"Повесть о футболе" - читать интересную книгу автора (Старостин Андрей Петрович)

БУРЯ НАД МЕХИКО

К матчу с Сальвадором мы готовились без особого беспокойства. В «Эскарготе» царила обстановка полного благополучия. Противник, представлялось, не угрожал нашему плану занять в группе первое место.

И все-таки сальвадорцы заставили нас понервничать. Ведь, как ни старайся настроить себя побоевитее, полностью мобилизовать силы на игру с заведомо слабым противником невозможно. Все мы знаем, что недооценка противника чревата последствиями, знают это раньше других сами футболисты, а вот, поди ж ты, – на поле ничего не ладилось.

Они чуть-чуть прибавили спортивной злости, мы, наоборот, сбавили, и мяч разозлился на нас. Он отдал свои симпатии более старательному.

Выручил Анатолий Бышовец: он забил два гола и показал при этом высокий класс исполнительного мастерства. Мы выиграли два-ноль и обеспечили себе выход в 1/4 финала. Теперь встреча Мексика – Бельгия определяла, на каком мы будем месте – на первом или втором. В зависимости от этого определялся и будущий противник – Уругвай или Италия.

Впереди было несколько безмятежных, казалось бы, дней. Было много веселого, в особенности вечерами, в часы, проводившиеся под рубрикой «Бойцы вспоминали минувшие дни»… На зеленом газоне нашей лужайки, под недвижными ветвями тропических деревьев, в охлажденном вечернем воздухе, при крупно мерцающих звездах и свете луны, в удобных шезлонгах, попивая «кока-кола», после больших дневных нагрузок и плотного ужина было удивительно приятно отдохнуть. Никакой доктор не придумал бы лучшего расслабления для тела и души. Поэтому и сотрясались стены маленького отеля от взрывов смеха при рассказе об очередном футбольном курьезе. Встревоженный Цукки лаем на самых верхних нотах вторил молодым парням, умножая общее веселье.

– Сидим на скамейке запасных, – говорит очередной рассказчик, – близко по флангу Миша Месхи в который раз старается прорваться по краю, пытаясь перекинуть мяч по воздуху, через голову противника.

– Миша, – земля! – приказывает тренер, дескать, не фигуряй.

– А, Миша свое – опять по воздуху. Видно, что замечания тренера раздражают его. А тренер в свою очередь раздражен упрямством ученика, и на каждую Мишину попытку продолжает лаконично твердить, как радист устанавливающий связь: «Земля… Земля… Земля…»

Тогда Миша не выдерживает: подбегает к кромке поля и, обращаясь к тренеру, сидящему на скамейке вместе с запасными, громко кричит: «Я – сокол! Я – сокол! Я – сокол!» – бьет мяч высоко в воздух и убегает подальше в поле.

После этого Миша в основном составе сборной команды уже не играл, – под дружный смех заключает соратник Месхи…

Но случилось и так, когда на смену веселому настроению приходила печаль. Однажды, когда Чикука, увлеченный игрой в футбол, снял китель, форменный кивер и портупею с увесистым кольтом в деревянной кобуре, в его обмундирование облачился затейник и весельчак, занявший в команде по части развлечений место Бубукина, Виталий Хмельницкий.

В огромном кителе, в нахлобученном на уши кивере, с болтающимся ниже колен кольтом, Виталий выглядел уморительно «грозным воякой».

Все смеялись до упаду. Хохотал и Чикука. Услышав громкий смех, я вышел из номера и увидел Виталия, шествующего церемониальным маршем, печатая след гусиным шагом, мимо группы смеющихся ребят. Было действительно очень смешно. Но ощущалось какое-то «чересчур».

Представление прекратилось, и мы жестами объяснились с Чикукой, – ребяческая, мол, шутка, не надо обижаться. А он и не думал сердиться и, самым добродушным образом смеясь, облачался в свои доспехи.

На другое утро мы рассматривали в газете фотографию. На ней, печатая шаг, в парадном мундире, явно с чужого плеча, утопая в кивере, козыряющий Хмельницкий. А на заднем плане, запрокинув голову, блистая белыми зубами и почесываясь ниже спины, во весь рот хохочет Чикука.

Гром грянул на другой день, когда появился Чикука. В штатском платье бравый капитан утратил свою импозантность. Черные глаза его поблекли, медный загар стал землистым, волосы против обыкновения не блестели и утратили оттенок воронова крыла: ему было не до бриолина. Вся его обвисшая фигура говорила о посетившей человека беде.

В углу столовой, согнувшись, упершись локтями в колена и подперев ладонями скорбное лицо, Чикука рассказывал про свое горе.

Шутка Хмельницкого обернулась несчастьем. На Чикуку жалко было смотреть.

– Меня вызвал мой «колонель». Он объяснил мне, что я скомпрометировал честь мундира полицейской службы. Со вчерашнего дня я уволен без права на пенсию. Почти тридцать лет служебного стажа пошли насмарку. Семья – жена и двое детей – остались без гарантированного прожиточного минимума. Это большая трагедия, – горестно заключил разжалованный капитан.

Все ребята расстроились и пришли к единому мнению, что остаться безучастными при этих обстоятельствах нельзя. Мы заверили Чикуку, что сделаем все от нас зависящее, чтобы разъяснить «колонелю», что в шутке Хмельницкого меньше всего было посягательства на честь полицейского мундира хозяев чемпионата мира.

– О, Яшин, Яшин, – с надеждой в голосе произнес пострадавший, когда мы сказали, что делегацию от нашей сборной команды возглавит наш знаменитый вратарь. Он ушел от нас с призрачными надеждами на успех нашего заступничества. А мы поехали на тренировку без сопровождения капитана, и всем нам было грустно.

Но неисповедимы пути футбольные. У «колонеля», разжаловавшего Чикуку, был начальником генерал, имевший прямое отношение к футбольной федерации, к тому же бывший поклонником лично Яшина. Он воспринял эту историю так, как она этого заслуживала: весело рассмеялся и обещал дело поправить.

На другой день Чикука, исторгая несусветную трескотню своим мотоциклом, подкатил к служебному посту у отеля радостный, возбужденный, в полном парадном обмундировании. Его загар принял обычный оттенок, волосы блестели, словно покрытые черным лаком, а на погонах, как нам показалось, добавился еще один знак различия: «колонель» повысил его в чине.

Тучи рассеялись, горизонт прояснился. Подготовка к матчу в 1/4 финала продолжалась своим чередом. На стадионах шли тем временем ожесточенные последние схватки за право продолжать соревнование. В результате их пришлось упаковать чемоданы командам Израиля, Сальвадора, Болгарии, Румынии, Швеции, Чехословакии и Марроко.

На «Ацтека» решалась судьба нашей группы, в матче между хозяевами и бельгийцами. Выиграли мексиканцы с минимальным счетом, и этого оказалось достаточным, чтобы, лишив шансов команду Бельгии, хозяева чемпионата встали с нами вровень и по очкам и по разнице забитых и пропущенных мячей.

Все дело решил одиннадцатиметровый удар, назначенный аргентинским судьей Корреизом в ворота бельгийцев за самый чистый отъем мяча бельгийским защитником у мексиканского нападающего. Возмущению бельгийцев не было границ.

В городе после игры возник стихийный карнавал, который разливался, шумел, гремел, звенел по всем улицам столицы. Бесконечное количество машин с множеством людей мчалось по городу. Народ облепил кузовы, подножки, крыши. На маленьком «фольксвагене» мы насчитали двадцать человек. В центре толпы пешеходов запрудили главные городские артерии. Люди использовали все средства, которые только существуют для того, чтобы как можно громче, звонче, сильнее звучал гром этого торжества. На вооружение были взяты тазы, сковородки, жестянки, ведра, трубы, барабаны, трещотки. Городской транспорт приостановил движение. Все кричали, пели, плясали, неистово скандировали: «Мехико – ра-ра-ра!!!» На эти три такта изо всех сил перекликались автомобильные сирены. Какофония звуков была столь сильна, что разговора соседа на улице не была слышно. Симонян, Парамонов и я, наблюдавшие эту массовую истерию на углу 30-километровой по длине улицы Инсургентов, объяснялись жестами. Люди голые по пояс, люди в национальных костюмах, не люди – хиппи бросались под машины, ложились поперек улицы, ползли, садились на асфальт, взявшись за руки, чтобы затормозить движение и вместе с проезжающими, в полном исступлении проскандировать потерявший человеческий смысл призыв – «ра-ра-ра!!!»

Глядя на это безбрежное половодье эмоций, меня в свою очередь потрясла мысль, что все это вызвал маленький кожаный мячик, залетевший в сетку ворот на стадионе «Ацтека». Поистине, какая страшная взрывная сила таится в этом волшебном кожаном снаряде!

Насмотревшись вдоволь, мы отправились в «Эскаргот», куда приглушенный шум с улицы Инсургентов доносился как отдаленное рокотание грома. Однако взбудораженные участники карнавала не забыли и про нас. Отдельные группы на машинах подкатывали к отелю, и наша тихая улица наполнялась грохотом тазов, барабанов, трещоток и неистовым скандированием оглушающего «ра-ра-ра!» – в честь мексиканского футбола и «Селекцион Русо».

К утру страсти на улицах поулеглись. И корреспонденты газет направились в полицейские участки уточнять потери после карнавала. В газетах появились сообщения. Итоги печальные – двое праздновавших победу сорвались с крыши многоэтажного дома, а у четырехсот человек зафиксированы серьезные ранения.

Однако главное внимание у мексиканских болельщиков сосредоточилось не на итогах ночного праздника, а на предстоящей жеребьевке. Пресса на все лады перебирает возможности мексиканцев заполучить право игры на «Ацтека». Кто-то из журналистов уже сообщал, что русские дали согласие без жребия играть в Толуке. Но никто такого согласия не давал, да и дать не мог. Согласие играть в Толуке с итальянцами означало бы добровольное признание того, что мы в своей подгруппе остались на втором месте.

