"Завещание веков" - читать интересную книгу автора (Лёвенбрюк Анри)ДесятьЖаклин сразу стала собираться. Софи, стой у нее за спиной, взглянула на меня и пожала плечами. Я проснулся, как от толчка, на старом матрасе в нашей маленькой спальне, и в течение нескольких секунд никак не мог понять, где нахожусь и что произошло накануне. Вспомнив все, я обнаружил, что Софи здесь уже нет. Я быстро оделся и пошел в гостиную посмотреть, как идут дела. Сидя на том же месте, что и вчера, Баджи взглянул на меня с улыбкой. Я смущенно улыбнулся в ответ. Этот парень дважды спас мне жизнь и продолжал улыбаться, хотя мы потащили его в Лондон, не спрашивая, как он к этому относится. Конечно, я ему заплачу. Но улыбка Баджи ясно показывала мне, что он руководствуется не только профессиональными соображениями. За окнами всходило солнце, еще не утерявшее оранжевого оттенка. Дневной свет несколько смягчал впечатление бардака, царившего в этой квартире. — Вы что-нибудь обнаружили? — спросил я, почесывая голову. — Ничего определенного, но теперь я уверена, что в этом есть некая тайна, а без меня вы не справитесь. Кофе на столе. Угощайтесь. В общем, поскольку вы должны вернуться в Париж, я еду с вами. — Но… — Никаких Она говорила быстро, не глядя на меня, занимаясь только своей дорожной сумкой, поставленной в центре гостиной. На ней был тот же шерстяной халат, что накануне. Ее прическа, круги под глазами и нервозность подсказывали мне, что ночью она не спала. — Что ж, спасибо, — просто ответил я и уселся за стол, где был накрыт завтрак, к которому они трое, судя по всему, уже приложились. — Не за что, — сказала она, одним движением закрыв молнию на сумке. Потом выпрямилась, повернулась на каблуках и спросила с широкой улыбкой: — Ну как, хорошо спали? — Гм, да, — пробормотал я, стараясь не показывать смущения. — Гм, а поезд наш, он когда отправляется? Я налил себе чашку кофе. — В 10.23, времени у нас мало, — ответила Софи. — Мы с Баджи поедем с вами в Монтессон. А Жаклин тем временем продолжит изучение рукописи. Я кивнул и в свою очередь приступил к завтраку. На Софи я не смел взглянуть. Она говорила мне «вы». Вчера мы занимались любовью, но она по-прежнему называла меня на «вы». Как же мне хотелось побыть с ней наедине этим утром. Поговорить с ней. Но нас было четверо. Баджи не отпускал нас ни на дюйм, что было вполне разумно. И в любом случае времени у нас действительно не было. Мне так и не удалось улучить момент, чтобы поговорить с ней наедине, а вскоре нам предстояло ехать на вокзал, чтобы вернуться в Париж. В поезде, увозившем нас во Францию, я видел только Лондон, меня преследовали образы этого города, где мы с Софи любили друг друга. Монтессон находился всего в нескольких километрах от Парижа, но это была почти деревня. Маленькие низенькие дома, горбатые улочки, а вдали — даже поля и парники, что заставляло почти забыть о столь близкой столице. На Северном вокзале мы посадили Жаклин в такси: она отправилась в свою парижскую квартиру с рукописью Дюрера и испещренной пометками копией «Джоконды». Сами мы взяли «Шафран» и поехали в западное предместье на встречу со священником. Мне с трудом верилось, что еще утром мы были в Лондоне. И однако мне это не приснилось. Темп нашей гонки все ускорялся, и времени на решение загадки оставалось все меньше, зато вероятность того, что нас остановят на полпути, возрастала. Баджи держался настороже. Свидание обговаривалось по телефону, и не было никаких гарантий, что нам удалось сохранить инкогнито, поэтому телохранитель каждое мгновение ожидал какого-нибудь скверного сюрприза. Вороны приучили нас к внезапности своего появления. Баджи уже не улыбался, как накануне. Он поставил «Шафран» на маленькой стоянке, укрытой от любопытных глаз, открыл передо мной дверцу машины и двинулся впереди нас. Облик этого парижского пригорода не имел уже ничего общего с Англией. Здесь не было двух одинаковых домов, они были не белого, а серого цвета и лепились друг к другу на средневековый манер, ничем не напоминая кукольные домики. Иногда по улице проезжал дедушка в фуражке на старом дребезжащем мопеде. Церковь стояла на улице, так круто спускавшейся вниз, что ко входу нужно было подниматься по очень высоким лестницам. Рядом с церковью притулился дом священника. Если не считать случайных велосипедистов и двух-трех женщин, шествовавших с плетеными корзинками в руках, на маленькой треугольной площади никого не было в этот предвечерний час, и мы трое, Софи, Баджи и я, спокойно вошли под темные безмолвные своды церкви Успения Богоматери. Перед алтарем о чем-то беседовали двое мужчин. Одного из них я никогда не видел, должно быть, это был кюре Монтеесона. Небольшого роста, смуглый, с раскосыми глазами: я не мог понять, вьетнамец это или кореец, но черты лица были явно азиатские. Второй, не надевший сегодня ни рясы священника, ни традиционного темного костюма с крестом в петлице, был не кто иной, как кюре Горда в цивильном одеянии… Увидев нас, они сразу прекратили разговор. Местный кюре, едва заметно улыбнувшись, прошел мимо нас к выходу. Баджи закрыл за ним громадную дверь и проверил прочность засова. Я видел, как внимательно он оглядел всю церковь. — Здравствуйте, мсье Лувель, — приветствовал меня священник, подойдя к нам. — Это мои близкие друзья, — сказал я, показав на Стефана и Софи. — Мадам, мсье… Они поздоровались друг с другом. Священник протянул мне руку, которую я с жаром пожал, желая выразить благодарность за то, что он согласился проделать такой долгий путь. Наряду с Франсуа, Баджи и Жаклин он был дополнительной фигурой на моей стороне шахматной доски. Маленький упрямый боец, который сражался — на свой манер — с врагами столь же могучими, сколь и незримыми. Священник жестом пригласил нас пройти в боковой неф. Мы уселись на стулья, которые он поставил в кружок. Баджи занял позицию чуть сзади. — Времени нам терять нельзя, — начал священник очень серьезным тоном. — У меня есть твердая уверенность, что за мной следят. Отец Юнг согласился принять нас здесь тайно. Это мой старый друг. Он не понаслышке знает о дурных сюрпризах, исходящих сверху, если можно так выразиться… — Когда дурные сюрпризы исходят снизу, не так больно падать, — вставила Софи. Священник кивнул. Мы явно были настроены на одну волну. — Я готов отдать вам одну вещь, необходимую для вашего расследования, но сначала вы должны рассказать мне, что вам известно о причинах моего перевода. Для меня это очень важно, вы же понимаете. — Вы знаете организацию под названием «Акта Фидеи»? — без околичностей спросил я. Он отрицательно покачал головой. Я взглянул на Софи. Она поняла, чего я жду от нее, и рассказала все, что знала, объединив собранную нами информацию со сведениями, которые сумел раздобыть