"Ничто Приближается" - читать интересную книгу автора (Енина Татьяна Викторовна)

Севелина

Флот цирдов все глубже входил в галактику и пока никто еще не мог оказать ему сколько-нибудь действенное сопротивление. За ним наблюдали, и отступали и отступали все дальше, не решаясь принимать бой. Военный совет заседал едва ли не денно и нощно, прослеживая путь идущей по галактике армады и размышляя, куда-то она двинется…

Кроме того, чтобы размышлять, Военный Совет никаких действий практически не предпринимал, ибо при тщательном рассмотрении оказалось, что вооруженные силы галактики, никакими силами не являются… попросту говоря, их как бы вовсе и нет.

Каждое государство имеет свою более или менее большую армию, рассчитанную на охрану своих границ, на урегулирование внутренних отношений. Такую армию в галактических масштабах можно было бы назвать полицией, но не армией.

СОГ тоже полиция. Может быть, чуть лучше оснащенная, чуть лучше подготовленная. Но он тоже не армия.

Великий Совет преобразился в Военный Совет, однако суть его от этого не изменилась… во всяком случает представители его не стали соображать лучше, чем раньше.

— Я полагаю, пора объявлять всеобщую мобилизацию… — кусая губы говорил министр обороны одной небольшой системы, которой угрожала сейчас самая непосредственная опасность, — Только общими силами…

На него махнули рукой.

— У нас нет флота, дорогой мой, — раздраженно ответил хорошо упитанный господин, беспрестанно потевший и утиравшийся платочком, — Куда вы посадите тех, кого собираетесь мобилизовать, на метлы?

— Но ведь что-то надо делать?!

— Так думайте!

— Если вы, милейший, полагаете, что лично вам удастся отсидеться в сторонке, так и не рассчитывайте на это! Они не пройдут мимо ваших планет, как и не пройдут мимо всех других!

— По моему, вы просто впадаете в панику!

И все в том же духе… Впрочем, ЧТО-ТО сделать все-таки пытались. Кое-кто не трясся от страха… или трясся не так уж явно, генералы наиболее развитых государств пытались разработать план контрнаступления, используя объединенные силы своих армий.

Генералов было много, у всех у них было свое собственное мнение по поводу того, как будет лучше.

А флот цирдов, меж тем, шел все дальше и дальше…

Эйк Эрдр практически не участвовал в дебатах, у него несколько дней назад состоялся конфиденциальный разговор с премьер-министром Эрайдана, в котором цели и задачи СОГа были обсуждены и утверждены.

Были эти цели сложны и многочисленны, сводились они к тому, что в конечном итоге СОГ должен был пожертвовать собой.

Нет, конечно, эти слова не были произнесены, но не увидеть их в контексте сказанного было невозможно.

Эрайдан обещался предоставить в распоряжение Эрдра некоторое количество укомплектованных людьми и оружием кораблей, но — мало.

Исходя из огромных возможностей Эрайдана — ничтожно мало.

Леерт Оверли Дай онензу Шостей — военный министр Эрайдана пытался, во-первых, нагло врать о численности эрайданской армии, уменьшая ее размеры вчетверо, а то и больше, во-вторых, он пытался убедить командора СОГа, что эта крохотная армия плюс ко всему еще делится на несколько частей, лишь одна из которых отходит к СОГу, другие — к комплектующимся союзным армиям, готовящимся дать бой в неких стратегических точках, которые еще не утверждены окончательно.

Эрдр удивленно смотрел в честные и ясные, как хрусталь, глаза Шостея и удивлялся его наглости и поражался тому, что его, Эрдра, считают настолько непроходимым идиотом, чтобы так нагло врать! Это было даже обидно, исходя из того, что Эрдр, кажется, никогда повода не давал…

Он действительно редко оспаривал решения Эрайдана относительно политики СОГа в галактике — по крайней мере, открыто — НО! Решения Эрайдана практически никогда не противоречили его собственным намерениям, и потом Эрдр был неплохим политиком, он умел поступить по-своему так, чтобы это не было воспринято как бунт.

Эрдр защищал интересы галактики, Эрдр заботился о благополучии СОГа, это была его работа, дело его жизни, ради которого он был готов расшаркиваться с Эрайданом, и убеждать его, что СОГ — ручная доверчивая собачка, которая лижет руки хозяина и готова горло за него перегрызть.

Так было.

Но будет ли так всегда? Будет ли так, если Эрайдан вдруг перестанет соответствовать нужному образу? Если вдруг он начнет представлять угрозу?..

У Эрдра было не мало своих людей и в военных и в правительственных кругах Эрайдана, благодаря этим людям он знал об истинном положении дел в государстве так много, как этого, конечно, никто не мог ожидать. Бывало и раньше, что эрайданские министры нагло врали ему в глаза, он кивал, соглашался и — удивлялся, как же можно так нагло врать.

Но всякая ложь была чем-то оправдана, какими-то государственными соображениями… Эйк все понимал и пытался выйти из положения с наименьшими потерями. Получалось не всегда, частенько приходилось бывать, как говорится, «между молотом и наковальней», но СОГ жил и в общем-то процветал.

До сей поры. До нападения на Ко-он, до бойни в космосе, где за несколько минут, Эйк потерял четвертую часть своих кораблей… И вот теперь Эрайдан ему врет, обещая вместо помощи жалкую подачку… Почему Эрайдан это делает Эрдр понять не мог! Ведь дать бой где-нибудь на краешке галактики гораздо предпочтительнее, чем у собственной границы… Почему… Почему… Почему лгут и выкручиваются все эти холеные негодяи, которые собрались здесь якобы для того, чтобы что-то решать, а на самом деле… Почему все они боятся объединить свои жалкие армии в единое целое — которое, может быть, явит собой что-нибудь чуть менее жалкое — почему боятся дать бой, рискнуть?.. Почему, вопреки здравому смыслу, приберегают их для охраны своих планет? Может быть, надеются, что случится чудо, что звероноиды исчезнут сами собой, или какой-нибудь супер-герой уничтожит их?

Такие вот мысли занимали Эрдра во время очередного заседания Военного Совета.

И от этих мыслей чувствовал себя командор СОГа преотвратно.

— … почему вы, опытный военачальник не принимаете участия в обсуждении? Это ваша наипрямейшая обязанность защищать галактику!

Эйк с трудом вернулся в реальность, понимая, что обращаются к нему. Обращается так называемый глава Великого Совета… ах да, Военного Совета! толстый маленький и лысый человечек с большим носом Бгрейк Бворк, уроженец захудалого княжества откуда-то с конца Света… человечек, впрочем, довольно дальновидный и предприимчивый.

— Я внимательно слушаю вас, господа, — ответил Эйк мрачно, — Когда мне будет что сказать, я непременно это сделаю.

На самом деле он раздумывал над тем, как бы потихоньку покинуть собрание. Настала пора действовать и действовать стремительно — пока еще есть время. Командор проанализировал все «за» и «против» и пришел к определенному решению. Единственно верному, на его взгляд.

Как только Эрдр смог покинуть собрание мудрых генералов он направился на маленькую планетку Галок-Кеер-Шез, некое несуразное образование, ненужную и убыточную колонию королевства Кеер-Шез.

На планетке располагалась частная фирма, занимающаяся грузовыми и пассажирскими перевозками в ближайшем секторе галактики. Фирма официально принадлежала одному из баронов Кеер-Шез, на самом же деле являлась собственностью Эрдра и приносила командору, между прочим, небольшой, но стабильный доход… Впрочем, Эйк был человеком совершенно не меркантильным, доход его фирмы становился доходом СОГа, официально — как пожертвование благородного Кеер-Шезского барона.

Все уважающие себя государства во все времена имели своих шпионов в других уважающих себя государствах, точно так же, они были наводнены шпионами этих самых государств. В масштабах галактики происходило в точности то же самое. Шпионы были у СОГа, шпионы были и в СОГе, и тех и других периодически разоблачали и устраивали маленькие скандальчики. Но всех шпионов, разумеется разоблачить не могли никогда.

За долгие годы работы в Службе Охраны Галактики Эйк научился быть очень острожным, он привык не доверять… Нельзя сказать, чтобы он не доверял никому и никогда — в его работе это просто было бы невозможно, напротив он принципиально верил практически всем, зная истинность убеждения, что если доверяешь человеку, считаешь его честным и порядочным, то он, может быть, даже бессознательно постарается и быть таким… Сентенция не абсолютная, но часто верная.

Однако, когда речь заходила о чем-то действительно ОЧЕНЬ важном, Эрдр привык полагаться только на себя и не доверять никому. Маленькая частная фирма, занимающаяся перевозками, была нужна на самом деле исключительно для того, чтобы при необходимости дать возможность командору путешествовать инкогнито. Не так уж часто случалось, что от того насколько секретно пройдет задуманное предприятие зависела его жизнь… и куда более важные вещи, чем его жизнь, сейчас был именно такой случай.

Эйк летел на Кеер-Шез со своим пилотом, молодым энферрийцем, совсем недавно закончившим курсы военной подготовки, простодушным и прямолинейным борцом за счастье человечества, какими были очень многие из солдат Эйка. У командора не было причин не доверять ему, но, конечно, сейчас не сказал правды.

— Мы летим на Кеер-Шез, — сказал Эйк, — Я задержусь у барона на несколько дней. Ты поселишься в отеле и будешь ждать, когда я вызову тебя.

На самом деле через несколько часов после посадки в Кеер-Шезском порту, Эрдр уже летел на рейсовом пассажирском корабле на Салану. Командор был одет в форму служащего одной местной компании, торгующей железной рудой, что позволяло ему никак не выделяться среди общей массы, и сладко спал в своей маленькой не особенно комфортабельной каюте дешевого отсека для командированных. До Саланы было семь часов полета, без учета очереди на телепорт, в которой наверняка придется простоять еще столько же. Можно отдохнуть и выспаться на несколько месяцев вперед.

На Салане была еще одна маленькая фирма, туристическая контора, предлагавшая увлекательные путешествия по злачным местам планеты и окрестностей. В ее ангаре среди прочих стоял небольшой, но очень хороший кораблик — по внешнему виду ни за что не скажешь, насколько дорогой. Он принадлежал одному богатому рантье с Гамантоса, который иногда — очень редко — предпринимал на нем прогулки. Странный это был рантье… Но какая кому разница? Плату за место в ангаре он вносил регулярно.

«Почему, ну почему же всю мою жизнь на меня сваливаются исключительно несчастья? — думала Маша лежа на кровати в маленькой, уютной и хорошо запертой изнутри каюте, — Неужели я настолько плохая? Или злой колдун наложил на какую-нибудь мою пра-пра-пра-бабушку проклятье, которое должно было пасть на кого-то из ее потомков? На самого удачливого… В самом деле, со всеми иногда происходят несчастья, но разве так бывает, чтобы несчастья не кончались никогда?!»

Наверное, просто так не повезло, что довелось жить в эпоху великих перемен… или, вернее, эпоху великой беды — всеобщей беды, вторжения неведомого и страшного врага. Абсолютного врага.

Маша вспомнила события полувековой давности — большую и страшную войну, на которую ее бабушка попала будучи немногим старше, чем Маша сейчас, бабушка побывала на линии огня, под бомбежкой и в окружении, бабушка получила от войны в полном объеме все то, что могла нести в себе война… наверное, она тоже думала тогда, «за что мне это все?!».

Ни за что.

Просто родилась не в то время и не в том месте.

И дело даже не в том, что маленькая Маша отправилась без спроса в лес и полезла туда, куда не следовало… большая и страшная война не обошла бы ее. Она встретила бы ее вместе с другими землянами, тогда, когда она добралась бы до Земли. Только и всего.

…И, возможно, она не пожелала бы сдаться без боя — как когда-то бабушка и ее соотечественники — Но! с фашистами пришлось трудно, однако они были — люди (с точки зрения физиологии), и оружие у всех было одинаковое, и возможности…

Полет не был долгим, в общей сложности он занял чуть больше суток. «Черная молния» телепортировалась спустя два часа после того, как покинула атмосферу Ко-она и выпрыгнула уже в том секторе пространства, где пряталась на данный момент база.

Звероноиды оказались далеко позади, никаких иных объектов, могущих показаться опасными так же не выявлялось, можно было вздохнуть спокойно.

Принц отмылся, переоделся, и сидел теперь вальяжно развалившись в кресле с бокалом густого терпкого и жутко дорогого авессийского вина, получая неведомое прежде особенно острое удовольствие от жизни.

За время пути он успел рассказать капитану практически обо всем, что было с ним на Ко-оне. В общих чертах.

— Нам страшно повезло, что мы сумели выбраться, — заявил принц под конец, — Мы, определенно, родились под счастливой звездой.

— Определенно, — согласился капитан, — Ты не запамятовал ли, Айхен, зачем летал на Ко-он?

— Не запамятовал, — усмехнулся принц, — И согласись, узнал даже больше того, на что рассчитывал… И то, что я узнал очень безрадостно, Армас, как ты, должно быть, понимаешь.

— Ты не узнал ничего, кроме того, что всем уже известно. Ничего кроме того, что галактику атаковали звероноиды, и что они сильнее нас. Ничего кроме.

— А что ты хотел? — пожал плечами Айхен, поднося бокал к свету, чтобы увидеть, как темно-красный цвет вина меняется на ядовито-зеленый.

— Я хотел бы, чтобы ты отвлекся на какое-то время от мечтаний о девушке, которая заперлась от тебя в каюте и вернулся в реальность. Вспоминай, черт бы тебя побрал, подробности пребывания у звероноидов в плену. Все подробности!

