"Понять друг друга" - читать интересную книгу автора (Армстронг Линдсей)

Глава 4

– Я думаю, этого достаточно, – промолвил Энгус некоторое время спустя, нехотя отрываясь от губ Доминики.

– Не могу с вами не согласиться, – ответила девушка, не делая, однако, попытки высвободиться из его рук. Вместо этого она коснулась кончиками пальцев шрама над его левой бровью. – Откуда это у вас?

– Упал с лошади на изгородь из колючей проволоки.

– Вам еще повезло, что глаз остался цел.

– Гмм… Если мы заговорили о глазах, то ваши просто изумительны. А с распущенными волосами вы напоминаете прелестную голубоглазую цыганку. – Он погрузил пальцы в ее густые пряди.

– Сначала это была русалка, – напомнила Доминика.

– И обе представляют серьезную угрозу моему душевному равновесию, о чем свидетельствует тот факт, что я не нахожу в себе сил отпустить вас.

Она со смехом прижалась к нему.

– А мне почему-то вовсе и не хочется, чтобы меня отпускали, так что вам разрешается поцеловать меня еще раз, Энгус Кейр.

Он взглянул на нее, прищурившись.

– Или, – скептически улыбнулась она, – это окажется для вас чересчур тяжким испытанием?

Вместо ответа Энгус припал к ее губам. Но когда он разделался с ней – Доминике почему-то пришло в голову именно такое выражение, – она поняла, что ее легкомысленные слова о тяжком испытании обернулись против нее.

То, что началось с игривого дружеского любопытства, снова превратилось во всепоглощающее пламя. Возможно, она ожидала, что повторится их первый поцелуй, последовавший после ее возвращения… Но теперь все было по-другому. Это не был спокойный поцелуй-приветствие, это был страстный поцелуй людей, изголодавшихся друг по другу Когда Энгус прижал ее к себе снова, в ответ она обхватила его и принялась целовать его губы и шею. Его пальцы безошибочно отыскали ее грудь, и Доминика почувствовала себя соблазнительной сиреной или обольстительной голубоглазой цыганкой и испытала несказанный восторг.

Она начала страстно отвечать на его поцелуи и не подумала протестовать, когда его руки скользнули ей под сарафан и обхватили ее обнаженную талию, затем нащупали бедра. Она упивалась ощущениями, которые в ней вызывали эти ласки, и позволила своим ладоням исследовать его плечи и грудь под рубашкой.

У нее промелькнуло в голове, что его кожа необыкновенно гладкая па ощупь. Мягкая щетина на его подбородке нежно царапала ей щеки.

Следующей ее мыслью было, что человек, способный заставить ее испытать невероятный чувственный экстаз, – сам по себе олицетворенный соблазн. Она касалась губами его прекрасной загорелой шеи, чувствуя, как трется ее грудь о его тело, ловила отблески страсти в его пепельно-серых глазах. А его волшебные руки заставляли ее задыхаться от восторга и прижиматься к нему все теснее…

Но когда Энгус нехотя отстранился, как было ей оправдать охватившее ее ощущение опустошенности и утраты? Как было ни обращать внимания на то, что она вся горела и едва держалась на ногах, а внутри нее поселились томление и неудовлетворенность?

– Я понимаю, что... вы имели в виду, – наконец сумела выговорить она, приглаживая волосы и расправляя сарафан.

Энгус взял ее за руки и сжал их в своих.

– Что?

– А разве вы… – она запнулась, – не доказали мне сейчас, что я играю с огнем?

– Если и так, – ответил он спокойно, но она заметила, что у него на щеке мелко дрожит мышца, – то ведь костра не зажечь без спички. – В глубине его глаз мелькнула улыбка. – Разрешите, я все-таки покажу вам своих коров.

Доминике понадобилось несколько мгновений, чтобы вникнуть в смысл его слов. Она тряхнула головой.

– Отличная идея. Я едва не переехала одну. Но не волнуйтесь, все в порядке, мы благополучно разминулись.

Почти все поместье они обошли пешком, лишь доехали на «рейнджровере» до пастбища. Кейр рассказывал ей о своих планах, а Доминика делилась с ним информацией, которая осталась у нее с прошлых лет. Она рассказала, где стояли изгороди и располагались загоны, как один из загонов размыло паводком, как заморозки уничтожили посевы, с которыми экспериментировал ее отец. Показала место, где она в возрасте четырех лет свалилась в ручей.

