"Каменное эхо" - читать интересную книгу автора (Имранов Андрей)1. Хутулин, ранее называемый Аль-ХутуЧеловек неслышной тенью прокрался в комнату и остановился в двух шагах за моей спиной. Точнее, это он думал, что неслышно прокрался, меня-то сторожилка давно предупредила, еще когда он только за ограду зашел. А пока он подбирался, я уже успел его во всех подробностях разглядеть. - Что тебе нужно, Сис-маю? - спросил я холодно, не оборачиваясь. Сис-маю, Каменный Воин, входил в число моих приближенных людей и мог себе позволить такие фокусы, не опасаясь моего божественного гнева. Но все равно - этикет этикетом, а имидж надо поддерживать. Мне несложно, а людям удовольствие. - Прости, великий, - сказал воин, кланяясь, с легкой досадой в голосе; мне даже жаль его стало - крался он и в самом деле совершенно беззвучно, если бы не сторожевое заклинание, я бы его точно не заметил, - прости, что вошел, не предупредив, но Атан-Тай передал, что отряды хара-нги начали подниматься вдоль реки, и их много. Первые из них сейчас подходят к Поющему камню. - Отлично! Наконец-то! - я вскочил, не скрывая своей радости и облегчения. Похоже, мой тщательно лелеемый план начал претворяться в действие. А то я уже начал опасаться, что степняки меня раскусили. - У нас все готово? Люди у Двух рыб предупреждены? - Да, Аль-Хуту. Я задумался. Что еще? Вроде ничего не забыл, все готовы, все готово. Если сегодня хара-нги возле Поющего Камня, то здесь они будут дня через четыре. Впрочем, через три дня они будут у Двух рыб и, я думаю, там им придется немного задержаться. - Отлично. Позови ко мне Рим-Са. Сис-Маю еще раз поклонился и направился к двери. Я дождался, пока он подойдет к самой двери, потом, спокойным равнодушным голосом заметил: - Назовешь меня так на людях, я обращу твои кости в желе. Сис-Маю замер в дверях. - Прости, великий, - сказал он, не оборачиваясь, - я оговорился. Я хотел сказать, Хуту-лин. - Да, конечно, - сказал я так же безразлично, воин тенью выскользнул за дверь и я позволил себе тихонько улыбнуться. Дешевые фокусы, скажу я вам. Дешевые, но действенные - хоть Сис-Маю и старался оставаться бесстрастным, но я-то видел, что его мои слова крепко проняли. Когда угрозы говорятся вот так вот безразлично, как бы мимоходом, они намного страшнее - по себе знаю. Интересно, Урсай так же похихикивал себе в усы, когда я в ужасе бежал в свою комнатку? Ну да ладно, Сис-Маю не помешает немного почтения к моему новому статусу. Руку даю, он специально назвал меня моим старым именем, дескать, хоть ты теперь и Хуту-лин, но я-то помню, когда ты еще Аль-Хуту был, 'Орленок', то есть. А мое новое имя на айлис толком и не перевести. Что-то вроде 'Орлище'. И нечего смеяться, сам знаю, что звучит пафосно до невозможности, но моим селянам как раз такое и надо. Они, в сущности, просто большие дети. 'Приятно', 'неприятно', 'мое', 'не мое', 'хочу' и 'не хочу' - вот и все их побудительные мотивы. Человек двадцать на все многотысячное племя найдется, которые дают себе труд мыслить чуточку более абстрактно. И самый из них в этом смысле продвинутый - это мой старикан, Рим-Са. Вот уж кто не перестает меня удивлять. Второй год бок о бок живем, а сдается мне, я и половины про него не знаю. Мое нынешнее положение - это все заслуга моего старикана. Не повстречайся он мне тогда, Гор ведает, что бы со мной было на сегодняшний день. Сдается мне, ничего хорошего. Но выпало так, что мы встретились, и дедуля сразу взял меня в оборот. Хотя я очень долгое время был в плену иллюзии, что дело обстоит совершенно иным образом. Даже сейчас не могу с уверенностью сказать - я ему приказываю, потому что я хочу, чтобы он что-то сделал или же я ему приказываю, потому что он хочет, чтобы я приказал ему это сделать. Согласитесь, разница существенная. Вот такой вот занятный старикан. Поначалу я думал, что эти двадцать складных домиков, размером с крупную собачью конуру, да полсотни дикарей разного пола и возраста - и есть все мое племя. Довольно долго думал, пока обстоятельства не заставили по-другому думать. Мне мой старикан напел, что у них предсказание такое есть - про сына Великой орлицы, который явится Народу реки и принесет им счастье и благоденствие. Услышав это, я решил, что Рим-Са это предсказание сам и выдумал, чтобы меня к рукам прибрать - как же, предсказание ведь. Давай вкалывай, стало быть, обеспечивай людям предсказанное. Надо ли говорить, что ничего такого у меня и в мыслях не было, а было лишь - выяснить, где я нахожусь и смыться отсюда в направлении более цивилизованного места. Все, что мне было от этих людишек нужно - чтобы они сплавили меня вниз по реке. Сам я насчет своей возможности это проделать самостоятельно ничуть не заблуждался. Я бы и с дикарями не рискнул плыть, если бы своими глазами не видел каждый день, как они споро рассекают бурлящие воды Баравуль своими утлыми суденышками. Первым препятствием оказались хара-нги - буквально: 'сухие люди'. Племя это жило в степях по нижнему течению реки, было оно весьма многочисленно, агрессивно и сильно, единственной защитой моих дикарей являлась река, а единственным спасением - мобильность. Как только отряды хара-нги появляются вблизи деревни, все домики и вся утварь тут же скидываются в лодки и селение в полном составе перебирается на другой берег реки. Хара-нги так делать не умеют, поэтому им остается лишь гневно потрясать оружием с другого берега, орать угрозы, кусать себе задницы и оплакивать умерших от яда сородичей - убегая, люди Вууль-Ду не преминут оставить десяток-другой отравленных ловушек и прочих подлянок. Урон они противнику наносят несильный, когда счет воинов исчисляется сотнями, потеря пяти-семи из них - беда небольшая. Но это если считать абсолютными категориями. А если мерить относительными, то урон хара-нги от таких набегов несут воистину грандиозный. Потому что максимум, что они получают в прибыль - десяток забытых предметов утвари, пару оброненных костяных ножей, да некоторое количество рыбы разной степени испорченности. То есть, фактический ноль. А вот убыль они несут куда более значимую. Неудивительно, что хара-нги предпочитают развлекаться друг с другом, и к берегам Баравуль особо не суются. Но расслабляться нельзя, потому что изредка они все же наведываются - проверить, не разучился ли Народ реки быстро бегать и хорошо плавать. Я тогда сразу и спросил - а что мешает этим хара-нги договориться и выйти к Баравуль сразу по обоим сторонам реки? Рим-Са тогда лишь хмыкнул и ответил, что Вууль-ду - не дураки и, увидев такое, просто уплывут на десяток ли вниз или на пару ли вверх по течению. Река течет много быстрее пешего хода, и хара-нги быстро упарятся бегать по берегу за шустрым племенем. К тому времени я уже насмотрелся, как мои дикари умудряются запросто плыть против течения, используя противоток в изгибах реки и с удивительной сноровкой перескакивая от одной излучины к другой. Я поинтересовался, а что, если хара-нги сначала спрячутся на одном берегу реки, а потом другая их группа выйдет к селению Вууль-ду на другом? Рим-Са помрачнел, помялся и сказал, что подобное случилось однажды, лет семнадцать назад, и тогда хара-нги собрали немалую кровавую жатву, разом отомстив за все прошлые неудачные набеги и уничтожив несколько деревень. Деревне, в которой жил Рим-Са, повезло - среди гребцов нашелся наблюдательный юноша, который заметил спрятавшихся на другом берегу воинов. А вот соседней деревне повезло меньше - из нее спаслось всего трое человек. С тех пор люди Вууль-Ду перед высадкой на другой берег сначала отправляют пару разведчиков, которые осматривают местность на предмет отсутствия наличия вражеских сил. После сего объяснения Рим-Са задумался, посветлел лицом и сообщил мне, что я - очень умный. Что Вууль-Ду, что Хара-Нги - десятки поколений жили бок о бок и только единожды догадались о таком фокусе. А я - только появился и сразу же придумал - слава великому сыну великой орлицы! Я усмехнулся, поскольку в голове у меня уже появилось несколько идей, которые чрезвычайно бы обрадовали вождей хара-нги. Но озвучивать их я не стал. Мало ли, как повернется. Этот дедуля говорит, что хара-нги - уроды, мерзавцы и вообще - воплощение всего самого ужасного, что есть на свете, а сами уроды и мерзавцы небось то же самое расскажут про Вууль-Ду. Правда, мои людей не едят... но, с другой стороны, людоедство вполне могло оказаться выдуманным - для вящего очернения врагов и повышения уровня лютой ненависти в сердцах друзей. И не такое случалось, взять хотя бы нашу собственную историю. Решение в таких случаях всегда надо принимать самому, предварительно ознакомившись с предложениями обоих сторон - так меня учил Урсай, и, право же, я не видел в этом правиле ничего плохого. Так что особого рвения на новом посту избавителя Народа реки я, как нетрудно догадаться, не проявлял. Селян моих это не сильно радовало, но озвучивать свое недовольство они не осмеливались, ограничиваясь косыми взглядами. Дедуля несколько раз порывался вдохновить меня на ратные подвиги, но я быстро пресекал эти попытки какими-нибудь дешевыми, но эффектными страшилками. Уж не знаю, насколько бы хватило терпения моих дикарей, учитывая, что защитные заклинания мне все не давались, а спать надо