"Визит сэра Николаса" - читать интересную книгу автора (Александер Виктория)

Глава 16

Ник откинулся на спинку кресла, в котором сидел за письменным столом, и невидящим взглядом уставился на дверь библиотеки.

Что, черт побери, ему с этим делать?

Он машинально побарабанил пальцами по крышке стола. Элизабет настаивала на искренности между ними, но искренность — понятие расплывчатое и ускользающее, подверженное чисто личностной интерпретации. Какого рода искренность Лиззи имела в виду? Хотела ли она что-то узнать о его прошлом? Но прошлое есть прошлое, и его откровенность по этому поводу может причинить ей боль, и даже глубокую боль.

Что, если — при всяческом уважении к искренности как таковой — скрыть от нее это? Могут ли они с Элизабет начинать совместную жизнь, имея друг от друга тайны.

Он посмотрел на венские часы на каминной полке. Помещенная в нижней части часов забавная механическая игрушка — движущаяся фигурка сапожника, который своим молоточком отбивал секунды, — обычно вызывала улыбку у Николаса, но сейчас его интересовало только время. У него оставалось больше часа до приезда Элизабет. Более чем достаточно времени, чтобы переодеться к ужину, но слишком мало, чтобы все-таки найти ответ на мучивший его вопрос.

Проклятие, ответа, кажется, не существует. Во всяком случае, удовлетворительного ответа. Ник испустил долгий тяжелый вздох. Давно уже он не чувствовал себя до такой степени неуверенным. Да, любовь, вне всякого сомнения, дело тяжкое. Она туманит голову и лишает возможности мыслить хоть сколько-нибудь рационально.

Он не знал, как ей сказать, но понимал, что если умолчит, а она выяснит все сама, то не поверит, что он всего лишь хотел защитить ее. И не простит никогда.

Нет, он определенно должен ей рассказать. Но вовсе не обязательно делать это сегодня. Николасу сразу стало легче. И не обязательно завтра. Он усмехнулся. Почему бы не отложить до пятой годовщины свадьбы, а еще лучше — до десятой. Даже до двадцатой. Иметь в приятной перспективе. По крайней мере есть шанс, что с течением времени она сочтет его признание не более чем отчасти любопытным.

В дверь громко постучали, и сразу вслед за этим на пороге появился Эдварде:

— Простите, сэр, леди Лэнгли приехала.

—Уже?

Ник вскочил. Либо часы врут, либо… Он обрадовался. Если Элизабет приехала раньше назначенного времени, значит, она очень хотела его поскорее увидеть и с трудом дождалась, когда разъедутся гости. Он, разумеется, больше всего на свете хотел быть с ней. Заключить ее в объятия. Выслушать милые слова благодарности за то, что он помог ей устроить ошеломительное чаепитие…

— Николас.

Элизабет не вошла, а ворвалась в комнату. Небрежно кивнула, после чего ее подбородок поднялся на предельную для него высоту, плечи развернулись, а грудь со всей четкостью обозначилась под тканью платья.

— Ты рано…

— Я не могла дождаться.

Слова были те самые, но тон Элизабет…

— Твои гости остались довольны? —Да.

Николас пригляделся к ней. Она явно чем-то раздражена. Или за что-то обижена на него. Он покопался в памяти, но ничего тревожного не обнаружил.

— Элизабет, — начал он, стараясь говорить как можно спокойнее и размереннее, — не произошло ли…

— У тебя есть что мне сказать? — произнесла она деланно беззаботным тоном. Глаза ее были устремлены на Николаса, а рукой она нашарила и подняла маленький кувшинчик времен династии Мин.

— Что ты собираешься с этим делать?

Она посмотрела на кувшинчик с таким выражением, словно не осознавала, что у нее в руках.

— Я считала, что уже избавилась от этой привычки. — Элизабет сдвинула брови. — До твоего возвращения.

— От какой привычки? — спросил он с некоторой опаской.

Я повадилась бить вазы, Николас, — ответила она, пожав плечами, как будто держала в руке черепок от дешевого глиняного горшка, а не бесценное изделие древних мастеров.

— Да, я обратил на это внимание. — Он смотрел на кувшинчик. — Ты бьешь только вазы?