– Мне за это здорово влетело, – вспоминала она с усмешкой. – Я тогда не умела плавать, и родители страшно перепугались. Я всего лишь хотела поймать рыбу, и хотя в нем глубины всего три фута, течение там всегда было сильное. Меня выловили в этом самом месте. – Она указала на груду скользких камней. – Я была вся грязная, мокрая и никак не могла откашляться.

– Значит, в детстве вы любили приключения?

– Думаю, я была сущим наказанием, особенно в подростковом возрасте, – созналась она после недолгих колебаний. – А вы?

– Боюсь, что я тоже, если принять во внимание, сколько раз меня наказывали. Но хорошо помню день, когда отец понял, что ему со мной уже не справиться.

Они сидели на покрытом травой пригорке неподалеку от «рейнджровера».

– Вы его любили? – внезапно спросила Доминика.

– Нет.

– Даже сейчас, после стольких лет?

– Все равно. Я старался убедить себя, что он был таким из-за ухода матери. Это и правда его еще больше ожесточило… Но я ничего не мог с собой поделать.

– Понимаю, – медленно проговорила Доминика. – У вас было очень тяжелое детство?

Он пожал плечами.

– В нем было достаточно плюсов. Если вы любите свежий воздух, физические упражнения, лошадей, борьбу с непогодой, засуху и проливные дожди, если вас влечет первобытная природа и романтика неосвоенных земель, это может стать сказкой. Все это было мне близко, – произнес он задумчиво. – Но хотелось большего…

Некоторое время Доминика наблюдала, как он окидывает взглядом зеленые плодородные луга, и наконец сказала:

– Это поместье вам, наверное, кажется игрушечным по сравнению с местами, где прошло ваше детство.

Он покосился на нее.

– Может быть. Но хотя я владею всевозможной недвижимостью в разных концах света, это – первый кусок земли, который принадлежит лично мне и с которым я могу делать все, что захочу.

Доминика почувствовала, что эти слова ее не на шутку растрогали.

– Вы переночуете здесь? В вашей прежней спальне, в вашей старой постели, – спокойно предложил Энгус.

Она отвела глаза, вгляделась в прозрачные тени облаков, скользившие по пастбищу, и темно-зеленые силуэты высоких старых сосен, посаженных ее предками, и поняла, что ничего не хочет так сильно, как остаться. Но она сомневалась, хватит ли у нее сил, чтобы ночевка эта носила только платонический характер.

– А вы не будете иметь ко мне претензий, если я поймаю вас на слове? – спросила она напрямик. – В своей комнате, в своей постели…

– Доминика… – Он произнес ее имя так, будто каждый его слог был ему чрезвычайно дорог. Нет, не стану. Я слишком рад вашему обществу, чтобы ставить условия. Но если вдруг я позволю себе какие-нибудь глупости, можете немедленно остановить меня пощечиной.

– Я скорее не уверена в себе, – сдержанно произнесла она. – Только не смейте надо мной смеяться, Энгус Кейр!

Он притянул ее К себе и повел в направлении автомобиля.

– Это называется давать волю рукам, – строго заметила Доминика. Они сидели в гостиной на толстом ковре, прислонясь к массивному дивану, и смотрели на огонь в камине. Здесь, на склоне горы, воздух был гораздо прохладнее, чем внизу, тем более что к вечеру небо затянуло тучами. Рядом на столике в ведерке охлаждалась бутылка вина.

Доминика держала бокал в руках, но Энгус, кажется, потерял к вину всякий интерес. Его руки лежали у нее на плечах, а длинные пальцы легко поглаживали ей шею.

– Мои руки хотели бы обхватить вас всю, но они воздержатся... на какое-то время.

– И хорошо. Потому что ужин вот-вот будет готов.

– Да, мэм. Могу я тут что-нибудь сделать?

– Можете – накройте на стол.

Доминика поставила бокал и нехотя поднялась.

– Или вы готовы забыть об ужине, который я с таким трепетом приготовила? – с притворным негодованием спросила она.

– Я вас понял, – ответил Энгус серьезно. Сейчас принесу еще вина.