любому человеку, будь он дикарь или полубог, рожденный орлицей. К счастью, первый ход в этой игре сделали хара-нги, что и предопределило мою дальнейшую судьбу. Обосновавшись в селении и обзаведясь достаточно высоким статусом, я первым делом повелел себе выстроить приличный дом, поскольку хижины моих дикарей, показавшиеся мне маленькими еще с воздуха, при ближайшем рассмотрении оказались размерами с конуру для крупной собаки. Селяне заползали в них только для сна, а весь день они проводили на свежем воздухе, прелесть домов как помещений для бодрствования была для них совершенно недоступна. Да и то сказать - откуда им ее прочувствовать, если главным конструктивным требованием к любому их зданию является его возможность разбираться в считанные мгновения и занимать не слишком много места в лодке. Но я убегать не собирался, поэтому дом мне отстроили по имперскому стилю. Правда, довольно кривобокий, без стекол и с текущей, сколько ее ни латай, крышей, но зато просторный и сохраняющий спасительную для моего организма прохладу даже в здешнем адском климате. Селянам, правда, прохлада не нравилась, попав в дом, они чихали, зябли и жаловались на холод. Но мне было наплевать - я потихоньку практиковался в магии, набивая руку с получающимися заклинаниями и пытаясь освоить не получающиеся. Пока это хрупкое равновесие не было нарушено одной ничем ни примечательной ночью. Проснулся я от криков и беготни за стенами своего жилища. Спросонья не сообразил, что происходит, рассердился на своих шумных селян и выскочил, пылая праведным гневом, на крыльцо. И чуть не отправился прямиком в Бесплодные Долины - в стену дома прямо перед моим носом впилась стрела. Впав в некоторый ступор, я с удивлением ее разглядывал - стрела была мощная, хорошо оперенная, с широким металлическим наконечником. Стрелы моих селян так никогда не выглядели. Я повернул голову и в сумраке подступающего утра разглядел силуэт лучника, целящегося, несомненно, в мою божественную персону. Как я очутился за дверью, сам не помню. Из оцепенения меня вывел наконечник еще одной стрелы, высунувшийся из двери аж на ширину ладони. Притом, что дверь была собрана из брусьев толщиной в руку. Крики и беготня за стенами потихоньку стихали, отдаляясь в сторону реки. Я отбросил мелькнувшую трусливую мысль спрятаться-переждать нашествие и принялся действовать. К этому времени атакующие уже окружили дом, но, озадаченные его видом, на штурм идти не решались - я слышал их удивленные возгласы за стенами. Я подобрал с пола свой жакет из плохо выделанной кожи, сунул в проем окна, и его тут же вырвало у меня из руки очередной стрелой и прибило к стене. Я вздохнул и принялся собирать Отвод глаз. К счастью, я достаточно попрактиковался в его сборке, поэтому заклинание у меня получилось с первого раза и довольно быстро. И, когда дверь распахнулась, явив в проеме фигуру первого атакующего, у меня был некоторый запас времени. С перепугу я вложил в Молот Харма многовато энергии и эффект получился даже чересчур - враг вылетел наружу в мгновение ока, проделав в стене не предусмотренное проектом окно, а я и не сразу заметил, что немалая часть бандита осталась в комнате. Атакующие, по-моему, просто ничего не разглядели - слишком быстро все произошло, да и незаметно было в темноте, что же тут случилось. Во всяком случае, рвение нападающих ничуть не уменьшилось - они все так же ломились в дверь, размахивая широкими изогнутыми мечами, а, попав внутрь, принимались недоуменно озираться. Второго и третьего я пришиб тем же Молотом, но ошибку свою учел, и стен они своими трупами уже не проламывали. Следовало, конечно, воспользоваться чем-нибудь более эффектным, но огнем я пользоваться остерегался - просушенный тростник мебели и внутренних стен не замедлил бы воспламениться. Впрочем, атакующие оказались не такими уж тугодумами - размазав по стене третьего, я огляделся и с удивлением отметил, что в комнате практически пусто. Влепил Стрелу огня в спину последнему из убегавших и с удовольствием послушал крики за стеной. В криках отчетливо прослеживались нотки ужаса. Некоторое время я таился под окном, потом вспомнил, что Отвод глаз давно на мне, и выскользнул наружу. Хара-Нги настороженно стояли вокруг дома, лучники целились в окна, мечники держали мечи, напряженно вглядываясь в полумрак. Они стояли, образовывая почти что идеальный круг, и это немедленно навело меня на мысль... вообще-то, собирая это заклинание, удобнее стоять в центре, но, если есть немного времени... я ухмыльнулся и сконцентрировался. Огонь в Круге огня слабее, чем в Стреле огня, поэтому он не убивает сразу - большинство хара-нги выскочили из круга живыми, но дух их был сломлен напрочь. Когда я снял круг, воевать уже было не с кем - фигурки врагов улепетывали со всех ног в сторону отступающей темноты на западе и были так далеко, что я даже не стал швырять им вслед Стрелу огня. Промахнусь еще, чего доброго - половина эффекта насмарку пойдет. Я потушил прицельными Лучами холода тлеющие огоньки, оставшиеся на месте круга, теми же лучами добил раненых, которым не повезло оказаться в наиболее жаркой части, и пошел искать своих селян - пусть приберутся. А то скоро совсем рассветет, и я наверняка начну чувствовать себя неуютно: пожалуй, на разделочном столе мясника порядка больше, чем теперь - в моей комнате. Селяне, однако, уже успели смыться - во всех смыслах. Я просидел на берегу Великой реки весь день, бездумно кидая в воду камешки, и только к вечеру из-за излучины осторожно высунулась первая лодка. На носу изваянием маячил Рим-Са и, похоже, моему виду он обрадовался куда больше, чем я - его. Впечатление мое оказалось верным - много позже старикан объяснил мне, что он вряд ли бы надолго меня пережил, случись мне тогда схлопотать шальную стрелу. Народ реки хоть и предпочитал мирную жизнь военной, но с обманщиками, воришкам и любыми прочими преступникам обращался предельно просто. А поскольку я был ставленником Рим-Са, то моя неудача означала бы, что дедуля водил свое племя за нос. Но тогда я этого и не знал и сильно удивился искренней радости старикана. Остальные селяне поглядывали на меня настороженно, но после посещения поля битвы, начали относиться ко мне, как к настоящему божеству, стараясь не смотреть в мою сторону и падая ниц при моем приближении. Рим-Са тут же развел бурную деятельность. Пара человек на лодке отправились за остальными, остальные были отправлены мародерствовать, а мы со стариканом сидели на середине бывшей площади и осматривали приносимые трофеи. Селяне при звуках моего голоса дрожали мелкой дрожью, и, похоже, с трудом сдерживались, чтобы не дать немедленного драпака, а Рим-Са разве что только не светился от радости. Я же разглядывал добычу - хоть и бронзовые, но вполне приличные, мечи, весьма неплохие кожаные доспехи и даже какие-то подобия кольчуг, отличные стрелы, которыми не побрезговали бы и солдаты Айла. Похоже, хара-нги были куда более продвинутым в технологическом плане племенем, и это наводило на всяческие размышления. Деревню установили на старом месте, после чего дедуля объявил величайший праздник в честь величайшей победы Народа реки над извечным врагом и произнес длительную торжественную речь. Я к тому времени уже неплохо понимал язык Вууль-ду и суть речи уловил - оказывается, божественный (видимо, это обозначение моего нового статуса) вовсе не прохлаждался и не захребетничал, как полагали некоторые малодушные, а, в предвидении сегодняшнего дня, изо всех сил готовился к битве. (Я удивился) Правда, божественный полагал, что народ Вууль-Ду ему хотя бы чуть-чуть поможет... ну, хотя бы предупредит о нападении. Не то чтобы это ему было нужно - божественный и так все предвидел (я удивился больше), но такое отношение невежественных селян божественного сильно расстроило. Божественный гневается! После этих слов старик торжественно вытянул в мою сторону руку. Видимо, это означало мой выход, но я был настолько удивлен, что ограничился злобной физиономией. Этого, впрочем, вполне хватило, чтобы все племя в полном составе попадало на землю и принялось с истошным плачем каяться. Старикан, торжественно нахмурившись, выждал длительную паузу, потом заявил, - 'Но божественный прощает вас!' После чего мы всем племенем три дня пировали. Правда, все яства сводились к рыбе трех способов приготовления, а роль вина играл забродивший сок какой-то прибрежной травы с горьким вкусом. Дом мой вычистили и починили еще до начала праздника, и под вечер третьего дня Рим-Са заглянул ко мне. Я не удивился - поскольку максимум, что мог выдать любой другой селянин в моем присутствии, было 'Бара-ка' дрожащим голосом, роль камердинера автоматически досталась Рим-Са. И он частенько наведывался ко мне, поинтересоваться, не возжелает ли сын Великой орлицы чего-нибудь. Но на этот раз дедуля меня удивил. - И как божественный собирается жить дальше? - спросил он вдруг, и мне послышалась в его голосе какая-то хитринка. - Так же, как и раньше, - ответил я осторожно. После чего выяснилось, что жить, как раньше, уже не получится. Хара-нги вряд ли успокоятся, они, хоть и гады распоследние, но смелые и настырные люди. Обжегшись раз, они придут снова, с большими силами, и случится это довольно скоро. И, пожалуй, к этому времени неплохо бы мне уже подумать, каким образом я буду претворять в жизнь пророчество. Я задумался. Старикан смотрел на меня доброжелательным взглядом, и я решился. Я выложил ему почти всю свою историю, ну, разве что некоторые не слишком важные эпизоды выкинул. После чего дедуля меня в очередной раз сильно удивил - мои откровения ничуть его не расстроили, скорее даже наоборот. 