Конечно, такого шанса давать было нельзя. Мы набрали из шести возможных пять очков и имели разницу в забитых мячах – плюс пять. Столько же по обоим показателям имели и мексиканцы.

Они обратились к нам с просьбой уступить право игры на «Ацтека», мотивируя просьбу тем, что столичный стадион в четыре раза вместительней толукского. Он обещал рекордную сумму сбора. Для оргкомитета чемпионата это имело большое финансовое значение. Для рядового же болельщика финансовых выгод этот случай не сулил, но давал возможность столичным жителям попасть на стадион и, как говорится, живьем, а не по телевизору посмотреть на своих любимцев. Ведь к этому времени все разочарования, что им приносила сборная команда в период подготовки, были забыты: команда вышла в 1/4 финала и доктор психиатр со своими опытами на мышах был всенародно посрамлен.

Мы на эту жертву не пошли. И конечно, никакой ошибки не сделали. С мексиканцами у нас установились довольно дружественные отношения. Я уже говорил, что наши футболисты до чемпионата мира четыре раза побывали у них в гостях. Но при всех добрых взаимоотношениях и понимании их заинтересованности провести игру именно в Мехико, мы уступить поле «Ацтека» не смогли. В случае неудачной игры против итальянцев в Толуке, да еще при добровольном отказе от встречи с уругвайской командой, всеми рассматривавшейся как один из аутсайдеров (в этом и была губительная ошибка!), мы бы не нашли вразумительных оправданий.

Одним словом, жеребьевка во мнении многих как бы предопределяла, что счастливчик, то есть тот, кто вытянет жребий играть на «Ацтека» со сборной командой Уругвая, чуть ли не безусловный полуфиналист.

А ведь на самом деле это не так. Жизнь многократно учила, что в спортивном деле подбирать себе противника – чревато последствиями. Не всегда определишь правильно, который сильнее. А если и определишь без ошибки, что достался послабее, то добра не жди: размагнитишься от одного сознания, что тебе повезло.

В данном случае итальянцы пугали Ривой, Домингини, Риверой, Маццолой и другими звездами международного класса. Уругвайцы таким созвездием не располагали. У них был великолепный Роча, но он выбыл из-за травмы. Из знатных остался один Кубила.

Однако то, что уругвайцам стены роднее и климат привычнее, не принималось во внимание. Позабыли и о том, что уругвайцы дважды были чемпионами мира, что в последнем мировом чемпионате англичане не смогли на «Уэмбли» в день открытия выиграть у футболистов Уругвая, с трудом сведя игру к нулевой ничьей.

Одним словом, опытная команда с самой знатной родословной, без должного обоснования была отнесена к разряду более слабому, чем итальянская.

Зато в памяти хорошо сохранилось, что мы выигрывали у уругвайцев и в Монтевидео, и в Москве, правда, в товарищеских встречах. На первенстве мира в Арике мы тоже у них выиграли в групповом турнире со счетом два-один. Но это был труднейший матч. Тогда южноамериканские футболисты жаждали реванша за поражение в Москве со счетом пять-ноль и были чрезвычайно раздосадованы неудачей. Помню, вратарь Coca в припадке нервного раздражения после игры ударом своего огромного кулака высадил филенку из толстенной двери в раздевалку и, не стараясь скрыть боль разочарования, заливался горькими слезами.

Не с большим трудом мы выигрывали у сборной команды Италии в официальном матче на первенство Европы в Москве и дважды играли вничью в Неаполе и Риме.

Но, так или иначе, а в «Эскарготе» большинство обитателей считало, что счастливчик будет тот, кто вытянет первый номер.

В разговорах о предстоящей жеребьевке, только и слышно было: «Эх бы вытянуть Уругвай! Эх бы вытянуть „Ацтека“!..» Никогда нельзя переоценивать решку или орла. Другое дело, когда Альберт Шестернев тянул жребий в Неаполе. Там была дуэль: кто идет вверх, а кто – вниз. Конечно, жребий приобретал решающее значение. Здесь же дуэлянты разыгрывали только позицию и противника. Кому где встать и с кем стреляться. Все остальное решаться должно было на поле.

И у нас были основания с большим душевным равновесием отнестись к любому результату жеребьевки. Мы располагали достаточным количеством квалифицированных игроков, чтобы составить из них боевой коллектив, способный успешно выступить против и уругвайцев и итальянцев.

Состав команды вырисовывался из наблюдений за тренировками, с учетом, так сказать, мобилизационной готовности каждого отдельного игрока к данному матчу.

Кавазашвили представлялся неоспоримым претендентом. Некоторая неуравновешенность характера в отдельных играх, казалось, уступит место сосредоточенному спокойствию, которое не покидает его, когда Анзор в порядке. В таком состоянии он неуязвим и в воротах и на выходах ошибок не делает и только диву даешься, наблюдая его молниеносную реакцию на удар, казалось бы, несущий неизбежный гол: глядь, а мяч отбит! Вот такой удар он парировал в матче с мексиканцами, когда сердце болельщика на трибунах не выдержало разочарования.

Вне сомнений была кандидатура Шестернева. Авторитет капитана в команде был непререкаем. Природа наделила его завидными данными для спорта. Недаром в юношестве, как легкоатлет, он подавал большие надежды в спринтерском беге. Однако мяч сделал доброе дело для нашего футбола, утащив юного спортсмена с гаревой дорожки на зеленое футбольное поле.

Еще когда он обучался в юношеской группе, его тренер Константин Бесков заманивал меня посмотреть на будущего стоппера сборной, которому едва исполнилось шестнадцать.

Тренер не ошибался, талант Альберта пышно расцвел, и он сделался основой оборонительного фундамента и в армейской клубной и в сборной командах. Мне не приходилось видеть, чтобы самый быстроногий форвард выиграл у Шестернева хотя бы один сантиметр пространства при попытке прорваться к воротам – несбыточная мечта!

На все остальные места были равноценные дублеры.

С правого фланга защиты могли выступать Реваз Дзодзуашвили и Геннадий Логофет, единые в своих противоположностях. У обоих вдруг может возникнуть срыв в совершенно ничем не угрожаемой позиции для их же ворот.

У Резо это случается от чрезмерного темперамента. Я уже говорил, что он был удален в Эквадоре с поля за то, что «скальпировал» противника, который ничем в этот момент не грозил нашим воротам. Нападающий всего лишь и хотел принять на голову высоко летящий мяч, уходивший возле средней линии поля за боковую линию. Но, где там «принять», – Резо взвился вверх выше Эльбруса и, по-селински вытянув в воздухе ногу, отбил мяч, заодно «причесав» металлическими шипами негустую шевелюру эквадорца, рухнувшего наземь в шоковом состоянии. Резо долго недоумевал, за что судья его удаляет с поля.

У Геннадия Логофета «сюрпризы» возникают от творческой, так сказать, фантазии. Он незаурядно технически одарен, и ему скучно играть без выдумки. Мне такие исполнители импонируют, если в своем творческом порыве они не теряют чувства меры. Но я остался в абсолютном меньшинстве, когда защищал Логофета после матча с мексиканцами. Тогда он на центре поля заложил таких два финта, что они нашли самый горячий отклик на трибунах у эстетов футбола. Но так как обе попытки закончились потерей мяча, то наш солист подвергся жесткой критике за свои вольности, несмотря на то что никаких угроз в данном случае неудачное его творчество для наших ворот не повлекло: дело происходило за центром поля, где наш защитник хотел хитроумными финтами выйти во главу атаки.

Приверженность же к замысловатым импровизациям таит возможность срыва у Логофета потому, что он свои экспромты практикует в опасной зоне у своих ворот. Конечно, творческий, красивый футбол без риска не бывает, но и риск должен быть оправданным.

На место левого защитника также два кандидата – Валентин Афонин и Евгений Ловчев. У них десятилетний разрыв в возрасте. Мужественной поступи в игре опытного Афонина, сумевшего обезопасить в товарищеском матче на «Маракана» самого «короля футбола» – Пеле, противостояли достоинства молодого Ловчева, легкого, быстрого, порхающего по полю футболиста.

В дополнение к Шестерневу оставалось еще два стоппера – Муртаз Хурцилава и Владимир Капличный.

Грузный по телосложению, Муртаз удивляет легкостью взлета в борьбе за верхние мячи и стартовой скоростью в момент, когда нужно атаковать противника. Боевой темперамент увлекает его иногда на штурм ворот противника, и тогда у противостоящих вратарей пробегает холодок по спине, потому что его дальнобойные удары не раз приносили победный результат.

На ключевую позицию центрального полузащитника выдвинулся Кахи Асатиани. Монументальный, спокойный в жизни, он и на поле ведет невозмутимо уверенную игру. Превосходный техник, Кахи, может быть, немного грешит, передерживая мяч, но он готовит момент так изысканно по мастерству, что подкупает зрителя высококлассным исполнением и тактические погрешности ему в счет не ставятся. Недаром, посмотрев его игру Альф Рамсей сказал, что о своем будущем советский футбол может не беспокоиться, если в нем рождаются игроки класса Асатиани.

В перерыве игры с бельгийцами, Кахи с лицом мученика, с заострившимся носом и ввалившимися глазами, будучи, казалось, в полном измождении, обратившись ко мне, сказал: «Они на пределе, надо немного прибавить, и мы их побьем»…

Он нашел в себе сил «прибавить», чтобы резко пройти по левому флангу к воротам бельгийцев и в высоком классе забить второй гол, предопределивший исход этого трудного поединка.

На эту же роль у нас мог претендовать Владимир Мунтян, набравший хорошую физическую форму. Он так на тренировках бил по воротам, что стоявший со мной рядом бразильский журналист, допуская возможность нашей встречи с бразильцами на уровне полуфинала, хватался руками за голову и с гримасой комического ужаса без конца повторял: «Бедный Феликс!.. Бедный Феликс!..» – он имел в виду бразильского вратаря.

В линию полузащиты могли быть введены Виктор Серебрянников и Николай Киселев. У этих футболистов тоже большая разница в возрасте. Серебрянников заканчивал футбольную карьеру, а Кисилев только начинал. В игре их роднила огромная трудоспособность. Про таких футболистов говорят, что у них по два сердца. В самом деле объем работы, проделанной за футбольный матч, и у москвича и у киевлянина поразительный. Однако мексиканский климат сильно уменьшал их преимущества: на высоте с мячом много не набегаешь.