Сфинкс. Священник слушал с напряженным вниманием, и когда журналистка закончила, выглядел страшно подавленным. — Вы действительно думаете, что Ватикан в курсе всего этого? — спросил он после долгого раздумья. — Кто именно в Ватикане? Все не так просто. Наверняка есть люди, которым это известно, ведь многие члены «Акта Фидеи» входят в Конгрегацию вероучения. Означает ли это, что и другие особы в Ватикане в курсе… точно сказать нельзя. — Если то, что вы говорите, правда, эта бомба непременно взорвется! — Не сразу! — вмешалась Софи. — Поверьте мне, эту бомбу взорвут, конечно. Но не сразу. Священник энергично закивал. Он с несчастным видом потер щеку, затем вынул из кармана блокнот. — Это по праву принадлежит вам, — сказал он, протянув мне его. — Что здесь? — Ваш отец частично рассказал мне свою историю. Если быть совершенно честным, я уверен, что крупица истины во всем этом есть, но боюсь, что большей частью это был сущий бред. Заметьте, после того, что вы мне рассказали, я готов ко всему. Он знал, что я дружу с часовщиком из Горда, и попросил, чтобы тот построил для него машину. — Какую машину? — Ту, что вы видели в подвале. И которая потом сгорела. Совершенно потрясающая штука. Судя по всему, ее придумал Леонардо да Винчи. Я с улыбкой взглянул на Софи. — Вы увидите, все написано здесь, в этом блокноте. Наброски, пояснения, заметки вашего отца… Он пытался растолковать мне, как машина работает, но, признаться, я мало что понял. Я просто передал чертежи часовщику, и тот сделал машину. На днях он позвонил мне и сказал, что забыл отдать блокнот вашему отцу. Я забрал его. Надеюсь, что вы сумеете в этом разобраться. По словам вашего отца, с помощью этой машины будто бы можно обнаружить в «Джоконде» некое тайное послание! Софи озадаченно посмотрела на меня. Невероятно! Священник рассказывал совершенно невероятные вещи. Я едва не содрогнулся. — Нам нужно обязательно восстановить эту машину! — воскликнула Софи, схватив меня за руку. — Я буду очень удивлен, если вам это удастся, — вмешался священник — Это ведь довольно сложная штука. Какие-то зеркала, лупы, колесная система… Проще было бы попросить часовщика восстановить ее. — У нас нет времени для поездки в Горд! — нетерпеливо возразила Софи. — Значит, нужно пригласить его сюда, — предложил я. — Да вы что? — изумился священник. — А почему бы и нет? — У него своих дел полно! — У вас есть номер его телефона? Священник кивнул. — Дайте мне его. Он посмотрел на меня с недоумением, потом стал рыться в кармане, качая головой. — Вот, держите, — сказал он, протянув мне записную книжку. Я тут же набрал номер на своем мобильнике. — Ну и ну, — выдохнул священник, — вы, парижане, времени даром не теряете! — Алло? — сказал я, как только часовщик снял трубку. — Здравствуйте, я сын мсье Лувеля. — О! Здравствуйте, — ответил он. — Примите мои соболезнования. — Спасибо. Я хочу попросить вас об одной услуге. — Да? Мне очень жаль, мсье, я не хотел бы обидеть вас, но знаете ли вы, что вас разыскивает жандармерия? — Да, да, я знаю. Сколько заплатил вам мой отец за машину, которую вы для него построили? — Господи, ну и странная же была конструкция! До сих пор не знаю, для чего предназначена эта машина, но штука просто потрясающая! — Да… так сколько же? — Ваш отец дал мне тысячу пятьсот евро. Но она того стоила, поверьте мне, я с ней очень долго возился! — Предлагаю вам в десять раз больше, если вы согласитесь прямо сейчас приехать в Париж и построить эту машину заново. Последовала долгая пауза. — Алло? — нетерпеливо сказал я, поскольку часовщик словно онемел. Стоявшая рядом со мной Софи давилась от смеха, а священник обхватил голову руками. Он не верил своим ушам. — Что вы сказали? — спросил часовщик, который растерялся не меньше. — Предлагаю вам пятнадцать тысяч евро наличными, если вы согласитесь прямо сейчас приехать в Париж, чтобы восстановить машину Леонардо. Все расходы будут оплачены. Я куплю вам билет на TGV [49] и предоставлю жилье. — Вы что, рехнулись? — вскричал изумленный часовщик. — У меня же здесь мастерская! — Подождите, — сказал я, — не кладите трубку. Я схватил священника за руку: — Вы и только вы сумеете его убедить. Скажите, что я говорю совершенно серьезно. Умоляю вас! Сделайте так, чтобы он приехал. Я насильно вложил ему в руку телефон. Священник был совершенно ошарашен, — Алло, Мишель? — забормотал он. — Да. Да, это мсье кюре. Нет, мсье Лувель говорит серьезно. Разумеется. Нет, это не розыгрыш. Я взял Софи за руку и крепко сжал ее. Журналистка подмигнула мне. — Вы просто скажите ей, что должны помочь мне с переездом в Рим, — продолжал священник. — Да нет же, небольшая ложь время от времени позволительна, я уверен, что этот грех вам простится, Мишель. А по возвращении вы подарите вашей супруге красивую безделушку, и она будет счастлива. С деньгами, полученными от мсье Лувеля, вы сможете это себе позволить. Хорошо. Хорошо. Конечно. Договорились. Священник отдал мне телефон. Он был явно недоволен тем, что я заставил его так поступить. — Часовщик согласился, — со вздохом сказал он. Я сжал кулаки, празднуя победу. — У вас есть телефон вашего отеля? — шепотом спросил я у священника. Порывшись в кармане, он вручил мне карточку. — Алло? — произнес я в мобильник. — Сейчас я вам все объясню. Вы позвоните мсье кюре, когда узнаете время отхода поезда, и я пришлю кого-нибудь встретить вас на вокзале. Постарайтесь приехать сегодня вечером, в крайнем случае завтра утром. Я продиктовал ему телефон отеля. — Огромное вам спасибо, мсье, я вам крайне обязан. Сколько времени вам понадобится, чтобы построить машину? — Это очень сложная конструкция, знаете ли. И работать мне придется не в своей мастерской… Я постараюсь захватить с собой необходимые инструменты и кое-какие материалы, все, что у меня осталось от прошлого раза. Тогда мне понадобилось две недели, но сейчас дело пойдет быстрее, поскольку я уже делал эту машину. — Мне нужно, чтобы вы построили ее за сутки. — Да вы сумасшедший! — Я плачу вам хорошие деньги. До скорой встречи, мсье. Попрощавшись с ним, я отключил мобильник. Журналистка расхохоталась. Я превзошел самого себя. Действовал в манере самой Софи. Пер напролом. Я готов был поклясться, что она гордится мной. Действительно, после гонки на Северном вокзале я решил, что хватит нам плыть по течению, покоряясь воле обстоятельств. Если мы хотим благополучно завершить это дело, нам нужно любой ценой контролировать ход расследования, ни в коем случае не уступать инициативу. Перестать быть пешками. Играть в свою игру. Незадолго до восьми вечера мы наконец приехали в Со, к семейству Шевалье. Мне было приятно вновь окунуться в атмосферу спокойствия и комфорта их уютного коттеджа. Сейчас он превратился для меня в убежище. Это