'Да знаю я, что никакой ты не сын бога', - отмахнулся он от меня, - 'ты просто человек из далекого могучего племени, и даже не сильно взрослый человек, хоть ты и выше любого из нас'. Я опешил. 'И я понимаю, что тебе мало дела до бед нашего племени', - продолжил старик, - 'но, сам подумай, в чьей роли тебе будет легче найти дорогу домой? В роли всеми почитаемого сына бога или в роли странного чужеземца, преследующего свои, мало кому понятные, цели?'. Я задумался. Старикану только это и надо было - заметив отстраненность в моем взгляде, он поклонился и поспешил убраться. Некоторое время я не спешил что-либо предпринимать, но Хара-нги и в самом деле не собирались успокаиваться. Причем подход их оказался куда разумнее, чем даже я мог предположить - они подослали убийцу. Вообще-то, мысль о таком варианте у меня в голове мелькала, но я ей особого значения не придал, уверенный, что поначалу Хара-нги просто попытаются повторить набег, но уже с большими силами. Ладно еще, я сторожилку продолжал по привычке ставить - окружать дом сторожевым заклинанием давно вошло у меня в привычку. После той знаковой битвы я подумывал ее снять, но привычка оказалась сильнее - без сторожилки спать было неуютно. И к счастью - потому что, когда убийца Хара-нги проник в дом, я уже был на ногах и вполне проснувшийся. Поначалу я решил, что это Рим-Са не спится, но моментально заподозрил неладное. Быстрее всего у меня собиралась Стрела огня, поэтому именно ее я и швырнул в лицо неожиданно возникшей тени. Немедленно возникший пожар мне удалось потушить Лучами холода, обгоревший труп лазутчика был унесен робеющими до потери сознания со-племенниками, а я крепко задумался. Похоже, пора было брать инициативу в свои руки. Загвоздка была в том, что не слишком-то понимал, что мне делать. Эта проблема относилась ко второму, а то и к третьему уровню, по классификации моего бывшего учителя, а у меня и первый-то выходил не слишком. Да что говорить, у меня и нулевой хромал на обе ноги, хотя Урсай утверждал, что он доступен даже новорожденным. 'Скорость движения сигнала в нервной системе у всех одинаковая', - говаривал он всякий раз, когда я не успевал увернуть свой нос от его неожиданно возникшего кулака, - 'надо лишь научить свое тело действовать самостоятельно'. Он вообще много рассказывал об этой своей трехуровневой системе, первое время он меня даже никаким заклинаниям не учил, только всяким упражнениям, движениям и постоянно 'тренировал мой нулевой уровень', так что у меня синяки никогда не сходили. 'Чувствуешь боль - махни кулаком в ответ, это даже младенцы умеют. Основная идея - не мешай своему телу. Мысли - прочь. Это - ноль, начало начал. Освоишь его, и тебе не будет равных в рукопашном бою. Тогда можешь начать учиться думать и думать правильно - что и как сделать, чтобы устранить возникшую угрозу - сейчас. Когда ты научишься правильно определять, куда должен устремиться твой кулак, раньше, чем твой первый удар достигнет цели, ты станешь первым среди полководцев. Это - первый уровень. Потом - учись определять, что сделать, чтобы устранить подобную угрозу в будущем. Когда ты научишься делать это раньше, чем твой рот откроется для крика, ты постигнешь второй уровень и станешь величайшим правителем. А когда ты научишься определять, что нужно сделать, чтобы эта угроза больше никогда не возникала, раньше, чем она вообще возникнет - тогда для тебя не останется никаких угроз. И весь мир подчинится тебе'. В разных вариациях я слышал эту тираду раз двести, так что запомнил очень хорошо. Не стану хвастаться, что постиг в совершенстве хоть какой-нибудь уровень, но, по крайней мере, я знал к чему стремиться. Пусть только теоретически, но постулаты первого уровня мне были понятны, и я мог уже сейчас прикинуть, что сделать, чтобы устранить возникшую угрозу. Вот только стоит ли это делать? Окончательно утвердившись в навязываемой мне роли, не отрежу ли я себе сам дорогу домой? Впервые за все время с момента моего бегства, я пожалел о своей недоученности. Если бы еще быть уверенным, что дело обстоит именно так, как говорят мои соплеменники. Ну, Хара-нги и в самом деле не любят моих дикарей, в этом я уже убедился. Так может, у них есть причины для такой нелюбви? Я некоторое время поразмышлял и решился. К тому времени у меня, наконец, начал получаться Круг Невидимости, правда, пока только первоуровневый и требующий постоянной подпитки, так что я не мог под ним колдовать. Но все равно это был значительный прорыв и в тыл врага я направился без особого страха. Рим-Са выделил мне проводника, чтобы я не заблудился в степи, потом мы четверо суток спускались по течению Бара-Вуль, пока она не стала спокойной настолько, что уже не представляла особой опасности для желающего ее переплыть. Селений Вууль-Ду по пути встретилось - не меньше сотни, в верхних водах они попадались часто, чуть ли не по одной на излучину, но чем ниже, тем реже я замечал на берегах знакомые остроконечные шатры. В нижнем течении селений не попалось ни одного. Нервничающий гребец высадил нас на берег и, с заметным облегчением, направил свою лодку обратно. Мы же отправились искать стоянку Хара-Нги. Эта маленькая разведка многое изменила и в моей следующей судьбе и во мне самом. Хара-Нги и в самом деле были более развитой цивилизацией. Причем, цивилизацией, знавшей лучшие времена - нам то и дело попадались обветшалые, полузасыпанные сухим грунтом остатки каких-то строений, а возле стоянки Хара-Нги расстилались руины настоящего города. Хотя... может, наоборот - здесь существовала развитая цивилизация, а потом пришли Хара-Нги и ее разграбили? Я спросил своего спутника, он ответил отрицательно. 'Легенда говорит', - сказал он, - 'когда-то сухие люди были могучим миролюбивым народом, жившим на благодатных землях. Но потом в их сердца вселилось зло, и они начали биться друг с другом. Увидев это, Великая Рыба лишила их благодати Воды, и их земли оскудели'. Я по-осмысливал услышанное и кивнул. Понятно. Скорее всего, легенда путала причину и следствие, как это часто с ними бывает. Сначала все было хорошо, потом климат изменился, стал суше, и земля перестала обеспечивать едой и питьем живущих на ней людей. Люди, разумеется, начали драться за оставшиеся ресурсы - нормальное дело - и довели себя до состояния натуральных дикарей. Кажется, я даже слышал какую-то похожую историю в Академии... Но тут мой проводник издал предостерегающее покашливание - за очередным холмом ленивой струйкой тянулся к небу дымок. Я, изрядно помучавшись, наложил на себя Круг Невидимости и сказал проводнику, чтобы он подыскал себе укрытие. После чего я двинулся в гости. Визит получился короткий и довольно сумбурный. Я вынес из него стойкую ненависть к Хара-Нги и, на несколько седмиц, стал вегетарианцем. Мы вышли к их стоянке как раз в момент, когда они собирались трапезничать. Ну, что сказать... возможно, они были расой, приятной во всех отношениях, неспособной обидеть и кошки (разумеется, кроме кошек Вууль-Ду). Возможно, они были по-своему мудры, не давая пропасть ценной в этих землях еде, и я поступил глупо, пойдя не путем разума, а путем чувств. Видимо, рано мне еще в темные маги. Короче, они ели людей. Мой проводник, наблюдавший за мной из кустиков неподалеку, натурально обмочился, увидев, как пустота в десяти шагах от костра Хара-Нги начала издавать странные звуки и извергать полупереваренные остатки завтрака. Сами Хара-Нги поначалу тоже испугались, но (надо отдать им должное) очень быстро спохватились и сообразили, что к чему. Я еще до кустиков, где мой проводник прятался, не успел добежать, а степняки уже вовсю неслись за мной, потрясая оружием. Меня они не видели, я был скрыт заклинанием, но зато они отлично видели мои следы на мягком песчаном грунте. Проводник мой бледнел и исторгал естественные жидкости из всех отверстий, лежа под кустом, а я учился модифицировать заклинания. На проводника следовало немедленно наложить что-нибудь маскирующее, например, Отвод глаз (никакого иного заклинания на другого человека я накладывать все равно не имел) и при этом не потревожить свой Круг невидимости. Для этого следовало приостановить действие работающего заклинания, а потом его продолжить. Теоретически это было возможно, правда, раньше я даже пробовать не пытался, а теперь пришлось. Надо ли говорить, что у меня получилось? Думаю - не надо; если бы не получилось, дальше уже и рассказывать было бы не о чем. Кажется, я начал понимать, что из себя представляли экзамены, которые в свое время сдавал мой бывший учитель. Следующей неприятной новостью для меня явилось то, что у Хара-Нги были свои колдуны. Я пинками выгнал из-под куста проводника, погнал его к сухому склону, где наши ноги не оставляли отпечатков и уже считал себя в безопасности. Но тут от группы степняков отделился странно одетый тип с