— Подробности? — удивился принц, — Не было никаких подробностей. К счастью. Одно лишь могу тебе сказать — подбираться близко к этим милым существам не стоит, они отключили мой корабль как электронную игрушку, а мой корабль был не из худших. Да… был…

— Каким же образом мне удалось так легко забрать тебя с планеты? Хотелось бы верить, да почему-то не верится, что звероноиды не заметили моего невидимку.

— И правильно, что не верится, — послышался от дверей исполненный мрачности голос.

Капитан и принц одновременно обернулись и на лицах обоих было превеликое изумление.

Севелина не играла, не носилась с воплями по коридорам, ничего не ломала, ни к кому не приставала, она сидела тихонечко у иллюминатора и смотрела на звезды. Она ждала. И не было никого рядом, кто мог бы утешить ее, кто мог бы просто сказать, что ей нечего бояться. Было очень тихо, очень темно и очень пустынно, и Севелина плакала потихоньку, уверенная, что никто не увидит ее слез.

Это важно, чтобы никто не видел, потому что плакать глупо и недостойно. Плачут только маленькие, сопливые девчонки!.. Впрочем, девчонки не просто плачут, они пищат и визжат. Они ноют. А так, чтобы тихо, почти беззвучно, это можно и мальчикам.

Однако все равно лучше, чтобы никто не видел.

Севелина ненавидела девчонок, считала, что родиться в женском обличии самое страшное наказание, какое может выпасть на человеческую долю и искренне не понимала, чем она так уж плоха, чтобы заслужить такую жестокую кару.

С младенческих лет она росла в мужском окружении, и долгое время просто не подозревала, что обитатели галактики чаще всего делятся на два разных пола, не на маленьких и больших, а на мужчин и женщин. Когда она случайно узнала об этом некоторое время назад, то была потрясена и уничтожена.

Когда Севелина шалила и капитан Армас внушал ей, что она девочка, а потому должна поступать так-то и так-то, Севелина полагала, что «девочками» называются все маленькие дети, что девочки вырастают и превращаются в сильных мужчин, лучшие и храбрейшие из которых становятся пиратами…

Севелина хотела стать лучшей и храбрейшей.

Она уговорила Айхена учить ее стрелять, когда ей было пять. Она уговорила Армаса разрешить ей выйти из корабля в открытый космос и помогала ему ремонтировать поврежденный радар, когда ей едва исполнилось шесть. Она ничего не боялась… Нет, боялась, но считала, что бояться стыдно и нарочно испытывала себя в том, что было ей страшно. Она оставалась в темноте и засыпала без ночника, лазала по вентиляционным шахтам и машинным отсекам. Она всюду совала свой нос, во всем пыталась разобраться.

По причине вечной занятости воспитанием девочки никто всерьез не занимался, все, что делали для нее, это иногда позволяли участвовать в общей работе. Порою, когда шалости ребенка переходили за все возможные границы, капитан Армас начинал мучиться совестью, усаживал девочку на стульчик, садился рядом и долго и нудно вещал о том, как следует себя вести. Севелина тихонечко сидела, кивала головкой и поддакивала, зная по опыту, что от этих воспитательных бесед никуда не деться, проще пережить, чем возражать и скандалить. Если кивать и поддакивать, то все кончится быстро и можно будет снова бегать и хулиганить, и лазать куда не следует. Армас смотрел в смышленые глазки ребенка, убеждался, что она все поняла и возвращался к своим делам — а Севелина к своим.

До тех пор, пока Севелину не заставили читать «книжки про жизнь», которым она предпочитала мемуары великих военачальников и техническую литературу, она была абсолютно счастлива. После прочтения первой же книжки под названием «Приключения Гезаулга-воина» (Севелине понравилось название), она стала абсолютно несчастна.

Книжка была интересной, со множеством житейских и бытовых подробностей, Севелина читала не отрываясь, пока не дочитала до конца, потом бледная и серьезная пошла к Айхену.

Ибо ужасные подозрения закрались в ее душу. Настолько ужасные, что признаться в них даже самой себе было трудно. Страшно. С ужасными подозрениями Севелина ни к кому не могла пойти, кроме принца, Армас был, как папочка, а Айхен — был другом. Он всегда разговаривал с Севелиной, как со взрослой, никогда не вел с ней нудных бесед о ее поведении, и никогда не обманывал.

Айхен ужаснулся, когда увидел, что в потертую Севелинину книжку вставлен диск со скандально известным, запрещенным во многих государствах порнографическим романом «Приключения Гезаулга-воина». Очень долго смотрел принц на бесстыдную картинку ярко высветившуюся на обложке, где Гезаулг-воин, на котором из одежды был только шлем, обнимал двух обладающих роскошными формами красоток, на которых не было вообще никакой одежды. Картинка была трехмерной и поражала жизнеподобием.

Принц смотрел на картинку не в силах перевести взгляд и встретиться с чистыми, широко раскрытыми глазами шестилетнего ребенка. Он молчал и Севелина молчала тоже, потому что хотела спросить — но не знала, что, и не знала как, наконец, видя, что Айхен уткнулся в книгу и как будто даже забыл о ней, девочка все же решилась напомнить о себе.

— Я хотела спросить… — сказала она.

— О чем?

Айхен захлопнул книгу и откинулся в кресле. Почему-то он не хотел смотреть на нее, то пялился в книгу, теперь — в потолок.

Севелина чувствовала, как на мягких лапах к ней приближается беда, она уже жалела, что пришла, но не удирать же теперь.

— Я не поняла… кто такие женщины и где они обитают…

Айхен, наконец, посмотрел на нее, и увидев его глаза Севелина поняла, что не ошиблась, когда чувствовала крадущуюся к ней беду, девочка почувствовала как больно сжалось горло, защипало в носу и она крепко сжала кулачки. Не плакать!

— То есть как, кто? — удивился Айхен.

— Ну эти существа… — пробормотала девочка, чувствуя, что ей почему-то делается мучительно стыдно, — которые… которые существуют для того, чтобы… чтобы… доставлять удовольствие мужчинам…

Айхен несколько мгновений смотрел на нее, потом вдруг застонал и схватился руками за голову, заставив Севелину испугаться по-настоящему, так что она уже не смогла сдержать слез и всхлипнула.

Нельзя сказать, кто в этот момент был больше испуган, она или Айхен. Впрочем, принц был не просто испуган, он был в ужасе, его бросило в жар, потом в холод, он видел, как исказилось личико девочки, увидел слезы в ее глазах, понимал, что должен срочно что-то сказать, но в его голове будто произошел маленький взрыв, который размазал мозг по внутренним стенкам черепа и соображать уже было нечем.

— А кто тебе это дал? — пробормотал он, не найдя сказать ничего лучшего.

— Я сама, — всхлипнула девочка, — Ты говорил, чтобы я почитала что-нибудь… про жизнь.

Айхену захотелось кого-нибудь убить, но так как сам он был наиболее подходящей кандидатурой, делать этого он, конечно, не стал. Сначала он хотел придумать что-нибудь, постараться убедить ребенка, что в этой книжке просто глупая сказка… И что же, сказать ей, что никаких женщин на самом деле не существует? Это будет еще более чудовищно, чем то, что уже случилось — чем то, что Севелина до сих пор не имеет представления о том… Ни о чем не имеет представления! Что она до сих пор не знала, кто она, и что узнала она об этом в такой вот форме… И тешить себя иллюзиями, что она чего-то не поняла было глупо и наивно, в книжке достаточно картинок, изобилующих анатомическими подробностями!..

Рассказ получился очень долгим и очень трудным, под конец Айхен чувствовал себя так, будто несколько часов бежал по пересеченной местности, он всеми силами пытался смягчить удар, обрушенный на девочку скабрезной книжкой, но не так уж хорошо ему это удалось. Кем он сам, в конце концов, видел особей женского пола? Кем, как не существами, придуманными божественным провидением для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам?

Севелина была унижена тем, что оказалась особой женского пола, неким полурастительным существом, которому в жизни не уготовано ничего, кроме как падать на спину и раздвигать ноги, когда мужчина возвращается из похода и ему хочется поразвлечься…

Она пережила этот факт, потому что ничего другого ей не оставалось (не убивать же себя, в самом деле, жизнь все-таки довольно интересная штука) она придумала себе, что может женщиной не быть. Нет, она не питала иллюзий, что сможет превратиться в мальчика, если будет вести себя как мальчик, но она может научиться скрывать свой изъян. Может сделать так, что никто не будет подозревать ее в том, что она — девочка.

Севелина выслушала Айхена довольно спокойно, она все для себя решила, и просто пропустила мимо ушей уверения принца, что женщиной быть очень даже хорошо. Уверения были неубедительны, Айхен просто пытался утешить ее, смягчить жестокую реальность.

Айхен просил Севелину не ограничиваться «Гезаулгом-воином» и прочесть те книжки, которые даст ей он. Севелина прочла. Эти книжки и еще многие другие. Читала она исключительно ради того, чтобы знать, как ведут себя женщины. Чтобы вести себя по-другому, чтобы знать, как выглядят женщины и не выглядеть так.

Она задала роботу-парикмахеру программу постричь ее максимально коротко и после того, как сравнила свое отражение в зеркале с картинкой из книжки, где был изображен хулиганистого вида мальчишка, осталась собой довольна, и успокоилась.

Армас не ругал ее за то, что отстригла косички (хотя для эрайданской женщины было немыслимо носить короткую прическу), он и так-то чувствовал себя виноватым, что недостаточно занимается Севелиной, а уж после того, что узнал от Айхена… Он даже поколебался в своей уверенности в том, что держать Севелину на базе ни на шаг не отпуская от себя, единственно правильное решение, он даже признал, что в хорошем дорогом пансионе ей было бы лучше — может быть, не лучше, но правильнее находиться. Но он все же не смог отпустить ее от себя, безопасность прежде всего, а до тех пор, пока Генлои правит Эрайданом, жизнь Севелины висит на волоске.

Весьма не нравилось Армасу и то, что принц перестал задавать вопросы о том, почему капитан так боится за жизнь девочки. Вполне возможно, догадался, что она принцесса и единственная законная правительница Эрайдана, не дурак же он, в самом деле.

И кого теперь больше опасаться его или Генлои?

Айхен никогда не скрывал своих безумных амбиций, совершенно серьезно рассчитывая на эрайданский престол. Севелина никого не любила так, как Айхена, доверяла ему то, что не доверила бы больше никому. Айхен был для нее лучше всех на свете, она готова была сделать все, что скажет Айхен… Случайно ли это?

Мысль о том, что Айхен может погибнуть, и она больше никогда не увидит его была невыносимо мучительна.

Глупо было думать, что Севелина маленький простодушный и невинный ребенок, Севелина знала базу так же хорошо, как свою собственную комнату, знала особые ходы и тайники. Глупо было думать, что если закрыться в рубке и проверить, что громкая связь отключена, Севелина не услышит, о чем они там говорят. На что же в таком случае вентиляция?..

Севелина пробралась в узенький тоннель вентиляционной шахты, притаилась за тоненькой перегородкой, отделяющей шахту от рубки и все-все слышала.

Слышала, как капитан говорил о том, что Айхен не вышел на связь, что его корабль не отзывается, что, скорее всего, его больше нет.

Девочка больно закусила кулачок, чтобы не заплакать, чтобы не выдать себя. Она слышала о том, что какая-то злая сила ворвалась в галактику, о том, что эта сила уничтожает все на своем пути. Севелина представляла себе черное облако огромных размеров, кишащее маленькими злобными красноглазыми существами. Облако обволакивает планету за планетой, и красноглазые грызут-грызут-грызут оставляя от планеты только… ничего не оставляя от планеты.

Страшно.

И страшнее всего представить, что красноглазые напали на Айхена…

Лучше умереть, чем представлять себе такое!

Потом девочка немного успокоилась, она услышала, что Армас намеревается лететь на поиски принца. Армас самый сильный, самый храбрый и самый умный, он всегда побеждает и берегитесь маленькие красноглазые чудовища! Но все же… все же…

Почему они так долго не возвращаются?!

Севелина была сильным маленьким человечком, не склонным придаваться отчаянию, но к сожалению (в данных обстоятельствах — к сожалению) она была наделена очень живой и яркой фантазией. Девочка не хотела думать о плохом, но как-то получалось само собой, что в головке ее складывались картины одна кошмарнее другой. Тоненькая ниточка с трудом уравновешенного и бережно хранимого мироздания в сознании ребенка дрожала и готова была оборваться, Севелина и не подозревала доселе, что эта ниточка так тонка, что мир и покой ее души так хрупок…

Севелина всхлипнула и прижалась лбом к холодному стеклу иллюминатора. Впервые она отвлеклась от своих маленьких детских проблем, впервые увидела сквозь радужную пелену силового поля бездонный холодный мрак, окружающий станцию-базу — ненадежное и хрупкое творение рук человеческих.

— Севелина, — прогрохотал позади нее мощный бас, — Ты плачешь?

Девочка боялась, что голос выдаст ее и молчала.

— Ты голодна? У тебя что-то болит?

— Нет.

Севелина не любила Эгаэла, предпочитала поменьше с ним общаться и вообще пореже попадаться на пути, может быть чувствовала лучше всех, что под обычной человеческой оболочкой скрывается Чужой.