Доминика обнаружила в его холодильнике множество припасов, но ужин приготовила непритязательный – макароны с сыром и салат. Пока они ели, она спросила, как он намерен справляться с хозяйством и почему не внес ни малейших изменений в обстановку дома.

– Мои вещи все еще лежат в коробках в гараже, – объяснил он. – А миссис Браун приедет только завтра. Она останется здесь на несколько дней, чтобы все распаковать и нанять несколько работников из местных.

– Значит, бесценная миссис Браун здесь с вами не поселится? Между прочим, могу подсказать ей несколько кандидатур.

– Спасибо. Но поскольку я собираюсь подолгу оставаться в городе, ее услуги понадобятся мне там. Кроме того, она не любит жить в деревне.

– А где... вы живете в городе? – спросила Доминика с любопытством и смущенно махнула рукой, – Я просто хотела узнать, в собственном доме или в квартире, у залива или…

– У залива, на северном берегу, в пентхаусе с чудесным видом на воду. А что собой представляет ваше жилище?

– В моей квартире одна спальня, окна выходят в сад, но залив не виден. – Доминика замолчала и окинула взглядом привычный интерьер своего старого дома.

– Он все же не совсем во вражеских руках, спокойно произнес Энгус.

– Я знаю. – Она заложила за уши густые пряди волос, падавшие ей на плечи.

– Но вы вдруг отчетливо осознали, что лишились его навсегда, ведь так?

– Я осознала, что чувствую себя оторванной от корней. Папа обычно любил сидеть вот здесь, где сейчас сидите вы. Воскресными вечерами мы всегда ели на ужин макароны с сыром – я даже не сразу поняла, когда их сегодня готовила, что делаю это по привычке.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, встал и подошел, чтобы помочь ей выйти из-за стола, взял за руку и повел в гостиную, усадил в уютное кресло и придвинул скамеечку для ног. Затем подбросил в камин полено и поставил в стереопроигрыватель какой-то диск.

– Музыку я распаковал сам, – застенчиво улыбнулся Энгус и разлил по бокалам оставшееся вино. – Отдыхайте, а я пока приготовлю кофе.

Комнату наполнила чарующая музыка Мендельсона.

– Какая красота, – блаженно вздохнула Доминика и, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла. Через некоторое время какой-то посторонний звук заставил ее пробудиться от грез.

– Вы в самом деле любите музыку, – констатировал он, опуская поднос на стол и присаживаясь на край скамеечки. Доминика поспешно сдвинула ноги, чтобы освободить ему место.

– Да. Так же как и вы, я полагаю. Тот африканский диск просто чудо. Некоторые его мелодии прочно засели у меня в голове.

Он засмеялся и разлил кофе по чашкам, затем откупорил бутылку коньяка и добавил понемногу в каждую чашку.

– По-вашему, мне необходимо подкрепиться спиртным? – удивилась Доминика.

– Вы сейчас выглядите намного лучше, – отметил он. – Уже не такой сосредоточенной.

Доминика осторожно сделала первый глоток.

– Как продвигается ваш бизнес? – спросил он, помолчав.

– Я продала модель костюма для аэробики в несколько магазинов спортивной одежды. Через неделю начинаем прямые поставки. – Доминика вскинула голову. – Я нанимаю новых швей и закройщиц… – Она замолчала и внезапно встрепенулась. – Завтра мне придется вставать ни свет ни заря! В девять часов люди начнут приходить на собеседование.

– Ничего страшного, – небрежно произнес он. В ночь па субботу я останусь в городе. В Ботаническом саду вечером будет концерт Моцарта, хотите пойти?

– Вы только ради этого проведете выходной в городе?

– Не только, есть еще кое-какие дела.

– Я бы пошла с удовольствием.

– Тогда я заеду за вами. Начало в восемь, значит…

– Приезжайте к шести, вместе поужинаем. Это сэкономит время. – Она внезапно зевнула и с шутливой подозрительностью посмотрела на чашку с кофе.

– Пора спать, – Энгус поднялся. – Одолжить вам тенниску?

Доминика встала и огляделась.

– Нет, спасибо, я обойдусь этим…

Она взяла со стула арабскую кашемировую шаль, которую принесла с собой из автомобиля и без которой редко куда-либо выезжала.