совершенно лысой башкой, прищурился, и, ткнув пальцем в моего проводника, что-то проорал. Мы рванули по склону в сторону, но, ведомые Глазастой Лысиной степняки не отставали и даже наоборот - догоняли. Похоже, меня колдун степняков все же не видел, но мне от этого было не легче - без проводника я бы никогда не выбрался обратно к реке. В плоской, как стол, и лишенной всяких ориентиров степи заблудится - проще простого. Надо родиться степняком, чтобы суметь добраться туда, куда собрался добраться. Или родиться у реки, чтобы уметь определить нужное направление, находясь даже в двадцати ли от нее. Я не умел ни того, ни другого и вдобавок, совершенно выдохся - как в физическом, так и в магическом плане. Оставалось сделать только одно или - сдохнуть. С последним я решил погодить и впервые в жизни убил человека собственными руками. Точнее, ножом. Вообще-то, во время недавней битвы я убил человек десять, но делал я это посредством заклинаний - раз и в пылу боя - два. Решиться на убийство собственными руками оказалось на удивление непростым делом. Раз пять я вставал на пути у бегущего рысцой колдуна, но в последний момент опускал нож и отступал. Погоня потихоньку нас нагоняла. Не знаю, сколько времени бы это продолжалось, но бегущий впереди проводник вдруг зацепился ногой за какой-то корень, и, с испуганным воплем, упал. Колдун проорал что-то торжествующее, и бросился к моему со-племеннику. Больше медлить было нельзя - я немного отдышался, и, когда колдун приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки, полоснул его по горлу ножом. Коротко вскрикнув, он налетел на меня, и мы упали на сухую землю. Я выронил нож, быстро столкнул с себя дергающееся тело, отскочил в сторону и с удивлением заметил, что остальные степняки медленно окружают меня, держа оружие наизготовку. На лицах их решимость смешивалась со страхом, и очень было похоже на то, что они меня видели. Я посмотрел на затихающего колдуна, под которым быстро разрасталось влажное пятно, на себя, и все понял - он испачкал меня своей кровью. Должно быть, со стороны это выглядело занятно - висящие в воздухе куски запятнанной ткани. Я принялся скидывать одежду, и тут же степняки с громкими криками набросились на меня. Вот когда пригодились мои тренировки с конструктами. Мне поцарапали бок, левую ногу и глубоко порезали правую руку, но я смог освободиться от испачканной одежды и выскочить из круга врагов. Я отошел шагов на десять, остановил текущую из руки кровь, убедился, что Хара-Нги меня потеряли, и усталым шагом направился к валяющемуся в глубоком обмороке проводнику. Ну и племечко мне досталось - как, скажите на милость, сподвигнуть этих трусов на победоносную войну? Хара-Нги, между тем, успокаиваться не собирались - они осмотрели труп колдуна, потоптались возле удаляющихся в сторону пятен крови, затем выстроились широкой цепью и направились в ту же сторону, что и мы, пристально разглядывая землю и помахивая в стороны обнаженными мечами. Хотя земля была сухой, а мы старались не оставлять следов, похоже это нам не всегда удавалось - то и дело со стороны преследователей доносился удовлетворенный возглас и они продолжали следовать за нами, как мы не петляли. В конце концов, мне это надоело. Создание фантомов - дело довольно простое, этому учат на первых занятиях первого года. Другое дело - поддержка уже созданного. Это требует постоянной подпитки энергией, поэтому (особенно если фантом достаточно крупный и подробно вырисованный) поддерживать его сколь-нибудь долгое время - задача непростая. Для новичка, разумеется - опытный маг тратить на это баловство энергию не станет, он лучше ее во что-нибудь более эффективное вложит. Но у меня ни на что более эффективное сил уже не оставалось. Образ своего фантома я почерпнул из прочитанной когда-то книжки. Помнится, эта страхолюдина звалась Ки-Кирк, жила она в глубоких подземельях и питалась забредшими туда искателями приключений. Во всяком случае, так утверждал автор той книги. Книжка, признаться, была дурная, но Ки-Кирк был - что надо. Степняки встали, как вкопанные, когда у них на дороге вдруг соткалась из дымных нитей фигура рогатой змеи с четырьмя руками. В двух руках огромная, возвышающаяся поднятой частью своего тела на три человеческих роста, змея держала по пылающему мечу, в одной - сверкающий круглый щит, а в четвертой - длинную черную плеть. Змея махнула рукой, и кончик плети прочертил перед степняками дымящуюся черту. Степняки еще раз удивили меня своей смелостью - они не стали бросаться в бегство, как сделал бы это я сам при виде подобного монстра. Они собрались кучкой и принялись доставать луки. Я удивленно покачал головой, а Хара-Нги принялись всаживать в моего монстра стрелу за стрелой. Поскольку мой фантом не был ничем, кроме воздуха, понятное дело, никакого вреда ему стрелы не причинили, но мне пришлось попотеть, рисуя образы отскакивающих от чешуи обломков. Я двинул своего монстра вперед, лихорадочно соображая, что же делать, если степняки не бросятся бежать, когда змея подберется вплотную. Пару стрел огня я еще соберу, но на большее у меня сил уже не осталось. Но, к счастью, придумывать ничего не пришлось - змею от степняков отделяло еще шагов десять, когда нервы у них не выдержали и они ударились в бегство. Впрочем, это было не бегство, а скорее, отступление - довольно организованное и без паники. Они даже труп своего колдуна с собой прихватили. Я отправил фантом потихоньку ползти за ними, а сам продолжил свой путь к реке, который порядком осложнился в силу того, что мои невидимые одежды степняки тоже успели подобрать и унести с собой. Проводник мой отродясь не носил ничего, кроме набедренной повязки, которую я немедленно отобрал, оставив его совершенно нагим. Повязку я набросил на плечи, но живот мой, ноги и руки от жара солнца к концу путешествия сплошь покраснели и покрылись волдырями. Путь до первого селения Вууль-Ду и дальнейший - вверх по реке я помню смутно, урывками. Помнится, дело поначалу сильно осложнилось тем, что жители селения нас не видели, а я все никак не мог понять, чего от меня хочет мой проводник и почему он не ведет меня в тень. Как один человек может изменить ход многовекового противостояния двух многотысячных племен? Сам по себе - никак, будь он хоть полубог. Величайшие вожди, завоевывавшие громадные территории, не добились бы ровным счетом ничего, если бы за ними не шли преданные им армии отличных бойцов. Я один могу противостоять атаке пятидесяти... ну, сотни врагов. Тысяча степняков сметет меня, сколь долго я не готовь оборону. Возглавить племя и повести его в бой? Я же не смогу стоять рядом с каждым, а без этого мои селяне разбегутся, едва Хара-Нги подойдут на полет стрелы. Как мне поднять... нет, не поднять - создать боевой дух своих людей, если они сотни лет только и умели, что быстро убегать? Я принялся думать над этими вопросами, сразу, как только оправился от последствий своей вылазки. Пытался советоваться с Рим-Са, но он вдруг принялся играть дурака, низко кланяясь и отвечая на мои вопросы одно и то же: 'ты - сын бога, тебе и знать'. Я отлично видел, что он просто увиливает от разговора и ведет какую-то свою игру, но не мог понять - какую, и злился. По-моему он умел врать, даже будучи под Словом, хоть я и не представлял себе, что такое возможно. Во всяком случае, моя попытка выяснить, что у старикана на уме, наложив на него Слово Принуждения, благополучно провалилась. Эх, жаль, что я не запомнил схему Слова Правды... хотя, слышал я, его тоже можно обмануть. Не удивлюсь, если мой старикан это умеет. Тем временем, на мою жизнь покушались еще дважды, но я был к этому готов, и никаких проблем мне эти покушения не доставили. Я окружил свой дом тремя концентрическими кругами сторожилки, а потом, немного поднапрягши мозги, прицепил к внутреннему кругу Призрачное Лезвие. Правда, это стоило жизни одному из моих селян, нечаянно зацепившему рукой внутренний круг, но безопасность мою повысило - второго убийцу посекло на куски уже без всякого моего участия, хотя я проснулся сразу, как он пересек наружный круг и был наготове, на случай, если ловушка вдруг не сработает. После этого покушения на мою жизнь прекратились. Я подумал и вызвал Рим-Са - совещаться. Против моего ожидания, увиливать на этот раз он не стал, а блеснул глазами и ответил с поклоном: 'Теперь они соберут совет вождей, забудут распри и нападут всеми силами. Я думаю, они даже обрадуются, что мы наконец-то перестали убегать'. 'Сколько их будет?', - поинтересовался я, подумав. 'Тысяч пять-шесть, не больше', - пожав плечами, ответил старикан. 'И что тогда?', - спросил я. 'Тогда, о великий, ты их всех убьешь и они на долгое время оставят Народ Реки в покое'. Я вскочил и принялся ходить по комнате. 'Как?!' - заорал я, - 'Как я их всех убью? Я один, а их - пять тысяч!' 'Ты - сын бога, тебе и знать', - заявил Рим-Са. 'Убирайся', - процедил я, и старик, поклонившись, направился к двери. 'Стой', - остановил его я, - 'когда они придут? Если ответишь, то же, что и на предыдущий вопрос, я вырву тебе язык'. 