"Процион" - читать интересную книгу автора (Ливадный Андрей Львович)Глава 5.Город остался позади. Долгое время они ехали молча, каждый думая о своем, не пытаясь обсуждать события этого вечера. Мари включила фары. В их свете мелькали придорожные заросли, которые постепенно, по мере того, как "Акцепт" углублялся в границы запретной зоны, принимали все более непонятный, зловещий вид. Большинство деревьев и кустарников отсвечивало серебром, зелень на фоне металлизированной субстанции казалась темной, почти черной. Ян, хмуро глядя на окрестности, не испытывал страха. Все самое жуткое, связанное с непонятной формой проказы, в равной степени поражавшей растения, людей, животных, механизмы, осталось в прошлом. Он не раз бывал в границах запретной зоны, чтобы привыкнуть к подобным картинам, но сейчас окружающая действительность, ограниченная световым конусом фар "Акцепта", казалась ему особенно зловещей и неприглядной. Неизвестно о чем думала Мари, но ее взгляд, устремленный на дорогу, казался застывшим, будто ее рассудок витал сейчас где-то очень далеко. Ян покосился на приборную панель. Индикатор автопилота успокаивающе подмигнул ему, словно хотел сказать: успокойся, я знаю, куда следует ехать. Вот и я стал одним из отверженных… – с горечью подумал Ян, не задаваясь вопросом: что лучше – стать изгоем, или медленно остывать в городском морге? Не было у него выбора. Кто-то решил, что капитану Ковальскому настала пора покинуть бренный мир. Просчитались. Но становилось ли от этого легче? Они ехали уже довольно долго. Ян не сверялся по часам, но времени прошло достаточно, чтобы по наикратчайшему пути пересечь поперечник запретной зоны и оказаться на границе вулканических пустынь. В свете фар из темноты выступили очертания давно заброшенных построек. Агроферма. – Внимательно присмотревшись к обветшалым строениям, определил Ковальский и тут же, словно удар пули на излете, пришло запоздалое узнавание: это же тот самый поселок, где они встретились с Мари десять лет назад!.. Да, точно. Ян увидел одноэтажное здание медицинского пункта и сомнения, если они и были, рассеялись. – Мари? – После долгого молчания его голос в тишине салона прозвучал хрипло. – Я не ошибаюсь, это тот самый поселок? – Да. – Ответила она. – Здесь одно из твоих убежищ? – Немного дальше, Ян. Ковальский не стал донимать ее вопросами. Мари выглядела усталой и напряженной. В конце концов, – мысленно рассудил Ян, – она лучше меня знает "запретку". Глупо полагать, что после вечерних событий она направила машину именно сюда ради того, чтобы еще раз потревожить пепел былого, который и так кружил в памяти… Вот и граница. Старый дорожный указатель до сих пор торчал у обочины, предупреждая: "До границы терраформированных территорий 10 километров. Соблюдайте осторожность". Если Ковальскому не изменяла память, дорога доходила до нечеткой границы между лесными посадками и пустыней, обрываясь километрах в двух за тем самым холмом… Мари свернула на обочину, в свете фар мелькнул едва приметный съезд, которым пользовались очень редко. Теперь "Акцепт" автоматически изменив клиренс, двигался среди сюрреалистической смеси травостоя, где серебристые похожие на проволоку образования соседствовали с обычными луговыми травами. Ян, у которого легкий озноб пробежал вдоль позвоночника подумал: Лучшей защиты и не придумаешь. Ни один человек, если он в здравом уме, не ступит ногой на подобный "луг". Акцепт мягко уминал колесами две разительно непохожие друг на друга формы растительной жизни. Похоже, что Мари совершенно не беспокоилась по поводу серебристой заразы, которая неизбежно забьется в протектор. Минуту спустя они выехали на старую гарь. Ковальский по-прежнему молчал. Теперь его мысли невольно переключились на прошлое. Здесь он принял свой первый настоящий бой. Тут навеки остались ребята из его взвода… Неужели Мари не понимает этого? Зачем она привезла его сюда? Страшный морок кружил в ночи, постепенно окутывая сознание Ковальского, будто саван. Перед широко открытыми глазами мелькали фантомные вспышки выстрелов, гулкая тишина полнилась внезапно проявившимся током крови, до слуха из бездны памяти доносились предсмертные крики. – Я похоронила их, Ян. – Тихо произнесла Мари, словами прогоняя наваждение. – Всех. – Ты привезла