"Творцы апокрифов" - читать интересную книгу автора

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ О пользе чтения

Утром серовато-золотистые стены замка Ренн оказались подернутыми сухой, искрящейся россыпью инея. Приход осени в гористые местности начинается с вершин, с тонкой корки льда, подернувшей лужи возле дверей хлева, со струй холодного воздуха, несущего близкое дыхание зимы. На далеком Острове в это время уже может выпасть первый неуверенный снег, к полудню превращающийся в десятки отсвечивающих на солнце лужиц, а здесь, на полудне Европы – всего лишь быстро тающие кристаллики измороси и прозрачно-стылый воздух скалистого утеса.

Впрочем, трое невольных гостей Ренн-ле-Шато ничего этого не видели, никем не потревоженные до позднего утра, когда раздался стук в дверь – вначале вежливый, затем настойчивый. С трудом проснувшийся Франческо, недовольно ворча, убедил себя в необходимости подняться и тут же сделал непоправимую ошибку, встав босыми ступнями на каменный пол, выстывший за ночь до состояния ледяной глыбы. Подвывая, Франческо заскакал по гостиной в поисках сапог, попутно опрокинул стоявший на столе и не в чем не повинный кувшин, и, наконец, сумел добраться до двери и вытащить засов. Тоже, кстати, напоминавший ледышку.

– Доброе утро, – осторожно проговорила мистрисс Изабель, заглядывая в комнату. – Я тут подумала, не проявить ли мне и дальше немного сострадания к ближним своим и не раздобыть ли вам завтрак… Феличите, позволь узнать – чем это ты занят? Пытаешься научиться летать?

В ответ послышался насквозь непереводимый поток слов на итальянском, из коего следовало, что нынешним утром мессир Бернардоне напрочь не расположен обмениваться игривыми шуточками, и что любой, кроме монны Изабеллы, чрезмерно склонной все усложнять, мог бы догадаться – человек пытается согреться и одновременно разжечь безнадежно угаснувший камин. На протяжении долгой речи согласно кивавшая девушка успела впустить слуг с подносами, а затем закрыть за ними дверь, подобрать с пола осколки кувшина и отобрать у Франческо предназначенные для растопки щепки. На шум из соседней комнаты выглянул Гай, сонно обозрел открывшуюся картину и поспешно скрылся, здраво рассудив, что решительности мистрисс Уэстмор вполне хватит, чтобы привлечь к домашним делам и его.

К тому мгновению, когда Франческо выговорился и замолчал, в очаге уже вовсю трещало пламя, девушка задумчиво оглядывала готовый стол, и над тарелками поднимался слабый, но явственный ароматный парок.

– Все сказал? – деловито поинтересовалась мистрисс Изабель. Франческо смиренно кивнул. – Тогда садись. Господа-а! Извольте получить отличное хозяйское угощение и выслушать плохие новости!

– Лучше бы наоборот, – мрачно буркнул Мак-Лауд, появляясь в дверях и затягивая на поясе широкий ремень. – Не-ет, ты точно самая настоящая баохан ши – от тебя одни неприятности.

Изабель поджала губы и холодно процедила:

– Мессир Дугал, вас не затруднило бы впредь не именовать меня этим прозвищем?

– Я постараюсь придумать другое, – согласно кивнул шотландец. – Хотя «Баохан ши», на мой взгляд, подходит в точности. Что там еще стряслось?

– Старый граф требует голову мерзавца, отправившего вчера на тот свет его младшенького, – злорадно сказала девушка. – Большинство жителей замка из числа тех, кто присутствовал на трагично завершившемся quodlibet, убеждены, будто сие злодейство – дело ваших рук, только не могут понять причины, толкнувшей вас на столь черную неблагодарность. Откройте страшную тайну – зачем вам понадобилось убивать бедного мальчика? Я никому не скажу, честное слово!

– Монна Изабелла, как вы можете?.. – испуганно начал Франческо, слишком поздно сообразив, что его приятельница остается верной своему обыкновению встречать все обрушивающиеся на нее беды язвительными смешками.

– Он слишком много знал, – зловещим шепотом откликнулся Мак-Лауд. – Пришлось его… – он сделал короткий и выразительный жест, точно срезав нечто невидимое.

– Я так и думала, – хладнокровно наклонила голову Изабель. – Однако вы меня разочаровали – я полагала, у вас хватит сообразительности не попадаться.

– Это все Гай, – немедленно переложил вину на компаньона Дугал. – Представляешь, зарезал бедного парня и хлопнулся в обморок. Не мог же я его оставить там валяться!

– Между прочим, я все слышал, – крикнул из спальни Гай. – Мак-Лауд, у тебя болезненное воображение, еще хуже, чем у мессира Франческо. Мистрисс Изабель, не верьте ни единому его слову!

– Я и не верю, – успокоила ноттингамца мистрисс Уэстмор. – Всем известно: нет в мире больших лгунов, нежели обитающие к полуночи от реки Клайд, и Господь в заботе о детях своих возвел кручи Грампиан лишь затем, дабы во всех остальных краях не внимали, как они там изощряются, хвастаясь друг перед другом, и не надорвали бы животы от смеха.