'Не стоит утруждаться, великий', - ответил Рим-Са без тени страха, - 'я думаю, они придут, когда кончатся дожди и высохнет земля - дней через пятьдесят'. И молча выскользнул наружу. Итак, шесть седмиц на то, чтобы из овечек сделать волков. Нет, даже не волков - волков нам предстоит победить. Посему делать надо драконов. На следующее же утро я отправился вниз по реке, прихватив подобающий случаю эскорт - еще три лодки следовали на почтительном отдалении от той, в которой сидели я и Рим-Са. В каждой встречной деревеньке старикан выходил на берег, толкал непродолжительную, но горячую речь, в которой говорилось, что Аль-Хуту, сын бога и великой орлицы, призванный освободить, принести, превознести и прочая, и прочая, и прочая - набирает себе верных соратников. После чего мужское население деревни выстраивалось вдоль береговой кромки, и следовал мой выход. Для начала я пускал пару эффектных фантомов, потом вбивал в кромку берега три-четыре стрелы огня, и, если на берегу еще кто-то оставался, выходил сам. Любой, кто при моем приближении осмеливался не побледнеть, не пасть ниц и не начать причитать в ужасе: 'Пощади, о, Великий', тут же пополнял ряды 'верных соратников'. Двигались мы в хорошем темпе, пройдя половину верхнего течения Великой за четыре с половиной дня. Ниже я решил не спускаться - из шести десятков встречных селений я отправил в свой лагерь аж четырнадцать смельчаков. Ну, будет их семнадцать или даже двадцать - невелика разница, когда нападающих шесть тысяч. Я и раньше особо не обманывался насчет смелости людей, десять седмиц безропотно кормивших и всячески ублажавших одного, ничем себя не показавшего, человека. Пусть даже он и прилетел на гигантском орле и шаман объявил его сыном бога. В моем родном селе такого 'сына бога' на третий день бы на вилы подняли. Так что я не рассчитывал набрать большую армию. Но четырнадцать человек из всего племени - это было как-то слишком. Пригорюнившись, я сидел в петляющей по излучинам, лодке, и думал. 'Не вини их, Великий', - перебил мои раздумья Рим-Са, - 'сотни лет отцы говорили нам - все, что мы можем сделать в случае опасности - быстро убежать. Что Хара-Нги, что Хиссум - бороться бессмысленно, так нас учили'. Я лениво поинтересовался, что это за новая напасть такая. Оказалось, что напасть весьма старая, не сильно опасная, но неприятная. Впрочем, как и Хара-Нги. В верхнем течении Бара-Вуль, в совсем верхнем - в горах - иногда случаются обвалы, перекрывающие русло реки. Перекрывается оно ненадолго, иногда совсем ненадолго, иногда - на полдня, совсем редко - на день. Потом река проламывает себе дорогу через обвал и происходит Хиссум - волна, которая проходит по течению реки и смывает все, что есть на берегах. Вууль-Ду решают проблему Хиссума своим коронным методом - сматываются. К счастью, у этого явления есть характерный признак - резкое обмеление реки. Как только это случается, все племена снимаются и уходят в глубь степей, пока не пройдет разрушительная волна. Само по себе это не приносит проблем, но иногда Хара-Нги успевают воспользоваться происходящим. Я задумался. Вот сделать бы как-нибудь, чтобы Хара-Нги подошли к берегу реки одновременно с этим... Хиссумом. Невозможно? Надо подумать. В принципе, устроить обвал в нужное время - можно. Всего-то нужно смешать алкахест с подогретым до кипения мыльным сиропом... допустим, мыльный сироп я добуду. В конце концов, у рыб тоже есть жир - сам видел. Вот алкахест... м-да, сильно непростое это дело, даже когда ингредиенты все нужные под рукой. Хорошо, что можно и другими растворителями обойтись. Скажем, ржавилку, путем несложной трансмутации, можно сделать из воды и воздуха - эти ингредиенты у меня, слава небесам, пока в достатке. Залить гремучую воду под скалу и рвануть - вот вам и обвал. Два вопроса - как при этом в живых остаться и как объяснить Хара-Нги, что в это время надо у русла реки выстроиться? А еще надо быстро добраться до гор и найти там подходящее для обвала место... да... задачка. Ну, хоть что-то... буду пока думать в этом направлении, авось что-нибудь придумаю. Вернувшись в свой дом, я занялся приготовлениями к величайшей битве в истории местного народа. Вниз по реке отправились гонцы - с указанием собирать рыбий жир. Вверх по реке я тоже направил людей - искать место для обвала. А сам занялся натаскиванием своей 'гвардии', каковое занятие выбило из меня все остатки человеколюбия. Эти четырнадцать были не трусы, но этим их достоинства исчерпывались. Пятеро ничего не боялись только потому, что были тупы, как статуи. Шестеро ничего не боялись, потому что были законченными мерзавцами и привыкли, что все боятся их. Один из оставшихся был немного сумасшедшим, так - самую малость - таскал на шее сушеного тритона, разговаривал с ним и кормил его мальками. А в остальном - нормальный человек. И только двое из многотысячного племени оказались неплохими людьми. Их я и сделал своими первыми помощниками, наделив правом карать и миловать. Но поначалу ничего хорошего не получалось - шестеро мерзавцев сбились в кучку, зазвав туда двоих тупых, зажили в свое удовольствие, начисто игнорируя приказы моих помощников и крайне нехотя выполняя мои. На третью ночь самый мерзкий из мерзавцев зачем-то попытался пролезть в мой дом и сторожевое заклинание отправило его в Бесплодные долины, о чем я ничуть не сожалел. Еще одного пришиб я сам, уж больно нагло он себя вел и совершенно вывел меня из себя. Хотя боец был неплохой, я на него возлагал некоторые надежды - вовсе не обязательно было его до смерти убивать, это я, признаюсь, погорячился. Потом я вспомнил деревенское детство, навыки плетения из лозы, и ввел совершенно невиданную в здешних краях новинку - телесные наказания. За неповиновение назначалось десять ударов плетью, за воровство - двадцать, за драку - тридцать зачинщику и пять - всем участникам. Дней через пять стало полегче, хотя поначалу мои помощники за день совершенно изматывались, с утра до ночи работая плетью. Да и мне самому приходилось все время приглядывать, чтобы наказуемый вдруг не поменялся с наказующим. Пошли первые лодки с рыбьим жиром. Я сделал из глины большой чан и круглые сутки окуривал окрестности смердящими ароматами перегретого рыбьего жира. Выход масляного сиропа был удручающе низок, девятнадцать двадцатых сырья шло в отход, пропитывая все вокруг (и меня самого) отвратительным запахом. Аппетит у меня пропал напрочь, за седмицу я похудел так, что сам пугался своего отражения. Что любопытно, дикари мои, которых я учил вываривать сироп, на тошнотворный дух не обращали ни малейшего внимания. В конце концов, пяток мехов с масляным сиропом у меня все же получилось. Я очистил его от примесей и отправил вверх по реке, наказав гребцу беречь уложенные в лодку мехи, как родное дитя. Приказал ученикам варить сироп из всего приходящего рыбьего жира и отправлять вверх по реке. После чего пустил это дело на самотек. Прошла уже почти половина срока, а я все еще не видел, каким образом я смогу победить. Двенадцать моих гвардейцев ежедневно разминались друг с другом в учебных схватках, в результате чего их стало десять - один из них чересчур увлекся боем, выхватил припрятанный костяной нож и вонзил его в живот напарнику. Раненый скончался к вечеру, его убийцу я, после некоторых колебаний, повелел казнить. Эдак у меня скоро совсем народу не останется, и с кем я буду шеститысячную армию уничтожать? То, что я пока так и не придумал, каким образом заставить эту армию стоять у русла реки, когда по нему пойдет волна, также ничуть не способствовало моему душевному равновесию. Вдобавок, в один ничуть не прекрасный, а наоборот - дождливый, холодный и ветреный день, ко мне заглянул Рим-Са и заявил, что нам надо покинуть деревню, пока нас всех не смыло. Поначалу я решил, что дождался того самого Хиссума, и рассвирипел - меньше всего мне хотелось выходить из своей хижины и брести по грязи куда-то, не зная даже, как скоро удастся снова оказаться под крышей. Этим-то дикарям что - они и под дождем чувствовали себя очень хорошо и спать умудрялись, лежа прямо в луже. Но оказалось, что нам грозит иная напасть - река собиралась менять русло. Поначалу я не придал этому особого значения - мало ли по какой причине мне придется покинуть единственное в этих краях сухое место. Но какая-то смутная мысль заставила меня начать расспросы. 'Это очень опасно?' 'Каким образом река меняет русло?' 'А что будет с этим местом, где находится наша деревня?' 'Когда это случится?' Рим-Са послушно отвечал, а я все больше и больше преисполнялся уверенности, что наконец-то нашел искомое. 'На некоторое время деревня окажется на острове, а потом с одной стороны река совсем перестанет течь и это место просто окажется на другом берегу. Это не очень опасно, но нельзя с уверенностью сказать, где будет новое русло - оно может и по деревне пройтись, лучше отсюда уйти. Когда будет, сказать сложно - может до начала сухого сезона, может - после, но будет обязательно. Река сильно подмыла берег излучины в двух ли выше по течению, а за берегом начинается лощина и вообще - там земля ниже.' 'Скажи-ка', - перебил я старика, - 'Говоришь, здесь будет остров? А что случится с людьми, которые останутся на этом острове, если в это время пройдет Хиссум?' Рим-Са поднял голову и в его глазах блеснула искорка интереса. 'Если эти люди умеют плавать...' - начал он задумчиво, но я его опять перебил, - 'А скажи-ка, много ли из Хара-Нги умеют плавать?'