меня сюда ради… – Нет. – Мягко прервала его Мари. – Я не фаталистка, но видно все же есть Судьба. Мы встретились, хотя подобное казалось мне невероятным, не приходило даже в мыслях. Но ты рядом. – Он на миг отвлеклась от петляющей меж деревьев дороги, взглянула на напряженный профиль своего спутника и добавила: – Теперь нас двое. И это может изменить многое. – Прости, Мари, но я не понимаю ход твоих мыслей. – Поймешь, Ян. Дай немного времени, и ты все поймешь. Он кивнул, интуитивно понимая: не все можно объяснить словами. Тем более, что извилистая, едва приметная колея, постепенно начала забирать вверх по склону рокового холма. – Это как-то связано с раскопками, что вели дройды? – Все же не выдержав, спросил он. – Верно. Я продолжила их. – Неожиданно призналась Мари. – Тебе нужно увидеть это своими глазами. – Это так важно? – Важно? Да. Без сомнения. Многое предстает в совершенно новом свете. В частности наша "загадочная" история. Помнишь, я рассказывала тебе в ресторане о жившем тут пожилом биологе? Ян кивнул. – Так вот он оказался прав. У первого поколения людей не было родителей, по крайней мере, в нашем понимании данного термина. "Акцепт" проехал еще несколько метров и остановился. Впереди, освещенная лунным светом, простиралась лишенная растительности, изрытая шурфами и раскопами вершина пологой возвышенности. Ян смотрел сквозь лобовое стекло "Акцепта" на безжизненную, покрытую шрамами оплывших от времени раскопов землю. Сознание в силу инерции памяти цеплялось за Усталость прожитых в напряжении суток навалилась как-то сразу, вдруг, будто организм, как деталь автомата сняли с боевого взвода. Ладонь Мари коснулась щеки Ковальского, заставив того вздрогнуть. – Почему ты улыбаешься? – Стараясь скрыть растущую усталость и раздражение, спросил он. Она убрала руку, не то уколовшись о его щетину, не то ожегшись о слова… – Ты ничего не понимаешь, Ян? Он сумрачно промолчал, ничего не ответив. Он промолчал, а Мари не могла объяснить, легкая улыбка, словно тень несбыточной надежды, – Не жалей. – Произнесла она. – Не оглядывайся назад и тебе станет легче. – Но, Мари… – Он резко обернулся, даже не пытаясь понять смысла ее слов. – Ян, неужели десять лет ты прожил вот так? Он невольно опустил взгляд. – А как мне было жить? – Глухо спросил он. – Чему мне было радоваться, на что надеяться? – Тебе не нужно было становиться охотником. – Без тени упрека ответила Мари. – Не комплексуй. Пойдем. Мы оба устали. – Куда? – Ян снова взглянул на окружающую их изрытую землю и все же мысленно признался себе, что опасается выходить из машины. Мари не стала уговаривать его. Просто открыла дверь "Акцепта" и вдруг сладко потянулась, разминая затекшие от долгой езды мышцы. Ковальский смотрел на нее, а внутри опять стыл холод. Кем она стала за истекшие годы? Ян не мог назвать себя трусом, но ему было не по себе. Метрах в трех вниз по склону росла серебристая дрянь… – Ян, пойдем. Он сидел, сжимая в побелевших пальцах надежный АПС. Поверить. Сделать первый шаг навстречу непонятному образу жизни, которого он не просто не знал – не считал возможным. А если я ошибался? Значит, ошибались все? Большинство? Извечный вопрос: может ли один противостоять толпе, массе, стереотипу большинства? Губы Ковальского тронула горькая усмешка. Тихо чавкнул пневмоуплотнитель пассажирской двери. Нога коснулась сухого рассыпчатого грунта. Пряный воздух ночи ударил, оглушил, а пальцы по-прежнему цеплялись за ощущение успокаивающего веса надежного оружия. Мари обернулась. Ее фигура, облитая таинственным лунным светом, олицетворяла все, что он мог любить. Образ Мари был единственным, что приходил во снах, даруя покой среди кошмаров. Думал ли он встретить ее вновь? Нет. Ян был уверен, что Мари погибла. Он видел, как она падала, подрубленная автоматной очередью… Теплая ладонь вновь коснулась его щеки. – Пойдем же… Узкий, темный раскоп, края которого оказались укреплены листами пластика, оканчивался обнажившимся из-под земли люком. Мари без труда открыла его, массивная овальная плита с вибрирующим гулом подающего механизма уползла вбок, выпустив наружу поток тусклого желтоватого света. – – Да. – Мари перешагнула отмеченный уплотнителем порог. – Заходи. – Почему так тесно? – Ян едва смог повернуться в небольшом