– Ну, знаешь!.. – возмутился Мак-Лауд, явно собираясь добавить нечто нелестное по адресу соотечественников мистрисс Изабель. Ему помешал приход сэра Гисборна, решительно положившего конец давнему спору между обитателями Эрина и гор на севере Британии. Гая весьма интересовало, что происходит в замке, и мигом посерьезневшая Изабель уныло развела руками:

– Граф в ярости, мессир Рамон мне с утра еще не попадался. Думаю, он тоже пребывает не в лучшем настроении. Виновными, как я уже говорила, склонны полагать вас, однако нет ни одного убедительного доказательства или подтверждения вашей вины. Других подозреваемых нет – Хайме считался всеобщим любимцем и не имел врагов, ни здесь, в Ренне, ни среди окрестных лордов. Мой вам совет – ходя по замку, не забывайте поглядывать по сторонам и избегать любых разговоров. Втянут в ссору, вызовут на поединок и ничего хорошего не воспоследует… Дальше. Кто-то сдуру или с испуга помянул оборотня. Вы по дороге сюда слышали байки о местном волкодлаке?

– Да, – ответил за всех сэр Гисборн.

– Так вот, по большей части они правдивы, – грустно сказала девушка. – Последние два-три года в окрестностях Ренна творится нечто жуткое. Поначалу думали – волки, устроили несколько больших облав, перебили с десяток зверей… Ничего не изменилось. Люди боятся ночевать в горах, боятся путешествовать из одного поселка в другой. Доходит до того, что с одним пастухом отправляется десять человек охраны, а торговцы отказываются ехать сюда.

– Но разве волк сумел бы проникнуть в замок? – усомнился Франческо.

– Френсис, ты чем слушаешь? – попрекнул Мак-Лауд. – Речь идет не просто о волке, а о существе, способном принимать облик человека. Правда, я такого никогда не встречал.

– Думаю, те, кто его встречали, вряд ли смогут поделиться увиденным с друзьями и родными, – пожала плечами Изабель. – Вспомнили же волкодлака потому, что его жертвы иногда находили не разорванными на клочки, а вот такими – с горлом, перерезанным, насколько я поняла, очень тонким изогнутым кинжалом.

– Она полагают, будто подобное существо – если оно действительно живет на этом свете – прикинувшись человеком, вошло в ворота Ренна, где-то спряталось, убило Хайме и убежало? – медленно проговорил Гай, с трудом веря в собственные слова. Они напоминали отрывок из страшной истории, которую хорошо послушать в дружеской компании вечерком у камина, и не имели ничего общего с обычной жизнью.

– Или не убежало, а все еще скрывается, – дополнила мистрисс Уэстмор и принялась с досадой накручивать на палец прядь темно-рыжих волос. – Поэтому мессир Бертран отдал приказ закрыть ворота. Любой, пытающийся покинуть Ренн без разрешения графа или его наследника, здорово пожалеет о своем решении.

– Это похоже на ловушку, только не для оборотня. Для нас, – уронил Дугал, но, посмотрев на девушку и поняв, что она еще не закончила рассказ, кивнул, прося продолжать.

– Но поскольку нельзя все время держать крепость запертой и нужно попытаться опознать чудовище, граф, как ему кажется, нашел замечательный выход, – обманчиво бодрым голоском затараторила Изабель. – На рассвете из Ренна уехал гонец. Полагаю, он направляется в городок Алье, где находится резиденция местного епископа и как раз пребывают несколько святых отцов, занимающихся тем, что в Италии называется Inquisitio. Говоря по-простому, охотников за еретиками, ведьмами, колдунами и оборотнями.

– Dolce Madonna, – вырвалось у Франческо. – Мадонна Сладчайшая!

– Как нельзя более согласен, – Мак-Лауд раздраженно оттолкнул тарелку с недоеденным завтраком, поднялся из-за стола и отошел к окну, повернувшись к компании спиной.

– Я не о том, – Франческо выглядел встревоженным, но старающимся сохранить выдержку. – Видите ли, монна Бьянка поведала мне кое-что об отношениях между светскими хозяевами Редэ и предстоятелями Святой нашей Матери Церкви. Местный епископ боится единственной силы – не гнева Божьего и не недовольства своих патронов из Рима, а правителя Ренн-ле-Шато и его сыновей! Это они спалили ту часовню, и, думаю, не только ее. Если мессир Бертран посылает гонца в аббатство Алье, приедут не только братья-inquisitios, но и епископ. Приехав же, они начнут искать волкодлака, и я догадываюсь, кто может им стать.

– Гонцу понадобится день, чтобы доскакать до Алье, – не оборачиваясь, глухо проговорил Дугал. – Еще день, самое большее два, уйдет на обратную дорогу. Через три дня здесь будет не протолкнуться от монахов. Умно придумано… Изабель, скажи, только честно – ты знаешь, что, кроме золота, тебе всучили на сохранение уйму важных бумаг? И объясни ты мне, ради всех святых, на кой ляд тебя в Тулузе понесло встречаться с этим пронырой Рамоном де Транкавелем?

– Я знала, что везу деньги, предназначенные для семейства Риккарди, – тщательно подбирая каждое слово, начала мистрисс Уэстмор. – Три сундука черного дерева с украшениями из бронзы, они у вас, да? Я не заглядывала внутрь, но подозревала, что, помимо монет, там могут находиться некие послания. В наших кругах так часто делают. В дом возле мечети, куда меня так любезно проводил мессир Гисборн, мне посоветовал заглянуть Ле Гарру. Он сказал – там тебя будет ждать человек, которому можно довериться, – она угрюмо покосилась на внимательно слушавших ее Гая и Франческо. – Хотите сказать, что я сваляла дурака? Хорошо, признаю. Mea culpa.[13] Могу выгрести из камина немного пепла и посыпать голову, если вам от этого станет легче. В моем положении не приходилось особенно выбирать, и я сделала, что могла – отдала вещи мессиру Бернардоне с наказом увезти подальше. Вместо этого он разболтал все вам, так?

