Taken: , 1

2. КЕВИН

– Прошу прощения…

Мелодичное контральто бесцеремонно вклинилось между земными омарами и гигантскими креветками с Океании VI – планеты, одно упоминание о которой вызывало у иных гурманов, в особенности у ценителей морских деликатесов, рефлекторное урчание в животе.

Я оторвал взгляд от обширного меню и посмотрел на стоявшую рядом молодую женщину лет двадцати пяти. Это была стройная платиновая блондинка с ясно-голубыми глазами и приятными чертами лица; нежная белизна её кожи, светлые брови и ресницы позволяли надеяться, что цвет её волос натуральный.

– Да, мадам?

– Официант сказал, что вы предпочитаете обедать в одиночку, но так получилось, что все столики заняты, и я… Конечно, если вы возражаете, я подожду…

– Что вы! – живо запротестовал я, проявляя всё больший интерес к блондинке. Даже извечный спор между креветками и омарами как-то отошёл на второй план. – Никаких возражений. Напротив, буду польщён, если вы составите мне компанию. Присаживайтесь, пожалуйста.

– Благодарю вас, – сказала белокурая незнакомка и без дальнейших проволочек устроилась за столиком напротив меня. Похоже, она с самого начала не сомневалась в моём согласии.

По-итальянски она говорила с сильным акцентом, но бегло, а запинки в её речи свидетельствовали о смущении… Или, скорее, тут же поправил я себя, о попытке разыграть смущение, притом весьма успешной. Даже если бы я остро нуждался в уединении, у меня вряд ли повернулся бы язык ответить отказом на просьбу робкой и застенчивой девушки – к тому же такой милой и привлекательной.

– Наверное, – предположил я, – вы из новеньких? Я знаю в лицо всех пассажиров первого класса, но вас что-то не припомню. А вас не так-то легко забыть, хоть мельком увидев.

Девушка улыбнулась в ответ на мой незамысловатый комплемент. В уголках её рта образовались очаровательные ямочки.

– Я села во время последней остановки на Нью-Алабаме. Меня зовут Дженнифер… Дженнифер Карпентер.

От моего внимания не ускользнуло, что на своей фамилии Дженнифер споткнулась, но я сделал вид, будто ничего не заметил.

– Кевин Макартур к вашим услугам, мисс Карпентер, – представился я, переходя на английский. – Надеюсь, я неплохо владею вашим родным языком?

Дженнифер рассмеялась, изящно прикрыв ладошкой рот.

– Просто великолепно, – ответила она, как и прежде, по-итальянски. – Но, боюсь, моего английского вы не поймёте.

В этот момент к нашему столику подошёл официант, и, пока Дженнифер изучала меню, я сделал заказ, решив спор между омарами и креветками с Океании VI в пользу последних. После недолгих раздумий Дженнифер заказала то же самое, добавив от себя бутылку шампанского в ведёрке со льдом.

Когда официант отправился выполнять заказ, я спросил, сочтя это подходящей темой для начала непринуждённой беседы:

– Так почему же я не пойму вас? Что с вашим английским?

– Не только с моим, но и с нашим, – уточнила Дженнифер. – С языком всех моих соотечественников. Так получилось, что в Эпоху Освоения Нью-Алабама потеряла контакт с внешним миром и находилась в изоляции дольше, чем другие населённые планеты.

– Я читал об этом, – кивнул я. – Ваши предки одни из первых отправились в Свободный Поиск, а при посадке на планету оба корабля потерпели крушение. Они были оснащены двигателями с неустранимым конструктивным дефектом. Его не обнаружили во время испытаний, но в процессе длительной эксплуатации возникала десинхронизация между циклами поглощения и высвобождения… – Тут я осёкся, поняв, что ещё немного, и начну сыпать специальными терминами, вряд ли понятными моей собеседнице. – Короче говоря, у двигателей происходил «сдвиг по фазе» и они в лучшем случае переставали функционировать, а в худшем – взрывались. Просто удивительно, что вашим предкам удалось забраться так далеко от Земли, почти в самый центр Галактики.