тамбуре. Внешний люк начал обратное движение. – Мы в переходной камере. Внутренние помещения отделены от внешнего мира. Сюда не может попасть инфекция. Ян не успел спросить "почему", как почувствовал ток горячего, остро пахнущего воздуха, нагнетаемого через невидимые отверстия. Несколько секунд в тесном переходном отсеке росло давление, затем ему показалось, что вокруг бесновато взвихрился смерч. – Закрой глаза. Он и так зажмурился, потому что ветер обжигал слизистые, закладывал уши, насильно заставлял дышать, наполняя легкие отвратительной вызывающей спазматический кашель атмосферой. – Что… Это было?.. Ян с трудом открыл глаза, не веря, что остался жив. Из невидимых отверстий, как не в чем ни бывало, теперь нагнетался свежий отдающий запахом озона воздух. – Дезинфекция. Внутренний люк дрогнул и мягко, без вибраций ушел в переборку. – Вот мы и дома. – Мари перешагнула порог, коснулась сенсора, и часть стены длинного коридора вдруг просветлела, превращаясь в экран. Подобного Ян еще не видел. Секция внешнего обзора показывала вершину холма. Оставленный снаружи "Акцепт" внезапно тронулся с места, свернул в более широкий наклонный раскоп и исчез из поля зрения. – Там еще один вход. – Пояснила Мари. – Для техники. Можешь быть уверен, – тут нас не отыщут и не потревожат. – А если кто-то еще знает про бункер? – В том и дело, что мы не в бункере. Все намного сложнее… и проще. – Загадочно ответила она. – В двух словах не объяснишь. Мне потребовалось пять лет, чтобы проникнуть сюда и разобраться что к чему. Ян лишь покачал головой. Что ему оставалось делать? Только верить Мари на слово. – Не хмурься. Пойдем. За длинным коридором, в стенах которого Ковальский насчитал с десяток плотно запертых дверей, открылся просторный зал с полусферическим потолком. Странная с виду мебель в виде мягких кресел, снабженных непонятными механизмами, окружала овальный стол. На стенах без видимой симметрии перемигивались точечные индикаторы скрытых за облицовочными панелями систем. Воздух был чистым, если не сказать – стерильным. Все выглядело чуждо, необычно. Ни в самом городе, ни в старых заброшенных бункерах Ковальский не встречал подобных интерьеров. Он сел в кресло, которое тут же начало менять форму, подстраиваясь под особенности его телосложения. Только сейчас он понял, как смертельно устал. События последних суток окончательно измотали его, глаза в буквальном смысле начали слипаться, как только мышцы непроизвольно расслабились в объятиях мягкого удобного кресла. Ян даже не почувствовал, как провалился в глубокий сон. Впервые за много лет ему не снились кошмары. Ян проснулся полностью отдохнувшим. Еще не открыв глаза он удивился чувству безмятежного покоя, какого не испытывал много лет. Последний раз он просыпался подобным образом в далеком детстве. Сладкие секунды, когда рассудок еще не полностью покинул мир грез, внезапно и необъяснимо оборвались ворвавшимся в сознание чувством тревоги. Где я? Он открыл глаза. Низкий потолок незнакомого помещения источал приглушенный свет. Сквозь ощущение тревоги тут же пробилось воспоминание о том, как он уснул в мягком кресле. Мари? Где она?.. Ян рефлекторно пошевелился, намереваясь вскочить, но замер, ощутив теплое прикосновение. Медленно повернув голову, он увидел Мари. Она спала, обняв его, абсолютно нагая, (впрочем, как и он сам). Одеяло, которым они были укрыты, сползло на пол. Взгляд Яна скользнул по плавным изгибам ее тела, и вдруг похолодел, остановившись на руке, что так ласково, доверчиво обнимала его. Четкие шрамы от пулевых ранений тянулись от плеча к локтю, острое вспышечное воспоминание тут же ворвалось в рассудок: он явственно увидел, как она оседает на забрызганную кровью броню вездехода, автомат с глухим стуком ударяется о край люка и исчезает из поля зрения, теперь он видит только разорванную ткань униформы и раздробленный пулей локтевой сустав… Ужас отчаяние тех секунд вернулись с новой силой, но теперь они приобрели иной оттенок: он смотрел на ее руку, и видел знакомые до дрожи серебристые пятнышки той самой субстанции, что поразила окрестности, сформировав пресловутую запретную зону. Крохотные вкрапления серебра в местах попадания пуль переходили в продолговатое пятно, полностью покрывающее ее локоть. Ян внезапно почувствовал