"На Лазурном берегу" - читать интересную книгу автора (Хегган Кристина)

ГЛАВА 40

– Мадам Гилле очень злится? – спросила Элизабет, как только Карен повесила трубку.

– Она просто в бешенстве. Так же как и я – теперь, когда знаю, что с тобой ничего не случилось. – Удержавшись от того, чтобы в который раз не обнять и не прижать к себе свою маленькую мучительницу, Карен сложила руки на груди. – Ты хоть представляешь, какая паника была в школе из-за твоей выходки? И как перепугалась я?

– Извини. – Элизабет оглядела роскошные апартаменты с таким видом, будто всего лишь опоздала к отбою. – Если бы не этот дурацкий туман, мы успели бы сюда гораздо быстрее, чем нас хватились.

– Возможно. И тем не менее убегать из школы нельзя, а решаться на такую поездку в твоем возрасте – и вовсе безумие.

– Почему? Я уже взрослая. И вполне могу о себе позаботиться. – Девочка вздернула подбородок так, как всегда делала, когда старалась произвести на кого-нибудь впечатление. – Или ты мне не веришь?

– Верю я или нет, не важно. Сейчас не ты задаешь вопросы, а я.

– Разве ты мне не рада?

Карен оставила без внимания обращенную к ней очаровательную улыбку.

– Это тоже к делу не относится. Я хочу знать, понимаешь ли ты всю серьезность своего поступка. Да за такой финт тебя могут исключить из школы.

Элизабет поморщилась.

– Это мадам Гилле так сказала?

– Нет. Но она хочет видеть нас обеих в своем кабинете не позднее вечера в понедельник.

– В понедельник! Но, мама, ведь я только что приехала. Мне и так досталось, и ты по крайней мере могла бы оставить меня здесь до премьеры твоего фильма.

– Ни в коем случае. Я уже говорила, фестиваль – не для детей. И что бы ты по этому поводу ни думала, пока еще ты всего лишь ребенок. А будешь продолжать в том же духе, – добавила Карен, немного смягчившись, – так им и останешься.

В отчаянии Элизабет рухнула в кресло.

– Но это нечестно! Я столько пережила из-за этой несчастной поездки, а меня выставляют отсюда, как какую-нибудь преступницу!

Карен улыбнулась. Во многом ее дочь была похожа на нее. Эта уверенность, жажда независимости, и как горячо она отстаивает свои убеждения…

– Ну зачем тебе понадобилось сюда приезжать, Элизабет? И откуда ты взяла столько денег? – спросила Карен, взглянув на деньги, которые достала из кармана Элизабет.

– Ограбила всех, кого можно было. Эрин, Лизетт и, конечно, Питера.

– Ах да, конечно, Питера! – Несмотря на то, что злилась на парня, который пошел на поводу у Элизабет, Карен невольно подумала о нем с нежностью за трогательную заботу о ее дочери.

– Не сердись на Питера, пожалуйста, – попросила Элизабет. – Просто я не оставила ему другого выбора.

– Могу представить. Но ты еще не ответила на мой вопрос.

– Зачем я приехала? Я думала, и так все ясно. Мне хотелось к тебе.

– Но ведь эта причина не единственная!

Элизабет широко раскрыла глаза от удивления.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе хотелось доказать, что ты выросла, показать мне, что способна позаботиться о себе в самой сложной ситуации. А еще ты рассчитывала на то, что окажешься среди звезд и всего этого блеска.

Опустив голову, Элизабет ничего не ответила. В своих обвисших джинсах, рубашке из шотландки и грязных теннисках она казалась слишком несчастной, чтобы ее еще ругать. Карен положила руку на темные блестящие волосы дочери.

– Ах, деточка, известность не так прекрасна, как ты думаешь! По сравнению с тем, что приходится терять, часто получаешь не так уж и много.

– Но ведь тебе все удалось.

