"Вестники времен [= Знамя над Тауэром]" - читать интересную книгу автора (Мартьянов Андрей)

История первая, завершение Круг замыкается

Дугал, как впрочем, и всегда, был неподражаем.

Едва блекло-желтый диск осеннего солнца с натугой выполз из-за лесов на востоке, неугомонный шотландец раскрыл глаза, с хрустом потянулся, отбросил клетчатый плед и шумно зевнул. Затем он поднялся со скамьи, обвел затуманенным взглядом жилище отшельника, проворчав под нос что-то о «гнусных паковых сидах» и, оправив короткую рубаху, в которой спал, двинулся к выходу из землянки. По пути Дугал, разумеется, споткнулся о бесчувственное тело Гая, свернувшегося калачиком возле стола. Ноттингамскому рыцарю, впрочем, все было безразлично — возвести сейчас трубы архангелов Страшный Суд, он бы и то не проснулся.

— Разожги очаг и поставь котел с водой на огонь, — послышался из дальнего угла слабый голос отца Колумбана. — Уж прости, я еще посплю…

— Нашли слугу! — излишне громко сказал Мак-Лауд, однако взял закопченный чан, валявшийся возле открытой печи и нырнул в низкий дверной проем. Спустя некоторое время со двора донеслось скрипение колодезного ворота, а еще через минуту уютный дом святого отшельника огласился душераздирающим воплем:

— Убью!!! Клянусь древом креста, убью!

— Мама… — пискнул мэтр Адельхельм, приоткрывая один глаз. — Погром?

Дугал, удовлетворенно лыбясь, стоял рядом с лавкой, на которой ночевал молодой Фармер. Именно он и поднял крик, достойный самого закоснелого грешника, терзуемого в аду сонмищем чертей.

— Тупая скотина! — продолжал яростно орать сэр Мишель. — Ты что творишь, морда?!

Шотландец держал в руках опустевший котел. Норманн же сидел посреди огромной лужи, растекшейся по скамье, и пытался вытереть лицо насквозь вымокшим меховым одеялом.

— Господи, что такое случилось? — вскинулся отец Колумбан, но, ахнув, сразу опустился на стоящий рядом деревянный табурет и сжал ладонями виски. Голова неимоверно кружилась и двоилось в глазах. Святой мысленно поклялся больше никогда в жизни не брать в рот спиртного.

— Он меня!.. Меня!.. — задыхаясь от гнева, выкрикнул Мишель. — Убью!

— Хорошо, — оскалился Дугал. — Держи!

Мак-Лауд услужливо протянул Фармеру меч, рукоятью вперед, а сам поднял с пола длинную шотландскую клеймору. На гарде можно было разглядеть гравированные буквы: «MacLeod».

— Рубаху сними, мокрая вся, — посоветовал Дугал. — Между прочим, у нас в Глен-Финнане частенько бьются в первородной наготе, без доспеха и одежд… Пошли на двор!

Насмешливый голос Мак-Лауда окончательно взбесил изрядно похмельного и вымокшего до нитки сэра Мишеля. Рыцарь, глухо бормоча под нос все известные ему ругательства, содрал через голову белую льняную сорочку, вскочил на ноги и, воинственно размахивая мечом, ринулся вслед за жизнерадостно гогочущим Дугалом. Вскоре снаружи донеслись удары железа о железо и злые взрыкивания сэра Мишеля, перемежаемые звучным шотландским сквернословием.

— Начался денек… — простонал с трудом разлепивший глаза Гунтер. Ему тоже досталось изрядная доля ледяных брызг колодезной воды. — Святой отец, вы не спите?

— Святой отец — в Риме, — строго поправил Гунтера отшельник. — А я лишь недостойный слуга Господа нашего, претерпевающий ниспосланную небесами кару.

Святой мрачной покосился на светлый прямоугольник дверного проема. В проникающих в землянку солнечных лучах плясали золотистые пылинки.

— Мы и есть эта «кара»? — поинтересовался германец и, едва переставляя ноги, добрел до стола. Вскрыв глиняную бутыль со спиртом, Гунтер плеснул немного зелья в кубок и, закрыв глаза, выпил залпом получившуюся смесь.

— Между прочим, я ночью домовых видел… — сказал он.

— Знаю, — махнул рукой старец и, кряхтя, потянулся к бутыли. Как известно, подобное лечится подобным, и сейчас отец Колумбан более всего жаждал избавиться от огорчающей его плоть головной боли. — Домовых? Двоих? Понятно. Опять к моему бездельнику Торир из замка приходил. Только подумай: даже мелкую нечисть споили…

— Того, серого в полоску, Ториром зовут? — озадачился Гунтер. Опохмельное средство начинало действовать и в голове прояснялось. — Не знал, что у домовых есть имена.

— Ты пока много чего не знаешь, — разводя руками, сказал священник и тотчас же поморщился: дерущиеся за дверьми землянки Дугал и сэр Мишель разозлились настолько что начали сыпать вовсе непотребными словечками. Услышь сии речения хоть одна прекрасная дама (ну, или благородная девица) — быть им обеим в глубоком обмороке.

Между прочим, Гай Гисборн и мэтр Адельхельм вставать категорически не желали, несмотря на все совершающиеся рядом безобразия. Еврей-алхимик натянул одеяло на голову, а молодой рыцарь из Ноттингама и вовсе ничего не слышал, пребывая в сладкой нирване. Судя по улыбке, блуждавшей на скуластом лице Гая и тихим почмокиваниям, снилось ему море разливанное сгущенного вина.

Неожиданно отшельник кашлянул и бросил острый взгляд на Гунтера.

— Послушай-ка, любезный оруженосец из Германии, — последние два слова старик произнес с понятным Гунтеру сарказмом. — Я тебе вчера ничего не сказал, а у нас в баронстве вот уже третью седмицу события интересные происходят…

— Несомненно, — безнадежно усмехнулся мучившийся сухостью во рту и головной болью германец, посматривая на бутыль со спиртом, будто на смертного врага. — Самолеты из двадцатого века вываливаются. Адельхельм самогоном торгует направо и налево, дьявол во плоти пребывающий, шастает…

— Не поминай всуе! — отшельник возмущенно хлопнул ладонью о столешницу и перекрестился. — Я о другом.

Отец Колумбан, выстучав частую дробь пальцами по доскам стола и, странно посмотрев на Гунтера, спросил:

— Скажи-ка мне, оруженосец, ты наверняка знаешь, что твой друг, с которым вы летели на Люфтваффе, умер?

— Не понял? — опешил Гунтер. — Разумеется, Курт погиб! Когда мы с Мишелем его хоронили, тело уже начало коченеть. Да и раны были… Ну, вы можете себе представить, — и германец покосился на снятый с «Юнкерса» пулемет, теперь покоившийся в дальнем углу землянки святого Колумбана. Медно-красным поблескивала лента с тяжелыми заостренными патронами.

— Именно что могу, — мелко покивал отшельник. — Именно. Отлично представляю. Вот, посмотри. Что это такое, по-твоему?

Он отцепил с вервия, коим подпоясывал рясу, небольшой матерчатый кошелек и вытряхнул на стол два темных предмета, тяжело стукнувшихся о дерево. Гунтер протянул руку, взял один металлический, чуть поблескивающий стерженек… да так и застыл с открытым ртом.

Пистолетная пуля.

— Ты уверен, что ты здесь один? — медленно, четко выговаривая слова, вопросил святой Колумбан. — Что, кроме тебя, здесь никого нет? Я имею в виду людей из вашего будущего.

— Ну-у… Да, — промямлил Гунтер, держа патрон указательным и большим пальцем правой руки. Это не была пуля от «Вальтера» или «Шмайссера». Калибр другой. И форма литья. И даже почти незаметные царапины оставленные нарезкой ствола незнакомы. Бред.

— Откуда это у вас?

Старец нахмурился, огладил седую бороду, встал и прошелся туда-сюда по длинной землянке. Было слышно, что Дугал и Мишель, остававшиеся на полянке перед домом, закончили свой поединок и теперь, фыркая да посмеиваясь, окатывали друг друга колодезной водой из кожаной бадьи.