К этому времени «проблемы» Бышовца уже не существовало. Анатолий твердо закрепился в основном составе в роли центрального нападающего. За свои игры на «Ацтека» «главный голеадор» команды получил широкое признание в прессе, и его партнер по клубной команде Анатолий Пузач рассматривался лишь как достойный дублер или как кандидат в основной состав на место крайнего нападающего.

Но там мы располагали большим набором природных крайних форвардов: Слава Метревели, Геннадий Еврюжихин, Виталий Хмельницкий, Гиви Нодия и Валерий Паркуян.

Кто из них был лучше – сказать трудно. Значит, и ошибки большой возникнуть не могло. За долгие годы пребывания в футболе, я убедился, что гипноз больших имен нередко создает у нас иллюзорные представления о силе команды. Бывает, что беззвездная команда сыграет так на волевых усилиях, как команде «созвездий» и не приснится. Поэтому я не очень волновался за состав команды на четвертьфинальную игру. Выбор был из двадцати двух довольно равноценных конкурентов. Конечно, лучше избежать даже минимальных просчетов. Но где та электронно-вычислительная машина, которая без ошибки скажет, кого ставить: Славу Метревели или Геннадия Еврюжихина – точно подытожит, что не подведет огромный опыт и высокая техника Метревели или, наоборот, выше оценит скоростную работоспособность Еврюжихина.

Мы с Качалиным практиковали узнавать мнение самих футболистов по поводу состава. Раздавали бюллетени каждому, чтобы тайным голосованием выявить абсолютно объективное суждение по каждому члену коллектива со стороны партнеров по игре. Открытое голосование не всегда верно отражает фактический взгляд на игрока. Ложная этика дружеских отношений, принадлежность к одному клубу, возрастные различия, уводят голосующих поднятием руки от истины. Поэтому бюллетени давали иногда совершенно неожиданные результаты.

Сейчас прибегать к тайному голосованию не было нужды. Большинство мест сомнений почти не вызывало, а в случае обнаружившегося в ходе игры просчета можно было внести поправки: замены допускались.

Нет, дело было не в составе. Внутреннее беспокойство накапливалось по другим соображениям. Теперь, когда возникла необходимость жеребьевки со всеми ненужными перепевами – кто лучше, а кто хуже: уругвайцы или итальянцы – с поздним раздражением вспоминалось, что ничего этого не возникло бы, не забей нам бельгийцы четвертый гол. А забит он был по явной небрежности: крупно выигрывали и рано расслабились. Собственно, не рано, а просто расслабились, потому что в игре никогда расслабляться нельзя. Неряшливость и небрежность при счете четыре-ноль привели к тому, что мяч оказался в сетке ворот Кавазашвили.

Да и с Сальвадором мы не сумели сделать всего, что могли. И вот теперь, после того как судья в матче мексиканцев и бельгийцев засчитал неправомерный гол, дело обернулось жеребьевкой. Возникла дополнительная процедура, неприятная тем, что ей придали почти решающее значение. Займи мы даже второе место, настроение было бы более спокойное. Все бы знали своего противника и с пониманием его достоинств готовились бы к встрече, не уповая на счастье жребия.

Утром в день жеребьевки к нам в номер зашел руководитель делегации Г. М. Рогульский и сказал, что ребята самым счастливым называют Паркуяна. Гавриил Дмитриевич, рассмеявшись суеверным настроениям ребят, возражать не стал, – ну раз ребята считают, пусть, мол, едет и тащит. Ни Парамонов, ни я тоже резонов против Паркуяна не нашли.

За завтраком под общий гул одобрения было объявлено, что жребий тащить отправится Паркуян. Тут же выяснилось, что он действительно неоднократно удачно выступал на жеребьевках, представляя свою клубную команду.

– Паркуша, – весело напутствовали его ребята, – обязательно пробей в девятку!

Вся делегация отправилась провести активный отдых накануне игры в горную местность по дороге на Чальму, километров в 30 от Мехико, а мы с Паркушей отправились на жеребьевку.

В городе стояла в этот день удушающая жара. Но и она не помешала собраться многотысячной толпе болельщиков вокруг отеля «Бель Элизабет», в котором заседал исполком ФИФА.

Мы с трудом протискались через плотную людскую стену к дверям отеля, под молитвенные причитания толпы: «Хотим „Ацтека“!.. Хотим „Ацтека“!.. Дайте нам „Ацтека“!..»

После бурного веселья карнавальной ночи, когда мексиканская столица исторгала в мажорном тоне громогласные звуки радости, сейчас мольбы об «Ацтека» звучали так, словно весь народ просил о пощаде, о спасении жизней. Что-то религиозно-мистическое слышалось в этом несмолкаемом вопле.

Через переполненные холлы поднялись мы на этаж, где заседал исполком, на ходу не успевая отвечать на вопросы наседавших со всех сторон журналистов. Отель кишел фотокорреспондентами, обозревателями, всевозможными околофутбольными деятелями.

Нас пропустили за тяжелые двери в зал, где Стэнли Роуз вел заседание. Процедура, объявленная председателем, не нуждалась в поправках. Сначала в ведерко для охлаждения шампанского были положены два билетика. Затем ведерко с выразительностью фокусника президент ФИФА накрыл белоснежной салфеткой. На каждом билетике было написано по одной фамилии председателя национальной федерации заинтересованных сторон. Стэнли Роуз вежливо испросил доверия вытащить билетик собственноручно. Все происходило в высшей степени внушительно и торжественно. Члены исполкома молча с большим интересом к церемонии сосредоточили внимание на розовощеком, с белой головой высоком председателе, в знак уважения к процедуре вставшем с ведерком в руках.

Гранаткин и Канэда, соседствуя, сидели от него справа. Сэр Роуз опустил руку в ведерко и вытащил билетик, на котором было написано: «Гранаткин».

Это означало, что мы получили право тянуть жребий первыми. В ведерко положили новые билеты, и к делу, приступил Паркуян. Впоследствии Валерий не сознавался, что его охватило сильное волнение. Но я-то видел, стоя рядом с ним, что выражение лица его было таким, каким оно бывает у футболиста бьющего пенальти, от которого зависит судьба ответственного матча.

Так или иначе, но подойдя к столу он довольно уверенно запустил руку под салфетку и, сделав кистью какие-то кругообразные движения, извлек билетик. На билете была единица. Это означало, что мы выиграли первое место в подгруппе и получили право выступать на «Ацтека». Противником нашим определился Уругвай.

Улыбка глубокого разочарования промелькнула на побледневшем лице Гильермо Канэды. Но в прошлом популярный мексиканский матадор на арене испытывал не меньшие переживания. Он быстро взял себя в руки и, как истый джентльмен, поздравил Гранаткина с победой.

Теперь мы с еще большим трудом пробивались через группы осаждающих Паркуяна репортеров. Представители Уругвая, обманувшиеся в надеждах играть волею жребия с мексиканцами, не скрывая своего разочарования, подошли поздравить нас с первым местом. И тут же присутствующие наши тренеры-наблюдатели, не скрывая радости, приветствовали «снайперский удар» Паркуяна, горячо пожимая руку виновнику торжества.

Когда служители отеля вынесли на улицу щит с надписью – «Толука», то огромная масса мексиканцев единым вздохом исторгла стон отчаяния. И только отдельные, робкие в своей безнадежности возгласы «Но… Но… Но…» звучали полным трагизма протестом.

Через пять минут площадь и все прилегающие к отелю переулки опустели: надежды мексиканских болельщиков не сбылись.

Когда мы приехали к месту отдыха команды, Паркуян был встречен с триумфом. Ребята его лихо качнули. Радости у всех было столько как будто мы разгромили уругвайцев с двухзначным счетом. Небо над «Селекцион Русо» было в этот час безоблачным. Но от чрезмерной радости по поводу дележки неубитого медведя невидимые еще тучи над горизонтом сгущались. Где-то далеко, далеко погромыхивало. Но в радостном шуме голосов, приветствовавших попадание Паркуяна в «девятку», этого погромыхивания никто не слышал.

Баловень жребия сделался самым популярным футболистом мирового чемпионата. Досужие журналисты быстро подсчитали, что, вытащив счастливый жребий Валерий нанес ущерб ФИФА и Оргкомитету чемпионата на сумму около двух миллионов песо. Газеты написали, что он стал самым дорогим футболистом чемпионата, потому что причиненный им убыток превышает рекордную сумму, предлагаемую за Риву. При этом его именуют сеньором «Почему», так как его фамилия в переводе на испанский язык созвучна этому слову.

Все шло на лад в этот день. Паркуша стал в коллективе героем дня. По возвращении в «Эскаргот» нас приветствовал весь персонал отеля. Группу возглавляли супруги Дальвади с букетами цветов. Цукки на своем собачьем языке пролаял приветственную речь в честь одержанной нами победы. Даже Чикука, встал выше своих болельщицких настроений в пользу Мексиканской команды и дружелюбно приветствовал самого «дорогого» футболиста чемпионата, пробившего на поле отеля «Бель Элизабет» в самую «девятку».

Подоспела приветственная телеграмма в адрес команды с борта космического корабля «Союз-9». Летчики-космонавты Андриян Николаев и Виталий Севастьянов писали, что они позволяют себе болеть в космосе единственной болезнью – футболом и слали сборной команде самые добрые пожелания.

До позднего вечера продолжался «праздник Паркуяна». С точки зрения требований психологической подготовки он полностью снял предстартовое напряжение. Страхи, сомнения за исход предстоящего матча рассеялись как дым. Если они и остались у ребят, то очень глубоко в подсознании.

А между тем приехавшие с просмотра уругвайской игры Симонян и Парамонов дали нашему противнику высокую оценку. Во всяком случае, по их мнению, которое совпадало с подавляющим мнением обозревателей, команда Уругвая выглядела убедительнее, чем в Англии в 1966 году.