– Да, после немалых жертв, – согласилась Карен, отлично помня, как решение играть в «Небесных видениях» изменило всю ее жизнь. – Я не хочу, чтобы ты через это прошла.

– Тогда как же, по-твоему, я стану актрисой?

Закусив губу, Карен посмотрела в доверчивые глаза дочери, окинула взглядом ее девичью фигурку, только-только начинавшую обретать женственность.

– Неужели ты серьезно об этом думаешь, дорогая? Я имею в виду, привлекают ли тебя лишь блеск и слава? Или ты горишь желанием играть?

– Горю желанием играть, – повторила Элизабет.

Карен улыбнулась.

– А ты хоть знаешь, что значит гореть желанием?

Элизабет начала было что-то отвечать, однако вскоре запнулась и замолчала.

– Это когда необходимость играть заслоняет собой все остальное, – продолжала Карен, сев в кресло рядом с дочерью, и взяла ее руку в свои. – Заслоняет гордость, потому что твое «я» будет не раз раздавлено, и сострадание к другим, так как тебя могут выбрать на роль, которую месяцами репетировала другая актриса, и тем самым разрушить все ее надежды. Тебе придется подготовиться к долгим утомительным собеседованиям, во время которых ты встретишься с нетерпеливым, даже оскорбительным отношением режиссеров – причем многие из них окажутся такими же неудачниками, как и ты. Это борьба с собой за роль в пять строчек, за эпизод в радио– или телепередаче, которые, может, никогда не выйдут в эфир, за пьесу, которую через неделю отменят, – и все ради заработка, а его едва хватит, чтобы оплатить квартиру.

– Но это в театре, мама. А в Голливуде все по-другому.

– В Голливуде бывает и хуже. Он может стать волшебным и чудесным. А может быть грубым и жестоким. Тысячи девушек потеряли там не только мечты.

Элизабет уставилась на сломанный ноготь на мизинце.

– Разумеется, – немного помолчав, продолжала Карен, – все гораздо проще, если рядом есть свой человек – мама, например…

Элизабет тотчас же воспрянула духом.

– Ты серьезно? Значит, ты мне поможешь?

– При одном условии.

Девочка снова нахмурилась.

– При каком условии?

– Что ты получишь образование. Ты будешь брать уроки драмы и посмотришь, насколько ты талантлива и хватит ли у тебя на все это выдержки. И ты дашь себе немного времени, чтобы проверить, будешь ли ты так же гореть лет через шесть.

– По-моему, ты сказала «одно условие»? – вставила Элизабет.

– Прошу не умничать, сударыня. Так мы заключаем сделку или нет?

– А эти уроки драмы? Где я их буду брать?

– Ну, не знаю. Есть Американская академия искусств и наук, Театральная школа, Институт Ли Штрасберга.

– Но, мама, все это в Нью-Йорке. – Элизабет медленно встала – на ее лице читалась надежда и радость. – Неужели ты хочешь, чтобы я вернулась домой? И мне можно не оставаться в «Ле Берже»?

– Я думала, тебе там нравится…

– Мне нравилось. То есть нравится. Но Эрин так скучает по своим, в конце семестра она едет домой. Питер тоже заканчивает и переходит в Оксфорд. А без них… – Элизабет поколебалась. – По правде говоря, я тоже немного скучаю по дому, иногда…

Карен кивнула. Она и сама уже об этом догадалась. Однако у Элизабет слишком быстро менялось настроение, и было очень трудно разобраться, что она чувствует на самом деле.

– Тогда в понедельник мы можем поговорить об этом с мадам Гилле. Пока же, надеюсь, ты понимаешь, что я не потерплю плохих отметок, сумасшедших нарядов и мальчиков в твоей спальне.

Но Элизабет уже не слушала. Соскочив с кресла и схватив Карен за руки, она закружила ее по комнате.

– Обещаю! Я все обещаю. Мамочка, ты просто прелесть! Я так счастлива. – Неожиданно став серьезной, она перестала танцевать. – А ты думаешь, меня примут в «Ли Штрасберг»?