– Что мне оставалось делать? – тоскливо спросил Франческо. – Ты оставила меня одного и ничего толком не объяснила! И как нам быть теперь? Может, отдать де Транкавелям эти сундуки и…

– Только через мой труп! – на редкость одновременно рявкнули Мак-Лауд и мистрисс Изабель, переглянулись и невольно хмыкнули.

– Хайме говорил, будто архив любой ценой не должен попасть к его отцу и брату, – напомнил сэр Гисборн. – За его сохранение уже заплатили человеческими жизнями, и мы не можем обмануть возложенное на нас доверие. Кроме того, меня терзает подозрение: отдай мы эти бумаги, нам все равно не откроют ворота. Мы слишком много знаем, хотя и не понимаем, что именно. Нам отпущено три дня. Будем искать выход из положения, в которое мы угодили благодаря вашим, мадам Изабелла, стараниям. Ладно, не хмурьтесь, мы к этому тоже приложили руку. Я по-прежнему уверен, что нам стоит посетить здешнюю библиотеку, если только запрет покидать замок не распространяется и на комнаты.

– Вроде нет, – деловито сказала девушка. – Я преспокойно вышла, никто не пытался повернуть меня обратно. А почему библиотека?

– Объясним по дороге, – Гай выбрался из-за стола. – Кто-нибудь знает, куда идти, чтобы попасть туда?

– Я, – заикнулся Франческо, неуверенно прибавив: – Мне вчера монна Бьянка показала. Надо подняться на верхний двор…

– В таком случае проводишь нас, – решил сэр Гисборн и вполголоса пробормотал: – Полезно все-таки иметь в знакомых хозяйскую дочку.

Четыре человека гуськом спустились по узкой лестнице, выбрались на деревянную галерею, нависающую над нижним двором крепости, и остановились, молча смотря вниз и поеживаясь от налетавшего холодного ветра. Мистрисс Изабель поплотнее закуталась в толстый дорожный плащ, так что наружу торчали только кончик слегка вздернутого носа и пара настороженно блестящих глаз.

На дворе вроде бы кипела обычная жизнь: бегали туда-сюда слуги, возле конюшни прогуливали застоявшуюся лошадь, вокруг ее морды клубились облачка пара, какая-то женщина отдавала распоряжения собравшейся возле нее группке людей. Гай без труда признал мадам Идуанну, невольно поискал взглядом ее брата и не нашел – мессир Гиллем пребывал где-то в ином месте.

Однако не это заставило притихшую компанию испытывать непреходящую, изматывающую тревогу. Ворота и решетки барбикена, всегда стоявшие распахнутыми, словно вызывающий знак того, что хозяева Ренна не опасаются внезапного нападения, теперь захлопнулись. Стража, еще вчера относившаяся к своим обязанностям с вполне объяснимой прохладцей, подтянулась и – по крайней мере внешне – производила безрадостное впечатление неусыпно бдящей. Сэр Гисборн прикинул число стражников – около двух десятков, и это только находящихся снаружи. Кто знает, сколько людей скрывается в расположенных рядом караульных помещениях и в самом барбикене? С мыслью покинуть замок законным путем, кажется, придется расстаться.

Библиотека замка Ренн размещалась в угловой башне, выходившей окнами на восход и полдень, отчего во все погожие дни (которых в этих краях насчитывалось больше двух третей в году) просторное округлое помещение заливал яркий свет, врывавшийся через несколько рядов узких окон. Гаю еще ни разу в жизни не доводилось увидеть столько книг разом, и, как он заподозрил, этим богатства Ренн-ле-Шато не исчерпывались, о чем молчаливо свидетельствовала металлическая винтовая лестница, уводившая на второй этаж башни, тоже, судя по всему, отданный хрупким изделиям из пергамента.

«Сколько же лет они все это копили? – растерянно подумал Гай. – Даже королевское хранилище в лондонском Тауэре, наверное, будет поменьше. Библиотека Кентербери могла бы поспорить со здешним собранием, но наше Ноттингамское аббатство по сравнению со здешней роскошью – просто жалкое зрелище, несколько разрозненных томов».

Рядом послышался откровенно завистливый вздох, принадлежавший Франческо, горящими глазами осматривавшего уходившие к высокому полукруглому потолку шкафы, заполненные толстыми фолиантами, полки с аккуратно разложенными свитками, царство выделанной кожи, резного дерева и запечатленного слова, в котором, будь его воля, он с удовольствием остался бы навсегда.

– Эй, добрые люди! – скрипучий, но бодрый голосок приплыл откуда-то сверху, вместе с горящими в солнечных лучах пылинками и шелестом потревоженных книжных страниц. – Вы не будете так любезны притворить за собой дверь? Ежели вы ко мне, повремените малость, я уже иду!

Мак-Лауд, из всей компании наиболее спокойно и даже несколько равнодушно отнесшийся к представшему зрелищу, вернулся назад и, потянув за бронзовые кольца, закрыл тяжелые створки, в щель между которыми просачивались, шипя, тонкие воздушные струи. Остальные тем временем лихорадочно шарили глазами по верхам шкафов и по потолку, разыскивая владельца неведомо откуда прозвучавшего голоса. Первой его заметила Изабель, указав попутчикам:

– Вон он, на балконе.