Да и мы с Качалиным были убеждены в этом. Одновременно с нами уругвайцы выступали весной этого года в Перу. Нам представилась возможность посмотреть их игру. Достаточно сказать, что они там закончили выступления успешнее нас и получили высокую оценку в прессе.

Все это мы понимали, понимали и со счетов не сбрасывали. Взвешивая накануне игры вечером сложившуюся ситуацию и Качалин, и Парамонов, и Яшин, ставший больше одним из руководителей, чем игроком, видели необходимость переориентации в настроении и во взглядах игроков на предстоящего противника. Радостям на смену от счастливого жребия должна прийти трезвая оценка трудности предстоящего матча.

Выслушав сообщения Симоняна и Парамонова о манере игры уругвайцев в Мексике, взвесив отзывы прессы и вспомнив все предыдущие встречи с ними, все пришла к единому мнению. В основном оно сводилось к тому, что нельзя дать противнику увести себя с торной дороги темповой игры в болотную трясину медлительной позиционной борьбы. В держании мяча они великие мастера, неторопливое движение и высокое техническое мастерство позволяют им подолгу держать мяч в ногах, передавая его друг другу с точностью баскетболистов. Десять – двенадцать передач для них норма, которую они очень часто перевыполняют. Другое дело, что продвижение вперед незначительное, потому что добрая половина пасов направляется поперек поля и назад, но все же, по-видимому, рассуждают они, мяч-то у нас, попробуй, дескать, только ошибись в выборе позиции, тут-то мы тебя и накажем.

Нудная игра. Зритель ее не любит, в особенности потому, что при потере мяча, переходя к обороне, уругвайские игроки резко изменяют характер своих действий. На помощь как средство борьбы с быстрым противником призывается тактика мелкого фола.

Качалин резюмировал – играть будем в атакующем стиле, маневренно, на самых больших скоростях. «Мы их должны задавить темпом и напором, сил у нас для этого достаточно», – говорил он. С ним нельзя было не согласиться.

Качалин хорошо знал, о чем говорил. Мы с ним на опыте убедились, что такое запас сил. Я вспомнил, как мы накапливали и сберегали каждую крупицу энергии у ребят, готовясь к решающему броску на финишной прямой Кубка Европы в 1960 году.

Сразу же после окончания розыгрыша первенства мира по футболу в Швеции все сошлись в одном: бразильская команда – лучший чемпион всех времен! Но когда заходил разговор о причинах успеха бразильцев, начиналась разноголосица. Одни говорили: виртуозная техника принесла южноамериканцам победу. Другие славили их тактику. Однако и тактика расценивалась по-разному. Кто-то усматривал в ней ярко выраженный «оборонительный вариант», кто-то самым категорическим образом утверждал, что эта самая выразительная из атакующих тактик. Так и не удалось до конца разобраться, кто был прав.

В самом деле как тут разберешься, если левый крайний бразильцев Загало, только что отбивший головой мяч, направленный в верхний угол ворот его команды, через несколько секунд забивает гол в ворота противника. А защитники Джальма и Нильтон Сантосы, самоотверженно оборонявшие свои рубежи от стремительных рейдов крайних нападающих шведов, то и дело появляются на подступах к воротам противника вместе с прославленными нападающими. В тактике бразильцев значительное место отводилось оборонительным и наступательным действиям, чем, кстати говоря, она и хороша.

Однако не только тактика и высокая техника решали дело. Важнейшую роль в их победе сыграла физическая подготовка. За четыре года, прошедшие после предыдущего чемпионата, они так отработали скоростную выносливость, что когда в Швеции закончилась изнурительная борьба за золотые медали, то чемпионы выглядели так, будто только что начали соревнование. Вот почему, отдавая должное их техническому и тактическому мастерству, и я и Качалин тогда понимали, как важно накапливать и сохранять крупицы энергии для решающих встреч. Известно, что для того, чтобы обрести, как говорят спортсмены, форму, нужны недели и месяцы, а потерять ее можно в течение одного дня.

В четвертьфинальной игре на кубок Европы 1960 года нашим футболистам предстояло встретиться со сборной командой Испании. Но испанцы не приехали. Мы узнали об этом буквально накануне матча, к которому готовились изо всех сил. Ребята были обескуражены. Они разъезжались из подмосковного дома отдыха «Озеры», где находились на тренировочном сборе, раздосадованными. Не радовало даже сообщение, что команда сразу выходит в полуфинал, потому что выпала из плана самая сильная нагрузка, которая в значительной степени определяла дальнейший ход подготовки к финальным играм.

Вот почему, собравшись перед отъездом во Францию в те же «Озеры», все мы были несколько озабочены тем, сумеют ли ребята найти и сохранить нужную спортивную форму к началу финального турнира во Франции?

В Марсель мы прилетели за несколько дней до матча. Жара стояла невыносимая. На фешенебельной улице Канабьер, в самом центре города, немало разгуливало мужчин и женщин в шортах с босыми ногами, как на пляже. Спасала гостиница, в которой было относительно прохладно. Однако и здесь была своя напасть. Гостиница стояла на углу перекрестка. Мостовая, на которую выходили окна наших номеров, шла круто в гору. Рев моторов грузовиков на подъеме был настолько оглушающий, что не давал никакой возможности заснуть. Когда каждая крупица энергии расценивается на вес золота, бессонная ночь может дорого обойтись.

Мы перенесли тренировки на поздний вечер и до минимума сократили дневные прогулки. А на ночь закрывали окна наглухо и опускали железные ставни.

Наши противники – чехословацкие футболисты – разместились в гостинице неподалеку от нас. Утешало (пусть мне простят это признание наши друзья), что условия одинаковые. То же солнце, те же грузовики.

До матча оставалось два дня, когда мы получили от гостеприимных французов любезное предложение посетить бой быков. Все с удовольствием согласились посмотреть это необычное зрелище. Еще бы! Коррида была разрекламирована как сенсационное событие даже для видавших виды знатоков. На арене встречались всемирно прославленные испанские матадоры Домингес и Ордонес. Ребята шутили: ну, что, не удалось встретиться с испанскими футболистами, встретимся с испанскими матадорами.

Но в последний момент мы – руководители и тренеры – опомнились. А солнце! Как быть с солнцем?!

В самом деле: коррида проводилась в Арле, до которого езды часа три – три с половиной. Значит, чтобы посмотреть корриду, надо затратить целый день. И вместо запланированного отдыха получится изнурительная поездка.

Мне тяжело было объявить ребятам, что посещение корриды отменяется. Конечно, на их лицах я не увидел радости. И лишь один неугомонный весельчак, Валентин Бубукин, что-то безобидно проворчал по поводу «второго срыва встречи с испанскими спортсменами», теперь уже не по вине испанских властей.

Игроков мы не пустили. Но сами – В. А. Гранаткин, Г. Д. Качалин и я – поехали. «Надо посмотреть игру чехословацких футболистов», – объяснили мы наш отъезд. Чехословацкая команда действительно проводила в Арле тренировочную встречу.

Вмещающий до 15 тысяч зрителей Колизей Арля был забит до отказа. Пока мы добрались до своих мест, нам изрядно намяли бока. Только я успел подумать о счастливой участи наших ребят, избежавших такой парилки, как увидел пробивающихся к своим местам чехословацких футболистов. Я молча переглянулся с Гранаткиным и Качалиным. Они ответили мне понимающим взглядом. Наши друзья сочувственно раскланялись с нами и начали втискиваться на свои места неподалеку от нас.

Солнце щедро заливало горячими лучами красочный и шумливый котлован, заполненный нетерпеливыми зрителями. Лишь на дне этой кипящей чаши оставалось свободным пространство – это арена, посыпанная желтым песком и обнесенная красным барьером.

Первый бык не хотел выходить на арену. Он упрямился, но его все же вытолкали. Мощный крутолобый красавец, выбежав, остановился в центре арены и обвел настороженным взглядом улюлюкающие трибуны.

«Чего хотят от меня эти злые люди?» – как бы спрашивал он. И вдруг, как говорят футболисты, в атакующем стиле кинулся на красный барьер. Бедняге сразу не повезло: он сломал себе рог.

А дальше началось истязание животного. Другого слова я не нахожу. Сначала его колол в загривок железным трезубцем восседавший на коне пикадор. Ни конь, ни всадник ничем не рисковали. Лошадь была задрапирована в непроницаемые ватные попоны, а ноги пикадора защищены коваными латами. Пытаясь сокрушить врага, бык лишь вздыбливал лошадь, поддевая ее снизу рогами, но не нанося противнику никакого вреда. Он попусту растрачивал силы, не имея шанса на успех. Но зато трезубец пикадора рвал ему на загривке шкуру, и кровь полосами струилась по его раздувавшимся, как мехи, бокам.

Изранив быка, пикадор на коне покинул арену. Ему на смену выбежали тореадоры. Их было несколько человек. Размахивая красными плащами, они дразнили быка. Разъяренное животное бросалось от плаща к плащу и было видно, как иссякает его энергия, как покидают его силы. Бесплодная, слепая ярость быка вызывала чувство сожаления к животному.

Тореадоры сделали свое дело, обессилив быка, и уступили место главному действующему лицу – матадору. В нарядном, расшитом серебром по черному бархату костюме, Домингес грациозно двигался по арене, дразня животное небольшим красным флажком – мулетой. Бык ничего, кроме этого красного флажка, не видел. Он с разбега устремлялся на красный цвет, а матадор изящным движением руки, отводя мулету в сторону, пропускал его мимо себя. Слов нет, Домингес подвергался опасности: рога животного почти касались корпуса матадора, когда бык мчался, пригнув голову, на красную мулету. Расчет велся на сантиметры. Но было видно, что бык обречен.

Наступил момент, когда Домингес, слегка разбежавшись, в красивом прыжке изловчился и вонзил в загривок быка две бандерильи – остро зазубренные короткие пики, которые, болтаясь из стороны в сторону, больно жалили разъяренное, но изнемогающее от усталости и боли животное.