— Когда вы с Мишелем уехали в Аржантан, — тихим голосом произнес отец Колумбан, — я почти седмицу провел в лесу, там, где стоит твой дракон. Вернее, са-мо-лет. Барон де Фармер прислал вилланов, охранять его. Чтобы не вызывать подозрений и ненужных пересудов, я сказал им, будто сам построил эту штуковину…

— Какие вилланы? — едва не сплюнул Гунтер. — Вы о деле говорите! Откуда пуля?

— Не перебивай, — поморщился отшельник. — Молод еще, чтобы с меня спрос держать! Слушай. Когда я вернулся домой, барон Александр послал за мной конюха Виглафа. Передал через него, что в замке есть раненый человек, лечить нужно. Я пришел. А у человека того — две дырки в бедре…

— Ну? — тупо спросил Гунтер. — И дальше?

— Это случилось через пять дней после вашего отъезда на север. На оруженосца некоего рыцаря из Нанта, монсеньера Альмарика д’Эланкура, напал разбойник. Чуднй разбойник. Он дважды ранил дворянина, направляющегося в Аквитанию, из такого же оружия, как и у тебя… Забрал деньги, еду. Но, что необычно, не тронул доспех — а броня у д’Эланкура очень дорогая, с серебряными насечками… Лошадь и меч тоже не взял. Потом раненого оруженосца подобрали на дороге крестьяне и отвезли в Фармер. Господин барон по-христиански заботился о нем. А эти железки я вытащил из ноги Альмарика. Боюсь, теперь он до конца жизни хромать будет…

— Хорошо, что жив остался, — отрешенно пробормотал Гунтер. Оруженосец был потрясен. Неужто здесь, в Нормандии, находится еще один человек (а вдруг и не один?!), вывалившийся из двадцатого века в момент Разделения миров? Но кто он? Как это произошло? Невольно начнешь вспоминать предостережения монаха-ирландца о фигуре, выставленной на игральную доску Лордом. — Отец Колумбан, а можно поговорить с этим д’Эланкуром? Он остался в замке Фармер?

— Нет, — покачал головой отшельник. — Монсеньер Альмарик уехал четыре дня назад, подлечив раны. Однако я успел его расспросить. Увы, но бретонец почти ничего не помнил. Когда раздались хлопки, лошадь испугалась и сбросила всадника. д’Эланкур на какое-то время потерял сознание. Потом успел рассмотреть молодого мужчину в диковинной одежде. Лица, конечно, не запомнил…

— Постойте, постойте, — Гунтер тяжело задышал и поднял руку, — вы сначала говорили, будто странности происходили все три недели, пока нас не было? Этот неизвестный человек, видимо, еще как-то давал знать о себе?

— Да, — вздохнув, подтвердил отец Колумбан. — Увидев раны господина д’Эланкура и помня о твоем появлении, я начал следить за событиями в нашей округе. Пока Адельхельм занимался машинами для изготовления сгущенного вина, я ходил в соседние деревни, расспрашивал людей. Благо в нашем баронстве меня уважают и охотно сплетничают обо всех происшествиях. Ходил в Бреаль и в поместье Фокамберг — это в четырех лигах к югу — неизвестного человека видели, по крайней мере, три раза. Иногда он оставлял следы.

— Поподробнее, — взмолился Гунтер. — Говорите же, отец Колумбан!

— Я достоверно выяснил, — бесстрастным голосом отчеканил святой отшельник, — что утром тринадцатого августа в небе видели еще одного дракона. Вилланы из деревни Антрен в один голос твердят, будто около полудня над общинным полем пронеслось жуткое черное чудовище, оглашая окрестности адским ревом и извергая дым. Оно исчезло где-то в лесу, на границе баронства и владений герцога Алансонского. Дебри там дремучие, лес простирается лиг на тридцать к югу… Крестьяне, пускай и были смертно напуганы, заметили, что у чудовища крыльев не было, а само оно напоминало огромную черную рыбину. Тебе о чем-нибудь говорит такое описание?

— Черная рыбина без крыльев… — уныло пробормотал Гунтер, потирая лоб. — Наверняка вилланы просто недоглядели или ошиблись. У любого летательного аппарата есть крылья. Помните, я вам объяснял?

— Я попытался нарисовать старосте деревни твоего Люфтваффе, — заметил отец Колумбан. — И он сказал, что изображение ничуть не похоже на пролетавшее чудище. Между прочим, крестьяне теперь боятся ходить в лес. Прошел слух, будто в чащобе поселился демон. Это тоже примечательно… А в церкви деревни Антрен теперь каждый день проводят обряд изгнания дьявола. Кстати, барон Александр де Фармер, после жалоб арендаторов и местного священника хотел послать в лес дружинных, обыскать заросли, да я отговорил. Вас с Мишелем дожидался. Могу поклясться кровью Христовой, хоть и грех это, что в лесу возле Антрена прячется твой соотечественник.

— Черный летательный аппарат без крыльев… Не похож на «Юнкерс», — Гунтер невидящими глазами уперся в земляной пол на котором беспробудно дрых Гай Гисборн, выдыхая густой спиртовой перегар. Ничего себе! Интересными новостями поделился отец Колумбан. — Одного понять не могу. Ни мы, ни англичане с американцами, ни русские не красили самолеты в черный цвет! И если он дымил, значит, был поврежден… Да, так что еще известно об этом человеке?

— Он пытается выжить здесь, — просто, спокойным голосом ответил святой Колумбан. — Действует уверенно, не без нахальства. Нашего языка не знает, в этом я твердо уверен.

— Почему? — приподнял бровь германец.

— На следующий день после нападения на оруженосца д’Эланкура он появился на Алансонской дороге. Безошибочно нашел трактир «Серебряный щит». Объяснялся с хозяином жестами, глухонемым прикидывался. Купил мяса, молока и хлеба. Я проверил — он расплатился отнятым у Альмарика неаполитанским серебром. Довольно редкие монеты.

— А одежда? — спросил Гунтер. — Вы сказали, будто… м-м… пострадавший дворянин приметил необычную одежду! Не мог же этот, как вы выразились, «разбойник», придти в трактир в летной куртке или в военной форме моего времени!

— Я, кажется забыл упомянуть, — проворчал монах, — что он, в отличие от тебя, совсем не дурак. Он сообразил, что выделяться среди прочих людей нельзя. Могут возникнуть сложности. Рубаху и суконную куртку гость, видимо, позаимствовал в деревне Антрен. Я узнал, что жена тамошнего плотника вывесила на ночь сушиться белье и верхнее платье мужа. К утру вещи исчезли. А почтенный трактирщик Уилли Боул запомнил, что одежда неизвестному была великовата. Плотник в Антрене, понимаешь ли, высок ростом… В одном, кстати, вы с гостем похожи — стрижены коротко. Дворяне волосы обрезают редко, а вилланы и вовсе никогда. Старинный обычай.

— Любопытно, — Гунтер с удручением почесал в затылке. — По-моему, этот человек сильно рискует. Помните, как в Сен-Рикье удавили пойманного крестьянами сарацина? Того, который у вас некоторое время прятался?

— Да, — сказал отец Колумбан. — Поэтому ты, я и Мишель обязаны найти нашего странного гостя раньше, чем его разыщут безграмотные вилланы, перепуганные разбойниками и жуткими черными драконами. Как бы смел и нахрапист он не был, рано или поздно попадется. Будет жалко, если Мишель потеряет возможность завести себе еще одного оруженосца… — тут отшельник чуть язвительно ухмыльнулся.

— Вы, как я вижу, даже восхищаетесь тем… человеком, — невесело хмыкнул Гунтер.