резь в груди, осознав, что не дышит. Его сознание рвалось на части: ощущение тепла, ласкового, доверчивого, желанного прикосновения не исчезло, но взгляд уже не мог оторваться от пятен серебристой проказы… Судорожный вдох разбудил Мари. Она сладко потянулась, что-то прошептала в полудреме и вдруг, вздрогнув, открыла глаза. – Ян!.. Он лежал не шелохнувшись, мышцы уже успели одеревенеть от напряжения… – Только ничего не говори, ладно? – Она встала, накинув халат. – Я сейчас все объясню. – Мари, сделав над собой усилие, присела на край постели и коснулась ладонью его плеча. – Расслабься. Я… – На глаза Мари вдруг навернулись слезы. – Я не могла поговорить с тобой накануне… Ян не понимал, почему он слушает ее, почему… – Да, я выключился прямо в кресле. – Ну, не совсем выключился… – В ее глазах сквозь боль вдруг прорвался лукавый огонек. Смутные полуосознанные воспоминания хлынули в рассудок Яна. Теперь он понял, почему проснулся совершенно голый. – Это не болезнь, Ян. – Дошел до него голос Мари. – Не болезнь, поверь. Правда, мне самой понадобилось время, чтобы поверить… – Потому ты не вернулась в город? – Спросил он первое, что пришло на ум. Мари закрыла глаза, но это не помогло, – предательская слезинка уже сорвалась с ресниц, прочертив влажную полоску на щеке. – А кто бы вернулся на моем месте?.. … Говорят, что время лечит любые раны, в том числе и душевные, но существует род воспоминаний, которые не подчинены правилу, они не стираются с годами, не теряют яркости и остроты. Как будто все случилось вчера… …Она очнулась от боли. Рука горела огнем, не было сил пошевелиться, и Мари смогла лишь мучительно скосить глаза: как в тумане перед ней возник борт вездехода огромное колесо, и… лужа не свернувшейся отливающей Крик застрял в пересохшем горле. Она лежала, не в силах пошевелиться, и смотрела на собственную руку, которую кто-то испятнал металлизированными кляксами, как будто на ее раны пролили ртуть. Бой уже отгремел, вокруг стояла звонкая тишина. Затем где-то далеко зародился звук шагов, а вместе с ним и голоса: – …никогда бы не поверил, не увидев своими глазами. Эта серебристая дрянь повсюду. Помнишь, утром подобрали двух раненных? – Ну, помню. – Глухо отозвался второй голос. – Они заражены. Эта пакость въелась в раны. Хирурги пытались ее удалить, но бесполезно. Оба умерли на операционном столе. – Вот дрянь… Голоса приближались, и Мари, едва соображая, что делает, стала отползать, боком протискиваясь под просевшее днище разбитого вездехода. Ее не заметили… – Чуть позже я все покажу тебе на медицинском сканере, ладно? – Предупреждая вопрос, попросила Мари. – А сейчас давай временно оставим эту тему. Яну потребовалось все самообладание, чтобы элементарно кивнуть в ответ. Мари оценила его выдержку. – Не беспокойся. Я Ей хотелось сказать ему очень много, но слова, упрямые слова путались в мыслях, горько щемили душу, и, отвернувшись, она лишь до боли прикусила губу. Иногда это помогало. – Ян, вот эта дверь ведет в душевую. Одежду я сейчас принесу. … Он стоял под горячими струями воды, тщетно пытаясь урезонить свой взбунтовавшийся рассудок. Было ли ему страшно? Или, быть может, он чувствовал отвращение? Нет. Это судьба. Та самая капризная судьба, которая отшвырнула его тугой взрывной волной, на добрый десяток метров от вездехода, и оставила корчиться на земле, ничего не соображающего после контузии… Ветер дул от станции в сторону распахнутых ворот, и он лишь волей случая не подвергся воздействию вездесущей серебристой пыли. Его вовремя подобрали, удачно прооперировали, а она?.. Ян честно попытался, но не смог представить каково пришлось ей – израненной, отверженной, навсегда вычеркнутой из списка живых?.. На миг подумалось: где она черпала волю к жизни? Память хранила образ девушки, совершенно не готовой к жестоким испытаниям, но… то была другая Мари. Абсолютно другая. Даже опыт многократных вылазок в запретную зону, не мог дать ему реального представления о ее жизни, страданиях, мечтах, надеждах… Ты должен либо бежать отсюда, сломя голову, либо… Ее слова переворачивали душу, заставляли сердце биться часто и неровно. Стоя под горячими, колкими струями воды Ян судил не ее, а себя… Кем я стал за истекшие десять лет? Было страшно. Он лишь на секунду мысленно примерил