"У Лукоморья" - читать интересную книгу автора (Аливердиев Андрей)

Глава 5. Воспоминания

Информация от следующих сеансах по срыву блоков была весьма отрывистая. Как я уже говорил, сеансы приходилось поводить в компаниях не более, чем попарно. А как вы должны понимать о сеансах с Фреей Гуллвейг знать было совсем не обязательно. Так что редкие удачи просто потонули в нудности жизни. Если когда-нибудь у меня будет больше свободного времени я обязательно опишу это время более подробно. Пока же, надеюсь, читатель меня простит, если я буду рассказывать не то, что нам удалось вытащить, а о том, что нам удалось вытащить. Извиняюсь, конечно, за тавтологию, но надеюсь, что разница понятна.

Итак, мы с Хеймдаллом совершили успешное турне в страну былого величия, где в связи с источением Грани уже снова можно было найти чудесный ясень Иггдрасиль,[26] а вместе с ним и вход в Асград, Нифльхейм, Альвхейм, Етунхейм и сотни других мест, о которых большинство из нас, включая вашего покорного слугу, не имеет ни малейшего понятия. Строго говоря, в многомерно искривленном пространстве с истонченной гранью трудно было найти четкие границы между этими мирами.

Как мы и думали, за моим мечом нам пришлось спускаться в Нифльхейм. Об этом нам сказала встреченный у ясеня Одноглазый волк. Этот волк послужил нам ту еще службу после.

Нифльгейм оказался принеприятнейшим местом, населенным опять-таки принеприятнейшими карликами. А что, собственно нам следовало ожидать? Эти карлики доставили нам немало хлопот. Даже если считать только те, которые удалось вытащить в наших инкарнационных воспоминаниях. Однако, в конце концов нам удалось отобрать у них мой меч, а заодно освободить Фрею, которую эти сукины дети обманным путем заманили в их мрачный мир. От нее мы узнали, что рог Хеймдалла захватили темные альвы, к которым теперь и лежал наш путь.

Альвы тоже оказались на редкость продуманными типами. Да и наши основные враги, чье присутствие ощущалось все сильнее и сильнее, поработали с ними на славу. В общем, за рог они потребовали у нас отдать им Фрею. Видимо просить Фрею в качестве выкупа стало доброй традицией.[27]

Да. Как же. Разбежались. Однако, нам с Хеймдаллом все же пришлось им это пообещать. Фрея даже расцарапала лицо Хеймдаллу, когда мы ее связывали. Но все обошлось хорошо. На обмывании судьбоносной сделки мы подсыпали в вино яд, любезно предоставленный нам ранее Гуллвейг. Может быть, мы поступили и нехорошо. Но согласитесь, отдавать Фрею этим уродам было тоже не самым лучшим решением. Кроме того, мы ограничились минимальным количеством жертв. А ведь могли напоследок разнести к чертовой матери всю их столицу. У альвов оказалось до черта магических вещей, которые мы не примянули позаимствовать. Но мы и не пустили их в ход. А если бы пустили… Тогда для альвов дело пахло бы геноцидом. Но мы были добрыми. И, как выяснилось позже, зря.

Итак, Хеймдалл наконец обрел свой рог. И вострубив в него, вызвал из забвения всех наших, кто еще дышал окрестных измерениях.

Нам же следовало искать дорогу домой. Нам — это мне, Хеймдаллу, Фрее и Одноглазому волку. И помозговав мы решили, что кротчайший путь будет лежать через чужие измерения. Так как мы уже были в чужом измерении это было вполне логично. Но, как это обычно бывает, логичное и верное не есть синонимы.

Нашим проводником опять выступил Одноглазый волк. Уже как современный человек скажу: Иван Сусанин явно брал у него уроки. И завел он нас в такую… В общем, не хочу выражаться, а потому лишь скажу, что это можно и впрямь назвать краем света.

Там впервые мне довелось столкнуться с остатками творений Тех, кто ушел вслед за древними Богами. Живя своей наполненной событиями жизнью, нам как-то не часто приходилось вспоминать о чем-то, что было еще раньше, чем славное племя асов стало завоевывать свое место под Солнцем. Однако ни что в мире не проходит бесследно, и отголоски событий более древних, чем это можно себе представить, событий откуда, если на то пошло, исходили и мы, и наши основные недруги просачивались сквозь мглу забвения словно капельки воды, находящие свой путь сквозь потолок дома с прохудившейся крышей.

