"Собрание сочинений в десяти томах. Том 9" - читать интересную книгу автора (Толстой Алексей Николаевич)Картина третьяЛионец Гул голосов. Неужели вы забыли, что такое Лион: клоака, гнездо контрреволюции. Нам нужны массовые казни. Мало того, – мы требуем взорвать городские стены, разрушить до основания дворцы и шелковые фабрики. Знайте, если в вас мы не найдем должной жестокости, мы справимся своими средствами. Голоса. Да здравствуют лионские якобинцы! Лежандр Голоса. Позор! Долой! Смерть! Лежандр. Граждане, контрреволюция поднимает голову… Я спрашиваю, о чем думает Комитет общественного спасения? Колло д'Эрбуа Напряженное молчание. Робеспьер. Прошу слова. Лежандр. Слово гражданину Робеспьеру. Робеспьер, четко стуча каблуками, взбегает на трибуну. Он небольшого роста, в пудреном парике, в коричневом опрятном сюртуке; в руке рукопись, свернутая трубочкой. Робеспьер. Мы ждали только криков возмущения, чтобы начать действовать, и вот я слышу уже не крики, а набат. Да, наши глаза были открыты, покуда враг вооружался, и мы дали ему возможность занять позиции. Теперь он весь у нас на виду. Каждый удар вонзится ему в сердце. Лакруа Лежандр. О врагах республики. Робеспьер. Вчера я говорил вам о том, что внутренние враги республики суть двояки: одни – безбожники и анархисты. Они уже уничтожены. Гебер и гебертисты позорили революцию отвратительными эксцессами. Гебер и гебертисты казнены вчера. Голоса. Да здравствует революция! Робеспьер. Но кто они, кто эти вторые враги, еще не уничтоженные и в ослеплении уже торжествующие? Эти наши вторые враги – чудовища, порожденные революцией. Паразиты. Содержание их жизни – обжорство и сладострастие, их религия – необузданный разврат. Эти люди хотят мира и благополучия, чем бы оно ни было куплено. О, конечно, они кричат о милосердии, они требуют отмены смертных казней, их боевой лозунг – помилование, они хотят смягчить сердца французского народа, обессилить его и снова бросить к ногам короля. Голоса. О ком он говорит? Он открыл новый заговор. Робеспьер. Я не устану повторять: священная задача французского народа – восстановить в мире высшую справедливость, свободу, равенство и братство, – вырвать, как плевелы с корнем, отвратительные пороки, в которые погружено человечество. Вот великая цель Франции. Для этого была совершена революция, для этого был создан республиканский строй. Оружие республики – страх. Мощь республики – добродетель. Но добродетель невозможна без суровости. Беспощадность к проявлениям порока есть высшая добродетель. Террор есть чистота республики. Нас называют кровожадными. За границей чрезвычайно популярен отвратительный рисунок, изображающий меня с чашей, в которую я выжимаю кровь из человеческого сердца. В гнусном лицемерии нас ненавидят за то, что мы не хотим быть порабощены. Каждый раз, когда мы террором отвечаем на происки врагов республики, за границей подымается вопль ужаса и негодования. Террор – наша сила, наша чистота, наша справедливость, наше милосердие! Говорить за уничтожение террора – значит говорить о гибели республики и Франции. Голоса. Да здравствует Робеспьер! Да здравствует Комитет общественного спасения! Да здравствует террор! Робеспьер. И вот эти наши новые враги, обжоры с чувствительными сердцами, кричат: «Долой режим казней, долой террор! Амнистия всем заключенным в тюрьмах, всем спекулирующим на народном бедствии, всем аристократам и роялистам!» Когда мы стоим лицом к лицу перед вооруженной с ног до головы Европой, перед бандами австрийского императора и прусского короля, перед душителями свободы – эмигрантами Кобленца,[28] когда с запада над нами нависла Англия, а на востоке поднимается страшный призрак русской императрицы, – в это грозное время у нас хотят вышибить из рук оружие! Мало того, эти обжоры, эти развратники заражают пороками всю нацию, отравляют источники сил. Вот это, быть может, самое вероломное и страшное покушение на свободу республики, адский план: разложить и обессилить нацию. Мне еще не достаточно известно, – быть может, этот план зародился бессознательно в мозгу человека… Но дело не в умысле, – опасность все равно остается грозной. Порок – не только моральное, но и политическое преступление. И тем опаснее порочный человек, чем значительнее были услуги, оказанные им когда-то республике… Лакруа Робеспьер. Вы легче поймете меня, если представите себе человека, который еще недавно носил вязаный колпак и рваные сапоги, съедал свой завтрак наспех за прилавком рядом с солдатом, ремесленником и санкюлотом, – и вот теперь этот человек разъезжает в стеклянной карете, играет в карты у бывших аристократок, покупает загородные виллы, одевается в шелковый кафтан, устраивает великолепные ужины, где рекою льется вино и остатки хлеба и мяса швыряются собакам. На амфитеатре рычание. Да, этот человек живет, как принц крови. Довольно, портрет готов. Я спрашиваю: почему до сих пор не отрублены эти руки, грабящие народную казну? Не брошено в яму с известью это тело, заражающее нас всех миазмами разврата? Но – будьте покойны, граждане, – никакой пощады к тем, для кого республика – только средство для спекуляции, а революция – ремесло. И ты, брат из Лиона, вернись к своим и скажи: меч закона не заржавел в руках тех, кому вы его доверили. Мы покажем миру великий и страшный пример правосудия. Бурное рукоплескание на скамьях. Робеспьер спускается с трибуны и уходит деловитой мелкой походкой. Лакруа Лежандр. Да. Лакруа. Вы губите республику, вы губите самих себя! Ты увидишь: скоро сам Комитет общественного спасения сложит головы на площади Революции! Это безумие – бросать народу такую страшную жертву. Лежандр. Где сейчас Дантон? Лакруа. В Париже. Лежандр. Пойдем, нужно его увидеть во что бы то ни стало. |
||
|