бремя ее невзгод, сравнил свою угрюмую жестокость, с улыбкой, что в критические секунды тенью мелькала на губах Мари, отдавая ему частицу тепла и уверенности. Жить тут на проклятых, зараженных землях, и при этом не озлобиться до уровня абсолютной, непрощающей ненависти к тем, кто однажды бросил ее в поселке, бежал, забыв обо всем под гнетом внезапного ужаса… Ты бы смог пройти через такое, Ян? Он резко выключил воду, ощутив, как из невидимых отверстий тут же пошел сухой теплый воздух. Мари ждала его, со свертком одежды. Ян на миг поймал ее взгляд, удивляясь тому, как ее облик может сочетать в себе явное внутреннее напряжение, отчаянную надежду, и… – Я никуда не уйду, Мари. – Он принял из ее рук герметичный пакет, попробовал ободряюще улыбнуться, и понял, что отвык от подобной мимики. Она сидела в кресле подле прикроватного столика, на котором лежали два трофейных АПС. – Твое оружие, Ян. Он обернулся. Почему в жизни наступает момент, когда вдруг без подготовки приходиться заново переоценивать себя? Отчего он так остро сопереживал каждому жесту, слову, взгляду? Десять лет он жил как придется, словно в дурном, повторяющемся сне, от одной "ликвидации" до другой, не мучась совестью, полагая, что все точки над "и" расставлены и его Все не так… Теперь город, оставшийся за десятки километров отсюда, представлялся ему мрачной непонятной глыбой, где в извилистых ущельях улиц присутствует нечто не распознанное, двигавшее им как пешкой, дозволявшее существовать, замкнувшись в личном аду безысходности, пока капитан Ковальский не сделал шаг в сторону. Он исподволь посмотрел на Мари, которая выглядела сейчас абсолютно беззащитной, словно вчера и сегодня рядом с ним находились две разные женщины, и хрипло, не узнавая собственного голоса, ответил: – Ни к чему, Мари. Здесь нам ничто не угрожает, верно? – Ян ты практически – Оставь, Мари. – Он, наконец, разобрался с системой магнитных застежек необычной цельнокроеной униформы. – Вчера все толковалось однозначно. Меня откровенно пытались отправить в холодильник городского морга. И не факт, что я справился бы в одиночку. Ты ведь то же принимала решения по обстоятельствам, верно? – Я даже не знала, что ты жив, Ян. – Тем более… – Он присел подле нее. – Успокойся. Извини, что я шарахнулся от тебя. Это рефлексия. Мари, не выдержав, подалась к нему, прижалась всем телом, и тихо прошептала: – Господи, Ян, если б ты знал, как я устала быть После завтрака она повела его в знакомый коридор, к запертым накануне дверям. Ковальский старался воздерживаться от преждевременных вопросов, хотя не вполне представлял себе, что за конструкцию скрывают недра холма? Судя по необычной отделке помещений, их планировке, системам автономного жизнеобеспечения, и прочим постоянно бросающимся в глаза нюансам они находились не в бункере… – Здесь медицинская лаборатория. – Произнесла Мари, отпирая двери прикосновением к неприметному на фоне стены сенсору. Отсек, куда они попали, поразил Ковальского своими малыми размерами и обилием разнообразнейшей аппаратуры. Большинство приборов он видел впервые, разве что комплексный медицинский сканер, закрепленный над жестким пластиковым ложем, показался ему знаком по своей форме. – Начнем с меня. – Мари пробежала пальцами по сенсорным переключателям, активируя сложный приборный комплекс. Завершив манипуляции над панелью управления, она положила руку на поднявшийся планшет. Подвеска сканера автоматически повернулась, тонкая полоска изумрудного света начала медленное движение от запястья к локтевому суставу и выше… По мере сканирования на расположенном подле мониторе программа диагностики формировала объемное полупрозрачное изображение, демонстрируя внутреннее строение исследуемого объекта. Ян внимательно следил за возникающими на экране подробностями. Вот зеленая полоска добралась до первых металлизированных пятнышек, вкрапленных в кожу, на месте зарубцевавшихся шрамов от ранения. Отчет системы оказался краток и не совсем понятен: "Колония микромашин стабильна. Дополнительная стерилизация не требуется. Энергодостаточность в норме". Изумрудная полоска двинулась дальше. Теперь Ян отчетливо видел, что от серебристых вкраплений сквозь мышцы к локтевому суставу тянуться тонкие нити, похожие на гибкую проволоку толщиной