был почти свой дом. Место, куда всегда можно прийти. Эстелла приготовила нам ужин, и уже у входа на нас пахнуло аппетитным запахом ее стряпни. Франсуа, судя по его виду, ждал нас большим нетерпением. — Как все прошло в Лондоне? — спросил он, повесив наши пальто за дверью. — Прекрасно. Подруга Софи приехала с нами. Будет нам помогать. — Очень хорошо. У меня есть для вас кое-что новенькое, дети мои! — воскликнул он, пропуская нас в гостиную. Там сидела Клэр Борелла. Увидев нас, она улыбнулась. Выглядела она отдохнувшей и более свежей, чем накануне. Судя по всему, чета Шевалье окружила ее самой нежной заботой. Сняв верхнюю одежду, мы сразу уселись за стол. Франсуа был возбужден. Софи устроилась рядом со мной. Что касается Клэр, то у нее уже появилось привычное место справа от Эстеллы. Они разговаривали и переглядывались, как старые подруги. — Ну, слушайте, — начал Франсуа, налив нам вина. — Я позвонил архивариусу парижского «Великого Востока», он уникальный библиофил, почти как твой отец, Дамьен. Словом, гениальный человек. В общем, поскольку вы ищете связь между вашей историей и «Великим Востоком», я рассказал ему о Йорденском камне. Так вот, представь себе, он подтвердил, что в библиотеке на улице Каде есть несколько документов на эту тему. — Прекрасно! — воскликнул я. — А что там такое, на улице Каде? — спросила Софи. — Храм ложи «Великого Востока», — объяснил я, в кои-то веки проявив большую осведомленность, чем она. — О, супер! — насмешливо бросила Софи. — Мы раздобудем информацию в самом гнезде секты! — Это не — Не обращай внимания, — шепнул я, чтобы успокоить его. — Ладно. В общем, если вы хотите, — продолжил он, — я могу провести вас туда завтра утром. С секретарем я договорился. — Но при условии, что вы исподтишка не обратите нас в адептов! — не унималась Софи. Франсуа невольно улыбнулся. Подавив раздражение, он решил включиться в игру. — Бедное мое дитя, ни одна ложа не примет вас, так что не беспокойтесь, — парировал он. — Но если говорить серьезно, — вмешался я, — не хотелось бы, чтобы у тебя возникли неприятности из-за всего этого. — Нет-нет, все будет в порядке, пусть только твоя подруга не заводится… — Ты уверен? Разве там не опасаются посторонних глаз и ушей? — осведомился я. — Нет. Да и библиотека большей частью открыта для публики. — Ага, большей частью, — иронически отозвалась Софи. — Ужинать-то будем? — спросила Эстелла, внося поднос с закусками. Мы приступили к ужину, наслаждаясь этой короткой передышкой и семейным согласием четы Шевалье. Франсуа старался не реагировать на провокационные замечания Софи, которой нравилось нападать на франкмасонов, но, впрочем, колкости ее были беззлобными. Я вдруг осознал, что здесь со мной два человека, дороже которых для меня сейчас в мире нет. Софи и Франсуа. И конечно, мне ничуть не мешало то, что они наскакивали друг на друга, как два подростка. Вдруг Софи повернулась ко мне и сказала: — Дамьен, наверное, тебе лучше предупредить Франсуа о приезде часовщика… Я вытаращил глаза. — Так мы, значит, перешли на «ты»? — вырвалось у меня. Софи застыла. Обвела взглядом всех сидящих за столом, затем пожала плечами и улыбнулась мне: — Ну да. Теперь мы на «ты». — Очень хорошо, — ответил я. Я поднял глаза на Франсуа. Тот пристально смотрел на меня. Так и есть, старина, в Лондоне я переспал с лесбиянкой, которую безумно люблю, а вот она не слишком жалует франкмасонов и святых отцов. Что тут поделаешь… Не пытайся понять, я и сам мало что соображаю… Но вслух я ничего не сказал. — Так что там за часовщик? — заговорил наконец Франсуа. — Ах да, — смущенно отозвался я, — у тебя в гараже достаточно места? — Что за чепуху ты несешь? — Скажем так, мы хотим, чтобы ты выделил нам уголок в гараже. — Что? Я в деталях объяснил Франсуа всю историю, которая отнюдь не привела его в восторг. Я показал блокнот с заметками моего отца и чертежи машины. — Часовщик из Горда согласился приехать сюда, чтобы восстановить машину Леонардо да Винчи. Нужно будет тщательно изучить заметки отца, и тогда мы сумеем использовать ее, чтобы расшифровать послание, спрятанное в «Джоконде». — В конце концов тут станет тесновато! — бросил Эстелла с другого конца стола. Я закусил губу. Бедная Эстелла. Я начал понимать, что мы просто свалились на голову бедной женщине, которой и так было нелегко переносить беременность. Франсуа взглянул на нее вопросительно. Она пожала плечами. — Да ладно, место всегда можно найти, — сказала она со вздохом и улыбнулась мне. Я подмигнул ей. Она была такой же великодушной, как ее муж. — Я могу уступить ему свою комнату, — робко предложила Клэр. — Не беспокойтесь, — возразила Эстелла, — найдем мы для него место. Только вот, Франсуа, заниматься всем этим будешь ты, я слишком устала! Но должна признаться, что мне не терпится увидеть эту машину! — с энтузиазмом воскликнула она, посмотрев на чертеж в записной книжке отца. Франсуа кивнул, и ужин продолжился. Мы старались слегка отвлечься от нашего расследования, чтобы снять стресс, но нам это не слишком удавалось. Мы знали, что дело не закончено и наши шансы на успех в этой гонке со временем были невелики, ведь конкуренты обладали намного большими возможностями и к тому же значительно обогнали нас. Пока Франсуа разрезал сыр, Клэр Борелла рассказала нам кое-что о своем отце. О его работе в миссии «Врачи без границ», долгих отлучках, открытиях… Чувствовалось, что она его беспредельно уважала. Я почти завидовал ей. Около одиннадцати мы договорились о завтрашней встрече, и Баджи отвез нас в отель. Мы с Софи спали каждый в своем номере. Быть может, мне следовало пригласить ее к себе. Быть может, она надеялась, что я попрошу ее об этим. За одну ночь нельзя научиться разговаривать с женщинами. На следующее утро Франсуа с Баджи заехали за нами в девятый округ, где находился наш отель. — От вашего часовщика новостей нет? — спросил Франсуа. — Пока нет. Надеюсь, он скоро приедет. Припарковав машину на улице Друо, мы стали подниматься по улице Прованс, минуя антикварные лавки, филателистические магазины, галереи аукционных домов. На пешеходной улице Каде народ толпился и на тротуарах, и на мостовой. Небольшие кафе, отели, мясные лавки, крохотные мастерские ремесленников встречались на каждом шагу, что доказывало популярность этого квартала. Храм ложи «Великого Востока» занимал относительно современное и внушительное на вид здание, которое выделялось среди окружающих домов. Его высокий серебристый фасад в свое время, должно быть, казался футуристическим, но сейчас это был очаровательный китч в духе научно-фантастического фильма 70-х годов. В наше беспокойное время перед церквами, школами и синагогами ставят ограждение, чтобы машины не могли парковаться, и полиция поставила барьеры у