– Наверное, если ты покажешь себя подающей надежды и решительной.

Сияя от радости, Элизабет обняла Карен за шею и стиснула ее в объятиях.

– Я так и сделаю! Обещай, что ты будешь гордиться мной.

– Я уже горжусь тобой, детка. – Она шутя хлопнула ее пониже спины. – А сейчас прими-ка душ, надень пижаму, и мы с тобой пару часиков поспим.

Увернувшись, Элизабет озорно улыбнулась матери:

– Я согласна, но сначала, chere maman, ты тоже мне кое-что объяснишь.

Карен, которая уже стелила постель, засмеялась:

– И что же именно я должна тебе объяснить?

– Кто тот красавец, которого ты посылала меня спасать?


– Ну, что скажете?

Парикмахер Луизы Прэгер отступила назад с гордой улыбкой на круглом, как у пупсика, личике.

– О, Цецилия!

Сидя в своей спальне перед зеркалом, Луиза вглядывалась в собственное отражение с удовольствием и со страхом.

– «О, Цецилия!» – это хорошо или, наоборот, вам не нравится?

– Не знаю.

Поворачивая голову, Луиза робко трогала свои локоны. Цецилия перекрасила ее черные волосы в светло-каштановый цвет и сделала модельную пышную прическу, так что Луиза стала выглядеть на несколько лет моложе. Затем, выщипав ей брови, Цецилия «подняла» их выше и в завершение нанесла на веки бронзовые тени, на щеки – розовый румянец, а на губы – персиковый блеск.

– Не… не слишком ли все это?

– Ну что вы! Потрясающе выглядите. И честно говоря, вам давно уже надо было обновиться.

Луиза нерешительно коснулась пальцами щеки. «Какая ерунда!» – усмехнулась она про себя, чувствуя, как уже теряет интерес к своей новой внешности. С глупой затеей сменить имидж Луиза согласилась лишь потому, что ее мать считала, будто только так дочь сумеет вернуть Макса. Однако теперь, глядя на незнакомку в зеркале и думая об огромной сумме, потраченной на платья, которые скорее всего она так и не осмелится надеть, одинокая женщина уже засомневалась в правильности своего решения. Как этот новый облик может вернуть ей то, чего у нее никогда не было?

С губ сорвался вздох. Через два дня уезжать, а она уже совершенно расклеилась…

– Что-то не так, миссис Прэгер?

Луиза схватилась рукой за горло. Сердце снова забилось как-то странно, с перебоями.

– Нет-нет, все в порядке. Просто… – Она перехватила в зеркале взгляд Цецилии. – Ты не забыла?..

Парикмахерша не дала ей договорить.

– Конечно, нет. – И достала из косметички два полиэтиленовых пакетика: один с белыми, а второй с красными капсулами. – С ними вам совершенно не о чем беспокоиться. Только не смешивайте со спиртным, ладно?

С облегчением Луиза кивнула и отдала заранее приготовленные пять тысячедолларовых купюр.

– Я буду осторожна, – пообещала она, с нетерпением ожидая, когда Цецилия наконец уйдет.

– Увидимся, когда вы вернетесь, миссис Прэгер. От всей души желаю вам приятно провести время.

Едва оставшись одна, Луиза поспешила в ванную. Ее руки дрожали, пытаясь справиться с завязанным на пакетике узелком. «Да что это со мной такое? – удивилась Луиза. – Как я собираюсь ехать во Францию, если меня постоянно держит это проклятое напряжение?» Из зеркала на нее смотрели огромные, с лихорадочным блеском глаза. Быть может, стоит иногда добавлять еще одну «красную»? Только на время поездки…

Несколько секунд Луиза разглядывала на ладони капсулу, помня о предупреждении Цецилии. Затем, представив всю тяжесть испытания, которое ее ожидало, достала еще одну и проглотила обе капсулы.