По крохотному огражденному карнизу, прилепившемуся к каменной стене на высоте двух человеческих ростов, поспешно семенил невысокий человечек, прижимавший к себе толстенную стопку книг едва ли не с него самого величиной и опасно кренившуюся набок. Он благополучно достиг укрытой за шкафами лестницы и осторожно начал спускаться, нащупывая вытянутой ногой каждую последующую ступеньку, а Гай внезапно сообразил, отчего ему подозрительно знакомо черное мешковатое одеяние неизвестного. Монах, ну конечно же, бенедиктинский монах, кто еще может заведовать библиотекой, пусть даже в таком непонятном месте, как замок Ренн?

– Troppo![14] – взвизгнул Франческо, срываясь с места и устремляясь вперед, в узкий проход, стиснутый между боковинами шкафов и наклонным столом библиотекаря, почти исчезнувшим под разложенными на нем книгами. Несколько листов пергамента, сорванные колебанием воздуха, устремились следом за ним. Изабель, простояв мгновение с ошеломленно вытаращенными глазами, сбросила мешавший ей плащ и побежала следом.

Мессир Бернардоне почти успел, каким-то чудом отыскав дорогу в запутанном лабиринте, и вовремя подхватил утерявшего равновесие и начавшего падать незнакомца, но книгам повезло гораздо меньше. Некоторые на лету поймала вынырнувшая рядом Изабель, однако большая часть с треском разлетелась по ступенькам и полу, где осталась лежать, напоминая причудливых птиц с раскинутыми крыльями. Наверху, под плавно изогнутыми вольтами перекрытий, заметалось эхо от тревожных выкриков и хлопанья страниц.

Замешкавшийся сэр Гисборн смог высказать свое участие в происшествии только тем, что по дороге подобрал несколько далеко отлетевших томов, мимолетно поразившись их толщине и тяжести. Мак-Лауд пошел за ним, оглядываясь с таким видом, будто прикидывал, сколько может стоит окружающее их великолепие.

– Дугал, – еле слышно окликнул компаньона Гай, пока они пробирались между залежей книг и прислушиваясь к раздававшимся впереди и чуть слева голосам. – Надеюсь, тебя не посетила светлая мысль прихватить отсюда что-нибудь более весомое, нежели сведения? Мне бы не хотелось, чтобы стряслось нечто подобное.

– Книги хлопотно продавать, – безмятежно сказал Мак-Лауд. – Вдобавок в дороге они быстро портятся, а кому нужна вещь, в которой ничего не разобрать, потому что ее напрочь залило дождем?

Гисборн только сокрушенно вздохнул, наклоняясь, чтобы подобрать очередную рукопись. Натура его попутчика стойко противостояла любым попыткам взывать к его совести и призывам вести себя, как подобает воспитанному человеку. Дугалу нравилось прикидываться «страшным дикарем из Каледонии[15]», и его ничуть не беспокоило, каково при этом приходится тем, кто вынужден находиться рядом с ним.

Они свернули, огибая массивный шкаф, чьи полки, казалось, прогибались под грузом сложенных на них фолиантов, и вышли к началу лестницы. Неизвестный в рясе бенедиктинца сидел на ступеньках, охая и многословно каясь в собственной неловкости, Франческо и Изабель бродили вокруг, собирая книги. Правильнее сказать, занималась этим только девушка, Франческо уже давно стоял, уткнувшись в подобранный том и не замечая ничего вокруг. Проходивший мимо Мак-Лауд постучал его по плечу и громким шепотом осведомился: «Есть кто дома?»

– А? – встрепенулся итальянец, с заметным сожалением отрываясь от желтоватых страниц и ровных черных строчек. – Che?[16] Ой…

– Надо полагать, вы и есть те самые гости из Британии, от которых так много шуму в последнее время? – вежливо, однако не без примеси ехидства осведомился библиотекарь – тощий, костлявый старик с не по возрасту молодо поблескивающими глазами, давно уже вылинявшими до блекло-сероватого цвета. Хранитель книг также поневоле расстался с большей частью шевелюры, оставившей на память о себе только несколько пепельного цвета клоков, торчащих за ушами, отчего Гай мысленно сравнил старика с взъерошенным филином, разбуженным посреди белого дня и крайне этим недовольного.

– Они самые, – любезно подтвердил Мак-Лауд. – Ничего, что мы без приглашения?

– Вас зовут отец Ансельмо, правда? – вдруг подал голос Франческо.

– Именно, сын мой, – кивнул библиотекарь. – А ты… дай-ка подумать, теперь я соображаю вполовину не так быстро, как раньше… Ты, должно быть, Франческо Бернардоне из Италии, сия прекрасная девица – Изабелла, одного из этих молодых господ зовут Ги, а другого… нет, выговаривать ваши заковыристые гибернийские прозвища мне не по силам.

– Здесь побывала Бьянка, – улыбаясь, догадался Франческо. – И насплетничала.

– Вообще-то он Гай, – невозмутимо поправил шотландец. – А меня называют Дугалом, и это еще не самое сложное имя.

– Охотно верю, – старик мелко захихикал, тряся головой. – Попалась мне однажды лет десять рукопись с преданиями ваших краев, так до сих пор ломаю голову, как правильно звучит такое название… – он извлек из складок своей рясы навощенную табличку с болтающимся на тонкой цепочке бронзовым стилом, на миг задумался, вспоминая, начертил несколько знаков и протянул Мак-Лауду: – Ну-ка скажи, коли читать умеешь. И растолкуй, кстати, что сие означает?

Изабель, немедленно заглянувшая через плечо шотландца, отчетливо выговорила:

– Аугишки, водяная лошадка.