В отличие от нас, практически лишенных древней памяти, Пожиратели душ выступали настоящими хозяевами положения, ибо, оставаясь практически незамеченными, они всё сталкивали нас лбами. Только здесь на руинах древнего города мы, наконец, хотя бы в первом приближении, осознали, с какой силой имеем дело.

Там же мы впервые обнаружили вход в Лабиринт. Вообще, наши приключения в Древнем Городе заслуживают отдельной повести. Там было все, чем изобилуют фэнтезийные романы. Но как я и обещал ранее здесь я не буду заострять внимание на сих не слишком существенных для настоящего повествования вещах, ограничившись квинтесенцией того, что в самом деле важно. А именно, что нам удалось узнать о Лабиринте. И чтобы не пороть отсебятину, я по возможности приведу слова того, кого мы встретили у врат, и как я догадался позже Того, кто есть врата и ключ, Того, кто стоит у порога. Он имеет не считанное число имен. Но я не приведу ни одного настоящего. Ибо я знаю, чем это чревато.

«Итак, что есть из себя Лабиринт? Место на пересечении миров, подобное тому, где берет свое начало знаменитый Игграсиль, но имеющее как бы противоположенный, я бы сказал сущностный, знак. Место, где мир сходясь расходится. Где нет ни пространства, ни времени. Место, где есть лишь пути в чистом виде. Как и любые другие пути они ведут из ниоткуда в никуда, но переходы в них предельно просты, ибо не отягчены они пространственно-временными связями мира. Но простота эта обманчива, в чем и состоит великая тайна Испытания Лабиринтом. Тот кто не МОЖЕТ, но окажется столь дерзким, что решится, будет обречен на вечное скитание в пустых отражениях. И пусть он оставит всякую надежду. Тот же, кто МОЖЕТ, проходя через лабиринт становится воистину хозяином положения. Но вот только, кто может быть уверен, что он МОЖЕТ? Разве что неоперившийся птенец. Но ему никогда не добраться до врат Лабиринта…»

Никто из нас не рискнул тогда подвергнуться этому испытанию. А жаль…

Однако путешествие к Краю света не осталось бесполезным. Во-первых, мы узнали много нового о наших настоящих врагах, и, кроме того, даже не заходя в лабиринт, мы нашли дорогу в наш лес через нечто, сильно напоминающее Радужный мост. Топать до Леса нам все равно пришлось. Но что значит какая-нибудь сотня километров по сравнению с нашим путешествием?

А покинули мы Радужный мост прямо посреди чистого поля у распутья, где, как это водится лежал камень с высеченными на нем древними письменами. На камне сидел ворон. В общем, картина представлялась самая картинная.

— Что-то не могу разобрать, что там написано? — спросил Хеймдалл.

Время сильно поработало над этим камнем, да и сами надписи были выполнены на малопонятном диалекте, однако мне удалось прочитать:

— Налево пойдешь — не хрена не найдешь, направо пойдешь — один хрен найдешь, прямо пойдешь — хрен сам тебя найдет.

Мы снова были в моих родных краях.

— Нам прямо, сказал я, — и мы отправились навстречу судьбе.

Повсюду на пути нас встречали пепелища разоренных сел. Какая-то страшная сила прокатилась за наше отсутствие по моей земле. Встреченные нами случайные прохожие рассказывали о страшном Кощее Бессметном. Так мы дошли до леса, поразившего даже меня своей таинственностью. Мы еще долго плутали по нему, силясь найти заветную избушку, но не могли найти к ней дороги. Временами нам казалось, что избушка уже рядом, но мы вновь оказывались где-то далеко. Источник Жизни тоже как сквозь землю провалился. Но, наконец, мы увидели ее. Точнее не совсем ее, а то чем она вновь стала. А выглядела она теперь старой страшной ведьмой, какой долгое время была до появления Источника. Но все же мы сразу узнали ее.

— Что случилось? — спросил Хеймдалл первым, — Источник опять исчез?

— Какой ты догадливый, — в ее хриплом старческом голосе все же читались озорные нотки.

— Он еще не то умеет, — встрял в разговор я, — Но насколько я понял, здесь сейчас идет искривление измерений, и лучше будет, если ты проведешь нас в относительно безопасное место.

— Ты правильно понял. Я уже давно слежу за вами и вашим хвостом.

Слова эти были сказаны самым отрешенным тоном, но все же возымели действие. В секунду мы обнажили мечи, и заняли круговую оборону, вызвав приступ каркающего смеха.

— Да вы и впрямь совсем отупели. Уже шуток не понимаете.