масонского храма, что придавало ему сходство с посольством. Баджи, судя по всему, уже сопровождал Франсуа в ложу «Великого Востока». С пистолетом под мышкой он не имел права входить туда и занял наблюдательный пост в кафе напротив. Перед тем как расстаться с нами, телохранитель подмигнул мне. Я вдруг понял, что с момента его появления паранойя стала постепенно отпускать меня. Он обещал не докучать нам, но сделал гораздо больше. От него исходила спокойная и надежная сила. Он был нам словно старший брат и одновременно щит, принимавший на себя часть ударов. И это оказывало благотворное воздействие. Я пару раз слышал, как ему звонили. Его ребята спрашивали, скоро ли он вернется. Каждый раз он говорил, что выполняет «важное задание» и пока освободиться не может. Ради нас он жертвовал делами своей фирмы. Своими учениками. Хороший парень. Цельный. Друг Франсуа. Предъявив документы при входе в храм и доказав тем самым свою благонадежность, мы безмолвно проследовали в библиотеку. Софи держалась настороже. Она была готова раскритиковать любую оплошность, любое проявление дурного вкуса. Архивариус тепло приветствовал Франсуа и нас. Это был человек лет примерно шестидесяти, в бифокальных очках, с седыми кудрями и мохнатыми белыми бровями. — Вот, — сказал он, протянув Франсуа какой-то листок, — слово «Йорденский» встречается по меньшей мере один раз в каждой из перечисленных здесь книг. Засим могу только пожелать тебе удачи, брат. — Спасибо, — ответил Франсуа. Мы устроились за одним из стоящих в библиотеке столов, а Франсуа пошел за книгами, фигурирующими в списке архивариуса. Мы были единственными посетителями в библиотеке, и я даже подумал, не попросил ли Франсуа открыть зал специально для нас. Здесь царила странная атмосфера. Почти мистическая. Дух этого места накладывал отпечаток на все. — Вот, — прошептал Франсуа, вернувшись с охапкой книг. — Ты, Дамьен, будешь искать здесь, а вы, Софи, возьмите вот это! Он справедливо распределил принесенные сочинения, и мы углубились в работу, как самые примерные школьники. Йорденский камень не фигурировал даже в указателе тех двух книг, что выдал мне Франсуа. Это доказывало, с каким тщанием исполнил просьбу Франсуа архивариус, и я решил медленно пролистать оба тома в поисках ключевого слова. Первый был посвящен истории «Великого Востока Франции». В нем рассказывалось, как в середине XVIII века появилось первое объединение масонских лож. Первая часть представляла собой скверную перепечатку довольно старого издания, поэтому шрифт выглядел размытым и читать его было трудно. Вторая часть, освещавшая период 1918—1965 годов, имела более современную гарнитуру, и мне сразу стало легче. Но, сколько я ни искал, мне не встретилось ни единого намека на Йорденский камень. Книга была довольно толстой, и у меня не было уверенности, что удастся что-нибудь извлечь из нее. Поэтому я решил пока отложить этот том и взглянуть на второе издание, далеко не столь объемистое. Это был самодельный журнал, собрание различных статей и иллюстраций, выполненных масонами. Я просмотрел оглавление в надежде обнаружить что-нибудь имеющее отношение к Йорденскому камню или к нашему расследованию в целом, но ничто не привлекло моего внимания, кроме статьи под названием «Пропавшее достояние GODF [50]», которое показалось мне многообещающим. Я пробежал текст один раз, затем второй, но нигде не увидел искомого слова. Я уже хотел обратиться к другой статье, как вдруг в глаза мне бросилось примечание внизу страницы. «2. См. по этому поводу любопытную историю о Йорденском камне в журнале «Нувель Планш» за январь 1963 года». — У меня кое-что есть! — объявил я, стараясь говорить не слишком громко. — Тише! — отозвалась Софи. — У меня тоже… — И у меня… — подхватил Франсуа. — Подождите! — повторила Софи. — Дайте мне закончить! Я вновь углубился в свою статью и стал искать то место в тексте, которому соответствовало примечание, «…во время Второй мировой войны большая часть масонского имущества была продана с аукциона». Ничего более определенного мне найти не удалось, и я вновь взялся за первую книгу. После долгих и бесплодных поисков я поднял голову и стал ждать, когда Софи закончит читать статью, которую она буквально пожирала глазами. Оторвавшись наконец от нее, журналистка удовлетворенно взглянула на нас. — Что ты нашел? — тихо спросила она. — Отсылку на статью, в которой вроде бы рассказывается некая история, связанная с Йорденским камнем, — объяснил я. — Вот, смотри. Я показал ей примечание. — Так и есть! — сказала она. — Именно эту статью я и читала! Она взяла со стола журнал и показала мне заголовок. — Гм… Я этого не знал. И что же? — А то, что Йорденский камень долгое время будто бы принадлежал ложе «Три Светоча», входившей в «Великий Восток Франции» и уже не существующей. В тысяча девятьсот сороковом году он якобы был продан с аукциона по распоряжению правительства… — Невероятно! — прошептал я. — Не так уж и невероятно, — вмешался Франсуа. — Тогда это случилось со многими ложами. С сорокового года Франция стала страной яро антимасонской и одновременно антисемитской. — Уверяю вас, сейчас тоже есть люди, которым не слишком нравятся масоны! — сказала Софи с широкой улыбкой. — Мы заметили! — парировал Франсуа. — Вы можете гордиться, это хоть как-то сближает вас с нацистами! — Перестаньте, вы оба! Не надоело вам? Итак, Франсуа, ты говорил… — Да… Так вот. Во время войны масоны подвергались преследованиям, разве это не общеизвестный факт? — А каким образом их имущество попало на аукционные распродажи? — Тогдашний министр внутренних дел Марке в сороковом году запретил все тайные общества, и «Великий Восток», подобно всем другим объединениям лож, был распущен. Хотя некоторые ложи поторопились уничтожить свои архивы, чтобы они не попали в руки немцев, гестапо все же успело произвести многочисленные аресты. Во всей Франции — и в оккупированной, и в свободной зоне — масонские храмы были реквизированы государственными властями, а затем либо проданы частным лицам, либо отданы вишистским организациям. — Не слишком-то красиво! — Да, это не самый славный период в нашей истории. Антимасонская кампания базировалась, как всегда, на обвинениях в заговоре, кроме того, масонов упрекали в том, что они защищают интересы евреев… Но французское правительство пошло еще дальше. В Большом дворце на Елисейских полях устроили антимасонскую выставку, которая затем объехала всю Францию и Германию, и, как венец всего этого, в сорок первом году правительство опубликовало в «Журналь оффисьель» список из пятнадцати тысяч человек, обвиненных в принадлежности к франкмасонству, чтобы разоблачить их в глазах общественного мнения. — Час от часу не легче. — Да, и некоторым нынешним журналистам, похоже, не