И вот быка оставили последние силы. Он перестал реагировать на красный цвет, стоял неподвижно, совершенно безучастный к окружающему. Домингес взял шпагу и, встав в позицию, высоко поднял оружие, нацеливаясь в затылок быка. Но удар получился не точный. Бык круто мотнул головой и шпага, торчавшая в шее, отлетела далеко в сторону. Так повторялось несколько раз. Рука изменила выдающемуся матадору. Неистовый свист, рев, ругательства неслись в адрес человека со шпагой.

Бык упорно стоял на ногах. Он смотрел на Домингеса взглядом обреченного и как бы говорил: «Ну, за что ты меня истязаешь?» Лишь на шестой раз шпага вошла в тело животного по рукоять. Шатаясь, бык поплелся к барьеру. И там, под красным барьером, примирившись с судьбой, лег умирать.

И право же, невозможно понять, почему с таким вожделением смотрит на корриду зритель, как для развлечения убивают сильное животное.

Стиснутые на своих местах, взмокшие от жары, мы были лишены возможности покинуть зрелище: к выходу при всем желании не протолкаешься. Нашу участь разделяли и чехословацкие футболисты, сидевшие недалеко от нас.

А кровавый спектакль продолжался и закончился, когда солнце уже склонялось к горизонту. Должен сказать, что после самого тяжелого матча в свое время я не ощущал такой усталости, как после посещения этой корриды. А чехословацким футболистам предстояло еще здесь же, в Арле, выступать в товарищеской встрече с местной футбольной командой.

Мы остались посмотреть этот матч. Наши будущие противники вяло выбежали на поле. Всегда активный и стремительный великан Квашняк сейчас с трудом передвигался по полю, и мне думалось, что красная мулета у наших друзей отняла немало нравственных и физических сил.

Возвращаясь в Марсель, не о корриде мы вели разговор в машине. Нас интересовал вопрос: восстановят чехословацкие футболисты свои силы за два дня до матча с нами или нет? Мы по себе знали, сколько энергии забрало палящее солнце, духота и психическое напряжение, пережитое на корриде. Может быть, какую-то крупицу энергии, но они растранжирили без пользы.

– И все-таки их не должно хватить на два тайма, – вылезая из машины у подъезда нашей гостиницы, безапелляционно заключил Качалин.

Я взглянул на часы. Было ровно двенадцать ночи. Выехали мы в Арль в десять утра. Ноги гудели от усталости. Опустив железные жалюзи и улегшись в кровать, я еще раз взвесил все доводы Качалина о востановляемости организма спортсмена и мысленно согласился с его заключением.

Но когда начался полуфинальный матч на марсельском стадионе, то все надежды улетучились: чехословацкие футболисты задали такой темп, который нельзя было никак ожидать.

Рослые Квашняк и Буберник оккупировали центр поля. Подвижной Масопуст активно поддерживал их. Даже ветеран Бубник бегал, как молодой, – быстро и неугомонно.

В моем блокноте сохранились записи, которые я вел по ходу матча:

«…5 м. – 15 м. Чехи быстрее в нападении…»

«…25 м. – 35 м. Они мощнее…»

Однако наши ребята выдержали первый нажим. Сначала Лев Яшин обескуражил Бубника, ликвидировав его прорыв в ворота удивительно расчетливым броском в ноги. Затем В. Иванов в комбинации с В. Понедельником заставил чехословацких футболистов начать игру с центра поля.

Но несмотря на то, что первая половина встречи закончилась с преимуществом в один гол для нашей команды, конечный результат матча представлялся гадательным. Противник ни по одному пункту не уступал в ходе соревнования.

И все же Качалин в перерыве, заканчивая установку на вторую половину игры, сказал:

– Прибавьте еще немного движения, и они не выдержат.

Наш тренер оказался прав. Нападающие прибавили – и противник дрогнул. Усталость начала свою разрушительную работу: мяч от ноги Бубника вместо Поплухара попадал к Бубукину. Масопуст, Квашняк и их партнеры заметно снизили активность, техника чехов стала притупляться, тактические связи нарушились – ансамбль стал фальшивить.

Исход матча предрешил редкий по мастерству исполнения прорыв В. Иванова. На протяжении шестидесяти метров его преследовал чехословацкий защитник, но ему не хватило энергии, чтобы в последнее мгновение активно противоборствовать нападающему. Не хватило какой-то крупицы, чтобы помешать Иванову замечательным ударом закончить свой глубокий рейд в тыл противника. Счет стал 2:0. А матч, как известно, закончился с результатом 3:0 в пользу сборной СССР.

Крупица энергии! Как она дорога в нужный момент! И как ее легко можно растратить, если не знать ей настоящую цену!

Да, беречь крупицы энергии – дело не простое. Но накопить их еще сложнее. Есть пословица: «Что посеешь – то и пожнешь». В переводе на спортивный язык это значит: сколько потрудишься в беге на кроссовой дистанции в предсезонный период, столько и энергии накопишь на весь летний сезон.

Игрок с охотой совершенствует свою технику. Это и понятно: такая тренировка проводится непосредственно с мячом. Этот небольшой кожаный снаряд, как магнит, притягивает сердца футболистов всех возрастов. Любой начинающий юнец готов часами гоняться за мячом. Под стать начинающему и созревший мастер. На тренировку с мячом в квадрате игроки устремляются опрометью. В такие часы на их лицах нет и тени скуки, которая была во время исполнения общеразвивающих упражнений.

Так было всегда, так будет и впредь: тяга к мячу у футболистов естественна и закономерна. Но давно уже ни для кого не секрет, что, работая только с мячом, высот спортивного мастерства не достигнешь. Гимнастика, акробатика, легкая атлетика, штанга и другие виды спорта взяты на вооружение футболистами многих стран.

Слава Метревели известен как замечательный дриблер и превосходный техник футбола, но, наверное, не все знают, что он легко толкал штангу, превосходящую его собственный вес. Конечно, с мячом он занимался с большей охотой, однако Слава понимал, что его техника прямо пропорциональна его физической подготовке, и потому продолжал упражняться со штангой бесчисленное количество раз. Но и одной штанги мало. Она развивает силу, а нужна еще выносливость для больших скоростей.

Выносливость только игрой с мячом не разовьешь. А вот Сергей Сальников (в последние годы своей игры) в тренировочной работе шел именно по этому пути. С увлечением жонглируя мячом по нескольку часов в день, он достиг больших успехов и стал общепризнанным мастером футбольной техники. Но Сальников – какой парадокс! – перестал быть лидером команды: совершенствуя технику, он ослабил работу над быстротой и скоростной выносливостью. И во время матча его остроотточенная, но воспитанная на медлительных тренировочных темпах техника притуплялась, как бритва, которой режут дерево. И будучи талантливым футболистом, Сальников закончил свою спортивную карьеру раньше, чем этого можно было ожидать. Уже тогда скорости в футболе требовали другого подхода к тренировке.

Правильно сказал в свое время Игорь Нетто: «Добиваться успеха в современном футболе, не тренируясь в беге, все равно, что черпать воду решетом»…

Много лет прошло с тех пор, но в Мехико мы вспомнили о том, как дорого заплатили чехословацкие футболисты в Марселе за поездку в Арль.

Так или иначе, но от любезного приглашения посетить мексиканскую корриду (президент федерации футбола Мексики Гильермо Канэда – выдающийся матадор) мы отказались. В самом деле, на футбольных полях полыхал костер страстей не меньший, чем он полыхает на бое быков, никаких нервов не хватит.

Уверенный в том, что мы понапрасну не растратили ни одной крупицы энергии, я соглашался с Качалиным, что «сил у нас достаточно для того, чтобы вести с уругвайцами игру в темповом наступательном плане». Собравшись в тот вечер в холле, мы все – Качалин, Яшин, Парамонов и я, – сошлись в одном мнении: наши энергетические запасы, обеспечивающие скоростную выносливость, выше, чем у противника. Нужно только соответственно настроить ребят, предупредив о большой трудности и огромности усилий, которые надо вложить, чтобы преодолеть «уругвайские болота». По установившейся привычке после ужина я перекидывался с каждым участником матча несколькими фразами для выявления, как говорится, настроения.

– Все будет в порядке, Андрей Петрович, – широко улыбаясь, сказал мне Муртаз Хурцилава, когда я остановился с ним у газоновой площадки. Он встретился нам, когда я по дворику отеля бродил с массажистами Владимиром Шемелевым и Анатолием Морозовым, только что закончившими «подготовку оружия» к завтрашнему сражению – массаж лучших футбольных ног страны. По их отзывам и оружие и канониры к бою готовы.

Мы вместе зашли в грузинский филиал. «Тигр Дигоми» навзничь, распластавшись, широко раскинув ноги, расслабившись, как тому и следует быть «по науке», лежал на кровати с толстым томом Сименона в руках. Надо сказать, что мы привезли с собой довольно большую библиотеку со всеми последними книжными новинками. Приключенческие, детективные книги не были в числе залежавшихся.

Благовоспитанность грузинских футболистов может ставиться в пример. Я не успел предотвратить намерение, как с реакцией вратаря Резо вскочил с кровати.

– Все будет в порядке, Андрей Петрович, – услышали мы и от нашего темпераментного защитника.

Эту фразу я услышал и от Володи Мунтяна, и от капитана команды Алика Шестернева, и от «маршала» Хмельницкого. Один лишь сеньор «Почему» ответил уклончиво. «Если хотите верить до конца, то ставьте меня завтра в состав», – полушутливо-полусерьезно сказал он нам.

Долго мы не спали в эту ночь. Сверяли впечатления о настроении ребят. Оно бесспорно было приподнятым, уверенность в победе сквозила в каждом. Но не переросло ли оно в самоуверенность – вот в чем вопрос. И он не праздный, а в высшей степени важный.

Я помню, как перед финалом Кубка Европы в Мадриде, мы так же накануне матча «выверяли» настроение команды.

– Да, что вы Андрей Петрович! – иронически-успокоительно, отвечал мне капитан команды Валентин Иванов на мои утверждения, что испанцы мне представляются сильнейшей командой в Европе. – Что вы! – повторил он и добавил: – Все будет в порядке.