— Разумеется! — воскликнул святой. — Вспомни, сын мой, что ты заявился к нам, почитай, на все готовенькое! Во-первых, сразу же познакомился с Мишелем. Во-вторых, на здешнем наречии неплохо говоришь. И вообще… Прижился. А тому каково? Полный месяц жить одному — а он там один, я полагаю! — присматриваться, наблюдать, добывать хлеб насущный! Я могу даже оправдать и то, что он пошел разбойничать на Алансонскую дорогу! В конце концов, он только лишь ранил д’Эланкура, а ведь, если бы пожелал — мог убить. Он просто хотел есть! И, замечу, он до сих пор наверняка не знает, где оказался. А если и догадался, то представь, в каком смятении пребывает его душа!

— Воображаю… — мрачновато ответил Гунтер на вдохновенную речь отца Колумбана. — А если к нему Лорд заявлялся…

— Вот и мы! — раздался голос сэра Мишеля. Рыцарь, довольный и раскрасневшийся, стоял у дверей, приглаживая мокрые волосы. За его плечом воздвигалась мощная фигура Дугала. — О чем разговор ведете, отец Колумбан?

— Головы друг другу не разбили, грешники? — отшельник, прищурившись, посмотрел на обоих забияк. — Нет? И водичкой колодезной освежились? Вот и замечательно. Дугал, я, кажется, просил тебя развести огонь? Не забыли, что к полудню вы уже должны быть в дороге?

Шотландец, отпихнув в сторону молодого Фармера, подошел к скамье, на которой спал, забрал с нее черно-желтый клетчатый плед, быстро обернул его вокруг бедер и, щелкнув иглой серебряной литой фибулы, укрепил оконечья ткани на плече.

— Сейчас сделаю, — прогудел он. — Хорошо поразмялись. А я опять победил! Эй, кто-нибудь, разбудите Гая!

Гунтер не шевельнулся. Он по-прежнему сидел за столом, сжимая в кулаке свинцовую пистолетную пулю. У германца было такое ощущение, что его ударили по голове тяжеленным обухом топора, обернутым мешковиной.

…Итак, Гунтер фон Райхерт вовсе не единственный гость из грядущего очутившийся в Нормандии, королевстве Английском. Теперь остается лишь отыскать собрата по несчастью. И будь он американцем, норвежцем, итальянцем или даже японцем — этот человек окажется для Гунтера единственным живым напоминанием о грохочущем где-то в неимоверной дали времен двадцатом веке.

— Я даже рад, что они уехали, — сказал сэр Мишель. — Хотя и нехорошо так говорить о друзьях.

— Без Дугала тебе будет скучно, — Гунтер подтянул поводья лошади и перебросил их в левую руку. Правая же легла на кобуру «Вальтера», прицепленную к ремню. — Ничего, потерпишь. Дугал, кстати, хвастался, что научил тебя какому-то особо хитрому финту, позволяющему одним движением выбить клинок из руки противника.

— Врал, — фыркнул норманн. — Мне этот прием еще в детстве папа показывал. А ты вообще ничего в мечном бое не понимаешь. Длинный тяжелый меч не приспособлен для фехтования, им можно только рубиться. Впрочем, если ты перейдешь из четвертой в третью позицию…

— Остановись, сын мой, — взмолился отец Колумбан, ехавший позади на своем длинноухом муле. — Почему твои мысли посвящены одному лишь душегубству?

— Не душегубству, а благородному искусству, — возразил сэр Мишель и уныло добавил: — Одно плохо — против стреляющих огнем железок меч не выстоит. И вообще, давайте внимательно смотреть по сторонам. Вдруг приметим что-нибудь необычное?

Наручные часы Гунтера показывали три с четвертью пополудни. Сейчас маленький отряд в составе норманнского рыцаря, его оруженосца и святого отшельника направлялся через выпасной луг к лесу. Деревня Антрен, располагавшаяся по другую сторону Алансонской дороги, осталась позади. Совсем неподалеку лежала граница баронства Фармер и младшего лена герцога Алансонского, монсеньера Тьерри.

…А Дугал из клана Лаудов и Гай Гисборн отбыли в Марсель незадолго до полудня.

Когда, наконец, все проснулись, полечили головную боль старым, как мир, способом и слегка перекусили, отец Колумбан собрал небольшой конклав. Мэтра Адельхельма, чтобы не подслушивал, выставили на улицу. Старый еврей, разобидевшись, пошел заниматься делом — возжигать огонь под котлами и готовить новую порцию сгущенного вина. А господа рыцари, Гунтер и монах начали обсуждать свои дальнейшие планы.

Гунтер, однако, почти не участвовал в разговоре. И даже не сидел за столом вместе с остальными. Германец бродил по землянке сам не свой, вздыхал и время от времени бурчал себе под нос: «Ну скоро господа дворяне закончат? У людей дела серьезные, а они о всякой ерунде болтают!..» Он очень хотел немедленно оседлать коня и, бросив все, отправиться к Антрену. Туда, где якобы свалилась с небес «огромная черная рыбина».

Отец Колумбан, пускай и видел терзания оруженосца, вел беседу неторопливо и обстоятельно. Бестолковым рыцарям следовало точно объяснить дорогу, рассказать о приметных местах и возможных опасностях. Решили вот что: Гай и Дугал, которые не имеют поручений от архиепископа и принца, сейчас направятся в приморский город Марсель и сядут на корабль, идущий в Константинополь. Им дается полный месяц на то, чтобы добраться до столицы кесаря Андроника. Там ноттингамский рыцарь и шотландец будут дожидаться прибытия сэра Мишеля и Гунтера, а что самое главное — армии императора Фридриха Барбароссы. Когда вся четверка окажется в сборе, им надлежит присоединиться к крестовому воинству…

— А скажи мне, отшельник, — басом вопросил Дугал отца Колумбана, — почему бы нам не подождать Мишеля и Гуннара (он произносил имя германца на северный лад) прямо здесь? Люди толкуют, будто Константинополь — город большой. Я имею в виду, он намного больше Лондона. Где мы там увидимся? Станем бегать по улицам и спрашивать ромеев-схизматиков? Мол, не видели вы дворянина из Нормандии с белыми волосами и сине-желто-красным щитом?

— Не спрашивай о глупостях, — сурово ответил пустынник. — Если вам говорят сделать так, а не иначе — делайте. В Константинополе можно встретиться в странноприимном доме прецептории ордена святого Иоанна Крестителя. Найдете, где это. А ждать Мишеля с Гунтером не нужно. У них еще остаются дела здесь.

— Какая таинственность, — буркнул Гай. — Хорошо, мы согласны. Хвала Небесам, денег у нас достаточно, да и поход в Святую Землю — суть мечта всей моей жизни.

Мишель молчал. Слово отца Колумбана для него было решающим. Кроме того, когда Фармер-младший изредка пытался возразить старцу, тот пинал рыцаря ногой под столом. Посему сэр Мишель лишь согласно кивал да искоса поглядывал на Гунтера, с которым явно творилось что-то неладное.

Гай и Дугал собрались быстро. Во-первых, оба привыкли брать в дорогу лишь самое необходимое, а не нагружаться самим и изводить под тяжестью поклажи заводных лошадей; во-вторых, к закату необходимо было приехать в Алансон чтобы там заночевать. По дороге, на протяжении всех шести лиг до города, к сожалению, не отыщется ни одного постоялого двора.

Отец Колумбан выдал обоим рыцарям запас высушенной крольчатины и муки, а Мак-Лауд шумно вытребовал небольшой бочонок со спиртом. Затем отшельник, многозначительно взглянув на Гунтера, сказал:

— Давайте проводим наших друзей до большого тракта. Джонни, возьми, пожалуйста, оружие. Собственное. Мишель, оседлай моего мула.

На Алансонской дороге Дугал и ноттингамец свернули налево, к югу, а святой Колумбан, задержав Мишеля, рвавшегося прокатиться с друзьями до границ баронства, приказал ехать в сторону деревни Сен-Рикье и придорожного трактира. Прощались недолго. Старец заставил более смышленого Гая повторить названия всех городов, которые надо было миновать по пути к Марселю, а Мак-Лауд, уже отъехав на сотню шагов, просто крикнул в спину молодого Фармера: «Когда увидимся — убью!»