— По преимуществу да, но иногда подворачивается под руку горшок, чашка, какое-нибудь блюдо, иногда стеклянный стакан. Я даже не припомню точно, когда это началось. Думаю, желание разбить что-нибудь достаточно увесистое возникает в результате неудовлетворенности жизнью. — Она перебросила кувшинчик из руки в руку, как мальчик перебрасывает мячик. Николасу очень хотелось, чтобы больше она этого не делала. — У этой вещицы вес достаточный, кстати говоря.

— Эта вещица очень ценная. — Николас вышел из-за стола. — Редчайшая и очень, очень старая.

— У тебя много денег.

— Эта вещь не восстановима, другой такой не существует.

— А, ну тогда очень жаль. — Она стала рассматривать кувшинчик. — Кажется, это началось, когда родился Кристофер. Я даже не припомню, по какому поводу я грохнула первую вазу, но чувство удовлетворения и облегчения помню хорошо. И понимаю, почему предпочла бить именно вазы.

— Я, признаться, этого не понимаю, — заметил Ник.

— Стаканы, например, особенно хрустальные, слишком легкие и потому не дают должного удовлетворения. Не то что хорошая ваза.

— Терракотовый кувшинчик, — поправил он. — Что же спровоцировало тебя на сей раз?

— Кувшинчик подвернулся под руку. — Лиззи вызывающе прищурилась. — Так тебе нечего мне сказать?

— Вроде ничего особенного, — ответил он, думая про себя, что хорошо бы уберечь кувшинчик.

— Совсем ничего?

Он недоуменно пожал плечами.

— О мисс Годвин?

— О Тедди? — У Николаса упало сердце. Она что-то узнала или это просто подозрение? — С чего ты взяла…

— Перестань, Николас. — Она полыхнула на него глазами. — Я видела, как она уходила. Не более чем десять минут назад. Я не желаю оказаться в таком положении снова. Я не стану это терпеть.

Он несколько секунд молча глядел на нее, испытывая невероятное облегчение. И наконец произнес с широкой улыбкой:

— Так ты ревнива.

— Да, вероятно… Да, ревнива.

— Как это замечательно!

— Ничего замечательного в этом нет, — огрызнулась Элизабет. — Ревность может свести с ума. Я не знала ревности раньше. Ни одного дня.

— Чарлза ты не ревновала?

— Никогда. Может, и ревновала бы, если бы узнала о его делишках, но ведь я не знала… Какие у тебя отношения с мисс Годвин?

— Когда ты взревновала в прошлый раз, я тебе сказал, что Тедди — мой старинный и добрый друг. Сегодня она помогла мне с заказом у «Фортнума и Мейсона». У нее просто талант на такие вещи. — Он сложил руки на груди и присел на край письменного стола. — Без нее я ни за что не справился бы.

Лиззи смотрела на него с явным подозрением.

— И она находилась здесь все время, пока ты был у меня, и после этого?

— Не совсем так. Если хочешь знать, мы встретились сегодня утром. Она помогла мне выбрать все необходимое для предстоящего чая и сумела уговорить хозяев магазина выполнить заказ немедля. Ее умение убеждать и мои деньги обеспечили успех твоему чаепитию. Ведь оно прошло успешно?

— Потрясающе. Но зачем она была здесь вечером?

— Господи, да ты ужасно ревнива! Это так привлекательно. Тедди заехала по дороге в театр, чтобы убедиться, что все прошло хорошо. — Это было правдой постольку-поскольку, потому что он не видел необходимости именно теперь говорить о большем.

Элизабет поставила кувшинчик на место.

— Я чувствую себя ужасно глупо, — сказала она. — Еще раз.

— Бывает, ведь ревность в сочетании со слишком поспешными заключениями к этому и приводит.

— Пусть так, но это неизвестная мне до сих пор часть моего существа, и мне она не нравится.

— Я, однако, нахожу твою ревность и твои глупости очаровательными.

— Мне нужно будет послать мисс Годвин благодарственное письмо, — сказала Лиззи. — С извинениями к тому же.