Тогда накануне игры тоже мнение о победе было единодушным. Я со своими сомнениями и предостережениями о чреватости переоценки своих сил, мог показаться нытиком. Впоследствии на снимке было отчетливо видно, как снисходительно Иванов пожимал руку капитану команды во время обмена приветствиями на поле перед началом игры. И в позе и в улыбке сквозило – «все будет в порядке».

Не лишне будет напомнить, что финальный матч мы проиграли испанцам со счетом один-два.

Вот и сейчас в «Эскарготе» сидя до рассвета мы обсуждали все ли сделано с точки зрения пресловутой психологической подготовки. Мадридский пример – один из тысячи. Желая высказать степень своего беспокойства, я напомнил о матче с турками в 1933 году. В Москве игрался последний «генеральный» матч. До этого сборная команда гостей проиграла сборной команде Москвы со счетом один-семь; команде города Иванова два-семь. Нам и в голову не приходило, что сборная команда СССР, во главе которой знаменитый дуэт – Михаил Бутусов и Петр Дементьев, – может о чем-то беспокоиться, – разве что на гол меньше забьет, чем ивановские футболисты.

В раздевалке перед игрой у нас не смолкал веселый смех. Турки одевались в гробовой тишине. После игры было наоборот. Почувствовав на поле, что победу отпраздновали рано, мы старались выправить дело, но в игре перестроиться было уже невозможно: дух непримиримой борьбы испарился у нас вместе с весельем в раздевалке. Мы проиграли один-два.

А на перерыве в раздевалке Брно – «нам не страшен серый волк», – когда мы принимали поздравления с победой при счете два-ноль? Делили шкуру, а медведь в образе профессионалов бродил по полю живой с огромными когтями и чуть не задрал нас во второй половине игры. Тогда мы отделались испугом. Но какое это было предостережение!

А Колумбия в Арике: после счета – четыре-ноль – ничья? Примеров не счесть. Будучи прямым участником всех этих неисчислимых драматических переживаний, я поэтому так остро и воспринимаю малейшее благодушие, самоуспокоенность игроков накануне самого даже незначительного матча с заведомо слабейшим противником. Темперамент – порох футбола. Благодушие его делает сырым: ружье не выстрелит как его не заряжай.

Конечно, и Качалин, и Симонян, и Парамонов знали все это не хуже меня. Может быть, я только острее это чувствовал и потому долго еще ворочался с боку на бок, на все лады то вознося достоинства уругвайского футбола за его исторические заслуги, то ниспровергая за нудный, непривлекательный футбол, вязкий и трудный для преодоления всех заслонов, расставленных на пути к воротам двукратных чемпионов мира.

В воскресное жаркое утро мы собрались на лужайке в тени под деревьями на установку. Гавриил Дмитриевич недолго, но обстоятельно определил основы плана игры. Главная цель – победа; тактическая линия – атака; средства осуществления – скоростные действия с широким маневром; морально – волевые проявления – максимум усилий, непримиримость в борьбе за победу.

…Солнце на «Ацтека» палило нещадно, казалось, что никогда не было так жарко. В 12 часов судья Ван-Равенс из Голландии вызвал команды на поле. Мы засели в своем бункере для запасных членов команды. Из этого небольшого котлована над землей видны только наши головы. Очень неудобные места. Дальняя часть поля просматривается от колена бегающих по флангу футболистов: поле покатое от центра к боковым линиям. Выбраться на обочину поля не разрешается. Из этого КП Качалину предстоит руководить ходом поединка.

На первых же минутах игры стало ясно, что свою долю счастья мы исчерпали. Хмельницкий с нескольких метров не забил гол с подачи Еврюжихина, который при повторных аналогичных ситуациях забил бы из десяти десять раз.

После этого эпизода Стэнли Роуз, сидевший рядом с Гранаткиным, сказал: «За такие моменты на мировом чемпионате горько расплачиваются».

Первые пятнадцать-двадцать минут казалось гол вот-вот созреет. Но в последний момент где-то что-то не срабатывало.

Бывают такие дни в жизни, когда ничего не ладится. Торопишься на поезд – билет дома забудешь; вернешься – только к такси, а его под носом займут; в метро – двери прямо перед тобой закроются, а когда в следующий состав сядешь, то обнаружишь, что едешь в обратном направлении. В конечном счете, цепь мелких неудач приведет к неудаче крупной: опоздаешь на поезд, то есть главной цели не достигнешь.

Нечто подобное происходило на поле. Ребята что-то забыли дома. Несмотря на прямое требование Качалина играть в атакующем плане, защитникам активно поддерживать на поле нападающих, в игре все яснее обнаруживался разрыв между линиями атаки и обороны.

Встретив жесткое сопротивление со стороны уругвайцев (неизмеримо больше, чем у них отложилось в сознании после счастливого жребия!) ребята, как говорят, снизили волевой запал. У нас уводили из-под носа такси: пока замахнется ударить Еврюжихин, Анчета снимет мяч с ноги; ударит по воротам Бышовец – Мазуркевич закроет двери.

Постепенно наша команда утрачивала инициативу. Из игроков защитных линий только Альберт Шестернев да Владимир Мунтян пытались активизироваться в организации атак и вернуть инициативу игры команде. Но этого явно было недостаточно.

Напрасно уже после перерыва, во время которого было сказано о необходимости более смелых действий со стороны всех защитников, Качалин из нашего бункера, надрываясь, кричал: «Муртаз – вперед, Резо – вперед, Валентин – вперед!..» Защитники не осмеливались покидать свою половину поля даже тогда, когда на ней маячила только одинокая фигура Кубилы.

Таким образом, уругвайцы не без труда, но все же довольно успешно отражали наши натиски и переходили в контратаки затяжным способом, неторопливо пробираясь вперед болотистыми топями, заставляя и нас бегать по кочкам чуждого нам футбола.

Даже когда настал перерыв перед дополнительным временем, Качалин, да не только он, а все мы, сидящие в бункере, в один голос твердили, что до второго жребия доводить дело нельзя, что необходимо атаковать – все же игры, которая требовалась для победы, не получалось. Защитники продолжали осторожничать, жались к своим воротам.

Правда, к концу игры Анатолий Бышовец поставил точку, заставив нас подпрыгнуть в котловане выше футбольного поля. Он в великолепном стиле забил гол в ворота уругвайцев. Но, к их великой радости, думаю, что и не меньшему удивлению, необъективный голландский судья мяч не засчитал, объявив положение вне игры!

А за три минуты до конца, он же, не стыдясь своей пристрастности, совершил футбольное преступление. Вот как это было.

Мяч вышел за лицевую линию. Контролировавший его Афонин прекратил игру, считая, что был свисток о назначении свободного удара от ворот. Но он забыл дома бдительность, а вместо нее взял на поле беспечность. Чем и воспользовался Кубила. Проворно втащив мяч обратно в поле он несильным навесным ударом послал его в центр. В этот момент Кавазашвили «поехал в обратном направлении». Он оставил ворота и побежал к мячу, чтобы восстановить истину и произвести удар от ворот. Какая наивность! О какой истине может идти речь при таком судье. Конечно же, Анзор только помог ему завершить свое черное дело. Судья Ван-Равенс никакого внимания не обратил на то, что вся наша команда, а частично и уругвайская, прекратили игру. Он-то ее продолжал вести, и, воспользовавшись этим стоп-кадром, Эспараго на всякий случай направил мяч легким ударом головы в сетку оставленных без присмотра ворот Кавазашвили.

Раздался свисток на взятие ворот. Наш поезд ушел, мы опоздали и достигнуть конечной цели не могли. Вместо нас в него сели уругвайцы и поехали к следующей станции – полуфиналу. Радости их не было границ. Виновник торжества Кубила в молитвенном экстазе упал на колени у скрещения боковой и центральной линии поля напротив нашего бункера, вознес руки к нему и стал отбивать поклоны до земли, вероятно, прося мадонну простить его великое футбольное прогрешение. На нас ему было смотреть неловко.

Я поспешил в судейскую раздевалку, сознавая безнадежность апелляции. С трудом пробившись к судье через полицейский кордон, я застал его развалившимся в кресле с бутылкой воды в одной руке и стаканом в другой. Он был доволен собой и не скрывал сардонической улыбки, выслушивая мои претензии к его судейству, которые я довольно возбужденно, если не сказать больше, высказывал комиссару оргкомитета по проведению чемпионата.

Я никогда не подписал ни одного протеста. Считаю, что это не помогает воспитанию футболистов. Победу надо добывать на поле. Иначе игрок, если хоть раз удовлетворят протест, будет во время игры всегда надеяться на «авось»: вдруг опротестуют. В данном случае было дело не в протесте. Необходимо было доказать недобросовестность «судьи».

Все же по решению руководства делегации протест был подан своевременно, но, как и следовало ожидать, никакого практического значения не имел, если не считать, что судья Ван-Равенс подвергся специальному обсуждению, после которого, я льщу себя надеждой, он матчи мировых чемпионатов судить не будет.

Грусть и печаль царила в этот вечер в «Эскарготе». Нас не встречали обитатели отеля с цветами. Не приветствовал заливистым лаем Цукки. Даже жизнерадостный Чикука на этот раз следовал впереди на своем мотоциклете без обычных фокусов, как бы понимая, что нам сейчас не до развлечений. В автобусе стояла тягостная тишина.

Я написал очередной репортаж в Москву, озаглавив его «Ошибка футбольной Фемиды». Отчасти, чтобы уменьшить боль собственных переживаний, отчасти, чтобы смягчить тяжесть известия всем, кто возлагал на наш коллектив надежды.

Однако я отлично понимал, что продержись мы три злосчастные минуты и попади Паркуян вторично в «девятку», все равно полного удовлетворения от Мексики я бы не получил. В тот момент я, может, этого и не сознавал. Сердце еще бурлило, разум не остыл: при одном воспоминании о Ван-Равенсе я подскакивал с кресла, как будто сел на гвоздь. Страсти, бушевавшие в бункере на «Ацтека», еще не улеглись, для анализа с холодным рассудком время еще не наступило.