– Это пелерина? – спросил он шутливо.

– Не пелерина и не попона, а пашмипа, – объяснила Доминика. – Едва ли не самый красивый и полезный предмет моего гардероба. – Она пропустила мягкую струящуюся ткань сквозь пальцы, затем развернула шаль во всю длину.

– Что такое пашмина?

– Это тончайший кашемир. В этой шали кашемира семьдесят процентов, а тридцать – шелка. В наши дни у каждой элегантной дамы непременно должна быть такая шаль из пашмины, – добавила Доминика, лукаво блеснув глазами.

– Ага… Но я все же до сих пор не вполне представляю, каким образом ее надевают…

– Наподобие индонезийского саронга. – Она снова встряхнула шаль и обернула ее вокруг себя. – Вот так.

Энгус ничего не сказал, но когда Доминика подняла на него глаза, то безошибочно догадалась, что он сейчас представляет, что па ней, кроме этого куска ткани, больше ничего нет… Она быстро размотала шаль и скомкала ее в ладонях.

Энгус продолжал молчать, но невозможно было не почувствовать властную силу его мужской притягательности. Весь воздух был наполнен ею.

Очертания его лица, падавшие на лоб темные волосы, шрам над бровью, атлетически сложенное тело, воспоминания о его прикосновениях заставили ее дыхание участиться, а тело жаждать новых ласк. Она поняла вдруг, что, даже если запрется в своей спальне и ляжет в свою постель, эти ощущения вряд ли оставят ее в покое.

Доминика беспомощно разжала пальцы, и шаль скользнула на пол. Наконец Энгус заговорил, перебегая взглядом с ее волос то на губы, то на грудь:

– Мы можем решиться на это, Доминика, если только вы завтра утром не раскаетесь.

– Откуда мне знать, что будет утром?

Энгус улыбнулся, но его глаза остались серьезными.

– Если вы не уверены, давайте подождем до тех пор, пока... ваша голова не прояснится. Спокойной ночи, моя дорогая.

Он немного помедлил и, не дождавшись ответа, широко улыбнулся – слишком растерянной и разочарованной выглядела Доминика. Он шагнул к ней и легко поцеловал ее в губы.

– Идите спать, – и с этими словами вышел.

Вечером в четверг Энгус позвонил ей домой и сказал, что не успевает на завтрашний ужин в шесть часов, но, если она возьмет такси и приедет в Ботанический сад, встретит ее там.

– Хорошо, – согласилась Доминика, надеясь, что разочарование в ее голосе звучит не слишком откровенно.

– Мне очень жаль, что так получилось, Доминика. Но, – продолжал он, – я должен лететь рано утром в Сингапур. Произошло кое-что непредвиденное, и до семи у меня весьма плотный график встреч.

– Ничего страшного, – бодро ответила Доминика. – Можно встретиться на набережной… Она назвала точное место.

– Хорошо. И может быть... после концерта превратим обед в ужин?..

– Конечно. До встречи. – Она положила трубку и задумалась.

Утром в понедельник Доминика покинула «Лидком-Плейс» впопыхах. Заснула она только на рассвете, и так глубоко, что Энгусу пришлось несколько раз стучать в дверь, чтобы ее разбудить.

Доминика быстро приняла душ и, спустившись на кухню, обнаружила завтрак: ветчину, яичницу, тосты и крепкий чай. Сам Энгус тщательно побрился, его глаза жизнерадостно блестели, и весь его вид демонстрировал бодрость. Несомненно, он успел прогуляться на свежем утреннем ветерке.

А у Доминики под глазами залегли тени, она не успела накраситься, у нее ничего не нашлось, чтобы перехватить на затылке волосы, и платье на ней, естественно, было вчерашнее. И то, что это причиняло ей беспокойство, и ее страх опоздать на работу – все это его явно забавляло.

– Вы, Доминика, вряд ли жаворонок, насколько я могу судить. – Серые глаза весело блеснули.

– Ошибаетесь, – пробурчала она сердито, – и я по утрам бываю энергичной и веселой, но только не сегодня.

– Почему вы ничего не едите?

– Моя пищеварительная система еще не проснулась.

Энгус коротко рассмеялся и придвинул ее тарелку к себе.