не более волоса. Наконец сканер добрался до области основных повреждений. Раздробленные пулей кости были в буквальном смысле "сцементированы" серебристой субстанцией, мелкие осколки видимо растворились в ней, и на экране миллиметр за миллиметром вырисовывалось изображение своеобразной "отливки" полностью заменившей собой поврежденное соединение. От порванных сухожилий к искусственному суставу тянулись металлизированные отростки, тысячи нитей сплетаясь, образовывали нужную структуру соединений, обеспечивающую связь с мышцами. Ян никогда не сталкивался ни с чем подобным. Нет, он, конечно, знал, что уровень современной хирургии позволяет имплантировать человеку искусственные суставы, но любой имплант выглядел грубой поделкой по сравнению с изображением на мониторе. – Это возникло само по себе? – Наконец спросил он. Мари напряженно кивнула. – Никаких побочных эффектов, – скупо сообщила она. – Ни отторжения чужеродных тканей, ни воспалений, ни фантомных болей. Я ощущаю обе руки одинаково, понимаешь? Ян не нашелся что ответить. – Тут написано "колония микромашин". – Да. Каждая частичка серебристого вещества представляет собой микроскопический механизм. Мой искусственный сустав не более чем колония частиц… – Выходит, внедрившись через кожу, они сами сформировали протез? – Да. – Ответила Мари. – Только вот я узнала об этом всего несколько лет назад, когда сумела проникнуть в данный комплекс. До того времени я считала, что заражена, инфицирована, и вопрос моей смерти, по сути, предрешен. – А как скоро затянулись твои раны? – Примерно за неделю. Я плохо помню тот период. Почти сплошное беспамятство… и ужас, в моменты просветления рассудка. – Постой… – Ян исподлобья взглянул на контрольный монитор. – Никто никогда не слышал о существовании "микромашин". Я даже со словом таким не встречался. Это ты ввела в систему соответствующие понятия? – Нет. Ковальский почувствовал, как спину обдало жаром. – Диагностический комплекс? Он изначально оперировал данным понятием? Мари кивнула. Комментарии тут были излишни. Она отлично помнила собственное потрясение, когда аппарат диагностики распознал чужеродное включение как "колонию микромашин" и, не посылая никаких запросов, совершил само собой разумеющееся (с точки зрения медицинского комплекса), действие, – обработал руку Мари особой формой излучения, после чего пятна на ее коже перестали изменять свой диаметр и плотность – колония была "стабилизирована". Она убрала руку с планшета, и сканирующее излучение тут же погасло. На лицо Ковальского стоило посмотреть. По бледным щекам капитана блуждали пунцовые пятна. – Это не бункер… – Наконец, справившись с внезапным потрясением, озвучил он давно сформировавшуюся мысль. – И автоматика оперирует неизвестными нам технологиями. – Он поднял взгляд. – Мари, где мы находимся? Это постройка принадлежит другой цивилизации? Несомненно, она задавала себе тот же самый вопрос… только несколькими годами раньше, поэтому Ян мог рассчитывать на ответ… ну или хотя бы на гипотезу. – Иная цивилизация тут не при чем. – Ответила Мари. – Хотя мне поначалу пришла в голову именно такая мысль – списать все на гипотетический иной разум, – призналась она. – Вот только не вышло… Это наши технологии, Ян. Вся аппаратура, и не только медицинская, ориентирована на человека, понимаешь? Я биолог и уж в этом сумела разобраться однозначно. – Что еще ты смогла узнать? – Яна лихорадило, он даже не пытался скрыть гуляющую по телу нервную дрожь. – Следующая мысль была о регрессе нашей цивилизации. – Произнесла Мари, понимая, что успокаивать Яна глупо, да и бесполезно. – Ты должен понять мою логику: если здесь все ориентировано на человека, значит, наши предки изобрели микромашины, а потом в силу каких-то причин цивилизация пришла в упадок, утратив большинство знаний. – Это не так? Мари отрицательно покачала головой. – Помнишь, о чем я рассказывала тебе в ресторане? – Относительно профессора биологии? – Да. Старшее поколение, Ян. Люди, которые, по его словам, не в состоянии назвать своих родителей, или элементарно вспомнить хотя бы малый эпизод собственного детства. – Ты считаешь, он говорил правду? – Ковальский чувствовал, что вместо ответа он получает лишь массу новых вопросов. – У меня нет причин не верить ему. Именно он