— Нет необходимости в чем бы то ни было извиняться, — поспешил отговорить ее Ник. Он не мог себе представить чего-либо столь опасного, как внезапная дружба между Элизабет и Тедди. Нет, в интересах заинтересованных сторон лучше всего держать этих двух женщин подальше одна от другой. — Она ничего не знает о твоих ошибочных подозрениях, и ты можешь ее смутить.

— Вероятно. Но коротенькое письмецо с выражением благодарности…

— Будет вполне уместным. Так вот. — Николас решил, что пора оставить в покое Тедди и перевести разговор на более важную тему. — Что касается проблемы с твоей ревностью…

— У меня нет никаких проблем с ревностью. Вся моя проблема — ты.

— Вот как?

Николас подавил желание подойти к ней.

— Да, понимаешь ли… — Она сжала руки и обвела комнату взглядом, тщательно избегая смотреть на Николаса. — Так сказать…

—Да?

— Я очень серьезно все обдумала. Как говорится, по зрелом размышлении…

— Продолжай, прошу тебя.

— И я решила. Ну… — Лиззи глубоко вздохнула и наконец посмотрела Нику в глаза. — Я выйду за тебя замуж, Николас.

— Выйдешь? — медленно выговорил он.

То были слова, которые он так хотел услышать. Слова, которых он ждал. Почему же они не доставили ему радости?

— Да, выйду.

— Почему?

В эту секунду Николас осознал, что чего-то ему не хватает. Это самое что-то пряталось в глубине сознания и причиняло боль.

— Почему? — В глазах у Лиззи появилось величайшее недоумение. — Что это значит? Ты привел мне несколько доводов, почему я должна выйти за тебя замуж. В чем же дело?

— Я думаю, — начал он, сам не веря тому, что произнесет сейчас столь странные слова, — что брак между нами, заключи мы его сейчас, мог бы стать ошибкой.

— Что?! — воскликнула Элизабет, и в этом коротеньком слове прозвучал страх, почти ужас.

— Я не вполне уверен, что мы поступим разумно, вступив в брак именно теперь.

— Почему же неразумно? Ты сам этого хотел.

— Да, это так, и я по-прежнему хочу, чтобы мы поженились.

— В таком случае…

— Ты слишком поспешно пришла к заключению, что между мной и Тедди что-то есть.

— Так вот в чем дело? Право, большинству мужчин это бы польстило. — Лиззи повысила голос. — И как же мне не ревновать, Николас? Она красивая, привлекательная женщина, а ты…

—Да?

— А ты — мужчина, обладающий всем, чего только может пожелать любая женщина.

— Благодарю. И тем не менее не думаю, что ты захотела бы выйти замуж за человека, которому не веришь.

— Чепуха, Николас. Я могла не верить тебе изначально. Ведь ты разбил мне сердце, а женщине нелегко забыть такое. Но теперь ты показал мне, и очень убедительно, что ты за человек.

— Я разбил тебе сердце? — очень тихо спросил он.

— Мне понадобилось десять лет, чтобы осознать это, но да, так оно и было. Зато теперь я вижу, что ты человек, которому я могу верить всю оставшуюся жизнь.

— Сможешь ли? Ты сказала, что никогда не знала ревности, а ведь подумала самое плохое, увидев, что из моего дома выходит другая женщина.

— Просто потому, что мысль о твоих отношениях с другой женщиной мне невыносима.

Он медленно покачал головой:

— Я не желаю расплачиваться за грехи другого человека.

— Как? — Лиззи явно растерялась. — За чьи грехи?

— Всего несколько минут назад, когда ты подумала, будто отношения между Тедди и мной более чем дружеские, ты заявила, что не хочешь еще раз оказаться в таком положении.

— Ясно. — Она кивнула. — И вполне закономерно. Ты не вправе винить меня за это.

— Я и не виню. Если я говорю, что был тебе верен в сердце своем все прошедшие годы, то говорю правду, как бы банально это ни звучало. Я никогда не любил другую женщину. Когда мы встретились снова несколько недель назад, я спросил тебя, пребываешь ли ты в мире. Ты не ответила.

— Потому что это был глупый вопрос.

— Потому что ты не пребываешь в мире. Во всяком случае, с Чарлзом.

— Чарлз умер. — Она скрестила руки на груди. — Умер и похоронен. Его больше нет.