— Сам дурак, — хмыкнул сэр Мишель. — Отец Колумбан, а куда мы путь держим?

— Куда? — отшельник старательно оправил капюшон серой рясы и посмотрел на Гунтера. У германца только что руки не тряслись. — Мишель, понимаешь ли, у нас есть одно небольшое дело… Тебе случайно не нужен второй оруженосец?

— Только не это! — простонал рыцарь. — С одним-то неприятностей не оберешься! На какие деньги я второго кормить буду?

— Ограбили бывшего канцлера и еще жалуются! — раскатисто хохотнул святой. — Хорошо, выслушай меня. Только внимательно. Дело очень серьезное.

И отец Колумбан слово в слово повторил Мишелю историю, рассказанную утром Гунтеру. Разумеется, баронет не поверил. А германец наоборот, старательно выслушал и отметил про себя некоторые новые детали.

Неизвестный появлялся на людях три раза. Сначала напав на оруженосца Д’Эланкура, потом заглянув в трактир «Серебряный щит». Всего неделю назад он пришел в деревню Сен-Рикье. Крестьяне поначалу приняли гостя за блаженного, однако продали ему забитых куриц, а что самое интересное — несколько мотков веревок. Расплачивался опять же серебром, похищенным у монсеньера Альмарика. Зачем ему понадобились веревки — Гунтеру осталось неясно. Ненавязчиво расспрашивавший вилланов отец Колумбан даже привел краткое описание незнакомца. Ростом он был якобы чуть ниже Гунтера, волосы темные и очень коротко стриженые. По виду лет двадцати двух — двадцати пяти. Взгляд настороженный. Вот, собственно, и все, что запомнили крестьяне и трактирщик Уилл.

— Дела-а… — протянул сэр Мишель, выслушав речи духовного наставника. — Не верю!

— И я бы не поверил, — глухо сказал Гунтер в ответ. — Но откуда пули? Совсем другой калибр…

— Другой — что? — рыцарь опять услышал непонятное словечко. — Впрочем, это неважно. Помнишь, ты стрелял из своей громыхалки в Понтия? Может быть, эти железные стерженьки разлетелись по округе и случайно попали в монсеньера д’Эланкура? Ты говорил, будто они способны пролететь тысячи шагов!..

— Оруженосца из Нанта ограбили через несколько дней после вашего отъезда в Аржантан! Сколько можно повторять? — взволнованно воскликнул отец Колумбан. — Мишель, выслушай. Я и Джонни намерены до заката обшарить лес возле деревни Антрен. Если не хочешь ехать с нами — возвращайся к дому. Кур покорми да проследи за Адельхельмом. Иначе алхимик опять повезет сгущенное вино в Бреаль, на продажу.

— Ну уж нет! — искренне возмутился норманн предложением старца. — Я с вами! Вы будете ловить разбойника, а я должен следить за каким-то выкрестом и паршивыми курами? Не рыцарское это дело! Поехали!

Гунтер откровенно побаивался идти в темную чащобу. Достаточно поставить самого себя на место человека из леса, чтобы понять: он напуган и будет яростно сопротивляться любым попыткам чужих разыскать его убежище. Хуже всего то, что у неизвестного есть огнестрельное оружие и он, по всей видимости, неплохо умеет им пользоваться. Вот засядет на дереве и запросто расстреляет всех троих нежданных визитеров. Мишель кольчугу с собой не взял, отец Колумбан не носил броню со времен гражданской войны в Англии… Гунтер к тому же сомневался, что его собственная кольчуга, предусмотрительно надетая под куртку, выдержит удар пули. А если стрелять будут в голову?..

Кем может быть этот человек? Если его тоже перенесло в двенадцатый век из августа 1940 года, то есть лишь два варианта: либо англичанин, либо немец. Но не дают покоя приведенные со слов крестьян описания отца Колумбана: машина была черной, без крыльев и винтовых моторов. Впрочем, несведущие в технике нормандцы могли ошибиться от испуга. Кажется, только со второй трети двадцатого века люди перестали бояться летательных аппаратов…

«Я прилетел сюда тринадцатого августа, а сегодня десятое сентября, — напряженно раздумывал Гунтер. — Если гостя перебросило в тот самый день, значит, он скрывается полных двадцать семь суток. За такое время (и это при условии, что к нему не заявлялись необычные гости из мира потустороннего! Лорд наверняка заглянул на огонек!) он вряд ли мог понять, что произошло с ним самим и Вселенной. Однако гость сравнительно быстро адаптировался к здешним условиям. Понял, где можно найти еду, купить или украсть нужные вещи. И даже разбойничать пошел. Силен! Сообразительный молодой человек… Только откуда он такой взялся?»

Лошади остановились в низинке перед зарослями ольхи. Дальше простирался огромный девственный лесной массив, заканчивавшийся, если верить отцу Колумбану, где-то на берегах реки Майен, северного притока полноводной Луары. На ветру шумели листья деревьев, из чащи тянуло холодком. Послышались обычные лесные звуки — дробь, выстукиваемая дятлом, кваканье лягушек в редких болотинах и высокое жужжание моментально налетевших комаров.

— Лес большой, — тихо сказал сэр Мишель, глядя в глубину пущи. — А человек один. Если он вообще здесь есть. Отец Колумбан, мы не можем за день обшарить всю округу. Пока будем искать в одном месте, он заметит нас и успеет отойти подальше.

— Мишель, — отшельник, склонив голову набок, разглядывал плещущиеся на ветру кроны деревьев. — Помнится, в детстве ты частенько играл с деревенскими мальчишками из Антрена и Сен-Рикье. На несколько дней вы уходили в лес. В этом лесу бывали?

— Конечно, — подтвердил рыцарь. — Места знакомые. Чуть дальше будет еловая заросль, потом моховое болотце. Дальше — холмы. Как сейчас помню.

— Именно поэтому я надеялся на тебя, — удовлетворенно кивнул отец Колумбан. — Вы знали, где можно спрятаться в лесу так, чтобы никто из взрослых не нашел. Вспомни хотя бы два-три таких местечка!

— Ну-у… — рыцарь задумался и взъерошил пятерней светлые волосы. — Помнишь, когда была война между Ричардом и старым королем Генрихом, вилланы прятались от наемников в Сером овраге? Тогда еще восемь домов в Антрене сожгли… Помнишь?

— Конечно, — подтвердил святой. — Думаешь, он там?

— Не знаю, — помотал головой сэр Мишель. — Попробуем съездить. Я еще помню тропинки.

— Если самол… э-э… дракон упал в лес, наверняка остались следы, — сказал Гунтер. — Поломанные деревья, части обшивки… Если загорелся, то должны обнаружится следы пожара. Отец Колумбан, поймите, самолет гостя мог упасть как в тысяче шагов от границы леса, так и в десяти лигах! Боюсь, мы ничего не сможем найти.

— Уныние — грех, — наставительно сообщил старец. — Мишель, показывай дорогу к Серому оврагу!

Оказывается, ловить разбойников вовсе неинтересно. Особенно в лесу. Солнце опускалось все ниже, вот-вот должны были наползти предзакатные сумерки, а поиски не давали никаких результатов.

Серый овраг — длинная, скрытая разросшимся кустарником изложина с голубовато-серыми глиняными склонами — был необитаем. Обнаружились, правда, старые кострища, но гость совершенно точно не имел к ним никакого отношения. Видимо, темные пятна слежавшейся золы на дне оврага остались со времен войны. Мишель старательно облазил всю ложбину, надеясь отыскать недавние следы на сыроватой глине, однако ничего интереснее старого птичьего гнезда и кучки кабаньего помета не нашел. Огорченный и искусанный комарами рыцарь выкарабкался наверх, залез в седло и вымолвил, хмуро сдвинув брови:

— Можно еще заглянуть к холму, на котором еловые заросли… Вы знаете, где это, отец Колумбан. Одна беда — вокруг холма болотца, лошади не пройдут. А нам надо вернуться на дорогу до темноты.

— Верно, — кивнул отшельник. — Не хочется ночевать в лесу. Мы даже ничего покушать с собой не взяли. Придется завтра снова возвращаться.