– Попробуйте съесть хлеб с медом, – посоветовал он и принялся уплетать ее порцию яичницы с ветчиной.

Доминика уставилась на него.

– Это вы второй раз завтракаете или…

– Второй, – с готовностью согласился Энгус. У меня сегодня очень насыщенный день, и я терпеть не могу, когда что-то пропадает зря.

– Вы меня поражаете! Неужели вы все это способны съесть?

– Доминика… – Он, все еще смеясь, отложил нож и вилку. – А чего вы хотите? Чтобы я выбросил завтрак в ведро или... целовал вас до тех пор, пока вы не посмотрите на мир веселее?

Она загадочно улыбнулась и принялась намазывать масло на хлеб.

– Побыстрее доедайте мой завтрак, пока я не передумала. – Она потянулась за медом. – Через пять минут я должна выезжать.

Доминика вернулась в настоящее и огляделась.

Она разговаривала по телефону в своей спальне с темно-розовыми обоями, таким же ковром на полу, покрывалом цвета спелой клубники на двуспальной кровати с горой подушек в разноцветных наволочках. Спинка кровати, тумбочки и трюмо были старинные, красного дерева, привезенные из «Лидком-Плейс», так же как висевшие на стенах картины и высокое зеркало в углу прихожей. На тумбочке среди книг лежали альбом для эскизов и несколько отточенных карандашей, потому что вдохновение часто посещало Доминику, когда она сидела в кровати, утопая в подушках.

Доминика поймала себя на том, что поглаживает свои руки, как это делал Энгус перед тем, как они расстались в понедельник.

– Будьте осторожны за рулем, – попросил он на прощанье.

И с этими словами вложил ей в ладонь роскошный бутон кремовой розы. Горло у Доминики сжалось, а к глазам подступили слезы, хотя она сумела удерживать их до тех пор, пока не села в машину и не поехала. Тогда пара слезинок все же скатилась по ее щекам. О чем были эти слезы?

Конечно, ответ на этот вопрос был однозначным.

Но готова ли она была признать, что с каждым днем влюбляется в Энгуса Кейра все сильнее?

Следующим теплым тихим вечером она сидела на набережной недалеко от здания Оперы. Энгус опаздывал.

Доминика надела длинную прямую черную юбку и темно-синюю рубашку с короткими рукавами.

Губы она накрасила алой помадой – это было единственное яркое пятно во всем ее лице, – волосы распустила, ноги обула в легкие кожаные туфли.

Мимо спешили на концерт люди, но летели минуты, а Энгус не появлялся. Постепенно людской поток поредел и иссяк, и Доминика почувствовала себя одинокой и забытой.

Но вот он показался! Остановился в нескольких шагах от нее, и, пока они молча смотрели друг на друга, Доминика почувствовала, как все начинается снова. Одного его присутствия было достаточно, чтобы она погрузилась в сладкие грезы. Все ее чувства оцепенели под воздействием его мужской силы и взгляда внимательных пепельно-серых глаз.

Энгус шагнул к ней и, протянув руку, провел кончиками пальцев по ее щеке и подбородку. Доминика зажмурилась, поцеловала его ладонь и уткнулась головой ему в живот. Они оставались так минуту или дольше, словно все между ними было уже сказано, а то, что не сказано, блекло перед этой душевной и физической близостью.

Ощущение близости стало еще сильнее, когда они после концерта рука об руку направились к его «рейпджроверу», зачарованные не столько музыкой Моцарта, сколько обществом друг друга.

По дороге к Доминике они говорили мало, и не успели войти в дверь, как бросились друг другу в объятия. Началось все с поцелуя, долгого и томительного, который постепенно перешел в поцелуй пьянящий и пылкий, опустошающе чувственный, ставший торжеством всего плотского.

Прерывисто дыша, Энгус нетерпеливо расстегнул и стянул с ее плеч темно-синюю блузку.

Его взору предстал кружевной черный лифчик, туго обхвативший нежную грудь сливочного цвета. Он провел пальцами от ее тонкой талии вверх, а она запрокинула голову назад от удовольствия, предоставляя ему полную свободу действий.

– Ты понимаешь, что за этим последует, Доминика? – проговорил он с усилием спустя некоторое время.