— И у тебя не было возможности выяснить с ним отношения. Втайне от тебя он делил свою жизнь с другой женщиной в течение более чем половины твоего с ним совместного существования. И ты не сможешь убедить меня, что у тебя нет вопросов по поводу этой его связи.

— Само собой, они есть. Хотя бы простое любопытство…

Ник перебил ее:

— Заявляя вслух, что ты простила его, себе самой ты говоришь, что он — неоконченная глава твоей жизни.

— Даже если так…

— Он предал тебя.

— Мне это известно, — резко возразила она. — А ты разбил мне…

— Проклятие, Элизабет, я сделал то, что считал наилучшим для тебя, твоего будущего и твоего счастья, и я устал просить за это прощения. Это была величайшая ошибка моей жизни и вместе с тем благороднейшее из дел, какие я совершил.

— Но ты ошибся!

— Только в ретроспективе. Годы доказали, что поступок мой был ошибочным, но, попади я в такие же обстоятельства, сделал бы то же самое. Ради тебя! И ошибки, совершенные мною, были не только моими!

— Чарлз не был…

— Я говорю не о Чарлзе, я говорю о тебе.

— Но не хочешь же ты сказать, что я…

— Хочу! Ты могла поспорить со мной. Ты могла опровергнуть мой эдикт. Ты могла бороться со мной — ради меня, ради нас обоих! Черт побери, Элизабет, ты могла последовать за мной!

— Не будь смешным! Не существовало хоть сколько-нибудь мыслимого способа… Я не знала… Я не была уверена… — Она умолкла, и Ник по глазам ее видел, что она вспоминает тот далекий вечер. — Я была слишком молода.

— Мы оба были совсем юными, но я любил тебя настолько, что смог отказаться от тебя.

— А я была такой же глупой, как ты, и позволила тебе это сделать! Ты это хотел услышать?

— Не знаю, — устало произнес он.

— Чего ты хочешь от меня, Николас? Чтобы я закрыла эту главу? Мне следует пойти на кладбище и завопить над могилой во всю силу своих легких? Попросить какого-нибудь медиума вызвать дух Чарлза? Если я его простила, то лишь потому, что у меня не было выбора. — Она повернулась и принялась ходить по комнате. — До самой смерти Чарлза, вернее, до последних дней его жизни, я считала, что наша совместная жизнь более чем благополучна. Я была удовлетворена. Думала, что и он тоже. Не понимала, что, по сути, вышла замуж за человека, который был для меня не более чем близким другом, и позволила другу, который, видимо, и был моей великой любовью, уйти от меня.

— Я бы тебя не предал, — сказал Ник.

— Я знаю, и все же я… Она надолго замолчала.

Николас пожалел, что дал волю своему языку. Главное — это ее согласие выйти за него замуж, и не надо больше ни о чем думать. Но если он был готов весь остаток дней своих исправлять собственные ошибки, расплачиваться за Чарлза не собирался. Он хотел Элизабет больше жизни, но не такой ценой.

— Я боюсь. — Элизабет посмотрела ему в глаза. — Боюсь признать, что любила тебя всегда. Боюсь признать таким образом, что вся моя жизнь оказалась… — У нее вдруг вырвался странный короткий смешок. — …грандиозной ошибкой.

У Николаса захватило дух. Какой же он идиот! Она хочет выйти за него замуж. И любит его. Все остальное — вздор и чепуха.

— Элизабет.

Она не обратила на него внимания.

— Я думаю теперь, что пережила неверность Чарлза и даже его смерть без неутолимых страданий потому, что хоть и любила его, но он не стал половинкой моей души. — Она прерывисто вздохнула. — А ты стал.

— Элизабет. — Он потянулся к ней.

— Пожалуйста, не надо. — Она выставила вперед вытянутую руку. — Когда я ворвалась сюда сегодня, у меня и в мыслях не было того, о чем мы спорили. Но ты прав. Я верила Чарлзу безоговорочно, а он обманул мое доверие. Но даже в те немногие дни, когда я еще до его смерти знала о любовнице, я не испытывала ревности.

— В данном случае она была бы понятна.