терпится повторить этот подвиг… Каждый год «Экспресс» издает так называемое «горячее досье» о нас. Люди покупают… Тут он с наигранным негодованием взглянул на Софи. — Да ладно вам! — сказала она примирительно. — Мне нравится вас дразнить, но я не из тех, кто преследует людей за убеждения! Пусть делают что хотят… — А вы знаете, что именно в этом здании находилась штаб-квартира антимасонской кампании правительства? — осведомился Франсуа. — Ого! Прямо мурашки по спине бегут. Что ж, если верить статье, которую прочитала Софи, во время войны Камень будто бы продали с аукциона. Ну а что обнаружил ты? — Я нашел упоминание о Камне в главе, посвященной Наполеону, — ответил Франсуа, показав нам лежавшую перед ним книгу. — Вот как? Расскажи! — Сначала, наверно, мне нужно объяснить вам суть происходивших тогда событий. — Валяй и не сомневайся! Софи может подтвердить, что я в истории полный профан! — Хорошо. Вопреки убеждению многих людей, Великая французская революция едва не уничтожила франкмасонство во Франции. Хотя именно масонские идеалы свободы, равенства и братства вдохновляли революционеров, начиная с тысяча семьсот девяносто второго года «Великий Восток» стал все резче критиковать крайности рождающейся революции. И дело дошло до того, что масонов обвинили в причастности к антиреспубликанским заговорам! Итак, между тысяча семьсот девяносто вторым и тысяча семьсот девяносто пятым годами быть масоном во Франции означало рисковать жизнью, и многие ложи перестали существовать. В общем, только с тысяча семьсот девяносто пятого года, под воздействием парижских лож и в несколько более благоприятной обстановке, масонство начинает вновь заявлять о себе. Когда к власти приходит Наполеон, масонов уже никто не преследует, совсем наоборот! Надо сказать, что в семье Бонапарта было множество масонов. Братья, зятья, чуть ли не все родственники! И быть может, он сам, хотя протокол его инициации так никогда и не нашли. Как бы там ни было, его брат Жозеф был Великим Магистром ложи «Великого Востока»! Не говоря уж о том, что масонами были Камбасерес, великий канцлер императора, и одиннадцать из восемнадцати маршалов, в частности, Массена, Брюн, Сульт… Наполеон видит в масонстве важного союзника и стремится прибрать его к рукам. Сейчас я вам прочту письмо, которое Портали, министр внутренних дел и религиозных конфессий, пишет Наполеону: Мы хором воскликнули: — Йорденский камень! — Точно. И Алее д'Андюз завещал его своей ложе, которая называлась… — «Три Светоча»! — договорила за него Софи. — Точно! Кольцо замкнулось… — Да, — сказал я, — вот только мы не знаем, каким образом реликвия попала к Наполеону и почему тот подарил ее викарию. — У меня есть на сей счет одна гипотеза, — вмешалась Софи. Я подмигнул Франсуа. — Мы вас слушаем, — ответил мой друг. Софи бросила быстрый взгляд на библиотекаря. Тот, казалось, был полностью поглощен своим компьютером. Никто нас не тревожил. — Хорошо. Как ты помнишь, последний раз следы Йорденского камня обнаружились в тысяча триста двенадцатом году, когда папа Климент V добился того, чтобы сокровища тамплиеров перешли к госпитальерам святого Иоанна. А куда перебрались госпитальеры впоследствии? — На Мальту… — Точно. И в тысяча семьсот девяносто восьмом году… — начала Софи. — …наполеоновский флот захватил этот остров! — договорил за нее Франсуа, энергично кивнув головой. — Ну конечно же! — Эй, полегче, пожалейте невежественного человека! — О'кей, я тебе вкратце объясню, — сказала Софи. — Это был конец восемнадцатого века. Мальтийский орден — таким было новое название госпитальеров — лишился того влияния, каким пользовался в Средние века. Сам смысл его существования был утерян после падения Османской империи. И главное, Франция, традиционная покровительница ордена, во время революции совсем его забросила. Рыцарей даже лишили французского гражданства. Ну а жители Мальты все хуже сносили высокомерие этих воинов-монахов, обложивших их непомерными налогами. Короче говоря, Наполеон, пока еще только генерал, которого Директория поставила во главе экспедиции в Египет, без труда получил разрешение французского правительства захватить попутно и Мальту. — И он напал именно на госпитальеров? — изумился я. — Да. У Наполеона было две очень важных причины для завоевания Мальты. Во-первых, остров занимал несравненную стратегическую позицию в Средиземном море. Во-вторых, свою роль сыграли резоны личного характера. По общему мнению, в крепости Ла-Валетта, резиденции госпитальеров, хранились огромные богатства, в том числе и унаследованные от ордена тамплиеров. А Бонапарту нужно было много денег, чтобы купить себе сторонников и подготовить государственный переворот восемнадцатого брюмера. В общем, в июне тысяча семьсот девяносто восьмого года он овладел островом и присвоил часть добычи. — И вероятно, Йорденский камень. — Более чем вероятно, — подтвердила Софи. — Через несколько лет он, наверное, узнал истинное значение реликвии и решил, что лучше передать ее Церкви… Быть может, именно по этой причине он и подарил ее пресловутому Алесу д'Андюзу. — Быть может, — повторил я. — В этой истории слишком много «быть может»… — В любом случае, — вмешался Франсуа, — мы знаем, что Камень принадлежал его ложе в начале войны, иными словами, полтора века спустя. — Вопрос в том, — подхватила Софи, — кто купил его в сороковом году, когда государство выставило имущество масонов на торги. — Это можно выяснить, — сказал Франсуа, вставая. — Подождите, я сейчас спрошу. Он направился к библиотекарю, и между двумя братьями завязалась долгая беседа вполголоса. Софи тем временем проглядела другие книги, стремительно перелистывая страницы, что свидетельствовало о навыках исследователя. Я с наслаждением следил за тем, как она работает. Вдумчивый взгляд и серьезное выражение лица ее очень красили. Ей это шло. Франсуа, вернувшись к нам, склонился над столом и тихо сказал: — Мне придется на минутку оставить вас. Кажется, нам повезло. Немцы забрали все архивные документы и увезли в Берлин, где ими завладели русские! Вот какой путь они проделали! Нам удалось получить большую часть архивов «Великого Востока» совсем недавно, когда русские согласились вернуть их! Я взгляну на бухгалтерские книги. Правда, в архив вам со мной нельзя. Но вы можете подождать здесь или присоединиться к Стефану, как пожелаете… Я вопросительно взглянул на Софи. Она жестом показала мне, что в книгах больше нет ничего интересного и мы можем покинуть библиотеку. — Мы подождем тебя в кафе, — сказал я, обращаясь к Франсуа. Я сожалел о том, что не удалось осмотреть храм, о котором мне столько рассказывал Франсуа, но сейчас, конечно, момент был совсем неподходящий, да и Софи не являлась идеальной спутницей для экскурсии по масонскому