. 'Ни один', - торжественно ответил Рим-Са, в глазах его горел мрачный огонь, - 'Если ты сможешь сделать так, чтобы Великая сменила русло, когда сюда придут Хара-Нги, и чтобы сразу после этого пришла большая вода, то я сам поверю, что ты - сын бога'. Я хмыкнул: 'Можешь начинать тренироваться, старина'. Тяжелыми и грязными работами у Народа реки занимались женщины. Поначалу это вселяло в меня смутное беспокойство, и при виде женщины, сгорбившейся под весом переносимой лодки, я чувствовал неловкость. Еще и потому, что хозяин лодки обычно вальяжной походкой шел рядом. Но со временем - привык. Мало ли какие у них обычаи и нечего мне к ним со своим укладом лезть. И чем дальше, тем больше мне нравились женщины Вууль-Ду. Нет, не как женщины, а как люди. В противоположность трусоватым, хвастливым и непостоянным мужчинам они были основательны, трудолюбивы, не боялись трудностей и всегда доводили начатое до конца. Мой дом, кстати, именно они мне построили - в считанные дни натаскали камней со всей округи и, быстро, как только я показал, как это делается, сложили стены и возвели кровлю. Меня, кстати, они боялись намного меньше, чем мужчины, осмеливаясь на шутки и чуть ли даже не на заигрывания. Но, увы, насколько они были мне привлекательны в плане личных качеств, настолько (если не больше) их стандарт красоты был далек от моего. Все как одна высокие, коренастые, крепко сбитые - племя Вууль-Ду было довольно низкорослым, но любую из его представительниц запросто можно было бы в темноте спутать с каким-нибудь подмастерьем кузнеца даже у меня на родине. Большая грудь считалась главным показателем красоты, первые красавицы моего племени щеголяли такими бюстами, что любая корова зачахла бы от зависти, но меня выставляемые напоказ прелести местных дам скорее пугали, чем возбуждали - пришибет еще в темноте ненароком. Поэтому я никогда не позволял отношениям перейти за рамки сугубо деловых, что, впрочем, не мешало поддерживать их (отношения, в смысле) довольно теплыми. Так что, в своем новом начинании я сразу направился к Хави-Сна - Теплому Утру, матери рода. Название этой должности никак не следовало понимать буквально - это вовсе была не старуха, родившая всех живущих в этом племени людей, как я поначалу подумал. Скорее, это было сродни должности выборного управляющего - в ее обязанности входило заботиться о том, чтобы у рода всегда было достаточно запасов еды, чтобы дети не шатались без присмотра, чтобы лодки не рассыхались и не разбухали, чтобы шатры не протекали и прочая, и прочая. Поначалу я удивлялся, как такую, вполне командную, должность может занимать женщина - в племени царил дремучий патриархат, и не могло даже и мысли быть о том, чтобы какой-нибудь мужчина послушался приказа женщины. Пусть даже этот мужчина - хромой доходяга тринадцати лет от роду, а женщина - сама мать рода. Но вскоре удивляться перестал - женщины Народа реки никогда не перечили своим мужчинам и всегда слушались их приказов, но как-то так выходило, что мужчины приказывали именно то, что решили женщины. Мать рода умело и мудро правила своим родом и это было нелегким занятием - не так-то просто заставить толпу самовлюбленных великовозрастных детей заняться общественно полезным делом. Пожалуй, это было бы вообще невозможным занятием, не будь у матери рода великого количества всяких уловок и хитростей. Особенно мне нравилась уловка по организации рыбной ловли. Когда подходили к концу запасы рыбы, группа женщин выходила в центр круга, образованного шатрами и устраивала спектакль 'Мы глупые слабые женщины'. Спектакль только выглядел стихийным, на самом деле это было умело срежиссированное действо. Актрисы поначалу во всю глотку жаловались, что они голодны, что они не умеют себя накормить, и если мужчины не смилостивятся, то они скоро умрут от голода. Потом они начинали ходить по селению, бурно рыдать и прощаться со всеми встречными. В результате через некоторое время какое-то количество мужчин собирали снасти, садились в лодки и уплывали, провожаемые выражениями бурного восторга в исполнении тех же актрис. По возвращении мужчин с уловом бурный восторг только увеличивался, удачливых рыбаков всячески восхваляли, не забывая, впрочем, с благоговейным молчанием выслушивать их рассказы о великих сложностях, возникших во время рыбной ловли и о героических действиях рыбаков по их преодолению. И чем большими были потребности племени в еде, тем большее количество женщин участвовало в представлении. Самым забавным во всем этом было то, что женщинам вовсе не нужны были мужчины, чтобы обеспечить себя едой - два раза в год, седмицу перед сезоном дождей и седмицу после - рыба уходила в глубину, и остроги мужчин становились бесполезны. Если случалось так, что еда кончалась именно в этот момент, никаких спектаклей женщины не устраивали - они доставали сплетенную из водорослей большую сеть-кошель и шли с ней к ближайшей крутой излучине. Там ее подвязывали к длинной веревке, спускали вниз по течению на длину веревки, затем сеть раскрывалась и женщины, общими усилиями, тащили ее обратно. Трех-четырех проводок обычно бывало достаточно, чтобы племя безбедно прожило до окончания неблагоприятного периода. Но такой способ добычи рыбы был довольно тяжел и ничего удивительного, что мужчины не принимали в нем ни малейшего участия. Между тем, про этот способ ловли мужчины отлично знали, но относились к нему крайне пренебрежительно, считая 'немужским' занятием и утверждая, что крупную рыбу в сеть поймать невозможно, а эта мелюзга годится лишь для того, чтобы не помереть с голоду в межсезонье. Хотя лично я не видел большой разницы во вкусе крупной и мелкой рыбы, но стремление мужчин сохранить свою значимость было мне понятно. Поначалу я забавлялся тому, как устроены отношения мужчин и женщин в этом племени, но потом, после одного разговора с матерью рода, задумался. И сделал удививший меня самого вывод, что в развитых обществах (ну, или тех, которые считаются таковыми) отношения между мужчиной и женщиной, в сущности, не столь уж отличаются от тех, что я наблюдал вокруг себя. Бывают, конечно, варианты, но случаи, когда мудрая жена вдохновляет своего недалекого мужа подняться так высоко, как он никогда не смог бы самостоятельно - не так уж редки. И никто над ними не смеется. Так что и я усмехаться перестал и лишь преисполнился уважения к женщинам племени. Теперь, если у меня возникала проблема, требующая скоординированных действий нескольких человек, я сразу шел к Хави-Сна. На этот раз, правда, людей мне требовалось на порядок больше, чем в прошлые разы, но я был уверен, что мать рода поможет и сейчас. И я не ошибся - по-моему, Хави-Сна относилась к тем людям, которых трудности только вдохновляют, и чем больше проблема, тем с большим рвением они берутся за ее устранение. Вот и сейчас - я заявил, что мне потребуется от пятисот до тысячи (десять десятков десяток) людей для тяжелой работы - а матерь рода лишь ненадолго задумалась, нахмурившись, а потом тут же развила бурную деятельность по доставке женщин со всего течения Баравуль под мое начало. И, только раздав все распоряжения, поинтересовалась, зачем мне такая уймища народу. 'Подчинить своей воле Великую', - ответил я и ушел, оставив женщину с открытым ртом и хлопающими глазами. Первую часть прибывших женщин я отправил добывать кустарник и плести веревки. Потом мы скидывали эти кусты в воду чуть выше излучины, которую подмывала Великая, чтобы успокоить воду и замедлить разрушение берега. Веревки привязывали на берегу так, чтобы кусты оставались на нужном месте. Потом мы начали таскать камни и укреплять ими подмываемый участок. Но укрепить берег, чтобы вода не пошла раньше времени, мне было мало. Мне еще нужно было, чтобы вода пошла, тогда, когда мне нужно и туда, куда мне нужно. Поэтому основная часть прибывающих женщин отправлялась мной на рытье канала. Канал начинался непосредственно за укрепленным участком берега и шел в обход нашего селения, почти выходя к реке в полу-ли ниже по течению. Когда работа вошла в русло, и моего постоянного вмешательства уже не требовалось, я занялся другой проблемой - приручением Хиссума. Гонцы с верховьев реки вернулись еще две седмицы назад и вернулись с хорошими новостями - впрочем, я именно этого и ждал - в верховьях было полным-полно мест, где возникший обвал преградил бы дорогу реке. Масляного сиропа вверх по реке я отправил предостаточно, оставалось только отнести его к месту предполагаемого обвала и сварить из него гремучую воду. Единственный вопрос оставался нерешенным - как подорвать ее в нужный момент? Вообще-то, нет ничего проще, чем подорвать гремучую воду, обычно сложность возникает в том, чтобы она самопроизвольно не рванула от малейшего сотрясения в самый неподходящий момент. Можно было бы установить камень над сосудом и столкнуть его заклинанием в нужный момент, если бы не одно 'но': мне не очень-то давались дистанционные заклинания. Моя Длинная рука тянулась на пол-ли, не больше, и это было в десятки раз короче того расстояния, которое требовалось - ведь в момент подрыва я должен быть в селении. Оставался только один способ - оставить в верховьях человека, связав его со мной симпатической связью, и в нужный момент скомандовать ему, скажем, бросить камень в лужу. Единственная загвоздка - остаться в живых этому человеку вряд ли удастся. Да что там, в живых остаться - там, пожалуй, даже хоронить нечего будет. Поначалу я полагал задурить голову кому-нибудь из селян, придумав легенду поправдоподобнее. Я даже начал ее придумывать - про духа, спящего в горах, которого следует разбудить, чтобы он напал на подошедших Хара-Нги. Легенда получалась неплохая, но что-то удерживало меня от ее обнародования. А потом, когда уже пора было выдвигаться к верховьям, я пошел к матери рода. Поначалу, когда я сказал, что 'у нас есть большая проблема', Хави-Сна нахмурилась и подобралась. Но чем больше я объяснял, тем все больше недоумения было на ее лице и все меньше - настороженности. В конце концов, она рассмеялась и легонько стукнула меня кулаком в грудь. 