– Вот поэтому здесь их никто не искал. Лишь через пять с лишним столетий, и то по чистой случайности, Нью-Алабама была обнаружена Сицилианским Экспедиционным Корпусом. К тому времени у нас развилась мощная аграрная цивилизация, и, хотя мы не скатились, подобно другим потерянным колониям, к феодализму, регресс был всё же значительным. Электроника была забыта, но, к счастью, мы сохранили письменность. Боясь потерять и эти крохи цивилизованности, старейшины колонистов возвели грамотность в ранг культа, детей учили читать и писать чуть ли не с самых пелёнок, пока они не годились для сельскохозяйственных работ, а их наставниками были нетрудоспособные старики. В результате с каждым следующим поколением ньюалабамцы всё больше говорили по писанному, как это принято почти во всех языках, кроме английского.

Всё, что рассказывала мне Дженнифер, я хорошо знал. Также я знал и то, что предки ньюалабамцев в большинстве своём были убеждёнными сторонниками сегрегации. Они считали, что американское общество движется к погибели из-за смешения рас, поэтому на собственные средства и пожертвования сочувствующих организовали экспедицию из двух кораблей, чтобы отыскать пригодную к жизни планету, колонизировать её и, как было сказано в их манифесте, «сохранить генофонд англосаксонской американской нации». И хотя дело было давно, ещё на заре расселения человечества по Галактике, на Нью-Алабаме до сих пор пугают детишек сказками о «грязных ниггерах», «коварных евреях», «кровожадных китаёзах» и «злобных мексиканцах».

– Формально Нью-Алабама относится к числу англоязычных стран, – между тем продолжала Дженнифер. – Однако мы терпеть не можем наших инопланетных собратьев, особенно с Земли. Эти снобы смотрят на нас свысока, как на умственно отсталых; тайком, а то и открыто, насмехаются над нашим произношением, утрируя его до крайности. «Плэ-азе, мистресс Ко-опер…» Она запнулась, щёки её слегка покраснели. – Ну… Так один нахал обратился к моей подруге.

Между нами повисло неловкое молчание. Я знал, что Дженнифер солгала, а она поняла, что я это знаю.

Обстановку разрядил официант, прикативший тележку с заказанными блюдами. Пока он накрывал стол, я украдкой разглядывал Дженнифер. Если раньше она казалась мне просто милой и привлекательной, то теперь я испытывал к ней сильное влечение, а от моей первоначальной робости не осталось и следа. Я прекрасно понимал, в чём причина этой перемены, но сейчас меня интересовало другое. Я достал из кармана ноутбук и, связавшись с главным компьютером корабля, запросил список пассажиров первого класса, севших на Нью-Алабаме. На миниатюрном экране появилось пять имён, среди которых было только одно женское: «синьорина Дженнифер Карпентер».

«Так-с», – подумал я и сделал следующий запрос, для отвода глаз. Бегло ознакомившись с полученной информацией, я выключил ноутбук, вернул его в карман и сказал Дженнифер:

– Корабль уже закончил разгон. С минуты на минуту капитан сделает официальное сообщение.

В ответ Дженнифер молча кивнула, и мы оба принялись за еду.

Поглощая салат из креветок и почти не чувствуя его восхитительного вкуса, я гадал о том, что заставило Дженнифер сесть на корабль под вымышленным именем. Само собой напрашивалось два варианта – либо она скрывалась от правосудия, либо бежала от мужа. И вернее всего первое… Но кто знает? Ведь женская душа – потёмки.

– Между прочим, – как бы невзначай заметил я. – На борту корабля действуют законы Земной Конфедерации.

Правая рука Дженнифер вздрогнула и судорожно сжала нож, которым она разрезала сочный бифштекс.

– Ну и что?

– По земным законам муж не вправе удерживать жену против её воли.

Дженнифер внимательно посмотрела мне в глаза. Её взгляд был жёстким, напряжённым… и злым.

– По нашим законам тоже, – наконец ответила она. – Но наши законы также позволяют паршивым адвокатишкам рыться в грязном белье и извлекать его на всеобщее обозрение. Особенно ушлы в этом деле адвокаты моего мужа.

– Так что вы бежали скорее от скандала, чем от своего мужа?

– Пожалуй, что да.

«Но это ещё не всё», – подумал я, однако не высказал свою мысль вслух и решил воздержаться от дальнейших расспросов. До поры до времени, разумеется.

Тихая спокойная музыка, заполнявшая просторный зал ресторана, умолкла. Ещё несколько секунд после этого слышался звон посуды и звуки человеческой речи, но затем воцарилась почти полная тишина. Официанты и метрдотели почтительно замерли, а посетители навострили уши, ожидая сообщения.