Севелина видела, что Эгаэл не понимает простых человеческих вещей, и это действительно было так. В некоторых случаях. Эгаэл все видит, все замечает, на все обращает внимание — и не понимает… Эгаэл сразу почувствовал, что Севелина плачет, но не догадался почему. Если живой организм страдает, значит он болен или голоден…

Впрочем, на самом деле прошедшие годы не прошли для Чужого (вернее, Чужой) даром, Чужая почти научилась понимать…

Эгаэл очень много размышляла, это было самым любимым ее занятием — размышлять и делать выводы. Занятие это поглощало ее целиком. Эгаэл изучила психологию человека, много не поняла и просто приняла как данность некоторые формулы, понадеявшись, что со временем разберется. Всегда, когда решения не приводили к простому и логичному ответу, ей становилось неуютно, она начинала чувствовать себя по-настоящему чужой, как будто эта непонятная реальность, в которую она вырвалась из своего привычного спокойного и очень скучного мира, выталкивала ее из себя.

Эгаэл очень не любила чего-то не понимать.

Эгаэл не знала, как утешать ребенка. Знала — что надо утешить, но только стояла, смотрела на вздрагивающие костлявые плечики, на склоненную коротко стриженную головку, и молчала. А в голове ее мелькали варианты своего возможного поведения и варианты реакции на них девочки.

Погладить ее по головке? Обидится, не любит, когда с ней обращаются, как с маленькой. Как с девочкой. Уверить, что все будет хорошо? Но это неправда. Сказать правду? Сообщить, что вероятность того, что капитан и Айхен вернутся, весьма маловероятна (один шанс из пятидесяти, если быть точной)? Девочка расстроится еще больше.

Как бы поступил в этом случае человек?

Выбрал бы какой-то из этих вариантов? Или придумал бы иной?

— Тебе лучше не быть одной, — сказала Эгаэл, — Пойдем и будем ждать вместе. Если поступят какие-то сведения, ты получишь их скорее на командном пункте.

— Ты иди, — вздохнула Севелина, — Я побуду тут…

«Все-таки что-то сказала не так», — расстроилась Эгаэл, и ушла.

Что она будет делать с ребенком, если Армас не вернется?! Трудно даже представить такую вероятность! И нет никакого желания представлять… Интересно, все человеческие детеныши такие неуправляемые и непредсказуемые? Такие нелогичные?

Вэгул сидел у монитора главного сканера, но смотрел не в глубины космоса, а в пол и нервно постукивал кончиками пальцев по приборной панели.

— Ко-он взорвался, — сказал он, услышав шаги Эгаэла, — Как ты и предвидел.

— Не предвидел.

Эгаэл занял свое кресло перед монитором.

— Я всего лишь просчитал вероятности. Ко-он — живая планета… был живой планетой. Командование цирдов просто не могло решиться оставить ее у себя в тылу.

— Почему ты раньше не просчитал свои вероятности? До того, как туда полетел Айхен?..

Голос эрайданца звучал отрывисто, раздраженно. Эгаэл понимала, что Вэгул сейчас почти парализован страхом. Вот тоже пример существа с совершенно непонятной логикой. С одной стороны необычайно разумное, с другой — хаотичное и непредсказуемое. Как там называется такой типаж? Безумный гений?

— Не было данных, — сказала Эгаэл.

Сейчас не хотелось вступать в пререкания с доктором Лерном о том, кто виноват и почему, Эгаэл исключила из сферы внимания истеричный голос ученого… Так. Шансы выжить у Айхена понизились едва ли не до нуля (можно рассчитать точно, но нет смысла), шансы Армаса… Капитан мог успеть покинуть планету, мог и вовсе на нее не приземляться. Если принять ко вниманию его благоразумие и осторожность, можно повысить его шансы, но если учитывать, что даже с риском для жизни он кинется спасать Айхена… Тоже непонятно! Для человека, как и для всякого существа, жизнь — самое дорогое и ценное, однако человек порой рискует ею совершенно неоправданно. Есть какое-то сложное и запутанное понятие — честь. Эгаэл никак не могла переварить это понятие, особенно в соотношении с Армасом.

Впрочем, не стоит растекаться мыслью по древу. Все это так, и все это сейчас не важно.

Изменить ничего нельзя.

Только ждать.

Очень скоро ситуация прояснится.

Данные… Мало данных… Безумно жаль, что Айхен так ни разу и не вышел на связь, не рассказал ничего, что ему удалось выяснить о цирдах. Любая деталь, даже самая маленькая могла бы протянуть необходимую ниточку к пониманию. Понимание придет, только вот как бы не было слишком поздно. Нет времени сидеть и ждать, пока линии бесчисленных вероятностей развития событий сойдутся к одной точке, которая, скорее всего, будет знаменовать собой конец. Конец для всех или только для многих. Или только для них.

В этот момент дальний сканер вдруг ожил. На границе зоны его восприятия загорелся белый огонек.

Вэгул, который все это время со стенаниями метался у Эгаэла за спиной, аж подпрыгнул.

— Нет, — глухо произнес Эгаэл, — Чужак…

Вэгул взвыл.

Появление в поле восприятия сканера чужого корабля не было чем-то из ряда вон выходящим, база стояла в стороне от обычных галактических трасс, но не настолько, конечно, чтобы никто не приближался к ней даже на сотню световых лет (такова была граница чувствительности дальнего сканера), однако Эгаэл и Вэгул прилипли к экрану, почему-то обоим показалось, что этот корабль — не просто заблудившийся торговец…

Как только компьютер сумел считать данные, они были немедленно выведены на монитор.

— «Ужедана», — задумчиво произнес Эгаэл, расшифровав появившиеся на экране цифры, — Порт приписки Салана…

— Салана? — удивился Вэгул.

— Почему корабль с Саланы взял курс на базу? Самый прямой и короткий курс, явно заранее высчитанный…

Голос у Эгаэла был глухим и зловещим.

Вэгул посмотрел на него и лицо его помрачнело.

— И в том, как он сумел засечь базу через барьеры невидимости… Не телепортнуться ли нам? От греха.

Эгаэл только покачал головой, и Вэгул не стал спорить, в конце концов, Эгаэл никогда не принимал неверных решений.

Координаты базы знать могли только свои, Эгаэл готов был поручиться за это, но так же он мог поручиться и за то, что никто из «своих» не мог быть сейчас на саланском корабле, не напрасно увидев его всего лишь крохотной точкой на радаре, он тут же понял, что это чужак. Никто не знал и не догадывался — даже Армас — о том, что неведомый пришелец, которого он спас, которому придумал внешний облик и ввел в команду, для простоты и удобства управления всей огромной и разветвленной империей «Паука» (и вовсе не корысти ради) держит в себе информацию не только о движимом и недвижимом имуществе организации, но и о большинстве ее сколько-нибудь значительных членов, может почувствовать их за несколько сотен световых лет, может подпитать энергией, может и уничтожить… Не то, чтобы Эгаэл скрывал эти свои возможности, просто не было случая рассказать.

Эгаэл впал в ступор. С ним случалось подобное, когда он о чем-то глубоко задумывался. Тревожить в его такие минуты просто не было смысла, он отключался от внешнего мира и не реагировал ни на что, поэтому Вэгул просто упал в кресло рядом с ним и закрыл глаза. На дне его души бушевала паника, но сейчас она была еще слишком глубоко, чтобы вырваться на поверхность неконтролируемым бурным потоком.

Вэгул тоже попытался думать.

Но он не был ни стратегом, ни тактиком, он не мог просчитывать случайности и вероятности, не мог, да и не особенно страдал из-за этого, полагая (и, возможно, вполне справедливо полагая), что это не его дело. В жизни ему не раз приходилось трудно, и он всякий раз выбирался (порою это было очень непросто) из таких передряг, которые многим обломали бы крылья. Он сумел выжить, сумел не потерять искры, что горела в нем с самого детства, сумел прекрасно устроиться, получить все, чего хотел, добиться исполнения заветной мечты, увериться, что получил заслуженный покой и что это — навсегда. Одна только мысль о том, что придется снова за что-то бороться, что-то отвоевывать, что его жизни и, главное — возможности нормально работать что-то угрожает, приводила его в ярость, граничащую с безумием.

В Эгаэла верили все, и Вэгул верил. И только поэтому, паника, уже почти созревшая, уже заставившая дрожать руки и колотиться сердце, еще все-таки не вырвалась на свободу.

Эгаэл придумает, как спастись, Эгаэл гений, голова Эгаэла круче самого навороченного компьютера, Вэгул подозревал, что его собственная голова (а свою голову Вэгул ценил весьма и весьма высоко) ни в какое сравнение не идет с головой Эгаэла и преимущество его лишь в том, что Эгаэла интересует не физика с химией, а экономика и политика.

Когда, спустя несколько минут раздумий, формулы в голове Эгаэла сложились, наконец, так, как подобает и привели к единственному верному решению, это никак не отразилось на его грубом суровом лице, даже глаза не зажглись ни единой искоркой.

И когда саланский корабль подошел к защитному кокону базы и попросил посадки, Эгаэл ни минуты не колебавшись открыл ему коридор в просторное чрево ангара.

— Приветствую вас, командор Эрдр, — прогрохотал по каналу связи его бас, — Мягкой посадки.

Вэгул аж рот разинул, да так, что забыл его закрыть.

Севелина увидела, как внезапно отключилось силовое поле, исчезла радужная пленка, всегда закрывающая базу от космоса, как внезапно ослепительно ярко вспыхнули звезды, острыми иголочками кольнув глаза. Девочка тихо взвизгнула и сорвалась с места. Как могла быстро она побежала к ангару и сердечко ее колотилось, как молоточек. Силовое поле отключается только в одном случае — когда база принимает корабль. Никакого иного корабля, кроме «невидимки» Армаса, она сейчас принять не могла.

Севелина была первой, кто оказалась у двери карантина, когда та отворилась, она первой увидела высокого и бледного темноволосого мужчину, который совсем не был похож на тех, кого она ждала. Севелина остолбенела от неожиданности, а мужчина как-то криво улыбнулся ей и произнес:

— Здравствуй, Севелина.

Волна ужаса ударила девочку в самое солнечное сплетение, так сильно, что какое-то время она не могла даже дышать. Нападение! Внезапное нападение! Это вот точно конец…

Севелина застыла на месте с широко распахнутыми глазами и разинутым ртом, она сильно вздрогнула, когда кто-то, подошедший сзади, положил ей руку на плечо.

Эгаэл, не смотря на свой могучий рост передвигался всегда очень тихо.

Несколько мгновений два давних врага просто смотрели друг на друга — впервые находясь друг от друга так близко, потом Эрдр протянул руку, ладонью вверх, Эгаэл торжественно кивнул и накрыл ладонь командора СОГа своей широкой ладонью, без колебания поддержав такое откровенное предложение мира.

Эрдр выглядел совершенно безумным, лицо его было не то что белым, а каким-то серо-зеленым, глаза ввалились и стали как будто еще темнее, и в то же время командор, казалось, весь светился изнутри. Одного взгляда в его глаза хватило Эгаэлу, чтобы понять, что он не ошибся. Торжествующая улыбка только чуть-чуть тронула сухие тонкие губы существа, снова почувствовавшего себя властелином этой галактики. Он так не любил удивляться, больше всего на свете не любил. Он так надеялся, что удивляться больше не придется!

— Отдых? Доктора? — предложил Эгаэл, когда они пошли по коридору к командному пункту, но Эрдр только покачал головой.

— Нам надо поговорить. Времени мало, — сказал он отрывисто и хрипло.

Эгаэл согласно кивнул.

О Севелине забыли. Девочка так и осталась стоять у бесшумно сомкнувшихся дверей карантина, чувствуя себя крайне несчастной. От неожиданной радости — к такому разочарованию! Севелина всхлипнула, прижала к лицу ладошки, сползла спиной по стене, опустилась на корточки, свернулась в комочек и разрыдалась. Она уже и не пыталась бороться со своими чувствами, не пыталась контролировать эмоции, как подобает настоящему пирату, не пыталась быть кем-то, кем не являлась — как будто вихрь закружился внутри нее, сметая все и глубинное и внешнее, как будто тьма навалилась на нее, придавила тяжело и сквозь эту тьму она видела — и не видела и — не понимала, что двери карантина расступились снова, пропустив любимого долгожданного Айхена и Армаса и кого-то еще, кто совсем уже тонул во тьме. Она видела и — не видела, полагала, что придумала все.

Айхен что-то говорил, поднял ее на руки, прижал ее голову к своему плечу, пытаясь унять конвульсивные рыдания, Севелина обняла его изо всех сил, твердо намереваясь не отпускать, даже если это только призрак, только плод ее воображения.

Маша и без того чувствовала себя очень странно — как во сне… или как будто ее стукнули по голове тяжелым пыльным мешком. Все казалось ей нереальным — то, что она еще несколько часов назад была на планете (была планетой) которая взорвалась, то, что она оказалась на корабле своих врагов, которых всегда ненавидела чистой, как хрусталь, праведной ненавистью, то, что почему-то не было ненависти сейчас, то, что через толстое затемненное стекло с командного пункта корабля-невидимки видела серебристый город, внезапно появившийся во тьме словно из неоткуда, вспыхнувший в синей радуге, разорвавшей холодное мертвое ничто.

То, как ее вели сквозь множество бесшумных дверей, услужливо расступающихся на пути, то, как она вошла в освещенный теплым светом коридор, то, как увидела маленького худенького мальчика заходящегося в отчаянных рыданиях на мягком пушистом полу.

«Может быть, я и в самом деле сплю, — подумала Маша, с удивлением глядя на плачущего ребенка, — Осталось выяснить, когда же я уснула? И где… Может быть легла вздремнуть на опавшие листья под елочку в лесу… Ох, как бы хорошо, если б так…»

— Лин! — изумленно воскликнул Айхен, поднимая ребенка на руки, — Что случилось?!

Мальчик не отвечал и вообще никак не реагировал на его слова, и принц поспешно направился с ним вглубь коридора, потом свернул куда-то…

— Пойдем, — услышала Маша исполненный мрачности голос капитана Хайллера, и отправилась вслед за ним, не раздумывая и не задавая вопросов. К чему?..