– Эквиски, – в произношении Дугала непонятное слово прозвучало более гортанно и сухо. Внимательно слушавший библиотекарь обреченно пробормотал:

– Буквами такое все равно не записать…

– У вас замечательное собрание, – молчавший доселе Гай отважился перевести беседу в иное русло, нежели рассуждения о передаче звуков гаэльского языка с помощью латинских букв. – Можно узнать, сколько тут книг?

– Три тысячи восемьсот сорок девять инкунабул и свитков, – не задумываясь, ответил отец Ансельмо. – Не считая тех, что куплены недавно и еще не внесены в общий кадастр, а также тех, которые нуждаются в переписывании. Ежели придерживаться уложений о мирской и вещной собственности, библиотека принадлежит не мне, а графам Редэ. Я – всего лишь заноза, которую они вынуждены терпеть, ибо кто еще станет поддерживать надлежащий порядок в этом хаосе? – он небрежно обмахнул высохшей рукой хранилище со всеми его многочисленными шкафами и нагромождениями томов, и с легкой иронией поинтересовался: – Вы пришли проведать захлебнувшегося в море чернил старика или вам надобно что-то из хранящегося здесь?

– И то, и другое, – думая о предстоящем разговоре, сэр Гисборн весьма рассчитывал на помощь Франческо, но, бросив мимолетный взгляд по сторонам, не удивился, застав попутчика снова углубившимся в пристальное изучение очередного сокровища. Изабель бродила между шкафов, рассматривая кожаные переплеты, украшенные позолотой и крохотными цветными камнями, иногда осторожно дотрагивалась до них, словно проверяя, настоящие ли книги перед ней. Мак-Лауд нашел маленькую лестницу-стремянку, с помощью которой дотягивались до содержимого верхних полок, уселся на нее и с рассеянным любопытством глазел по сторонам, прислушиваясь к беседе. Лестница угрожающе поскрипывала, намекая, что ее не предназначали для таких тяжестей. – Нам… – в мыслях Гай махнул на все рукой. В конце концов, они ничем не рискуют. Либо библиотекарь скажет, что подобной книги в собрании замка нет, либо она есть. В худшем случае их попросят удалиться и не мешать занятому человеку. – Мы хотели бы увидеть один труд… Он либо называется «Lapis exillis», либо имеет непосредственное отношение к предмету, обозначаемому этими словами.

Заметив хмурую настороженность, появившуюся на морщинистой физиономии отца Ансельмо, Гай торопливо добавил: – Мессир Бертран дал нам разрешение.

– Мессир Бертран или его сын? – зачем-то уточнил старик.

– Рамон, – сообщил со своего насеста Мак-Лауд.

Повисло долгое молчание, нарушаемое шорохом перелистываемых Франческо страниц и почти неслышными шагами Изабель, причин которого Гай не понимал. Что особенного может заключаться в десятке исписанных листов, наверняка созданных давно умершим человеком?

– Хорошо, – наконец отрывисто бросил библиотекарь, поднялся, ухватившись за перила, и зашаркал вверх по ступенькам, проворчав: – Вам придется немного посидеть тут и подождать.

Он доковылял до двери второго этажа и скрылся за ней. Компаньоны вопросительно переглянулись.

– Все-таки я оказался прав, – заметил Гай. – Это книга.

– Зато я догадался спросить у мессира Бертрана об этих словах, – восстановил справедливость Дугал. – Хотя по-прежнему не знаю, как про них могло стать известно Лоррейну и что все это означает, – он дотянулся до ближайшей полки, аккуратно взял первую попавшуюся книгу, повертел в руках и, так и не открыв, поставил на место, озадаченно вопросив: – Зачем их так много? Про что они? Я еще понимаю, когда записывают о полезных или интересных вещах – про иные страны, про минувшие сражения или истории о великих людях, живших на этом свете до нас… Но когда богословы изводят целые телячьи стада на препирательства друг с другом по поводу того, из чего творился мир – из Божественного Ничто или Божественного Слова, или что было вначале – курица или яйцо, и…

– Множат сущности без необходимости, – дополнил Франческо, не отрываясь от книги. – За деревьями не видят леса, решают, что реальнее – субстанция или ощущение… Вот, послушайте, тут хорошо сказано… – он помолчал, перекладывая прочитанное в уме с латыни на понятный его спутникам язык, затем нараспев процитировал: – «Одно дело, что некоторая вещь находится в уме, и нечто другое – усмотрение того, что она существует. Даже невежда, будет, следовательно, убежден, что существует нечто в мысли, больше чего нельзя помыслить, ибо, как только он услышит это суждение, он его поймет, а то, что мы понимаем, существует в уме. Но, больше чего нельзя помыслить, несомненно, не может существовать исключительно лишь в нашем уме, ибо, если мы примем, что оно является исключительно лишь мыслимым, то мы также можем принять, что оно существует. Следовательно, если бы то, больше чего нельзя помыслить, находилось только в уме, тогда то, больше чего нельзя помыслить, было бы чем-то таким, больше чего можно помыслить. Но ведь это явно невозможно. Существует, следовательно, без сомнения, как в уме, так и в предмете нечто такое, больше чего нельзя помыслить…»

– Чего? – тоскливо переспросил Гай. Он понял все произнесенные слова, однако никак не мог составить из них некую цельную, завершенную картину, которая, похоже, была очевидна для Франческо. Мак-Лауд, посмотрев на вытянувшуюся физиономию ноттингамца, скривился, отчаянно пытаясь заглушить нарастающий смех, но все-таки не выдержал и приглушенно зафыркал.