указал мне на вопиющую странность: наши поселения расположены на площади смехотворно-малого оазиса, затерянного среди безжизненных вулканических пустынь. Я лишь развила его мысль, спросив себя – где настоящая биосфера? Где хотя бы руины существовавших ранее городов? – Их нет… – Был вынужден признать Ян. За десять лет он исходил вдоль и поперек всю запретную зону и понимал, о чем говорит Мари. Действительно со всех сторон островок жизни окружали мертвые пространства. – Но ведь должно быть разумное объяснение… – Оно есть. – Мари поймала его взгляд и, не отпуская, добавила: – Когда я поняла, что теория регресса несостоятельна, то попробовала определить истинный возраст и структуру данного сооружения. Для этого мне пришлось брать сравнительные анализы грунта и непосредственно того материала, из которого состоит сама конструкция. Знаешь, что я обнаружила, Ян? Снаружи стены этих помещений покрыты окалиной, а прилегающий грунт носит следы плавления. – И что? – Ковальский откровенно не понял, какой следует сделать вывод? – Пока не знаю. – Признала Мари. – Но у меня есть кое-что любопытное. – Теория? – Без тени иронии, спросил Ян. – Источник информации. – Ответила Мари. Посмотрев на Ковальского, она вздохнула. – В чем дело? Мари нежно коснулась ладонью его щеки. – Я боюсь за тебя, Ян… – Тихо прошептала она. Он недоуменно посмотрел на Мари, потом решительно обнял ее за плечи, заставив посмотреть себе в глаза. – Не говори загадками. Что случилось? Почему такой вид? Она прижалась к его груди. – Мы разные. – Ее шепот обжигал щеку горячим прерывистым от волнения дыханием. – Почему ты стала искать меня Мари? – Я искала Ян чувствовал, как бьется ее сердце. – Мари… – Ты не знаешь "запретку", только не возражай, ладно? Я провела тут годы, и поверь, большинство ужасов, что творятся тут, – лишь обыденные явления, умело преподанные рядовым жителям города в негативном свете. – Но я-то знаю зону не понаслышке… – В том и беда. Мы разные. Я изучала зараженное пространство и его обитателей, потому что здесь проходила моя жизнь. А ты приходил убивать. Прости, что приходиться еще раз говорить об этом. Но понимания не добьешься набегами. – Ты считаешь зону не опасной? – Она не опасна, Ян. Все зло, если так можно назвать определенные поступки, исходит из города. – Ты можешь привести доказательства? – Могу. Но я собирала их по крупицам. Постигала постепенно. – Боишься вылить на меня все разом? – Боюсь. Ян усмехнулся. – Не тревожься. – Он вдруг вспомнил ту легкую улыбку, что неизменно скользила по губам Мари в минуты смертельной опасности. – Я справлюсь. – Какой бы не оказалась – Обещаю. – Поцелуй меня. Ее губы были сухими и горячими. Сквозь тонкую ткань одежды Ян чувствовал, что Мари знобит. – Забыть бы все, как кошмарный сон… – Она нехотя отстранилась, – Ян, отдай мне оружие. – На. – Он протянул ей АПС, который взял в силу привычки: постоянно находится при оружии. Мари положила автоматический пистолет рядом с планшетом сканера, и, подойдя к стене, вдруг с легкостью сдвинула в сторону панель облицовки, под которой открылся массивный люк в человеческий рост. – Пойдем. Ян покосился на надпись. "Зона карантина. Посторонним вход строго воспрещен". – Это ты писала? – Нет. – Мари возилась с каким-то устройством. – Тут сложная система доступа. – Пояснила она. – Не понимаю, кто проектировал эти отсеки, но они словно специально были созданы для моих исследований. Массивный люк, наконец, начал медленно открываться. Ковальский вслед за Мари вошел в просторное помещение. Люк за спиной тут же закрылся. – Не пугайся. Мари включила свет. Ян считал, что морально подготовил себя к чему угодно, но понял, что ошибся. Посреди помещения в окружении многочисленных компьютерных терминалов располагался комплекс, от которого веяло жутью. Он одновременно напоминал реанимационную камеру и изуверское приспособление для пыток. В первый момент Ковальский подумал, что в специальных захватах распято обезглавленное человеческое тело, с препарированной грудной клеткой, но, заставив себя присмотреться, понял – перед ним не человек. Это был сервомеханизм, снабженный оболочкой из настоящей, Андроид. Отчлененная, изуродованная пулями голова располагалась отдельно, от тела к ней тянулись тонкие трубки, в которых медленными