– Уважаемые дамы и господа, – раздался из невидимых динамиков уверенный, с металлическими нотками голос человека, привыкшего отдавать приказы. – Говорит Джованни де Марко, капитан трансгалактического пассажирского лайнера Итальянских Астролиний «Никколо Макьявелли». Имею честь довести до вашего сведения, что в полном соответствии с графиком полёта корабль вышел на стационарный уровень двухсот пятидесяти семи тысяч по составляющей «ц» и движется с относительной скоростью ноль целых девяносто три сотых от стандартной единицы. Следующая остановка – в секторе Дамограна через двести семьдесят шесть часов собственного корабельного времени. О начале торможения вы будете извещены заблаговременно. А пока от имени экипажа и от себя лично желаю вам приятного полёта.

Вновь зазвучала музыка, посетители возобновили прерванную трапезу, в центре зала закружили в медленном танце пары, а официанты, как и прежде, проворно лавировали между столиками, принимая заказы и разнося блюда.

– Наш капитан всегда так заумно выражается? – спросила Дженнифер.

– Так принято, – ответил я. – Заумно, но точно.

– И не совсем понятно. С какой всё-таки скоростью мы летим?

– Грубо говоря, семьдесят миллиардов километров за секунду или около двадцати семи световых лет в час. Но это верно лишь в том смысле, что через двести семьдесят шесть часов мы выйдем из овердрайва на расстоянии семи с половиной тысяч световых лет от Нью-Алабамы.

– Так вы тоже пилот?

– Помимо всего прочего. А почему вы так решили?

– Потому что термин «овердрайв» употребляют только учёные и звездолётчики… – Она запнулась: слово «звездолётчики» страшно не нравился этим самым звездолётчикам (как, впрочем, и наземникам было не по нутру, когда наш брат называл их наземниками). – Простите. Я имела в виду тех, кто непосредственно связан с межзвёздными полётами, – пилотов, астронавигаторов и прочих. Остальные же люди обычно говорят о сверхветовой скорости. А поскольку вы не похожи на учёного, следовательно, вы пилот. Ну, или кто-то в этом роде.

Я улыбнулся:

– Видимо, мне не хватает умного, вернее, заумного взгляда и остроконечной козлиной бородки, чтобы походить на учёного.

– А ещё чуточку такта, – с лёгким упрёком добавила Дженнифер; видно было, что она немного задета. – Вы насмехаетесь над моими провинциальными представлениями.

– Отнюдь, – возразил я. – У меня и в мыслях этого не было. Просто забавно, насколько распространён стереотип – и в провинциальных мирах, и даже в так называемых очагах цивилизации. Многие люди, едва лишь заслышав аббревиатуру «д. ф. н.», тотчас представляют себе этакого книжного червя в преклонных годах и очень удивляются, когда действительность не соответствует их ожиданиям.

Во взгляде Дженнифер появилось восхищение.

– Вы доктор физических наук?

– А также пилот-навигатор. Обе мои специальности тесно связаны, поскольку как физик я занимаюсь изучением виртуального гиперпространства.

Дженнифер покачала головой:

– Просто поразительно! Ведь вы не намного старше меня.

– Лет на десять. Мне уже тридцать пять, хотя, возможно, я выгляжу моложе.

– Гораздо моложе, – подтвердила Дженнифер. – И дело не столько во внешности, сколько… Даже не знаю, как это объяснить. Вы не похожи на человека, осознающего, что за его плечами почти треть жизни – может быть, лучшая треть. Чем-то вы напоминаете мне мальчишку-подростка, которому кажется, что впереди у него целая вечность.

Я хмыкнул:

– Вы не первая, кто говорит мне это. Я действительно мало думаю о времени.

– И тем не менее оно идёт, – хмуро заметила Дженнифер. – Независимо от того, думаете вы о нём или нет. С каждым прожитым годом вы оставляете позади одну стодвадцатую часть своей жизни… и это в лучшем случае.

Я внимательно посмотрел на неё и сказал:

– Видимо, время для вас очень болезненная тема.

Она кивнула:

– В той или иной степени эта тема болезненна для всех, но особенно для тех, кто тратит свою жизнь впустую… А в один прекрасный момент оглядываешься и со всей отчётливостью осознаёшь, что прошлого не вернуть.

Я понял, что моё первое впечатление о Дженнифер было ошибочно. Её хорошенькая белокурая головка, оказывается, способна на большее, чем просто носить изящные шляпки модных фасонов.