— Тем не менее я не ревновала. А когда я вижу тебя с другой женщиной, мне сразу приходит в голову самое худшее, хотя ты ни разу не давал мне повода для этого. Но в одном ты, бесспорно, прав. Я возлагаю на тебя ответственность за несостоятельность Чарлза. — Она пошла было к двери, но вдруг резким движением повернулась к Николасу. — В сущности, я должна бы винить во всем только тебя.

—Что?

Зеленые глаза Элизабет засверкали.

— Если бы не твоя проклятая жертвенность! Если бы ты прислушался к своему сердцу, а не к тому, что говорят другие…

— Включая и тебя, — не преминул вставить он.

— Можешь мне поверить, я включаю себя в их число, — огрызнулась она. — И я так же глупа, как ты. Но если бы ты не счел возможным принимать решение единолично…

Я поступил благородно! И если бы ты не заставила всех поверить, что ты всего лишь хорошенькая пустышка, легкомысленная барышня без царя в голове, Чарлз, возможно, и не счел бы тебя наиболее подходящей супругой для себя. Если бы ты имела смелость вести себя в соответствии с твоей истинной натурой, имела смелость признаться в своем чувстве, я тогда не ушел бы из твоей жизни.

— Ты не ушел. Ты убежал!

— В иные минуты бегство представляется весьма привлекательным выходом из создавшегося положения.

— В этом, сэр Николас, наши мнения полностью сходятся! — Она повернулась на каблуках и зашагала к двери, однако снова повернулась к нему. — Послезавтра канун Рождества и бал у Эффингтонов, но не хлопочите о том, чтобы сопровождать меня. Я весь день проведу вместе с детьми в Эффингтон-Хаусе.

— Как угодно.

— Я ожидаю, что ваше решение по поводу распоряжения моими средствами к тому времени будет принято.

— Несомненно.

Она бросила взгляд на китайский кувшинчик.

— Как отрадно было бы разбить это сейчас.

— Если вы спрашиваете моего разрешения, то я его не даю.

— А я и не нуждаюсь в нем. — Она схватила кувшинчик и взвесила его в руке, а засим обратила к Николасу вызывающий взгляд. — Он в самом деле очень дорогой?

— Бесценный.

— Хорошо.

Она кивнула и с размаху швырнула кувшинчик. Где-то в сохранившей логику и не замутненной гневом части своего сознания Николас отметил, что бросок был точным и умелым — явно сказывалась долговременная практика, — а направлен ему в голову. Не раздумывая, Ник подставил руку и поймал кувшин. Звук удара эхом разнесся по комнате. Ник ощутил острую боль, но кувшин даже не треснул. Мастерство древних китайских гончаров поистине достойно высочайшей оценки.

— Вы его поймали, — возмущенно произнесла Лиззи. — Вы поймали мою вазу.

— Я поймал принадлежащий лично мне фарфоровый кувшин с голубой росписью, изготовленный в пятнадцатом веке во время правления династии Мин. — Николас осторожно поставил кувшин на ближайший столик. — С вашей стороны это детская выходка.

— И без сомнения, легкомысленная.

Он молча пожал плечами в знак согласия. С минуту Лиззи смотрела на него изучающим взглядом.

— Я не думала, что сегодня вечером… Впрочем, это уже не имеет значения.

Она кивнула на прощание, гордой поступью вышла из комнаты и со стуком захлопнула за собой дверь.

Ник стоял и смотрел на дверь, не видя ее. Он медленно разжал кулаки. Странно, он даже не заметил, когда сжал их.

Этот многообещающий вечер обернулся катастрофой. Николас не имел представления, как и чем поправить дело и возможно ли это вообще. Быть может, им обоим следовало бы не спешить с решением о браке, подождать какое-то время, но, с другой стороны, десять лет ожидания — срок вполне достаточный.

Существует, пожалуй, только один путь к решению проблемы: закрыть дверь за ее жизнью с Чарлзом раз и навсегда. Поставить точку в конце главы. Дать Элизабет мир и покой, она этого заслуживает.

Он взъерошил пятерней волосы на голове. Он не мог прожить оставшуюся часть жизни без нее. Вопроса нет.

Вопрос заключается в другом: сможет ли он прожить остаток жизни с ней?