— Если бы ты не была женщиной, — я поперхнулся, — За такие шутки знаешь, что бывает?

— Помнишь притчу о мальчике, который всуе кричал: «Волки»? — встрял в разговор Хеймдалл.

— Ладно, ладно, убедили. Фрею, если что, я сразу узнала. А вот волка вашего вижу впервые Ну ладно, идемте за мной.

И мы долго шли за ней следом. Временами лес изменялся до неузнаваемости. Причудливые нездешние деревья полностью закрывали своими кронами свет Солнца. А в ветвях их я различал загадочных ярких птиц, с сияющими перьями.

Мы шли кривой тропой сквозь измерения, путая следы для возможных преследователей. И наконец, показалась знакомая поляна. Я посмотрел на Гуллвейг. Она вновь была прекрасной девчонкой.

Итак, как я уже говорил, Хеймдалл вострубил в свой рог, и наши стали собираться. Когда мы возвратились назад в родной лес, нас уже ждала веселая компания во главе с Тором. Одина найти так и не удалось.

Лагерь врагов тоже постоянно пополнялся. И основу его пока составлял Кощей. По характеру его действий он сильно напоминал одного из наших. И вскоре выяснилось, что так оно и было. И как вы думаете, кем он оказался? На первый взгляд это покажется парадоксальным, но он оказался Одом. Я тоже сначала этому удивился. Но пораскинув мозгами, я все же решил, что это скорее естественно, чем странно. В бытность свою Леяром он был как раз таким рафинированным красавчиком, каким был и Од. Да и Од тоже был тем еще засранцем.

Но вернемся к нашим баранам, то есть врагам. Из параллельных миров Од сколотил неплохую армию, чем мы похвастать как раз не могли. Более того, наши похождения в Альвхейме вылились в пополнение армии Кощея и из числа альвов, обвинивших нас с Хеймдаллом в вероломстве и, не поверите, геноциде. Вот и делай потом добро!

Но альвы, это ладно. В компании Кощея вскоре появился некий одинокий воин, непонравившейся мне с первого взгляда. Он был высок ростом, имел длинные белые волосы и красные глаза. В этих нечеловеских глазах читалась сама смерть. Никому не пожелал бы встретится с ним на узкой тропинке! Хотя самому мне однажды пришлось столкнуться с ним лицом к лицу на каменистом пути в Етунхейм, куда мы оба направлялись на вербовку легионеров (от представителей нашего мира толку в этой битве было немного). Тогда я не мог понять, почему он не только не напал на меня, но и ушел от боя. Но потом выяснилось, что я был единственным человеком, которого он боялся, ибо ему было предсказано погибнуть от моей руки. Заклятия древних богов дали ему воистину гигантскую силу. И, как оказалось, только мне при рождении было заложено заклятие противодействия этим заклятиям. Но тогда я этого не знал, и этот воин попортил нам немало крови. Взять хотя бы убийство одноглазого волка, нашего проводника в волшебные миры.

С самим Кощеем мне тоже как-то довелось столкнуться лицом к лицу, и, надо сказать, зрелище было не для слабонервных. Если бы он не двигался, то я бы решил, что передо мной мертвец, несколько месяцев пролежавший под жарким Солнцем пустыни.

— Как ты думаешь, почему я бессмертный?.. — спросил он меня тогда, — Потому что я давно умер.

— Зачем же тебе это тело? — ответил я ему вопросом на вопрос, Умирающий воскресает. А стремящийся к вечной жизни все равно умирает. Я умирал много раз. И помню свои пошлые жизни.

Он тоже помнил прошлые жизни, но видимо уже не мог расторгнуть своих контрактов с пожирателями.

Когда все, или почти все приготовления, по крайней мере, у нашего врага, были завершены, и он начал теснить нас по всем направлением, мы, наконец, уразумели, в какое положение попали. Но это не помешало нам окончательно перессориться между собой.