Она молча взяла его за руку и повела в спальню. Там он закончил раздевать ее, поднял на руки и положил на кровать. Когда он лег рядом, Доминика вся дрожала – не от холода, а от страсти, которую они наконец выпустили на волю. Она испытывала лихорадочное возбуждение, прежде ею не испытанное, восхитительное и в то же время пугающее…

Словно почувствовав это, Энгус некоторое время сдерживал ее, бережно лаская, произнося ее имя и легко целуя, пока она не успокоилась. И тогда снова сосредоточил внимание на чувствительных участках ее тела.

Доминика упивалась его силой и нежностью и наслаждением, которое доставляла ему, не говоря о наслаждении, которое он дарил ей. Темп нарастал, и она уже едва переводила дыхание, а ласки становились все более бурными, и вот это мучительное наслаждение взорвалось, и она почувствовала себя незащищенной и истомленной восторгом. И утонула в его объятиях, радуясь тому, что все ее ощущения разделены им в полной мере…

Они поужинали в два часа ночи. Энгус оделся, а на Доминике был только шелковый пеньюар цвета ванили и под ним такая же ночная рубашка.

Она заранее приготовила ужин – куриное рагу со сладким луком и испанский салат с тунцом. Она откупорила бутылку кларета и подумала, что никогда еще так не нуждалась в бокале хорошего вина. Доминика чувствовала, что после случившегося ей уже не удастся оставаться прежней.

– Можно?.. – заговорил наконец Энгус.

Она настороженно взглянула на него из-под опущенных ресниц.

Он подхватил ее па руки и опустил на кушетку. Потом вернулся за бокалами, сел и посадил ее к себе на колени. Доминика вздохнула и отвела взгляд, впитывая в себя тепло и спокойствие, исходившие от его рук.

– Меня до сих пор не оставляет чувство, что я падаю вниз с обрыва, – пробормотал он, приглаживая ей волосы. – И это прекрасно.

Доминика закрыла глаза, испытывая громадное облегчение.

– Я чувствую то же самое. Словно я в одиночку упала с огромной высоты.

Энгус приподнял подбородок Доминики и поцеловал в губы. Она утонула в этих пепельно-серых глазах, бережно дотронулась до его шрама, затем провела кончиками пальцев по щеке.

– Не знаю, что мне с собой делать, пока тебя не будет рядом.

Он перехватил ее пальцы и поцеловал их.

– Я уеду только на три дня.

– Это все равно что тысяча лет.

– Ты права, – согласился Энгус. – Почему бы тебе не поехать со мной?

Она выпрямилась и взяла со столика бокал с вином.

– Прежде всего, у меня нет билета.

– Это я как-нибудь сумею устроить.

Она взглянула на него с некоторым сомнением.

– Сейчас я не смогу оставить работу…

– Но из этих трех дней только один будет рабочим.

– Не для меня. Мне придется работать все выходные, но главное… – Она отпила вино и снова прижалась к нему. – На самом деле у меня просто нет сил, как моральных, так и физических, чтобы ехать куда бы то ни было, тем более в Сингапур.

Он негромко рассмеялся.

– Поверь, мне самому придется собрать все силы, чтобы отправиться в путь.

Она сделала еще глоток и неожиданно спросила:

– Ты знал, что это произойдет сегодня?

– Нет. А ты?

– Нет, – медленно выговорила Доминика. – Хотя я всю неделю об этом думала.

– Возможно, мы начинаем влюбляться друг в Друга?

По ее телу пробежала дрожь, она повернула голову и взглянула ему прямо в глаза.

– Да. Да, но… – И замолчала.

– Не стоит делать поспешные выводы? – подсказал Энгус.

Она промолчала, затем кокетливо улыбнулась.

– Мне кажется, что я должна, если только во мне имеется капля здравого смысла… – она помедлила и сделала суровое лицо, – покрепче заарканить вас и дотащить до ближайшего алтаря, мистер Энгус Кейр!

Наступила мертвая тишина. Затем Энгус рассмеялся и ответил ей в тон:

– А сидящий рядом с тобой мужчина будет всегда любить тебя за эти слова.