Она вышла из благостной заторможенности в тот же миг, когда переступила порог круглой, напичканной электроникой комнаты с экраном кругового обзора во всю стену, когда увидела в одном кресле огромного совершенно лысого мужчину с грубым жестоким лицом, а в другом обожаемого и прекрасного командора Эрдра.

— Ох, — сказала Маша, в таком превеликом изумлении, что кроме этого «ох» произнесть ничего не могла уже. Девушка тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение, однако наваждение даже в ее сторону не взглянуло (факт более всего убедительный, что это вовсе не наваждение, только призрак Эйка мог бы обратить на нее внимание).

— О как, — произнес капитан Хайллер, который, похоже, был не менее удивлен, чем Маша.

— Где Айхен? — прогрохотал лысый громила, — Пусть немедленно идет сюда!

Вид громила имел крайне недовольный, глаза его были узкими, как щелочки и тонули в глазницах, надбровные дуги выступали вперед. Жуть. У Маши мороз пробежал по коже, когда взгляд этого монстра скользнул по ней, ей срочно захотелось спрятаться куда-нибудь… пусть даже за спину Армаса Хайллера.

— Связь! — с непроницаемо каменным лицом скомандовал Армас, из пульта управления к нему вылетел маленький серебряный шарик, который завис возле самых губ капитана.

Маша такого еще видела. Очередное творение неведомого гения-изобретателя?

— Принц, — произнес капитан тихо и немножко насмешливо, — Соблаговолите явиться на «пункт один». Незамедлительно.

«Какого хрена?» — послышался спустя несколько секунд из шарика недовольный голос Айхена, фоном которому звучали всхлипывания.

— Поменьше болтай.

«Интересно, — подумала Маша, — Я-то думала, что Хайллер глава этой шайки, ан нет, куда как хуже, Хайллер похоже что-то вроде шестерки при этой образине».

Она еще раз потихоньку оглядела лысого громилу и поняла, что сделанное открытие совсем ее не радует.

Хайллера тоже не радовало, это было видно по его лицу.

— И что, будем торжественно дожидаться прихода принца? Или кто-нибудь поведает мне таки, что здесь происходит? — спросил он раздраженно, — Или как? Может быть, соберем всех членов экипажа? Вызовем Вэгула? Попросим Ооаэо срочно вернуться на базу? Свяжемся с офицерами, чтобы объявить всем нечто очень-очень важное?.. Что такое, мать твою, Эгаэл, ты здесь устроил в мое отсутствие?! Что делает на базе Эрдр?!

— Хайллер… — командор СОГа, поднял руки, словно защищаясь.

Маша отметила, как жутко выглядит командор. Как-то похудел… и щеки ввалились… и глаза такие сумасшедшие. Одно мгновение ей хотелось подойти к нему… но она, как и Хайллер была слишком сильно удивлена, слишком рассержена. Нельзя командору находиться здесь, нельзя спокойно сидеть, разговаривать и разводить руками! Нельзя смешивать Свет и Тьму, нельзя так жестоко рушить ее, Машины, убеждения и принципы, ей и без того не сладко пришлось в последние дни, она и без того испугана, удручена и сбита с толку!

— Я здесь для того, чтобы предложить тебе союз, — продолжал Эйк и каждое его слово обрушивалось на Машу, как молоток по лбу, выбивая из глаз маленькие острые искорки.

Несколько мгновений Хайллер просто смотрел на Эрдра, потом обернулся к Эгаэлу.

— Мне или ему?

— Тебе, — сказал Эйк.

— Тебе, — сказал Эгаэл, и странно улыбнулся. Его лицо вдруг изменилось, черты как будто смазались, растеклись, уже через мгновение они стали прежними — грубыми и жесткими, но Маша, стоявшая рядом с капитаном Хайллером видела все эти метаморфозы, видела серый туман, в котором утонуло лицо мрачного громилы и не поверила своим глазам, решила, что зрение ее помутилось от усталости.

И капитан Хайллер видел, и он не удивился, он понял знак — напоминание метаморфного существа из далекого чужого мира, проведшего большую часть жизни витая в испарениях своего болота, о том, кем оно является на самом деле — тяжелым плотным шаром, иногда пирамидкой, обычно зеленой или серой. И никем другим. Напоминание о том, что никак нельзя забывать. О том, что нельзя принимать за человека существо, которому сам же придумал внешность. И ни в чем не стоит его подозревать!

Хайллер кивнул. Просто опустил голову, закрыл на мгновение глаза.

«Они очень устали, — подумала Маша, — Все они… Так же сильно, как и я… Их домам грозит то же самое, что и моему…»

— Рассказывай! — велел Армас, подходя к приборной панели и вызывая два запасных кресла, для себя и — еще одно. Маша посчитала, что для нее, и в любом случае с большим удовольствием опустилась на мягкое удобное сидение, появившееся прямо перед ней.

— Рассказывать буду я, — тихо и настойчиво произнес Эгаэл.

В то самое время как он хотел начать, появился Айхен.

Который почему-то очень развеселился при виде Эрдра.

— А, вот кто оказывается, злой и страшный дядька. Зачем напугал ребенка?

Эрдр поморщился.

Маша удивленно смотрела на Айхена, слишком… слишком он веселился, как будто готовился к драке. Тоже явно был не в своем уме… впрочем, для Айхена это было естественно.

С удивлением Маша отметила, что появление принца отозвалось в душе непонятной радостью, как будто даже легче стало, так, как бывает, когда в обществе чужих и опасных людей вдруг появляется старый близкий друг, с которым сотню лет знаком, с которым сто-олько всякого пережил!

— Я здесь один, Айхен! — резко сказал Эрдр, легко выдерживая направленный на него огненный взгляд, — Один, с пустыми руками! Мой корабль заперт в вашем ангаре! И я здесь совсем не для того, чтобы в чем-то обвинять тебя…

Айхен усмехнулся.

— Обвинять меня… В чем ты можешь меня обвинять?

— Ни в чем, потому что сейчас пришло время играть на одной стороне. Наверное, я знал, что это время придет… не знал, конечно, но — не исключал такой возможности, поэтому не мешал тебе делать из меня дурака.

— И делал дурака из меня, — буркнул Айхен и махнул рукой, — Ладно… что уж теперь… — он покосился на Хайллера, но тот не смотрел в его сторону, — Исключительно с целью возможного сотрудничества ты и спер у меня пароли выхода на базу… и черт знает что еще… Не знаю как тебе это удалось, но это совсем не благородно с твоей стороны, и я бы даже сказал…

— Итак… — оборвал его Эгаэл, — Теперь действительно все в сборе. Все, для кого важно то, что я скажу. Те, кому решать… Сядь, Айхен.

— Мы строили империю… — произнес он еще через несколько секунд, — Завоевывали галактику… Это было безумно интересно, и я увлекся, слишком увлекся этой игрой, чтобы задумываться о том, к чему она может привести. Игра хороша в виртуальном пространстве, сложные схемы хорошо выстраивать в голове, когда знаешь, что можешь выключить компьютер, когда понимаешь, что можешь забыть все, что выдумал и начать выдумывать заново… Я виноват. Я забыл, что играю с живой галактикой. Забыл, что играть с живым нельзя… Забыл, что невозможно стать повелителем мира ни человеку, ни группе людей, что мир начинает защищаться… Впрочем, я и не знал этого раньше.

— Твой компьютер перегрелся, Эгаэл, давай попробуем выйти и зайти снова? — с поддельным сочувствием встрял Айхен, — Ну что такое ты несешь?

Армас Хайллер вдруг застонал и схватился за голову.

— Высшние силы! — воскликнул он, — Уж не хочешь ли ты сказать, что этот самый живой мир защищается от тебя?! Да ты и в самом деле перегрелся!

Эгаэл посмотрел на него и снова черты его лица смыло туманом — теперь уже по другой причине.

— Я — чужой, — произнес он, как будто через силу, — Я как вирус, от которого живой организм вашей галактики пытается избавиться, как может, как умеет, нанося вред себе же, губя себя же…

— Бред, — пробормотал Армас, но в голосе его совсем не было уверенности.

— Это закон!

— Какой закон?! Где ты вычитал этот закон, мудрый ты наш?! Уж не хочешь ли сказать, что стоит тебе убраться восвояси и звероноиды тут же развернутся и уберутся восвояси? — усмехнулся Айхен.

— Думаю, что нет… — покачал головой Эгаэл, — Теперь уже нет…

— И потом, я не понял, что значит — чужой? Ты вылитый йалниец… Йалнийцы, конечно, странные ребята, но чужими никогда себя не называли… доселе.

Принц повернулся к Хайллеру.

— Нехорошая мысль посетила меня сейчас, драгоценный мой друг! Только что меня уже назвали идиотом, и были, признаться, правы, теперь это сделаешь ты? Давай уж, не тяни! О чем говорит эта образина?! Готов поклясться, что ты знаешь!

— Ты этого хотел? — тихо спросил Армас буквально искрящийся яростью, страстно желая испепелить Эгаэла глазами, — Зачем тебе понадобилось… Именно сейчас!

— Время пришло! — торжественно произнес Эгаэл.

— Свяжите меня и привяжите к креслу, — пробормотал Хайллер, — Иначе я его убью.

Никто не внял его просьбе, однако капитан и не кинулся исполнять угрозу, вместо этого как будто выключился, сложив руки на груди и закрыв глаза. Весь его облик говорил: «Делайте, что хотите, мне уже все равно!»

— Ну давай — вещай! — зловеще произнес Айхен, удобно устраиваясь в кресле, — Аудитория готова и давно уже ждет.

За окнами из прозрачного, как стекло и очень прочного силового поля, которое ставили только на звездолеты (до сих пор ставили только на звездолеты) полыхал закат. Красивейшее зрелище представлял собой город с такой высоты. Пользуясь отсутствием президента, Леерт Оверли Дай онензу Шостей позволил себе немного полюбоваться им так, как любоваться приятнее всего — сверху вниз. Почувствовать себя властелином, держащим город у себя на ладони.

Министр обороны Эрайдана задумчиво улыбнулся. Он будет чувствовать себя властелином еще несколько минут — несколько минут своего неожиданного одиночества на башне, до тех пор, пока не появится настоящий властелин, потом он вернет лицу суровое выражение, насупит брови и вытянется в струнку, изобразит из себя верного, преданного, не очень умного, зато исполнительного солдата. Очень удачно. В самом деле, Шостей считал, что карьера его сложилась очень даже удачно. Такой неожиданный, такой высокий взлет, после того, как он уже отчаялся подняться выше той довольно-таки скромной должности, какую занимал в военном ведомстве. А уж о том, чтобы стать министром обороны он и не мечтал!

Поразительная штука жизнь, никогда не знаешь чем она обернется и в какой момент. Верно говорят, что «облако-счастье» бросает тень на каждого человека, но только раз в жизни, надо заметить эту тень и успеть принять решение — важно еще, чтобы решение было правильным! Шостей свое счастье не упустил. Ему сделали предложение, и он принял его, практически не раздумывая, и шел уже до последнего (предвидение это было или помешательство — вот в чем вопрос), подставляя свою голову под удар вместе с другими бунтовщиками. Бунтовщики стали правителями Эрайдана. Его рвение оценили. И обещанную награду он получил.

И что с того, что министр из него не ахти какой? Президент это знает, президента это устраивает. Что ж еще?

Закат догорел, небо окрасилось в темно-зеленый цвет, потом почернело, появились звезды, а Генлои все не было. Шостей начал вскипать. Не то, чтобы президент никогда не опаздывал, но не до такой же степени! Не означает ли такое пренебрежение, что министр обороны впал… в немилость? Невозможно такое… никак невозможно… только не сейчас, когда такая каша заварилась. Одна у них с Генлои дорожка теперь, теперь уже до самого конца одна…

В то время, когда Шостей по-настоящему потерял терпение, и уже действительно готов был к самом худшему, Генлои, наконец, появился.

Министр мгновенно переключился с программы «раздраженный и мрачный министр» на программу «подобострастный и внимательный министр», причем произошло это как-то само собой — вот что значит привычка.

— Здравствуй, Шостей, — буркнул президент, даже и не взглянув в его сторону, — Что скажешь?

— Эрдр по прежнему у барона Веркт-Мроя. Его корабль ни разу не покидал порт, пилот шляется по увеселительным заведением… мы проверили, он действительно думает, что Эрдр пьянствует с Веркт-Мроем… Здесь все чисто.

Министр умолк, сильно жалея, что не может сейчас видеть лица президента, тот как будто нарочно стоял к нему спиной.

— Это очень странно, Шостей, — задумчиво произнес Генлои, — Уже несколько дней… у Веркт-Мроя… В такое время.

— В какое время? — удивился министр, — Разве Эрдр что-то подозревает?

— Если бы ничего не подозревал, сидел бы у себя на Исчене или в Совете, готовил бы своих солдат к последней схватке.

Генлои, наконец, повернулся к Шостею лицом.

— Необходимо выяснить, действительно ли Эрдр на Галок-Кеер-Шезе. Завтра же мне понадобятся доказательства. Бесспорные. Такие, каким я бы поверил.

Шостей поспешно кивнул. Он не знал еще, как добудет эти доказательства, но он добудет их непременно, пусть ему придется взять дом Веркт-Мроя штурмом.

— Ну хорошо, — Генлои встряхнул головой, словно освобождаясь от всех мрачных мыслей, — давай посмотрим что там делают наши злобные воинственные цирды…

Президент настроил электронную карту на самый мелкий масштаб, автоматически включились самые дальние ретрансляторы, принимающие и пересылающие в Эрайдан информацию со станций-шпионов Великого Совета. Несколько секунд изображение на карте плавилось, постепенно обретая четкость и на черном поле с белыми контурами созвездий расплылось красное море.