– Это кто сказал? – донесся откуда-то из-за полок приглушенный голос Изабель. Франческо заглянул в начало книги, где стояло имя автора:

– Ансельм из Кентербери. По-моему, это ваш соотечественник.

– Твой, твой, – ухмыляясь, покачал головой Дугал. – Из Аусты в Пьемонте. Он только в конце жизни перебрался на Остров – когда умер великий Ланфранк и сынок Вильгельма Бастарда, тоже, кстати, Вильгельм, подыскивал, на кого бы нацепить титул следующего архиепископа Британии.

Франческо недоверчиво прищурился, а сэр Гисборн вовремя прикусил язык, не дав сорваться вопросу «Откуда ты знаешь?». Не то, чтобы он внезапно перестал доверять шотландцу, просто за несколько последних дней он намного продвинулся в изучении сложной науки подозрительности. Любой имеет право на сохранение собственных тайн, но должен не забывать, что его секрет обязательно попытаются раскрыть.

Библиотекарь вернулся скорее, чем предполагала заранее подготовившаяся к долгому и скучному ожиданию компания. Впрочем, скучать предстояло только господам рыцарям, ибо их попутчики увлеченно рылись в книжных россыпях, точно белки, наткнувшиеся на залежи орехов, перебрасываясь незнакомыми именами и названиями, словно напрочь позабыв о нависающей над ними всеми угрозе.

Хранилище рукописей замка Ренн Гаю откровенно не понравилось. Ему мерещилось, что книги смотрят на них и перешептываются голосами людей, чьи кости давно истлели в земле, и он втайне обрадовался, когда по балкону зашлепали стертые сандалии отца Ансельмо. Монах принес с собой ничем не примечательную книгу, из тех, что называются «in quarto» – «в четверть листа», переплетенную в выцветшую, некогда синеватую кожу, и украшенную по краям шлифованными бляшками розово-черного оникса. Он молча прошел к своему столу, отодвинул лежавшие на нем рукописи и наполовину переписанную книгу, и водрузил принесенный фолиант посредине, кратко сказав: «Вот».

«И что с ней делать? – опешил сэр Гисборн. – Просто полистать с умным видом? Да, для мессира Бертрана и Рамона эта вещь имеет некое особенное значение, но только для них!»

Он осторожно поднял книгу и раскрыл на первой попавшейся странице, решив, что немного посмотрит в нее, а потом небрежно окликнет Франческо – пусть попытается выяснить, о чем здесь говорится. Рукопись не выглядела слишком старой, и даже скудных познаний Гая о книжном деле хватило, чтобы догадаться – это не подлинник, а позднейшая копия с некоего текста. Глаз выхватил несколько строчек, но намерение сэра Гисборна прочитать их с треском провалилось. Книгу написали на старинной латыни, многословной, вычурной и непонятной. Он натыкался на знакомые слова, однако не осознавал смысла громоздких предложений.

Отец Ансельмо, дабы не мешать своим гостям, отошел к книжному шкафу и сделал вид, будто целиком занят перестановкой книг. Гай отчаянным жестом подозвал Мак-Лауда и выразительно ткнул пальцем в развернутый фолиант, прошептав:

– Я тут ни слова не понимаю. Может, Франческо разберет нам хоть несколько фраз – про что здесь написано?

– Нет, – отрезал Дугал, заставив компаньона удивиться и насторожиться. Шотландец забрал книгу, открыл ее на последних страницах и вдруг кивнул, точно нашел искомое. – Не надо, чтобы они ее видели, особенно Изабель.

– Почему? – недоуменно спросил Гай. – Ты знаешь, что это за книга? Расскажешь?

– Как-нибудь потом, – отмахнулся Мак-Лауд.

– Я хотел бы услышать сейчас, – сэр Гисборн решил проявить настойчивость. – Что ты скрываешь?

– Ничего. Верни книгу и пойдем отсюда.

– Дугал, – медленно проговорил Гай. – Мне не нравятся твои затеи с секретами. Они уже принесли смерть одному человеку. Почему бы тебе не…

– Это то, что вы искали? – из-за шкафа высунулся Франческо, и, прежде чем Мак-Лауд успел отдернуть руку, преспокойно взял ставшую причиной ссоры рукопись, открыл ее и начал листать. По мере того, как число листов слева возрастало, итальянец сначала растерянно приоткрыл рот, затем точно окаменел, сжав губы в узкую щель, несколько раз оглядывался, проверяя, далеко ли мистрисс Изабель, а на последних страницах его лицо приобрело никогда не виданное Гаем ранее выражение – смеси испуга, недоверия, восхищения и тревоги одновременно. Он с треском захлопнул книгу, протянул ее Дугалу и бесстрастным, скучающим тоном произнес:

– Весьма познавательный и любопытный труд. Я бы сказал – крайне любопытный.

– Я думаю то же самое, – согласился Мак-Лауд, но Гай понял – произнесенные слова ничего не значили, главное осталось невысказанным. Франческо, быстро уразумевший, что стал невольным соучастником в сохранении некоей тайны, сделал вид, будто ничего не произошло, а ведь он догадался о возможном содержании книги, прочтя всего несколько отрывков. Этих двоих сейчас объединил заговор молчания, вернее, не двоих, троих – отец Ансельмо наверняка отлично знает, чему посвящен томик в блекло-синей обложке. И только он, милорд Гай Гисборн, выполняет тут роль набитого соломой чучела, на котором все, кому не лень, упражняются в точности метания клинков!