— Здесь можно год ходить и ничего не найти, — заметил рыцарь. — Давайте съездим к холму, осмотримся и отправимся домой.

— Постойте, — перебил сэра Мишеля Гунтер. — А если покричать?

— Что сделать? — округлил глаза норманн.

— Покричать. Или песни попеть.

— Головой повредился, — соболезнующе вздохнул рыцарь. — Представь: ты прячешься, не желаешь, чтобы твое убежище нашли другие люди, и вдруг слышишь неподалеку чьи-то истошные вопли. Что ты сделаешь? Правильно, затаишься.

— Или пойду посмотрю, кто орет, — возразил Гунтер и, на мгновение задумавшись, добавил: — Если человек прилетел сюда из моего времени, значит, должен знать песни, которые в Нормандии неизвестны. Услышит и поймет, что рядом свой.

— Именно, что неизвестны, — сказал отец Колумбан. — Мы их тоже не знаем, поэтому подтягивать тебе не сможем.

— Сам и надрывайся, — бесчувственно хмыкнул сэр Мишель. — А мы послушаем. Поехали шагом.

Лошади медленно двинулись в сторону от оврага в направлении, указанном рыцарем. А Гунтер, поразмыслив, громогласно исторг первые слова германского национального гимна. Затем последовало чудовищное попурри из самых разных песен. Два куплета из «Интернационала», несколько строк «Хорста Весселя»; на случай, если человек окажется англичанином, был полностью исполнен гимн «Правь, Британия». Затем Гунтер порадовал спутников образцами более легкого жанра. Вспомнились «Фиалки на Монмартре» Эдит Пиаф (германец мысленно извинился перед певицей за жуткое исполнение) и «Лили Марлен». Финал концерта ознаменовался самым известным маршем «Люфтваффе» — «Все выше и выше…»

В конце концов Гунтер охрип.

— Ужасно, — фыркнул сэр Мишель. — По-моему, две предпоследние песни были для женского голоса. Или нет?

— Где в королевстве Ричарда я найду женщину, исполняющую французский шансон? — прошипел Гунтер. — Ты был прав — дурацкая затея.

Если прятавшийся в лесу человек и слышал песнопения оруженосца, то никак на них не отреагировал. Единственными слушателями (не считая Мишеля и отца Колумбана) были птицы да мелкая живность шнырявшая в зарослях.

Гунтер прикинул, что маленький отряд углубился в лес не меньше, чем на пять километров. То есть почти на лигу. Мишель утверждал, будто вот-вот начнется болото, за которым вырастает каменистый холм. Там юный норманн и деревенские ребята играли в детстве в «штурм Иерусалима», сложив крепость из булыжников.

— Постойте-ка, — Гунтер краем глаза заметил слева что-то неладное, натянул поводья и остановил лошадь. — Видите? Сломанное дерево.

— Ну и что? — удивился святой. — Ветром, наверное, сломало.

— Возле дерева… Внизу, — напряженно сказал германец. — Я схожу, посмотрю.

Силуэт, привлекший внимание Гунтера, был чужероден для нормандского леса. Чересчур угловат, темен и… неправилен, что ли? Оруженосец спрыгнул с лошади и медленно направился к треснувшему стволу молодого бука.

— Есть! — сердце заколотилось с утроенной частотой. — Вы были правы, отец Колумбан!

— Иду, иду, — отозвался старец. — Что ты нашел?

Гунтер с глуповато-растерянным видом, приоткрыв рот, рассматривал довольно большой кусок металла. Не оставалось никаких сомнений в том, что обнаружилась часть обшивки некоего летательного аппарата. Вернее, даже не обшивки, а какого-то приспособления. Неплохо знакомый с военной авиацией своего времени германец присел над длинным — с руку — предметом, выкрашенным снаружи черной краской и больше всего напоминавшим колпак, прикрывающий пулемет. Но…

Ни на одном немецком, английском или любом другом европейском самолете таких деталей никогда не устанавливали. Вообще никогда. Просто потому, что металл был совершенно другим. Перевернув «колпак», Гунтер потрогал странный светлый материал и чертыхнулся. Он был удивительно легкий. Если бы деталь такого размера была сделана из брони, то она весила бы не меньше килограммов двадцати.

— Что это? — поинтересовался отец Колумбан, встав за спиной Гунтера.

— Понятия не имею, — ответил тот. — Но совершенно точно, что здесь такую вещицу сделать не могли. Высококачественное литье. Видите, тут выбит цифровой код? Цифры арабские, одна буква «А», одна «Т».

— У нас редко пользуются цифрами сарацинского начертания, — со знанием дела осведомил отшельник. — В основном ромейскими, алфавитными. Значит, твой друг где-то недалеко.

— Откуда вы знаете, что он мой друг? — огрызнулся Гунтер. — А дерево действительно сломало ветром, я посмотрел. Если бы его повредил падающий самолет, то срез ствола выглядел бы по-другому.

— Погодите, — вмешался подбежавший Мишель. — Ты эту штуку трогал? Как она лежала?

Гунтер молча перевернул найденный артефакт в прежнее положение.

— Отойдите на три шага, — скомандовал рыцарь и, наклонившись, начал изучать землю у корней бука. — Эх, дожди прошли… — огорченно сказал он спустя некоторое время. — Но все равно кое-что видно. Если твоя железяка падала сверху и наискосок, значит… Точно! Джонни, посмотри! Сам все поймешь.

Черный «колпак», свалившись на прелую листву, оставил едва заметный след. Почти исчезнувшую борозду. С одной стороны она была чуточку глубже. Что из этого следует?

— Они летели в том направлении, — Гунтер указал влево. — Если мы поедем туда, может быть, увидим другие следы.

— Не поедем, а пойдем, — возразил норманн. — Отец Колумбан, оставайтесь-ка с лошадьми.

— И не подумаю! — возмутился старец и подобрал валявшуюся неподалеку длинную палку. Быстро приспособив ее в качестве посоха, отец Колумбан пошел к щиплющим редкую лесную травку лошадям и мулу, прикрутил поводья к тонкой березе и вернулся.

— Место запомнили? — спросил он потирая руки. — Как бы лошадей не потерять. Идемте.

— До заката часа полтора, — напомнил Гунтер. — Можем не успеть.

— Что есть «часа полтора»? — озадачился святой. — Это долго или нет?

— Как посмотреть… — германец решительно расстегнул кобуру с «Вальтером». — Давайте попробуем. Железяку оставим здесь. Незачем тащить с собой…

«Непонятно, — думал Гунтер, шагая впереди рыцаря и отца Колумбана. — На любой детали „Юнкерса“, „Мессершмитта“ или другого самолета, выпущенного нашими фирмами, всегда ставилась эмблема производителя. На этой штуковине я ее не нашел. Один только цифровой код. Краска очень странная — будто на железо наложили темную пленку… Убей Бог, я не помню похожих деталей обшивки у наших самолетов и даже у иностранных моделей!»

Пройдя шагов пятьсот через лиственный, пожелтевший осенний лес, вся троица остановилась. Вернее, поначалу замер как вкопанный Гунтер, и, подняв руку, заставил остановиться своих спутников. Утомленный быстрой ходьбой старец тяжело опирался на палку-посох, схватив ее обеими руками, а Мишель на всякий случай обнажил меч.

Они стояли на гребне протянувшегося не меньше чем на лигу, довольно высокого всхолмья. Под ногами поскрипывал песок и желтели прошлогодние сосновые иглы. Здесь, на возвышенности, буковый и березовый лес уступил место сосняку. Кое-где виднелись темные пятна пушистых елей. Впереди, широким амфитеатром, опускался долгий склон холмистой гряды и вдалеке шумели листвой чащобы, принадлежащие лену герцога Алансонского.

— Господи… — только и пробормотал Гунтер. — Мишель, отец Колумбан, посмотрите! Чуть правее большой сосны с обломанными ветвями и рядом с нагромождением валунов… Видите? Черное?