— Ого, сегодня они прошли… ну-ка, ну-ка, уже до Вертгеддена. Какое рвение. Представляю, что творится на Совете… Кстати, что творится на Совете?

— Все никак не решатся, — ответил Шостей, — Но после Вертгеддена, думаю, они уже не смогут откладывать.

— Да уж, пожалуй, — Генлои удовлетворенно улыбнулся, — Как думаешь, где случится наш маленький Армагеддон?

Шостей задумчиво поскреб подбородок, потом подошел поближе к карте, смотрел на нее несколько минут, что-то бормоча.

— Здесь! — решился он, наконец, ткнув пальцем в какую-то точку, — Думаю, больше негде.

— Система Альгейзе… Что ж, может быть.

Генлои уселся за пульт и принялся что-то высчитывать, по вспомогательному полю карты побежали колонки цифр.

Шостей неподвижной тенью стоял у президента за спиной.

— Когда понадобится, — бросил ему Генлои, на мгновение оторвавшись от расчетов, — Отдашь им вторую и четвертую армии, постарайся, чтобы к тому моменту более-менее толковые офицеры были переведены в другие. И, Шостей! Постарайся, чтобы перемещения личного состава не привлекли ничьего внимания. Я не хочу проблем. В будущем.

— Не беспокойтесь, — проговорил министр, пытаясь заглянуть Генлои за плечо и разобрать, что тот пишет. Заглянуть было не сложно, но вот разобрать… Шостей, к его большому прискорбию, никогда не был силен в математике.

— Вы великий человек, мой президент, — произнес он и, поддавшись внезапному порыву чувств, задал вопрос, который уже давно мучил его, и который он задать никак не решался. — Что вы думаете… будет дальше?..

Спросил — и почувствовал, как струйка холодного пота потекла между лопаток. Ох, как боялся он этого вопроса, но откладывать его тоже нет больше сил! У Шостея было трое маленьких детей, четвертый — вот-вот готовился появиться на свет.

Генлои едва заметно улыбнулся, не отрываясь от расчетов.

— Дальше? Откуда мне знать, дорогой мой? Но подозреваю, что ничего хорошего нам с вами ждать не стоит. Армия Совета даст сражение в Альгейзе и — прекратит свое существование. Или звероноиды прекратят свое существование… Что сомнительнее. Хотя, признаться все это трудно просчитать.

Шостей молчал, пребывая в некотором замешательстве. В империи царит паника. Да что там! Во всей галактике царит паника! И что отвечает президент?! «Откуда мне знать?!»

«Надо что-то делать!!!» — хотел закричать Шостей, но не закричал, разумеется, не закричал… Что делать? Разве не он, Шостей, министр обороны? Это его надо спрашивать, что делать!

«Что делать? Уносить ноги, — мрачно подумал министр, — Вот все, что можно сделать… Только куда?»

Так неожиданно прозвучавшее и такое искреннее заявление Шостея весьма повеселило Генлои. Он сам думал о себе исключительно так же. Как о великом человеке. Как о безусловном гении. Как о личности, действительно способной добиться мирового господства. М-да, пожалуй, о мировом господстве сейчас лучше не думать, задача номер один, удержать то, что уже есть, вспомнить, что еще не так давно, он рвал на себе волосы в отчаянии, припоминая ошибки, которые поначалу казались незначительными, которые едва не привели его к краху.

Он позволил сбежать мальчишке Хайллеру, не уследил за какими-то идиотами, которые зачем-то (вроде как с целью получения наследства) вышвырнули из Эрайдана совершенно чокнутого, но очень талантливого ученого. Идиоты наказаны, да толку от этого? Он позволил «Пауку» развиваться, тогда как нужно было бросить на него все свои силы…

Да уж, силы… В те времена и сил то никаких особых не было, а те, что были, требовались в самом Эрайдане, планировать какой-то поход было бы безумием… Да и кто же знал!

Компьютер закончил расчет, из которого следовало, что войска цирдов подойдут к системе Альгейзе предположительно через восемь недель по эрайданскому времени. Уже скоро.

Скоро все разрешится.

Система Альгейзе — главные ворота в сердце галактики, если цирды пройдут его, это можно будет считать их полной и безусловной победой. Это должен понимать каждый идиот (даже такой, как Шостей) и если Совет не решится дать бой раньше — а он, судя по всему, не решится, система Альгейзе будет единственной возможной точкой «Ч».

И все разрешится само собой, пауки сожрут друг друга. Один паук — объединенные силы Совета Галактики — маленький дохленький паучок, умрет так быстро, что никто этого и не заметит, что значат силы Совета Галактики без Эрайдана? А много ли даст каждое отдельное государство, отпустит ли от себя весь боевой флот, пусть маленький, хиленький, никудышненький, но хоть как-то прикрывающий беззащитную планету? Не отпустит, выделит минимум смертников, остальных придержит, а звероноиды, ребята не промах, не одну сотню лет готовились к своему священному походу.

Так, затем в бой вступит (а что еще ему останется делать?) тот паук, который так и именует себя «Пауком», и он тоже будет разбит — если бы мог что-то цирдам противопоставить, сделал бы это раньше — но он достаточно силен, чтобы нанести звероноидам по настоящему значительный урон. Затем — последний резерв, бригада смертников СОГ… Ну и что же? Войскам Эрайдана достанется уже довольно потрепанная армада… Потрепанная? Или не настолько уж потрепанная, чтобы Эрайдан смог с ней справиться?..

Вот он, вот он главный риск, который практически невозможно просчитать! Если Генлои недооценил звероноидов и переоценил Армаса Хайллера, если сражение в системе Альгейзе окажется для цирдов не болезненнее щелчка по носу, что тогда? Тогда Эрайдан, возможно, постигнет участь Ко-она или еще что похуже, впрочем, что может быть хуже…

У Генлои тоже была семья — молодая любимая жена, маленький сын, престарелые родители и старая совсем седая гелуанская пустынная собака, каким-то чудом дожившая до невероятно преклонных лет. Для них президент приготовил надежное убежище на случай, если звероноиды нападут-таки на Эрайдан… Они уже были там, все, кроме Арны — жены, которая осталась, заявив, что только вместе с ним покинет Эрайдан. Они были на маленькой неприметной очень милой зеленой планете, далеко-далеко… Там большой дом, запас продовольствия на добрую сотню лет. Там можно прожить до конца дней своих в случае неблагоприятного развития событий.

Когда-то Генлои добивался высшей власти в империи с исключительно благими намерениями. Его мечты о будущем были светлы и прекрасны — стабильность, процветание, высокий уровень жизни для всех граждан Эрайдана… Но невозможно спасти всех, невозможно перенести планету (три планеты!) в безопасное место, невозможно эвакуировать все население. Несмотря на все свои благие намерения.

Даже гений — не всемогущ.

Жаль, безумно жаль, если придется оставить Эрайдан, бежать… Но если весь многотрудный путь к власти был нужен для того, чтобы иметь эту возможность — бежать, спастись, уцелеть в самой страшной в истории галактики войне, оно того стоило.

— …Но после того, что я услышал от командора Эрдра, я начал понимать, что все гораздо проще… проще и банальнее, все еще хуже, чем я предполагал.

Тяжелая тишина повисла среди собравшихся на командном пункте главной базы «Паука». Может быть, всем трудно было поверить, всем, кроме капитана Хайллера. Может быть, всем хотелось сказать Эгаэлу что-нибудь типа «а ну-ка, превратись во что-нибудь».

— Практически с первого дня вторжения звероноидов в Эрайдане бешеным темпом идет мобилизация, которую Генлои скрывает от Совета, — сказал Эрдр, — Все так делают, уверен в этом, и все жалуются на то, что у них нет кораблей, не хватает пилотов. На данный момент реальная численность армии Эрайдана превосходит те цифры, что известны Совету в несколько раз. Не так давно я говорил с Шостеем… это министр обороны Эрайдана, и тот клялся, что империя никогда не содержала армию больше, чем это значится в туристических справочниках и, соответственно, не сможет дать больше солдат, чем предлагает.

Капитан Хайллер как будто внезапно пробудился.

— И какова численность армии Эрайдана?

Эрдр слегка улыбнулся, покосившись на Айхена.

— Соизмерима с армией «Паука», даже, я сказал бы, превосходит ее, но технической мощи ей, конечно, не достает. Не родила пока эрайданская земля гения подобного доктору Лерну.

Армас улыбнулся в ответ командору СОГа, но как-то кисло.

— Хотел бы я знать, Эрдр, насколько в действительности ты осведомлен о состоянии наших дел и еще больше хотел бы знать, зачем ты хранил всю эту информацию. Просто хранил много лет, никак не используя. Я считал тебя солдатом, Эрдр, кто ж ты на самом деле? Раскрой нам эту тайну, раз уж такой у нас сегодня вечер откровений.

И он покосился на задумчивого Эгаэла.

— Я солдат, Армас, — сказал Эрдр, — Но не Эрайдана… Ты знаешь о Сером братстве?

Хайллер некоторое время хранил молчание, потом выговорил через силу.

— Знаю…

— Я прожил среди них несколько лет, вступил в братство… нет, только духовно, иначе не смог бы покинуть обитель… не мог бы выйти из кокона…

Видимо у Хайллера было очень странное выражение лица, потому что он добавил:

— Это не то, что ты думаешь, ну да не в том суть… Я не совсем монах, но я давал обеты и принадлежу к Серому братству.

Айхен посмотрел на Машу, выражая тожество всем своим видом, а Маша хотела провалиться сквозь землю… сквозь мягкий подогретый пол куда-нибудь, как можно глубже.

— Каждый человек защищает свой дом. Ты защищаешь Эрайдан, Айхен защищает Вельзарел, эта девочка, — Маша вздрогнула, вскинула на Эйка глаза, — защищает Землю. Я геллаец, но я не помню Геллай, я был на этой планете неоднократно, облетел и обошел ее вдоль и поперек и не нашел ничего, что напомнило бы мне… напомнило бы мне хоть что-нибудь! У меня нет дома. Но человек не может жить без дома… Я родился на корабле цирдов… Неважно, что скорее всего я родился где-то еще, но я осознал себя живым и мыслящим существом на корабле цирдов. Рабы любили рассказывать о мирах, где жили когда-то. Перед тем, как ложиться спать, кто-нибудь обязательно рассказывал очередную удивительную историю о своем доме, теперь понимаю, что не много правды было в их рассказах, но они действительно верили в то, что говорили.

Они верили — а я нет. Моим домом был космос, черный холодный мрак с редкими островками света. Я мечтал найти свой дом, придумывал, каким он может быть, пытался вспомнить, и только спустя много лет понял, что дом не стены, и не земля, что мой дом остался на «Таэне Рюнткона» вместе с теми, кто помог мне спастись, и кому я помочь не смог.

— Да, кстати, Эйк, — вставил Айхен, — Я видел «Таэну» на Ко-оне.

Эрдр переменился в лице.

— Ты уверен?

— Весь дворец был завален ее изображениями, я не смог бы ее забыть и через сотню лет!

Казалось, что командор окажется не в силах пережить свалившуюся на него нечаянную радость.

— Я знал, что мое время придет, — проговорил он и улыбнулся так зловеще, что Маше стало холодно.

— Вот она, моя война, Хайллер. Эта, и никакая другая. Я не враг тебе, и никогда им не был, потому что ты не представляешь угрозы галактике, я не враг Генлои, потому что он тоже не представляет никакой угрозы, вы — две силы, уравновешивающие одна другую, ваше противостояние могло длиться еще очень долго, если бы не появилась третья сила…

— О твоих отношениях с цирдами знает вся галактика, — сказал Хайллер мрачно, — Я что-то не понял, какое отношение ко всему этому имеют мифические монахи… которых доселе никто в расчет не принимал.

— Никакого, — пожал плечами Эйк, — О целях и задачах СОГ ты можешь почитать в ее уставе. Никаких иных, тайных миссий она не несет. К братству принадлежу я, а не огранизация, которую я возглавляю. Я упомянул монахов потому, что ты спросил меня, кто я такой, и у меня не было причин это скрывать. Но братство не имеет ни малейшего отношения к тому, почему я сейчас здесь и с чем прибыл. И если, наконец, вы позволите мне начать, я с удовольствием изложил бы вам цель своего визита. Потому как время дорого.

Он помолчал несколько мгновений, видимо оценивая степень внимания аудитории, потом произнес:

— У меня есть оружие, которое еще никто никогда не использовал.

Воцарилось напряженное молчание. Маша почувствовала, как у нее самой сильнее заколотилось сердце. Надежда, безумная и нерациональная, как всякая надежда на чудо, зажглась в глазах всех присутствующих.

— Цандрийский крак тебе в печень, чего ж ты раньше молчал? — изумился Хайллер.

— Так. Я вижу, вы не поняли. — поспешил добавить Эйк, — То, что я предлагаю, не супер-оружие, с помощью которого мы уничтожим флот цирдов одним ударом, это просто оружие, которым никто никогда не пользовался! Ничего большего!

Эрдр оглядел присутствующих, желая удостовериться, что ничьи глаза больше не блестят.

— СОГу необходимо было новое оружие, всегда было необходимо, но в последнее время особенно. Авторитет заработать трудно, а потерять легко. Это знают все государства и все работают над новым топливом и новым вооружением, чтобы добиться превосходства над соседями. Думаю, нет необходимости объяснять, почему Службе Охраны Галактики необходимо демонстрировать свое превосходство над бандитами и пиратами, у которых средств и возможностей ничуть не меньше. Демонстрировать постоянно!..