– Гай, не злись, – очень тихо и быстро пробормотал шотландец. – Придет время и я все объясню. Френсис, разыщи Изабель, скажи: мы уходим… Господи-боже-ты-мой, почему именно мне всегда выпадает разгребать чужое дерьмо? – последнее маловразумительное высказывание компаньона слилось для Гисборна в одно длинное слово, он повернулся, испытывая давно забытое чувство подростка, не принятого сверстниками в непонятную и захватывающую игру, и внезапно, как вчера вечером, догадался, какие слова ему надлежит сказать.

– Отец Ансельмо, спасибо за книгу, – он поразился, насколько непринужденно и спокойно звучит его голос. – Это не совсем то, что нам требовалось для разрешения нашего небольшого спора, однако тоже представляет определенный интерес… Кстати, можно задать вам один вопрос? Вам случайно не знаком человек по имени Лоррейн? Бродячий певец Лоррейн из Прованса?

Если бы Гай мог, он сейчас с величайшим удовольствием показал компаньону самый непристойный жест, какой знал, и крикнул: «Вот тебе!» Выражение лица Мак-Лауда в точности соответствовало простонародной поговорке «Мешком из-за угла стукнули», и он наверняка честил себя последними словами за то, что не догадался спросить первым. Франческо и пришедшая за шум Изабель помалкивали, выжидая.

– Лоррейн? – задумчиво повторил библиотекарь, словно не расслышав. – Да, я его знаю. Его здесь многие знают. Хороший певец, странный человек. Кое-кто кличет его безумным, другие называют его пророком, что вполне сходится. Пророки видят мир не так, как обычные люди, и неудивительно, что они кажутся нам лишенными рассудка. Однако Лоррейн, насколько я могу судить, вполне разумен. На свой лад.

– «Лоррейн» – имя или прозвище? – вмешался Франческо.

– Не знаю, сын мой. Если имя – мне неизвестен христианский святой, которого бы так называли, – отец Ансельмо пожевал губами и негромко продолжил: – Да и среди языческих божков, если на то пошло, я не отыскал никого с похожим наименованием. Если ж «Лоррейн» – фамилия, то в нашей округе нет такой семьи. Возможно, это в самом деле его прозвище, которое ничего не означает. Так он зовет себя, и так все зовут его.

– Откуда он родом, вы тоже не знаете? – утвердительно проговорила Изабель. Старик кивнул. – А почему его считают предсказателем?

– Его песни сбываются, – кратко и внушительно ответил библиотекарь. – Всегда или почти всегда. Почему он вас интересует?

– Мы столкнулись с ним по дороге сюда, – честно сказал Гай. Отец Ансельмо понимающе хмыкнул:

– Те, кто встречают его в первый раз, еще долго будут думать: мы видели нечто, чего не должно быть и что, тем не менее, существует. Лоррейн – такая же живая легенда наших краев, как источник Магдалины или волкодлак из Редэ. Но источник несет благодать, волк-оборотень – погибель, а Лоррейн – тревогу. Всегда только тревогу – о завтрашнем дне, о жестокости мира и людей, и о молчании Господа.

– Хотелось бы знать, кем его полагают в аббатстве Алье? – вроде бы про себя, но так, чтобы услышали все, пробормотал Франческо, и сам ответил: – Наверное, редкостным смутьяном. Или колдуном.

– И в Алье, и в Сент-Илере, моей обители, облегченно вздохнут в тот день, когда изловят этого типа и затолкают за решетку, – согласился библиотекарь. – Однако вряд ли я застану сие радостное событие. Жители края не слишком жалуют Лоррейна, но не дают его в обиду. Они защищают его от слишком рьяных монахов, предоставляют ему кров и пищу, и, видимо, надеются когда-нибудь услышать от него, что к ним придут счастливые времена. Он мог бы сложить такую песню, да только не делает этого, – отец Ансельмо искоса глянул на внимавшую компанию и как бы невзначай заметил: – На вашем месте я бы тоже не слишком уповал на то, что все образуется само собой.

– Конечно, – многозначительно согласился Франческо, вежливо, но непреклонно потянув мистрисс Изабель за собой к выходу. Господам рыцарям оставалось только последовать за ними, расставшись с успокаивающей тишиной библиотеки и ее характерным, образующим неповторимый аромат древности, запахом – пыль, слежавшиеся пергаменты, дерево, и присутствующий где-то на границе человеческого восприятия привкус тлена, напоминающего, что ничто не вечно в этом мире. Отец Ансельмо, по-птичьи наклонив голову и оттого став еще больше похожим на старого филина, стоял возле своего обширного стола, рассеянно поглаживая переплет загадочной книги, и, похоже, обдумывал какое-то не слишком приятное, но необходимое решение.

Снаружи немного потеплело, хотя порывистый ветер и не думал прекращаться. Франческо и девушка ушли вперед, остановившись у невысокой каменной ограды, протянувшейся вдоль среза верхнего двора, и разглядывая происходящее внизу. Мак-Лауд остановил Гая на ступенях хранилища книг, миролюбиво проговорив:

– Послушай, я всего лишь не хотел тебя втягивать…

– Тебе не кажется, что несколько поздновато начинать проявлять заботу о моей безопасности? – огрызнулся Гисборн. – Если ты еще не заметил, мы давным-давно с головой замешаны в дела, которых совершенно не понимаем! И память мне подсказывает, что мы вроде как на равных участвуем в происходящем. Я имею право знать хотя бы часть известного тебе. Что ты затеваешь? Только не говори «ничего», не поверю. Ты ведь сразу понял, какая это книга, и я сомневаюсь, что тебе удалось прочесть в ней хотя бы слово! Значит, ты знал заранее и сейчас только убедился…

– Хватит, хватит, – Дугал невесело хмыкнул и поднял обе руки ладонями вверх, показывая, что не собирается вступать в спор и признает правоту компаньона. – Ты умнеешь с каждым прожитым днем, а я вроде как слегка перемудрил. Ты можешь поверить мне на слово? Обещаю, вечером все расскажу.