Он привлек ее к себе и поцеловал. После этого вся скованность Доминики исчезла, и она смогла наконец съесть свой ужин. Они сидели рядом и разговаривали ни о чем. Но атмосфера была теплая и по-своему прекрасная, и эта ночь, как поняла Доминика позже, воплотила в себе суть их отношений. Непринужденное, веселое общение, которое согревало сердце, но составляло разительный контраст с фейерверком их страсти, которую они испытывали друг к другу.

– Мне надо идти, – наконец сказал он, взглянув на часы. – А ты снова ложись в кроватку. – Он встал, помог ей подняться и в который раз заключил ее в свои объятия.

– Так и сделаю, – пробормотала Доминика, переплетая пальцы на его затылке и целуя его в уголок рта. – Берегите себя, мистер Кейр.

– И вы себя, мисс Харрис. – Он погладил ее по волосам и провел руками по ее телу под тонким шелком, отчего она задышала неровно и уткнулась головой ему в плечо. У нее едва не закружилась голова от воспоминаний о том, что они совсем недавно делали в постели… В следующую секунду они одновременно отстранились друг от друга и обменялись смущенными улыбками. – Не думай, что мне легко.

– Я вообще не могу думать. – Доминика стиснула кулаки. – Не стоило тебе ко мне прикасаться.

– Я не мог устоять. – Он взял ее за руки, поднес по очереди каждую ладонь к губам, заглянул ей в глаза и произнес едва слышно:

– Я вернусь, Доминика. Ничто не удержит меня вдали от тебя надолго.

Доминика вернулась в постель и заснула почти немедленно. В десять часов ее разбудил звонок в дверь. Придерживая на груди пеньюар и пытаясь закрутить на затылке волосы, она открыла дверь.

На площадке стоял служащий из цветочного салона с огромным букетом роз – и без карточки. И самым удивительным в них помимо аромата и прохладной бархатистой прелести лепестков, были цвета – розовый, белый и клубничный, словно розы были специально подобраны в соответствии с цветовой гаммой ее спальни.

Совпадение? Доминика медленно вернулась в комнату с цветами в руках. Или продуманный выбор в ознаменование того, что здесь произошло?..

Она поставила розы в вазу, еще раз приняла душ и полетела на работу словно на крыльях.

Последние недели они все свободное время проводили вместе. Доминика открывала в Энгусе все новые и новые черты характера.

Особенное наслаждение ей доставляло узнавать подробности из его прошлого. Оказывается, несмотря на то, что учился Энгус от случая к случаю, он имел степень магистра экономики. И несмотря на свое многомиллионное состояние, он терпеть не мог, когда зря пропадала еда, и был просто одержим манией чинить все на свете.

– Ты, видимо, умеешь быстро запоминать огромное количество информации, – заметила она однажды. Было воскресное утро, они провели ночь в ее квартире после позднего ужина и танцев и теперь неторопливо вкушали поздний завтрак, просматривая газеты. Ее замечание было вызвано скоростью, с которой он прочитывал газетные листки.

Энгус поднял на нее глаза. Он сидел в одних шортах, босиком.

– Это правда. Мне повезло, что отец очень любил книги – это было едва ли не единственное его достоинство. Он выписывал их коробками – беллетристику и научные издания на всевозможные темы, – и я прочитал каждую из них.

– А как насчет музыки? От кого в тебе такая любовь к ней?

– В отце ее не наблюдалось, так что, видимо, я получил ее от матери. Но музыку любил и наш землевладелец. И еще он… – Энгус помедлил, часто спорил с отцом по поводу того, что мне нужно продолжить образование. Все предлагал отправить меня обратно в школу. Однажды он отыскал у букиниста полный комплект детской энциклопедии и подарил мне на день рождения.

Доминика смотрела на него и слово воочию видела маленького мальчика, жаждущего знаний и глотавшего любые книги, которые попадались ему под руку…

Энгус вывел ее из задумчивости:

– Как видишь, я не только джентльмен в первом поколении, но и самоучка в придачу.

– И весьма незаурядный, – заявила она.

– Насчет незаурядности ничего не могу сказать, в данный момент мне хочется проявить свою незаурядность... в совсем другой области, – пробормотал он, отбрасывая газету и пожирая Доминику глазами.

На ней была только короткая шелковая ночная рубашка цвета спелой вишни на бретельках.

Вскоре она обнаружила, что на ней уже совсем ничего нет.