— Эйк ты не в приемной коммерческого директора военного министерства Эрайдана, — усмехнулся Айхен, — Мы тебе очень сочувствуем, но…

Эйк только отмахнулся.

— Был разработан интересный проект. Планировалось нечто уникальное, принципиально новое, способное обойти старые способы защиты, которые всякий, кому это надо, давно освоил и успешно применяет. Кое-что у нас получилось. Повторяю — это не супер-оружие, но может случиться так, что защиты от него у звероноидов нет… Я ни в чем не уверен, это только предположение, но мой опыт в общении с цирдами позволяет мне такие предположения делать. Они долго изучали нас. Наше вооружение, нашу психологию, физиологию, нашу этику и историю. Готовясь к нападению они позаботились о том, чтобы надежно защититься от нашего оружия. От всего, что мы имели на тот момент. От всех опасностей, о которых им удалось узнать. Цирды — могучая цивилизация, но ничего особого, сверхвозможного они не знают и не умеют. А теперь о том, почему я здесь, почему рассказываю вам все это. Кому-то это может показаться странным, но я действительно пришел просить материальной поддержки.

Эрдр посмотрел на Армаса, но тот никак не отреагировал на его слова. Выражение вежливой заинтересованности не сменилось ничем более выразительным.

— Просить больше не у кого, — вздохнул Эйк, — Все закрылись по своим домам и ждут чуда. Удивительно, но это — факт. Ждут и действительно верят в то, что сам Создатель вмешается и не допустит беды!.. Производство надо ставить на поток, вооружать корабли… нужны деньги, и — главное, мощные военные заводы. С вашими конкурировать могут немногие. Может быть, даже никто.

Эйк умолк и вопросительно посмотрел на Хайллера, тот пребывал в состоянии задумчивости, хотя Маше, к примеру, казалось, что раздумывать не о чем. Ну о чем тут можно думать?!

— А мне-то, как думаешь, зачем это надо? — вздохнул капитан, — Что меня-то должно заставить лезть на рожон, принимать бой одному — за всех? Мой дом — эта база, ее увести в другую галактику ничего не стоит. Подыскать тихую планету и жить в свое удовольствие. Почему я должен спасать эту чертову галактику? Я ведь пират, бандит и убийца, разве нет?

— Хайллер… — покачал головой Эйк, — если бы я считал тебя бандитом и убийцей и хоть на минуту мог предположить, что ты решишь бежать, я унижался бы сейчас в Великом Совете, у них ползал бы в ногах и умолял помочь.

— Я не могу решать за всех. Айхен… — капитан с надеждой посмотрел на принца, — Скажи, что все это бред. Докажи, заставь меня поверить, что это самоубийство идти на поводу у Эрдра! Ты сможешь, я знаю…

— Да за кого ты меня принимаешь, эрселен Хайллер?! — возмутился Айхен, — Не знаю, кем ты считаешь себя, а я король Вельзарела, и у меня слишком много планов в этой галактике, чтобы бежать невесть куда! Тихая планета? На хрена мне нужна твоя тихая планета?! Что я там буду делать?!

Армас посмотрел на него с удивлением.

— Да… — сказал он, спустя несколько мгновений, — А как же здравый смысл?

— Да брось ты, — махнул рукой принц, — много было здравого смысла во всем, что мы делали?

— И мы побеждали.

— Всегда.

— Может быть нам просто везло?

— Везет дуракам.

— Везет тем, кто ничего не боится! — сказала вдруг Маша патетически и покраснела.

На нее посмотрели, как на внезапно материализовавшееся привидение — появившееся ни к месту и не ко времени.

— Точно! — со смехом воскликнул Айхен.

Маша едва не прыгала на кресле от радости. Она ведь действительно поверила, что пираты могут сбежать — на то ведь они и пираты! Она действительно испугалась того, что сейчас им с Эйком придется покинуть базу «Паука» и лететь в Великий Совет, который она представляла себе (и была не далека от истины) сборищем толстых, трусливых и глупых засранцев, и валяться у всех в ногах. Она всегда верила, что Эйк придумает что-нибудь. И Эйк придумал! Он никогда не обманывал ее ожиданий! Ну почти никогда…

— Для того, чтобы полностью вооружить наши корабли, всю СОГ и тех, кого даст Совет — кстати, сколько их будет? — понадобится много времени. Не успеем. Тем более, что твое неведомое оружие, Эрдр, надо еще проверить. И усовершенствовать по мере возможного, — рассуждал Армас, — До той поры, пока Вэгул не одобрит его, я своего согласия не дам… Где вообще Вэгул, почему его никогда нет, когда он нужен?!

— Вэгул в своей лаборатории, где ему — самое место. Я предоставлю ему все образцы, тем более, что они у меня с собой. Сейчас мы должны обсудить еще один момент… Мне нужна карта.

Айхен вызвал переговорное устройство, тихо сказал что-то и тут же (стоял что ли под дверью?) вкатился робот сервировочный столик с бутылкой вина и бокалами по числу присутствующих.

— Вэг не пьет, поэтому его звать не будем. Он и так чокнутый — ему не надо. Мы сегодня заключили самую большую сделку за всю историю «Паука»… да и СОГа… Не выпить ли нам за это?..

Маша думала, что эта выходка будет последней каплей, после которой принц Вельзарельский будет выставлен за двери… вместе с роботом сервировочным столиком, и ошибалась!

— Разливай! — махнул рукой Хайллер.

Он подкатил кресло к пульту управления, быстро набрал пароль.

— Карту!

Экран кругового обзора подернулся металлической пленкой, сменился картой галактики, на которой зеленой точкой обозначилась основная база, фиолетовыми базы второстепенные. Маша даже присвистнула про себя, она-то не была ни шпионом, ни монахом, ее весьма поразило количество фиолетовых точек, действительно паутина, оплетающая едва ли не всю галактику.

Флот звероноидов обозначился, как водится, красным.

И Святой Боже, этого красного было уже так много!

Красное на черном… где-то там был Ко-он, где-то там были еще какие-то миры. Маша сощурилась, пытаясь прочитать названия, нет, не те, которые уже утонули в красном море, те, которым предстояло утонуть вот-вот…

— Вертгеден! — воскликнула она.

Вино было совсем несладким, даже как будто горьковатым. И было оно очень крепким. По крайней мере, для Маши.

И как же это радовало ее!

Как давно она не чувствовала себя пьяной… а чувствовала ли она себя когда-нибудь пьяной? По-настоящему пьяной?..

Самое время наверстать упущенное!

Айхен с бутылкой незаметно переместился поближе к ней и все время подливал и приговаривал:

— Давно надо было…

Давно надо было, чтобы расслабились натянутые, как струны нервы, чтобы можно было, наконец, вздохнуть полной грудью, чтобы можно было прогнать страх, запинать куда-нибудь поглубже. Пусть потом будет хуже. Потом — это нескоро. Потом можно будет пережить… или не пережить. Но пусть потом будет потом.

Маша закрыла глаза, откинулась на спинке кресла и то послушно приняло самое удобное, самое естественное для усталого тела положение. Перед глазами все кружилось, Маше казалось, что она сама летит куда-то, что уносится в темноту, полную безумных цветных радуг, что вращается все быстрее, быстрее…

Ух! Она поспешила открыть глаза, и мир почти тот час же перестал вращаться. Интересно, что будет если она встанет? Сможет сделать несколько шагов или сразу рухнет?

Мужчины собрались у карты, что-то бурно обсуждали. Робот сервировочный столик лавировал между ними подливая и подливая вино в бокалы, поглощая в хромированное чрево пустые серые канистрочки удобной квадратной формы.

Маше очень хотелось быть в курсе происходящего в нескольких метрах от нее, но она действительно не могла встать, а как управлять креслом не знала.

Она попыталась прислушаться…

Не очень-то хорошо была она сведуща в области знания нецензурных выражений сухого и простенького межгалактического языка… впрочем, прощения просим, не таким уж он оказался простеньким… и совсем не сухим. Сколь многое оказалось возможным выразить этим деревянным и неуклюжим искусственным наречием! если уметь им пользоваться…

Маша выросла среди солдат, но никто никогда не позволял себе так вот выражаться в ее присутствии, ее щадили, ее оберегали, ее очень любили, любили вместо не рожденных или оставленных где-то безумно далеко своих детей, пытались учить, воспитывать, каждый по своему, каждый пытался что-то дать. Свое. Кто-то действительно давал.

Они бывало здорово напивались, но Маша никогда не присутствовала при этом…

Смешно! И эти четверо собираются спасать галактику?

Маша слышала слово «Вертгеден», она слышала слово «Альгейзе», слово «Эрайдан», но это были только слова, она уснула, так и не сумев связать их между собой.

Пробуждение, как и водится, было ужасным.

Маша открыла глаза, подумала, что не чувствовала себя так мерзко даже в подвале горящего дома на Ко-оне и закрыла их снова.

Как бы добраться до доктора? Доктор за несколько минут очистит кровь, спасет бедную печень, бедную голову, бедный желудок… О Боже, желудок!

Девушка с глухим стоном сползла с кровати и побрела искать санитарный блок. Неважно, что она так и не поняла, где находится, важно, что санитарный блок где-то тут непременно должен быть! Только бы никто не увидел ее до тех пор пока она не доберется до доктора.

Она бродила по коридорам, как по лабиринту, база как будто вымерла, нигде ни единой живой души, только роботы, тихие, вежливые роботы, аккуратно объезжающие уныло плетущуюся девушку… Ну вот, только этого не хватало!

В проеме одной из дверей, мешая ей сомкнуться и не обращая внимания на жалобные увещевания металлического голоса, стоял вчерашний мальчишка. Белоголовое, лохматое существо едва достающее Маше до груди смотрело хмуро, исподлобья.

«Маленький эрайданец, — подумала Маша, спешно пытаясь привести в порядок волосы, выпрямиться и улыбнуться, — Сын Хайллера? Или безумного ученого?.. Бедный ребенок».

— Привет! — сказала она, собирая последние силы, чтобы казаться веселой и бодрой, — Тебя как зовут?

— Что, очень хреново? — усмехнулся мальчишка, проигнорировав вопрос.

Маша замерла, раздумывая над ответом, но его и не потребовалось.

— Доктора ищешь? Пойдем провожу.

Ну не возражать же!

Девушка пошла вслед за мальчиком куда-то по коридорам, по закоулкам. Действительно, помрешь, доктора не найдешь!

— А, вспомнила! — вдруг обрадовалась Маша, — Тебя Лин зовут. Правильно?

Ну вот, видно ляпнула что-то не то. Напомнила о вчерашней позорной истерике, призналась, что сама помнит ее в мельчайших подробностях, мальчишка только сунул руки поглубже в карманы и втянул голову в плечи.

Ну до чего же дикий ребенок!

— Ты… давно здесь?

Еще одна слабенькая попытка завязать разговор.

— Я здесь — всегда!

Вот так, даже с вызовом. Типа того «черт тебя принес на нашу голову».

Ну и ладно.

— Здесь доктор, — буркнул маленький эрайданец, скомандовав одной из дверей отвориться.

— Спасибо, — тем же тоном буркнула в ответ Маша и вошла в просторное, освещенное приятным для глаз мягким светом помещение с вожделенным целительным ложем.

Она не могла видеть, как внимательно рассматривает ее маленький эрайданец, не отрывая взгляда до последнего мгновения перед тем, как закроется дверь, как задумчиво кусает ноготь, прислонившись спиной к двери, как потом бежит стремглав к своей комнате, чтобы юркнуть под одеяло даже не сняв ботинки и закусить кулачок.

Нет уж, только не плакать!

«Сеанс закончен. Желаете получить информацию о характере проведенного лечения?»

— Не стоит.

Контакты отошли в стороны, освобождая возвращенного к нормальному физическому состоянию пациента.

Маша поднялась, действительно легко, действительно взглянула на мир другими глазами… взглянула на себя в большое, во весь рост зеркало.

В лазарете полагается иметь душ и свежий нательный комбинезон. Интересно, соблюдается ли традиция на базе пиратов? Душевую кабинку Маша нашла к большому своему облегчению очень легко, дверь оказалась прямо перед ее носом, к тому же на ней имелся соответствующий значок.

Конечно, стандартный комбинезон был скучным белым, простым и предельно функциональным, но он, безусловно, был на порядок лучше, чем тот, что был на Маше до того, тем более, что и он был взят из стандартного пакета для пилота.

Надевать верхнюю одежду или прогуляться до своих апартаментов как есть? Маша повертелась перед зеркалом и решила все-таки одеться, как полагается. И откуда такие развратные мысли? Никак после долгого пребывания в кологе? Девушка улыбнулась, вспоминая, как мучилась с дурацкой ко-онской одеждой. Никогда, никогда уже этого не повторить, даже если очень захочется…

Маша не стала закрывать под самое горло воротник темно-серой летной формы, оставив открытой шею и краешек белоснежного воротничка нательного комбинезона. Ей очень идет белый цвет, гораздо больше, чем темно-серый. Впрочем, разве кому-то может идти темно-серый? Жаль волосы еще не достаточно отросли, даже шею не закрывают, но зато цвет лица после общения с доктором превосходный и глаза блестят, и вообще она очень даже ничего. На самом-то деле!

Маша улыбнулась своему отражению, потом нахмурилась, встряхнула волосами. Ах, если бы, если бы… Если бы она была не она, и если бы она была не здесь и не сейчас, и если бы все было не так, как оно есть! Если бы не было красного на черном!

Нет уж, только не плакать!