— Дракон, — прошептал сэр Мишель. — Опять дракон. Только не такой, как у тебя. Где крылья?

Внизу, только лишь в трех сотнях шагов от вершины гряды, лежало нечто. Поначалу Гунтер присматривался, рассчитывая углядеть знакомые очертания, но вскоре ощутил подступающий к горлу страх: оно не было «Юнкерсом», «Харрикейном» или американским «Спитфаейром». Остов разбившегося близ нормандской деревни Антрен «дракона» был воистину чужим. Длинный корпус, окрашенный в черный цвет, загнутый узкий киль, и висящие сверху обломанные винты громадных размеров.

А на гладком темном фюзеляже явственно различались красная пятиконечная звезда и бело-сине-красный флажок с геральдическим двуглавым орлом, изображенным посередине. Рядом красовались еще несколько непонятных Гунтеру разноцветных значков. На носу черного летательного аппарата была вырисована жизнерадостно ухмыляющаяся красная акулья пасть с кривыми острыми зубами.

— Что это такое? — озадаченно вопросил сэр Мишель. — Точно не Люфтваффе. Не похож.

— Знаю, — шумно выдохнул Гунтер и утер пот со лба. — Я никогда не видел ничего подобного. У нас таких… таких штуковин не делали.

— Надо его осмотреть, — твердо сказал отец Колумбан. — Джонни, пожалуйста, приготовь свое оружие. Мишель пойдет в десяти шагах за нами.

И святой отшельник смело двинулся вперед. К неизвестному чудовищу, залегшему среди молодой сосновой поросли.

«Опознавательный знак… — Гунтер машинально отправился вслед за отцом Колумбаном. Под каблуками сапогов ломались опавшие с деревьев подгнившие веточки и едва слышно щелкали лопавшиеся ягоды брусники. — Звезда красного цвета принята у русских. Флаг похож на французский, но здесь расположение полос горизонтальное и цвета стоят в другом порядке. Двуглавый орел остался только у австрийцев, но после аншлюса Австрии Рейхом два года назад этот герб не используется… Кто они? Впрочем, в России до большевистского переворота были аналогичный герб и флаг. Отец показывал мне их в энциклопедии Брокгауза… Что же это получается? Символ коммунистов вместе с гербом Российской монархии? Господи, бред какой…»

— А-а-а! — Гунтера из ступора вывел истошный вопль отца Колумбана. — Помоги-ите!!

Германец резко обернулся. Начались чудеса. Отшельник возносился к небесам. Почему-то вверх ногами. Лишь через пару секунд Гунтер сообразил, что святого отца прихватило за ногу хитроумной сделанной и укрытой листьями веревочной петлей. Сбив голенью рогатину, удерживавшую молодую сосенку в согнутом положении, монах попал в ловушку. Дерево выпрямилось, мгновенно натянув тонкий канат, и ступня отца Колумбана оказалась спутанной тугим веревочным капканом. Орущий благим матом старец взмыл метра на три в воздух и, покачиваясь да вертясь вокруг собственной оси, повис над землей.

Гунтер уже занес ногу для следующего шага, надеясь придти на помощь святому отцу, но тут приключилась беда с остановившимся на полусогнутых ногах и держащим перед собой обнаженный меч сэром Мишелем. Рыцарь просто-напросто провалился сквозь землю. Волчья яма. Укрытая прутьями и старательно замаскированная листвой волчья яма. Судя по яростным ругательствам, донесшимся из недр, Мишель остался жив и невредим. Разве что ушибся сильно.

Значительно позже, этак через месяцок, Гунтер оценивал эту сцену как исключительно забавную. Один охотник болтается под ветвями дерева, прихваченный за одну ногу крепкой пеньковой веревкой, второй сидит в яме и вопит, будто еретик на инквизиционном суде, а третий…

Германец, мигом уяснив, что сейчас лучше вообще не шевелиться, а встать на месте как столб, превратился в аллегорическую фигуру Настороженности. Он понимал, что если сделает хотя бы одно лишнее движение, то попадет в следующую ловушку, устроенную гостем. Еще Гунтер заметил тонкую проволоку, натянутую над землей всего в полуметре от голенища его сапога. Это могло значить все, что угодно — от привязанных к ней колокольчиков, до сюрприза в виде противотанковой мины. Счастье, что умудрился не попасть в другие мышеловки, установленные хитроумным незнакомцем!..

«Дела… — отрешенно подумал Гунтер. — Как мы его недооценили! Если бы я оказался в его положении, то никогда бы не додумался сделать круг ловушек возле своего „Юнкерса“. Теперь понятно, зачем он покупал веревки в деревне. Так… Черт возьми, где он может находиться сейчас? Я бы просто сидел в кустах, тихонько хихикая, и любовался бы на творение своих рук. Как угодно, но я должен вступить с ним в контакт. Пусть он даже не знает немецкого языка. В конце концов, отца Колумбана жалко — не может пожилой человек долго болтаться между небом и землей.»

Поэтому Гунтер принял самое немудреное решение: сел на землю, демонстративно отстегнул с пояса кобуру, поднял ее над головой, показывая неизвестно кому и отбросил в сторону. Метра на три-четыре.

— Эй, — прокричал он на своем родном языке. — Выходи! Мы сдаемся!

Тишина. Но германец неким шестым чувством ощутил присутствие другого человека. Он был совсем рядом. Буквально в нескольких шагах.

— Ты говоришь по-немецки? — Гунтер внимательно огляделся, стараясь не обращать внимания на мученические стоны отца Колумбана, уцепившегося за ствол дерева да так и застывшего в позе жука, ползущего по травинке, и гневные ругательства молодого Фармера. — Я раньше жил в двадцатом веке! В Германии! Я офицер Люфтваффе!

Очень тихие шаги за спиной. Гунтер решил не оборачиваться и положил руки на траву.

— Sidi smirno, suka! — послышался тихий голос и шеи германца коснулось гладкое дуло пистолета. Второй рукой гость провел по его поясу, по бокам и животу — искал оружие. Гунтер чувствовал его дыхание — чуть тяжелое и прерывистое. — Ruki podnimi.

«Знакомый язык! — господин оруженосец буквально подпрыгнул бы на месте, не холоди шею оружейный металл. А выстрел мог последовать в любой момент — это Гунтер чувствовал подсознательно, инстинктом военного. — Польский? Нет, ошибаюсь. Там много шипящих. Греческий? Абсурд… Конечно же, русский!»

И он, вспомнив поездку в Россию осенью 1939 года, произнес два единственных русских слова, которые знал:

— Водка. Сталин.

— Сталин? — замер человек, стоявший за спиной. — Сталин…

Потом он снова что-то сказал, но Гунтер не понял, что именно. Ясно было одно — интонация вопросительная.

— Do you speak English? — Райхерт-младший, спасибо отцу, профессору-лингвисту, отлично говорил на английском и подумал, что гость может знать этот язык. А если нет? Господи, как же с ним объясниться?

— Yes, — в голосе незнакомца появилась неуверенность. — Who are you?

— Я немец, — пытаясь сохранять спокойствие, ответил Гунтер на языке Шекспира, — офицер военно-воздушных сил. Пожалуйста, уберите пистолет. Не дай Бог выстрелит.

— Не выстрелит, — пробурчали сзади. — Вообще-то оружие на предохранителе. Ты действительно немец? Из ФРГ? Послушай, какая это страна?

Гунтер не нашел ничего умнее, как ответить:

— Нормандия, королевство Английское. Одна тысяча сто восемьдесят девятый год от рождества Христова.

Когда позади раздался шум падающего тела, германец ничуть не удивился.

— Я, конечно, понимал, что здесь все неправильно… Но чтобы настолько!

Очнувшийся гость сидел у разведенного Гунтером костерка и страдал. Большей частью на незнакомом языке. Иногда по-английски. Общий смысл его жалоб сводился, как понимал германец, вот к чему: «Не надо было ехать в эту проклятую Англию!»