– Я уже успел соскучиться, – признался Энгус, притягивая ее к себе.

– По... прошло самое большее часов шесть, заметила Доминика.

– Ты хочешь сказать, для тебя это слишком часто? – спросил Энгус, проводя ладонью по ее ноге.

– Может быть… Я, видимо, из тех девушек, кому достаточно одного раза в ночь, если ты меня понимаешь. Но если у тебя все это так серьезно, я постараюсь… – Она запнулась.

– Ко мне приспособиться? – предположил он.

Доминика увидела в его глазах опасные огоньки и поморщилась.

– Почему у меня такое чувство, что придется взять свои слова назад?

– Понятия не имею, – ответил он и положил руки ей на талию.

– Энгус, стоит тебе ко мне прикоснуться, и я забываю обо всем на свете. Где ты научился так обращаться с дамой?

– Все решает практика, мадам, – серьезно ответил он.

– Неужели ты вычитал это в книгах?

Его глаза на мгновенье вспыхнули.

– А вот это большой секрет.

Однажды вечером Энгус пришел к Доминике на ужин – она пригласила заодно и Наташу с приятелем – и застал ее в полной растерянности.

– Что-то случилось? – догадался он, как только она открыла ему входную дверь.

– У меня на кухне отключилась перемолка, – ответила Доминика полным драматизма голосом. Сточная труба забита, я не в состоянии приготовить ужин. И никто не может подсказать, кого вызывать – электрика или водопроводчика. Впрочем, они в любом случае смогут прийти только завтра.

– Доминика, успокойся, – со смехом сказал Энгус. – Я бы посоветовал тебе в первую очередь переодеться.

Доминика взглянула на себя в зеркало. На ней по-прежнему были кремовые джинсы и серо-коричневая рубашка, в которых она ходила на работу.

– Я чувствую себя беспомощной и никчемной, и это приводит меня в бешенство!

Он обнял ее за плечи и проговорил с усмешкой:

– А я-то думал, ничто и никто не в состоянии лишить тебя твоего царственного спокойствия, Доминика. За исключением меня. – Он окинул ее выразительным взглядом. У Доминики порозовели щеки.

– Мне сейчас не хватает только подобных намеков!

– Ну, а если я починю твою перемолку, могу я рассчитывать на награду?

– Э... какого рода награду? И почему ты так уверен, что сможешь ее починить?

– Готов спорить, что сумею, – усмехнулся он.

Доминика какое-то время размышляла над его словами.

– Ладно. Как насчет… Нет, пусть это будет сюрприз. Но у тебя совсем мало времени, – добавила она деловито.

– Мне ничего не остается, как согласиться на твои условия, – сказал Энгус и начал закатывать рукава сорочки.

– Ну… Может быть, вот это хоть немного облегчит твои труды? – Она привстала на цыпочки и чмокнула его в губы.

– Согласен считать это первым взносом, – заявил он, обнимая ее. – Можешь пока принять душ и переодеться.

Через десять минут он пришел к ней в спальню с бокалом шампанского и известием, что система перемалывания пищевых отходов в полной исправности.

Когда Наташа и ее приятель ушли, Доминика предложила Энгусу обещанную награду. Она показала ему, как носят пашмину, когда на теле нет никакой другой одежды, и эта демонстрация закончилась, как и следовало ожидать, глубоко за полночь.

Сонно лежа в его объятиях, она высказала предположение, что Энгусу на этот раз просто повезло поломка, видимо, была не такой уж серьезной.

Он промолчал, но в течение следующей недели починил фен, таинственным образом переставший включаться, автоответчик и видеомагнитофон, в котором внезапно пропал звук. Впрочем, он не мог не указать ей, что видеомагнитофон нуждался не столько в ремонте, сколько в правильном с ним обращении.

– О боже, именно такого мужчины мне не хватало всю жизнь! – восторженно воскликнула Доминика.

– Да уж, – снисходительно кивнул он. – Мне еще не приходилось видеть, чтобы кто-то был настолько не в ладах с техникой.

– Тогда лучше сосредоточься на вещах, которые я делаю хорошо, – посоветовала она.

Они вели этот разговор в машине по дороге в гости, куда в тот день так и не попали, потому что он круто развернул «рейнджровер» и направил его прямиком к своему дому.