храму. Поэтому мы под руку направились к выходу. — Цель близка, — сказала она, когда мы вышли на улицу. — Ага, Интересно, что же это будет… — Забавно. Я так увлеклась самим расследованием, что даже не задумывалась об этом. Что мы найдем? Какое послание мог оставить Иисус человечеству? — Вообще-то мы еще не знаем, существует ли это послание, — возразил я. — Может, все это лопнет как мыльный пузырь. — Надеюсь, что нет! — воскликнула Софи. — После всего, что мы уже сделали… Это было бы ужасно! Я сжал ее руку, и мы пересекли улицу. Стефан увидел нас сквозь стекло маленького кафе, где он сидел, ожидая нашего возвращения. Он придвинул еще один столик к своему и взял для нас два стула. — Мсье депутат остался в храме? — спросил он, вставая. — Да, да, садитесь же, мы подождем его вместе. Что ты будешь пить? — спросил я Софи. — Кофе. Я заказал два эспрессо. И широко улыбнулся. — Что с тобой? — удивилась Софи. — Ничего. Просто я обожаю такие места. Ты не представляешь, как мне всего этого не хватало в Нью-Йорке. В парижских кафе атмосфера поистине уникальная. — Дамьен, ты настоящий романтик! Тебе понадобилось заехать так далеко, чтобы оценить подобные вещи, — с иронией отозвалась журналистка. — Наверное. Это немного грустно. Только когда долго чего-то не видишь, понимаешь, насколько это прекрасно. — То же самое можно сказать и о людях, — добавила Софи, когда официант принес нам две маленькие белые чашечки. — Хм, знаешь ли, отца я не видел десять лет, но когда вернулся, все равно думал о нем как о подлеце… Баджи чуть не поперхнулся. Софи сдвинула брови. — Ты не слишком деликатен, — с упреком сказала она. — И я не уверена, что ты думаешь так, как говоришь. — Не понял? — Ты на самом деле думаешь об отце так же, как одиннадцать лет назад? Я пожал плечами: — Я о нем вообще не думаю. — Неужели? Что ж… Попробуй задать себе этот вопрос. Изменились ли за эти одиннадцать лет твои представления о родителях? — Не знаю… По правде говоря, я знал. Это приводило меня в ужас, но в глубине души я сознавал, что простил отца. И злился на себя за то, что не могу больше злиться на него. Сколько страданий он мне принес! И все же… Я надолго умолк. Должно быть, Софи заметила, как я взволнован, и взяла меня за руку под столом. Франсуа появился в тот момент, когда молчание становилось уже невыносимым. — Ну вот, — объявил он, встав перед нашим столом, — я выяснил имя человека, купившего Камень в сороковом году. — Гениально! — Мы его знаем? — Не думаю, — возразил Франсуа. Он вынул из кармана листок бумаги. — Стюарт Дин, — прочел он. — Американец, хоть это и кажется невероятным. Я увидел, как у Софи расширились глаза. — Не может быть! — изумленно воскликнула она. — Что такое? — Дамьен! Ты помнишь имя того типа, который пытался взломать мой компьютер из Вашингтона? — Генеральный секретарь американского «Бильдерберга»? — Да. Его зовут Виктор Л. Дин! Таких совпадений не бывает! Я понял сразу. И почувствовал, как у меня заколотилось сердце. Мы подошли к цели вплотную. Тиски сжимались. — Подождите, — умерил наш пыл Франсуа, — в Америке есть много людей с фамилией Дин… Почему бы тогда не Джеймс Дин [51]? — Ага. Но все-таки это поразительное совпадение. Хотя вы правы, — признала Софи. — Надо уточнить, есть ли между этими двумя людьми какая-то связь. — Я что, не могу выпить кофе? — обиженно спросил Франсуа, по-прежнему стоя у стола. — Выпьете позже! — решительно сказала Софи, поднимаясь с места. Мой депутат разинул рот. Я фыркнул. Стефан также не удержался от улыбки и двинулся впереди нас к «Шафрану». Наверное, он никогда не видел, чтобы с Франсуа обошлись так бесцеремонно, как умела делать только Софи, и это позабавило его не меньше, чем меня. — Вот что я вам предлагаю, — объяснила Софи, усаживаясь на заднее сиденье машины. — Вы пойдете в интернет-кафе и выясните все про обоих Динов, а я помчусь к Жаклин, чтобы показать ей заметки и наброски, переданные нам священником. — Как скажете, шеф! — покорно произнес я. Через полчаса мы высадили Софи у дома Жаклин, а сами отправились в интернет-кафе на авеню Фридланд. Похоже, Франсуа никогда не заглядывал в такие места, и ему было слегка не по себе. Мы уселись перед компьютером. Я ввел пароль, данный мне служителем при входе, и на экране монитора появилась заставка Windows. Я щелкнул по кнопке навигатора Интернета, открыл страницу поиска и набрал ключевые слова. Мы с Франсуа жались друг к другу, не сводя глаз с экрана, а Баджи топтался у нас за спиной. Результаты поиска высветились на экране. Я пролистал несколько страниц, быстро читая заголовки сайтов. Внезапно я остановился, потом кликнул мышкой по ссылке. Биография Виктора Л. Дина, нашего пресловутого посла. Текст постепенно возникал перед нашими глазами, сбоку появилась превосходная фотография пятидесятилетнего мужчины с фальшивой улыбкой. Франсуа стал шепотом читать биографию, О «Бильдерберге» ни одного упоминания. Зато в первом же абзаце мы нашли то, что искали: — Дубина! — яростно прошипел Франсуа. Я схватил свой мобильник и стал поспешно набирать номер Софи. — Алло? — ответила она. — Мы нашли. Стюарт — отец Виктора, если ты понимаешь, о чем я. — Я была уверена! — Камень у «Бильдерберга», — произнес я по слогам, словно пытаясь убедить самого себя. — Это означает, что оба элемента головоломки во вражеские руках, — вздохнула Софи. — Зашифрованное послание Иисуса и Йорденский камень, позволяющий его расшифровать. — Есть два варианта, — отозвалась Софи. — Либо одна организация владеет обоими элементами головоломки, и в этом случае нам ничего не светит. — Либо каждая из организаций обладает только одним элементом. «Бильдерберг» имеет Камень, «Акта Фидеи» — текст. — В этом случае ни одна из них ничего расшифровать не может, — заключила Софи. — А мы болтаемся между ними, как дураки, — вздохнул я. — Хорошо, дай мне подумать. Возможно, «Бильдерберг» владеет Камнем уже давно, если Виктор Дин отдал его в момент вступления в организацию. — Да. — Что касается текста, согласно нашей гипотезе, он был похищен у ассаев примерно три недели назад. — Да, — повторил я. — А типы из «Бильдерберга» взломали мой компьютер меньше чем неделю назад. Если бы у них был текст, зачем бы стали они взламывать мой компьютер? Они бы сами могли расшифровать послание Иисуса, причем очень давно! — О'кей, — согласился я. — Мы имеем все основания предположить, что текст находится в руках «Акта Фидеи». — Я тоже так думаю, — подтвердила Софи. — Каждая из организаций владеет только одним элементом. — У нас же нет ни одного. — Да, но это, быть может, не так уж важно. Я начинаю понимать, для чего нужна «Джоконда»… Скорее приезжай к нам, мы пытаемся разобрать заметки твоего отца. — О'кей, я еду. — Подожди! — сказала вдруг Софи. — Сначала