Она поспешно вышла из лазарета, удирая от подкрадывающейся тоски, от которой так удачно удалось избавиться вчера, к которой так не хотелось возвращаться, и едва не столкнулась с Айхеном, который, видимо, дожидался ее. Айхен улыбался и смотрел на нее с таким восхищением, что тоска не посмела покинуть стены лазарета и напасть, так и осталась за беззвучно сомкнувшимися дверями. До поры до времени.

— Прекрасно выглядите, райн энль, — проговорил он с легким поклоном.

— Что? — удивилась девушка.

— Ну как это… почтенная и благородная дама, — Айхен поморщился, — Жутко звучит на всеобщем.

Сам он, конечно, был одет не в серый летный комбинезон. Темно-синий костюм из дорогой светопоглощающей ткани тоже не королевская мантия, но смотрится весьма неплохо.

Высокородная дама, одетая как техник-ремонтник сделала книксен.

— Благодарю вас, ваше высочество, — сказала она по-русски.

Принц не понял, но перевода просить не стал. Действительно на всеобщем подобные слова звучат совсем глупо.

— Не окажет ли честь райн энль позавтракать со мной?

— Окажет, — улыбнулась Маша, — В данный момент она оказала бы ее кому угодно… признаться.

— Точно, после доктора появляется зверский аппетит!

Пока шли до апартаментов Айхена, Маша убедилась окончательно, что ей не следует ходить по базе в одиночестве — заблудится и умрет от голода и жажды.

— А где все? — спросила она, потому что опять-таки по пути им не встретилось никого живого.

— Кто где, — пожал плечами Айхен, и добавил ехидно, — А кто тебе нужен?

Вот ведь зараза!

— Айхен, ты расскажешь мне о том, о чем вы вчера говорили? — поспешила девушка сменить тему.

Принц поморщился.

— Ну вот, опять… Ну сколько можно, а? Может поговорим о звездочках… о цветочках… Хочешь расскажу тебе, какой в моем парке в Вельзареле был сад музыкальных камней?.. М-да, был…

— Не хочу! — сказала Маша, но тут они пришли.

Отворились двери, Маша вошла и обомлела.

Перед ней был лес. Самый обычный, самый настоящий лес, очень похожий на земной, заросший, диковатый и даже довольно мрачный. Шелестели листья, пели птички, ветерок приносил сладкие запахи цветов. Посреди леса стояла беседка оплетенная какими-то лианами с темно-синими толстыми листьями, в беседке был накрыт столик.

— Ну как? — спросил Айхен.

— Нет слов!

— Ну и не надо, — махнул он рукой, — Пойдем?

Маша ступила на тропинку и веточка хрустнула под ногой.

— Ой! — она наклонилась, пытаясь рассмотреть эту веточку, но тропинка тут же расплылась перед глазами.

— Маша, ну не глупи, — Айхен взял ее под руку, повел к беседке, — И только не задавай вопросов, как все это сделано.

— Голограмма, — буркнула Маша.

— Лес! Это кусочек леса Икламукра, места, которое я очень любил.

— Икламукра… Этот лес похож на земной.

— Вот как?

Внутри беседки кружились маленькие огоньки, прозрачные белые — самые яркие, бледные — голубые, зеленые и розовые. Казалось, что именно они дают свет, а не скрытые за голограммой лампы.

«Зачем все это? — удивилась про себя Маша, — Антураж к завтраку?..»

Впрочем, когда она увидела живописно расставленные на столике яства, то забыла удивляться и накинулась на еду даже, наверное, с неприличной поспешностью.

Принц задумчиво смотрел, как она уплетает.

— Ты думаешь, я сумасшедший? — спросил он вдруг.

— Пошему? — удивилась Маша, не переставая жевать.

— В самом деле начинаешь сходить с ума, видя вокруг себя одно железо месяцами… годами! Искусственная гравитация… хочешь к полу, хочешь к потолку. Одна радость — Салана, да и там только песок… серый. Ты была на Салане?

Маша покачала головой.

— Ну да, что добропорядочным солдатам СОГа делать на Салане… Там трудно, знаешь… слишком большая сила тяжести. Люди, которые живут там долго, здорово вес набирают, а дети рождаются… какие-то совсем уже нечеловеческие… А деревья… нормальные зеленые деревья с листиками я видел на Ко-оне впервые за… да не помню за сколько лет!

— Да ладно… — Маша потянулась за бокалом чего-то темно-красного, весьма надеясь, что это не вино, — Так действительно хорошо… как будто где-то далеко-далеко. Я тоже устала от стального блеска, от этой формы… Перестань оправдываться, Айхен!

— Здесь бывает закат. И ночь бывает.

Маша засмеялась.

— Айхен, тебе сколько лет?

— Ну вот, так я и знал…

— Ничего ты не знал! Что ты обо мне знаешь? Ничего!

— Достаточно знаю. Вамит! — крикнул он, — Картинка два!

Лес исчез, вместо него появились скалы и море, и солнце, уходящее в море. И ветер дул такой сильный и такой холодный, и волны шумели, и темная тучка подкрадывалась к самом у краешку тонущего солнца…

— Оставить или убрать?

— Оставь…Это тоже Икламукра?

— Нет, это Вельзарел.

— Когда цирды погубят все наши планеты, нам останутся только картинки. Много их у тебя, Айхен? На всю жизнь хватит?

— Невозможно погубить все планеты.

— Запросто. От Вертгеддена до Земли всего ничего, да и до Вельзарела рукой подать…

— Мы остановим их, Маша.

— Как?

Айхен вздохнул.

— Садись, покажу.

Странно было смотреть на карту, расстелившуюся прямо на черных камнях. Нет, она все равно не походила на обычную бумажную карту, просто игра, игра в реальность из воображаемого мира…

— Вот здесь, в системе Альгейзе, будет большая драка. Эрдр приведет туда войска Совета и СОГ.

Высветившийся на карте участок находился совсем недалеко от Вертгеддена. Обреченное и брошенное на произвол судьбы государство все еще не было залито красным, но оно будет залито и никто не поможет ему, бой будет дан позже, в системе Альгейзе.

А почему там? Почему не раньше?

— Почему… — начала Маша.

— Потому что сейчас ничего еще не готово. Потому что нужно подготовить корабли. Потому что войска надо собрать, — оборвал ее Айхен, — войска надо привести в нужную точку. Эрдр уже улетел в Совет. Он будет долго доказывать целесообразность большой битвы, советники будут сомневаться, будут думать, пока, наконец, примут решение. Они его примут, никуда не денутся, но Вертгедден обречен.

…Какой-то там неведомый Вертгедден… Никому не нужный маленький, жалкий Вертгедден, планета еще не вышедшая в космос, еще не имеющая представителей в Совете, не имеющая никакой возможности даже возмутиться тому, что ее бросают… Кем она населена? Людьми? Разумными растениями? Мыслящими ежами?..

Наверное, людьми. В галактике больше всего людей.

— И что, у нас есть шанс разбить цирдов? В этой самой Альгейзе? — спросила Маша.

— Есть, — после секундной заминки сказал Айхен, — Давай будем верить, что есть. Иначе зачем все?

Очень интересная позиция.

— Применим оружие Эрдра и будем надеяться, что оно окажется эффективным.

— А если нет?

— Если нет, то все мы смертники. И, пожалуй, нам будет действительно проще и легче погибнуть в Альгейзе, чем отступать и бежать… все дальше и дальше.

Маша кивнула.

Вечный закат.

Застывшее солнце. Застывшая тучка.

Господи, как страшно…

Господи, как хочется домой!

Как хочется туда, где солнце сядет в море, где сумерки превратятся во тьму, где тьму сменит рассвет.

Как хочется ложиться спать и знать, что проснешься… как же хочется!

— Убери все это, Айхен, — попросила Маша, — Пусть лучше стальные стены.

Короткая команда и картинка исчезла. Исчезла так быстро, что закружилась голова.

Севелина не хотела идти. Долго мучалась, стоя перед услужливо открывшимися дверями своей комнаты.

Нельзя идти, нельзя! Потом она будет презирать и ненавидеть себя за это.

Но она должна пойти. Она должна знать!

В вентиляционных шахтах было очень тихо, только ветерок дул, иногда теплый, иногда холодный, от чего это зависит девочка не знала, но предпочитала играть в вентиляции, когда ветерок был теплым, тогда можно представлять себя героем-разведчиком и отдаваться приключениям без все крепнущего желания выбраться, чтобы согреться. Тогда можно играть целый день.

На этот раз она не взяла с собой обычный набор игрушек, не взяла даже любимый бластер, стреляющий светящейся краской — чтобы не было искушения использовать его.

В шахтах можно передвигаться только согнувшись в три погибели, а иногда и вовсе на коленках. Направо… теперь долго-долго прямо… теперь снова направо. Севелина могла с закрытыми глазами найти дорогу куда угодно, и к апартаментам Айхена тоже.

Да, это гнусно, ужасно гнусно подглядывать!

Ужасно стыдно!

Севелина прильнула к полупрозрачному слабенькому силовому полю, отделяющему систему вентиляции от комнат и ничего не увидела кроме радужных всполохов. Какое разочарование! Какое облегчение… Айхен поставил голограмму. Интересно, какую? Лес? Или море? Или усыпанную звездами тихую ночь?

Для нее… для этой мерзкой толстозадой, сисястой особи, в точности такой, как те особи на картинках, и похоже совсем не стесняющейся своей уродливой фигуры… похоже, даже наоборот.

Айхен привез ее для того, чтобы она его ублажала? Почему тогда он не велел ей одеться в прозрачные или блестящие одежды, почему разрешает ходить в летной форме?.. Позорить летную форму!

Севелина вздохнула и уселась поудобнее. Слушать.

Пусть за голограммой не видно ничего, зато уж слышно.

Странный разговор. Обычный. Самый простецкий разговор за завтраком, и ни стонов, не вздохов, как на картинках в «Гезаулге-воине».

Легкая вспышка. Голограмма сменилась. Так, наверное, сейчас?..

Нет, опять говорят только о войне.

Странная особь, непохожа на другие и от этого еще более омерзительна. Значит Айхен притащил ее не для того, чтобы она его ублажала, значит он относится к ней, как к нормальному человеку…

Лучше бы она его ублажила и убралась поскорее! А так… возьмет и не уберется вовсе. Что тогда делать?

Снова вспышка и голограмма исчезла.

Совсем исчезла.

Севелина с сильно бьющимся сердцем приникла к пленочке силового поля.

Они стояли рядом. Айхен мрачный. И особь плачущая.

Тихо плачущая. Беззвучно, как можно плакать даже мальчикам. Севелина поняла, что она плачет, потому что смотрела ей в лицо и видела слезы.

И еще она видела, как смотрит на нее Айхен.

Как светятся его глаза…

Как он повернул ее к себе и обнял.

— Не надо плакать… Мы с тобой столько прошли… ты понимаешь, что живы мы остались чудесным образом…

— Ко-он о нас заботился.

Она уткнулась лицом в его плечо, она тоже обнимала его.

— Ко-он погиб, а мы нет.

— И что с того?

— Мы выбрались, сбежали от звероноидов, несмотря на то, что они очень-очень хотели нас поймать.

— И что?

Она подняла на него глаза, и он ей улыбнулся.

— Они не боги, они не всемогущие, они просто злобные и мерзкие твари. Всего на всего. Ты плачешь, ты отчаиваешься, ты уже смирилась и готова умирать?

— Я всего лишь плачу…

— Ты плачешь по Земле, которая ниже Вертгеддена на сотни световых лет. Цирды идут к Альгейзе, Земля остается в стороне. Далеко в стороне.

— Они могут свернуть…

— Они не станут сворачивать! Не за чем им сворачивать!

— Я боюсь… я так боюсь!.. Айхен! Мы победим их, правда? Мы остановим их в Альгейзе! Ты прав, мы выбрались с Ко-она. Это было чудо. Значит чудеса случаются. Значит чудо может случиться еще раз!

— Запросто!

Он наклонился и поцеловал ее.

Этого Севелина вынести не могла. Она зажмурилась и кинулась прочь. Пусть грохотала, как робот-уборщик на свалке древних звездолетов, пусть ее могли разоблачить, пусть бы ее даже убили, пусть бы ее даже сослали в пансион для сирот на какой-нибудь захудалой планете!

Девочка не стала спускаться в свою комнату, она осталась сидеть в тоннеле шахты — сейчас не могла сориентироваться в каком — и размышляла, а стоит ли спускаться? Может быть остаться здесь? Затаиться? Пусть ее поищут, побеспокоятся?

Потом она подумала, что не будет никто ее искать. Может быть, даже о ней и не вспомнят. С чего бы вдруг? Разве она кому-нибудь здесь нужна? Разве о ней вообще вспоминали бы, если бы она сама не вертелась у всех под ногами? Не вспоминали бы! Более того, все были бы только рады избавиться от нее, ведь она только всем мешает, требует внимания к своей жалкой особе у занятых важными делами мужчин.

Зачем вообще они взяли ее к себе?!

Жалко было выбросить?!

Севелина вдруг задумалась над тем, откуда она, собственно взялась. Она не помнила ничего, кроме базы, значит она здесь родилась? Но кто ее родители?

ГДЕ ЕЕ РОДИТЕЛИ?!

ГДЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ МОГЛИ БЫ ЕЕ ЛЮБИТЬ?!

Действительно любить, по-настоящему любить… Они умерли? Они бросили ее? Они не смогли с ней остаться, оставив на попечение пиратов, которые почему-то согласились ее опекать… может быть, были чем-то им обязаны?..

Нужно узнать! Нужно все узнать!..

И зачем?.. Она слишком мала, чтобы отправляться на поиски родителей… Да и, впрочем, нет их наверное, даже если на самом деле они есть — все равно их нет. Нормальные родители не бросают своих детей.