Отец Колумбан, с большими трудностями снятый Гунтером с дерева, привалился спиной к толстому сосновому стволу и, беззвучно шевеля губами, рассуждал о бренности мирской жизни. Недовольный и злой сэр Мишель растирал отшельнику пораненную жесткой веревкой лодыжку спиртом из фляги. Старец морщился, но, как и положено святому, терпел.

Мишеля пришлось извлекать из волчьей ямы с помощью веревки. Незнакомец постарался на славу — ловушка была глубиной не меньше двух метров, с песчаными осыпающимися стенками. Невысокий рыцарь прыгал на дне ямы, пытаясь уцепиться за ее края или редкие древесные корни, но все попытки заканчивались плачевно. Когда наверху показалось лицо Гунтера, державшего в руках тонкий, но очень прочный канат, срезанный с ноги отца Колумбана, сэр Мишель взъярился окончательно:

— Мне здесь что, полную седмицу сидеть? — покраснев лицом и брызгая слюной, рявкнул норманн на верного оруженосца. — Ты его убил?

— Нет, — коротко ответил Гунтер. — Он, бедолага, в обмороке. Я его оттащил к… к дракону. Хватайся за веревку и вылезай.

— Откуда он? — прохрипел сэр Мишель, ерзая ногами по зыбким, песчаным краям ямы и переваливаясь на траву. — Как и ты, из Германии?

— Какое там… — вздохнул Гунтер. — Идем. Посидишь вместе с отцом Колумбаном. Успокой, кстати, нашего пустынника. Ему, наверное, с сердцем нехорошо после такого полета. Эй, Мишель, осторожнее! Видишь веревочку в траве? Не зацепись. Мало ли каких гадостей наш новый знакомый напридумывал…

— Я ему сейчас морду набью, — пригрозил рыцарь. — За непотребные шуточки над дворянином и священником!

…Пока гость отлеживался, а Мишель со всей доступной ему участливостью обихаживал тяжело дышащего и поминутно хватающегося за сердце отца Колумбана, Гунтер спрятал под куртку пистолет незнакомца (абсолютно неизвестная модель!!) и наконец обратил внимание на «дракона».

Таких машин в сороковых годах ХХ века не делали, это совершенно точно. Германец даже не смог подобрать надлежащего слова, чтобы определить тип конструкции. Длиной машина была не меньше шести метров, крылья отсутствовали как таковые, вооружение, судя по всему, установлено не было. Изумлял широкий двойной винт, установленный почему-то над фюзеляжем.

— Ого! — Гунтер легонько провел рукой по корпусу. Пулевые отметины. Фонарь кабины разбит выстрелами, возле двигателя (если это действительно двигатель!) следы копоти… — Попали они в переделку!

Машина разбита. Это было видно сразу. Стойки шасси деформированы, несколько больших вмятин и трещин на корпусе… Стекла фонаря кое-где уцелели, но в основном были выбиты. Винты перекручены и сломаны. В отличие от «Юнкерса» этот аппарат уже никогда не сможет взлететь.

Германец перегнулся через дверь кабины и обомлел. Насквозь чужая система управления! Тьма-тьмущая небольших темных экранчиков, цветных клавиш, каких-то тумблеров и переключателей…

— Эй, мистер! — послышалась тихая англоязычная речь. Гунтер и Мишель мгновенно обернулись. Гость сидел на траве, держась одной рукой за висок, и слегка покачивался вперед-назад. Будто еврей на молитве. — Как тебя зовут?

— Мое имя Гунтер фон Райхерт, — ответил оруженосец, подходя к человеку и присаживаясь рядом на корточки. — А ты кто?

— Sergey Kazakov, — человек прокашлялся и протянул Гунтеру руку. Тот машинально пожал ее. — Я компьютерный техник конструкторского бюро Камова.

Германец не понял, что означали слова «компьютерный техник», но решил выяснить это попозже. Сейчас его интересовали другие вопросы.

— Ты русский? Я имею в виду, из России?

— Ну… Да, — подтвердил гость. — А что, собственно?

— В каком году ты жил? — Гунтер наконец решился задать самый важный вопрос. — Кто у вас фюрер? Иосиф Сталин?

Казаков на мгновение задумался и непонимающе воззрился на нового знакомого.

— Сталин давным-давно умер. Какой, к бесу, фюрер?.. У нас президент. Борис Немцов. Он уже два года президент, сразу после Ельцина выбрали…

— Год какой? — едва сдерживаясь, с дрожью в голосе потребовал Гунтер. — Год? Год, в котором ты жил, понимаешь?

— Две тысячи второй. Ты чего так перепугался? Эй?..

Германец плюхнулся на траву рядом с человеком из 2002 года и едва не завыл. Вот вам и дырка в небе!

— Вы о чем разговариваете? — вмешался сэр Мишель, но Гунтер только отмахнулся и снова взглянул на герра Казакова.

— Послушай, — осторожно начал он, — ты должен помнить… В 1939 году началась европейская война. Тогда Россия вместе с Германией воевала против Польши. А мы, немцы, победили Францию. Ты знаешь, чем кончилась эта война?

— Как чем? — вытаращился на Гунтера Казаков. — Германию разбили в сорок пятом году. Мы и англичане с американцами. Берлин долго штурмовали. Про маршала Жукова слыхал? А Гитлер твой застрелился… Лучше расскажи быстренько, кто ты такой?

— Потом, — буркнул ошеломленный Гунтер. Затем встал и, чтобы хоть чем-то себя занять, пошел собирать хворост для костра. Уже почти стемнело и возвращение домой пришлось отложить до завтрашнего утра. Заметив, чем занимается рыжий немец, Казаков тоже поднялся и присоединился к нему. Сэр Мишель остался сидеть возле дерева вместе с отшельником. Не рыцарское это дело — за дровами ходить.

«Когда что-то происходит однократно — это случайность, — размышлял Гунтер, таская охапки сухих веток к отлично устроенному русским гостем, обложенному камнями кострищу. — Но когда это „что-то“ повторяется дважды, можно задуматься о появлении закономерности. Итак: два летательных аппарата из разных времен переместились из Вселенной номер 1 во Вселенную номер 2. Возникает мысль, что где-то в Англии, Америке или, например, Китае, сейчас тоже находятся люди, чужие в XII веке. Или я все-таки не прав? Придется очень дотошно расспросить этого молодого человека обо всем, что с ним случилось… И почему он один? Такая громадная машина не может пилотироваться одним человеком. Кресел в кабине два, и внутри еще… Но, черт возьми, Германия проиграла войну! Выходит, шесть лет воевали — с 39 по 45 год! И фюрер покончил с собой…»

На Гунтера одномоментно свалилось такое множество новостей, что он никак не мог сосредоточиться на одной мысли. Помочь германцу мог только подробный и обстоятельный рассказ гостя.

…Когда иссушенные ветки сосны были сложены на кострище неопрятной бесформенной кучей, оруженосец поднес к лапке с желтыми иглами зажигалку и щелкнул кремнем. Огонь разгорался. Сэр Мишель угрюмо молчал, отшельник закончил с молитвами и перешел к проклятиям, а гость по имени Сергей Казаков сел в стороне, подальше от рыцаря и святого. Гунтер понял, что нужно захватить инициативу.

— Монсеньер де Фармер, — по-шутовски напыщенно начал оруженосец, пытаясь скрыть неуверенность в себе. — Разрешите представить вам, равно как и досточтимому монаху из ордена святого Патрика нашего нового друга…

— Видали мы таких друзей знаешь где?.. — сэр Мишель посмотрел на Гунтера исключительно недовольно. — Сначала в яму уронили, а теперь дружбу предлагают?

— Оставь, сын мой, — поморщился отец Колумбан. — Прости его. Он не со зла.

— Мишель… — Гунтер укоризненно взглянул на рыцаря. — Помолчи. Так вот, на чем я остановился? — и оруженосец добавил по-английски: — Господин Касакофф, подойдите сюда.

— Бить будете? — поинтересовался русский. — Учтите, я могу и ответить.

— Никто тебя бить не будет! — внезапно разозлившись рявкнул Гунтер. — Вставай и иди ко мне! Будем знакомиться.