'Это ты называешь проблемой?' - спросила она, - 'хорошо бы, если бы все наши проблемы были не сложнее этой'. После чего вызвала одну из женщин (увы, почти все женщины моего племени были мне на одно лицо, очень немногих из них я узнавал при встрече). 'Вот', - сказала мне мать рода, - 'это Хама-И, Вечерняя Звезда, она разбудит для тебя твоего духа и скорее Великая потечет вверх, чем она сбежит, не сделав своего дела'. Я смутился. 'Но ведь она... скорее всего', - может Хави-Сна не поняла, чем это закончится для Вечерней Звезды? Но Хави-Сна все поняла правильно: 'Погибнет? Ну и что? Если в результате умрут все Хара-Нги и берег Великой станет безопасным для Народа реки, то все остальное неважно. Жизнь женщины немногого стоит'. Хама-И стояла спокойно, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Я смутился окончательно и поспешил откланяться. До конца намеченного срока оставалось две седмицы, когда мы выступили в верховья. И, хотя оставшегося времени было вполне достаточно, чтобы добраться до нужного места, сделать все необходимые приготовления и вернуться обратно, я беспокоился. Ведь Рим-Са вовсе не ясновидящий, и срок он мне указал наверняка весьма приблизительно - а ну как Хара-Нги придут дней на пять раньше срока? Тогда весь мой план полетит к Шихару, да и я вместе с ним, пожалуй. Но делать было нечего, я собрал все необходимое и, на трех лодках мы отправились вверх по реке. Лодки пришлось оставить уже к концу первого дня - мощь реки росла с каждым ли и сноровки гребцов уже не хватало противостоять потяжелевшему норову Великой. Под конец дня наши отчаянные броски от излучины к излучине, в противотоке не шире самой лодки, на волосок от бурлящих водоворотов с одной стороны и на такой же волосок - от острых прибрежных камней с другой, эта игра со смертью начала меня порядком пугать. От проявлений испуга меня удерживал только невозмутимый вид наших гребцов - я-то прежде считал их людьми трусоватыми. Так что на берег я ступил с нескрываемым облегчением. Через день мы добрались до начала гор и я потратил некоторое время на поиски скального навеса, под который мои посланцы складывали мехи с масляным сиропом. К счастью, место было и в самом деле приметным и много времени его поиск не занял. К моему вящему удовольствию, мехи практически все были полные - только один оказался сшит с изъяном и, за время лежания, наполовину опустел. Мы взяли каждый по меху - не стоило излишне отягощать себя, пока не было ясно, куда идти - и направились дальше. Дорога до первого, найденного моими разведчиками, места, заняла еще три дня. Место я забраковал - спору нет, обрушь я эту гору, через которую с неистовой яростью прогрызал себе дорогу бурный поток, запруда бы получилась что надо. Вот только одного взгляда на сплошной скальный массив без единой трещинки мне хватило, чтобы понять - безнадежно. Обрушить такую скалу по силам только богам, а я, насколько помнится, был всего лишь сыном бога. Поэтому мы направились ко второму месту, которое я тоже чуть было не отверг - уж больно оно походило на первое. Но потом присмотрелся, заметил растущие, казалось, прямо из горы, деревца, отметил несколько зеленых полянок, а потом увидел средних размеров ручеек, втекающий в русло Великой; и решил присмотреться поподробнее. Эта гора была то ли более старой, то ли менее крепкой - сеть трещинок покрывала скалы, внушая мне надежду на успех моего предприятия. А пройдя по руслу обнаруженного ручейка и заметив, что он вытекает из небольшой пещерки в скале, я вообще приказал начать переноску мехов с масляным сиропом к этому месту - выход из пещеры был невелик, но протиснуться туда можно было без особого труда. С неприятным холодком в груди - свежи еще были воспоминания о каменной кишке, в которой я чуть было не окончил свои дни - я сколдовал небольшой светильник и полез во влажную тьму пещеры. К моему удивлению, скоро пещера расширилась настолько, что местами можно было идти в полный рост, не нагибаясь. Под ногами весело журчал ручей, иногда протекая по дну пещеры, иногда уходя куда-то вглубь. Местами по бокам обнаруживались проходы, которые я тщательно помечал - не хватало еще заблудиться в этих подземных чертогах. Чем глубже я забирался, тем больше уверялся в реализуемости своего плана - скала была не слишком прочной, а Баравуль, похоже, текла совсем недалеко от прохода, по которому я пробирался - временами ощутимо слышался гул, стены на некоторых отрезках мелко дрожали и я не видел иной причины всего этого, кроме близкого течения Великой. Наконец, дойдя до небольшой залы, которая, по всей видимости, была когда-то еще одним озерцом, я остановился. В гладком камне пола было несколько довольно глубоких выемок, наполненных водой, вдоль одной из стен залы струился знакомый ручей. На дальней от ручья стене я заметил нишу, а подойдя и заглянув в нее, обнаружил, что она расширяется вниз и в стороны, образуя почти идеальной формы сосуд. Уж не знаю, какие природные процессы образовали эту подземную ванну, но лучшего место было не сыскать. Оставалось только осушить ее, вылить туда масляный сироп и настроить пару заклинаний. Одно - чтобы подогревать содержимое ванной, а другое - трансмутировать воздух с водой в ржавилку и сливать получившийся результат в ту же ванну. Я еще раз осмотрелся и пошел обратно, через каждые пятнадцать-двадцать шагов колдуя Объемный свет. Когда я сообщил, что всю кучу мехов надо перетаскать под землю, женщины моего отряда и бровью не повели, всем видом выразив готовность следовать за мной хоть в Бесплодные долины. А вот все трое мужчин чуть ли не хором вызвались охранять вход, чтобы туда не проникли дикие звери. Ну, я так и полагал. В течение следующих суток, с короткими перерывами на отдых и принятие пищи, мой отряд перетаскал все меха вглубь пещеры и вылил их в осушенный каменный сосуд. Я все это время занимался заклинаниями - подогрев ванной я запустил сразу, но у меня никак не выходила алхимическая связка вода-воздух - я собирал ее раз двести, но на выходе все время получалось что угодно, но не мой долгожданный растворитель. В конце концов, я так и не понял, почему в очередной раз у меня, наконец, получилось - когда поверхность ножа, к которому я привязал свое заклинание, в очередной раз запотела, я чуть было не провел по ней пальцем, как делал несколько раз до этого. Уже поднеся палец к ножу, я вдруг заметил, что блеск его куда-то пропал. А появившиеся через мгновение на поверхности ножа рыжие пузырьки отчетливо показали, что я, наконец, достиг своей цели. Я быстро отнес нож к каменному сосуду и положил его на край так, чтобы лезвие ножа оказалось под поверхностью жидкости. Железо, разумеется, скоро проржавеет насквозь и разрушится, но заклинание никуда не денется, и будет потихоньку производить ржавилку, покуда поблизости есть воздух и вода. Я приказал своему отряду собираться в обратный путь, а сам обмакнул в сосуд рядом с ножом пучок сухой травы и вышел наружу. Отошел шагов на двадцать, положил пучок на скалу и стукнул его сверху большим камнем. Результат порядком напугал даже меня самого - камень вырвало у меня из руки и раскололо на три куска, один из которых ощутимо ударил меня в грудь. Грохотом это действо сопровождалось таким, что у меня уши заложило, а один из 'охранявших' вход мужичков, уронив копье, бросился куда-то бежать и остановился только шагов через двести. Я быстро привел одежду в порядок и вернулся к собравшемуся отряду. Хама-И выглядела не бледнее обычного и была совершенно невозмутима. 'Ты знаешь, что делать', - сказал я ей. Она спокойно кивнула. Я отправил отряд в обратную дорогу, а сам вернулся к Хама-И. 'Почему?', - спросил я, - 'Почему мать рода выбрала тебя?'. 'Хави-Сна - мудрая мать', - спокойно ответила женщина, - 'Я на ее месте сделала бы то же самое'. 'Не понимаю', - пожал я плечами. 'Я немножко умнее, чем это надо для счастья', - сказала Хама-И, - 'Мне не нравится играть в тупые игры только потому, что так заведено издревле. Если бы мать рода была стара или больна, она взяла бы меня в ученицы, чтобы я стала матерью. Но Хави-Сна проживет еще много лет, и у нее подрастает дочь. А род наш слишком мал, чтобы делить его на два. Не будь тебя, Аль-Хуту, меня бы посадили в лодку и отправили вниз по течению. И это правильно'. Я вздохнул и покачал головой. 