– Хайме тоже сказал – «завтра расскажу», и чем все кончилось? – сварливо буркнул Гай, уже зная, что согласится. – Вдруг ты не доживешь до вечера?

– Меня не настолько легко прикончить, – с всегдашней беспечностью пожал плечами шотландец. – Так что, будем злиться друг на друга или все-таки попытаемся найти выход из этого каменного мешка?

– Я бы предпочел поскорее оказаться за воротами, – кивнул сэр Гисборн и спросил: – Как думаешь, их россказни о волкодлаке – чистая выдумка или?..

– Нет никаких волкодлаков, – раздраженно отрезал Мак-Лауд. – Это сделал человек, и хорошо бы нам додуматься, кто именно. На этой треклятой вечеринке постоянно кто-то входил и выходил, да к тому же совершенно необязательно, чтобы убийца был из числа гостей. Три дня… – он задумчиво прикусил губу. – Мне вовсе не улыбается знакомство с монахами из Алье. Можно выдержать определенное количество занудных расспросов, а потом все равно сделаешь ошибку, и готов повод для обвинения в оборотничестве, колдовстве, ереси и чем угодно.

– Ты действительно полагаешь, все может зайти так далеко? – встревожился Гай.

– Лучше сразу готовиться к худшему, – серьезно ответил Дугал. – Тебе повезло, ты еще ни разу не сталкивался с братией из Inquisitio, они и близко не стояли к, скажем, отцу Колумбану с его отеческими увещеваниями. Не знаю, каковы здешние, но те, что гонялись в Полуночной Италии за вальденсами – бр-р!..

– Идите сюда, – сэр Гисборн только сейчас заметил, что Франческо уже давно машет им рукой, обеспокоено заглядывая через парапет. Подойдя, компаньоны с некоторым изумлением узрели внизу деловитую суету, неизменно предшествующую сборам в дорогу. Возле конюшни топтался с десяток оседланных лошадей, под ногами у слуг вертелась пара короткошерстных длинноногих собак – местных гончих, и становилось ясно – кто-то решил отправиться на прогулку по окрестным холмам.

– Замок же закрыт, – удивленно напомнил Франческо.

– Не для хозяев, – грустно и тихо проговорили рядом. – Это Рамон и Тьерри.

Поспешно развернувшись, Гай столкнулся с печально-внимательным взглядом невысокой девушки («Девочки!» – в очередной раз напомнил он себе), взявшейся непонятно откуда, возможно, прямо из замшелых камней Ренна. Бланка де Транкавель, казавшаяся крохотной даже по сравнению с Изабель, безбоязненно смотрела на них из-под низко надвинутого капюшона черного плаща.

– Леди Бланка… – несколько растерянно пробормотал Гисборн. – Примите наше сочувствие…

– Что я буду делать с вашим сочувствием? – спокойно и жестко спросила девочка. – Украшу им стену в спальне? Мне нужно не сочувствие, а жизнь того, кто убил моего брата.

– Не слишком-то милосердно для благородной девицы, – с легкой укоризной заметил Мак-Лауд.

– Зато справедливо, – Бланка отбросила капюшон и с мрачным вызовом посмотрела на возвышающегося над ней человека. – Хайме ничем не провинился ни перед Богом, ни перед людьми.

Поскольку никто не нашелся с ответом, она прошла между гостями замка, посмотрела на хлопоты в нижнем дворе и согласно кивнула:

– Конечно, Рамон и Тьерри. Странно, что Гиллем не потащился вслед за ними.

– А куда они собрались? – неожиданно полюбопытствовал Дугал.

– В холмы над Од, за лигу или две отсюда к полудню, – проговорила девочка, высматривая среди передвигающихся внизу фигурок кого-то определенного. – Там хорошая соколиная охота, – она наклонилась вперед и звонко выкрикнула: – Эй, Тьерри! Когда вы вернетесь?

– Сегодня, ближе к ночи, или завтра днем! – донесся в ответ глуховатый, слегка растягивающий слова голос.

«У них родственника убили, не сегодня-завтра пожалует делегация из епископства, разыскивать волкодлака, а они как ни в чем не бывало отправляются гонять зайцев или кто у них тут водится, – изумленно подумал сэр Гисборн. – Конечно, здешнее семейство отличается изрядными странностями…»

– Сомневаюсь, что им удастся добыть хотя бы самую неповоротливую цаплю, – словно услышав размышления гостя, вздохнула мадам Бланка, почему-то обращаясь к Мак-Лауду. – По-моему, им просто хочется уехать отсюда и подумать, как нам жить дальше.

– Их можно понять, – согласился шотландец, тоже бросив взгляд на хлопоты внизу. Гаю послышались в голосе компаньона подозрительные нотки, те самые, предвещавшие рождение нового невероятного замысла, и он пообещал себе, что приложит все усилия, дабы отговорить Дугала от задуманного. Неужели ему недостает уже имеющихся неприятностей?