В этот день печальную судьбу с нами разделили англичане. Они вели со счетом два-ноль и проиграли немецким футболистам из ФРГ с конечным результатом два-три. Команда Диди – сборная Перу сложила оружие перед бразильцами. А хозяева поля мексиканцы, выполнив свою программу минимум – выход в 1/4 финала, – проиграли итальянцам.

В конкурсе остались четыре команды, побывавшие уже на высшем пьедестале почета. Дважды в звании чемпионов мира побывали уругвайцы, итальянцы и бразильцы и один раз немцы из ФРГ. Сейчас всем известно, что в третий раз это звание завоевали бразильские футболисты, а последующие места распределились в такой последовательности – Италия, ФРГ, Уругвай.

По установившейся на мировых чемпионатах традиции четверке команд, отъезжающих после поражений в 1/4 финала, дается банкет с вручением специальных призов с учетом относительно сопоставимых успехов в предварительных турнирах. На этот раз нам досталось пятое место, и сэр Стэнли Роуз в содружестве с Гильермо Канэдой вручил нам прекрасно исполненный в серебре футбольный мяч.

На банкете была дружелюбная обстановка, никаких споров о преимуществе футбола Южной Америки или Европы не было. Основные встречи были еще впереди, и все разделилось пополам. По две команды с обоих берегов океана остались в конкурсе и по две после 1/4 выбыли.

Альф Рамсей был оживлен. В беседе с нами он рассказал, что незадолго до банкета имел разговор с премьер-министром Вильсоном. Английский премьер благодарил команду за хорошую игру, «поддержавшую престиж английского футбола», и предложил команде выбор остаться посмотреть чемпионат или поехать отдохнуть после тяжелых игр. «Если бы не заболел Бэнкс, дела бы наши были другие», – говорил Рамсей. Кто видел матч Англия – ФРГ, не может не согласиться с ним.

Два тренера команд с этого берега – Диди и Карденас – пребывали тоже в хорошем настроении. И мексиканские и перуанские футболисты на чемпионате достигли рекордных для себя высот. Во всяком случае судьба Фабри и Феолы после английского чемпионата им не грозила. Наоборот, их тренерский авторитет в глазах местных любителей футбола повысился.

Выдержанный Гавриил Дмитриевич Качалин вел себя в соответствии с общим настроением на банкете. И, глядя на него со стороны, можно было подумать, что все еще впереди. Но я-то по собственному ощущению знал, что скрывается за веселой улыбкой. В футболе мы с ним «…певцы единых муз» и единый пламень нас волнует. Ведь никуда не убежишь от самоанализа и от вопроса самому себе – а все ли ты сделал, что мог, для достижения цели?

…Через сутки мы вылетели в Москву. Заходили попрощаться баски. С испанской деликатностью не касались грустных тем. Сеньор и сеньора Дельвади с букетами в руках с выстроившимся сзади штатом отеля провожали нас. Жалобно подлаивал черный, как майский жук, с цилиндриком на голове, абиссинский циркач Цукки, и слышалось в этом подвывании что-то укоризненное.

Прощаясь со мной и сочувственно заглядывая в глаза, Чикука вдруг спросил: «Амиго Старостин, теперь тебя вызовет твой футбольный „колонель“?

Я громко рассмеялся. А он оседлал своего стального коня и так затарахтел на весь квартал, что и смеха моего стало не слышно.

Прощай, Мексика!..

…И вот я опять в самолете десятый раз пересекаю океан. Несметное море нью-йоркских огней исчезло во мгле. За бортом могучего красавца, воздушного лайнера ИЛ-62, видны только яркие звезды: земля скрыта облаками, мы в поднебесье. Совсем не ощущается, что летим, самолет не шелохнется, поставь карандаш на торец, – не упадет.

Но вот на душе такого спокойствия нет. Еще не остыло сердце от мексиканских переживаний. И я знаю, что долгую ночь полета от Нью-Йорка до Москвы мне не спать, и я без конца, как белка в колесе, буду крутиться вокруг игры с уругвайцами: искать наиболее верный ответ на вопрос – почему проиграли?

Материала в моей памяти для сопоставлений, выводов, анализа хоть отбавляй. На тысячу вопросов хватит ответов. Я прошел путь с мячом в ногах от «Горючки» до «Ацтека». От Мишки Сухорукова и Лешки Рыкунова, безвестных для футбольного мира страстотерпцев футбола, до «короля» Пеле.

За эти футбольных «пятьдесят лет в строю», начиная с первого посещения «олэлэса», когда я смотрел футбол с высоты древесного сука в Сокольниках, до подземного бункера на «Ацтека», где на инфарктных частотах содрогалось сердце при появлении мяча в опасной зоне для наших ворот, утекло много воды: Мельбурн, Париж, Хельсинки, Стокгольм, Арика.

Вот и теперь после Мехико – «темна вода во облацах». Опять споткнулись у порога в полуфинал. Вновь какого-то «чуть-чуть» не хватило. Но какого? Утверждать, что рано отпраздновали победу над Уругваем, вытащив счастливый жребий, и поэтому проиграли. В определенной мере, может быть, и так. Но все равно, даже выиграй мы эту игру, удовлетворения от качества выступления нашей команды не было бы. Говоря языком живописи, палитра игровых красок призеров чемпионата – Бразилии, ФРГ и Италии была ярче, разнообразнее. Наша игра на их фоне казалась монотонной.

Мне представляется, что в какой-то момент, мы не в ту сторону повернули и сбились с пути. И, если пошли не в обратную сторону, то оказались на обочине от торной футбольной дороги, по которой долгие годы продвигался наш футбол, развивалась и утверждалась наша футбольная школа, фундаментом которой была разносторонняя физическая подготовка.

Я вспоминаю Стокгольм. Созвездие имен: в атаке – Никита Симонян, Сергей Сальников, Валентин Иванов, Анатолий Ильин; в полузащите – Игорь Нетто, Юрий Войнов, Виктор Царев – никому не откажешь в техническом мастерстве, но и тактическая зрелость в игре не разочаровывала. Широкий маневр был в основе тактических действий команды. Такая игра требовала большого запаса физических сил, и они находились.

В Арике наша команда была не менее боеспособна. Она пополнилась игроками такого класса, как Валерий Воронин, Игорь Численно, Виктор Понедельник, Михаил Месхи, Слава Метревели, Гиви Чохели, Анатолий Масленкин, Виктор Каневский, Геннадий Гусаров, всех не перечислишь, кого тогда можно было отнести к футболистам международного класса.

Ведь в канун чемпионата мира, эта команда с огромным успехом проехала по стадионам Аргентины, Уругвая и Чили, выиграв у национальных сборных этих стран несмотря на «чужие» стены.

И все же в Арике мы споткнулись на том же месте – у порога полуфинала. Правда, рисунок игры нашей сборной в четвертьфинальной игре против хозяев поля, несмотря на поражение был более выразительным нежели сейчас в Мехико. Но ведь проиграли же!..

Английский чемпионат принес нам бронзовые медали. Они несколько утешили наше честолюбие – призовое место в мировом чемпионате не так уж плохо. Но чисто спортивного удовлетворения любители футбола не получили. На фоне трех призеров игра наших футболистов выглядела менее яркой. Какой-то изюминки в ней не хватало. Английская, немецкая из ФРГ и португальская команды не случайно заняли место выше нас.

Так в чем же дело, где корень зла? Где не для нас протоптанную тропинку мы приняли за продолжение верного пути в развитии нашего футбола. Когда ушли в сторону со своей магистрали и направились искать счастья к чужому дому?

Я не нашел в своей памяти точного верстового столба как изначального места ошибочного поворота. Может быть, это был Стокгольм, с несколько искаженно воспринятыми впечатлениями от нашего дебюта на мировом чемпионате. Может быть нам захотелось как можно скорее играть по-бразильски, и нас загипнотизировал весь футбольный мир своей новой системой расстановки игроков и удивительным техническим мастерством. Эти действительно великолепные качества заокеанских футболистов были настолько высоки, что совсем заслонили роль атлетической подготовки нового чемпиона мира. А как раз физическая форма бразильцев была на редкость хороша и сыграла немаловажную роль в их победе. Можно сказать больше, именно физическая подготовка, была фундаментом прекрасного здания победы бразильцев. Их замечательная техника не притуплялась усталостью, и у них хватило сил, чтобы осуществить прогрессивную тактику игры по всей широте и глубине футбольного поля.

Так или иначе, но акценты в нашем футболе сместились. Мы стали техничнее, и это очень важно, с плохой техникой не может быть хорошего футбола, но вот скоростной выносливости мы не прибавили. В то время как в мире эти компоненты переведены на синхронные взаимодействия. И не случайно. Зарубежные профессионалы извлекли должные уроки из поражений от встреч с нашими футболистами. Вспомним ошеломивший хозяев поля темп игры московских динамовцев в Англии, при их первом посещении родины футбола в 1945 году.

В Мехико ни перед одним участником чемпионата мы такого преимущества не имели. Сейчас, когда во всем мире футбол развивается в сторону его всемерной интенсификации, играя трусцой, думалось мне, далеко не убежишь.

Перед глазами встала фигура Пеле с его бесчисленным количеством скоростных рывков во время игры на мексиканских полях. Ему тридцать лет, а какая выносливость, какой запас сил!

А вот Игорь Нетто. На открытии чемпионата мира в Чили, когда играли с югославами, он вел поединок с «надеждой» противника – Шакуларецом, признанным фаворитом чемпионата. Безмерное количество километров с мячом и без мяча покрыли они на футбольном матче в этом захватывающем поединке двух асов мирового футбола. Наш капитан команды вышел победителем в этой схватке, во многом определявшей исход этого матча. Игорь не уступил ему в скоростной выносливости, отличная физическая подготовка позволила ему до конца сохранить остроту своего технического вооружения и возможность выполнения широких тактических маневров от края и до края поля. Наша сборная выиграла тогда встречу у югославских футболистов со счетом два-ноль.