постарайся связаться со Сфинксом и попроси его выяснить, могла ли «Акта Фидеи» украсть текст Иисуса. Пусть он разузнает о монастыре, уничтоженном в Иудейской пустыне. — Договорились. Она повесила трубку. Я без проволочек запустил программу IRC. Связался с южноамериканским сервером. На нашей секретной линии появилось имя Сфинкса. Хакер был на месте. — Мне нужно было придумать псевдоним. Очень быстро. — Я подмигнул Франсуа. Он мало что понимал, но сразу догадался, что речь идет о нашей культовой книге. «Алиса в Стране чудес». — — Laugh out loud [52]. Он хочет сказать, что оценил шутку. — Я решил, что не стоит пока говорить Сфинксу о моем намерении избавиться от «Сексуальной лихорадки». В другой раз, в другое время… Сейчас были вещи гораздо важнее. — — — Я сам толком не знаю. Мы его никогда не видели. Скорее всего, парнишка. Познакомились в сети. Он нам здорово помог. Я тебе потом расскажу! — С твоими темпами ты быстрее книгу напишешь! — Не беспокойся, я думаю, что Софи сделает вполне осмысленный документальный фильм. Я выключил компьютер, и мы направились к дверям интернет-кафе. Когда мы вышли на улицу, зазвонил мой мобильник. Я ответил. Это оказался священник из Горда, который сообщил мне новости о часовщике. Тот должен был прибыть на Лионский вокзал чуть позже полудня. Быстро же он собрался. Я бросил смущенный взгляд на Франсуа. — Что? — недовольно буркнул он. — Ты хочешь, чтобы я еще и часовщика твоего встретил? Я опасливо кивнул. — Чего только я для тебя не сделаю! Ладно, я его встречу и отвезу в Со. — Возьми с собой Баджи, — сказал я, — мне так будет спокойнее. — Об этом и речи быть не может! Баджи останется с тобой. Тебя нельзя оставлять без прикрытия. Я знал, что спорить бесполезно. — Вы будете держать меня в курсе? — настойчиво спросил он. — Да. — Не беспокойся, я сделаю все, чтобы часовщик мог нормально работать. Он сел в «Шафран», а мы с Баджи направились к стоянке такси. Ситуация развивалась стремительно. Мы приехали к Жаклин Делаэ около полудня. Обе подруги сидели на полу, посреди феноменального бардака этой квартиры в седьмом округе. По правде говоря, здесь было еще хуже, чем в Лондоне, поскольку Жаклин тут давно не жила, и на правах хозяйки выступала пыль. Они отодвинули стол в угол, положили картины рядом с собой и, сидя по-турецки в центре комнаты среди груды книг и рукописей, работали над заметками моего отца. Нас впустила Жаклин, которая, к моему удивлению, пылко меня обняла и в крайнем возбуждении потащила в гостиную, оставив Баджи стоять в дверях, как последнего дурака. Телохранитель, проскользнув в комнату, деликатно устроился на диване и взял в руки иллюстрированный журнал. — Ты сейчас увидишь, лапочка, что мы раскопали! — воскликнула математичка, жестом показав, чтобы я садился рядом с Софи. Значит, и она перешла со мной на «ты», да еще стала называть «лапочкой»! Я не мог опомниться от удивления. Но предпочел не думать, о чем могли говорить две подруги до нашего прихода, и разместился на полу, высвободив себе местечко в этом кавардаке. Конечно же мне не терпелось узнать об их открытиях. — Это потрясающе! — подтвердила Софи, которая даже не взглянула на меня, почти уткнувшись носом в какую-то огромную книгу. — Ну так рассказывайте! — взмолился я. — О'кей. Предупреждаю, это расползается в разные стороны, мы пока еще не свели воедино все концы… — Сам увидишь, с ума сойти! — вставила Софи. Обе были совершенно невыносимы, и я подозревал, что они сговорились вывести меня из себя… — Так расскажите же! — О'кей. С тысяча триста девятого года, прежде чем перебраться на Мальту, госпитальеры обосновались на Родосе, после того как захватили остров у Византии. Ты следишь за ходом моих рассуждений? — Еще бы! — Орден получил во владение остров стратегического значения как с военной, так и с коммерческой точки зрения. Пользуясь этой благоприятнейшей конъюнктурой, банкиры из Флоренции, Монпелье и Нарбонна устремились на остров с целью взять под контроль рынок пряностей и тканей. — О'кей. И что же? — Все шло хорошо вплоть до конца пятнадцатого века, когда Восток вновь начинает просыпаться. Уже в тысяча четыреста сорок четвертом году султан Египта осадил остров, а в тысяча четыреста восьмидесятом это сделал Магомет II Константинопольский. И тогда орден решил, что разумнее будет переправить в другое место часть своих богатств. Корабль с госпитальерами на борту выходит в море вслед за флорентийскими банкирами, которые возвращаются домой. Так наши рыцари оказались во флорентийском госпитале. Самое ценное достояние ордена будет храниться здесь до тех пор, пока рыцари не обретут, новое пристанище на Мальте. Ну, а кто находится во Флоренции в тысяча четыреста восьмидесятом году? — Леонардо да Винчи! — воскликнула Жаклин. — По мнению твоего отца, — продолжала Софи, — художник несколько раз посетил флорентийскую резиденцию ордена госпитальеров и обнаружил там бесценную реликвию. Йорденский камень. — К тому времени, — нетерпеливо подхватила Жаклин, — Леонардо уже давно страстно увлекался естественными науками, геометрией, техникой и даже криптографией! Например, он не жалеет времени, чтобы писать справа налево, как в зеркальном отражении… — Знаю! — прервал я. — Отец в своих записях делал то же самое! — Вот именно. Между тем в «Кодексе Тривульциано» Леонардо говорит об увиденном во Флоренции предмете, который будто бы содержит в себе некий тайный код. И добавляет, что расшифровал его и так этим гордится, что хочет воспроизвести. Дополнительных разъяснений он не дает, но тут на помощь нам приходит рукопись Дюрера! — Немецкий художник, — продолжила Софи, — утверждает, что Леонардо поведал ему о своих планах. С целью доказать потомству, что код Камня раскрыт, он решил воспроизвести его в усложненном виде. — В «Джоконде»? — Да. Ему понадобилось двадцать пять лет для того, чтобы разработать эту методику! Двадцать пять лет, ты только представь! — Непостижимо! В целом это все означает, что «Джоконда» является субститутом Йорденского камня? — Именно. Леонардо воспроизвел в «Джоконде» скрытый в реликвии код. Вот почему твой отец сосредоточился на изучении работ да Винчи. Он ведь знал, что не сможет получить Камень, который находится в руках «Бильдерберга». — Короче говоря, — резюмировал я, — если удается открыть код в «Джоконде», можно обойтись без Камня. Теперь нам не хватает только зашифрованного текста… — — Угу, но раздобыть этот чертов текст будет нелегко, — предостерег я. — Не уверен, что типы из «Акта Фидеи» согласятся одолжить его нам! — Посмотрим. — Ладно. А каким образом спрятан код в «Джоконде»? — требовательно спросил я. — Мы пока движемся ощупью, — призналась Жаклин. — Но зацепка у нас есть. Тебе что-нибудь известно о стеганографии? — Хм, нет. Стенография