейчас не могу, — покачала я головой. — Давай завтра, сегодня дела.

Мне очень — очень срочно надо домой, ибо я решила отдать заговоренный крестик любимому. Ему нужнее. Да и поздно уже.

— Отмени свои дела. Вопрос жизни и смерти.

— Почему?

— Ну а ты сама как думаешь? Чем дольше он без тела болтается, тем меньше шансов его вернуть. Надо это решить как можно быстрее, понимаешь?

Я посмотрела в его глаза и молча достала сотовый, чтобы предупредить Дэна о том, что вернусь поздно.

В больницу мы пошли пешком — она была совсем недалеко. По пути меня одолевали мрачные мысли. Что там Алекс говорил про шансы и время? Настойчиво вспоминался факт, что душа после расставания с телом остается на земле сорок дней. Вернее — три дня еще душа осознает себя человеком, которым была недавно, но к исходу этого срока все связи с телом очень сильно ослабевают. К девятому дню она начинает забывать всех, кого любила на земле, и не плачет больше душа по расставанию. Да, на древнееврейском смерть — это именно расставание. Навсегда. И это уже не исправить.

А к сороковому дню полностью освобожденная от всех земных страстей душа окончательно и навсегда покидает этот мир. И не плачет она больше по тем, кого любит, не жалеет о несделанном, не думает о недостроенной дачке, не мучается мыслью о том, как жена одна будет деток поднимать. Все, для нее тут уже все кончено.

Если то, о чем я подумала — верно, то времени у меня только до девятого дня, пока душу еще держат земные привязанности.

— … Магдалина? — ворвался в сознание голос Алекса.

— Что? — встрепенулась я.

— Ты меня совсем не слушаешь, — покачал он головой.

— Задумалась, — покаянно призналась я.

— Я спрашивал — сколько времени он медитировал?

— Минут семь, максимум десять.

Он нахмурился.

— Что— то не так? — просительно заглядывая ему в глаза, спросила я.

«Ну скажи, что все ок, что ты сейчас его вытащишь!» — молила я.

— Там видно будет, — уклончиво ответил он.

— Я должна знать, — покачала я головой.

— Послушай, ты мне надоела. Помолчи и не говори глупости, ладно?

Я замолчала, ошеломленная такой грубостью. Просто не нашлась, что ответить, как-то не была я еще в таких ситуациях.

Порыв ветра налетел внезапно, продул меня насквозь, бросил в лицо горсть опавших листьев.

А еще он принес ледяной и вкрадчивый шепот:

«Не тронь мое…»