Мишель подозрительно и не без неприязни оглядывал человека, навязываемого отцом Колумбаном и Гунтером в качестве второго оруженосца. Вид, прямо скажем, непрезентабельный. Роста не слишком высокого, чуть выше трех с половиной локтей. Физиономия глумливая, и это несмотря на откровенную щекотливость положения. Глаза самую чуточку узковаты, темные, смотрят не то с ехидством, не то с опаской. Под ворованной крестьянской рубахой из серого холста странная тужурка с узкими белыми и синими полосками. Вместо положенных любому приличному дворянину благородных длинных волос — непотребный темный ежик. Гораздо хуже, чем у Гунтера, несколько обросшего за последний месяц. Насмешка одна, а не оруженосец. И мечом наверняка не владеет.

— Ну? — ядовито вопросил сэр Мишель. — Это что?

— Esse homo, — выпендрился Гунтер по-латински. — Человек, то есть. Его зовут Сергей. Наверное, можно произносить как «Серж». Он из России. Мишель, помнишь, я тебе рассказывал? Во Франции была королева Анна, дочь Ярослава. Из этой страны.

— Там что, все такие? — агрессивно спросил рыцарь, но успокоился, когда на плечо легла рука отца Колумбана. — Что мы с ним делать будем? А его дракон? Куда денем?

— Дракон умер. И вообще, Мишель, прекрати злиться. Посмотрел бы я на тебя в двадцатом столетии! Думаю, твои волчьи ямы были бы с кольями на дне.

— А как же иначе? — изумился молодой Фармер.

— Хорошо, — чуть поклонился оруженосец и, положив руку на плечо нового знакомого, указал ему на сэра Мишеля. — Вот этого светловолосого парня зовут Мишель де Фармер. Он рыцарь и сын барона, — Гунтер подумал и добавил: — Феодал. Старика с бородой мы обычно называем отцом Колумбаном. Он святой. Чудеса творит иногда. Живет здесь неподалеку. Завтра утром пойдем в его дом.

— Так какой это год? — прищурился Казаков, сделав вид, что никак не воспринял полученные сведения.

— Тысяча сто восемьдесят девятый, — раздельно выговаривая каждый слог, сказал Гунтер. — Только снова в обморок не падай.

— Я так и знал, — вздохнул гость. — Поганое здесь местечко… Ну, здравствуйте, что ли… Я тут уже двадцать семь дней живу. Рыжий, как говоришь, тебя зовут?

— Hunter von Reihert, — сказал оруженосец баронета де Фармер. — Мы очень хотим выслушать твою историю. Как ты здесь оказался?

Русский присел возле костра, порылся за пазухой и извлек початую пачку сигарет. У Гунтера загорелись глаза — он не курил уже две недели. Приметив голодный взгляд оруженосца, Казаков протянул незнакомую зеленую упаковку. Германец выудил сигарету, взял веточку из костра и, прикурив, затянулся. Незнакомый вкус, будто бы мятный.

— А чего рассказывать? — пожал плечами гость. — Ерунда какая-то случилась…

Казаков говорил, а Гунтер в поте лица работал переводчиком. Очень тяжело вначале перевести с английского на родной немецкий, а уже затем — на норманно-французский. Мишель, которому байки «разбойника» были малоинтересны, плюнул на свое рыцарское достоинство и принялся собирать в округе сухие дрова для костра. Но отец Колумбан слушал очень внимательно.

В общем, рассказ «герра Казакова» сводился к следующему. Вертолет, называемый гостем английским словом «helicopter» и носящий аббревиатуру «КА-250», находился 13 августа 2002 года неподалеку от Лондона. На авиасалоне в местечке Фарнборо. То есть на выставке. Это был день показательных полетов. Пилот поднял машину в воздух, встал в общий строй и направился к Рочестеру. Там следовало развернуться, идти по сигналу радиомаяка и спустя сорок минут после взлета пролететь над трибунами. Над Рочестером случилось необычное — машина внезапно вошла в густой туман, налетевший ниоткуда, потеряла ориентацию, а когда туман исчез…

— Невероятно, — пролепетал Гунтер. — Значит, вас сначала перекинуло в 1940 год… Битва за Британию!

— Мы поняли, что здесь стреляют, причем стреляют всерьез, — продолжал рассказывать Казаков. — Сразу же убили первого пилота. Второго ранили. Я сидел в кунге, поэтому пули не задели.

…Вертолет, покинув странную белесую облачность, неожиданно для экипажа оказался в гуще воздушного боя. Самого настоящего. Только самолеты, кружащие над окраинами Лондона, были старинными. «Юнкерсы» с черными тевтонскими крестами на бортах да английские истребители годов сороковых… Но, что характерно, и те, и другие накинулись на «Черную акулу — 2» и принялись лупить по ней из пулеметов. Приняли за врага, наверное.

Второй пилот, взяв на себя управление, поднялся выше почти на километр, уходя от атакующих. А затем снова появился туман. Вся территория Англии вдруг оказалась скрыта под облаками, поэтому было решено лететь в сторону континента. Естественно, что аэродромов не нашли и на французском побережье. Радио молчало. Только один раз поймали непонятную передачу на немецком языке.

— Это наверняка был я, — нервно рассмеялся Гунтер. — Вы нашли мою волну…

Дальнейшие приключения К-32 можно описать коротко. Топливные баки опустели и тяжело раненый пилот попытался приземлить машину на склоне холма, там, где не было высоких деревьев. Несколько раз вертолет зацепился за верхушки, затем просто упал. Из всего экипажа остался жив один только компьютерный техник.

— Ну что ж… — проговорил Гунтер, вставая на ноги. — Добро пожаловать к нам, в Нормандию. Электричества, машин и радио нет. Из всей авиации — только мой самолет. Зато сколько угодно чудесных приключений.

— Это я уже заметил, — невесело улыбнулся Казаков. — Прочувствовал. Ты говорил, будто родом из Германии нашего века?.. Может быть, теперь ты расскажешь, как сюда попал?

— Расскажу. Попозже. — уверил Гунтер. — Но сейчас речь не обо мне. Что нам с тобой делать? В лесу тебе нельзя оставаться. Рано или поздно найдут местные. А приезжих, особенно таких, как мы с тобой, здесь не любят. Я со своим рыцарем в ближайшие дни должен уехать. Тут авантюра одна подвернулась… Третий крестовый поход. Слышал, наверное?

— На ерунду вы не размениваетесь, — без какого либо приличествующего случаю удивления в голосе протянул русский. — Третий? А у вас тут что, живой Ричард Львиное Сердце есть?

— Живее всех живых! — Гунтер едва не рассмеялся. — У тебя один выход — пойти с нами. Поживешь с отцом Колумбаном, обучишься языку… А мы с Мишелем к тому времени вернемся. Может быть.

— Нет, ребята, — недолго поразмыслив, ответил Казаков. — Так не пойдет! Считай, что ты да я теперь родственники. Все-таки из одного столетия. Не буду я сидеть в компании совсем чужого дедка! Если я хоть что-нибудь понимаю, то нам друг от друга нельзя теперь отставать…

Гунтер перевел:

— Он тоже хочет с нами. В Святую землю.

— Господи, — преувеличенно скорбным голосом откликнулся сэр Мишель. — Чем я вас двоих буду кормить, когда кончатся алмазы Лоншана?

— Он еще кого-нибудь ограбит, — усмехнулся германец. — Ну что, подбираем блудного сына двадцатого века?

Сэр Мишель почесал в затылке, посмотрел вначале на Гунтера, затем на гостя, и выдохнул:

— И почему я такой добрый? Ладно, пускай собирается. Завтра к вечеру мы должны быть возле Люфтваффе. Дракон сразу троих людей вытянет?

— Вытянет, — уверенно сказал оруженосец. — А через два рассвета мы уже разглядим Мессину из самого-самого поднебесья, — Гунтер повернулся к русскому и, дернув щекой, спросил:

— Хочешь посмотреть на Ричарда Львиное Сердце? Легко!