с добавлением лишнего слога? — Очень остроумно! — парировала Жаклин. — Нет, это такой способ шифровки, при котором одно послание скрыто в другом, быть может, даже внутри какого-нибудь изображения. Вместо шифра, который бросается в глаза, используется код, скрытый внутри внешне безобидной картинки. Сейчас, с наступлением эры информатики, этот прием встречается часто: нет ничего проще, чем спрятать код внутри компьютерного изображения, поскольку оно само оцифровано и также является кодом. — Вспомни фотографию, которую Сфинкс попросил нас опубликовать в «Либерасьон». Вполне возможно, что это и есть стеганография! — Чтобы спрятать послание в информационном кадре, достаточно, к примеру, изменить несколько элементов изображения, каждый из которых имеет свой номер. Эти элементы заменяются другими, их оцифровка становится кодом для букв послания. Невооруженным глазом подмену обнаружить нельзя. — Гениально! — согласился я. — Так вот, — продолжала Софи, — есть предположение, что Леонардо использовал похожий способ. Говоря иными словами, его в какой-то мере можно считать отцом информативной стеганографии… — После него, — добавила Жаклин, — другие художники стали забавляться тем, что скрывали какие-то вещи в своих полотнах. Один из самых знаменитых примеров — картина Ганса Гольбейна «Послы». Она была написана в тысяча пятьсот тридцать третьем году, то есть через четырнадцать лет после смерти Леонардо. В самом низу спрятан человеческий череп. Чтобы увидеть его, нужно смотреть на картину, скосив глаза, поскольку рисунок деформирован. Это принцип анаморфозы… — Как в синемаскопе? Потрясающе! Так что же «Джоконда»? — Ну, где-то в ней спрятан код. Похоже, недоступный невооруженному взгляду. — Если верить твоему отцу, — пояснила Софи, — в «Джоконде» скрыты тридцать четыре знака. Ты помнишь? Он пометил эти места кружками. Она показала мне обгоревшую копию «Джоконды». Действительно, я насчитал тридцать четыре пометы карандашом. — А вы что-нибудь разглядели? — Нет, — ответила Жаклин. — Мы не знаем, что именно надо искать. Возможно, крохотные буковки, но это меня удивило бы, ведь «Джоконду» рассматривали в лупу миллионы раз на протяжении нескольких веков, и если бы что-нибудь было написано, это увидели бы уже давно. — Судя по всему, — уточнила Софи, — разглядеть эти значки можно только с помощью знаменитой машины! — О черт! — вскричал я. — С ума сойти! — Мы тебя предупреждали! — И это еще не все, — подхватила Жаклин, все больше возбуждаясь. — Твой отец обнаружил это не случайно. Похоже, способ шифровки спрятан в «Меланхолии» Дюрера. Посмотри хотя бы сюда. Магический квадрат. — Ну? — Сумма всех горизонтальных, вертикальных и диагональных линий всегда составляет число тридцать четыре, — Столько же знаков скрыто в «Джоконде», — добавила Софи. — Потрясающе! — Пока мы только нащупали связь между «Меланхолией» и «Джокондой». В обоих случаях на переднем плане — женский персонаж с ярко выраженными мужскими чертами. Многогранник «Меланхолии» прямо отсылает к Леонардо. Наконец, пропорции. «Джоконда» написана на доске размером семьдесят семь на пятьдесят три сантиметра, и она ровно в три раза больше, чем «Меланхолия». Думаю, что именно с помощью «Меланхолии» мы узнаем, как пользоваться машиной, сконструированной Леонардо, и расшифруем код «Джоконды». Софи сказала мне, что в машине есть три различные оси, что позволяет рассматривать картину с многих позиций, главное же лупы и зеркала… Это так? — Да. — Я готова держать пари, что имеется тридцать четыре позиции, позволяющие разглядеть тридцать четыре скрытых значка. Проблема в другом. Я не уверена, что значки эти уцелели. «Джоконда» дошла до нас в не очень хорошем состоянии. Леонардо, будучи хорошим химиком, сам смешивал краски. Конечно, это давало ему большую свободу, и, как я вам уже говорила, он сумел добиться изумительной техники мазка, однако в результате многие цвета сильно потемнели от времени. Кроме того, живопись на дереве сохраняется хуже, чем на полотне… — Не говоря уж о том, — добавила Софи, — что я плохо себе представляю, как мы вломимся в Лувр с целью простукать «Джоконду». — Придется попробовать с копией, — предложил я. — Посмотрим, что из этого выйдет. — Мы пришли к такому же выводу. Я посмотрел на две картины, лежавшие на полу. Глубоко вздохнул и перевел взгляд на Жаклин с Софи. — Девчонки, вы гениальны! Приглашаю вас в ресторан, конечно же, с нашим другом Баджи! На глазах у изумленного Стефана мы все трое обнялись. У нас было общее ощущение, что мы решили многовековую загадку, и это нас просто опьяняло. — Что будем делать со всем этим? — спросила Софи, показав на бумаги и картины, лежавшие на полу. — Возьмите «Джоконду», — предложила Жаклин. — Она вам наверняка понадобится для расшифровки, когда часовщик восстановит машину. Остальное пусть будет у меня, я еще поработаю сегодня вечером и, может быть, сумею обнаружить что-нибудь еще. Через полчаса мы четверо уже обедали в маленьком ресторане на первом этаже дома Жаклин. Мы чувствовали себя необыкновенно легко, почти забыв о напряжении, стремительно возраставшем все последние дни. Трапеза подходила к концу, когда мне позвонил Франсуа. — Я вам не помешал? — Мы в ресторане, — сознался я. — Ну, не все могут себе это позволить! — Как там у вас? — спросил я смущенно. — Прекрасно. Твой часовщик приехал, уже оборудовал маленькую мастерскую в гараже и приступил к работе. Я предложил ему немного передохнуть, но он прямо сгорает от желания построить твою машину. Уж не знаю, что ты ему наговорил, но мотивация у него превосходная! Я улыбнулся: — Симпатичный мужик? — Чудо! Словно вылез из комиксов, очень похож на Джепетто [55] в своих крохотных очочках и со старенькими инструментами. Я отвел ему спальню на втором этаже и сказал, чтобы он чувствовал себя как дома. — Спасибо, Франсуа. Не знаю, что бы мы делали без тебя. — Те же самые глупости, почти уверен. Пожелав мне удачи, он сказал, что сумел высвободить и завтрашний день, затем потребовал, чтобы я обязательно позвонил ему днем и сообщил все новости. Остаток дня мы провели у Жаклин, за работой. К одиннадцати вечера мы устали настолько, что продолжать уже не могли и, попрощавшись с подругой Софи, пошли в сторону площади Звезды. Я предложил заглянуть в интернет-кафе, чтобы посмотреть, нет ли новостей от Сфинкса. Тут нам не повезло. Хакера на линии не было. Выждав почти целый час и просмотрев множество разных сайтов, мы решили бросить это дело и отправились в отель. Баджи назначил нам встречу на завтрашнее утро, и я проводил Софи в ее номер. Она попросила меня остаться с ней, Той ночью мы не занимались любовью, но она крепко обняла меня и, прижавшись ко мне, уснула буквально через несколько минут, такая нежная, такая красивая. |
||
|