толчками двигалась кровь. Мерно вздымался механизм аппарата принудительного дыхания. – Он живой? – Не сумев скрыть дрожи в голосе, спросил Ян. – Наполовину. – Обернувшись, ответила Мари. – Подойди ближе. Вот сюда. Ян сел в предложенное кресло. Лучше бы он воздержался от завтрака. Не смотря на десятилетнюю закалку нервы вдруг начали сдавать. – Это не самое страшное. – Успокоила его Мари. – Я уничтожал дройдов. – Глухо ответил Ян. – Но никогда не видел подобного… противоестественного сочетания. – Живое с неживым? – Мари нервным движением взяла лазерную указку, и крохотная алая точка очертила четыре полупрозрачных продолговатых цилиндра, расположенных в грудной полости. – Это нейромодули. – Пояснила она. – Обычно у андроидов их либо нет вовсе, либо в систему интегрирован только один нейросетевой блок. – Скольких ты препарировала? Мари повернула голову. Высказывание Яна ей явно не понравилось. – Нет нужды – Хорошо я понял. Извини. Но как быть с этим? – Я его спасла. – Ответила Мари. – Два года назад. – Уточнила она. – Как это случилось? – Он пытался бежать из города. Ему удалось добраться до "запретки", там его настигли преследователи. Их было четверо. – Люди? Мари отрицательно покачала головой. – Машины. Подобные ему. Ян мрачнел с каждым услышанным словом. – Так все же, как это произошло? – Переспросил он. – Я услышала выстрелы. Знаешь, с некоторых пор, особенно после того, как я смогла проникнуть в этот комплекс, запретная зона стала для меня понятнее и предпочтительнее города. Вот частичный ответ на вопрос: почему я не вернулась. – И ты не смогла остаться в стороне, услышав выстрелы? – Естественно. Только я опоздала. Все произошло на старой дорожной развязке, ты должен ее знать, похожа на лист клевера. – Да, знаю. – Они догнали его. Машину буквально изрешетили пулями. Но этого показалось им мало – я наблюдала, как тело беглеца вытащили на дорогу и один из "полицейских" вскрыл ему грудную клетку. – И что ты сделала? – Влепила им по пуле. – Призналась Мари. – В голову, каждому. Здесь я ошиблась – они оказались – Андроиды? – В том и дело – сканирование показывало термальный контур человека. Но ведь никто из нас не может с дырой в голове сеть за руль и уехать, верно? Это только у дройдов в башке нет ничего кроме набора сканеров, синтезатора речи и приводов лицевых мышц. – Да. – Согласился с ее доводом Ян. – Когда они убрались, я поднялась на эстакаду. Он, – Мари указала на тело, – был еще жив. – Ты хотела сказать – функционален? – Нет, именно жив. Я теперь классифицирую дройдов по количеству нейромодулей, которые нуждаются в питании, кислороде, то есть, Мари искоса посмотрела на Яна и добавила: – Я не знаю, кто проектировал подобных существ, но данный зал предназначен для тестирования сервомеханизмов с внедренными нейромодулями. – Ты хочешь сказать… – Ковальский невольно подался вперед, изучая взглядом структуру многочисленных компьютерных шлейфов идущих от терминалов к вскрытой грудной клетке андроида. – Да, Ян. Я смогла подключиться к системе и считать память. Его зовут Дрейк. Все воспоминания конвертированы в обычный формат и записаны. Ян откинулся на подголовник кресла, прикрыв глаза. Все увиденное и сказанное не укладывалось в его рассудке. – Мари, давай пойдем до конца. – Наконец произнес он, справившись с внезапно нахлынувшими эмоциями. – Я хочу знать все. – Для того мы и пришли сюда, Ян. Ты уверен, что выдержишь? – Нет. Не уверен… – Ковальский мрачно посмотрел на биомеханическое тело и добавил: – Но если оставить все как есть, сумасшествие гарантировано… Мари смотрела на него со страхом и надеждой. Она знала: несколько часов спустя из этого кресла встанет совершенно другой человек. – Нам понадобиться дополнительное оборудование. – Встав, произнесла она. – Биологическую память невозможно перевести в полноценный визуальный ряд, но среди систем данного отсека есть специальные устройства, позволяющие войти в прямой контакт с базой данных. – – Другого пути нет, Ян. Иначе ты не поймешь и десятой доли информации. – Почему? – Потому что он Ковальский не трусил. Он не боялся чужой памяти, пусть даже она принадлежит мыслящей машине. На самом деле он страшился той – Хорошо, Мари. – Ян решительно повернул голову, посмотрев в ее глаза. – Давай свои устройства. |
|
|