Некоторое время мы ели молча. Лишь когда был подан десерт, Дженнифер, отпив из своего бокала немного шампанского, произнесла:

– Между прочим, у вас английское имя. Но, насколько я поняла, английский язык для вас не родной. Как же так получилось?

– Прежде всего, – ответил я, – у меня не английское имя, а кельтское, оно переводится как «Кевин, сын Артура». По происхождению я кельт, а не англосакс, – это, как любит говорить мой отец, две большие разницы. Быть может, вам известно, что в древние времена ваши предки, англы и саксы, явились с континента и завоевали Британию?

– Что-то такое я припоминаю из школьных уроков истории. Однако нам говорили, что раньше в Британии жили варвары, а англосаксы принесли им культуру.

– Всё было как раз наоборот, – заметил я. – Это англосаксы были варварами, а в Британии тогда существовала довольно развитая кельто-романская цивилизация. И наступление так называемых Тёмных веков связано с уходом римлян и началом англосаксонской экспансии.

– Возможно, – не стала спорить Дженнифер. – У моих соотечественников весьма своеобразный взгляд на историю. К примеру, Авраама Линкольна у нас называют не иначе как предателем нации. В пятнадцать лет я была шокирована, когда узнала, что повсюду, кроме Нью-Алабамы, президент Линкольн считается одним из величайших политиков девятнадцатого века. И только у нас… – Она поморщилась, как будто съела что-то кислое. Видно было, что разговор о родной планете не доставляет ей удовольствия. – А вы сами родом с Земли?

– С Земли, да не с той. Мир, где я родился, называется Земля Артура.

На коралловых губах Дженнифер заиграла улыбка:

– Сын Артура с Земли Артура. Любопытное совпадение – если это совпадение… Между прочим, я никогда не слышала о такой планете.

– О ней мало кто слышал. Мои соотечественники исповедывают жёсткий изоляционизм и предпочитают не вступать в контакт с другими населёнными мирами.

– Но вы, похоже, не такой.

Я пожал плечами:

– В каждом стаде есть паршивая овца.

Дженнифер посмотрела на меня сквозь свой бокал с таким сосредоточенным видом, будто надеялась, что тонкий горный хрусталь и прозрачная пьянящая жидкость с микроскопическими пузырьками углекислоты позволят ей заглянуть мне в самую душу.

– Значит, – задумчиво проговорила она, – мы с вами два сапога пара. Я тоже паршивая овца в своём стаде.

– Вот как? И в чём это проявляется?

– Я не смогла смириться с той унизительной ролью, которую наше общество отводит замужней женщине. Я не хочу быть ничьей «половинкой» ни второй, ни даже прекрасной. Я хочу быть самостоятельной личностью и принадлежать только самой себе.

– И поэтому вы бежали от мужа?

– Именно поэтому, – подтвердила Дженнифер, а затем с жаром (видимо, выпитое шампанское дало о себе знать) добавила:

– Как жаль, что я не сделала этого раньше! Целых семь лет, всю мою юность я отдала этому… этому старому козлу… – Она сделала паузу и залпом осушила бокал. – Между прочим, я не солгала вам. Меня действительно зовут Дженнифер Карпентер… вернее, когда-то так звали. На моей родине женщина, выходя замуж, теряет не только свою фамилию, но также и личное имя – оно остаётся лишь для домашнего употребления, вроде собачьей клички. Официально я даже не Дженнифер Купер, а миссис Сэмюэл Купер – то есть, собственность мистера Сэмюэла Купера. Вот оно, хвалённое равенство полов!

Последние слова Дженнифер произнесла громко, почти выкрикнула, чем привлекла к нам внимание сидевшей за соседним столиком пожилой супружеской четы. Седовласый господин ободряюще подмигнул мне (из чувства мужской солидарности, надо полагать), а холёная дама в годах одарила нас снисходительной улыбкой – мол, милые бранятся, только тешатся.

– Боюсь, – вполголоса заметил я, – нас приняли за молодожёнов в свадебном путешествии.

Дженнифер мгновенно остыла, смущённо глянула на соседей, будто извиняясь, а затем повернулась к зеркальной стене ресторана.

– И правда, – сказала она. – Мы неплохо смотримся вместе. Вы не находите?

Я улыбнулся и утвердительно кивнул:

– Нахожу. Но ещё лучше мы смотрелись бы в центре зала, среди танцующих.

В ясно-голубых глазах Дженнифер заплясали лукавые чёртики.

– А почему бы и нет, – без лишних раздумий весело произнесла она. – Гулять, так гулять.

Taken: , 1