'Не беспокойся, Великий', - сказала женщина, - 'когда твой голос прозвучит у меня в голове, я все сделаю не хуже, чем, если бы это был ты сам. Возвращайся спокойно'. Я еще раз вздохнул, отвернулся и быстрым шагом пошел вслед ушедшему отряду. Перед поворотом я оглянулся - Хама-И возилась у шатра, похоже, собираясь разжечь костер. Сказать, что ее самообладание произвело на меня большое впечатление, значило - не сказать и одной десятой истины. Пожалуй, тогда у меня впервые зародилась мысль создать армию из женщин. Я обдумывал эту идею все три дня обратной дороги и, под конец пути утвердился в ней окончательно - когда мы наткнулись на ров. Когда мы уходили, его в долине еще не было. Глядя на аккуратную широкую траншею глубиной в человеческий рост, тянущуюся по всей долине, никак нельзя было предположить, что она вырыта за три седмицы. И кем вырыта - женщинами! Похоже, я нашел свою армию победы. И хотя даже мысль о том, чтобы отправить в бой женщин, вызывала неприятие, я не видел никаких объективных причин, чтобы не сделать это. Выбирая между жизнью и благородством, я выбирал жизнь. Вид преградившего дорогу рва навел меня на еще одну мысль - что подумают Хара-Нги, наткнувшись на ров? Правильно: что это - защитное сооружение, призванное оградить мою деревню. А чтобы утвердить их в этой догадке, я повелел закрепить на дне рва заостренные колья. Выглядело довольно беспомощно, думаю, у наступающих мое фортификационное сооружение вызвало бы много улыбок и ехидных замечаний, но я и не собирался делать ров непроходимым - мне нужно было лишь, чтобы Хара-Нги не догадались о его истинном назначении. После этого я задумался о том, как будет проходить битва. К сожалению, ровным счетом никто не мог дать мне ответа о тактических уловках Хара-Нги - все описания боевых действий сводились к: 'они напали, мы убежали'. Я поискал в окрестных деревнях - и нашел - выживших после удачных нападений (имеется в виду, удачных для Хара-Нги). Но нашлось их всего двое, и ничего нового они мне рассказать не смогли - один очень удачно изображал труп все время нападения и ничего не видел, а второй в этот день ловил рыбу на лодке и видел еще меньше первого. Похоже, единственным выжившим при нападении, видевшим хоть что-то, был я сам. Под конец с какого-то дальнего селения приплыли на лодке грузная старуха в сопровождении худенькой девочки забитого вида. Оказалось, ее мать изнасиловал, но оставил в живых какой-то Хара-Нги. Мать, правда, уже несколько лет как умерла, но зато есть дочь, которая, в некотором роде, тоже выжила после нападения. Может, Великому как-то это поможет? У Великого не нашлось слов, он только головой покачал. Старуха пожала плечами - дескать, она старалась, и не ее вина, что Сын Бога не оценил ее стараний - величественно развернулась и смылась вниз по течению раньше, чем я успел сообразить, что происходит и запихать девчушку в отплывающую лодку. С тех пор она неслышной тенью слонялась по моему селению, и я не раз ловил на себе неодобрительные взгляды матери рода. Плюнув на свидетелей, я решил считать Хара-Нги не глупее себя и представлять, что бы сделал я - будь я во главе шеститысячной армии головорезов, вдруг получивших отпор там, где его никак не ожидалось. Пожалуй, для начала я бы похитил пару селян из оказавшей неожиданное сопротивление деревни и задал им несколько вопросов в располагающей к общению обстановке. Я вызвал к себе Рим-Са, и поинтересовался у него, не пропадали ли люди в последнее время. Выяснилась пропажа троих - двух мужчин и одной женщины, причем дедуля, оказывается, догадался о причине их исчезновения, сразу, как узнал и поэтому не слишком беспокоился. 'Хара-Нги захотели узнать о тебе побольше, Великий', - сказал он мне с поклоном. Я выругался и выгнал старика взашей. Итак, Хара-Нги все про меня знают. Очевидно, основной их целью буду я, потому что с моей смертью битва моментально закончится, и все заинтересованные лица это отлично понимают. Пожалуй, мне не стоит особо светиться во время боя. Итак, Хара-Нги выходят ко рву. Что бы я сделал на их месте? Будь я - не я, а грозный предводитель банды степняков, привычных к постоянным схваткам? Пожалуй... пожалуй, я бы провел свое войско в просвет между рекой и рвом, а потом - постарался отрезать врагов от реки. Точно! Эти Вууль-Ду замечательно умеют удирать, и совершенно незачем давать им возможность повторить свой излюбленный фокус. Надо просочиться по берегу и прижать речников к выкопанному ими же рву. И решить эту проблему раз и навсегда. Я-предводитель-степняков плотоядно улыбнулся, а я-я немного расстроился и задумался. Надо им как-то помешать... А потом мне в голову пришла великолепная идея - зачем мешать? Наоборот, надо даже помочь. Даже самая проигрышная в тактическом плане ситуация может оказаться выигрышной, если к ней как следует подготовиться. Кажется, я начал понимать, чем отличается стратегия от тактики. Вовсе не только масштабами, как мне раньше казалось. Я воодушевился - степняки веками дерутся друг с другом и к боям привычны. Но они практически никогда не собирают большие армии, поэтому мыслить стратегически просто не умеют. Я, вообще-то, тоже не умел... ну, так у меня есть пара дней научиться. Я принялся раздавать приказы. Ров еще не был закончен, до берега реки оставалось с пол-ли, но это даже шло моему плану на пользу. Я приказал прекратить работы и оставил у конца рва небольшую группу женщин - имитировать работу, вхолостую махая лопатами. Пусть степняки будут в уверенности, что мы просто не успели закончить ров. А сам я начал набирать свою армию. Мать рода отнеслась к моей идее без особого энтузиазма - виданное ли дело, чтобы женщины воевали? Но я задавил ее своим божественным авторитетом, на ходу сочинив пару недвусмысленных видений, поставил под копье всех крепких женщин и начал тренировки. Первый же день показал мне правильность моих выводов - новобранцы из женщин были - что надо. Их даже новобранцами язык не поворачивался назвать, настолько слаженно и четко они действовали. Чтобы совсем уж не потрясать основы местного мироздания, я разбил свой первый отряд на тройки и во главе каждой из них поставил мужчину - из 'гвардейцев'. Получившейся структуре предстояло стать высшим офицерским звеном моей армии. Ежедневно мы отрабатывали маневры в холмах за рвом и, на вторую седмицу этих маневров у нас случился неожиданный бой с группой степняков. Эти степняки, видимо, были не в курсе изменений в местной политической обстановке, поэтому напали небольшой группой в семь всадников. Я бы сам мог их всех перебить без особого напряжения, не будь их появление для меня такой неожиданностью. До этого я не встречал здесь ни лошадей, ни их следов и полагал, что кавалерии, как таковой, в этой местности не существует. Я стоял на холме, в удалении от своего маленького войска и наблюдал за его маневрами. Тут по долине вылетел этот отряд всадников и с ходу врубился в центр моей армии. Их подход я прощелкал, а после начала плотного контакта, на таком расстоянии, я не мог использовать заклинания, не повредив собственным бойцам. Я отметил, что степняков немного, но на мое небитое войско хватит, рявкнул: 'Отступаем!' и бросился вниз с холма к месту боя, на третьем шаге вспомнив про ров за спиной. 'Кто сейчас занят боем - продолжайте. Отгоняйте лошадей копьями! Остальные - бегите ко рву через вершину холма! Заманивайте их в ров!' - приказал я своим гвардейцам, с которыми у меня поддерживалась постоянная симпатическая связь. После чего побежал к месту, к которому мои бойцы должны были вывести степняков. Изгиб местности скрыл от меня место боя, но, когда я, пыхтя и отдуваясь, выбрался на холм у рва, почти все уже было кончено. В принципе, еще продолжавших отбиваться двоих степняков я мог бы и не добивать - им и так ничего не светило. Эта короткая стычка сильно сократила размер моего войска - мы потеряли восемь человек убитыми и еще пятеро были серьезно ранены. Но я ожидал худшего, а мои воительницы, сдается мне, еще более худшего. Они были потрясены собственной победой куда больше, чем потерями. Переоценить результат этой стычки было сложно - воинский дух выживших бойцов немедленно взлетел до небес. Они убедились, что могут успешно противостоять набегам вооруженных степняков, даже без моей помощи, и это было для них величайшим открытием. Деревня моя ликовала, я же пребывал в раздумьях - если у степняков есть кавалерия, мне нужно срочно менять свой план. Одной сотни конных Хара-Нги хватит, чтобы растоптать мой замысел. Но Рим-Са меня утешил. 'Это Та-хара-Нги', - сказал он, - 'Далекие Сухие Люди. Они живут сильно далеко отсюда, нападают очень редко и только - в сезон дождей. В сухой сезон им нечем поить лошадей в степях. Не беспокойся, Великий, больше они не придут'. Я успокоился и начал готовить всеобщую мобилизацию. Для начала я сменил собственный статус. 'Орленок' был неплох, чтобы надрать задницу отряду-другому степняков, но, чтобы изменить уклад жизни многотысячного племени, этого было мало. Я назвал себя 'Хутулин' и отправил вдоль реки рекрутов. Мокрый сезон заканчивался, я надеялся лишь, что Девятеро (или там Великая Орлица на пару с Великой рыбой, неважно) дадут мне достаточно времени, чтобы хотя бы немного потренировать свою армию перед решающей битвой. |
|
|