Особенно характерен был эпизод с Фреей. Я не говорил еще об этом, но по ходу дела у нее с Хеймдаллом стал закручиваться роман. Мы же с ней были просто друзьями. Хорошими друзьями.[29] И такое положение дел всех устраивало. Нет, может меня оно и не совсем устраивало, но, в конце концов нельзя же во все дырки быть затычкой.[30] Ну, так вот, однажды случилось так, что на одну из операций с Фреей должен был пойти я. Операция сама по себе была пустяковой. Нужно было разведать одно место в Етунхейме. Но получилось так, что мы немного сбились с маршрута и попали в Альвхейм,[31] где, как вы должно быть догадались, нас ждали не с букетами роз и фанфарами. В общем Фрея была серьезно ранена, и мне пришлось тащить ее к Источнику. Но и его священная вода, затянув раны, долго не могла вернуть ее к жизни. И тогда я решил попробовать так часто цитируемый в сказках прием… Однако несколько увлекся, и не заметил подходящих сзади Хеймдалла с Гуллвейг. Я думаю об их реакции рассказывать не надо. С Хеймдаллом мы даже подрались. Точнее он съездил мне по физиономии. Я же попытался объяснить им, что они всё не так поняли, но у меня плохо это получилось. В общем, в нашей компании возникла трещина…

Так как повествование веду я, то кажется, что и все события крутились вокруг меня. На самом деле это конечно не так. Враги девствовали по всем и по каждому. Но просто не всей подобной информацией я располагаю, да даже то, что мне все-таки известно не всегда кажется важным. Чужая болячка не болит, гласит народная мудрость. И, к сожалению, или к счастью, это так.

Однако как бы то ни было, нам надо было жить и сражаться вместе.

Для честной битвы у нас было слишком мало сил. И потому мы решили изменить правила игры. И первым делом следовало добраться до кощеевой смерти. И главным пострадавшим опять оказался я.

Как вы, должно быть, помните, смерть Кощея размещалась в яйце, яйцо в утке, и так далее. И все это хозяйство размещалось в одном из самых дальних окраин многомерного мира.

Не буду утруждать вас рассказом, как я, Тор и Хеймдалл добирались туда.

Я разрубил цепь, сковывающую ларец, и оттуда выскочил, как вы думаете кто? Действительно заяц. Но это был не просто заяц. Это был всем зайцам заяц. По меньшей мере по части бега.

Тор и Хеймдалл занялись этим зайцем. Я тоже хотел присоединиться к ним, но что-то сковало мои движения. Я почувствовал, как леденящий холод поднимался от земли. Посмотрев вниз, я обмер: Половина моего тела была каменной, и граница, разделяющая живую плоть и холодный камень, быстро поднималась.

Трудно передать весь мой ужас, ибо я знал, что это одно из самых страшных заклятий Древних богов, которое использовали теперь Пожиратели душ. Тот, кто подвергался этому заклятию оставался живым, но подобным камню. И разум его, скованный каменной оболочкой, вынужден находиться в этой темнице до скончания веков, или пока что-то не разрушит камень его тела, что, кстати, было совсем непростой задачей. Тем более затаивший на меня обиду Хеймдалл убедил оставить мое окаменевшее тело в покое.

Но мне повезло. Не могу точно сказать, как[32] закончилось эта большая битва, но свертывающаяся Грань, вынесла ко мне Фенфира — того Белого Воина, который на самом деле был волком-оборотнем. Он разрубил меня своим черным мечом, чем сам того не подозревая спас от самого страшного проклятья.

— Вот, я не совсем понял, — обратился я Коту, — когда мы предпринимали поход за Кощеевой смертью, она почти как в сказке размещалась на кончике иглы, и далее в яйце, утке, зайце, и т. д. Это же не может быть реально? Что-то я засомневался в адекватности воспоминаний.

— Ты прав, Видар, — он довольно редко называл меня настоящим именем, и потому я понял, что то что он говорит представляет собой большую важность. — С одной стороны это невозможно. Но все же это было… Как разрешить эту дилемму? Как ты должен знать, вещь в себе и вещь для нас — суть две совершенно различные вещи. То, что мы ощущаем лишь частично передает реальную информацию о материальном мире и таким образом, чтобы эта информация представлялась в наиболее простой форме. Когда ты проходишь сквозь грань, разделяющую миры, то дейстыующие законы изменяются. Причем ряд из них меняется радикально. Однако человеческий разум не в состоянии бывает отреагировать адекватным образом. Поэтому он создает промежуточный мир, в котором ты продолжаешь оперировать привычными представлении, но несколько искривленными.

— Сюрреалистичными, — подсказал я.

— Вот именно, сюрреалистичными. Ты правильно подобрал слово. Кстати насколько те яйцо, утка и заяц были похожи на настоящих?

— В первом приближении.

— Ну вот. Вижу, ты понял.

Я обратил внимание, что мы с Котом все чаще и чаще стали вести такие беседы. И сам я стал заражаться от него этой философичностью и передавать ее другим. Время действительно меняло нас, и беспробудные пьянки стали уступать место какой-то подготовке. Я тогда еще не осознавал толком, какой и к чему.