Может быть они хотели, чтобы у них родился мальчик? Действительно, какое страшное разочарование постигло их!

Ветер в шахте стал холоднее, но Севелина все еще была тверда в своем решении не выходить. Она нашла компромисс. Перебралась из шахты в ангар и забралась в эвакуационную капсулу, одну из трех, довольно больших и удобных машин, быстро и легко запускавшихся, очень скоростных. В капсуле было тепло. Капсула имела маленькую каюту, в которой была удобная кровать.

Севелина улеглась, свернулась калачиком и замерла.

Она еще не знала, будет ли умирать здесь от голода и жажды или придумает что-то еще… она пока не знала.

Севелина была права, ее действительно никто не искал, до нее сейчас действительно никому не было дела.

Корабли цирдов не стали входить в систему Альгейзе, они остановились, они начали растекаться в стороны, образуя широкий фронт.

«Что бы это значило? — удивился Эгаэл, наблюдая, как красное море разливается вширь, — Не хотят принимать бой? Возможно цирды решили повременить с дальнейшим проникновением вглубь галактики, возможно хотят укрепить позиции. Возможно… Значит теряем еще несколько миров. Кейлери, Бирос-14, Земля, Шей-Ейло и, возможно, Салглоэ. Маленькие государства… все кроме Шей-Ейло, только она будет защищаться. Надо переносить операцию из Альгейзе к ней».

— Вамит… связь с базами «Гейн-ар», «Воал-ар» и «Митф-ар». Ожидание тринадцать. Связь с Айхеном, ожидание ноль.

Несмотря на то, что био-компьютер «Вамит» имел возможность мгновенно найти любого члена экипажа в любой точке базы, и, безусловно, сделал это, Айхен долго не отзывался.

Наконец, связь ожила.

Айхен буркнул что-то. Маловразумительное и неблагожелательное.

— Айхен, срочно прибыть на командный пункт…

Связь оборвалась, не допуская возражений и препирательств.

— Что-то случилось, — сказала Маша, мгновенно вскакивая с широкого и удобного айхенова ложа и начиная одеваться.

— Маш… — Айхен совсем не торопился, перекатился со спины на бок, приподнялся на локте, — У тебя паранойя.

— У меня паранойя, — согласилась Маша, — Быстрее вставай, я пойду с тобой!

— Убью этого монстра, — проворчал принц, поднимаясь, — Повелитель галактик… полчаса не может побыть за главного.

Какое-то время Маша просто стояла, глядя на карту. Тупо смотрела, отказываясь анализировать увиденное. Мозг отключился, как будто вдруг испугался, что сгорит и осыплется пеплом, если начнет обрабатывать информацию.

Не нужно было объяснений, чтобы понимать, что происходит, карта была слишком подробной, слишком совершенной, нельзя не понять того, что она изображает!

Можно ли ей не верить?

Можно…

— Что это? — спросила Маша.

Может быть, все это просто шутка? Дурацкая шутка Эгаэла или взбесившегося компьютера?

Так не бывает… Так не бывает! Когда ждешь чего-то плохого, этого не случается. Случается что-то другое, более плохое, но не то, чего боялся!

Айхен уверял ее, что корабли звероноидов не изменят курса. Действительно, зачем им было его менять?! Моча им ударила в головы?!

Зачем?!!

Корабли цирдов теперь шли к Земле. Прямым, четким курсом. К маленькой, неприметной, безобидной планете на краю галактики.

— Невозможно, — пробормотал Айхен, посмотрел на Машу и отвел глаза.

Тьма. Густая, вязкая тьма, в которой хочется утонуть, уйти и не возвращаться, спрятаться, как прячутся под одеяло с головой маленькие дети, боящиеся чудовищ.

Меня нет… меня нет…

— Маш, Земля еще жива, — сказал Айхен осторожно, — Еще ничего не случилось!

— Еще жива… не случилось…

Она не могла плакать, не могла кричать, не могла лупить кулаками по всему, что попалось бы под руку. Она отвернулась от карты, она закрыла глаза.

Нет залитой красным виртуальной схемы на экране, нет стальных стен, нет спрятанного за силовым полем маленького космического города.

Есть лес, шуршащий сухими листьями. Есть островки колючего хрустящего снега, есть скрип облетевших деревьев, есть шумное дыхание Чапы.

— Маш…

Чапа умер на Исчене очень быстро, без видимой причины, может быть, не смог жить без Земли, не смог жить без запахов травы, без дождя, без снега, без солнца, без мелкого вонючего прудика у леса, куда любил залететь с разбегу и долго плавать, чтобы потом выскочить и отряхнуться где-нибудь поближе к загорающим.

— Маша!

Она не чувствует теплых рук, обнимающих ее.

Она видит серое небо… она видит синее небо, умытое дождем… она видит бледно-голубое небо выгоревшее от солнца, она видит небо в розовых облаках. Она видит ночь и звезды. Может быть, самое прекрасное на Земле — это ее небо?..

Может быть Чапа умер от тоски по Земле?

Почему его трупик сгорел в мусоросборнике, обратившись в мелкую невесомую пыль? Почему не упокоилась добрая собачья душа так, как положено? Почему тоскливо воет она, проносясь в очередном витке вокруг мертвого Исчена?

Почему Маша не сможет жить, если погибнет Земля?

Она не сумасшедшая, она не смелая, она не глупая, но она спустя много лет все еще слышит жалобный вой в холодном темном Ничто, и она не простит себе того, как поступила с собакой, хотя не в ее власти было поступить иначе… И она полетит на Землю, чтобы умереть вместе с ней.

Она смотрит в глаза и Айхена, Айхен смотрит в ее глаза.

— Даже не думай об этом, — говорит он сквозь зубы.

Он качает головой, у него такое бледное лицо и губы плотно сжаты.

Почему все так? Ну почему? Почему, когда начинаешь любить кого-то, все время что-то случается и все кончается не начавшись?..

— Не смотри на меня так. Не смотри так! Я спасу твою планету… не знаю как, но спасу… Клянусь тебе… только не смотри так!

Его руки больно сжимают Машины плечи, и ей приятно чувствовать боль. Боль — это жизнь.

— Я все равно полечу.

— Мы дадим бой цирдам раньше, чем планировали. Какая разница где? Будем ждать их у Земли! Чем Земля хуже Альгейзе? Правда ведь?

Эгаэл хотел было возразить, что Земля много хуже, чем Альгейзе, много хуже даже, чем Шей-Ейло, что крайне нецелесообразно готовиться к сражению там. Неудобно. Стратегически невыгодно.

Но Эгаэл промолчал.

«Если бы опасность грозила моей планете, постаралась бы я спасти ее любой ценой? — задумалась Эгаэл, — Даже если бы это было нецелесообразно, даже если бы это было бы опасно для армии?»

Нет, наверное, нет… Хотя, разве можно знать наверняка?

Можно ли знать, что почувствуешь, когда увидишь как к твоей планете приближается смерть? Наверное, это не то же самое, чем просто смерть родственных существ, которые живут на планете, наверное, это страшнее…

Люди… гуманоиды… двуногие, прямоходящие если за многие проведенные с ними годы он действительно хоть немного успел постичь их сущность, то значит придется стягивать войска к Земле.

Повезло Земле.

Не повезло Кейлери и Биросу-14, не повезло, что девушка, в которую влюблен Айхен, оставшийся в отсутствии капитана Хайллера командующим на базе — не с их планет.

— Эгаэл!

Принц повернулся к нему, и Эгаэл уже знал, что тот ему скажет… Если бы Хайллер знал, что все может так измениться, если бы знал, что может понадобиться вносить изменения в уже отработанный план, наверное, забыл бы непонятные и немотивированные обиды и оставил командирский допуск к системам управления базы Эгаэлу. Чужому, лишенному ненужных эмоций и привязанностей, чужому, способному лучше всех двуногих и прямоходящих оценить ситуацию и принять верное решение…

По своей воле Айхен ему допуск не отдаст…

И ладно! Пусть они принимают решения сами — двуногие, прямоходящие — это ведь их галактика!

— Связь с координационными станциями Гейн-Ар, Воал-Ар, Митф-Ар, ожидание один, — прозвучал в тишине холодный мелодичный голос компьютера, — Подтвердите готовность.

— Командирский доступ, Вамит! — произнес Айхен.

Командирский… значит будет отдавать приказы.

Лицо Эгаэла было бесстрастным, как камень, когда на экране одновременно появились трое ответственных офицеров-координаторов, готовых беспрекословно подчиняться человеку, вышедшему на связь с командирским доступом… Впрочем, разве когда-нибудь оно было другим?

— Ты мне не веришь? — его голос был глухим и отрывистым, он пытался поймать ее взгляд, но она отводила глаза.

— Верю.

— Почему тогда?

Тень улыбки скользнула по ее губам.

— Именно поэтому.

— Тебе нельзя на Землю, ей не удастся избежать неприятностей. В любом случае, могут быть разрушения и жертвы. Ты понимаешь? Ты можешь погибнуть случайно!

— Айхен… — она покачала головой, — Ты не можешь мне запретить.

— Могу! Но не буду… мне кажется, ты не сможешь мне этого простить… А у меня есть планы на будущее, Маша. На наше с тобой будущее. Разобьем звероноидов, потом Генлои… Не будет Генлои — я верну свое государство. И… ты должна увидеть лес на Икламукре, настоящий лес. Вамит не смог сделать его таким, какой он на самом деле… ты с ума сойдешь, когда его увидишь, он — светится. На Икламукре очень плотная атмосфера, звезд не видно, спутников нет, и лес светится. Кора… листья… Этот мир весь в себе, прекрасный и абсолютно самодостаточный, глядящий в себя, не в небо… Никогда не глядящий в небо…

Айхен замолчал, потом вдруг добавил:

— Пожалуйста, выживи, Маша.

Она кивнула.

— Я постараюсь. Только и ты уж постарайся… Я очень хочу увидеть мир, который никогда ничего не искал в небе. И Вельзарел я тоже хочу увидеть…

Командор Эрдр впервые за свою карьеру действовал вопреки приказам Эрайдана. Своевольничал — откровенно и не скрываясь. Формально он имел на это право, ибо СОГ не подчинялся Эрайдану, не подчинялся никому. Формально он имел право пожать плечами и отключить связь, когда министр Шостей с пеной у рта доказывал ему, что он не должен вставать во главе объединенных союзных армий, что должен вернуться на Исчен и ждать указаний. Эрдр имел право сделать это нарочно на глазах изумленного Великого Совета. Ему нужно было видеть реакцию.

Будет ли Великий Совет сомневаться, колебаться, размышлять или поймет, что ждать больше нельзя, и что если сам он не может принять решение и взять на себя ответственность, то стоит хотя бы не мешать тому, кто готов эту ответственность на себя взять. Перекреститься, сплюнуть через плечо, зажмуриться — и поверить словам командора СОГа, что он разобьет цирдов, если ему предоставят абсолютную власть главнокомандующего армией.

Некоторое время в зале Совета стояла тишина, потом председатель, угрюмый толстяк Бгрейк Бворк, который все это время казался погруженным в себя до неприличия, произнес:

— Генлои ведет себя странно… Он, кажется, считает, что СОГ — его личная собственность и должен защищать исключительно Эрайдан.

Вот и все. Решающее мнение было высказано.

Эйк едва удержался, чтобы шумно не вздохнуть. Напряжение спало, жажда бурной деятельности закипела, требуя действий, немедленных действий.

«Таэна Рюнткона» была на Ко-оне… Корабль торговец, корабль исследователь, слишком мощный, слишком хорошо вооруженный, он наконец-то выполняет основную свою функцию. Он здесь. Где-то совсем рядом. Почти на расстоянии вытянутой руки…

Корабль Эрдра, приняв статус координационного центра, непосредственно связанного с базой «Паука», ныне назывался «Гейн-Ар».

Эрдр едва успел вернуться на командный пункт, когда компьютер вручил ему запрос на связь с базой.

Вот так! Пришло время… Наконец-то.

«Враг изменил намерения, отказался от мысли идти в систему Альгейзе. Армия цирдов уходит условно вниз, сквозь череду маленьких слаборазвитых государств, возможно, хочет с тылу войти в Эрайдан.

Задание изменено.

Союзным войскам следует явиться в сектор 13-140-011 не позднее, чем через четверо условных суток.

Всем флагманам рекомендуется скорректировать корабельные часы».

Время невозможно умолить смилостивиться, его невозможно обойти, обмануть. Время неподвластно никому, время безжалостный властелин, бесчувственный и бесстрастный наблюдатель.

Четверо условных суток могут для кого-то пройти быстрее, для кого-то медленнее, но это совсем не значит, что время растянется или сократится.

Планете Земля осталось жить четверо условных суток. Сколько раз за это время Земля успеет обернуться вокруг своей оси? Можно было подсчитать, но Маша боялась считать. Считать, это значит признавать власть времени, признавать, что оно всевластно, что оно может не позволить — успеть.

База телепортировалась по координате 13-141-013, очень близко к предполагаемой зоне оккупации, так близко, как только позволяла безопасность. Простая маленькая капсула теперь донесет Машу до Земли за пару условных часов.

Она была почти спокойна, когда садилась в капсулу, когда отдавала кораблику команду на вылет. Время бояться кончилось.

Через стекло карантинного блока Маша увидела лицо Айхена, бледное, серьезное, увидела остановившийся, застывший взгляд, безнадежно печальный. И она поняла, что Айхен не верит в то, что увидит ее когда-нибудь еще. Да она, признаться, и сама не верила в это.

Потому что на самом деле чудес не бывает.