И все же возраст сказал свое решающее слово. Он не лишил Пеле и Нетто их техники, не затуманил тактическую мысль, не угасил бойцовский пыл души. Но он отнимает силы. Их уже не хватает, чтобы угнаться за молодежью. Может быть, долго не будет более техничных футболистов, чем были эти доктора футбольного дела. Но, норма интенсификации игры, все возрастает, иветеран ее оправдать не может – не хватает дыхания. Тот, кто с этими нормами считаться не хочет, до вершины футбольного Олимпа не дойдет, дыхания не хватит даже у молодого, если он на тренировках не будет накапливать нужных запасов энергии, следуя великой истине: тяжело на тренировке – легче в игре.

В футболе все взаимосвязано. Неторопливое движение влечет за собой игру в мелкий пас, что в свою очередь порождает скученность на поле. У меня возникла мысль об утраченных позициях москвичей. Она посетила меня не случайно. Подсчитывая представительство городов в сборной команде, я с сожалением установил, что в ее основном составе на матч с уругвайцами попал только один игрок, воспитавшийся в столичном футболе. Это был Альберт Шестернев – капитан флагманского судна советского футбола. Остальные места были за киевлянами и тбилисцами. Могут возразить: а Кавазашвили, Еврюжихин? Да, они из московских команд, но воспитанники не московского футбола. Они приехали в столицу, уже как сложившиеся мастера. И не заслуга московской школы, что они попали в сборную команду.

Конечно, это обстоятельство ничуть не умаляет достоинство сборной команды как таковой. Наоборот, свидетельствует о развитии нашего футбола не только вглубь, но и вширь. Но какая иллюстрация к потере позиций столичного футбола. Когда-то в сборную команду входили: Мельбурн – десять москвичей, Париж – семь. Теперь Мехико – один!

В двадцатых годах Ленинград перестал быть гегемоном в отечественном футболе под натиском московской школы, провозгласившей первой заповедью футболиста быстроту действий на поле. В последние годы новая футбольная религия повела москвичей в другие храмы. Тренеры и футболисты стали молиться чужому богу – «не торопясь, но хитро» – вот что стало написано на их знамени. Может быть, намерений в их тренировочных планах таких нет. Но это читается невооруженным глазом, когда смотришь столичный футбол.

Ленинградцы, вовремя сменив «вехи», когда подросли братья Дементьевы, Федоровы, Ивин, Лемешев и их сверстники, не утратив своего стиля, к зрелищности добавили скоростей, и их футбол приобрел более эффективное выражение. Что-то надо делать и нам – москвичам.

Вот несколько мыслей, возникших по этому поводу, когда свежа еще была боль от поражения.

Я совсем не хотел, как может показаться читателю, петь «осанну» физической подготовке, словно ангелу-хранителю от всех бед и несчастий на футбольном поле. Вот, мол, чехословацкая команда поехала на корриду и проиграла Кубок Европы, а мы воздержались от поездки и стали победителями этого турнира. Если бы все было так просто, то залезай в погреб, как это делал Николай пятьдесят лет назад, сохраняй в прохладном месте накопленную энергию и забирай все кубки и призы.

Но ведь в Мехико-то мы также не поехали на корриду, и сил у нас было много, а выиграть не смогли. Ирония футбольной игры – крупный козырь не взял взятку: физическая энергия осталась неиспользованной. Горючего был полный бак, но воспламенения не произошло: магнето – психика игрока – не дало искры.

Таким образом, крупица энергии, действительно, должна цениться на вес золота, но как видим, она всего не решает.

Так почему же все-таки не возгорелось пламя неудержимой борьбы за победу, как к тому призывал Качалин в матче с Уругваем? Не найдя прямого ответа, по-видимому, нельзя не согласиться с тем, что еще не полностью ликвидировано отставание в технике от высшего международного стандарта, недостаточная тактическая гибкость и забыты в последние годы принципы ведения борьбы, заложенные в основу нашего футбола. Я имею в виду быстроту и решительность действий. Это сказалось в тот момент, когда от наших футболистов потребовалось сыграть с противником, ничем их не превосходящим, но старше опытом на три десятилетия.

Я понимаю, что пришел к банальным заключениям. Но это неизбежная участь людей, пытающихся осмыслить игру «до конца», в то время как футбол не терпит категорических утверждений – играть, мол, нужно «только так». А играть-то нужно и так и этак, и этак и не так…

Вот попробуй тут и докопайся до истины.

И еще одна мысль навела меня на целый ряд сопоставлений. Я задумался о сборной команде, как о постоянно действующем институте. Ведь нельзя же этот коллектив рассматривать словно возникшую группу лиц, собранных для решения одной задачи, а потом распрощавшихся, как случайные попутчики.

Еще в дореволюционной России сборная команда привлекала всеобщий народный интерес. Мальчишкой я помню переполох в прессе, когда, впервые выехав на Стокгольмский олимпийский турнир в 1912 году, наши футболисты проиграли в утешительном матче Германии со счетом 16:1.

Под свежим впечатлением неудачной войны с японцами корреспонденты назвали этот футбольный разгром – спортивной «Цусимой»! На что уж дядя Митя, далекий тогда от футбола человек и то, с негодованием отбросив газету, презрительно отозвался: «Осрамили Россию голоштанники!»

Сборная страны впервые выступила под Государственным флагом Советского Союза 16 ноября 1924 года. С того времени, какие бы перерывы в ее выступлениях не были, она продолжала существовать в нашем футболе как высший коллектив, отражающий уровень его развития. Я помню, сколько трепета и душевного волнения переживали мы, когда заседала Всесоюзная секция по составу сборной команды для очередного ее выступления.

Представители клубов были настроены непримиримо, если верили, что выдвигаемый им кандидат действительно заслуживает этой чести и по спортивным и по морально-этическим качествам. Они дорожили представительством в сборной их игроков. Это было высшей похвалой деятельности данного клуба. Заседания проходили бурно и продолжались по нескольку часов. Тренер играл роль, но при отборе состава не большую, чем любой другой член президиума секции.

Формально и сейчас общественный контроль за подготовкой сборной команды и ее комплектованием существует. Практически же суждение тренера в решении всех вопросов, связанных с комплектованием команды, незыблемо. Он единоличный хозяин сборной команды. Он отчисляет и приглашает в сборную команду игроков, иногда согласовывая с общественностью эти меры, а иногда и нет. Возникло такое положение и утвердилось в практике, потому что сборная команда играла в отдельные годы до трех десятков матчей. Когда уж тут согласовывать и утверждать, впору у клубов хоть кого-нибудь выпросить.

Вот мне и показалось, сопоставляя старые формы комплектования сборной команды с сегодняшними, что какой-то в этом изъян есть. Больно легок путь стал для попадания в сборную команду. Не труднее и выход из нее. Иначе чем же объяснить, что в ряде случаев мы наблюдали вопиющее безразличие игроков к святому названию – «сборная команда СССР».

«Не вызывайте меня больше в сборную команду», – заявил один совсем молодой футболист старшему тренеру сборной, после того, как был на очередной матч оставлен в запасе.

Какие-то поправки и здесь надо вносить.

Футбол как жизнь, я уже об этом говорил. Его не разложишь по полкам. По параграфам и пунктам не распишешь. Он развивается по законам диалектики, как и все в действительности: в столкновениях, противоречиях, радостях и горестях, синяках и царапинах. Его притягательность в том, что он непознаваем до конца. У него просто его нет. Тот, кто считает, что он постиг эту таинственную по своей притягательности игру до конца, то находится дальше других от истины.

Но учиться постигать футбол надо всегда. За пятьдесят лет такой учебы с неисчислимым количеством правильно решенных задач и с не меньшим количеством ошибок я пришел именно к такому заключению. И если мы соглашаемся с тем, что сборная команда СССР является детищем всенародным, то и контроль за ним со стороны общественности должен быть более действенным. И тренеры и игроки ответят на это только благодарностью. Кто же отказывается от помощи.

…Внизу за окном Шереметьево.

…После мексиканского чемпионата прошло два года. Спорт в нашей жизни занимает все большее и большее место. Ставятся новые рекорды. Вчера казавшиеся фантастическими достижения сегодня доступны многим, завтра будут устаревшими. Увлеченные борьбою сильных, ловких, смелых, их животворным спортивным соперничеством, мы не мыслим себя вне связи с физической культурой и спортом. Они вошли в наш быт, как общественное явление, несущее важную социальную функцию, как важнейшее средство гармонического развития личности.

В семье других видов спорта и футбол прилагает свои усилия в решении трудной задачи – побить профессиональные клубы и встать на высшую ступень почета в турнирах высшего международного ранга. Рождаются у нас новые чемпионы страны и обладатели Кубка СССР. Столичный футбол продолжают защищать те же пять московских клубов, историю которых мы вспоминали в начале этой книги. Сборная команда то радует нас успехами, то огорчает неудачными выступлениями.

Недавно после финального матча на первенство Европы мы собрались у тети Наташи. Ей минуло девяносто шесть лет. С двумя дочерями она только что перебралась в благоустроенную квартиру. На новоселье собралось второе поколение, младшему представителю из которых было шестьдесят лет.

Игнорируя поздравления по поводу переезда, тетя Наташа критически расценила поражение нашей сборной от сборной ФРГ в Брюсселе: «Телевизор чуть не выключила!»

И опять, как пятьдесят лет назад в маленьком деревянном домике на Пресненском валу, возник никогда не кончающийся спор о футболе.

Активный член клуба «Кожаный мяч», одиннадцатилетний внучатый племянник – Мишка Ширинян – примирил стороны. После долгого, терпеливого молчания он убежденно заявил:

– Все равно наши всех победят!

Я вспомнил, что это была самая любимая фраза Николая Александровича Гюбиева. В ней заключена правда. Потому что спорт у нас любят, а члены клуба «Кожаного мяча» – Мишки, Сережки, Гришки – растут и в Сокольниках, и на Пресне, и в Замоскворечье, и за Заставой Ильича, и везде, везде. И они победят – будущее нашего футбола за ними.